‘Русская Мысль’, кн.XII, 1890
1) Сани, ладья и кони, как принадлежности похоронного обряда. 2) К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. … Д. Н. Анучина, Анучин Дмитрий Николаевич, Год: 1890
Время на прочтение: 3 минут(ы)
1) Сани, ладья и кони, какъ принадлежности похороннаго обряда. Археолого-этнографическій этюдъ. 2) Къ исторіи ознакомленія съ Сибирью до Ермака. Древнее-русское сказаніе ‘о человцхъ, незнаемыхъ въ восточной стран’. Археолого-этнографическій этюдъ Д. Н. Анучина. Москва, 1890 г. Археолого-этнографическіе очерки проф. Анучина — выдающееся явленіе въ этнографической литератур послдняго времени. Прекрасное знакомство съ литературой затрогиваемыхъ вопросовъ, широкая и разносторонняя начитанность въ области этнографіи, археологіи, исторической географіи и т. д. дали автору возможность собрать богатый матеріалъ, подвергнуть его всестороннему анализу и внести свтъ въ такія стороны быта далекой старины, которыя до него и для спеціалистовъ были terra incognita.
Первый очеркъ посвященъ тремъ любопытнымъ подробностямъ древнаго погребальнаго ритуала — перевозк мертвецовъ на санахъ (безразлично лтомъ и зимой), сожженію покойниковъ въ ладь и роли коня въ похоронномъ обряд.
Лтописныя свидтельства, подобранныя проф. Анучинымъ съ замчательною полнотой, указываютъ на то, что въ древней Руси, на протяженіи нсколькихъ вковъ (XI—XVII), покойниковъ (особенно князей и царей) перевозили на кладбище въ саняхъ, самое раннее извстіе заимствовано изъ лтописнаго повствованія о погребеніи Владиміра св. (1015), самое позднее — царя Іоанна Алексевича (1606). Дошедшее до насъ современное описаніе погребенія тетки Петра Великаго, Татьяны Михайловны, указываетъ на то, что въ начал прошлаго вка (1706 г.) употребленіе саней при погребеніи было ужь отмнено. Этотъ странный на первый взглядъ обычай заставилъ проф. Анучина детально пересмотрть вопросъ о возникновеніи различныхъ формъ экипажа и вообще способовъ передвиженія тяжестей.
Анализъ многихъ искусно подобранныхъ данныхъ позволилъ автору сдлать такой правдоподобный выводъ, что сани древне колесныхъ экипажей, прототипъ ихъ онъ видитъ въ сверно-русскихъ ‘волочугахъ’ или ‘волокушахъ’ (‘дв длинныя жерди, въ которыя впрягается лошадь, какъ въ оглобли, концы ихъ волочатся, а по средин, на вязкахъ, плетеный кузовъ’). Пока не было другаго способа передвиженія и перевозки, сани и лтомъ, и зимой служили для всевозможныхъ цлей, между прочимъ, и для погребенія покойниковъ, когда появились колесные экипажи, сани, въ силу присущаго народному обряду консерватизма, срослись, такъ сказать, съ погребальнымъ ритуаломъ, и то, что раньше длалось по необходимости, обратилось въ обязательную, освященную вками норму. Интересно, что сани лтомъ употреблялись въ древней Руси не только при погребеніи, но и при торжественныхъ выздахъ царицъ и патріарховъ: этотъ фактъ, какъ к предъидущій, объясняется, конечно, не только священнымъ значеніемъ саней, но и плохимъ состояніемъ дорогъ, несовершенствомъ колесныхъ экипажей и ихъ дороговизной. Этими фактами и выводами не исчерпывается содержаніе перваго отдла. Г. Анучинъ, анализируя лтописныя извстія о погребеніи на саняхъ, затрогиваетъ по пути цлый рядъ другихъ вопросовъ — ‘проиманіе помоста’, выносъ тла черезъ окно или проломъ въ стн и т. д. Все это бросаетъ яркій свтъ на погребальные обычаи древней Руси, которые, несмотря на капитальный трудъ покойнаго Котляревскаго, все еще мало изучены.
Во второмъ отдл г. Анучинъ переходитъ къ сожженію покойниковъ въ ладь и, какъ къ переживанію этого обычая, употребленію ладьеобразныхъ могилъ и гробовъ. Этотъ обычай объясняется широко распространенными во всхъ частяхъ свта, у разныхъ народовъ изъ разныя эпохи воззрніями на загробный міръ, какъ на страну, лежащую гд-то далеко, за предлами обширнаго моря. Въ связи съ этимъ подобраны данныя относительно платы за перевозъ на тотъ свтъ,— монеты, которую кладутъ съ мертвымъ, и т. д.
Третій отдлъ посвященъ вопросу о роли коня въ погребальномъ ритуал. Г. Анучинъ констатировалъ существованіе обычая хоронить покойниковъ на кон или съ конемъ у всевозможныхъ вымершихъ нын существующихъ, культурныхъ и некультурныхъ народовъ, это’ обычай, конечно, стоитъ въ связи съ свойственнымъ вообще примитивному развитію взглядомъ на загробную жизнь, какъ на продолженіе жизни земной.
Такъ богато содержаніе перваго этюда. Конечно, не со всми положеніями автора можно согласиться, врядъ ли будетъ принято въ наук его толкованіе слово ‘потаиша’ въ извстномъ лтописномъ разсказ о смерти Владиміра св., какъ ‘спряташа’, трудно также согласиться съ нишъ, что ‘кола*—‘обыкновенная четырехколесная телга’, а не ‘одноколка’, которая носитъ въ Малороссіи характерное названіе ‘бды’, и т. д. Но это, конечно, частности, которыя совершенно теряются въ масс прекрасно подобраннаго и научно-обслдованнаго матеріала.
Во второмъ очерк г. Анучинъ подробно анализируетъ изданный имъ текстъ древне-русскаго сказанія ‘о человцхъ, незнаемыхъ въ восточной стран’, или ‘о языцкъ разныхъ и иновидныхъ’. Это сказаніе довольно часто встрчается въ сборникахъ XV—XVIII вв. и, по всей вроятности, древняго происхожденія. Это сказаніе передаетъ въ очень наивной форм цлый рядъ свдній о сибирскихъ инородцахъ — по большей части свдній фантастическихъ. Г. Анучинъ исходитъ изъ очень основательной мысли, что вс эти свднія — плодъ слуховъ о реальныхъ предметахъ и явленій — то просто непонятыхъ, то понятыхъ слишкомъ своеобразно,— что они, какъ и всякая другая народная сага, имютъ въ себ долю истины. Широкое знакомство съ прежнею и современною жизнью сибирскихъ инородцевъ даетъ ему возможность, такъ сказать, фиксировать сообщаемыя сказаніемъ данныя, пріурочить ихъ къ опредленнымъ мстностямъ и народностямъ и указать приблизительно тотъ путь, которымъ создалась эта сага. Нкоторыя изъ этихъ свдній г. Анучинъ вводитъ въ кругъ широкихъ историческихъ и этнологическихъ сопоставленій, благодаря чему чрезвычайно точно опредляется все значеніе этого памятника для исторіи старой Сибири и знакомства древней Руси съ ея зауральскими сосдями: эти сопоставленія доказываютъ правдоподобіе однихъ изъ этихъ свдній и сводятъ фантастичность другихъ на боле реальную почву. Не всегда авторъ одинаково убдителенъ, нкоторые изъ его выводовъ мало обоснованы, но въ такомъ трудномъ дл, какъ анализъ вками сложившейся саги, почти невозможно обойтись безъ гипотезъ, иногда и слабо обоснованныхъ, но имющихъ нкоторую долю вроятія. Постепенное накопленіе фактическаго матеріала по быту сибирскихъ инородцевъ, которое съ каждымъ годомъ все боле и боле развивается, вдвинетъ эти гипотезы, какъ и многія друтія, въ опредленны# предлы и покажетъ ихъ настоящее мсто и значеніе, во всякомъ случа, будущимъ изслдователямъ придется считаться съ этики гипотезами.