Викт. Михайловскій.
‘Русская Мысль’, No 11, 1884
Алексей Феофилактович Писемский. Критико-биографический очерк С. А. Венгерова, Михайловский Виктор Михайлович, Год: 1884
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Алексй еофилактовичъ Писемскій. Критико-біографическій очеркъ С. А. Венгерова. Извстный французскій писатель Пьеръ Веронъ, въ своей умной разсмотрнной нами (см. ‘Беллетристика’) книжк ‘Paris qui grouille’, говоритъ, между прочимъ, нижеслдующее объ эпидеміи литературнаго сплетничества: ‘Едва успетъ испустить послдній вздохъ какой-нибудь извстный литераторъ, художникъ, музыкантъ, какъ начинается мелкая возня по всей линіи. Бгутъ къ швейцарамъ домовъ, гд жили покойники, развдывать о мелочныхъ подробностяхъ ихъ повседневной жизни, выспрашиваютъ лакеевъ, обшариваютъ углы шкафовъ, нюхаютъ въ кострюляхъ, забираются въ ихъ уборныя, приподнимаютъ занавсы алькововъ. Другіе, съ такимъ же рвеніемъ, кидаются въ погоню за клочками бумаги, валяющимися въ ящикахъ, за обрывками записокъ… и, подъ предлогомъ ознакомленія насъ съ выдающимися личностями, пускаются въ неприличныя разоблаченія. На нашъ взглядъ, это крайне прискорбный обычай. Буало въ свое время протестовалъ противъ тхъ, кто, ‘дабы почтить мертвецовъ, лишалъ жизни живыхъ’. Нынче же, ради потхи живыхъ, не задумываются опозоривать покойниковъ. Туда сюда еще, если бы это могло послужить къ чему-нибудь, если бы приносило хотя какую-нибудь пользу исторіи литературы или искусства! Ничуть не бывало. Скажите, какой толкъ для исторіи отъ свдній о томъ, что господинъ ‘такой-то’ объдался капустномъ супомъ или заигрывалъ съ горничными. Меня,— публику,— можетъ интересовать лишь то, что касается его произведеній, что можетъ выяснить мн вложенную въ нихъ авторомъ идею, что можетъ облегчить мн его пониманіе. Такъ въ былые годы и понимала критика свои обязанности. Теперь все измнилось…’ Все сказанное относится слово въ слово къ намъ, русскимъ, вообще, и какъ нельзя лучше примнимо къ книжк г. Венгерова, въ частности. На 1, 2 и 3 страницахъ своего очерка г. Венгеровъ говоритъ, что, съ разршенія супруги покойнаго Алекся еофилактовича, пользовался его неизданною автобіографіей, черновыми письмами къ разнымъ лицамъ и письмами къ нему многихъ знакомыхъ. ‘Правда,— замчаетъ авторъ очерка,— вся эта обширная переписка, представляющая не малый литературно-историческій интересъ, больше иметъ значенія для характеристики авторовъ писемъ, нежели для характеристики Писемскаго…’ и т. д. Не касаясь правъ вдовы писателя располагать каждымъ клочкомъ бумаги, исписанной рукой умершаго мужа, какъ наслдственною литературною собственностью, мы позволимъ себ заявить нкоторое сомнніе относительно такового же ея права на письма живыхъ еще лицъ, адресованныхъ къ ея супругу, какой бы литературно-историческій интересъ они ни представляли. Еще большему сомннію подвергаемъ мы право литератора пользоваться такимъ матеріаломъ, не заручившись, по меньшей мр, согласіемъ авторовъ такихъ писемъ на опубликованіе полностью или отчасти содержанія писемъ и записокъ, извлеченныхъ изъ шкафовъ, ящиковъ, корзинъ подъ столомъ и мало ли еще откуда. Это уже не просто подсматриваніе на кухн или въ спальной, а безшабашно-нахальный ‘сыскъ’, предпринятый съ единственною цлью доказать, что одинъ изъ лучшихъ нашихъ писателей былъ въ своей интимной жизни ‘грязнымъ циникомъ, ршительнымъ рабомъ желудочныхъ инстинктовъ, лъ и пилъ больше, чмъ на славу. А въ особенности пилъ… что къ трехъ основнымъ качествамъ англійскаго Фальстафа — трусливости, циничности и чревоугодничеству, А. . присоединялъ черты чисто русской, помщичьей распущенности,— именно былъ неряшливъ и невоспитанъ до безобразія…’ Но правд говоря, такого литературнаго безобразія, какое представляетъ собою ‘критико-біографическій очеркъ’ г. Венгерова, такой нравственной ‘неряшливости’ и литературной невоспитанности, какія проявилъ авторъ ‘очерка’, мы давно уже не встрчали. Всячески опозоривши покойнаго Писемскаго, какъ человка, въ его интимной жизни, г. Венгеровъ пытается доказать, что одинъ изъ первыхъ русскихъ романистовъ и драматурговъ былъ очень-грубъ, почти глупъ, необразованъ и неразвитъ. ‘Въ 1840 г. Писемскій кончилъ курсъ гимназіи. Не особенно иного онъ изъ нея вынесъ.— Въ итог математическій факультетъ ничего не далъ Писемскому.— Какое же вліяніе оказалъ на него университетъ? Сравнительно, незначительное.— На сцен Писемскій игралъ не боле, какъ сносно — и то комическія роли (это сыгравши Подколесина превосходно).— Констатируя фактъ малой образованности и малаго развитія Писемскаго, мы, конечно, прежде всего, руководились долгомъ добросовстности.— Но куда же онъ былъ годенъ, какъ писатель съ ‘идеями’, когда у него идей-то никакихъ не было?…’ Такъ раздлываетъ біографъ А. . Писемскаго при оцнк его литературной дятельности. Возражать на все это мы г. Венгерову не станемъ, онъ самъ себ возразилъ, сказавши, что Писемскій ‘обличалъ, смялся, боролся, преслдовалъ (рчь идетъ о безобразіяхъ русской жизни и всякихъ мерзостяхъ),— вотъ въ чемъ прошла вся литературная дятельность Писемскаго Ни одной положительной задачи’. Въ другомъ мст говорится: ‘А. . показываетъ пахъ, сколько мерзости и дрянности^ сидитъ въ каждомъ такъ называемомъ ? порядочномъ’ человк. И жизнь, къ сожалнію, за него’. Въ третьемъ мст: ‘Вс они (произведенія Писемскаго до 60 года) и теперь, по прошествіи боле тридцати лтъ со дня своего появленія, читаются съ такимъ же неослабнымъ интересомъ и въ такой же степени поражаютъ читателя необыкновенною жизненностью своихъ героевъ, необыкновенною силою реалистическаго отношенія къ выводимымъ типамъ…’ Или еще, ‘Считается, что первый разъ типъ Рудиныхъ былъ воспроизведенъ, въ русской литератур Тургеневымъ. Считается и вмняется Тургеневу въ первоклассную заслугу… тогда какъ одинъ изъ героевъ Писемскаго — Шамиловъ (Богатый женихъ) есть родоначальникъ литературнаго воспроизведенія рудинскаго типа…’ Мы не станемъ длать дальнйшихъ ссылокъ на книжку г. Венгерова, вышеприведеннаго достаточно, кажется, для уясненія критической силы автора, полагающаго, что все имъ сказанное могъ сдлать человкъ не умный, не развитой, не образованный, грубый, не имющій въ голов никакой ‘идеи’ и т. д. Весь ‘критико-біографическій очеркъ’ г. Венгерова есть не боле, какъ комъ грязи, брошенный на могилу человка и первокласснаго писателя за его Взбаломученное море. Будемъ надяться, что эта грязь послдняя и что найдется, наконецъ, серьезный и безпристрастный критикъ, который дастъ настоящую оцнку исключительно литературной дятельности Писемскаго и ея значенія въ нашемъ обществ.