Значение дворянства в русском государственном организме
Открытие дворянского пансиона-приюта в Москве, заведения столько же полезного, сколько и скромного, стало праздником для всего российского дворянства: оно послужило поводом к новому торжественному изъявлению благоволения Монарха и еще раз засвидетельствовало, что сердце Царево не замкнуто для дворянства. Слово, которое при этом случае сказано Государем Императором, должно оживить дворянство духом бодрости и силы. Оно полагает конец всем сомнениям и вопросам о его судьбе. Отныне никто не может отталкивать его в область прошедшего. В изменившейся России оно сохраняет свое положение, оно остается в свободном русском народе живым органом его государственного существования, оно остается, как было, опорой Престола. Оно было надобностью прошедшего, оно надобно и для настоящего. Дворянство должно проникнуться и одушевиться этим чувством своей непреходящей надобности. Что живет, то должно действовать, что призвано служить опорой, то должно быть уверено в себе.
Дворянство не есть преграда между Престолом и народом, напротив, оно служит органическою между ними связью. Монархическое правление возможно и без дворянства, но тогда оно является грозною, напряженно правящею диктатурой, которая после бурных нестроений наступает как реакция против анархии, как кризис болезни, но не бывает состоянием нормальным. Напряженная административная централизация поражает бесплодием народную жизнь, останавливает свободное движение интересов, погашает дух живого начинания. Политическое фарисейство, мертвая формальность, подавляющая в людях чувство внутренней ответственности и общего интереса, наемничество, продажность и подкупность, — вот всегдашние спутники бюрократии, где она не уравновешивается местным самоуправлением, а в местном самоуправлении, как свидетельствует пример самых свободных и благоустроенных стран, главная сила есть дворянство. Только при существовании общественных классов, соответствующих дворянству, может правильно и плодотворно развиться местная жизнь.
И в наших местных учреждениях главная роль принадлежит дворянству. Мысленно выньте из них дворянство с его организацией, с его традиционным политическим смыслом, — что останется? Мы должны, однако, сознаться, что местные учреждения наши далеки от того, чтобы можно было признать деятельность их удовлетворительною. Отчего же это? Всего прежде оттого, что дворянство посреди глубоко изменившихся условий нашего быта нелегко могло найтись. Оно теряло под собою почву и не знало, что с ним будет, и сомневалось, не подлежит ли оно упразднению как учреждение, отжившее свой век. В унынии оно уже ожидало своего конца, не видя ничего взамен своей организации. При таком ли настроении возможна бодрая деятельность? При таких ли обстоятельствах дворянская организация могла найти силы обновиться внутри и послужить к устроению новой начинающейся в стране жизни?
Но переходное время, неизбежное после великих общественных перемен, кончается, наступает пора прочного устроения, в котором все должно найти свое место и условия для правильного развития.
Никакое дворянство в мире не подает так мало поводов к сословной зависти, как наше. Оно не имеет ничего общего с феодальным дворянством других стран. Оно произошло не из многовластия, и его собственная политическая исповедь вся выражена в этом простом и вечно юном слове древнего поэта: ‘Не добро многоглавие, будь один всем глава, один Государь, кому Богом дарована власть’. Оно не есть побежденный противник монархии, напротив, оно создано ею. Это ее добрые и верные слуги. Оно не каста, оно не замкнуто, и доступ в него открыт всякому по ступеням государственной службы. Крепостное право не было делом дворянства и отнюдь не связано с его существом. Крепостное право было государственною необходимостью слагавшейся России, оно было наложено на поместное дворянство вместе с службою. Но когда по манию Державного Освободителя цепи крепостного права пали, исчезло все, чем дворянство отделилось от народа, и оно выдвигается только как передовой ряд его. Ничего ненавистного не остается в дворянском учреждении. Оно свободно от всяких для чего-либо стеснительных, для кого-либо обременительных или обидных преимуществ. Дворянин пред законом равен с последним из подданных Империи, и если еще остается неравенство, то к невыгоде первого, ибо закон гораздо суровее карает дворянина за преступные действия бесчестного свойства. Образование открывает для всех, наравне с дворянином, доступ к государственной службе и к общественным отличиям. Наравне со всеми несет он тяжесть земских повинностей, наконец, наравне со всеми он подлежит теперь рекрутству. За дворянством остается только ни для кого не обидное и для целого народного состава полезное преимущество его организации, которая приближает его к подножию Престола. Его права не столько права, сколько обязанности, налагаемые на него честью его передового положения. Дворянство, так поставленное, как теперь наше, может распространить свою деятельность во все стороны, не опасаясь столкнуться с каким бы то ни было уважительным интересом или нарушить чьи бы то ни было права. Лишь бы оно действовало, — оно может действовать только на общую пользу.
Вреда можно опасаться не от деятельности, а разве от недеятельности дворянства, которая была бы свидетельством его неспособности и мертвенности. Чем большую энергию обнаружит дворянская организация в устроении нашего нового быта, чем большим влиянием и авторитетом в местных делах будут пользоваться ее уполномоченные представители, тем лучше будет для всех интересов, тем надежнее и прочнее установится новый порядок, созданный реформами. Практика убедительнее теоретических соображений покажет, в чем должны состоять улучшения самой дворянской организации и как лучше согласить ее с потребностями нового порядка, для того чтобы силы, в ней заключающиеся, могли приносить наибольшую пользу. Прежде всего надобно, чтобы в дворянстве был поднят дух и чтобы самоуважение, которым оно должно быть проникнуто, оказывало дисциплинирующее действие на его собственных членов, поддерживало бы их нравственно, предохраняло бы их от уклонений. Необходимо также, чтоб оно было в уровень с потребностями времени, чтоб оно не отставало в деле образования, в котором заключается самая могущественная сила нашего времени, чтоб оно было в состоянии выдвигать из своей среды бойцов, достаточно сильных умом и знанием. В этом теперь главная задача. Классы народа, призванные служить опорой порядка и движущею силой цивилизации, должны проникнуться убеждением в необходимости образования и заботиться о возвышении его уровня. Охрана этого великого интереса есть в настоящее время одна из обязанностей дворянства, и оно обнаружило бы прискорбную неспособность найтись в своем новом положении, если б упустило из виду этот великий интерес. Знаменательно, что достопамятный Высочайший рескрипт от 25 декабря минувшего года на имя министра народного просвещения, так ожививший дворянство, призывает его к новой службе именно в интересе образования, указывая при этом на благие намерения, положенные в основу совершающейся ныне учебной реформы. Знаменательно также, что и новое животворное слово Монарха было сказано по поводу открытия заведения, где будут находить себе приют и руководство учащиеся дети недостаточных дворян. Не должно ли дворянство видеть в этом прямое для себя указание радеть и способствовать делу, долженствующему обеспечить будущность нашего отечества? Не должно ли оно признать в этом существенную долю требуемого от него служения, одну из важнейших обязанностей, возлагаемых на него честью его передового положения? Ничто не может так действительно и так ко благу обновить нашу страну, оплодотворить ее силы, возвысить ее нравственное значение, как совершающаяся ныне реформа в условиях высшего образования. Все имеет свою оборотную сторону, и образование имеет свою. Но не в невежестве следует видеть противоположность ему, невежество есть только недостаток образования, оборотная сторона образования есть фальшивое подобие его. Не отступлением в невежество можно избежать этого зла, а победой над ним посредством действительного образования.
Если наука есть сила плодотворная и могущественная, то фальшивое подобие науки есть бессилие и растление. Наука требует методического и правильного приготовления к ней, и такую-то школу, какой у нас не было и какою гордятся цивилизованные народы, создает наша нынешняя учебная реформа. Она была предметом долгого и всестороннего испытания, и никакая законодательная мера не были принимаема с большею осмотрительностью, чем эта.
Здравомыслящие отцы, не верьте клеветникам, которые пугают вас мнимою изнурительностью новой школы. Новая в нашем отечестве, школа эта есть в целом мире старая, веками испытанная, и именно в том состоит ее достоинство, что она не изнуряет, а укрепляет вверенные ей силы. Она не требует ни чрезвычайных способностей, ни чрезмерных усилий. И скудно, и богато одаренный равно могут проходить ее и выносят из ней каждый свою долю пользы. Все в ней приспособлено к силам учащихся. Она ведет их постепенно, соответственно их развитию, так что переход от легчайшего к труднейшему совершается для них незаметно, без напряжения и скачков. Требования ее растут с возрастанием воспитываемых ею сил. Чтобы с успехом проходить ее, требуется от учащихся только добросовестное и охотное исполнение долга, и родители ничем так не могут способствовать успехам своих детей, как укрепляя в них доверие к школе, в которой они учатся, а между тем нередко случается, что неразумные родители сами обрывают это доверие и с голоса уличных крикунов глумятся над занятиями своих детей, а потом сетуют, что у детей их не спорится дело и что им трудно учиться.
Возвратимся к дворянству. Правда, оно призывается стать на страже только первоначальной народной школы, но в деле образования все тесно между собою связано, и низшие ступени его находятся в зависимости от высших, народная школа заимствует свет свой от средоточий высшего образования. Как высоко стоит наука в стране, так широко разливается свет ее в массах народных. Наставники народа учатся у наставников университетского образования и от них принимают образ мыслей, руководства и пособия. Призванное заботиться о том, чтобы в народных массах благотворно разливалось просвещение, дворянство не может оставаться равнодушным к судьбам высшего образования в нашем отечестве. С государственным разумением, всегда его отличавшим, и при его преданности отечеству оно не ограничится формальным исполнением возложенной на него обязанности, но глубоко проникнется ею и в полной мере оправдает доверие Монарха. Оно по старой чести сослужит свою новую службу в ‘великом’, как изволил выразиться Государь Император, деле образования, оно не будет вмешиваться в учебные вопросы, но окажет всю зависящую от него нравственную поддержку благим начинаниям Державного Преобразователя. Пользуясь своим передовым положением, сосредоточивая в себе самые влиятельные и просвещенные силы страны, оно может много сделать к ограждению общественного мнения от злонамеренной агитации, которая старается сбить его с толку и не стыдится простирать свое действие даже на малых сих, вооружая их против школьной дисциплины, внушая им, что с ними поступают несправедливо и притеснительно, что их заставляют слишком много учиться и что им не остается иного выхода, кроме самоубийства и политических заговоров…
В тот самый день, когда Его Величество принимал депутацию дворянства и произнес достопамятные слова, которые печатаются в нынешнем нумере нашей газеты, удостоился Высочайшего посещения Лицей Цесаревича Николая. Лицей и его основатели не смеют присваивать исключительно себе высокую честь этого посещения. Лицей Цесаревича Николая был провозвестником общей учебной реформы, которая должна обновить образование в нашем отечестве, и успех этого учебного заведения есть торжество начал, которые положены в основу реформы. Великое для Лицея событие имеет несомненное значение для всего нашего образования. Передовое сословие, призываемое Монархом к содействию Ему в великом деле образования, поймет и оценит это значение.
Впервые опубликовано: ‘Московские ведомости’. 1874. 1 сентября. No 217.