Архиповъ.
Ящеринъ.
Архиповъ.
‘Отечественныя Записки’, No 2, 1847
Зимняя Дорога. (Licentia роёtіса). Сочинение И. Аксакова, Майков Валериан Николаевич, Год: 1847
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Зимняя Дорога. (Licentia роёtіса). Сочиненіе И. Аксакова. Москва. Въ тип. Н. Степанова. 1846. Въ 8-ю д. л. 52 стр.
Двое молодыхъ людей — Ящеринъ и Архиповъ дутъ изъ Москвы, какъ кажется, за нсколько сотъ верстъ на именины одного помщика, родственника Ящерина. (Это еще длается въ Москв.) Ящеринъ почти всю дорогу спитъ, а Архиповъ мечтаетъ и размышляетъ вслухъ стихами.Ящеринъ, кажется, не высокаго мннія о мечтахъ и размушленіяхъ вообще, и въ-особенности о тхъ, которымъ предается его спутникъ. За то авторъ ‘Зимней Дороги’ видимо не любитъ его и мало имъ занимается, сосредоточивая всю свою симпатію на Архипов. Внимательность его къ этому юнош такъ сильна и нжна, что мы подозрваемъ — нтъ ли тутъ авторской хитрости, и ужь не самого ли себя изобразилъ авторъ въ лиц московскаго мечтателя. Притомъ же мечтаетъ и размышляетъ Архиповъ о такихъ предметахъ, которые, какъ видно, очень-близки сердцу автора, т. е. о русской народности, о добродтеляхъ русскаго мужика, о будущей судьб Россіи, о прелестяхъ русскаго семейнаго быта и т. п. Въ начал пьесы, когда еще Ящеринъ не спитъ, между нимъ и его спутникомъ завязывается довольно-живой разговоръ, изъ котораго тотчасъ видно, что онъ Ящеринъ — просто порядочный человкъ, а Архиповъ отчаянный славянофилъ. Въ*монологахъ мечтателя есть такія замчательныя выраженія славянофильскаго задора, что мы ршаемся выписать кое-что изъ разговора московскихъ молодыхъ людей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . Какъ радъ я, Боже мой,
Что отъ искуственной, условной жизни нашей,
Могу прибжище, свободне и краше,
Найти въ природ Русской и простой!
Фантазируешь ты не худо,
Да я не фантазеръ. Хоть самъ люблю порой
Природу и стихи, но занятъ я покуда
Все той же думою одной.
Я дале тебя несусь своей душою,
Скажу теб здсь кстати вновь, —
Я не съ одной хочу сочувствовать страною, —
Во мн пространне любовь!
Природой Русскою и Русскимъ человкомъ
Нельзя, поврь, довольнымъ быть,
Тому, кто вслдъ идетъ за просвщеннымъ вкомъ!
Мы любимъ жить чужимъ умомъ,
Свое чужимъ аршиномъ мрить
И пировать въ пиру чужомъ,
Кому ненужны мы, — о томъ
И хлопотать и лицемрить!
Но если въ комъ не даромъ кровь
Волнуетъ пылкое стремленье,
Зоветъ пространная любовь,
Чтобъ угнетаемому — вновь
Воздать все прежнее значенье, —
Такъ чмъ глядть по сторонамъ,
Въ чужомъ пиру искать похмлья,
И по проложеннымъ тропамъ,
Идти во слдъ чужимъ стопамъ,
Ковать ненужныя издлья, —
Пусть пелену съ себя сорветъ,
Пусть ближе онъ допуститъ къ сердцу,
Что отзывъ въ немъ родной найдетъ,
Что чужестранецъ не пойметъ,
Что будетъ дико иноврцу!
Пусть онъ почувствуетъ въ себ
Всю святость узъ своихъ къ народу…
По не проложеннымъ слдамъ,
Не по стопамъ чужимъ и узкимъ,
Народъ, въ развитіи своемъ,
Пойдетъ, поврь, инымъ путемъ,
Самостоятельнымъ и Русскимъ!
Услышь, Господь, усердный зовъ:
Чтобъ самобытное начало
Своихъ разсяло враговъ,
И иго нравственныхъ оковъ
Съ себя презрнное сорвало! (Стр. 7—9).
Выслушавъ два-три такіе монолога, Ящеринъ засыпаетъ, а ‘Архиповъ впадаетъ въ дремотное раздумье. Передъ нимъ, въ неопредленныхъ, смутныхъ образахъ носятся его собственныя, разнообразныя думы и слышится ему ихъ звучный шопотъ’ (стр. 12). Одинъ изъ этихъ голосовъ, кажется, всхъ сильне подйствовалъ на Архипова, именно тотъ, который совтовалъ ему не предаваться безплоднымъ мечтамъ, растлвающимъ вс нравственныя силы человка, и обратиться къ міру дйствительному.
Наконецъ, путешественники прізжаютъ на станцію. Присмотрвшись въ полчаса къ дйствительности въ грязной изб, набитой неопрятными мужиками, Архиповъ объявляетъ Ящерину о своемъ ршительномъ намреніи бросить всякія мечты и отвлеченности. Тмъ и кончается лиценція г. Аксакова.