Морлей о литературе, Острогорский Виктор Петрович, Год: 1894 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

МОРЛЕЙ О ЛИТЕРАТУР.

(Воспитательное значеніе литературы. Рчь студентамъ Лондонскаго ‘Общества распространенія университетскихъ знаній’, сказанная во дворц лордъ-мэра. Джона Морлея. Изд. ‘Народной Библіотеки’, В. И. Маракуева. Москва. 1894, стр. 31).

Читатели ‘Міра Божьяго’ уже знаютъ о возникшемъ за послднія 20 лтъ въ Англіи великомъ просвтительномъ движеніи, имющемъ ввиду распространеніе въ масс высшихъ научныхъ знаній,— движеніи, привлекающемъ къ публичнымъ популярнымъ чтеніямъ самыя лучшія научныя силы страны. Настоящая лекція, прочтенная однимъ изъ знатоковъ предмета, извстнымъ авторомъ обширныхъ, переведенныхъ и на русскій языкъ, монографій:— Дидро, Вольтеръ и Руссо, Джона Морлея,— образецъ того, что и въ какой форм предлагается въ Англія на публичныхъ чтеніяхъ,— для русскаго читателя иметъ интересъ и по самой тем Ни для кого не новость, что одинъ изъ недостатковъ нашего настоящаго общественнаго воспитанія есть именно недостатокъ воспитанія литературнаго. Всюду раздаются не безъосновательныя стованія на то, что у насъ мало читается серьезныхъ литературныхъ книгъ, замчается почти отсутствіе основательныхъ критическихъ и историко-литературныхъ работъ, и даже поразительный упадокъ вообще литератрнаго изложенія. И въ обществ нердко приходится встрчаться съ крайне легкомысленнымъ отношеніемъ къ литератур, особенно къ словесному искусству — поэзіи, какъ къ чему-то второстепенному, мало полезному, безъ чего, за практическою дятельностью, можно, пожалуй, и обойтись. Вотъ почему весьма интересно посмотрть, что думаютъ объ этомъ люди, какъ Морлей, компетентность коихъ въ такомъ вопрос не можетъ быть подвержена сомннію.

Какъ видно, вопросъ о значеніи литературы въ дл воспитанія и въ Англіи представляется для многихъ не совсмъ ршеннымъ въ смысл положительномъ. Практическая, торговая и промышленная нація не особенно, повидимому, расположена удлять въ своемъ развитіи много времени литератур, и Гербертъ Спенсеръ въ своей книг Воспитаніе умственное, нравственное и физическое {Эта книга была переведена у насъ нсколько разъ и вышла во многихъ изданіяхъ. Ред.} на первыя мста ставитъ: знанія для самосохраненія (физіологію), для пріобртенія средствъ къ жизни (техническія производства, математика, физика, химія), обязанности родителей и благосостояніе семьи (физіологія и психологія), подготовку къ роли гражданина (исторія),— и только послднее мсто удляетъ воспитанію эстетическому, литературному, скрашивающему жизнь наслажденіемъ искусствомъ. Недаромъ въ той же Англіи пришлось выступить такимъ горячимъ адвокатомъ за искусство и литературу извстному покойному писателю — Ипполиту Тэну, который въ блестящей рчи объ университетскомъ (образованіи указываетъ на великую роль искусства какъ самостоятельную, въ смысл облагороженія человка и выведенія его изъ узкаго круга эгоизма и практической повседневности, такъ и вспомогательную, какъ помощь психологіи и исторіи человческаго духа {Прекраснйшую рчь Тэна читатель найдетъ въ полномъ ея вид въ сборник Юманса Новйшее образованіе, относящійся же только къ искусству отрывокъ напечатанъ въ приложеніи къ изд. ‘Филологическими Записками’ книжк въ перевод Чудинова философія искусства, И. Тэна. Ред.}.

Поэтому-то всему даже и такой авторитетъ, какъ Морлей, не безъ колебаній, какъ говорить онъ въ начал лекціи, согласился принять предложеніе предсдателя Общества, считаемое лекторомъ за величайшую для себя честь, такъ какъ, по мннію послдняго, это просвтительное движеніе есть въ настоящее время самое важное изъ всхъ увлекающихъ англійскую націю. Указывая на опасенія нкоторыхъ скептиковъ, будто занятіе науками, предлагаемое нын Обществомъ, охладить ремесленника къ своему ремеслу, и что онъ, по меньшей мр, захочетъ быть конторщикомъ, будто, какъ говорятъ и въ Сверной Америк, большинство практическихъ неурядицъ есть результатъ именно знакомства съ высшимъ образованіемъ,— лекторъ замчаетъ, что ‘распространеніе столь нездоровой идеи, будто научное знаніе не должно длаться достояніемъ рабочаго сословія, ни въ какомъ случа не можетъ быть приписано литератур‘ (стр. 5). Съумли же аинскіе граждане любить красоту и оставаться простыми въ своихъ вкусахъ и развивать свой умъ, не утрачивая мужества. Правда, все это достигалось ими, благодаря рабовладнію, но ‘у насъ, къ счастью, дло обстоитъ совершенно иначе. Вс мы, боле или мене, находимся на одномъ уровн. Наша цль — сдлать идеи о простот и красот, о развитіи ума достояніемъ и тхъ, которые служатъ обществу своимъ чернымъ тяжелымъ трудомъ’. Что же касается мннія, будто занятіе науками уменьшаетъ способность принимать участіе въ длахъ практическихъ, создаетъ только мечтателей и теоретиковъ, то оно, по мннію лектора, самымъ блестящимъ образомъ опровергается примрами многихъ лучшихъ государственныхъ людей, администраторовъ и всякихъ практическихъ дльцовъ, въ числ коихъ, особенно въ Англіи, насчитывается не мало воспитанниковъ самыхъ лучшихъ учебныхъ заведеній и ‘самыхъ завзятыхъ книжниковъ’. Что же касается собственно ‘литературы’, которой, въ одинъ изъ семестровъ публичныхъ чтеній, изъ 56 курсовъ въ Кембридж было посвящено 10, а изъ 31 курса въ Лондон 7, то, по мннію лектора, такъ оно и должно быть, ибо, хотя народъ и тяготетъ по преимуществу къ воспитанію политическому, экономическому, техническому и коммерческому, по отнюдь нельзя оставлять людей въ пренебреженіи воспитанія душевнаго, моральнаго, эстетическаго, такъ какъ человкъ, кмъ бы онъ ни былъ, чмъ бы ни занимался, долженъ благородно развить въ себ человка. Вотъ тутъ-то и является потребность ‘воспитанія симпатій и воображенія, оживленія нравственной чувствительности, расширенія моральнаго кругозора — словомъ, культивированіе въ насъ идеала, столь необходимаго въ современной культур, научной по методу, раціоналистической по духу и утилитарной по своимъ цлямъ’ (стр. 11). Само собой, одна литература еще не сдлаетъ хорошаго гражданина и не замнитъ жизни и дйствія, конечно, воспитаніе человка, по выраженію Брка, больше всего создается самоотреченіемъ и дисциплиной, примрами добра и справедливости, ‘но вдь и кипа книгъ — прибавляетъ Морлей,— если он хорошо подобраны, помогаетъ намъ подойти къ этой дисциплин, мн разъясняютъ намъ, что лучше, он пробуждаютъ въ насъ божественную мысль, он приводятъ насъ къ сознанію того, что есть лучшаго въ другихъ и въ насъ самихъ’. ‘Но для того, чтобы чтеніе могло служить такимъ великимъ цлямъ, нужна привычка и умнье читать, размышляя, понимая и запоминая,— привычка все оживляющая и пробуждающая, которая не является у человка сразу, какъ онъ родился, но развивается постепенно, какъ и другія высшія способности’. Эту-то привычку совтуетъ Морлей своимъ разношерстнымъ слушателямъ развивать въ себ, удляя только по получасу ежедневно на хорошее и интересное чтеніе, что въ конц года составитъ цлый прочный капиталъ, предполагая, что въ ¹/₂ часа можно легко прочесть отъ 15—20 страницъ. ‘И сколько счастливыхъ минутъ,— восклицаетъ лекторъ,— какую поддержку въ трудныхъ обстоятельствахъ, сколько мудрости дадутъ вамъ и въ остальные дни вашей жизни эти накопленныя вами сокровища!’ А для того, чтобы книга могла стать, такъ сказать, нашей собственностью, и даже, быть можетъ, дать полезный совтъ для большинства изъ насъ, слдуетъ, для лучшаго пониманія и запоминанія, по мннію лектора, подчеркивать при чтеніи важнйшія руководящія мысли и мысленно повторять себ прочитанное, причемъ большая часть хорошихъ книгъ должна быть прочитана раза по два, а художественные образцы (что всего важне) стоитъ прочесть тысячу разъ, ‘Большая ошибка думать, что, если вы прочли образцовый отрывокъ разъ, два, или даже десять разъ, вамъ уже нтъ надобности заглядывать въ него. Такъ какъ это образецъ, то вы должны сжиться съ нимъ и сдлать его частью вашей повседневной жизни’.

Обращаясь къ столь многихъ теперь интересующему вопросу о томъ, что же именно читать, затронутому нын и у насъ въ Россіи, Морлей не придаетъ особеннаго значенія тому списку обязательно, напримръ, ста книгъ, который съ легкой руки Леббока циркулировалъ за послднее время по всему свту. Совершенно справедливо полагаетъ онъ, что ‘большинство ихъ едва ли укрпить современнаго человка нравственно, или даже доставитъ наслажденіе, такъ какъ нкоторыя изъ наиболе извстныхъ книгъ часто мене всего заслуживаютъ прочтенія, ибо слава ихъ была обязана тому, что он выполнили то, въ чемъ ощущалась потребность именно въ ихъ дни. Задача ихъ была выполнена, и произведеніе утрачивало свое значеніе. Рабское же, исключительное, слдованіе какому-нибудь изъ такихъ списковъ можетъ даже, по мннію лектора, принести положительный вредъ, способствуя созданію типа верхогляда, исполненнаго огромнаго самомннія’. ‘Задача чтенія отнюдь не въ погруженіи во все когда-либо написанное умными людьми, а въ томъ, чтобы пробудить умъ, направить его, сдлать боле тонкимъ, развить его способности для пониманія и усвоенія знаній, дать ему власть надъ его способностями, развить прилежаніе, гибкость, методичность, критическую точность, проницательность, ловкость, и умнье выражаться. Вотъ задачи интеллектуальнаго воспитанія, которыя должно преслдовать литературное воспитаніе’.

Говоря о необходимости изучать литературу и по вопросамъ, и по авторамъ, и по отдльнымъ произведеніямъ, лекторъ совершенно предоставляетъ порядокъ этого изученія благоусмотрнію каждаго, но совтуетъ обращать особенное вниманіе на изученіе личностей тхъ великихъ поэтовъ, ‘которые проходятъ черезъ исторію, подобно громкому трубному звуку и подобно звону мечей, которые онъ какъ бы держитъ въ своихъ рукахъ’. Эти личности такъ же интересны, какъ и ихъ произведенія, и сближеніе съ такими людьми согрваетъ и зажигаетъ душу.

Отвергая педантическое слдованіе выбору книгъ, Морлей не особенно стоитъ и за извстный порядокъ, за чтеніе въ извстной связи, за раскрытіе книги только съ одной опредленной цлью и опредленными ожиданіями,— на что, къ слову сказать, такъ падки наивные люди, всюду требующіе указки. Онъ очень хорошо знаетъ, что разъ человкъ заложилъ въ себ однажды хорошія и систематическія привычки чтенія, все, что бы онъ ни читалъ, найдетъ у него и надлежащее мсто. И если интеллектъ у него въ добромъ порядк, онъ повсюду отыщетъ себ подходящій и питательный матеріалъ {Впрочемъ, на запросъ, что читать въ области чистой литературы, лекторъ рекомендуетъ Выборъ книгъ Фридерика Гаррисона (Frederic Harrison’s The Choice of Books). Ред.}.

Послдняя часть лекціи (боле трети) занята выясненіемъ понятія ‘литература’, съ которымъ считаемъ нелишнимъ ознакомить читателя подробне. По одному писателю (Эмерсону), литература — это воспоминаніе о наилучшихъ мысляхъ. По другому: подъ литературой мы разумемъ записанныя мысли и чувства разумныхъ мужчинъ и женщинъ, приведенныя въ такой порядокъ, чтобы дать удовольствіе читателю. Гретій повствуетъ, что ‘задача изучающаго литературу — узнать лучшее изъ того, что думалось въ мір’. Но вс эти, по мннію лектора, немножко ‘тщеславныя’, опредленія, Морлей предлагаетъ дополнить слдующимъ, замчательно мткимъ и глубокимъ, отвтомъ на вопросъ: что такое классическое?— хотя, повидимому, и не совсмъ тождественный съ тмъ, что такое литература: ‘Литература состоитъ изъ совокупности классиковъ въ истинномъ смысл этого слова, а классикъ, по опредленію Сентъ-Бва, есть писатель, который обогатилъ человческій духъ, который, дйствительно, положилъ что-нибудь въ его сокровищницу, который открылъ несомннную моральную истину, или проникъ въ какую-нибудь вчную страсть въ томъ самомъ человческомъ сердц, гд, повидимому, все уже узнано и изслдовано, классикъ — это тотъ, кто произвелъ на свтъ свою мысль и свое наблюденіе, или сдлалъ свое изобртеніе, все равно, въ какой форм, лишь бы это было велико, широко, проницательно, разумно и красиво само въ себ, классикъ тотъ, кто говоритъ ко всмъ національностямъ на своемъ собственномъ язык, но этотъ собственный языкъ таковъ, что онъ въ то же время языкъ каждаго, и этотъ языкъ одновременно и старъ, и новъ, и современенъ всмъ-вкамъ’.

Прекрасно также высказался по тому же предмету другой, умершій въ 1872 г., французъ Дуданъ. ‘Литераторъ,— говоритъ онъ,— это существо, собственно говоря, очень странное. Онъ не смотритъ на вещи своими глазами, онъ не иметъ своихъ собственныхъ впечатлній, мы даже не можемъ открыть той творческой силы, которая имъ движетъ. Литераторъ — точно дерево, къ которому привиты и Гомеръ, и Виргилій, и Мильтонъ, и Петрарка, поэтому-то и выросли на этомъ дерев цвты, которые не натуральны, и въ то же время не искусственны. Наука придала литератору нкоторую долю мечтательности Ренэ, вмст съ Гомеромъ заглянулъ онъ на Троянскую равнину, и его мозгъ какъ бы озарился свтомъ греческаго неба. Онъ немного позавиствовался и меланхолическими красками у Вергилія,— точно бродилъ съ нимъ вмст по Авентинскимъ холмамъ. Онъ смотритъ на міръ глазами Мильтона, сквозь сдые туманы, и глазами Данте, сквозь прозрачный и жаркій воздухъ Италіи. Изъ всхъ этихъ красокъ онъ составляетъ для себя краску, единственную въ своемъ род и принадлежащую только ему одному, и отъ всхъ очковъ, которые онъ носилъ, идя къ реальному міру, образовалось нчто такое особое, своеобразное, свое, что оно сообщило творчеству литератора его собственную, оригинальную, окраску’.

Такимъ образомъ, литература заключаетъ въ себ только т, немногія, книги, ‘гд нравственная истина и человческая страсть затрогиваются съ извстной широтою, здравомысліемъ и привлекательностью формы. Такія книги знакомятъ человка съ разнообразнйшими видами и переходами человческаго разума, съ стремленіями нашего сердца, съ случайностями и превратностями, обрушивающимися на человка, съ идеалами добра и счастія. И вс поэты, и драматурги, и юмористы, и сатирики, и романисты, и великіе проповдники, и моралисты, и великіе ораторы политическіе — вс они принадлежатъ литератур только по стольку, по скольку они учатъ насъ познавать человка и человческую натуру. И литература, въ истинномъ и строгимъ смысл — вовсе не тотъ безсодержательный элегантный пустякъ, который такъ часто ошибочно съ нею смшивается’, литература, — это единственно только то, что ‘дйствительно, и систематически, воспитываетъ наше воображеніе и симпатіи, творческую и всякаго рода нравственную отзывчивость. Книги — вовсе не продукты случая или каприза, и, чтобы понять автора, нужно, по словамъ Гте, узнать его страну и вкъ (wer den Dichter will verstehen, muss in Dichteres Lande gehen). И какъ натуралистъ связываетъ возникновеніе, развитіе и распредленіе по земл растенія съ климатомъ и почвой, съ великими перемнами геологическими и океаническими,— такъ и читатель долженъ уразумть, какъ въ художественномъ произведеніи и идеи, и вкусы, и чувства, и творческая сила и юморъ, и лица, и сама изобртательность,— какъ вс они вліяли и видоизмнялись, въ каждомъ историческомъ період человческой природы, въ связи со всми разнообразными перемнами, которыя время и обстоятельства постоянно производятъ въ человческомъ обществ’. Поэтому-то Морлей и относится съ величайшимъ сочувствіемъ къ тмъ лекторамъ литературы, которые стараются представить жаждущей знанія масс величайшія художественныя явленія не иначе, какъ въ извстной систем, метод, въ связи съ литературами другихъ народовъ, и вводятъ литературы въ кругъ обязательныхъ предметовъ университетовъ Кембриджскаго и Оксфордскаго, такъ какъ человкъ образованный непремнно долженъ имть общее понятіе о теченіи великихъ вншнихъ событій исторіи европейской. Точно также образованный человкъ долженъ имть общее понятіе обо всхъ тхъ внутреннихъ идеяхъ и настроеніяхъ, которыя имютъ свое выраженіе въ литератур. Такое изученіе литературы неминуемо ведетъ читателя и къ изученію самой важной стороны исторіи, ея психологической и соціологической основы, а знаніе литературы даетъ вмст съ тмъ прочность и основу характера, показываетъ почву, на которой стоимъ мы сами, создаетъ солидную опору для опыта, такъ сказать, учитъ насъ, гд и какъ мы сами живемъ, предохраняетъ насъ отъ заблужденій и неожиданностей.

Переходя затмъ къ такъ называемому сочинительству, къ страсти авторствовать во что бы тони стало, чмъ особенно отличается, и особенно у насъ въ Россіи, наше время, когда сочинять и печататься не только въ проз, но и въ стихахъ, лзетъ всякій безграмотный неучъ, Морлей безпощадно громитъ этихъ несчастныхъ, которые тратятъ дорогое время самымъ непроизводительнымъ образомъ, какой только можетъ придумать человческій разумъ, и только для того, чтобы въ самомъ лучшемъ, рдкомъ, случа стать чуть-чуть выше самой заурядной посредственности. ‘Умоляю васъ,— слезно молитъ лекторъ своихъ слушателей,— ради Бога, не вс стремитесь къ авторству!’ — и даже выражаетъ сомнніе въ пригодности и полезности иногда практикующагося въ школ, въ черезчуръ широкихъ размрахъ, писанія отдльныхъ этюдовъ и, такъ-называемыхъ, сочиненій. ‘Вы — говоритъ онъ — перве всего должны воздйствовать на умъ, и притомъ, отнюдь не однимъ практикованіемъ литературныхъ пріемовъ на бумаг, ибо далеко не всякій можетъ распоряжаться мощной римой величайшихъ, мастеровъ человческой рчи, но всякій развитой человкъ можетъ разумно убдиться, знаетъ ли онъ то, о чемъ онъ думаетъ, и нашелъ ли онъ подходящее для мысли слово. Если же кто уже ршительно чувствуетъ въ себ внутреннюю, искреннюю, неотступную, потребность писать, тотъ долженъ знать, что для этого нужно прежде всего выучиться говоритъ точно, а слдовательно, и правильно,— лучшее же средство сдлать свой языкъ мощнымъ и правильнымъ — это воспитать въ себ высокія и благородныя чувства. И гораздо практичне и разумне поступятъ люди, если, вмсто того, чтобы чрезмрно упражняться въ писательств, безъ истиннаго, рдкаго, призванія, на свои собственный страхъ, будутъ стремиться только къ точности и будутъ старательно, съ открытой душой и бодрствующимъ окомъ, старательно изучать великіе, образцы человческаго слова, стараясь если уже что, по необходимости, или неотступной потребности, и придется писать, свято блюсти правильность и характеръ своего родного языка, который, повидимому, какъ и у насъ въ Россіи, подвергается и въ Англіи въ настоящее время порч ‘подъ вліяніемъ простонародныхъ тривіальностей, наклонности къ эстетическимъ аффектаціямъ и безобразныхъ заимствованій изъ иностранныхъ газетъ’. Этотъ упадокъ серьезнаго литературнаго чтенія, страсть къ сочинительству и порча языка — все это вмст вызываетъ у лектора обращеніе къ учителямъ словесности. ‘Я надюсь,— говорить онъ,— что учителя словесности научатъ васъ культивировать золотое искусство — строго придержаться такого языка, на которомъ истина можетъ быть высказана лучше всего. Рчь сильна больше всего своей естественной силой, а не напыщенной декламаціей. Выраженія безхитростныя, безъ всякой аффектаціи и манерности, безъ всякаго признака того чрезмрнаго честолюбія, которое, къ несчастью, стремится быть выше себя, какъ въ прозаическихъ сочиненіяхъ, такъ и во многомъ другомъ — вотъ настоящіе признаки хорошей литературной рчи’.

Такимъ-то образомъ, Морлей задачу литературнаго воспитанія ставитъ отнюдь не въ бьющей въ глаза энциклопедіи, не въ составленіи какого-то альбома изящныхъ выраженій, а въ созданіи человка и гражданина. Литература вовсе не состоитъ въ знаніи формъ, въ описи книгъ и авторовъ, не въ подъискиваніи рифмъ, и созвучій, не въ причудливыхъ и хитрыхъ варіаціяхъ стихотворныхъ размровъ и закругленныхъ и вылощенныхъ періодахъ. Все это, пожалуй, знать и полезно, но не во всемъ этомъ сила, не здсь цль. Разумный человкъ, говорить Платонъ, будетъ цнить высоко только такія знанія, которыя длаютъ душу благоразумне, которыя украшаютъ ее мудростью и справедливостью,— вс же остальныя цнитъ онъ мене. Литература-то тмъ и велика, что она — одно изъ средствъ, и притомъ, одно изъ самыхъ мощныхъ, для образованія характера, для того, чтобы сдлать насъ людьми, вооруженными разумомъ, укрпленными знаніемъ, украшенными стойкостью и мужествомъ, вдохнуть въ насъ общественный духъ и ту гражданскую, политическую добродтель, которую англичане считаютъ самымъ лучезарнымъ украшеніемъ человческаго ума. Читать, по словамъ Бэкона, нужно не для того, чтобы противорчить или отвергать, и не для того, чтобы только слпо врить и принимать читаемое за непреложную истину,— не для того, наконецъ, чтобы находить матеріалъ для бесды,— во для того, чтобы взвшивать и размышлять,— а мы, съ своей стороны, добавимъ — и для того, чтобы благородно наслаждаться высокими мыслями въ прекрасной форм. Въ наиболе же желательномъ единеніи нашемъ съ мудрыми мыслями и добрыми чувствами, боле, чмъ всякія другія занятія, помогаетъ намъ именно литература,— потому-то и въ заключеніи своей прекрасной лекціи Морлей еще разъ серьезно рекомендуетъ эту литературу интересу и вниманію своихъ многочисленныхъ, разнообразныхъ, всесословныхъ слушателей всякихъ возрастовъ, пола и состояній, столь счастливыхъ тмъ,— добавимъ мы,— что пришло, наконецъ, время, наканун XX вка, когда серьезныя знанія, дотол доступныя только немногимъ привилегированнымъ счастливцамъ, широко проповдуются всему англійскому народу, да еще такими свтилами науки, какъ Морлей.

Викторъ Острогорскій.

‘Міръ Божій’, No 8, 1894

МОРЛЕЙ О ЛИТЕРАТУР.

Читайте также: