М.Н. Катков
Значение флота в России
Москва, 11 июня 1864
Значение флота в России, Катков Михаил Никифорович, Год: 1864
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Не печальный ли признак это отсутствие у нас всяких преданий и прочных основ по самым существенным частям? Не печальное ли явление эти быстрые переходы от одного взгляда на известный вопрос к другому, совершенно противоположному, эта готовность во всякую минуту расстаться с чем бы то ни было существующим и кинуться навстречу новому и неизвестному, — только бы новому? Поразительный пример такой изменчивости начал и слабости преданий представляет нам судьба нашего флота. Император Петр создает флот с страшными усилиями, затем, до вступления на престол Екатерины II, он остается в пренебрежении, корабли, построенные преобразователем, гниют, и адмиралтейств-коллегия принуждена занимать деньги у своего президента для покрытия некоторых неизбежных расходов в видах сохранения их. При Екатерине сооружается новый флот, который совершает громкие подвиги, но — умирает великая государыня, и Чесма, и Красная Горка предаются забвению, и созданный Орловым и Потемкиным флот мало-помалу уничтожается. Он возрождается в третий раз при императоре Николае, и мы были свидетелями того, как в третий раз возбужден был вопрос, должна ли Россия иметь флот. Люди, считающиеся весьма серьезными, самым сериозным образом доказывали, что мы должны отказаться от значения морской державы, хотя берега России омываются двумя океанами и несколькими морями, не считая морей внутренних, как Аральское и Каспийское.
Люди, считающие себя серьезными, говорили и говорят еще до сих пор, что Россия не имеет достаточных материальных средств, чтобы быть первоклассною морскою державой, что флот ее никогда не может выдержать состязание с соединенным французским и английским и что поэтому лучше вовсе не тратиться на флот. Мы не имеем, говорят они, торгового флота, кого же защищать нашим военным кораблям? Народ русский не обнаруживает наклонности к мореплаванию, зачем же насиловать его склонности? Мысли, как видно, провозглашались во имя экономической науки, не были лишены либеральных приманок и, главное, заключали в себе нечто противоречащее предшествующей системе, сколько, следовательно, данных для успеха! И они имели некоторый успех. Их влияние простиралось даже на законодательство: в течение трех последних лет бюджет морского министерства был сокращен почти на 7 миллионов рублей. Что же вышло, однако? Когда в начале прошедшего года обнаружилась возможность войны с Францией и Англией, нам пришлось приняться за усиленные работы, делать на них усиленные денежные ассигновки, и чуть ли не вся сумма, которую урезывали в продолжение шести лет, была отпущена единовременно на морское ведомство в виде экстраординарного кредита. Таким образом, мы не сделали почти никакого сбережения, а между тем рисковали начать войну при невыгодных для нас условиях.
Флот создается десятилетиями, и в сокращении его надо быть гораздо осторожнее, нежели в сокращении сухопутной армии. Эта последняя при хорошей системе резервов, при хорошо снабженных арсеналах может быть удвоена в несколько месяцев, но образование матросов требует много времени, а кораблестроение, производимое с поспешностью, не может быть удовлетворительно. Доказательство этому — канонерские лодки, построенные в Петербурге во время восточной войны.
Мы очень порадовались, что специальные периодические издания по морской части энергически восстали в последнее время против легкомысленных мнений о бесполезности военного флота для России. Каждый специалист должен любить свою часть и настаивать на необходимости ее развития. Пусть он относится к ней даже с пристрастием: беда была бы, если б он был к ней равнодушен.
Говорят, что Россия не может сделаться первостепенною морскою державой. Так, но много ли на свете первостепенных морских держав? Первостепенных морских держав только одна: это Англия. Ни одна из прочих держав не может в одиночку состязаться с ее морскими силами, а потому ни одна не может претендовать на значение первостепенной морской державы. Но неужели из этого следует, чтобы России вовсе не было надобности в военных кораблях? И Турция, и Испания, даже Австрия и Пруссия, — страны, едва прикасающиеся к морю, — имеют флоты, последние две державы делают огромные усилия, чтобы приобрести морское значение, а нас, — хотя мы еще недавно господствовали на двух европейских морях, хотя мы владеем несколькими превосходными гаванями на Восточном океане, столь полном будущности, — нас желали бы вычеркнуть из числа морских держав? Наш флот не может выдержать состязание ни с французским, ни с английским один на один, но в союзе с другим он может значить немало на весах европейской политики. Даже без видов на какой-либо союз одно появление нашей эскадры в Атлантическом океане возбудило, как помнят читатели, серьезное внимание английских государственных людей. Эскадра эта, может быть, имела свою долю в прекращении мистификации, которой мы были предметом прошлого года. Вот, следовательно, польза даже и небольшого флота. Не будь его, как справедливо замечает ‘Морской Сборник’, пресловутый ‘адмирал польского флота’ Маньян в самом деле мог бы явиться с несколькими рыбачьими лодками и наделать тревоги в наших приморских городах.
По мнению нашему и — что гораздо важнее — по мнению специалистов, нет, следовательно, и места вопросу о том, быть или не быть у России военному флоту. Надобно решить только, какое наилучшее употребление дать тем относительно небольшим средствам, которые мы можем уделить на флот. Средства эти состояли в последнее время приблизительно в 20 миллионах, отпускаемых на морское ведомство. Сумма эта незначительна только по отношению к безмерному протяжению наших морских берегов, которые притом так расположены, что флоты различных морей не имеют возможности соединиться между собою в случае объявления морской войны. Ввиду этих действительно весьма важных затруднений благоразумие не позволяет нам помышлять о таком флоте, который бы без союзников мог быть употреблен для действий наступательных, но благоразумие требует, чтобы мы имели в нашем флоте всегда готовое средство обороны, и этой цели мы можем легко достигнуть, присоединив к нашему теперешнему флоту небольшую, но исправную эскадру броненосных судов. ‘Многочисленные обсервационные корпуса, — замечает ‘Морской Сборник’, — самое обдуманное концентрирование железных дорог на угрожаемых пунктах, берега, покрытые электрическими телеграфами, — ничто не спасет страну с пространным прибрежьем от нападения с моря, и тут не требуется особенных соображений, чтобы понять всю невозможность воспрепятствовать, например, 50-ти тысячам французов, посаженным на паровые суда, передвигающиеся со скоростью 200 миль в сутки, выйти на берег там, где заблагорассудится французском главнокомандующему, т.е. именно там, где в большей части случаев менее всего будут ждать такой высадки. Другое дело, если адмирал, командующий неприятельским флотом, будет знать, что в Кронштадте постоянно содержится в готовности к выходу в море эскадра, численностью хотя и слабейшая эскадры, предназначенной для прикрытия нападающего транспортного флота, но состоящая из отборных судов, закованных в броню, снабженных сильными машинами, грозною артиллерией, одним словом, судов, вполне соответствующих современным требованиям морского искусства. Такая эскадра способна расстроить самые глубоко обдуманные планы и, во всяком случае, пригодится хотя и на то, что воспрепятствует спокойствию их исполнения. Такая именно эскадра составляет идеал, к которому мы должны стремиться, идеал, осуществимый и прежде, а теперь благодаря непреложной аксиоме, что введение паровых броненосных судов в особенности выгодно второклассным морским державам, — осуществимый в недалеком будущем’.
К осуществлению этого ‘идеала’ уже приступлено. Мы имеем семь броненосных лодок, или мониторов, и плавучих батарей, спущенных уже на воду, и еще восемь в петербургских верфях, да сверх того два броненосные фрегата. Нет сомнения, что если бы все эти суда существовали весной прошлого года, то наша дипломатия могла бы в польском вопросе с самого начала быть тверже, а тон депеш лорда Росселя, без сомнения, был бы вежливее.
Материальные упущения исправлены или исправляются, но главный, самый желательный успех состоял бы в том, чтобы были устранены эти колебания, эти переходы от одной крайности к другой во взгляде на значение нашего флота. Флот стоит денег, и больших денег, но эти деньги не пошли бы впрок, если бы в наших моряках не креп, а ослабевал дух, если бы в них не поддерживалось, а подавлялось ободряющее сознание, что страна дорожит их службой, ценит их труд и смотрит с гордостью на их отвагу и искусство. Мы отнюдь не хотим говорить в пользу значительных новых затрат. Строить новое следует только в случае необходимости. Но, во всяком случае, следует беречь старое, чем меньше бывает ломки, тем меньше требуется и стройки. Наш главный недостаток заключается в том, что мы не бережем построенного и вследствие того наша, надобно признать это, довольно деятельная стройка почти не увеличивает нашего капитала. С тех пор как Петр I порвал нить наших преданий, Россией овладела лихорадка нововведений, то, что делалось вчера, на следующий день ломалось, и — замечательно — всегда находилось для этого достаточно уважительных причин. Это понятно: нет человеческого дела столь совершенного, чтобы в нем не могло оказаться многих сторон, поддающихся критике, так же как, с другой стороны, нет столько нелепой системы, которой какие-нибудь стороны не представляли бы выгод. Но именно потому-то, что радикализму всегда и везде есть за что уцепиться, дабы начать ломку, по тому-то самому, говорим, и необходима в человеческом обществе сила предания, которое допускало бы усовершенствование существующего, но крепко отстаивало бы его существование.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1864. 12 июня. No 129.