Эдгар По
Эдгар По
Знаменитость
Знаменитость
Lionizing (1835).
Перевод М. Энгельгардта (1896).
Знаменитость, По Эдгар Аллан, Год: 1835
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Я великий человек (точнее, был великим человеком), хотя я не автор писем Юниуса и не Железная Маска: мое имя, если не ошибаюсь, Роберт Джонс, а родился я где-то в городе Ври Больше.
Появившись на свет Божий, я первым делом схватил себя за нос обеими руками. Моя матушка, увидев это, объявила, что я гений, мой отец прослезился от радости и подарил мне курс носологии. Я изучил его прежде, чем надел штаны.
Я рано почувствовал призвание к науке и скоро сообразил, что если только у человека имеется достаточно солидный нос, го, следуя его указаниям, нетрудно достигнуть славы. Но я не ограничивался теорией. Каждое утро я давал себе два щелчка по носу и пропускал рюмок шесть горячительного.
Когда я вырос, мой отец пригласил меня однажды в свой кабинет.
— Сын мой, — сказал он, — какая цель твоего существования?
— Отец мой, — отвечал я, — изучение носологии.
— А что такое носология, Роберт? — спросил он.
— Сэр, — отвечал я, — это наука о носах.
— А можешь ты объяснить мне, — продолжал отец, — что такое нос?
— Нос, отец мой, — ответил я с увлечением, — весьма различно определяется различными авторами. (Тут я посмотрел на часы.) Теперь полдень или около того, до полуночи я успею изложить вам все мнения по этому вопросу. Начнем с Бартолина, по его определению, нос — это та выпуклость, тот желвак, тот нарост, тот…
— Будет, Роберт, — перебил добрый старик. — Я поражен твоими громадными знаниями, ей-Богу, поражен. (Тут он зажмурился и приложил руку к сердцу.) Поди ко мне! (Он взял меня за руку.) Твое воспитание можно считать законченным, пора тебе встать на ноги, и самое лучшее, если ты последуешь за своим носом — итак… (Отец спустил меня с лестницы и вытолкал за дверь.) — Итак, убирайся вон из моего дома и да благословит тебя Бог.
Чувствуя в себе божественное предопределение, я посчитал это происшествие скорее благоприятным, чем плачевным. Я намеревался исполнить отеческое наставление. Я решил последовать за своим носом. Я тут же дал ему два-три щелчка, а затем, написал памфлет о носологии.
Весь наш народ Ври Больше пришел в волнение.
— Изумительный гений! — сказал Quarterly.
— Превосходный физиолог! — сказал Westminster.
— Тонкий ум! — сказал Foreign.
— Прекрасный писатель! — сказал Edinburgh.
— Глубокий мыслитель! — сказал Dublin.
— Великий человек! — сказал Bentley.
— Божественный дух! — сказал Frazer.
— Из наших! — сказал Blackwood.
— Кто бы это мог быть? — сказала миссис Синий Чулок.
— Кто бы это мог быть? — сказала толстая мисс Синий Чулок.
— Кто бы это мог быть? — сказала тоненькая мисс Синий Чулок.
Но я знать не хотел этих господ, — я прямо направился в мастерскую художника.
Герцогиня Ах-Боже-Мой позировала, маркиз Так-И-Так держал ее пуделя, граф И-То-И-Се подносил ей флакончик с солью, а его королевское высочество Не-Тронь-Меня прислонился к спинке ее стула.
Я подошел к художнику и вздернул нос.
— О, какая прелесть! — вздохнула ее светлость.
— О, Господи! — прошептал маркиз.
— О, безобразие! — простонал граф.
— О, чудовище! — проворчал его королевское высочество.
— Сколько вы за него возьмете? — спросил художник.
— За его нос! — воскликнула ее светлость.
— Тысячу фунтов, — сказал я, садясь.
— Тысячу фунтов! — повторил художник задумчиво.
— Тысячу фунтов! — подтвердил я.
— С ручательством? — спросил он, поворачивая нос к свету.
— Да, — отвечал я, высморкавшись.
— Это настоящий оригинал? — спросил художник, почтительно прикасаясь к моему носу.
— Хе! — отвечал я, скрутив нос набок.
— Не было ни одного снимка? — продолжал художник, рассматривая его в лупу.
— Ни одного, — отвечал я, задрав нос еще выше.
— Удивительно! — воскликнул он, пораженный изяществом этого маневра.
— Тысячу фунтов! — сказал я.
— Тысячу фунтов! — повторил он.
— Именно! — сказал я.
— Тысячу фунтов! — опять повторил он.
— Ни более, ни менее! — сказал я.
— Вы их получите! — сказал он. — Хороший экземпляр.
И тут же выдал мне чек и срисовал мой нос. Я нанял квартиру на Джермен-стрит и послал ее величеству девяносто девятое издание ‘Носологии’ с портретом обонятельного органа. Повеса принц Уэльский пригласил меня на обед. Мы собрались — все львы, все recherches {Изысканные( фр.).}.
Был тут современный Платоник. Он цитировал Порфирия, Ямвлиха, Плотина, Прокла, Гиерокла, Максима Тирского и Сирийского.
Был тут сторонник идеи человеческого прогресса. Он цитировал Тюрго, Прайса, Пристлея, Кондорсе, Сталь и ‘Честолюбивого студента со слабым здоровьем’.
Был тут сэр Положительный Парадокс. Он объявил, что все дураки были философами и все философы дураками.
Был тут Эстетикус Этике. Он говорил об огне, единстве и атомах, о двойственной и предсуществовавшей душе, о сродстве и разъединении, о первичном уме и гомеомерии.
Был тут Теологос Теолог. Он толковал о Евсевии и Арии, о ересях и Никейском соборе, о пюзеизме и субстанциализме, о гомузиос и гомойузиос.
Был тут Фрикасе из Rocher de Cancale. Он рассказывал о цветной капусте с соусом veloute, о телятине a la St. Menehoult, о маринаде a la St. Florentin, об апельсинном желе en mozai’ques.
Был тут Бибулюс О’Полштоф. Он распространялся о Латуре и Маркобруниен, о Мюссе и Шамбертене, о Ришбур и Сен Жорж, о Гобрионе, Лионвилле и Медоке, о Бараке и Преньяке, о Грав, о Сотерне, о Лафите, о С-т Перэ. Он покачивал головой, смакуя кло де-вужо, и отличал с закрытыми глазами херес от амонтильядо.
Был тут синьор Тинтонтинтино из Флоренции. Он рассуждал о Чимабуэ, Арпино, Карпаччио и Аргостино, о сумрачном тоне Караваджо, о грации Альбано, о колорите Тициана, о женщинах Рубенса и о шалостях Яна Стина.
Был тут ректор местного университета. Он высказал мнение, будто луна называлась Бендис во Фракии, Бубастис в Египте, Дианой в Риме и Артемидой в Греции.
Был тут турецкий паша из Стамбула. Он не мог себе представить ангелов иначе, как в виде лошадей, петухов и быков, и полагал, что на шестом небе есть некто с семью тысячами голов, земля покоится на корове небесно-голубого цвета с бесчисленными рогами.
Был тут Дельфинус Полиглот. Он рассказал нам, какая судьба постигла восемьдесят три потерянные трагедии Эсхила, пятьдесят четыре речи Исея, триста девяносто один спич Лизия, сто восемьдесят трактатов Теофраста, восемь книг о конических сeчениях Аполлония, гимны и дифирамбы Пиндара и сорок пять трагедий Гомера Младшего.
Был тут Фердинанд Фиц-Фоссилиус Полевой Шпат. Он сообщил нам об огненно-жидком ядре и третичной формации, газообразном, жидком и твердом, о кварце и мергеле, о шифере и шерле, о гипсе и трапе, об извести и тальке, о порфире и мелафире, о слюдяном сланце и пуддинговом камне, о цианите и лепидолите, о гематите и тремолите, об антимонии и халцедоне, о марганце и обо всем остальном.
Был тут я. Я говорил о себе, — о себе, о себе, о себе, — о носологии, о моем памфлете и о себе. Я задрал нос кверху и говорил о себе.
— Поразительно умный человек! — сказал принц.
— Удивительно! — подхватили гости.
А на другое утро ее светлость Ах-Боже-Мой явилась ко мне с визитом.
— Будете вы у Альмака, милое создание? — сказала она, ущипнув меня за подбородок.
— Честное слово, — сказал я.
— С носом? — спросила она.
— Непременно, — отвечал я.
— Так вот карточка, жизнь моя. Могу я сказать, что вы будете?
— Дорогая герцогиня — с радостью.
— Э, нет! Лучше с носом.
— И его захвачу, радость моя, — сказал я, повел им туда-сюда и очутился у Альмака.
Комнаты были битком набиты.
— Он идет! — крикнул кто-то на лестнице.
— Он идет! — крикнул другой.
— Он идет! — крикнул третий.
— Он пришел! — воскликнула графиня. — Он пришел, мой ненаглядный!
И схватив меня крепко обеими руками, она трижды чмокнула меня в нос.
Это вызвало сенсацию.
— Diavolo! {Дьявол.} — воскликнул граф Каприкорнутти.
— Dios guarda! {Храни боже!} — проворчал дон Стилетто.
— Mille tonnerres!{Гром и молния.} — крикнул принц де-Гренуйль.
— Tousand Teufel! {Тысяча чертей.} — пробурчал электор Блудденнуфф.
Этого я не мог вынести. Я рассердился. Я обратился к Блудденнуффу:
— Милостивый государь! — сказал я. — Вы павиан!
— Милостивый государь! — возразил он после некоторого размышления — Dormer und Blitzen! {Гром и молния.}
Больше ничего не требовалось. Мы обменялись карточками. На другое утро я отстрелил ему нос, а затем отправился к своим друзьям.
— Bete {Скотина (фр.).}! — сказал первый.
— Дурак! — сказал второй.
— Олух! — сказал третий.
— Осел! — сказал четвертый.
— Простофиля! — сказал пятый.
— Болван! — сказал шестой.
— Убирайся! — сказал седьмой. Я огорчился и пошел к отцу.
— Отец, — сказал я, — какая цель моего существования?
— Сын мой, — отвечал он, — изучение носологии, как и раньше, но, попав электору в нос, ты промахнулся. Конечно, у тебя прекрасный нос, но у Блудденнуффа теперь совсем нет носа. Ты провалился, а он стал героем дня. Бесспорно, знаменитость льва пропорциональна длине его носа, но, Бог мой! возможно ли соперничать с львом совершенно безносым?
Edgar Allan Poe.
Lionizing (1835).
Перевод М. Энгельгардта (1896).
Текстовая версия: verslib.com
По Э. Собрание сочинений в 2 тт. Т. 2. — СПб.: Изд. Г. Ф. Пантелеева, 1896