Жизнь Пушкина Г. Чулкова.
Жизнь Пушкина Г. Чулкова.
(Возрождение, 1936/4040 (22 августа))
‘Жизнь Пушкина’ Г. Чулкова, Ходасевич Владислав Фелицианович, Год: 1936
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
Том третий (Статьи, рецензии, заметки 1935-1939 гг.)
Под редакцией Роберта Хьюза
Berkeley Slavic Specialties
В пятой книжке Нового мира напечатаны первые главы Жизни Пушкина Г. Чулкова. В предисловии, автор говорит: ‘Моя книга не будет соперничать с теми обширными критико-биографическими исследованиями, которых мы вправе ждать от наших пушкинистов, но мой простой и — смею думать — точный рассказ о жизни, трудах, борьбе и смерти Пушкина не будет, надеюсь, лишним… В основу моей книги я положил воспоминания и признания самого поэта… Мне хотелось написать книгу так, чтобы в ней слышался голос самого поэта’.
Ни о какой биографии Пушкина нельзя судить по ее начальным главам. О детских годах поэта известно в сущности очень мало, источники немногочисленны. Поэтому всякий новый биограф Пушкина вынужден повторять своих предшественников, писать то, что давно известно и бесспорно. Такое положение дел не может не отражаться на характере самой работы. Почти то же самое приходится сказать и о ранних лицейских годах — примерно до возвращения Александра I из Парижа. Поэтому не приходится удивляться, что ныне опубликованные Чуйковым главы носят некоторый оттенок поспешности. Автору, видимо, хочется поскорее перейти к истории взрослого Пушкина. Таким образом, оценка чулковской работы была бы сейчас преждевременна: существенная часть книги вся еще впереди. С несомненностью можно сейчас констатировать только два обстоятельства: труд Чулкова отнюдь не будет носить беллетристического характера, это именно биография, — что и явится неотъемлемым достоинством книги. Однако, приходится пожалеть, что Чулков, видимо, не знаком с теми новейшими течениями в области жизнеописательства, которые, не допуская в биографиях элемента вымысла, в то же время требуют соблюдения художественных гарантий. Чаще всего это сказывается в нарушении внутренней хронологической последовательности, в забеганиях вперед. Так, например, рассказывая о каком-нибудь событии или лице, Чулков не останавливается перед цитированием стихов Пушкина, относящихся к тому же предмету, но написанных гораздо позже. Вследствие этого, из-за плеча ребенка или лицеиста Пушкина у Чулкова уже выглядывает будущий Пушкин, о котором в данную минуту читатель еще знать не должен. Точно так же, в рассказе о лицейских годах и упоминая о товарищах Пушкина, Чулков характеризует их не такими, каковы они были в лицейскую пору, а такими, каковы они стали впоследствии. Можно бы указать у него еще целый ряд приемов такого же рода — они все повторяют избитые и ныне уже сданные в архив приемы официальных биографий. Заметим, однако, что свое обещание быть точным он пока что выполняет. Что будет далее — сказать не решаемся. Можно опасаться, что необходимость ‘соответствовать’ официальному мировоззрению приведет Чулкова к уклонениям от внутренней правдивости рассказа: уже и сейчас, пока еще только в мелочах, проскальзывает у него явное стремление выказать себя человеком вполне советским.