А. Шерман
Александр Ярославский
Биографический очерк
Александр Ярославский, Шерман А., Год: 2013
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Ярославский А. Б. Аргонавты вселенной: (Роман-утопия). Сост. и биогр. очерк А. Шермана.
Б.м.: Salamandra P.V.V., 2013. (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. XXX).
(с) А. Шерман, 2013
В биографии Александра Борисовича Ярославского, поэта и романиста, писателя-фантаста и одного из виднейших русских ‘био-космистов’, немало неясностей. Местом его рождения различные источники называют Москву или Томск, датой — 22 августа 1891 или 1896 года. Очевидно, последнее больше соответствует действительности, если судить по тому, что в 1907-1914 гг. юный ‘докторский сынок’ обучался во владивостокской гимназии. Еще в гимназические годы (1912) опубликовал стихотворение в газете ‘Далекая окраина’. Закончив в мае 1914 г. гимназию, отправился в Петроград и 9 августа 1914 г. был зачислен студенты математического отделения физико-математического факультета, однако к занятиям не приступал.
В ноябре 1914 и в сентябре 1915 г. пытался поступить добровольцем в 1-ю авиационную роту для обучения пилотажу, в начале 1916 г. был переведен на службу в 176-1 пехотный запасной батальон и 4 марта 1916 г. дезертировал. Весной и ранним летом 1916 г. находился в Петрограде, где безуспешно пытался опубликовать стихи и прозу в журнале ‘Рудин’.
Затем Ярославский уехал во Владивосток. В 1917-1918 гг. выходят его первые крошечные поэтические сборники ‘Плевок в бесконечность’ (1917) и ‘Звездный манифест’ (1918). В начале 1919 г. Ярославский печатал стихи в газете ‘Владивосток’ и успел выпустить отдельным изданием поэму ‘Грядущий потоп’, но уже в середине лета оказался в тюрьме по обвинению в революционной агитации. Был освобожден в 1920 г. и вскоре оказался в отряде иркутского анархиста Н. А. Каландаришвили (1876-1922), известного под кличками ‘Дед’ и ‘Нестор’. В отряде Каландаришвили А. Ярославский возглавлял культурно-просветительский отдел и выпустил в походной типографии посвященную ‘Деду’ книгу стихов ‘Кровь и радость’ (1920).
Свой пятый сборник ‘Окровавленные тротуары’ (1921) Ярославский выпустил в Верхнеудинске, в том же 1921 г. он очутился в Чите. Ярославский завязывает литературные связи, выпускает книги стихов ‘Великолепное презрение’ и ‘Причесанное солнце’, а также участвует в читинском альманахе ‘Слова и пятна’ (1921) — в нем он печатает шесть стихотворений и поэму ‘Анархия’. Постепенно оформляются его основные темы: социальная справедливость, перманентная революция, анархическое отрицание ‘государства кровавой рожи’, прорыв в космос, междупланетное братство пролетариев и обретение бессмертия.
Эти темы и мотивы оказались крайне созвучны теориям ‘био-космистов’ — литературной группировки, с которой Ярославский быстро сошелся после приезда в Москву в 1922 г. Начал он свою московскую деятельность, однако, с поэтической книги ‘Сволочь Москва’ (1922), изданной под маркой эфемерного издательства ‘Супрадины’, титульная поэма стала яростным протестом против превращения революции в рутину советского государства. Летом 1922 г. Ярославский формально вступил в ‘Креаторий биокосмизма’, возглавлявшийся основоположником биокосмического течения, поэтом и анархистом А. Святогором (А. Ф. Агиенко, ? — после 1937) Биокосмизм возник в конце 1920 г., в манифесте 1921 г. Святогор сформулировал его принципы как ‘вопрос о реализации личного бессмертия. Пора устранить необходимость или равновесие натуральной смерти. <,…>, В повестку дня мы включаем и ‘победу над пространством’. Мы говорим: не воздухоплавание — это слишком мало, — но космоплавание. И космическим кораблем, управляемым умудренной волей биокосмиста, должна стать наша земля. <,…>, Пора иной путь предписать земле. Да и в пути других планет не лишне и уже время вмешаться. Нельзя же оставаться только зрителем, а не активным участником космической жизни. И третья наша задача — воскрешение мертвых. Наша забота — о бессмертии личности во всей полноте ее духовных и физических сил’ {Святогор А. ‘Биокосмическая поэтика. Пролог или градус первый’. Литературные манифесты от символизма до наших дней. Сост. и предисл. С. Б. Джимбинова. М., 2000. С. 305-314.}. В 1921-начале 1922 г. биокосмисты выступали с докладами, участвовали в религиозных и философских диспутах, публиковали статьи в анархистском журнале ‘Универсал’, выпустили они также несколько брошюр и четыре номера журнала ‘Биокосмист’.
Пребывание Ярославского в группе было недолгим: Святогор исключил его ‘как лицо, не заслуживающее доверия’. Тем не менее, Ярославский в компании соратника-биокосмиста, поэта Н. Дегтярева, выехал в Петроград для пропаганды биокосмизма. Изложение дальнейших событий предоставим А. Крусанову:
‘Святогор, озабоченный вопросами приоритета, обвинил их в том, что они покушаются на организацию, ‘присвоив название, захватывая идеологию и терминологию биокосмизма <,…>,, бульварно преломляя его’, дискредитируя тем самым биокосмизм. В ответ Ярославский и Дегтярев обвинили Святогора в ‘узурпации прав секретариата’, ‘личном властолюбии’, ‘соперничестве’, ‘себялюбивом мещанском шкурничестве’, ‘диктаторстве’ и организовали собственную Северную группу биокосмистов, совершенно разорвав с московскими единомышленниками.
Петроградская группа, возглавляемая Ярославским, положила ‘центр тяжести своей деятельности в литературной, художественной, научной, философской и атеистической пропаганде’, оставив в стороне вопросы политики, считая, что ‘общая политическая линия вполне правильно дается Российской коммунистической партией, руководимая каковой Советская Россия предопределяет генезис Биокосмизма’.
Ощущая свою замкнутость, биокосмисты обращались ко всем сочувствующим, к пролетарским массам в особенности, с призывом принять прямое и непосредственное участие в освещении биокосмической идеи. Они признавали всякий подход и соглашались публиковать все материалы, ценные с биокосмической точки зрения, невзирая на внешнюю шероховатость и необработанность. Выдвигая близкую каждому идею бессмертия и победы над природой, биокосмисты надеялись ‘преодолеть тупое сопротивление мещанской середины, которая всегда мешала великим дерзаниям’.
В ответ на действия петроградской группы Святогор обратился к властям с просьбой запретить Северной группе пропаганду биокосмизма. Однако его действия не достигли цели. Северная группа продолжала существовать, а ее лидер А. Ярославский наводил в ней порядок. Н. Дегтярева он уличил в предательстве и исключил из рядов группы, по разным причинам исключил еще несколько человек, некоторых ‘за недостаточную устойчивость и обывательскую дряблость’ заносил на черную доску.
Северная группа опубликовала в журнале ‘Бессмертие’ статьи об оживлении тканей умерших, планировала и устраивала вечера и популярные лекции по евгенике, регенерации, омоложению, анабиозу, рефлексологии и т.п., а также вечера чтения стихов и биокосмической пропаганды’ {Крусанов А. Русский авангард: 1907—1932. Исторический обзор. В 3 томах. Т. 2. Футуристическая революция 1917-1921. Кн. 1. М., 2003. С. 392-393.}.
Сохранились воспоминания современника о выступлении А. Ярославского перед ‘600 или 700 двуногих’ на вечере Петро-пролеткульта 21 августа 1922 г.: ‘Обливаясь потом, как волжский грузчик, председатель комитета Поэзии Северной группы биокосмистов-имморталистов Александр Ярославский мужественно выполнял обязанности молотобойца слова, раскалывая гвоздем сногсшибательной терминологии лбы и затылки, могущие вызвать завистливую улыбку у самого Тараса Скотинина’. Похожие поэтические вечера проходили 25 и 31 августа, 7 сентября и в начале октября (на одном из них А. Ярославский познакомился со своей будущей женой, Е. И. Ярославской-Маркон). В диспутах поэту помогала внушительная внешность: ‘рост, осанка, громогласная самоуверенность, львиная посадка головы, внушающая даже какие-то особенные ожидания’ {http://lucas—v—leyden.livejoumal.com/92633.html}. Впрочем, О. Форш (‘Живцы’) Ярославский показался персонажем почти карикатурным: ‘И еще поэтик. Френч-галифе, как юбка на приземистом теле. Лицо порочного послушника, волосы мягко кудрявы, плутоваты глаза. Может, он ничего себе, любит сладкое и спиртное, а уж почудилось… био-космист!’
В 1922 г. Ярославский издал в Петрограде сборник ‘На штурм вселенной’, программную ‘Поэму анабиоза’ и книгу стихов ‘Святая бестиаль’. Вероятно, именно эта книга с призывами вроде ‘Семя поэтов в красивейших женщин / Нужно разбрызгать сегодня!’, ‘…идите блудить под Петром / У застывшей, как похоть, Невы!’ или ‘Девушка, ляг на гранит — / Стань моей, между ног коня!’ — наряду с бурной публичной деятельностью — навлекла на биокосмистов гнев властей. 14 ноября 1922 г. вопрос ‘о журнале биокосмистов и их организации’ рассматривался на заседании Малого президиума Петрогубисполкома. В журнале ‘Бессмертие’ была усмотрена порнография, постановление гласило: ‘Журнал закрыть. Дело о порнографии передать губпрокурору для расследования и выяснения возможности предания суду редакторов и издателей журнала. Поставить цензору на вид недопустимость такого рода порнографических изданий’ {Крусанов. Там же, с. 393.}.
В 1923 г. в Петрограде вышла книга Ярославского ‘Миру поцелуи’ и сборник ‘Биокосмисты: Десять штук’ со стихотворениями десяти поэтов. В мае 1923 г. Ярославский с женой вернулся в Москву, Евгения приехала в Москву калекой — она попала под поезд, пришлось ампутировать ступни обеих ног.
С фактическим распадом ‘биокосмизма’ в жизни Ярославского и его жены начался новый этап: в 1924-начале 1926 г. они колесят по стране и зарабатывают себе на жизнь докладами на антирелигиозные и литературные темы (написанная в те годы и сгинувшая повесть Ярославского так и названа — ‘Бродячий лектор’). ‘Бродячие лекторы’ побывали в Мурманском крае, Ташкенте, на Урале, в Поволжье.
В 1926 г. Ярославский опубликовал под маркой ‘Биокосмисты’ посвященную жене книгу ‘Корень из Я’ — наиболее значительное и объемистое собрание своих поэтических произведений. В том же году, опять-таки под маркой ‘Биокосмистов’, вышел роман-утопия ‘Аргонавты вселенной’.
В предисловии к этой книге Ярославский сам отмечал ‘наивность и старомодность’ романа. Но если первая его часть и в самом деле грешит наивностью и подражательностью, в ‘лунных’ главах Ярославский, словно спохватившись, обрушивает на читателя лавину научно-фантастических идей: здесь и панспермия, и селениты как основоположники земной цивилизации, и подземные лабиринты Луны с крионическими саркофагами бессмертных инопланетян, и вселенское братство разумов, и межзвездная связь, предвосхитившая ‘Великое Кольцо’ И. А. Ефремова.
В сентябре 1926 г. Ярославский с женой выехали в Берлин. Насколько можно судить, выехали — в эмиграцию: едва появившись в Берлине, Ярославский опубликовал несколько резких материалов и ‘открытых писем’ в газете ‘Руль’ и выступил с разоблачительными докладами о положении в Советской России.
‘Приехавший из Москвы писатель Александр Ярославский выступит 2—го ноября в Шуберт зале с лекцией на тему: ‘Россия и Москва’. Приводим некоторые тезисы: Провинция и Москва. — Страна где все согласны. Красные советские дворяне и беспартийная сволочь. Можно ли жить беспартийному в России. Госхулиганство и хулиганство масс. Хулиганство как стихийный протест против режима. Большевики и рабочие, большевики и крестьяне. О фининспекторе и советской милиции. Развал партии и развал оппозиции. О красных мощах и красных угодниках. Итоги’ — сообщал ‘Руль’ (В Берлине. Лекция А. Ярославского // Руль. 1926. No 1800. 2 ноября. С. 4) {Здесь и далее цит. по: Дмитриева Е. Б. Свод расходящихся тропок [Рец. на кн.: Chronik russischen lebens in Deutschland 1918-1941. Berlin, 1999] // Новое литературное обозрение. 2000. No 42. С. 364-372. Автор считает, что поездка Ярославского с женой ‘сильно походила на ‘активное мероприятие» советских ‘органов’, что вызывает большие сомнения.}.
Два дня спустя газета так описывала лекцию:
‘Еще молодой человек, с открытым русским лицом, обрамленным длинными волосами, лектор чувствует себя на трибуне весьма свободно, говорит связно, быстро, увлекательно и, прерывая свою речь личными воспоминаниями, отдельными эпизодами и характеристиками, он не теряет нити своих мыслей. Сразу видно, что лекторство стало его профессией. Объехав всю Россию от Мурманска до Тифлиса и от Петербурга до Владивостока с лекциями по литературе и атеизму, лектор вынес впечатление, что доминирующее настроение в России безотчетный неопределенный страх. Запуган не только обыватель, еще более боится и растеряно советское начальство, трепещущее друг перед другом в порядке иерархии … власть отлично понимает, что ей решительно не на что опереться. Не говоря уже о красной армии, но в последнее время даже т.н. войска особого назначения, состоящие под начальством ГПУ, не представляются уже вполне надежными. Это ощущение и привело к тому, что оппозиция помирилась с властью. Но, конечно, плохой мир не может изменить положения и власть держится только по инерции до первого толчка. Однако, толчок должен быть изнутри. Всякая попытка произвести этот толчок извне приведет к обратным результатам и заставит крестьянство встать как один против внешнего врага на защиту своей земли. Отвечая засим на многочисленные записки, лектор утверждал, что сообщения о страшном росте антисемитизма в значительной мере преувеличены, что обывательский антисемитизм заметен только на Украине. На вопрос об отношении к эмиграции, лектор ответил, что в последнее время к ней обнаруживается все больший интерес, что эмиграция непременно нужна России, но отнюдь не в качестве руководителей, властителей, а в качестве незаменимых рядовых работников… Прекрасным оратором оказалась супруга лектора, дополнившая доклад рядом чрезвычайно интересных, живо и остроумно переданных наблюдений над провинциальной жизнью России’ (В Берлине. Лекция А. Б. Ярославского // Там же. No i802. 4 ноября. С. 4)Сохранился и отчет о втором выступлении Ярославского, состоявшемся 10 декабря 1926 г. в ‘Русском клубе социал-демократов’: ‘В этом докладе лектор остановился преимущественно об отношении коммунистов к рабочим и на положении последних в провинции… Необычайно тяжело положение крестьянства, которое положительно задыхается от налогов, и когда об этом лектор рассказывал наркомфину Брюханову, последний… поспешил перевести разговор. После докладчика выступила Е. И. Ярославская, горячая речь которой произвела на присутствующих сильное впечатление. Она говорила о том, что именно лучшие элементы коммунистической партии предаются пьянству, погружаются в запой, чтобы не видеть… полного развала страны. Присутствующие поблагодарили лекторов горячими аплодисментами…’ (В Берлине. Доклад А. Б. Ярославского // Там же. No 1834-12 декабря. С. 8).
Любопытные детали приводит Н. Волковыский, который с явной враждебностью рассказывает в рижской газете ‘Сегодня’ о ‘посещении, которым удостоил меня года полтора тому назад, в помещении одной редакции, господин с круглым, хорошо откормленным лицом, с шевелюрой провинциального поэта 8о десятых годов. Он представился: поэт Александр Ярославский… участник антирелигиозной пропаганды в Советской России, он ‘бежал’ заграницу и здесь печатал какие-то полуразоблачения, полу лирические произведения, порой публикуя ‘стихотворения о России’… Он пошло и плоско пытался разъяснить смысл антирелигиозной пропаганды в советских условиях, одновременно оправдывая и свой прежний образ действий, и свое нынешнее раскаяние. Я оборвал, наконец, этот разговор, заявив, что у меня есть срочная работа… Недавно Александр Ярославский, раскаявшийся безбожник, печатавшийся на столбцах эмигрантских газет, вернулся в Советскую Россию. Не знаю, какие акты нового покаяния пришлось ему проделать и пришлось ли. Не знаю, с какими целями и в каком качестве приезжал он заграницу. … Человек, которого никто в эмиграции не знал, которому не удалось зажечь моря и который, раскаявшись в своих заблуждениях, имел возможность возвратиться на родное советское пепелище’ (Сегодня. 1928. No 260. 25 сентября).
Супруги начали работать в телеграфном агентстве, Евгения печатала фельетоны в ‘Руле’. В Берлине Ярославский издал сборник ‘Москва-Берлин’ (1927), которому было суждено стать его последней книгой. Первоначальные настроения вскоре сменились у Ярославского тоской по родине, неприятием эмигрантской жизни: ‘Пусть я ‘блудный’ сын Советской России, но все-таки я сын ее…’ Побывав нелегально во Франции, Ярославский с женой в феврале 1927 г. возвратились на пароходе из Штетина в Ленинград. Иллюзий Ярославский не питал: ‘Еду в Россию расстреливаться’.
В мае 1928 г. А. Ярославский был арестован в Ленинграде, затем переведен в Москву. Постановлением ОГПУ от 1 октября 1928 г. он был приговорен к пяти годам заключения (ст. 58-4) и отправлен на Соловки. В СЛОН ОГПУ прибыл 4 ноября 1928 г.
В лагере Ярославский был на плохом счету у администрации, в характеристике Центральной арестантской комиссии от 23 августа 1929 года утверждалось: ‘От работы отлынивает, симулирует, требует постоянного наблюдения. Поведение плохое’. Положение усугублялось тем, что другие заключенные, судя по ‘Соловетским записям’ Д. С. Лихачева (‘художественно препариованным’ А. И. Солженицыным в ‘Архипелаге ГУЛАГ’), считали его сексотом.
На исходе лета 1930 г., после ареста жены и раскрытия ее ‘заговора’, против А. Ярославского было открыто дело о подготовке побега {Подробности о жизни Е. Ярославской-Маркон после ареста мужа и ее пребывании на Соловках см. в приведенной выше публикации ее воспоминаний.}. Он был приговорен к смертной казни и расстрелян не позднее 10 декабря 1930 г. Е. Ярославская-Маркон была расстреляна 20 июня 1931 года.