Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610

Драматургия
Время на прочтение: 99 минут(ы)
Скачать в PDF

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

В. ШЕКСПИРА

ВЪ ПРОЗ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛЪ П. А. КАНШИНЪ.

ТОМЪ ПЯТЫЙ.

I. Мра за мру.— II. Тимонъ Аинскій.— III. Зимняя сказка и IV. Лукреція.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ

КЪ ЖУРНАЛУ

‘ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРНІЕ’

за 1893 ГОДЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДЕВА.

1893.

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Леонтъ, царь сицилійскій.
Мамиллій, его сынъ.
Камилло, Антигонъ, Клеоменъ, Діонъ, сицилійскіе вельможи.
Сицилійскій вельможа.
Роджеро, знатный сициліецъ.
Приближенный Мамиллія.
Судья.
Тюремный смотритель.
Поликсенъ, царь богемскій.
Флоризэль, его сынъ.
Архидамъ, богемскій вельможа.
Матросъ.
Старикъ пастухъ, слывущій отцомъ Пердиты.
Простакъ, его сынъ.
Слуга стараго пастуха.
Автоликъ, бездльникъ.
Хоръ, изображающій время.
Герміона, жена Леонта.
Пердита, ихъ дочь.
Паулина, жена Антигона.
Эмилія, приближенная Герміоны.
Дв придворныя дамы.
Мопса, Доркаса, пастушки.

Придворные обоего пола, танцующіе сатиры, пастухи, пастушки и стража.

Дйствіе поперемнно, то въ Сициліи, то въ Богеміи,

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Съ Сициліи. Аванзалъ во дворц Леонта.

Входятъ Камилло и Архидамъ.

Архидамъ. Если судьб угодно будетъ, Камилло, чтобы вы, по такимъ же требованіямъ государственной службы, какія заставляютъ меня проживать здсь, когда нибудь попали въ Богемію, вы найдете, какъ я уже это вамъ говорилъ, большую разницу между нашею Богеміею и вашею Сициліею.
Камилло. Я слышалъ, что король сицилійскій намренъ предстоящимъ лтомъ побывать въ Богеміи, чтобы отдать ея королю визитъ и тмъ отблагодарить вашего короля за настоящее ваше пребываніе у насъ.
Архидамъ. Если мы не въ состояніи отплатить вамъ такимъ же широкимъ гостепріимствомъ, какъ ваше, наше искреннее радушіе послужитъ намъ извиненіемъ, потому что…
Камилло. Умоляю васъ, перестаньте.
Архидамъ. Я говорю съ откровенностью полнаго убжденія, что мы не можемъ съ такою пышностью… съ такимъ рдкимъ… право, не умю выразиться. Мы будемъ угощать васъ усыпляющими напитками, чтобы ваши чувства не дали вамъ замтить нашей несостоятельности и, не имя возможности насъ хвалить, не порицали насъ слишкомъ сильно.
Камилло. Вы желаете слишкомъ дорогою цною расплачиваться за то, что вамъ предлагаютъ отъ чистаго сердца.
Архидамъ. Поврьте, я говорю только въ силу пониманія того, что мн подсказываетъ моя честность.
Камилло. Какъ бы ни была любезна Сицилія съ Богеміей, любезность эта не можетъ быть чрезмрной. Ихъ короли съ дтства воспитывались вмст и между ними укоренилось такое сочувствіе, которое теперь не можетъ не развтвляться. Достигнувъ боле зрлаго возраста, они, вслдствіе государственныхъ обязанностей правителей, стали видться рже, но хотя личныя свиданія происходили не часто, прежнія отношенія между царственными товарищами поддерживались обмномъ писемъ, подарковъ и дружескихъ посольствъ. Хотя они и находились врозь, но, казалось, будто они постоянно вмст, и, несмотря на громадное раздлявшее ихъ пространство, они постоянно обмнивались рукопожатіями, какъ бы черезъ пропасть, и обнимались, такъ сказать, съ двухъ противоположныхъ концовъ втровъ. Само небо поддерживало взаимную ихъ привязанность.
Архидамъ. Я нахожу, что во всемъ мір не найдется такихъ враждебныхъ обстоятельствъ, которыя могли бы расторгнуть ихъ дружбу… Какъ невыразимо долженъ радовать васъ юный вашъ принцъ Мамиллій, я во всемъ свт не встрчалъ до сихъ поръ ни одного юноши, общающаго такъ много, онъ само совершенство.
Камилло. Я вполн раздляю надежды, возлагаемыя на него вами. Онъ прелестный ребенокъ. Одинъ взглядъ на него служить какъ бы цлебнымъ бальзамомъ, освжающимъ сердца даже стариковъ. При вид его, даже въ тхъ, кто задолго до его рожденія уже ходилъ на костыляхъ, рождается желаніе пожить еще, чтобы увидать его вполн взрослымъ человкомъ.
Архидамъ. А безъ этого желанія вы думаете имъ захотлось бы умереть?
Камилло. Да, еслибы даже, помимо одного этого обстоятельства, у нихъ не было никакого другого понятнаго основанія желать пожить еще.
Архидамъ. Еслибы у вашего короля еще не было сына, онъ все-таки стадъ бы ковылять на костыляхъ въ ожиданіи, что когда нибудь родится такой сынъ (Уходятъ).

СЦЕНА II.

Тамъ-же. Государственный залъ въ королевскомъ дворц.

Входятъ: Леонтъ, Поликсенъ, Герміона, Мамиллій. Камилло и свита.

Поликсенъ. Пастухи уже насчитали девять перемнъ въ положеніи влажнаго свтила съ тхъ поръ, какъ стоитъ никмъ не занятый, покинутый нами на время престолъ. Если я еще столько же времени посвящу на изъявленіе теб своей благодарности, я, брать мой, все-таки уду отсюда твоимъ неоплатнымъ должникомъ. Поэтому, позволь мн, какъ при помощи не имющей собственной своей цны цифры, увеличить словомъ ‘благодарю’ весь многотысячный итогъ прежней моей благодарности.
Леонтъ. Отложи изъявленія благодарности до минуты отъзда.
Поликсенъ. Государь, эта минута должна наступить завтра же. Я не могу безъ тревоги, даже безъ страха подумать о тхъ послдствіяхъ, которыя можетъ повлечь за собою мое отсутствіе. Желаю отъ души, чтобы поднявшійся у насъ бурный втеръ не заставилъ меня воскликнуть:— ‘Мои предположенія были слишкомъ врны!’ Къ тому же мое долгое пребываніе здсь, вроятно, уже успло наскучить твоему королевскому величеству.
Леонтъ. Наша дружба, братъ мой, настолько прочна, что твое присутствіе не можетъ намъ наскучить.
Поликсенъ. Не могу остаться доле ни одного дня.
Леонтъ. Побудь еще хоть недлю.
Поликсенъ. Нтъ, я долженъ ухать непремнно завтра-же.
Леонтъ. Сдлаемъ другъ другу уступку: раздлимъ уступку пополамъ, и я не буду настаивать на большемъ.
Поликсенъ. Умоляю тебя, перестань меня уговаривать. Ни чей языкъ не былъ бы въ состояніи убдить меня скоре, чмъ твой. Какъ бы ни были основательны причины, заставляющія меня отвчать отказомъ, я былъ бы способенъ согласиться на твою просьбу, если бы дальнйшее мое пребываніе могло оказать теб какую нибудь существенную пользу. Дла настоятельно требуютъ моего отъзда, поэтому да не послужитъ мн твоя привязанность бичемъ, тмъ боле, что мое пребываніе здсь влечетъ для тебя за собою одн излишнія заботы и хлопоты. Чтобы дать успокоиться обоимъ, позволь мн ухать.
Леонтъ. Чмъ связанъ языкъ нашей королевы? Проси и ты, Герміона.
Герміона. Я, государь, предполагала молчать до тхъ поръ, пока нашъ гость не отвтитъ ршительнымъ отказомъ остаться. Ты, повелитель мой, упрашиваешь его слишкомъ холодно. Скажи ему, что у него въ Богеміи все благополучно и что эту успокоительную новость ты знаешь изъ вчера полученныхъ извстій. Да, скажи ему это, и ты лишишь нашего гостя самаго вскаго его довода.
Леонтъ. Прекрасно сказано, Герміона.
Герміона. Несравненно боле вскимъ доводомъ было бы желаніе увидть сына. Если его влечетъ отсюда именно это желаніе, пусть онъ выскажетъ его прямо, поклянется, что это такъ, и узжаетъ, мы даже въ такомъ случа сами готовы выгнать его отсюда веретенами (Поликсену). Однако я все-таки ршусь просить васъ еще хоть недлю не лишать насъ своего королевскаго присутствія. Когда мой царственный супругъ поститъ васъ въ Богеміи, я дамъ ему позволеніе прожить у васъ цлый мсяцъ доле срока, положеннаго для разлуки… Однако, Леонтъ, я все-таки люблю тебя не мене, чмъ каждая жена обязана любить мужа (Поликсену). Вы остаетесь?
Поликсенъ. Нтъ, королева, нельзя.
Герміона. А я говорю, что вы останетесь.
Поликсенъ. Право, не могу.
Герміона. Въ самомъ дл? Доводы, на которыхъ вы отказываете мн, крайне слабы. Но если-бы вы стали призывать вс звзды въ свидтели торжественнйшихъ клятвъ, что вамъ нельзя остаться, я все таки скажу:— ‘Вы, право — не удете!’ а въ ‘право’, сказанномъ женщиной, столько-же силы, какъ въ томъ-же слов, сказанномъ мужчиной. Если вы и посл этого будете продолжать настаивать на отъзд, намъ придется удержать васъ не какъ гостя, а силою, какъ плнника. Такимъ образомъ вы при отъзд внесете за себя выкупъ, а это избавитъ васъ отъ благодарности. Что вы на это скажете? Плнникъ вы нашъ, или гость? Говоря вашимъ-же языкомъ:— вы, право, должны необходимо быть или тмъ или другимъ.
Поликсенъ. Въ такомъ случа я вашъ гость, синьора. Взятіе въ плнъ было-бы признакомъ нанесенной вамъ обиды, а совершить такой проступокъ противъ васъ мн было-бы трудне, чмъ вамъ покарать меня за него.
Герміона. И такъ, я не тюремщикъ вашъ, а радушная хозяйка. Пойдемте, я хочу пораспросить васъ о вашихъ дтскихъ шалостяхъ и о шалостяхъ моего мужа. Вроятно, вы оба въ т времена были прехорошенькими мальчиками.
Поликсенъ. Мы, прекрасная королева, были оба беззаботными мальчуганами, у которыхъ прошлое ограничивалось вчерашнимъ днемъ, а будущее завтрашнимъ, и которые думали, что имъ на вки суждено остаться ребятами.
Герміона. Вроятно, наиболе воинственнымъ изъ обоихъ товарищей былъ мой мужъ?
Поликсенъ. Мы походили на пару ягнята-близнецовъ, весело скакавшихъ на солнц и откликавшихся одинъ другому громкимъ блеяніемъ. Мы были оба невинны, какъ настоящіе агнцы, не только сами не имвшіе ни малйшаго понятія о существованіи зла, но даже не подозрвавшіе, что оно можетъ быть извстно другимъ. Если-бы мы продолжали жить такъ, если-бы наши слабые умы не поддались вліянію слишкомъ горячей крови, мы на вс вопросы неба могли-бы смло отвтить:— ‘Нтъ, не виновны ни въ чемъ, кром первороднаго грха’.
Герміона. Изъ этого я вывожу заключеніе, что впослдствіи вы все-таки споткнулись.
Поликсенъ. Увы, августйшая синьора, для насъ, неоперенныхъ птенцовъ, искушенія дйствительно явились только впослдствіи, такъ-какъ въ т времена, о которыхъ я говорю, жена моя была маленькой двочкой, а волшебная ваша красота не успла еще очаровать глаза юнаго товарища моихъ дтскихъ игръ.
Герміона. Берегитесь! Не выводите никакихъ заключеній! Иначе, пожалуй, окажется, что и жена ваша, и я, об — бсы искусители. Тмъ не мене всетаки продолжайте. За то, что мы ввели васъ въ грхъ, намъ придется давать отвтъ самимъ, но только въ томъ случа, если дйствительно правда, что вы впервые согршили изъ-за насъ, что продолжали гршить только съ нами и ни съ кмъ не оступались, кром насъ.
Леонтъ. Убдила-ли ты его или нтъ?
Герміона. Да, повелитель мой, онъ остается.
Леонтъ. А на мою просьбу онъ никакъ не хотлъ сдаться. Дорогая моя Герміона, никогда ты не говорила такъ кстати.
Герміона. Никогда.
Леонтъ. За исключеніемъ одного раза.
Герміона. И такъ, я всего два раза говорила кстати. Но спрошу тебя, когда-же былъ первый разъ? Не скупись на похвалы и откармливай меня ими, какъ домашнихъ животныхъ. Каждое доброе дло, не удостоившееся похвалы, убиваетъ тысячи такихъ-же длъ, которыя могли-бы за ними послдовать. Похвалы — наше вознагражденіе. Парой поцлуевъ вы можете осдлать насъ, мы за нихъ готовы добровольно проскакать боле ста миль, тогда-какъ шпорами не заставите насъ шагомъ пройти и одной. Вернемся, однако, къ прежнему. Я съумла убдить короля Поликсена остаться у насъ погостить еще, это второе, за что я во второй разъ въ жизни оказалась достойною похвалы, но,— если я врно поняла твои слова,— второму предшествовало первое, какъ-же благословенное имя этому первому… Изъ твоихъ словъ я вижу, что я когда-то говорила такъ-же кстати, какъ и сегодня. Когда-же именно? Сгораю отъ нетерпнія это узнать.
Леонтъ. Это было, когда, посл безконечныхъ трехъ мсяцевъ, я, истомившись до полусмерти въ ожиданіи твоего отвта, почувствовалъ полное любви пожатіе блой твоей руки и услыхалъ отъ тебя слова,— ‘Твоя навки’!
Герміона. Минута дйствительно памятная и благословенная. И такъ, я говорила кстати два раза въ жизни, въ награду за первый мн выпалъ на долю царственный мужъ, за второй — радость хоть на нкоторое время видть близь себя дорогого друга (Подаетъ руку Поликсену).
Леонтъ (про себя). Слишкомъ горячо! слишкомъ горячо. Здсь къ дружб очевидно примшивается горячка крови. Сердце мое трепещетъ, скачетъ въ груди, но не отъ радости, о, нтъ, не отъ радости. Простое гостепріимство, если оно дйствительно только гостепріимство, можетъ являться съ открытымъ лицомъ,— искренность, доброта, теплота сердечная могутъ вести къ нсколько излишней вольности въ обращеніи, въ которой ничего нтъ предосудительнаго, я это допускаю. Но прикасаться ладонью къ ладони, пожимать другъ другу пальцы, какъ они длаютъ теперь, но, словно въ зеркало, улыбаясь, смотрть другъ другу въ лицо и, словно издыхающіе олени, испускать глубокіе вздохи,— все это мн не по душ, и такого рода зрлище не доставляетъ ни малйшаго удовольствія моимъ глазамъ. Это ты, милый мой мальчикъ. Мамиллій?
Мамиллій. Я, добрый мой государь.
Леонтъ. Въ самомъ дл! Зачмъ-же, хорошенькій мой птушокъ, запачкалъ ты себ носъ…. Носъ этотъ, говорятъ, точнйшій снимокъ съ моего. Такой красивый молодчикъ, какъ ты, долженъ всегда быть приличенъ и опрятенъ, погршаетъ противъ того и другаго одинъ рогатый скотъ, на то быки, телки, телята и прочіе отъ природы родятся рогатыми (Наблюдая за женою и за Поликсеномъ). Все еще ласкаютъ другъ другу ладони пальцами… Ну что, веселенькій мой бычекъ?.. Хочешь быть моимъ бычкомъ?
Мамиллій. Хочу, добрый государь.
Леонтъ. Для этого теб недостаетъ только моего хохла между пріобртенными рогами и природныхъ рожекъ, иначе мы были-бы похожи между собою какъ два яйца. Такъ говорятъ женщины, желая хоть что-нибудь сказать, но будь он такъ-же обманчивы, какъ линючая краска, какъ втеръ и вода, такъ-же фальшивы, какъ игральныя кости въ рукахъ человка, не длающаго различія между чужимъ и своимъ добромъ, он, говоря, что этотъ мальчуганъ похожъ на меня, сказали-бы истинную правду, Слушай, пажонокъ мой, взгляни на меня своими лазурными глазами! Безцнный мой злодйчикъ, ненаглядный мой болванчикъ!.. Неужто твоя мать?.. О, страсть, какіе жестокіе удары ты направляешь прямо въ сердце! Благодаря теб, самыя невозможныя вещи начинаютъ казаться возможными. Ты какъ будто вступаешь въ сношенія съ сновидніями… Какъ можетъ это быть? Какъ можешь ты дйствовать заодно съ недйствительнымъ, съ несуществующимъ? Но можетъ такъ-же быть, что ты въ полномъ согласіи съ дйствительностью, какъ, напримръ, въ настоящую минуту, и я безъ всякаго желанія съ своей стороны чувствую это по тому омраченію, которое охватываетъ мой мозгъ, и по все боле и боле возрастающему отверденію моего лба.
Поликсенъ. Что такое съ королемъ Сициліи?
Герміона. Ему какъ будто не по себ.
Поликсенъ. Что съ тобою, государь? Какъ ты себя чувствуешь, дорогой мой братъ?
Герміона. Ты какъ будто чмъ-то озабоченъ, брови твои нахмурены, взглядъ разсянъ… Тебя, дорогой мой повелитель, что-то, видимо, заботитъ?
Леонтъ. Со мною ровно ничего или, по крайней мр, ровно ничего, хоть сколько-нибудь заслуживающаго вниманія (Про себя). Какъ иногда природа человка нелпо выдаетъ собственную глупость, свою нжность, подвергаясь опасности вызвать смхъ со стороны людей съ боле грубыми сердцами. Глядя на черты лица сына, я самъ какъ будто увидлъ себя помолодвшимъ на двадцать три года, еще безъ штаниковъ, въ зеленой бархатной одежд, около лваго бедра у меня виситъ мечъ въ намордник, надтомъ для того чтобы этотъ мечъ не укусилъ своего хозяина, какъ это часто бываетъ съ слишкомъ опасными украшеніями. Какъ я, вроятно, похожъ былъ тогда на это зернышко, на эту тыкву, на этого будущаго рыцаря… Скажи, дружокъ, будешь ты современемъ переносить обиды, насмшки, удары?
Мамиллій. Нтъ, государь, я стану сражаться.
Леонтъ. Если такъ, пошли теб судьба счастіе!.. Слушай, милый братъ, такъ-ли ты сильно любишь своего сына, какъ мы, повидимому, любимъ нашего?
Поликсенъ. Когда я дома, государь, сынъ — единственное мое занятіе, единственная моя радость, единственная забота. Онъ мн поочередно то врнйшій другъ, то заклятый врагъ, онъ мой тунеядецъ, мой воинъ, мой государственный мужъ, мое все! Изъ-за него мн іюльскій день иногда кажется такимъ-же короткимъ, какъ декабрскій, онъ своими дерзкими капризами разгоняетъ мои черныя мысли, отъ которыхъ сгущается кровь.
Леонтъ. Тоже самое этотъ баловникъ и для меня. Мы съ этимъ разбойникомъ отправимся погулять, а вамъ обоимъ предоставляемъ полную свободу провести время въ боле полезныхъ разговорахъ, въ боле пріятныхъ занятіяхъ. Милая Герміона, докажи мн свою любовь заботами о нашемъ дорогомъ гост. Все, что есть самого дорогого въ Сициліи, должно для его пріема казаться самымъ дешевымъ. Посл тебя и вотъ этого баловня, онъ ближайшій наслдникъ моего сердца.
Герміона. Ты найдешь насъ въ саду, если захочешь насъ отыскать. Придешь ты туда?
Леонтъ. Отправляйтесь куда знаете, если вы не исчезните изъ освщаемаго солнцемъ міра, я съумю отыскать васъ всюду (Про себя). Я ловлю теперь рыбу, хотя вы и не видите, какъ я закидываю вамъ удочку. Продолжайте, продолжайте (Наблюдая за Поликсеномъ и за Герміоной). Какъ она поднимаетъ свой птичій носикъ, какъ протягиваетъ къ нему губы и съ какою торопливостью вооружается всею женскою смлостью, чтобы обмануть снисходительнаго мужа! (Поликсенъ, Герміона и свита уходятъ). Уже ушли, а я, увязнувъ по колни въ грязи, но горло, до самыхъ ушей весь покрытъ слоемъ этой грязи въ дюймъ толщиною… Ступай, дитя, играй! Твоя мать играетъ, я тоже играю, но такую жалкую роль, что она непремнно сведетъ меня въ могилу, и похороннымъ моимъ звономъ будутъ насмшки и свистки, вызванные всеобщимъ презрніемъ. Ступай, дитя, играй, играй. Или я ошибаюсь, и на свт всегда было не мало рогоносцевъ, есть ихъ достаточно и въ настоящее время. Въ то время, когда я говорю, иной такой мужъ спокойно держитъ за руку свою жену, нисколько не подозрвая, что жена эта, открывъ въ его отсутствіе шлюзъ, позволила ближайшему своему сосду, улыбающемуся предателю по имени, ловить рыбу въ чужихъ водахъ. Большимъ утшеніемъ должна служить мн мысль, что и у другихъ людей есть ворота и что т ворота, какъ у меня, отпираются нисколько не вслдствіе желанія самихъ хозяевъ. Если-бы вс мужья, которымъ измняютъ жены, приходили въ отчаяніе, по крайней мр, десятой части человчества пришлось бы повситься. Никакихъ цлебныхъ средствъ противъ этого не существуетъ, мы вс находимся подъ вліяніемъ какой-то планеты-сводни, наносящей жестокіе удары всякому, кто попадетъ подъ ея власть, а властвуетъ она всюду отъ востока до запада и отъ свера до юга. Выводъ изъ этого слдующій:— живота не загородишь ничмъ, всегда надо знать заране, что онъ и впуститъ и выпуститъ врага съ оружіемъ и съ багажемъ. Многіе милліоны такихъ-же, какъ я, людей страдаютъ этимъ недугомъ, но сами этого не чувствуютъ… Ну, на кого ты похожъ, милый мой мальчикъ?
Мамиллій. Говорятъ, на васъ.
Леонтъ. Это все-таки утшеніе… А, Камилло, ты здсь?
Камилло. Да, здсь, государь.
Леонтъ. Ступай играть, Мамиллій, ты еще честный человкъ (Мамиллій уходитъ). Эта важная особа,— король богемскій,— намренъ пробыть здсь доле.
Камилло. Вамъ, государь стоило не малого труда убдить его подоле простоять здсь на якор. Сколько разъ его поднимали, а корабль все-таки возвращался къ пристани.
Леонтъ. Ты это замтилъ?
Камилло. Вашимъ просьбамъ не удавалось поколебать его намреній, дла казались ему слишкомъ важными.
Леонтъ. Ты замтилъ и это?.. (Про себя). Вс уже замтили, вс знаютъ и насмшливо шепчутъ другъ другу:— ‘Король Сициліи то-то и то-то’. Не много времени остается до той поры, когда я наглотаюсь всего досыта… Скажи, Камилло, что заставило его остаться?
Камилло. Просьбы вашей добродтельной супруги.
Леонтъ. Пожалуй, такъ… Ей бы слдовало быть добродтельной, но на самомъ дл не то. Скажи, замтили это и другія головы, мене понятливыя, чмъ твоя? Твой мозгъ — таже губка, всасывающая все несравненно быстре, чмъ большинство обыкновенныхъ тупоумныхъ олуховъ. Это, не правда-ли, замтили только боле проницательныя и богато одаренныя натуры, люди избранные, обладающіе исключительною наблюдательностью… Скажи, люди обыкновенные, посредственные, вроятно, еще ничего не замтили изъ этого дла?
Камилло. Изъ какого дла, государь?.. Мн кажется, большинству извстно, что король богемскій еще останется здсь на нкоторое время.
Леонтъ. Что такое?
Камилло. Вдь онъ остался здсь еще на нсколько дней?
Леонтъ. Да, но почему онъ остается?
Камилло. Онъ уступилъ усиленнымъ просьбамъ вашей привтливой супруги, чтобы исполнить желаніе вашего величества.
Леонтъ. Уступилъ усиленнымъ просьбамъ моей жены, чтобы исполнить мое желаніе!.. Ну, будетъ объ этомъ… Камилло, я всегда поврялъ теб самыя сокровенныя тайны какъ моей души, такъ и правленія. Ты былъ для меня чмъ-то въ род священника, очищавшимъ мою душу, и отъ тебя я, словно кающійся, постоянно уходилъ съ облегченною душею. Но я ошибся насчетъ твоей честности, по крайней мр, не нашелъ ея такою, какою ожидалъ.
Камилло. Избави Богъ меня отъ вашего недоврія, государь.
Леонтъ. Ты уже лишился моего доврія. Повторяю:— я боле не считаю тебя честнымъ человкомъ. Если ты будешь стремиться идти и дале по вновь избранному пути, ты скоро окажешься отъявленнымъ подлецомъ, дающимъ сзади пинка честности, чтобы заставить ее сбиться съ прямой дороги. Отнын мн приходится видть въ теб или слугу, котораго я удостаивалъ полнаго своего доврія, но который не съумлъ сохранить это довріе вслдствіе собственной-же нерадивости, или глупца, видвшаго, что я попался въ руки шуллеровъ, собирающихся воровски отнять у меня драгоцннйшее мое сокровище, и принимающаго все это за шутку.
Камилло. Милостивый мой повелитель, я могу быть и нерадивымъ, и глупымъ, и трусливымъ. Ни одинъ человкъ не можетъ считать себя настолько свободнымъ отъ подобныхъ недостатковъ, что онъ ни при какихъ безчисленныхъ случайностяхъ жизни не окажется ни нерадивымъ, ни глупымъ, ни трусливымъ. Если, государь, я въ чемъ бы то ни было, касающемся вашихъ длъ, былъ умышленно нерадивъ, приписывайте это моей глупости, если я умышленно разыгрывалъ дурака, припишите это нераднію или неумнію сообразить вс послдствія, могущія отъ этого произойти. Если я когда-либо колебался приступить къ длу, успхъ котораго представлялъ мало надежды на успхъ, а исполненіе сопряжено было съ сильною опасностью, называйте это боязливостью, но отъ нея не всегда бываютъ избавлены даже самые мудрые люди. Все это, государь, вполн извинительные недостатки, нисколько не исключающіе понятія о самой безукоризненной честности… Умоляю васъ, милостивый мой повелитель, выразить ваше неудовольствіе противъ меня и дать мн взглянуть моей вин прямо въ лицо, чтобы увидать ея дйствительныя черты. Если я не признаю ея, значитъ, вина эта не моя.
Леонтъ. Ты, Камилло, не могъ не видть,— а если не видалъ въ самомъ дл,— то очки твои сдланы не изъ стекла, а изъ пластинки рога обманутаго мужа,— не могъ не слышать,— потому что при такомъ явномъ зрлищ молва не могла остаться безмолвной,— не могъ не думать,— потому что эта способность присуща всмъ безъ исключенія разумнымъ людямъ,— что жена мн измняетъ. Если ты сознаешься,— а не сознаться ты можешь, только нагло утверждая, будто у тебя нтъ ни глазъ, ни ушей, ни способности мыслить,— что жена моя деревянная коняшка, на которой здитъ каждый, кто хочетъ, и достойная гнуснаго названія безпутной двки, отдающейся до брака, скажи это и объясни почему.
Камилло. Мн очень больно, что вынужденъ стоять и слушать, какъ чернятъ мою милостивую и безукоризненную государыню, и не имть возможности тотчасъ же отомстить ея поносителю. Будь предано проклятію мое сердце, если вы когда-либо произносили боле недостойныя васъ слова! Повторять ихъ было бы настолько гршно, насколько великъ грхъ, взводимый на нее вами, еслибы она дйствительно была въ немъ виновата.
Леонтъ. Такъ по твоему позволительно безпрестанно перешептываться между собою, прижиматься щекою къ щек, носомъ къ носу, цловаться прямо въ губы и разомъ прерывать вздохомъ начатый смхъ? Разв не ясный признакъ разбивающейся честности, когда одна нога дозволяетъ, чтобы черезъ нее перекидывалась другая, вчное поползновеніе прятаться по угламъ, желаніе, чтобы время бжало быстре, часы, какъ минуты, чтобы вмсто полудня была уже полночь, чтобы вс глаза, кром ихъ собственныхъ, ослпли при помощи повязки или бльмъ, и преступленія любовниковъ не видлъ бы никто? Въ такомъ случа весь міръ со всмъ, что въ немъ заключается, ничто, синее небо, раскинувшееся надъ нами шатромъ, тоже ничто, ничто и король богемскій, и моя жена. Да, если все это ничто, и безконечная масса словъ ‘ничто’ тоже ничто.
Камилло. Государь, поспшите исцлиться отъ подозрительности, какъ отъ крайне опасной болзни.
Леонтъ. Признайся, что это такъ, и ты скажешь правду.
Камилло. Нтъ, нтъ, государь!
Леонтъ. Лжешь! Лжешь! Это правда! Я знаю, Камилло что ты лжешь, и ненавижу тебя за это. Признай себя или безмозглымъ олухомъ, ничего невидящимъ простакомъ, или служащимъ и нашимъ, и вашимъ пронырой, одинаково равнодушно смотрящимъ на добро и на зло. Еслибы внутренніе органы моей жены были такъ же сильно испорчены, какъ ея нравственность, она не прожила бы и часа.
Камилло. Кто же могъ такъ ее испортить?
Леонтъ. Кто?— Конечно тотъ, у кого она, словно медаль, виситъ на ше, то-есть, король богемскій. Еслибы у меня были преданные слуги, такъ же заботливо относящіеся къ моей чести, какъ къ своимъ выгодамъ, къ своимъ личнымъ дламъ, они прибгли бы къ извстной мр, а эта мра разомъ положила бы конецъ всему. Вонъ хоть бы, напримръ, ты:— тебя, рожденнаго въ ничтожеств, я приблизилъ къ себ, возвеличилъ, возвелъ тебя въ санъ придворнаго кравчаго. Теперь такъ же ясно, какъ небо видитъ землю или земля небо, и ты видишь, какъ жестоко меня оскорбляютъ, слдовательно, если бы ты былъ мн дйствительно врнымъ слугою, ты сумлъ бы приправить напитокъ такими пряностями, что мой врагъ заснулъ бы вчнымъ сномъ, а я отъ него почувствовалъ бы полное исцленіе.
Камилло. Государь, я могъ бы подсыпать въ кубокъ такого снадобья, которое, умерщвляя не сразу, а дйствуя медленно, не возбудило бы такого сильнаго подозрнія, какъ простой ядъ, но я никакъ не могу поврить, чтобы моя глубоко нравственная, глубоко уважаемая государыня могла дойти до забвенія своихъ обязанностей, до измны вамъ. Я люблю васъ искренно.
Леонтъ. Перестань въ этомъ сомнваться, или ты сгніешь въ тюрьм. Ты, должно быть, считаешь меня или дуракомъ, или сумасшедшимъ, если воображаешь, что я способенъ добровольно подвергать себя такой пытк и превращать мою двственно чистую постель, на которой я вкушалъ такой сладкій сонъ, въ терніи, въ крапиву, въ огненныя жала? Разв, не имя основательныхъ, вполн зрлыхъ причинъ, я сталъ бы на всеобщее посмяніе позорить кровь моего сына, котораго я считаю своимъ законнымъ сыномъ и люблю, какъ собственное свое дитя?.. Подумай, могъ ли бы я, не будучи помшаннымъ, сдлать все это?
Камилло. Я не смю не врить вамъ, государь, и врю. Я готовъ избавить васъ отъ короля богемскаго съ тмъ, однако, условіемъ, что посл его устраненія вы снова призовете къ себ королеву и снова дозволите ей занять прежнее мсто въ вашемъ сердц. Сдлайте это, ради вашего сына и чтобы положить конецъ злорчивымъ толкамъ при дружественныхъ вамъ дворахъ и въ союзныхъ вамъ королевствахъ.
Леонтъ. Ты совтуешь мн именно такой образъ дйствій, какой я было предначерталъ себ самъ. Я не запятнаю чести королевы… о, конечно, нтъ?!
Камилло. Теперь, государь, отправьтесь въ садъ и съ такимъ же беззаботнымъ и свтлымъ лицомъ, какъ во время пиршества, присоединитесь къ своей супруг и къ королю богемскому. Я вашъ кравчій, не считайте меня боле достойнымъ вашего доврія, если въ кубокъ вашего гостя я не съумю подсыпать того, что слдуетъ.
Леонтъ. Сдлай это, и тогда половина моего сердца принадлежитъ теб, если же не сдлаешь, ты свое собственное сердце разсчешь пополамъ.
Камилло. Будьте покойны, государь, сдлаю.
Леонтъ. Я послдую твоему совту и притворюсь ласковымъ, дружелюбнымъ (Уходитъ).
Камилло. Несчастная королева!.. Но каково и собственное мое положеніе?!.. Я обязанъ отравить добраго Поликсена, и поступить такъ я долженъ потому, что этого требуетъ мой властелинъ, который, враждуя самъ съ собою, желаетъ, чтобы точно такъ же поступали и вс другіе его приближенные. Такое послушаніе должно бы служить дальнйшему моему возвышенію, но если бы я могъ отыскать тысячи примровъ, когда убійства помазанниковъ божіихъ возносили убійцъ на верхъ благополучія и славы, я и тогда не согласился бы на такое преступленіе ни за какія блага въ мір… а тмъ боле, когда ни одно такое злодяніе не вырзано, въ качеств доблестнаго подвига, на мди, не высчено на камн, не занесено на пергаментъ. Самые закоренлые злоди гнушаются подобныхъ убійствъ… Мн слдуетъ удалиться отъ здшняго двора, потому что совершу-ли я преступленіе, не совершу-ли, я во всякомъ случа сломаю себ шею. Но вотъ восходить для меня счастливая звзда: сюда идетъ король богемскій.

Входитъ Поликсенъ.

Поликсенъ. Странно!.. Мн кажется, что прежнее расположеніе короля ко мн здсь начинаетъ колебаться… Онъ почти пересталъ со мною говорить. Здравствуйте, Камилло.
Камилло. Будьте здоровы, государь.
Поликсенъ. Что новаго при двор?
Камилло. Ничего особеннаго, государь.
Поликсенъ. У короля такой угрюмый видъ, словно у него отняли цлую провинцію да еще такую, которая была ему такъ же дорога, какъ собственная личность. Я только что сейчасъ встртилъ его обычнымъ привтствіемъ, но онъ отвернулъ глаза въ другую сторону и, скорчивъ презрительную гримасу, торопливо отошелъ отъ меня прочь. Теперь я съ недоумніемъ спрашиваю себя, что могло заставить его такъ внезапно измнить обращеніе со мною?
Камилло. Мн не дозволено этого знать, государь.
Поликсенъ. Какъ? Вы не то, чтобы этого не знали,— вамъ только не дозволено знать?.. Изъ этого слдуетъ, что вамъ извстно все, но что вы не смете сообщить мн то, что знаете. Добрый Камилло, вашъ измнившійся вншній видъ служитъ для меня зеркаломъ, отражающимъ измненіе собственнаго моего лица. Въ происшедшей въ васъ перемн, должно быть, отчасти виноватъ я, такое заключеніе я вывожу изъ той перемны, которую чувствую въ самомъ себ.
Камилло. Появилась болзнь, которою захворалъ кое-кто здсь. Назвать эту болзнь по имени я не могу, но заразились ею отъ васъ, хотя вы и чувствуете себя вполн здоровымъ.
Поликсенъ. Какъ, отъ меня? Не приписывайте мн такихъ же свойствъ, какія иметъ взглядъ василиска. Тысячи людей, на которыхъ останавливался мой взглядъ, начали отъ него процвтать, но онъ еще никого не убивалъ. Если вы, Камилло, человкъ порядочный,— какъ я въ томъ не сомнваюсь,— обладающій большимъ запасомъ знанія и опыта, служащимъ даже для людей самого высокаго происхожденія не мене богатымъ украшеніемъ, чмъ имя прославленныхъ предковъ, благодаря которому они считаются знатными, умоляю васъ, если вамъ извстно что нибудь касающееся меня, не таитесь съ своимъ знаніемъ, прикрываясь излишнею скромностью, а сообщите его мн.
Камилло. Я не смю отвчать.
Поликсенъ. Вы говорили, что болзнью заразились отъ меня, хотя я и здоровъ! Эти слова требуютъ поясненій… Слышите вы, Камилло? Заклинаю васъ именемъ всего, что есть дорогаго и святаго для чести человка,— а мольба моя не мене свята, чмъ многое другое,— сообщите мн, если это вамъ извстно, какая бда крадется здсь ко мн? Близка-ли ко мн эта бда или еще далека? Какимъ средствомъ можно ее предупредить и существуетъ-ли такое средство. Если же его нтъ, научите, какъ встртиться съ нею лицомъ къ лицу?
Камилло. Государь, разъ вы обращаетесь къ моей чести, заклиная меня честью, я считаю себя обязаннымъ сказать вамъ все, что могу. Примите къ свднію мой совтъ и приведите его въ исполненіе тотчасъ же посл того, какъ вы его отъ меня услышите. Иначе и вамъ, и мн останется только воскликнуть:— ‘Все кончено! Поэтому — покойной ночи!’
Поликсенъ. Говорите, добрый Камилло.
Камилло. Мн приказано отравить васъ.
Поликсенъ. Кто отдалъ такое приказаніе?
Камилло. Король.
Поликсенъ. За что?
Камилло. Онъ говоритъ… Нтъ, онъ такъ же убжденно клянется, словно самъ былъ очевидцемъ или пособникомъ вашего разврата, будто между вами и его женой существуютъ преступныя отношенія.
Поликсенъ. О, пусть самая чистая моя кровь свернется въ гнилую слизь, пусть мое имя покроется такимъ же позоромъ, какъ имя предателя, измнившаго Христу, пусть мое честное до сихъ поръ и безукоризненное имя издаетъ такой смрадъ, что каждый человкъ сталъ бы съ отвращеніемъ отворачивать отъ него носъ всюду, гд бы я ни появился, пусть вс избгаютъ меня, какъ самой отвратительной прилипчивой язвы, самой чумной заразы, о которой было когда-либо слышано или читано, если для такого подозрнія есть хоть малйшее основаніе.
Камилло. Клянитесь хоть каждою звздою неба, ея благотворнымъ или пагубнымъ вліяніемъ, что забравшаяся ему въ голову мысль ни на чемъ не основана и нелпа, онъ ничему не повритъ. Убждать его было бы такъ-же безполезно, какъ запрещать морю повиноваться мсяцу. Ни клятвами, ни совтами вы не сокрушите зданія, воздвигнутаго его безуміемъ, такъ-какъ основаніемъ этому зданію послужило его убжденіе, оно простоитъ незыблемо, пока жива его тлесная оболочка.
Поликсенъ. Какъ возникла въ немъ такая мысль?
Камилло. Этого я не знаю, но нахожу, что много безопасне скоре стараться избжать послдствій такой мысли, чмъ изслдовать, какъ и отъ чего она народилась. И такъ, если вы не боитесь довриться честности, живущей вотъ въ этой груди, которую вы увезете съ собою въ вид залога, узжайте сегодня-же вечеромъ. Свит вашей я шепну на ухо, что ей слдуетъ длать, и черезъ разные ворота по-двое и по-трое выпровожу ихъ тайно изъ этого города. Самого себя и всю дальнйшую мою судьбу, сокрушенную здсь воображаемымъ открытіемъ короля, я предлагаю къ вашимъ услугамъ. Не сомнвайтесь во мн, такъ-какъ, клянусь вамъ въ этомъ честью моихъ родителей, я сказалъ сущую правду. Если вы вздумаете доискиваться доказательствъ, помочь вамъ въ этомъ я не могу, какъ не могу дожидаться окончанія розысковъ, да и самое ваше положеніе здсь едва-ли безопасне положенія человка, осужденнаго на казнь самимъ королемъ, поклявшимся, что человку не миновать смерти.
Поликсенъ. Я врю теб, лицо его ясно отражало вс мысли его и чувства. Дай мн руку, возьми на себя обязанность моего кормчаго и твое мсто будетъ около меня. Корабли готовы, и мой народъ ожидалъ, что я уду отсюда еще два дня тому назадъ. Онъ приревновалъ ко мн прелестнйшее созданіе и ревность эта должна быть настолько-же сильна, насколько прекрасна Герміона, и такъ-же страшна, какъ и его могущество. А такъ-какъ онъ воображаетъ, будто обезчещенъ человкомъ, всегда слывшимъ его другомъ, самое мщеніе приметъ боле безпощадный характеръ. Страхъ осняетъ меня своею тнью. Пусть судьба во время моего бгства приметъ меня подъ свою защиту, пусть также защититъ она и прекрасную, непорочную королеву, вызвавшую его подозрнія безъ всякаго повода, безъ всякой вины съ своей стороны! Слушай, Камилло! Я буду уважать тебя, какъ отца, если ты поможешь мн выбраться отсюда безъ всякой опасности для моей жизни. Пойдемъ-же искать спасенія въ бгств.
Камилло. Въ силу занимаемой мною должности вс ключи отъ городскихъ воротъ у меня въ рукахъ. Время, государь, не терпитъ, необходимо скоре пользоваться благопріятнымъ случаемъ. И такъ, въ путь-дорогу (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Въ Сициліи. Комната во дворц.

(Входятъ Герміона, Мамиллій и придворныя дамы).

Герміона. Уведите мальчика. Онъ такъ надодаетъ мн, что нтъ никакого терпнія.
l-я дама. Пойдемте, милостивый принцъ, хотите играть со мною?
Мамиллій. Не хочу играть ни съ одной изъ васъ.
1-я дама. Почему-же не хотите, принцъ?
Мамиллій. Вы слишкомъ крпко меня цлуете, какъ будто я все еще ребенокъ (2-й дам). Вы нравитесь мн боле.
2-я дама. Почему-же?
Мамиллій. Не потому, что брови у васъ черне, хотя и говорятъ, что черныя брови идутъ къ нкоторымъ женщинамъ, особенно когда волосъ въ этихъ бровяхъ не слишкомъ много, но когда кажется, будто полукругъ или полумсяцъ проведены перомъ.
2-я дама. Кто научилъ васъ этому?
Мамиллій. Женскія лица (1-ой Дам). Скажите, какого цвта у васъ брови?
1-я дама. Синяго, принцъ.
Мамиллій. Нтъ, вы говорите въ шутку. Я видалъ женщинъ съ синими носами, но синихъ бровей до сихъ поръ не видывалъ.
2-я дама. Слушайте. Королева, то-есть, ваша матушка съ каждымъ днемъ округляется все боле и боле. На-дняхъ намъ придется ухаживать за новымъ принцемъ, и тогда вы будете рады поиграть съ нами, если мы это дозволимъ.
1-я дама. Да, за послднее время полнота ея достигла великолпныхъ размровъ. Да поможетъ ей небо.
Герміона. О чемъ это вы разсуждаете такъ глубокомысленно? Иди сюда, шалунъ, теперь я опять готова играть съ тобою. Сядь около меня и разскажи мн сказочку.
Мамиллій. Какую:— веселую или печальную?
Герміона. Какую хочешь. А, впрочемъ, чмъ веселе, тмъ лучше.
Мамиллій. Для зимы боле подходятъ печальныя сказки. Я знаю одну сказку о призракахъ…
Герміона. Ну, милый мой мальчикъ, разсказывай хоть ее. Сядь сюда, а затмъ начинай… да постарайся хорошенько напугать меня своими призраками… ты, кажется, на это мастеръ.
Мамиллій. Жилъ да былъ одинъ человкъ…
Герміона. Нтъ, прежде сядь, а потомъ разсказывай…
Мамиллій. Проживалъ онъ на кладбищ… Я буду говорить такъ, что даже сверчокъ не услышитъ.
Герміона. Ничего. Говори мн хоть на ухо, но только продолжай.

(Входятъ Леонтъ, Антигонъ, придворные и другіе).

Леонтъ. Его видли тамъ со свитой, а вмст съ нимъ и Камилло?
1-й придворный. Они попались мн на встрчу за сосновымъ лскомъ и я никогда не видывалъ, чтобы люди убгали съ такой поспшностью. Я прослдилъ за ними глазами до самаго ихъ корабля.
Леонтъ (Про себя). Какъ я радъ, что мое негодованіе было небезосновательно и что подозрнія мои подтвердились… Однако, я былъ-бы еще боле радъ, еслибы зналъ не такъ много. Проклятіе оснившей меня догадливости! Въ кубк, который подносишь къ губамъ, можетъ скрываться паукъ, человкъ можетъ прильнуть губами къ краю кубка и оторвать ихъ и, выпивъ вино, остаться здравымъ и невредимымъ, не чувствуя никакихъ послдствій отъ присутствія въ кубк ядовитаго существа… и все это оттого, что воображеніе его не заражено знаніемъ. Но стоитъ только показать ему, какая мерзость скрывалась въ той посуд, изъ которой онъ пилъ, какъ онъ тотчасъ-же почувствуетъ тошноту, начнетъ плевать и съ величайшими усиліями изрыгать все заключающееся у него въ желудк. Но я пилъ, видя, что въ кубк сидитъ паукъ. Ему въ этомъ помогалъ Камилло, служилъ ему сводникомъ… Они затяли заговоръ противъ моей жизни, противъ моего престола. Вс мои подозрнія подтвердились на дл. Негоднымъ притворщикомъ, услугами котораго я думалъ воспользоваться, онъ воспользовался еще ране меня. Притворщикъ, разумется, разсказалъ ему все, а я такимъ образомъ остался одураченнымъ, остаюсь ихъ посмшищемъ, надъ которымъ они хохочутъ теперь во все горло (Придворнымъ). Какъ-же могли такъ легко отвориться для нихъ ворота города?
1-й придворный. Ихъ для бглецовъ отворилъ Камилло, ему при этомъ помогло полномочіе, которымъ онъ пользовался съ вашего соизволенія.
Леонтъ. Да, теперь я знаю это слишкомъ хорошо (Жен). Подай мн сюда сына. Очень радъ, что не ты сама вскормила его грудью. Хотя онъ и похожъ нсколько на меня, но въ немъ и безъ того, къ несчастію, слишкомъ много твоей крови.
Герміона. Что это значитъ? Шутка?
Леонтъ. Уведите мальчика, отнын онъ не долженъ подходить къ ней. Уведите-же ребенка. Пусть утшается тмъ, котораго она еще носитъ въ себ. Виновникъ ея беременности — Поликсенъ… Благодаря ему-то она такая раздутая.
Герміона. Ты самъ знаешь, что это вздоръ, и я готова поклясться, что ты вришь моимъ словамъ, хотя и притворяешься, будто не вришь.
Леонтъ. Вы, синьоры, посмотрите на нее и хорошенько обратите на нее вниманіе. Если вамъ вздумается сказать, что она красавица, душевная справедливость заставитъ васъ прибавить:— ‘Какъ жаль, что при такой красот ей недостаетъ честности и непорочности’. Хвалите-же ее только за одну ея видимую вншность. Въ этомъ отношеніи,— клянусь душой,— она достойна самыхъ горячихъ восхваленій, но дале тотчасъ-же слдуютъ пожиманія плечами, легкія восклицанія, врод ‘Гм’ и ‘Эхэ’, вс эти мелкія клейма, которыя клевета накладываетъ на женскую честь. Однако, говоря, что клевета накладываетъ эти клейма, я выражаюсь неточно, слдовало-бы сказать, что ихъ накладываетъ справедливость, такъ-какъ клевета можетъ клеймить одну только незапятнанную добродтель. Поэтому, когда вы скажете, что она прекрасна, вы еще не успете прибавить, что она въ то-же время и добродтельна, какъ уже послышатся вышеприведенные ‘Гм’ и ‘Эхэ’, такъ-какъ я во всеуслышаніе объявляю вамъ, что она виновата въ прелюбодяніи.
Герміона. Если бы эти слова произнесъ злодй, самый отъявленный злодй, онъ сдлался-бы злодемъ вдвойн, но вы, государь, только ошибаетесь.
Леонтъ. Ошибаюсь, синьора, не я, а заблуждаетесь вы, принимая Поликсена за Леонта. Слушай ты, тварь!— Если я не называю тебя тмъ именемъ, которымъ позорятъ теб подобныхъ, то исключительно потому, чтобы невжество, ссылаясь на мой примръ, не распространило это имя во всхъ слояхъ общества, забывая различіе, существующее между внценосцами и нищими. Я уже говорилъ, что она виновата въ прелюбодяніи и съ кмъ. Мало того:— она виновата въ государственной измн, а Камилло ея повренный и пособникъ. Ему извстно даже то, что было бы стыдно знать какъ ей самой, такъ и ея гнусному обольстителю! Ему извстно, что она опозорила ложе мужа и что она не лучше тхъ безстыдницъ, которымъ на обыденномъ язык даютъ такія грубыя клички. Она знала о подготовлявшемся побг и сама ему способствовала.
Герміона. Нтъ, клянусь жизнью, я не была посвящена въ ихъ тайну. Когда все это дло разъяснится вамъ, какъ горько станете вы сожалть, что громогласно опозорили меня при чужихъ людяхъ! Ненаглядный мой повелитель, какъ будетъ вамъ трудно оправдать меня впослдствіи, даже признавшись, что вы жестоко ошиблись.
Леонтъ. Нтъ, нтъ! Если я ошибаюсь въ основаніи, на которомъ строю зданіе своихъ предположеній, значитъ средоточіе земли слишкомъ шатко и не можетъ выдержать тяжести волчка школьника (Указывая на Герміону). Пусть ее уведутъ отсюда и заточатъ въ темницу! Всякій, кто дерзнетъ вступиться за нее, будетъ приговоренъ къ смертной казни только за то, что осмлился произнести слово.
Герміона. Надъ нами парить какая-нибудь злобная планета, надо терпть и ждать, чтобы небо бросило на насъ боле милостивый взглядъ. Добрйшіе синьоры, слезы у меня не такъ дешевы, какъ обыкновенно бываетъ у другихъ существъ моего пола, и отсутствіе этой безплодной росы быть-можетъ, изсушитъ въ васъ чувство состраданія, но вотъ тутъ меня жжетъ такое безъисходное горе, что пламени его не зальешь слезами. Синьоры, заклинаю васъ, судите меня не съ жестокостью, а со всмъ справедливымъ снисхожденіемъ, которое внушитъ вамъ душевная доброта. А теперь, да совершится воля короля!
Леонтъ (Страж). Слышали мое приказаніе?
Герміона. Кто-же послдуетъ за мною? Прошу васъ, государь, позволить моимъ прислужницамъ послдовать за мною, вамъ, вдь, извстно, что этого требуетъ мое положеніе. Перестаньте плакать, добрыя, но глупенькія женщины, плакать, право, не о чемъ. Когда вы узнаете, что ваша госпожа дйствительно заслужила тюремное заключеніе, тогда плачьте при моемъ освобожденіи, плачьте горько. Несправедливое осужденіе, которому я подвергаюсь теперь, не позоръ для меня, а, напротивъ, торжество. Прощайте, мой повелитель: я никогда не желала видть васъ печальнымъ, но теперь я убждена, что въ будущемъ васъ ожидаетъ большое горе. Пойдемте, милыя, вамъ это позволяютъ.
Леонтъ. Исполняйте-же то, что вамъ приказано! Уведите ее отсюда вонъ! (Стража уводитъ Герміону, прислужницы слдуютъ за нею).
1-й придворный. Государь, умоляю васъ, верните королеву.
Антигонъ. Государь, обдумайте хорошенько то, что вы длаете. Берегитесь, какъ-бы ваше правосудіе не превратилось въ преступленіе, которое погубитъ трехъ жертвъ:— васъ самихъ, вашу супругу и вашего сына.
1-й придворный. Что-же касается королевы, государь я дерзаю ручаться, ручаться своею жизнью, что она чиста и непорочна или по крайней мр не виновата въ томъ, въ чемъ вы ее обвиняете. Берите мою жизнь, если это не такъ.
Антигонъ. Если будетъ доказано, что она виновата, я обращу спальню жены въ хлвъ. Я не стану отпускать ее отъ себя ни на шагъ, ни въ чемъ не стану ей доврять и только видя и чувствуя ее около себя, буду вполн покоенъ, потому что, если лжива даже сама королева, каждый дюймъ, каждая частица женскаго тла насквозь пропитаны ложью.
Леонтъ. Молчите!
1-й придворный. Добрйшій государь…
Антигонъ. Мы стараемся убдитъ васъ не ради себя, а ради васъ-же самихъ. Вы введены въ заблужденіе какимъ-нибудь обманщикомъ, который загубитъ свою душу подобной клеветой. Желалъ бы я знать, кто онъ, чтобы онъ и на земл понесъ достойное наказаніе. У меня три дочери, старшей одиннадцать лтъ, средней девять, а младшей около пяти. Если королева дйствительно согршила противъ врности своему супругу, за ея проступокъ поплатятся мои дочери: клянусь честью я изувчу ихъ всхъ трехъ, не допущу ихъ дожить до четырнадцати лтъ, чтобы он не сдлались родоначальницами незаконнорожденнаго потомства. Вс он мои наслдницы, и лучше-бы мн оскопить самого себя, чмъ быть ддомъ незаконныхъ внучатъ.
Леонтъ. Замолчите! Ни слова боле! Въ данномъ случа вы проявляете чувства не живого человка, а мертваго. Но я чувствую, вижу ея измну такъ-же ясно, какъ ты видишь мою руку и чувствуешь ея прикосновеніе.
Антигонъ. Если это дйствительно такъ, гробъ для преданія честности становится ненужнымъ и не найдется ни одной благоухающей крупинки, чтобы заглушить зловоніе на скверной куч навоза, называемой землею.
Леонтъ. Неужто вы потеряли ко мн всякое довріе?
1-й придворный. Въ этомъ отношеніи, государь, для васъ лучше лишиться нашего доврія, чмъ самому утратить его къ жен, и, какъ-бы вы не сердились на меня за это, оправданіе ея чести было-бы для меня несравненно пріятне, чмъ оправданіе вашихъ подозрній.
Леонтъ. Какая, впрочемъ, мн надобность совтоваться объ этомъ съ вами? Разв я не воленъ поступать и въ этомъ дл по собственному усмотрнію? Преимущества королевской власти не нуждаются въ вашемъ одобреніи, и только врожденная доброта побудила меня сообщить вамъ о постигшей меня бд. Если-же вы настолько или дйствительно, или притворно слпы, что истина для васъ далеко не такъ ясна, какъ для меня, доискивайтесь ея сами. Я не нуждаюсь въ вашихъ совтахъ. Въ данномъ случа все: — прибыль, убытки, распоряженія — только личное мое дло.
Антигонъ. Поэтому, властелинъ мой, мн душевно жаль, что вы придали это дло огласк ране, чмъ взвсили вс его обстоятельства.
Леонтъ. Какъ-же могъ-бы я это сдлать? Ты или поглуплъ подъ вліяніемъ лтъ, или прямо родился глупымъ. Бгство Камилло въ добавленіе къ ихъ несомннной короткости служитъ такимъ яснымъ доказательствомъ ихъ вины, что нечего и выискивать дальнйшихъ уликъ, могущихъ своею очевидностью только усилить, а не ослабить уже имющіяся улики, неопровержимость которыхъ бросается въ глаза. Это-то и побудило насъ поступить такъ, какъ мы поступили. Но такъ-какъ въ подобномъ важномъ дл опрометчивость граничила-бы съ безуміемъ, мы, желая добиться полнаго подтвержденія нашихъ догадокъ, поспшили отправить въ священный городъ Дельфы Клеомена и Діона въ качеств пословъ къ оракулу при храм Аполлона, а мудрость этого оракула вамъ давно извстна. Итакъ, отвтъ, привезенный послами, будетъ имть верховное ршающее значеніе. Совтъ бога солнца заставитъ меня или прекратить начатыя дйствія, или продолжать ихъ съ удвоеннымъ рвеніемъ. Хорошо я поступилъ?
1-й придворный. Какъ нельзя лучше, государь.
Леонтъ. Хотя я самъ убжденъ вполн и новыхъ доказательствъ помимо того, что я уже знаю, мн не нужно, отвтъ оракула успокоитъ подобныхъ вамъ не въ мру совстливыхъ людей, невжественная доврчивость которыхъ не хочетъ признать истины, несмотря на полную ея очевидность. Мы для того ршились удалить царицу отъ нашей свободной особы и заключить ее въ темницу, чтобы и она, слдуя пагубному примру двухъ измнниковъ, тоже не бжала отсюда. Идемте за мною. Мы предадимъ дло всеобщей огласк, потому что оно должно вызвать общее негодованіе.
Антигонъ (Про себя). И всеобщій смхъ, когда истина выяснится окончательно (Вс уходятъ).

СЦЕНА II.

Въ Сициліи. Сни въ тюрьм.

(Входитъ Паулина со своими служителями).

Паулина. Гд тюремный сторожъ? Позовите его и скажите ему, кто я такая (Одинъ изъ служителей уходитъ). Добрая государыня, ни одинъ дворецъ во всей Европ не былъ-бы для тебя вполн достойнымъ жилищемъ, а ты вынуждена томиться въ тюрьм (Входитъ смотритель тюрьмы, предшествуемый однимъ изъ тюремныхъ служителей). Знаете вы меня, почтенный смотритель? Вроятно, знаете.
Смотритель. Вы знатная дама, которую я очень уважаю.
Паулина. Въ такомъ случа, прошу васъ, проводите меня къ цариц.
Смотритель. Не имю никакого права, уважаемая госпожа. Мн это строго запрещено особымъ предписаніемъ.
Паулина. Сколько хлопотъ, чтобы затруднить благороднымъ постителямъ доступъ къ чести и къ честности!.. Если нельзя видть ее саму, то, мн кажется, вы найдете вполн законнымъ, если я попрошу у васъ позволенія повидаться съ ея приближенными и прислужницами, напримръ, съ Эмиліей или съ другими?
Смотритель. Потрудитесь отпустить вашихъ спутниковъ, и тогда я вызову къ вамъ Эмилію.
Паулина. Прошу васъ, позовите ее скоре, а вы уйдите (Спутники Паулины уходятъ).
Смотритель. Но знайте, многоуважаемая госпожа, я обязанъ присутствовать при вашемъ свиданіи.
Паулина. Пусть все будетъ такъ, какъ вамъ угодно (Смотритель уходитъ). Просто невроятно, сколько стараній употребляется, чтобы запятнать незапятнанное, когда къ этому безукоризненно чистому никакая грязь не можетъ даже пристать (Входятъ смотритель и Эмилія). Скажи, Эмилія, какъ чувствуетъ себя наша добрая государыня?
Эмилія. Она чувствуетъ себя настолько удовлетворительно, насколько это возможно человческому существу, съ высоты величія и счастія низвергнутому въ бездну горя. Вслдствіе испуга и страданія,— а оба эти чувства были такъ сильны, что трудно понять, какъ могла вынести ихъ слабая женщина,— она ране срока разршилась отъ бремени…
Паулина Мальчикомъ?
Эмилія. Нтъ, дочерью, здоровою, веселою, которая, кажется, будетъ жива. Государыня очень радуется, глядя на свою двочку, и говоритъ: — ‘Бдная моя, об мы узницы и об одинаково ни въ чемъ не виноваты’.
Паулина. Въ этомъ я готова поклясться. Да будутъ прокляты нелпыя и опасныя причуды короля! Онъ долженъ узнать о случившемся и узнаетъ. Приличне всего взять на себя такую обязанность женщин, я беру ее на себя и исполню. Если я при этомъ объясненіи прибгну къ медоточивымъ словамъ, пусть языкъ мой покроется нарывами и навсегда перестанетъ служить воинственною трубою моему краснолицему гнву. Прошу тебя, Эмилія, передай государын мой искренній и покорный привтъ. Если она не побоится вврить мн свою двочку, я покажу новорожденную царю и стану ревностно и громко ходатайствовать передъ послднимъ за безвинно осужденную жертву. Какъ знать?— можетъ быть, видъ новорожденной крошки укротитъ его гнвъ. Иногда молчаніе невинности дйствуетъ убдительно, гд самыя краснорчивыя слова не имютъ никакого успха.
Эмилія. Вы такая достойная женщина, ваша честность и доброта настолько очевидны, что ваша смлая и по собственному желанію взятая на себя обязанность не можетъ не увнчаться полнымъ успхомъ. Изъ всхъ существующихъ на свт извстныхъ мн женщинъ, ни одна не въ состояніи лучше васъ довести до благополучнаго конца такое важное дло. Благоволите войти въ сосднюю комнату, и я сію минуту сообщу государын о вашемъ великодушномъ предложеніи. Не дале, какъ сегодня, она сама помышляла о чемъ-то подобномъ, но, боясь отказа, не ршалась обратиться ни къ кому изъ почетныхъ лицъ, стоящихъ близко къ ея мужу.
Паулина. Скажи ей,Эмилія, что языкъ данъ мн не даромъ и что я пущу его въ ходъ. Если краснорчіе мое будетъ равно смлости, бьющей въ моей груди черезъ край, въ успх сомнваться нечего.
Эмилія. Пусть съ этой-же минуты благословеніе небесъ оснитъ васъ за ваше благородное намреніе! Я отправлюсь къ королев, а вы войдите пока въ сосдній покой.
Смотритель (Паулин). Если государын угодно будетъ поручить вамъ ребенка, я ршительно не знаю, можно-ли будетъ отпустить его съ вами, такъ-какъ на этотъ счетъ у меня нтъ ровно никакихъ полномочій.
Паулина. Не бойтесь ничего, почтенный господинъ. До сихъ поръ двочка, пребывая въ утроб матери, находилась въ заключеніи, теперь, по ршенію всемогущей природы выйдя изъ своей тюрьмы, она избавилась отъ неволи и вполн теперь свободна. Гнвъ короля не можетъ простираться и на нее, потому что она неприкосновенна къ вин матери, еслибы государыня даже и была дйствительно виновата.
Смотритель. Мн кажется тоже самое.
Паулина. Не бойтесь ничего: клянусь честью, что стану грудью между вами и опасностью (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Въ Сициліи. Комната во дворц.

Антигонъ, придворные и слуги ожидаютъ въ глубин. Входитъ Леонтъ.

Леонтъ. Я не знаю покоя ни днемъ, ни ночью. Принимать непріятность такъ близко къ сердцу было бы слабостью, непростительною слабостью, еслибы причина ея не была жива до сихъ поръ. По крайней мр, одна изъ виноватыхъ у меня въ рукахъ:— она, жена моя, виноватая въ прелюбодяніи… Что-же касается мерзавца, богемскаго короля, онъ уже далеко, рука моя не можетъ его достигнуть, онъ ускользнулъ отъ моего мщенія, онъ вн моихъ ударовъ, вн прицла моихъ выстрловъ, никакіе умыслы съ моей стороны ему не опасны, но за то хоть она, главная виновница, въ моихъ желзныхъ когтяхъ. Когда ея не станетъ, когда ее испепелитъ пламя костра, ко мн, быть-можетъ, вернется хоть половина прежняго моего спокойствія… Эй! кто тамъ есть?!
1-й слуга. Что прикажете, государь?
Леонтъ. Какъ здоровье сына?
1-й слуга. Наслдникъ престола провелъ ночь спокойно, есть надежда, что болзнь минуетъ благополучно.
Леонтъ. Какой онъ благородный мальчикъ! Понявъ позоръ матери, онъ близко принялъ его къ сердцу и сталъ хирть, вянуть, какъ будто этотъ позоръ долженъ былъ заклеймить и его. Глубоко огорченный, онъ впалъ въ уныніе, утратилъ сонъ, позывъ къ пищ и замтно сталъ чахнуть… Оставь меня одного съ самимъ собою… Освдомься о здоровь сына (Слуга уходитъ). Прочь, прочь, мысли о ‘томъ’… О мщеніи нечего и думать, каждая такая мысль обращается противъ меня-же самого, онъ слишкомъ могучъ и самъ по себ и еще сильне но своимъ приверженцамъ и союзникамъ. Пусть онъ остается въ поко до боле благопріятныхъ обстоятельствъ, въ настоящее время жажду мести надо удовлетворить на ней. Камилло и Поликсенъ насмхаются надо мною, забавляются моею скорбью, не посмялись бы они, еслибы я могъ до нихъ добраться, ей, находящейся въ моей власти, тоже будетъ не до смха.

Входитъ Паулина съ ребенкомъ на рукахъ.

1-й вельможа. Входъ воспрещенъ.
Паулина. Добрые господа, вмсто того, чтобы преграждать мн дорогу, лучше помогите мн. Неужто дикій гнвъ его для васъ страшне, чмъ опасность лишиться государыни, чмъ возможность смерти этого безгршнаго созданія, чья душевная чистота превосходить даже его свирпую ревность?
Антигонъ. Довольно.
1-й вельможа. Король не спалъ всю ночь, поэтому приказалъ никого къ нему не допускать.
Паулина. Добрйшій господинъ, перестаньте горячиться такъ сильно. Я принесла ему сонъ. Это вы, неслышными шагами ходящіе около него, слезно и жалобно вздыхающіе по каждомъ его ненужномъ стенаніи, да, это вы и люди подобные вамъ доводятъ его до безсонницы. Я-же являюсь съ откровенными и честными словами, имющими цлебную силу. Эти-то слова избавятъ его отъ мучительнаго настроенія духа, не дающаго ему уснуть.
Леонтъ. Что тамъ за шумъ?
Паулина. Не шумъ, государь, а необходимый разговоръ. Рчь должна коснуться выборовъ воспреемниковъ для вашего новорожденнаго ребенка.
Леонтъ. Что такое? Удалите отсюда эту наглую женщину. Не теб-ли, Антигонъ, я приказалъ не пускать ее, я зналъ, что она явится.
Антигонъ. Я предупреждалъ ее, государь, чтобы она подъ страхомъ вашего и моего неудовольствія не смла безпокоить васъ.
Леонтъ. Разв ты не имешь надъ нею власти?
Паулина. Онъ иметъ надо мною власть удерживать меня отъ всего дурнаго, безчестнаго, но въ данномъ случа, если онъ только не вздумаетъ прибгнуть къ такимъ-же мрамъ, какъ вы, и не заключитъ меня въ тюрьму за врность и преданность, знайте заране, что власти его надъ собою я не признаю.
Антигонъ. Видите, какова она, государь. Когда она закуситъ удила, я даю ей набгаться вволю, зная, что она но споткнется.
Паулина. Добрый государь, я пришла къ вамъ и молю васъ выслушать меня, вашу преданнйшую слугу, вашего врача, вашего покорнйшаго совтника. Имя надежду уврачевать вашъ недугъ, я, въ противоположность многимъ, казалось-бы, самымъ преданнымъ вамъ людямъ, нисколько не думаю выставлять на показъ своего усердія. Я пришла,— говорю я,— отъ имени государыни, вашей высокодобродтельной супруги.
Леонтъ. Супруги! да еще высокодобродтельной!
Паулина. Да, государь, отъ имени добродтельной, высокодобродтельной супруги и настаиваю на томъ, что она высокодобродтельна. Я глубоко сожалю, что не могу доказать справедливости своихъ словъ съ оружіемъ въ рукахъ. Будь я мужчиной, даже самымъ послднимъ изъ васъ, я съумла бы это доказать самымъ несомнннымъ образомъ.
Леонтъ. Прогоните ее отсюда.
Паулина. Пусть тотъ, кому не дороги глаза, первый наложитъ на меня руку. Я уйду отсюда добровольно, но только тогда, когда исполню принятую на себя обязанность. Добродтельная королева,— такъ-какъ, повторяю, добродтель ея не подлежитъ ни малйшему сомннію,— подарила васъ дочерью (Кладетъ ребенка къ ногамъ короля). Благословите малютку.
Леонтъ. Вонъ, мужеподобная вдьма! Вонъ, говорятъ теб! Вонъ, превосходно вышколенная сводня!
Паулина. Нтъ, я не то, что вы говорите. Мн это ремесло знакомо такъ-же мало, какъ и вамъ самимъ, обзывающимъ меня такимъ позорнымъ именемъ. Я настолько же честна, насколько сумасбродны вы, а по настоящимъ временамъ этого вполн достаточно, чтобы прослыть безукоризненно честною женщиною.
Леонтъ. Измнники!.. Пусть она возьметъ незаконнорожденнаго, а затмъ вытолкайте ее вонъ! (Антигону). Ты, жалкое подобіе мужчины, находящійся подъ башмакомъ у бабы, ты, трусливый птухъ, прогнанный съ собственной нассти присутствующею здсь раскудахтавшеюся курицею, подними незаконнорожденную… говорятъ теб: — подними ее и передай своей хрычевк.
Паулина. Ты навсегда опозоришь свои руки, если, послушный приказанію, отданному теб въ такихъ возмутительныхъ выраженіяхъ и при такихъ возмутительныхъ обстоятельствахъ, ты посмешь дотронуться до новорожденной царской дочери.
Леонтъ. Какой стыдъ! онъ боится жены.
Паулина. Не мшало-бы и вамъ быть такимъ-же, какъ онъ. Тогда вы, конечно, признали-бы своихъ дтей дйствительно своими.
Леонтъ. Здсь цлое гнздо измнниковъ!
Антигонъ. Я не измнникъ. Клянусь въ этомъ животворнымъ солнцемъ.
Паулина. Клянусь въ томъ-же и я. Здсь только одинъ измнникъ и есть, измнникъ противъ себя самого. Разв не измняетъ самъ себ тотъ, кто и свою честь, и честь жены, также какъ честь многообщающаго сына и только-что родившейся на свтъ малютки отдалъ на терзаніе клевет, язвящей больне, чмъ заостренный конецъ кинжала, и не хочетъ, благо никто принудить его къ этому не можетъ,— вырвать изъ сердца корень подозрнія, прогнившій настолько-же, насколько тверды и крпки дубъ или камень.
Леонтъ. Неугомонная трещотка съ необузданнымъ языкомъ. Она только-что приколотила мужа, а теперь придирается ко мн… Этотъ негодный приплодъ не отъ меня, а отъ Поликсена. Уберите его прочь отсюда, бросьте въ огонь вмст съ матерью!
Паулина. Эта малютка ваша дочь. Тмъ хуже для нея, но она по старинной поговорк:— до того похожа на васъ, что даже стыдно. Взгляните, господа! Какъ ни малъ еще этотъ отпечатокъ, а въ немъ все содержаніе уже на лицо, вс черты его крошечнаго лица какъ дв капли воды похожи на черты отца. Все въ ней:— глаза, носъ, губы, очертаніе бровей, лобъ, самый желобокъ на подбородк, ямочки на щекахъ, являющаяся при улыбк складка губъ, форма руки, пальцевъ, ногтей точь въ точь, какъ у него… О, благодатная богиня, природа, придавшая малютк такое изумительное сходство съ отцомъ, не допускай, чтобы двочка вышла въ него и нравомъ. Придавай окраск этого нрава какіе угодно цвта, кром желтаго цвта ревности, не допуская ее подозрвать, какъ то длаетъ ея отецъ, будто ея дти — не дти ея мужа.
Леонтъ. Грубая вдьма!.. Тебя, бездльникъ, мямля, стоило-бы повсить за то, что не умешь обуздать ея языка!
Антигонъ. Если перевшать всхъ мужей за неумніе совершить такой подвигъ, вы скоро остались бы совсмъ безъ подданныхъ.
Леонтъ. Еще разъ говорю:— убери ее отсюда.
Паулина. Самый безчувственный, самый безчеловчный мужъ не могъ бы поступить хуже.
Леонтъ. Я и тебя велю сжечь на костр!
Паулина. Мн все равно. Еретикомъ окажется тотъ, кто подожжетъ костеръ, а не та, которая на немъ сгоритъ. Тираномъ я васъ не назову, но ваши жестокосердые поступки относительно государыни, противъ которой вы не имете ровно никакихъ уликъ, кром собственныхъ ни на чемъ не основанныхъ подозрній, созданныхъ однимъ воображеніемъ, значительно отзываются тиранствомъ, ихъ будетъ достаточно, что бы осрамить, опозорить васъ передъ цлымъ міромъ.
Леонтъ. Докажите свое врноподданничество и выгоните ее отсюда. Если-бы я дйствительно былъ тираномъ, гд была бы уже теперь ея жизнь? Она не сметъ называть меня такъ, когда на самомъ дл я совсмъ не тиранъ!.. Прогоните-же ее!
Паулина. Не толкайте меня, я уйду сама. Государь, взгляните на вашу малютку, она ваша дочь… О, Юпитеръ, пошли ей боле надежнаго духа-покровителя!.. Что вы лзете ко мн съ своими руками? Ни отъ кого изъ васъ, такъ мягко относящихся къ его безумнымъ причудамъ, ему нечего ожидать добра!.. Да, ни отъ одного!.. Такъ, такъ! и затмъ прощайте, мы уходимъ (Уходитъ).
Леонтъ. Это ты, измнникъ, натравилъ ее на меня!.. Моя дочь? Будто-бы?… Долой ее съ моихъ глазъ. Самъ ты, относящійся къ ней такъ мягкосердечно, унеси ее и тотчасъ-же брось ее въ огонь, но только самъ, своими руками… и никто, какъ ты самъ! Бери-же ее скоре и по истеченіи часа приди мн доложить, что приказаніе мое исполнено… да представь тому надежныхъ свидтелей, или иначе ты поплатишься и жизнью, и всмъ, что называешь своимъ!.. Если ты не согласенъ, если желаешь подвергнуться моему гнву, скажи прямо, и я на твоихъ глазахъ своими руками размозжу голову незаконнорожденной двчонк. И такъ, ступай и брось ее въ огонь, потому что ты напустилъ на меня свою жену.
Антигонъ. Вы ошибаетесь, государь! Присутствующіе здсь благородные мои товарищи могутъ меня оправдать, если только этого пожелаютъ.
1-й вельможа. Да, мы можемъ это сдлать. Царственный мой властелинъ, онъ нисколько не виноватъ въ выходк своей жены.
Леонтъ. Вс вы обманщики, лгуны!
1-й вельможа. Мы просимъ васъ, государь, удостойте насъ большаго доврія. Мы всегда служили вамъ врой и правдой и я молю васъ отдать намъ въ этомъ справедливость. Теперь мы на колняхъ умоляемъ васъ въ награду за наши прошлыя, настоящія и будущія услуги измнить свое ршеніе: оно слишкомъ ужасно, слишкомъ кровожадно, поэтому оно не можетъ не повести къ гибельнымъ послдствіямъ. Смотрите, мы вс прислоняемъ предъ вами колни!
Леонтъ. Я совсмъ перо, которое любой втеръ кружитъ по своей прихоти. Неужто я долженъ жить для того, чтобы со временемъ видть, какъ эта незаконнорожденная будетъ становиться передо мною на колни и называть меня отцомъ? Лучше сжечь ее сразу, чмъ впослдствіи проклинать. Пусть, однако, будетъ по-вашему, я дарю двчонк жизнь, но это все-таки не будетъ жизнью… (Антигону). Ну, милйшій мой, подойди сюда. Ты, такъ усердно вмст съ своею повитухой хлопотавшій о спасеніи жизни этой незаконнорожденной мрази,— а что она незаконнорожденная — это такъ-же врно, какъ то, что борода у тебя сдая,— скажи, что готовъ ты исполнить, чтобы спасти жизнь этой новорожденной мартышк?
Антигонъ. Готовъ принесть всевозможныя жертвы, какія только въ моихъ силахъ и не идутъ въ разрзъ съ честью. Я до послдней капли отдамъ тотъ небольшой запасъ остающейся во мн крови, чтобы спасти безвинную.
Леонтъ. То, что я намренъ отъ тебя потребовать, вполн въ твоихъ силахъ. Клянись на моемъ меч, что ты исполнишь мое приказаніе.
Антигонъ. Согласенъ, государь.
Леонтъ. Слушай-же внимательно и запомни все хорошенько, потому что, если ты не исполнишь хоть чего-нибудь, смерть ожидаетъ не только тебя, но и твою длннноязычную жену, которую мы на этотъ разъ прощаемъ. Мы, какъ отъ нашего врноподданнаго, требуемъ отъ тебя, чтобы ты убралъ отсюда эту незаконнорожденную двочку, отвезъ со далеко за предлы нашего царства и тамъ безъ всякаго состраданія оставилъ въ какой-нибудь пустынной мстности на произволъ судьбы и природы. Такъ-какъ она чужая намъ и на свтъ явилась вслдствіе простой случайности, я считаю вполн справедливымъ отправить ее въ чужую землю, гд она по вол случая можетъ или спастись, или погибнуть. Неисполненіе моего требованія повлечетъ за собою и гибель твоей души, и тлесныя муки.
Антигонъ. Клянусь это исполнить, хотя немедленная смерть была бы милосердне. Идемъ, крошечное, новорожденное существо. Да приметъ тебя подъ свою защиту какой-нибудь могущественный духъ и прикажетъ вскормить тебя орламъ и коршунамъ! Разсказываютъ, будто медвди и волки, забывая свою лютость и движимые чувствомъ состраданія, не разъ исполняли такую обязанность. Государь, желаю вамъ большаго благополучія, чмъ вы того заслуживаете своимъ безпощаднымъ поступкомъ. А тебя, бдное, обреченное на гибель созданіе, пусть небо оснить своею благодатью и послужитъ теб защитой противъ такой жестокости (Уходитъ, унося ребенка).
Леонтъ. Нтъ, ни за что на свт не соглашусь я воспитывать ребенка, рожденнаго моею женою отъ другого.
2-й придворный. Позвольте доложить вамъ, государь, что съ часъ тому назадъ получены извстія отъ лицъ, посланныхъ вами къ оракулу. Клеоменъ и Діонъ благополучно вернулись изъ Дельфъ, высадились на берегъ и теперь поспшаютъ къ вашему двору.
1-й вельможа. Позвольте къ этому прибавить замчаніе, что возложенное на нихъ порученіе имъ удалось исполнить такъ скоро, какъ никто того не ожидалъ.
Леонтъ. Они пробыли въ отсутствіи всего двадцать три дня. Дйствительно, скорость изумительная, она служить доказательствомъ, что великій Аполлонъ не желаетъ откладывать выясненіе истины. Приготовьтесь, господа, созовите верховный судъ, передъ которымъ по нашему приказанію должна предстать наша неврная жена. Обвиненіе было гласное, поэтому и праведный судъ долженъ произойти открыто, на глазахъ самихъ небесъ. Пока она жива, сердце мое не перестанетъ быть для меня тяжелымъ бременемъ. Ступайте-же и не забывайте моихъ приказаній (Вс уходятъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Большая дорога передъ постоялымъ дворомъ.

Входятъ Клеоменъ и Діонъ.

Клеоменъ. Климатъ превосходный, воздухъ необыкновенно мягкій и ласковый.Плодородіе острова замчательное, а какъ ни превозносятъ храмъ, онъ все-таки остается выше всякихъ похвалъ.
Діонъ. Боле всего поразили меня,— и поэтому на этомъ я остановлюсь прежде всего,— почти неземныя одежды, въ которыя облечены были первосвященники, внушавшіе невольное уваженіе своимъ почтеннымъ и строгимъ видомъ. А жертвоприношенія! Какъ величава, какъ торжественна была минута, когда жертву предали закланію. Въ эту минуту забывалось все земное.
Клеоменъ. Меня-же боле всего поразилъ взрывъ оглушительнаго, подобнаго грому Юпитера, голоса оракула, я почти не помнилъ себя отъ изумленія.
Діонъ. Дай Богъ, чтобы и для царицы исходъ нашего непродолжительнаго, но крайне увлекательнаго путешествія оказался настолько-же благопріятнымъ, насколько само оно было пріятно для насъ! Тогда время, потраченное на него, не было-бы потеряннымъ.
Клеоменъ. Да приведетъ великій Аполлонъ все дло къ благополучному концу! Жестокія обвиненія, такъ безпощадно сыплющіяся на Герміону, мн далеко не по душ.
Діонъ. Самое ожесточеніе, съ какимъ ведется дло, ускоритъ благополучный или роковой исходъ. Подождемъ. Когда запечатанный верховнымъ жрецомъ Аполлона свертокъ, заключающій въ себ тайну отвта оракула, будетъ вскрытъ, мы непремнно узнаемъ что-нибудь необыкновенное. Теперь-же постараемся добыть свжихъ лошадей… Дай Богъ, чтобы все кончилось благополучно (Уходятъ).

СЦЕНА II.

Въ Сициліи. Зала суда.

Леонтъ, придворные и судьи въ надлежащемъ порядк сидятъ на своихъ мстахъ.

Леонтъ. Прежде всего мы должны сообщить присутствующимъ, что предстоящій судъ вызванъ далеко не нашимъ желаніемъ, а къ величайшему прискорбію только силою обстоятельствъ. Подсудимая — царская дочь и наша супруга супруга искренно и слишкомъ горячо любимая. Предавая ее суду гласному, справедливому и нелицепріятному, мы сразу ограждаемъ себя отъ обвиненія въ своевластіи и въ тиранств. Пусть судъ свободно обсуждаетъ дло, пока не послдуетъ обвиненіе или оправданіе… Введите подсудимую.
1-й судья. Его величество желаетъ, чтобы царица лично предстала передъ судомъ. Затмъ — полное молчаніе!

Герміона, окруженная стражей, входитъ въ сопровожденіи Паулины и другихъ женщинъ.

Леонтъ. Читайте обвинительный актъ.
1-й судья. ‘Герміона, жена достойнаго короля сицилійскаго, Леонта, ты за вступленіе въ беззаконную связь съ царемъ богемскимъ, Поликсеномъ, обвиняешься въ измн не только мужу, но и государству. Ты, съ цлью лишить жизни царственнаго своего супруга, вступила въ заговоръ съ Камилло и съ вышеназваннымъ царемъ. Когда-же злой умыселъ былъ частью обнаруженъ, ты, на перекоръ своимъ супружескимъ и врноподданническимъ обязанностямъ, способствовала, пользуясь ночною порою, тайному бгству и спасенію своихъ соумышленниковъ’.
Герміона. Такъ-какъ мн остается только отрицать свою вину, а говорить боле ничего не приходится, и такъ-какъ это отрицаніе — единственное показаніе въ мою пользу — исходитъ отъ меня же самой, изъ него едва-ли выйдетъ какой-нибудь толкъ. Мою искренность, мою честность считаютъ притворствомъ, поэтому примутся за ложь и мои увренія, что я невиновна. Но вотъ, что я скажу:— если силы небесныя видятъ дянія людей,— а я убждена, что он ихъ видятъ,— я не сомнваюсь, что рано или поздно моя невиновность выяснится вполн, и тогда облыжное обвиненіе покраснетъ, а тиранство задрожитъ передъ несчастною жертвою. Вамъ, государь, хотя вы и стараетесь доказать противное,— лучше, чмъ кому либо, извстно, что вся прошедшая моя жизнь настолько была чиста, цломудренна и полна безукоризненной врности, насколько теперь она переполнена горемъ. Теперь эта жизнь такъ горька, что ничего подобнаго моимъ страданіямъ не сохранилось въ лтописяхъ прошлаго, и ни одинъ пишущій для театра, желая взволновать и растрогать зрителей, не придумаетъ такого потрясающаго вымысла. Взгляните на мое положеніе:— я, длившая съ государемъ царственное ложе и слдовательно владвшая половиною его престола, я, дочь могущественнаго царя и мать наслдника короны, подающаго такъ много надеждъ, должна стоять передъ судомъ, оправдываться, разглагольствовать, защищая честь свою и жизнь на глазахъ у перваго встрчнаго, которому заблагоразсудится придти послушать меня или на меня взглянуть! Жизнь для меня иметъ ровно такую-же цну, какъ страданіе, отъ котораго мн хотлось бы избавиться какъ можно скоре. Но честь — дло другое! Мой позоръ, если меня признаютъ виноватой, отразится на другихъ, близкихъ мн людяхъ, поэтому, чтобы защитить такое сокровище, я забываю униженіе и стою теперь передъ вами. Государь, я взываю къ вашей собственной совсти. Вспомните, какъ любили вы меня до прізда Поликсена къ вашему двору и какъ заслуженна была такая любовь. Какой-же страшный проступокъ должна была я совершить во время пребыванія здсь богемскаго короля, чтобы посл его отъзда въ качеств обвиняемой предстать передъ судомъ? Если дломъ или помышленіемъ хоть на посолъ переступила я предлы строжайшей чести, пусть сердца тхъ, кому я дорога, ожесточатся противъ меня, пусть даже самые родственники съ негодованіемъ отвернутся отъ моей могилы.
Леонтъ. Насколько мн извстно, порокъ съ такою-же наглостью отрицаетъ свои постыдныя дянія, какъ и совершаетъ ихъ.
Герміона. Въ этомъ есть правда, но она нисколько не относится ко мн.
Леонтъ. Ты только не хочешь признаться.
Герміона. Изъ всхъ взводимыхъ на меня проступковъ я могу сознаться только въ тхъ, въ которыхъ виновата на самомъ дл. Что-же касается Поликсена — его, вдь, считаютъ моимъ сообщникомъ,— я дйствительно люблю его такъ, какъ онъ этого вполн достоинъ, но такою любовью, которая прилична такой женщин, какъ я, такою, а не иною любовью, такой какой вы сами требовали отъ меня для вашего друга. Неисполненіе вашего требованія было-бы съ моей стороны ослушаніемъ противъ васъ, неблагодарностью противъ вашего друга, привязанность котораго къ вамъ сказалась свободно, какъ только въ состояніи была сказаться, то-есть, съ самаго ранняго дтства. Что-же касается заговора, то я даже не знаю, какой вкусъ у этого кушанья, хотя и стараются заставить меня его отвдать. Одно я только знаю:— Камилло человкъ честный, а почему онъ покинулъ вашъ дворъ, это едва-ли съумли-бы объяснить сами боги, конечно, знающіе боле, чмъ я.
Леонтъ. Ты знала о его предполагавшемся отъзд такъ же хорошо, какъ и то, что должна была предпринять въ его отсутствіе.
Герміона. Государь, вы говорите совсмъ непонятнымъ мн языкомъ. Ваше воображеніе выбрало мою жизнь мишенью для своихъ стрлъ, и я охотно предоставляю ее вамъ.
Леонтъ. Не воображеніе, а твои проступки заставляютъ меня пускать въ тебя стрлы:— у тебя отъ Поликсена родился незаконный ребенокъ. Разв этотъ ребенокъ тоже плодъ моего воображенія? Такъ какъ ты утратила всякій стыдъ, то, какъ многія подобныя теб, утратила и способность говорить правду. Отрицать истину теб выгодно, поэтому теб и не удастся извлечь изъ нея никакой выгоды. Такъ ты и знай! Если твоя двчонка, за неимніемъ отца, который захотлъ бы ее признать, выброшена на произволъ судьбы, въ этомъ опять виновата ты, а не кто-либо другой. Будь же готова подвергнуться нашей кар, твоя смерть — самое малое, чмъ можетъ удовольствоваться мое мщеніе.
Герміона. Не будьте слишкомъ щедры на угрозы, государь. Того, чмъ вы хотите запугать меня, я желаю сама. Что теперь для меня жизнь? Царственному внцу, царственному величію я не придаю никакой цны, главную, настоящую свою радость — вашу привязанность я считаю утраченною навсегда, но за что я ее утратила, не знаю и сама. Вторую мою радость у меня тоже отнимаютъ насильно, мн не позволяютъ даже взглянуть на первенца, котораго я когда-то носила подъ сердцемъ, его прячутъ отъ меня, какъ отъ зачумленной! Третья отрада — моя, явившаяся на свтъ подъ самою несчастною звздою, злополучная моя двочка силою оторвана отъ кормившей ее груди и обречена на врную смерть. Сама я поставлена къ позорному столбу и провозглашена негодной, развратной женщиной! Всякой женщин, кто бы она ни была, необходимъ посл родовъ покой, въ немъ никогда никому не отказывали, кром меня, меня прямо съ одра страданія влекутъ сюда и я всенародно должна давать отвты передъ судомъ ране, чмъ успли вернуться мои силы. Теперь скажите, какія радости остались для меня въ жизни, могущія заставить меня бояться смерти? Продолжайте же свое дло, но выслушайте еще только это:— государь, не выносите мн несправедливаго обвинительнаго приговора. Не о жизни хлопочу я, Богъ съ ней! а только о своей чести, поэтому я хочу оправдаться! Если меня, за неимніемъ другихъ уликъ, осудятъ только на основаніи подозрній, внушенныхъ вамъ ревностью, такой приговоръ будетъ не дломъ правосудія, а неслыханной, неумстной жестокостью! Слышите, господа судьи? Я предоставляю судьбу на волю оракула, пусть судьею моимъ будетъ Аполлонъ.
1-й судья. Требованіе ваше вполн справедливо. Пусть намъ повдаютъ, что отъ имени Аполлона отвчаетъ намъ оракулъ (Нсколько приставовъ уходятъ).
Герміона. Отцомъ моимъ былъ императоръ Россіи. Зачмъ онъ умеръ ране и не присутствуетъ теперь на суд надъ его дочерью! О, зачмъ онъ не можетъ заглянуть въ самую глубь моего сердца глазами не ненависти, а состраданія!

Пристава возвращаются, за ними входятъ Клеоменъ и Діонъ.

Приставъ. Оба вы, Діонъ и Клеоменъ, должны поклясться на меч правосудія, что были въ Дельахъ и привезли въ этомъ запечатанномъ свертк отвтъ оракула, именно такимъ, какимъ вы получили его изъ рукъ верховнаго жреца Аполлона. Поклянитесь также, что съ тхъ поръ, какъ этотъ свертокъ у васъ въ рукахъ, вы не дерзнули сломить священной печати, чтобы проникнуть тайну, хранящуюся въ свертк.
Клеоменъ и Діонъ. Клянемся!
Леонтъ. Сломите печать и читайте.
1-й судья (Читаетъ). ‘Цломудренная Герміона ни въ чемъ не виновата, Поликсенъ тоже безупреченъ, Камилло — слуга преданный и врный, а Леонтъ — ревнивый тиранъ. Новорожденная — законная его дочь, и царь до тхъ поръ будетъ оставаться безъ наслдника престола, пока не отыщется дочь, брошенная имъ на произволъ судьбы’.
Судьи. Благословенъ будь, великій Аполлонъ!
Герміона. Слава ему!
Леонтъ. Буквально-ли ты прочелъ?
1-й судья. Я прочелъ именно то, что написано, государь.
Леонтъ. Оракулъ лжетъ!.. Это безсовстный обманъ! Пусть судъ продолжается.

Поспшно вбгаетъ слуга.

Слуга. Государь! Государь!
Леонтъ. Что случилось?
Слуга. Вы, государь, сразу возненавидите меня… Сынъ вашъ и наслдникъ, тоскуя по своей матушк и боясь за ея участь, не выдержалъ и успокоился на вки.
Леонтъ. Какъ успокоился?
Слуга. Скончался… умеръ…
Леонтъ. Я прогнвилъ Аполлона, небо за мою несправедливость посылаетъ мн кару (Герміона падаетъ безъ чувствъ). Что съ нею?
Паулина. Всть эта подкосила царицу! Смотрите, какъ смерть быстро длаетъ свое разрушительное дло.
Леонтъ. Унесите ее отсюда. Она не умерла и скоро придетъ въ себя. Горе, переполнившее сердце, было причиной обморока. Я слишкомъ много давалъ воли своей подозрительности, слишкомъ врилъ тому, что подсказывала мн ревность. Помогите ей, примите вс мры, чтобы привести ее въ чувство (Паулина и другія женщины уносятъ Герміону) О, Аполлонъ, прости мн богохульное слово, сказанное противъ ршенія твоего оракула!.. Я помирюсь съ Поликсеномъ, стану снова искать любви моей царицы, вызову обратно Камилло, котораго считаю человкомъ честнымъ, достойнымъ всякихъ милостей. Поддаваясь вліянію ревности и томимый жаждой крови, я выбралъ Камилло орудіемъ мщенія, поручилъ ему отравить Поликсена. Какъ ни торопилъ я его, онъ, послушный душевной доброт, замедлилъ исполнить возложенное на него порученіе, хотя за такое замедленіе смерть грозила ему самому, а въ случа благополучнаго окончанія дла ему общана была значительная награда. Изъ человколюбія и врный чувству чести, онъ открылъ царственному гостю мои преступныя намренія и, богатый только честью, покинулъ свое положеніе здсь, а оно, какъ вамъ извстно, было очень высокое, отдавъ себя всмъ случайностямъ измнчивой судьбы. Какъ ярко сіяетъ его незапятнанная честь рядомъ съ моею ржавою доблестью!

Паулина возвращается.

Паулина. О, горе! Какое страшное горе!.. Разржьте мн снуровку, чтобы мое сердце, разорвавъ ее, не разорвалось само!
l-й вельможа. Что съ вами, добрйшая госпожа?
Паулина. Какія утонченныя мученія придумаешь ты теперь для меня, извергъ?— Колесованіе, дыбу, сожженіе на костр? Сдерешь-ли ты съ меня кожу, бросишь-ли меня заживо въ расплавленный свинецъ или въ пылающее масло? Какую-бы старую испытанную и вновь изобртенную пытку ты не придумалъ мн, всего будетъ мало за каждое изъ тхъ словъ, которыя я скажу теб. О, сколько зла надлало твое тиранство заодно съ дикою ревностью, съ твоими нелпыми, ребяческими вспышками гнва, которыя были извинительны разв въ избалованномъ мальчишк или въ девятилтней двчонк!.. О, посмотри, что они надлали!.. Вдь есть отъ чего сойти съ ума! Сойти съ ума внезапно, въ одно мгновеніе такъ-какъ виною всему твои прежнія необузданныя причуды. Ты измнилъ другу своему Поликсену, но это еще ничего! Это послужило только доказательствомъ, что ты глупъ, непостояненъ и склоненъ къ чернйшей неблагодарности. Не важно и то, что ты, подговаривая Камилло подсыпать яду бывшему своему другу, хотлъ на вки запятнать преступленіемъ честь этого безукоризненно хорошаго человка, все это пустяки въ сравненіи съ дальнйшими чудовищными послдствіями. То, что ты на растерзаніе коршунамъ и воронамъ бросилъ новорожденную дочь, я если и не считаю совсмъ ничтожнымъ проступкомъ, но и не придаю ему особенно важнаго значенія, хотя на твоемъ мст самъ дьяволъ скоре бы обратилъ въ слезы огонь, чмъ ршился на такую жестокость. Не приписываю я также прямо теб смерти юнаго твоего наслдника, развитыя не по лтамъ чувства котораго не выдержали при вид того, какъ безумный отецъ позоритъ его безвинную мать, сердце его надорвалось отъ горя, и это горе свело его въ могилу. Во всемъ предыдущемъ я тебя не виню, но самое худшее еще впереди… О, какъ обольетесь вы слезами, съ какимъ отчаяніемъ закричите вы:— ‘О, горе, горе!’ когда узнаете, что наша царица, это чудное, доброе и благородное созданіе тоже скончалась, и небеса еще не разразились надъ ея убійцею вполн заслуженною карою.
1-й вельможа. Да сохранятъ насъ отъ этого боги!
Паулина. Она умерла, говорю я вамъ, готова поклясться, что умерла! Если-же вы не врите ни словамъ, ни клятв, пойдемте со мною и вы увидите сами. Если вы окажетесь въ состояніи возвратить краску ея губамъ, глазамъ ея прежній блескъ, теплоту ея кож, а груди ея дыханіе, я готова буду поклоняться и служить вамъ, какъ богамъ!.. А теб, тиранъ, нечего прибгать къ раскаянію, никакія страданія не загладятъ твоихъ безчеловчныхъ дяній, поэтому въ жизни теб не остается ничего, кром отчаянія. Нагой, изнуренный постомъ, стой десятки, тысячи лтъ на колняхъ на вершин безплодной горы подъ вчнымъ ледянымъ напоромъ зимнихъ вьюгъ, моля небеса о прощеніи, справедливые боги даже и тогда не обратятъ на тебя милостивыхъ своихъ взглядовъ.
Леонтъ. Продолжай, продолжай! Что-бы ты ни говорила, все будетъ мало, слишкомъ мало. Пусть вс языки высказываютъ мн самыя горькія истины, я это заслужилъ.
1-й вельможа. Перестаньте. Что-бы здсь ни произошло, не слдовало давать языку такую необузданную волю.
Паулина. Мн и самой прискорбно, что вышло такъ. Я откровенно каюсь всякій разъ, когда сдлаю ошибку. Я въ самомъ дл не въ мру предалась женской запальчивости. Душа у него все-таки благородная, и онъ пораженъ до самой ея глубины. Безполезно горевать о томъ, что уже утрачено и притомъ утрачено на всегда. Умоляю васъ, государь, не впадайте въ отчаяніе отъ всего, что я наговорила. Лучше подвергните меня наказанію за то, что я смла напомнить вамъ о такихъ вещахъ, которыя слдуетъ забыть какъ можно скоре. Простите, царственный мой повелитель. Добрый мой государь, простите безразсудную женщину… Моя любовь къ покойной цариц… Ахъ, я, глупая!— опять за то-же! Теперь я боле не буду говорить ни о ней, ни о вашихъ дтяхъ, ни о своемъ муж, котораго я тоже считаю погибшимъ. Вооружитесь терпніемъ, я боле ничего не скажу.
Леонтъ. Въ твоихъ словахъ было много правды, хотя, конечно, и горькой… Говоря такимъ образомъ, ты поступила хорошо, а твои безпощадные упреки были для меня мене мучительны, чмъ твое состраданіе. Прошу тебя, проводи меня къ трупамъ покойной царицы и моего сына. Мы сохранимъ ихъ въ одной могил, а на ней поставимъ памятникъ, на которомъ будетъ объяснена причина ихъ смерти и который увковчитъ мой позоръ. Каждый день я стану посщать склепъ, гд покоится ихъ прахъ, и проливаемыя тамъ слезы будутъ служить мн единственной отрадой. Даю обтъ, ежедневно посщать дорогихъ мн покойниковъ, пока природа не лишитъ меня силъ исполнять эту священную обязанность. Веди-же меня и дай мн упиться лицезрніемъ своего горя (Вс уходитъ).

СЦЕНА III.

Богемія. Пустынная мстность на берегу моря.

Входятъ Антигонъ съ ребенкомъ на рукахъ и матросъ.

Антигонъ. Итакъ, ты увренъ, что корабль нашъ присталъ къ пустыннымъ равнинамъ Богеміи?
Матросъ. Совершенно увренъ, но боюсь, что мы вышли на берегъ въ недобрый часъ. Тучи заволокли все небо, и я каждую минуту жду, что разразится буря. Совсть подсказываетъ мн, что мы затваемъ нехорошее дло, поэтому и небеса смотрятъ на насъ такъ угрюмо.
Антигонъ. Да совершится ихъ священная воля. Отправься на корабль и позаботься о его безопасности, скорой я туда вернусь.
Матросъ. Поторопитесь-же покончить все какъ можно скоре и не слишкомъ удаляйтесь въ глубь страны. Судя по всмъ примтамъ, буря разразится страшная, къ тому-же эта часть берега извстна тмъ, что по ней безпрестанно рыскаютъ хищные зври.
Антигонъ. Ступай, я тотчасъ-же послдую за тобою.
Матросъ. Въ глубин души я очень радъ, что сбылъ съ рукъ это дло (Уходитъ).
Антигонъ. Ну, идемъ, бдная крошка… Хотя я не разъ слыхалъ, но до сихъ поръ не врилъ, будто души умершихъ могутъ снова появляться на земл. Когда это такъ, мн, прошедшею ночью, явился духъ этой малютки. Если-же то былъ сонъ, онъ слишкомъ сильно походилъ на дйствительность. Вдругъ предо мною явился образъ женщины, склонявшей голову то въ одну сторону, то въ другую. Никогда не видывалъ я созданія, такъ тяжко удрученнаго горемъ и такъ невыразимо прекраснаго въ своей гнетущей скорби. Одтая въ снжно блыя ризы, какъ-бы олицетворяя собою самую святость, она подошла къ койк, на которой я лежалъ, трижды наклонялась ко мн и всякій разъ, какъ она пыталась заговорить, ей мшали слезы, потоками лившіяся изъ ея глазъ. Наконецъ, выплакавъ вс слезы, она сказала:— ‘Добрый Антигонъ! На тебя, противъ твоей воли, судьба, связавъ тебя клятвою, возложила печальную обязанность завезти куда-нибудь подальше несчастную мою малютку. Въ Богеміи не мало пустынныхъ мстностей. Отвези-же мою дочь въ Богемію и, не смотря на ея слезы, покинь ее тамъ. Такъ-какъ ее считаютъ пропавшею навки, прошу тебя назови ее Пердитой. Хотя ты исполняешь только волю своего повелителя, ты все таки долженъ будешь искупить безчеловчный свой поступокъ, въ наказаніе за него ты никогда боле не увидишь жены своей Паулины’. Посл этихъ словъ она исчезла, какъ-будто растаяла въ воздух. Я до того перепугался, что едва могъ придти въ себя и не въ состояніи былъ ршить, сонъ это или не сонъ… Врить снамъ — нелпо, это ребячество, но на этотъ разъ даже я становлюсь суеврнымъ и вотъ-что вывожу изъ привидвшагося мн сна:— Герміона, вроятно, уже казнена, и Аполлонъ, зная, что двочка дйствительно рождена отъ царя Поликсена, ршилъ, что она на жизнь или на смерть должна быть покинута во владніяхъ настоящаго своего отца (Кладетъ двочку на землю, а рядомъ съ нею мшокъ съ золотомъ, узелъ и пакетъ). Бдная цвточная распуколька! Да придетъ къ теб на помощь судьба!.. Лежи здсь. Имя твое значится въ этомъ пакет, по которому можно будетъ тебя узнать, а вотъ и деньги на твое воспитаніе, милочка ты моя, и для дальнйшаго честнаго существованія… Буря начинается… Бдняжка! ты за проступокъ матери осуждена или на почти врную гибель, или на вс прочія случайности! Хотя сердце мое обливается кровью, но плакать я не могу. Будь я проклятъ за до, что далъ клятву исполнить такое ужасное дло! Прощай!.. Небо хмурится все боле и боле… Страшна будетъ убаюкивающая тебя колыбельная псня… Никогда не видывалъ, чтобы среди дня наступала такая темнота… Что за дикіе крики?!. Удастся ли благополучно добраться до корабля?! Охотники травятъ медвдя… Вотъ и самъ зврь, теперь мн не будетъ спасенія (Убгаетъ въ ужас, медвдь мчится за нимъ).

Входитъ старикъ пастухъ.

Пастухъ. Какъ было бы хорошо, еслибы не существовало возраста между десятью и двадцатью годами, или еслибы молодежь проводила все это время въ непробудномъ сн, потому что люди въ этомъ возраст только и знаютъ, что заставляютъ пухнуть животы двокъ, обижать стариковъ, воровать и драться. Вотъ, хоть бы теперь этотъ шумъ… Ну, кому взбредетъ на умъ охотиться въ такую погоду, кром сорванцовъ отъ девятнадцати до двадцати двухъ лтъ? Крики ихъ до того перепугали двоихъ моихъ барановъ, что вынудили ихъ убжать, куда глаза глядятъ, и я боюсь, какъ бы они ране не попались на глаза волку, чмъ ихъ хозяину. Если мн и удастся ихъ отыскать, то не иначе, какъ на берегу моря, гд они, вроятно, пощипываютъ теперь плющъ… Авось, судьба поможетъ мн ихъ отыскать… Это еще что такое? (Поднимаетъ съ земли малютку). Живой ребенокъ, да еще какой хорошій! Посмотримъ, мальчикъ это или двочка?.. А ребенокъ хорошенькій, даже очень, очень хорошенькій… Должно быть, чье-нибудь беззаконное дло. Хотя я и неграмотный, но всетаки, словно по книжк, читаю, что это дло какой-нибудь горничной изъ знатнаго дома. Возьму изъ состраданія бдняжку на воспитаніе… или нтъ, не сейчасъ, лучше подожду сынишку. Онъ гд-то здсь по близости… Ау! Ау!
Простакъ. Ау! ау! ау! (Входитъ).
Пастухъ. Я и не подозрвалъ, что ты такъ близко. Если ты хочешь увидть нчто такое, о чемъ ты будешь толковать даже и тогда, когда умрешь и сгніешь въ земл, иди сюда. Да что съ тобою, мальчуганъ?
Простакъ. Я просто опшилъ отъ того, что видлъ и на земл, и на мор!.. Впрочемъ, не могу сказать наврное:— на мор или на неб, потому что небо и море сцпились такъ тсно, что между ними даже иголки не просунешь.
Пастухъ. Что же ты видлъ?
Простакъ. Посмотрли бы вы, какъ оно реветъ, какъ злится, какъ бьется о берегъ!.. Но главное дло не въ этомъ! Какъ отчаянно кричали бдныя погибающія души! То ихъ бывало видно, то не видно!.. Корабль, казалось, то готовъ былъ главною своего мачтою пробить дыру въ мсяц, то утонуть въ водяной бездн, поглощенный покрытыми пною волнами, его можно было принять за пробку, мечущуюся изъ стороны въ сторону въ пивномъ боченк… А на земл въ то же время посмотрлъ бы ты, какъ медвдь вырвалъ его руку изъ плечевой чашки и какъ несчастный кричалъ, что имя ему Антигонъ, человкъ знатный!.. Но, чтобы покончить съ кораблемъ, надо было видть, какъ море бросало его изъ стороны въ сторону… Несчастные кричали изо всхъ силъ, а море только поднимало ихъ на смхъ… Старикъ просто ревлъ, а медвдь, какъ бы на смхъ ему, тоже ревлъ, и оба ревли, громче чмъ и буря, и море вмст.
Пастухъ. О, божеское милосердіе! Когда же ты это видлъ, мальчуганъ?
Простакъ. Съ минуту тому назадъ… да, минуту — не боле… Я съ тхъ поръ мигнуть глазомъ не усплъ… Люди не успли еще остыть подъ водою, а медвдь, пожирая знатнаго барина, не докончилъ еще своего обда до половины… Я думаю, онъ и теперь все еще угощается.
Пастухъ. Жаль, что меня тамъ не было. Я помогъ бы несчастному старику.
Простакъ (Про себя). Жаль, что ты не бросился на помощь кораблю, тамъ ты вмст и съ другими, и съ своимъ человколюбіемъ тоже пошелъ бы ко дну.
Пастухъ. Печальныя событія, даже очень печальныя! Но посмотри, мальчуганъ, что тутъ-то! Теб на глаза все попадались умирающіе, а мн попался новорожденный младенецъ. Тутъ есть на что посмотрть, ну, и смотри!.. Пеленки-то какія! Хоть бы царскому сыну! Взгляни вотъ и на это… Подними! Не бойся, подними и посмотри, что въ мшк такое… Правду говорили колдуньи… Он давно пророчили мн, что со временемъ разбогатю и буду очень богатъ… Это наврное какой-нибудь подмненный ребенокъ… Развяжи мшокъ-то… Посмотри, что въ немъ такое?
Простакъ. И счастливъ же ты, старый, какъ посмотрю я на тебя. Видно, старые грхи теб прощены и ты на старости лтъ больше не будешь знаться съ нуждою. Золота-то, золота-то сколько!
Пастухъ. Увидишь, мальчуганъ,— это золото волшебное. Подними же мшокъ и держи его крпче. Теперь скорй домой, домой, и притомъ самымъ кратчайшимъ путемъ! Большое счастіе выпало намъ на долю, а чтобы оно навсегда осталось при насъ, надо только умть хорошенько молчать… А овцы мои,— ну ихъ совсмъ! Идемъ, мальчуганъ, домой самымъ кратчайшимъ путемъ.
Простакъ. Нтъ, ты съ своими находками ступай домой, а я пойду взгляну, пересталъ-ли медвдь драть стараго барина и сколько онъ отъ него сожралъ… Вдь, только голодный зврь страшенъ, а сытый — ничего… Если осталось что нибудь отъ старика, я похороню останки.
Пастухъ. Дло это доброе. Если по тому, что отъ него осталось, можно узнать, кто онъ такой, позови взглянуть и меня.
Простакъ. Хорошо, ты мн поможешь похоронить его.
Пастухъ. Ныншній день, мальчуганъ, для насъ день счастливый… Мы будемъ пользоваться счастіемъ, не забывая, однако, другихъ.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Входитъ Хоръ, изображающій собою Время.

Время. Я, могучая сила, нравлюсь нкоторымъ, а испытываю всхъ безъ исключенія. Я разомъ и радость, и ужасъ какъ для добрыхъ, такъ и для злыхъ. Я заставляю впадать въ ошибки и само ихъ разоблачаю! Вотъ теперь подъ своимъ именемъ Времени я намрено расправить и пустить въ ходъ свои крылья. Да не поставится мн въ вину быстрота моего полета и то, что я перенесусь черезъ цлыя шестнадцать лтъ, только вскользь коснувшись того, что произошло за этотъ продолжительный промежутокъ. Когда мн дана власть издавать и отмнять законы, когда я, по своему усмотрнію, могу въ одну и ту же минуту созидать и сокрушать обычаи, позвольте мн, Времени, остаться тмъ же, чмъ я было до начала какъ старыхъ, такъ и новыхъ порядковъ. Бывъ свидтелемъ всего, что породило эти порядки, я останусь тмъ же относительно и тхъ новйшихъ, господствующихъ теперь обычаевъ и взглядовъ, которые, благодаря ма, сдлаются такими же старыми, какъ моя сказка. Съ вашего позволенія, я переворачиваю свои песочные часы и ускоряю ходъ дйствія, такъ что вамъ можетъ показаться, будто вы вс эти долгіе годы провели въ крпкомъ сн. Леонтъ, сознавъ всю нелпость своей ни на чемъ не основанной ревности, ведетъ затворническую жизнь, а ты, благосклонный зритель, вообрази, будто я переношу тебя въ цвтущую Богемію, припомни, что я уже упоминало когда-то о царскомъ сын Флоризэл, теперь я готово заговорить о немъ снова. Отъ царскаго сына я перейду къ Пердит, превратившейся во взрослую двушку такой неописанной красоты, что она служитъ предметомъ всеобщихъ восторговъ. Пророчествовать о дальнйшей ея судьб я не дерзаю и предоставляю событіямъ самимъ говорить за себя по мр того, какъ он нарождаются. Пріемная дочь пастуха и ея участь послужить содержаніемъ всему послдующему. Если вы когда-нибудь убивали время на пустяки, позвольте занять васъ этимъ содержаніемъ, если же не убивали, само Время первое пожелаетъ, чтобы вы никогда этого не длали (Уходитъ).

СЦЕНА I.

Богемія. Комната во дворц.

Входятъ Поликсенъ и Камилло.

Поликсенъ. Прошу тебя, добрый Камилло, перестань меня умолять. Отказать теб въ чемъ-нибудь равносильно для меня болзни, а согласиться на твою настоящую просьбу было бы равносильно смерти.
Камилло. Вотъ ужъ боле пятнадцати лтъ, какъ я не видалъ родины. Хотя я большую часть жизни провелъ въ чужихъ странахъ, мн хотлось бы, чтобы кости мои успокоились въ родномъ краю. Къ тому-же кающійся царь, законный мой властелинъ, присылалъ за мною. Я могу,— или, по крайней мр, думаю, что могу,— принести облегченіе его страданіямъ, а это служитъ мн новымъ побужденіемъ къ отъзду.
Поликсенъ. Если хоть сколько-нибудь любишь меня, Камилло, не уничтожай теперь отъздомъ всхъ прежнихъ заслугъ. Твоя собственная преданность виною тому, что я не могу безъ тебя обходиться. Лучше бы мн не знать тебя никогда, чмъ снова научиться жить безъ тебя. По твоему почину предпринято много важныхъ длъ, и никто, кром тебя, не въ состояніи довести ихъ до благополучнаго конца, если ты не хочешь увезти съ собою вс оказанныя тобою услуги, ты долженъ остаться здсь, чтобы лично окончить все начатое. Если ты находишь, что я до сихъ поръ не умлъ какъ слдуетъ цнить твои заслуги,— потому-что, какъ-бы высоко ни цнить ихъ, оцнка все-таки будетъ ниже ихъ стоимости,— я изо всхъ силъ буду стараться насколько возможно боле выказывать теб любовь свою и благодарность. Что-же касается Сициліи, прошу тебя, не говори мн боле ни слова объ этой роковой стран. При одномъ имени ея снова пробуждаются щемящія душу воспоминанія о моемъ брат, о кающемся, какъ ты его называешь, и примирившемся со всмъ прошлымъ цар, утрата любимой жены, любимыхъ дтей вчно остается для него свжей, никогда не заживающей раной… Скажи мн, давно-ли ты видлъ сына и наслдника моего, Флоризэля? Внценосцамъ одинаково тяжело терять любимыхъ дтей, когда т начинаютъ выказывать высокія душевныя качества, какъ и видть, что он сбиваются съ подлежащаго пути.
Камилло. Вотъ уже три дня, какъ я его не видалъ. Мн совершенно неизвстно, въ чемъ состоятъ т важныя дла, которымъ онъ посвящаетъ все свое время. Съ нкоторыхъ поръ я, однако, замтилъ, что онъ часто сталъ удаляться отъ двора и уже не съ прежнимъ рвеніемъ относится къ занятіямъ, свойственнымъ его сану.
Поликсенъ. То-же самое замтилъ и я, Камилло, и такое открытіе встревожило меня настолько, что я вынужденъ былъ прибгнуть къ чужимъ, но преданнымъ мн глазамъ, чтобы слдить за его поступками. Отъ наблюдающихъ за нимъ людей я узналъ, что онъ почти не выходитъ изъ дому простаго пастуха, жившаго въ крайней бдности, но впослдствіи значительно разбогатвшаго. Никто изъ его сосдей не знаетъ и не можетъ объяснить себ, откуда явились у старика т довольно значительныя средства, которыми онъ располагаетъ теперь.
Камилло. Я то-же много слышалъ и о самомъ старик, и въ особенности о его дочери, двушк ослпительной красоты. Извстность этой двушки такъ велика, что остается только удивляться, какъ могла слава ея изъ скромной хижины такъ широко распространиться но свту.
Поликсенъ. Такія-же точно свднія доставлены и мн, я сильно боюсь, не эта-ли приманка влечетъ туда моего сына? Пойдемъ съ нами туда. Тамъ, ничмъ не выдавая настоящаго своего положенія, мы разспросимъ обо всемъ пастуха. Бывшій пастухъ — человкъ простоватый, и мы легко разузнаемъ отъ него, зачмъ мой сынъ такъ часто посщаетъ его хижину. Прошу тебя, будь моимъ помощникомъ въ настоящемъ дл и выкинь изъ головы всякіе помыслы о возвращеніи въ Сицилію.
Камилло. Приказаніе ваше я исполню съ величайшею готовностью.
Поликсенъ. Благодарю, добрйшій мой Камилло. Намъ необходимо будетъ переодться.

СЦЕНА II.

Въ Богеміи. Дорога, пролегающая къ хижин Пастуха.

Входитъ Автоликъ и поетъ.

Автоликъ. Пустяки все,— ай люли!
Кудри царскія — побги
Изъ согртыхъ ндръ земли:
Значитъ сладострастной нги
И могучихъ чаръ полна
Снова крадется весна.
Ай люли!— Какъ въ синев
Поднебесья распваютъ
Звонко птицы. Вс он
Слухъ мой чуткій услаждаютъ,
Коль съ двицами въ борьб
Я валяюсь на трав.
Ай люли! Блье, холсты
Всюду сохнутъ по заборамъ,
Видъ ихъ снжной чистоты
Искушеньемъ служитъ ворамъ,
Въ томъ числ на склон дня
Искушая и меня.
Состоялъ я на служб у царскаго сына, Флоризэля, ходилъ въ шелкахъ да въ бархатахъ, но теперь опять безъ мста.

(Поетъ).

Не боясь суда ни мало,
Пробавляясь чмъ попало,
Я нисколько не тужу,
Что нигд ужь не служу.
Да, едва лишь солнце сло,
Что-бы плохо ни висло
На забор, на тын,
Все наживой служитъ мн.
Я большею частью промышляю простынями, а когда коршуны начинаютъ свивать гнзда, не брезгаю и мелкимъ бльемъ. Отецъ, при моемъ рожденіи назвавшій меня Автоликомъ и такъ-же, какъ и я, родившійся подъ вліяніемъ Меркурія, тоже не стснялся промышлять мелкимъ воровствомъ. Игра въ кости да непотребныя двицы нарядили меня въ эти великолпныя лохмотья, и единственнымъ источникомъ скудныхъ доходовъ служитъ мн мелкое мошенничество. Крупный грабежъ на большихъ дорогахъ дло опасное и вислицы имютъ черезъ-чуръ внушительный видъ. Я страшно боюсь побоевъ и вислицы, что-же касается мыслей о будущей жизни, он нисколько не тревожатъ моего сна… А, вотъ и добыча для меня, ручаюсь, что добыча.

Входитъ Простакъ.

Простакъ. Надо поразсчитать. Отъ двнадцати овецъ получается двадцать восемь фунтовъ шерсти, двадцать пять фунтовъ даютъ выручки одинъ фунтъ стерлинговъ и одинъ шиллингъ. Острижено полторы тысячи овецъ, сколько-же съ нихъ добыто шерсти?
Автоликъ. Если выдержитъ силокъ, глупая птица моя.
Простакъ. Нтъ, этого иначе, какъ на счетахъ, не сочтешь… Смекнемъ-ка лучше, что надо купить для праздника стрижки овецъ? ‘Три фунта сахару, пять фунтовъ коринки, рису’… Зачмъ это сестричк моей понадобился рисъ? Однако, отецъ сдлалъ ее полною распорядительницею празднествъ, а она особенно настаиваетъ на рис. Она приготовила двадцать четыре букета для стригачей. Вс стригачи отличные пвцы и вс псни у нихъ въ трехъ частяхъ. Жаль только, что совсмъ нтъ высокихъ голосовъ: вс либо средніе, либо низкіе, а одинъ изъ нихъ, пуританинъ, отлично поетъ псалмы подъ волынку… Что-же еще надо купить?— шафрану, чтобы подцвтить сладкіе пироги, мушкатнаго цвта, финиковъ… Нтъ, финики въ списк не значатся… ‘Семь штукъ мушкатнаго орха и корешка два имбирю’… Ну, имбирь-то я выторгую въ придачу… ‘Четыре фунта черносливу и столько-же изюму’.
Автоликъ (Валяясь на земл). О, зачмъ только родился я на свтъ Божій!
Простакъ. Ради Господа, скажи, что съ тобою?
Автоликъ. О, помогите! помогите!.. Сорвите съ меня эти лохмотья, а потомъ дайте умереть! Дайте умереть!
Простакъ. Ахъ, бднякъ, бднякъ! Зачмъ срывать съ тебя лохмотья, теб, напротивъ, нужно бы ихъ вдвое боле, чтобы хоть чмъ-нибудь прикрыть какъ слдуетъ твою наготу.
Автоликъ. Ахъ, добрйшій мой господинъ!— это тряпье противне мн, чмъ побои, чмъ та тысяча ударовъ, которую пришлось вынести… Ахъ, какіе это были удары… и что я говорю:— ‘тысяча?’ Ихъ было до милліона, много больше милліона!
Простакъ. Бдный ты, бдный! Милліонъ ударовъ можетъ повести къ очень печальнымъ послдствіямъ.
Автоликъ. Меня не только избили, но и ограбили… Я лишенъ и денегъ, и платья, вмсто котораго меня одли вотъ въ это тряпье.
Простакъ. Кто-же ограбилъ тебя: — конный или пшій?
Автоликъ. Пшій, добрйшій господинъ, пшій!
Простакъ. Да, судя по платью, которое онъ надлъ на тебя вмсто твоего, дйствительно можно предположить, что онъ былъ пшій. Если вотъ эту куртку носилъ когда-нибудь всадникъ, то, вроятно, много, много лтъ тому назадъ, и она служила своему господину врой и правдой. Дай мн руку, я помогу теб встать. Давай-же руки! (Поднимаетъ его съ земли).
Автоликъ. Прошу васъ, добрйшій господинъ, осторожнй, какъ можно осторожне! Ой!
Простакъ. Ахъ, бдный, несчастный вы человкъ.
Автоликъ. Ой, тише, добрйшій господинъ!.. Я боюсь, не вывихнуто-ли у меня плечо…
Простакъ. Ну, а теперь какъ? Можешь стоять на-ногахъ?
Автоликъ. Съ трудомъ, добрйшій господинъ!.. Съ великимъ трудомъ (Тихонько вытаскиваетъ у него кошелекъ). Премного благодаренъ вамъ за человколюбивую услугу.
Простакъ. Если теб нужно денегъ, я могу дать теб немного.
Автоликъ. Нтъ, добрйшій господинъ, денегъ мн ненужно. Въ трехъ-четырехъ миляхъ отсюда живетъ у меня родственникъ. Къ нему-то я шелъ. Тамъ я добуду и денегъ, и всего, что мн нужно. Умоляю васъ, не предлагайте мн денегъ, это жестоко язвитъ мое сердце.
Простакъ. Какимъ казался на видъ ограбившій тебя человкъ?
Автоликъ. Я видалъ этого негодяя и прежде, онъ ходилъ по окрестностямъ съ фортункой и когда-то служилъ у царскаго сына. Его отстегали кнутомъ и прогнали отъ двора, но, право, не знаю за какія добродтели.
Простакъ. Должно быть, вы хотли сказать — за какіе пороки, потому что за добродтели кнутомъ при двор не стегаютъ, а напротивъ всячески ухаживаютъ за ними, да никакъ не могутъ удержать ихъ на мст.
Автоликъ. Я и хотлъ сказать:— ‘за какіе пороки’. Я очень хорошо знаю этого человка, онъ одно время показывалъ обезьянъ, потомъ былъ сводчикомъ по судебнымъ дламъ и разсыльнымъ при суд, затмъ у него были куклы, разыгрывавшія на театр исторію блуднаго сына, а женился онъ на вдов мдника, жившей всего въ одной мил отъ моихъ земель и помстья. Наконецъ, перепархивая отъ одного позорнаго ремесла къ другому, онъ сдлался просто-на-просто мошенникомъ и воришкой. Иные зовутъ его Автоликомъ.
Простакъ. Чтобъ ему провалиться! Кто-же не знаетъ этого бездльника. Клянусь жизнью, онъ отъявленный бездльникъ. Онъ вчно шляется по посидлкамъ, по ярмаркамъ, по медвжьимъ травлямъ…
Автоликъ. Онъ, почтеннйшій господинъ, онъ самый и есть, вотъ онъ-то и привелъ меня въ такой непривлекательный видъ.
Простакъ. Онъ и бездльникъ, и вмст трусъ. Во всей Богеміи не найдется такого трусливаго негодяя, если-бы вы плюнули на него да взглянули ему въ лицо погрозне, онъ тотчасъ-же убжалъ-бы отъ страха.
Автоликъ. Долженъ вамъ признаться, почтеннйшій, что я не изъ храбраго десятка, съ этой стороны во мн есть нкоторый изъянъ. Ручаюсь, это было ему извстно.
Простакъ. Какъ вы чувствуете себя теперь?
Автоликъ. Гораздо лучше, добрйшій господинъ. Я не только могу стоять на ногахъ, но и ходить, поэтому я прощусь съ вами и буду продолжать путь къ родственнику.
Простакъ. Указать вамъ дорогу?
Автоликъ. Нтъ, не нужно, добрйшій, обходительнйшій господинъ.
Простакъ. Если такъ, прощайте. Мн надо пойти накупить разныхъ пряностей для праздника стрижки овецъ.
Автоликъ. Счастливаго пути вамъ и успха, почтеннйшій! (Простакъ уходитъ). Ну, немного ты накупить пряностей на то, что у тебя осталось въ очищенномъ карман. Я опять увижу тебя на праздник стрижки овецъ. Если я еще разъ не остригу на этой стрижк, какъ барановъ, и тебя, и другихъ стригачей, будь я не я и пусть меня сразу запишутъ въ разрядъ добродтельныхъ людей (Поетъ).
Бодрй, молодецъ, веселе впередъ!
Вдь бодрость подспорье могучее сил.
Веселый безъ устали день весь идетъ,
А хмурый устанетъ на первой-же мил (Уходитъ,).

СЦЕНА III.

Въ Богеміи. Передъ хижиной пастуха.

Входятъ Флоризэлъ и Пердита.

Флоризэль. Этотъ непривычный нарядъ придаетъ особенную жизнь каждому изъ твоихъ совершенствъ. Ты не пастушка Флора, предшествующая появленію Апрля. Вашъ праздникъ стрижки овецъ будетъ сборищемъ хорошенькихъ двушекъ, а царицею межь ними будешь ты.
Пердита. Хотя, свтлйшій принцъ, мн и не пристало длать вамъ замчанія за ваши крайности,— простите мн, если такъ называю ваши поступки,— но я все таки не могу не сказать, что такой высокой особ, лучшей надежд родной страны, какъ вы, не слдуетъ скрывать своего сана подъ слишкомъ скромною одеждой пастуха. Меня-же, скромную, ничтожную двушку, вы возводите въ санъ богини. Если-бы наши праздники не допускали всякихъ дурачествъ, съ давнихъ лтъ вошедшихъ въ обычай и какъ-бы служащихъ приправой къ праздничнымъ кушаньямъ, я стала-бы краснть за вашъ черезъ чуръ странный нарядъ. Вы этимъ какъ будто подставляете мн зеркало, напоминающее мн, что я одта не такъ, какъ было-бы прилично по скромному моему положенію.
Флоризэль. Благословляю тотъ часъ, когда любимый соколъ вынудилъ меня забрести на землю твоего отца.
Пердита. Лучше было-бы, если-бы Юпитеръ заставилъ васъ проклинать его. Вамъ, принцъ, чувство страха не можетъ быть извстно, но я не могу безъ ужаса подумать о громадной разниц въ нашемъ положеніи. Я но могу безъ ужаса подумать, что и вашъ отецъ, благодаря какой-нибудь случайности, можетъ забрести сюда такъ-же, какъ забрели вы… О, боги! Какъ вытянулось-бы его лицо, если-бы онъ увидалъ чудное свое произведеніе въ такомъ жалкомъ переплет? Что-бы онъ тогда сказалъ? И какъ выдержала бы я, разодтая въ неподходящіе для меня наряды, его суровый испытующій взглядъ?
Флоризэль. Не думай теперь ни о чемъ, кром радости. Сами боги, когда они нисходили до любви, принимали на себя видъ скотовъ. Юпитеръ обращался въ быка и ревлъ, зеленый Нептунъ въ козла и блеялъ, а Аполлонъ свои огнезолотистые покровы, какъ и я, мнялъ на платье простого пастуха. Никогда ихъ превращенія не совершались ради такой чарующей красоты и съ такою цломудренною цлью, какъ у меня. Поврь, что желанія мои не обгоняютъ чести, какъ и страсть не опережаетъ врности.
Пердита. Я предвижу, принцъ, что какъ бы ни были тверды ваши намренія, имъ не устоять противъ неизбжныхъ препятствій, которыя воздвигнетъ передъ вами непреклонная воля царя. Тогда сила необходимости потребуетъ одного изъ двухъ, или вамъ придется разстаться съ своими намреніями, или мн съ жизнью.
Флоризэль. Несравненная моя Пердита, не омрачай радости сегодняшняго праздника такими грустными мыслями. Я скоре перестану принадлежать отцу, чмъ теб, моя прелесть, кром тебя, я не могу принадлежать никому:— ни себ, ни кому-либо другому. Это слово я сдержу, хотя судьба, повидимому, говоритъ: ‘нтъ’. Будь-же весела, моя милая, дорогая! Разсй непріятныя свои мысли первымъ, что попадется теб на глаза. Вотъ приближаются твои гости. Пусть лицо твое озарится радостью, словно уже наступилъ день нашей свадьбы, который, какъ мы поклялись въ томъ другъ другу, долженъ настать рано или поздно.
Пердита. Будь къ намъ благосклонна, причудливая судьба.

Входитъ Пастухъ съ переодтыми Поликсеномъ и Камилло, затмъ Простакъ, Мопса и Доркаса.

Флоризэль. Вотъ и гости твои. Заставь себя принять ихъ какъ можно радушне и пусть румянецъ удовольствія разольется по нашимъ лицамъ.
Пастухъ. Постыдись, дочка! Когда моя старуха была еще жива, она въ этотъ день разомъ являлась и распорядительницей, и ключницей, и поварихой, и госпожей и служанкой. Всхъ она успвала привтствовать, всмъ успвала прислуживать, споетъ, бывало, псню и пропляшетъ въ свой чередъ… Суетится она, бывало, то въ середин, то на конц стола, дотрогиваясь до плеча то одного гостя, то другого. Лицо ея, бывало, горитъ отъ оживленія и отъ хлопотъ, а когда въ горл совсмъ пересохнетъ и она промочитъ его глоткомъ вина, вс должны были пить вмст съ нею. Ты-же стоишь въ сторон, словно не хозяйка и не распорядительница, а гостья. Прошу тебя, будь какъ можно привтливе съ двумя этими незнакомыми намъ гостями. Это самое лучшее средство познакомиться и даже подружиться. Полно, перестань краснть и покажи себя тмъ, что ты на самомъ дл, то-есть, хозяйкою празднества. Пригласи-же насъ участвовать въ празднеств и пожелать благоденствія твоимъ стадамъ.
Пердита. Добро пожаловать, дорогіе гости (Поликсену). Я являюсь сегодня распорядительницей и царицею празднества только по настоятельному желанію отца (Къ Камилло). Добро пожаловать, почтенный господинъ. Доркаса, передай мн цвты… Почтенные господа, здсь для васъ есть розмаринъ и рута, цвты эти всю зиму сохраняютъ и запахъ свой, и яркость своихъ красокъ. Предлагаю вамъ ихъ на добрую память, желаю вамъ всякой благодати. Повторяю, добро пожаловать на нашъ праздникъ.
Поликсенъ. Пастушка, красивая пастушка, ты хорошо длаешь, что предлагаешь намъ зимніе цвты: они намъ подъ лта.
Пердита. Почтенный господинъ, годъ приближается къ старости, и въ такую пору, когда лто прошло еще несовсмъ, а дрожащая зима еще не наступила, самыми красивыми цвтами считаются росписныя гвоздики и махровые левкои. Иные называютъ эти цвты незаконнорожденными дтьми природы. Такіе цвты у насъ въ сельскихъ садахъ не растутъ, а я не хлопочу о томъ, чтобы ихъ разводить.
Поликсенъ. Почему-же, красавица моя, пренебрегаешь ты этими цвтами?
Пердита. Потому что мн говорили, будто махровыми ихъ длаетъ не природа, а искусство.
Поликсенъ. А если-бы и было такъ? Природа совершенствуется при помощи средствъ, доставляемыхъ ею-же самою, такъ-что и то искусство, которое, какъ ты говоришь, длаетъ природу красиве, есть тоже дтище природы. Видишь, милая моя двушка, мы соединяемъ дикій стволъ съ боле облагороженнымъ прививкомъ и вслдствіе этого черенка, привитаго къ самой грубой кор, само дерево приноситъ боле утонченные плоды. Искусство улучшаетъ или, скоре, видоизмняетъ природу, но само оно все таки остается ея дтищемъ.
Пердита. Совершенно справедливо.
Поликсенъ. И такъ, разводи въ саду левкои и махровыя гвоздики и перестань называть ихъ незаконнорожденными.
Пердита. Ни за что на свт не посажу ни одного кустика, мн было-бы такъ-же совстно, какъ румяниться, чтобы заслужить похвалу этого молодого человка и тмъ возбудить въ немъ желаніе сдлать меня матерью… Вотъ для васъ еще другіе цвты: острая лавенда, мята, чеберъ, майоранъ, ноготки, засыпающіе вмст съ солнечнымъ закатомъ и въ слезахъ просыпающіеся съ его восходомъ. Все это цвты средины лта и ихъ, кажется, дарятъ людямъ также среднихъ лтъ… Добро-же, добро пожаловать.
Камилло. Если-бы я былъ бараномъ изъ твоего стада, я-бы забылъ о сочной трав и питался-бы только созерцаніемъ твоей красоты.
Пердита. Тогда вы такъ-бы исхудали, что январскіе втры продували-бы васъ насквозь (Флоризэлю). Ахъ, красивйшій изъ моихъ друзей, какъ жаль, что у меня нтъ весеннихъ цвтовъ, которые подходили бы къ вашей молодости (Крестьянамъ). Тоже скажу я и вамъ (Крестьянкамъ), и вамъ, подруги, на стебляхъ которыхъ еще не распустились двственныя распукольки!.. О, Прозэрпина, какъ жаль, что у меня нтъ теперь цвтовъ, въ испуг оброненныхъ тобою съ колесницы Плутона, какъ, напримръ:— ‘Царскія кудри,’ расцвтающія ране прилета ласточекъ и обворожающія своимъ благоуханіемъ порывы непостояннаго мартовскаго втра, фіалокъ, хотя и темныхъ, но боле прекрасныхъ, чмъ глаза Юноны, боле сладкихъ, чмъ дыханіе Цитереи, или блдныхъ буквицъ, умирающихъ въ безбрачіи ране, чмъ успетъ взглянуть на нихъ Фебъ во всей своей лучезарной сил, какъ это случается и со многими двушками. Зачмъ нтъ у меня яркаго ‘львинаго зва’, ‘царскихъ внцовъ’, лилій всхъ возможныхъ сортовъ! Я внкомъ изъ нихъ убрала-бы ваши головы и съ головы до ногъ осыпала-бы ими моего милаго.
Поликсенъ. Какъ осыпаютъ мертвыхъ?
Пердита. Нтъ, какъ ложе для любовныхъ игръ и для сладкаго отдыха, а если даже трупа, то не для его погребенія, а для успокоенія заживо въ моихъ объятіяхъ. Идите-же, берите отъ меня цвты. Сама на себя я произвожу впечатлніе дйствующаго лица изъ пастушескихъ представленій, какія я не разъ видала въ троицынъ день, а все благодаря сегодняшнему совсмъ не подходящему мн наряду, онъ совершенно измнилъ обычное настроеніе моего духа.
Флоризэль. Все, что ты длаешь въ настоящую минуту, превосходитъ прелестью все, сдланное тобою въ предыдущую. Когда ты, моя радость, начнешь говорить, мн постоянно хочется, чтобы рчь твоя длилась вчно, когда ты поешь, во мн является желаніе, чтобы ты покупала, продавала, молилась и подавала милостыню, исполняла вс домашнія обязанности не иначе, какъ съ пснью на устахъ. Когда ты отличаешься въ пляск, мн постоянно хочется, чтобы ты, превратившись въ морскую волну, вчно находилась въ такомъ движеніи, а не въ другомъ. Все, что-бы ты ни длала, каждый изъ твоихъ даже самыхъ обыкновенныхъ поступковъ, какъ въ общемъ, такъ и въ мельчайшихъ подробностяхъ, полны такого очарованія, что вс они полны и царственнаго величія, и царственнаго обаянія.
Пердита. Нтъ. Дориклесъ, похвалы ваши слишкомъ преувеличены. Не ручайся ваша юность и свойственный ей двственный румянецъ за вашу искренность, я, право, подумала-бы, что вы не то, чмъ хотите казаться, то-есть, не простой пастухъ. Если-бы оказалось такъ, я совершенно утратила-бы вру въ чистоту вашихъ намреній.
Флоризэль. Мн кажется, что у тебя такъ-же мало основаній сомнваться во мн, какъ у меня тебя обманывать. Пойдемъ-же, ты, вдь, дала слово танцовать со мною. Дай-же мн руку, моя Пердита, мы изобразимъ изъ себя пару горлинокъ, никогда не желающихъ разставаться.
Пердита. За врность другъ другу горлинокъ я готова поручиться.
Поликсенъ. Едва-ли такая хорошенькая простолюдинка когда-либо топтала траву на деревенскихъ лугахъ. Во всемъ, что она ни длаетъ, ни скажетъ, есть какая-то особенная прелесть, какъ будто ставящая ее выше людей ея состоянія и той среды, въ которой она родилась.
Камилло. Молодой человкъ нашептываетъ ей что-то такое, отъ чего кровь радостно бросается ей въ лицо. Она дйствительно можетъ быть названа царицей сливокъ и всякихъ другихъ молочныхъ продуктовъ.
Простакъ. Эй, музыканты, начинайте!
Доркаса. Если ты отдаешь предпочтеніе Мопс, совтую теб насться чесноку, чтобы не чувствовать запаха ея поцлуевъ.
Мопса. Ну, начнемъ… только въ тактъ.
Простакъ. Ни слова боле… ни одного слова! Мы стоимъ въ надлежащей позиціи. Эй, музыканты, начинайте-же!

Музыка. Пастухи и пастушки танцуютъ.

Поликсенъ. Скажи мн, добрый старикъ, кто тотъ красивый пастушекъ, съ которымъ танцуетъ твоя дочь?
Пастухъ. Зовутъ его Дориклесомъ. Онъ увряетъ, будто у него порядочное состояніе. Хотя я знаю это только изъ его словъ, но всетаки врю ему, видъ-то у него больно честный… Увряетъ онъ еще, будто влюбленъ въ мою дочь, врю я и этому, потому что мсяцъ никогда не глядитъ такъ охотно въ воду, какъ этотъ юноша въ глаза моей Пердиты. Онъ готовъ проводить въ такомъ занятіи цлые часы, словно стараясь прочесть въ нихъ каждую мысль… По правд говоря, мн кажется, что между его и ея любовью нтъ разницы даже на полпоцлуя.
Поликсенъ. Пляшетъ она премило.
Пастухъ. Какъ и все, что-бы она ни длала, хотя мн, можетъ-быть, и не слдовало-бы говорить этого о дочери. Но все равно!.. Если юный пастушекъ посватается за нее, онъ получитъ за нею такое приданое, что даже и не воображаетъ.

Входитъ слуга.

Слуга. Ахъ, хозяинъ, если-бы вы только послушали, какъ коробейникъ распваетъ у воротъ, вы никогда не стали-бы плясать подъ бубны да подъ соплки, даже и волынка не могла-бы васъ такъ разшевелить. Онъ поетъ одну псню за другою живе, чмъ вы считаете деньги. Онъ какъ-будто наглотался старинныхъ балладъ, а теперь он такъ и рвутся изъ его нутра. Вс слушаютъ его, развся уши.
Простакъ. Онъ не могъ придти боле кстати. Позови его сюда. Я до смерти люблю жалостныя баллады, если ихъ поютъ весело, и веселыя псни, если ихъ распваютъ жалостно.
Слуга. У него есть псни всякихъ размровъ и для мужчинъ, и для женщинъ. Ни одинъ продавецъ не найдетъ у себя каждому покупщику такъ по рук перчатки. У него самыя милыя любовныя псеньки для двушекъ и при томъ безъ всякаго сквернословія, что большая рдкость. У него, вмсто сквернословія, только такіе игривые припвы:— ‘Эй, вали ее, эй, коли ее!’ Другой, чортъ знаетъ, какихъ безобразій не приплелъ-бы къ этимъ словамъ, а у него выходитъ только мило и благородно. Когда-же какой-нибудь неотесанный олухъ начнетъ выискивать въ припв скверный смыслъ, пвецъ тотчасъ-же поворачиваетъ дло въ другую сторону и заставляетъ двушку отвчать:— ‘Не вали, не коли! Зла не длай мн!’ Такъ она этимъ и отдлывается: ‘Не вали, не коли! Зла не длай мн!’
Поликсенъ. Должно-быть, славный малый.
Простакъ. Должно-быть, великолпный! А каковы у него товары?
Слуга. Ленты всхъ цвтовъ радуги. Кружево всхъ узоровъ. Есть такія закорючки, какихъ не придумать даже самымъ опытнымъ законовдамъ-крючкотворамъ во всей Богеміи… При томъ покупай ихъ хоть оптомъ, хоть въ ровницу — плетенки, тесемки, полотна и всякія другія ткани. Все, что есть у него въ короб, онъ перечисляетъ въ стихахъ и воспваетъ ихъ не хуже, чмъ какихъ-нибудь боговъ или богинь… Онъ до того красиво описываетъ каждый рубчикъ, каждый воротъ, каждую вышивку, что подумаешь, будто рчь идетъ не о рубашк, а объ ангел!
Простакъ. Зови его, пожалуйста, поскоре, и пусть онъ войдетъ съ пснею.
Пердита. Предупреди его, чтобы онъ не вставлялъ въ свои псни никакихъ двусмысленныхъ словъ (Слуга уходитъ).
Простакъ. Ахъ, сестричка, ты и понятія не имешь, какія скрытыя достоинства бываютъ иногда у странствующихъ торгашей.
Пердита. Если он тайныя, я, добрйшій братикъ, не желаю ихъ открывать (Входитъ Автоликъ и поетъ).
Автоликъ. Полотно, какъ снгъ бло,
Крепъ, что ворона крыло,
Есть перчатки для двицъ,
Маски для носовъ и лицъ.
Есть товаръ на всякій вкусъ,
Ожерелья есть изъ бусъ,
Есть булавки и крючки,
И куренья, и платки,
И стишковъ новйшихъ томъ,
Все есть въ короб моемъ!
Милки, деньги вынимайте,
Подходите, покупайте!
Простакъ. Не будь я влюбленъ въ Мопсу, ты ничмъ-бы отъ меня не поживился, а такъ-какъ я въ нее врзался, то поневол придется купить лентъ и перчатокъ.
Мопса. Ты общалъ купить ихъ мн еще къ празднику, но и теперь подарки еще не опоздали.
Доркаса. Онъ общалъ теб еще что-то, но мужчины такіе обманщики!
Мопса. Теб онъ что общалъ, то и исполнилъ. Можетъ быть, ты еще получила отъ него что-нибудь сверхъ общанія.— Посмотримъ, какъ ты будешь краснть, когда придется отдлываться отъ излишка.
Простакъ. Неужто добродтель совсмъ исчезла между двицами? У нихъ, пожалуй, юбки скоро очутятся на томъ мст, гд должна-бы находиться голова. Мало того, что он о своихъ тайнахъ могутъ сколько угодно болтать съ глазу на глазъ во время стряпни, во время дойки коровъ и ложась спать, имъ еще надо заводить разговори объ этихъ тайнахъ даже при гостяхъ… Хорошо, что они сами заняты разговорами между собою… Прикусите же языки и ни слова боле.
Мопса. Я кончила. Ты общалъ мн подарить блестящаго галуна на поясъ и пару надушеныхъ перчатокъ.
Простакъ. Разв я не разсказывалъ теб, какъ меня ограбили на большой дорог? У меня отняли вс деньги.
Автоликъ. Въ самомъ дл, почтеннйшій господинъ, здшняя мстность кишитъ мошенниками, поэтому надо быть какъ можно осторожне.
Простакъ. Будь покоенъ, любезный: здсь у тебя ничего не отнимутъ.
Автоликъ. Вполн разсчитываю на это, иначе я не взялъ бы съ собою такихъ дорогихъ товаровъ.
Простакъ. Это у тебя что? Баллады?
Мопса. Ахъ, купи мн, пожалуйста, штуки дв или три. Я люблю печатныя баллады, какъ самую жизнь… Вдь, то, что напечатано, конечно, правда.
Автоликъ. Вотъ, напримръ, одна изъ нихъ. Въ ней заунывнымъ голосомъ распвается о томъ, какъ жена ростовщика разомъ разршилась отъ бремени двадцатью мшками съ деньгами, и о томъ, какъ ей посл родовъ захотлось пость мелко изрубленныхъ головъ ужей и жабъ.
Мопса. И вы думаете, что все это произошло на самомъ дл?
Автоликъ. О, конечно!— и при томъ не дале, какъ мсяцъ тому назадъ.
Мопса. Ни за что на свт не выйду замужъ за ростовщика.
Автоликъ. Въ баллад упоминается и о повивальной бабк, и о какой-то госпож Переносчиц встей, и о пяти или шести честныхъ женщинахъ, бывшихъ свидтельницами происшествія… Зачмъ сталъ-бы я разносить по свту ложь?
Мопса. Ахъ, купи мн, пожалуйста, эту балладу!
Простакъ. Хорошо. Отложимъ ее въ сторону. Посмотримъ сначала вс баллады, а потомъ перейдемъ къ другимъ товарамъ.
Автоликъ. Вотъ еще баллада. Ее приписываютъ рыб, которая появилась у берега въ среду восьмидесятаго апрля въ двухстахъ сорока тысячахъ футахъ надъ поверхностью моря и сочинила эту балладу противъ жестокосердныхъ двицъ. Говорятъ, будто сочинительница — женщина, превращенная въ холодную рыбу за то, что она не захотла осчастливить своимъ тломъ любившаго ее человка. Баллада очень жалобная и основана на настоящемъ происшествіи.
Доркаса. Въ самомъ дл на настоящемъ происшествіи?
Автоликъ. Она скрплена подписью пятерыхъ судей, а свидтельскихъ показаній столько, что он не вмстились бы въ моемъ короб.
Простакъ. Отложи въ сторону и ее. Дале что?
Автоликъ. Вотъ баллада, очень веселая и къ тому же очень хорошая.
Мопса. Ахъ, купи мн веселую.
Автоликъ. А вотъ еще веселая. Она поется на голосъ псни:— ‘Дв двицы любили мужчину’. На всемъ запад не найдется ни одной двушки, которая не пла бы ея. Ее раскупаютъ на расхватъ, говорю вамъ это, какъ честный человкъ.
Мопса. Об мы съ Доркасой знаемъ ее, если желаешь прослушать, пой за мужчину… Она, вдь, на три голоса.
Доркаса. Мы выучили ее уже съ мсяцъ назадъ.
Автоликъ. Я свою партію знаю, не собьюсь. Только вы то смотрите, не сбивайтесь… Ну, вниманіе! (Поютъ).
Автоликъ. Ну, прощайте навкъ: ухожу я отъ васъ,
А куда я иду, вамъ не слдъ узнавать.
Доркаса. Ахъ, куда ты?
Мопса. Куда ты?
Доркаса. Куда?
Мопса. Сколько разъ
Ты клялся ничего охъ меня не скрывать!
Доркаса. Да и мн ты клялся, другъ забывчивый мой,
Что разстаться во вкъ не ршишься со мной!
Мопса. Ахъ, скажи мн, куда направляешь ты путь:—
Въ городъ, въ лсъ иль въ село?
Автоликъ. Ни туда, ни сюда.
Доркаса. Но куда-жь ты?
Мопса. Куда?
Доркаса. Отвчай что-нибудь!..
Мн клялся ты.
Мопса. И мн.
Доркаса. Быть мн врнымъ всегда.
Мопса. Мн клялся ты сильнй, а сегодня вдругъ — что-жъ?
Ты не хочешь сказать мн, куда ты идешь.
Простакъ. Ну, псню мы допоемъ посл между собою: отецъ и двое его гостей, кажется, разговариваютъ о чемъ-то важномъ, не станемъ имъ мшать. Бери свой коробъ и иди за мною. Двочки мои, я накуплю обимъ вамъ подарковъ, только смотри, коробейникъ, чтобы все было самый первый сортъ! За мной, двочки!
Автоликъ. И сдеру же я съ него порядкомъ за эти подарки.
Нужны-ль тесемки, снурочки,
Къ вороту вашей сорочки,
Вкусныя утицы, а?
Шелкъ или нитки, плутовки,
Или уборъ для головки,
Модное что-нибудь, а?
Все вамъ принесъ коробейникъ —
Выманить деньги затйникъ
Можетъ товарами, да!

(Простакъ, Автоликъ, Доркаса и Мопса удаляются).
Входитъ слуга.

Слуга. Хозяинъ, тамъ пришли трое овцепасовъі трое козопасовъ, трое волопасовъ и трое свинопасовъ, вс они въ шерсти и называютъ себя ‘сатирами‘. Они просятъ позволенія проплясать свой танецъ. Хотя двицы, на томъ основаніи, что въ танц обходятся безъ нихъ, увряютъ, будто это не совсмъ танецъ, а одни только кривлянья да скачки, но даже и он отдаютъ ему справедливость въ томъ отношеніи, что лицамъ, привыкшимъ смотрть только на игру въ шары, такой танецъ, если онъ хорошо исполненъ, мояіетъ доставить удовольствіе.
Пастухъ. Не надо ихъ! Здсь и безъ нихъ было слишкомъ много всякихъ крестьянскихъ дурачествъ, вроятно, достаточно надовшихъ моимъ гостямъ.
Поликсенъ. Вы несправедливы. Плясавшіе до сихъ поръ нисколько не желали намъ надодать, они только старались насъ развлечь. Пусть попляшутъ и четыре тройки пастуховъ.
Слуга. Одна изъ этихъ троекъ увряетъ, будто плясала передъ самимъ царемъ. Даже самый неискусный изъ нихъ длаетъ прыжки не мене, какъ въ двнадцать футовъ съ половиною.
Пастухъ. Прекрати свою болтовню. Если этимъ добрымъ людямъ желательно взглянуть на пляску, пусть приходятъ плясуны, но только скоре.
Слуга. Они, хозяинъ, тутъ за воротами (Уходитъ).

Слуга возвращается. За нимъ входятъ двнадцать пастуховъ, одтыхъ сатирами, пляшутъ и удаляются.

Поликсенъ. Да, ддушка, впослдствіи ты узнаешь еще боле (Про себя). Не зашло-ли дло между ними слишкомъ далеко и теперь? Поэтому пора ихъ разлучить. Старикъ онъ простой, что у него на ум, то и на язык (Флоризэлю, проходящему мимо). Что съ тобою, красивый пастушекъ? У тебя на сердц, врно, есть нчто такое, что отвлекаетъ твое вниманіе отъ праздника. Въ дни молодости, прогуливаясь подъ руку съ возлюбленною, какъ теперь ты, я никогда не забывалъ надарить ей всякихъ бездлушекъ. Я опустошилъ бы весь коробъ торгаша и сложилъ бы къ ногамъ красавицы и шелкъ, и кружева, и вс другія драгоцнности, а ты, насколько я замтилъ, не раскошелился даже и на пустякъ. Если ты въ самомъ дл дорожишь расположеніемъ своей красотки, а ей вздумается истолковать твой поступокъ въ дурную сторону, приписать его недостатку щедрости, любви и вниманія, оправдаться теб будетъ довольно трудно.
Флоризэль. Почтенный старецъ, я знаю, что она не обращаетъ никакого вниманія на подобные пустяки. Т сокровища, которыя ей отъ меня нужны, спрятаны и заперты на ключъ у меня въ сердц, которое я уже отдалъ ей, но еще не выдалъ (Пердит). Дай мн излить сердце передъ этимъ старикомъ, очевидно испытавшимъ въ свое время, что такое любовь. Я беру твою руку, эту руку, такую же нжную, какъ пухъ голубки, такую же блую, какъ онъ или какъ зубъ эіопа, какъ чистйшій снгъ, дважды обвянный натискомъ свернаго втра..
Поликсенъ. Что же будетъ дале? Зачмъ ты такъ усердно гладишь руку и безъ того уже гладкую и блую?.. Но я перебилъ тебя. Послушаемъ, что еще скажешь ты самъ?
Флоризэль. Слушай и будь свидтелемъ.
Поликсенъ. А вотъ этому моему сосду тоже можно послушать?
Флоризэль. И ему, и всмъ, кому угодно. Пусть слова мои слушаютъ и небо, и земля, и весь міръ! Еслибы я носилъ на чел внецъ могущественнйшаго монарха и носилъ по заслугамъ, еслибы я былъ такимъ красавцемъ, такимъ оплачемъ, такимъ ученымъ, какихъ еще не видывалъ свтъ, вс эти неоцненныя блага не имли бы для меня никакой цны безъ ея любви. Я желалъ бы обладать всми ими только для нея, посвятилъ бы ихъ служенію ей одной или он были бы обречены на безплодную гибель.
Поликсенъ. Предложеніе щедрое.
Камилло. Оно доказываетъ сильную привязанность.
Поликсенъ. А ты, дочь моя, что ты-то скажешь ему въ отвтъ?
Пердита. Я не умю говорить такъ красно, какъ онъ, поэтому не могу ни сказать, ни придумать чего-либо, что было бы достойно его. Я по себ самой сужу объ искренности его чувствъ.
Пастухъ. Бери ея руку и условіе заключено, а вы, незнакомые друзья мои, будьте свидтелями при этомъ. Я отдаю ему руку дочери и постараюсь, чтобы ея приданое не было бы меньше его состоянія.
Флоризэль. Все приданое твоей дочери должно заключаться въ одной ея добродтели. Посл смерти одного человка я окажусь обладателемъ такихъ богатствъ, какія ни кому не могли даже присниться, поэтому он, конечно, покажутся достаточными, чтобы изумить и тебя. Но заканчивай же дло: пусть эти господа будутъ свидтелями, что слово дано съ обихъ сторонъ.
Пастухъ. Давай руку, а ты, дочь моя, давай свою.
Поликсенъ. Подожди, пастухъ!.. Постой минуту… (Флоризэлю). Есть у тебя отецъ?
Флоризэль. Есть… Однако, зачмъ этотъ вопросъ?
Поликсенъ. Знаетъ онъ о твоемъ намреніи?
Флоризель. Не знаетъ и никогда не будетъ знать.
Поликсенъ. Однако, насколько мн кажется, отецъ далеко не лишній гость за столомъ на брачномъ пиру сына. Прошу тебя, отвчай мн еще. Быть можетъ, отецъ твой выжилъ изъ ума и уже ничего не въ состояніи понимать въ длахъ? Можетъ быть, онъ совсмъ одурлъ, вслдствіе старости и болзни? Скажи, можетъ онъ разговаривать, слышать, различать одного человка отъ другаго, распоряжаться своими собственными длами?.. Можетъ быть, наконецъ, онъ уже не встаетъ съ постели и совсмъ впалъ въ дтство?
Флоризэль. Нтъ, добрйшій господинъ, ничего подобнаго нтъ. Онъ полируется полнымъ здоровьемъ и сохранилъ силы настолько, что это рдко встрчается у людей его лтъ.
Поликсенъ. Если это дйствительно правда,— клянусь сдою моею бородою,— ты поступаешь совсмъ не такъ, какъ слдовало-бы сыну, и наносишь отцу глубокое оскорбленіе. Если разсудокъ требуетъ, чтобы сынъ самъ выбиралъ себ жену, то тотъ-же разсудокъ предписываетъ, чтобы и отецъ, желающій имть достойное его потомство, высказалъ свое мнніе насчетъ выбора сына.
Флоризэль. Вполн съ тобою согласенъ, но, почтеннйшій мой господинъ, по причинамъ, которыхъ я не могу вамъ сообщить, я ни слова не скажу отцу о своихъ намреніяхъ.
Поликсенъ. Поврь мн, лучше, если онъ узнаетъ.
Флоризэль. Этого не будетъ.
Поликсенъ. Умоляю тебя, откройся ему во всемъ.
Флоризэль. Невозможно.
Пастухъ. И я говорю, сынъ мой, лучше пусть узнаетъ, чтобы выборъ твой не огорчилъ его впослдствіи.
Флоризэль. Повторяю вамъ:— это невозможно!.. Итакъ будьте свидтелями, что условіе насчетъ брака между нами заключено.
Поликсенъ (Являясь въ настоящемъ своемъ вид). Нтъ, юный сумасбродъ, котораго въ настоящую минуту я не желаю назвать сыномъ, я буду свидтелемъ тому, что бракъ расторгнутъ еще ране своего совершенія. Твои поступки такъ гнусны, что я не могу признать своимъ тебя, имющаго право наслдовать царскій скипетръ и желающаго промнять его на пастушескій посохъ. А ты, старый предатель, слушай! Мн очень жаль, что, повсивъ тебя, я укорочу твою жизнь всего на недлю или на другую. А теб, красивый образецъ молодой, но опытной чародйки, давно было извстно, кто тотъ дуракъ, кого ты улавливала въ свои сти…
Пастухъ. О, бдное мое сердце!
Поликсенъ. Я велю ободрать теб лицо терновыми шипами, такъ что красота твоя окажемся въ уровень съ твоимъ происхожденіемъ А ты, негодный мальчишка, знай, что я строжайше запрещаю теб видться съ этой куклой… Если-же до меня дойдетъ, что ты смешь хотя-бы вздыхать въ разлук съ нею, я лишу тебя царственнаго наслдія, откажусь признавать своимъ сыномъ, и мн ты будешь никакъ не ближе всякаго другаго потомка Девкаліона. Слушай внимательно мои слова, запомни ихъ хорошенько и сію-же минуту слдуй за нами ко двору.— Тебя, пастухъ,— хотя ты навлекъ на себя нашъ гнвъ,— мы на этотъ разъ избавляемъ отъ смертоносныхъ его ударовъ. Для тебя, же, по красот своей достойной быть женою не только любого пастуха, но даже и этого сумасброда, если-бы честь нашего рода не запрещала своимъ отпрыскамъ вступать въ бракъ съ простолюдинкой, я говорю:— ‘Если ты когда-нибудь осмлишься отворить ему дверь своего крестьянскаго жилища или обвить руками его шею, я придумаю казнь, которая покажется тмъ боле мучительной, чмъ нжне твое сложеніе’ (Уходитъ).
Пердита. Хотя я и понимала, что слова его предвщаютъ мн гибель, я не особенно испугалась его гнва. Два или три раза я готова была заговорить въ свою очередь и прямо сказать ему въ глаза, что солнце, озаряющее его дворецъ, не скрываетъ свтлаго своего лика отъ хижины простолюдина и одинаково свтитъ какъ для него, такъ и для насъ (Флоризэлю). Уходите сейчасъ-же. Я не разъ говорила вамъ, что воспослдуетъ изъ вашихъ черезъ-чуръ частыхъ посщеній. Умоляю васъ, заботьтесь только о своемъ счастіи, я-же, пробудившись отъ сладкаго сна, отрекшись отъ него на вки, снова примусь, какъ прежде, доить своихъ коровъ и плакать!
Камилло. Ну, старикъ, пока живъ, говори, какъ ты на это смотришь.
Пастухъ. Я не только не въ силахъ говорить или думать, но даже не смю припоминать того, что мн извстно (Флоризэлю). Ахъ, государь, вы погубили восьмидесятилтняго старика, надявшагося мирно сойти въ могилу, умереть на постели, на которой умеръ его отецъ, и вкусить вчный покой рядомъ съ его свято чтимыми костями. Теперь-же мн остается ожидать, что въ саванъ закутаетъ меня палачъ, что онъ-же зароетъ меня въ яму, въ которую съ лопаты священника не упадетъ ни одной горсти земли (Пердит). А теб, негодница! теб, проклятая! было извстно, что онъ царскій сынъ, и ты обмнялась съ нимъ любовными обтами… а за это я погибъ! Погибъ! Если-бы смерть пришла за мною ране назначеннаго часа, я умеръ-бы въ самую желанную минуту! (Уходитъ).
Флоризэль. Зачмъ ты смотришь на меня такими глазами? Я, правда, огорченъ, но нисколько не испуганъ, исполненіе моихъ намреній отложено, но он нисколько не измнились. Чмъ я былъ, тмъ и остаюсь. Чмъ боле-меня удерживаютъ, тмъ упорне я стою на своемъ, и я не допущу, чтобы меня, помимо моей воли, водили на помочахъ.
Камилло. Милостивйшій принцъ, вамъ извстенъ нравъ вашего родителя. Въ настоящую минуту онъ не потерпитъ никакихъ замчаній, да и не думаю, чтобы вы ршились приставать къ нему съ этимъ. Не думаю даже, чтобы онъ спокойно перенесъ ваше присутствіе, поэтому вамъ лучше не показываться ему на глаза, пока не утихнетъ его гнвъ.
Флоризэль. Я и не намренъ ему показываться. Если я не ошибаюсь, вы Камилло?
Клмилло. Онъ самый, принцъ.
Пердита. Сколько разъ я васъ предупреждала, что такъ оно и будетъ, сколько разъ говорила, что величіе мое продлится до тхъ только поръ, пока о немъ не узнаютъ другіе?
Флоризэль. Оно можетъ окончиться только тогда, когда я нарушу свои обты, если-же это случиться, пусть природа сдавитъ бока земли и сокрушитъ вс смена, пускающія въ ней корни. Смотри-же прямо всмъ въ глаза! Пусть отецъ лишаетъ меня наслдія, мн замнитъ его твоя любовь.
Клмилло. Послушайтесь добраго совта.
Флоризэль. Я и слушаюсь совта… но только собственнаго своего чувства. Если оно убдитъ мой разумъ, послдній окажется въ здравомъ состояніи, и я буду готовъ его слушаться, если-же нтъ, я призову на помощь безуміе, такъ-какъ оно боле способно сдлать меня счастливымъ, чмъ разумъ.
Камилло. Принцъ, средство это отчаянное.
Флоризэль. Пожалуй, такъ, но если оно поможетъ мн привести свои обты къ желанному концу, я долженъ считать его высокою добродтелью. Слушай, Камилло:— ни за вс почести, ожидающія меня въ Богеміи, ни за все то, что озаряется солнцемъ или таится въ ндрахъ земли, ни за то, что скрывается въ таинственной глубин морей, я не соглашусь измнить обтамъ, даннымъ мною возлюбленной. Вы всегда пользовались и пользуетесь уваженіемъ и довріемъ моего отца, поэтому я именно къ вамъ обращаюсь съ просьбой:— возвращаться ко двору я боле не намренъ, когда-же отецъ замтитъ мое отсутствіе, охладите своими разумными отвтами пылъ его гнва, я-же, отстаивая свою будущность, намренъ вступить въ ожесточенную борьбу съ судьбою. Узнайте сами и можете такъ-же передать это отцу, что я, если мн не дозволено обладать любимою двушкою на суш, намренъ ссть съ нею на корабль и переплыть моря. По счастливой случайности, неподалеку отсюда стоитъ на якор совершенно готовый къ отплытію корабль, который я приказалъ оснастить совсмъ съ другою цлью. Что-же касается избраннаго пути, вамъ незачмъ его знать, и это избавляетъ меня отъ труда посвящать васъ въ дальнйшія мои намренія.
Камилло. Я желалъ-бы, принцъ, чтобы вы поболе слушались благоразумныхъ совтовъ и съ большею строгостью относились къ самому себ, къ своимъ обязанностямъ.
Флоризэль. Одно слово, Пердита… (Къ Камилю) Съ вами я переговорю посл… (Отходитъ съ Пердитой въ сторону).
Камилло. Намреніе его бжать изъ Богеміи, кажется, непоколебимо. Какъ былъ-бы я счастливъ, еслибы исполненіе его желанія помогло исполненію моего собственнаго и я, ограждая его отъ опасностей, продолжая доказывать ему свою преданность, свое уваженіе, имлъ-бы возможность добраться до родной и много любимой моей Сициліи и до ея несчастнаго царя, настоящаго моего повелителя, котораго увидать мн хочется такъ давно.
Флоризэль. Добрйшій Камилло, пока — до свиданія. Мн предстоитъ исполнить очень важное дло, поэтому, прощаясь съ вами, я вынужденъ пренебречь обычными правилами вжливости (Направляется къ воротамъ).
Камилло. Государь, надюсь вы слыхали о незначительныхъ услугахъ, оказанныхъ мною вашему родителю, и о значительной моей преданности ему?
Флоризэль. Да, ваши безукоризненныя отношенія къ нему достойны величайшихъ похвалъ. Когда отецъ начинаетъ говорить о вашихъ заслугахъ, рчь его звучитъ, словно музыка, а желаніе вознаградить васъ, какъ слдуетъ, служитъ для него одной изъ главныхъ его заботъ.
Камилло. Прекрасно, государь! Если вы признаете, что я искренно люблю какъ самого государя, такъ и того, кто всхъ ему ближе, то-есть, вашу собственную августйшую особу, благоволите послушаться моего совта, если въ вашемъ твердо принятомъ намреніи еще возможно посл боле зрлаго обсужденія сдлать кое-какія измненія. Клянусь честью, что я укажу вамъ такую страну, гд вы встртите пріемъ, вполн достойный вашего высочества, и гд вамъ возможно будетъ неразрывными узами соединиться съ любимою двушкою, съ которой, какъ я вижу, ничто не можетъ васъ разлучить, кром вашей гибели, а отъ этого, разумется, да избавятъ всхъ насъ небеса. Между тмъ я въ ваше отсутствіе успокою вашего негодующаго отца и во что-бы то ни стало примирю его съ вами.
Флоризэль. Это будетъ почти чудомъ. Неужели оно возможно? Если такъ, вы, Камилло, боле, чмъ преданный человкъ, и я готовъ довриться вамъ вполн.
Камилло. Ршили вы, куда ухать?
Флоризэль. Еще нтъ. Такъ-какъ неожиданный нашъ отъздъ является слдствіемъ непредвиднныхъ обстоятельствъ, намъ приходится рабски повиноваться вол случая и, словно мухамъ, летть, куда дунетъ втеръ.
Камилло. Когда такъ, выслушайте меня. Если вы не желаете отказаться отъ вашего намренія бжать отсюда, отправьтесь въ Сицилію и вмст съ вашею принцессою явитесь прямо къ царю Леонту. Я вижу, что нтъ никакой возможности заставить васъ разлюбить Пердиту, одньте ее какъ приличествуетъ особ, раздляющей съ вами ложе въ качеств-ли жены или любовницы. Я заране вижу, какъ онъ встртитъ васъ съ распростертыми объятіями и станетъ у васъ, у сына, просить прощенія за несправедливую обиду, когда-то нанесенную отцу, какъ онъ будетъ цловать руки вашей юной спутниц и какъ въ немъ между грубостью и нжностью произойдетъ борьба, которая окончится тмъ, что первую онъ, какъ побжденную, изгонитъ въ ндра ада, а вторая станетъ возростать быстре, чмъ время, чмъ мысль!
Флоризэль. Скажи, достойнйшій мой Камилло, какимъ-же предлогомъ объясню я ему свое посщеніе?
Камилло. Скажите, что васъ прислалъ къ нему вашъ родитель, чтобы передать ему и привтъ, и утшеніе. То-же, какъ вамъ слдуетъ держаться относительно его, что говорить о тайнахъ, извстныхъ только намъ троимъ, я изложу для васъ письменно, чтобы вы во всхъ случаяхъ могли найтись, что ему отвчать, и чтобы онъ, видя изъ вашихъ отвтовъ, что вамъ извстны вс сокровеннйшія тайны, могъ убдиться, что вы дйствительно явились отъ родителя и говорите его устами.
Флоризэль. Благодарю, Камилло, такъ какъ совтъ вполн благоразуменъ.
Камилло. Да, онъ во всякомъ случа будетъ благоразумне, чмъ безразсудное странствованіе наудачу по бездорожнымъ морямъ, омывающимъ невдомые берега, гд у васъ не будетъ никакихъ надеждъ на помощь и гд, только-что избавившись отъ одной опасности, вы будете тотчасъ-же наталкиваться на другую. Даже ваши якоря, на которые вамъ придется возлагать вс свои упованія, едва-ли принесутъ вамъ много пользы, единственную услугу, которую они могутъ оказать вамъ, это дать возможность вашему кораблю остановиться на боле продолжительный срокъ на такомъ мст, гд вамъ, быть можетъ, совсмъ не хотлось бы останавливаться, гд каждая проведенная минута станетъ повергать васъ все въ большее и большее уныніе. Къ тому же вамъ должно быть извстно, что благополучіе — самая подходящая атмосфера для любви, тревога-же и огорченія не только сгоняютъ румянецъ съ ея лица, но даже измняютъ самую ея сущность.
Пердита. Это справедливо только на половину. Я думаю, что горе можетъ, правда, заставить поблекнуть свжесть и красоту, но измнить нашихъ чувствъ оно не въ состояніи.
Камилло. Такъ вотъ какъ вы разсуждаете? Ручаюсь, что жди вашъ отецъ еще хоть семь лтъ рожденія дочери, такой, какъ вы, ему не дождаться.
Флоризэлъ. Да, почтенный мой Камилло, она настолько-же выше насъ по нравственнымъ качествамъ, насколько ниже насъ по рожденію.
Камилло. Не могу высказать соболзнованія, что ей недостаетъ образованія, она способна научить даже того, кто поучаетъ другихъ.
Пердита. Не нахожу словъ, чтобы отвтить вамъ. Пусть отвтомъ послужитъ вамъ мое зарумянившееся отъ смущенія лицо.
Флоризэль. Ненаглядная моя Пердита!.. Но, боги, какъ тернистъ тотъ путь, по которому мы идемъ! Ты, Камилло, когда-то спасшій моего отца, спасающій теперь меня самого, врачующій вс раны нашей семьи, скажи, какъ мн быть? У меня нтъ средствъ, необходимыхъ для наслдника богемскаго престола, и я не могу достойнымъ образомъ показаться въ Сициліи…
Камилло. Вамъ, принцъ, нечего тревожиться на этотъ счетъ. Вы, вроятно, знаете, что все мое состояніе находится въ здшней стран. Вы получите столько денегъ и обоихъ васъ обмундируютъ такъ, что вс поврятъ, будто вы въ самомъ дл являетесь отъ имени родителя. Напримръ, принцъ, чтобы доказать, что вы ни въ чемъ не будете имть недостатка, позвольте сказать вамъ одно слово (Вс трое, разговаривая, отходятъ въ сторону).

Появляется Автоликъ.

Автоликъ. Ха, ха, ха! какъ глупа честность, а родная сестрица ея, доврчивость, тоже не изъ умныхъ! Я распродалъ всю свою мишуру, какъ то:— поддльные камни, ленты, стеклярусъ, стоянки съ духами, булавки, записныя книжки, баллады, ножи, тесемки, перчатки, завязки для башмаковъ, запястья, роговыя кольца, такъ что пустота въ моемъ короб теперь полнйшая… Между покупщиками происходила настоящая давка, каждый, чтобы первымъ купить у меня какую-нибудь бездлушку, такъ рвался впередъ, что можно было подумать, будто въ короб у меня находились только освященныя вещи и отъ пріобртенія ихъ зависло спасеніе души покупщика… Пока происходила давка, я замчалъ и запоминалъ, у кого кошелекъ набитъ потуже, а затмъ, разумется, заставлялъ память оказывать мн цнныя услуги. Въ особенности молодой дуралей, которому недостаетъ весьма немногаго, чтобы быть вполн разумнымъ человкомъ, до того влюбился въ пніе двченокъ, что до тхъ поръ не хотлъ успокоиться, пока не оказался обладателемъ всхъ моихъ балладъ съ словами и съ музыкой. Это такъ сильно привлекло ко мн остальное стадо, что казалось, будто у этихъ олуховъ замерли вс чувства, кром слуха. Вы могли щипать любую юбку, и никто бы этого не замтилъ. Ничего не было легче, какъ отрзать кошелекъ отъ пояса или ключъ отъ цпочки. Вс до того были поглощены пснями дуралея, вс до того наслаждались безсмыслицами, что большинство ихъ по праздничному набитыхъ кошельковъ перешло въ мое владніе. Не приди старикъ и не распугай народа своими жалобами на дочь — на царскаго сына, вс кошельки до одного были бы теперь у меня въ рукахъ.

Камилло, Флоризэлъ и Пердита снова выступаютъ впередъ.

Камилло. Мои письма, которыя прибудутъ въ Сицилію вмст съ вами, разсютъ послднія сомннія.
Флоризэль. А т, которыя вы надетесь добыть отъ Леонта?..
Камилло. Вполн удовлетворятъ вашего отца.
Пердита. Все, что вы говорите, кажется мн вполн разумнымъ, если-бы только на долю намъ выпала удача!
Камилло (Замтивъ Автолика). Это кто такой? Не нужно пренебрегать ничмъ, поэтому воспользуемся и этимъ человкомъ.
Автоликъ (Про себя). Если они подслушали то, что я сейчасъ говорилъ, мн не миновать вислицы.
Камилло. Послушай, любезный, почему ты такъ дрожишь? Не бойся, теб здсь никто не сдлаете ни малйшаго зла.
Автоликъ. Почтенный господинъ, человкъ я бдный.
Камилло. Продолжай имъ оставаться, этого преимущества никто у тебя не украдетъ. Однако, намъ надо вымнять у тебя вншній видъ твоей бдности. Сними съ себя свои лохмотья,— ты долженъ понять, что это крайне необходимо,— уступи ихъ вотъ этому господину, а самъ однься въ его платье. Хотя твоя одежда сравнительно съ его платьемъ не стоить ровно ничего, но ты получишь тмъ не мене придачу (Даетъ ему денегъ).
Автоликъ. Почтенный господинъ, я человкъ бдный (Про себя). Отлично знаю, кто вы такіе.
Камилло. Сдлай одолженіе, поторопись. Видишь, этотъ господинъ на половину уже раздлся.
Автоликъ. Такъ вы не шутите? (Про себя). Догадываюсь, въ чемъ тутъ штука.
Флоризэль. Ну, пожалуйста, поскоре!
Автоликъ. Положимъ, я уже получилъ придачу, но по совсти не могу ея взять.
Камилло. Ну, разстегивайся, разстегивайся! (Флоризэль и Автоликъ мняются платьемъ). Да исполнится относительно тебя мое пророчество, прекрасная и счастливая принцесса! Отойди куда-нибудь въ закрытое мстечко, надвинь на глаза шляпу твоего возлюбленнаго, закутай чмъ-нибудь лицо, перемни платье и, насколько возможно, преобрази весь свой настоящій видъ, женственные пріемы и походку, чтобы видъ твой не привлекалъ ничьихъ взглядовъ,— такъ какъ этого я боюсь всего боле,— и ты, никмъ не узнанная, могла бы добраться до корабля.
Пердита. Я вижу, что мн предстоитъ участвовать въ представленіи и какую именно роль придется играть.
Камилло. Это необходимо.— Кончили вы тамъ?
Флоризэль. Если бы я теперь попался на глаза отцу, онъ ни за что не призналъ-бы во мн сына.
Камилло. Эту шляпу снимите и надньте другую, принцъ! А вы, принцесса, идите, идите скоре… Прощай, пріятель.
Автоликъ. Прощай, почтенный господинъ.
Флоризэль. Ахъ, Пердита, чего мы чуть оба не забыли!.. Прошу тебя на пару словъ… (Оба отходятъ въ сторону).
Камилло. Посл ихъ отъзда я первымъ дломъ разскажу царю о ихъ побг и объясню направленіе по которому они бжали… Надюсь я также, что своимъ вліяніемъ достигну того, что онъ тотчасъ-же отправится за ними въ догоню, а я, сопровождая его, снова попаду въ Сицилію, по которой я тоскую совсмъ, какъ женщина.
Флогизэль. Итакъ, да придетъ къ намъ на помощь судьба! Пойдемте-же скоре къ морю.
Камилло. Да, чмъ скоре, тмъ лучше (Флоризэлъ, Пердита и Камилло уходятъ).
Автоликъ. Понимаю, въ чемъ дло! Не даромъ-же я слышу все. Настороженное ухо, врный взглядъ и проворная рука… все это необходимыя принадлежности для карманника… Необходимо также и хорошее обоняніе, чтобы вынюхивать поживу и служить помощникомъ для другихъ чувствъ… Я вижу, что, настоящее время какъ нельзя боле благопріятно для людей безчестныхъ. Обмна платья была бы очень выгодна даже безъ всякой придачи, а такая придача при обмн — просто роскошь!.. Право, можно подумать, что въ ныншнемъ году наши боги заодно съ нами, и мы можемъ длать по временамъ все, что бы намъ ни взбрело на умъ. Самъ принцъ, какъ я вижу, предпринимаетъ беззаконное дло, воровски убгая отъ отца съ поличнымъ въ рукахъ. Если-бы я не былъ убжденъ, что предупредить обо всемъ царя — дло честное, я сдлалъ бы это тотчасъ, но я полагаю, что скрыть отъ отца побгъ сына несравненно безчестне, поэтому я намренъ молчать и тмъ остаться врнымъ своему ремеслу (входятъ Простакъ и Пастухъ). Отойдемъ, однако, къ сторонк. Я предвижу, что моей дятельной голов снова предстоитъ работа. Человкъ предпріимчивый всюду находитъ себ дло: — и въ глухомъ переулк, и въ лавченк, и въ церкви, и на каждомъ судбищ, и на казни черезъ повшеніе другихъ воровъ.
Простакъ (Отцу). Ахъ, отецъ, ты сегодня такой странный, что я просто не узнаю тебя. Надо скорй объявить царю, что она подкидышъ, что въ ней нтъ ни крови твоей, ни плоти… Другого исхода я не вижу.
Пастухъ. Нтъ, выслушай меня только…
Простакъ. Нтъ, выслушай меня ты!
Пастухъ. Такъ говори скоре.
Простакъ. Если она не твоей плоти и крови, значитъ собственная твоя кровь и плоть не наносили царю ровно никакой обиды, поэтому твоя плоть и кровь не подлежатъ никакому наказанію. Покажи ему вещи, которыя ты нашелъ при ней, вс т тайные знаки, по которымъ ее можно признать, разумется, кром тхъ, что у нея на тл. Когда это будетъ сдлано, ты можешь припваючи ожидать ршенія суда.
Пастухъ. Я все разскажу царю, да, все, слово въ слово. Онъ узнаетъ вс проказы своего сына, который, желая сдлать меня царскимъ сватомъ, велъ себя самымъ предосудительнымъ образомъ, какъ относительно его, такъ и меня.
Простакъ. Да, сватомъ и никакъ не меньше. Тогда каждая унція твоей крови вздорожала бы непремнно, хотя я и не знаю, насколько именно.
Автоликъ (Про себя). О, премудрые болваны!
Пастухъ. Надо отправиться къ царю… То, что собрано въ этомъ узл, наврное заставитъ его почесать бороду.
Автоликъ. Ихъ доносъ, пожалуй, помшаетъ бгству моего господина.
Простакъ. Душевно желаю, чтобы намъ удалось застать царя во дворц.
Автоликъ. Хотя природа и не надлила меня честностью, мн иногда удается быть честнымъ случайно… Теперь прежде всего надо спрятать въ карманъ излишнія украшенія, придавшія мн видъ коробейника (Отвязываетъ фальшивую бороду и прячетъ ее въ карманъ). Эй, деревенщина, куда вы плететесь?
Пастухъ. Не во гнвъ будь сказано вашей милости — во дворецъ.
Автоликъ. Неужто у васъ есть тамъ дло? Какое? Къ кому? Что у васъ въ этомъ узелк? гд вы живете? чмъ занимаетесь? какой у васъ достатокъ? словомъ, объясните все, что слдуетъ про васъ знать.
Простакъ. Мы, добрйшій господинъ, народъ смирный.
Автоликъ, Лжешь! Вы народъ грубый и косматый! Я не допущу, чтобы мн такъ нагло лгали прямо въ глаза! Ложь пристала только торговцамъ, и они часто надуваютъ нашего брата-солдата, тогда-какъ мы платимъ имъ не смертоносными ударами стали, а звонкою, чеканною монетою! Выходить, что они даже и лжи-то не отпускаютъ намъ даромъ.
Простакъ. А вотъ вы, ваша милость, готовы были преподнести намъ подарокъ, да запутались сами, пока подносили.
Пастухъ. Вы,— съ вашего позволенія,— придворный?
Автоликъ. Съ моего-ли позволенія или безъ онаго,— я все-таки принадлежу ко двору. Разв ты не видишь, что у меня въ каждой складк сказывается придворная важность? Разв по моей походк не замтно, что я придворный человкъ? Разв твой носъ не чувствуетъ, что отъ меня такъ и разитъ дворомъ, а разв мое презрніе къ твоему низкому происхожденію не служитъ явнымъ доказательствомъ моего придворнаго величія? Ужъ не потому-ли ты сомнваешься въ моей близости ко двору, что я снисходительно и съ участіемъ разспрашиваю тебя о твоихъ крестьянскихъ длишкахъ?.. Я придворный съ головы до пятокъ, замедлить или ускорить исполненіе твоего дла при двор вполн въ моей власти, поэтому я приказываю теб подробно разсказать мн, въ чемъ оно заключается.
Пастухъ. У меня, милостивый господинъ, есть дло къ царю.
Автоликъ. А есть у тебя ходатай?
Пастухъ. Я,— съ вашего позволенія,— даже не знаю, что это такое?
Простакъ. Ходатаями, должно быть, называютъ при двор приносимыхъ въ даръ фазановъ. Скажи ему, что у тебя такого нтъ.
Пастухъ. Нтъ, почтенный господинъ, такого у меня нтъ… ни самца, ни самки.
Автоликъ. Какъ счастливы мы, что не принадлежимъ къ простонародью… Но судьба могла заставить и меня родиться такимъ-же, какъ эти олухи, поэтому я снисхожу до участія къ ихъ нуждамъ.
Простакъ. Онъ, должно-быть, какой-нибудь важный придворный, иначе и быть не можетъ.
Пастухъ. Да, платье у него богатое, но сидитъ оно на немъ нельзя сказать, чтобы ловко.
Простакъ. Это у него врно нарочно. При двор, чмъ важне люди, тмъ они кажутся чудне, и я ручаюсь, что онъ человкъ великій. Я заключаю это по тому, какъ онъ ковыряетъ у себя въ зубахъ.
Автоликъ. Что это у васъ въ узл?— Ящикъ?.. А что въ самомъ ящик?
Пастухъ. Въ этомъ узл и въ этомъ ящик, почтенный господинъ, хранятся тайны, которыя я могу открыть только царю, и царь узнаетъ ихъ въ тотъ-же мигъ, какъ только мн удастся добраться до него.
Автоликъ. Старикъ, не трать напрасно трудовъ.
Пастухъ. Почему-же, почтеннйшій?
Автоликъ. Въ настоящее время царя во дворц нтъ. Чтобы разсять свою грусть и провтриться, онъ на новомъ корабл вышелъ въ море. Если ты способенъ понимать хоть что-нибудь, ты долженъ знать, что онъ глубоко огорченъ.
Пастухъ. Знаю, почтеннйшій: — его огорчилъ сынъ, будто-бы задумавъ жениться на дочери пастуха.
Автоликъ. Если этотъ пастухъ еще не подъ стражей, пустъ онъ, какъ можно скоре, спасается бгствомъ. Пытки, которыя его заставятъ вынести, казни, которымъ его подвергнутъ, способны не только переломить становой хребетъ человка, но и разбить сердце чудовища.
Простакъ. Вы полагаете?
Автоликъ. И не одинъ онъ вынесетъ все, что умъ человческій можетъ придумать самаго мучительнаго, а царское мщеніе самаго горькаго, вс родственники его даже въ пятомъ колн попадутъ въ руки палача. Какъ ни ужасна такая мра, она, увы, необходима. Подумайте сами, статочное-ли это дло?— старый плутъ-пастухъ, какой-то мошенникъ овцеводъ вбилъ себ въ голову, что дочь его во что бы то ни стало должна породниться съ царской семьею!.. Иные говорятъ, что его за такую дерзость побьютъ каменьями, но такая смерть, по моему мннію, была бы для него слишкомъ милостивою. Въ наказаніе за намреніе перемстить престолъ страны въ овечью закуту, вс существующіе роды смерти, взятые разомъ, все таки покажутся слишкомъ снисходительными.
Простакъ. Вы говорите про какого-то дерзкаго овцевода, не слыхали-ли вы, есть у него сынъ?
Автоликъ. Да, есть, и съ него съ живого думаютъ содрать кожу. Дале его намажутъ медомъ и поставятъ въ такомъ мст, гд водится несмтное количество осъ, и такъ его продержатъ, пока не окажется, что онъ на три четверти мертвъ, и затмъ, намочивъ его водкой или какой-нибудь другою жгучею жидкостью и въ самый знойный день, какой только найдется въ календар, его, окровавленнаго, приставятъ къ кирпичной стн, и солнце до тхъ поръ не отведетъ отъ него своихъ огнепалящихъ взоровъ, пока его до смерти не задятъ мухи. Однако, зачмъ намъ разговаривать объ этихъ мерзавцахъ, объ этихъ предателяхъ, чьи преступленія такъ возмутительны, что кара за нихъ должна вызывать въ насъ не состраданіе, а только довольную улыбку?.. Вы мн кажетесь людьми честными, прямыми, поэтому скажите мн откровенно, какое дло есть у васъ къ царю?.. Если вы окажете мн достаточные признаки уваженія, я, пожалуй, отведу васъ на корабль къ царю, представлю ему обоихъ васъ и украдкой замолвлю ему словечко въ вашу пользу. Если есть на свт человкъ, могущій способствовать исполненію вашего желанія, человкъ этотъ передъ вами.
Простакъ. Онъ, повидимому, пользуется при двор значительною властью, поэтому подойди къ нему и предложи нсколько золотыхъ. Хотя я и слыхалъ, будто власть не ласковй косолапаго медвдя, но золото, говорятъ, и ее водитъ за носъ. Пусть червонцы изъ глубины твоего кошелька перейдутъ на ладонь его руки, и тогда намъ больше нечего будетъ бояться!.. Помни, что онъ говорилъ:— насъ могутъ побить каменьями, содрать съ живыхъ кожу…
Пастухъ. Если вы, почтеннйшій господинъ, согласитесь взять на себя хлопоты по нашему длу, вотъ вамъ все золото, какое я имю при себ… Я могу добыть еще столько-же и отправлюсь за нимъ сейчасъ-же. Пусть этотъ молодой человкъ въ мое отсутствіе останется у васъ въ залог, пока я не вручу вамъ всей суммы.
Автоликъ. Остальное я, разумется, получу тогда, когда дло будетъ сдлано?
Пастухъ. Такъ точно, почтеннйшій господинъ.
Автоликъ. Хорошо. Давай пока половину. Разв и ты тоже замшанъ въ дл?
Простакъ. До нкоторой степени и я, милостивйшій господинъ. Но хотя положеніе мое не изъ самыхъ завидныхъ, я все-таки надюсь, что съ меня не сдерутъ кожи.
Автоликъ. О, это ожидаетъ сына пастуха, пусть его повсятъ для примра.
Простакъ. Нечего сказать, утшительно, очень утшительно! Намъ необходимо добраться до царя, показать ему т чудесныя вещи, которыя у насъ въ рукахъ, и предстать совсмъ въ иномъ вид, чмъ до сихъ поръ. Необходимо, чтобы онъ узналъ, что Пердита теб не дочь, а мн не сестра, иначе мы погибли… Добрйшій господинъ, по окончаніи дла я дамъ вамъ столько-же золота, сколько и этотъ старикъ, и, какъ говоритъ онъ, останусь у васъ въ залог, пока вы не получите сполна всего общаннаго.
Автоликъ. Я врю вамъ и такъ. Идите впередъ, по направленію къ морскому берегу… Ступайте направо, я только мелькомъ загляну черезъ заборъ, а затмъ тотчасъ-же послдую за вами.
Простакъ. Для насъ этотъ человкъ,— можно сказать,— благословеніе небесъ.
Пастухъ. Онъ приказалъ идти впередъ, такъ мы и сдлаемъ. Его для нашего спасенія послало намъ само небо (Пастухъ и Простакъ уходятъ).
Автоликъ. Я чувствую, что будь у меня хоть малйшее поползновеніе къ честности, счастіе этого-бы не стерпло я покинуло-бы меня тотчасъ-же, а теперь добыча такъ и сыплется мн въ ротъ. Теперь у меня въ рукахъ двойная благодать:— во-первыхъ,— золото, а, во-вторыхъ, возможность быть полезнымъ принцу, моему доброму господину. Кто знаетъ, насколько об эти благодати могутъ способствовать дальнйшему моему преуспванію? Я отведу на корабль къ принцу обоихъ этихъ слпыхъ кротовъ. Если онъ сочтетъ за лучшее опять высадить ихъ на землю, то-есть, если онъ найдетъ, что въ просьб, съ которою они думаютъ обратиться къ царю, ничто не касается его лично, пусть онъ поступитъ со мною, какъ съ мошенникомъ, пусть назоветъ не въ мру услужливымъ бездльникомъ и тмъ научитъ меня не вмшиваться на будущее время не въ свои дла. Вдь я уже привыкъ къ обоимъ этимъ названіямъ со всмъ ихъ позоромъ. Во всякомъ случа, представлю обоихъ олуховъ принцу, можетъ-быть, изъ этого выйдетъ что-нибудь путное (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Въ Сициліи. Комната во дворц Леонта.

Входятъ Леонтъ, Клеоменъ, Діонъ, Паулина и другіе.

Клеоменъ. Государь, вами уже сдлано слишкомъ достаточно, чтобы уплатить священный долгъ скорби. Не осталось ни одной ошибки, которой вы не искупили-бы съ лихвою. Силою покаянія вы боле чмъ загладили вс свои былыя заблужденія… Послдуйте, наконецъ, примру небесъ:— забудьте сдланное вами зло, простите самого себя, какъ он васъ прощаютъ.
Леонтъ. Пока во мн жива память о ней и ея добродтеляхъ, я не въ состояніи забыть своей вины передъ нею и передъ ея дтьми, того зла, которое я сдлалъ самому себ. Какъ мн простить себя, когда я оставилъ свою страну безъ наслдника престола, свелъ въ могилу такую женщину, равной которой никогда не существовало на свт.
Паулина. О, государь, ваши слова слишкомъ, слишкомъ справедливы. Если-бы вы поочередно женились на всхъ существующихъ на свт женщинахъ и у каждой изъ нихъ, чтобы получить полное совершенство, взяли то, что было у нея самаго лучшаго, даже и тогда полученное вами совершенство не сравнялось-бы съ тою, которую вы убили своею несправедливостью.
Леонтъ. Убилъ!.. Да, твоя правда, я убилъ ее, но ты, напоминая объ этомъ, наносишь мн боле еще жестокій, боле смертоносный ударъ. Языкъ твой такъ-же горько упрекаетъ меня, какъ и моя мысль… Будь добра, говори мн объ этомъ какъ можно рже.
Клеоменъ. Лучше совсмъ не упоминать объ этомъ, добрйшая госпожа. Вы могли-бы выбрать тысячи предметовъ для разговора и боле полезныхъ по настоящему времени, и боле достойныхъ вашего добраго сердца.
Паулина. Вы принадлежите къ числу тхъ, кому желательно женить царя вторично?
Діонъ. А вы разв этого не желаете? Если такъ, вы только докажете, что не дорожите ни благомъ государства, ни памятью покойной царицы, что вы ни мало не думаете о бдствіяхъ, которыя могутъ обрушиться на родную страну, о тхъ смутахъ, которыя неизбжно возникаютъ въ нершительномъ и мало свдущемъ населеніи, если царь умретъ, не оставивъ прямого наслдника. Покойная царица вкушаетъ теперь блаженство на небесахъ, и всмъ, сохранившимъ о ней память, слдуетъ только радоваться за нее, а не скорбть. Что можетъ быть достойне гражданина, любящаго свое отечество, какъ не желаніе упрочить его благосостояніе при помощи вторичнаго брака царя съ достойною и доброю спутницею жизни?
Паулина. Посл умершей царицы, ни одна женщина не достойна такой чести. Къ тому-же боги требуютъ, чтобы ихъ таинственныя предопредленія были исполнены. Разв божественный Аполлонъ устами своего оракула не выразилъ совершенно опредленно,— сущность его отвта, я думаю, памятна всмъ,— что царю Леонту нечего ждать наслдника, до тхъ поръ, пока не будетъ отысканъ пропавшій ребенокъ? А ожидать совершенія такого чуда было-бы съ нашей стороны такою-же чудовищною нелпостью, какъ и ожиданіе, что мой погибшій Антигонъ выйдетъ изъ могилы и вернется ко мн снова, тогда-какъ онъ, по глубокому моему убжденію, погибъ вмст съ царственнымъ ребенкомъ. Нтъ моего совта государю противиться вол боговъ и возставать противъ ихъ ршенія (Леонту). Не заботьтесь о наслдник, онъ явится самъ собою: великій Александръ завщалъ свой внецъ достойнйшему, и наслдовалъ ему, вроятно, тотъ, кто оказался лучше другихъ.
Леонтъ. Добрая Паулина, я знаю, ты свято чтишь память Герміоны, и теперь боле чмъ когда-либо скорблю, что не всегда слушался твоихъ совтовъ… Если бы я имъ слдовалъ, чудные глаза моей царицы не были бы замкнуты навсегда, я до сихъ поръ продолжалъ бы любоваться ими и ловить сокровища, падавшія съ ея устъ.
Паулина. Богатйшій источникъ которыхъ никогда бы не изсякъ.
Леонтъ. Ты говоришь совершенную правду. Такой женщины, какъ Герміона, на свт не найдешь, поэтому нечего и говорить о вторичномъ брак. Жениться на другой, далеко не стоющей первой, и дать ей больше счастія, чмъ прежней, боле достойной! О, такая жестокая обида заставила бы загубленную мною жену выйти изъ могилы, воплотиться въ прежній свой земной образъ, войти на подмостки, на которыхъ толчемся мы, виноватые, и съ крикомъ, вырвавшимся изъ глубоко огорченной души, спросить:— ‘За что такая несправедливость? ‘
Паулина. И она поступила бы совершенно справедливо, если бы ей дана была такая способность.
Леонтъ. И укоры ея довели бы меня до того, что я непремнно убилъ бы вторую жену.
Паулина. Такъ же поступила бы и я, если бы была блуждающею тнью покойной. Я заставила бы васъ пристально вглядться въ глаза своей преемницы и спросила-бы: ужъ не за отсутствіе-ли блеска въ этихъ глазахъ избрали вы ее себ въ жены? Тогда я принялась бы кричать такъ громко, что въ ушахъ у васъ лопнула бы перепонка, и первыми моими словами было бы:— ‘Помни обо мн!’
Леонтъ. Глаза ея сіяли, какъ звзды, какъ настоящія звзды, а вс другіе только угасшіе уголья!.. Не бойся за меня, Паулина, даю теб слово, что на другой я не женюсь.
Паулина. Поклянитесь мн, что не женитесь безъ моего согласія.
Леонтъ. Спасеніемъ души моей клянусь, что никогда не женюсь.
Паулина. Господа, будьте свидтелями его клятвы.
Клеоменъ. Вы подвергаете его слишкомъ тяжелому испытанію.
Паулина. Я только въ томъ случа разршу его клятву, если онъ встртитъ другую, какъ дв капли воды похожую на первую.
Клеоменъ. Однако, послушайте…
Паулина. Будь по вашему! Если моему государю непремнно угодно жениться… Скажите, государь, угодно вамъ этого?— и если такъ, предоставьте мн выбрать для васъ новую супругу. Она будетъ уже не настолько молода, какъ первая, но окажется такою, что духъ Герміоны, если онъ бродить по земл, возрадуется, увидавъ эту женщину у васъ въ объятіяхъ.
Леонтъ. Неизмнно врная Паулина, женюсь я только тогда, когда ты сама укажешь мн невсту.
Паулина. Случиться это можетъ только тогда, когда воскреснетъ первая твоя жена, до тхъ-же поръ — никогда!

Входитъ Придворный.

Придворный. Какой-то молодой человкъ, выдающій себя за принца Флоризэля, сына царя богемскаго Поликсена, явился во дворецъ, вмст съ своею принцессою, молодою женщиною невиданной красоты, и желаетъ представиться вашему величеству.
Леонтъ. Что это значитъ? Такое скромное, никмъ не возвщенное прибытіе не согласуется съ высокимъ положеніемъ его отца. Оно говоритъ намъ заране, что посщеніе это слдуетъ считать не оффиціальнымъ, вполн обдуманнымъ и подготовленнымъ визитомъ, а только вынужденнымъ слдствіемъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ или крайности. Изъ кого состоитъ его свита?
Придворный. Всего изъ нсколькихъ слугъ низшаго разряда.
Леонтъ. Ты говоришь, что съ нимъ и его принцесса?
Придворный. Особа, совмщающая въ себ вс совершенства. Мн кажется, что солнце никогда еще не любовалось такою красотой.
Паулина. О, Герміона! Настоящее постоянно кичится собою и превозноситъ себя въ ущербъ прошедшему, далеко превосходящему его во всемъ, поэтому и ты, покоясь въ могил, должна уступить другой первенство красоты.— Вы, почтенный господинъ, сами говорили и даже написали на гробниц Герміоны:— ‘никогда не было и не будетъ ей подобной…’ Такъ, давъ волю поэтическому чувству, вы когда-то восхваляли красоту усопшей, хотя въ настоящее время эта надпись кажется холодне того праха, которымъ вызваны ваши слова. Теперь въ вашихъ прежнихъ чувствахъ произошелъ прискорбный отливъ, вы находите, что другая не только равна по красот прежней несравненной, но даже превосходитъ ее.
Придворный. Простите! Одна уже почти совсмъ забыта, а о другой,— прошу прощенія еще разъ,— вы сказали бы то же, что я, еслибы увидали ее. Молодая принцесса такое чудное созданіе, что захоти она создать новый культъ, вс поклонники прежнихъ божествъ отвернулись бы отъ своихъ кумировъ и стали бы поклоняться ей. Довольно одного ея взгляда, чтобы вс упали передъ нею ницъ.
Паулина. Мужчины, быть можетъ, но не женщины.
Придворный. Женщины полюбятъ ее зато, что она высокими своими качествами превосходитъ всхъ мужчинъ въ мір, мужчинъ же она покоритъ тмъ, что среди другихъ женщинъ она совершенная рдкость.
Леонтъ. Ступай, Клеоменъ, къ нимъ на встрчу и въ сопровожденіи самыхъ почтенныхъ своихъ друзей приведи юную чету въ наши объятія (Клеоменъ уходитъ, за нимъ нсколько придворныхъ). А все-таки не могу не сказать, что такой внезапный пріздъ очень страненъ.
Паулина. Еслибы нашъ принцъ,— настоящій драгоцнный камень среди дтей,— былъ живъ, онъ составилъ бы прекрасную пару съ прибывшимъ. Они, вдь, ровесники, родились въ одномъ и томъ же мсяц, одинъ вслдъ за другимъ.
Леонтъ. Прошу тебя, не напоминай о немъ, ты знаешь, что всякій разъ, какъ заговорятъ о немъ, я снова переживаю его смерть… Отъ одной необходимости увидать сына Поликсена можно сойти съ ума… а тутъ еще твои рчи о прошломъ!.. Вотъ они идутъ (Входитъ Кгсомснъ, за нимъ слдуютъ Флоризэлъ и Пердита). Сейчасъ замтно, принцъ, что ваша матушка была врна своему супружескому ложу, потому что въ васъ повторился живой образъ вашего родителя. Вы до того похожи на отца и обращеніемъ, и чертами лица, что, будь мн лтъ двадцать, я назвалъ бы васъ братомъ, какъ называлъ когда-то его, и сталъ бы напоминать вамъ о прежнихъ проказахъ, продланныхъ когда-то вмст. Добро же, добро пожаловать!… А вы, принцесса… нтъ, не принцесса, а богиня! Увы, я лишился подруги жизни, которая такъ же стояла выше всего земного, какъ вы, образуя съ принцемъ Флоризэлемъ совершеннйшую пару. Да, я утратилъ безцнную подругу и вмст съ тмъ по своей вин лишился общества и дружбы благороднаго вашего родителя, съ которымъ, не смотря на гнетущія меня скорби, мн сильно хотлось бы повидаться еще хоть разъ въ жизни.
Флоризэль. Я прибылъ въ Сицилію по его приказанію и привезъ вс привтствія, какія только царь и другъ можетъ поручить передать своему внценосному брату. Если бы немощи, неразлучныя съ преклонными лтами, не послужили препятствіемъ, онъ и самъ измрилъ бы и перескъ и земли, и воды, отдляющія его престолъ отъ вашего, и все это съ исключительною цлью повидаться съ вами. Онъ поручилъ мн сказать вамъ, что въ числ какъ умершихъ, такъ и живыхъ своихъ братьевъ-внценосцевъ не было и нтъ никого, кого бы онъ любилъ такъ, какъ любитъ васъ, государь.
Леонтъ. О, добрый, благородный мой братъ, какъ жестоко былъ я виноватъ передъ тобою и какъ сильно мучитъ меня теперь это сознаніе! Вашъ пріздъ, ваши ласковыя рчи являются живыми обвинителями, укоряющими меня за прошлыя ошибки, за продолжительное нежеланіе примириться. Повторяю еще разъ:— добро пожаловать, я радъ вашему прибытію, какъ радуется земля возвращенію весны (Указывая на Пердиту). Неужто и это очаровательное созданіе только затмъ ршилось подвергнуть себя всмъ опасностямъ морского путешествія и всмъ своенравнымъ причудамъ Нептуна, чтобы обрадовать своимъ посщеніемъ человка, вполн недостойнаго такого лестнаго вниманія, такого самоотверженія?
Флоризэль. Государь, она прибыла изъ Либіи.
Лконтъ. Гд царитъ воинственный Смалъ, могущественный государь, котораго одинаково боится и народъ?
Флоризэль. Да, оттуда. Царь на прощаніе со слезами высказалъ, что Пердита его дочь, и что разлука съ нею крайне для него тяжела!.. Да, оттуда-то мы, при помощи попутнаго южнаго втра, направились сюда, чтобы исполнить приказаніе отца и постить ваше величество. Прибывъ къ вашимъ берегамъ, я отправилъ обратно въ Богемію лучшую часть своей свиты, чтобы извстить моего отца и государя о благополучномъ окончаніи моего предпріятія въ Либіи, такъ же какъ и о благополучномъ своемъ прибытіи вмст съ женою въ ваше царство.
Леонтъ. Да очистятъ всемогущіе боги воздухъ этой страны отъ всякихъ вредныхъ примсей хоть на время вашего пребыванія у насъ! Вашъ отецъ человкъ превосходный, но какъ ни священна была для меня его личность, я жестоко передъ нимъ провинился. Чтобы наказать меня за это прегршеніе, разгнванныя небеса оставили меня бездтнымъ, а ему въ знакъ своего вполн заслуженнаго имъ благоволенія оставили такого сына, какъ вы, какъ нельзя боле достойнаго его добродтелей. Ахъ, какъ быль-бы я счастливъ, если бы предо мною тоже стояли родные сынъ и дочь, оба такіе-же прекрасные, какъ и вы!.

Входитъ Роджеро.

Роджеро. Государь, то, что мн предстоитъ сообщить вамъ, превосходитъ всякое вроятіе, и вы, конечно, не по врили-бы этому, если-бы доказательство не находилось на лицо. Царь богемскій посылаетъ вамъ поклонъ и проситъ васъ задержать его сына, который, пренебрегая своимъ саномъ и своими обязанностями и связавшись съ дочерью пастуха, бжалъ отъ отца и отъ высокаго своего предназначенія.
Леонтъ. Гд-же царь богемскій? Говори!
Роджеро. Здсь, въ город. Я только-что отъ него. Моя рчь безпорядочна, но это оправдывается моимъ изумленіемъ и даннымъ мн порученіемъ. Когда онъ спшилъ къ вашему двору, очевидно, желая догнать вотъ эту молодую чету, ему попались на встрчу отецъ и братъ этой мнимой принцессы, покинувшіе родину вмст съ наслдникомъ престола.
Флоризэль. Неужто Камилло мн измнилъ? Какъ могло это произойти, когда и честь его, и честность противостояли до сихъ поръ всмъ бурямъ.
Роджеро. Вроятно, такъ. Онъ прибылъ съ вашимъ родителемъ и тоже находится здсь, поэтому вы можете потребовать отъ него отчета лично.
Леонтъ. Кто? Камилло?
Роджеро. Онъ самый, государь. Я разговаривалъ съ нимъ, и онъ допрашиваетъ обоихъ бжавшихъ съ родины бдняковъ. Я никогда не видывалъ, чтобы кто-нибудь дрожалъ такъ сильно, какъ они: они падаютъ на колни, цлуютъ землю и каждую минуту клянутся, призывая въ свидтели небеса. Царь богемскій ничего не хочетъ слышать и только грозитъ имъ всевозможными смертями.
Пердита. Бдный мой отецъ! Небеса, допустившія чтобы насъ выслдили, очевидно, не желаютъ нашего брака.
Леонтъ. Разв вы еще не повнчаны?
Флоризэль. Нтъ еще, государь, и теперь намъ, вроятно, никогда не дождаться такого счастія. Мн сдается, что случится это не ране, чмъ когда звзды небесныя облобызаютъ глубокія долины. Надежды на успхъ у насъ слишкомъ сомнительны.
Леонтъ. Однако, ваша принцесса царская дочь?
Флоризэль. Будетъ ею, когда мы повнчаемся.
Леонтъ. Это, какъ я вижу, благодаря спшнымъ мрамъ вашего отца, дйствительно произойдетъ нескоро. Жалю, очень жалю, что вы навлекали на себя неудовольствіе человка, съ которымъ васъ связывалъ сыновній долгъ, искренно скорблю я о томъ, что и происхожденіе избранной вами далеко не соотвтствуетъ ея красот, длающей ее вполн достойной стать вашею женою.
Флоризэль. Дорогая моя, подними голову. Если бы сама озлобившаяся противъ насъ судьба стала дйствовать заодно съ моимъ отцомъ, въ нашей любви не могло бы произойти никакихъ измненій. Умоляю васъ, государь, вспомните время, когда вы были не старше, чмъ я теперь, когда вы были способны любить такъ-же, какъ я люблю теперь, и пусть эти воспоминанія будутъ моими ходатаями передъ вами! Вамъ стоитъ только обратиться къ моему отцу съ просьбой, и какъ бы ни было затруднительно ея исполненіе, онъ такъ-же легко согласится на нее, какъ на самую маловажную бездлицу.
Леонтъ. Если бы дйствительно было такъ, я просилъ-бы его уступить мн любимую вами двушку, кажущуюся ему недостойной высокой чести сдлаться вашею женою.
Паулина. Государь мой и повелитель, въ глазахъ у васъ сохранилось слишкомъ много юношескаго огня. За мсяцъ до смерти ваша покойная жена была несравненно боле достойна вашихъ восторговъ, чмъ та, на которую вы смотрите теперь.
Леонтъ. О ней то я и думалъ, когда любовался этою двушкою (Фмризэлю). Однако, я еще не отвтилъ на вашу просьбу. Я немедленно отправлюсь навстрчу къ вашему отцу и, видя, что въ вашихъ желаніяхъ ничего нтъ противнаго чести, я готовъ взять ихъ и васъ подъ свое покровительство. Съ цлью вступиться за васъ, я отправлюсь теперь навстрчу вашему отцу. Идите-же за мною и посмотрите, какъ я примусь за дло. Идемте-же, дорогой принцъ (Вс уходятъ).

СЦЕНА II.

Въ Сициліи. Улица передъ дворцомъ Леонта.

Входятъ Автоликъ и Архидамъ.

Автоликъ. Скажите, почтенный господинъ, вы своими ушами слышали разсказъ?
Архидамъ. Да, я присутствовалъ и при вскрытіи узелка, и при разсказ старика, какъ онъ нашелъ этотъ узелокъ. Когда всеобщее изумленіе нсколько разсялось, всмъ намъ приказано было удалиться изъ комнаты. Когда я уходилъ, мн показалось, будто говорили, что старикъ нашелъ ребенка.
Автоликъ. Ахъ, какъ былъ-бы я радъ узнать, чмъ все кончилось.
Архидамъ. Я могъ сообщить вамъ только отрывочныя свднія о дл, но еще не сказалъ ни слова о разительной перемн, которая произошла въ цар Поликсен и въ Камилло. Они съ такимъ изумленіемъ смотрли другъ на друга, что казалось, будто ихъ вытаращенные глаза готовы были выскочить изъ своихъ впадинъ. Въ ихъ нмомъ молчаніи слышалась живая рчь, а ихъ движенія говорили краснорчиве всякихъ словъ. Глядя на нихъ, можно было подумать, что до нихъ дошли извстія объ искупленіи или о разрушеніи цлаго міра. Однако, какъ ни было очевидно ихъ изумленіе, даже самый проницательный наблюдатель не догадался-бы, въ чемъ было дло, и что такъ сильно волновало обоихъ — радость или горе? Во всякомъ случа было замтно, что каковъ бы ни былъ источникъ волненія царя и его приближенныхъ, оно происходило отъ самыхъ важныхъ причинъ… Вотъ идетъ еще кто-то изъ придворныхъ, можетъ, ему извстно боле, чмъ мн (Входитъ Роджеро). Что новаго, Роджеро?
Роджеро. Всюду готовятся зажигать потшные огни. Предсказаніе оракула исполнилось, дочь царя Леонта отыскалась. За одинъ какой-нибудь часъ совершилось столько чудесъ, что описать всего не были-бы въ состояніи даже слагатели балладъ (Входитъ управитель Паулины). Вотъ управитель Паулины, отъ него мы, быть можетъ, узнаемъ еще боле (Управителю). Ну, какъ идутъ дла? Все, что происходитъ здсь, до того похоже на старую сказку, что всему этому врится съ трудомъ. Дйствительно-ли правда, что нашъ царь отыскалъ дочь?
Управитель. Совершенная правда и при томъ правда, вполн доказанная обстоятельствами. Вообще доказательства до того единодушны, что можно подумать, будто не слышишь хода дла, а что все совершается у каждаго на глазахъ. Въ узл находился ящикъ, а въ немъ оказались мантія царицы Герміоны, ожерелье, найденное на ше малютки, и письмо Антигона, почеркъ котораго былъ признанъ всми за его собственный. Наконецъ, сходство двушки съ покойной матерью, ея величавый, царственный видъ, то врожденное благородство, которое сказывается въ каждомъ ея движеніи и которое было-бы совершенно непонятнымъ въ существ низкаго происхожденія, все это съ полною очевидностью свидтельствуетъ что предположеніе, будто эта двушка — дочь царя Леонта, вполн основательно. Присутствовали вы при встрч обоихъ царей?
Роджеро. Нтъ.
Управитель. Значитъ, вы прозвали самое любопытное, а этого не перескажешь. Вы бы увидали, какъ одна радость увнчивалась другою, слезы радости текли неудержимо, и казалось, будто осчастливленные люди провожаютъ горе потоками обильныхъ этихъ слезъ. И взгляды, и руки возносились къ небесамъ, а въ лицахъ произошла такая перемна, что людей узнавали не по чертамъ и не по выраженію лица, а только по платью. Нашъ царь, ничего не помня отъ радости, выходилъ изъ себя и, словно удрученный тяжкимъ горемъ, отчаянно кричалъ:— ‘О, гд твоя мать? Гд твоя мать!’ Онъ молилъ богемца о прощеніи, потомъ принимался горячо обнимать будущаго зятя, а отъ него снова переходилъ къ дочери и цловалъ ее, цловалъ безъ конца. Не забывалъ онъ также благодарить и стараго пастуха, стоявшаго тутъ-же въ вид полуразрушеннаго водопровода, бывшаго свидтелемъ царствованія не одного, а многихъ царей. Я никогда не слыхивалъ о другой подобной встрч, она невольно заставляетъ спотыкаться при передач ея и противится всякому описанію.
Роджеро. Скажите, пожалуйста, что сталось съ Антигономъ, взявшимъ на себя обязанность отвезти малютку?
Управитель. И тутъ опять старая сказка, которую все-таки продолжаютъ разсказывать, хотя никто уже ей не вритъ и каждый зажимаетъ уши, чтобы ея не слышать. Антигона разорвалъ на части медвдь, это показаніе сына пастуха, у котораго, помимо его дйствительно замчательнаго простодушія, невольно внушающаго полное довріе, сохранились платокъ и перстни, которые Паулина, признала за принадлежавшіе мужу.
Архидамъ. А что сталось съ его спутниками и съ тмъ кораблемъ, на которомъ онъ плылъ?
Управитель. Корабль потерплъ крушеніе въ ту самую минуту, когда хозяинъ его на глазахъ у пастуха растерзанъ былъ звремъ, такъ что вс участвовавшіе въ преступномъ дл погибли въ то самое время, когда малютка была найдена… Но поразительне всего была борьба между радостью и горемъ, которая произошла въ благородной Паулин. Однимъ глазомъ она, казалось, оплакивала гибель мужа, а возводя къ небу другой, благодарила боговъ за то, что предсказаніе оракула исполнилось. Она подняла съ земли стоявшую на колняхъ принцессу и стала обнимать ее такъ крпко, что думалось, будто она желаетъ, чтобы грудь двушки приросла къ ея груди, и вслдствіе этого новая разлука стала-бы невозможной.
Архидамъ. Такое зрлище было достойно такихъ-же царственныхъ зрителей, какъ и т цари, которые участвовали въ исполненіи.
Управитель. Одною изъ самыхъ трогательныхъ чертъ, именно чертою, выудившею изъ моихъ глазъ, если не рыбу, то обильные потоки слезъ, было то болзненное напряженіе мое вниманіе, съ какимъ дочь, переходя отъ одного тяжелаго ощущенія нотъ одного выраженія скорби къ другому, внимала откровенному разсказу кающагося отца о подробностяхъ смерти матери и о причинахъ, слдствіемъ которыхъ былъ эта смерть. Наконецъ, у нея вырвалось горькое восклицаніе: ‘увы!’ и она,— можно сказать,— залилась кровавыми слезами, по крайней мр, я ручаюсь, что мое сердце облилось въ эту минуту кровью. Даже самые безчувственные и твердые, какъ мраморъ, люди — и т измнились въ лиц, вс были растроганы до глубины души, инымъ сдлалось дурно. Если бы весь міръ былъ свидтелемъ этого зрлища, скорбь была бы всеобщею.
Архидамъ. Вернулись они во дворецъ?
Управитель. Нтъ еще. Принцесса услыхала, что у моей госпожи есть изваяніе во весь ростъ ея матери, надъ которымъ нсколько лтъ подрядъ трудился знаменитый итальянскій художникъ Джуліо Романо. Владй этотъ художникъ даромъ безсмертія, умй онъ вдыхать въ свои произведенія не кажущуюся, а настоящую жизнь, онъ отбилъ-бы у природы всхъ ея поклонниковъ, до того тождественны съ нею самою его поддлка подъ нее. Сходство изваянной Герміоны съ Герміоною настоящею до того поразительно, что каждый непремнно заговариваетъ съ нею и ждетъ отъ нея отвта. Туда-то, нетерпливо желая увидть изображеніе любимаго существа, теперь отправились вс и останутся тамъ ужинать.
Роджего. Я всегда предполагалъ, что въ этомъ уединенномъ жилищ таится что-нибудь очень важное, такъ какъ съ самой смерти Герміоны не проходило дня безъ того, чтобы Паулина не побывала тамъ по два или даже но три раза. Не пойти-ли и намъ туда, чтобы своимъ присутствіемъ увеличить число радующихся?
Архидамъ. Кто-же, имя возможность туда проникнуть, откажется отъ этого? Каждое мгновеніе ока можетъ вызвать какую-нибудь необычайную радость, и мы много потеряемъ, если этого не увидимъ. Идемте-же (Вс трое уходятъ).
Автоликъ. Не будь я съ головы до ногъ забрызганъ грязью прежней жизни, вотъ когда на меня градомъ посыпались-бы и почести, и деньги. Кто, какъ не я, привелъ и старика, и его сына на корабль принца? Кто, какъ не я, разсказалъ, что слышалъ разговоры о какомъ-то узелк и еще о чемъ-то, мн непонятномъ?.. Но въ эту минуту принцу было не до меня, онъ всецло былъ занятъ своею возлюбленною, у которой сдлался сильный припадокъ морской болзни. Да и самъ-то онъ не мене своей спутницы страдалъ тою-же болзнью, поэтому, за дурною погодою, тайна, которую я хотлъ открыть, такъ и осталась тайною… Я однако нисколько объ этомъ не тужу. Если-бы истина обнаружилась, благодаря мн, такой поступокъ съ моей стороны черезъ-чуръ сильно шелъ бы въ разрзъ съ остальными моими дяніями (Входятъ Пастухъ и Простакъ, оба одтые великолпно). Вотъ идутъ т, кого я облагодтельствовалъ противъ воли. Они, кажется, находятся въ полномъ разцвт благополучія.
Пастухъ. Ну, сынокъ, хотя я уже не въ такихъ лтахъ, когда можно надяться имть еще дтей, но я утшаю себя мыслью, что твои сыновья и дочери, вс отъ самаго рожденія будутъ дворянскаго званія.
Простакъ. Очень радъ видть тебя, почтеннйшій. Ты какъ-то недавно отказался подраться со мною на томъ основаніи, что я не дворянинъ по рожденію. Видишь теперь это платье? Посмй только отвтить, что не видишь его и что я не настоящій, не урожденный дворянинъ!.. Такая наглость съ твоей стороны будетъ равносильна заявленію, что и плащи на насъ будто бы не дворянскіе. Скажи, что я лгу, и ты мигомъ увидишь, дворянинъ я или нтъ.
Автоликъ. Теперь вы дворянинъ, я это знаю.
Простакъ. Я ни на минуту не переставалъ быть имъ за послдніе четыре часа.
Пастухъ. И я тоже, любезный.
Простакъ. Да, и онъ тоже. Но я сдлался дворяниномъ ране его, потому что царскій сынъ меня взялъ за руку и назвалъ своимъ братомъ, и только тогда оба царя позвали къ себ моего отца… Да, только тогда мой братъ — принцъ и моя сестра — принцесса назвали отца отцомъ… Мы заплакали, и это были первыя, пролитыя нами, дворянскія слезы.
Пастухъ. Надюсь, мой сынъ, что въ теченіе нашей жизни он будутъ не послдними.
Простакъ. О, разумется! Иначе это было бы чмъ-то несообразнымъ въ нашемъ извращенномъ положеніи.
Автоликъ. Смиренно прошу вашу милость забыть вс прежнія мои провинности противъ васъ и замолвить обо мн словечко моему господину принцу.
Пастухъ. Сдлай это, сынъ мой, для меня. Разъ мы возведены въ дворянское достоинство, мы и поступать должны по-дворянски.
Простакъ. Ты постараешься исправиться?
Автоликъ. Если это угодно вашей милости.
Простакъ. Дай мн руку. Я поклянусь принцу, что во всей Богеміи немного найдется такихъ честныхъ и врныхъ людей, какъ ты.
Пастухъ. Сказать ты это можешь, но уврять клятвенно не слдуетъ.
Простакъ. Какъ же не клясться, когда я теперь дворянинъ? Пусть всякая мелкота, простонародье да мщане ‘говорятъ’, а я, какъ дворянинъ, непремнно долженъ ‘клясться’.
Пастухъ. А если, сынъ мой, это неправда?
Простакъ. Хотя бы это была самая завдомая ложь, истинный дворянинъ долженъ клятвенно утверждать ее, если такою клятвою можно услужить пріятелю. Я подъ клятвою уврю принца, будто въ сущности ты отличный малый, съ сильными руками, и будто ты намренъ перестать пьянствовать… Я вполн убжденъ, что ты и не отличный, и не сильный малый, что пьянствовать ты не перестанешь, однако, я въ этомъ поклянусь, желая отъ души, что бы ты былъ и отличнымъ, и сильнымъ, и трезвымъ.
Автоликъ. Добрйшій господинъ, я употреблю вс усилія чтобы сдлаться и тмъ, другимъ, и третьимъ.
Простакъ. Да, во что бы то ни стало сдлайся и тмъ, и другимъ, и третьимъ. Если ты когда-нибудь посмешь напиться, оставаясь и не отличнымъ, и не сильнымъ, не врь мн, если я скажу, что это меня удивляетъ… Слушай! наши родственники — принцъ, принцесса и оба царя отправляются смотрть изображеніе покойной царицы… Итакъ, ступай за нами, ты найдешь въ насъ добрыхъ и снисходительныхъ господъ (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Въ Сициліи. Комната въ дом Паулины.

Входятъ Леонтъ, Поликсенъ, Флоризэлъ, Пердита, Камилло, Паулина, придворные и свита.

Леонтъ. Добрая и умная Паулина, какимъ великимъ утшеніемъ я обязанъ теб.
Паулина. Царь и повелитель мой, намренія у меня всегда были хорошія, если нельзя того же сказать о моихъ поступкахъ. За вс услуги вы вознаградили меня съ лихвою, но то, что вы, какъ и внценосный вашъ братъ, вмст съ обрученною четою, удостоили своего посщенія мое скромное жилище, превышаетъ вс мои заслуги, и у меня не достаетъ и никогда не достанетъ словъ, чтобы выразить вамъ свою благодарность за такую неоцненную милость.
Леонтъ. Мы своимъ посещеніемъ доставили теб одно безпокойство. Намъ хотлось взглянуть на изображеніе покойной нашей царицы. Мы не безъ значительнаго удовольствія уже осмотрли твою картинную галлерею, осмотрли много рдкихъ вещей, но не видали еще того, на что особенно хотлось взглянуть и намъ самимъ, и нашей дочери, именно — изображенія ея матери.
Паулина. Какъ не имла она себ равной при жизни, такъ, надюсь, и мертвое ея изображеніе превзойдетъ все виданное вами до сихъ поръ, все, что до сихъ поръ создано было рукою человка! Вотъ почему изображеніе это стоитъ особо, и я приберегла его для конца… Оно находится здсь. Приготовьтесь увидать его, приготовьтесь увидать произведеніе искусства, боле похожее на настоящую жизнь, чмъ сои ь бываетъ похожъ на смерть. Смотрите и скажите хорошо-ли? (Откидываетъ занавску, за которою видна статуя). Ваше молчаніе мн по-сердцу, оно ясне словъ выражаетъ ваше изумленіе… А все-таки говорите… И прежде всхъ вы, мой повелитель:— похожа?
Леонтъ. Совсмъ какъ живая! Укоряй меня, безцнный мраморъ, чтобы я могъ принять тебя за живую Герміону! Или, нтъ, лучше не укоряй!.. Это придаетъ теб еще боле сходства съ нею, потому что она была кротка, какъ младенецъ, какъ само незлобіе, но, дорогая Паулина, есть и несходство: у Герміоны не было на лиц ни одной морщины, она казалась несравненно моложе, чмъ эта.
Поликсенъ. Да, въ самомъ дл такъ.
Паулина. Это длаетъ еще боле чести необыкновенному искусству художника. Прибавивъ ей шестнадцать лтъ, онъ изобразилъ ее такою, какою она была-бы на самомъ дл теперь, если-бы продолжала жить.
Леонтъ. Да, если-бы она продолжала жить, она продолжала бы радовать меня такъ-же, какъ жестоко терзаетъ теперь. Такою стояла она, полная такого же величія, когда я просилъ ея руки… Величіе то-же, но тогда оно не было такимъ холоднымъ, какъ теперь, въ немъ чувствовалась жизнь, теплота!.. О, какъ мн стыдно за себя! Не укоряетъ-ли меня этотъ мраморъ за то, что я былъ жестче, безчувственне его самого, былъ боле каменнымъ, чмъ самый камень?.. О, царственное изваяніе! Въ твоемъ величіи есть что-то волшебное, оно своими чарами пробуждаетъ въ моей памяти вс прежніе мои проступки, оно сковываетъ въ изумленной твоей дочери всякое проявленіе жизни такъ, что даже ее можно принять за такое-же изваяніе, какъ и ты.
Пердита. Считайте это суевріемъ, но не мшайте мн. Дайте мн на колняхъ принять у нея благословеніе… Дорогая царица, безцнная моя мать, ты, разставшаяся съ жизнью, когда я только-что явилась на свтъ, дай мн облобызать твою руку.
Паулина. Осторожне! Статуя только недавно выкрашена и краски не успли еще высохнуть, какъ слдуетъ.
Камилло. Государь, ваша скорбь до сихъ поръ — живая рана, которую тщетно обввали своимъ дыханіемъ шестнадцать зимъ и столько-же разъ повторявшееся лто, но не могли ея изсушить. Даже радость, и та рдко бываетъ настолько живуча, а горе обыкновенно убиваетъ себя несравненно ране.
Поликсенъ. Дорогой братъ, позволь тому, кто былъ виновникомъ всхъ бдъ, взять у тебя такую долю скорби, отъ которой ты захочешь освободиться и которую захочешь взвалить на него.
Паулина. Право, государь, если бы я знала, что моя статуя,— такъ-какъ она въ самомъ дл моя,— произведетъ на васъ такое тяжелое впечатлніе, я-бы вамъ ея не показала.
Леонтъ. Нтъ, не задергивай еще завсы.
Паулина. Вамъ не слдуетъ смотрть на нее слишкомъ долгу, иначе, пожалуй, разыграется воображеніе, и вамъ начнетъ казаться, будто она движется.
Леонтъ. Оставь! Оставь! Я бы желалъ быть уже мертвымъ, хотя мн кажется, что я и такъ уже не живу… О, кто создалъ такое чудное произведеніе?.. Братъ, смотри! Разв не поклянешься, что оно живетъ, что настоящая кровь переливается въ его жилахъ.
Поликсенъ. Да, произведеніе дйствительно мастерское. Статуя совсмъ какъ живая, чудится, будто въ губахъ есть теплота.
Леонтъ. А неподвижные глаза будто движутся. Искусство, очевидно, издвается надъ нами.
Паулина. Я задерну занавску. Мой государь въ такомъ восторг, что ему скоро покажется, будто статуя въ самомъ дл живая.
Леонтъ. О, милая Паулина, дай мн воображать это цлые годы, цлые десятки лтъ! Холодный разумъ всего міра не можетъ дать такого блаженства, какъ это безуміе! Дай мн смотрть и смотрть безъ конца.
Паулина. Мн жаль, государь, что я такъ сильно васъ разстроила, я боюсь, какъ-бы вы не разстроились еще боле.
Леонтъ. Не бойся, Паулина! Такое разстройство дйствуетъ слаще и благотворне всякихъ утшеній. Мн все кажется, будто отъ ноя ветъ жизнью… а разв самый искусный рзецъ мои, когда-нибудь изваять жизнь, дыханіе… Не смйтесь никто надо мною, мн хочется разцловать ее.
Паулина. Не длайте этого, государь! Краска на ея губахъ еще сырая. Вы попортите статую, если поцлуете ее, да и свои губы испачкаете краской и масломъ… Не задернуть-ли занавски?
Леонтъ. Нтъ, я этого не дозволю! Цлыхъ двадцать лтъ не дозволю!
Пердита. И я могла-бы простоять здсь столько-же лтъ, смотрть и не насмотрться.
Паулина. Довольно! Или уйдите изъ этой часовни, или приготовьтесь увидть новое чудо. Если вы въ состояніи вынести такое зрлище, я въ самомъ дл заставлю статую двигаться, сойти съ цоколя и взять васъ за руку. Хотя я и ручаюсь, что нтъ ничего подобнаго, вы непремнно подумаете, будто мн помогаетъ нечистая сила.
Леонтъ. Я съ восторгомъ готовъ смотрть на все, чтобы ты ни заставила ее сдлать! Что-бы ни заставила ее говорить, я все стану слушать съ наслажденіемъ. Вдь и заставить ее говорить, не правда-ли, такъ-же легко, какъ привести въ движеніе?
Паулина. Вамъ необходимо пробудить въ себ полную вру. Стойте недвижимо… А тотъ, кто думаетъ, будто я прибгаю къ волшебству, можетъ уйти.
Леонтъ. Скорй, скорй! Ручаюсь, что никто не тронется съ мста.
Паулина. Музыка, играй и пробуди ее! (Музыка). Время настало!.. Пора теб перестать быть камнемъ, приблизься къ намъ и порази изумленіемъ всхъ, смотрящихъ на тебя. Подойди-же къ намъ, я засыплю твою могилу… а ты стряхни съ себя оцпенніе смерти и снова вернись къ драгоцнной жизни… Подходи-же, подходи! (Герміона медленно сходитъ съ цоколя). Видите, она движется. Слышите?— Къ ея поступкамъ нечистая сила будетъ причастна такъ-же мало, какъ и къ моему волшебству. Не отшатывайтесь отъ нея! Этимъ вы убьете ее снова, убьете вдвойн. Подайте ей руку. Когда она была молода, вы искали ея взаимности, теперь, постарвъ, она ищетъ вашей.
Леонтъ (Обнимая Герміону). Руки ея теплы. Если это колдовство, пусть оно сдлается такимъ-же обыкновеннымъ явленіемъ, какъ, напримръ, да.
Поликсенъ. Она обнимаетъ его!
Клмилло. Обвила руками его шею!.. Если въ ней дйствительно есть жизнь, пусть она также заговорить.
Поликсенъ. Объясните также, гд она пребывала, какъ спасена отъ смерти?
Паулина. Если я скажу вамъ, что она жива, вы засметесь надъ моими словами, какъ надъ старой сказкой, а между тмъ вы сами видите, что она жива, хотя еще не говоритъ. Повремените немного. Выступите вы теперь, прелестная принцесса, станьте на колни передъ матерью и попросите, чтобы она васъ благословила. Взгляните и вы. царица!— Ваша пропадавшая дочь отыскалась (Подводитъ къ Герміон Пердиту, послдняя опускается на колни).
Герміона. О, милосердые боги, взгляните милостивымъ взоромъ на мою дочь и изъ священныхъ вашихъ фіаловъ излейте на ея голову вс дары благодати. Теперь, родная моя, разскажи, какъ ты спаслась, гд жила, какими судьбами попала ко двору отца? Отъ меня-же ты узнаешь, какъ я, услыхавъ отъ Паулины предсказаніе оракула, подавала надежду, что ты жива, для того только и сохранила себя, чтобы увидть, какъ исполнится предсказаніе.
Паулина. Придетъ время, когда она разскажетъ вамъ все, но съ этимъ спшить нечего, не то и отъ васъ, пожалуй, потребуютъ того-же, а такой разсказъ только омрачитъ вашу радость. Вы, которымъ неожиданныя событія принесли столько благополучія, ступайте вс вмст, подлитесь со всми своимъ необъятнымъ счастіемъ. А я,— состарившаяся горлица, усядусь на какомъ-нибудь изсохшемъ суку и до самой смерти буду горевать о своемъ добромъ Антигон, котораго мн никогда уже не увидать.
Леонтъ. Перестань, Паулина! Ты должна принять изъ моихъ рукъ мужа, какъ я изъ твоихъ принимаю жену. Это наше условіе, и мы оба поклялись исполнить его свято. Ты возвратила мн жену. Какъ ты спасла ее — объяснится впослдствіи, такъ какъ подобное чудо непремнно потребуетъ объясненія. Вдь я своими глазами видлъ ее мертвою или, по крайней мр, думалъ, что она умерла… и сколько разъ я тщетно молился на ея могил. Достойнаго тебя мужа отыскивать мн придется не долго: онъ на лицо, и его чувства къ теб давно мн извстны. Подойди, Камилло, и возьми ее за руку. Она блистательно доказала, какая она превосходная женщина, за ея добродтели, за ея честность ручаются теб два царя… Идемте-же отсюда… Или нтъ, погодите. Герміона, взгляни на нашего брата. Простите, что я несправедливо заподозрилъ ваши безупречныя души въ гнусной измн. Вотъ твой будущій зять, сынъ Поликсена, волею небесъ обрученный съ нашею дочерью. Добрая Паулина, веди насъ куда-нибудь, гд бы вс мы на досуг могли и разспрашивать и разсказывать о той роли, которую каждый изъ насъ исполнялъ за долгій промежутокъ, начавшійся со дня нашей разлуки. Веди насъ, Паулина, веди скоре (Вс уходятъ).

ПРИМЧАНІЯ

‘Зимняя сказка’ впервые появилась въ in folio 1623 года, во объ пей упоминается уже въ 1611 году, въ дневник нкоего доктора Формана, который подробно разсказалъ ея содержаніе. Съ другой стороны, намъ извстно, что въ ноябр мсяц того же года она была играна при двор, какъ объ этомъ упоминается въ актахъ Mastor’а of the Revels, сэра Джорджа Бока: ‘А play called the winters nightes Tayle’. Ho такъ какъ соръ Бокъ только въ 1610 году вступилъ въ эту должность, то мы имемъ право заключить, что ‘Зимняя сказка’ была написана въ 1609 году. Съ другой стороны мы знаемъ, что Шекспиръ пересталъ писать для театра и удалился въ Стратфордъ ‘на покой’ въ 1613 году или около того времени. Такимъ образомъ, ‘Зимняя сказка’ вмст съ ‘Цимбелиномъ’ и ‘Бурей’,— принадлежитъ къ послднему періоду литературной дятельности Шекспира. Эта пьеса составляетъ какъ бы переходъ отъ трагедіи къ полу-романтической драм. Самое названіе — ‘Зимняя сказка’ — какъ бы указываетъ на намреніе поэта выйти изъ условнаго круга дйствительности, или, врне, изобразить эту дйствительность преображенной въ мір фантазіи. Какъ и въ настоящей народной сказк, мы имемъ здсь дло съ какими-то невдомыми странами и государствами, которыя, хотя и носятъ названія, упоминаемыя въ географіи, но, тмъ не мене, являются баснословными. Шекспировская Богемія находится у самаго моря и только этимъ моремъ отдлена отъ Сициліи, какъ въ Богеміи, такъ и въ Сициліи во глав управленія стоятъ какіе-то фантастическіе короли, въ какую эпоху происходитъ дйствіе — тоже неизвстно, потому что одинъ изъ этихъ королей отправляетъ своихъ пословъ къ дельфійскому оракулу. Однимъ словомъ, это вполн баснословный міръ зимней сказки, да и самая драма, основанная на этой сказк, иметъ сказочный характеръ. Между первымъ и послднимъ дйствіями проходитъ шестнадцать лтъ, поэтъ то и дло переноситъ насъ изъ Сициліи въ Богемію и наоборотъ, и самое Время, играющее въ произведеніи такую значительную, хотя и неопредленную роль, выступаетъ самолично, объясняя намъ, почему оно переноситъ насъ изъ одной эпохи въ другую съ быстротою молніи.
Стр. 168. ‘Долженъ быть приличенъ и опрятенъ, погршаетъ противъ одного и другого одинъ рогатый скотъ’.— Тутъ игра значеніемъ слова neat — чистый, чистоплотный и рогатый скотъ.
Стр. 170. ‘Но я пилъ, видя, что въ кубк сидитъ паукъ’. По народному англійскому поврью, пауки считались ядовитыми. Въ дл сэра Томаса Оверберга, дл, которое надлало много шуму въ царствованіе короля Якова ]-го, одинъ изъ свидтелей со стороны обвиненія сказалъ:— ‘Графиня Соммерсетская просила меня, чтобы я досталъ ей яду самаго сильнаго, а поэтому я купилъ для нея семь большихъ пауковъ’.
Стр. 198. ‘а когда коршуны начинаютъ свивать гнзда, не брезгаютъ и бльемъ’. Поселянки лсистыхъ мстностей приписывали пропажи мелкаго блья, вывшиваемаго для сушки, хищнымъ птицамъ, думая, что эти птицы таскаютъ его для своихъ гнздъ.
Стр. 198. Автоликъ былъ сынъ Меркурія, бога воровства, и прославился плутовствомъ своимъ даже боле, чмъ отецъ.
Стр. 203. Рута была эмблемой благодати, а розмаринъ — воспоминанія, памяти.
Стр. 207. ‘Лепты всхъ цвтовъ радуги. Кружева всхъ узоровъ’.— Здсь непереводимая игра значеніями слова points — кружева и крючки.
Стр. 219. ‘Входятъ двнадцать пастуховъ, одтыхъ сатирами, пляшутъ и удаляются’. Съ этимъ танцемъ соединено воспоминаніе объ одномъ мрачномъ событіи. Въ хроник Фруассара описанъ вечеръ, данный при французскомъ двор въ 1592 году, на этомъ вечер французскій король Карлъ VI и пять вельможъ: графъ де-Жуа, сиръ де-Пуатье, графъ де-Валантинуа, сиръ Фоксъ и сиръ Нантулье плясали, одтые сатирами. Вс пятеро были связаны другъ съ другомъ, король велъ ихъ. Герцогъ Орлеанскій приказалъ подойти слуг съ факеломъ, желая разсмотрть ихъ лица, къ несчастью, ихъ платье отъ факела загорлось, они не успли спастись: четверо погибли, только король и Фоксъ избжали смерти. Несмотря на это ужасное событіе, пляска сатировъ оставалась въ мод во Франціи, и Мельвиль разсказываетъ въ своихъ запискахъ, что пляска эта была введена при двор Маріи Стюартъ нкіимъ французомъ Бастіеномъ, и въ первый разъ была исполнена на праздник по поводу рожденія шотландскаго короля Якова VI, впослдствіи англійскаго короля Якова I.
Шекспир Вильям
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610
  2. Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610
  3. Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610
  4. Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610
  5. Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610
  6. Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610
  7. Король Генрих IV (Часть первая), Шекспир Вильям, Год: 1597
  8. Конец всему делу венец, Шекспир Вильям, Год: 1602
Электронная библиотека