Жонглер Богоматери
Жонглер Богоматери
Перевод новеллы Анатоля Франса
I
I
II
II
III
III
1909 г.
Примечания
Примечания
Жонглер Богоматери, Франс Анатоль, Год: 1892
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
Во времена Людовика жил во Франции жонглер, родом из Компьени, по имени Варнава, который странствовал по городам, показывая чудеса своей ловкости и силы.
В дни ярмарок, он расстилал на городской площади старый, весь вытертый ковер, собирал вокруг себя детей и зевак при помощи забавных прибауток, которые он сохранил от прежних жонглеров и в которых никогда не изменял ни слова, принимал необычайные позы и устанавливал в равновесие на своем носу оловянную тарелку.
Сперва толпа глядела на него равнодушно. Но, когда, стоя на руках, головой вниз, он начинал кидать и перебрасывать ногами в воздух шесть медных шаров, сверкавших на солнце, или, когда, изогнувшись до того, что его голова касалась пяток, а все тело принимало форму правильного круга, он жонглировал в таком положении дюжиной ножей, — шепот изумления подымался среди присутствующих, и на ковер падали монеты.
Однако, как и большинство тех, что живут своими талантами, Варнава вел нелегкую жизнь
Добывая, по вине нашего прародителя Адама, свой хлеб в поте лица своего, он переносил бедствий больше, чем следовало бы на его долю.
Например, он не всегда имел работу, когда этого хотел. Ему, для того, чтобы показывать свое искусство — точно так же, как и деревьям, чтобы цвести и давать плоды— необходимо было солнечное тепло и дневной свет. Зимой же он уподоблялся полумертвому дереву, лишенному листьев. Мерзлая земля была жестка для жонглирования. И точно стрекоза, о которой рассказывает Marie-de-France, страдал он от холода и голода в ненастное время.
Но, обладая простым сердцем, он терпеливо встречал все невзгоды. Никогда не размышлял он ни о происхождении богатств, ни о неравенстве человеческих судеб. Он крепко рассчитывал, что если на этом свете приходится плохо, то на другом уж наверно будет получше, и эта надежда его утешала. Он не следовал примеру неверующих шутников и мошенников, продающих свою душу дьяволу. Он никогда не богохульствовал, вел чистую жизнь и, хотя сам не был женат, но не желал жены ближнего своего, ибо женщина — враг мужей силы, как это видно из истории Самсона, рассказанной в Священном Писании.
По правде сказать, его ум и не был занят плотскими вожделениями: отказаться от женщины ему было легче, чем от кружки вина. Но и пил он, почитая трезвость, только в жаркие дни. Это был добрый малый, весьма богобоязненный и особенно горячо почитавший Пресвятую Деву.
Каждый раз, входя в церковь, он преклонял колени перед изображением Богоматери и обращался к ней с такой молитвой:
‘О, Владычица, вручаю твоим попечениям мою жизнь до тех пор, пока Бог не захочет моей кончины, а когда я умру, сделай меня участником райского блаженства’.
И, вот, однажды вечером, после дождливого дня, когда он, печальный и сгорбленный, брел в поисках какого-нибудь сарая для ночлега натощак, неся под мышкой свои шары и ножи, завернутые в старый ковер, увидел он монаха, шедшего той же дорогой, и почтительно его приветствовал. И так как обоим было по пути, то они разговорились.
— Почему вы одеты во все зеленое, товарищ? — спросил монах. — Вы верно исполняете роль дурачка в какой-нибудь мистерии?
— Вовсе нет, отец мой, — ответил Варнава. — Я просто Варнава, жонглер по ремеслу. Если бы это занятие давало мне каждый день кусок хлеба, то было бы самым лучшим на свете.
— Друг мой Варнава, — возразил монах, — взвешивайте ваши слова. Нет более прекрасного призвания, чем монашеское, которое проходить в славословии Богу, Девы Марии и Святым угодникам. Вся жизнь иноческая есть непрестанное песнопение Господу.
Варнава ответил:
— Сознаюсь, отец мой, я говорил как невежда. Ваше призвание нельзя и равнять с моим, и если есть некоторая трудность в умении танцевать, держать на кончике носа палку с маленькой монеткой наверху, то эта трудность несоизмерима с вашими подвигами. Как бы я хотел, подобно вам, отец мой, совершать ежедневно святые таинства и с особенным усердием служить Пресвятой Деве, к которой я чувствую исключительное благоговение. Мое искусство создало мне известность от Суассона до Бовэ, более чем в шести сотнях городов и деревень, но я охотно бы отказался от него, чтобы сподобиться монашеского жития.
Монах был тронут простодушием жонглера и, так как не чужд был прозорливости, то угадал в Варнаве одного из тех добросердечных людей, о которых Господь наш сказал: ‘Мир да будет с ними на земле’. Поэтому он отвечал ему:
— Друг Варнава, следуйте за мною, и я отведу вас в монастырь, где состою приором. Тот, кто направил Марию Египетскую в пустыню, поставил и меня на вашем пути, чтобы вести вас к вечному спасению.
Так сделался Варнава монахом.
В монастыре, куда он поступил, вся братия горячо соревновалась в прославлении имени Пресвятой Девы, и каждый старался служить Ей всеми знаниями и способностями, которые ему дал Бог.
Приор сочинял ученые книги, изъяснявшие, по всем правилам схоластики, добродетели Пресвятой Девы.
Брат Маврикий переписывал эти трактаты искусной рукой на веленевые листы.
Брат Александр разрисовывал их тонкими миниатюрами. Там можно было видеть Царицу Небесную, сидевшую на троне Соломоновом, подножием которому служило четыре льва, а в нимбе, сиявшем вокруг Ее головы, кружились семь голубей, семь даров Духа Святого: дар страха, набожности, знания, силы, совета, понимания и мудрости. И окружали Пречистую семь дев с золотыми волосами: Смирение, Воздержание, Уединенность, Покорность, Девственность и Послушание.
Две маленькие фигурки, обнаженные и белоснежные, взирали на Нее с мольбой, стоя у Ее ног. Это две души, искавшие спасения, испрашивали Ея всемогущего предстательства.
На другой странице изобразил брат Александр Еву рядом с Марией, чтобы можно было созерцать одновременно грех и искупление, уничтоженную женственность и торжествующее девство. Также были достойны в этой книге удивления: Кладезь живой воды, Источник, Лилия, Луна, Солнце, Сад запечатленный, о котором поет псалмопевец, Врата Неба и Град Божий — и век они служили образами Девы.
Брат Марбот считался одним из любимейших детей Марии. Он непрерывно вытесывал из камня Ея изображения, так что его борода, брови и волосы побелели от пыли, и его опухшие глаза постоянно слезились, но, несмотря на свою глубокую старость, был он полон сил и радости: Царица рая явно оберегала старость своего художника. Марбот изобразил Ее сидящей на троне с челом, обвитым жемчужным ободком, с сиянием вокруг головы. И он не забывал прикрывать складками одежды ноги Той, о которой пророк сказал: ‘Сад запечатленный — возлюбленная моя’.
Иногда изображал он Ее с чертами ребенка, полными изящества, и тогда, казалось, Она говорила: ‘Бог мой еси Ты’ (‘Dixi de ventre marris meae: Deus meus es tu’. (Psalm 21, 11).
Были также в монастыре поэты, которые составляли по-латыни гимны и акафисты в честь Присноблаженной Девы Марии, и один Пикардиец переложил сказания о чудесах Богородицы в рифмованные стихи на простонародном языке.
Видя такое соревнование о Ее славе и такое обилие прекрасных произведений, оплакивал Варнава свое невежество и простоту.
— Горе мне, — вздыхал он, прогуливаясь одиноко по маленькому, лишенному тени монастырскому саду, — какое несчастье, что я не могу, подобно моим братьям, достойно превозносить Пречистую Матерь Божию, которой я посвятил всю неясность моего сердца. — Увы, увы, я грубый, неискусный человек и у меня нет ничего для служения Вам, Владычица Дева: ни поучительных речей, ни трактатов, составленных по всем правилам, ни тонких рисунков, ни прекрасно изваянных статуй, ни многостопных стихов, идущих в стройном порядке. У меня ничего нет — увы!
Так он стонал и предавался печали.
Однажды вечером, когда монахи отдыхали за беседой, он услышал, как кто-то из них рассказал историю инока, который не умел прочитать ни одной молитвы, кроме Ave Maria. Этот монах был презираем за свое невежество, но после его смерти на его губах распустилось пять роз в честь пяти букв, составляющих имя Марии, и так засвидетельствована была его святость.
Слушая этот рассказ, подивился лишний раз Варнава милости Пресвятой Девы, но он не был утешен примером такой высокоблаженной смерти, ибо сердце его было полно особого рвения послужить к вящей славе своей Небесной Госпожи.
Ища и не находя, огорчался он с каждым днем все больше, как вдруг однажды утром проснулся он в великой радости, поспешил в часовню и пробыл там в одиночестве больше часа.
После обеда он опять вернулся туда.
И, начиная с этой поры, удалялся он каждый день в капеллу в те часы, когда она была пуста, и проводил там гораздо больше времени, чем другие монахи посвящали его книжному и ручному искусству.
И не печалился уж он больше, и не вздыхал.
Такое необыкновенное поведение его возбудило любопытство среди монахов.
В общине пошли догадки о том, для чего брат Варнава так странно уединяется.
Настоятель, на обязанности которого лежит ничего не упускать в поведении его монахов, решил наблюсти за Варнавой во время одной из его отлучек. И, вот, однажды, когда Варнава по обыкновению затворился в капелле, приор пришел, сопровождаемый двумя старцами, поглядеть сквозь дверную щель — что такое происходит внутри.
И они увидели Варнаву, который, стоя перед алтарем Пресвятой Девы, головой вниз, ногами в воздух, жонглировал шестью медными шарами и двенадцатью ножами. Он проделывал в честь Богоматери те фокусы, которые ему самому доставляли похвалу.
Но, не поняв того, что этот человек в простоте сердца отдавал весь свой талант и свое искусство на служение Пресвятой Деве, старцы возопили об оскорблении святыни.
Настоятель знал, что у Варнавы невинная душа, но он счел его впавшим в безумие. И они уже были готовы, все трое, извлечь тотчас же его из часовни, как вдруг увидели, что Пречистая Дева сходит со ступеней трона, чтобы отереть краем своей голубой одежды капли пота на лбу своего жонглера. Тогда приор, простершись ниц на плитах, произнес великие слова:
— ‘Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят’.
— Аминь! — ответили старцы, целуя землю.
Перевод рассказа А. Франса. Вошел в сборник: Анатоль Франс. Рассказы. Спб. Издание т-ва ‘Общественная Польза’, 1909. Наряду с Куприным в сборнике принимали участие: К. Бальмонт, Ф. Батюшков, В. Ладыженский, Е. Ляцкий и др.
В письме к Батюшкову от 3 августа 1908 г. из Ессентуков Куприн сообщал: ‘Анатоля Франса уже перевел и отослал. Надстрочный перевод много мне затруднил работу’. Позже, как свидетельствует письмо от 15 ноября 1910 г., Куприн надеялся вставить перевод в 6 том своего собрания сочинений. Положительными моментами купринского перевода является стремление к ограниченному употреблению галлицизмов, подбор удачных русских эквивалентов (вместо часто употребляемого в других переводах имени главного героя Барнабе, Куприн именует его Варнавой). Само название рассказа А. Франса (1892) переводили до и после Куприна как ‘Акробат’, ‘Паяц’, ‘Барнабе’, что никак не отражало смысл произведения, наполненного не столько цирковой темой, сколько христианскими мотивами.
Печатается по первой публикации.
— ‘Dixi de ventre matris meae: Deus meus es tu’ (Psalm 21, 11) — (лат.) ‘От чрева матери моей ты бог мой’ (Псалом 21. 11).
— Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят — шестая Заповедь Блаженств (Мф. 5. 8).