ЖИЗНЬ ВАНЬКИ КАИНА
ЖИЗНЬ ВАНЬКИ КАИНА
[8 октября 1932 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Жизнь Ваньки Каина, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1932
Время на прочтение: 6 минут(ы)
М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
Сколько пишется уголовных и приключенческих романов, сколько их печатается в газетных приложениях! И все-таки, думается мне, лучше ‘Жизни Ваньки Каина’ ничего не написано. Всякий, любящий русский язык, слыхал про эту книжку, а вот читали ее, вероятно, немногие.
Говорю про нынешних. В прежнее время она читалась тысячами людей и выдержала до 17 изданий. Но конечно, читал ее простой народ, а человек образованный читал больше Платона и Плотина1 да Гегеля и Гоголя, а таким вздором не интересовался. По прошествии же ста лет со дня ее написания ею занялись ученые Геннади, Бартенев,2 Мордовцев3, Есипов4. Порылись в документах сыскного приказа и архива М. Ю. камер-коллегии: подлинно ли жил на свете разбойник и сыщик Иван Каин? Оказывается — был такой. И Николай Васильевич Губерти, великий сих вопросов знаток, признал, что жизнь свою Ванька Каин либо описал сам, либо кому-нибудь продиктовал. Наряду с незабвенным произведением протопопа Аввакума, каинова жизнь — драгоценнейший памятник русского говора и рассказа.
И вот — эта книжечка передо мной, и даже, пожалуй, в ее наилучшем тексте, под таким заголовком:
‘Жизнь и похождения российского Картуша, именуемого Каина, известного мошенника и того ремесла людей сыщика, за раскаяние в злодействе получившего от казны свободу, но за обращение в прежний промысел сосланного вечно на каторжную работу, прежде в Рогервик, а потом в Сибирь, писанная им самим, при Балтийском порте, в 1764 году’.
Автор — Иван Осипович Каин5, крестьянин Ростовского уезда села Иванова, принадлежавшего гостиной сотни купцу Петру Дмитриевичу Филатьеву. Родился в 1714 году — а кончил плохо.
Жизнь же его, где можно, изложу подлинными его словами.
Служил Каин в Москве у своего хозяина Филатьева и должность свою отправлял с усердием, а в награду получал несносные бои. ‘Чего ради вздумал встать поране и шагнуть от двора его подале’, а кстати, прихватил и его ларец, и платье. Выйдя со двора, подписал на воротах: ‘Пей воду, как гусь, ешь хлеб, как свинья, а работай черт, а не я’. На улице его поджидал товарищ, по прозванью Камчатка.
Как вышли — так сразу за дело. Дорогой не большой, а проселочной (через забор) забрались к попу, пристукнули церковного сторожа, утащили сарафан попадьи да длиннополый поповский кафтан — и легко пробрались через московские рогатки, будто поп и дьячок. Так и явились под каменный мост, где был воровской притон. Приняты были хорошо, со словами: ‘Ты будешь, брат, нашего сукна епанча, поживи здесь в нашем доме, в котором всего довольно: наготы и босоты изнавешаны шесты, а голоду и холоду анбары стоят. Пыль да копоть, притом нечего и лопать’.
Однако в тот же день поймали Ивана и привели обратно на двор к помещику. На дворе был медведь, близ которого его и приковали и два дня держали без пищи. Кормить медведя приходила девка, которая потихоньку уделяла корму и прикованному. От этой девки Иван узнал новость: помещик отодрал палками ландмилицкого солдата, а тот и помер, тогда этого солдата бросили в колодец, где тело его и пребывает. Это Иван запомнил.
Когда же стал его помещик, раздевши донага, драть, запел Иван ‘старую песню’: сказал ‘слово и дело’.
Кто кричал ‘слово и дело’, тех обязаны были отправлять в ‘Стукалов монастырь, сиречь в Тайную, где тихонько говорят’ — на пытку.
Здесь отвели Ивана в ‘…немшоную баню, то есть в застенок, где людей весют, сколько кто потянет’. Секретарю, Ивана пытавшему, он ничего не рассказал, чтобы тот ‘левой рукой к Филатьеву не отписал’, а самому графу Семену Андреевичу Салтыкову, начальнику Тайной, рассказал про ландмилицкого солдата в колодце. Дали Ивану конвой, явились с ним к помещику, нашли тело солдата, увезли Филатьева в ‘Стукалов монастырь’, а Иван Каин получил от Тайной канцелярии за услугу вольное для житья письмо.
Так началась его вольная жизнь, которую он хорошо использовал. Первым делом собрал шайку головорезов — и начал работу. Забрались в дом доктора Елвиха и ‘…увидели того доктора с женой под тем окном спящих, принужден я был в том же окне разуться и влезть в ту спальню, видя их разметавшихся неопрятно, накрыл одеялом, которое сбито было ими в ноги’ (попросту — связал), подвернулась докторова девка — связали и ее и положили на ту же кровать ‘…в середину того доктора и докторши, а сами говорили: бей во все, колоти во все и того не забудь, что и в кашу кладут’,— т. е. чтобы все забирали начисто. Забрали серебро и свезли на продажу дворнику в Данилов монастырь. Тем же вечером ограбили дворцового закройщика, а случайного того дела свидетеля положили, связавши, в лодку и отпихнули ту лодку от берега.
И пошел крутить Ванька Каин со товарищи — всего не расскажешь. Поймает курицу, пустит на чужой двор через забор,— а сам просится ловить, тем временем осмотрит затворы и замки,— а той же ночью с визитом. В помощь себе сманили с Филатьевского двора ту девку, что Ивана кормила, одевали ее барыней и с ее помощью делали разные дела. За это Иван одаривал ее деньгами и краденными драгоценными камнями: ‘Вот тебе луковка попова! облуплена готова! знай почитай, а умру — поминай!’
Потом поехали на Макарьевскую ярмарку, а по дороге вели разбой. Случалось и попадаться. Тогда Ванька Каин пел свою песню ‘слово и дело’, лупили его батогами и железной сутугой, налагали на шею монастырские четки (т. е. стул) и запирали в каменный мешок Редькиной канцелярии. Выручал товарищ Камчатка с приятелями, подпаивая драгунов ‘товаром из безумного ряду’ (вином). Удерет из тюрьмы — и за новую работу. Ограбили даже татарского мурзу. ‘Я привязал того татарина ногу к стоящей при его кибитке на аркане лошади, ударил ту лошадь колом, которая оного татарина потащила во всю прыть, а я, схватя тот подголовок, который был полон монет, сказал: неужели татарских денег на Руси брать не будут? — Пришед к товарищам своим, говорил: ‘На одной неделе четверга четыре, а деревенский месяц с неделей десять’, т. е. везде нас погоня ищет’.
Нет числа и разбоям и побегам Ваньки Каина, обычно товарищи выручали его подкупами подьячих и стражи. Пришлют в тюрьму старуху спросить его: ‘У Ивана в лавке по два гроша лапти’ (т. е. нельзя ли из-под караула уйти?). А он отвечает: ‘Чай примечай, куды чайки летят’ (т. е. я и сам время выбираю). Сунут подьячему ‘муки фунта два с походом’ (кафтан с камзолом) — и, глядишь, исчез Иван, и уже разбойничает в городе Кашире, в Ямской слободе, во Фролищевой пустыни, в Шелковом Затоне, у Макарья, на Волге. Шайка растет,— у всех теперь ружья, но больше работали гостинцем (кистенем). Иногда же отдыхали в каком-нибудь селе ‘в смирном образе’, себя же величали донскими казаками, только особенными: ‘Как увидим деньги, так не подержут их никакие замки’. Поразбойничав вдоволь, повернули обратно на Москву и тут временно разбрелись.
С откровенностью рассказывает Ванька Каин, как решил он заняться иным делом: ловить московских воров. Сначала обошел всех, узнал, где кого искать, затем заявился к набольшому московскому командиру, к сенатору князю Кропоткину, ‘объявив за собой важность’. На службу его приняли с радостью, и воров он переловил множество. Так он начал свою карьеру знаменитого московского сыщика Каина. Все дела ему были прощены, жил богатым домом и еще оттого богател, что брал с воров и разбойников немалые взятки. Решил жениться,— да его избранница не хотела за него идти. ‘Почему она взята была в тот приказ, где, по приводе, под жестоким битьем плетьми, спрашивана, однако, по правости своей, ничего на себя показать не могла, после чего я прислал к ней женщину сказать: ежели она пойдет за меня замуж, то в то же время освобождена на волю будет’. Так как та не соглашалась, то Каин попросил наказать ее кнутом и выпустить на его поруки, потому что ‘сколоченная посуда два века живет’, а после отдал ее на излеченье одной просвирне. И таки победил ее Каин: согласилась! Тогда он арестовал попа на улице и приказал обвенчать себя с нею в церкви. Жили мирно и хорошо.
Зарвался Ванька Каин главным образом на великих поборах с купцов-мошенников. Затем стал сам подсылать воров — и за хорошую награду возвращал обкраденным, якобы разыскав. А сильно заскучавши, и сам снова тайно заразбойничал. Окончательно попал, когда увез у подьячего Будаева его жену. Тут не помогла ему и команда, бывшая у него под началом, которая не раз его отбивала и избавляла от ареста. В заключение попал Ванька Каин в тайную Шуваловскую канцелярию, ‘где посмирнее говорят’, под пыткой выдал всех своих товарищей, но себя не спас. В 1755 году он был приговорен к смертной казни: ‘…колесовав, отрубить голову’, но, по указу Сената, очевидно, в память великих заслуг сыщика, был наказан кнутом, подвергся вырыванию ноздрей и клеймению на лбу и на щеках (буквы В.О.Р.) и ссылке в ‘тяжкую работу’. Об этом он в своей автобиографии уже не рассказывает, а просто говорит, что ‘был отправлен я в Рогервик, или Балтийский порт, то есть на холодные воды, от Москвы за семь верст с походом, где и ныне нахожусь’.
Только малые кусочки из его рассказа здесь приведены, а рассказ его так красочен, так обильно пересыпан словечками и говорком тогдашней воровской Москвы, так непрерывен в действии, что читается как занятнейший роман. Для историка — клад, для любителя языка — истинное наслаждение6!
Что же это был за Ванька Каин? Простой жулик и разбойник, обычный негодяй и преступник? Нет,— побольше! Историк С. Соловьев7 называет Каина ‘исторической личностью, типической в своем роде’. Геннади называет его ‘своеобразным героем’. Мордовцев говорит, что имя Ваньки Каина самим народом внесено в список имен исторических, ‘и если народный голос имеет какой-либо вес в русской истории, то голос этот присуждает Каину историческое бессмертие’. ‘Каин,— говорит он,— это громадный рефрактор, в котором отразилась вся подпочвенная историческая Русь, доселе не выбравшаяся еще на божий свет’.
А нынешнему читателю нетрудно догадаться: Ванька Каин — <,…>, это соединение разгула, свободолюбия, сознательного отрицания законов и порядка с отсутствием всякой морали, придуманной и предложенной, образчик нерабочей, развращенной ‘широкой русской натуры’ — при исключительной природной даровитости.
Не одна эта книжка осталась от Ваньки Каина, есть еще другая: ‘Песни Ваньки Каина’. Никто точно не скажет, был ли он автором хоть части этих песен, хотя, например, в одной из них рассказана его женитьба, в других — его похождения. Из числа этих песен одна, любимая народная, всегда носила название песни ‘каиновой’, хотя образами и выражениями она как будто старше его времени, это знаменитая песня:
Не шуми, мати зеленая дубравушка,
Не мешай мне, добру молодцу, думу думати!
ПН, 1932, No 4217, 8 окт.
1 Плотин (205—270) — древнегреческий философ, последователь неоплатонического учения.
2 Бартенев П. И. (1829—1912) — историк, библиограф, издатель журнала ‘Русский архив’.
3 Мордовцев Д. Л. (1830—1905) — писатель, историк.
4 Есипов Г. В. (1812—1898) — историк.
5 Правильнее сказать: Иван Осипов, по прозвищу Каин.
6 Подробнее об истории изданий ‘Ваньки Каина’ см.: Смирнов-Сокольский Н. П. Моя библиотека: Библиогр. описание. М., 1969, т. 1, с. 83—87. Книга о Ваньке Каине послужила источником для еще более известного в свое время произведения Матвея Комарова (XVIII в.).
7 Соловьев С. М. (1820—1879) — историк.