Алберт, или Стратнавернская пустыня. Часть вторая, Хелм Элизабет, Год: 1799

Переводы
Время на прочтение: 60 минут(ы)
Скачать в PDF

АЛБЕРТЪ,
или
СТРАТНАВЕРНСКАЯ
ПУСТЫНЯ.

Сочиненіе Г-жи Гельмъ.

Перевелъ съ Французскаго
Яковъ Лизогубъ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОРЕЛЪ.
Въ Губернской Типографіи.
1822.

Печатать позволяется съ тмъ, чтобъ по напечатаніи, до выпуска изъ Типографіи, представлены были въ Цензурный Комитетъ: одинъ экземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства Просвщенія, два экземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, 1821 года, Ноября 24 дня. Сію рукопись разсматривалъ О. Профессоръ Статскій Совтникъ и Кавалеръ

Левъ Цвтаевъ.

АЛБЕРТЪ.

ГЛАВА XXI.
Неудовольствіе на самаго себя. Непріятныя размышленія. Поединокъ.

Фридерикъ и Бернерсъ наблюдали глубокое молчаніе до самой квартиры своей, такъ-то оба они были огорчены и посрамлены. Разходясь по своимъ спальнямъ, Бернерсъ съ великимъ смущеніемъ сказалъ своему другу: ‘Я надюсь ты позволишь мн завтра быть теб товарищемъ?’ — Въ этомъ случа я почитаю за нужное отказать въ твоемъ требованіи, и попрошу капитана Ватсона быть моимъ свидтелемъ, а твое присутствіе можетъ лишь здлать еще хуже ето дло. Я сердечно сожалю о всемъ, что ты для меня претерплъ, но прошу тебя забыть прошедшее естьли можно.— Чтобъ я пропалъ, естьли ты не найдешь завтра Монгомери величайшимъ трусомъ! какъ онъ очень силенъ, то и пользуется симъ преимуществомъ, а глупцы и принимаютъ его буйство за храбрость…. Впрочемъ длай, что теб угодно, и признаюсь однакожъ, что не ожидалъ сего отказа. Но я отмщу за себя, во чтобы то ни стало, хотя бы мн самому для того погибнуть было должно. ‘
Фридерикъ пожалъ ему руку и удалился въ свою комнату, преслдуемый самыми непріятными размышленіями. ‘Благополучіе было очень близко меня, думалъ онъ, и я самъ разрушилъ его. На мст Монгомери не такъ ли бы и я поступилъ? Конечно нтъ. Одинъ я виновенъ… Еще нсколько мсяцевъ… и Маріянна могла быть моею женою!.. Я жестоко ее оскорбилъ, она ненавидитъ, презираетъ меня — и гнвъ ея справедливъ!… Ахъ! за чмъ послдовалъ и совтамъ Бернерса?… Однакожъ бднякъ сей длалъ это, чтобъ угодить мн, дружба его ослпляла… Онъ жестоко за то наказанъ… Я долженъ мстить за него!.. A какъ!…. Боже правосудный!…. сражаясь, можетъ быть лишая жизни брата Маріянны!… Естьли щастье будетъ мн благопріятно, я здлаюсь навсегда презрннымъ въ собственныхъ моихъ глазахъ и ненавистнымъ той, которую обожаю. Естьлижъ я паду, то кто меня оплачетъ? Никто. —…Я скоро буду всми забытъ.’
Посл таковыхъ размышленій, которыя въ разныхъ видахъ представлялись воображенію Фридерика, онъ написалъ два письма, одно къ своей тетк, а другое къ Маріянн, и потомъ, чувствуя себя спокойне, легъ спятъ.
Алберта не терзали подобныя мысли, однакожъ онъ съ великимъ огорченіемъ вспоминалъ, что долженъ будетъ сражаться съ племянникомъ своей благотворительницы. На завтрешній день поутру въ шесть часовъ старой офицеръ былъ уже у него, и оба они отправились на мсто сраженія не подалеку отъ деревни Примрозъ, куда вскор посл нихъ прибыли Капитанъ Ватсонъ и Фридерикъ.
Вчера ввечеру, сказалъ Алберту сей послдній, мы не условились объ оружіи, и для того я взялъ съ собою мою шпагу и пару пистолетовъ. Выбирайте, сударь. — Я принесъ только шпагу свою, отвчалъ Албертъ, вынимая ее мн подъ плаща, не имя пистолетовъ, я не почелъ за нужное покупать ихъ для сего только случая. Притомъ же я очень искусенъ стрлять изъ нихъ, и думаю партія будетъ неровна, естьли ли ихъ предпочтительно изберете.’
Спокойный видъ Алберта и примчаніе, которое онъ здлалъ, разсердили Фридерика, и онъ настоялъ въ выбор пистолетовъ, такъ что Монгомери не могъ отказаться взять одинъ изъ нихъ. Разстояніе размряно, — и они стали по своимъ мстамъ. Фридерикъ, видя, что Албертъ не стрляетъ, закричалъ ему съ бшенствомъ, чтобъ онъ стрлялъ.
‘Стрляйте вы прежде, сударь, сказалъ ему хладнокровно Албертъ, я готовъ.
Фридерикъ прицлясь въ брата Маріянны, чувствовалъ, что рука его дрожала, къ тому же сожалніе, что защищаетъ неправую сторону совершенно его разстроило, однакожъ онъ выстрлилъ не дожидаясь своего соперника, и требоваалъ потомъ, чтобъ и онъ сотрлялъ. ‘Я очень зналъ, сказалъ Албертъ, что больше васъ имю привычки стрлять. Напримръ, дерево, за мною стоящее, гораздо тоне васъ, однакожъ я бьюсь объ закладъ, что не дамъ промаха.’ Съ сими словами онъ оборотился спиною въ Г-ну Сентъ-Остену и выстрлилъ въ дерево — и пуля пролетла на сквозь.
Фридерикъ топнулъ ногою, и взбшеный презрительнымъ видомъ и хладнокровіемъ своего противника, закричалъ ему: ‘Заряжайте снова и поступайте какъ честной человкъ. — Какъ честной человкъ, отвчалъ иронически Албертъ. — Этотъ тонъ несносенъ, вскричалъ Фридерикъ брося пистолетъ, обнажайте вашу шпагу и защищайтесь.’
Албертъ принужденъ былъ еще сражаться, но хладнокровіе его и тутъ давало ему преимущество надъ Фридерикомъ, которой былъ въ иступленіи и очень не искусно отражалъ наносимые ему удары.
‘Право, говорилъ Албертъ при всякомъ ударъ, отраженномъ имъ съ удивительнымъ проворствомъ, право вы совсмъ не защищаетесь… Вы теряетесь… Вотъ…. Отъ меня зависло теперь васъ ранить… И еще!… Скоро я буду имть вашу шпагу.’
Въ самомъ дл однимъ ударомъ онъ его обезоружилъ, и тогда перемня тонъ, подалъ ему шпагу и дружески сказалъ: ‘мн очень прискорбно, что племянникъ Г-жи Стангопъ довелъ меня до такой крайности. Слуга вашъ, сударь мой!» И не ожидая отвта, взялъ за руку стараго офицера, служившаго ему свидтелемъ, и съ нимъ удалился.

ГЛАВА XXII.
Монгомери терпливо выслушиваетъ странныя себ наименованія.

Албертъ и старой офицеръ шли нсколько времени не говоря ни слова, но вдругъ сей послднія останавливается и смотря пристально на Монгомери, говорить ему: ‘Какъ звали вашихъ родителей? Мн кажется я ето знаю, и потому совтую вамъ не лгать. — Не лгать! повторилъ Албертъ съ удивленіемъ и смотря за него съ жалостію въ тхъ мысляхъ, что онъ не много помшанъ. Не больны ли вы, сударь?.. Но естьли ли любопытны звать имена моихъ родителей, то я скажу вамъ, что отца моего звали Албертомъ, а мать Mapіянною. — Я зналъ это, зналъ… Чортъ меня возьми! Вы должны быть очень благодарны этому стакану пунша, который бросили вамъ въ рожу… — Благодаренъ!… Вы шутите, что ли? Я не понимаю, что это значитъ. — О! я это очень хорошо знаю и повторяю, что теб не могло ничего щастливе случиться, какъ этотъ стаканъ пуншу, вымывшій теб лицо. Напрасно ты морщишся, повса, что я говорю, то справедливо, и очень справедливо.’
Албертъ не сомнваясь больше, что старикъ сей былъ помшанъ, отвчалъ ему съ кротостію: — ‘Позвольте мн поддержать васъ, сударь. Я боюсь, чтобъ это дло васъ не разстроило, и мн очень прискорбно, что я невинною тому причиною. — Вотъ что называется безбожно лгать!.. Но ты уже доказалъ мн, что такого дерзкаго мальчика какъ ты и свтъ не производилъ. Не довольствуясь тмъ, что изрядно проучилъ этаго бднаго молодаго человка, ты смялся надъ нимъ все время, пока продолжался поединокъ, а теперь думаешь еще уврить меня, что я сумасшедшія! —- Успокойтесь, сударь, и позвольте мн проводить васъ до вашей квартиры. — Я етаго и хочу, и не только, чтобъ ты шелъ ко мн, но и везд куда я пожелаю. Я не такъ скоро съ тобою разстанусь.’
Албертъ ничего не отвчалъ, онъ раскаивался, что согласился на предложеніе этаго стараго лунатика, и вспоминая теперь странность вопросовъ его вчера, удивлялся, что тогда же не замтилъ, что бдный старичокъ не много ряхнулся.
‘Ну чтожъ, сударь, продолжилъ старикъ, ты ничего не говоришь… Не думаешь ли какъ нибудь уйти отъ меня?… Но не думай этаго, чортъ меня возьми! я тебя проучу! я заставлю тебя быть передо мною тише воды и ниже травы. — Меня проучить! повторилъ Албертъ, съ гнвомъ. — Да, да, я тебя проучу… Кажется я довольно ясно изъясняюсь… Я и не такихъ хватовъ проучивалъ.— Здлайте одолженіе, сударь, пойдемъ поскоре, сказалъ ему Албертъ не желая раздражать его, мое присутствіе нужно въ конторъ. — Чортъ возьми твою контору! Я ни для кого на свт не прибавлю шагу.’ — И старикъ еще тише сталъ итти.
Албертъ терялъ терпніе, однакожъ сожалніе брало верхъ надъ гнвомъ его, и онъ ршился итти потихоньку возл стараго офицера.
‘Я предполагаю, что сестра твоя должна быть очень хорошая двушка, коли за нее дерутся. Я возьму ее къ себ, дамъ ей состояніе, и увренъ, что найду ее послушне тебя. ‘
При сихъ словахъ Албертъ не могъ боле удерживаться. ‘Что это значитъ, сударь? Рчи ваши столько для меня обидны, что не могу больше приписывать ихъ сумашествію… И естьли бы я не уважалъ вашихъ лтъ…— Ну, такъ чтожъ бы ты здлалъ? Разв я не сказалъ теб, что проучивалъ такихъ храбрецовъ какъ ты… Твоего отца напримръ. — Это гнусная ложь! вскричалъ въ бшенств Албертъ, едва удерживаясь, чтобъ на броситься на старика.— Да, я повторяю, что побдилъ и обезоружилъ твоего отца, но не смотря на то, столько же дерзской какъ и сынъ его, онъ продолжалъ меня оскорблять, и чрезъ нсколько дней посл того… Сестра моя Маріянна съ нимъ ушла.’
Монгомери отъ удивленія отступилъ нсколько шаговъ назадъ, онъ пристально смотрлъ за стараго офицера и не могъ выговорить ни одного слова.
‘Какъ! и ты молчишь?… A что, не сказывалъ ли я теб, что будешь предо мною тише воды и ниже травы?.. Однакожъ я не имлъ намренія такъ скоро теб открыться, но право потерялъ терпніе. — Когда я имю щастіе видть господина Полковника Обріена, брата почтенной матери моей, то мн должно молчать. Незнаніе мое и его поступки служатъ мн извиненіемъ, естьли я могъ сказать что нибудь противное должному моему въ нему почтенію. — Право я не очень то знаю. Впрочемъ скажи мн пожалуй, какъ съ твоею гордостію могъ ты унизиться до того, чтобъ служить у банкира. — Тутъ нтъ ничего низкаго, любезный дядюшка, положеніе мое требовало, чтобъ я работалъ. Я получаю порядочное жалованье и съ удовольствіемъ мъ хлбъ, которой самъ вырабатываю.— Хлбъ, которой ты вырабатываешь!…. — Понимаю, это маленькой для насъ упрекъ… Но скоро ты будешь сть хлбъ, котораго не будешь выробатывать, и за это вамъ, сударь, не должно будетъ сердиться, или мы увидимъ. Впрочемъ посл сегодняшняго произшествія меня ничто не удивитъ…. Кажется я видлъ тебя во всей твоей слав… На мстъ этаго молодаго человка я бы не такъ съ тобою раздлался. — Я думаю, что онъ употреблялъ все свое искусство, сказалъ Албертъ улыбаясь. — И я то же думаю, но надобно однакожъ признаться, что ты мальчикъ рдкой дерзости. Чтобы ты сказалъ человку, которой посл твоего на него выстрла, оборотился бы къ теб спиною и выстрлилъ въ дерево. — Мн кажется, ябъ долженъ за то его поблагодарить. — Не думаю, къ томужъ уpoкъ фехтованья!… продолжалъ Полковникъ Обріенъ, подражая движеніямъ Алберта. Берегитесь, сударь… Вы совсмъ не защищаетесь…. Вотъ и еще… Я скоро буду имть вашу шпагу… Право, нельзя быть боле дерзку, но, для усовершенствованія урока и чтобъ прохладить не много жаръ этаго молодаго человка, надобно было здлать ему маленькое кровопусканіе.— Я лучше хотлъ оставить ето дло его лкарю. — О! онъ врно не такъ искусно ето здлаетъ какъ ты. Право, племянникъ, ты бы могъ скоро раздлываться съ своими противниками. Отправва ихъ на тотъ свтъ не долго бы продолжалась,— это достоинство ни мало меня не прельщаетъ. Я не желаю имть репутацію искуснаго рзника.— Рзника!..— Да, сударь, рзника, гораздо ниже того, который ремесломъ своимъ обязанъ убивать животныхъ. Естьлибъ я долженъ былъ выбирать, то врно бы лучше согласился убить вола, чмъ человка. — Ну, я думаю ты такой же чудакъ, какъ и я. — Можетъ быть, сударь, ето наслдственное достоинство. — Да, также какъ я твоя дерзость, которая можетъ только сравниться съ дерзостію твоего отца.— Отецъ мой былъ наилучшій изъ людей, и никогда не выходилъ изъ границъ умренности, безъ важныхъ на то причинъ. — Ты лучше его бьешься. — И однакожъ, я ему одолженъ всмъ, что знаю. Я не имлъ другаго учителя кром его. — Но родители твои померли, продолжалъ полковникъ съ важнымъ видомъ: я бы желалъ… Да, лучше бы было, естьлибъ мы примирились прежде. — Ахъ! естьлибъ это было! — Но это вина твоего отца. За чмъ онъ не писалъ? За чмъ не старался оправдать своихъ поступковъ? — Поведеніе отца моего не имло нужды въ оправданіи, и мн не прилично слушать то, что можетъ оскорбить его память. — Ты, сударь, будешь слушать все, что мн угодно. Хочешь ли быть моимъ наслдникомъ? — Вашимъ наслдникомъ!… Я объ етомъ и не думалъ. — Врю, потому что естьлибъ ты о томъ подумалъ, то поступалъ бы какъ человкъ, желающій получить мое имніе. — Такъ я не знаю, какъ въ такомъ случа поступать должно. — Я тебя научу, сударь, не надобно противорчить тому, что я говорю, и заслужить мои милости покорностію. — Естьли подлая покорность можетъ заслужить вашу благосклонность, то я никогда ее не заслужу. Кровь полковника Обріена течетъ въ жилахъ моихъ: всякая низость для меня не возможна. — Отвтъ хорошъ: въ твои лта я имлъ почти такой же характеръ.’
Албертъ поклонился — и молчалъ.
‘Пожалуста не безъ гримасовъ, и будь столько учтивъ, чтобъ не смяться изъ подъ тишка. — Брать матери моей всегда будетъ мною почтенъ, когда не удалится отъ должнаго уваженія въ моимъ родителямъ. И естьли я не хочу слушать ничего обиднаго ихъ памяти, то это священный долгъ, котораго исполненіе не должно его прогнвить.— Вашъ покорный слуга, сударь, сказалъ полковникъ снявъ свою шляпу: я признаюсь, что батюшка вашъ былъ предостойный человкъ, но слишкомъ гордъ. Правда онъ писалъ къ моему батюшк, которой отослалъ письмо его не распечатавъ, но за чмъ же ему было не написать ко мн? — Поступокъ этoтъ былъ для него долгомъ въ разсужденіи вашего батюшки, и онъ могъ не почитать его таковымъ въ разсужденіи васъ. Сверхъ того, такъ какъ вы съ нимъ бились и имли преимущество, то вы бы должны были здлать первой шагъ къ примиренію.— Прекрасное преимущество! чортъ меня возьми! ябъ уже не былъ теперь на свт, естьлибъ онъ не сохранилъ тогда моей жизни. И чтожъ? онъ все таки не хотлъ отказаться отъ моей сестры. — Это было не возможно, взаимная ихъ любовь не прекратилась даже и съ жизнію ихъ. — Вотъ этимъ я доволенъ. Я бы хотлъ... Но эти желанія уже теперь лишнія. Ты врно знаешь, что мать твоя писала ко мн съ годъ тому назадъ. — Да, сударь, это было вскор посл смерти батюшки. Вы ничего ей не отвчали.— Это не легко было сдлать. Письмо ея было послано въ Ирландію, а я былъ въ Индіи. Мн послали его туда, но оно пришло чрезъ два мсяца посл моего отъзда въ Европу. И такъ письмо въ другой разъ похало въ Ирландію, и я получилъ его мсяцъ тому назадъ. Я тотъ же часъ похалъ, сердечно желая примириться съ бдною моею сестрою, и только еще третій день какъ я въ Лондон.— Третій день?— Да, я немедля нимало пошелъ въ тотъ домъ, о которомъ назначено было въ письм, но узналъ тамъ только, что сестра моя умерла, а племянникъ взятъ былъ подъ стражу. — Это правда, я былъ въ тюрьм. — За что въ тюрьм? на старой твоей квартир мн никто не могъ сказать тому причины, и гд ты находишься.— Я былъ въ Кингсбенч. — Да за что ты тамъ былъ, и какъ оттуда освободился. — Я былъ тамъ за долги, а освобожденіемъ обязанъ одной великодушной дам. — Гмъ!… И ты отблагодарилъ за ето великодушіе… прибавилъ Полковникъ съ насмшкою. — Признательность моя никогда не можетъ быть соразмрна тому, чмъ я ей обязанъ. Она не только освободила меня изъ тюрьмы, но доставила мн мсто, которое теперь имю, и взяла подъ свое покровительство сестру мою Маріянну, которую принудила принять за цлой годъ жалованье для доставленія мн свободы, и эти великодушные поступки здлала она еще не видавши меня. — Вотъ удивительная женщина! я бы похалъ въ Китай, чтобъ поцловать ногу ея. Право, племянникъ, я долженъ просить у ней извиненія. Я сперва принялъ было ее за одну изъ тхъ сострадательныхъ данъ, которыя любятъ одолжать молодыхъ людей. — Милостивый государь! сказалъ Албертъ важно, мн кажется я заслужилъ лучшее о себ мнніе. — Ну, ты опять принимаешься за свою важность. Берегись, это противно какъ твоему долгу, такъ и польз твоей. — Я нимало не занимаюсь интересомъ, но естьли дло идетъ о долг, то мн кажется и вашъ долгъ не есть обижать меня подобными подозрніями. — Какъ, мой долгъ? Можно ли такъ дерзко обходиться съ дядею? Естьлибъ я былъ бдне Іова, ты бы и тогда не могъ оказывать мн мене почтенія. Разв ты не знаешь, что я теб ни чмъ не обязанъ, а ты долженъ имть ко мн сыновнее почтеніе и привязанность? — Эти чувства я всегда вамъ буду являть, сказалъ Албертъ почтительно пожавъ руку полковника, которой не въ силахъ будучи боле скрывать своей чувствительности, бросился къ нему на шею, и обливая его слезами, вскричалъ: ‘Да, я буду твоимъ отцомъ, и естьли впередъ случится теб хотя малйшее огорченіе, то врно Полковникъ Обріенъ не имлъ возможности отвратить его.’
Совершенно довольные другъ другомъ, дядя и племянникъ взяли карету и отправились на квартиру Полковника. Албертъ хотлъ на минуту зайти въ свою контору и сказать, чтобъ его не ожидали, но дядя его разсердился, никакъ не хотлъ отпустить, и принудилъ написать записку къ банкиру, увдомляя его, что щастливымъ случаемъ нашелъ ближайшаго своего родственника, съ которымъ долженъ былъ пробыть цлой день, и прося извинить отсутствіе его для столь справедливой причины.

ГДАВА XXIII.
Люди почти всегда судятъ о другихъ по себ.

Полковникъ и племянникъ его завтракали вмст, и потомъ Гнъ Обріенъ согласился итти вмст съ Албертомъ въ его банкиру.
Сей послдній, почитая и любя Алберта, принялъ живйшее участіе въ его благополучіи. ‘Я покорно васъ благодарю, государь мой, за етаго мальчика, сказалъ полковникъ. — Я очень буду сожалть о немъ, Г-нъ Монгомери достоинъ вашихъ милостей. — Пожалуйте ко мн отобдать: а раскажу вамъ нашу встрчу — она очень забавна. — Щеты мои готовы, сударь, сказалъ Алберть банкиру, вы можете принять ихъ, естьли вамъ угодно, — Пожалуста оставимъ щеты до другаго времени, вскричалъ Полковникъ. Племянникъ! ты надобенъ мн на цлой день, Господинъ банкиръ будетъ обдать съ нами, а объ длахъ вы посл поговорите. Этотъ день есть день радости, самой щастливой день жизни моей.’
Банкиръ принялъ приглашеніе съ удовольствіемъ, и Полковникъ съ племянникомъ своимъ удалился.
Онъ опять началъ разпрашивать Алберта о его родителяхъ и сестр, и съ удовольствіемъ слушалъ малйшія подробности, которыя онъ ему о нихъ расказывалъ. Еще одно хочу я знать, сказалъ потомъ Полковникъ. Сего дня поутру ты не прямо отвчалъ на мой вопросъ, Какіе были твои долги? — Естьли вы вспомните тогдашнее наше положеніе, то они не должны васъ удивлять. — Очень хорошо, однакожъ какой былъ етотъ долгъ? — Какой?…’ Албертъ колебался, не хотя огорчить дядю своего сказавъ ему, что тло сестры его было остановлено. Это былъ за наемъ дома? — Не врю мн сказали, что ты былъ взятъ подъ стражу въ самой день смерти матери твоей, что полицейской чиновникъ очень долго съ тобою говорилъ, и что ты пошелъ въ тюрьму на другой день похоронъ, ну же, Албертъ, признайся, что это за долгъ былъ? Это не могло быть за наемъ дома потому, что ты не долженъ былъ отвтствовать за своихъ родителей, и къ томужъ ты уврялъ меня, что они ничего должны не были. ‘
Алберту очень было досадно, что дядя его такъ допрашивалъ, и онъ молчалъ.
‘Ну чтожъ! продолжалъ полковникъ, это было врно какое нибудь особое дло, маленькой должокъ, каковыя молодыя люди иногда длаютъ, и которой ты бы радъ былъ предать забвенію, не такъ ли? — Въ самомъ ддъ я бы хотлъ, чтобъ о немъ не было никогда упоминаемо: воспоминаніе о томъ для меня прискорбно, и васъ врно огорчитъ, а потому прошу васъ больше о томъ меня не спрашивать. — Оставь же важный твой видъ, и перестанемъ говорить о томъ. Всякой иметъ свои слабости, и я не ожидалъ найти тебя совершеннымъ.— О! я очень отъ того далекъ, сказалъ Албертъ, радуясь, что дядя его не проникъ истинны. — Ты похожъ немного на всхъ молодыхъ людей съ этой стороны. Но въ чмъ я точно увренъ, такъ это въ томъ, что ты не трусъ. Время исправитъ тебя въ другомъ. — Надюсь, отвчалъ Албертъ, едва удерживаясь отъ смха. — Берегись однакожъ. Я совтую теб полюбить хорошенькую двушку и жениться на ней. Не безпокойся объ имніи, у меня довольно его для насъ обоихъ. — Женитьба вещь очень важная, и стоитъ того, чтобъ объ ней подумать. Я хочу имть время здлать свой выборъ.— Это пустяки! выбери или положись на случай, это всю равно. Женидьба есть лотерея: одинъ билетъ выиграетъ, а тысяча проиграютъ. За тмъ то я и остался холостымъ. — Это можетъ случиться и со мною.— Нтъ, нтъ, сударь. Я хочу имть себ наслдника и чрезъ тебя.’
Полковникъ желая чрезмрно видть Маріянну, условился съ своимъ племянникомъ дней чрезъ пять хать къ госпож Стангопъ, а между тмъ запретилъ ему увдомлять сестру свою о случившемся. ‘Можетъ быть, говорилъ онъ, я и ее увижу во всей слав…’
Албертъ съ своей стороны упросилъ его не говорить ничего о поединк его съ Фридерикомъ. Сперьва Полковникъ и слышатъ о томъ не хотлъ, однакожъ племянникъ его настоялъ, и онъ наконецъ хотя противъ воли своей, далъ ему слово быть скромнымъ.

ГЛАВА XXIV.
Стыдъ, ошибка, обманутое ожиданіе.

Албертъ оставилъ Сентъ-Остена на мстъ сраженія пристыженнаго и въ бшенств. съ своей стороны Бернерсъ ожидалъ его съ нетерпніемъ, которое легче вообразить, чмъ описать, сердечно желая ему успха, потому что побда его служила ему отмщеніемъ и что онъ столько любилъ его, сколько могъ. Наковецъ онъ возвратился въ ужасномъ безпорядк, бшенств и отчаяніи.
‘Бернерсъ, вскричалъ Фридерикъ мрачнымъ голосомъ, бросясь на софу, я обезчещенъ…. Я чувствую, что я негодяй: ни дружба твоя, ни твои софизмы не уврятъ меня въ противномъ. Я всю жизннь мою не забуду ужаснаго сего утра.’
Воображая себ. что Фридерикъ былъ побдитель, припоминая замшательство его натуральному ужасу, произведенному первымъ убійствомъ, хотя оно было и справедливо, Бернерсъ старался только его успокоить.
‘Ты слабъ, какъ женщина, говорилъ онъ ему, человкъ родится на то, чтобъ умереть: въ постели ли своей, или на пол сраженія, отъ лихорадки, или отъ пули, сего дня иди чрезъ двадцать лтъ это съ нимъ случится: не все ли равно? Ты наказалъ дерзкаго, и я жалю только, что не я ето зддадъ. ‘Ахъ! когдабъ я никогда не мшался въ ето постыдное дло, сказалъ съ жаромъ Фридерикъ! — Я съ удовольсшаіемъ бы взялъ его на себя. Ты бы увидлъ, умю ли я поступать какъ должно честному человку. — Честный человкъ!…. Это Монгомери, а я поступалъ какъ дурной школьникъ. — Я очень радъ, что ты его хвалишь, сказалъ Бернергъ съ насмшкою. Естьли ты опасно его ранилъ, то спасайся, въ противномъ не случа мы можемъ остаться спокойны. — Онъ раненъ!…. Великій Боже….’
Бернерсъ не зная еще подробностей этаго произшествія, лишился уже надежды, которою прежде себя льстилъ, и несмя больше распрашивать своего друга о томъ, что казалось его огорчало и приводило въ стыдъ, онъ въ молчаніи ожидалъ объясненія, что Фридерикъ наконецъ и здлалъ къ великому измленію Бернерса, которой тщетно старался его утшить.
Фридерикъ объявилъ ему, что непремнно хочетъ провести нкоторое время у своей матери въ деревн. Бернерсъ на старался его отклонить отъ того, но холодность, съ каковою госпожа Сентъ-Остенъ приняла его послдній разъ, послужила ему предлогомъ остаться въ Лондон.
Когда Сентъ-Остенъ открылъ свое бюро, чтобъ писать въ своей матери, и увдомить ее о своемъ намреніи, то письма, которыя онъ было приготовилъ, къ госпож Стангопъ и Маріянн, поразили его взоры. ‘Ахъ! вскричалъ онъ ударя себя кулакомъ въ лобъ, естьлибъ ети писма должно было отправитъ, я бы не былъ тогда обремененъ стыдомъ и раскаяніемъ!’
Госпожа Сентъ-Остенъ тотчасъ отвчала ему, что расположена была выхать завтра, и просила его быть готовымъ къ тому времени. Она ничего не упоминала о Бернерс въ своей записк, и очень была рада, что онъ съ ними не халъ. Но Гертруда съ горестію удалялась отъ тхъ мстъ, гд оставался ея герой, однакожъ въ день отъзда ихъ погода была безподобная, и не смотря на ея горесть, чистой деревенской воздухъ доставилъ ей къ обду прекрасной аппетитъ, и ввечеру легши спать съ большой усталостію, она всю ночь наслаждалась совершеннымъ покоемъ и прелестныя сновиднія украшали сонъ ея.

ГЛАВА XXV.
Удовольствіе. Удивленіе. Любопытство.

Въ одинъ день рано поутру Полковникъ и племянникъ его прибыли въ деревню къ госпож Стангопъ. Маріянна съ дочерью приходскаго священника пошла прогуливаться, а госпожа Стангопъ въ кабинет своемъ писала. Прежде чмъ войти, Монгомери сказалъ своему дяд: ‘Такъ какъ вы не знакомы съ здшнею хозяйкою, то позвольте мн представить васъ ей подъ настоящимъ вашимъ именемъ. Намъ не пристойно будетъ ее обманывать…
Г. Обріенъ подумалъ немного, и потомъ отвчалъ: ‘Естьли она одна, то мы можемъ сказать ей правду, и попросить ея пособія обмануть Маріянну.’
Человкъ, которой ходилъ доложить объ нихъ, возвратился и просилъ ихъ пожаловать къ госпож его въ кабинетъ.
‘Господинъ Монгомери, сказала она увидя Алберта, мн очень пріятно васъ видть. Надюсь, что никакое непріятное произшествіе….’ Она остановилась въ видимомъ безпокойств и колеблемая страхомъ, не было ли какой нибудь ссоры у него съ Фридрикомъ. Албертъ поспшилъ успокоить ее.
‘Это посщеніе, котораго вы не ожидали, сударыня, сказалъ онъ ей, есть послдствія самаго щастливаго для меня произшествія. Позвольте представить вамъ Полковника Обріена, единственнаго брата моей матери, съ которымъ я только дней восемь знакомъ. ‘Поздравляю васъ отъ всего сердца моего, отвчала Г-жа Стангопъ. Такой человкъ какъ вы, долженъ быть славою фамиліи, къ которой принадлежитъ.’— Вы его портите, сударыня, мальчикъ етотъ и такъ уже довольно гордъ. Однакожъ хотя онъ и иметъ свои недостатки, по покрайней мръ уметъ быть благодарнымъ, онъ съ такимъ жаромъ описалъ мн благородные и великодушные ваши противъ него поступки, что заставилъ меня раздлять его къ вамъ чувствованія, и я не имлъ покою, пока не пріхалъ лично принесть вамъ мою благодарность. — Естьли кто изъ насъ заслуживаетъ признательность, то это одна сестра его. И это не стоитъ того, чтобъ имъ заниматься.— Благородная женщина! рдкая душа! вскричалъ Полковникъ въ восторг. Ахъ! сударыня, естьлибъ вы согласились на мое желаніе, то удовольствіе мое было бы совершенно. — Изъяснитесь, сударь. — Мн очень хочется видть Маріянну, не будучи ей извстенъ. Я случайно встртился съ братомъ ея, котораго совсмъ не щиталъ своимъ племянникомъ. Здлайте милость, сударыня, доставьте мн также случай видть ее въ натуральномъ ея видъ, какъ я его видлъ. Естьли она будетъ знать, что я ее дядя, то употребить свои старанія мн понравиться, и я можетъ быть чрезъ цлой мсяцъ, не узнаю, чего она точно стоитъ.’
Это странное намреніе заставило госпожу Стангопъ разсмяться.
‘А вы что думаешь объ этомъ обман? спросила она у Алберта. — Я на то согласенъ, сударыня, естьли только, вы не будете противнаго мннія. Естьли дядюшк угодно видть Маріянну нечаянно, какъ онъ и меня видлъ, то сколько это ни невыгодно, а не долженъ тому противиться. — A какая отъ того невыгода для тебя произошла, господинъ скромникъ? сказалъ Полковникъ. Ахъ, сударыня, я бы охотно далъ двадцать гиней, чтобъ мн можно было расказать вамъ исторію’…
Албертъ страшась нескромности своего дяди, дернулъ его тихонько за платье, отъ чего Полковникъ и остановился посреди своей рчи.
‘Какую исторію, господинъ Полконяикъ? спросила госпожа Стангопъ. — О! ничего, сударыня, ничего. Я встртился съ нимъ въ вофейнонъ домъ…. И съ нимъ случилось тамъ столь смшное произшествіе, что я не могу о томъ вспомнить безъ смха. Теперь то мы живемъ вмст и больше не разстанемся.’
Госпожа Стангопъ не стала больше его распрашивать. Удовольствіе Полковника, и краска, покрывшая лице племянника его, удостоврили ее, что судьба представила ихъ одинъ другому въ выгодномъ для Алберта обстоятельств. A молчаніе о томъ Алберта, она приписывала извстной ей скромности его.
Такъ и быть, Г. Полковникъ, продолжала госпожа Стангопъ, пусть будетъ по вашему. Берегитесь только, чтобъ племянница ваша не разстроила вашихъ плановъ.
Въ эту минуту она увидла ее, гуляющую съ своею подругою въ саду.
‘Вотъ Маріянна, сказала она. Я много наслышалась о симпатіи, о внушеніяхъ природы: посмотримъ, подйствуетъ ли она теперь. Которая изъ нихъ ваша племянница?’
Полковникъ посмотрлъ, и тотчасъ вскричалъ: ‘Я бьюсь объ закладъ о тысяч гинеи, что это та, которая повыше, у ней точно такаяжъ походка, такой же станъ, какъ у покойной сестры моей. — Вы отгадали, сударь. Но еще одно слово, пока она не вошла. Какъ васъ ей назвать? — Постойте: она не знаетъ, что брать ея оставилъ своего банкира, я назовусь имъ. — Очень хорошо. Молчитежъ — она идетъ.’
Маріяннпа вошла въ комнату. Печальный пріздъ брата ея столько ее обрадовалъ, что она тотчасъ побжала къ нему съ отверстыми объятіями, и обнимая его съ живйшею нжностію, вскричала вн себя отъ восхищенія: Ахъ! Албертъ! милой братецъ, какое нечаянное для меня щастіе!
Оборотясь потомъ она увидла Полковника и покраснла. ‘Извините меня, сударыня, сказала она Г-ж Стангопъ. Я не примтила, что у васъ гости есть и удивленіе мое здлало меня неучтивою.’ — ‘Ты не имешь нужды въ извиненіи, моя милая. Я представляю теб друга твоего брата, у котораго онъ теперь живетъ.’
Маріянна, не сомнваясь, чтобъ ето не былъ банкиръ, съ пріятностію ему поклонилась, но Полковникъ взялъ ее за руку, и съ нжностію поцловалъ въ щоку, говоря: ‘Ты очень любезная двушка, но не забывай учтивости, и всегда обнимай старыхъ людей прежде молодыхъ.’
Маріянна взглянула на него съ удивленіемъ, и видя, что Г-жа Стангопъ и Албертъ едва могли удержаться отъ смха, не знала, что подумать.
‘Прелестное твореніе! продолжалъ Полковникъ, и по чести я не удивляюсь больше, что…’ (Алберть дернулъ его за платье, чтобъ онъ опомнился, и не сказалъ чего нибудь лишняго). ‘Занимайся-ка лучше самъ собою, сударикъ, разв ты почитаешь меня дуракомъ?…. Право, станъ безподобной… A волоса!… A ета близна! ети глаза!…. Это фамильные глаза.’ — Вы ето находите? сказала Г-жа’ Стангопъ, которая по сему замчанію думала, что онъ не хотлъ больше продолжать шутки. ‘Да, да, отвчалъ онъ замтя свою ошибку, у нее такіежъ глаза, какъ и у ея брата.’
Госпожа Стангопъ разсмялась.
‘Я думалъ, что у меня глаза черные, сказалъ Албертъ. — Какая до етаго нужда господинъ насмшникъ? Черные или голубые, глаза все глаза. — О! съ этимъ я согласенъ. — Не смотрите на него, продолжалъ онъ обращаясь къ Mapіянн. Сядьте возл меня, моя милая. Вы похожи на своего брата, только въ тысячу разъ лучше его.’
Удивленная и смущенная Маріянна не знала, что длать, она поперемнно смотрла съ изумленіемъ на Алберта и на Полковника, и взорами просила Г-жу Стангопъ объяснить ей все, что она видла.
‘Милая моя, сказала ей Г-жа Стангопъ, не огорчайтесь шутками друга моего, или лучше сказать, друга господина Монгомери. Я уврена, что вы будете обходиться съ нимъ гораздо ласкове, когда узнаете, что онъ пріхалъ сюда, чтобъ здлать удовольствіе, вашему братцу.
— ‘Нтъ, сударыня, право нтъ. Я пріхалъ для собственнаго своего удовольствія. Конечно я надялся найти здсь пригоженькую двушку, но никакъ не думалъ видть такое прелестное дитя какъ вы, моя милая.
Говоря это Полковникъ пристально смотрлъ на Маріянну, смялся, потомъ вдругъ задумывался, былъ очень тронутъ, вставалъ, опять садился, и повторялъ свои восклицанія и похвалы съ такимъ жаромъ, что приводилъ ее въ совершенное замшательство.
По прозьб Г-жи Стангопъ она играла на фортопіян и пла, и восхищеніе опять заставило Полковника забыться.
‘Божественное твореніе! вскричалъ онъ, она можетъ избрать себ мужемъ кого захочетъ. Я дамъ ей на свадьбу десять тысячь фунтовъ стерлинговъ.’
При сихъ словахъ Маріянна подумала о немъ тоже, что и братъ ея, и воображая, что онъ помшался въ ум, посмотрла на него съ такимъ видомъ сожалнія, что тмъ привела его въ себя и напомнила ему новую его неосторожность.
‘Это значитъ, моя милая, продолжалъ онъ, чтобъ исправить свою ошибку, что вы достойны имть десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ приданаго. Я увренъ, что вы не надетесь того, однакожъ ето дло не невозможное. — Маріянна почитаетъ это совсмъ невозможнымъ, сказалъ Алберть. — A почему вы знаете, сударь, что она думаетъ? зачмъ мшаете вы ей самой говорить? — Такая надежда, сказала Маріянна, съ милою скромностію, столь же далека отъ моихъ мыслей, какъ и желаній. Пока я буду подъ покровительствомъ госпожи Стангопъ, мн нчего больше желать. — Госпожа Стангопъ ангелъ, вы прелестная двица, а я старой колдунъ, которой вамъ предсказуетъ, что вы будете щастливы, моя милая, и въ томъ не сомнвайтесь.— Я и теперь, сударь, щастлива, отвчала Маріянна, кинувъ признательной взоръ на госпожу Стангопъ.
Пошли за столъ, и разговоръ обратился на другіе предметы. Полковникъ и Алберт восхищались красотами окружностей жилища Г-жи Стангопъ, что и подало ей случай сказать Алберту, что естьли онъ свободенъ, то она проситъ его създить посл обда въ Блаквудъ (сосднюю деревню) и посмотрть тамъ домъ и принадлежности его, которой она хотла завтра купить.
‘Съ охотою, сударыня, отвчалъ Албертъ, и обратясь въ Полковнику продолжалъ: Не угодно ли и вамъ, сударь, проздиться со мною?— Нтъ, сударь, не угодно, я останусь здсь съ дамами.’

ГЛАВА XXVI.
Чрезмрное удивленіе. Удовлетворенное любопытство.

Вставши изъ за стола Албертъ готовился хать, представя однакожъ гопож Стангопъ, что онъ имлъ мало свденій вразсужденіи имній, и не можетъ хорошо о нихъ судить.
‘Я знаю, сказала она ему, что домъ етотъ въ наилучшемъ состояніи. Мн онъ не нуженъ, равно какъ и принадлежности его, но хозяинъ долженъ непремнно продать его, чтобъ заплатить долги свои, и онъ такъ просилъ меня купить его, что я не могла ему въ томъ отказать. — A что стоить ето имніе? спросилъ Полковникъ. — Не боле 6,000 фувтосъ стерлинговъ.— Чортъ возьми! я его куплю, разумется, естьли вамъ его, не надобно, сударыня. Мы будемъ сосди, и я надюсь, что вы будете довольно снисходительны, чтобъ принимать иногда посщенія старика, который очень вамъ преданъ. — Я желаю, чтобъ это имніе вамъ понравилось, и мн оно вовсе не нужно, и я покупала его только по усильной прозьб нещастныхъ продавцовъ. Я уврена, что они и вами равно будутъ довольны, и такъ ничто вамъ не мшаетъ създить туда съ господиномъ Монгомери. — Я чудакъ, но всегда стараюсь такъ поступать, чтобъ бдный никогда не имлъ причины посылать меня къ чорту. Однакожъ вы позволите мн сегодня васъ не оставлять, пусть Албертъ самъ осмотритъ домъ и его окружности, и естьли они ему угодны, то я и доволенъ… То есть, продолжалъ онъ, замтя, что Маріянна съ удивленіемъ на него взглянула, — естьли они ему угодны, то я самъ еще съзжу туда завтра или посл завтра.
Когда Албертъ ужалъ съ управителемъ госпожи Стангопъ, то она видя, что Маріянна была въ величайшемъ замшательств, хотла, чтобъ Полковникъ пересталъ скрываться, но онъ былъ занятъ совсмъ другимъ. Заключеніе Алберта въ тюрьму, было для него загадкою, которую ему очень хотлось узнать. ‘Видно тутъ есть какая нибудь тайна, думалъ онъ, которую отъ меня хотятъ скрыть, и врно какая нибудь интрига, отвращеніе его къ женитьб то доказываетъ. Можетъ быть онъ влюбился въ какую нибудь двчонку, которая требовала больше, чмъ у него было. Повса задолжалъ и потому его посадили въ тюрьму.’ Совершено занятъ будучи сими размышленіями, но не зная какъ о томъ развдать, онъ нсколько минутъ наблюдалъ молчаніе, и потомъ обратясь въ госпож Стангопъ началъ говорить, ‘Сударыня, Алберотъ былъ въ Кингсъ-бенчъ прежде чмъ вы съ нимъ познакомились? — Такъ, сударь. — Онъ обязанъ вамъ своею свободою — и этаго благодянія никогда не забудетъ. — Я уже сказачла вамъ, сударь, что онъ мн ничмъ не обязанъ. Его освободила изъ тюрьмы сестра его.’
Маріянна хотла было говорить, но Г-жа Стангопъ здлала ей знакъ, чтобъ она молчала.
— ‘Я не любопытенъ, не знаю человка благородне Алберта, и благословляю ту минуту, когда его нашелъ. Посл смерти моей онъ получитъ все мое имніе.’
При сихъ словахъ нкоторое движеніе Маріянны напомнило ему, что онъ опять проговорился.
‘Я понимаю, что не забуду его въ моей духовной, когда онъ будетъ того достоинъ. Но я желалъ бы знать причину заключенія его въ Кингсъ-Бенчъ. Мн кажется вы можете мн это объяснить, Маріянна…. извините….. Миссъ Монгомери? Скажите мн, что вы объ етомъ знаете.— Возможно ли, чтобъ вы этаго не знали? сказала Г-жа Стангопъ. — Нтъ, сударыня, онъ не хотлъ ничего сказать мн. Когда я сталъ приставать къ нему съ моими о томъ вопросами, то онъ здлался такъ печаленъ, что я не имлъ духу больше его спрашивать. Онъ сказалъ мн только, что ето признаніе огорчитъ меня…. Естьли это какая нибудь юношеская шалость, то я по себ знаю, что нельзя иногда и не подурачиться, и легко забываю то, что надобно позабыть.’
Госпожа Стангопъ, одобряя скромность Алберета, не хотла однакожъ, чтобъ она подала поводъ къ несправедливымъ на щетъ его подозрніямъ. ‘Милая моя, сказала она Маріянн, я наложу на васъ тягостную обязанность, но кажется другъ братца вашего иметъ ложныя понятія о его заключеніи въ Кингсъ-бенчъ, и я думаю лучше открыть ему всю истинну. — Но естьли братецъ этаго не хочетъ? сказала Маріянна. — Разв вы не видите, что излишняя скромность его подаетъ поводъ лучшему его другу имть о немъ дурное мнніе.’
Это разсужденіе ршило Маріянну, и вотъ что она расказала:
‘Матушка моя скончалась: я утопала въ слезахъ, лобызая охладвшія ея руки, Албертъ столь же отчаянный какъ и я, старался однакожъ внушить мн нсколько твердости. Вдругъ четыре человка съ отвратительными лицами входятъ въ комнату, и одинъ изъ нихъ подходя въ тлу матушки, говоритъ, что останавливаетъ его за тридцать гинеи, которые она осталась должна за квартиру, Албертъ въ бшенств останавливаетъ его и клянется, что повергнетъ мертвымъ перваго, кто осмлится коснуться матушки. Судите о моемъ ужас, я вскричала, схватила братца въ мои объятія и держала его изо всхъ силъ, чтобъ онъ не могъ вырваться, чмъ думаю и отвратила большія нещастія.
‘Однакожъ эти люди, отошедъ къ дверямъ, продолжали кричать, что сопротивленіе безполезно и что они исполняютъ свой долгъ. — Чего вы хотите? спросилъ тогда Албертъ. Я не могу врить, чтобъ законы предписывали вамъ такой поступокъ. Они могутъ только дйствовать на живыхъ, а не на умершихъ. — Милостивый государь, отвчалъ полицейской, я вижу, что вы Шотландецъ и даже не одною съ нами исповданія, а также и не однихъ законовъ, но у насъ мертвый равно какъ и живой долженъ платить своя долги. — Однакожъ, врно можно вамъ нибудь сойтись съ заимодавцемъ. Но пока останется капля крови въ жилахъ моихъ, я не позволю оскорбить праха матери моей. Я готовъ взять на себя долгъ, и заплатить проценты, пока буду въ состояніи возвратить капиталъ.’
‘Это другое дло, и мы поступаемъ честно съ людьми великодушными. Вотъ вы разбили носъ этому бдняку, дайте ему на вино, и онъ забудетъ о томъ. — Очень охотно, съ тмъ только, чтобъ вы отсюда вышли, сказала и давъ ему полгинеи, такъ чтобъ Албертъ того не видалъ.’
‘Тогда положивъ въ карманъ деньги, онъ обратился въ своимъ товарищамъ и сказалъ имъ: эти господа не знаютъ порядка длъ. Сойдите въ низъ, и я имъ это растолкую.’
Они повиновались, а Албермъ повторилъ ему, что беретъ долгъ на себя.
‘Теперь, сударь, мы остались одни, сказалъ полицейской, и я скажу вамъ: что благородной и честной видъ вашъ меня тронулъ. Вамъ есть самое простое средство выпутаться изъ этихъ хлопотъ.’
‘Пожалуйста изъяснитссь скоре, вскричалъ братецъ съ нетерпніемъ.’
‘Ну, какая бда въ томъ, что возьмутъ тло матушки вашей? Заимодавецъ ничего отъ того не получитъ, кром мертваго тла, отъ котораго самъ же радъ будетъ скоре избавиться.’
‘Этотъ грубой совтъ привелъ меня въ негодованіе, а Албертъ врно прибилъ бы этаго совтнина, естьлибъ я не удержала его.’
‘Не сердитеся, сударь, продолжалъ этотъ человкъ, и забудьте, что я вамъ сказалъ. Естьли вы отвчаете за долгъ, то заимодавецъ на это согласенъ. Напишите вашу расписку, потомъ отправляйтесь въ тюрьму.’
‘Хорошо, только съ условіемъ, что я останусь свободенъ пока погребутъ матъ мою, а сестру пристрою къ мсту, чтобъ я могъ быть совершенно на щетъ ея спокоенъ.
‘Но за ети условія надо заплатить. Можете ли вы?’
‘Мы его удовлетворили, и такимъ-то образомъ Албертъ пожертвовалъ своею свободою, чтобъ отдать послдній долгъ матушк. — Благородная душа! рдкой молодой человкъ! а я старой негодяй!… Я смлъ подозрвать его…. Теперь ужъ я не удивляюсь его молчанію… Онъ не хотлъ огорчить меня…. A мнбъ должно повситься. Но продолжайте, любезная моя, сказалъ Полковникъ, обращаясь къ Маріянн, которая была вн себя отъ удивленія, мн жалко, что я прервалъ вашу рчь. — Окончите моя милая, это горестное повствованіе, прибавила Г-жа Стангопъ, вы будете зато довольно награждены. Я предсказываю вамъ близкое щастіе. — Боже мой! что это значитъ? Все, что я вижу, удивляетъ меня и приводитъ въ замшательство. Я поспшу окончить мое повствованіе. Полицейской служитель, взявъ записку моего брата, ушелъ, оставя одного изъ своихъ людей присматривать за братомъ. На другой день посл погребенія матушки, я опредлилась къ Мистрисъ Мозели, и хотя эта добрая женщина утверждала, что работа моя довольно ей платила за содержаніе мое, но я уврена была въ противномъ, и мн очень было прискорбно быть ей въ тягость тмъ боле, что она сама не была богата. Въ это время Г-жа Сентъ-Остенъ пріхавъ за покупками въ лавку Мистрисъ Мозели поручила ей найти для нее горнишную. На завтрашній день пошла я предложить ей мои услуги, но не понравилась ей — мн предназначено было большее щастіе. Госпожа Стангопъ была тогда съ своею сестрою. Великодушное ея сердце внушило ей намреніе исторгнуть нещастную изъ отчаяннаго положенія, она сама пріхала за мною, взяла къ себ, доставила мн средства освободить изъ тюрьмы брата моего и пріобрла тмъ право на вчную обоихъ насъ признательность. — Да наградитъ ее Богъ, вскричалъ Полковникъ съ восторгомъ. Бдное дитя! принуждена искать себ мста горнишной!.. Но мы увидимъ эту добрую Мозели, мы возьмемъ ее къ себ, и хотя бы у меня была одна только гинея, я бы и ту раэдлилъ съ нею! — Милостивый государь! сказала удивленная и не меньше его тронутая Маріянна, съ сего утра разумъ мой теряется въ Лабиринт сомнній и предположеній. Примтное удовольствіе госпожи Стангопъ, предсказаніе ея, что я скоро буду щастлива, необычайная радость Алберта, ваше обхожденіе съ нимъ и со мною — все предвщаетъ мн какое то неожидаемое произшаствіе. Доброжелательство ваше къ намъ не таково, какое можетъ имть новой другъ, это участіе, эта привязанность… — Нжнйшаго отца, вскричалъ Полковникъ озадачивъ ее въ свои объятія, да, я буду твоимъ отцемъ. Забудь жестокаго Обріена, твоего Дядю, забудь, что я былъ безчеловченъ къ твоимъ родителямъ, и что я долженъ былъ первой стараться о примиреніи съ ними, потому что они были нещастны.’
Маріянва была столь тронута, что не въ силахъ была отвчать, но бросилась къ ногамъ своею дяди. Наклонясь на племянницу свою, доброй старикъ громко рыдалъ — и госпожа Стангопъ, свидтельница этой трогательной сцены, проливала слезы радости.
‘О, нжная мать моя! вскричала наконецъ Маріянна, сколь щастлива бы ты была, видя дтей твоихъ въ объятіяхъ ихъ дяди!’ — Бдная сестра моя говорила ли вамъ иногда обо мн, сказалъ Полковникъ поднявъ свою племянницу и посадя ее возл себя. ‘И очень часто, она за удовольствіе себ поставляла разсказывать намъ о щастливомъ времени вашего дтства, и всегда повторяла: я никогда не могла думать, чтобъ Обріенъ когда нибудь пересталъ любить меня!’ — Она всегда была мн любезна, но проклятая гордость моя, которая могла только равняться съ гордостью вашего отца, причиною всмъ нещастіямъ. Одна строчка отъ нее заставила бы меня летть въ ея объятія. — И батюшка отъ васъ того же только ожидалъ. — Мн очень удивительно, сказала госпожа Стангопъ, что столько любя одинъ другаго вы не могли примириться.’
‘Я уже сказалъ вамъ, сударыня, что проклятая фамильная гордость всему виною. Сиръ-Жемсъ Монгомери, старшій братъ порутчика, началъ ссору, сказавъ, что братъ его можетъ найти себ лучшую партію. Въ слдствіе сего сестра моя получила приказаніе не имть съ нимъ больше никакого сношенія. Приказаніе ето было совершенно безполезно: они продолжали переписываться, и везд, куда сестра моя вызжала, была она уврена найти Монгомери. Отецъ мой, оскорбленный противъ него, имлъ съ нимъ очень жаркой разговоръ, въ которомъ порутчикъ на отрзъ сказалъ ему, что никогда не перестнестъ любить его дочери. Я тогда вмшался въ это дло, вышелъ съ порутчикомъ на поединокъ, и такъ, какъ онъ, боясь ранить меня, не употребилъ всего своего искуства, то я скоро и обезоружилъ его, но никакъ не могъ принудить отказаться отъ сестры моей, и чрезъ нсколько дней посл того она оставила отеческій домъ и здлалась его женою. Сиръ Жемсъ-Монгомери, единственный наслдникъ имнія своей фамиліи, возненавидлъ за то своего брата и не далъ ему ничего. Съ своей стороны отецъ мои лишилъ наслдства сестру мою, и отослалъ обратно не распечатавъ вс письма, которыя она къ нему писала. И такъ нещастнымъ симъ супругамъ не оставалось другой помощи, кром одного дяди, который лтъ чрезъ пять посл женитьбы ихъ умеръ, оставя имъ тысячу фунтовъ стерлинговъ и небольшое помстье въ Шотландіи, куда порутчикъ вышелъ въ отставку, по причин полученной имъ раны, и перехалъ жить съ своимъ семействомъ. Шесть лтъ уже, какъ умеръ отецъ мой въ старости лтъ и оставя по себ большое богатство, но за годъ еще до смерти своей здлался такъ слабъ, что это можетъ извинить забвеніе его о сестр. Но меня ничто, и никогда не извинитъ. Состояніе мое многіе годы удержало меня въ Америк — и я почти совсмъ забылъ бдную мою Маріянну. Когдажъ получидъ письмо ея, то душа моя чувствительно была тронута, и прежняя дружба моя и любовь къ нея возродились съ новою силою. Продолжительное мое забвеніе показалось мн непростительнымъ варварствомъ,— и я тотчасъ отправился въ Англію, чтобъ исправить вину свою. Но Богъ наказалъ меня: уже было поздо — я не имлъ сестры, и былъ бы въ величайшемъ отчаяніи, естьлибъ она не оставила дтей, которымъ могу воздать то, чмъ былъ ей долженъ.’
Госпожа Стангопъ поблагодарила Полковника за его повствовавіе, извиняясь, что возбудила горестныя для него воспоминанія.
‘Вы очень хорошо здлали, сударыня, отвчадъ онъ, я не стою нималйшаго состраданія, потому что поступилъ какъ дикой зврь…. Всякой день, поутру и ввечеру, я прочитывалъ письмо бдной моей Маріянны: это было мн мучительно, угрызенія совсти жестоко меня терзали, но я это заслужилъ. Теперь же буду прочитывать это письмо одинъ только разъ въ недлю, дабы не забыть никогда моихъ обязанностей. — Албертъ и я, сказала Маріянна, знали, что матушка къ вамъ писала, но не видали ея письма. — Вы его прочтете, сударыня, сказалъ Полковникъ Г-ж Стангопъ, и увидите сами, намъ оно должно было поразить меня.’
Госпожа Стангопъ, которой онъ подавалъ письмо, отказывалась принять его, но Полковникъ настоялъ: ‘прочтите его, сударыня, прочтите, только не теперь: мн невозможно будетъ снести вашихъ взоровъ. Завтра вы мн его возвратите…. A! вотъ и Албертъ детъ, продолжалъ онъ смотря въ окошко, посмотрите кaкъ онъ сидитъ на лошади! онъ не похожъ на женоподобныхъ вашихъ модниковъ. Не правда ли, что онъ славной молодецъ? и къ томужъ такъ силенъ…. О! я никогда не забуду того вечера… — Какого вечера? спросила Маріянна, видя, что онъ вдругъ остановился. — Какая теб нужда? это былъ щастливой вечеръ для него и для тебя — этого довольно: двушки не должны быть очень любопытны.

ГЛАВА XXVII.
Признаніе. Исправленіе.

Албертъ донесъ своему дяд, что нашелъ домъ и земли въ наилучшемъ положеніи, и предложилъ ему похать самому ихъ осмотрть прежде покупки.
‘Нтъ, сударь, я не поду. Да разв я не для того васъ и посылалъ, чтобъ не имть самому етаго труда?…… Впрочемъ Маріянна все знаетъ, теб открылъ я мою тайну въ движеніи гнва, а сестра твоя, не знаю какимъ волшебствомъ, совершенно меня разстроила — и я признался ей какъ ребенокъ.’
Албертъ и Маріянна была въ восхищеніи и госпожа Стангопъ раздлила ихъ радость.
‘Албертъ, сказалъ Полковникъ своему племяннику, завтра купимъ ето имніе, а чрезъ мсяцъ я намренъ у тебя обдать. — У меня обдать, сударь? — Да, у тебя, что? разв ты не захочешь дать мн и пообдать? — послушай, племянникъ, домъ, которой ты купишь, будетъ твой. Мн хочется видть, какъ ты будешь поступать, когда здлаешься независимъ, къ томужъ надобно исправить свою вину. Я подозрвалъ теб въ какой нибудь тайной интриг по случаю скромности твоей вразсужденіи твоихъ долговъ, но Маріанна привала меня въ стыдъ — и я долженъ исправить свою несправедливость противъ тебя… Прошу мн не противорчить: я такъ хочу, и добрая ета двушка будетъ нашею хозяйкою, пока ты женишься, или она выйдетъ замужъ.’
При сихъ словахъ Маріянна бросила на госпожу Стангопъ прискорбный взоръ, и она ей тмъ же съ улыбкою отвчала. Албертъ, замтя то, отвчалъ Полковнику.
‘Любезный дядюшка! Госпожа Стангопъ столь милостивъ, что не почитаетъ присутствія сестры моей для себя отяготительнымъ, и Маріянна подъ покровительствомъ ея жила щастливо. Я увренъ, что подумавъ объ етомъ, вы не захотите ихъ разлучить.— И конечно нтъ, естьли госпож Стангопъ угодно оставить ее у себя, вскричалъ Полковникъ съ живостію. Она была ея другомъ, когда вс оставили ее, и мы никогда не должны етаго забывать. Къ тому же, оставляя ее у себя, вы предоставляете намъ, сударыня, право почаще васъ посщать. — Признаюсь, сказала госпожа Стангопъ, что мн очень будетъ грустно разстаться съ Маріянною, но вы имете на нее больше правъ нежели я, и мн должно вамъ пожертвовать симъ удовольствіемъ. — Ахъ! естьли узы сильне тхъ, которыя налагаетъ благодарность, сказалъ Албертъ? — Не думаю, сударыня, подхватилъ Полковникъ, и для того-то хочу привязать ими себ этаго молодца навсегда. — Надюсь, любезный дядюшка, что поведеніе мое лучше докажетъ вамъ мою признательность, чмъ слова.’
‘— Ты былъ доброй сынъ и братъ, а потону я не сомнваюсь, что ты и вс другія обязанности такъ же хорошо исполнишь… Какъ скоро мы учредимъ оное хозяйство, то я требую, чтобъ ты женился. Мы попросимъ госпожу Стангопъ, чтобъ она помогла теб найти добрую для тебя жену. — Это порученіе слишкомъ щекотливо, чтобъ я могла его взять на себя, сказала госпожа Стангопъ. Сердц господина Монгомери будетъ ему въ семъ случа лучшимъ путеводителемъ, и я столь хорошее имю объ немъ мнніе, что не боюсь отъ него неприличнаго выбора.— Можетъ быть вы правы, сударыня, но мн нтъ времени ожидать. Жизнь человческая неизвстна, а мн уже шестдесятъ три года. Вы согласитесь, что мн очень прискорбно будетъ попроститься съ свтомъ не оставя посл себя маленькаго наслдника, котораго я больше всего желаю. — Въ семъ случа, сказала госпожа Стангопъ смясь, я уже не знаю, что вамъ совтовать, но мн кажется вы еще довольно здоровы, выжъ сказывали, что и батюшка вашъ умеръ въ глубокой старости, то не пожете ли и вы надяться прожить столь же долго какъ и онъ? — Отецъ мой умеръ на девяностомъ году. Какъ бы я щастливъ былъ, естьлибъ въ старости моей окружали меня два, три, четыре внучка здоровыхъ, рзвыхъ, сильныхъ какъ отецъ ихъ! особливо бы я радовался, естьлибъ они столь не искусно отражали…’
Албертъ прервалъ его рчь, потихоньку его толкнувъ.
‘Подожди, сказалъ онъ ему на ухо, поправлю свою глупость… Да, сударыня, продолжалъ онъ громко, Албертъ отражаетъ… насмшки удивительнымъ образомъ. Я сколько ни старался разстроить его и привесть въ замшательство — все было тщетно: онъ обезоружилъ и побдилъ меня какъ видите.’
Ввечеру госпожа Стангопъ велла приготовить у себя постели для Полковника и его племянника, не позволивъ имъ удалиться въ трактиръ, какъ они того хотли. Когдажъ она осталась одна съ Маріянною, то произшествія сего дня были интереснйшимъ предметомъ ихъ разговора. Об они замтили, что имъ не все было расказано, и что у Полковника была съ Аьбертомъ какая то тайна. Спрочить о томъ у сего послдняго, казалось имъ безполезнымъ: они знали, что онъ ничего не скажетъ.
Маріянна подумяла, что можетъ быть братъ ея бился на поединк съ Бернерсомъ, но госпожа Стенгопъ опровергла это мнніе. ‘Впрочемъ, сказала она, я завтра спрошу у него безъ всякаго принужденія, видлъ ли онъ посл нашего отъзда изъ Лондона племянника моего и недостойнаго его дрга. Онъ не солжеть — и отвтъ его поможетъ намъ отгадать истину. Веселость его и Полковника должны увритъ насъ, что не случилось ничего печальнаго!’
Сіи разсужденія успокоили Маріянну, и она стала тогда просить госпожу Стангопъ позволить ей прочесть письмо, которое ей далъ Полковникъ. ‘Я не смю попросить у него на то позволенія, говорила она, но вы можете, сударыня, здлать мн ету милость потому, что онъ далъ вамъ письмо безъ всякаго условія. — Я была уврена, что вы захотите прочесть его, и для того не брала его, и мн кажется лучше не читавши возвратить его Полковнику. — Нтъ, сударыня, я прошу васъ прочесть его: оно познакомитъ васъ съ почтенною моею матушкою. И естьли вамъ не угодно согласиться на мое желаніе, то мн очень будетъ это прискорбно, но я боле не стану васъ безпокоить. — Мн не хочется вамъ отказать, моя милая, но и согласиться боюсь. — Имйте, сударыня, ко мн не много довренности. Конечно оно будетъ мн стоить слезъ, но я утешусь мыслію, что родители мои наслаждаются теперь мирнымъ блаженствомъ, достойною наградою ихъ добродтелей. — Хорошо, я согласна, но мы прочтемъ его завтра пораньше, чтобъ явиться къ завтраку спокойными и грустью нашею не огорчишь добраго Полковника.’
Маріянна согласилась на это и удалилась въ свою комнату.

ГЛАВА XXVIII.
Интересное письмо.

Госпожа Стангопъ, видя вошедшую къ ней Маріянну очень рано поутру, легко угадала причину такой поспшности. ‘Я не забыла моего общанія, сказала она, вотъ письмо. Я оставлю васъ одну, моя милая, чтобъ вы на свобод могли предаться чувствованіямъ, которыя оно вамъ внушитъ. Я чрезъ полчаса возвращусь и надюсь найти васъ спокойною. Вы врно не заставите меня раскаиваться въ моемъ снисхожденіи на вашу прозьбу.’
‘Она вышла — и Маріяннa, оставшись одна, бросилась на колни и открывъ трепещущею рукою письмо, читала слдующее:

‘Любезный братецъ!

‘При кра гробовомъ, въ ту минуту, когда исчезаютъ вс признаки жизни человческой, посл тридцатилтнаго молчанія, давно забытая вами сестра напоминаетъ теперь сердцу вашему пріятныя чувства природы и призываетъ васъ къ исполненію обязанностей, которыя смерть ея на васъ возложитъ. Ахъ! Маврикій, для чего былъ ты непримиримымъ врагомъ любезнйшаго изъ друзей моихъ? какъ могъ ты ненавидть покровителя, супруга любезной твоей Маріянны?… Этотъ другъ, этотъ супругъ уже не существуетъ… Онъ прежде меня снишелъ во гробъ, которой вскор соединитъ насъ…. Но покидая свтъ, я оставляю въ немъ драгоцннйшее мое сокровище. Послдняя просьба моя къ тому, который всегда столько любилъ меня, будетъ объ немъ.
‘Юныя плоды любви моей, сынъ и дочь, наслдники добродтелей отца своего, требуютъ покровительства дяди своего и вниманія, которое заслуживають невинности ихъ и нещастія. Они научились довольствоваться малымъ и питаться трудами рукъ своихъ, но они не знаютъ опасностей свта и имютъ нужду въ опытномъ птеводител на трудномъ пути, въ которой вступятъ. Не отвергни усерднаго моленія умирающей сестры своей: будь покровителемъ, другомъ, отцомъ дтей ея, собственное твое сердце и благословенія Всевышняго, которой будетъ нкогда судить васъ обихъ достойно тебя за то наградитъ.
‘Ахъ, Маврикій, естьлибъ мы могли еще увидться, я уврена, что ты поспшилъ бы принять залогъ, которой в теб ввряю, и тмъ загладилъ бы то, въ чемъ ты виновенъ предо мною, которая не преставала любить тебя съ нжностію. Какому призраку пожертвовалъ, ты моимъ и своимъ благополучіемъ? Смшной гордости, которая нимало не замнила тхъ удовольствій, которыхъ тебя лишила, и изсушила твое сердце, удаля его отъ сестры, не заслужившей твоей ненависти, и брата, который былъ бы первымъ другомъ твоимъ, естьлибъ ты лучше зналъ его.
‘Я не отношусь къ Сиру Жемсу Монгомери. Дти мои не должны ничего требовать отъ человка, показавшаго себя столь нечувствительнымъ. Можетъ быть та же гордость, которая содлала его врагомъ нашимъ, заставила бы его извлечь изъ нищеты дтей роднаго брата своего, и самолюбіе заступило бы мсто ощущеній природы, но дти мои не будутъ принуждены принимать оскорбительныхъ пособій. Mирное убжище, гд я провела столько щастливыхъ дней съ обожаемымъ супругомъ, будетъ и имъ служить пристанищемъ, а проценты небольшаго капитала, составляющаго ихъ наслдіе, помогутъ имъ вести жизнь хотя неизвстную, но честную и неазвисимую.
‘Мн остается молить Милосердаго Творца, да продлитъ теб свою милость и покровительство, которое до сель избавляло тебя отъ опасностей военнаго состоянія. Ты выслужилъ чины и пріобрлъ богатство, но не забудь, что въ послднія часъ жизни нашей вс сіи преимущества исчезнутъ какъ тнь, и въ утшеніе твое останется только воспоминаніе о добрыхъ длахъ, которыя здлаешь.
‘Рука моя съ трудомъ изображаетъ на бумагъ сіи письмена…. это послдніе…. когда ты ихъ получишь, то я чувствую, что не будешь уже имть сестры.
‘Естьли современемъ раскаяніе о суровости, съ которою ты такъ давно со мною поступалъ, будетъ слишкомъ терзать тебя, то утшься воспоминаніемъ, что я была щастливйшея изъ женщинъ, и что къ совершенному блаженству моему не доставало только примиренія съ семействомъ моимъ. Я не была богата, но и не бдна, наслаждаясь златою умренностію. Время еще боле утвердило взаимную нашу привязанность, и дти наградили попеченія наши объ нихъ добродтельнымъ поведеніемъ своимъ.
‘Слабость силъ моихъ лишаетъ меня удовольствія больше писать къ теб… Сердце мое увряетъ меня, что исполнишь мою прозьбу…. Эта надежда услаждаетъ для меня мысль о жестокой разлук…. Прощай, Маврикій. Будь отцомъ дтей моихъ: Богъ наградитъ тебя за то. Прощай!

Маріянна Монгомери.

Кингсъ-Роу Бромптонъ.’
Чтеніе сего письма, часто прерываемо было вздохами и слезами Маріяннны, однакожъ она старалась утшиться, госпожа Стангопъ возвратясь нашла ея совершенно спокойною — и они вошли къ ожидающимъ ихъ завтраку Полковнику и Алберту.

ГЛАВА XXIX.
Чувствованія благородной души. Пріобртеніе.

Госпожа Стангопъ не преминула спросить за завтракомъ у Алберта о своемъ племянник.
‘Госпоинъ Монгомери, сказала она ему, не видалидь вы посл нашего отъзда изъ Лондона Фридирика или Бернерса? Я не совсмъ спокойна въ разсужденіи поведенія моего племянника. Молодость его и тсная связь съ развратнымъ человкамъ могутъ быть причиною поступокъ, весьма предосудительныхъ.’
Полковникъ засмялся, думая, что теперь племянникъ его принужденъ будетъ открыть произшествіе, о которомъ ему очень хотлось расказать.— ‘Я ихъ нечаянно встртилъ въ кофейномъ домъ, отвчалъ Албертъ. — Я надюсь, что племянникъ мой узналъ свою ошибку касательно васъ. — Я тоже думаю, сударыни, что Г. Сентъ-Остенъ въ заблужденіи, я отъ природы не склоненъ къ распутству. И естьли позволено мн сказать свое мнніе, сударыня, то мн кажется надобно стараться кротостію образумить его и вывесть изъ заблужденія на щетъ Бернерса. Вліяніе этаго злаго человка на вашего племянника не должно васъ удивлять, естьли вы возьмете въ разсужденіе силу впечатлній дтскаго возраста. Различіе власти отца надъ сыномъ и наставника надъ воспитанникомъ очень невелико. — По чести, вскричалъ невольно Полковникъ, этому человку нтъ подобнаго въ поднебесной!….
—‘ Я право не знаю, что мн длать, продолжала госпожа Стангопъ будто не слышавъ восклицаній Полковника, мн очень больно видть его въ такомъ заблужденіи, и я боюсь, что его ничто уже не исправитъ. — A я думаю противное, сказала Маріянна. Господинъ Сентъ-Остенъ не иметъ склонности въ распутству, и доказательствомъ тому, что поступокъ его со мною былъ противъ собственныхъ его правилъ, можетъ служить то, что онъ употребилъ на то другаго, которому врно не смлъ бы здлать такого порученія, естьлибъ не онъ самъ вызвался исполнить его. — Мой племянникъ долженъ благодарить васъ за это мнніе, отвчала Г-жа Стангопъ, и я желала бы видть его достойнымъ такого великодушія…. Но оставимъ этотъ разговоръ. Утро безподобное: какъ вы думаете, господинъ Полковникъ, не прогуляться ли намъ въ Блаквудъ?’
Г-нъ Обріенъ съ охотою на то согласился — и вс тотчасъ туда похали въ коляск. Домъ и земли были совершенно по вкусу Полковника, и онъ скоро сошелся съ продавцемъ въ цн и купилъ ихъ. Албертъ, которому поручено было исполненіе разныхъ перемнъ и украшеній, которыя Полковникъ, нашелъ нужными, ревностно тмъ занялся — и черезъ мсяцъ, какъ онъ того желалъ, все было готово.

ГЛАВА XXX.
Разговоръ. Неосторожность. Слабое усиліе возвратиться на путь добродтели.

Четырехъ недльное пребываніе въ деревн поправило не много здоровье госпожи Сентъ-Остенъ. Фридерикъ былъ не доволенъ собою и сожаллъ о Лондон. Гертруда также не была спокойна: отсутствіе Бернерса, а еще больше того письменное общаніе, ему данное, огорчало ее. Конечно не одна гонимая героиня романовъ такъ поступала, однакожъ эти размышленія не успокоивали ее: поступокъ, которой она должна была скрывать отъ своей матери, даже въ собственныхъ ея глазахъ, былъ непростителенъ. ‘Однакожъ, говорила она иногда сама себ, почему я недовольна своимъ поведеніемъ? естьли я не должна быть его женою, то какая мн нужда до замужства? Я знаю, что онъ меня любитъ, и мы такъ давно уже знакомы, что я должна быть уврена въ его честности.’
Въ другое время иныя размышленія нарушали за спокойствіе. ‘Матушка меня любитъ съ нжностію, говорила она, а я здлала столь важной поступокъ безъ ея воли! эта скрытность есть знакъ неблагодарности, покрывающій меня стыдомъ… такъ и быть, открою мою тайну Фридерику, чтобы изъ того не вышло. Онъ другъ Бернерса — и совты его будутъ моими путеводителями.’
Ршившись такимъ образомъ, Гертруда воспользовалась первымъ случаемъ, когда осталась на един съ своимъ братомъ, и начала свой разговоръ съ нимъ вопросомъ: почему Бернерсъ не пріхалъ съ нимъ въ деревню? Фридерикъ не почелъ нужнымъ скрыть отъ нея настоящую тому причину, и признался ей, что другъ его жаловался на холодной прімъ, которой мать ихъ здлала ему въ послднее его посщеніе, и потому отказался хать съ нимъ въ деревню.
‘Въ самомъ длъ, сказала Гертруда, я помню, что матушка приняла его тогда не такъ дружески какъ обыкновенно, но онъ бы долженъ былъ подумать, что можетъ быть одна разстройка здоровья его была тому причиною. Но мн удивительне всего, что не захотвъ хать къ намъ, онъ не похалъ повидаться съ отцомъ своимъ.— Я самъ етому дивлюсь, отвчалъ Фридерикъ, и думаю, что деревня не иметъ для Бернерса никакихъ прелестей. Онъ любитъ одни шумные свтскія забавы, а единообразная сельская жизнь не можетъ ему нравиться.’
Гертруд было очень непріятно это слышать, и она нкоторое время осталась въ горестномъ молчаніи, но вскор ободрясь, продолжала:
‘Можетъ быть въ Лондонъ есть у него предметъ привязанности. Мн кажется я слышала, что онъ былъ влюбленъ въ Мисъ Монгомери, а тмъ то и не понравился Г-ж Стангопъ.’
Тутъ въ свою очередь Фридерикъ пришелъ въ замшательство, но видя, что сестра его ничего не знала, скоро оправился.
‘Я думаю, моя милая, отвчалъ онъ, что нтъ женщины въ свтъ, которую бы Бернерсъ любилъ мене Мисъ Монгомери, хотя и отдаетъ справедливость красот ея и достоинствамъ. Впрочемъ я думаю, что онъ любитъ всхъ женщинъ вообще, не имя ни въ одной особливой привязанности. — Мн кажется, что ты ошибаешься, братецъ. Я думаю, что онъ иметъ столько чувствительности, что долженъ отличать какую нибудь женщину, а не любить всхъ безъ разбору.’
Это разсужденіе заставило Фридерика разсмяться: послушай, моя милая, сказалъ онъ сестр своей, романическія твои мысли всегда будутъ мшать теб видть вещи въ собственномъ ихъ видъ. Бернерсъ лучшій другъ мой, но я думаю, что онъ никогда не женится. Я сердечно сожаллъ бы о жен такого человка.’
Посл такого замчанія, Гертруда вовся не хотла уже открывать ему своей тайны, да ршилась впередъ и никому объ ней не говорить.
‘Мн кажется, продолжала она посл нкотораго молчанія, что ты длалъ Мисъ Монгомери и брату ея очень великодушныя предложенія: они непростительно противъ тебя поступили.’
Фридерикъ ясно видлъ, что Гертруда знала ето дло совсмъ съ противной стороны.
Не желая ничего сказать объ этомъ дл, чтобы могло довести до объясненія, онъ отвчалъ: ‘Тутъ было недоразумніе съ обоихъ сторонъ. Мн хотлось бы предать ето совершенному забвенію. — Господинъ Бернерсъ никогдв этаго на забудетъ, сказала Гертруда. Г-нъ Монгомери очень обидно съ нимъ поступилъ. — Бернерсъ самъ виноватъ, что не сохранилъ должной умренности. Знавши, что это было недоразумніе, онъ не долженъ былъ и заниматься тмъ. — Хорошо, но онъ вспыльчивъ и гордъ. Да и Г-нъ Монгомери не меньше его горячъ, судя по поступку его въ Сент-жемскомъ парк. И естьли онъ показываетъ столько надменности въ нещастіи, то чтожъ бы онъ длалъ, когдабъ былъ въ лучшемъ положеніи?’
‘Вроятно былъ бы скромне, отвчалъ Фридерикъ. Г-нъ Монгомери самой большой мой врагъ, но я долженъ отдать ему справедливость, объявя, что не знаю человка благородне и великодушне его.’
Гертруда, удивленная симъ отвтомъ, хотла бы получить тому объясненіе, но братъ ея, которой имлъ причины убгать того, оставилъ ее.
‘И такъ, сказалъ Фридерикъ оставшись одинъ, а долженъ еще почитать тхъ, которые меня ненавидятъ и презираютъ! Предположеніе Гертруды доказываютъ мн, что постыдное поведеніе мое неизвстно ни ей, ни матушк. О великодушная Маріянна! безъ сомннія безразсудное бшенство Бернерса принудило ее открыть все Г-ж Стангопъ, но сколь благородна скромность ея съ моею сестрою! и сколь долженъ я быть благодаренъ тетушк, что она не захотла очернить меня въ глазахъ матушки!… Ахъ! можетъ быть и я успю еще возвратить ихъ почтеніе!… но для сего надобно прежде всего разорвать связь мою съ Бернерсомъ, а могу ли я ето здлать посл всего, что неосторожная дружба его ко мн заставила его претерпть?’
Наконецъ Фридерикъ ршился возвратиться въ Лондонъ и исполнить желаніе друга своего, которой со всякой почтой звалъ его. Едва пріхалъ туда, какъ замтилъ тотчасъ, что Бетси Сутернъ, дочь его хозяйки, привлекла на себя вниманіе Бернерса и соотвтствовала ласкамъ его съ такимъ видомъ, какъ бы и сама была къ нему не равнодушна. Часто слышалъ онъ отъ него похвалы этой двушк, приписывалъ ихъ обыкновенному чего пристрастію въ женщинамъ, но вскор уврился, что онъ иметъ на нее особливые виды, и съ тхъ поръ принялъ великодушное намреніе попрепятствовать успху его. ‘Я лучше бы хотлъ, сказалъ онъ съ важнымъ видомъ, чтобъ эта двушка не возвращалась изъ деревни пока мы здсь пробудемъ. — По чести, любезный Фридерикъ, ты долженъ поберечься, а то скоро здлаешься самымъ скучнымъ философомъ. Эта молодая двушка прелестна, и сотворена для любви. — Согласенъ мало есть столь прекрасныхъ лицъ и съ такою еще невинностію. — Я не находилъ еще столь прелестной женщины: скромна, тиха, и такъ легковрна!… словомъ, такъ мн нравиться, что я еще никого такъ не любилъ какъ эту двушку. — Ты намренъ жениться на ней? — Боже меня сохрани! правда, мн надобно было общать ей ето, чтобъ успокоить ее и выиграть время, и знаешь ли, что она мн отвчала? Маріянна ни мало не была теб признательна за таковое предложеніе, и естьлибъ приняла его, то я увренъ, что отъ тебя бы еще требовала благодарности за свое на то согласіе. A здсь, мой другъ, какая разница! эта милая двушка почти благодарила меня за такое снисхождевіе. Она съ робостію отвчала мн, что не щитаетъ себя достойною быть моею женою, но что естьли я здлаю ей эту честь, то она никогда не забудетъ, чмъ будетъ мн за то одолжена, и обязанностей, налагаемыхъ на нее симъ званіемъ. — Ужь ли ты обольстишь ее въ награду за такую скромность, вскричалъ Фридерикъ, надобно имть каменное сердце, чтобъ на ето ршиться. — Скажи лучше, не стараться побдить ея предразсудковъ и здлать ее щастливою. — Таковое щастіе вроятно для нея не будетъ щастіемъ.— Ошибаешься, она будетъ послушна и уже согласилась видться со мною въ тайн, а одинъ не благопристойной поступокъ влечетъ за собою и другіе. Мн очень было трудно согласить ее въ первыя свиданія, но два послднія были назначены ею самою. Мы видаемся въ парк, ибо мать ея настоящій Арryсъ, и мы очень бережемся въ ея присутствіи, чтобъ не подать никакого подозрнія.’
Разговоръ этотъ еще боле утвердилъ Фридерика въ намрееіи его избавить неосторожную Бетси отъ опасностей, которымъ она по неопытности своей подвергалась — и онъ началъ заниматься средствами исполнить его.
На завтрешній день, прогуливаясь съ Бернерсомъ, онъ нашелъ очень пріятной домикъ, которой отдавался въ наймы, и предложилъ нанять его. Бернерсъ нимало тому не противился, потому что домъ этотъ былъ ближе ко всмъ мстамъ, гд онъ бывалъ, а вразсужденіи интриги его, перемна квартиры ни мало но могла быть ему препятствіемъ, ибо Бетаси общала прійти къ нему куда онъ захочетъ.
Пришедъ проститься съ Мистриссъ Сутернъ, Фридерикъ нашелъ ее одну съ дочерью. Желая воспользоваться симъ случаемъ и подать юной двицъ спасительной совтъ, онъ сказалъ ей довольно громко: ‘Мисъ Бетси, когда вы изберете себ супруга, достойнаго васъ и угоднаго вашей матушк, то позвольте мн тогда имть честь проводить васъ въ олтарю, а чтобъ вы не позабыли этой прозьбы, то прошу вaсъ принять ету бездлицу для памяти!‘
При сихъ словахъ онъ вручилъ ей довольно богатой перстень, и убгая отъ изъясненій благодарности Бетси и матери ея, возвратился въ свою комнату, и взявъ съ собою Бернерса, отправился въ новую свою квартиру.
Фридерикъ здлалъ доброе ддо, и однакожъ не чувствовалъ себя отъ того щастливe. Увренъ будучи, что онъ долженъ отказаться отъ надежды пріобрсть любовь Маріянны, онъ ршился употребить вс способы изгладить изъ сердца своего образъ ея. Съ того времени онъ совершенно предался распутству, слдуя примру Бернерса. Ни мало не любя игры, онъ часто игралъ по цлымъ ночамъ, и побольшой части много проигрывалъ. Чтобъ быть вовсмъ моднымъ человкомъ, онъ взялъ на содержаніе любовницу, прославившуюся въ волокитств, и хотя она была очень хороша, однакожъ и въ самыхъ объятіяхъ ея, постигала его скука и пресыщеніе, какъ скоро воспоминалъ онъ о Маріянн. Роскошные пиры, сладострастные праздники были любимыми его забавами, но по нещастію слабое здоровье его не могло переносить такого рода жизни, и посл всякаго подобнаго празднества онъ по нскольку дней бывалъ боленъ — и тогда опять возвращались тягостныя воспоминанія, которыхъ онъ убгалъ.
Такимъ-то образомъ Фредерикъ, стараясь заглушить щастливыя внушенія своего сердца, погружался боле въ распутство и скорыми шагами приближался къ своей погибели, онъ достигъ наконецъ двадцать втораго года своей жизни. Долги его были безчисленны, но предавшись совершенно забавамъ, онъ не имлъ времени заняться ими, и самая Маріянна уже очень рдко занимала собою его мысли. Въ связи со всми модными мущинами, любимъ извстнйшими женщинами, онъ почти примирился съ собою и дошелъ до того, что начиналъ удивляться, какъ совсмъ не опытная провинціалка могла ему противостоять.

ГЛАВА XXXI.
Разумная предосторожность, весьма непріятная нкоторымъ людямъ.

Обыватели Блаквуда ощущали нчто боле похожее на благополучіе. Полковникъ Обріенъ, всегда также вспыльчивъ, также страненъ, но нжнйше любящій дтей сестры своей, ежедневно показывалъ имъ новыя знаки своей привязанности. Маріянна писала къ Мистрисъ Мозели, и отъ имени своего дяди предложила ей или нужную для торговли ея сумму денегъ, или убжище въ Блаквуд, отдавая то на собственной ея выборъ, — и почтенная эта женщина, согласясь охотне на послднее ея предложеніе, отвчала, что какъ скоро сдастъ лавку свою сестр, то немедленно оставитъ Лондонъ.
Въ одинъ день Госпожа Стангопъ, желая постить Полковника и племянника его въ новомъ ихъ жилищъ, только что хотла ссть съ Маріянною въ коляску и отправитвся туда, какъ получила съ нарочнымъ письмо, по которому должна была предпринять дальнйшее путешествіе. Вотъ какого содержанія оно было:
‘Милостивая Государыня!
‘Госпожа моя проситъ васъ какъ можно скоре къ ней пріхать. Съ самаго прізда своего изъ Лондона она все была не здорова, но не позволяла своей дочери васъ о томъ увдомитъ, боясь васъ потревожить, но сего утра лопнувшая въ груди ея жила поставляетъ ее на край гроба, и она очень желаемъ васъ видть. Барышня ваша все сидитъ возл нее, и такъ огорчена, что не можетъ сама писать къ вамъ, а поручила мн здлать ето,

Ваша покорнйшая
слуга Сюзанна Рочь.

П. П. Съ симъ же нарочнымъ посланы письма и къ господину Сентъ-Остену.’
‘Вотъ чего давно я боялась, сказала госпожа Стангопъ Маріянн, показывая ей это письмо. Здоровье сестры моей всегда было слабо, и привыкши съ самаго дтства своего къ спокойной деревенской жизни и чистому воздуху, она погубила себя утомительными забавами Лондона. Я сей часъ въ ней поду, и почту себя щастливою, естьли могу въ чемъ нибудь быть ей полезна, а вы, моя милая, оставайтесь здсь съ братомъ своимъ и дядею — подобное путешествіе не можетъ быть вамъ пріятно. — Естьли я могу быть вамъ полезна, то располагайте мною. Въ обстоятельствахъ столь горестныхъ мн не хотлось бы съ вами разстаться.’
Однакожъ госпожа Стангопъ не согласилась на ея желаніе дабы не здлать сестр своей неудовольствія присутствіемъ той особы, съ которою она столь грубо обошлась, и которая теперь здлалась ей равною, какъ со стороны знатности, такъ и богатства.
Госпожа Стангопъ хала съ возможною скоростію и имла утшеніе найти сестру свою еще въ живыхъ, но безъ всякой надежды къ выздоровленію. Въ первой разъ въ жизни госпожа Сентъ-Остенъ показалась чувствительною къ доказательствамъ дружбы сестры своей. ‘Ахъ! сказала она слабымъ голосомъ, я чувствую теперь сколько я виновна противу васъ, но жизнь моя теперь не продолжится столько, чтобъ я могла поправить вины мои. Будьте покровительницею моей Гертруды, я вамъ ее поручаю, и умру спокойно, естьли вы на это согласитесь. — Я бы лучше хотла, чтобъ вы, не въ такихъ горестныхъ обстоятельствахъ мн ее поврили, отвчала госпожа Стангопъ, но будьте уврены, любезная сестрица, что Гертруда будетъ для меня какъ родная дочь моя.’ Слабая улыбка показалась на устахъ умирающей, которая потомъ спросила: ‘буду ли я имть удовольствіе видть моего сына? — Да гджъ Фридерикъ? спросила госпожа Стангопъ у Гертруды, плачущей у ногъ своей матери. Возможно ли, чтобъ онъ до сихъ поръ не пріхалъ. — Нарочный возвратился вчера ввечеру, сказала Гертруда. По нещастію братца нтъ въ Лондон, и онъ не прежде туда прідетъ какъ чрезъ дв недли. При отъзд своемъ онъ приказалъ удерживать вс письма до его возвращенія, и потому не знаютъ гд онъ. Я уврена, что естьлибъ онъ могъ быть извщенъ въ какомъ положеніи матушка, то не замедлилъ бы пріхать сюда.’ Госпожа Стангопъ ничего ей не отвчала и продолжала свои попеченія о сестр, но ничто не могло возвратить ее къ жизни — и она на завтрашнее утро скончалась. Когда первое впечатлніе отъ сего горестнаго произшествія прошло, то госпожа Стангопъ открыла духовное завщаніе сестры своей, въ той мысли, что можетъ быть въ немъ есть такія статьи, которыхъ исполненіе не терпло отлагательства, но въ немъ только и было сказано, что Гертруда оставалась подъ ея опекою, и должна была получить шестнадцать тысячь фунтовъ стерлинговъ приданаго, естьли выйдетъ замужъ съ согласія своей тетки, въ противномъ же случа лишается ей суммы и получитъ только то, что госпож Стангопъ угодно будетъ дать ей.
Посл погребенія она не хотла оставлять доле племянницы своея въ семъ печальномъ домъ, и расположилась отравиться отъ туда, взявъ ее съ собою.
Лакей, котораго Г-нъ Сентъ-Остенъ оставилъ въ Лондон, разсудивъ, что непремнно должно было извстить своего господина объ опасности матери его, узналъ наконецъ посл продолжительныхъ розысковъ, что онъ въ Ню-маркет, немедленно отправился туда и вручилъ ому присланныя письма.
Едва усплъ Фридерикъ прочесть ихъ, какъ спросилъ почтовыхъ лошадей въ намреніи тотчасъ хать.
‘Поздравлю васъ, любезный другъ, сказалъ ему Бернерсъ, съ симъ щастливымъ произшествіемъ, теперь вы врно еще богаче здлаетесь, и это не испортитъ вашихъ длъ. — Боже меня избави отъ такого подлаго эгоизма! сказалъ Фридерикъ съ жаромъ. Не забудь, Бернерсъ, что госпожа Сентъ-Остенъ мать моя, и что я много передъ нею виноватъ.— Право, самъ Монгомари лучше бы не сказалъ, но я, человкъ чистосердечный и не рабъ предразсудвокъ, а вижу вещи въ настоящемъ ихъ вид, и нахожу, что ничто человка такъ не унижаетъ какъ лицемріе. — Лицемріе! повторилъ Фридерикъ съ запальчивостію. — Правда, что слово это нсколько грубо, но оно справедливо. За чмъ вамъ огорчаться симъ неминуемымъ произшествіемъ? Разв вы можете быть очень привязаны къ женщин, которая всегда занималась одною лишь собою? Привязанность предполагаетъ взаимную любовь, или какія нибудь оказанныя услуги, или благодянія, а я спрошу у васъ, что она такое здлала для васъ? — A разв я долженъ забыть, что ей одолженъ и жизнію и всми попеченіями, каковыя мать иметъ о сын. — Безподобная мысль! вскричалъ Бернерсъ захохотавъ…. Продолжайте, продолжайте такія премудрыя разсужденія, — и я предсказываю, что вы умрете затворникомъ. — Покрайней мр не человкомъ безчестнымъ, сказалъ Фридерикъ съ бшенствомъ.’
Бернерсъ отвчалъ ему такъ же грубо, и ссора здлалась было очень важною, но онъ вдругъ сталъ говорить объ обязательствахъ, которыя имлъ Фридерикъ и сколько они ему причиняли неудовольствій. Это было наилучшее средство тотчасъ усмирить его воспитанника, который, не смотря на вс свои заблужденія, былъ очень деликатенъ въ дружб. Они помирились — и вскор оба вмст отправились въ путь.
Фридерикъ, погруженный въ мрачныя размышленія, очень мало говорилъ во всю дорогу, продолжавшуюся дв ночи и одинъ день. Между тмъ, какъ онъ терзался упреками своей совсти, Бернерсъ внутренно радовался, что получилъ отъ Гертруды общаніе выйти за него, и надялся, что это скоро и збудется.
По пріздъ ихъ, печальное молчаніе, царствовавшее во всемъ дом, тотчасъ подало Фридерику мысль о нещастномъ произшествіи. ‘Какова машутка?’ опросилъ онъ у стараго дворецкаго, отворившаго ему дверь, не примчая, что онъ былъ въ траур. Старикъ покачалъ головою, ничего не отвчая. Но это было ясно для Фридерика.
‘Гд сестра? сказалъ онъ тогда. Скажите ей, что я пріхалъ. — Она часа съ три какъ ухала отсюда съ Г-жею Стангопъ, отвчалъ дворецкой. Къ вамъ въ Лондонъ послали двухъ нарочныхъ, удивительно, что вы ихъ не видали. — Меня не было въ Лондон, сказалъ Фридерикъ — и вошелъ въ домъ. онъ пробжалъ вс покои, думая найти тло своей матери, но все тамъ было въ порядк, и не было нималйшаго признаку, чтобъ кто нибудь умеръ. Онъ бросился на софу и слезы облегчили огорченное его сердце. Бернерсъ по прізд своемъ тотчасъ его оставилъ и пошелъ повидвться съ своимъ семействомъ — Фридерикъ не много успокоясь призвалъ дворецкаго и распрашивалъ его обо всемъ, что здсь происходило. ‘Какъ скоро Госпожа моя почувствовала приближеніе своей кончины, сказалъ старой Іона, то немедленно послали съ тмъ извстіемъ нарочнаго къ вамъ и къ Г-ж Стангопъ, она тотчасъ пріхала сюда, но вы, сударь… — Я былъ въ отлучк… Дале, съ кмъ пріхала г-жа Стангопъ? Что она сказала не найдя меня здсь? — Она, сударь, пріхала на канун смерти барыни, и хотя очень устала отъ дороги, однакожъ не оставляла сестрицы своей ни на минуту и провела возл нее всю ночь. — По крайней мр она можетъ утшаться тмъ, что исполнила свои долгъ. Продолжай, мой другъ, что она говорила обо мн? — Передъ барынею ничего, какъ увряла меня въ томъ ея горничная, но спустя полчаса по пріздъ своемъ она послала своего лакя въ Лондонъ за вами, но онъ возвратясь сказалъ…. — Нужды нтъ, что онъ сказалъ: онъ меня тамъ не нашелъ. Но я тебя спрашивалъ, съ кмъ прізжала сюда Г-жа Стангопъ? — Съ нею только были старой Ивавъ, Фома, да молодая женщина, которая не давно у ней живетъ.— И она то же!.. Проклятая поздка въ Ню-маркетъ!…. Каковы были при отъзд своемъ сестра моя и тетушка? Конечно Мисъ Монгомери старалась утшать ихъ? — Кто, сударь, спросилъ старикъ съ удивленіемъ? — Какъ, кто?… молодая двушка, пріхавшая съ Г-жею Стангопъ.. прекрасная Мисъ Монгонери. — Ахъ, сударь, я не зналъ, что это ея фамилія. Безъ сомннія Женни была бы хороша, естьлибъ не была коса и испорчена оспою.’
Фридерикъ потерялъ терпніе. ‘Дуракъ, вскричалъ онъ, какъ будто я о Женни говорилъ! — какъже вы, сударь, разгорячились!…. Да почемужъ мн знать кого вы ожидали? — Ты правъ, любезный мой Іона, но я очень перемнился, мн бы надобно было умереть вмсто матушки! — За чмъ же, сударь? вамъ можно еще ожидать многихъ щастливыхъ лтъ, только не надобно очень предаваться печали. Но вы у меня ничего не спросили о духовной вашей матушки. — Я объ ней и не думалъ, мой другъ. Естьли матушка устроила состояніе Гертруды, то я и доволенъ — мн ничего не надобно. — Коненво у васъ изрядное состояніе, но и сестрица ваша не бдна. матушка оставила ей шестнадцать тысячь фунговъ стерлинговъ. — Дай Богъ, чтобъ они не достались въ руки какого нибудь подлаго соблазнителя. — Успокойтесь, судаpь. Госпожа Стангопъ ее опекунша. Эти шестнадцать тысячь тогда будутъ ей принадлежать, когда она выйдетъ замужъ съ согласія своей тетушки, въ противномъ же случа получитъ только то, что Госпож Стангопъ угодно будетъ дать ей.— Возможно ли, чтобъ матушка такъ благоразумно поступила?…. Я увренъ, что тетушка не откажетъ въ своемъ согласіи человку честному, хотя бы онъ и не богатъ былъ, а бездльниковъ удалитъ отъ сестры. Необходимость сего согласія.’
Потомъ Фридерикъ приказалъ Іон собрать вс щеты, еще не уплаченные, дабы немедленно ихъ выплатить.
‘Это ужь здлано, сударь, сказалъ Іона. Госпожа Стангопъ заплатила все до послдняго шилинга. Я было сказалъ ей, что вы врно сами скоро будете, и она безпокоитъ себя напрасно, но она отвчала мн, что это все равно, и что вы между собою разщитаетесь. Она сверхъ того дала всмъ людямъ по десяти гиней на трауръ и всмъ бднымъ здшнимъ по чорному платью. — Довольно, добрый Іона, оставь меня, я хочу быть одинъ, но надюсь скоро буду спокойне.’
Іона почтительно поклонился молодому своему господину и вышелъ.
‘Какъ я долженъ казаться презрительнымъ Госпож Стангопъ! вскричалъ Фридерикъ оставшись одинъ. Она думала, что оставивши мать при жизни ея, я не достоинъ былъ отдать ей и послдняго долга. Я навсегда лишился ея уваженія. И долженъ ли еще тому удивляться? Можетъ быть она знала и то, гд я былъ. Можетъ быть знала, что когда даровавшая мн жизнь испускала послднее дыханіе, въ то самое время я находился на развратномъ празднеств, въ толп игроковъ, которыхъ я самъ презираю, и подлыхъ женщинъ, которыми гнушаюсь.’
Посл обда Бернерсъ возвратился и нашелъ питомца своего не много спокойне, и какъ онъ старался ничего не говорить такого, чтобы могло возбудить его горесть, то бесда его была нкоторымъ облегченіемъ для отягченной души Сентъ-Остена. Одна важная вещь была предметомъ любопытства Бернерса, и онъ нашелъ случай спросить у Фридерика, здлала ли мать его духовную, и назначила ли приданое своей дочери.
‘Матушка, сказалъ Фридерникъ, сдлала для Гертруды то, что я самъ посовтовалъ бы ей здлать. Въ духовной опредлено ей шестнадцать тысячь фунтовъ стерлинговъ. — Шестнадцать тысячь фунтовъ стерлииговъ! повторилъ Бернерсъ съ восторгомъ, который почти его обнаружилъ……Сестрица ваша будетъ имть состояніе независимое. Я почитаю ее достойною сего, и увренъ, что она благородно будетъ имъ пользоваться. Я предполагаю, что она не долго останется у госпожи Стангопъ, чтобъ быть, подл Мисъ Монгомери, вторымъ предметомъ ея нжности. — Гертруда сама будетъ виновата, сказалъ Фридерикъ, естьли тетушка будетъ ей кого нибудь предпочитать…. Въ духовной есть еще одно постановленіе, о которомъ я забылъ вамъ сказать. Оно тмъ боле меня удивило, что предполагаетъ гораздо боле разсудительности и благоразумія, нежели тетушка обыкновенно ихъ показывала.’
Эти слова вдругъ охладили радость Бернерса. Хота онъ еще и не зналъ, чего ему должно было опасаться, однакожъ нкоторое тайное предчувствіе возвщало ему, что онъ рано обрадовался, и онъ принявши на себя видъ равнодушія, которое впрочемъ было очень далеко отъ его сердца, спросилъ наконецъ, какое это было благоразумное постановленіе.
‘То, отвчалъ Фршдеривъ, что естьли сестра моя выйдетъ за мужъ безъ согласія на то госпоти Стангопъ, то лишается своего приданаго, и будетъ имть только то, что тетушк угодно будетъ дать ей.’
По щастію Бернерса, что онъ тогда оборотился въ окошку, а то смертельное его смятеніе врно бы обнаружило его, естьлибъ Фридерикъ могъ видть лице его.
‘Вы ничего не говорите, продолжалъ Сентъ-Остенъ. Не согласны ли вы со мною, что ето очень благоразумное постановленіе? Гертруда получила воспитаніе не такъ-то хорошее, и романическое ея расположеніе врно здлало бы ее жертвою какого нибудь хитраго соблазнителя, естьлибъ она отъ одной себя аависла.’
При сихъ словахъ Бернерсъ вдругъ оборотился въ Фридерику, воображая себ, что намренія его были открыты, и что онъ симъ оборотомъ давалъ ему о томъ знать, но видя спокойствіе на лиц его, и самъ не много успокоился и сказалъ ему:
‘Это постановленіе, которое кажется вамъ такъ благоразумно, нахожу я несправедливымъ, жестокимъ, неизвинительнымъ. Это ли награда за дтскую привазанность Гертруды? Мать ея предаетъ ее на жертву капризамъ женщины, которой она и сама при жизни своей терпть не могла, и которая безъ сомннія пожертвуетъ ею корыстолюбію любимца своего Алберта. — Ненависть ваша къ етому человку длаетъ васъ несправедливымъ. Никто не сомнвается въ благоразуміи и великодушіи Г-жи Стангопъ. Правда, что матушка боялась ее, потому что она всегда охуждала ея слабости, етотъ самой поступокъ, котораго вы не одобряете, показываетъ, сколько она была уврена въ ея благоразуміи и добродтели.»
Бернерсъ, чувствуя, что не можетъ хладнокровно разсуждать о произшествіи, разрушающемъ его надежды, ршился ничего больше не возражать, и сказалъ Фридерику, что хочетъ возвратиться къ своему отцу, у котораго пробудетъ до завтрего.
Сентъ-Остенъ оставшись одинъ провелъ вечеръ въ писаніи къ Гертруд. Изъявивъ ей сожалніе объ общей потер своей, и особливо горесть свою о томъ, что не былъ съ нею въ столь важную минуту, онъ описывалъ ей удовольствіе свое о распоряженіяхъ вразсужденіи ее, общая доставить ей немедленно вс бриліанты и другія драгоцнныя вещи матери ихъ, и убждая ее попросить отъ него госпожу Стангопъ, чтобъ она потребовала отъ банкира его вс деньги, которыя она за него употребила.

ГЛАВА XXXII.
Притворство очень тягостно для благодарнаго сердца.

Госпожа Стангопъ, желая скоре окончить вс дла умершей сестры своей, отправилась съ Гертрудою въ Лондонъ, и какъ домъ, въ которомъ она прежде жила, не былъ еще занятъ, то она и наняла его за одинъ мсяцъ.
Госпожа Стангопъ всегда оказывала своей племянниц большую привязанность, но съ тхъ поръ, какъ она здлалась ея опекункою, обхожденіе ея съ нею казалось было гораздо нжне: это было обхожденіе друга. A госпожа Сентъ-Остенъ хотя и очень любила дочь свою, но всегда поступала съ нею какъ съ ребенкомъ. И часто была противъ нее слишкомъ строга и несправедлива, къ томужъ была еще и скупа. И такъ Гертруда, уже удивленная и тронутая обхожденіемъ съ нею тетки ея, когда узнала, что будетъ получать отъ нее всякой мсяцъ на особливыя свои издержки по сту фунтовъ стерлинговъ, не могла удержаться, чтобъ не сказать ей: ‘Ахъ, тетушка, на что мн столько денегъ! я не могу столько издержать. — Ты перемнишь мысли, моя милая, отвчала ей госпожа Стангопъ улыбаясь, когда узнаешь на какое употребленіе я ихъ теб опредляю. Изъ етихъ денегъ ты должна будешь сама покупать для себя платья, что будетъ образовать твой вкусъ, потомъ сама будешь платить своей горнишной, отъ чего она будетъ теб послушне, нежели тогда, естьлибъ я ей платила, а когда посл всхъ нужныхъ издержекъ будутъ еще оставаться у тебя деньги, то употреблій ихъ на вспомоществованіе нещаcтнымъ. Состояніе твое, которое я намрена еще умножить, будетъ довольно велико, а теб не должно быть слишкомъ энономной. Излишекъ нашъ принадлежитъ бднымъ, и удлять изъ него имъ больше удовольствіе, чмъ обязанность.’
Гертруда, коей сердце отъ природы было чувствительно и признательно, прижала къ устамъ своимъ руку госпожи Стангопъ, говоря ей со слезами: ‘Дай Богъ, любезная тетушка, чтобъ я всегда была достойна вашихъ милостей! — Я столько имю въ теб довренности, моя милая, что въ томъ совершенно уврена. И естьли мы уже начали етотъ разговоръ, то я скажу теб, что приняла власть, которую мать твоя дала мн надъ тобою, какъ знакъ ея ко мн уваженія, но хочу быть ею одолжена одной твоей привязанности. Естьли найдется человкъ почтенный, достойный быть твоимъ супругомъ, и пріобртетъ твою любовь, то будь уврена въ моемъ согласіи. Я не буду освдомляться о его состояніи: естьли онъ можетъ содлать благополучіе моей племянницы, то я и довольна.’
Какая минута для Гертруды! она готова была открыть свою тайну, естьлибъ воспоминаніе о томъ, что тетка ея такъ не любила Бернерса, не оставовила ее. Однакожъ она очень желала узнать истинную причину ненависти госпожи Стангопъ къ человку, котораго она почитала своимъ любовникомъ, потому что все слышанное ею отъ Фридерика и отъ самаго Бернерса только лишь возбудило ея любопытство, нимало его не удовлетворя.
‘Сударыня, сказала она тетк своей, благополучіе, которое милостивые ваши со мною поступки доставляютъ мн, помрачается горестію видть, что братъ мой заслужилъ вашу немилость. Я надюсь, что отсутствіе его во время кончины матушки, не почитаете вы непростительною виною. Онъ также какъ и вы сами не извстенъ былъ объ опасномъ ея положеніи, и естьлибъ хотя мало о томъ сомнвался, то врно бы поспшилъ пріхать въ ней. — Естьли въ немъ есть хотя искра чувствительности, то онъ довольно наказанъ за это, и мн нтъ надобности умножать упреки, которыми собственная его совсть должна терзать его. Мн очень прискорбно, что онъ заставилъ меня лишить его моего уваженія, и онъ знаетъ съ какимъ условіемъ я возвращу ему его. Я требую, чтобъ онъ разорвалъ связь свою съ Бернерсомъ: другъ такого подлаго человка никогда не будетъ моимъ.’
Гертруда никогда не думала, чтобъ госпожа Стангопъ простирала до такой степени неудовольствіе свое противъ Бернерса. Смущенная и почти пристыженная, она продолжала съ робостію:
‘Фридерикъ изъ давна привязанъ къ господину Бернерсу…. онъ имлъ попеченіе о немъ въ юности его, и родители мои много почитали его. — Потому что не знали его. Я и сама въ такомъ же была бы заблужденіи на щетъ его характера, естьлибъ произшедшее съ нимъ и господиномъ Монгонери въ парк, не просвтило меня. Маріянна, у которой я требовала объясненій тому, посл долгаго сопротивленія, открыла мн наконецъ, что Бернерсъ, которой одинъ только разъ видлъ ее у твоей матери, имлъ низость предложить ей здлаться любовницею твоего брата. И когда онъ и посл повтореннаго отказа ея, еще продолжалъ свои усилія уговорить ее, то она принуждена была позвать своего брата, которой тотчасъ и выгналъ его изъ дому. Бернерсъ, въ бшенств, вызывалъ господина Монгомери на поединокъ, но онъ не согласился — и произшествіе въ парк было послдствіемъ того.’
Это объясненіе здлало Гертруду на нсколько минутъ безгласною: ‘Естьли вы точно уврены, сказала она наконецъ тетушк своей, что онъ такъ поступилъ…. — Совершенно. Братъ твой самъ въ тонъ согласился, взявъ на себя весь стыдъ сего поступка въ намреніи оправдать Бернерса. Я не хотла говорить объ этомъ твоей матери, чтобъ безполезно не огорчать ее.’
Разговоръ етотъ прервавъ былъ принесеннымъ къ Гертруд письмомъ. Оно было отъ ея брата, и оно показывало сколь онъ былъ разстроенъ. Она отдала его госпож Стангопъ, которая и сама читала его съ нкоторымъ участіемъ.
‘Я вижу, что онъ страдаетъ сказала она племянниц своей. Мнніе его въ разсужденіи тебя длаетъ ему честь. Мн очень жаль, что мы съ нимъ не лучшіе друзья, но намреніе мое непремнно. Когда ты будетъ писать къ нему, то скажи, что я не имла еще времени заняться моими съ нимъ щетами, и ему не для чего спшить съ этимъ.’
Гертруда удалившись въ свою комнату, долго размышляла о разговор своемъ съ теткою. Желаніе оправдать неосторожной свой поступокъ, которой собственная совсть охуждала, раждало и то, чтобъ найти Бернерса извинительнымъ, но стыдъ любовника ея никакъ не былъ совмстенъ съ романическими ея мыслями. Никогда ни одна героиня, или принцесса не видала, чтобъ съ ея любовникомъ такъ поступали, какъ Монгомери съ Бернерсомъ.
Нжное обхожденіе госпожи Стангопъ такъ же не было забыто посреди сихъ размышленій. ‘Какъ она добра! говорила Гертруда. Могу ли я не имть къ ней совершенной довренности!… И однакожъ какъ объявить ей о безразсудномъ моемъ поступк, не лишась ея уваженія?… Безумная я! Бернерсъ удалился отъ меня: я общала себ забыть его, одинъ разговоръ съ нимъ поколебалъ мои намренія, и я дала ему ето пагубное общаніе, предметъ теперешнихъ безпокойствъ моихъ и сожалній. ‘

ГЛАВА XXXIII.
Человколюбивый поступокъ. Ослабвшее предубжденіе.

Госпожа Стангопъ окончила дла свои въ Лондон, и располагалась возвратиться въ деревню, какъ неожиданный пріздъ Алберта обрадовалъ ее. Она имла только время сказать своей племянниц: ‘Въ положеніи господина Монгомери и сестры его здлалась щастливая перемна. Я не говорила о томъ въ намреніи доставить теб по пріздъ нашемъ въ деревню пріятную нечаянность.’
Гертруда ничего не отвчала, или отъ того, что Албертъ вошедъ въ то самое время, не далъ ей времени говорить, или по причин малаго участія, которое она принимала въ семъ извстіи, не любя Монгомери за поступокъ его съ Бернерсомъ.
Посл обыкновенныхъ привтствій, Албертъ сказалъ госпож Стангопъ, что онъ пріхалъ въ Лондонъ за архитекторомъ, котораго дядя его хотлъ имть для разныхъ передлокъ въ Блаквудъ. A потомъ, продолжалъ онъ, Полковникъ поручить Маріянн убрать домъ, полагаясь въ томъ боле на ея вкусъ, нежели на мой. Я завтра окончу свое порученіе, и какъ по послднему письму вашему я предполагаю, что вы намрены скоро отправиться отсюда, то буду имть честь проводить васъ, естьли вамъ то не противно будетъ. — Я съ удовольствіемъ принимаю ваше предложеніе, отвчала госпожа Стангопъ. Общество ваше разсетъ нашу грусть. И естьли вы сего дня ни чмъ не заняты, то не угодно ли съ нами прогуляться?’
Албертъ согласился — и они вс трое отправились въ Гайдъ-Паркъ, никогда еще Гертруда не была въ столь тягостномъ положеніи. Отвты ея Алберту, когда она не могла избгать ихъ, были холодно учтивы, и когда онъ подалъ ей руку, чтобъ высадить изъ кареты, то она невольно отдернула свою.
Вмсто того, чтобъ итти въ Кенсингтонской садъ, rocпожа Стангопъ лучше хотла прогуливаться по берегу пруда, находившагося подъ стнами его, которой назывался Серпантинъ-риверъ. Албертъ былъ очень веселъ и старался занимать дамъ разными остроумными шутками. Госпожа Стангопъ смялась отъ всего сердца, и Гертруда, ршившись оставаться важною, не могла иногда удержаться отъ смха.
День склонялся уже къ вечеру и дамы возвращались назадъ къ своей карет, какъ увидли на противномъ берегу молодую женщину, которая скорыми шагами приближалась къ пруду. Госпона Стангопъ и Албертъ, занявшись разговоромъ, не обращали вниманія на эту женщину, но Гертруда, которой взоры обращены были на прудъ, вдругъ вскрикнула: ‘Бо,е! она бросилась въ воду, нещастная погибаетъ!’
При видъ сей злополучной, которую одежда ея удерживала еще на поверхности воды, госпожа Стангопъ оставалася неподвижна отъ ужаса, но Албертъ, не говоря ни слова, въ мгновеніе ока скидаетъ свое платье, бросается въ воду и поспшно плыветъ къ нещастной, которая уже два раза скрывалась подъ водою. За третьимъ разомъ онъ схватываетъ ее за руку и вытаскиваетъ на берегъ.
Госпожа Стангопъ и племянница ея поспшили тогда присоединитъ свои старанія, чтобъ возвратить эту женщину къ жизни. Между тмъ, какъ Албертъ ее поддерживалъ, Гертруда, освободивъ лице ея отъ закрывавшикъ его волосъ, окутала голову ея своимъ платкомъ и накрыла ее шалью, говоря съ жалостію: ‘Господинъ Монгомери! что намъ длать, чтобъ спасти ее?’
Тутъ собралось много людей, и Албертъ, принявъ здланное ему преложеніе отнести молодую женщину въ такое мсто, гд ей здлано будетъ нужное пособіе, просилъ госпожу Стангопъ и племянницу ея хать домой. Он предлагали ему свою карету, но онъ отказался, говоря, что когда увидитъ эту нещастную вн опасности, то возьметъ наемную карету и прідетъ увдомить ихъ.
Они оставили Гайдъ-Паркъ будучи очень заняты симъ произшествіемъ и нетерпливо желая знать о послдствіи его. Госпожа Стангопъ боялась, чтобъ Албертъ не простудился, не могши переодться вышедъ изъ воды, и Гертруда, удивляясь великодушному его поступку, раздляла безпокойство своей тетки, забывъ, что она такъ не любила Монгомери. Молодая незнакомка показалась ей пpeкрасною, и она приписывала любви отчаянный ея поступокъ.
Прошло три часа, поставили ужинать, но ни одна нихъ нихъ не хотла садиться за столъ. Наконецъ большой стукъ у дверей и голосъ Алберта заставили обихъ вздрогнуть отъ радости.
‘Сударыни! сказалъ онъ имъ съ обыкновенною своею веселостію, я имю удовольствіе объявить вамъ, что молодая двушка, столько васъ обезпокоившая, вн всякой опасности. Мы перенесли ее въ сосдній домъ, гд употребили съ пользою обыкновенныя въ сихъ случаяхъ пособія. Перемнивши платье, я опять былъ у нее, но она спала, и меня уврили, что нтъ уже ни малйшей опасности. — Мн ето очень пріятно, сказала госпожа Стангопъ, но позвольте пожурить васъ за то, что вы сего дня выхали: это можетъ быть вредно для вашего здоровья. Лучше бы было тотчасъ лечь въ постелю и хорошенько укрыться, а вамъ могли бы бы прислать сказать, что нещастная эта спасена. — Я увренъ, сударыня, отвчалъ Албертъ, что движеніе лучше всего предохранитъ отъ простуды. Къ томужъ скажу вамъ, что съ малыхъ лтъ моихъ привыкъ я плавать и переносить всякую непогоду, что и здлало меня очень крпкимъ и способнымъ ко всякимъ трудамъ. И я чувствую теперь одну только слабость — чрезмрный аппетитъ.’
Госпожа Стангопъ тотчасъ пошла за столъ. Албертъ, видя, что безпокойство ея о его здоровьи не совсмъ прошло и старался успокоить ее совершенно, показывая въ самомъ дл великой аппетитъ и особливо большую веселость. Онъ расказывалъ множество разныхъ анекдотовъ и такимъ смшнымъ Шотландскимъ нарчіемъ, что она смялась до слезъ, равно кaкъ и Гертруда не смотра на намреніе ея не забавляться тмъ. Въ полночь онъ простился съ ними и возвратился къ себ въ карет госпожи Стангопъ, которую она принудила его взять.
Гертруда, возвратясь въ свою комнату, слишкомъ была занята приключеніями дня сего, чтобъ предаться сну. Поступокъ Монгомери, равно соотвтствующій страсти ея ко всему чрезвычайному и врожденнымъ чувствамъ человколюбія, конечно бы побдилъ ея сердце, естьлибъ оно было свободно. удивленіе брало верьхъ надъ ненавистію ея къ нему, хотя она себ въ томъ и не признавалась.
‘Должно признаться, говорила она, что нтъ человка пріятне и отважне его. Однакожъ, кажется, судя по веселости его характера, нельзя предполагать въ немъ большой чувствительности. Ахъ! естьлибъ Бернерсъ былъ на его мст и спасъ бы жизнь этой нещастной, онъ не такъ бы былъ тмъ тронутъ! характеръ его такъ разборчивъ, такъ нженъ, обращеніе такъ кротко, что непримтно обворожаетъ душу! Напротивъ того Монгомери, пылкой, скорой, самыя большія опасности почитаетъ обыкновенными произшествіями, и равнодушіемъ своимъ уничтожаетъ впечатлнія ихъ. Естьли правда то, что говоритъ госпожа Стангопъ о Бернерс, то я не удивляюсь больше поступку его съ нимъ. Однакожъ я не могу врить, чтобъ тутъ не было прибавки, возможно ли, чтобъ Бернерсъ взялся за такое подлое дло?’
Такія размышленія долго занимали Гертруду, и она только предъ свтомъ легла спять.

ГЛАВА XXXIV.
Любопытныя люди часто узнаютъ то, о чемъ совсмъ не освдомлялись.

На завтрешній день Алберть опять провелъ вечеръ у госпожи Стангопъ. Его много распрашивали о спасенной имъ женщин. ‘Она совсмъ почти оправилась, сказалъ онъ, и я перевезъ ее къ Мистрисъ Мозели, которая врно будетъ объ ней имть должное попеченіе. Естльли она будетъ себя вести порядочно, то я надюсь, что дядюшка доставитъ Маріянн средства быть ей полезною. — Я и сама охотно въ томъ буду участвовать, сказала госпожа Стангопъ. Не узнали ли вы, что побудило ее въ лишенію себя жизни? — На врное не знаю, однакожъ думаю, что она была обольщена и оставлена, но мн кажется она рождена съ добродтельными склонностями. — Бдная! мн хочется похать къ ней съ Гертрудою. Можетъ быть старанія ваши о ней будутъ ей не безполезны. — Какъ вамъ угодно, сударыня, отвчалъ Албертъ съ нкоторымъ замшательствомъ, но такъ какъ она уже вн всякой опасности и находится въ добрыхъ рукахъ, то не лучше ли прежде покороче узнать ее, и тогда уже предложить ей вашу помощь? Голова ея еще слаба, и вопросы могутъ быть для нее тягостны!’
Госпожа Стангопъ столько была уврена въ благоразуміи Алберта, что сей часъ съ нимъ согласилась. Но Гертруда совсмъ не такихъ была мыслей. Она, вспомнила, что множество героевъ романовъ влюбились въ красотокъ, которыхъ избавили отъ большой опасности, приписала такой же причин и отвтъ Монгомери, подозрвала его въ намреніи скрыть отъ взоровъ всхъ прекрасную незнакомку, и по врожденной въ женщинахъ страсти съ противорчію, еще большее получила желаніе увидть ее.
Албертъ, окончилъ свои дла приведшіе его въ Лондонъ, ожидалъ только, чтобъ госпожа Стангопъ окончила свои, что не столько зависло отъ нея, какъ отъ нкоторыхъ приказныхъ, которымъ она были поручены. Наконецъ она собрала ихъ всхъ у себя, чтобъ привести все къ концу, и во время этаго ея съ ними переговора, Гертруда съ ея согласія похала съ Мистрисъ Мозели за нкоторыми покупками, во боле для того, чтобъ увидть молодую незнакомку.
Мистрисъ Мозели не было дома: но какъ ей сказали, что она скоро возвратится, то Гертруда ршилась подождать. Ее ввели въ другую комнату, гд молодая женщина занималась работою и увидя ее встала, чтобъ удалиться. Гертруда тотчасъ ее узнала — ето была та самая, которую Албертъ вытащилъ изъ воды. Заставивши ее ссть, она внимательно ее разсматривала. Лице ея было прелестно: но не смотря на ея молодость, чрезмрная блдность, заплаканные глаза и видъ слабости ясно показывали, что она была нещастна. Гертруда не хотла упустить сего случая объяснить свои сомннія, но не знала какъ начать разговоръ.
‘За чмъ вы работаете? сказала она на наконецъ, хотя дрожащимъ голосомъ, но съ нжностію, подождите пока здоровье ваше укрпится. Вы не безпокойтесь о себ, друзья ваши будутъ пещись о вашихъ нуждахъ. — Ахъ, сударыня, сказала она вставши съ смущеніемъ, вы меня знаете!… Г. Монгомери сказывалъ мн, что я одолжена жизнію молодой барышн: не вы ли это? — Успокойтесь, моя милая, отвчала Гертруда посадивъ ее, это правда, что я первая васъ увидла, но Г. Монгомери одинъ васъ спасъ. Старайтесь только о вашемъ здоровье и ободритесь. Друзья ваши не оставятъ васъ. — Я недостойна толикихъ милостей: вы видите передъ собою нещастную, очень виновную, но по крайней мръ я буду имть твердость сносить свой стыдъ. — Вы могли впасть въ заблужденіе, но я уврена, что сердце ваше непорочно. — Ахъ! я не достойна сего хорошаго мннія вашего обо мн. Вы молоды и хороши, сударыня, и врно не въ такомъ положеніи, которое бы подвергало васъ вроломству мущинъ.’
Гертруда задрожала при сихъ словахъ, какъ бы ета двушка узнала ея тайну. Но подумавъ, что это было невозможно, она продолжала: ‘Естьли какъ не въ тягость будетъ расказать мн ваши нещастія, то я буду имть тогда боле причинъ просить тетушку за васъ. — Я съ охотою исполню ваше желаніе, сударыня, умолчавъ объ одномъ только обстоятельств, которое впрочемъ для васъ не очень и любопытно будетъ мн не надобно сказывать имени одной дамы. Г. Монгомери сказавъ мн не называть ее, уврилъ, что ету даму подло оклеветали.’
Эти слова еще боле утвердили въ ум Гертруды подозрнія ея на щеть Монгомери, она просила молодую незнакомку почитать ее своимъ другомъ и расказать ей что можно изъ своей исторіи.
‘Меня зовутъ Бетси Сутернъ, сказала она тогда. Два мсяца тому назадъ… У меня была мать…. Ее уже нтъ больше!… Будучи давно вдовою, она жила умренно, отдавая въ наймы покои своего дома. Въ прошедшемъ году она отослала меня въ деревню къ тетк моей, которая была больна, и я оставалась тамъ до совершеннаго ея выздоровленія. Во время моей отлучки у матушки нанялъ часть покоевъ одинъ Г. Сентъ-Остенъ, и жилъ въ нихъ съ другомъ своимъ Г. Бернерсомъ. Какъ они рдко бывали дома, то мы мало и видли ихъ… Но, Боже мой! сударыня, вамъ дурно, я позову кого нибудь.’
Гертруда удержала ее за руку, увривъ, что это ничего и просила продолжать.
‘Нсколько дней спустя по возвращеніи моемъ, матушк сдлался параличъ. Вопль мой привлекъ къ намъ господина Сентъ-Остена, которой самъ доставилъ вамъ нужную помощь съ такою поспшностію и заботливостію, что я никогда того не забуду. Матушка выздоровла, а Г. Сентъ-Остенъ дни чрезъ два похалъ въ деревню. Другъ его за нимъ не послдовалъ, и уврялъ меня потомъ, что для того остался, что никакъ не могъ ршиться со мною быть въ разлук. Словомъ, сударыня, онъ искалъ возможныхъ случаевъ быть со мною на един, старался поселить во мн довренность, показывая мн ченпшыя намренія, только просилъ меня не говорить о томъ матушк, пока окончитъ одно дло, которое очень его безпокоило. Это было общаніе жениться, данное имъ одной богатой и знатной двицъ, которой фамилія могла погубить его, естьли онъ его не здержитъ. Какъ я ему въ томъ не врила, то онъ точно показалъ мн письменное общаніе, подписанное тою двицею…. Вы блднете, сударыня, я боюся, чтобъ какъ не здлалось обморока. Я позову кого нибудь. — Нтъ, нтъ, вскричала Гертруда, схвативъ ее за руку. Дайте мн только стаканъ воды, это сей часъ пройдетъ.’
Не много справясь она просила Бетси продолжать: а какъ зовутъ эту двицу? спросила она у нее. Вы врно можете сказать мн ея имя? — Извините, объ немъ то и должна я умолчать. Г. Монгомери, зная его, заставилъ меня общать никому не говорить о немъ, и я была бы слишкомъ не благодарна, естьлибъ не здержала своего слова, къ томужъ онъ уврилъ меня, что та записка была подложная, и что Бернерсъ человкъ слишкомъ малозначущій, чтобъ ета двица, или ея фамилія, занимались имъ. Но я прежде ни мало не подозрвала его злымъ, и по неопытности своей врила всему, что онъ мн говорилъ. Поведеніе его со мною совсмъ не подавало мн причинъ бояться его, и свиданія наши были очень часты или въ Парк, или въ другихъ публичныхъ мстахъ. Г. Сентъ-Остенъ, возвратясь изъ деревни, не знаю какъ открылъ вашу тайну, и чрезъ нсколько дней оставилъ свою квартиру въ нашемъ домъ. Я никогда не забуду того, что онъ сказалъ мн прощаясь съ нами. Обнявши меня въ присутствіи матушки, онъ подалъ мн перстень, говоря, что проситъ меня принять его какъ знакъ памяти, и когда я изберу себ супруга съ согласія матушки, то не лишить его удовольствія проводить меня въ олтарю…. Это благоразумное предостереженіе не послужило мн въ пользу. Бернерсъ такое имлъ надо мною вліяніе, что я продолжала видться съ нимъ тайно. Однажды в вечеру, когда мы были вмст, онъ вдругъ сказалъ мн, что ему дурно и просилъ меня войти съ нимъ въ сосдній домъ. Тамъ онъ далъ мн стаканъ лимонаду, и потомъ…. Извините, сударыня, я не могу больше сказать вамъ… Ахъ! за чмъ этотъ лимонадъ не былъ для меня ядомъ?’
Бетси нсколько минутъ на могла продолжать своего повствованія, и Гертруда не думала ее къ тому побуждать.
‘Наконецъ, продолжала нещастная, онъ взялъ наемную карету и проводилъ меня почти до воротъ нашего дома. Я постучалась, но никто не отвчалъ мн, и какъ у насъ, кром матушки и одной служанки никого не было, то я начала страшиться, а особливо, когда ночный сторожъ на улиц сталъ кричать, что било одинадцать часовъ, до тхъ поръ я не подозрвала, чтобъ было такъ поздно. Однакожъ посл долгаго ожиданія и стуку, я разбудила служанку, которая вышла вся заспаная отворить мн дверь. ‘Ахъ, Боже мой! сударыня, сказала она мн, гд вы такъ долго были? Я удивляюсь, что матушка вамъ не отворила, она отослала меня спать, сказавъ, что сама будетъ васъ ожидать, и очень безпокоилась, врно теперь она уснула. — Не отвчая ей ничего, я поспшно вошла въ комнату матушки… и нашла ее лежащую на полу… безъ чувствъ… и безъ дыханія… Ахъ, сударыня, вы плачете, и я могла плакать, пока не здлалась столь виновною!… A теперь глаза мои сухи… Естьлибъ я могла проливать слезы, мн бы легче было.’
Посл нкотораго молчанія, она продолжала: ‘Мать моя, безпокоясь конечно о моемъ отсутствіи и предполагая врно, что мн приключилось какое нибудь нещастіе, получила вторичный ударъ паралича, и хотя призванный тогда же докторъ уврялъ меня, что никакая человческая помощь не могла спасти ея, однакожъ я всегда буду думать, что безпокойство о моемъ отсутствіи было причиною ея смерти, и что Богъ призвалъ ее въ себ, чтобъ она не была свидтельницею моего безчестія.’
Видъ отчаянія, который тогда изобразился во всхъ чертахъ лица злополучной Бетси, привелъ въ ужасъ Гертруду. ‘Вы посл разкажете мн конецъ вашего повствованія, сказала она ей, взявъ ее за руку, теперь вы очень растроганы. — Нтъ, нтъ, сударыня: я теперь въ послдній разъ въ жизни расказываю мои нещастія — и мн уже очень малое остается сообщить вамъ. Посл матушки остались долги и для заплаты ихъ продали все наше имущество. Тогда я наняла себ квартиру въ Найтсбридж и не слыхала тамъ о Бернерс ничего до самаго того дня, когда чуть было не здлалась самоубійцею. Въ тотъ день онъ совсмъ неожиданно вошелъ ко мн съ веселымъ лицемъ, и приближаясь ко мн въ намреніи обнять меня говорилъ мн, что теперь ничто уже не могло быть препятствіемъ нашему благополучію. Я съ ужасомъ оттолкнула его, и вышедъ поспшно изъ комнаты въ страшномъ отчаяніи, добжала до парка…. — Довольно, до вольно, сказала Гертруда въ смятеніи. За чмъ имла я преступное любопытство узнать ваши нещастія, а, которая первая должна бы быть вашею утшительницею? — Вы совершенный Aнгелъ, вскричала Бетси. Мои злополучія заставили васъ проливать слезы. Не могу ли я узнать вашего имени? Я всю жизнь мою буду модить Бога о вашемъ благополучіи… буду ли я еще имть щастіе васъ видть? — Безъ сомнвія, я навки останусь вашимъ другомъ. — Господинъ Монгомери сказывалъ мн, что вы имете чувствительную и благородную душу, и что со временемъ я узнаю ваше имя. — Безполезно и жеcтоко бы было доле его отъ васъ скрывать. Я называюсь…’
Голосъ Монгомери, которой Гергоруда въ то время услышала, заставилъ ее остановиться сколько мнніе ея о немъ было теперь различно отъ того, каковое она о немъ имла пріхавъ къ Мистрисъ Мозели! она ясно видла, что онъ единственно для нее отговаривалъ госпожу Стангопъ и ее самую отъ намренія видть Бетси. Заставивъ эту двушку скрывать имя Гертруды, пріобрлъ онъ право на чувствительнйшую ея признательность, теперь она ясно видла всю нелепость своей неосторожности и стыдилась ея.
‘Какъ! вы здсь, сударыня!— и одни, сказалъ Монгомери вошедъ въ комнату, позвольте мн сказать вамъ, что посщеніе ваше неосторожно. Мисъ Сутернъ иметъ нужду въ поко: вопросы могутъ привесть ей на память тягостныя воспоминанія, а я увренъ, что вы не желали бы умножить ея нещастія. Я надюсь также, что общаніе, которое она мн здлала… — О! я его исполнила, сказала Бетси: я не меньше помню мои обязанности, какъ и мой стыдъ и смерть матушки… Эта великодушная дама была тронута моими нещастіями, и хотла было сказать мн свое имя, которое вы щитали нужнымъ скрыть отъ меня. — Позвольте мн, сударыня, проводить васъ домой, сказалъ Албертъ Гертруд, взявъ ее за руку. За чмъ же не исполнить ея желанія, отвчала она стараясь высвободить свою руку. — Здлайте милость, сударыня, не противтесь. Я не сомнваюсь, продолжалъ онъ, оборотясь къ Бетси, чтобъ эта дама не была для васъ другомъ очень полезнымъ, и то же общаю вамъ отъ имени сестры моей, но не старайтесь теперь узнать того, что я щитаю благоразумне скрыть отъ васъ.’ И не давъ Гертруд времени отвчать, онъ проводилъ ее въ другую комнату.
‘Извините меня, сударыня, но я боялся, чтобъ чувствительность ваша не довела васъ до изясненій, которыя мн кажутся теперь не совсмъ приличны. Нещастія этой бдной двушки разстроили ея мысли. Когда время нсколько облегчитъ ея горесть, тогда можно будетъ объявить ей имя особы, которой она столько одолжена. — Она ни чмъ мн не обязана, отвчала Гертруда не смя взглянуть на Монгомери, дабы не встртить его взора.’
Мистрисъ Мозели вошла очень кстати вывела ее изъ замшательства. Она вспомнила тогда за чмъ къ ней пріхала, и отдавъ ей свои приказанія, пошла къ своей карет въ сопровожаніи Монгомери, которой сказалъ ей, что надется имть честь видть ее ввечеру у Госпожи Стангопъ, но она ничего ему не отвчала не смя ни говорить съ нимъ, ни взглянуть на него.
‘Боже мой! что я здлала? сказала она оставшись одна въ своей каретъ. Хорошо же я награждена за мое любопытство! какому извергу хотла я вврить мое благополучіе! Но нтъ! никогда! лучше умереть, чмъ быть его женою!…. Тетушка очень справедливо его ненавидла. Но что она обо мн подумаетъ, когда узнаетъ пагубную мою неосторожность?… Однакожъ я брошусь въ ногамъ ея, и все открою ей. Естьли она отринетъ меня, то по крайней мръ я буду имть то утшеніе, что исполнила долгъ свой: эта мысль усладитъ мою горесть.’
Эти тягостныя размышленія занимали ее во всю дорогу, и когда она пріхала, то не смотря на все ея старанія скрыть свое смятеніе, Госпожа Стангопъ замтила его и спросила ее съ беспокойствомъ, не случилось ли съ нею чего нибудь непріятнаго.
‘Ахъ, тетушка, сказала ея Гертруда, я узнала вещи, которыя привели меня въ ужасъ. Неосторожное любопытство привело меня къ Мистрисъ Мозели, гд мн хотлось видть ту нещастную, которую Господинъ Монгомери вчера спасъ. Она расказала мн свои нещастія, и я теперь удостоврилась, что и сама была очень неосторожна и виновна.’
Госпожа Стангопъ смотрла на нее съ удивленіемъ. ‘Что ты говоришь, моя милая?… Конечно любопытство твое предосудительно, но ты довольно за то наказана смущеніемъ, въ которомъ я тебя вижу. — Ахъ! тетушка, вы не знаете истинной тому причины, и хотя бы вы стали презирать меня, но я не могу боле молчать: я открою вамъ мое сердце.’
Госпожа Стангопъ подумала, что чрезвычайное смущеніе разстроили ея разсудокъ. ‘Ты меня огорчаешь, мой другъ. Исторія этой бдной двушки слишкомъ тебя растрогала. — Ахъ! тетушка, вскричала Гергаруда обливаясь слезами, будьте ко мн мене милостивы: я того не достойна. Вы не знаете до какой степени я была безрасудна. Я боле случаю, нежели самой себ обязана щастіемъ, что не совсмъ еще погибла. — Гертруда, сказала ей тогда госпожа Стангопъ съ величайшимъ безпокойствомъ, ты знаешь сколько я тебя люблю: открой мн свое сердце, ты будешь говорить нжнйшему другу.’
Мисъ Сентъ-Остенъ бросилась предъ нею на колни: ‘Что скажете вы, тетушка, сказала она закрывъ обими руками лице свое, когда узнаете, что я дала письменное общаніе отдать мою руну величайшему изъ злодевъ. — Я не буду умножать упрековъ собственной твоей совсти. Естьли ты еще не за мужемъ, то этому можно помочь. Скажи мн, кто этотъ бездльникъ, который могъ употребить во зло твою неопытность? — Я не смю назвать его. — Врно Бернерсъ. Уже нсколько разъ обхожденіе его съ тобою показалось мн очень странно. Но будучи отъ природы не подозрительна, я ничего о томъ не заключала. Что? угадала ли я?!
Молчаніе Гертруды было очень яснымъ отвтомъ.
‘Бездльникъ! продолжала госпожа Стангопъ, я всегда его ненавидла…. Но что за причина, что ты такъ скоро перемнила свои о немъ мысли? еще недавно, мн помнится, ты говорила о немъ, какъ о человк достойномъ всякаго уваженія.’
Тогда Гертруда расказала ей все, что слышала отъ Мисъ Сутернъ.
‘Не раскаевайсяжъ больше въ своемъ любопытств, сказала ей госпожа Стангопъ, когда она окончила свое повствованіе, самъ Богъ внушилъ теб его, чтобъ исхитить тебя изъ пропасти, открытой подъ тобою. Конечно Бернерсъ думалъ, что по смерти твоей матери ты останешся властительницею своего имнія, потому что общаніе, данное тобою въ несовершенныхъ лтахъ, не могло тебя связывать. Онъ и самъ врно это зналъ, но надялся на твою неопытность. Успокойся, мой другъ, довренность твоя ко мн порукою за твою осторожность впредъ. ‘
Гертруда слишкомъ была тронута милостями своей тетки, чтобъ бытъ въ состояніи изъявить ей всю свою признательность. Но успокоясь немного расказала ей подробно все, что происходило у нее съ Бернерсомъ съ самаго того времени, когда она съ нимъ познакомилась.
‘Я уврена, сказала госпожа Стангопъ, что братъ твой не знаетъ о семъ подломъ его поступк. Я напишу ему объ этомъ. Естьлибъ онъ могъ быть участникомъ сей низости, то я никогда бы не согласилась и видть его.
Гертруда оправдала своего брата, расказавъ ей разговоръ, которой имла съ нимъ за нсколько дней до смерти госпожи Сентъ-Остенъ.
Монгомери прителъ къ нимъ ввечеру, но Гертруда не смла видть его, и удалилась въ свою комнату.

КОНЕЦЪ ІІ-й ЧАСТИ.

Хелм Элизабет
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Алберт, или Стратнавернская пустыня. Часть первая, Хелм Элизабет, Год: 1799
  2. Из гордости, Бове Мари-Анна, Год: 1898
  3. Turris Aeburnea, Мартинес-Сьерра Грегорио, Год: 1913
  4. Жизненные пути, Олифант Маргарет, Год: 1897
  5. Джек из Ньюбери, Делонэ Томас, Год: 1597
  6. Уличный бродяжка, Женевре А., Год: 1897
  7. Полночный колокол, или Таинства Когенбургского замка. Часть первая, Лэтом Фрэнсис, Год: 1798
  8. Поль и Виргиния, Бернарден-Де-Сен-Пьер Жак-Анри, Год: 1787
Электронная библиотека