Полувековая годовщина смерти Ивана Андреевича Крылова, Острогорский Виктор Петрович, Год: 1894

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Полувковая годовщина смерти Ивана Андреевича Крылова.

(9 ноября 1844 года — 9 ноября 1894 года).

Девятаго ноября текущаго, 1894, года исполняется полвка со смерти писателя баснописца, своеобразнаго и единственнаго, котораго знаетъ вся грамотная Россія, и котораго басни извстны наизусть и ребенку, и старцу. Кто онъ былъ, что за оригинальный человкъ, прожившій сорокъ лтъ холостякомъ, на своей казенной квартир въ Публичной библіотек, знаютъ изъ его многочисленныхъ біографій, полныхъ анекдотовъ, изъ народныхъ чтеній, недавно изданной г. Павленковымъ его біографіи, составленной Г. Брилліантомъ, хотя никто еще до сихъ поръ не написалъ его обстоятельной біографіи. Все забыто изъ его сочиненій, писанныхъ за полвка его литературной дятельности, одн 202 его басни, написанныя за 40 лтъ (въ среднемъ по пяти басенъ въ годъ), остались наслдіемъ потомства, и взываютъ къ посильному чествованію его памяти {Желающихъ ознакомиться съ ихъ историческимъ и біографическимъ значеніемъ отсылаемъ къ интересной книг покойнаго В. . Кеневича — ‘Біографическія и историческія примчанія къ баснямъ Крылова’.}.
Родившись за четыре года до его смерти, ‘ддушку Крылова’ узналъ я еще ребенкомъ, и да позволятъ мн читатели нашего журнала, въ поминальный день 9 ноября, припомнить кое-что о моемъ отношеніи къ писателю.
1846 г.— Я, болзненный ребенокъ, еще не умющій читать, сижу на колняхъ отца. Онъ читаетъ мн наизусть басенку, и я заучиваю ее съ его словъ, повторяя за Нимъ, стараясь уловить его голосъ и тонъ, а на завтра самъ говорю ему басню. Онъ выслушиваетъ меня, повторяетъ передо мной басню, и я усваиваю произношеніе, а онъ, лично знавшій ‘ддушку’, мн, ребенку, разсказываетъ о немъ, и какъ я люблю ‘ддушку’, какъ жалю о его смерти, даже плачу у его могилы, на кладбищ Александро-Невской Лавры, куда везутъ меня поклониться ‘ддушк’…
1847 г.— Я уже бойко читаю, и мн купили книжку басенъ ‘ддушки’. Я зачитываюсь ими, и самъ заучиваю ихъ наизусть, а отецъ учитъ читать ихъ… Читаемъ и вмст: онъ — одно лицо, я — другое.
1851 г.— Я поступилъ въ 1-ю Петербургскую гимназію въ 1 классъ. Подготовленъ я плохо, но бойко читаю и знаю множество басенъ. Намъ часто диктуютъ ихъ, заставляютъ разсказывать своими словами, учить наизусть. Знаніе ихъ наизусть и умнье читать обращаютъ на меня вниманіе учителя и товарищей. Меня заставляютъ говорить ихъ.
1860 г.— Я уже студентъ Петербургскаго университета. Кружкомъ товарищей основали мы ежедневную безплатную Василеостровскую школу для бдныхъ дтей. Я въ ней — учитель объяснительнаго чтенія. И вотъ опять тотъ же ‘ддушка’. Я читаю и объясняю дтямъ басни: они заинтересованы, просятъ меня читать еще и еще, сами учатъ ихъ охотно наизусть, и на нихъ учатся языку. Басни ихъ занимаютъ: они и смются, и разсуждаютъ надъ ними…
1863 г.— Я уже кандидатъ Петербургскаго университета, но еще не оффиціальный учитель, и живу почти исключительно литературой. Покойный педагогъ . . Резенеръ, завдывавшій тогда журналомъ ‘Учитель’, помня мои уроки въ школ на басняхъ, совтуетъ мн написать статью о нихъ, освтивъ ихъ значеніе въ извстной групп. Я пишу статью для ‘Учителя’ — Воспитательное значеніе басенъ Крылова, и выбираю циклъ басенъ о труд.
1864—1867 г.— Я уже оффиціальный учитель въ только что преобразованной изъ корпуса 1-й Военной гимназіи, гд встрчаюсь, какъ съ сослуживцемъ, съ первымъ и единственнымъ у насъ знатокомъ Крылова, преподавателемъ русскаго языка и словесности, Владиславомъ еоиловичемъ Кеневичемъ, моимъ руководителемъ при первыхъ шагахъ учительской дятельности, впослдствіи другомъ. Уже нсколько лтъ спеціально занимался онъ біографическимъ и историческимъ объясненіемъ басенъ, и у него, Кеневича, научился я, какъ пользоваться языкомъ Крылов на урокахъ грамматики, какъ развивать на тхъ же басняхъ Вкусъ и выразительное чтеніе, какъ работать надъ всестороннимъ изученіемъ писателя.
1868 г. 2 февраля день знаменательный въ исторіи образованія русскаго юношества. Въ этотъ день торжественно праздновалось во многихъ учебныхъ заведеніяхъ Россіи столтіе рожденія Крылова литературными вечерами. Это былъ второй такой юбилейный вечеръ, посл перваго въ 1866 г., въ честь столтія Карамзина,— вечера, затяннаго 1-й Военной гимназіей и положившаго начало образовательнымъ литературнымъ вечерамъ для юношества. Съ какой радостью привтствовала хоромъ и апплодисментами молодежь увнчаніе бюста, какъ славно читали передъ многочисленной публикой ученики басни, какъ старались мы, преподаватели, возможно интересне и задушевне объяснить въ своихъ рчахъ передъ нашими юношами значеніе писателя. Чудный это былъ вечеръ!
Неоднократно потомъ, вотъ уже впродолженіи боле двадцати шести лтъ съ того времени, много разъ читалъ я, разбиралъ и обучалъ грамматик нсколько поколній ученицъ и учениковъ именно на басняхъ Крылова, сколько разъ приходилось мн за это время читать эти басни и солдатамъ, и народу, на такъ-называемыхъ народныхъ чтеніяхъ съ волшебнымъ фонаремъ, и всюду он возбуждали интересъ и имли успхъ и у малыхъ, и у большихъ, которые, какъ и дти, просили почитать домой ‘ддушкину книжку’. Это ли не успхъ писателя, не его величайшая гордость? Это ли не доказательство его народности и живучести въ потомств? Лтъ пять назадъ, въ одной изъ городскихъ думскихъ школъ Петербурга, по окончаніи чтенія, подошелъ ко мн сдой, какъ лунь, старикъ, и, протянувъ мн руку, сказалъ: — ‘Спасибо! все тутъ написано, какъ надо, на пользу, Иваномъ Андреевичемъ, я и его самого видывалъ!’ — эти слова для меня живой примръ, какъ чтитъ баснописца народъ.
Такъ сопровождалъ Крыловъ меня, какъ учителя, всю мою жизнь, популяренъ и плодотворенъ по своему доброму вліянію кажется онъ мн и въ школ, и среди народа вообще.
Писано о немъ было много, и о жизни, и о басняхъ, біографическія и историческія примчанія къ баснямъ Крылова — В. . Кеневича — матеріалъ неоцненный. Академія наукъ добросовстно издала въ особомъ обширномъ сборник матеріалы для Крыловской біографіи и критики. Но, не смотря на все это, личность оригинальнйшаго старца, можно сказать, совсмъ не ясна. Самъ онъ былъ человкъ лнивый, очень самолюбивый и щекотливый относительно своей личности, но крайне не любившій говорить что-либо о себ и о своемъ прошломъ, и иронически относившійся къ просмотру его біографій, составляемыхъ при жизни его почитателями. Онъ не только что не велъ своихъ автобіографическихъ замтокъ, но, при безпечности, по смерти не оставилъ ни своихъ, ни чужихъ писемъ, между тмъ какъ находился онъ въ близкихъ связяхъ чуть не со всми литературными и государственными людьми своей долговременной жизни. Умираетъ онъ почти семидесяти-семитлтнимъ старцемъ, жизнь его рзко длится на два періода: первый до 1812 г., когда онъ видлъ очень много горя, писалъ для театра, содержалъ типографію, издавалъ журналъ, ‘Почта Духовъ’, несомннно богатый сатирическимъ смысломъ, даже, какъ говорятъ, въ, своей типографіи напечаталъ извстное Путешествіе изъ Петербурга въ. Москву, Радищева, былъ страстнымъ игрокомъ въ карты, жилъ учителемъ въ дом опальнаго магната, князя Голицына. Второй періодъ съ 1812 г., когда Крыловъ, устремились библіотекаремъ въ Императорской Публичной библіотек, прожилъ на одной и той же квартир боле 30 лтъ, почти до самой смерти, вращаясь въ литературныхъ и административныхъ кружкахъ и окруженный всеобщимъ вниманіемъ и почетомъ, когда онъ стоялъ очень близко не только къ представителямъ литературы. и высокопоставленнымъ лицамъ, но даже и къ самому Двору. О первомъ період, о которомъ и самъ Крыловъ не любилъ вспоминать, не осталось почти ровно ничего, и, вроятно, весь онъ для біографіи его невозвратно потерянъ, отъ второго — его, можетъ быть, осторожные, а то и лнивые и мало-любопытные, современники почти ничего не сохранили, въ двухъ подробныхъ біографіяхъ академиковъ Лобанова и П. А. Плетнева въ сущности нтъ ничего, кром анекдотовъ о томъ, какъ Крыловъ любилъ пость, выпить, какъ остроумничалъ, какъ хитро выходилъ изъ затруднительныхъ положеній, всегда помня свой покой, какъ умлъ понравиться силъ: нымъ міра, какъ былъ популяренъ на улиц, засыпалъ посл обда въ англійскомъ клуб и т. под. В. . Евневичъ розыскахъ единственный только эпизодъ о рдкой привязанности Крылова къ бдному офицеру брату, единственному его родственнику’ а больше о Крылов мы не знаемъ ршительно ничего. Ни разговоровъ его, ни литературныхъ мнній, ни того, что думалъ онъ о тхъ или другихъ событіяхъ и людяхъ — не сохранялось почти ничего.
Однако, нельзя ли хоть по догадкамъ воскресить до нкоторой степени его личность? Какъ намъ кажется, это былъ отмченный печатью генія русскій плебей, явившійся на свтъ и воспитавшійся въ полудикой стран. Злая судьба, преслдующая русскіе, таланты, поставила его съ дтства въ невозможныя условія крайней бдности и необходимости пробивать себ дорогу самому, безъ всякой посторонней помощи. Долго и безуспшно бродилъ онъ по свту, безъ образованія и нравственной поддержки, терпя безпрестанно крушенія въ своихъ начинаніяхъ въ жестокое время конца прошлаго столтія. Что онъ испыталъ — мы не знаемъ, но съ нкоторою достоверностью можно предположить, что къ 1812 г., когда онъ нашелъ свое призваніе и прежде всего скромный теплый уголь, гд могъ успокоиться уже 44 лтъ отъ роду отъ всего пережитаго, это уже былъ скептикъ философъ, иронически, недоврчиво и очень осторожно смотрящій на жизнь, дорожащій теплымъ угломъ и личною безопасностью. Непосредственный философъ, мало знакомый съ общественными и политическими горизонтами европеизма, онъ, одиноко старющій холостякъ, про себя понималъ смыслъ русской жизни, и, какъ Кантемиръ, на-строго наказалъ своему уму хранить про себя истину, которую только иногда, безъ ущерба себ, въ форм наивной басенки, высказывалъ современникамъ. Т читали и между строкъ, прославляли Крылова, не мшая его благосостоянію, а онъ, замкнувшійся въ себ, спокойно, но не безъ хитрой ироніи, наблюдалъ теченіе временъ. Крыловъ и по жизни, и по своимъ сочиненіямъ,— единственный, совсмъ своеобразный, русскій философъ, русскій Горацій золотой середины, но, какъ и Горацій, безсмертный по чудной литературной форм, языку и житейской мудрости, которая, въ нкоторыхъ его басняхъ, какъ и въ сочиненіяхъ Горація, не всегда, оказывается состоятельной передъ лицомъ нелицепріятной исторіи и строгой науки.
Крыловъ, Аксаковъ, Гоголь, Кольцовъ — это, въ сущности одна фракція русскихъ талантовъ, Пушкинъ, Лермонтовъ, Грибодовъ — представители интеллигентнаго движенія, европеизма по отношенію его къ русской, не культивированной жизни, Крыловъ и другіе — это непосредственные люди, говорившіе дивныя истины, но часто не ясно сознававшіе, что они говорятъ. Не будучи вождями умственнаго движенія, передоваго и общечеловческаго, они суть хранители непосредственнаго здраваго смысла и безъидейнаго отношенія къ современности. Это простые русскіе люди, съ недовріемъ ко всему новому, созданному систематически критическимъ умомъ, даже къ самой наук и ея дятелямъ. Отсюда эти странныя. для насъ басни, какъ — Водолазы, Огородникъ и философъ, Червонецъ, Сочинитель и разбойникъ, Ларчикъ и др., появленіе которыхъ было всего неумстне въ то время, когда и безъ того-то бдная русская наука, длавшая только первые робкіе шаги въ невжественной стран, не находилась въ авантаж въ правящихъ сферахъ, и, какъ ни старались облить эти наивныя басни покойные Кеневичъ и академикъ Гротъ, все же нельзя не пожалть, что, среди чудеснйшихъ басенъ, которыхъ безспорно громадное большинство, есть и эти, гд за обычными красотами народнаго языка, милымъ юморомъ, отдльными сценами и типами, скрываются такія наивно-дтскія и неумстныя въ данное время мысли.
Заслуга Крылова не въ нихъ, немногіе художественные грхи предковъ прощаетъ благодарное потомство, исторически изучившее условія ихъ жизни и характеры. Обленные исторической критикой, переходятъ они въ потомство, и оно все-таки не мало пользуется и черезъ много лтъ ихъ лучшими образами, мыслями и чувствами. Таковъ и Крыловъ въ настоящее время, такимъ и цлые вка будетъ жить онъ въ народ, въ школ и въ обществ. Оно будетъ пользоваться его баснями и отдльными выраженіями, какъ пословицами, аргументами простой житейской мудрости и человчности. Никто теперь не читаетъ его плохихъ пьесъ, даже и лучшихъ съ нападками на французоманію, рдкій раскроетъ его журналъ — ‘Почта духовъ’ гд, однако, немало свтлыхъ мыслей и здороваго сатирическаго яда. Съ неудовольствіемъ встрчаемся во многихъ чудесныхъ басняхъ — напр. Оселъ и соловей, Парнасъ, Вельможа и др.— съ отжившими классическими ‘музами, аврорами, зевесами, зефирами, адскими богами — эаками’ и т, п. побрякушками отшедшаго въ вчность ложнаго классицизма. Но за всмъ этимъ, чего условность легко объясняется краткими примчаніями, передъ нами своеобразный русскій животный эпосъ, съ баснями, рисующими русскую жизнь или прямо, или ввид граціозной прозрачной аллегоріи. Не говоримъ уже о громадномъ моральномъ значеніи длиннаго ряда басенъ о честномъ производительномъ труд не изъ-за одного хлба, но для своей родины, человчества, потомства. И почти нигд педантической морали, всюду шутка, добродушный юморъ, подчасъ грустная дума… Всюду сочувствіе къ слабому, несчастному, бдняку, простаку, попавшему въ бду, везд Крыловъ на сторон ума, здраваго смысла, правды жизни частной и общественной, нигд пощады ни эгоисту, ни ловкачу, врод лисы, ни безсердечному богачу, ни сухому скряг, ни лицепріятному судь, ни глупому или надменному вельмож, ни самодовольному глупцу, ниже самому царю, дурно правящему народомъ. Всмъ воздано по заслугамъ, и всякій порокъ и глупость бичуется смхомъ въ простот сердечнаго юмора непосредственнаго старца мудреца. Говорить ли о дивномъ язык, составляющемъ цлый лексиконъ и грамматику, остающемся врнымъ народности, на что всегда и указывается въ Крылов, какъ на величайшее, вчное и національное достоинство его поэзіи? Вс эти указанныя достоинства, при немногихъ недостаткахъ Крылова, источникъ которыхъ надо искать въ условіяхъ времени и личности писателя, недостаточно серьезно образованнаго и наивнаго врага всего иностраннаго, наноснаго, и заставляютъ радоваться тому, что исполненіе пятидесятилтія со дня его смерти дастъ возможность по всей Руси свободно и дешево печатать его басни, и такимъ образомъ дать ихъ всмъ русскимъ дтямъ и народу. Пожелаемъ же, чтобы каждый изъ нашихъ читателей, по мр силъ и возможности поспособствовалъ съ своей стороны возможно боле широкому распространенію и въ городахъ, и въ деревняхъ, собраній басенъ этого популярнйшаго русскаго писателя самородка, широкое знакомство. съ которымъ будетъ способствовать повсюду какъ усвоенію чистаго русскаго языка, такъ и прекраснйшихъ образовъ животныхъ и людей, не говоря уже о разнообразіи добрыхъ мыслей и чувствъ.

Викторъ Острогорскій.

‘Міръ Божій’, No 11, 1894

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека