Журналистика, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1854

Время на прочтение: 9 минут(ы)
H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843—1889)
ГИХЛ, ‘Москва’, 1953

ЖУРНАЛИСТИКА

<ИЗ No 6 ЖУРНАЛА 'ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ', 1854>

<...> Риттер, превознесенный выше меры, и Сведения о современном состоянии Турции (в ‘Современнике’). — Свадебные обряды малоруссов г. Куприянова (в ‘Москвитянине’). — Письма о Болгарии, Ионические острова, Письмо о ботанике и Смесь Карамзина (там же). — Продолжение Записок купца Жаркова о киргизах и окончание Воспоминаний о ловле зверей в Сибири и пр. (в ‘Библиотеке для чтения’). — Прежняя и нынешняя Турция, Христофор Коломб, Похищение судна в Великом океане и статья Кузена (в ‘Пантеоне’) <...>

‘Всеобщее сравнительное землеведение’ Риттера принадлежит к числу самых достоуважаемых и капитальных ученых трудов нашего века, подобно ‘Путешествию по Америке’ Гумбольдта, для географии оно так же важно, как для истории важны ‘Исторические памятники Германии’ Перца, боннское издание ‘Византийских историков’ по плану Нибура, ‘Путешествие по Египту’ Лепсиуса, издание ‘Греческих надписей’ Бка, для изучения Востока издания Калькуттского общества и т. д., и т. д.1 ‘Сравнительное землеведение’ — богатейший и достовернейший источник наших географических сведений, как другие поименованные нами издания, представляют главнейшие материалы сведений, каждое по своей части. Риттер — ученый, принесший чрезвычайно много пользы своей науке, можно даже сказать больше: с Риттера начинается новая эпоха для географии. Но Риттер вовсе не принадлежит (и не имеет никакой претензии принадлежать) к числу тех порождаемых веками гениальных людей, которые имеют могущественное влияние на весь ход развития человеческой мысли, подобно Бэкону, Декарту и т. д., его даже нельзя поставить на ряду с теми глубокомысленными учеными, которые решают частные, но все-таки великие вопросы современной науки и которых всегда ученый мир считает десятками, между ученым величием Либиха, Фаредэ, Араго, Гумбольдта, Лейарда, Леопольда фон Буха (чтоб ограничиться естественными науками) и значением Риттера — расстояние огромное2. Это известно всякому. Потому о Риттере нельзя говорить без величайшего уважения, но нельзя же представлять этого трудолюбивого собирателя материалов каким-то непостижимым и недосягаемым гением, и потому чрезвычайно странное впечатление производит статья ‘Современника’ (No 5) о ‘Магазине землеведения и путешествий’, издаваемом г. Фроловым, возносящая скромного труженика выше Платона, Аристотеля и Бэкона, не говоря уже о Канте, Шеллинге и тому подобных ‘фантазерах’3. ‘Влияние Бэкона на науки было велико’, говорит эта статья, ‘но оно не простиралось до того, чтобы заставить их смотреть друг на друга, как на части одного целого: такому взгляду предназначено было развиться в наше время (стр. 12) чрез ‘Космос’ Гумбольдта, ‘Землеведение’ Риттера’. И для того, чтоб объяснить возможность появления и непостижимую философскую великость ‘Землеведения’, автор статьи находит необходимым изложить (конечно, в странном виде) историю развития человеческой мысли от индийских миросозерцании до Бэкона, непосредственным преемником которого является Риттер. И Гумбольдтов ‘Космос’ далеко не имеет того великого значения в науке, которое приписывается ему автором статьи: многие даже говорят, что ‘Космос’ просто довольно хорошая энциклопедия естественных наук для неспециалистов, не имеющая почти никакого достоинства для специальных ученых, по крайней мере нет сомнения, что ‘Космос’ ни на шаг не двинул науки вперед. Тем менее можно придавать огромное значение для всего организма наук Риттерову ‘Землеведению’, ученое достоинство которого несравненно солиднее, но зато и несравненно частнее, одностороннее, ограниченнее громадного по задаче, если не по выполнению ‘Космоса’. Но в статье, о которой мы говорим, Риттер представляется величайшим из философов, какие только были на земле, он (говорится в ней) открыл миру какую-то новую идею, до того колоссальную, что она даже не может быть ясно выражена бедным человеческим словом, почти не может быть вмещена человеческим умом (стр. 7). Странно: никогда еще ученый мир и не читывал и не слыхивал о Риттере ничего подобного! Чрезвычайно интересно становится узнать эту великую идею, ‘глубина содержания и обширность пределов которой’ не дают ей даже возможности высказаться ясно в 16 огромных томах ‘Землеведения’. Вот она, по соображениям автора статьи, ‘местность как причина и следствие других явлений’ (конечно, в развитии человечества). Вот что! Да это известно с тех пор, как раздаются банальные фразы о том, что ‘в Индии природа подавляет человека’, что ‘под светлым небом Ионии родились сладкозвучные песни Гомера’ и т. п. Гора родила мышь! Что развитие народа обуславливается страною, в которой он живет — это ясно высказано еще Аристотелем, а в наше время известно всякому, учившемуся истерии хотя по руководству Кайданова4. Нового и гениального в этой ‘основной’ мысли ‘Землеведения’ столько же, сколько в мысли, что люди живут на земле. Заслуга Риттера не в придумывании ‘глубоких идей’, а в неутомимом собирании географических, этнографических и (насколько они имеют связь с географией) исторических фактов. Мы сочли нужным сказать несколько слов о статье ‘Современника’, потому что у нас чрезвычайно часто еще случается с удивлением читать о подобных новооткрытых гениальных идеях и всемирных гениях, жаль только, что они бывают одолжены своим значением в глазах авторов восторженных статей единственно потому, что эти авторы недостаточно знакомы с состоянием науки и не знают имен, гораздо более знаменитых в ученом мире, нежели то имя, которым они безотчетно увлеклись, вероятно, потому, что случайно наткнулись на него. Есть люди, которые до сих пор считают Кузена величайшим философом нашего времени5, почему же другим людям не считать Риттера величайшим философом всех времен и не говорить: ‘какой век может выставить что-нибудь подобное этому созвездию науки, озаряющему с недоступной высоты вс прошедшее и будущее человеческой мысли’ (стр. 4). Хорошо еще, если предметом таких странных дифирамбов выбирается действительно замечательный ученый, как Риттер, а не какая-нибудь звезда семнадцатой величины, вроде Мишеля Шевалье и т. п.6
Кроме статьи о ‘Магазине землеведения’, в пятом нумере ‘Современника’ продолжаются Сведения о современном состоянии Европейской Турции, попрежнему не отличающиеся особенными достоинствами7. Составитель этих статей, кажется, слишком наскоро знакомился с своим предметом: этим предположением объясняются неточность его понятий о внутреннем устройстве Турецкой империи. Так, например, по его словам, власть султана вовсе не имеет духовного характера, он вовсе не глава мусульман, а просто хан своего племени, какими были, например, ханы Золотой Орды. Нет, султан глава и официальный защитник суннитского исповедания, и власть его основана на коране столько же, если не больше, сколько на племенном начале: русским это известнее, нежели кому-нибудь. Крымские ханы, повелевавшие народом, не считавшим себя в племенном родстве с турецкими османлы, безусловно подчинялись турецкому султану, как повелителю правоверных, как главе ислама, а вовсе не как соплеменнику, султан провозглашал всегда народную войну, как преемник Мухаммеда {Магомета. — Ред.}, водружая не свое племенное, а религиозное мухаммедово знамя. На этом-то преобладающем значении власти султана и основана роковая невозможность для него дать права своим христианским подданным…
В 7-й и 8-й книжках ‘Москвитянина’ г. А. Н. Николаев поместил хорошо составленное описание свадебных обрядов мало-руссов Суджанского уезда (Курской губернии), приложив к своему рассказу, очень живому и верному, несколько десятков песен, поющихся при этих обрядах.
Заметим еще в ‘Москвитянине’ (No 8) рецензию г. Куприянова на сочинение г. Неволина о ‘Пятинах и погостах новгородских’8, в которой сообщены довольно важные выписки из подлинной ‘Приходской книги новгородского архиерейского дома 1577 года’. Жаль только, что г. М. П.9 прибавил к рецензии не совсем умеренное примечание: ‘Москвитянин гордится уже многими именами молодых деятелей (которым дал ход). К числу их принадлежит г. Куприянов’. Если ‘Москвитянин’ гордится тем, что дал ход, оказал услугу г. Куприянову, то мы не думаем, чтобы помещение дельной статьи давало право редакции какого-нибудь журнала выставлять свое необыкновенное великодушие к автору, если же ‘Москвитянин’ гордится необыкновенным достоинством статьи г. Куприянова, то сам г. Куприянов, конечно, согласится, что так пышно хвалить его рецензию, на которой он, вероятно, не думает основывать своей ученой славы, статью хорошую, но вовсе не особенно замечательную, — значит компрометировать ее.
Письма из Болгарии о положении болгар под турецким владычеством, перепечатанные в ‘Москвитянине’ (No 8) из ‘Одесского вестника’, интересны потому, что писаны очевидцем всех беспорядков, притеснений и жестокостей, которые терпели бедные болгары. Напротив того, Ионические острова под покровительством Англии (‘Москвит.’ No 7) — компиляция или извлечение, составленное очень неудачно по дурным английским статьям, авторы которых выставили в черном свете все немногие благонамеренные действия некоторых английских правителей этого государства и превознесли (как выгодные для упрочения английского господства) все стеснительные или жестокие меры других. Составитель компиляции, помещенной в ‘Москвитянине’, изменил, сообразно справедливости, многие из этих суждений, но несправедливости очень многих не заметил, и его статья представила хаотическое смешение гуманных понятий, принадлежащих ему, с своекорыстными суждениями англичан.
Письма о ботанике Шлейдена (‘Москвит.’ No 3) слишком напоминают его ‘Лекции о ботанике’, которые были переведены в одном из наших журналов10.
В ‘Исторических материалах’ (No 7) ‘Москвитянин’ продолжает перепечатывать Смесь Московских ведомостей 1795 года, которая составлялась тогда Карамзиным. О бесполезности этой перепечатки мелких статеек, переведенных с французского и нисколько не характеризующих Карамзина, мы уже говорили11.
Говоря о первой статье Записок купца Жаркова о киргизах (‘Библ. для чт.’ No 4), мы с сожалением заметили, что наблюдательный автор слишком мало говорит о киргизах, и слишком много обо всем остальном в России и в свете12, но все-таки в первой статье было еще несколько страниц, относившихся к настоящему предмету ‘Записок’, во второй статье (‘Библ. для чт.’ No 5) нет уж ни одной такой — не только страницы, даже строки, автор решительно вдался в свои миросозерцания и сначала размышляет о красотах русских народных песен, представляя и образцы их: ‘Не бушуйте вы, ветры буйные’, ‘Вы, победные головушки солдатские’ и проч., потом говорит о мебели и экипажах, о том, что ‘женщина слабее мужчины по сложению и хитрее по уму’ и ‘умеет каким-то манером подладить мужчину так, что он, каков бы ни был у него грозный норов, непременно станет во всем угождать ей’ и придумывать экипажи для своей подруги ‘повальяжнее’, например, венские коляски и кареты на лежачих рессорах. Вообще, по собственному признанию, автор читает рацеи: ‘я не боюсь, что про меня скажут, будто я читаю рацеи’ и заключает статью так: ‘а какие у киргизов занятия и в каких полезных трудах они препровождают свое время, об этом речь у меня дальше’. Мы осмелимся откровенно сказать г. Жаркову, что и первая, особенно же вторая статьи его отнимут у многих охоту читать его ‘Записки’ дальше. Говорите о том, о чем взялись говорить и о чем можете сообщить что-нибудь интересное, а не о гулянье в Екатерингофе, в котором, как всем нам известно, киргизы не принимают участия. Не идущие к делу рассуждения уж наскучили нам и во французских фельетонах.
В 5-й книжке ‘Библиотеки’ оканчиваются Воспоминания о ловле зверей в Сибири г. Черепанова, о которых мы имели уж случай говорить13, оканчиваются также Из Парижа в Черногорье, путевые заметки Мармье (статья третья) и Воспоминание странствующего врача о Канарских островах (статья вторая). И те и другие не отличаются особенными достоинствами.
Следуя примеру других журналов, ‘Пантеон’ представляет статью Прежняя и нынешняя Турция, но о нынешней Турции в ней нет ни слова, да и о прежней сказано мало, потому что говорится только об основании Константинополя, потом о взятии его крестоносцами и Мухаммедом II. — Окончание статьи Ламартина Христофор Коломб (‘Пант.’ No 4) так же сантиментально, так же бедно содержанием и обильно вычурными фразами, как и начало14. — Похищение судна в Великом океане пустой, но довольно легкий рассказ, какого-то француза о том, как шкипер бросил его и его товарищей на пустынном острове, где они голодали, пока другое судно не взяло их на борт. — Не таковы ‘Воспоминания’ о Калифорнии г. Ротчева (статья четвертая, ‘Пант.’ No 4), по-прежнему очень интересные и прекрасно написанные15. — В числе французских ученых знаменитостей, каждое слово которых считается драгоценным перлом глубокомыслия, учености и легкости, до сих пор для некоторых остается совершенно выписавшийся ныне Кузен. Ничтожная и до наивности забавная статейка его Маркиза Сабле и литературные салоны XVII века переведена в ‘Пантеоне’. Великий, по мнению Journal des dbats и Revue des deux mondes, философ с важностью толкует о ‘замечательнейших’ из ‘мыслей’ (maximes) маркизы Сабле, например: ‘Злоба открывает недостатки даже между добродетелями, что скорее можно назвать зародышем зла, чем умением понимать предметы как они есть’. Или: ‘Главная сторона предметов заключается в том, каким образом их выказывают, и вид, который придают им, смягчает самые неприятные из них’. Предположим, что по-французски это сказано лучше, нежели вышло в русском переводе, но все-таки подобная мудрость не годится и для прописей, а Кузен серьезно рассуждает о влиянии философии мадам Сабле на Паскаля!16 Когда мы избавимся от поучений Кузена и от остроумия французских фельетонистов?— Ряд статей об итальянской живописи продолжается в ‘Пантеоне’ (No 4), и вторая из них уведомляет нас, что Верочио ‘первый начал моделировать с натуры’, хотя в ней же самой всего двумя страницами выше говорится, что Беато Ангелико (Анджелико?), живший за тридцать или за сорок лет до Верочио, ‘для модели выбирал всегда самых красивых женщин’ (стр. 9 и 11)17. Она уверяет также, будто бы ‘живопись масляными красками обладает такой прочностью, что картины, существующие более трехсот лет, сохранили тот самый вид, в котором они вышли из-под кисти художника, некоторые из них даже приобрели более гармонии в колерах’ (стр. 17). Всякий, хоть однажды побывавший в какой-нибудь картинной галлерее, знает, до какой степени это справедливо.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано в ‘Отечественных записках’, 1854, No 6, отдел ‘Библиографическая хроника’, стр. 152—157. Обоснование принадлежности настоящего обзора Чернышевскому см. на стр. 676—678.
1 Риттер Карл (1779—1859) — немецкий географ. — Гумбольдт Александр (1769—1859) — немецкий естествоиспытатель и географ, автор многотомного труда ‘Космос или описание физического мира’, изд. в 1847—1851 гг., его ‘Путешествие по Америке’ вышло в 1834—1835 гг. (2 тома). — Пертц Георг-Генрих (1795—1876) — немецкий историк. — Нибур Бартольд-Георг (1776—1831) — немецкий историк, — Лепсиус Рихард (1810—1884) — немецкий египтолог. — Бек Христиан-Даниэль (1757—1832) — немецкий философ, профессор латинской и греческой литератур.
2 Либих Юстус (1803—1873) — немецкий ученый, известный своими работами в области агрономической химии. — Имеется в виду Фарадей Михаил (1791—1867) — английский химик и физик.— Аейярд Остин-Генри (1817—1893) — английский геолог.— Бух Христиан-Леопольд (1774—1853) — немецкий геолог.
3 Автором критической статьи о II томе ‘Магазина землеведения и путешествий’, напечатанной в 5 и 6 NoNo ‘Современника’, был великий русский педагог Константин Дмитриевич Ушинский (1824—1870). Чернышевский подвергает справедливой критике увлечение Ушинского учением Карла Риттера. В учении Риттера Ушинского привлекло стремление немецкого ученого опереться на факты окружающего материального мира. Однако он не понял идеализма, искусственности построений Риттера, который односторонне объясняет историю народов различных стран, их экономику, общественно-политический строй, культуру и национальные особенности влиянием географических условий. Он делает человека пассивным продуктом географической среды, не учитывая его деятельности, изменяющей эту среду, тем самым внося элемент предопределенности, давая идеалистическое толкование общественной жизни народов.
Менее резкий отзыв об этой статье Ушинского (самая статья не называется) содержится в написанной Чернышевским в 1855 году рецензии на 3-й том ‘Магазина землеведения и путешествий’, изд. Фроловым (наст. изд., т. II), а также в ‘Журналистике’ за июль 1854 г. (см. наст. том, стр. 46—47).
4 Подробный отзыв Чернышевского об Аристотеле см. в его рецензии ‘О поэзии. Сочинение Аристотеля…’ (наст. изд., т. II, стр. 263—288). — Кайданов Иван Козмич (1782—1843) — профессор Александровского лицея, автор распространенных в свое время учебников истории.
5 Кузен Виктор (1792—1867) — французский философ-идеалист, основатель так называемого эклектического направления. Чернышевский имеет в виду преклонение Полевого и его последователей перед эклектической философией Кузена. Ср. также отзыв Чернышевского о Кузене в первой статье ‘Очерков гоголевского периода русской литературы’ (наст. изд., т. III, стр. 23—25).
6 Шевалье Мишель (1806—1879) — французский буржуазный экономист и публицист, в молодости последователь Сен-Симона, впоследствии вульгарный экономист, ревностный защитник политики Наполеона III.
7 Статья ‘Сведения о современном состоянии Европейской Турции’ (печаталась в 4, 5, 7 NoNo ‘Современника’ за 1854 г.) принадлежит К. Д. Ушинскому.
8 Куприянов Иван Куприяновым (1820—1878) — историк, археолог.
9 М. П. — Михаил Петрович Погодин.
10 Шлейден Маттиас-Якоб (1804—1881) — немецкий ботаник.
11 Предыдущий отрицательный отзыв Чернышевского см. в настоящем томе на стр. 41.
12 Отзыв Чернышевского на первую статью ‘Записок’ см. в настоящем томе на стр. 38—39.
13 Чернышевский имеет в виду свои отзывы на статью Черепанова, см. наст. том, стр. 24—26 и 32.
14 Первоначальный отзыв Чернышевского см. в настоящем томе на стр. 39.
15 Ротчев Александр Гаврилович (1813—1873) — писатель, переводчик.
16 Мадлена де Суврэ маркиза Сабле (1598—1678). — Известна своими литературными салонами, в которых собирались французские писатели того времени. — Паскаль Блез (1623—1662) — французский математик, физик и философ.
17 Верроккьо (Андрее ди Чоне дель Верроккьо, 1436—1488) — итальянский скульптор и живописец. — Анджелико Джиованни (называемый также Беато Анджелико, 1387—1455) — итальянский живописец эпохи раннего Возрождения.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека