Зимняя ночь, Авсеенко Василий Григорьевич, Год: 1885 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 29 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. АВСЕНКО

ПОВСТИ и РАЗСКАЗЫ

ТОМЪ ВТОРОЙ

ОЧАРОВАННЫЕ.— МИСХОРСКАЯ САКЛЯ.— ЗИМНЯЯ НОЧЬ.— МГНОВЕНЬЕ, — ГУБЕРНСКАЯ ПЕРИКОЛА.— ИСПАНСКІЙ ДВОРЯНИНЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Типографія В. В. Комарова, Фонтанка, No 74.
1885.

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

ПЕТЕРБУРГСКАЯ СКАЗКА.

Какія бываютъ скучныя комнаты! Огромная, длинная, проходная гостиная съ крашенымъ поломъ, на который какими-то домашними средствами наведенъ необычайный глянецъ, равняющійся паркету. Стны оклеены дешевыми блоперловыми обоями,— такими дешевыми, что если прислониться къ нимъ, то на плать останется млъ. На одной изъ дверей виситъ коротенькая портьера изъ малиноваго репса, а на другую, изъ передней, матеріи не хватило, и она украшена только Фестонами съ узенькою бахромою. Окна завшены пожелтлыми кисейными съ зубчиками занавсками, измятыми какъ затрепанное и замытое платье, и заложенными за кривыя бронзовыя ручки. Мебель, скупо и симметрично разставленная по стнамъ, покрыта расползшимися кое-гд по швамъ чехлами. Она полиняла и выгорла отъ солнца, но обновить ее показалось дорого, и потому повсили только новую портьеру. Подъ чехлами, кстати, удобно прятались обтертыя ножки со сломанными колесцами и замнявшими ихъ подставками. Узенькое зеркало закрывало только половину простнка. Оно состояло все изъ кусочковъ, искусно соединенныхъ переплетомъ, и наверху на немъ красовалась маленькая фарфоровая куколка, происхожденія которой никто не помнилъ, а на подзеркальник стоялъ, между двумя посеребренными подсвчниками, букетъ искусственныхъ цвтовъ, окруженный засохшими колосьями и какою-то неувядающею травою. Отъ этого букета, прикрытаго стекляннымъ футляромъ, вяло невыразимою унылостью. Гораздо лучше была живая герань и еще какія-то растенія на окнахъ, вырощенныя дома изъ черенковъ, и потому чрезвычайно прочныя. Когда лтомъ солнце, посл полудня, било въ окна и заставляло канареекъ метаться и трепыхать крыльями, въ этомъ уголк какъ будто чувствовалась жизнь и даже красота.

Но теперь былъ зимній вечеръ, канарейки спали, уткнувшись носиками подъ крылышки, и вмсто солнечныхъ лучей, комнату освщала керосиновая лампа изъ того сквернаго металла, который у насъ почему-то называютъ ‘темною бронзою’. Свтъ этой лампы падалъ на столъ, прикрытый плохенькою репсовою скатертью, на лежавшіе на немъ два истерзанные альбома и на раскрытую книгу. И еще на чудесную женскую головку, опущенную надъ книгою.

Какъ много значитъ одна такая головка! Она могла бы сообщить неотразимую привлекательность этой скучной комнат, заставить считать лучшими въ жизни часы, проведенные у этого столика, при свт этой отзывающейся керосиновымъ чадомъ лампы, подл этой чудесной головки… Но такого счастливаго человка еще не было.

Кое-какъ зачесанные съ утра, а теперь спутавшіеся, полосы упали короткими густыми прядями на маленькій лобъ. Отъ неровнаго освщенія они казались разныхъ оттнковъ: то свтлые съ металлическимъ плескомъ, то темные, мягкіе, какъ пушистый плюшъ золотистаго, мняющагося цвта. По опущеннымъ темнымъ рсницамъ, когда он шевелились, тоже какъ будто перебгали золотыя искры. Въ тонкомъ носик и немножко толстыхъ сжатыхъ губахъ можно было замтить чуть-чуть задорное выраженіе, тогда какъ глаза, которыми она иногда медленно обводила вокругъ себя, переворачивая страницу, заставляли предполагать скоре что-то неопредленно-мечтательное, мягкое и ласковое. Этому выраженію какъ нельзя боле отвчалъ простой полотняный воротничекъ, туго обхватывавшій круглую шейку, и измятая старенькая блуза, въ которую была одта Мери.

Мери! Откуда такое нерусское имя, отзывающееся претензіями аристократическаго салона и моднаго воспитанія? Оно какъ-то странно звучитъ въ этой опрятно-убогой комнат, оно не идетъ къ этой прелестной, но растрепанной головк и къ этой старенькой блуз.

А дло очень просто. Марья Петровна Шелехова, двадцать лтъ назадъ, когда у нея родилась дочка, была очень тонная дама. Тонность ея оправдывалась, впрочемъ, только собственнымъ ея желаніемъ. По происхожденію и общественному положенію она принадлежала къ мелкому чиновничеству. Но она недурно говорила по Французски, и въ двушкахъ за нею ухаживали военные. Ей случалось бывать у полковыхъ дамъ, гд чай подавали деньщики въ блыхъ перчаткахъ, и гд говорили объ опер, о Михайловскомъ театр, о карусели у артиллеристовъ и о лицахъ самаго высокаго положенія. Выйдя за маленькаго чиновника, Марья Петровна ршила, что она все-таки будетъ принимать у себя вечеромъ во фракахъ и съ эполетами. Въ Петербург мщанскій аристократизмъ — одно изъ самыхъ доступныхъ развлеченій. Марья Петровна приняла видъ дамы, сохранившей въ своемъ неудачномъ брак привычки хорошаго общества. У нея появились очень личные поклонники, и она сочла самымъ хорошимъ тономъ назвать свою маленькую Машу — Мери.

II.

Но на двадцать лтъ Шелеховы постарли, а продолжительная борьба съ дороговизною, съ безденежьемъ, съ затрудненіями и щелчками всякаго рода, утомили даже Марью Петровну. Притомъ, въ пожилыхъ годахъ типъ департаментской салопницы какъ-то неизбжно беретъ верхъ надъ свтскими притязаніями. Марья Петровна опустилась, раскисла, и пріобрла брюзжащую хроническую раздражительность. Она убдилась, что жизнь ея испорчена, что мужъ загубилъ ее, и точно такъ же загубитъ и дочь.

Впрочемъ, это какъ случится: иногда Марья Петровна обрушивалась съ плачущею бранью на Мери, попрекая ея связанными съ ея существованіемъ расходами, и раздражаясь, зачмъ ей скучно. Красивая, изящная, но не выданная замужъ, плохо одтая и скучающая Мери, представлялась ей какъ бы живою укоризною ихъ бдности, и она готова была одинаково злобствовать и на нее, и на мужа, смотря потому, кто подвертывался на очередь.

Симъ Шелеховъ относился ко всему довольно спокойно, какъ человкъ обтерпвшійся, и съ самымъ невиннымъ удовольствіемъ приносилъ иногда домой мшокъ винограду или апельсиновъ, купленныхъ на лотк. Это выходило почти трогательно, и Марья Петровна въ хорошую минуту старалась какъ бы даже преувеличить пріятное значеніе такого баловства.

Мери никогда не роптала. Она иронизировала. Ей словно смшно было, что вотъ она сидитъ въ этой скучной комнат, въ старенькой блуз и въ туфляхъ съ кривыми каблуками,— она, такая хорошенькая и рожденная совсмъ для другой обстановки. Убжденіе, что судьба предназначила ее для чего-то иного, выросло вмст съ Мери, это было даже не убжденіе, а какое-то почти физическое чувство, разлитое въ ея красот, въ крови, въ нервахъ. И потому бдность и скука забавляли ее какъ нелпость, которая не можетъ же вчно продолжаться.

Глаза ея уже нсколько минутъ были опущены все надъ одною и тою же страницею. Она не читала, ей только не хотлось перемнить положенія. Наконецъ, она отбросила книгу, потянулась всмъ тломъ и сдлала нсколько шаговъ по комнат. За полу-открытою дверью отецъ что-то писалъ, обложенный бланками и вдомостями. Онъ сидлъ спиною къ ней, и его широкія сутуловатыя плечи, на которыхъ сморщился дурно сшитый пиджакъ, имли какой-то нестерпимо рабочій видъ. Глядя на нихъ, думалось, что онъ въ сущности очень любитъ это писанье, эти вдомости и дла въ синей обложк, и эта мысль невольно раздражала. Мери только посмотрла, и прошла черезъ неосвщенную прихожую въ комнату матери.

Тутъ бдность уже не давала себ труда спрятаться… Принадлежности домашняго житья, всякій скарбъ, надбитыя и разрозненныя мелочи, свободно расположились въ своемъ неряшливомъ безпорядк. Отъ этого безпорядка казалось, что въ комнат не хватаетъ воздуха, что нечмъ дышать.

Марья Петровна, сидя на постели, гадала засаленными картами на бубновую даму.

— На меня? спросила Мери, почти презрительно улыбнувшись своими задорными губами.

— На кого жь мн гадать какъ не на тебя, отозвалась Марья Петровна.— Только все глупости. Вотъ что ты себ хочешь, а выходитъ интересный разговоръ съ трефовымъ королемъ. И при туз — подарокъ будетъ. И непремнно теб быть скоро въ большомъ, въ. большомъ обществ.

— Ну, я примусь чулки штопать, а то у меня вс протоптаны, сказала Мери, но съ такою веселою ироніею, подъ которою почти не чувствовалась злость этого замчанія.

— Вотъ увидишь. А что жь ты думаешь, у кого-нибудь вечеръ будетъ, вотъ и пригласятъ.

— Тмъ боле, скоро Николинъ день, имянинниковъ сколько, продолжала такъ же весело Мери.

— Ужь какъ ты хочешь, а по картамъ выходитъ, подтвердила тономъ убжденія Марья Петровна.

Мери постояла, глядя какъ мать снова разложила карты, и лицо ея по немногу приняло серьезное, задумчивое выраженіе.

— Мама, а что если Варвара Павловна не въ шутку говорила тогда… помните? сказала она вопросительно.— Вдь въ сущности, что тутъ невроятнаго? Она женщина одинокая, богатая, избалованная, любитъ общество, ей очень удобно было бы имть подл себя дальнюю родственницу, ради которой можно собирать гостей, и которая… которая даже могла бы помочь ей въ этомъ, потому что Варвара Павловна любитъ молодежь, а ей кажется за сорокъ… и много за сорокъ.

Марья Петровна задумчиво отбирала парныя карты.

— Ужь не знаю, право, какъ ее понять… отвтила она черезъ минуту.— Говорила кажется не въ шутку, а вотъ сколько времени прошло съ тхъ поръ, и все ничего. Да у нея вдь все на втеръ: сегодня вздумаетъ, завтра забудетъ.

Мери, наклонивъ голову, поправила измятую оборочку блузы.

— А вы отпустили бы меня? папа согласился бы? спросила она.

— Почему же не согласиться-то? Вдь тамъ свтъ, богатство какое. У нея въ дом одной мебели да всякихъ бездлушекъ, говорятъ, тысячъ на сто. И народъ каждый день толчется. Ты и во сн не видала какъ тамъ живутъ. Сказкою покажется!

Мери какъ будто вздрогнула при этихъ словахъ.

— А сказки сбываются иногда! сказала она.

Марья Петровна словно съ досадою смшала карты.

— Врутъ он все, проклятыя, проговорила она.— Вдь вотъ который разъ уже выходитъ перемна, и нечаянный интересъ, и веселое общество, и важная пожилая дама все думаетъ о теб съ большимъ расположеніемъ,— точно На-смхъ дразнятъ, право!

III.

И вдругъ сказка сбылась. Варвара Павловна захала такъ же неожиданно, какъ въ первый разъ, нарядная, соблазнительно шелестящая мягкими складками satin mervilleux, улыбающаяся изъ подъ какой-то огромной шляпки съ цлымъ Фазаномъ на боку, и ршительно отрицающая свои сорокъ съ лишнимъ лтъ. Отъ ея разбгающихся глазъ, отъ ея перелетнаго и слегка крикливаго разговора, отъ безпокойныхъ движеній ея плечъ, рукъ и таліи, отъ всей ея особы, вяло возбуждающимъ легкомысліемъ. Даже парфюмерная смсь, которою она душилась, имла особый, своевольный и безпокойный запахъ, про который старый Шелеховъ однажды оригинально выразился:

— И духи у нея какіе-то вздорные! т. п.

И дйствительно, Варвара Павловна была восхитительнымъ воплощеніемъ вздорности, своеобычно и почти наивно мирившейся съ ея боле чмъ зрлою красотою*

— Мери, одвайтесь. Господи, отчего это у васъ такъ темно? У меня голова закружилась, пока я къ вамъ дохала. Но эти цвты совсмъ отнимаютъ свтъ, я къ вамъ вхожу точно слпая. Душечка, Марья Петровна, здравствуйте, я ее увожу.

Она проговорила это съ непостижимою быстротою, наклоняясь къ зеркалу и усиливаясь что-нибудь разглядть сощуренными глазами.

— Увозите? Мери, слышишь? произнесла со скрытымъ волненіемъ Марья Петровна.

— Ну да, разв я не говорила? Обойщики ужасно задержали, вчера только кончили ея комнату. Но за то какъ сдлали! Я еще прибавлю кое-что, разныя мелочи. Сегодня намъ даютъ ‘Аиду’, а Зизи больна, я возьму Мери. А потомъ у меня пьютъ чай. Но поскоре, я еще должна все показать. У меня подаютъ самоваръ прямо въ гостиную, на круглый столъ. Мери будетъ готовить сандвичи.

Она повернулась къ двушк.

— Прелесть! чудо! произнесла она медленно, съ внезапною задумчивостью, какъ будто что-то соображая и мысленно прикидывая къ хорошенькой головк Мери.— Я научу васъ совсмъ иначе причесываться. Но вы въ блуз? Боже мой, когда жь вы будете готовы!

Мери бросилась къ себ въ комнату. У нея было черное шелковое платье, жиденькое и не совсмъ свжее, но приличное. Она въ минуту одлась.

— А вдь папа дома нтъ, я ужь не знаю какъ же это безъ него! обратилась къ ней съ нершительнымъ видомъ мать..

— А вы ему скажете! отвтила очень просто Мери.

Въ карет запахъ ‘вздорныхъ’ духовъ чувствовался несравненно сильне. Мери подумала, что неудивительно, если у Варвары Павловны дорогой закружилась голова. У нея у самой мысли какъ-то радостно путались и нмли.

— Я ужасно рада, что мн пришла эта идея, говорила Варвара Павловна.— Зизи очень милая двушка, но на нее никогда нельзя положиться, гораздо лучше, когда кто-нибудь живетъ въ дом. Увидите, какъ вамъ будетъ весело. Тамъ у васъ должна быть страшная скука: когда я бываю, мн кажется, что я задыхаюсь. Ахъ, мн надо въ Морскую, я совсмъ забыла.

Она бросилась въ. магазины, накупила кучу самыхъ разнообразныхъ и кажется совсмъ ненужныхъ вещей, такъ-что въ карет у нихъ наконецъ повернуться нельзя было. Мери на все это улыбалась точно сквозь сонъ, и глядла ошеломленными глазами.

— Боже мой, но что это у васъ за шляпка! вдругъ воскликнула Варвара Павловна, въ первый разъ обративъ вниманіе на туалетъ двушки.— Вы не взяли другой? вамъ невозможно будетъ въ этой вызжать. Впрочемъ, у меня множество прошлогоднихъ, я вамъ выберу какую-нибудь къ лицу.

Мери невольно подумала, что можно было бы не называть ихъ прошлогодними, а еще проще тутъ же захать въ магазинъ и купить. Но она заставила себя, не останавливаться на этой мысли.

Она была счастлива. Когда Варвара Павловна провела ее по всему дому, похожему на маленькій музей искусства и моды, когда она вошла въ свою новую комнату, отдланную розовымъ съ срымъ атласомъ и кружевами, она всплеснула руками и бросилась на шею этой доброй волшебниц, принявшей ее въ свой очарованный замокъ.

— Ахъ, какъ тутъ хорошо, какъ тутъ хорошо, душечка Варвара Павловна! только и могла она проговорить.

— Зовите меня тетей, поправила Варвара Павловна, цлуя ее съ увлеченіемъ.— Хотя наше родство очень дальнее, но такъ какъ-то лучше.

IV.

Мери была какъ будто приготовлена къ наставшему въ ея жизни празднику. Все предыдущее очевидно было только случайною ошибкою. Эту ошибку наконецъ поправили, и она никогда не чувствовала себя такъ свободно, какъ въ своихъ новыхъ, не очень дорогихъ, но очень ‘миленькихъ’ туалетахъ, и среди новой роскошной обстановки. Она тотчасъ поняла господствовавшій здсь тонъ и вкусъ. У Варвары Павловны было парадно и безалаберно, она держала себя съ капризнымъ своеволіемъ очень избалованной женщины, разъ навсегда ршившей, что о ней нельзя судить какъ о другихъ. Ей казалось что она дорожитъ свободою, что она очень оригинальна и что ее вс обожаютъ. Ее забавляла всякая нелпость, хотя бы это была кружка квасу, выпитая посл обда съ трюфелями и ананасами. Покойный мужъ, генералъ Лынскій, держалъ ее немножко строго, но овдоввъ еще въ молодыхъ лтахъ и сдлавшись распорядительницею отличнаго состоянія, она дала полную волю своему легкомыслію и своимъ причудамъ. Въ свт къ такимъ барынямъ привыкаютъ. Надъ нею подсмивались и повторяли на ея счетъ всевозможныя сплетни, но находили, что съ нею весело, и что не стоитъ придавать значенія ея фантазіямъ. Разъ даже у нея въ лож увидли цыганку, обыкновенную цыганку изъ хора, въ которую Варвара Павловна вдругъ какъ-то влюбилась. Такія выходки озадачивали, потомъ забывались. ‘Ну, она вдь извстна своими причудами’, говорили снисходительно, и охотно продолжали бывать у нея и принимать ее.

Впрочемъ, бывать въ ‘домахъ’ Варвара Павловна не любила. Она предпочитала театры, пикники и рестораны. У подъзда ея чуть не каждый день звенли бубенчики. Дамскій кружокъ ея состоялъ изъ тхъ, которыя хотли веселиться во что бы то ни стало, и давно ршили, что доставленное самой себ удовольствіе гораздо важне того, какъ будутъ говорить объ этомъ. Мужчины были всякіе и смнялись безпрестанно.

Мери совсмъ закружилась. Посл поздняго обда, за которымъ всегда много пили и дурачились, Варвара Павловна везла ее въ театръ, а оттуда, на тройкахъ, на какой-нибудь импровизированный праздникъ, съ котораго возвращались по утру, чтобы проспать весь день. Эта жизнь до такой степени одуряла, что не было времени даже дать себ отчетъ: весело это или нтъ. Варвара Павловна была чрезвычайно довольна Мери.

— Я и не знала, что вы такая! говорила она ей, цлуясь съ увлеченіемъ.— Я думала, что вы будете дикарка. А вы кажется такая же смлая, какъ я!

Мери улыбалась.

— Какая же тутъ нужна смлость? Я просто хочу чтобы ко мн поскоре привыкли.

И къ ней дйствительно привыкли. Варвара Павловна называла ее племянницею, говорила, какъ она рада, что могла наконецъ взять ее совсмъ къ себ, обнаруживала очень много нжности къ ней, и иногда высказывала съ нкоторымъ оттнкомъ сожалнія:

— Но вдь двушка что птичка, упорхнетъ изъ гнздышка!

О семейств Мери никто не спрашивалъ, и никто кажется хорошенько не зналъ ея фамиліи. Ее обыкновенно называли m-lle Лынской.

— И очень естественно, потому что вы вся въ меня, говорила обыкновенно Варвара Павловна.— У васъ мой характеръ. А впрочемъ, знаете, почему я такая? Потому что я больна, ужасно больна. У меня порокъ сердца, и каждую минуту могу умереть. Оттого мн все равно, лишь бы забыться, завертться…

И при этихъ словахъ она блднла, и глубокіе темные круги обрисовывались подъ безпокойными глазами.

Марья Петровна пріхала разъ по утру, когда еще вс спали, и съ очень важнымъ, даже властнымъ видомъ прошлась по всему дому. Ей казалось, что такъ надо себя держать передъ прислугою, и что она здсь уже не чужая. Въ большой гостиной она даже остановилась, встряхнула портьеру и показала сопровождавшему ее лакею, что въ глубин складокъ есть пыль.

— Вытряхать непремнно надо, сказала она, поджимая губы.— Вещь цнная, а у васъ пылится. Встать на табуретъ, да султаномъ и пройтись, и пройтись по всмъ складкамъ.

Лакей только подбросилъ фартукомъ и усмхнулся въ сторону.

.Мери приняла мать въ постели. Вчера вернулись поздно, и она съ трудомъ раскрывала слипавшіеся глаза. Отъ густыхъ на розовой подкладк шторъ въ комнат былъ распространенъ слабо окрашенный полусвтъ. Марья Петровна почти не узнала дочку: до такой степени ея головка, покоющаяся на обшитыхъ кружевами подушкахъ, показалась ей изящною и отмченною какою-то новою прелестью.

— Принцесса, вотъ право же принцесса! сказала она, любуясь.— Теб надо было бы родиться въ шелку да въ кружевахъ. Ишь лежитъ да потягивается, баловница!

Ее сндало любопытство. Она подняла штору и оглядла каждый стулъ, каждую мелочь, даже раскрыла шкафъ и пересмотрла висвшія тамъ платья. Мери только улыбалась, поёживаясь почувствовавшими холодъ плечами.

— Ну, разскажи же, какъ живете, въ какомъ весельи вы тутъ дни проводите? приступила Марья Петровна, присаживаясь къ дочери на постель и наклоняясь, чтобы хорошенько разсмотрть кружева на бль и пощупать полотно.

Мери, окончательно проснувшаяся, съ оживленіемъ стала разсказывать. Ей самой давно хотлось подлиться впечатлніями, и пожалуй даже поразить мать совершенно новыми условіями, въ какія она попала. Марья Петровна слушала съ напряженнымъ любопытствомъ и какъ бы съ завистливою радостью.

— А молодежи-то много тутъ бываетъ? спросила она.

— Много! отвтила Мери.

— Надо присматриваться, можетъ быть кого-нибудь и пошлетъ судьба, прибавила значительнымъ тономъ Марья Петровна.— Бываетъ, что такъ-то замужъ выходятъ.

— Ну, объ этомъ я еще не думала, сказала съ маленькимъ смхомъ Мери.

— А ты подумай, такъ же значительно посовтовала мать.— Кто да кто чаще всего тутъ бываютъ?

Мери назвала нсколько именъ. Марья Петровна прерывала ее вопросами: не такой-ли? военный или статскій?— а о нкоторыхъ отъ себя поясняла: богатли, въ долгахъ-ли и вообще можно-ли думать, что располагаетъ жениться.

— Да какъ же это знать, мама! удивлялась Мери.

— И знать нечего, возражала Марья Петровна.— Такіе-то, что невстъ высматриваютъ, и не женятся. А вотъ тотъ, кому во сн не снилось, влюбится вдругъ, одуретъ, да на третій день и присватается.

Мери этотъ разговоръ все больше забавлялъ и занималъ. Она спрыгнула съ постели, накинула блузу и при матери стала умываться, смясь ея замчаніямъ и сама впадая въ тотъ же почти циническій тонъ.

— Сказки это все, мама! заключила она наконецъ, крпко вытирая полотенцемъ покраснвшее отъ холодной воды лицо.— Тутъ все богатые, съ громкими именами да съ титулами, для меня жениховъ тутъ нтъ.

— Не тотъ женихъ, кто женихъ, а тотъ, кто женится, замтила на это нсколько философскимъ тономъ Марья Петровна.— Не сумешь влюбить въ себя, чтоли? Посмотрись-ка въ зеркало: гд они другую такую найдутъ? Ты вдь красавица, вотъ какъ на картинахъ бываетъ. Глаза, волосы, шейка, плечи, талія… а ручки-то, а ножки!

Она повернула дочку къ зеркальному шкафу., въ которомъ во весь ростъ отразилась ея полуобнаженная фигура. Мери какъ будто даже стыдно стало, и она, смясь, все больше краснла.

— А сама разв не замтила еще, чтобы кому-нибудь особенно нравилась? спросила Марья Петровна.

— Ну что жь изъ того? я можетъ быть и всмъ нравлюсь, отвтила Мери, и прибавила какъ бы съ нкоторымъ усиліемъ:— вчера князь Райволовъ мн такъ напвалъ и такіе глаза длалъ…

Марья Петровна мгновенно оживилась.

— Райволовъ? князь? это кто же такой? военный? молодой? какого полка? закидала она вопросами.— Я фамиліи-то этой не слыхала, странная какая-то.

— Говорятъ, чухонская, засмялась Мери.

— А что жь такое? коли князь, такъ хоть чухонскій, а все-таки князь, замтила мать.

— Да нтъ, онъ молодой, блестящій и наврное богатый, и нивсть что о себ думаетъ, объяснила тономъ отреченія и какъ бы скрытой досады Мери.— Увидлъ новое лицо, захотлось полюбезничать, а завтра и не взглянетъ можетъ быть.

— А ты вотъ сдлай, чтобы взглянулъ, умна будешь, произнесла серьезно Марья Петровна.— Коли сразу понравилась, тутъ не прозвай только, и оглянуться не успютъ, какъ княгинею сдлаешься.

— Ахъ, мама, какія вы сказки разсказываете! повторила съ натянутымъ смхомъ Мери.

— А сама что когда-то сказала? ‘Сказки-то сбываются’, напомнила мать.

VI.

Варвара Павловна ждала князя Райволова къ обду. Онъ не пріхалъ.

— Я знаю, что сдлать, я приглашу его въ ложу: сегодня Сара Бернаръ въ первый разъ играетъ въ ‘Frou-Frou’, сказала Лынская, и тотчасъ написала записку и приказала розыскать съ нею князя, гд бы онъ ни былъ.

Мери привыкла жъ внезапнымъ неудержимымъ капризамъ своей доброй волшебницы. Желаніе видть Райволова во что бы то ни стало не должно было удивлять ее. И между тмъ, со свойственнымъ женщин чутьемъ, она поняла въ этомъ желаніи что-то больше обыкновеннаго мимолетнаго каприза.

— Онъ вроятно уже раньше приглашенъ къ кому-нибудь, сказала она незначительнымъ тономъ.

— Все-равно онъ прідетъ, отвтила Іынская, шевельнувъ бровями.

Черезъ минуту она сама вернулась къ этому разговору.

— Онъ прежде часто у меня бывалъ, потомъ изъ за какихъ-то пустяковъ пересталъ… объяснила она.— У него безмрное самолюбіе, и онъ отвратительно избалованъ женщинами и карьерою. Его надо приручать какъ упрямаго зврка. Пожалуйста, будьте съ нимъ полюбезне, мн хочется, чтобъ ему нравилось бывать у меня.

Мери сбоку бросила на нее вопросительный взглядъ. Ее удивляла такая простота соображеній и средствъ. Разв Варвара Павловна не замтила его исключительнаго вниманія къ Мери? Или она считаетъ ее до такой степени не опасною, что ршается пользоваться ею, какъ приманкою, которую можно устранить во всякую минуту?

Въ конц перваго акта Райволовъ вошелъ въ ложу. Это былъ мужчина высокаго роста и довольно интересной наружности. Военная щеголеватость и нкоторые признаки Фатовства какъ будто шли къ его нерусскому лицу. Но какое это было лицо — нмецкое, шведское, польское, армянское, или, какъ говорили — чухонское, опредлить было бы трудно. О происхожденіи и національности Райволова вообще не знали, также какъ и о томъ, съ какихъ поръ и почему съ его странною фамиліею соединялся княжескій титулъ.

Отецъ его. уже умершій, занималъ небольшую придворную должность, изъ разряда хозяйственныхъ. По смерти его, молодой князекъ былъ помщенъ въ пажескій корпусъ, гд отличался похвальнымъ прилежаніемъ и благонравіемъ. Воспитатели ставили его въ образецъ и по Фронтовой, и по классной части. По субботамъ его охотно брали къ себ въ нкоторыхъ семействахъ. Изъ этихъ хожденій въ отпускъ образовались отношенія. У молодаго камеръ-пажа оказались покровители и покровительницы. Выпущенный въ кавалерійскій полкъ,онъ сразу вступилъ въ ту привилегированную колею, на которой къ тридцати годамъ обязательно являются и вензеля, и густые эполеты, и видная штабная должность.

Имлъ-ли онъ средства? Надъ этимъ вопросомъ многіе напрасно ломали себ голову. Посщавшіе его допускались только въ одну комнату, но эта комната была очень мило обставлена. Онъ держалъ лошадей ш довольно часто покупалъ и продавалъ ихъ, и какъ предполагали — не безъ выгоды. Денегъ ни у кого не занималъ, а занять у него никому не пришло бы въ голову. Иногда, въ хорошо разсчитанную минуту, онъ обнаруживалъ тотъ поддльный шикъ, который составляетъ высшее искусство людей, стремящихся поставить себя выше своего дйствительнаго положенія.

Въ сущности онъ имлъ одно огромное преимущество передъ многими: онъ былъ наглъ, и въ низменной сфер отношеній дйствовалъ наглостью, но въ свт умлъ казаться утонченнымъ до аристократизма.

VII.

Мери еще совсмъ не привыкла къ театру: прежде ее брали туда такъ рдко… И вдругъ Сара Бернаръ, до тсноты переполненная зала, ропотъ и безмолвіе возбужденнаго вниманія, пахучій жаръ въ воздух, брилліанты на сцен, брилліанты въ ложахъ… Вея взволнованная, она не шевелилась, не мигала. Она не могла отвести глазъ отъ этой необыкновенной женщины, въ личности которой выразилась съ болзненною силою особая, одуряющая поэзія вка, — поэзія виртуозности, красиваго цинизма, капризовъ скучающаго артистическаго своеволія, бшеныхъ денегъ и сумасшедшихъ туалетовъ. Чудный голосъ этой женщины заставлялъ мечтать, измнчивое выраженіе ея лица дразнило.

Варвара Павловна ахала, пораженная знаменитымъ золотистымъ ‘халатикомъ втораго дйствія, опутаннымъ шнурами, кистями и буфами. Для Мери этотъ ‘халатикъ’ самъ по себ составлялъ цлую иллюзію. Происходившее на сцен безконечно раздвигалось передъ ея глазами, цлая невдомая жизнь, полная раздражающаго обаянія, трепетала радужными красками въ тсномъ пространств между кулисами. Между нею и этою жизнью подразумевалась какая-то тайная связь. Пояснялось что-то еще несознаваемое ею самою, и уже невдомо зрвшее въ ней. Ей казалось, что она тоже готова летть на этотъ неотразимо влекущій огонекъ, не опасаясь за свои неиспытанныя крылья. Ей было несказанно хорошо, радостно и жутко…

Райволовъ сидлъ за стуломъ Варвары Павловны и вполголоса съ нею разговаривалъ, во Мери чувствовала на себ его взгляды, и оборачиваясь, каждый разъ встрчалась съ его блистающими и какъ будто вызывающими глазами. Отчего этотъ блескъ и это вызывающее выраженіе? Ей было неловко, и на нее находило что-то похожее на робость.

Въ антракт, когда Райволовъ вышелъ, чтобы прислать сельтерской воды, Варвара Павловна сказала, обмахиваясь веромъ:

— Вы ему ужасно нравитесь, я такъ рада!

И въ ея голос, сквозь натянутую ласку, послышалась неискренность, которой женщины никогда не умютъ скрыть.

— Я не знаю, не замтила! отвтила съ маленькимъ смхомъ Мери.

— Можетъ быть дальше онъ будетъ выразительне! сказала Варвара Павловна, и тоже засмялась.

Мери чуть-чуть сдвинула брови и промолчала. Въ ложу стали входить знакомые, разговоръ сдлался общимъ и громкимъ.

— Куда вы посл театра? спросилъ кто-то.

— Прізжайте вс ко мн чай пить, отвтила приглашеніемъ Варвара Павловна.

— А потомъ? Знаете, отличная мысль: пока вы будете пить чай, я приготовлю тройки, и подемъ кататься, предложилъ тотъ же.— Мн говорили, что въ ‘Ташкент’ сегодня Ольга будетъ пть.

— Что вы! воскликнула въ восторг Варвара Павловна.— Я такъ давно ея не слыхала. Князь, вы съ нами? обратилась она къ входившему Райволову.

— Съ вами, хотя ничего не знаю, отвтилъ князь, глядя вмст на нее и на Мери.

Онъ воспользовался тмъ, что мсто за стуломъ Варвары Павловны было занято, и слъ подл Мери.

— Вдь вотъ, она совсмъ не хороша, а какъ интересна со сцены! говорилъ онъ, наклоняясь надъ ея плечомъ.

— Нтъ, она прелесть! отвтила не оборачиваясь Мери.— На меня ни одна пьеса не производила такого впечатлнія.

— Потому что въ ней разсказана очень простая и очень близкая женскому сердцу исторія, сказалъ Райволовъ.

— Ахъ, это правда! воскликнула почти невольно Мери.

Ей въ эту минуту понятно стало, какъ много въ ней самой того, что погубило эту ‘pauvre Frou-Frou’. Но вдь одн гибнутъ, другія умютъ сладить съ судьбою. И притомъ драма, любовь, ошибка — это только для того, чтобы вышла пьеса, а главное — свобода, богатство, праздникъ красоты и молодости…

Мери замтила, что она все съ меньшимъ интересомъ смотритъ на сцену. Связь между происходящимъ на сцен и ею самою какъ будто все слабла. Она пережила только два первые акта, Сара Бернаръ нравилась ей только нарядная, счастливая, веселая, кокетничающая. Она помнила золотистый ‘халатикъ’, лицо, озаренное легкомысленнымъ счастьемъ, откликъ праздника и торжества. Сцены страданія и смерти произвели и а нее очень слабое впечатлніе.

— Нтъ, это ужасно сочинено, сказала она тономъ разочарованія.

Варвара Павловна, напротивъ, была совсмъ растрогана, и говорила, что еще не видла, кто бы такъ умиралъ на сцен, какъ Сара.

— Ну да, можетъ быть, только это все лишнее, возражала съ своей собственной точки зрнія Мери. Нельзя такъ глупо коверкать жизнь, надо устроить ее такъ, чтобы она все дала, и чтобы уже нечмъ было увлекаться.

— А вы, однако, не очень мало на себя берете! замтила съ нсколько ироническимъ смхомъ Варвара Павловна.

— Ну, какъ выйдетъ! отвтила, взмахнувъ рсницами, Мери.

И ея глаза встртились съ замысловатымъ взглядомъ Райволова, подававшаго ей шубу.

VIII.

Къ ‘чаю’ собралось довольно большое общество — ближайшій кружокъ Варвары Павловны. Это были все очень веселые люди, изучившіе петербургскую жизнь съ самой пріятной ея стороны, умвшіе кутить безъ скандала и безъ усталости, и обожавшіе Варвару Павловну за то, что она отличалась такою же неутомимостью и предпріимчивостью во всхъ развлеченіяхъ.

Мери, еще полная радостно-томящимъ и влекущимъ чувствомъ, которое овладло ею въ театр, разсянно хлопотала около стола, и однимъ клала два раза сахаръ, другимъ совсмъ забывала положить. Надъ ея разсянностью смялись, въ комнат поднялся шумъ, хохотъ, возня, а сквозь замерзшія окна врывался съ улицы гулкій звонъ бубенчиковъ. Мери какъ будто не участвовала въ общемъ оживленіи. Мечтательное выраженіе скользило по ея измнчивому лицу, и весь этотъ шумъ почти непріятно дйствовалъ на ея нервы…

Варвара Павловна, показывая на нее Райволову, говорила вполголоса:

— Не правда-ли, какая она прелесть? Я совсмъ ожила съ тхъ поръ какъ она у меня. Вы не можете себ представить, какой это славный характеръ. Я ни къ кому въ жизни такъ не привязывалась въ короткое время, какъ къ ней.

Она оказывала ей необычайную нжность, цловала ее въ голову, въ глаза, въ шейку, поправляла ей цвтокъ или бархатку. Мери нсколько разъ съ недоврчивымъ удивленіемъ взглядывала въ ея немножко хитрые глаза, и ея собственный взглядъ становился неопредленнымъ, какъ будто на ея глубокіе зрачки опустилась неосязаемая занавска.

— Мн теперь просто непонятно, какъ я могла жить безъ нея, и такъ страшно подумать, что ее опять у меня отнимутъ… продолжала Варвара Павловна, стоя за ея стуломъ и положивъ руки ей на плечи.— А вдь отнимутъ! улыбнулась она Райволову.

Тотъ потупился и задумчиво поправилъ кончики усовъ.

Черезъ полчаса, тройки, со звономъ и храпомъ, двинулись по зазженному снгу. Ночь была тихая, въ легкомъ мороз чуть клубился туманъ, насыщенный слабо сверкавшею снжною пылью. Мсяцъ стоялъ высоко-высоко надъ Невою, и несказанною близною сверкали снга на ея пустынной ледяной глади.

Мери, закутанная въ мховую ротонду, которую уступила ей m-me Лынсная, съ наслажденіемъ дышала морознымъ воздухомъ и чувствовала легкіе уколы втра на горячемъ лиц. Но снжная пыль все больше осдала на пушистомъ ворот, забивалась въ волосы, заставляла вздрагивать отъ влажнаго холода. Бобровый воротникъ сидвшаго противъ нея Райволова сдлался весь блый, и усы поблли, и какой-то почти фантастическій отпечатокъ легъ на его красивую, прямую фигуру, я на другаго господина, сидвшаго рядомъ съ нимъ, и на весь этотъ веселый поздъ, съ частымъ топотомъ скакавшій по снгу.

На поворот какая-то чужая тройка рзво обогнала ихъ, въ морозной пыли промелькнули закутанныя поблвшія фигуры, и все исчезло. Но нсколько словъ, донесенныхъ втромъ, заставили Мери вздрогнуть

— Это она, Сара! почти вскрикнула она, оборачиваясь къ Варвар Павловн.

— Да, да, я замтила ея рзкій профиль, и глаза сверкнули, подтвердила та.— Сумасшедшая, съ чахоткою вздумала кататься: завтра у нея кровь горломъ польетъ.

— Но она должна,— я понимаю, что она не могла быть въ Петербург и не испытать, что такое наши тройки! возразила Мери.

И она зажмурила обвваемые втромъ глаза, и вся отдалась взволнованному мечтанію, какъ будто внезапно мелькнувшій обликъ сумасбродной артистки внесъ свою собственную поэзію въ эту холодную блую ночь…

‘Да, этотъ снгъ, и луна, и мохнатыя ели, и морозъ, и бшеная скачка, и она — это непремнно должно быть такъ’, думалось ей подъ мрное звяканье подковъ. ‘Что она чувствуетъ? Додё заставилъ ее въ ненастный дождливый день мечтать, какъ бы вылпить изъ парижской грязи гигантскую статую хандры. Что ей хотлось бы вылпить изъ этого сверкающаго снга? Что-нибудь причудливое, сказочное… статую капризной, чарующей и дразнящей волшебницы, которая обольетъ брилліантовымъ блескомъ и заморозитъ ледянымъ холодомъ…’

‘Ахъ, какъ хорошо’, повторила она мысленно, вздрагивая озябшимъ тломъ.

IX.

И вдругъ, какъ только она вступила въ ярко освщенную залу загороднаго ресторана, тревожная мысль пробжала въ ея ум. Не странно-ли, что она здсь? Живя въ чужомъ дом, она какъ-то привыкла подчиняться чужой вол, хать туда, куда ее позовутъ. Притомъ же, у Варвары Павловны господствовалъ нсколько свободный взглядъ на эти вещи. Но все это, безъ сомннія, кладетъ свой особый отпечатокъ, ставитъ въ нкоторое фальшивое положеніе. Многія барышни, хотя и съ сожалніемъ, наврное отказались бы отъ этого пикника. Еще больше такихъ, которыхъ не пустили бы. А ее некому не пустить, ее Варвара Павловна привезла. Отвтственность, конечно, на Варвар Павловн, а между тмъ… она знала, какъ на это смотрятъ, какой фальшивый блескъ кладетъ эта свобода. Что, если Райволовъ… тоже смотритъ на нее сквозь этотъ фальшивый блескъ?

Она даже вздрогнула отъ самолюбиваго испуга, и выраженіе ея лица сдлалось строгое, почти надменное. Она готова была презирать и ненавидть этихъ веселыхъ, ни о чемъ не думающихъ и ко всему цинически относящихся людей. Они, эти дрянные, ничтожные люди, они первые пятнаютъ своимъ грязнымъ приговоромъ все, что выше и чище ихъ… Кто далъ имъ это подлое право?

Ей вдругъ захотлось во что бы то ни стало говорить съ Райволовымъ, объяснить ему что-то… Она оглянулась,— онъ стоялъ съ какимъ-то генераломъ, и тотчасъ подошелъ на ея взглядъ, отряхивая, по всегдашней привычк, аксельбантъ, и не улыбаясь, а только неся въ глазахъ и во всемъ выраженіи лица что-то свтлое, какое-то постоянное сіяніе, которое онъ какъ будто заимствовалъ отъ своего вчно свжаго мундира.

‘Какъ онъ интересенъ!’ невольно подумалось Мери.

— Ванъ какъ будто совсмъ не такъ весело, какъ другимъ? сказалъ Райволовъ, словно угадывая ея мысль.

Мери съ маленькою гримасою пожала плечами.

— Что значитъ веселье само по себ? Надо, чтобы было хорошо, чтобы было свое маленькое счастье, и тогда будетъ весело, сказала она.

— Но разв вамъ не ‘хорошо’? спросилъ тономъ участія и доврія Райволовъ.— Варвара Павловна, кажется, обожаетъ васъ, и вы имете все: молодость, красоту, богатство…

‘Богатство’! Это слово странно поразило Мери. Почему онъ предполагаетъ богатство? Впрочемъ, онъ вроятно разуметъ не ея личныя средства, а роскошь, среди которой она жила.

— Вы не ошибаетесь, мн у тети очень хорошо, но вдь все это… теперешнее… не иметъ значенія, отвтила она.— Я живу ея жизнью, ду, куда она меня беретъ, знакомлюсь, съ кмъ она знакома… Нравится ли мн это?— лишній вопросъ, я надъ нимъ но останавливаюсь. Все это еще не свое, не настоящее…

— Ахъ, да, у васъ есть обширный планъ — устроить жизнь такъ, чтобы она все дала, улыбнулся Райволовъ,

— Обширный? это какъ судить, можетъ быть другимъ онъ показался бы очень маленькимъ, продолжала Мери.— Вдь я хочу только того, что мн самой ладо. Для меня это много, а вообще можетъ быть очень мало.

Она также улыбнулась, но такою серьезною улыбкою, которая возбуждала любопытство и вниманіе.

— Я сожалю, что имю еще такъ мало правъ на вашу откровенность, сказалъ Райволовъ.

— Но я была уже довольно откровенна, когда объяснила,— помните, въ театр?— что надо такъ устроить жизнь, чтобы не было ошибки, драмы… чтобы не было ‘Frou-Frou’… отвтила съ тою же серьезною улыбкою Мери.— Въ этомъ, кажется, вся задачами вся загадка счастья.

Райволовъ поправлялъ рукою усы.

— Какъ это просто и какъ часто этого не понимаютъ! сказалъ онъ.

— Или не умютъ сдлать, добавила Мери.

— А вы уврены, что сумете сдлать? произнесъ какъ бы вызывающимъ тономъ Райволовъ.

— Уврена, что по крайней мр не сдлаю обратнаго, спокойно отвтила Мери.— Иди найти прямую дорогу, или остаться на мст, но только не заблудиться!: добавила она съ маленькимъ смхомъ.

Райволовъ, кажется, больше любовался ею, чмъ думалъ объ ея словахъ. Онъ находилъ, что это очень умныя слова, но она была такъ хороша съ этимъ новымъ серьезнымъ и гордымъ выраженіемъ губъ и глазъ, съ этою еще сохранившеюся морозною свжестью нжнаго лица, что онъ былъ весь исключительно наполненъ впечатлніемъ ея физической красоты.

Въ отдльной столовой приготовили закуску. Явились цыгане, только безъ Ольги. Тмъ не мене всмъ было весело. Мери была очень довольна, что Варвара Павловна не посадила ее подл себя. Она могла ссть поодаль, въ положеніи случайнаго лица, которое не хочетъ нарушить чужаго праздника, но я не видитъ надобности принять въ немъ участіе. У нея былъ свой собственный праздникъ, которымъ она тайно и задумчиво наслаждалась.

Она нравилась Райволову, въ этомъ не могло быть никакого сомннія. Она знала, что съ каждою минутою разговора нравится ему все больше, что между ними уже завязалась та опасная борьба, въ которой побда ршаетъ дв жизни. ‘И я одержу эту побду думала она, поводя оживленными и какъ будто разсянными глазами. ‘Это даже не трудно. Онъ свободенъ, богатъ, иметъ положеніе и обезпеченную карьеру, что можетъ заставить его сопротивляться соблазну чувства и красоты? Ему останется только протянуть руку, чтобы взять ‘свое счастье,— ихъ обоюдное счастье’…

И она продолжала думать все объ одномъ, но въ этомъ одномъ заключалось такъ много! Чудною властью раздвигались низенькія стны ресторана, надъ головою сіяло морозное звздное небо, и весь сказочный просторъ былъ полонъ невыразимаго блеска и радостнаго смятенія…

Райволовъ, между тмъ, замтилъ пожилаго тучнаго господина, который тяжело опустился на отдльный диванчикъ, и пыхтя, дымилъ изъ папиросы. Этотъ господинъ извстенъ былъ тмъ, что зналъ ршительно все и обо всхъ. Райволовъ тоже вынулъ папироску и подошелъ къ нему.

— Какъ они дерутъ, сказалъ онъ, оглянувшись на цыганъ.

— Пускай ихъ, снисходительно отозвался толстякъ.— Жаль вотъ что барышня тутъ есть, стсняетъ это, прибавилъ онъ.— Но Варвара Павловна такъ къ ней привязалась, что ступить безъ нея не можетъ.

— М-lle Мери кажется близкая родственница ей? въ полголоса и небрежно спросилъ Райволовъ.

— Родная племянница, смло отвтилъ знающій все и всхъ господинъ.— Вотъ ужь выпало счастье, вдь совсмъ бдная двушка, и какъ пристроилась!

— То-есть, что вы называете пристроиться? полюбопытствовалъ тмъ же небрежнымъ тономъ Райволовъ.

— Да какъ же, помилуйте, вдь у Варвары Павловны никого больше нтъ, все ея состояніе къ племянниц перейдетъ, объяснилъ толстякъ.— Мсяцъ назадъ о ней никто не зналъ, а теперь она одна изъ самыхъ богатыхъ невстъ въ Петербург. За него можетъ быть полъ-милліона дадутъ.

— Что вы! невольно воскликнулъ Райволовъ, и даже измнился въ лиц.

— Врне врнаго, смло утверждалъ всезнающій господинъ.— Помилуйте, объ этомъ ужь весь городъ толкуетъ. Я даже самъ видлъ, какъ Варвара Павловна въ банк переписывала билеты на имя племянницы.

Онъ дйствительно встртилъ какъ-то m-me Лынскую въ банк, и привыкнувъ доврять своимъ соображеніямъ, тутъ же заключилъ, что дло идетъ о перевод капитала, и уже разсказалъ объ этомъ, гд только могъ.

Лицо Райволова сохраняло почти тревожное выраженіе.

— Дйствительно, варвара Павловна, кажется, очень полюбила m-lle Мери, и если у нея нтъ другой родни, тогда это очень правдоподобно, сказалъ онъ какъ бы вопросительно.

— Что тутъ за правдоподобіе, я вамъ наврное говорю, подтвердилъ толстякъ.

Райволовъ съ задумчивымъ видомъ отошелъ отъ него и прислъ къ столу, точно подавленный безпокойнымъ и радостнымъ значеніемъ того, что онъ сейчасъ слышалъ. Онъ даже дышалъ тяжеле, съ усиліемъ овладвая новымъ приливомъ мыслей и ощущеній. Это новое такъ необычайно совпадало съ тмъ, что уже нсколько дней нершительно зрло въ его ум…

XI.

Появленіе Мери у Варвары Павловны составляло для Райволова какъ бы поправку къ маленькому неудавшемуся эпизоду прошлаго года. Онъ тогда немножко ухаживалъ за m-me Лынской. Длалось это безъ опредленнаго намренія, такъ сказать на всякій случай, и въ той мр, чтобы только быть радушно принятымъ въ дом. Но потомъ, изъ нкоторыхъ словъ, изъ нкоторыхъ мелочей онъ заключилъ, какъ будто на него имютъ серьезные виды. Это заставило его быть осторожне. Варвара Павловна была богата и моложава, однако лтъ на десять старше его. Онъ подумалъ, испугался и понемногу отсталъ, увренный, что это маленькое предательство не возбудитъ никакихъ подозрній.

Онъ ошибался: со свойственною женщинамъ проницательностью, Варвара Павловна угадала весь этотъ втайн пережитый имъ процессъ, поняла почему онъ пересталъ къ ней здить, и оскорбилась. Но она успла уже пріучить себя къ своенравной мечт выйти за него замужъ, можетъ быть она даже и любила е го, насколько случается любить при такомъ быстромъ разрыв. Встрчаясь съ нимъ, она продолжала оказывать ему спокойное, ни къ чему не обязывающее вниманіе: раньше или позже, она разсчитывала снова, какъ сама выражалась, пріучить его къ себ. Райволовъ ничего не подозрвалъ и былъ очень доволенъ, что все такъ благополучно окончилось.

И вдругъ у Варвары Павловны появляется племянница, молодая, хорошенькая и повидимому страшно ею балуемая. Райволовъ сразу оцнилъ ея положеніе въ дом и сталъ опять бывать, приглядываясь, изучая и стараясь насколько нужно обнаружить вниманіе къ m-lle Мери. Замчая ласки, расточаемыя тетушкою свой племянниц, онъ соображалъ, что тутъ ‘дадутъ’. Варвара Павловна, при своемъ широкомъ характер, способна была щедро жертвовать для того, кого любила. А затмъ… она была больна, могла скоро умереть и не имла семьи. Разв замужъ выйдетъ, но это не такъ вроятно.

И вотъ, оказывается, что это не его личныя соображенія, что объ этомъ уже толкуетъ весь городъ, что со дня на день явятся новые искатели. Полъ-милліона! можетъ быть и меньше, но собственныя дла Райволова пришли въ такое критическое положеніе, что онъ держался только изворотливостью и еще не растраченнымъ запасомъ наглости.

Этого запаса еще могло хватить на нкоторое время. При извстной ловкости еще можно было дисконтировать свои шансы выгодной женитьбы. Но со дня на день узелъ завязывался туже, дло доходило до униженій, до маленькихъ сдлокъ съ совстью и съ самолюбіемъ. Не дале какъ сегодня у него былъ непріятный разговоръ съ однимъ полковникомъ, выразившимъ претензію за то, что купленная у Райволова вороная лошадь оказалась съ блымъ пятномъ на спин. А Петербургъ, по замчанію князя, становился ужасно тсенъ, и всякіе пустяки тотчасъ распространялись по городу.

‘Ну, судьба вывезетъ!’ заключилъ онъ свои размышленія, и поднялъ голову. Мери встртилась съ нимъ взглядомъ и разсмялась. Онъ всталъ и подошелъ къ ней.

— Вы должно быть не замтили, что уже съ четверть часа сидите погруженный въ какія-то глубокія мысли, сказала она.— Я смотрла, смотрла и наконецъ не выдержала, смшно стало. Можно узнать, что такъ вдругъ поглотило васъ?

— Я думалъ о нашемъ разговор, то-есть о томъ, что вы сказали, отвтилъ Райволовъ.

— Разв я сказала что-нибудь замчательное? улыбнулась Мери.— Но тутъ ужасно жарко, и отъ этого цыганскаго крика голова болитъ, пройдемтесь немножко, предложила она.

XII.

Они вышли въ пустую залу, занятую только мрачнымъ таперомъ, тщетно подававшимъ звуки ритурнели..

— Я никакъ не предполагала, что мои слова метутъ погрузить въ такія глубокія размышленія, возобновила Мери разговоръ.

— Они меня поразили потому, что совпали съ моею собственною мыслью, отвтилъ Райволовъ.— И я вамъ очень благодаренъ за эту минуту задумчивости, которою я вамъ обязанъ: вдь такъ рдко приходится думать, оглядываться, объяснять себ самого себя.

— Мн кажется я сказала такую простую вещь., проговорила Мери,— и притомъ, вдь это только меня самой касается.

— Да, мы вс живемъ слишкомъ много для другихъ, оттого такъ хорошо напомнить, что есть нчто лучше, дороже,— есть своя собственная жизнь, свое маленькое личное счастье, продолжалъ Райволовъ.— Вдь это все ‘не настоящее’, какъ вы сказали, прибавилъ онъ, оглянувшись по направленію, откуда неслись цыганское пніе и говоръ.

— Такъ-что и у васъ есть свой маленькій ‘планъ’? улыбнулась Мери.

— Какъ и у всякаго, отвчалъ Райволовъ,— но мой планъ очень похожъ на вашъ.

— Въ самомъ дл? спросила понижая голосъ Мери.

— Я могу буквально повторить ваши слова: устроить жизнь такъ, чтобы она все дала, чтобы все вншнее, ‘не настоящее’, потеряло значеніе, чтобы не манило даже выйти изъ своего внутренняго личнаго мірка… объяснилъ Райьоловъ.

— А я тоже васъ спрошу: и вы уврены, что вамъ удастся этого достигнуть? сказала Мери.— Знаете, вдь очень многіе говорятъ такъ же какъ и мы, и часто это бываютъ только одни слова.

Райволовъ пожалъ плечами.

— Насколько я себя знаю, я не могу ошибаться, отвтилъ онъ,— я слишкомъ много видлъ всякой мишуры, и мн пора знать ей настоящую цну.

— Такъ-что вы ищете теперь чистаго золота? чуть-чуть разсмялась Мери.

Райволовъ выразительно взглянулъ на нее.

— Во всякомъ случа мн кажется, что я могу различить его, сказалъ онъ.

— Берегитесь, нынче и брилліанты поддлываютъ, опять засмялась Мери.

Ей было въ самомъ дл весело, нервы радостно и жутко играли. ‘А вотъ тотъ, кому во сн не снилось — влюбится вдругъ, одуретъ, да на третій день и присватается…’ припомнились ей слова матери, и такъ это забавно казалось…

Изъ залы широкія двери вели въ зимній садъ. Тамъ въ эту минуту никого не было. Мери прошла туда.

— Я еще не очень старъ, и мн простительна нкоторая самоувренность, говорилъ смющимся тономъ Райволовъ.— Поэтому я не очень боюсь ни за себя, ни за ту, у которой найдется довольно доврія ко мн.

— Право! промолвила тмъ же тономъ шутки Мерл.

Она не глядла на него и шла все скоре, задвая веромъ за подсохшую зелень каменно-островскихъ пальмъ и лавровъ.

— А вдь ничего этого могло бы не быть… вдругъ сказала она.— Васъ ждали къ обду, вы не пріхали, тетя могла бы не написать вамъ записки, или васъ могли бы не отыскать съ нею, и этого разговора не было бы, и мы не сообщали бы другъ другу своихъ маленькихъ плановъ…

— Вы думаете? Я, напротивъ, увренъ, что непремнно было бы, если не сегодня, то въ другой день, если не здсь, то въ другомъ мст… возразилъ Райволовъ.

— А все-таки лучше, что сегодня, и вотъ здсь, и вотъ такъ, какъ все было! сказала Мери, и повела кругомъ озарившимся взглядомъ.— Въ другой разъ, при другой обстановк, т же слова можетъ быть звучали бы иначе… Но насъ хватятся, пойдемте къ тет.

И она пошла еще скоре. Райволовъ молчалъ, догадавшись, что въ эту минуту не съуметъ ничего прибавить къ ихъ разговору… Только въ зал онъ пріостановился, и наклонясь къ ней, спросилъ негромко:

— Я завтра днемъ застану васъ? и Варвару Павловну?

— Вроятно… отвтила, вдругъ вспыхнувъ, Мери.

Она тихо, словно крадучись, вернулась къ Варвар

Павловн, и стала за ея стуломъ.

— Теб жарко? спросила та, взглянувъ на нее.

— Нтъ, такъ… впрочемъ, въ самомъ дл тутъ жарко, отвтила Мери.

Она не могла видть страннаго выраженія, мелькнувшаго искрами въ глазахъ Варвары Павловны.

XIII.

Ночь была еще свтле, и нжне, и таинственне въ своемъ пустынномъ простор, когда тройки возвращались въ городъ. Продрогшія пристяжныя подхватывали, поднимая снжную пыль, паркъ отъ быстрой зды казался гуще и непроницаеме. Мери было тесно въ ея пушистой ротонд, лицо горло, глаза щурились, какъ будто усиливаясь разглядть что-то незримо рявшее въ морозномъ воздух, наполненномъ блистающимъ прахомъ. Варвара Павловна была утомлена, и притомъ боялась на мороз говорить, Мери тоже молчала, и когда разговоръ, поддерживаемый однимъ Рай половымъ, обрывался, ей становилось радостно-страшно, какъ будто въ эти минуты начинался другой, тайный разговоръ между ними, и она боялась, что его разслышатъ въ жуткомъ безмолвіи ночи.

Варвара Павловна прошла прямо къ себ, не простившись съ племянницею. Но Мери не обратила на это вниманія. Она тихо раздлась, задула свчу и нырнула подъ одяло. Въ комнатк стало совсмъ темно, мерцаніе зимней ночи не проникало сквозь плотныя розовыя шторы. Но Мери казалось, что она продолжаетъ видть и лунный блескъ на снгу, и брилліанты на пушистыхъ еляхъ, и морозное, свтлое, непонятное небо: И до поздняго утра она не могла понять, спитъ она или мечтаетъ — такъ много грезъ проходило передъ ея зажмуренными глазами, и такъ близки къ дйствительности казались эти грезы.

Проснувшись, она испугалась, что такъ поздно, и принялась торопливо одваться. Она велла принять Райволова, если даже тетя будетъ еще не одта. Дйствительно, его звонокъ раздался прежде, чмъ Варвара Павловна окончила свой туалетъ. Мери взглянула на себя въ зеркало, нашла, что не смотря на блдность, она сегодня интересне, чмъ всегда, и быстро выбжала въ гостиную.

— Тетя сейчасъ выйдетъ, предупредила она, протягивая ему руку, и съ досадою почувствовала, что эта рука горяча и даже слегка дрожитъ.

— Я очень радъ, что могу нсколько минутъ видть васъ одну, потому что я хотлъ окончить нашъ вчерашній разговоръ, сказалъ Райволовъ.

Мери указала на стулъ и сама сла нсколько поодаль.

— Лучше сказать, я пришелъ просить вашего отвта, потому что мой вопросъ ясенъ самъ собою, продолжалъ Райволовъ.— Вы были такъ благосклонны, позволили мн объяснить, на какое счастье я смю разсчитывать. Скажите, имю-ли я право? долженъ-ли я надяться?

Мери старалась сдлать спокойное лицо и глядть мимо него.

— Я очень цню ваше вниманіе, князь, но вдь мы еще не такъ давно знаемъ другъ друга… проговорила она неувренно.

— Что до меня, то мн этого короткаго знакомства было совершенно достаточно, чтобы понять и оцнить васъ, возразилъ Райволовъ.

— И вы не боитесь разочароваться? попыталась улыбнуться Мери.

— Не боюсь ни за себя, ни за васъ, отвтилъ Райволовъ, тоже улыбаясь, но такимъ убжденнымъ тономъ, который былъ значительне самаго смысла. На немъ даже что-то зазвенло, и онъ весь слегка выпрямился.

— Слдовательно, я считаю, что слово дано? добавилъ онъ утвердительно.

— Но мн надо сообщить моимъ роднымъ… вспомнила Мери.

Райволовъ, имвшій не совсмъ ясный представленіи о ‘родныхъ’, придалъ этому слову общій смыслъ, подразумвая и Варвару Павловну.

— Вы не уврены въ согласіи? спросилъ онъ съ нкоторымъ безпокойствомъ.

— Нтъ, я не думаю, чтобы они стали противоречить, сказала съ увренностью Мери.

За портьерою послышался шелестъ, и затмъ голосъ Варвары Павловны, приглашавшей къ ней въ будуаръ. Мери сдлала Райволову знакъ, чтобы онъ вошелъ, а сама кивнула головою и быстро удалилась изъ гостиной. Но дойдя до своей комнаты, она вернулась, тихими шагами прошла по ковру и припала на диванъ подл портьеры.

XIV.

По вопросительно-сдержанному взгляду Варвары Павловны, Райволовъ сообразилъ, что она догадалась о цли его посщенія. Онъ заговорилъ объ ея всегдашней благосклонности, давшей ему право надяться, что его намренія будутъ сочувственно встрчены. Варвара Павловна, пока онъ нсколько путался въ этомъ вступленіи, все больше раскрывала удивленные, неспокойные глаза.

— Отъ васъ не могло укрыться исключительное вниманіе, съ какимъ я позволилъ себ относиться къ вашей племянниц, хотя наше знакомство еще очень кратковременно, но немного надо, чтобы оцнить ея красоту и достоинства, и я… явился искать вашего благосклоннаго покровительства моимъ намреніямъ, повторилъ Райволовъ.

Варвара Павловна, чтобы скрыть мелькнувшее въ ея лиц выраженіе, поправила рукою зачесанные на лобъ волосы.

— Очень внимательно съ вашей стороны предупредить меня, я такъ люблю Мери и ея интересы такъ близки мн, сказала она.— Но я не предполагала, что это такъ серьезно. Я разумется замчала, что Мери нравится вамъ, но это такъ понятно — она хорошенькая, молоденькая…

— Мое увлеченіе совершенно серьезно, подтвердилъ какъ бы даже строго Райволовъ.

— Ахъ, Боже мой, но я очень рада… если это совпадаетъ съ намреніями Мери… вдь я объ этомъ ничего не знаю… но вы вроятно уже имли случай объясниться съ нею? говорила Варвара Павловна, стараясь сохранить полное самообладаніе.

— Я имю основаніе разсчитывать на ея согласіе, отвтилъ Райволовъ.

— Въ такомъ случа, я очень рада, за нее и за васъ…

Больное сердце Варвары Павловны обнаруживало себя то внезапною краскою, то блдностью въ лиц, а горячая рука теребила кружевную обшивку ея богатаго матине.

— Слдовательно, вамъ остается только получить согласіе ея родителей, въ чемъ впрочемъ нельзя и сомнваться, прибавила она съ подозрительною вкрадчивостью въ голос,— Я уврена, что вы не встртите отказа: вдь Мери совершенно бдная двушка, какъ вы знаете, и все ея состояніе заключается въ ея личныхъ достоинствахъ. Это конечно очень много, но нынче такъ рдки молодые люди, достаточно состоятельные, чтобы содержать семью, и настолько безкорыстные, чтобы довольствоваться красотою и молодостью.

Варвара Павловна совершенно овладла собою, и по мр того, какъ рчь ея звучала все большею и словно торжествующею отчетливостью, усы Райволова начали странно подергиваться, и все лицо какъ-то потянулось. Онъ почувствовалъ себя въ положеніи человка, который, увренно ступивъ на свжій дернъ, вдругъ замчаетъ, что попалъ въ трясину и что ему не за что даже ухватиться.

— Объ этой сторон дла я не имлъ никакихъ свдній, и то, что вы говорите, заставляетъ меня… порождаетъ соображенія, которыхъ я не имлъ въ виду… проговорилъ онъ тономъ самаго непріятнаго смущенія.

Варвара Павловна снова сдлала большіе глаза.

— Можетъ-ли быть? произнесла она какъ нельзя проще.— Но вдь кажется вс знаютъ, что родители Мери очень недостаточные люди, и что именно потому я ей предложила жить у меня…

— Признаюсь вамъ, я увидлъ m-lle Мери у васъ, и что касается до семейнаго положенія… говорилъ скороговоркою Райволовъ, раскачивая уткнутою въ коверъ саблею.— Мои личныя средства, совершенно достаточныя для меня, не такъ велики, чтобы ввести жену въ достойное ея общество и окружить необходимыми удобствами…

Варвара Павловна прислонилась къ спинк кресла, закинула немножко голову, и вдругъ залилась продолжительнымъ смхомъ.

— Но вы меня изумляете! я ничего подобнаго не ожидала… я васъ считала такимъ опытнымъ, такимъ осмотрительнымъ, я всегда думала, что вы именно такой человкъ, который никогда не попадетъ въ смшное положеніе. И вдругъ — подумайте! Представьте себ все это со стороны! Вдь это анекдотъ… говорила она со своимъ великолпнымъ смхомъ.

Райволовъ позеленлъ и кусалъ губы.

— Меня нсколько удивляетъ ваша веселость, потому что если я оказываюсь въ смшномъ положеніи, то, къ несчастью, я имлъ неосторожность ввести въ него… другихъ, сказалъ онъ ядовито.

Варвара Павловна продолжала хохотать.

— Простите пожалуйста, но я не могу удержаться… извинилась она почти добродушно.— Меня смшитъ, что именно вы, такой практическій человкъ, могли впасть въ такое водевильное заблужденіе.

— Заблужденіе впрочемъ довольно понятное, такъ какъ я могъ думать, что при вашей нжной любви къ единственной родственниц, маленькія матеріальныя затрудненія уладятся сами собою… опять съ ядовитостью замтилъ Райволовъ.

— Ахъ, вы такъ думали! но это была большая неосторожность такъ думать, князь, сказала Варвара Павловна.— Вы видите, что денежные вопросы ршаются иногда независимо отъ нашихъ чувствъ. Вы думали! Но если я захочу обезпечить Мери, то сдлаю это въ такихъ условіяхъ, когда… когда объ этомъ будутъ меньше думать!

Она опять засмялась, но на этотъ разъ въ ея смх уже нескрытно звучало торжествующее злорадство.

— Я угадываю, что встртилъ врага тамъ, гд разсчитывалъ почти на дружескія отношенія, произнесъ съ нкоторымъ достоинствомъ Райволовъ.— Я не ищу богатства для себя лично, но не въ прав лишать m-lle Мери ‘обезпеченія’, которое вы общаете ей при боле пріятныхъ для васъ условіяхъ.

И онъ церемонно поклонился.

Варвара Павловна сдлала движеніе, какъ будто хотла что-то еще сказать… и ограничилась такимъ же церемоннымъ наклоненіемъ головы.

Поднимая портьеру, Райволовъ увидлъ быстро убгавшую изъ гостиной Мери…

XV.

И вотъ конецъ сказк. Какая обыкновенная и совсмъ не волшебная развязка, не правда-ли? Но какъ часто то, что поэтически начинается, совершенно прозаически кончается…

Райволовъ получилъ продолжительную командировку, а затмъ женился на богатой невст, съ условіемъ, чтобы она не выставляла на своихъ карточкахъ: ‘урожденная Кожемядова’.

Мери осталась у Варвары Павловны. Возникшее между ними охлажденіе вскор разсялось, и он довольно весело вспоминаютъ иногда неудачную исторію одной зимней ночи. Но Варвара Павловна теперь часто хвораетъ, а Мери… Мери кажется еще больше похорошла.

В. АВСЕНКО

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Читайте также: