Жизнь Магомета, Ирвинг Вашингтон, Год: 1849

Время на прочтение: 266 минут(ы)

В. ИРВИНГЪ.

ЖИЗНЬ МАГОМЕТА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Л. СОКОЛОВОЙ.

Изданіе книжнаго склада Д. П. Ефимова. Москва, Б. Дмитровка, д. Бахрушиныхъ.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ПРЕДИСЛОВІЕ
ГЛАВА I.— Предварительныя свднія объ Аравіи и арабахъ
ГЛАВА II.— Рожденіе и родство Магомета.— Его дтство и отрочество
ГЛАВА III.— Преданія, относящіяся къ Мекк и Медин.
ГЛАВА IV.— Первое путешествіе Магомета съ караваномъ въ Сирію
ГЛАВА V.— Занятіе Магомета торговлей.— Его бракъ съ Кадиджей
ГЛАВА VI.— Поведеніе Магомета посл свадьбы.— Его забота о религіозной реформ.— Его привычка къ уединеннымъ размышленіямъ.— Видніе въ пещер.— Онъ провозглашаетъ себя пророкомъ
ГЛАВА VII.— Магометъ тайно проповдуетъ свое ученіе небольшому числу учениковъ.— Онъ получаетъ новыя откровенія и божественныя велнія.— Возвщаетъ ихъ своимъ родственникамъ.— Какъ отнеслись послдніе къ этимъ откровеніямъ.— Горячая преданность Али.— Дурныя предзнаменованія христіанъ
ГЛАВА VIII.— Главныя черты магометанской вры
ГЛАВА IX.— Насмшки надъ Магометомъ и его ученіемъ.— Отъ него требуютъ чудесъ.— Поведеніе Абу-Талеба.— Насилія корейшитовъ.— Дочь Магомета Рокайя вмст со своимъ мужемъ Отманомъ и нкоторыми учениками отца находитъ себ убжище въ Абиссиніи.— Магометъ въ дом Оркама.— Вражда Абу-Джаля, его наказаніе
ГЛАВА X — Омаръ-Ибнъ-аль-Каттабъ, племянникъ Абу-Джаля, хочетъ убить Магомета и тмъ отомстить за своего дядю.— Его чудесное обращеніе въ новую вру.— Магометъ укрывается въ замк Абу-Талеба.— Абу-Софіанъ, вождь враждебной линіи корейшитовъ, преслдуетъ Магомета и его приверженцевъ.— Онъ добивается приказа, которымъ запрещается сообщаться съ ними.— Магометъ оставляетъ свое убжище и въ теченіе мсяца, посвященнаго богомолью, обращаетъ многихъ въ свою вру.— Легенда о томъ, какъ былъ обращенъ въ Исламъ Хабибъ Мудрый
ГЛАВА XI.— Постановленіе, запрещающее сношенія между двумя родственными линіями, тайнымъ образомъ уничтожается.— Магометъ получаетъ возможность вернуться въ Мекку.— Смерть Абу-Талеба и Кадиджи.— Магометъ обручается съ Айишей.— Его женитьба на Савд.— Корейшиты снова начинаютъ преслдовать Магомета.— Магометъ ищетъ себ пристанища въ Тайиф.— Его изгоняютъ оттуда.— Явленіе духовъ въ Наклахской пустын
ГЛАВА XII.— Ночное, путешествіе пророка изъ Мекки въ Іерусалимъ, а оттуда на седьмое небо
ГЛАВА XIII.— Магометъ обращаетъ въ Исламъ пришедшихъ изъ Медины богомольцевъ.— Онъ ршается бжать въ этотъ городъ.— Заговоръ противъ его жизни.-Его чудесное спасеніе.— Его Геждра или бгство.— Пріемъ, оказанный пророку въ Медин
ГЛАВА XIV.— Мединскіе мусульмане — могаджерины и ансаріане.— Партія Абдаллы-Ибнъ-Обы и ‘Лицемры’.— Магометъ строитъ мечеть, говоритъ проповди и обращаетъ въ Исламъ христіанъ.— Медленное распространеніе Ислама среди евреевъ.— Братство, учрежденное между бглецами и союзниками
ГЛАВА XV.— Бракъ Магомета съ Айишей.— Бракъ его дочери Фатимы съ Али.— Ихъ хозяйство
ГЛАВА XVI.— Мечъ превозглашается оружіемъ вры.— Первое нападеніе на корейшитовъ.— Нечаянное нападеніе на караванъ
ГЛАВА XVII.— Бедерская битва
ГЛАВА XVIII.— Смерть дочери пророка Рикайи.— Возвращеніе его дочери Зейнабъ.— Пророкъ проклинаетъ Абу-Лахаба и его семью, дйствіе этого проклятія.— Бшенство Хенды, жены Абу-Софіана.— Магометъ съ трудомъ спасается отъ убійцъ.— Послы отъ корейшитовъ.— Абиссинскій король 179
ГЛАВА XIX.— Усиливающееся могущество Магомета.— Его гнвъ на евреевъ.— Оскорбленіе, нанесенное одной арабской двушк еврейскимъ племенемъ Кайнока.— Смятеніе.— Бени-Кайноки скрываются въ своемъ замк.— Они покорены и наказаны конфискаціей и изгнаніемъ.— Бракъ Отмана съ дочерью пророка Онъ-Колтумъ и самаго пророка съ Хафзой
ГЛАВА XX.— Хенда подстрекаетъ Абу Софіана и корейшитовъ къ мести за смерть ея родственниковъ, убитыхъ въ битв при Бедер.— Корейшиты выступаютъ въ походъ, ихъ сопровождаетъ Хенда со своими пріятельницами.— Битва при Оход.— Жестокая Хенда торжествуетъ.— Магометъ утшаетъ себя женитьбой на Хенд, дочери Омейи
ГЛАВА XXI.— Вроломство нкоторыхъ еврейскихъ племенъ.— Ихъ наказаніе — Преданность пророку его вольноотпущенника Зеида, который разводится съ красавицей женой для того, чтобы она могла сдлаться женою пророка
ГЛАВА XXII.— Походъ Магомета противъ племени Бени-Мосталековъ.— Его женитьба на плнниц Барр.— Измна Абдаллы-Ибнъ-Оббы.— Клеветана Айишу.— Ея оправданіе.— Ея невинность доказана откровеніемъ
ГЛАВА XXIII.— Битва при Рв.— Храбрость Саадъ-Ибнъ-Моада.— Пораженіе корейшитовъ.— Магометъ овладваетъ еврейскою крпостью Кораида.— Ршеніе Саада относительно наказанія евреевъ.— Магометъ женится на еврейской плнниц Рехан.— Его жизнь подвергается опасности отъ колдовства, но ему является ангелъ и спасаетъ его
ГЛАВА XXIV.— Магометъ отправляется на богомолье въ Мекку.— Онъ ускользаетъ отъ Каледа и посланнаго противъ него коннаго отряда.— Располагается лагеремъ неподалеку отъ Мекки.— Ведетъ переговоры съ корейшитами о дозволеніи войти въ Мекку и исполнить вс религіозные обряды.— Договоръ, заключенный на десять лтъ, по которому онъ иметъ право ежегодно посщать Мекку и оставаться въ ней три дня.— Онъ возвращается въ Медину
ГЛАВА XXV.— Походъ противъ города Каибара, осада его.— Подвиги полководцевъ въ арміи Магомета.— Единоборство Али съ Мархабомъ.— Штурмъ цитадели.— Али пользуется вмсто щита воротами.— Взятіе крпости.— Отравленіе Магомета’, онъ женится на одной плнниц, по имени Сафіи, а затмъ на вдов Омъ-Хабиб
ГЛАВА XXVI.— Посольства, отправленный къ разнымъ правителямъ: къ Ираклію, къ Хозрою ІІ-му и къ египетскому префекту.— Ихъ результаты
ГЛАВА XXVII.— Магометъ отправляется на богомолье въ Мекку.— Его бракъ съ Маимуной.— Кадедъ-Ибнъ-аль-Валедъ и Амру-Ибнъ-аль-Аассъ становятся его учениками
ГЛАВА XXVIII.— Убійство мусульманскаго посла въ Сиріи.— Походъ съ цлью отомстить за его смерть.— Битва при Мутт.— Ея слдствія
ГЛАВА XXIX.— Замыслы противъ Мекки — Посольство Абу-Софіана.— Его результаты
ГЛАВА XXX.— Нападеніе врасплохъ на Мекку и взятіе этого города
ГЛАВА XXXI.— Враждебныя дйствія въ горахъ.— Лагерь непріятеля въ долин Аутасъ.— Битва въ горномъ ущельи Хонейнъ.— Взятіе непріятельскаго лагеря.— Свиданіе Магомета съ кормилицей.— Длежъ добычи.— Магометъ на могил матери
ГЛАВА XXXII.— Смерть дочери пророка Зейнабъ.— Рожденіе его сына Ибрагима.— Депутація отъ дальнихъ племенъ.— Состязаніе въ поэзіи въ присутствіи пророка.— Его пониманіе поэтическихъ красотъ.— Покореніе города Тайифа и истребленіе въ немъ идоловъ. — Переговоры съ эмиромъ Ибнъ-Тафилемъ, высокомрнымъ начальникомъ бедуиновъ, независимый духъ послдняго.— Свиданіе Али, другого начальника, съ Магометомъ
ГЛАВА XXXIII.— Приготовленіе къ походу противъ Сиріи.— Интриги Абдаллы-Ибнъ-Оббы.— Пожертвованія правоврныхъ.— Выступленіе арміи въ по, ходъ.— Проклятая мстность Гаджаръ.— Лагерь въ Табук.— Покореніе сосднихъ областей.— Каледъ нападаетъ врасплохъ на Окаидоръ и его крпость.— Армія возвращается въ Медину
ГЛАВА XXXIV.— Торжественное вступленіе арміи въ Медину.— Наказаніе тхъ, которые отказались участвовать въ поход.— Впечатлніе, произведенное отлученіемъ.— Смерть Абдаллы-Ибнъ-Оббы.— Разладъ въ гарем пророка
ГЛАВА XXXV.— Богомольцы отправляются въ Мекку подъ предводительствомъ Абу-Бекра.— Али поручено возвстить народу откровеніе
ГЛАВА XXXVI.— Магометъ посылаетъ своихъ полководцевъ въ дальнія страны.— Онъ назначаетъ своихъ намстниковъ въ Счастливую Аравію.— Посылаетъ Али для того, чтобы подавить возстаніе въ этой области.— Смерть Ибрагима, единственнаго сына пророка.— Его поведеніе при послднихъ минутахъ сына и на его могил.— Его усиливающіяся болзни.— Его прощальное путешествіе въ Мекку на поклоненіе святын, его поведеніе и проповдь въ этомъ город
ГЛАВА XXXVII.— О двухъ лжепророкахъ: Аль-Освад и Мосеильм
ГЛАВА XXXVIII.— Армія приготовляется выступить въ походъ противъ Сиріи.— Осама назначается ея предводителемъ — Прощальная рчь, сказанная Магометомъ арміи.— Его послдняя болзнь.— Его проповди въ мечети.— Его смерть и сопровождавшія ее обстоятельства
ГЛАВА XXXIX — Личность и характеръ Магомета.— Его пророческая дятельность

ПРИЛОЖЕНІЕ.

Исламъ
Дла благочестія

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Предлагая моимъ читателямъ жизнеописаніе Магомета въ настоящее время, когда къ относящимся сюда уже извстнымъ фактамъ не можетъ быть прибавлено ничего новаго, я считаю необходимымъ предпослать моему труду краткое объясненіе. Много лтъ тому назадъ, живя въ Мадрид, я намревался написать цлый рядъ очерковъ и въ нихъ изобразить время владычества арабовъ въ Испаніи. Этимъ очеркамъ должно было предшествовать жизнеописаніе основателя Ислама, положившаго начало завоеваніямъ арабовъ. Многія подробности для этой послдней книги были заимствованы мною изъ испанскихъ источниковъ и изъ перевода сочиненій арабскаго историка Абульфеды, сдланнаго Ганье, копію съ которой я нашелъ въ іезуитской библіотек монастыря св. Исидора въ Мадрид.
Во время моего послдняго пребыванія въ Испаніи я развлекался въ скучное время моей долгой болзни, просматривая эту рукопись, причемъ воспользовался тмъ, что пролило новый свтъ на эти факты, благодаря трудамъ различныхъ ученыхъ и, главнымъ образомъ, доктора Густава Вейля, библіотекаря Гейдельбергскаго университета, человка весьма умнаго и ученаго, трудолюбивымъ изслдованіямъ котораго, сдланнымъ умлою рукою, я, говоря по совсти, обязанъ очень многимъ {Mohammed der Prophet, sein Lehen und seine Lehre. Stuttgart.}.
Таково Происхожденіе труда предлагаемаго мною читателямъ, авторъ не заявляетъ въ немъ претензіи на новизну фактовъ или глубину изслдованій. На немъ безспорно лежитъ отпечатокъ книги, предназначаемой для семейной библіотеки, при составленіи которой единственною цлью автора было передать въ простомъ, ясномъ и плавномъ изложеніи вс безспорные, относящіеся къ жизни Магомета, факты, а также и т легенды и преданія, съ обработкой, которыя мы встрчаемся на каждомъ шагу въ восточной литератур, вмст съ тмъ я имлъ въ виду передать сущность вры Магомета въ доступной заурядному читателю форм. Принимая это во вниманіе, я не считалъ нужнымъ загромождать страницы книги многочисленными ссылками и цитатами, или отступать отъ принятой у насъ въ Англіи восточной номенклатуры.

В. И.

Сеннисайдъ, 1849.

ГЛАВА I.
Предварительныя свднія объ Аравіи и арабахъ.

Въ теченіе длиннаго ряда столтій, начиная отъ самаго ранняго періода нашей исторіи и до седьмого вка христіанской эры, тотъ обширный полуостровъ, который образуется Краснымъ моремъ, ркою Евфратомъ, Персидскимъ заливомъ и Индійскимъ океаномъ и извстенъ подъ именемъ Аравіи, оставался все въ одномъ и томъ же вид, безъ всякой перемны, его почти не затронули событія, произведшія переворотъ въ остальной Азіи и глубоко потрясшія Европу и Африку. Въ то время, какъ возникали и падали царства и имперіи, безслдно исчезали древнія династіи, измнялись границы и названія странъ, а ихъ жители или поголовно истреблялись, или длались плнниками и уводились далеко, Аравія, несмотря на то, что пограничныя ея области испытали нкоторыя перемны, въ глубин своихъ пустынь сохранила свой первобытный характеръ и свою независимость, и ея кочевыя племена не склонили своей гордой выи подъ ярмо рабства.
Преданія арабовъ о ихъ родин относятся къ незапамятной древности. Они говорятъ, что вскор посл потопа она была заселена потомками Сима, сына Ноя, которые мало-по-малу образовали изъ себя нсколько племенъ, самыми извстными изъ которыхъ были адиты и тамудиты. По преданію, вс эти первобытныя племена были или стерты съ лица земли въ наказаніе за ихъ нечестіе, или же пропали при послдующемъ измненіи расъ и все, что осталось отъ нихъ, это — только неясныя преданія, да еще упоминается о нихъ въ нкоторыхъ мстахъ Корана. Въ исторіи Востока о нихъ говорится иногда, какъ о ‘древнихъ первобытныхъ арабахъ’, или ‘исчезнувшихъ племенахъ’.
По мннію тхъ же авторитетныхъ ученыхъ, родоначальникомъ оставшагося до сего времени населенія полуострова должно считать Катана или Іоктана, потомка Сима въ четвертомъ поколніи. Его потомство заселило южную часть полуострова и распространилось по берегамъ Краснаго моря. Одинъ изъ его сыновей, Я рабъ, былъ основателемъ государства Іеменъ, гд названа была по его имени территорія Араба, отъ него же произошло названіе какъ самихъ арабовъ, такъ и ихъ страны. Другой его сынъ, Джюргамъ, основалъ государство Геджасъ, которымъ правили его потомки въ теченіе цлаго ряда поколній. Этимъ-то народомъ и была гостепріимно принята изгнанная патріархомъ Авраамомъ Агарь съ ея сыномъ Измаиломъ. По прошествіи нкотораго времени Измаилъ женился на дочери Мадада, владтельнаго князя изъ потомства Джюргама, и такимъ образомъ чужеземная еврейская кровь привита была къ первобытному арабскому племени. Этотъ привитый черенокъ, какъ оказалось впослдствіи, обладалъ большою жизненною силою. Жена Измаила родила ему двнадцать сыновей, которые стали господствовать надъ страною, а многочисленное ихъ потомство раздлилось на двнадцать племенъ, и эти послднія изгнали или взяли въ плнъ и стерли съ лица земли первобытныхъ потомковъ Іоктана.
Такъ разсказываютъ о своемъ происхожденіи населяющіе полуостровъ арабы {Кром арабовъ, жившихъ на полустров и происходившихъ изъ потомства Сима, были еще и другіе, называвшіеся кушитами и ведшіе свой родъ отъ сына Хама, Куша. Они жили по берегамъ Евфрата и Персидскаго залива. Именемъ Кушъ нердко называются въ Библіи какъ сами арабы вообще, такъ и ихъ страна. Надо думать, что т арабы, которые въ настоящее время бродятъ въ пустыняхъ древней Ассиріи и недавно употреблялись при раскопкахъ, долгое время бывшихъ подъ землею, развалинъ Ниневіи, принадлежатъ къ арабамъ именно этого племени. Иногда ихъ называютъ также и сирійскими арабами. Въ этой же книг говорится только объ арабахъ полуострова, или объ арабахъ въ настоящемъ смысл слова.}, а христіанскіе писатели указываютъ на него, какъ на доказательство исполненія того завта между Богомъ и Авраамомъ, о которомъ упоминается въ священномъ писаніи: ‘и сказалъ Авраамъ Богу: ‘О, хотя бы Измаилъ былъ живъ предъ лицомъ Твоимъ!’ — Богъ же сказалъ (Аврааму): ‘И о Измаил Я услышалъ тебя: вотъ, Я благословлю его, и возращу его, и весьма, весьма размножу, двнадцать князей родятся отъ него, и Я произведу отъ него великій народъ’. (Бытія XVII, 18,20).
Объ этихъ двнадцати князьяхъ вмст съ ихъ племенами упоминается и дале въ Библіи (Быт. XXV, 18), о нихъ говорится, что они жили въ стран ‘отъ Хавилы до Сура, что передъ Египтомъ, какъ идешь къ Ассиріи’,— эту послднюю область библейскіе географы считали частью Аравіи. Ихъ описаніе вполн сходится съ тмъ, что мы встрчаемъ у арабовъ въ наше время. Объ однихъ говорится, что они владютъ городами и укрпленіями, о другихъ же, что они живутъ въ шатрахъ или имютъ поселенія въ пустын. Изъ князей чаще всхъ упоминается о двухъ старшихъ сыновьяхъ Измаила, Наваіое и Кидар, какъ самыхъ богатыхъ, владвшихъ многочисленными стадами мелкаго и крупнаго скота и славившихся прекраснымъ руномъ своихъ овецъ. Отъ Наваіоеа произошли навуфеи, населившіе Каменистую Аравію, а имя Кидаръ употребляется иногда въ Библіи для обозначенія всего арабскаго народа. ‘Горе мн,— говоритъ псалмопвецъ,— что я пребываю въ Месех, что я поселился въ шатрахъ Кидарскихъ’… Повидимому, какъ тотъ, такъ и другой, были родоначальниками кочевыхъ или пастушескихъ арабовъ, свободно переходящихъ въ пустын съ одного мста на другое. ‘Это — богатый народъ,— какъ говоритъ пророкъ Іеремія,— живущій безпечно, ни дверей ни запоровъ нтъ у него, живутъ по одиночк.’ — Уже въ самую раннюю эпоху между арабами, ‘жившими въ городахъ и укрпленіяхъ’ и тми, ‘которые жили въ шатрахъ’ возникло весьма замтное различіе. Изъ числа первыхъ нкоторые поселились въ попадавшихся тамъ и сямъ среди горъ плодоносныхъ ущельяхъ и долинахъ, гд эти города и укрпленія были окружены виноградниками, фруктовыми садами, пальмовыми рощами, полями, засянными хлбомъ, и роскошными пастбищами. Жизнь они вели осдлую, занимаясь исключительно земледліемъ и скотоводствомъ.
Другіе же изъ принадлежавшихъ къ этимъ племенамъ арабы стали заниматься торговлей, у нихъ были города и гавани по берегамъ Краснаго моря, на южномъ берегу полуострова и вдоль Персидскаго залива, и они отправляли товары за границу на корабляхъ и караванами. Этимъ занимались преимущественно арабы, жившіе въ Іемен или Счастливой Аравіи, этой стран пряностей, благовоній и ладана — стран, называемой поэтами Савеей, а въ Библіи — Шебой. Они принадлежали къ числу самыхъ предпріимчивыхъ торговыхъ мореплавателей въ восточныхъ моряхъ. Съ противоположнаго варварійскаго берега они привозили на корабляхъ въ свою страну мирру и бальзамы, вмст съ золотомъ, пряностями и другими предметами роскоши, доставляемыми изъ Индіи и тропической Африки. Эти товары, вмст съ продуктами ихъ родины, перевозились чрезъ пустыню въ полуарабскія страны Аммонъ, Моавъ, Эдомъ или Идумею къ финикійскимъ гаванямъ на Средиземномъ мор, откуда расходились по всему Западу.
Если верблюда назвали кораблемъ пустыни, то караванъ можно назвать ея флотомъ. Обыкновенно іеменскіе караваны снаряжались кочующими арабами, жившими въ шатрахъ, они охраняли эти караваны и вели ихъ, а потому и могутъ быть названы пловцами въ пустын. Они доставляли огромное число потребныхъ для каравана верблюдовъ и пополняли недостатокъ груза тонкимъ руномъ своихъ безчисленныхъ стадъ. Книги пророковъ ясно показываютъ намъ, какое важное значеніе имлъ въ библейскія времена этотъ сухопутный торговый караванный путь, который соединялъ съ древнею Сиріей богатыя страны юга: Индію, Эіопію и Счастливую Аравію.
Оплакивая Тиръ, Іезекіиль восклицаетъ: ‘Аравія и вс князья кидарскіе производили мну съ тобою, ягнятъ, барановъ и козловъ промнивали теб, купцы изъ Савы и Раемы торговали съ тобою всякими лучшими благовоніями и всякими дорогими камнями и золотомъ платили за товары твои. Харанъ, Хоне, и Еденъ {Харанъ, Хоне и Еденъ — гавани Индійскаго моря.}, купцы савейскіе, Ассуръ и Хилмадъ торговали съ тобою.’ — А Исаія, обращаясь къ Іерусалиму, говоритъ такъ: ‘Множество верблюдовъ покроетъ тебя, дромадеры изъ Мадіама и Ефы,— вс они изъ Савы придутъ, принесутъ золото и ладанъ… Вс овцы кидарскія будутъ собраны къ теб, овны новаіоескія послужатъ теб.’ (Исаіи LX, 6, 7).
Впрочемъ арабы-земледльцы и арабы-купцы, жившіе въ городахъ, никогда не считались типичными представителями арабской расы.
Осдлый образъ жизни и мирныя занятія смягчили ихъ характеръ и, благодаря сношеніямъ съ чужестранцами, они утратили многія изъ своихъ первобытныхъ чертъ. Сверхъ того и Іеменъ, какъ самая доступная изъ всхъ другихъ частей Аравіи всего боле соблазнялъ грабителей, которые не разъ нападали на него и овладвали имъ.
Національный характеръ сохранился во всей своей первобытной сил и чистот между арабами другого рода,— бродячимъ племенемъ пустыни, ‘жителями шатровъ’, которые были и гораздо многочисленне первыхъ. Имъ, кочевникамъ по своимъ привычкамъ и пастухамъ по занятію, были извстны по опыту и преданію вс скрытыя въ пустын сокровища, они вели бродячую жизнь и переходили съ одного мста на другое,— отыскивая т колодцы и источники, которые, во времена патріарховъ, служили мстомъ убжища для ихъ предковъ, они раскидывали свои шатры везд, гд только находили тнь финиковыхъ пальмъ, а также и пастбища для своихъ стадъ и верблюдовъ и затмъ перекочевывали на другое мсто, какъ только истощались у нихъ эти временные запасы.
Эти арабы-кочевники раздлялись и подраздлялись на множество мелкихъ родовъ или семей, у каждой изъ которыхъ былъ свой шейхъ или эмиръ, изображавшій собою что-то въ род древняго патріарха, и копье, воткнутое въ землю у его палатки, служило знакомъ его власти. Онъ могъ сохранять за собою эту должность въ одной и той же семь въ теченіе нсколькихъ поколній, но она не была строго наслдственною, и назначеніе его зависло отъ доброй воли рода. Его могли низложить и выбрать на его мсто человка изъ чужого рода. Его власть была также ограничена и зависла отъ его личныхъ достоинствъ и отъ питаемаго къ нему доврія. Ему принадлежало право вести переговоры о войн и мир, предводительствовать своимъ племенемъ въ войн съ врагами, выбирать мсто для лагеря, принимать и угощать знатныхъ иностранцевъ. Но, сохраняя за собою эти и подобныя имъ права, онъ подчинялся контролю общественнаго мннія и вол своего народа {По словамъ Буркхарда, арабы-кочевники рдко остаются лтомъ дольше трехъ или четырехъ дней на одномъ мст, какъ только ихъ скотъ выщиплетъ всю траву въ томъ мст, гд есть вода, племя двигается дальше, отыскивая новое пастбище, а когда трава выростетъ вновь, то она пригодится для другихъ кочевниковъ. Лагери бываютъ разные, смотря по числу палатокъ, которыхъ можетъ быть отъ шести до восьмисотъ. Если палатокъ немного, то ихъ ставятъ такъ, что он образуютъ собою кругъ, если же ихъ значительно больше то он ставятся по прямой линіи, или же идутъ ряды отдльныхъ палатокъ, по три и по четыре, одна за другой, и такъ бываетъ въ особенности по берегамъ какой-нибудь рчки. Зимой, когда не чувствуется недостатка въ вод и пастбищахъ, все племя разсыпается по пустын небольшими партіями, по три или по четыре палатки, и каждая партія отстоитъ отъ другой на разстояніи получасовой зды. Палатка шейха всегда разбивается на той сторон, откуда можно ожидать непріятелей или гостей. Отразить первыхъ и съ честію принять вторыхъ, это считается первою обязанностью шейха. Каждый отецъ семейства втыкаетъ въ землю копье у своей палатки, впереди которой онъ привязываетъ свою лошадь. Здсь же спятъ ночью и его верблюды.— Burckhard, Notes on Bedouins, томъ I, стр. 33.
Вотъ еще описаніе ассирійскихъ арабовъ, которое, впрочемъ, можно отнести въ значительной степени ко всмъ арабамъ вообще:
‘Было бы трудно описать появленіе многочисленнаго племени, перекочевывающаго на новыя пастбища. Мы вскор очутились посреди стадъ овецъ и верблюдовъ, разсыпавшихся на далекое пространство по пустын. Насколько можно было окинуть его глазомъ, направо, налво и впереди насъ мы видли одни только подвигающіяся стада. Длинные ряды ословъ и быковъ, на которыхъ были навьючены черныя палатки, огромные котлы и пестрые ковры, старики и старухи, не могущіе итти пшкомъ и привязанные наверху разной домашней утвари, дти, засунутыя въ прикрпленные къ сдламъ мшки, причемъ ихъ крошечныя головки торчали изъ узкаго отверстія, они качались на спин животнаго вмст съ ягнятами или козлятами, привязанными для противовса съ противоположной стороны, молодыя двушки въ однхъ только плотно прилегающихъ къ тлу арабскихъ рубашкахъ, которыя скоре обрисовали, нежели скрывали ихъ граціозныя формы, матери, несущія дтей на плечахъ, мальчики, погоняющіе стада ягнятъ, всадники, вооруженные своими длинными пиками съ пучкомъ шерсти и мчащіеся во весь духъ по равнин на своихъ быстрыхъ, какъ втеръ, кобылицахъ, здоки, погоняющіе своихъ дромадеровъ короткими согнутыми палками и ведущіе за собой въ поводу своихъ чистокровныхъ коней, прыгающіе жеребята,— такова была пестрая толпа, сквозь которую намъ нужно было пробивать себ дорогу.— Layard’s Nineveh, I, 4.}.
Какъ бы ни были многочисленны и мелки части, на которыя раздлялось племя, но каждая отдльная группа крпко держала въ своей памяти родственныя узы. Вс шейхи, принадлежащіе къ одному племени, признавали одного начальника, называвшагося шейхомъ надъ шейхами, который, жилъ ли онъ въ неприступномъ замк на скал или же въ пустын въ палатк, окруженный своими стадами и табунами,— это все равно, всегда могъ собрать подъ свои знамена вс разбросанныя тамъ и сямъ втви племени въ томъ случа, если дло шло о благ всего народа.
Многочисленность этихъ кочующихъ племенъ изъ которыхъ каждое имло своего князька и свою крошечную территорію, но безъ народнаго главы служила причиною частыхъ столкновеній. Кром того, и родовая месть была у арабовъ чуть не религіознымъ принципомъ. Отмстить за смерть родственника лежало на обязанности семьи, и нердко въ подобное дло замшивалась честь всего племени убитаго, иногда такой долгъ кровавой мести оставался неисполненнымъ въ теченіе цлыхъ поколній, порождая въ этомъ случа смертельную вражду.
Необходимость быть постоянно насторож, чтобы охранять свои стада и табуны, научила араба съ ранняго дтства владть оружіемъ. Никто не могъ превзойти его въ искусств владть лукомъ, копьемъ, саблей, или въ умньи ловко и граціозно править лошадью. Но кром этого онъ былъ также и хищникомъ, потому что, если онъ по временамъ и нанимался на службу къ купцу, чтобы доставлять ему верблюдовъ, проводниковъ и погонщиковъ, то все-таки онъ былъ боле склоненъ налагать выкупъ на караванъ или же прямо ограбить его во время утомительнаго перехода чрезъ пустыню. Во всхъ этихъ случаяхъ онъ считалъ законнымъ дломъ пустить въ ходъ оружіе, потому что смотрлъ свысока на любящихъ наживу сыновъ торговли считая ихъ людьми низшей расы, униженной привычкою къ стяжанію и погоней за барышомъ.
Таковъ былъ арабъ пустыни, обитатель шатра, на которомъ сбылись пророческія слова, сказанныя о судьб его предка Измаила: ‘Онъ будетъ между людьми, какъ дикій оселъ, руки его на всхъ и руки всхъ на него’ {Быт. XVI, 12.}. Природа создала араба какъ бы именно для такой участи. Легкій и худощавый онъ въ то же время обладалъ сильно развитыми мускулами, былъ дятеленъ и способенъ переносить большую усталость и всевозможныя лишенія. Онъ былъ умреннымъ и даже воздержнымъ, ему требовалось мало пищи, да и та была у него самая простая. Его умъ былъ также легокъ и подвиженъ, какъ и его тло. Въ немъ были развиты въ высшей степени вс интеллектуальныя особенности семитической расы: онъ обладалъ проницательностью, остроуміемъ, быстротою пониманія и блестящимъ воображеніемъ. Воспринимая все быстро и живо, онъ такъ-же быстро переходилъ отъ одного настроенія къ другому, гордый и смлый духъ былъ виднъ на его блдно-желтомъ лиц и свтился въ его черныхъ сверкающихъ глазахъ. Его легко можно было воодушевить краснорчіемъ, или очаровать прелестью поэзіи. Говоря на язык богатомъ и обильномъ выраженіями, слова котораго сравнивались съ драгоцнными камнями и цвтами, онъ былъ, такъ сказать, ораторомъ отъ природы, но онъ больше любилъ пословицы и афоризмы, чмъ послдовательное изложеніе мыслей, и былъ склоненъ выражать ихъ по-восточному — нравоучительными баснями и притчами. Неутомимый воинъ-хищникъ, онъ былъ въ то же время великодушенъ и гостепріименъ. Онъ очень любилъ давать подарки, его дверь была всегда отворена для путника, съ которымъ онъ готовъ былъ подлиться послднимъ своимъ кускомъ, и даже самый смертельный его врагъ, преломившій съ нимъ хлбъ, могъ совершенно безопасно отдохнуть въ его палатк, которую арабъ считалъ ненарушимой святыней.
Въ т времена, которыя арабы называютъ ‘днями невднія’, они заимствовали свои религіозные взгляды главнымъ образомъ у сабеянъ и маговъ, вра которыхъ была въ то время господствующей на Восток. Впрочемъ изъ этихъ двухъ религій они были больше склонны къ сабеизму. Они полагали, что начало ему было положено Саби, сыномъ Сива, который, по ихъ словамъ, вмст съ его отцомъ и братомъ Енохомъ былъ схороненъ въ пирамидахъ. Другіе же производятъ это названіе отъ еврейскаго слова ‘саба’, что значитъ звзды и относятъ начало религіи къ ассирійскимъ пастухамъ, которые, сторожа свои стада по ночамъ на равнинахъ, подъ безоблачнымъ небомъ ихъ страны, замчали положеніе и движеніе небесныхъ тлъ и длали различныя предположенія о добромъ и зломъ вліяніи звздъ на человческія дла, изъ этихъ смутныхъ догадокъ халдейскіе философы и жрецы составили цлую систему, которая считается древне даже системы египтянъ. По мннію третьихъ, начало этой религіи было положено еще боле высокимъ авторитетомъ, и они утверждаютъ, что люди исповдывали ее еще до потопа. По ихъ словамъ, она пережила потопъ и ея потомъ держались патріархи. Ее проповдывалъ Авраамъ, она была принята его потомками, сынами Израиля, освящена и подтверждена -на скрижаляхъ закона, врученныхъ Моисею, среди грома и молніи, на гор Сина.
Религія сабеянъ въ своемъ первоначальномъ вид была чистою и духовною, она внушала понятіе о единомъ Бог, учила о томъ, что ждетъ человка за гробомъ — награда или наказаніе, и что необходимо вести добродтельную и святую жизнь для того, чтобы получить блаженство въ будущей безсмертной жизни. Благоговніе, питаемое сабеянами къ Верховному Существу, было такъ глубоко, что они никогда не упоминали его имени и не осмливались никогда приближаться къ Нему иначе, какъ чрезъ посредство безплотныхъ духовъ, т.-е. ангеловъ. Они полагали, что эти послдніе населяютъ и оживляютъ небесныя тла точно такъ же, какъ въ человческомъ тл обитаетъ, оживляющая его душа. Ангелы обитали въ предназначенныхъ имъ небесныхъ сферахъ для того, чтобы наблюдать надъ вселенной и управлять ею, подчиняясь при этомъ вол Всевышняго. Поэтому сабеяне, обращаясь къ звздамъ и другимъ небеснымъ свтиламъ, не поклонялись имъ, какъ божествамъ, но старались только умилостивить обитающихъ на нихъ ангеловъ, какъ посредниковъ между ними и Высшимъ Существомъ, обращаясь чрезъ посредство этихъ сотворенныхъ существъ къ великому, создавшему ихъ Творцу — Богу.
Мало по малу религія эта утратила свою первоначальную простоту и чистоту, ея смыслъ былъ затемненъ таинствами, и она погрузилась въ идолопоклонство. Теперь сабеяне вмсто того, чтобы смотрть на небесныя свтила, какъ на жилища своихъ предстателей предъ Богомъ, стали поклоняться имъ, какъ божествамъ, они ставили изсченныя изъ камня изображенія ихъ въ священныхъ рощахъ и мрачныхъ лсахъ и, наконецъ, перенесли этихъ идоловъ въ храмы и, начали воздавать имъ божескія почести. Религія сабеянъ, распространившись въ различныхъ странахъ, подверглась многимъ перемнамъ и видоизмненіямъ. Египетъ долгое время обвиняли въ томъ, что онъ довелъ ее до крайней степени униженія, изваянія, гіероглифы и раскрашенныя гробницы считались памятниками поклоненія не только небеснымъ силамъ, но самымъ низкимъ тварямъ и даже неодушевленнымъ предметамъ. Впрочемъ, благодаря новйшимъ изслдованіямъ и изысканіямъ, мы видимъ все ясне и ясне, какъ несправедлива была клевета, взведенная на этотъ, наиболе развитой въ умственномъ отношеніи народъ древняго міра, и, по мр того, какъ изслдованія эти медленно приподнимаютъ съ египетскихъ гробницъ таинственный покровъ, мы узнаемъ, что вс эти видимые предметы поклоненія были только символами различныхъ свойствъ единаго Верховнаго Существа, имя Котораго было такъ свято, что смертные не осмливались произносить его. У арабовъ къ сабеизму примшалось дикое суевріе и унизившее эту религію грубое идолопоклонство. Каждое племя поклонялось своей особенной звзд или планет, или ставило своего особеннаго идола. Въ ихъ религіозные обряды вошло, наводящее ужасъ, отвратительное дтоубійство. Среди этихъ кочевыхъ племенъ рожденіе дочери считалось несчастіемъ: при кочевой и разбойничьей жизни арабовъ отъ женщины было мало пользы, а, между тмъ, она могла навлечь позоръ на семью своимъ развратнымъ поведеніемъ, или въ томъ случа, если бы попала въ плнъ. Такимъ образомъ мотивы, проистекавшіе изъ ненормальнаго образа жизни, примшавшись къ ихъ религіознымъ чувствамъ, заставляли ихъ приносить дтей женскаго пола въ жертву идоламъ, или зарывать ихъ живыми въ землю.
Другая, соперничавшая съ сабеизмомъ религіозная секта маговъ или гвебровъ (огнепоклонниковъ), которая подлила вмст съ нимъ господство надъ Востокомъ, получила свое начало въ Персіи, гд, по прошествіи нкотораго времени, ея изустное ученіе было записано ея великимъ пророкомъ и учителемъ Зороастромъ въ его книг, называемой ‘Зендавестой’. И эта вра такъ же, какъ и вра сабеянъ была въ самомъ начал простою и чистодуховною, она учила врить въ единаго верховнаго и вчнаго Бога, Которымъ и чрезъ Котораго существуетъ вселенная, Онъ своимъ творческимъ словомъ создалъ два дятельныхъ начала — Ормузда, начало, или ангела свта или добра, и Аримана, начало, или ангела мрака или зла, они образовали міръ изъ смшенія этихъ противоположныхъ элементовъ и, управляя его длами, ведутъ между собою постоянную борьбу. Отсюда торжествуютъ поперемнно то добро, то зло, смотря по тому, кто иметъ перевсъ — ангелъ свта или ангелъ мрака. Эта борьба будетъ продолжаться до конца міра, до того времени, когда наступитъ воскресеніе мертвыхъ и день суда, тогда ангелъ мрака и его ученики будутъ изгнаны въ такое мсто, гд царствуетъ ужасная тьма, а ихъ противники войдутъ въ блаженное царство непреходящаго свта.
Первоначальные обряды этой религіи отличались большою простотою. У маговъ не было ни храмовъ, ни алтарей, ни религіозныхъ символовъ какого бы то ни было рода, они въ своихъ молитвахъ и гимнахъ обращались прямо къ Богу, или къ тому, что считали его обителью — къ солнцу. Они воздавали почести этому свту, какъ жилищу божества, какъ источнику свта и тепла, изъ которыхъ составлены вс остальныя небесныя тла, и они зажигали огни на вершинахъ горъ, чтобы замнить этимъ свтъ въ то время, когда угасало солнце. Зороастръ первый сталъ строить храмы, въ которыхъ священный огонь, будто бы нисшедшій съ неба, постоянно поддерживался жрецами неотлучно находившимися при немъ и охранявшими его день и ночь.
Съ теченіемъ времени и эта секта, подобно сабеянамъ, перестала понимать божественное начало въ символ, и люди, принадлежащіе къ ней, начали поклоняться свту и огню, какъ настоящимъ божествамъ, и приходили въ ужасъ отъ мрака, считая его сатаною или дьяволомъ. При своемъ неукротимомъ фанатизм, они готовы были хватать неврующихъ и приносить ихъ въ жертву огню для того, чтобы умилостивить это грозное божество.
На ученіе этихъ двухъ сектъ и указываютъ слдующія прекрасныя слова въ книг Премудрости Соломона: ‘Подлинно суетны по природ вс люди, у которыхъ не было вднія о Бог, которые изъ видимыхъ совершенствъ не могли познать Сущаго и, взирая на дла, не познали Всевышняго, а почитали за боговъ, правящихъ міромъ, или огонь, или втеръ, или движущійся воздухъ, или звздный кругъ, или бурную воду, или небесныя свтила’
Изъ этихъ двухъ връ, какъ было сказано выше, между арабами былъ боле распространенъ сабеизмъ, но только въ сильно искаженномъ вид, смшанный съ разными злоупотребленіями и измнявшійся, смотря по племени, которое егоисповдывало. Религія маговъ была господствующею у тхъ племенъ, которыя, живя въ пограничныхъ областяхъ, имли частыя сношенія съ Персіей, между тмъ какъ другія племена заимствовали суевріе и идолопоклонство у народовъ, жившихъ съ ними въ сосдств.
Іудейская вра проникла въ Аравію еще въ раннюю эпоху, хотя въ какомъ-то неопредленномъ и неполномъ вид, но какъ бы то ни было, многіе изъ ея торжественныхъ обрядовъ и странныхъ преданій укоренилось въ этой стран. Поздне, когда Палестина была опустошена римлянами, а городъ Іерусалимъ взятъ и разграбленъ, многіе изъ евреевъ нашли себ убжище у арабовъ, присоединились къ ея племенамъ, образовали свои общины, пріобрли во владніе плодородные участки земли, выстроили замки и укрпленія и добились значительной власти и вліянія.
И христіанская религія нашла себ тоже послдователей среди арабовъ. Самъ апостолъ Павелъ говоритъ въ своемъ посланіи къ Галатамъ, что вскор посл того, какъ онъ призванъ былъ проповдывать христіанскую вру среди язычниковъ, онъ ‘пошелъ въ Аравію’. Благодаря распрямъ, возникшимъ въ Восточной церкви, она распалась на многія секты, и каждая изъ нихъ, получивъ перевсъ, начинала преслдовать остальныя, многихъ ссылала въ отдаленныя страны Востока, и такимъ образомъ секты эти, населивъ аравійскія пустыни анахоретами, способствовали распространенію христіанства среди нкоторыхъ изъ главныхъ племенъ.
Вышеупомянутыя причины, какъ физическія, такъ и духовныя, могутъ объяснить намъ, почему съ арабами въ теченіе цлыхъ вковъ не произошло никакихъ перемнъ. Съ одной стороны ихъ обособленное положеніе и ихъ обширныя пустыни служили имъ защитой отъ завоеваній, а съ другой ихъ внутреннія распри и недостатокъ общей связи политической или религіозной помшали имъ сдлаться, въ свою очередь, грозными завоевателями. Они представляли собою обширную аггрегацію отдльныхъ частей, сильныхъ, каждая въ отдльности, но такихъ, которымъ недоставало общей связующей силы. Хотя кочевая жизнь закалила ихъ и пріучила къ дятельности, хотя большинство изъ-нихъ отличалось съ самаго дтства воинственнымъ характеромъ, но они поднимали оружіе только другъ противъ друга, за исключеніемъ нкоторыхъ пограничныхъ племенъ, которыя служили наемными войсками во вншнихъ войнахъ. Вотъ почему въ то время, какъ другія кочевыя племена центральной Азіи, которыя въ сравненіи съ ними были нисколько не воинственне, въ продолженіе цлыхъ столтій съ успхомъ длали нашествія на цивилизованный міръ и завоевывали его, эта воинственная раса, не сознававшая своей силы, оставалась разъединенною и, живя въ глубин родныхъ пустынь, не представляла собою никакой опасности.
Наконецъ наступило такое время, когда ея, враждующія между собою племена были соединены религіей и единодушно возстали за общее дло, когда появился мощный геній, который собралъ въ одно цлое эти разрозненныя части, вдохнулъ въ нихъ свой энтузіазмъ и свою отвагу и, ставъ во глав этихъ богатырей пустыни, повелъ ихъ за собою потрясать до основанія и ниспровергать земныя царства.

ГЛАВА II.
Рожденіе и родство Магомета.— Его дтство и отрочество.

Магометъ, великій основатель Ислама, родился въ город Мекк, въ апрл 569 г. посл P. X. Онъ происходилъ изъ храбраго и знатнаго рода корейшитовъ, который раздлялся на дв втви, ведшія свое начало отъ двухъ братьевъ — Хашима и Абдъ-Шима. Хашимъ, праддъ Магомета, оказалъ городу Мекк великія благодянія. Городъ этотъ находится въ безплодной и каменистой мстности и въ прежнее время нердко терплъ недостатокъ въ състныхъ припасахъ. Въ начал шестого столтія Хашимъ сталъ каждый годъ отправлять два каравана, одинъ, зимою, въ Южную Аравію или Іеменъ, и другой, лтомъ — въ Сирію. Благодаря такому распоряженію, въ Мекку были въ изобиліи доставляемы състные припасы, а также и всякаго рода товары. Такимъ образомъ городъ сдлался торговымъ центромъ, а родъ корейшитовъ, принимавшихъ дятельное участіе въ этихъ экспедиціяхъ, обогатился и усилился. Въ это время Хашимъ былъ стражемъ Каабы, великой святыни у арабовъ, приходившихъ издалека на поклоненіе ей, охраненіе ея поручалось не ипаче, какъ самымъ почетнымъ родамъ и семьямъ, точно такъ же, какъ прежде охраненіе Іерусалимскаго храма вврялось исключительно однимъ левитамъ. Почетное званіе ‘стража Каабы’ соединялось также и съ гражданскими должностями и привиллегіями, и человкъ, занимавшій этотъ постъ, управлялъ священнымъ городомъ.
По смерти Хашима сынъ его Абдъ-эль-Мотталебъ занялъ его почетныя должности и заявилъ себя такимъ же, какъ и онъ, патріотомъ. Онъ освободилъ священный городъ отъ нападенія войска и слоновъ, посланныхъ христіанскими князьями Абиссиніи, которые въ то время владли Іеменомъ. Эти великія услуги, оказанныя городу отцомъ и сыномъ, укрпили за родомъ Хашима званіе стража Каабы, къ большому неудовольствію и зависти родичей линіи Абдъ-Шима.
У Абдъ-эль-Мотталеба было много сыновей и дочерей. Изъ числа его сыновей мы встрчаемъ въ исторіи имена Абу-Талеба, Абу-Лахаба, Аббаса, Гамзы и Абдаллы. Послдній былъ младшимъ и любимымъ его сыномъ. Онъ женился на Амин, двушк изъ отдаленной втви того же самаго славнаго рода корейшитовъ. Абдалла былъ замчательно хорошъ собою и обладалъ всми тми качествами, которыя плняютъ женщинъ и, если врить мусульманскимъ преданіямъ, въ ночь его свадьбы съ Аминой двсти двушекъ изъ рода корейшитовъ умерли отъ разрыва сердца.
Магометъ былъ первымъ и единственнымъ плодомъ этого брака, заключеннаго при такимъ грустныхъ обстоятельствахъ. Согласно съ вышеупомянутыми преданіями, его рожденіе сопровождалось такими предзнаменованіями и явленіями, которыя указывали на то, что это былъ не простой ребенокъ. При разршеніи отъ бремени его мать не чувствовала никакой боли. Въ минуту его появленія на свтъ, все небо вокругъ вдругъ озарилось яркимъ свтомъ, и новорожденный младенецъ, возведя свои очи къ небу, громко воскликнулъ: ‘Великъ Богъ! Нтъ Бога, кром Бога, и я — пророкъ Его’.
При его появленіи на свтъ, какъ утверждаетъ преданіе, небо и земля поколебались. Вода въ озер Сава отхлынула къ своимъ скрытымъ въ земл источникамъ, и дно его сдлалось сухимъ, между тмъ какъ Тигръ выступилъ изъ береговъ и затопилъ вс окрестныя страны. Дворецъ персидскаго царя Хозроя былъ потрясенъ до основанія, и многія изъ его башенъ упали на землю. Въ эту тревожную ночь персидскій кади или судья видлъ во сн, что арабскій охотникъ обуздалъ свирпаго верблюда. Утромъ онъ разсказалъ этотъ сонъ персидскому царю и истолковалъ его такъ, что имъ со стороны Аравіи угрожаетъ большая опасность.
Въ эту же самую, обильную знаменіями ночь священный огонь Зороастра, который поддерживался магами и непрерывно горлъ боле тысячи лтъ, вдругъ погасъ, и во всемъ мір идолы попадали на землю. Демоны или злые духи, т, которые прячутся въ звздахъ или знакахъ Зодіака, и имютъ вредное вліяніе на дтей, были свергнуты съ неба чистыми ангелами и, вмст съ ихъ лукавымъ начальникомъ Иблисомъ, или Люциферомъ, ввержены въ морскую пучину.
По словамъ тхъ же преданій, родственники новорожденнаго младенца были полны ужаса и удивленія. Братъ его матери, астрологъ, составивъ его гороскопъ, предсказалъ, что онъ достигнетъ большой власти, будетъ основателемъ государства и возвститъ людямъ новую вру. На седьмой день посл его рожденія его ддъ Абдъ-эль-Моталлебъ устроилъ пиръ для всхъ главныхъ корейшитовъ, которымъ и представилъ ребенка, какъ зарю славы ихъ племени, и далъ ему имя Магомета (или Мухамеда), указывающее на то, что онъ будетъ впослдствіи извстенъ всему міру.
Таковы разсказы мусульманскихъ писателей о рожденіи Магомета, вс наполненные чудесами, о его раннемъ дтств у насъ тоже нтъ ничего, кром басенъ. Ему не было еще и двухъ мсяцевъ, какъ умеръ его отецъ, оставивъ ему въ наслдство только пять верблюдовъ, немного овецъ и рабыню изъ Эіопіи, по имени Баракатъ. Сначала его мать Амина сама кормила его грудью, но отъ горя и заботъ у нея пропало молоко, а такъ какъ воздухъ Мекки считался нездоровымъ для дтей, то она стала искать ему кормилицу среди женщинъ сосднихъ бедуинскихъ племенъ. Эти бедуинки приходили въ Мекку два раза въ годъ для того, чтобы брать къ себ на воспитаніе дтей городскихъ жителей, но он отыскивали себ дтей богатыхъ родителей, отъ которыхъ надялись получить большое вознагражденіе, и съ презрніемъ отворачивались отъ этого бдняка, которому досталось такъ мало посл отца. Наконецъ надъ Магометомъ сжалилась жена одного саадитскаго пастуха, по имени Халема, которая и взяла къ себ этого безпомощнаго ребенка, ея домъ находился въ одной изъ пастушескихъ долинъ въ горахъ {Бени Садъ (или дти Сада) относятъ свое происхожденіе къ самой глубокой древности и вмст съ катанскими арабами представляютъ собою остатки первобытныхъ арабскихъ племенъ. Ихъ долина находится въ тхъ горахъ, которыя тянутся къ югу отъ Таифа. Burckhardt. ‘On the Bedouins’, vol. II. p. 47.}.
Не мало чудесъ разсказывала Халема объ этомъ взятомъ ею на воспитаніе ребенк. Когда они хали изъ Мекки, то везшій его мулъ вдругъ получилъ даръ слова и громко провозгласилъ, что онъ несетъ на своей спин величайшаго изъ пророковъ, самаго перваго изъ посланныхъ свыше людей, любимца Всемогущаго. По дорог передъ нимъ склоняли свои головы овцы, когда онъ, лежа въ своей колыбели, смотрлъ на луну, то эта послдняя склонялась передъ нимъ въ знакъ благоговнія.
По словамъ арабскихъ писателей, благословеніе неба было наградою Халем за ея состраданіе. Пока ребенокъ оставался въ ея дом, все, что было вокругъ него, находилось въ цвтущемъ состояніи. Колодцы и источники никогда не высыхали, пастбища были всегда зелены, ея стада и табуны умножились десятерицею, въ поляхъ царило удивительное плодородіе, и миръ наполнялъ ея жилище.
Дале арабскія легенды восхваляютъ сверхъестественныя способности, тлесныя и духовныя, которыя обнаруживалъ съ самыхъ раннихъ лтъ этотъ необыкновенный ребенокъ. Трехъ мсяцевъ отъ рожденія онъ могъ стоять одинъ, семи мсяцевъ бгать, а десяти — участвовать въ забавахъ другихъ дтей, состязавшихся въ стрльб изъ лука. Восьми мсяцевъ онъ могъ говорить такъ, что вс его понимали, а но прошествіи и еще мсяца онъ говорилъ уже бгло и при этомъ выказывалъ мудрость, приводившую въ удивленіе всхъ, кто его слушалъ.
Когда ему исполнилось три года, онъ какъ-то разъ игралъ въ пол вмст со своимъ молочнымъ братомъ Масрудомъ, и вдругъ передъ нимъ предстали два ангела въ свтлой одежд. Они бережно положили Магомета на землю, и одинъ изъ ангеловъ, Гавріилъ, раскрылъ ему грудь безъ всякой боли. Затмъ, вынувъ у него сердце, онъ очистилъ его отъ всего нечистаго, выжавъ изъ него т черныя и горькія капли первороднаго грха, которыя мы получили въ наслдіе отъ праотца Адама и которыя бываютъ скрыты въ сердцахъ даже наиболе добродтельныхъ изъ его потомковъ и влекутъ ихъ къ преступленіямъ. Очистивъ его совсмъ, онъ наполнилъ его врою, знаніемъ, пророческимъ вдніемъ и опять вложилъ въ грудь ребенка. Посл этого, какъ увряютъ т же писатели, отъ лица его сталъ исходить таинственный свтъ, не перестававшій сіять, начиная съ Адама, во всемъ священномъ ряд пророковъ до времени Исаака и Измаила, но погасшій у потомковъ этихъ послднихъ, и вотъ онъ теперь засіялъ снова отъ лица Магомета, и блескъ его сдлался еще лучезарне.
Знакомъ этого сверхъестественнаго посщенія, прибавляютъ писатели, осталась у ребенка, приложенная между плечами, печать пророчества, не сходившая всю жизнь и служившая символомъ и подтвержденіемъ того, что онъ посланъ Богомъ, хотя неврующіе видли въ ней только родимое пятно, величиною съ голубиное яйцо.
Халема и ея мужъ, услыхавъ о чудесномъ посщеніи ангеловъ, испугались: они думали, что съ ребенкомъ можетъ случиться какое-нибудь несчастіе, или что эти сверхъестественные постители принадлежатъ къ числу тхъ злыхъ духовъ или геніевъ, которые посщаютъ глухія пустыни и приносятъ вредъ дтямъ. Поэтому саадитская кормилица отнесла Магомета назадъ въ Мекку и передала его съ рукъ на руки матери его Амин.
Онъ жилъ съ матерью до тхъ поръ, пока ему не пошелъ шестой годъ, тогда она взяла его съ собою въ Медину къ своимъ родственникамъ изъ племени Адиджъ, которыхъ ей хотлось навстить, но на возвратномъ пути умерла и была похоронена въ Абв, деревн, находящейся между Меккой и Мединой. Ея могила, какъ мы узнаемъ впослдствіи, была мстомъ благочестивыхъ посщеній и нжныхъ воспоминаній для ея сына въ послдніе годы его жизни.
Врная рабыня, абиссинка Бакаратъ, замнившая теперь мать сирот отвела его къ дду Абдъ-эль-Моталлебу, въ дом котораго онъ прожилъ два года и гд о немъ пеклись и съ нжностью обращались съ нимъ. Въ это время Абдъ-эль-Моталлебъ былъ уже въ преклонномъ возраст, такъ какъ онъ переступилъ за предлы обыкновенной человческой жизни. Почувствовавъ приближеніе смерти, онъ позвалъ къ себ старшаго своего сына Абу-Талеба и завщалъ ему имть о Магомет особенное попеченіе. Добрый Абу-Талебъ съ любовію принялъ племянника и впослдствіи замнилъ ему отца. По смерти отца къ Абу-Талебу перешло званіе стража Каабы, такъ что Магометъ прожилъ нсколько лтъ какъ бы въ дом священника, гд строго соблюдались вс обряды и церемоніи святого мста, а потому мы и считаемъ необходимымъ сообщить боле подробныя свднія о Кааб и приписываемомъ ей происхожденіи, такъ же какъ и о связанныхъ съ нею обрядахъ, преданіяхъ и суевріяхъ: все это близко касается Ислама и исторіи его основателя.

ГЛАВА III.
Преданія, относящіяся къ Мекк и Медин.

По словамъ арабскихъ преданій, Адамъ и Ева, будучи изгнаны изъ рая, очутились въ разныхъ мстахъ земного шара: Адамъ — на гор острова Серендиба или Цейлона, а Ева — въ Аравіи, на берегу Краснаго моря, тамъ, гд въ настоящее время находится портъ Іодда. Цлыхъ двсти лтъ они скитались одиноко по земл, но, наконецъ, во вниманіе къ ихъ скорби и раскаянію, имъ позволено было сойтись на гор Арарат, неподалеку отъ теперешняго города Мекки. Полный глубокой скорби и раскаянія, Адамъ, какъ говоритъ преданіе, поднялъ руки и глаза къ небу и умолялъ Бога умилосердиться надъ нимъ, онъ горячо молился, чтобы ему былъ дарованъ алтарь, подобный тому, которому онъ поклонялся въ раю и вокругъ котораго летали славославившіе Бога ангелы.
Эта молитва Адама была услышана. Скинія или храмъ, сооруженный изъ свтлыхъ облаковъ, былъ спущенъ на землю ангелами и поставленъ на томъ самомъ мст, гд стоитъ его прототипъ въ небесномъ раю. Къ этому сошедшему съ неба алтарю и сталъ съ того времени обращаться Адамъ въ своихъ молитвахъ и каждый день семь разъ обходилъ вокругъ него въ подражаніе исполнявшимъ это ангеламъ.
По словамъ тхъ же самыхъ преданій, посл смерти Адама, эта облачная скинія исчезла, или же опять была вознесена на небо, но другой храмъ того же самаго вида и на томъ же мст былъ выстроенъ изъ камня и глины сыномъ Адама, Синомъ. Этотъ послдній храмъ былъ смытъ съ лица земли потопомъ. Посл этого прошло много поколній, и вотъ, во времена патріарховъ, когда Агарь съ ея сыномъ Измаиломъ едва не умерли въ пустын отъ жажды, ангелъ показалъ имъ родникъ или колодецъ около того мста, гд стоялъ древній алтарь. Это былъ источникъ Земъ-Земъ, который потомки Измаила считаютъ священнымъ до настоящаго времени. Вскор посл этого два человка изъ племени отличавшихся огромнымъ ростомъ амалекитянъ, розыскивая отбившагося отъ лагеря верблюда, напали на этотъ источникъ и, утоливъ жажду, привели на это мсто и своихъ товарищей. Здсь они основали городъ Мекку и взяли подъ свое покровительство Измаила съ его матерью. Они скоро были изгнаны отсюда туземными жителями, у которыхъ остался жить Измаилъ. Возмужавъ, онъ женился на дочери владтельнаго князя, отъ которой пошло многочисленное потомство, это были предки арабскаго народа. Впослдствіи онъ, по Божію повелнію, предпринялъ вновь постройку Каабы на томъ самомъ мст, гд когда-то стояла облачная скинія. Въ этомъ благочестивомъ дл ему помогалъ и отецъ его Авраамъ. Аврааму служилъ подмостками какой-то удивительный камень, который то поднимался, то опускался по мр того, какъ онъ возводилъ стны священнаго зданія. Камень этотъ остается тутъ и по сіе время, какъ святыня, которой нтъ цны, и вс правоврные ясно видятъ на немъ отпечатокъ ноги патріарха.
Въ то время, какъ Авраамъ и Измаилъ были заняты сооруженіемъ храма, архангелъ Гавріилъ принесъ имъ камень, относительно котораго мы встрчаемъ въ древнихъ преданіяхъ нкоторое разногласіе, по словамъ однихъ, это былъ одинъ изъ тхъ драгоцнныхъ камней, которые упали на землю вмст съ Адамомъ, впослдствіи его затянулъ оставшійся посл потопа илъ, и онъ лежалъ тутъ до тхъ поръ, пока не былъ найденъ архангеломъ Гавріиломъ.
Но боле всего распространено такое преданіе, что камень этотъ былъ первоначально ангеломъ-хранителемъ, приставленнымъ оберегать Адама въ раю, но потомъ превращеннымъ въ камень и изверженнымъ вмст съ нимъ изъ рая посл его грхопаденія въ наказаніе за то, что онъ былъ не довольно бдителенъ. Камень этотъ былъ принятъ Авраамомъ и Измаиломъ съ должнымъ благоговніемъ и вставленъ ими въ уголъ вншней стны Каабы, гд онъ остается до сего дня, и правоврные, семикратно обходя храмъ, каждый разъ цлуютъ его. Когда камень только что вдлали въ стну, то это былъ гіацинтъ ослпительной близны, но мало-по-малу онъ сталъ чернть отъ поцлуевъ устъ гршныхъ людей. При общемъ воскресеніи онъ опять приметъ свой прежній видъ ангела и будетъ свидтелемъ предъ лицомъ Бога, ходатайствуя за тхъ людей, которые приходили сюда на богомолье и неукоснительно исполняли вс священные обряды.
Вотъ т арабскія преданія, благодаря которымъ Кааба и источникъ Земъ-Земъ сдлались съ самой глубокой древности предметомъ благоговйнаго почитанія у жителей Востока и въ особенности у потомковъ Измаила. Мекка, въ стнахъ которой находятся эти святыни, считалась священнымъ городомъ еще за цлыя столтія до появленія магометанской вры, и на поклоненіе ей приходили богомольцы изо всхъ мстностей Аравіи. Религіозное чувство, побуждающее къ исполненію этой обрядности, было такъ глубоко и такъ распространено между народомъ, что четыре мсяца въ году посвящались на богомолье и на исполненіе обрядовъ, и въ это время запрещалось всякое насиліе и отнюдь не дозволялось вести войну. Враждовавшія между собою племена слагали съ себя оружіе, снимали со своихъ пикъ острые наконечники, шли совершенно спокойно по самымъ опаснымъ пустынямъ, и въ одежд пилигримовъ большими толпами стекались къ воротамъ Мекки, обойдя, но обыкновенію, семь разъ вокругъ Каабы, въ подражаніе сонму ангеловъ, они прикасались къ таинственному камню и цловали его, затмъ пили воду и длали возліянія у источника Земъ-Земъ въ воспоминаніе о ихъ предк, Измаил, и, исполнивъ вс остальные древніе обряды этого богомолья, въ полной безопасности возвращались домой съ тмъ, чтобы снова взяться за оружіе и продолжать начатыя войны.
Во времена, называемыя ‘днями невднія’, тоесть до проповданія мусульманской вры, самыми главными религіозными обязанностями арабовъ считались постъ и молитва. У нихъ было три главныхъ поста въ году: одинъ продолжался семь, другой девять, а третій тридцать дней. Они совершали молитву три раза въ день: при восход солнца, въ полдень и при заход солнца, повернувшись при этомъ лицомъ къ Кааб, которая была для нихъ ‘кеблою’, или мстомъ, достойнымъ поклоненія. У арабовъ существовало много религіозныхъ преданій, и нкоторыя изъ нихъ были заимствованы ими еще въ древнія времена у евреевъ, и они, какъ утверждаютъ, питали свое религіозное чувство чтеніемъ Псалтири, а также и книги, наполненной правилами нравственности, которая будто бы была написана Сиомъ.
Такъ какъ Магометъ былъ воспитанъ въ дом стража Каабы, то надо думать, что, благодаря совершавшимся въ этомъ священномъ зданіи религіознымъ церемоніямъ и обрядамъ, умъ его получилъ извстное направленіе, и они-то навели его на т религіозныя размышленія, которымъ впослдствіи онъ предался съ такимъ увлеченіемъ. Мусульманскіе біографы его могутъ сколько угодно говорить о томъ, что его славная будущность была ясно предсказана еще въ дтств различными знаменіями и чудесами, но, повидимому, о воспитаніи Магомета заботились очень мало, какъ это случается и съ обыкновенными арабскими дтьми: намъ извстно, что его не научили ни читать, ни писать. Впрочемъ, эта была даровитая натура: ребенокъ былъ въ высшей степени наблюдателенъ и способенъ размышлять обо всемъ, что видлъ предъ собою, одаренъ пылкимъ воображеніемъ, отваженъ и общителенъ. Благодаря ежегодному стеченію богомольцевъ изъ разныхъ мстностей Аравіи, Мекка длалась центромъ разнородныхъ свдній, которыя мальчикъ, повидимому, подхватывалъ на лету, быстро усвоялъ и удерживалъ въ своей крпкой памяти, по мр того, какъ онъ росъ, передъ нимъ все боле и боле раскрывалась обширная сфера наблюденій….

ГЛАВА IV.
Первое путешествіе Магомета съ караваномъ въ Сирію.

Теперь Магомету исполнилось двнадцать лтъ, но, какъ мы говорили выше, это былъ развитой не по лтамъ мальчикъ. Въ немъ пробудилась любознательность, увеличившаяся отъ сношеній съ пилигримами, которые стекались въ священный городъ изъ всхъ частей Аравіи. Затмъ и дядя его Абу-Талебъ, помимо своей священнической должности стража Каабы, былъ также однимъ изъ самыхъ предпріимчивыхъ купцовъ племени корейшитовъ и велъ обширные коммерческіе обороты, торгуя посредствомъ каравановъ, которые началъ снаряжать еще предокъ его Хашимъ, съ Сиріей и Іеменомъ. Прибытіе и отходъ этихъ каравановъ, толпившихся у воротъ Мекки, шумъ и оживленіе, производимое ими на улицахъ города, сильно возбуждали воображеніе такого юноши, какъ Магометъ, перенося его въ далекія чужеземныя страны. Онъ уже не былъ въ состояніи подавить заговорившаго въ его душ мучительнаго любопытства, и вотъ однажды, когда дядя его совсмъ собрался хать съ караваномъ въ Сирію и уже хотлъ садиться на верблюда, онъ ухватился за его одежду и неотступно просилъ о позволеніи сопровождать его въ этомъ путешествіи. ‘На кого же ты оставишь меня, дядя, когда удешь?’ — сказалъ онъ.
Добрый Абу-Талебъ былъ тронутъ этой просьбой. Онъ разсудилъ, что юноша теперь въ такомъ возраст, что ему уже пора выступить на дятельную арену арабской жизни, и такъ сообразителенъ, что можетъ оказать большія услуги каравану, поэтому онъ исполнилъ его просьбу и повезъ съ собой въ Сирію.
Дорога пролегала по странамъ, гд очень распространены т басни и преданія, которыя такъ любятъ разсказывать арабы во время вечерняго отдыха каравана. Необозримое пространство пустыни, въ которой этотъ кочевой народъ проводитъ большую часть своей жизни, способно породить суеврныя фантазіи, поэтому народъ этотъ населилъ пустыню добрыми и злыми духами, пріукрасилъ ее волшебными сказками и связалъ ее со случившимися въ старые годы чудесными событіями.
Надо думать, что во время этихъ вечернихъ остановокъ каравана юный умъ Магомета напитался этими суевріями пустыни, которыя потомъ навсегда остались у него въ памяти и имли сильное вліяніе на его воображеніе. Мы должны отмтить главнымъ образомъ два преданія, которыя онъ, по всему вроятію, услышалъ въ это время и о которыхъ онъ разсказываетъ впослдствіи въ Коран. Одно изъ нихъ относится къ горной области Геджаръ. Здсь, когда караванъ проходилъ по безмолвнымъ пустыннымъ долинамъ, обратили на себя всеобщее вниманіе находившіяся по бокамъ горъ пещеры, въ которыхъ жили когда-то Бени Тамуды, или дти Тамуда — одно изъ ‘исчезнувшихъ племенъ’ арабовъ. Вотъ что разсказываетъ о нихъ преданіе:
Это было гордое племя великановъ, которые жили еще до временъ патріарха Авраама, и такъ какъ они впали въ глубокое идолопоклонство, то Богъ послалъ къ нимъ пророка, по имени Салеха, чтобы обратить ихъ на путь истинный. Но они сказали, что послушаются его только тогда, когда онъ имъ докажетъ, что дйствительно посланъ Богомъ, тмъ, что заставитъ выйти изъ ндръ горы жеребую верблюдицу.
Салехъ началъ молиться, и о, чудо! Гора разверзлась, и изъ нея вышла верблюдица, которая вскор произвела на свтъ дтеныша. Нкоторые изъ тамудитовъ, убжденные этимъ чудомъ, оставили, по увщанію пророка, идолопоклонство, впрочемъ, большинство изъ нихъ продолжало пребывать въ невріи. Салехъ оставилъ имъ верблюдицу въ доказательство совершеннаго имъ чуда, но при этомъ сдлалъ предостереженіе, говоря, что небо покараетъ ихъ, если они сдлаютъ какой-нибудь вредъ животному. Нкоторое время они позволяли верблюдиц спокойно пастись на нол, она выходила утромъ на пастбище и вечеромъ возвращалась домой. То правда, что когда она наклоняла свою голову, чтобы напиться изъ ручья или источника, она не поднимала ея до тхъ поръ, пока не выпивала всю воду до послдней капли, но зато, вернувшись домой, она давала столько молока, что его хватило бы для всего племени. Но такъ какъ она прогоняла съ пастбища всхъ другихъ верблюдовъ, то тамудиты возненавидли ее и, перерзавъ у нея подколнныя жилы, убили ее. Какъ только это было сдлано, послышались съ неба страшный крикъ и сильные раскаты грома, а на утро вс виновные въ этомъ дл были найдены лежащими лицомъ къ земл и мертвыми. Такимъ образомъ все племя было стерто съ лица земли, и на ихъ стран лежитъ съ тхъ поръ вчное проклятіе неба.
Эта исторія произвела такое сильное впечатлніе на Магомета, что и въ послдующее время онъ не позволялъ своему народу ставить палатки по близости этого мста, но торопилъ его итти дальше отъ этой, по его мннію, проклятой мстности.
Другое преданіе, которое пришлось услышать Магомету во время путешествія, относится къ городу Эйла, находящемуся вблизи Краснаго, моря. Ему разсказали, что на этомъ мст жило въ старину одно еврейское племя, которое впало въ идолопоклонство и нарушило святость субботняго дня рыбною ловлей, за это старики были превращены въ свиней, а молодые — въ обезьянъ. Мы обратили особенное вниманіе на эти два преданія по той причин, что ихъ приводитъ Магометъ, желая доказать, что Богъ наказываетъ людей за идолопоклонство, все это показываетъ намъ, въ какую сторону былъ направленъ умъ юноши, размышлявшаго объ этомъ важномъ предмет уже и въ то время, о которомъ идетъ здсь рчь.
Мусульманскіе писатели, не отступая отъ своего обычая, разсказываютъ о тхъ чудесахъ, какія случались съ юношей во время его путешествія. Однажды онъ переходилъ пустыню, и вотъ, когда онъ шелъ по раскаленному песку, надъ нимъ все время леталъ невидимый ангелъ, который оснялъ его своими крыльями, впрочемъ, это — такого рода чудо, которое не подтверждается свидтельствомъ очевидца, въ другой разъ, во время полуденнаго зноя, его защищало отъ солнца висвшее надъ его головой облако, затмъ, когда онъ искалъ тни подъ засохшимъ деревомъ, оно вдругъ покрылось листвою и цвтами.
Пройдя мимо границъ древнихъ земель моавитянъ и аммонитянъ, о которыхъ часто упоминается въ Библіи, караванъ вступилъ въ Боеру, или Бостру, городъ, находящійся на границахъ Сиріи, въ стран колна Манассіина, за ркою Іорданомъ. Въ библейскія времена городъ этотъ принадлежалъ левитамъ, но теперь въ немъ жили христіане-несторіане. Это былъ большой торговый центръ, куда ежегодно приходили караваны, здсь наши путешественники сдлали привалъ и раскинули свои палатки неподалеку отъ одного несторіанскаго монастыря.
Абу-Талебъ и его племянникъ были гостепріимно приняты братіей этого монастыря. Одинъ изъ монаховъ, котораго одни называютъ Сергіемъ, а другіе Бахирой {Нкоторые утверждаютъ, что этими двумя именами назывались два монаха, разговаривавшіе съ Магометомъ.}, разговаривая съ Магометомъ, былъ пораженъ его развитымъ не но лтамъ умомъ и заинтересовался юношей, видя въ немъ страстную жажду знанія, направленную, главнымъ образомъ, на религіозные вопросы. Они часто разговаривали между собою о такихъ предметахъ, и тутъ вс усилія монаха клонились къ тому, чтобы побороть идолопоклонство, въ которомъ до сихъ поръ воспитывался юный Магометъ, потому что несторіане строго осуждали не только поклоненіе иконамъ, но и вообще употребленіе ихъ, строгость ихъ въ этомъ отношеніи доходила даже до. того, что подобное запрещеніе касалось отчасти даже и креста — этой общей эмблемы христіанства.
.Многіе приписывали знаніе главныхъ правилъ и преданій христіанской вры, высказанное впослдствіи Магометомъ, именно тмъ разговорамъ, которые были у него въ молодости съ этимъ монахомъ, впрочемъ, надо думать, что онъ поддерживалъ сношенія съ этимъ послднимъ и при своихъ послдующихъ путешествіяхъ въ Сирію.
Мусульманскіе писатели утверждаютъ, что монахъ заинтересовался юнымъ чужестранцемъ потому, что случайно увидалъ у него между плечами печать пророчества. Они говорятъ, что когда Абу-Талебъ собрался въ обратный путь, то монахъ этотъ предостерегалъ его, давъ ему совтъ наблюдать за племянникомъ, и не допускать, чтобы этотъ послдній попалъ въ руки евреевъ, онъ какъ бы предвидлъ пророческимъ взоромъ вс т непріятности и противодйствія, которыя долженъ былъ встртить Магометъ со стороны этого народа.
Само-собою разумется, что не нужно было никакихъ чудесныхъ знаковъ для того, чтобы сектантъ-монахъ, только и помышлявшій о большемъ числ послдователей, заинтересовался умнымъ и любознательнымъ юношей, племянникомъ стража Каабы, который могъ бы перенести въ Мекку смена христіанской вры, посянныя въ его воспріимчивой душ, ясно, что монахъ, разсчитывая сдлать несторіаниномъ юношу съ еще неустановившимися религіозными взглядами, всми силами старался помшать тому, чтобы евреи не совратили его въ свою вру.
Магометъ возвратился въ Мекку, воображеніе его было переполнено фантастическими разсказами и преданіями, которыя пришлось ему слышать въ разныхъ мстахъ пустыни, въ его умъ глубоко запало ученіе вры, переданное ему въ несторіанскомъ монастыр. Онъ и впослдствіи питалъ къ Сиріи какое-то необъяснимое благоговйное чувство, вроятно вслдствіе полученныхъ имъ въ этой стран религіозныхъ впечатлній. Сирія была страною, въ которую удалился изъ Халдеи патріархъ Авраамъ, принесшій съ собою первоначальное врованіе въ единаго истиннаго Бога. Магометъ часто говорилъ впослдствіи: ‘Воистину Богъ всегда поддерживалъ хранителей слова своего въ Сиріи, ихъ сорокъ числомъ, если умираетъ одинъ, то на мсто его посылается другой и, благодаря имъ, это — благословенная страна’. А затмъ: ‘Да возрадуется народъ сирійскій, ибо ангелы всеблагого Бога осняютъ его крыльями своими. {Misheаt — ni — Masbih, vol ІІ, р. 812.}
Примчаніе. Въ шестой глав Корана мы находимъ разсказъ о томъ, какъ Авраамъ оставилъ идолопоклонство, въ которое впали люди посл потопа. Отецъ Авраама Азеръ или Зера, какъ онъ называется въ священной книг, былъ ваятелемъ и идолопоклонникомъ.
‘И сказалъ Авраамъ отцу своему Азеру. ‘Зачмъ ты изскъ изъ камня изваянія боговъ? Воистину ты и народъ твой заблуждаетесь’.
‘Тогда сводъ небесный разверзся передъ Авраамомъ, чтобы онъ могъ видть, какъ управляется міръ. Когда настала ночь, и тьма оснила землю, онъ увидалъ свтлую звзду, сіявшую на неб, и, обращаясь къ своему народу, поклонявшемуся звздамъ, воскликнулъ: ‘Такъ по вашему мннію, это — Богъ?’.
‘Но звзда зашла и Авраамъ сказалъ: ‘Я не врю въ такихъ боговъ, которые заходятъ’.
‘Тогда онъ увидлъ восходящую луну и воскликнулъ: ‘Наврно, это — Богъ’.— Но и луна точно такъ же зашла, и тогда смутился Авраамъ и началъ молиться Богу, говоря: ‘Направь меня на путь истинный, чтобы мн не сдлаться такимъ же, какъ эти заблуждающіеся люди.
‘Увидлъ онъ восходящее солнце и воскликнулъ: ‘Вотъ это — самое великолпное свтило. Это, безъ сомннія, и есть Богъ.’ Но солнце также закатилось. Тогда сказалъ Авраамъ: ‘Я не врю, о, народъ мой, въ то, что вы называете богами. Воистину, я обращаю лицо мое къ Нему, Создателю, сотворившему небо, и землю’.

ГЛАВА V.
Занятіе Магомета торговлей — Его бракъ съ Кадиджей.

Теперь Магометъ окончательно посвятилъ себя дятельной жизни и сопровождалъ своихъ дядей въ путешествіяхъ разнаго рода. Когда ему было около шестнадцати лтъ онъ, вмст со своимъ дядей Зобиромъ, здилъ съ караваномъ въ Іеменъ, дале мы видимъ, что онъ состоялъ въ должности оруженосца у того же дяди, бывшаго предводителемъ корейшитовъ, помогавшихъ кенанитамъ въ войн противъ племени Хавазанъ. Тутъ Магометъ въ первый разъ участвовалъ въ войн, хотя вся его обязанность состояла въ томъ, что онъ въ пылу сраженія подавалъ своему дяд стрлы для лука и прикрывалъ его щитомъ отъ дротиковъ непріятеля. Войну эту арабскіе писатели заклеймили позорнымъ именемъ ‘эль Фаджаръ’, т.-е. нечестивой войны, потому что она ведена была въ священные мсяцы богомолья.
По мр того какъ Магометъ становился старше, многія лица начали брать его къ себ въ качеств торговаго агента или фактора при караванахъ, отправлявшихся въ Сирію, Іеменъ, или въ другія мстности, благодаря этому, сфера его наблюденій расширилась, онъ сталъ сразу понимать характеры людей и познакомился съ длами.
Часто приходилось ему посщать и ярмарки, которыя въ Аравіи были не только мстами торговли, но иногда служили также и ареною для состязаній въ поэзіи между различными племенами, здсь побдителямъ присуждались награды, и премированныя поэмы бережно сохранялись потомъ въ архивахъ владтельныхъ князей. Состязанія эти происходили главнымъ образомъ на ярмарк въ Окад, и семь поэмъ, которымъ присуждена была здсь награда, были вывшены въ Кааб точно какіе-нибудь трофеи. На этихъ ярмаркахъ разсказывались также и распространенныя между арабами преданія и вмст съ тмъ проповдовались и усвоивались слушателями различныя, господствовавшія въ Аравіи вроученія. Изъ этихъ устныхъ источниковъ Магометъ постепенно собралъ многія разнообразныя свднія о религіозныхъ ученіяхъ, высказанныя имъ впослдствіи.
Въ то время жила въ Мекк одна вдова, по имени Кадиджа (или Хадиджа). Она была замужемъ два раза. Ея второй мужъ, богатый купецъ, только что умеръ и нужно было, чтобы кто-нибудь управлялъ обширными длами этого торговаго дома, племянникъ вдовы, котораго звали Чузимой, познакомившійся съ Магометомъ во время его торговыхъ поздокъ, видалъ не разъ, какъ ловко и честно этотъ послдній велъ вс свои дла. Онъ указалъ на него своей тетк, какъ на человка, способнаго вести вс ея дла. Наружность Магомета послужила большимъ подспорьемъ для этой рекомендаціи, потому что ему было въ это время около двадцати-пяти лтъ и арабскіе писатели превозносятъ до небесъ его красоту и любезное обхожденіе. Кадидж очень хотлось, чтобы онъ поступилъ къ ней на службу и она даже предложила ему двойную плату, если только онъ возьметъ на себя трудъ вести караванъ, который она готова была отправить въ Сирію. Магометъ, посовтовавшись со своимъ дядей Абу-Талебомъ, принялъ, по его совту, это предложеніе. Въ этой экспедиціи его сопровождали, помогавшіе ему въ трудахъ племянникъ вдовы и ея рабъ Майсара, Кадиджа до такой степени была довольна тмъ, что Магометъ отличію выполнилъ возложенное на него порученіе, что, по его возвращеніи, заплатила ему вдвое противъ условленной платы. Потомъ Кадиджа посылала его тоже съ караванами въ южныя части Аравіи и всякій разъ оставалась имъ очень довольна.
Кадидж минуло уже 39 лтъ, это была разсудительная и опытная женщина. Она все больше и больше цнила умственныя способности Магомета, а затмъ въ ея сердц зародилась любовь къ этому свжему и красивому юнош. По словамъ арабскихъ легендъ, тутъ очень кстати случилось одно чудо, которое укрпило и освятило это зародившееся чувство. Какъ-то разъ, въ полдень, она, выйдя на плоскую крышу своего дома вмст со своими прислужницами, стала поджидать караванъ, которымъ управлялъ Магометъ. Когда караванъ приблизился къ дому, то она, къ своему величайшему изумленію, увидала двухъ ангеловъ, которые, осняли его своими крыльями и такимъ образомъ защищали отъ солнца. Взволнованная она обратилась къ своимъ служанкамъ и сказала имъ, ‘Посмотрите! Это любимецъ Аллаха, который послалъ двухъ ангеловъ охранять его!’
Какъ смотрли служанки на Магомета, съ такимъ ли же благоговніемъ, какъ ихъ госпожа, или нтъ, и видли ли и он также этихъ двухъ ангеловъ,— объ этомъ легенда умалчиваетъ, но какъ бы то ни было, вдова ощутила въ себ живую вру въ сверх- человческія достоинства своего молодого управителя и немедленно поручила своему врному рабу Майсар предложить ему ея руку и сердце. Разсказъ объ этихъ переговорахъ отличается простотой и краткостью. ‘Магометъ’, спросилъ Майсара, ‘отчего ты не женишься?’ — ‘У меня нтъ средствъ’ отвчалъ Магометъ.— ‘Ну хорошо, а что если бы теб предложила свою руку какая-нибудь богатая женщина, и затмъ такая, которая и собой красива, и знатнаго рода?’ — ‘Кто же это такая?’ — ‘Кадиджа!’ — ‘Да можетъ ли это быть?’ — ‘Ужъ я это устрою’.— Майсара, вернувшись къ своей госпож, разсказалъ ей, что было говорено. Назначенъ былъ часъ для свиданія и дло уладилось съ тою быстротою и благоразуміемъ, какими отличался Магометъ во всхъ длахъ, касавшихся вдовы. Сначала отецъ Кадиджи воспротивился было этому браку по той причин, что Магометъ — человкъ бдный: онъ раздлялъ общее мнніе, что богатство должно быть присоединено къ богатству, но сама вдова разсуждала благоразумно: она смотрла на свое богатство только какъ на средство, дающее ей возможность слдовать влеченію своего сердца. Она устроила большой пиръ, на который были приглашены ея отецъ и другіе ея родственники, а также оба дяди Магомета, Абу-Талебъ и Гамза, а вмст съ ними и многіе другіе изъ корейшитовъ. На этомъ пиру вино лилось ркою, и вскор вс сидвшіе за столомъ гости развеселились. Бдность Магомета, мшавшая браку, была забыта, въ пользу предполагавшагося брака говорили рчи — съ одной стороны Абу-Талебъ, а съ другой Барака, родственникъ Кациджи, былъ ршенъ вопросъ о приданомъ и бракъ заключенъ по всей форм.
Тогда Магометъ приказалъ убить верблюда у дверей дома и мясо его раздать бднымъ. Двери его жилища были открыты для всхъ, кто пожелалъ бы войти, рабыни Кадиджи плясали подъ звуки тамбуриновъ, вс предались шумному веселью и радости. Абу-Талебъ, забывъ свои года и обычную меланхолію, тоже развеселился на этомъ пиру. Онъ принесъ свой даръ — отсчиталъ изъ своего кошелька чистыми деньгами двадцать съ половиною окъ золотомъ, что равняется цн двадцати молодыхъ верблюдовъ. Халему, кормилицу Магомета, тоже позвали пировать на его свадьб и подарили ей стадо въ сорокъ овецъ, съ которымъ она, обогатившаяся и предовольная, вернулась въ свою родную долину, находящуюся въ саодитской пустын

ГЛАВА VI.
Поведеніе Магомета посл свадьбы.— Его забота о религіозной реформ.— Его привычка къ уединеннымъ размышленіямъ.— Видніе въ пещер.— Онъ провозглашаетъ себя пророкомъ.

Благодаря браку съ Кадиджей, Магометъ сдлался однимъ изъ самыхъ богатыхъ людей въ своемъ город, а по своимъ нравственнымъ качествамъ онъ имлъ огромное вліяніе на общество. Аллахъ, говоритъ историкъ Абульфеда, одарилъ его всми способностями, которыя длаютъ совершенствомъ и украшаютъ честнаго человка, онъ былъ такъ чистъ душою, отличался такою искренностью и былъ такъ далекъ отъ всякой дурной мысли, что его всего чаще называли именемъ ‘Аль-Амина’, что значитъ ‘врный’.
Такъ какъ его сограждане имли большое довріе къ его здравому смыслу и честности, то они часто обращались къ нему, прося его быть посредникомъ въ ихъ спорахъ. Въ доказательство его мудрости въ подобныхъ случаяхъ разсказываютъ слдующій анекдотъ. Въ поврежденной огнемъ Кааб производились поправки, во время которыхъ нужно было перенести на другое мсто священный черный камень. Между начальниками различныхъ племенъ возникъ споръ о томъ, кому изъ нихъ принадлежитъ право исполнить такую высокую обязанность, и вс они пришли къ соглашенію, говоря, что вопросъ этотъ ршитъ первый, кто войдетъ въ городъ черезъ ворота Аль-Харамъ. Случилось такъ, что это былъ Магометъ. Выслушавъ вс ихъ заявленія о своихъ правахъ, онъ приказалъ разостлать на земл большой коверъ и на него положить камень, и чтобы затмъ по одному человку изъ каждаго племени взялись за края этого ковра. Такимъ образомъ вс они одинаково и въ одно и то же время подняли священный камень до уровня предназначеннаго ему мста, куда Магометъ вложилъ его уже своими руками.
Отъ Кадиджи родились у Магомета четыре дочери и одинъ сынъ. Имя сына было Казимъ, а потому и Магомета называли иногда Абу-Казимомъ, какъ это принято въ арабской номенклатур. Впрочемъ, сынъ этотъ умеръ еще въ дтств.
Въ продолженіе многихъ лтъ посл женитьбы, онъ продолжалъ заниматься торговлей, причемъ посщалъ большія арабскія ярмарки и здилъ съ караванами въ дальнія страны. Но экспедиціи эти уже не были такъ выгодны, какъ въ то время, когда онъ состоялъ въ должности управителя, и богатое приданое, взятое имъ за женой, не увеличилось а скоре уменьшилось, отъ всхъ этихъ торговыхъ операцій. Дло въ томъ, что богатство избавило его отъ необходимости добывать себ кусокъ хлба трудами и доставило ему досугъ, благодаря чему онъ получилъ возможность слдовать врожденной склонности ума, всегда стремившагося къ мечтамъ и религіознымъ размышленіямъ, которую онъ выказывалъ съ самаго ранняго дтства. Склонность эта развилась еще боле во время его путешествій вслдствіе сношеній съ евреями и христіанами, вначал укрывшимися въ этой стран отъ преслдованій, но потомъ собравшимися въ цлыя племена, или составившими часть населенія городовъ. Съ другой стороны и арабскія пустыни, богатыя фантастическими суевріями, дали обильную пищу его восторженному, мечтательному уму. Посл его женитьбы на Кадидж на его религіозныя мннія имлъ большое вліяніе его домашній оракулъ. Это былъ двоюродный братъ его жены, Барака, человкъ пытливаго ума, не имвшій опредленной вры, сначала онъ былъ евреемъ, потомъ христіаниномъ, но вмст съ тмъ считалъ себя и астрологомъ. О немъ стоитъ упомянуть, такъ какъ онъ первый перевелъ на арабскій языкъ нкоторыя части Ветхаго и Новаго Завта. Полагаютъ, что именно у него Магометъ и заимствовалъ многія свднія объ этихъ книгахъ, такъ же какъ и многія изъ преданій Мишны и Талмуда, изъ которыхъ онъ почерпнулъ обильный матеріалъ для своего Корана.
Пріобртенныя такими разносторонними путями знанія, которыя Магометъ сохранилъ въ своей прекрасной памяти, находились въ прямомъ противорчіи съ грубымъ идолопоклонствомъ, господствовавшимъ въ то время въ Аравіи и введеннымъ въ самую Каабу. Мало по малу это священное зданіе наполнялось и окружалось идолами, число которыхъ доходило до трехсотъ шестидесяти, такъ что для каждаго дня арабскаго года былъ свой особенный идолъ. Сюда привозились идолы изъ различныхъ странъ — божества другихъ народовъ, главнымъ изъ которыхъ былъ доставленный изъ Сиріи Хобалъ, имвшій, какъ думали, власть ниспосылать на землю дождь. Въ числ этихъ идоловъ находились также Авраамъ и Измаилъ, которыхъ почитали когда-то какъ пророковъ и праотцевъ и которые теперь изображены были со стрлами въ рукахъ — аттрибутами боговъ и символами ихъ магической власти.
Грубость и нелпость идолопоклонства становилось все ясне Магомету, по мр того, какъ его развитой умъ сравнивалъ съ этимъ послднимъ т чисто духовныя религіи, которыя были предметомъ его изученія. Въ разныхъ мстахъ Корана мы видимъ, главную идею Магомета, постепенно развивавшуюся въ его ум до тхъ поръ, пока она не завладла, наконецъ, всми его помыслами и не стала управлять всми его длами. Это была идея религіозной реформы. Его знанія и размышленія, привели его къ твердой увренности въ томъ, что единственная истинная вра возвщена была Адаму при его сотвореніи и что она исповдывалась въ раю до грхопаденія. Эта религія заключала въ себ непосредственное и духовное поклоненіе единому Богу, создавшему небо и землю.
Затмъ онъ былъ убжденъ и въ томъ, что люди неоднократно искажали и унижали эту религію, позоря ее главнымъ образомъ идолопоклонствомъ, вслдствіе чего, черезъ отдаленные промежутки времени, посланъ былъ на землю цлый рядъ пророковъ, вдохновленныхъ откровеніемъ свыше, для того, чтобы возстановить эту религію въ ея первобытной чистот. Таковы были Ной, Авраамъ, Моисей и таковъ же былъ Іисусъ Христосъ. Каждый изъ этихъ пророковъ, возстановилъ на земл истинную вру, которая была снова искажаема ея послдователями. Та вра, которой училъ и которую исповдывалъ Авраамъ въ то время, какъ онъ пришелъ изъ Халдеи, Магометъ, повидимому, считалъ образцовою религіею, такъ какъ онъ глубоко почиталъ этого патріарха, какъ отца Измаила и родоначальника арабскаго народа.
Магомету казалось, что теперь опять наступило время для новой реформы. Міръ снова впалъ въ слпое язычество. Нужно было, чтобы по повелнію свыше на землю пришелъ новый пророкъ, который бы возвратилъ на путь истинный заблуждающихся сыновъ человческихъ и возстановилъ поклоненіе Кааб въ томъ вид, въ какомъ оно было во дни Авраама и патріарховъ. Мысль о вроятномъ пришествіи такого пророка, долженствующаго принести съ собою преобразованіе, повидимому, овладла его умомъ и вызвала у него привычку къ мечтательности и размышленію, несовмстимую съ повседневными житейскими длами и мірскою суетою. Разсказываютъ, что онъ сталъ мало по малу удаляться отъ общества и искалъ уединенія въ одной пещер въ гор Хара, около трехъ миль сверне Мекки, и тутъ, въ подражаніе христіанскимъ отшельникамъ, онъ проводилъ цлые дни и ночи въ молитв и размышленіи. Такъ онъ всегда проводилъ мсяцъ Рамазанъ, который считается у арабовъ священнымъ мсяцемъ. Такая неотвязная дума все объ одномъ и томъ же предмет и вмст съ этимъ восторженное состояніе духа необходимо должны были оказать сильное вліяніе на его организмъ. Ему стали являться виднія, галлюцинаціи и онъ доходилъ до припадковъ умоизступленія.
Одинъ изъ его біографовъ говоритъ, что онъ въ продолженіе полугода видлъ только такіе сны, которые касались мыслей, занимавшихъ его умъ во время бодрствованія. Часто онъ терялъ сознаніе окружающаго и лежалъ на земл какъ бы въ безчувственномъ состояніи. Кадиджа, которая, какъ врная подруга, раздляла иногда съ нимъ одиночество, смотрла на эти припадки съ тревожною заботливостью и умоляла мужа открыть ей причину ихъ, но онъ или старался уклоняться отъ ея вопросовъ, или же давалъ на нихъ какіе-то непонятные отвты. Нкоторые изъ его противниковъ приписывали такіе припадки эпилепсіи, но набожные мусульмане объясняютъ ихъ дйствіемъ пророческой силы, потому что, говорятъ они, онъ, хотя и смутно, но уже началъ сознавать въ душ то, что было внушено ему Всевышнимъ, и въ его ум перерабатывались идеи, недосягаемыя для ума простыхъ смертныхъ. Наконецъ, прибавляютъ они, то, что до сихъ поръ являлось ему въ мечтахъ, какъ въ туман, приняло наглядную и ясную форму,— это, когда явился ему ангелъ и онъ услышалъ божественное возвщеніе.
Это удивительное откровеніе Магометъ услышалъ за сороковомъ году своей жизни. Мусульманскіе писатели разсказываютъ о немъ такъ, какъ будто бы они слышали его отъ самого пророка, объ откровеніи этомъ упоминается также и въ нкоторыхъ мстахъ Корана. Магометъ, по своему обычаю, проводилъ, мсяцъ Рамазанъ въ пещер горы Хара, стараясь посредствомъ поста, молитвы и уединенныхъ размышленій вознести свои мысли къ созерцанію божественной истины. Откровеніе было услышано въ ночь, называемую арабами Аль-Кадеръ, т.-е. божественное велніе, это ночь, когда, по словамъ Корана, ангелы нисходятъ съ неба и Гавріилъ приноситъ людямъ велнія Божія, на земл водворяется миръ и до наступленія утра святой покой царствуетъ во всей природ.
Когда Магометъ, закутавшись въ свой плащъ, лежалъ на земл, среди ночного безмолвія, и не спалъ, онъ вдругъ услышалъ зовущій его голосъ, когда онъ раскрылъ голову, то его озарилъ потокъ такого ослпительнаго свта, что онъ потерялъ сознаніе. Придя въ себя, онъ увидлъ ангела въ человческомъ образ, который, приближаясь къ нему издалека, развертывалъ покрытый какими-то письменами шелковый свитокъ.
— Читай!— сказалъ ангелъ.
— Я не умю читать!— отвчалъ Магометъ.
— Читай!— повторилъ ангелъ,— во имя Господа создавшаго весь міръ, сотворившаго человка изъ сгустка крови. Читай во имя Всевышняго, научившаго человка владть перомъ, проливающаго въ его душу свтъ знанія и сообщающаго ему то, чего онъ прежде не зналъ.
И вотъ Магометъ сейчасъ же почувствовалъ, что разумъ его озарилъ небесный свтъ, и онъ прочелъ написанное на свитк, а это были велнія Божія, которыя онъ потомъ сообщилъ всему народу въ своемъ Коран. Когда онъ окончилъ чтеніе, то божественный посланникъ возгласилъ: ‘О, Магометъ, воистину ты — пророкъ Бога! А я — его ангелъ Гавріилъ’. Писатели разсказываютъ, что поутру Магометъ, дрожащій и взволнованный, пришелъ къ Кадидж, не зная самъ, правда ли то, что онъ видлъ и слышалъ, и что онъ — дйствительно пророкъ, которому повелно совершить то преобразованіе, которое, такъ долго было предметомъ его размышленій, или, можетъ быть, это было только видніе, обманъ чувствъ, или — что еще хуже — явленіе злого духа.
Но Кадиджа на все смотрла глазами вры и, какъ любящая женщина, была доврчива. Она видла въ этомъ событіи, исполненіе желаній мужа и надялась, что теперь кончатся его припадки и налагаемыя имъ на себя лишенія. ‘Радостныя всти принесъ ты мн!’ воскликнула она. ‘Клянусь Тмъ, въ чьихъ рукахъ душа Кадиджи, я стану теперь считать тебя пророкомъ народа нашего.’ — ‘Радуйся,’ — прибавила она, видя, что онъ все еще грустенъ,— ‘Аллахъ не попуститъ того, чтобы на тебя палъ позоръ. Разв ты не любилъ своей родни, не былъ добръ къ сосдямъ, не благотворилъ бднымъ, не оказывалъ гостепріимства странникамъ, не былъ вренъ своему слову и не считался всегда защитникомъ истины?’
Кадиджа поспшила сообщить все слышанное ею своему двоюродному брату, переводчику Священнаго Писанія, Барак, который, какъ мы видли, во всемъ, что касалось религіи, былъ у Магомета домашнимъ оракуломъ. Онъ, какъ человкъ, одаренный пылкимъ воображеніемъ, сразу поврилъ этому чудесному возвщенію. ‘Клянусь Тмъ, въ чьихъ рукахъ душа Барака’,— воскликнулъ онъ,— ‘ты говоришь правду, о, Кадиджа! Ангелъ, явившійся твоему мужу, тотъ самый, который нкогда посланъ былъ Моисею, сыну Амрама. Ангелъ возвстилъ правду. Твой мужъ дйствительно пророкъ’.
Говорятъ, что пылкія увренія ученаго Барака сильно повліяли на Магомета и разсяли вс его сомннія.
Примчаніе. Докторъ Густавъ Вейль въ одномъ изъ примчаній къ свой книг ‘Mohammed der Prophet’ разсматриваетъ вопросъ о томъ, былъ ли Магометъ подверженъ эпилепсіи, мусульмане считали это клеветою его враговъ и христіанскихъ писателей. Однако такое мнніе подтверждается нкоторыми изъ древнйшихъ мусульманскихъ біографовъ, которые ссылаются на свидтельство близкихъ къ Магомету людей. По ихъ словамъ, съ нимъ вдругъ начиналась сильная дрожь, за которой слдовалъ родъ обморока, или лучше сказать, конвульсій, и при этомъ, даже въ самую холодную погоду, у него со лба ручьями лилъ потъ, онъ обыкновенно лежалъ съ закрытыми глазами, съ пной у рта, и ревлъ точно молодой верблюдъ. Одна изъ его женъ Айиша и одинъ изъ учениковъ, по имени Зеидъ, упоминаются, какъ очевидцы. Они полагали, что въ такое время на него дйствовало откровеніе. Однако подобные припадки бывали съ нимъ въ Мекк еще ране того времени, когда онъ получилъ откровеніе о Коран. Кадиджа, изъ страха, что ея мужъ одержимъ злыми духами, хотла позвать заклинателя, чтобы изгнать ихъ, но онъ запретилъ ей длать это. Онъ не любилъ, чтобы кто-нибудь смотрлъ на него во время этихъ припадковъ. Впрочемъ у него передъ видніями не всегда бывали припадки. Говорятъ, что ХаретъИбнъ-Хашимъ какъ-то разъ спросилъ у него, какимъ образомъ онъ получаетъ откровенія. ‘Часто’,— отвчалъ онъ,— ‘мн является въ образ человка ангелъ, который говорить со мной. Иногда я слышу звуки, которые похожи на звонъ колокола (звонъ въ ушахъ — одинъ изъ симптомовъ эпилепсіи). Когда невидимый ангелъ исчезнетъ, я храню то, что онъ мн открылъ’. Магометъ утверждалъ, что нкоторыя откровенія получены имъ прямо отъ Бога, другія же онъ получилъ во сн. Онъ всегда говорилъ, что сны пророковъ, это т же откровенія.
Думаемъ, что эта замтка будетъ не безполезна для читателя, такъ какъ она бросаетъ нкоторый свтъ на загадочную, жизнь этого необыкновеннаго человка.

ГЛАВА VII.
Магометъ тайно проповдуетъ свое ученіе небольшому числу учениковъ.— Онъ получаетъ новыя откровенія и божественныя велнія.— Возвщаетъ ихъ своимъ родственникамъ.— Какъ отнеслись послдніе къ этимъ откровеніямъ.— Горячая преданность Али — Дурныя предзнаменованія христіанъ.

Въ продолженіе нкотораго времени Магометъ сообщалъ о своихъ видніяхъ только домашнимъ. Одинъ изъ первыхъ, открыто признавшимъ себя врующимъ, былъ его слуга Зеидъ, арабъ племени Калбъ. Этотъ молодой человкъ былъ въ дтств взятъ въ плнъ шайкой разбойниковъ изъ племени корейшитовъ, и былъ купленъ Магометомъ, или достался ему по жребію. Спустя нсколько лтъ отецъ его, услыхавъ, что онъ живетъ въ Мекк, явился туда и предложилъ за его выкупъ значительную сумму денегъ.’Если онъ захочетъ итти съ тобой’,— сказалъ Магометъ,— ‘то пойдетъ безъ всякаго выкупа, но если онъ предпочтетъ остаться со мной, то почему же мн не оставить его у себя?’ Зеидъ предпочелъ остаться у Магомета, такъ какъ, по его словамъ, здсь обращались съ нимъ почти какъ съ сыномъ, а не какъ съ невольникомъ. Посл этого Магометъ открыто усыновилъ его, и этотъ послдній всегда жилъ въ его дом и оставался преданнымъ ему слугою. Теперь же, когда онъ сдлался послдователемъ новой вры, ему была дарована полная свобода, но дале мы увидимъ, что онъ всю свою жизнь питалъ къ Магомету ту доходящую до благоговнія привязанность, которую послдній имлъ даръ внушать своимъ послдователямъ и слугамъ.
Первые шаги Магомета, выступившаго въ роли пророка, были опасны, онъ длалъ ихъ не безъ страха и тайно. Вражда грозила ему со всхъ сторонъ,— и со стороны близкихъ его родственниковъ, корейшитовъ, происходившихъ изъ рода Хашима, которые своею властію и благоденствіемъ обязаны были идолопоклонству, а еще боле со стороны соперничавшаго съ этими послдними рода АбдъПІима, который давно уже смотрлъ на хашемитовъ завистливымъ и подозрительнымъ окомъ и ничего такъ не желалъ, какъ имть возможность объявить ихъ всенародно еретиками и безбожниками, чтобы отнять у нихъ должность стражей Каабы. Во глав этой, соперничествующей втви корейшитовъ стоялъ Абу-Софіанъ, сынъ Харба, внукъ Омейя и правнукъ Абдъ-Ніима. Это былъ человкъ талантливый и честолюбивый, обладавшій большимъ состояніемъ и вліятельный, дальше мы увидимъ, что онъ сдлался однимъ изъ самыхъ упорныхъ и могущественныхъ противниковъ Магомета {Нибуръ (Путешествія, томъ II), говоритъ о племени Харбъ, которое владло нсколькими городами и многими селами въ горахъ Геджаса — (цпь горъ между Меккой и Мединой). Замки ихъ находились на отвсныхъ скалахъ, они грабили караваны и брали съ нихъ выкупъ. Полагаютъ, что названіе этого племени происходитъ отъ отца Абу-Софіана, а обширнаго рода Омейядовъ — отъ его дда.}.
При такихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ дло распространенія новой вры велось тайно и медленно, до такой степени, что въ первые три года число новообращенныхъ не превышало сорока, да и это были, по большей части, люди молодые, чужестранцы и рабы. Они собирались на молитву тайно, или въ дом у кого-нибудь изъ посвященныхъ въ эту тайну, или же въ одной пещер неподалеку отъ Мекки. Но и тайна не спасла ихъ отъ оскорбленій. Ихъ собранія были открыты, народъ ворвался въ пещеру и началась свалка. Одинъ изъ нападающихъ былъ раненъ въ голову оружейникомъ Саади, который съ этого времени прославился среди правоврныхъ, какъ первый человкъ, пролившій кровь за святое дло Ислама.
Однимъ изъ самыхъ ожесточенныхъ противниковъ Магомета былъ его дядя Абу-Лахабъ, человкъ богатый, гордый и отличавшійся раздражительнымъ характеромъ. Его сынъ Ота женился на Рокай, третьей дочери Магомета, такъ что тутъ было двойное родство. Но вмст съ тмъ АбуЛахабъ, состоялъ въ родств и съ враждебной линіей корейшитовъ по своей жен Онъ-Джемиль, сестр Абу-Софіана, и его жена вмст съ шуриномъ имли на него большое вліяніе. Онъ не одобрялъ того, что называлъ ересью племянника, полагая, что это навлечетъ позоръ на ихъ собственную линію и вызоветъ враждебныя дйствія со стороны остальныхъ корейшитовъ. Магомета очень огорчало такое противодйствіе дяди, питавшаго къ нему ненависть, и онъ приписывалъ эту вражду подстрекательству его жены Онъ-Джемиль. Это было ему тмъ больне, что нарушало счастіе его дочери Рокайи, которая за то, что склонна была къ его ученію, подвергалась упрекамъ со стороны мужа и его родныхъ.
Эти и другія огорченія подавляли его и усиливали его тревожное настроеніе. Онъ похудлъ, сдлался еще угрюме и еще боле сосредоточился въ себ. Т изъ его родныхъ, которые любили его, замтили, что онъ такъ перемнился, и боялись, какъ бы онъ не захворалъ, другіе же смялись надъ нимъ и считали его за помшаннаго, въ числ этихъ послднихъ первою была жена его дяди, Онъ-Джемиль, сестра Абу-Софіана,
Вслдствіе такого душевнаго и тлеснаго разстройства было ему новое видніе или откровеніе, повелвавшее ‘возстать, проповдовать и славить Господа’. Теперь онъ долженъ былъ открыто и смло провогласить свое ученіе, начавъ со своихъ родственниковъ и своего племени. И вотъ на четвертомъ году, такъ называемаго, божественнаго своего посланничества онъ пригласилъ всхъ корейшитовъ линіи Хашима собраться на холм Сафа, близъ Мекки, гд онъ будто бы откроетъ имъ очень важныя вещи, которыя послужатъ къ ихъ благу. По его зову они сошлись на этомъ мст, вмст съ ними пришелъ также и враждебный Магомету дядя Абу-Лахабъ со своей женою Онъ-Джемиль, которая всегда смялась надъ нимъ. Но едва только пророкъ началъ говорить о своемъ посланничеств и разсказывать о полученныхъ имъ откровеніяхъ, какъ Абу-Лахабъ въ ярости вскочилъ съ своего мста и принялся осыпать его бранью за то, что онъ созвалъ ихъ по такому пустому поводу и, схвативъ камень, хотлъ запустить имъ въ Магомета. Грозно посмотрлъ на него Магометъ, онъ проклялъ эту поднятую на него съ угрозой руку и предсказалъ дяд, что онъ погибнетъ въ геенн огненной, увряя его при этомъ, что жена его Онъ-Джемиль сама принесетъ связку терновыхъ прутьевъ, которыми будетъ разожженъ этотъ огонь. Собраніе разошлось въ смятеніи. Абу-Лахабъ и жена его, страшно разсердившись за то, что были прокляты племянникомъ, принудили своего сына, Оту, развестись съ женой Рокайей, и послдній отослалъ ее въ слезахъ къ Магомету. Впрочемъ, она скоро утшилась въ своемъ гор, выйдя замужъ за человка правой вры,— ее съ охотою взялъ въ жены ревностный ученикъ Магомета, Отмапъ-Ибнъ-Аффанъ. Но Магометъ нисколько не палъ духомъ отъ того, что первая его попытка была неудачна, онъ созвалъ второе собраніе хашемитовъ въ своемъ собственномъ дом, гд(, угостивъ ихъ бараниной и напоивъ молокомъ, онъ выступилъ впередъ и объявилъ имъ со всми подробностями о полученныхъ имъ свыше откровеніяхъ, а также и о божественномъ повелніи передать ихъ своимъ родичамъ.
— О, дти Абдъ — эль-Моталлеба,— воскликнулъ онъ съ энтузіазмомъ,— васъ, прежде всхъ другихъ людей, удостоилъ Аллахъ этихъ драгоцннйшихъ даровъ. Отъ его имени я предлагаю вамъ блага здшняго міра и безконечныя радости въ будущей жизни. Кто изъ васъ захочетъ раздлить со мною бремя, мною предлагаемое? Кто хочетъ быть моимъ братомъ, моимъ помощникомъ, моимъ визиремъ?’
Вс молчали, одни удивлялись, а другіе недоврчиво и насмшливо улыбались. Наконецъ, изъ рядовъ слушателей вышелъ полный юношескаго энтузіазма Али и сказалъ, что онъ готовъ служить пророку, хотя при этомъ скромно указалъ на свою молодость и физическую слабость {По ошибк переводчиковъ было сказано, что Али, предложивъ Магомету свои услуги, будто бы началъ страшно угрожать всмъ тмъ, кто будетъ противодйствовать ему.}. Магометъ заключилъ великодушнаго юношу въ свои объятія и прижалъ его къ своему сердцу. ‘Смотрите на моего брата, моего визиря, моего намстника’, воскликнулъ онъ, ‘внимайте вс его словамъ и повинуйтесь ему’.
Но остальные корейгаиты встртили презрительнымъ хохотомъ выходку такого недозрлаго юноши, какимъ былъ Али, и начали подсмиваться надъ отцомъ юнаго новообращеннаго, говоря, что онъ долженъ теперь преклонить колна передъ сыномъ и повиноваться ему.
Хотя къ ученію Магомета отнеслись такъ враждебно его друзья и родственники, но тмъ не мене оно было съ радостію принято народомъ вообще, а главнымъ образомъ женщинами, которыя всегда относятся съ сочувствіемъ ко всему, что подвергается преслдованію. Многіе изъ евреевъ были также нкоторое время его послдователями, но когда они узнали, что онъ позволяетъ своимъ ученикамъ сть мясо верблюда и другихъ животныхъ, которыя считаются ихъ закономъ недозволенными, то они оставили его и отвергнули его вру, считая ее нечистой. Теперь Магометъ, не принимая уже никакихъ мръ предосторожности, или, лучше сказать, воодушевляясь все боле и боле, сталъ открыто ходить повсюду, съ горячностью провозглашая свое ученіе и выдавая себя за пророка, посланнаго Богомъ, чтобы положить конецъ идолопоклонству и смягчить суровость еврейскаго и христіанскаго закона. Любимыми мстами его проповди были холмы Сафа и Кубеисъ, освященные преданіями объ Агари и Измаил, агора Хара была его Синаемъ, куда онъ удалялся отъ времени до времени въ сильномъ возбужденіи, охваченный восторгомъ, и затмъ выходилъ изъ уединенной пещеры этой горы съ новыми, относящимися къ Корану, откровеніями.
Простодушные христіанскіе писатели древняго времени, говоря о появленіи того, кого они называютъ арабомъ, врагомъ церкви, передаютъ суеврные разсказы о различныхъ чудесахъ, которыя совершались приблизительно въ это время и служили грозными предзнаменованіями смутъ, долженствовавшихъ взволновать міръ. Въ Константинопол, бывшемъ въ то время столицею христіанской имперіи, родилось много ужасныхъ уродовъ и являлись страшныя виднія, наполнявшія ужасомъ сердца очевидцевъ. Во время нкоторыхъ религіозныхъ процессій въ окрестностяхъ города кресты вдругъ начинали двигаться сами собою и сильно колебались, что приводило окружающихъ въ ужасъ и удивленіе. А также и рка Нилъ, считавшаяся въ древности матерью чудесъ, породила два ужасныхъ чудовища, повидимому мужчину и женщину, которыя, выйдя изъ его водъ, долго озирались во вс стороны, наводя на всхъ ужасъ, и потомъ, снова погрузившись въ волны, изчезли. Былъ такой день, когда солнце казалось уменьшившимся на одну треть въ своемъ объем и изливало блдные, печальные лучи. Во время одной безлунной ночи, небо было озарено огнемъ геенны и по нему летали блествшія окровавленныя копья.
Вс эти и другія подобныя имъ чудеса толковались въ смысл предзнаменованій, указывающихъ на грядущія бдствія. Престарлые служители Божіи печально качали головами, предсказывая, что близко царство Антихриста и что скоро наступятъ жестокія гоненія на христіанскую вру и будутъ разорены церкви, и такимъ святымъ людямъ, которые на своемъ вку перенесли не мало испытаній и гоненій ради вры,— прибавляетъ досточтимый отецъ Хайме Бледа,— дано свыше понимать и объяснять эти таинственныя предзнаменованія, служащія предвстниками различныхъ бдствій для церкви, они все равно, что старые моряки, которые по различнымъ примтамъ въ воздух, на неб или въ мор узнаютъ приближеніе бури, которая можетъ потопить ихъ корабль.
Многіе изъ этихъ святыхъ людей были взяты въ обитель непреходящаго свта прежде, чмъ исполнились ихъ пророчества. Возсдая на небесахъ, они, можетъ быть, съ состраданіемъ смотрли свыше на смуты, терзавшія христіанскій міръ, подобно тому какъ люди, достигнувшіе безоблачныхъ высотъ горъ, смотря внизъ, видятъ, какъ бушуютъ на земл и на мор страшныя бури, потопляющія большіе корабли и разрушающія высокія башни.

ГЛАВА VIII.
Главныя черты магометанской вры.

Хотя мы не имемъ здсь въ виду подробно разсмотрть проповданное Магометомъ вроученіе, но тмъ не мене считаемъ необходимымъ ознакомиться съ нимъ въ главныхъ чертахъ для правильной оцнки характера этого человка и его дятельности, а также и тхъ событій и обстоятельствъ, о которыхъ будетъ сказано ниже.
Прежде всего не нужно забывать того обстоятельства, что Магометъ никогда не объявлялъ себя основателемъ новой религіи, онъ говорилъ, что возстановляетъ только ту вру, которая въ первобытное время получена была людьми непосредственно отъ самого Бога. ‘Мы’, такъ говорится въ Коран,— ‘послдователи религіи правоврнаго Авраама, который не былъ идолопоклонникомъ. Мы вруемъ въ Бога и въ то, что было ниспослано намъ самимъ и что было ниспослано Аврааму и Измаилу, и Исааку, и Іакову, и племенамъ, и въ то, что было открыто Господомъ Моисею и Іисусу, и въ то, что было открыто пророкамъ, мы не длаемъ между ними никакого различія и покоряемся Богу’ {Коранъ, глаза II.}.
Коранъ {Коранъ происходитъ отъ арабскаго слова ‘кора’, что значитъ читать, или учить.}, эта великая книга, содержащая въ себ его вру, появился на свтъ не сразу, а по частямъ, смотря по тому, насколько были возбуждены его чувства, или требовали того обстоятельства. Онъ считалъ его не своимъ произведеніемъ, но божественнымъ откровеніемъ, словами самого Бога. На каждой его страниц говоритъ само божество. ‘Мы послали теб свыше книгу истины, подтверждающую Св. Писаніе, данное въ откровеніи раньше ея, и сохраняющую его во всей чистот’ {Коранъ, глава V.}.
Законъ Моисея, говорится въ немъ, служилъ нкоторое время руководствомъ и правиломъ для людей въ ихъ жизни. Когда пришелъ Христосъ, его замнило Евангеліе, но какъ законъ Моисея, такъ и Евангеліе, должны уступить мсто Корану, который и полне, и ясне предшествовавшихъ законовъ, онъ иметъ цлью исправить т искаженія, которыя вкрались въ нихъ, вслдствіе небрежности или испорченности ихъ послдователей. Онъ былъ дополненіемъ закона, посл него уже не будетъ боле божественныхъ откровеній. Магометъ былъ послднимъ и вмст съ тмъ величайшимъ въ ряду пророковъ, ниспосланныхъ, на землю возвстить волю Божію. Краеугольнымъ камнемъ этой новой исправленной религіи было единство Божіе. ‘Нтъ Бога, кром Бога’, таковъ главный ея догматъ. Вотъ почему она получила названіе Ислама {Нкоторые этимологи производятъ слово ‘Исламъ’ отъ словъ ‘салемъ* или ‘аслама’ — спасеніе. Христіане сдлали изъ него слово исламизмъ, а евреи превратили его въ измаилизмъ — слово, заключающее въ себ обидный для арабовъ намекъ на происхожденіе ихъ отъ Измаила.
Отъ слова ‘Исламъ’ арабы произвели термины: Мослемъ или Муслемъ и Мусульманъ, т.-е. человкъ, исповдующій вру Ислама. Слово взято здсь въ единственномъ числ, въ двойственномъ числ форма его будетъ ‘муслиманъ’, а во множественномъ ‘муслименъ’. Французы, а также и нкоторыя другія націи, принимая и переводя арабскія термины, слдуютъ при этомъ законамъ своего собственнаго языка и образуютъ множественное число прибавленіемъ буквы s, они пишутъ Musulman и Musulmans. Нкоторые англійскіе писатели, съ Гиббономъ во глав, также подражали имъ, воображая, что такъ пишутъ арабы. Впрочемъ большинство англичанъ, основываясь на законахъ своего языка, пишутъ Moslem и Moslems, Musulman и Musulmen, въ этой послдней форм слово даже благозвучне.},— это арабское слово означаетъ покорность Богу. Къ этому главному догмату было присовокуплено: ‘Магометъ — пророкъ Бога’, прибавленіе это, узаконенное, какъ утверждали, божественнымъ возвщеніемъ, было необходимо для того, чтобы откровенія Магомета принимались охотне.
Вмст съ единствомъ Бога въ Коран говорится о вр въ Его ангеловъ или служебныхъ духовъ, въ Его пророковъ, въ воскресеніе мертвыхъ, въ страшный судъ, въ награды и наказанія за гробомъ и въ предопредленіе. Многое въ Коран, очевидно, взято изъ Библіи и еврейскихъ книгъ Мишну и Талмуда {Еврейская книга Мишну, такъ же какъ и Сунна магометанъ, заключаетъ въ себ собраніе преданій, относящихся къ устному закону. Она была составлена ученымъ еврейскимъ раввиномъ Іудой Хаккодишемъ, въ царствованіе римскаго императора Антонина Пія, во второмъ столтіи по P. X.
Іерусалимскій Талмудъ и Вавилонскій Талмудъ представляютъ собою комментаріи къ книг Мишну. Первый былъ составленъ въ Іерусалим, около трехсотъ лтъ посл P. X., а второй въ Вавилон, приблизительно на два столтія позже. За исключеніемъ Библіи, Мишну — самая древняя еврейская лтопись.}, въ особенности же его фантастическія, хотя часто прекрасныя сказанія объ ангелахъ, пророкахъ, патріархахъ, а также добрыхъ и злыхъ духахъ. Магометъ относился съ уваженіемъ къ еврейской вр, потому что, какъ говорятъ, мать его исповдывала эту религію.
Система, по которой составленъ Коранъ, основана главнымъ образомъ на христіанскомъ ученіи Новаго Завта въ томъ вид, какъ было изложено ему это послднее послдователями одной изъ христіанскихъ сектъ въ Аравіи. Спаситель нашъ считается достойнымъ высокаго почитанія, какъ вдохновенный свыше пророкъ, величайшій изъ пророковъ, посланныхъ на землю ране Магомета для того, чтобы исправить законъ, но понятіе о Его Божескомъ естеств было отвергнуто, какъ нечестивое, а ученіе о Троиц сочтено хулою на единство Божіе. И то, и другое было объявлено заблужденіемъ и вставкою истолкователей, надо замтить, что такъ же думали и нкоторыя изъ христіанскихъ сектъ въ Аравіи.
Поклоненіе святымъ и употребленіе иконъ и картинъ, изображающихъ ихъ, строго осуждалось, какъ уклоненіе отъ чистой христіанской вры и идолопоклонство, таково и было, какъ о томъ упоминалось выше, ученіе несторіанъ, съ которыми Магометъ, какъ намъ извстно, имлъ частыя сношенія.
Всякія картины, изображавшія живыя существа, были запрещены. Магометъ всегда говорилъ, что ангелы не войдутъ въ тотъ домъ, гд есть такія картины, и что тхъ, которые ихъ рисуютъ, заставятъ на томъ свт, подъ страхомъ наказанія, найти души для изображенныхъ ими существъ.
Большая часть изъ того, что проповдывалъ Спаситель о милосердіи, была внесена въ Коранъ. Повелвалось часто раздавать милостыню и это вмнялось въ непремнную обязанность, а также и непреложный законъ справедливости: ‘поступай съ другими такъ, какъ хочешь, чтобы поступали и съ тобою’, былъ данъ правоврнымъ, какъ нравственное правило для руководства въ жизни.
‘Не поступайте несправедливо съ другими, ‘говоритъ Коранъ’, и съ вами также не будутъ поступать несправедливо. Если какому-нибудь должнику трудно заплатить свой долгъ, то пусть заимодавецъ ждетъ до тхъ поръ, пока ему не будетъ легко сдлать это, но если самъ онъ обратитъ долгъ въ милостыню, то это будетъ лучше для него самого’.
Магометь училъ вести торговыя дла благородно, честно и безъ всякой лжи. ‘О, купцы’, говорилъ онъ, ‘ложь и обманъ преобладаютъ въ торговл, поэтому очищайте ее милостыней, отдавайте сколько-нибудь на дла милосердія, какъ бы для того, чтобы загладить грхъ, обманъ въ торговл гнвитъ Бога, но милосердіе къ ближнему утишаетъ Его гнвъ. Тотъ, кто продаетъ негодную вещь, скрывая ея недостатки, вызываетъ этимъ гнвъ Божій и проклятіе ангеловъ.
‘Не пользуйся нуждою другого, чтобы купить у него что-нибудь за дешевую цну, но лучше помоги ему въ нищет,
‘Накорми голоднаго, пости больного и освободи заключеннаго, если онъ невиненъ.
‘Не смотри съ презрніемъ на твоего ближняго и не ходи по земл съ надменнымъ видомъ. Будь скроменъ въ твоей походк и не говори слишкомъ громко, потому самый неблагодарный изъ всхъ голосовъ, это — голосъ осла’ {Слдующія слова Магомета, которыя одинъ изъ его учениковъ сохранилъ, какъ сокровище, были, какъ кажется, заимствованы имъ изъ Евангелія отъ Матея, XXV, 35 — 45.
‘Воистину, въ день воскресенія скажетъ Господь: ‘О, сыны Адама! Я былъ боленъ и вы не постили Меня’.— Тогда они скажутъ: ‘Какъ могли мы постить Тебя. Ты — властитель вселенной и свободенъ отъ болзни’.— И въ отвтъ имъ скажетъ Богъ: ‘Разв вы не знали, что такой-то изъ Моихъ служителей былъ боленъ, а вы не постили его? Если бы вы постили слугу Моего, то это было бы вмнено вамъ въ добродтель’.— И скажетъ тогда Богъ: ‘О, сыны Адама! Я просилъ у васъ пищи, а вы не дали Мн’.— А сыны Адамовы скажутъ: ‘Какъ же могли мы дать Теб пищи, вдь Ты — Вседержитель міра и свободенъ отъ голода?— И скажетъ тогда Богъ: ‘Такой-то изъ Моихъ служителей просилъ у васъ хлба, а вы не дали ему. Если бы вы накормили его, то получили бы отъ Меня награду свою’.— И скажетъ Богъ: ‘О, сыны Адама! Я просилъ у васъ воды, а вы Мн ея не дали’.— И они отвтятъ: ‘О, защитникъ нашъ! Какъ могли мы дать Теб воды: въ Твоихъ рукахъ вся вселенная и Ты не можешь испытывать жажды’.— И скажетъ имъ Богъ: ‘Такой то изъ Моихъ служителей просилъ у васъ воды, а вы ему не дали. Если бы вы поступили такъ, то получили бы отъ Меня награду свою’.}.
Кораномъ запрещалось всякаго рода идолопоклонство, на которое, какъ извстно, Магометъ смотрлъ съ величайшимъ отвращеніемъ. Впрочемъ многіе изъ религіозныхъ обрядовъ, несовмстныхъ съ ученіемъ о единств Божіемъ, которые исполнялись арабами съ незапамятныхъ временъ и къ которымъ они привыкали съ дтства, были все-таки удержаны. Къ числу ихъ принадлежали путешествія на богомолье въ Мекку и вмст съ тмъ вс соединенные съ поклоненіемъ Кааб обряды, посщеніе колодца Земъ-Земъ и другихъ, находящихся въ окрестности святыхъ мстъ, исключая отсюда поклоненіе идоламъ, которыми были осквернены эти послднія.
Древній арабскій обрядъ молитвы, который соединенъ съ омовеніемъ, или врне, которому предшествуетъ омовеніе, былъ сохраненъ. Для молитвы были назначены извстные часы дня и ночи, форма молитвы была самая простая, въ ней правоврные обращались непосредственно къ Богу, причемъ по временамъ преклоняли колна, а иногда падали ницъ, распростираясь по земл всмъ тломъ, съ лицомъ обращеннымъ къ Кебл, или мсту поклоненія.
Въ конц каждой молитвы читался приводимый ниже стихъ изъ второй главы Корана. Говорятъ, что онъ необыкновенно поэтиченъ въ оригинал, и его всегда вырзываютъ на золотыхъ и серебряныхъ украшеніяхъ и драгоцнныхъ камняхъ, которые носятъ, какъ амулеты. ‘Боже! Нтъ Бога, кром Его, живого, живущаго вчно, Онъ не спитъ и не дремлетъ. Ему принадлежатъ небо и земля и все, что заключается въ нихъ. Кто можетъ предстать предъ лицомъ Его безъ Его воли на то? Ему извстно и прошедшее, и будущее, и никто не можетъ постичь Его знаній, кром тхъ, которыя Онъ самъ открываетъ. Онъ содержитъ въ своей власти небо и, землю и поддерживать ихъ Ему не въ тягость. Онъ — Всевышній, Всемогущій!’
Магометъ всегда указывалъ на то, какое важное значеніе и какую силу иметъ молитва. ‘Ангелы’ говорилъ онъ, ‘находятся среди васъ и днемъ, и ночью, когда ночные ангелы восходятъ на небо, Богъ спрашиваетъ ихъ, что длали Его созданія, когда они оставили ихъ.— ‘Мы нашли ихъ на молитв, ‘скажутъ’ ангелы, и оставили ихъ также молящимися’.
Ученіе Корана относительно воскресенія мертвыхъ и страшнаго суда иметъ нкоторое сходство съ ученіемъ христіанскимъ, хотя къ нему примшались заимствованныя изъ другихъ источниковъ дикія понятія, между тмъ, какъ радости мусульманскаго рая, правда, съ одной стороны духовныя, являются съ другой слишкомъ матеріальными — земными и чувственными и стоятъ неизмримо ниже неизглаголанной чистоты и чисто духовнаго блаженства того рая, который общанъ намъ Спасителемъ.
Впрочемъ, описаніе свтопреставленія, заключающееся въ восемьдесятъ первой глав Корана, которое, надо думать, Магометъ, въ начал своего посланничества въ Мекк, выдавалъ за одно изъ первыхъ своихъ откровеній, не лишено величія.
‘Во имя милосердаго Бога! Наступитъ день, когда померкнетъ солнце, и звзды спадутъ съ неба.
‘Когда верблюжьи самки, готовыя родить, будутъ оставлены безъ присмотра, и отъ страха соберутся въ одно стадо дикіе зври.
‘Когда разбушуются волны океана, и души умершихъ вновь соединятся съ ихъ тлами.
‘Когда дитя женскаго пола, заживо погребенное, спроситъ: за какое преступленіе принесли меня въ жертву? И тогда раскроются книги вчности.
Когда небеса свернутся подобно свитку, когда страшно запылаетъ адъ и станутъ явными райскія блаженства.
Въ этотъ день откроется для каждой души все, содянное ею.
‘Воистину, клянусь вамъ тми звздами, которыя быстро движатся въ пространств и померкаютъ при солнечномъ свт, клянусь мракомъ ночи и свтомъ дня, слова эти исходятъ не отъ злого духа, но отъ ангела, достойнаго и власть имющаго, наперсника Аллаха, почитаемаго подчиненными ему ангелами. Клянусь, что собрать вашъ, Магометъ,— не безумецъ. Онъ видлъ небеснаго посланника при свт яснаго дня, и слова эти были открыты ему съ тмъ, чтобы онъ увщевалъ вс созданія Божіи’.
Примчаніе. Чтобы разобраться въ путаниц тхъ, противорчащихъ одно другому ученій, изъ которыхъ Магометъ почерпнулъ свои свднія о христіанской вр, мы скажемъ нсколько словъ о главныхъ спорныхъ пунктахъ различныхъ сектъ восточныхъ христіанъ, о которыхъ было упомянуто выше, вс он были признаны еретическими или схизматическими.
Савелліане, названные такъ по имени ливійскаго священника Савеллія, жившаго въ третьемъ столтіи, врили въ единство Бога, они думали, что понятіе о троичности лицъ выражаетъ только три различныя состоянія или отношенія: Отецъ, Сынъ и Св. Духъ составляютъ только одно, такъ же какъ человкъ состоитъ изъ души и тла.
Аріане, получившіе названіе отъ Арія, александрійскаго священника, жившаго въ четвертомъ столтіи, хотя и считали Христа за сына Божія, но утверждали, что Христосъ не одного естества съ Богомъ-Отцомъ, а ниже Его. Духа же Святого они не считали Богомъ.
Несторіане — отъ Несторія, епископа константинопольскаго, въ пятомъ вк, признавали во Христ два естества — божеское и человческое, они утверждали, что Марія была матерью Іисуса, только какъ человка, и что отнюдь не слдуетъ называть ее Богоматерью, какъ это принято Церковью
Монофизиты, какъ показываетъ самое ихъ названіе, признавали во Христ только одно естество. Они утверждали, что въ немъ божеское и человческое начала были такъ слиты и смшаны, что составляли одно естество.
Евтихіане — отъ Евтихія, настоятеля константинопольскаго монастыря, въ пятомъ столтіи, представляли собою втвь монофизитовъ, діаметрально противоположную несторіанамъ. Они не признавали двойственности естества въ Іисус Христ, утверждая, что онъ былъ Богомъ до воплощенія и человкомъ посл воплощенія.
Якобиты — отъ Іакова, епископа города Эдессы, въ Сиріи, жившаго въ шестомъ столтіи, были многочисленною втвью монофизитовъ и почти во всемъ сходились съ евтихіанами. Къ этой сект принадлежало большинство племенъ арабовъ-христіанъ.
Маріамиты, или иначе почитатели Двы Маріи, признавали Троицу, состоящую изъ Бога-Отца, Бога-Сына и Бога Двы Маріи.
Коллиридіане были сектою арабскихъ христіанъ, состоявшею, главнымъ образомъ, изъ женщинъ. Он поклонялись Дв Маріи, которую признавали божествомъ и приносили ей витушки, называемыя коллири, отъ которыхъ и произошло ихъ названіе.
Назореяне или Назореи, это — секта принявшихъ христіанство евреевъ, они считали Іисуса Христа Мессіею, родившимся отъ Духа Св. и Маріи Двы и обладавшимъ до нкоторой степени божескимъ естествомъ, но во всемъ остальномъ они держались Моисеева закона, исполняя его обряды и религіозныя церемоніи.
Эбіониты — отъ Эбіона, обратившагося въ христіанство еврея, который жилъ въ первомъ вк, составляли также секту іудействующихъ христіанъ, почти во всемъ сходныхъ съ назореянами. Они считали Іисуса Христа только человкомъ, величайшимъ изъ пророковъ, но отвергали его существованіе до рожденія отъ Двы Маріи. У этой секты такъ же, какъ и у назореянъ, было много послдователей въ Аравіи.
Можно было бы перечислить много другихъ сектъ, какъ, напр., кориніанъ, маронитовъ и марсіанитовъ, получившихъ свое названіе отъ ихъ ученыхъ и ревностныхъ вождей, а также доцетовъ и гностиковъ, подраздлявшихся на различные мелкіе толки, къ которымъ принадлежали разные хитроумные энтузіасты. Нкоторые изъ нихъ признавали непорочное зачатіе Двы Маріи, утверждая, что зачатіе и роды совершились подобно тому, какъ проходятъ сквозь оконное стекло лучи свта — безъ нарушенія ея двства, этого же мннія крпко держатся въ настоящее время и испанскіе католики.
Большая часть доцетовъ утверждала, что Іисусъ Христосъ обладалъ исключительно божескимъ естествомъ и что только призракъ, одна форма безъ сущности, была пригвождена ко кресту заблуждавшимися евреями, что распятіе и воскресеніе были только мистеріями, разыгранными въ Іерусалим для блага человчества.
Карпократидіане, базилидіане и валентиніане, названные такъ по имени трехъ египетскихъ полемическихъ писателей, утверждали, что Іисусъ Христосъ былъ только мудрымъ и добродтельнымъ смертнымъ человкомъ, сыномъ Іосифа и Маріи, котораго Богъ избралъ для того, чтобы исправить и научить людей, но что ему было сообщено божеское естество тогда, когда онъ возмужалъ и крестился отъ Іоанна. Первый пунктъ этого врованія, согласный съ ученіемъ эбіонитовъ, возродился и признается въ настоящее время унитаріанами, многочисленной протестантской сектой, число послдователей которой все увеличивается.
Довольно одного бглаго взгляда на вс эти распри, упоминая о которыхъ мы не держались хронологическаго порядка, распри, волновавшія первобытную христіанскую Церковь и продолжавшіяся во времена Магомета, для того, чтобы оправдать Магомета отъ обвиненій въ сознательномъ богохульств, которое видятъ въ его мнніи о естеств и миссіи нашего Спасителя.

ГЛАВА IX.
Насмшки надъ Магометомъ и его ученіемъ,— Отъ него требуютъ чудесъ.— Поведеніе Абу-Талеба.— Насилія корейшитовъ.— Дочь Магомета, вмст со своимъ мужемъ Отманомъ и нкоторыми учениками отца, находитъ себ убжище въ Абиссиніи — Магометъ въ дом Оркама.— Вражда Абу-Джаля: его наказаніе.

Самое большое затрудненіе, съ которымъ приходилось бороться Магомету въ начал его пророческой карьеры, были насмшки его противниковъ. Т, которые знали его еще съ дтства, видали мальчикомъ на улицахъ Мекки, а потомъ занимающагося самыми обыкновенными житейскими длами, насмхались надъ его апостольской миссіей. Надъ нимъ смялись, когда онъ проходилъ по улицамъ, и, указывая на него пальцемъ, громко кричали: ‘Смотрите, вотъ внукъ Абдъ-эль-Моталлеба, онъ говоритъ, что будто бы знаетъ все, что длается на неб!’ Нкоторыя лица, бывшія очевидцами его припадковъ умоизступленія и экстаза, считали его помшаннымъ, другіе же говорили во всеуслышаніе, что онъ одержимъ злымъ духомъ, а нкоторые обвиняли его въ томъ, что онъ занимается колдовствомъ и магіей.
Когда онъ шелъ по улиц, то его провожали насмшками, бранью и оскорбленіями, которыя у простого народа всегда бываютъ наготов для людей, отличающихся эксцентричными выходками и нершительностью. Если онъ длалъ попытку проповдовать, то его голосъ заглушался страшнымъ шумомъ, гамомъ и непристойными пснями, мало этого, въ него бросали грязью даже и тогда, когда онъ молился въ Кааб. Но не одна только чернь и невжественные люди оскорбляли его такимъ образомъ, къ числу самыхъ грозныхъ его противниковъ принадлежалъ одинъ юноша, по имени Амру, а такъ какъ впослдствіи онъ будетъ играть важную роль въ исторіи магометанства, то мы считаемъ не лишнимъ познакомить читателя съ тми обстоятельствами, при которыхъ эта личность впервые выступаетъ на сцену. Онъ былъ сыномъ одной куртизанки, которая жила въ Мекк и, повидимому, была такъ привлекательна, что могла бы соперничать съ Фриной и Аспазіей Греціи, въ числ своихъ любовниковъ она насчитывала не мало людей самого знатнаго рода. Когда она родила этого ребенка, то пригласила къ себ въ домъ многихъ корейшитовъ, которые имли одинаковое право считать себя его отцомъ. Нашли, что ребенокъ всего боле походитъ на самаго стараго изъ ея обожателей, котораго звали Аасъ, и поэтому къ имени ребенка Амру стали прибавлять Ибнъ-аль-Аасъ, т.-е. сынъ Ааса.
Природа осыпала самыми лучшими своими дарами этого незаконнаго сына, какъ бы желая вознаградить мальчика за позоръ, которымъ покрыло его рожденіе. Несмотря на свою молодость, онъ уже былъ однимъ изъ самыхъ популярныхъ поэтовъ въ Аравіи и одинаково отличался, какъ дкостью, своей сатиры, такъ и плнительною нжностью своихъ лирическихъ произведеній.
Когда Магометъ впервые объявилъ о своей миссіи, то этотъ юноша напалъ на него, осыпая его пасквилями и юмористическими мадригалами, а такъ какъ эти послдніе пришлись по вкусу склоннымъ къ поэзіи арабамъ, то быстро распространялись и, переходя изъ рукъ въ руки, препятствовали развитію исламизма гораздо боле, чмъ самыя жестокія преслдованія.
Люди, оказывавшіе Магомету боле серьезное противодйствіе, требовали отъ него сверхъестественныхъ доказательствъ врности его словъ. ‘Моисей, Іисусъ и остальные пророки’, говорили они, ‘для того, чтобы доказать божественность своего посланничества, творили чудеса. Если ты — дйствительно пророкъ и даже больше ихъ, то сотвори такія же чудеса’.
На это можно отвтить словами самого Магомета въ Коран: ‘Можетъ ли быть какое-нибудь чудо больше Корана? Это — книга, откровеніе о которой было получено неграмотнымъ человкомъ, языкъ ея такъ возвышенъ и доказательства такъ неоспоримы, что вс способности людей и злыхъ духовъ, вмст взятыя, не могли бы произвести ничего подобнаго. Какое же можетъ быть сильне этого доказательство, что книга исходитъ не отъ кого другого, а отъ самого Бога? Самъ Коранъ есть чудо’.
Однако они требовали боле осязательныхъ доказательствъ, чудесъ, познаваемыхъ посредствомъ чувствъ, а именно, чтобы онъ заставилъ нмыхъ говорить, глухимъ далъ слухъ, слпымъ — зрніе, воскрешалъ мертвыхъ, или чтобы онъ измнялъ видъ природы, заставилъ воду источниковъ выходить наружу, превратилъ бы безплодную мстность въ садъ съ пальмами, виноградниками и журчащими ручейками, сдлалъ такъ, чтобы вдругъ выросъ изъ земли дворецъ изъ чистаго золота, украшенный жемчугомъ и драгоцнными каменьями, или пророкъ восшелъ бы по лстниц на небо въ ихъ присутствіи. Или, если Коранъ дйствительно, какъ онъ утверждаетъ, нисходитъ съ неба на землю, чтобы они могли видть, какъ онъ спускается, или чтобы онъ показалъ имъ ангела, который его приноситъ, и тогда они поврятъ. Въ своихъ отвтахъ Магометъ иной разъ приводилъ доказательства, а въ другой прибгалъ къ угрозамъ. Онъ говорилъ, что считаетъ себя только человкомъ, посланнымъ Богомъ, Его апостоломъ, не боле. Если бы ангелы ходили обыкновенно по земл, то, наврно, для этой миссіи былъ бы посланъ ангелъ, но только какъ печально было бы тогда положеніе тхъ, которые, какъ въ настоящемъ случа, стали бы сомнваться въ словахъ этого ангела. ‘Они не могли бы разсуждать и спорить съ нимъ, какъ сонной, и у нихъ не было бы времени для того, чтобы убдиться, они бы погибли мгновенно’.— ‘Богъ,— прибавлялъ онъ,— не нуждается въ ангелахъ для того, чтобы придать больше значенія моей миссіи. Онъ самъ свидтель между мною и вами, и этого довольно. Т, которыхъ онъ предрасположитъ къ убжденію, убдятся и искренно поврятъ, т же, которые, по Его вол, останутся въ заблуженіи, не найдутъ человка, который могъ бы помочь ихъ неврію. Въ день воскресенія мертвыхъ они явятся слпыми, глухими и нмыми и будутъ пресмыкаться по земл. Жилищемъ ихъ будетъ неугасимый огонь геенны. Таково будетъ возмездіе за ихъ невріе’.
‘Вы настойчиво требуете чудесъ. Богъ далъ Моисею власть совершать чудеса. Къ чему это привело? Фараонъ не оцнилъ его чудесъ, обвинилъ его въ чародйств и всячески старался изгнать его вмст съ его народомъ изъ страны, но Фараонъ былъ потопленъ, а вмст съ нимъ погибло и все его войско. Неужели вы хотите искушать Бога, требуя чудесъ, и подвергать себя опасности потерпть такое же наказаніе, какое потерплъ Фараонъ?’
Арабскій писатель Аль-Маалемъ разсказываетъ, что однажды нкоторые изъ учениковъ Магомета присоединились къ толп, требовавшей отъ него чудесъ, умоляя его доказать разъ навсегда божественность его миссіи тмъ, чтобы онъ превратилъ холмъ Сафа въ золото. Слыша со всхъ сторонъ такія неотступныя просьбы, онъ прибгнулъ къ молитв, кончивъ молиться, онъ сталъ уврять своихъ послдователей, что ему явился ангелъ Гавріилъ и сказалъ, что если бы Богъ исполнилъ то, о чемъ онъ молился и совершилъ желаемое чудо, то вс неврующіе были бы истреблены. Поэтому изъ состраданія къ этому народу, упорствующему въ своемъ невріи, онъ не хочетъ подвергать его гибели, такимъ образомъ холмъ Сафа остался въ своемъ прежнемъ вид.
Другіе мусульманскіе писатели утверждаютъ, что иногда Магометъ отступалъ отъ этого предписаннаго имъ самому себ правила и совершалъ чудеса, это было тогда, когда онъ находилъ вру своихъ слушателей слишкомъ слабою. Говорятъ, напримръ, что однажды онъ при всемъ народ подозвалъ къ себ быка и снялъ съ его роговъ свитокъ, содержавшій въ себ ту главу Корана, которая только что была ниспослана съ неба. Въ другое время, когда онъ проповдывалъ народу, надъ нимъ началъ кружиться блый голубь, который слъ ему на плечо, и представлялось, что голубь этотъ нашептываетъ ему что-то на ухо. Магометъ говорилъ, что онъ былъ посланъ ему Богомъ. Затмъ какъ-то разъ онъ, ставъ на одномъ мст, приказалъ разрыть землю, и тутъ были найдены два кувшина, одинъ съ медомъ, а другой съ молокомъ, Магометъ сказалъ, что это — эмблемы изобилія, общаннаго небомъ всмъ тмъ, кто будетъ повиноваться его закону.
Христіанскіе писатели осмивали эти чудеса, они объясняли ихъ тмъ, что голубь былъ пріученъ къ этому и искалъ пшеничныхъ зеренъ, которыя онъ привыкъ находить въ ух Магомета, что свитокъ былъ привязанъ къ рогамъ быка, а кувшины съ молокомъ и медомъ зарыты въ землю еще заране.
По настоящему, слдовало бы совсмъ отбросить эти басни, которыя были придуманы фанатиками, такими и считаютъ ихъ самые лучшіе изъ мусульманскихъ комментаторовъ. У насъ нтъ никакихъ доказательствъ на то, что Магометъ такъ унижался, прибгая къ подобнымъ хитростямъ съ цлью возвысить свое ученіе, или подтвердить свое апостольское призваніе. Повидимому, въ этотъ ранній періодъ своей дятельности, когда онъ и самъ не зналъ, что ожидаетъ его въ будущемъ, онъ полагался исключительно на свой умъ и краснорчіе и находилъ себ поддержку въ религіозномъ энтузіазм. Его горячія нападки на идолопоклонство, извратившее и замнившее собою первоначальное поклоненіе Кааб, замтно подйствовали на корейшитовъ и встревожили ихъ. Они требовали отъ Абу-Талеба, чтобы тотъ или заставилъ замолчать племянника, или выгналъ его изъ страны, но видя, что вс ихъ требованія ни къ чему не ведутъ, они объявили старику, что если этотъ мнимый пророкъ и его послдователи будутъ упорно отстаивать свою ересь, то заплатятъ за это жизнью. Абу-Талебъ немедленно увдомилъ племянника объ этихъ угрозахъ, умоляя его не возстановлять противъ себя и своей семьи такихъ многочисленныхъ и могущественныхъ враговъ.
При этихъ словахъ въ Магомет заговорилъ его энтузіазмъ. ‘О, дядя!— воскликнулъ онъ,— даже и тогда, когда они выставили бы противъ меня съ правой стороны солнце, а съ лвой — мсяцъ, до тхъ поръ, пока самъ Богъ не повеллъ бы мн, или не взялъ бы меня отсюда, я не отказался бы отъ своей миссіи’.
Съ печальнымъ лицомъ ушелъ онъ отъ дяди, но Абу-Талебъ вернулъ его назадъ. Хотя старикъ и не былъ еще обращенъ въ новую вру, но онъ былъ пораженъ тою непоколебимою твердостію, какую выказалъ племянникъ, и объявилъ послднему, что онъ можетъ проповдывать, сколько душ угодно, но онъ, его дядя, не покинетъ его и не выдастъ врагамъ. Чувствуя, что онъ одинъ не въ силахъ будетъ защищать племянника, онъ призвалъ на помощь другихъ потомковъ Хашима и Абдъэль-Моталлеба для защиты ихъ родственника отъ преслдованій остальныхъ корейшитовъ, и родственная связь настолько крпка у арабовъ, что хотя въ этомъ случа они должны были защищать Магомета, проповдывавшаго, по ихъ мннію, опасную ересь, вс они единодушно согласились, за исключеніемъ одного его дяди, Абу-Лахаба.
Вражда корейшитовъ все усиливалась, и, наконецъ, дло дошло до насилія. На Магомета напали въ Кааб и едва его не задушили, его съ трудомъ спасъ Абу-Бекръ, который самъ былъ раненъ въ этой схватк. Члены семьи Магомета сдлались предметомъ ненависти, въ особенности его дочь Рокайя и ея мужъ Отманъ-Ибнъ-Аффанъ. Т изъ его учениковъ, у которыхъ не было могущественныхъ друзей для защиты, легко могли поплатиться жизнью. Сильно тревожась за ихъ безопасность, Магометъ совтовалъ имъ оставить его на время и укрыться въ Абиссиніи, потому что быть съ нимъ, это значило подвергать себя опасности. Такъ какъ въ этомъ мст Красное море не широко, то имъ было нетрудно переправиться на африканскій берегъ. Абиссинцы были христіанами несторіанской секты и, по своей религіи, стояли выше своихъ варварскихъ сосдей. Ихъ наджаши, или царя, считали человкомъ вротерпимымъ и справедливымъ. Магометъ надялся, что его дочь и бжавшіе ученики найдутъ въ его стран врное пристанище.
Отманъ-Ибнъ-Аффанъ былъ вождемъ этой небольшой партіи мусульманъ, состоявшей изъ одиннадцати мужчинъ и четырехъ женщинъ. Они въ путь по берегу моря, направляясь къ Іодд, гавани, находящейся на востокъ отъ Мекки на разстояніи двухдневнаго пути, тутъ они нашли два абиссинскихъ корабля, стоявшихъ на якор, и на нихъ отправились въ ту страну, которая должна была послужить имъ убжищемъ.
Это событіе, случившееся въ пятый годъ миссіонерской дятельности Магомета, называется первой Геджрой или бгствомъ, въ отличіе отъ второй Геджры, или бгства самого пророка изъ Мекки въ Медину. Радушный пріемъ, оказанный бглецамъ въ Абиссиніи, побудилъ ихъ единоврцевъ послдовать ихъ примру, такъ что число мусульманскихъ бглецовъ, нашедшихъ себ пристанище въ Абиссиніи, дошло наконецъ до восьмидесяти трехъ мужчинъ и восемнадцати женщинъ, не считая дтей.
Корейшиты, видя, что Магомета нельзя принудить къ молчанію, и что число обращенныхъ въ новую вру съ каждымъ днемъ увеличивается, издали законъ, въ силу котораго всякій, кто ее приметъ, изгонялся изъ страны. Магометъ не сталъ боле медлить и прежде, чмъ разразилась гроза, удалился изъ города и скрылся въ дом одного изъ своихъ учениковъ, Оркама, находившемся на холм Сафа. Объ этомъ холм, какъ было сказано выше, упоминается въ арабскихъ преданіяхъ, какъ о такомъ мст, на которомъ позволено было Адаму и Ев сойтись вновь посл долгаго ихъ одинокаго скитанія по земл, слдовавшаго за изгнаніемъ изъ рая. Въ преданіи этотъ холмъ связанъ также и съ судьбою Агари и Измаила.
Магометъ прожилъ цлый мсяцъ въ дом Оркама, продолжая получать откровенія и привлекая къ себ послдователей изъ разныхъ частей Аравіи. Но злобные корейшиты выслдили его и въ этомъ убжищ. Его отыскалъ тутъ Абу-Джаль, арабъ этого племени, который началъ поносить его бранными словами и даже нанесъ ему оскорбленіе дйствіемъ. Объ этомъ оскорбленіи было донесено одному изъ дядей Магомета, Гамз, когда тотъ вернулся въ Мекку съ охоты. Гамза не былъ послдователемъ Ислама, но онъ взялъ на себя обязательство защищать племянника. Съ ненатянутымъ лукомъ въ рук онъ явился въ собраніе корейшитовъ, гд Абу-Джаль хвастался своимъ недавнимъ подвигомъ и, ударивъ хвастуна но голов этимъ лукомъ, нанесъ ему тяжелую рану. Къ Абу-Джалю бросились на помощь его родственники, но хвастунъ, устрашенный гнвомъ Гамзы и его могучею рукою, старался его успокоить. ‘Оставьте его,— сказалъ онъ своимъ родственникамъ:— я дйствительно поступилъ очень грубо съ его племянникомъ’. Чтобы смягчить свою вину, онъ указывалъ на вроотступничество Магомета, но ничмъ нельзя было утишить гнвъ Гамзы.— ‘Хорошо!— закричалъ онъ съ яростію и презрніемъ — ‘и я также не врю въ вашихъ каменныхъ боговъ. Кто изъ васъ можетъ принудить меня къ этому?’ И подъ вліяніемъ гнва въ его душ совершилось то, до чего онъ не могъ дойти разсудкомъ. Онъ объявилъ, что съ этихъ поръ считаетъ себя обращеннымъ, далъ клятву въ врности пророку и сдлался однимъ изъ самыхъ ревностныхъ и мужественныхъ поборниковъ новой вры.

ГЛАВА X.
Омаръ-Ибнъ-аль-Каттабъ, племянникъ Абу-Джаля, хочетъ убить Магомета и тмъ отомстить за своего дядю.— Его чудесное обращеніе въ новую вру,— Магометъ укрывается въ замк Абу-Талеба — Абу-Софіанъ, вождь враждебной линіи корейшитовъ, преслдуетъ Магомета и его приверженцевъ.— Онъ добивается приказа, которымъ запрещается сообщаться съ ними.— Магометъ оставляетъ свое убжище и въ теченіе мсяца, посвященнаго богомолью, обращаетъ многихъ въ свою вру.— Легенда о томъ, какъ былъ обращенъ въ Исламъ Хабибъ Мудрый.

Посл строгаго наказанія, понесеннаго Абу-Джалемъ отъ руки Гамзы, его ненависть къ пророку еще боле усилилась. У него былъ племянникъ, котораго звали Омаръ-Ибнъ-аль-Каттабъ, двадцати шести лтъ, отличавшійся гигантскимъ ростомъ необыкновенною силою и большою храбростью. Его свирпый видъ наводилъ страхъ на самыхъ отважныхъ людей, а его посохъ казался окружающимъ боле грознымъ оружіемъ, чмъ сабля въ рукахъ другого человка. Такъ разсказываетъ арабскій историкъ Абу-Абдалла-Магометъ-Ибнъ-Омаль-Алвакеди, и нижеприводимые подвиги этого воина доказываютъ, что историка едва ли можно обвинить въ преувеличеніи.
Подстрекаемый дядей Абу-Джалемъ, этотъ свирпый арабъ ршился проникнуть въ убжище Магомета, который все еще жилъ въ дом Оркама, и поразить его кинжаломъ въ сердце. На корейшитовъ падаетъ обвиненіе въ томъ, что они за это кровавое дло общали дать ему сто верблюдовъ и тысячу унцій золота, но это невроятно, такъ какъ не было никакой необходимости подкупать мстительнаго племянника Абу-Джаля.
Когда онъ пошелъ въ домъ Оркама, то дорогой встртилъ одного корейшита, которому сообщилъ о своемъ намреніи. Этотъ корейшитъ началъ уговаривать его, чтобы онъ не приводилъ въ исполненіе своего кроваваго замысла.
— Прежде, чмъ ты убьешь Магомета,— сказалъ онъ,— и этимъ навлечешь на себя мщеніе его родственниковъ, посмотри хорошенько, нтъ ли еретиковъ и въ твоей родн.
— А разв есть среди моихъ вроотступники?— спросилъ съ удивленіемъ Омаръ.
— Конечно, есть!— былъ отвтъ,— твоя сестра Амина и мужъ ея Сеидъ.
Быстрыми шагами пошелъ Омаръ въ домъ своей сестры и, войдя къ ней совершенно неожиданно, увидалъ, что она вмст съ мужемъ читаетъ Коранъ. Сеидъ хотлъ было спрятать книгу, но его смущеніе убдило Омара въ томъ, что обвиненіе было справедливо, и усилило его гнвъ. Въ бшенств онъ повалилъ Сеида на землю, наступилъ ему ногою на грудь и пронзилъ бы его мечемъ, но ему помшала сдлать это сестра. Отъ нанесеннаго ей братомъ удара, лицо ея омочилось кровью.
— Врагъ Аллаха!— говорила, рыдая, Амина,— неужели ты ударилъ меня за то, что я врую въ единаго истиннаго Бога? Что бы ты ни говорилъ и. какъ бы жестоко ни обращался со мной, я не отступлю отъ истинной вры. Да,— съ жаромъ прибавила она,— нтъ Бога, кром Бога и Магометъ — пророкъ Его. А теперь, Омаръ, доканчивай свое дло.
Омаръ остановился, онъ раскаялся въ своей жестокости и отнялъ ногу отъ груди Сеида.
— Покажи мн, что тамъ написано,— сказалъ онъ.
Но Амина не позволила ему прикоснуться къ священному свитку до тхъ поръ, пока онъ не вымылъ рукъ. То мсто изъ Корана, которое онъ прочелъ, была, какъ говорятъ, двадцатая глаза этой книги, начинающаяся такими словами: ‘Во имя милосердаго Бога! Мы ниспослали Коранъ на землю не ради того, чтобы сдлать людей несчастными, но въ указаніе имъ, чтобы научить ихъ вровать въ истиннаго Бога, Творца земли и необъятнаго неба.
‘Онъ, всемилостивый, возсдитъ на престол на небесахъ. Ему принадлежитъ все и на небесахъ вверху, и на земл внизу, и подъ землею.
‘Какъ читаешь ты молитвы твои, не громкимъ ли голосомъ? Знай, что въ этомъ нтъ нужды. Богу извстны вс тайны сердца твоего и даже самыя сокровенныя.
‘Воистину, я — Богъ, нтъ другого Бога, кром меня. Служи только мн и никакому другому Богу. Приноси твою молитву только Мн и никому другому’.
Слова Корана глубоко запали въ душу Омара. Онъ сталъ читать дальше и смягчался все боле боле, и когда онъ дошелъ до того мста, гд говорится о воскресеніи мертвыхъ и страшномъ суд, то онъ былъ совсмъ обращенъ въ новую вру.
Онъ опять пошелъ въ домъ Оркама, но совсмъ съ другими мыслями и чувствами. Тихо постучавшись въ дверь, онъ смиренно просилъ о томъ, чтобы его впустили.
— Войди, сынъ аль-Каттаба!— воскликнулъ Магометъ.— Что привело тебя сюда?
— Я пришелъ съ тмъ, чтобы записать свое имя въ списокъ врующихъ въ Бога и пророка Его!— Сказавъ это, онъ прочиталъ мусульманскій символъ вры.
И онъ не успокоился до тхъ поръ, пока вс не узнали о его обращеніи. По его просьб Магометъ немедленно отправился вмст съ нимъ въ Каабу, чтобы тамъ публично исполнить мусульманскіе религіозные обряды. Но лвую руку пророка шелъ Омаръ, а по правую — Гамза для того, чтобы защищать его отъ обидъ и оскорбленій, а вслдъ за ними шло больше сорока учениковъ. Они прошли среди бла дня по улицамъ Мекки, къ удивленію жителей этого города, и семикратно обошли Каабу, прикасаясь при этомъ всякій разъ къ священному черному камню и выполняя вс другія относящіяся сюда церемоніи.
Корейшиты съ ужасомъ смотрли на эту процессію, но не осмливались подойти къ пророку и нанести ему оскорбленіе, отъ этого удерживали ихъ взгляды такихъ грозныхъ воиновъ, каковы были Гамза и Омаръ, которые, какъ говорятъ, смотрли на нихъ глазами, сверкающими, какъ у львицъ, у которыхъ отняли дтенышей.
Безстрашный и ршительный во всемъ Омаръ пошелъ на слдующій день одинъ помолиться въ Кааб, какъ мусульманинъ, показывая этимъ, что нисколько не боится корейшитовъ. Съ какимъ-то другимъ мусульманиномъ, который тоже вошелъ въ храмъ, обошлись грубо и помшали ему молиться, но никто не побезпокоилъ Омара, потому что онъ приходился племянникомъ Абу-Джалю. Омаръ пошелъ къ своему дяд.
— Я не нуждаюсь въ твоемъ покровительств,— сказалъ онъ,— я не хочу быть лучше моихъ единоврцевъ.
Съ этихъ поръ онъ ничмъ не отличался отъ остальныхъ послдователей Магомета и былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ его защитниковъ.
Таково было чудесное обращеніе Омара, который впослдствіи сдлался однимъ изъ самыхъ извстныхъ поборниковъ Ислама.
Корейшиты были до такой степени раздражены этимъ новымъ торжествомъ Магомета, что Абу-Талебъ боялся, какъ бы не было опять съ ихъ стороны покушенія на жизнь племянника путемъ измны, или открытаго насилія. Поэтому послдній, уступая неотступнымъ просьбамъ Абу-Талеба, въ сопровожденіи нкоторыхъ изъ своихъ главныхъ учениковъ, удалился въ замокъ, или крпость, принадлежавшую дяд и находившуюся вблизи отъ города.
Такое покровительство, оказанное Магомету и его послдователямъ главою хашемитовъ, Абу-Талебомъ, и другими лицами этой линій, несмотря на то, что они принадлежали къ другой вр, навлекло на нихъ гнвъ соперничествующей съ ними втви корейшитовъ и произвело расколъ въ племени. Глава этой втви, Абу-Софіанъ, воспользовался ересью Магомета для того, чтобы опозорить не только перешедшихъ въ его вру родичей, но и весь родъ хашемитовъ, которые хотя и не врили его ученію, но все-таки покровительствовали ему изъ родственнаго чувства. Очевидно, что причиною непріязни Абу Софіана была не личная ненависть и не религіозное рвеніе, но родовая вражда. Онъ, по своему честолюбію, добивался того, чтобы почетная должность въ город, издавна присвоенная себ хашемитами. была отдана его роду. Послдняя мра предосторожности, которую принялъ добрый Абу-Талебъ, помстивъ Магомета въ такое мсто, куда не могли проникнуть его преслдователи и давъ ему пріютъ въ замк, послужила Абу-Софіану и его приверженцамъ предлогомъ для того, чтобы лишить соперничествующій родъ извстныхъ правъ. Вслдствіе этого они издали постановленіе, которымъ запрещалось корейшитамъ вступать въ въ бракъ съ хашемитами, или поддерживать съ ними какія бы то ни было сношенія, хотя бы только торговыя, до тхъ поръ, пока они не выдадутъ корейшитамъ для наказанія ихъ родственника Магомета. Это постановленіе, изданное на седьмомъ году такъ называемой миссіи Магомета, было написано на пергамент и вывшено въ Кааб. Оно было очень стснительнымъ для Магомета и его учениковъ, которые иногда чуть не умирали съ голода въ томъ укрпленномъ замк, гд нашли себ пріютъ. По временамъ корейшиты окружали замокъ, чтобы дать имъ почувствовать всю строгость постановленія и помшать доставк състныхъ припасовъ.
Впрочемъ, ежегодное время богомолья, когда со всхъ концовъ Аравіи богомольцы идутъ въ Мекку цлыми толпами, приносило съ собою облегченіе преслдуемымъ мусульманамъ. Въ теченіе этого священнаго періода, по закону и ведущемуся изстари обычаю арабовъ, прекращались всякія враждебныя дйствія, и воюющія между собою племена мирно встрчались въ Кааб, приходя туда для поклоненія. Въ такое время Магометъ и его ученики ршались выйти изъ своей крпости и возвращались въ Мекку. Чувствуя себя въ безопасности во время этого льготнаго священнаго мсяца, Магометъ присоединялся къ богомольцамъ, проповдывалъ и молился, онъ излагалъ свое ученіе и объявлялъ народу свои откровенія. Такимъ образомъ онъ пріобрталъ многихъ учениковъ, которые, возвращаясь на родину, приносили съ собою смена новой вры въ самыя отдаленныя области. Въ числ этихъ новообращенныхъ бывали князья или вожди племенъ, примръ которыхъ дйствовалъ и на ихъ приверженцевъ. Въ арабскихъ легендахъ есть одинъ, отличающійся высокопарнымъ слогомъ, нелпый разсказъ объ обращеніи одного изъ такихъ князей, а такъ какъ въ немъ говорится о нкоторыхъ будто бы совершенныхъ Магометомъ наиболе извстныхъ его чудесахъ, то мы считаемъ не лишнимъ передать этотъ разсказъ въ краткомъ изложеніи.
Князь, о которомъ идетъ здсь рчь, былъ Хабибъ-Ибнъ-Малекъ, прозванный Мудрымъ за свои обширныя знанія и ученость, потому что легенда изображаетъ его человкомъ, основательно изучившимъ магію и науки и знакомымъ со всми религіями, такъ какъ онъ перечиталъ все, что было о нихъ написано, онъ обладалъ даже и практическими о нихъ свдніями, потому что принадлежалъ поочередно къ каждой изъ нихъ,— сначала былъ евреемъ, потомъ христіаниномъ, а затмъ однимъ изъ волхвовъ. Правда и то, что у него было больше времени для занятій науками и для пріобртенія опытовъ, чмъ у другихъ людей, потому что, по словамъ арабской легенды, онъ дожилъ до ста сорока лтъ. Въ то время, о которомъ говорится въ, легенд, онъ пришелъ въ Мекку во глав сильнаго двадцатитысячнаго войска и привезъ съ собою свою молоденькую дочь Сатиху, которая родилась у него тогда, когда онъ былъ старикомъ преклонныхъ лтъ и за. которую онъ возсылалъ Богу молитвы въ Кааб, такъ какъ она была и нма, и глуха, и слпа и къ тому же не владла руками и ногами.
Въ легенд разсказывается о томъ, что Абу-Софіанъ и Абу-Джаль считали присутствіе такого могущественнаго, преданнаго идолопоклонству и очень мудраго стараго князя, стоящаго во глав такой грозной рати, обстоятельствомъ, благопріятствующимъ погибели Магомета. Поэтому они разсказали Хабибу Мудрому о ереси мнимаго пророка и убдили высокопочитаемаго князя вызвать Магомета въ свой лагерь въ Долину Кремней съ тмъ’ чтобы тотъ защитилъ свое ученіе, въ той надежд’ что если онъ будетъ упорствовать въ своемъ заблужденіи, то это навлечетъ на него изгнаніе или смерть.
Въ легенд есть прекрасный разсказъ о томъ, какъ выступили изъ города идолопоклонники-корейшиты, въ богатыхъ нарядахъ, пшіе и конные, подъ предводительствомъ Абу-Софіана и Абу-Джаля и двинулись въ Долину Кремней для того, чтобы присутствовать при великомъ испытаніи, а также и о той восточной пышности, съ какою ихъ принялъ Хабибъ Мудрый, который сидлъ подъ балдахиномъ малиноваго цвта, на трон чернаго дерева съ инкрустаціями изъ слоновой кости и сандальнаго дерева и съ золотыми пластинками.
Магометъ былъ въ дом Кадиджи, когда получилъ извщеніе о томъ, что онъ долженъ предстать предъ это грозное судилище. Кадиджа громко выразила свою тревогу, а дочери бросились къ нему на шею со слезами и воплями, думая, что онъ пойдетъ на врную смерть, но онъ ласково пожурилъ ихъ за ихъ опасенія, прибавивъ, что они должны возложить всю надежду на Аллаха.
Магометъ не подражалъ тщеславной пышности своихъ враговъ: онъ явился на мсто испытанія въ самой простой блой одежд, въ черной чалм на голов и въ плащ, принадлежавшемъ еще его дду, Абдъ-эль-Моталлебу и сдланномъ изъ аденской ткани. Волосы разввались у него по плечамъ, а отъ его лица исходили лучи таинственнаго свта пророческой силы, и хотя онъ никогда не умащалъ своей бороды и не употреблялъ никакихъ благовоній, кром небольшого количества мускуса и камфоры для своихъ усовъ, но тмъ не мене, по словамъ арабскихъ писателей, везд, гд только онъ проходилъ, отъ него исходило и распространялось въ воздух самое нжное благоуханіе.
Впереди него шелъ горячо ему преданный АбуБекръ въ красной куртк и блой чалм, онъ подобралъ свой плащъ для того, чтобы были видны его ярко-красныя туфли.
При приближеніи пророка, продолжаетъ легенда, этимъ многолюднымъ собраніемъ овладло безмолвное благоговніе. Не было слышно ни шопота, ни малйшаго шороха. Даже безсловесныя животныя — и т замолкли, точно очарованныя: лошади перестали ржать, верблюды ревть, а ослы кричать.
Высокопочитаемый Хабибъ принялъ Магомета привтливо. Его первый вопросъ былъ таковъ:
— Говорятъ, что ты выдаешь себя за пророка, посланнаго Богомъ. Такъ ли это?
— Дйствительно такъ,— отвчалъ Магометъ.— Аллахъ послалъ меня возвстить людямъ истинную вру.
— Хорошо,— отвчалъ осторожный мудрецъ,— но каждый изъ пророковъ доказалъ свое божественное посланничество разными знаменіями и чудесами. Ной — радугой, Соломонъ — своимъ таинственнымъ кольцомъ, Авраамъ — огнемъ въ горнил, погасшимъ по его повелнію, Исаакъ — окномъ, принесеннымъ вмсто его въ жертву Богу, Моисей — своимъ чудодйственнымъ жезломъ, а Іисусъ воскрешалъ мертвыхъ и однимъ словомъ укрощалъ бури. А потому, если ты дйствительно пророкъ, то сотвори намъ въ доказательство этого чудо.
Приверженцы Магомета дрожали отъ страха за пророка, услышавъ подобное требованіе, а Абу-Джаль рукоплескалъ Хабибу Мудрому и восхвалялъ до небесъ его проницательный умъ. Но пророкъ съ негодованіемъ прервалъ его: ‘Замолчи, собачій сынъ!— воскликнулъ онъ — ты — позоръ для твоей родни и твоего племени’. Затмъ онъ совершенно спокойно объявилъ, что готовъ исполнить желанія Хабиба.
Первое чудо, которое Хабибъ потребовалъ отъ Магомета, было — угадать, что спрятано у него въ палатк, и съ какою цлью онъ привезъ это въ Мекку.
При этомъ, какъ говоритъ легенда, Магометъ, наклонившись къ земл, чертилъ на песк какія-то фигуры, затмъ, поднявъ голову, онъ отвчалъ: ‘О, Хабибъ, ты привезъ сюда твою дочь Сатиху, глухонмую, калку и слпую въ той надежд, что небо пошлетъ ей облегченіе. Ступай въ твою палатку, поговори съ ней, выслушай, что она скажетъ теб въ отвтъ, и познай всемогущество Божіе’.
Престарлый князь поспшно пошелъ въ свою палатку. Навстрчу ему легкою поступью и протягивая къ нему руки, вышла его дочь, совершенно исцлившаяся. Въ глазахъ ея сіяла радость, на лиц играла улыбка, и она была прекрасне, чмъ луна въ безоблачную ночь.
Второе чудо, которое потребовалъ Хабибъ отъ Магомета, было еще трудне. Оно состояло въ томъ, что Магометъ долженъ былъ покрыть полуденное небо сверхъестественной тьмой и повелть лун спуститься съ неба прямо на куполъ Каабы.
И это чудо пророкъ совершилъ такъ же легко, какъ и первое. По его повелнію вмсто яркаго дневного свта наступила тьма. Въ это же время луна отклонилась отъ своего теченія и начала блуждать по небу. Послушная непреодолимой сил пророка, она спустилась съ неба и остановилась на купол Каабы. Затмъ она, по обычаю богомольцевъ, семикратно обошла вокругъ нея, низко склонилась передъ Магометомъ и стала передъ нимъ, мерцая и колеблясь, подобно сверкающему мечу, въ знакъ мирнаго привта и славя его, какъ пророка.
Не удовольствовавшись этимъ чудомъ, сказано дале въ легенд, Магометъ заставилъ послушное свтило войти въ правый рукавъ своего плаща и выйти изъ лваго, а потомъ раздлиться на дв части, изъ которыхъ одна пошла на Востокъ, а другая на Западъ, и об эти половины, сойдясь посредин неба, вновь соединились и составили блестящее шарообразпое небесное тло.
Само собою разумется, что Хабибъ Мудрый былъ убжденъ и обращенъ въ новую вру этими чудесами такъ же, какъ и четыреста семьдесятъ человкъ жителей города Мекки. Но Абу-Джаль, закоснвшій въ своемъ невріи, воскликнулъ, что все это не боле, какъ иллюзія и колдовство, и что чудеса эти были совершены Магометомъ съ помощью волшебной силы.
Примчаніе. О приведенныхъ здсь чудесахъ ничего не говоритъ, отличающійся точностію историкъ Абульфеда, и они не подтверждаются ни однимъ изъ серьезныхъ мусульманскихъ писателей но мы находимъ ихъ въ преданіи, и о нихъ разсказываютъ съ большими подробностями апокрифическіе авторы, которые твердятъ, что на нихъ есть намеки въ пятьдесятъ четвертой глав Корана. Разумется, они такъ же неправдоподобны, какъ и многія другія чудеса, будто бы совершенные пророкомъ. Надо помнить, что онъ самъ признавалъ только одно совершенное имъ чудо — Коранъ.

ГЛАВА XI.
Постановленіе, запрещающее сношенія между двумя родственными линіями, тайнымъ образомъ уничтожается.— Магометъ получаетъ возможность вернуться въ Мекку.— Смерть Абу-Талеба и Кадиджп.— Магометъ обручается съ Айишей.— Его женитьба на Савд.— Корейшиты снова начинаютъ преслдовать Магомета.— Магометъ ищетъ пристанища въ Тайиф.— Его изгоняютъ оттуда.— Явленіе духовъ въ Наклахской пустын.

Прошло три года съ тхъ поръ, какъ Магометъ со своими учениками укрылся въ замк Абу-Талеба. Въ Кааб все еще было вывшено постановленіе, въ силу котораго запрещались всякія сношенія между ними и ихъ единоплеменниками. Какъ всегда бываетъ, число послдователей секты увеличивалось отъ преслдованія. Въ Мекк къ ней присоединились многіе изъ числа жителей, поднялся ропотъ противъ неестественной родовой вражды между корейшитами, и Абу-Софіану приходилось стыдиться того, что онъ до такой степени враждебно относится къ нкоторымъ изъ своихъ родственниковъ.
Тогда вдругъ увидали, что вывшенный въ Кааб пергаментъ, на которомъ было написано постановленіе, почти весь уничтожился, такъ что отъ всего написаннаго остались одни только начальныя слова: ‘Во имя Твое, о всемогущій Богъ!’ Поэтому было объявлено, что постановленіе это отмняется, и Магомету съ его послдователями позволено было безпрепятственно вернуться въ Мекку.
Въ таинственномъ исчезновеніи этого, постановленнаго закономъ препятствія набожные мусульмане видли новое чудо, совершенное сверхъестественною силою для блага Магомета, хотя неврующіе и длали предположеніе, что документъ, сдлавшійся стснительнымъ по своимъ послдствіямъ для самого Абу-Софіана, былъ тайно уничтоженъ рукою смертнаго человка.
Возвращеніе Магомета съ его учениками въ Мекку имло своимъ слдствіемъ многія значительныя обращенія, какъ среди городскихъ жителей, такъ и среди пришедшихъ издалека богомольцевъ. Огорченіе, причиняемое корейшитамъ быстрымъ распространеніемъ этой новой секты, нсколько уменьшилось, когда ими было получено извстіе о побдахъ, одержанныхъ персами надъ греками, благодаря которымъ послдніе овладли Сиріей и частью Египта. Идолопоклонники-корейшиты ликовали, слыша о пораженіи грековъ-христіанъ, вру которыхъ, запрещающую поклоненіе идоламъ, они сравнивали съ врой Магомета. Послдній на вс ихъ оскорбительныя и выражающія торжество рчи отвчалъ тридцатою главою Корана, начинающейся слдующими словами: ‘Греки были побждены персами, но черезъ нсколько лтъ послдніе потерпятъ отъ нихъ пораженіе’.
Ревностный приверженецъ новой вры, Абу-Бекръ, побился объ закладъ на десять верблюдовъ, что черезъ три года предсказаніе это исполнится.
‘Увеличь ставку, но продолжи срокъ’ — шепнулъ ему Магометъ. Тогда Абу-Бекръ поставилъ сто верблюдовъ, а срокъ назначилъ девятилтній. Предсказаніе исполнилось, и онъ выигралъ закладъ. Мусульманскіе ученые приводятъ этотъ анекдотъ, который сами считаютъ вполн достоврнымъ, въ доказательство того, что Коранъ ниспосланъ свыше, и что Магометъ обладалъ даромъ пророчества. Но если фактъ самъ по себ и вренъ, то онъ, несомннно, является только удачной отгадкой событій будущаго, внушенной положеніемъ воюющихъ государствъ.
Вскор посл возвращенія Магомета въ Мекку, его позвали закрыть глаза умирающему дяд Абу-Талебу, которому въ то время было боле восьмидесяти лтъ и который, благодаря своимъ личнымъ достоинствамъ, пользовался всеобщимъ уваженіемъ. Когда часъ смерти былъ уже близокъ, то Магометъ сталъ убждать своего дядю прочесть символъ вры, что, по Исламу, необходимо для того, чтобы достигнуть блаженства посл воскресенія.
Въ груди умирающаго патріарха еще не погасла искра сознанія земного своего достоинства. ‘О сынъ брата моего,— отвчалъ онъ,— если бы я повторилъ эти слова, то корейшиты сказали бы, что сдлалъ это потому, что испугался смерти’.
Историкъ Абульфеда утверждаетъ, что Абу-Талебъ умеръ правоврнымъ. ‘Аль-Аббасъ,— говоритъ онъ,— наклонился надъ постелью своего умирающаго брата и, замтивъ, что губы его шевелятся, приблизилъ ухо, чтобы лучше услышать послднія слова умирающаго’. Оказалось, что онъ, по желанію Магомета, читалъ символъ вры. Другіе же говорятъ, что послдними его словами были слдующія: ‘Я умираю въ вр Абдъ-эль-Моталлеба’. Комментаторы старались согласить эти два разсказа, утверждая, что въ послдніе дни своей жизни Абдъ-эль-Моталлебъ отрекся отъ идолопоклонства и увровалъ во единаго Бога.
Не прошло еще и трехъ дней посл смерти всми уважаемаго Абу-Талеба, какъ сошла въ могилу и Кадиджа, врная и преданная Магомету его жена. Ей было шестьдесятъ пять лтъ отъ роду. Горько плакалъ Магометъ на ея могил: онъ одлся въ трауръ по ней и по Абу-Талеб, такъ что этотъ годъ былъ названъ годомъ траура. Но онъ былъ утшенъ въ своемъ гор — какъ говоритъ арабскій писатель Абу-Хорейра — ангеломъ Гавріиломъ, уврившимъ его, что Кадидж былъ данъ въ раю серебряный дворецъ въ награду за ея непоколебимую вру и услуги, оказанныя ею религіи въ первые года распространенія Ислама.
Хотя Кадиджа была гораздо старше Магомета, и въ то время, когда выходила за него замужъ, для нея уже прошла пора цвтущей молодости, когда восточная женщина только и можетъ плнять своею красотою, и хотя самъ пророкъ отличался страстнымъ темпераментомъ, тмъ не мене онъ, какъ говорятъ, остался ей вренъ до конца ея дней, и никогда не пользовался арабскимъ закономъ, допускающимъ многоженство, чтобы не вводить къ ней въ домъ соперницу. Впрочемъ, когда она была уже въ могил, и первые порывы горя немного утихли, онъ сталъ искать утшенія въ новомъ брак и съ этихъ поръ позволилъ себ многоженство. По его закону, каждый изъ его послдователей могъ имть четыре жены, но самъ онъ не ограничивался этимъ числомъ, потому что, по его словамъ, пророкъ, обладающій особенными дарами неба и преимуществами, не обязанъ подчиняться законамъ, изданнымъ для простыхъ смертныхъ.
Первый выборъ былъ сдланъ имъ черезъ мсяцъ посл смерти Кадиджи и палъ на прелестное юное существо — Айишу, дочь его врнаго послдователя, Абу-Бекра. Можетъ-быть онъ этимъ союзомъ хотлъ еще больше приблизить къ себ Абу-Бекра, одного изъ самыхъ храбрыхъ и самыхъ популярныхъ людей изъ всего племени. Впрочемъ, Айиш было только семь лтъ отъ роду, и хотя на восток женщины развиваются и расцвтаютъ рано, тмъ не мене она была слишкомъ молода для того, чтобы вступить въ бракъ. Поэтому онъ только обручился съ ней, а свадьбу отложилъ на два года, и въ теченіе этого времени старался дать ей такое воспитаніе, какое считалось необходимымъ для арабской двушки знатнаго рода.
Эту жену, выбранную такимъ образомъ пророкомъ на расцвт ея юности, онъ любилъ гораздо съ большею страстью, чмъ какую-либо другую изъ послдующихъ его женъ,— этимъ послднимъ была уже знакома брачная жизнь. ‘Одна только Айиша, говорилъ онъ, пришла ко мн въ объятія чистой и непорочной двственницей’.
Но такъ какъ онъ не могъ остаться безъ надлежащаго утшенія, то на время, пока Айиша еще не достигла того возраста, въ которомъ она могла вступить въ бракъ, онъ взялъ себ въ жены Савду, вдову Сокрана, одного изъ своихъ послдователей. Она была кормилицей его дочери Фатимы и принадлежала къ числу правоврныхъ, бжавшихъ въ Абиссинію отъ преслдованія со стороны жителей города Мекки въ первое время распространенія мульманской вры. Утверждаютъ, что живя въ изгнаніи, она получила таинственное откровеніе объ ожидавшей ее въ будущемъ чести: она видла въ сн, что Магометъ положилъ къ ней на грудь свою голову. Этотъ сонъ она разсказала своему мужу, Сокрану, который объяснилъ его такъ, что онъ предвщаетъ ему скорую смерть, а ей — бракъ съ пророкомъ.
Былъ ли предсказанъ этотъ бракъ, или нтъ, но онъ былъ заключенъ по необходимости. Магометъ никогда не питалъ къ Савд той нжной любви, какую онъ выказывалъ другимъ своимъ женамъ. Впослдствіи онъ даже хотлъ развестись съ ней, но она умоляла его не лишать ея чести называться его женой, говоря, что когда придетъ ея очередь раздлять съ нимъ брачное ложе, она будетъ передавать свое право Айиш. Магометъ согласился на это предложеніе, такъ какъ оно благопріятствовало его любовнымъ сношеніямъ съ послдней, и Савда до самой своей смерти оставалась его номинальною женою.
Вскор Магометъ оцнилъ, какую великую утрату онъ понесъ въ лиц Абу-Талеба, который былъ для него не только любящимъ родственникомъ, но также надежнымъ и могущественнымъ покровителемъ, такъ какъ послдній имлъ большое вліяніе на жителей Мекки. Посл его смерти никто не могъ остановить враждебныхъ дйствій Абу-Софіана и Абу-Джаля, или противодйствовать имъ, эти послдніе вскор возбудили такой духъ преслдованія въ корейшитахъ, что Магометъ счелъ опаснымъ находиться на родин. Поэтому онъ, въ сопровожденіи своего вольноотпущенника Зеида, пошелъ искать себ пристанища въ Тайиф, небольшомъ, обнесенномъ стною город, отстоящемъ приблизительно на семьдесятъ миль отъ Мекки, городъ этотъ населенъ былъ такифитами или арабами племени Такифа. Онъ былъ поставленъ въ самыя благопріятныя условія, такъ какъ находился среди садовъ и виноградниковъ. Здсь росли персики и и сливы, дыни и гранаты, винныя ягоды синія и зеленыя, лотосы и пальмовыя деревья съ, ихъ кистями золотисто-зеленыхъ плодовъ. Зеленыя пастбища и плодородныя поля этого мстечка представляли такой рзкій контрастъ съ безплодною сосднею пустыней, что арабы придумали, будто мстечко это было нкогда частью Сиріи, но потомъ оторвалось отъ нея и приплыло сюда во время потопа.
Магометъ вошелъ въ ворота Тайифа довольно смло, надясь на покровительство своего дяди Аль-Аббаса, человка вліятельнаго, у котораго были тутъ свои владнія. Но`онъ не могъ выбрать себ худшаго мста для убжища, такъ какъ Тайифъ считался однимъ изъ оплотовъ идолопоклонства. Здсь поддерживалось во всей своей сил поклоненіе Эль Лотъ,— божеству женскаго рода, объ идол котораго было упомянуто выше. Каменное изображеніе этой богини было покрыто жемчугомъ и драгоцнными камнями — приношеніями ея поклонниковъ, его считали живымъ, и къ Эль Лотъ обращались съ молитвою о заступничеств, какъ къ одной изъ дочерей бога.
Магометъ прожилъ въ Тайиф около мсяца, длая безуспшныя попытки найти себ послдователей среди жителей этого города. Когда онъ начиналъ проповдывать свое ученіе, голосъ его заглушали дикіе крики. Онъ не разъ былъ раненъ камнями, которыми въ него бросали и отъ которыхъ тщетно старался защитить его врный Зеидъ. Наконецъ ярость народа дошла до того, что онъ былъ изгнанъ изъ города, и даже за стнами его еще долго преслдовала толпа рабовъ и дтей, которые осыпали его бранью.
Выгнанный съ такимъ позоромъ изъ города, гд онъ надялся найти себ пріютъ и не отваживаясь открыто вернуться на родину, Магометъ оставался въ пустын до тхъ поръ, пока Зеидъ не нашелъ ему тайнаго убжища у его друзей въ Мекк. Находясь въ такой крайности, онъ имлъ одно изъ тхъ видній или сверхъестественныхъ посщеній, которыя, повидимому, бывали у него всегда въ минуты одиночества или душевной тревоги, и когда, надо думать, онъ находился въ состояніи сильнаго умственнаго возбужденія. По его словамъ, это случилось посл вечерней молитвы въ уединенномъ мст Наклахской долины, находящейся между Меккой и Тайифомъ. Онъ читалъ вслухъ Коранъ, слова котораго были подслушаны толпою пролетавшихъ мимо джиновъ, или геніевъ. Это — духовныя существа, одни добрыя, другія злыя, которыхъ, подобно человку, ожидаетъ награда или наказаніе въ будущемъ.— ‘Чу! Слушайте:’ — говорили геніи одинъ другому. Они остановились и слушали, а Магометъ продолжалъ читать — ‘Воистину,— сказали они, когда онъ кончилъ,— мы слышали удивительное поученіе, ведущее къ правому пути, а потому мы вримъ этому’.
Это посщеніе духовъ утшило Магомета, изгнаннаго изъ Тайифа: оно показало ему, что хотя люди отвергаютъ его и его ученіе, зато къ нему относятся съ благоговніемъ разумныя духовныя существа. По крайней мр, мы заключаемъ это изъ того, что онъ упоминаетъ о немъ въ сорокъ шестой и семьдесять второй глав Корана. Съ этихъ поръ онъ говорилъ, что посланъ для обращенія въ Исламъ этихъ геніевъ точно такъ же, какъ и человческаго рода.
Примчаніе. Вра въ геніевъ была распространена по всему Востоку еще задолго до появленія Магомета. Думали, что они посщаютъ пустынныя мста, въ особенности при наступленіи -ночи, подобное суевріе соотвтствуетъ нравамъ и понятіямъ людей, населяющихъ уединенныя и пустынныя страны. Арабы предполагали, что въ каждой долин, въ каждомъ лишенномъ растительности, пустынномъ мст, есть свое особенное племя геніевъ, которые подчинены одному господствующему духу и скитаются по ночамъ для того, чтобы тревожить богомольцевъ и путешественниковъ. Поэтому, вступая при наступленіи ночи въ какую-нибудь уединенную долину, они всегда умоляли господствующаго духа, или господина этого мста, защитить ихъ отъ подчиненныхъ ему злыхъ геніевъ.
Арабы думали, что это злые геніи или духи исполины образуютъ столбы пыли, поднимаемые вихремъ и быстро несущіеся по пустын.
Зми, которыя иногда водятся въ домахъ, часто считались ими также за геніевъ, врующихъ или не врующихъ. Магометъ совтуетъ своимъ послдователямъ не спшить убивать живущую въ дом змю. ‘Предупреди ее, что ей нужно удалиться, а если она не послушается, то убей ее: это знакъ того, что она или простое пресмыкающееся, или неврующій геній’.
Въ легендахъ говорится о томъ, что въ незапамятныя времена геніи имли доступъ на небо, но были изгнаны оттуда за то, что любили вмшиваться въ чужія дла. Съ тхъ поръ они такъ и остались существами любопытными, которымъ все нужно знать, и часто стараются забраться на созвздія, чтобы оттуда украдкой заглянуть на небо, подсмотрть и подслушать, что тамъ длается, но ихъ прогоняютъ оттуда ангелы своими пламенными мечами, магометане думаютъ, что ангелы, охраняющіе небо, бросаютъ въ этихъ назойливыхъ геніевъ метеорами, которые называются падающими звздами.
Другія легенды утверждаютъ, что вначал земля была населена этими геніями, но они возмутились противъ Всевышняго и захватили въ свои руки власть надъ землей, которою пользовались въ теченіе двухъ тысячъ лтъ. Наконецъ, противъ нихъ былъ посланъ Азазилъ, или Люциферъ, который одоллъ ихъ, разбивъ на-голову ихъ могущественнаго короля Джана-бенъ-Джана, который первый началъ строить пирамиды и котораго магическій щитъ, обладавшій волшебною силой, попалъ впослдствіи въ руки къ Соломону Мудрому и далъ ему власть преодолвать колдовство и чары маговъ и злыхъ геніевъ. Возмутившіеся духи, побжденные и усмиренные, были загнаны въ темный край земли. Тогда Богъ создалъ человка и, одаривъ его мене опасными способностями, далъ ему въ жилище всю землю.
По понятію мусульманъ, ангелы были сотворены изъ блестящихъ драгоцнныхъ камней, геніи — изъ огня безъ дыма, а Адамъ — изъ глины.
Магометъ, упоминая въ семьдесятъ второй глав о явленіи геніевъ въ Наклахской пустын, приводить слдующій откровенный ихъ разсказъ о самихъ- себ:
‘Прежде мы пытались подглядть то, что длалось на небесахъ, но мы нашли, что небеса охраняются ангелами съ огненными мечами, и мы сидли тамъ на нкоторыхъ мстахъ, чтобы подслушать разговоры ихъ обитателей, но если кто подслушиваетъ теперь, тотъ находитъ пламя, приготовленное для охраны небесныхъ предловъ. Одни изъ насъ мусульмане, а другіе совратились съ истиннаго пути. Т, кто принялъ Исламъ, ищутъ истиннаго пути, а т, которые уклоняются отъ него, сдлаются топливомъ для геены огненной’.

ГЛАВА XII.
Ночное путешествіе пророка изъ Мекки въ Іерусалимъ, а оттуда на седьмое небо.

Для Магомета найденъ былъ пріютъ въ дом одного изъ его учениковъ, Мутема-Ибнъ-Ади, и онъ ршился вернуться въ Мекку. За сверхъестественнымъ посщеніемъ пророка геніями, явившимися ему въ Наклахской долин, послдовало вскор еще боле странное видніе или откровеніе, сдлавшееся съ этихъ поръ темою для истолкованій и догадокъ среди набожныхъ мусульманъ. Мы говоримъ о пресловутомъ ночномъ путешествіи Магомета въ Іерусалимъ, а оттуда на седьмое небо. Хотя подробности этого путешествія и передаются будто бы словами самого Магомета, но тмъ не мене он всецло относятся къ области преданія, впрочемъ, нкоторые подтверждаютъ ихъ текстами, взятыми изъ разныхъ мстъ Корана.
Не имя намренія передать это видніе или откровеніе во всей его полнот и фантастической нелпости, мы постараемся уловить только самыя существенныя его черты.
По словамъ разсказа, никто не запомнитъ такой темной и такой безмолвной и наводящей ужасъ ночи, какою была та, въ которую случилось это событіе. Не слышно было ни пнія птуховъ, ни лая собакъ, ни рева дикихъ зврей, ни крика совъ. Самыя воды перестали журчать, а втеръ завывать, вся природа казалась неподвижной, какъ бы мертвой. Въ глубокую полночь разбудилъ Магомета громкій крикъ: ‘Проснись ты, уснувшій!’ Передъ нимъ стоялъ ангелъ Гавріилъ. Чело его было свтло и ясно, лицо бло, какъ снгъ, а волосы разввались по плечамъ, у него были крылья, переливавшія всми цвтами радуги, а вышитая золотомъ одежда усяна жемчугомъ. Онъ привелъ Магомету благо коня, дивнаго по форм и по качествамъ, такого, какого тотъ еще ни разу не видалъ въ своей жизни, и дйствительно онъ не былъ похожъ на коней, раньше кмъ-либо описанныхъ. У него было лицо человка, но скулы лошадиныя, глаза его были подобны гіацинтамъ и испускали лучи, какъ звзды. Его орлиныя крылья вс блестли лучами свта, а туловище было покрыто сверкающими алмазами и драгоцнными камнями. Это была кобыла, которая за свою ослпительную красоту и невроятную быстроту бга называлась Аль-Боракъ, или Молнія.
Магометъ уже хотлъ было ссть на этого удивительнаго коня, но едва только онъ протянулъ руку, какъ лошадь попятилась и поднялась на дыбы.
— Стой смирно, Боракъ!— сказалъ Гавріилъ — Имй уваженіе къ пророку Божьему. Еще ни одинъ изъ смертныхъ, здившихъ на теб, не былъ такъ превознесенъ Аллахомъ.
— О, Гавріилъ!— отвчала Боракъ, которая въ это время чудеснымъ образомъ получила даръ слова.— Разв не здилъ на мн когда-то другъ Божій, Авраамъ, постившій сына своего Измаила? О, Гавріилъ! Неужели это посредникъ между Богомъ и людьми, заступникъ ихъ и основатель новой вры?
— Да, о Боракъ, это Магометъ-Ибнъ-Абдалла, родившійся изъ одного племени счастливой Аравіи и исповдающій истинную вру. Онъ выше всхъ сыровъ Адамовыхъ, величайшій изъ божественныхъ посланниковъ, посл него не будетъ больше пророковъ. Безъ его посредничества не войдетъ въ рай ни единое существо. По правую его руку небо, общанное въ награду тмъ, кто увруетъ въ# него, а по лвую — геена огненная, въ которую будутъ ввержены вс, не принявшіе его ученія.
— О, Гавріилъ!— такъ умоляла ангела Боракъ,— ради вры, соединяющей тебя и его, упроси его быть моимъ заступникомъ въ день воскресенія мертвыхъ.
— Будь уврена, о, Боракъ,— вскликнулъ Магометъ,— что по моему ходатайству ты войдешь въ рай.
Только что онъ произнесъ эти слова, какъ животное сейчасъ же приблизилось къ нему и позволило ему ссть на себя, тогда, поднявшись на воздухъ вмст съ Магометомъ, лошадь полетла высоко отъ земли, гораздо выше горъ Мекки. Когда они, подобно молніи, неслись между небомъ и землей, Гавріилъ закричалъ громкимъ голосомъ: ‘Остановись, о Магометъ, сойди на землю и сотвори молитву съ двумя земными поклонами’.
Они спустились на землю, и Магометъ, окончивъ молитву, спросилъ:
— О другъ, возлюбленный душою моею! Почему ты повелваешь мн молиться на этомъ мст?
— Потому что это — гора Синай, на которой Богъ имлъ общеніе съ Моисеемъ.
Поднявшись на воздухъ, они снова быстро понеслись между небомъ и землей, но Гавріилъ и во второй разъ закричалъ громкимъ голосомъ: ‘Остановись, о Магометъ, сойди на землю и сотвори молитву съ двумя земными поклонами’.
Они спустились на землю, Магометъ помолился и опять спросилъ:
— Почему ты повеллъ мн сотворить молитву на этомъ мст?
— Потому что это — Вилеемъ, гд родился Іисусъ, сынъ Маріи.
Они снова полетли по воздуху, но вдругъ справа отъ нихъ послышался громкій голосъ, говорившій слдующее: ‘О, Магометъ, остановись на минуту, чтобы я могъ поговорить съ тобой: я больше всхъ созданій преданъ теб’.
Но Боракъ летла впередъ, и Магометъ не пожелалъ остановиться: онъ чувствовалъ, что остановить полетъ зависло не отъ него, но отъ всемогущаго и преславнаго Бога.
Потомъ послышался другой голосъ слва, тми же самыми словами просившій Магомета остановиться, но Боракъ продолжала нестись впередъ, и Магометъ не остановился. Вдругъ онъ увидалъ передъ собой двицу ослпительной красоты, украшенную со всею роскошью драгоцнностями міра. Съ очаровательною улыбкой она манила его къ себ: ‘Остановись на минуту, о, Магометъ, для того, чтобы я могла поговорить съ тобою,— я изъ всхъ существъ наиболе теб преданное’. Но Боракъ летла все дальше и Магометъ не остановился, разсуждая такъ, что не отъ него зависло остановить полетъ, но отъ всемогущаго и преславнаго Бога.
Однако онъ обратился къ Гавріилу и спросилъ его:
— Чьи это голоса я слышалъ, и кто эта двица, которая манила меня къ себ?
— Первый голосъ, о Магометъ, это — голосъ еврея. Если бы ты послушался его, то весь твой народъ перешелъ бы въ іудейскую вру.
Второй голосъ, это былъ голосъ христіанина. Если бы ты его послушался, то весь твой народъ пожелалъ бы принять христіанскую вру.
Виднная тобою двица, это — міръ со всми его богатствами, тщетою и соблазными, если бы ты выслушалъ ее, то народъ твой предпочелъ бы радости земной жизни вчному блаженству, и вс твои соотечественники были бы осуждены на вчную погибель.
Продолжая свой воздушный полетъ, они достигли воротъ іерусалимскаго святого храма, гд, сойдя съ Аль-Боракъ, Магометъ привязалъ ее къ тому кольцу, къ которому привязывали ее и жившіе раньше него пророки. Тогда, войдя во храмъ, онъ увидалъ въ немъ Авраама, Моисея и Ису (Іисуса), а также и многихъ другихъ пророковъ. Посл того, какъ онъ помолился вмст съ ними, съ неба спустилась какая-то свтозарная лстница, и нижнимъ своимъ концомъ уперлась въ Шакру, или краеугольный камень священнаго дома, это былъ камень Іакова, при помощи ангела Гавріила, Магометъ съ быстротою молніи поднялся по этой лстниц на небо.
Достигнувъ перваго неба, Гавріилъ постучалъ въ ворота.— ‘Кто тамъ’? спросилъ какой-то голосъ извнутри.— ‘Гавріилъ’.— ‘Кто пришелъ съ тобой?’ — ‘Магометъ’.— ‘Принялъ ли онъ на себя миссію?’ — ‘Принялъ’.— ‘Если такъ, то мы рады ему’.— И врата отворились.
Первое небо было изъ чистаго серебра, и къ его сіяющему своду были подвшены на золотыхъ цпяхъ звзды. На каждой звзд былъ поставленъ стражемъ ангелъ для того, чтобы демоны не могли подняться по лстниц въ священныя обители Когда Магометъ вошелъ, къ нему приблизился какой-то старецъ, и Гавріилъ сказалъ пророку: ‘Это — твой отецъ Адамъ, привтствуй его съ благоговніемъ’.— Магометъ такъ и сдлалъ, и Адамъ заключилъ его въ свои объятія, назвавъ его самымъ великимъ изъ своихъ сыновъ и самымъ главнымъ между пророками.
На этомъ неб можно было видть безчисленное множество животныхъ всевозможныхъ родовъ, и Гавріилъ сказалъ, что это были ангелы, которые приняли на себя такой видъ для того, чтобы ходатайствовать предъ Аллахомъ за различныя породы животныхъ, живущихъ на земл. Въ числ этихъ послднихъ былъ птухъ ослпительной близны и такого громаднаго роста, что своимъ гребнемъ онъ касался второго неба, хотя отъ перваго до второго неба можно было дойти только въ пятьсотъ лтъ. Эта удивительная птица каждое утро привтствовала Аллаха своимъ благозвучнымъ пніемъ. Ея голосомъ пробуждаются отъ сна вс земныя существа, а птицы ея породы, въ подражаніе ей, воспваютъ хвалу Богу. {По словамъ мусульманскихъ богослововъ, Богъ всегда внимаетъ благосклонно тремъ голосамъ: голосу человка, читающаго Коранъ, голосу того, кто молитъ Его о прощеніи, и голосу этого птуха, который поетъ во славу Всевышняго. Незадолго до послдняго дня, прибавляютъ они, Онъ повелитъ этой птиц сложить свои крылья и больше не пть. Тогда перестанутъ пть и вс птухи на земл, и ихъ молчаніе будетъ знакомъ того, что близокъ великій день страшнаго суда.
Докторъ богословія Гемфри ‘Придо, норвичскій деканъ, въ своей ‘Жизни Магомета’, обвиняетъ послдняго въ томъ, что онъ взялъ этого удивительнаго птуха изъ Вавилонскаго Талмуда (Бава Борта), ‘гд, говоритъ онъ, есть разсказъ о такой же чудесной птиц, называемой Зигъ, которая, стоя ногами на земл, головою доставала до неба, а если распускала свои крылья, то закрывала ими солнце, такъ что происходило полное затмніе. ‘Эта птица, говоритъ халдейскій толкователь псалмовъ,— птухъ, который поетъ предъ лицомъ Господа’. А по словамъ халдейскаго толкователя книги Іова, птухъ этотъ поетъ каждое утро предъ лицомъ Господа, для чего Богъ наградилъ его мудростью.}
Посл этого они поднялись на второе небо. Гавріилъ, такъ же, какъ и прежде, постучалъ во врата, повторились тже самые вопросы и отвты, врата отворились, и они вошли.
Это небо было изъ полированной стали и ослпляло своимъ блескомъ. Здсь они нашли Ноя, который, заключивъ Магомета въ свои объятія, привтствованъ его, какъ величайшаго изъ пророковъ.
Достигнувъ третьяго неба, они взошли на него съ тми же самыми церемоніями. Все небо было усыпано драгоцнными камнями, блеска которыхъ не могъ выносить глазъ простого смертнаго. Здсь возсдалъ ангелъ неизмримаго роста, разстояніе отъ одного глаза до другого равнялось семидесяти тысячамъ дней пути. Подъ его командою было сто тысячъ батальоновъ вооруженныхъ людей. Предъ нимъ лежала огромная раскрытая книга, и онъ постоянно или что-то въ нее вписывалъ, или изъ нея вычеркивалъ.
— Это, о Магометъ,— сказалъ Гавріилъ,— Азраилъ, ангелъ смерти, врный слуга Аллаха. Въ эту, лежащую передъ нимъ, книгу онъ постоянно вписываетъ имена тхъ людей, которые должны родиться и вычеркиваетъ имена тхъ, которые, доживъ до назначеннаго имъ предла, умираютъ въ настоящую минуту.
Затмъ они добрались и до четвертаго неба, которое было все изъ чистйшаго серебра. Въ числ, ангеловъ, обитающихъ на немъ, былъ одинъ, ростъ котораго равнялся пятистамъ дней пути. У него было грустное лицо, и слезы лились потоками изъ его глазъ. ‘Это — сказалъ Гавріилъ,— ангелъ слезъ, назначеніе котораго — оплакивать грхи сыновъ человческихъ и предсказывать ожидающія ихъ бдствія’.
Пятое небо было изъ чистйшаго золота. Здсь онъ былъ принятъ Аарономъ, обнявшимъ и привтствовавшимъ его. На этомъ неб обитаетъ ангелъ мщенія, имющій власть надъ огненной стихіей. Изъ всхъ ангеловъ, виднныхъ Магометомъ, этотъ послдній былъ самый отвратительный и самый страшный. Его лицо казалось мднымъ и все было покрыто шишками и бородавками. Изъ его глазъ сверкали молніи, и онъ крпко держалъ въ рук огненное копье. Онъ сидлъ на трон, окруженномъ пламенемъ, и передъ нимъ лежала груда раскаленныхъ до красна цпей. Если бы онъ сошелъ на землю въ настоящемъ своемъ вид, то горы были бы разрушены, моря пересохли, а вс жители умерли бы отъ ужаса. Ему и ангеламъ, его помощникамъ, поручено выполнить божественное мщеніе надъ неврующими и гршниками.
Оставивъ эту, наводящую ужасъ обитель, они поднялись на шестое небо, которое было изъ прозрачнаго камня, называемаго хазала, или гранатъ. Здсь они нашли громаднаго ангела, одна половина котораго была изъ снга, а другая изъ огня, но при этомъ снгъ не таялъ и огонь не угасалъ. Его окружалъ сонмъ низшихъ ангеловъ, непрестанно, восклицавшихъ: ‘О, Аллахъ! Ты соединилъ снгъ съ огнемъ, соедини и всхъ твоихъ врныхъ слугъ повиновеніемъ твоему закону’.
— Это,— сказалъ Гавріилъ,— ангелъ, охраняющій небо и землю. Онъ — тотъ, который посылаетъ ангеловъ къ людямъ твоего народа, чтобы склонить ихъ признать твою миссію и призвать ихъ на служеніе Богу, и онъ будетъ длать это до дня всеобщаго воскресенія.
Здсь находился пророкъ Муса (Моисей), который, однако, вмсто того, чтобы радостно привтствовать Магомета, какъ это длали другіе пророки, увидя его, прослезился.
— О чемъ ты плачешь?— спросилъ Магометъ.
— Я плачу о томъ, что вижу преемника, которому предназначено Богомъ ввести въ рай больше людей изъ своего народа, чмъ ввелъ я изъ числа отпадшихъ отъ вры сыновъ Израиля.
Отсюда они поднялись на седьмое небо, и тамъ встртилъ Магомета патріархъ Авраамъ. Эта блаженная обитель преисполнена была божественнымъ свтомъ и неизреченною славою, такъ что языкъ человческій не можетъ описать ея. Довольно сказать объ одномъ изъ этихъ небожителей, чтобы дать понятіе и объ остальныхъ. Величиною онъ превосходилъ всю землю и имлъ семьдесятъ тысячъ головъ, у каждой головы было семьдесятъ тысячъ ртовъ, а въ каждомъ рту семьдесятъ тысячъ языковъ, каждый языкъ говорилъ на семидесяти тысячахъ нарчій, и вс эти языки непрестанно воспвали хвалу Всевышнему.
Въ то время, какъ Магометъ смотрлъ на это дивное существо, онъ былъ вдругъ перенесенъ на лотосовое дерево, называемое Седратъ, покрытое цвтами и находящееся по правую сторону незримаго престола Аллаха. Это дерево раскинуло свои втви на боле широкое пространство, чмъ пространство между солнцемъ и землею. Ангелы, число которыхъ превосходитъ число песчинокъ на берегу моря или въ руслахъ всхъ ручьевъ и ркъ, вмст взятыхъ, веселятся подъ тнью его. Его листья имютъ сходство съ ушами слона, тысячи безсмертныхъ птичекъ, порхающихъ по его втвямъ, повторяютъ великіе стихи Корана. Его плоды вкусне молока и слаще меда. Если бы собрать вмст вс созданія Божія, то одного этого плода было бы достаточно для ихъ прокормленія. Каждое смячко плода заключаетъ въ себ гурію, или небесную дву, для блаженства правоврныхъ. Отъ этого дерева берутъ свое начало четыре рки, дв изъ нихъ текутъ прямо въ рай, а дв — вн его и называются на земл Ниломъ и Евфратомъ.
Затмъ Магометъ и его небесный проводникъ пошли дальше въ Аль-Мамуръ или домъ поклоненія, сдланный изъ красныхъ гіацинтовъ или рубиновъ и окруженный безчисленнымъ множествомъ неугасимыхъ лампадъ. У главнаго входа Магомету поднесли три сосуда: одинъ съ виномъ, другой — съ молокомъ, а третій — съ медомъ. Онъ взялъ сосудъ съ молокомъ и выпилъ изъ него.
— Хорошо ты поступилъ, твой выборъ послужитъ къ твоей польз,— воскликнулъ Гавріилъ,— Если бы ты выпилъ вина, то весь твой народъ впалъ бы въ заблужденіе.
Этотъ священный домъ по своей форм похожъ на Каабу въ Мекк и находится на седьмомъ неб прямо надъ ней. Въ него приходятъ ежедневно семьдесятъ тысячъ ангеловъ высшихъ чиновъ. Въ это самое время они совершали обычный священный обходъ, и Магометъ, присоединившись къ нимъ, семикратно обошелъ вокругъ храма. Дале Гавріилъ итти не могъ. Теперь Магометъ, быстре, чмъ мысль, пролеталъ неизмримыя пространства, ему пришлось летть черезъ дв области ослпительнаго свта и одну глубокаго мрака. Миновавъ эту область абсолютнаго мрака, онъ исполнился благоговнія и ужаса, такъ какъ очутился въ присутствіи Аллаха и только на двойномъ разстояніи полета стрлы отъ его престола. Ликъ Божества былъ закрытъ двадцатью тысячами покрывалъ, потому что человкъ погибъ бы только при одномъ взгляд на его славу. Богъ простеръ свои руки и одну положилъ на грудь, а другую на плечо Магомета, который почувствовалъ леденящій холодъ, охватившій его отъ сердца до мозга костей. Затмъ послдовало сознаніе невыразимаго блаженства, между тмъ такъ вокругъ разлилось нжное благоуханіе, понять это ощущеніе могутъ только т, кто находится въ присутствіи Бога.
Теперь Магометъ получилъ отъ самого Бога многіе изъ догматовъ вры, содержащихся въ Коран, а также и пятьдесятъ молитвъ, предписанныхъ всмъ истинно врующимъ, какъ ихъ ежедневная обязанность.
Когда Магометъ удалился отъ лица Божія и спустился внизъ, то онъ опять встртился съ Moисеемъ, и послдній спросилъ его, чего требуетъ Аллахъ.
— Аллахъ требуетъ, чтобы я ежедневно совершалъ пятьдесятъ молитвъ.
— И ты думаетъ выполнить эту обязанность? Я раньше тебя длалъ опытъ. Я пробовалъ это съ сынами Израиля, но тщетно, поэтому вернись и проси уменьшить ихъ число.
Магометъ вернулся, и число молитвъ было уменьшено на десять. Но когда онъ разсказалъ Моисею о своемъ успх, тотъ опять началъ возражать, говоря, что и сорокъ молитвъ въ день — число слишкомъ большое. По его совту, Магометъ возвращался къ Богу нсколько разъ до тхъ поръ, пока, наконецъ, число молитвъ не было уменьшено до пяти. Но Моисей не переставалъ возражать.
— Неужели ты хочешь требовать отъ твоего народа, чтобы онъ совершалъ молитву пять разъ въ день? Клянусь Аллахомъ! Я длалъ опытъ съ сынами Израиля, но выполнить такое требованіе невозможно. Поэтому вернись и умоляй Бога, чтобы теб было дано еще большее облегченіе.
— Нтъ,— отвчалъ Магометъ,— я уже много разъ просилъ о снисхожденіи и мн стыдно.
Сказавъ эти слова, онъ простился съ Моисеемъ и отправился дальше.
По свтозарной лстниц онъ спустился въ Іерусалимскій храмъ, около котораго нашелъ Боракъ привязанною, какъ онъ ее оставилъ, и, свъ на нее верхомъ, былъ въ одну минуту доставленъ на то мсто, откуда былъ взятъ раньше.
Разсказъ объ этомъ видніи, или ночномъ путешествіи, мы передаемъ, главнымъ образомъ, со словъ историковъ Абульфеды, Аль-Бохари и Абу-Хорейры: Ганье въ своей ‘Жизни Магомета’ передаетъ его гораздо подробне. Само путешествіе послужило ученымъ темою для безконечныхъ споровъ и комментарій. Нкоторые утверждаютъ, что оно было не боле, какъ сонъ или ночное видніе, и въ доказательство приводятъ преданіе, записанное со словъ Айиши, жены Магомета, послдняя заявила’ что въ ту ночь, о которой идетъ рчь, тло пророка оставалось совершенно покойнымъ, и что ночное путешествіе было совершено имъ духовно. Впрочемъ, передавая это преданіе, они не принимаютъ въ соображеніе того, что во время путешествія Айиша была еще ребенкомъ и хотя была помолвлена съ Магометомъ, но еще не сдлалась его женою.
Другіе стоятъ на томъ, что путешествіе на небо было совершено имъ тлесно, и будто бы онъ чудеснымъ образомъ совершилъ его въ такое короткое время, что, вернувшись на землю, усплъ поддержать и тмъ предохранить отъ паденія сосудъ съ водою, который ангелъ Гавріилъ, при своемъ отлет, задлъ крыломъ. Третьи говорятъ что, по словамъ самого Магомета, онъ совершилъ ночное путешествіе только въ Іерусалимскій храмъ, но что послдующее восшествіе на небо было видніемъ. По свидтельству Ахмеда-бенъ-Іосифа, фактъ ночного посщенія храма былъ подтвержденъ самимъ патріархомъ іерусалимскимъ. ‘Въ то время,— говоритъ онъ,— когда Магометомъ былъ приславъ посолъ въ Константинополь къ императору Ираклію, съ предложеніемъ перейти въ Исламъ, у императора находился и патріархъ. Когда посолъ разсказалъ о ночномъ путешествіи пророка, то патріархъ пришелъ въ изумленіе и сообщилъ императору одно обстоятельство, совпадавшее съ разсказомъ посла. ‘Я имю обыкновеніе,— говорилъ онъ,— уходить на покой не ране, чмъ запру вс двери въ храмъ. Въ ту ночь, о которой говоритъ посолъ, я заперъ ихъ, но своему обыкновенію, но одну дверь нельзя было притворить. Поэтому я послалъ за плотниками, которые, осмотрвъ дверь, объявили мн, что притолка надъ главнымъ входомъ такъ опустилась, и само зданіе такъ осло, что они никакъ не могутъ затворить дверь, а потому я принужденъ былъ оставить ее отворенной. Рано утромъ, на разсвт, я пошелъ во храмъ и что же вижу: камень, находящійся въ углу храма, пробуравленъ, а потомъ увидалъ слды на томъ мст, гд была привязана Аль-Боракъ. Тогда я сказалъ присутствующимъ, что главный входъ нельзя было затворить потому, что сюда, вроятно, приходилъ молиться какой-нибудь пророкъ’.
Дале преданія повствуютъ о томъ, что когда Магометъ разсказалъ о своемъ ночномъ путешествіи среди многочисленнаго собранія въ Мекк, многіе удивлялись, но тмъ не мене поврили, нкоторые усомнились, а корейшиты подняли его насмхъ. ‘Ты говоришь, что былъ въ Іерусалимскомъ храм,— сказалъ Абу-Джаль,— докажи, что говоришь правду,— опиши намъ его’.
Съ минуту Магометъ былъ въ затрудненіи отъ этого вопроса: онъ постилъ храмъ ночью, когда его формы нельзя было хорошенько разглядть, но вдругъ околб него очутился ангелъ Гавріилъ и поставилъ у него передъ глазами точный снимокъ со священнаго зданія, такъ что онъ сейчасъ же получилъ возможность отвчать на самые подробные вопросы.
Этой исторіи не врили даже и нкоторые изъ учениковъ пророка до тхъ поръ, пока АбуБекръ, видя, что они поколебались въ вр и могутъ даже совсмъ отпасть отъ нея, не засвидтельствовалъ всенародно ея врность, въ награду за такую поддержку Магометъ далъ ему титулъ Аль-Седдека ‘свидтеля истины’, который остался за нимъ на всю жизнь.
Это ночное путешествіе, какъ мы уже замтили, относится всецло къ области преданія, хотя неясные намеки на него встрчаются и въ Коран. Можетъ^ быть, оно представляетъ собою фантастическое произведеніе мусульманскихъ фанатиковъ, основанное на тхъ видніяхъ и припадкахъ умоизступленія, къ которымъ былъ такъ склоненъ Магометъ и за которые онъ получилъ отъ корейшитовъ названіе сумасшедшаго.

ГЛАВА XIII.
Магометъ обращаетъ въ Исламъ пришедшихъ изъ Медины богомольцевъ — Онъ ршается бжать въ этотъ городъ.— Заговоръ противъ его жизни.— Его чудесное спасеніе.— Его Геждра, или бгство.— Пріемъ, оказанный пророку въ Медин.

Положеніе, въ какомъ находился Магометъ на родин, постепенно ухудшалось. Кадиджа, его благодтельница въ молодости, врная подруга въ одиночеств и уединеніи, горячо врившая въ его ученіе, сошла въ могилу, точно такъ же, какъ и Абу-Талебъ, бывшій ему врнымъ и вліятельнымъ покровителемъ. Лишившись охранявшей его отъ враговъ защиты послдняго, Магометъ былъ теперь въ Мекк какъ бы на положеніи изгнанника, онъ принужденъ былъ скрываться и быть въ тягость тмъ людямъ, которые оказывали ему гостепріимство и на которыхъ онъ навлекалъ преслдованіе своимъ ученіемъ. Если бы онъ стремился только къ земнымъ благамъ, то разв могъ онъ пріобрсти ихъ, оставаясь въ такомъ положеніи? Прошло боле десяти лтъ съ тхъ поръ, какъ онъ впервые объявилъ народу о своей пророческой миссіи, десять долгихъ лтъ вражды, смутъ и бдствій. Но онъ упорно преслдовалъ свою цль и теперь, въ тотъ періодъ жизни, когда люди предпочитаютъ спокойно наслаждаться плодами прошлаго, не думая боле о новыхъ, часто неврныхъ, планахъ на будущее, мы видимъ, что онъ, пожертвовавъ своимъ спокойствіемъ, состояніемъ и друзьями, готовъ былъ скоре отказаться отъ своего дома и родины, чмъ отъ вры.
Какъ только наступило льготное время богомолья, онъ снова вышелъ изъ своего убжища и примшался къ толп, собравшейся со всхъ концовъ Аравіи. Его задушевнымъ желаніемъ было найти какое-нибудь могущественное племя, или жителей какого-нибудь большого города, которые имли бы возможность и выразили желаніе принять его къ себ, какъ гостя, и оказать ему защиту въ дл распространенія его вры.
Нкоторое время его поиски оставались безуспшными. Т, которые пришли на поклоненіе Кааб, сторонились отъ него, какъ отъ человка, заклейменнаго позорнымъ названіемъ вроотступника, а люди, привязанные ко всему мірскому, не желали подать руку помощи человку, осужденному на изгнаніе властями города.
Наконецъ, когда онъ какъ-то разъ проповдывалъ на холм Аль-Акаба, находящемся немного сверне Мекки, ему удалось обратить на себя вниманіе богомольцевъ, пришедшихъ изъ города Ятреба. Городъ этотъ, названный съ тхъ поръ Мединой, лежитъ на сверъ отъ Мекки и отстоитъ отъ нея приблизительно на двсти семьдесятъ миль. Большинство изъ его жителей были евреи и христіане-еретики. Упомянутые богомольцы были чисто арабскаго происхожденія я принадлежали къ древнему и могущественному племени хазрадитовъ, они поддерживали дружескія сношенія съ кенидитами и нидеритами, двумя жившими въ Мекк еврейскими племенами, которыя утверждали, будто они происходятъ отъ священическаго рода Аарона. Богомольцамъ часто приходилось слышать отъ ихъ еврейскихъ друзей объясненія догматовъ ихъ вры и толки объ ожидаемомъ Мессіи. Они были увлечены краснорчіемъ Магомета и поражены сходствомъ его ученія съ іудейскимъ закономъ, а потому, услыхавъ, что онъ называетъ себя пророкомъ, посланнымъ свыше возстановить древнюю вру, они стали говорить одинъ другому: ‘Наврно, это и есть общанный Мессія, о которомъ намъ говорили’. И чмъ боле они его слушали, тмъ боле убждались въ этомъ, наконецъ, они заявили ему о своемъ обращеніи и окончательно перешли въ новую вру.
Такъ какъ хазрадиты принадлежали къ одному изъ самыхъ могущественныхъ племенъ Ятреба, то Могометъ старался заручиться ихъ покровительствомъ, и, когда они собрались въ обратный путь, онъ предложилъ сопровождать ихъ, но они сказали ему, что находятся въ смертельной вражд съ авситами, другимъ могущественнымъ племенемъ города, и посовтовали ему помедлить приходомъ до тхъ поръ, пока не будетъ заключенъ миръ. Магометъ согласился на это, но, вмст съ двинувшимися въ обратный путь богомольцами, онъ послалъ Мусаба-Ибнъ-Омейра, одного изъ самыхъ ученыхъ и талантливыхъ своихъ учениковъ, наказавъ ему укрпить ихъ въ новой вр и проповдывать ее ихъ согражданамъ. Такимъ образомъ были посяны въ город Медин первыя смена Ислама, но вначал они всходили медленно. Мусабъ встртилъ противодйствіе со стороны идолопоклонниковъ, и даже самая его жизнь была въ опасности, но онъ упорно продолжалъ свое дло и мало-по-малу обращалъ въ свою вру самыхъ вліятельныхъ жителей города. Къ числу ихъ принадлежали Саадъ-Ибнъ-Маадсъ, князь или предводитель авситовъ, и Осаидъ-Ибнъ-Ходхейръ, человкъ, пользовавшійся большимъ уваженіемъ въ город. Многіе изъ мусульманъ города Мекки, бжавшіе отъ преслдованій, нашли себ также пріютъ въ Медин и способствовали распространенію новой вры среди ея жителей, такъ что въ город трудно было найти семью, въ которую бы не проникла эта послдняя.
Вполн убдившись въ томъ, что Магомету можно будетъ дать теперь пріютъ въ город, боле семидесяти человкъ новообращенныхъ, съ МусабъИбнъ-Омейромъ во глав, при наступленіи священнаго мсяца, въ тринадцатый годъ, такъ называемой, ‘миссіи’ пророка, отправились въ Мекку вмст съ богомольцами просить Магомета поселиться въ ихъ город. Магометъ веллъ имъ собраться въ полночь на гор Аль-Акаба. Его дядя Аль-Аббасъ, который, подобно покойному Абу-Талебу, принималъ въ немъ самое живое участіе, хотя и не сдлался послдователемъ его ученія, отправился вмст съ нимъ на это тайное совщаніе, думая, что тамъ Магометъ можетъ подвергнуться какой-нибудь опасности. Онъ сталъ упрашивать мединскихъ богомольцевъ не заманивать его племянника въ ихъ городъ и подождать до тхъ поръ, пока они не будутъ въ состояніи оказать ему боле сильное покровительство, предупреждая ихъ, что открытое признаніе новой вры можетъ вооружить противъ нихъ всю Аравію. Но вс его предостереженія и мольбы не привели къ желанному результату, и между обими сторонами былъ заключенъ торжественный договоръ. Магометъ потребовалъ отъ богомольцевъ, чтобы они отреклись отъ идолопоклонства, открыто и безбоязненно поклонялись единому истинному Богу, что же касается лично до него’ то онъ потребовалъ, чтобы они безпрекословно повиновались ему какъ въ счастіи, такъ и въ несчастій, а тхъ учениковъ, которые пойдутъ за нимъ, защищали бы такъ, какъ защищаютъ своихъ собственныхъ женъ и дтей. На этихъ условіяхъ онъ готовъ былъ дать имъ честное слово, что останется у нихъ и будетъ другомъ ихъ друзей и врагомъ ихъ враговъ. ‘Но если мы погибнемъ за дло твоей вры,— спросили они — что будетъ намъ за это наградою?’ — ‘Рай’,— отвчалъ пророкъ.
Условія были приняты, послы изъ Медины положили свои руки на руки Магомета и поклялись соблюдать этотъ договоръ свято и ненарушимо. Тогда Магометъ выбралъ изъ числа ихъ двнадцать человкъ, которыхъ назвалъ своими апостолами, какъ думаютъ, въ подражаніе Спасителю. Въ это самое время съ вершины холма послышался какой-то голосъ, называвшій ихъ вроотступниками и грозившій имъ наказаніемъ. Въ первый моментъ звуки этого голоса, раздавшагося среди ночной темноты, испугали собраніе, ‘Это голосъ злого духа Иблиса, сказалъ Магометъ съ презрніемъ, — онъ врагъ Божій, не бойтесь его’. По всей вроятности, это былъ голосъ какого-нибудь корейшитскаго шпіона, который ихъ подслушалъ, потому что на слдующее утро оказалось, что корейшитамъ извстно было все, что происходило ночью, и они очень грубо обошлись съ новыми союзниками Магомета, когда т узжали изъ города.
За то, что мединскіе мусульмане были одними изъ раннихъ послдователей новой вры и во-время предложили Магомету и его ученикамъ помощь, которою т пользовались и впослдствіи, они получили названіе Ансаріанъ, или помощниковъ, которое такъ и осталось за ними.
Посл ухода Ансаріанъ и по истеченіи священнаго мсяца, гоненіе на мусульманъ возобновилось съ еще большимъ ожесточеніемъ, такъ что Магометъ, видя приближеніе ршительной минуты и намреваясь покинуть городъ, посовтовалъ своимъ приверженцамъ позаботиться о своей безопасности, самъ же онъ все еще оставался въ Мекк съ небольшимъ числомъ преданныхъ ему послдователей.
Въ это время начальникомъ города былъ непримиримый его врагъ, Абу-Софіанъ. Быстрое распространеніе новой вры приводило его въ гнвъ и въ то же время внушало ему тревогу, поэтому онъ созвалъ начальствующихъ корейшитовъ, чтобы вмст съ ними придумать какое-нибудь средство остановить это распространеніе. Нкоторые изъ нихъ совтовали изгнать Магомета изъ города, но ему стали возражать, что онъ можетъ склонить на свою сторону другія племена, или, можетъ-быть, жителей Медины, и, вернувшись въ Мекку во глав ихъ, отомстить имъ. Другіе же давали совтъ замуровать его въ тюрьм и доставлять ему пищу до тхъ поръ, пока онъ не умретъ, но и тутъ было высказано предположеніе, что друзья помогутъ ему убжать. Вс эти возраженія были высказаны какимъ-то никому неизвстнымъ, злобнымъ и надодливымъ старикомъ изъ области Неджа, который, какъ говорятъ мусульманскіе писатели, былъ не кто иной, какъ переодтый дьяволъ, заразившій присутствующихъ своимъ зловреднымъ духомъ. Наконецъ Абу-Джаль объявилъ, что есть только одно дйствительное средство, съ помощью котораго можно положить конецъ возрастающему злу, это — убить Магомета. Вс были согласны на это, и въ виду того, чтобы вина пала на всхъ корейшитовъ, и вс они могли дружно отразить месть родственниковъ убитаго, было ршено, что изъ каждой семьи одинъ ея членъ долженъ вонзить свой мечъ въ тло Магомета.
Именно на этотъ заговоръ мы и встрчаемъ намеки въ восьмой глав Корана, гд говорится такъ: ‘Вспомни, какъ неврующіе составляли противъ тебя заговоръ, чтобы имть возможность или держать тебя въ оковахъ, или предать смерти, или же изгнать изъ города, но Богъ обратилъ этотъ заговоръ противъ нихъ самихъ. Богъ, предотвращая удары, направляетъ ихъ на самихъ враговъ’. И, дйствительно, въ то время, какъ заговорщики подходили къ дому Магомета, онъ уже зналъ о томъ, что ему угрожаетъ опасность. Говорятъ, что и тутъ, такъ же какъ и во всхъ другихъ случаяхъ, его будто бы предупредилъ объ этомъ ангелъ Гавріилъ, но, по всему вроятію, это было дломъ какого-нибудь корейшита, не желавшаго, чтобы была пролита кровь. Предостереженіе явилось какъ разъ во-время, чтобы дать Магомету возможность спастись отъ враговъ. Злоумышленники остановились у двери, но не ршались войти. Посмотрвъ въ щель, они увидали, какъ имъ показалось, Магомета, закутаннаго въ его зеленый плащъ и спящаго на кровати. Остановившись на минуту, они посовтовались между собою, какъ имъ поступить — напасть ли на спящаго, или подождать, пока онъ выйдетъ изъ дома. Наконецъ, они разломали дверь и бросились къ кровати. Спавшій вскочилъ, но вмсто Магомета передъ ними стоялъ Али,— ‘Гд же Магометъ?’ — спросили удивленные и смущенные заговорщики,— ‘Не знаю’,— грубо отвчалъ Али и вышелъ вонъ, ни одинъ изъ нихъ не посмлъ задержать его. Корейшиты, приведенные въ ярость тмъ, что ихъ жертв удалось спастись, объявили, что дадутъ награду во сто верблюдовъ тому, кто доставитъ имъ Магомета живымъ или мертвымъ.
Есть много несходныхъ между собою разсказовъ о томъ, какимъ образомъ убжалъ Магометъ изъ дома, посл того, какъ врный Али, завернувшись въ его плащъ, занялъ его мсто на кровати. Самый удивительный изъ нихъ тотъ, въ которомъ говорится, что онъ потихоньку отворилъ дверь въ то время, какъ передъ ней стояли корейшиты, и, бросивъ на воздухъ горсть пыли, напустилъ на нихъ такую слпоту, что прошелъ среди нихъ незамченнымъ. Это будто бы подтверждается слдующимъ стихомъ 30-й главы Корана: ‘Мы поразили ихъ слпотою, чтобы они не могли видть’.
Изъ всхъ этихъ разсказовъ наиболе правдоподобный тотъ, что онъ перелзъ черезъ стну задняго двора съ помощью слуги, который подставилъ ему свою спину для того, чтобы онъ могъ на нее стать.
Онъ сейчасъ же пошелъ въ домъ Абу-Бекра, и они сговорились бжать, не теряя времени. Было ршено, что они укроются на время въ пещер горы Торъ, находящейся на разстояніи часа пути отъ Мекки, и станутъ выжидать, пока имъ можно будетъ въ полной безопасности отправиться въ Медину, а, между тмъ, дти Абу-Бекра будутъ потихоньку приносить имъ пищу. Было еще темно, когда они вышли изъ Мекки, и они шли пшкомъ при свт звздъ, а когда достигли подошвы горы Торъ, то начинало разсвтать. Только что успли они войти въ пещеру, какъ услыхали за собою погоню. Несмотря на то, что Абу-Бекръ былъ человкомъ храбрымъ, онъ задрожалъ отъ страха. ‘Нашихъ преслдователей много, а насъ только двое’,— сказалъ — онъ. ‘Нтъ,— отвчалъ Магометъ,— есть еще и третій: съ нами Богъ’. И вотъ тутъ-то мусульманскіе писатели и передаютъ разсказъ о чуд, который такъ любятъ повторять правоврные. Въ то время, говорятъ они, когда корейшиты уже приближались ко входу въ пещеру, передъ ними вдругъ выросла акація и широко раскинула свои втви, на которыхъ голубь свилъ гнздо и положилъ въ него яйца, а паукъ заткалъ весь входъ своею паутиной. Когда корейшиты увидали эти признаки ненарушимаго покоя, то они пришли къ заключенію, что никто не могъ войти въ эту пещеру въ недавнее время, поэтому они повернули назадъ и продолжали свои поиски въ другомъ направленіи.
Что подйствовало въ данномъ случа — чудо, или что-нибудь другое, это безразлично, но дло въ томъ, что бглецы скрывались въ пещер три дня, и никто ихъ не нашелъ, а въ это время, по вечерамъ, когда начинало смеркаться, Асама, дочь Абу-Бекра, приносила имъ пищу.
На четвертый день, предполагая, что первый пылъ преслдованія уже остылъ, бглецы осмлились выйти изъ пещеры и отправились въ Медину на верблюдахъ, которыхъ привелъ для нихъ ночью слуга Абу-Бекра.
Избгая большой дороги, по которой обыкновенно шли караваны, они старались держаться ближе къ берегу Краснаго моря. Но они отъхали еще недалеко, какъ ихъ догналъ конный отрядъ подъ начальствомъ Сораки-Ибнъ-Малека. Абу-Бекромъ снова овладлъ страхъ при вид цлой толпы преслдователей, но Магометъ сталъ опять ободрять его, ‘Не смущайся,— съ нами Аллахъ’. Сорака былъ воинъ страшнаго вида, съ волосами сровато-сталь него цвта, торчавшими какъ щетина, и обнаженными руками, жилистыми и тоже покрытыми волосами. Когда онъ догналъ Магомета, то его лошадь поднялась на дыбы и упала вмст съ нимъ. Это устрашило его суеврный умъ, какъ дурное предзнаменованіе. Замтивъ такое настроеніе Сораки, Магометъ началъ краснорчиво увщевать его, и это произвело на него такое дйствіе, что онъ, проникнувшись уваженіемъ къ пророку, умолялъ его о прощеніи и, повернувъ назадъ вмст съ отрядомъ, позволилъ ему безпрепятственно продолжать свой путь. Бглецы похали дальше, не встрчая на пути никакихъ препятствій, пока не достигли Кобы, холма, находящагося въ двухъ миляхъ отъ Медины. Это было любимое мсто для прогулки у городскихъ жителей, куда они посылали также больныхъ и немощныхъ пользоваться чистымъ и здоровымъ воздухомъ. Отсюда доставлялись въ городъ всевозможные плоды: холмъ и его окрестности были покрыты виноградниками, рощами финиковыхъ пальмъ и кокосовыхъ деревьевъ, садами, въ которыхъ росли лимоны, апельсины, гранаты, винныя ягоды, персики и абрикосы и которые орошались прозрачными ручейками.
Когда они прибыли въ это плодоносное мстечко, верблюдъ Магомета, Аль-Касва, подогнулъ ноги и не хотлъ итти дальше. Пророкъ счелъ это хорошимъ предзнаменованіемъ, а потому ршился остаться въ Коб и приготовиться ко вступленію въ городъ. Набожные мусульмане еще и до сихъ поръ показываютъ то мсто, на которомъ подогнулъ ноги верблюдъ Магомета, и въ память этого событія здсь выстроена мечеть, называемая Аль-Таква. Нкоторые утверждаютъ, что мечеть эта была заложена самимъ пророкомъ. Недалеко отсюда показываютъ еще колодецъ, у котораго, подъ тнью, деревьевъ, отдыхалъ Магбметъ, и въ который онъ уронилъ свое кольцо съ печатью. Думаютъ, что это кольцо осталось въ немъ и,др сихъ поръ, благодаря чему колодецъ сдлался девятымъ, посредствомъ подземныхъ трубъ вода его проведена въ Медину. Въ Коб онъ пробылъ четыре дня и жилъ въ дом одного авсита, по имени Колтумъ-Ибнъ-Гадемъ. Во время пребываній его въ этой деревн къ нему пришелъ извстный начальникъ племени Сахамъ, Бореида-Ибнъ-Хосеибъ со свитою, состоящею изъ семидесяти человкъ того же племени Вс они были обращены Магометомъ въ Исламъ.
Другимъ замчательнымъ новообращеннымъ, пришедшимъ къ пророку въ эту деревню, былъ Салманъ-аль-Парси (или персіянинъ). Говорятъ, что онъ былъ уроженцемъ одного небольшого мстечка, находившагося неподалеку отъ Испагани. Проходя однажды мимо христіанской церкви, онъ былъ такъ пораженъ набожностію народа и торжественностію богослуженія, что получилъ отвращеніе отъ идолопоклонства, въ которомъ былъ воспитанъ. Посл этого онъ скитался по Востоку, переходя изъ города въ городъ и изъ монастыря въ монастырь, отыскивая истинную вру, наконецъ онъ встртилъ одного стараго монаха, обремененнаго годами и недугами, который сказалъ ему, что въ Аравіи появился пророкъ, посланный отъ Бога возстановить вру Авраама въ ея первобытной чистот.
Этотъ Салманъ достигъ впослдствіи власти, и неврующіе люди изъ города Мекки говорили про него, что будто бы онъ помогалъ Магомету составлять его ученіе. Объ этомъ упоминается въ шестидесятой глав Корана: ‘Истинно сказываю вамъ, идолопоклонники говорятъ, что одинъ человкъ помогалъ составлять Коранъ, но языкъ этого человка айями (т.-е. персидскій), Коранъ же написанъ на чисто арабскомъ язык’ {Извстный ученый Гемфри Придо, докторъ богословія и норвичскій деканъ, въ своей ‘Жизни Магомета’ смшиваетъ Салмана персіянина съ Абдаллой-Ибнъ-Саламомъ, ученымъ евреемъ, котораго нкоторые называютъ по-еврейски Абдіасъ-Бенъ-Саланъ, а другіе — Абдалла-Саленъ,христіанскіе писатели обвиняютъ его въ томъ, что онъ будто бы помогалъ Магомету выдумывать его откровенія.}.
Меккскіе мусульмане, нашедшіе себ раньше пріютъ въ Медин, прослышавъ о томъ, что Магометъ находился близко отъ города, отправились въ Каабу, чтобы встртить его, въ числ ихъ находились Талха, одинъ изъ первыхъ обращенныхъ имъ въ Исламъ, и Зобеиръ, племянникъ Кадиджи. Они, увидавъ, что дорожная одежда Магомета и Абу-Бекра вся въ грязи, дали имъ блые плащи, въ которыхъ они должны были въхать въ Медину. Многіе изъ жившихъ въ Медин ансаріанъ, или помощниковъ, заключившихъ съ Магометомъ договоръ въ прошломъ году, спшили снова принести ему клятву въ врности.
Узнавъ отъ нихъ, что число новообращенныхъ въ город быстро увеличивается, и что жители расположены къ нему и примутъ его дружелюбно, онъ назначилъ днемъ своего торжественнаго вступленія въ городъ пятницу — мусульманскую субботу, шестнадцатый день мсяца Раби.
Поэтому утромъ въ этотъ день онъ собралъ всхъ своихъ послдователей на молитву и посл проповди, въ которой изложилъ главные догматы своей вры, онъ слъ на своего верблюда Аль-Касву и отправился въ тотъ городъ, который впослдствіи сдлался извстнымъ, какъ мсто его убжища.
Бореида-Ибнъ-аль-Хозеибъ, со своими семидесятые всадниками изъ племени сахамъ, служили ему тлохранителями. Нкоторые изъ его учениковъ держали поочередно надъ его головой пальмовые листья, а рядомъ съ нимъ халъ Абу-Бекръ ‘О, посланникъ Божій!— воскликнулъ Бореида,— ты не войдешь въ Мекку безъ знамени’. Съ этими словами онъ развернулъ свою чалму и, привязавъ одинъ изъ концовъ ея къ острію копья, поднялъ его высоко и понесъ передъ пророкомъ. По мр того, какъ приближаешься къ городу Медин, онъ кажется все красиве. Его восхваляютъ за красоту мстоположенія, здоровый климатъ, плодородіе почвы, его роскошныя пальмы и ароматъ его цвтовъ и кустарниковъ. На недалекомъ разстояніи отъ города, не смотря на зной и пыль, новообращенные вышли цлою толпою навстрчу приближающейся кавалькад. Многіе изъ нихъ никогда не видали Магомета и по ошибк кланялись Абу-Бекру, но послдній, отстранивъ пальмовые листья, защищавшіе пророка отъ солнца, указалъ имъ на того, къ кому относились эти почести, и они привтствовали Магомета громкими радостными криками
Такимъ образомъ Магометъ, еще такъ недавно изгнанникъ изъ роднаго города, голова котораго была оцнена, теперь вступалъ въ Медину скоре какъ побдитель, въ тріумфальномъ шествіи, чмъ какъ бглецъ, ищущій себ пристанища. Онъ сошелъ съ верблюда у дома одного хазрадита, по имени Абу-Айюба, набожнаго мусульманина, которому онъ приходился къ тому же и дальнимъ родственникомъ, здсь онъ былъ очень гостепріимно принятъ и помстился въ нижнемъ этаж дома. Вскор посл его прізда пришелъ къ нему и врный его Али, который бжалъ изъ Мекки и все время шелъ пшкомъ, скрываясь гд-нибудь днемъ и выходя ночью, такъ какъ онъ боялся попасть въ руки корейшитовъ. Онъ пришелъ въ Медину усталый и измученный дорогой, и отъ этого утомительнаго путешествія у него вс ноги были въ крови.
Черезъ нсколько дней посл этого пришла Айиша и вс остальные семейные Абу — Бекра, вмст съ членами семьи Магомета, подъ охраною его врнаго отпущенника Зеида и слуги Абу-Бекра, Абдаллы.
Такъ разсказываютъ о достопамятной Геждр или ‘бгств Магомета’, она составляетъ эру арабскаго календаря, отъ которой вс правоврные мусульмане ведутъ свое лтосчисленіе и которая совпадаетъ съ 662 годомъ христіанской эры.

ГЛАВА XIV.
Мединскіе мусульмане.— Могаджерины и ансаріане.— Партія Абдаллы-Ибнъ-Оббы и ‘Лицемры’.— Магометъ строитъ мечеть, говоритъ проповди и обращаетъ въ Исламъ христіанъ.— Медленное распространеніе Ислама среди евреевъ.— Братство, учрежденное между бглецами и союзниками.

Магометъ вскор сдлался главою сильной и многочисленной секты въ Медин, составившейся частью изъ тхъ его учениковъ, которые бжали изъ Мекки и поэтому назывались Могаджеринами, или ‘Бглецами’, частью же изъ жителей города, которые, присоединившись къ вр, стали называться Ансаріанами или ‘Помощниками’. Большинство этихъ послднихъ принадлежало къ могущественнымъ племенамъ авситовъ и хазрадитовъ, которые, не смотря на то, что вели свой родъ отъ двухъ братьевъ Аль-Авса и Аль-Хазрайя, въ теченіе ста двадцати лтъ тревожили Медину своей закоренлой и смертельной враждой, но теперь они были соединены узами вры. Съ тми изъ племенъ, которыя не приняли ученія Магомета немедленно, онъ заключилъ договоръ.
Хазрадиты находились подъ сильнымъ вліяніемъ ихъ князя или главы, называвшагося Абдалла-Ибнъ-Обба, который, какъ говорятъ, долженъ былъ въ самомъ скоромъ времени принять титулъ короля, но пріздъ Магомета и увлеченіе его ученіемъ дали народнымъ чувствамъ совсмъ другое направленіе. Абдалла отличался величавой осанкой, ловкостью, остроуміемъ и краснорчіемъ, онъ выказывалъ большую дружбу къ Магомету и, вмст съ нсколькими товарищами, сходными съ нимъ по типу и характеру, постоянно посщалъ собранія мусульманъ. Сначала Магометъ былъ очарованъ ихъ вншностью, откровенною рчью и тмъ уваженіемъ, какое они ему выказывали, но онъ, наконецъ, понялъ, что Абдалла завидуетъ его популярности, питаетъ къ нему тайную ненависть, и что дружба его товарищей не искренняя, за это онъ заклеймилъ ихъ названіемъ ‘Лицемровъ’. Абдалла-Ибнъ-Обба еще и посл этого былъ долгое время его политическимъ соперникомъ въ Медин.
Получивъ теперь возможность открыто совершать обряды своей вры и проповдывать свое ученіе, Магометъ началъ строить мечеть. Мстомъ для нея онъ выбралъ кладбище, гд росли финиковыя пальмы, дававшія отъ себя большую тнь. Говорятъ, что въ своемъ выбор онъ руководился тмъ, что считалъ хорошимъ предзнаменованіемъ, а именно: во время его торжественнаго вступленія въ городъ его верблюдъ сталъ на колни напротивъ этого самаго мста. Покойниковъ перенесли на другое мсто, а деревья срубили для того, чтобы очистить мсто для постройки. Форма и постройка этого зданія были самыя простыя, что вполн соотвтствовало проповдуемой имъ религіи, которая не отличалась пышностью, а также и ограниченнымъ средствамъ его приверженцевъ, которыми къ тому же эти послдніе не всегда могли и располагать. Стны были сложены изъ кирпича и глины, недавно срубленные стволы пальмъ служили столбами, подпиравшими крышу, ршетникъ которой былъ сдланъ изъ пальмовыхъ втвей, а покрыта она была пальмовыми листьями. Площадь, занимаемая зданіемъ, имла около ста квадратныхъ аршинъ, и въ немъ было три двери, одна изъ нихъ, гд впослдствіи помстили Кеблу, обращена была на югъ, другая называлась ‘Вратами Гавріила’, и третья носила названіе ‘Вратъ милосердія’. Одна часть зданія, называвшаяся Соффатъ, была предназначена для правоврныхъ, не имвшихъ пристанища.
Магометъ собственноручно помогалъ при постройк этой мечети. Не смотря на то, что пророку будто бы извстно было будущее, ему и въ голову не приходило, что онъ сооружаетъ свою собственную гробницу и ставитъ себ памятникъ, потому что въ этомъ самомъ зданіи и покоятся его смертные останки. Въ позднйшее время мечеть эту много разъ расширяли и улучшали, но она еще и до сихъ поръ носитъ названіе ‘Месджедъ-аль-Неби’, т.-е. ‘мечеть пророка’, такъ какъ Магометъ заложилъ ее своими руками. Нкоторое время онъ былъ въ недоумніи, не зная, какъ созывать своихъ послдователей на молитву — трубнымъ ли звукомъ, какъ это длаютъ евреи, огнями, зажигаемыми на возвышенныхъ мстахъ, или же игрою на тамбуринахъ. Изъ этого недоумнія его вывелъ Абдалла, сынъ Зенда, объявившій пророку, что ему были сообщены въ видніи т слова, которыя нужно при этомъ выкрикивать. Магометъ сейчасъ же принялъ эту формулу,— и отсюда и ведутъ свое начало т призывы къ молитв, которые еще и до сего времени раздаются съ высокихъ минаретовъ по всему Востоку, созывая мусульманъ во храмъ для молитвы:— ‘Богъ великъ! Богъ великъ! Нтъ Бога, кром Бога! Магометъ — посланникъ Божій. Идите на молитву! Идите на молитву! Богъ великъ! Богъ великъ! Нтъ Бога, кром Бога’. На разсвт къ этимъ словамъ прибавляется слдующее увщаніе: ‘Молитва лучше сна! Молитва лучше сна!’
Въ первое время все въ этой скромной мечети отличалось величайшей простотою. Ночью она освщалась лучинами финиковой пальмы, и такъ продолжалось нсколько времени, пока не вошли въ употребленіе лампады и масло. Пророкъ стоялъ просто на земл и проповдывалъ, прислонившись спиною къ стволу одной изъ финиковыхъ пальмъ, служившихъ столбами. Въ позднйшее время для того, чтобы стоять выше своихъ слушателей, онъ устроилъ себ каедру, или трибуну, на которую всходилъ по тремъ ступенямъ. Преданіе утверждаетъ, что когда онъ въ первый разъ вступилъ на каедру, то покинутый имъ стволъ финиковой пальмы испустилъ стонъ, и поэтому, въ утшеніе, Магометъ предложилъ ему на выборъ одно изъ двухъ: или быть перенесеннымъ опять въ садъ и тамъ снова зацвсти, или же быть пересаженнымъ въ рай и въ будущей жизни снабжать своими плодами правоврныхъ. Финиковая пальма благоразумно выбрала послднее и, посл этого, была зарыта въ землю подъ каедрой въ ожиданіи своего блаженнаго воскресенія.
Магометъ проповдовалъ и молился на каедр, иногда сидя, а иногда стоя и при этомъ опираясь на свой посохъ. Въ первое время его заповди были проникнуты миролюбіемъ и кротостью, он внушали благоговніе къ Богу и любовь къ ближнему. Повидимому, онъ нкоторое время подражалъ христіанской вр въ ея ученіи о любви къ ближнему. ‘Того, кто не любитъ созданій Божіихъ и Его собственныхъ сыновъ,— говорилъ онъ,— не будетъ любить и Богъ. Всякій мусульманинъ, одвшій нагого единоврца своего, будетъ одтъ самимъ Аллахомъ въ зеленыя райскія одежды’.
Въ одной изъ его проповдей, относящихся къ области преданій, и переданной его учениками, находится слдующее поучительное сказаніе о милосердіи: ‘Когда Богъ сотворилъ землю, она сотрясалась и колебалась до тхъ поръ, пока Онъ не воздвигъ на ней горъ, чтобы утвердить ее. Тогда ангелы спросили: ‘О, Боже, есть ли что-нибудь въ Твоемъ твореніи крпче этихъ горъ?’ И Богъ отвчалъ имъ: ‘Желзо крпче горъ, потому что оно сокрушаетъ ихъ’.— ‘А есть ли что-нибудь въ Твоемъ твореніи сильне желза?’ — ‘Да, есть, огонь сильне желза, потому что онъ расплавляетъ его’.— ‘А есть ли что-нибудь въ созданномъ Тобою сильне огня?’ — ‘Есть, это — вода, потому что она тушитъ огонь’.— ‘О, Господи, есть ли что-нибудь въ твоемъ твореніи сильне воды?’ — ‘Да, это — втеръ, потому что онъ можетъ осилить воду и заставить ее двигаться’.— ‘О, Вседержитель нашъ! Есть ли что-нибудь изъ созданнаго Тобою сильне втра?’ — Да, это — добрый человкъ, подающій милостыню,— если только онъ скрываетъ отъ лвой руки то, что подаетъ правой, то онъ превозмогаетъ все.
Его опредленіе милосердія обнимаетъ собою обширный кругъ любви къ ближнему. Всякій хорошій поступокъ,— говоритъ онъ,— есть дло милосердія. Ты улыбаешься брату твоему, это — дло милосердія, ты побуждаешь ближняго къ добродтели, это все равно, что милостыня, ты указываешь путнику настоящую дорогу, это — тоже дло милосердія, ты помогаешь слпому, это — милосердіе, ты очищаешь дорогу отъ камней, терній и другихъ препятствій, это — тоже милосердіе, ты подаешь воду жаждущему это — также дло милосердія.
Истинное богатство человка посл смерти, это добро, сдланное имъ на земл своему ближнему. Когда онъ умретъ, то люди будутъ спрашивать: ‘Какое богатство оставилъ онъ посл себя?’ — Но ангелы, которые подвергнутъ его допросу посл смерти, спросятъ:— ‘Какія добрыя дла ты послалъ на небо раньше себя?’
— О, пророкъ!— сказалъ одинъ изъ его учениковъ,— мать моя, Онъ Садъ, умерла. Какую милостыню подать мн лучше всего для спасенія души ея?— ‘Воду’ — отвчалъ Магометъ, вспомнивъ о палящемъ зно пустыни.— ‘Выкопай колодецъ за упокой ея души и пои водою жаждущихъ’. Человкъ этотъ выкопалъ колодецъ во имя матери и сказалъ:— ‘Этотъ колодецъ выкопанъ мною ради матери моей съ тмъ, чтобы награда за него дошла до ея души’.
Точно также Магометъ постоянно внушалъ своимъ слушателямъ и милосердіе, выраженное словомъ — этотъ главный, но рдко встрчающійся видъ милосердія. Абу-Джарайя, житель Басры, придя въ Медину и убдившись въ томъ, что Магометъ дйствительно посланникъ Божій, просилъ его дать ему какое-нибудь великое правило жизни. ‘Не говори ни о комъ дурно’,— отвчалъ пророкъ. ‘И съ этого времени,— говоритъ Абу-Джарайя,— я не злословилъ никого — ни свободнаго человка, ни раба’.
Исламизмъ касался даже и правилъ вжливости въ обхожденіи. ‘Говори селямъ (или привтствіе) дому при вход и при выход. Отвчай на поклоны друзей, знакомыхъ и путниковъ на дорог. Тотъ, кто детъ верхомъ, долженъ первый поклониться идущему пшкомъ, а тотъ, кто идетъ — сидящему, небольшая компанія — большой, а молодой человкъ — старику’.
По прибытіи Магомета въ Медину, нкоторые изъ христіанъ, жителей города немедленно сдлались его послдователями, они, по всему вроятіи^ принадлежали къ числу сектантовъ, признававшихъ въ I. Христ одно только человческое естество, а потому были согласны съ Исламомъ, повелвавшимъ почитать Христа, какъ величайшаго изъ пророковъ. Остальные мединскіе христіане относились не особенно враждебно къ новой вр, такъ какъ, по ихъ мннію, она стояла несравненно выше стараго язычества. Дло въ томъ, что расколы и жестокія распри между восточными христіанами исказили ихъ вру, ослабили ихъ ревность и предрасположили ихъ къ увлеченію новыми религіозными ученіями.
Жившіе въ самой Медин и ея окрестностяхъ евреи, среди которыхъ встрчались богатыя и вліятельныя семьи, отнеслись къ новой вр мене благосклонно, чмъ христіане. Съ нкоторыми изъ нихъ Магометъ заключилъ мирный договоръ, надясь со временемъ убдить ихъ признать его за общаннаго имъ Мессію, или пророка, стремясь къ этой цли, но, можетъ-быть, и самъ не отдавая себ въ томъ отчета, онъ во многихъ правилахъ своей вры придерживался ихъ догматовъ, какъ образца, и соблюдалъ нкоторые изъ ихъ постовъ и обрядовъ. Тмъ изъ нихъ, которые перешли въ Исламъ, онъ позволилъ попрежнему соблюдать субботу и многіе другіе моисеевы законы и обряды. На Восток существовалъ такой обычай: каждая религія имла свою Кеблу, или священное мсто, къ которому обращались лицомъ молящіеся: сабеяне — къ Полярной звзд, огнепоклонники — персы — къ востоку, мсту, гд восходитъ солнце, евреи — къ священному для нихъ городу Іерусалиму. До сихъ поръ Магометъ не предписывалъ ничего подобнаго, но, изъ уваженія къ евреямъ, онъ сдлалъ Іерусалимъ Кеблой, къ которой вс мусульмане и должны были обращаться лицомъ во время молитвы.
Между тмъ какъ жители Медины переходили въ новую вру и число новообращенныхъ съ каждымъ днемъ увеличивалось, среди бглецовъ изъ Мекки появились болзни и недовольство. Они были непривычны къ климату, многіе изъ нихъ страдали отъ лихорадки и, при своей болзни и слабости, томились тоскою по родин, изъ которой были изгнаны.
Чтобы водворить ихъ въ новомъ отечеств и тсне соединить съ ихъ новыми друзьями и союзниками, Магометъ учредилъ братство, въ составъ котораго вошли пятьдесятъ четыре пришельца и столько же человкъ изъ числа жителей Медины. Два лица, связанныя такимъ образомъ, обязаны были стоять другъ за друга и въ радости, и въ гор, это былъ союзъ, соединявшій ихъ интересы гораздо тсне, чмъ узы родства, потому что члены братства должны были наслдовать другъ посл друга предпочтительно предъ кровными родственниками.
Это учрежденіе было временное, оно продолжалось только до тхъ поръ, пока пришельцы не стали твердою ногою въ Медин, и распространилось только на тхъ изъ числа жителей Мекки, которые бжали отъ преслдованія. На это учрежденіе есть намекъ въ одномъ стих восьмой главы Корана, гд сказано такъ: ‘Т, которые увровали и бжали изъ отечества, которые пожертвовали своимъ имуществомъ и самими собою въ борьб за вру, т, которые дали пророку пріютъ у себя и оказали ему помощь — они будутъ считаться ближайшими родственниками другъ друга’.
Такимъ искуснымъ и вмст съ тмъ простымъ путемъ положено было начало того могущества, которое вскор должно было достигнуть громадной силы и потрясти до основанія самыя сильныя государства въ мір.

ГЛАВА XV.
Вракъ Магомета съ Айишей.— Бракъ его дочери Фатимы съ Али.— Ихъ хозяйство.

Семейныя отношенія Магомета сильно пострадали отъ той вражды, которую навлекло не него его религіозное рвеніе. Его дочь Рокайя вмст со своимъ мужемъ Отманомъ-Ибнъ-Аффаномъ все еще находились въ изгнаніи и жили въ Абиссиніи, дочь его Зейнабъ осталась въ Мекк вмст съ мужемъ Абулъ-Аассомъ, упорнымъ противникомъ новой вры. Та семья, которая была при Магомет въ Медин, состояла изъ Савды, на которой онъ только что женился, и дочерей отъ его умершей жены Кадиджи — Фатимы и Умъ-Колтумъ. У Магомета было любящее сердце и женщины имли на него большое вліяніе, но къ Савд онъ никогда не питалъ сильнаго чувства, и хотя онъ всегда обращался съ ней ласково, по при всемъ томъ чувствовалъ, что ему недостаетъ такой женщины, которая могла бы замнить ему его покойную жену Кадиджу.
— О, Омаръ!— сказалъ онъ однажды:— самое первое сокровище для человка, это — добродтельная жена, которая поступаетъ по вол Божіей, покорна своему мужу и угождаетъ ему, онъ съ восторгомъ смотритъ на ея тлесную и душевную красоту, когда онъ прикажетъ ей что-нибудь сдлать, она повинуется ему, а когда онъ въ отсутствіи, она охраняетъ его право собственности и его честь.
Тогда онъ обратилъ свои взоры на Айишу, прекрасную собою дочь Абу-Бекра, съ которою онъ былъ помолвленъ. Со времени ихъ помолвки прошло два года, и теперь ей исполнилось девять лтъ. Казалось бы, что это еще дтскіе годы, но не надо забывать того, что на Восток, подъ дйствіемъ живительнаго климата, женщины развиваются удивительно рано. Свадьба ихъ была черезъ нсколько мсяцевъ посл ея прибытія въ Медину и праздновалась чрезвычайно просто, за ужиномъ подавали одно только молоко, а все приданое невсты состояло изъ двадцати оккъ серебра.
Вскор посл этого состоялось обрученіе младшей дочери Магомета, Фатимы, съ его врнымъ ученикомъ, Али, а нсколько поздне была отпразднована и ихъ свадьба. Фатим шелъ шестнадцатый годъ, и она была замчательной красавицей. Арабскіе писатели восхваляютъ ее до небесъ, какъ одну изъ четырехъ женщинъ, которыя представляютъ собой совершенство и которыми Аллахъ удостоилъ осчастливить землю. Али же было около двадцати двухъ лтъ.
‘Небо и земля — такъ говорятъ мусульманскіе писатели — соединились для того, чтобы воздать честь этимъ счастливымъ новобрачнымъ. Медина оглашалась шумнымъ весельемъ и горла огнями, а воздухъ былъ пропитанъ ароматами. Когда Магометъ въ первую ночь повелъ свою дочь къ жениху, то небо послало на землю небесную свиту, которая сопровождала ее: по правую руку невсты былъ архангелъ Гавріилъ, по лвую — Михаилъ, а за нею шла свита изъ семидесяти тысячъ ангеловъ, которые всю ночь охраняли жилище юной четы’.
Таковы хвастливыя преувеличенія, которыми мусульманскіе писатели разукрашиваютъ каждое событіе въ жизни пророка, уничтожая при этомъ дйствительное величіе его дятельности, состоящее въ простот. Боле правдоподобный разсказъ передаетъ, что на свадебномъ пиру подавались финики и оливки, что брачнымъ ложемъ была овчина, что приданое невсты состояло изъ двухъ юбокъ, одного головного убора, двухъ серебряныхъ запястій, одной кожаной подушки, набитой пальмовыми листьями, одной чаши или кубка, одной ручной мельницы, двухъ большихъ кувшиновъ для воды и одной кружки. Все это какъ нельзя боле соотвтствовало потребностямъ несложнаго арабскаго хозяйства и средствамъ молодыхъ супруговъ. Али чтобы достать плату, требуемую за выкупъ невсты, долженъ былъ продать много верблюдовъ и нсколько кольчугъ.
И самъ пророкъ по образу жизни ничмъ не отличался отъ своего ученика. Айиша, говоря объ этомъ впослдствіи, замтила: ‘Мы по цлому мсяцу не разводили огня для того, чтобы приготовить себ кушанье, кром финиковъ и воды, у насъ не было другой пищи, разв только кто-нибудь пришлетъ, бывало, мяса. Домашніе пророка никогда не получали пшеничный хлбъ два дня сряду. Обыкновенно онъ питался только финиками и ячменнымъ хлбомъ съ молокомъ и медомъ. Онъ самъ подметалъ свою комнату, самъ разводилъ огонь, чинилъ себ платье, словомъ — былъ самъ себ слугою. Для каждой изъ своихъ женъ онъ выстроилъ отдльный домъ, и оба эти дома примыкали къ мечети. Онъ жилъ поочередно съ каждой изъ нихъ, но Айиша всегда оставалась его любимицей.
Мусульманскіе писатели превозносятъ Магомета за его цломудренную жизнь въ молодости, и дйствительно замчательно, что, несмотря на многоженство, которое допускается у арабовъ и которое онъ самъ разршилъ себ впослдствіи, онъ не смотря на врожденную слабость къ женскому полу, при жизни Кадиджи, любилъ только ее одну, и ей не было соперницы ни въ дом, ни въ его сердц. Даже свжія и распускающіяся прелести этого бутона — Айиши не могли уничтожить въ его сердц глубокаго и сложнаго чувства нжности и благодарности къ той, которая была ему благодтельницей въ его молодости. Айиша обидлась однажды, когда пророкъ началъ припоминать, какъ сильно любилъ онъ Кадиджу…
— О, посланникъ Божій,— спросила юная красавица:— разв Кадиджа не была уже стара? И разв Аллахъ не послалъ теб взамнъ такую жену, которая лучше ея?
— Никогда!— воскликнулъ Магометъ въ порыв честной откровенности,— никогда Богъ не посылалъ мн лучшей жены! Когда я былъ бденъ, она обогатила меня, когда меня объявили лжецомъ, она увровала въ меня, когда противъ меня возсталъ весь міръ, она осталась мн врна.

ГЛАВА XVI.
Мечъ провозглашается оружіемъ вры.— Первое нападеніе на корейшитовъ.— Нечаянное нападеніе на караванъ.

Теперь мы дошли до очень важной эпохи въ жизни Магомета. До сихъ поръ, обращая въ свою вру, онъ опирался на доказательства и убжденія и то же самое предписывалъ и своимъ ученикамъ. Его увщанія переносить съ кротостью и терпніемъ насилія враговъ подходятъ очень близко къ смиреннымъ словамъ нашего Спасителя: ‘Тому, кто ударитъ тебя по щек, подставь и другую’. Теперь онъ дошелъ до такого пункта, на которомъ совершенно разошелся съ божественнымъ духомъ христіанскаго ученія, запятнавъ свою религію примсью человческой грховности. Онъ, по своей человческой природ, былъ не въ силахъ выполнить т правила, которыми предписывалось смиреніе и которыя были проповданы имъ самимъ. Тринадцать лтъ кроткаго терпнія не принесли никакой пользы, а, наоборотъ, только усилили несправедливость и оскорбленія враговъ. Самыми жестокими его гонителями были люди его же племени — корейшиты, въ особенности т изъ нихъ, которые принадлежали къ соперничествующей линіи Абдъ-Шима, мстительный глаза которой Абу-Софіанъ пользовался теперь большою властью въ Мекк. Ихъ ожесточенная вражда была причиною того, что онъ потерялъ свои богатства, семья его терпла униженіе, обдняла и разсялась, а самъ онъ сдлался изгнанникомъ. Все это ему поневол пришлось бы переносить со смиреніемъ, если бы онъ совершенно неожиданно не получилъ возможности отмстить своимъ врагамъ. Онъ пришелъ въ Медину безпріютнымъ бглецомъ и желалъ только одного — найти себ спокойное убжище, а въ скоромъ времени онъ, надо думать,— къ своему собственному удивленію, могъ располагать уже цлой арміей, потому что среди обращенныхъ имъ въ новую вру жителей Медины, число которыхъ съ каждымъ днемъ увеличивалось, среди бглецовъ, толпами стекавшихся къ нему изъ Мекки, и прозелитовъ изъ степныхъ племенъ было немало людей отважныхъ, такихъ, которые умли владть оружіемъ и страстно любили партизанскую войну. Теперь, когда онъ сразу достигнулъ власти, въ его душ заговорили человческія страсти и смертельная злоба, примшавшіяся къ тому религіозному рвенію, которое всегда было преобладающимъ мотивомъ его дятельности. Доходя до экзальтаціи въ своемъ восторженномъ состояніи, онъ старался убдить самого себя — а, можетъ-быть, и дйствительно убдился — что власть эта дана ему какъ средство для достиженія его великой цли и что онъ призванъ Богомъ воспользоваться ею. По крайней мр таковъ смыслъ всмъ извстнаго окружнаго посланія, разосланнаго имъ въ то время и измнившаго какъ характеръ, такъ и судьбу его вры.
‘Различные пророки — говоритъ онъ въ немъ — были посылаемы Богомъ на землю, дабы въ нихъ люди могли видть различныя Его свойства: въ Моисе — Его милосердіе и предвидніе, въ Соломон — Его мудрость, величіе и славу, въ Іисус Христ — Его правду, всевдніе и могущество. Правду Его Христосъ проявилъ чистотою своей жизни, всевдніе — знаніемъ сокровенныхъ тайнъ человческаго сердца, а могущество — совершенными имъ чудесами. Однако ни одно изъ этихъ свойствъ не было достаточнымъ для того, чтобы убдить людей, которые не поврили даже чудесамъ Моисея и Іисуса Христа. Поэтому я — послдній изъ пророковъ, посланъ съ мечомъ! Пусть т, которые распространяютъ мою вру, не прибгаютъ къ спорамъ или доказательствамъ, но убиваютъ всхъ, кто откажется повиноваться закону. Тотъ, кто сражается за правую вру, падетъ ли онъ, или побдитъ, несомннно получитъ богатую награду’.
‘Мечъ,— прибавляетъ онъ,— есть ключъ и къ небу, и къ аду, вс обнажающіе его за вру получатъ въ награду земныя блага, каждая пролитая ими капля крови, каждая опасность и всякое лишеніе, ими претерпваемыя, будутъ вписаны на неб и сочтутся боле достойными награды, чмъ даже постъ и молитва. Если они падутъ въ битв, то вс грхи ихъ будутъ изглажены и они будутъ перенесены въ рай, чтобы предаться вчному наслажденію въ объятіяхъ черноокихъ гурій’.
На помощь этому, проповдующему войну, ученію было призвано предопредленіе. По ученію Корана, всякое событіе предопредлено отъ вчности, и оно не можетъ не совершиться. Ни одинъ человкъ не можетъ умереть раньше или позже опредленнаго часа, и когда наступитъ этотъ часъ, то не все ли равно, гд найдетъ его ангелъ смерти: спящимъ на постели или же сражающимся на пол битвы?
Таковы были ученіе и откровенія, благодаря которымъ Исламъ, бывшій вначал религіей кротости и человколюбія, сразу превратился въ религію меча и насилія, которая какъ нельзя боле подходила къ арабамъ, потому что соотвтствовала ихъ привычкамъ и способствовала развитію ихъ хищническихъ наклонностей. Такъ какъ на самомъ дл они были не боле какъ степными разбойниками, то нечего и удивляться тому, что посл этого всенароднаго провозглашенія религіи меча, они начали толпами стекаться подъ знамена пророка. Надо замтить, что Магометъ не дозволялъ насилія противъ тхъ, которые будутъ упорствовать въ невріи, въ томъ случа, если они безпрекословно подчинятся его свтской власти и согласятся платить ему дань, въ этомъ мы усматриваемъ первые признаки мірского честолюбія и желанія властвовать, пробуждавшихся въ его душ. Впрочемъ, мы дальше увидимъ, что требованіе дани, проистекало отъ господствующей его страсти, и дань эта употреблялась главнымъ образомъ на распространеніе вры.
Въ первыхъ воинственныхъ предпріятіяхъ Магомета уже замтно то скрытое чувство мести, о которомъ было сказано выше. Предпріятія эти направлялись противъ тхъ каравановъ, которые шли въ Мекку и принадлежали его непримиримымъ врагамъ — корейшитамъ. Хотя въ первыхъ трехъ начальствовалъ самъ Магометъ, но они не привели ни къ какимъ существеннымъ результатамъ. Вести четвертое было поручено одному мусульманину, по имени Абдалла-Ибнъ-Джашъ, котораго Магометъ выслалъ съ восемью или десятью отважными товарищами на дорогу, ведущую въ южную Аравію. Такъ какъ это былъ священный мсяцъ Раджабъ, когда запрещались грабежъ и всякое насиліе, то Абдалла взялъ съ собою запечатанныя инструкціи пророка, которыя онъ могъ распечатать только на третій день. Хотя эти инструкціи были выражены и неясно, но въ нихъ заключался глубокій смыслъ. Абдалл былъ данъ приказъ отправиться въ долину Наклахъ, между Меккой и Тайифомъ (ту самую, гд Магометъ получилъ откровеніе отъ геніевъ), и тамъ поджидать караванъ корейшитовъ, который долженъ былъ проходить по этой дорог. ‘Можетъ-быть — говорилось не безъ лукавства въ конц этой инструкціи — можетъ-быть, теб и удастся доставить намъ о немъ какія-нибудь всти’.
Абдалла понялъ настоящій смыслъ инструкціи, сообразуясь съ которымъ и началъ дйствовать. Прибывъ въ долину Налкахъ, онъ увидалъ караванъ, состоящій изъ множества навьюченныхъ различными товарами верблюдовъ и охраняемый четырьмя человками. Идя вслдъ за нимъ въ нкоторомъ отдаленіи, онъ послалъ догнать караванъ одного изъ своихъ людей, переодтаго богомольцемъ. Изъ словъ послдняго корейшиты заключили, что онъ самъ, такъ же какъ и его товарищи, это — богомольцы, отправляющіеся въ Мекку. А затмъ это былъ мсяцъ Раджабъ, когда всякій могъ вполн безопасно путешествовать въ пустын. Но едва только вожаки дошли до того мста, гд хотли сдлать привалъ, какъ на нихъ напали Абдалла и его товарищи и одного изъ нихъ убили, а двоихъ взяли въ плнъ, четвертый же спасся бгствомъ. Тогда побдители вернулись въ Медину съ плнными и добычей. Вся Медина была приведена въ негодованіе такимъ нарушеніемъ священнаго мсяца. Магометъ, видя, что онъ зашелъ слишкомъ далеко, сдлалъ видъ, что сердится на Абдаллу и отказался принять предложенную долю добычи. Увренный въ томъ, что никто не понялъ смысла его инструкціи, онъ утверждалъ, что не приказывалъ Абдалл проливать кровь, или совершать какое-нибудь насиліе, въ теченіе священнаго мсяца. Но такъ какъ крикъ негодованія не умолкалъ и ему вторили корейшиты Мекки, то, благодаря этому, мы находимъ въ Коран слдующее мсто:
‘Они будутъ спрашивать тебя относительно священнаго мсяца, можно ли воевать въ это время? Отвчай: воевать въ это время нехорошо, но отрицать Бога, преграждать народу путь, ведущій къ Богу, изгонять истинно врующихъ изъ святого храма Его и поклоняться идоламъ — все это гораздо боле тяжкіе грхи, чмъ убивать въ священные мсяцы’.
Провозгласивъ такимъ образомъ, что самъ Богъ освящаетъ это дло, Магометъ безъ всякихъ колебаній взялъ свою долю добычи. Онъ освободилъ одного изъ плнниковъ, за котораго былъ внесенъ выкупъ, а другой принялъ Исламъ.
Хотя вышеприведенное мсто изъ Корана и можетъ показаться убдительнымъ набожнымъ мусульманамъ, но его недостаточно для того, чтобы оправдать ихъ пророка въ глазахъ неврующихъ. Экспедиція Абдаллы-Ибнъ-Джаша была прискорбнымъ практическимъ примненіемъ новой религіи меча. Она была не только дломъ грабежа и мщенія, позволительнымъ въ глазахъ арабовъ и оправдываемымъ новымъ ученіемъ, если только это касается враговъ, но и оскверненіемъ священнаго мсяца, святость котораго никогда, съ незапамятныхъ временъ, не была нарушаема никакимъ насиліемъ и кровопролитіемъ и который, по словамъ Магомета, онъ чтилъ и самъ. Равнымъ образомъ та хитрость и таинственность, съ которой все это были придумано и выполнено, запечатанный пакетъ съ инструкціями Абдалл, который послдній долженъ былъ распечатать не раньше, какъ черезъ три дня, и именно на томъ мст, гд должно было совершиться насиліе, неясныя и двусмысленныя выраженія инструкцій, хотя и понятныя исполнителю,— все это стояло въ прямомъ противорчіи съ образомъ дйствій Магомета въ боле раннюю эпоху его жизни, когда онъ не боялся открыто итти по пути долга, ‘хотя бы солнце выступило противъ него съ правой стороны, а луна — съ лвой’,— все показывало, что онъ сознавалъ гнусность того дла, на которое далъ свое позволеніе. То обстоятельство, что онъ не признавалъ себя виновнымъ въ насиліи, совершенномъ Абдаллой, и, не смотря на это, все-таки обратился къ помощи Корана, чтобы вполн безнаказанно получить свою долю добычи, бросаетъ еще боле мрачную тнь на это дло, а все вмст взятое показываетъ, какими быстрыми шагами пошелъ онъ по ложному пути съ той самой минуты, какъ отступилъ отъ духа христіанства, который весь проникнутъ любовью къ ближнему и которому вначал онъ старался подражать. Земныя страсти и мірскіе интересы быстро взяли верхъ надъ религіознымъ энтузіазмомъ, одушевлявшимъ его въ первое время. Кмъ-то было сдлано прекрасное замчаніе, что первая капля крови, пролитая отъ его имени въ Святую Недлю, показала, что это человкъ, въ которомъ земная тина загасила священное пламя пророчества.

ГЛАВА XVII.
Бедерская битва.

На второй годъ Геждры Магометъ получилъ извстіе о томъ, что его главный врагъ, Абу-Софіанъ, съ коннымъ отрядомъ, состоящимъ изъ тридцати человкъ, провожаетъ караванъ въ тысячу верблюдовъ, нагруженныхъ сирійскими товарами, который отправлялся обратно въ Мекку. Дорога, по которой долженъ былъ проходить караванъ, пролегала по окрестностямъ Медины, между цпью горъ и моремъ, и Магометъ ршился преградить ему путь. Поэтому въ половин мсяца Рамазана онъ выступилъ изъ города, имя при себ триста четырнадцать человкъ, изъ числа которыхъ восемьдесятъ три были могаджерины — или изгнанники изъ Мекки, шестьдесятъ одинъ авситъ и сто семьдесятъ хазрадитовъ. У каждаго отряда было свое собственное знамя. Въ этой маленькой арміи имлось всего только три лошади {‘Арабы пустыни,— говоритъ Буркхардтъ,— не богаты лошадьми. У большихъ племенъ, по берегамъ Краснаго моря, между Акабой и Меккой, а также къ юго-востоку отъ Мекки до Іемена, лошадей очень мало, въ особенности же у тхъ, которыя живутъ въ горныхъ областяхъ. У осдлыхъ жителей Геджаса и Іемена также не въ обыча держать лошадей. Самыя богатыя лошадьми племена т, которыя живутъ на боле плодородныхъ равнинахъ Месопотаміи, по берегамъ рки Евфрата и на сирійскихъ равнинахъ’. Burckhardt, II, 50.}, он замнены были семидесятые легкими на бгу верблюдами, на которыхъ отряды садились поочередно, чтобы быстре подвигаться впередъ и не слишкомъ уставать.
Въ это время вернулся изъ Абиссиніи, мста своего изгнанія, зять Магомета Отманъ-Ибнъ-Аффанъ вмст со своею женою Рокайей. Онъ также охотно принялъ бы участіе въ экспедиціи, но такъ какъ жена его была больна почти при смерти, то онъ, вопреки своему желанію, принужденъ былъ остаться въ Медин.
Сначала Магометъ шелъ нкоторое время по большой дорог, ведущей въ Мекку, но потомъ свернулъ влво къ Красному морю и вошелъ въ плодородную долину, орошаемую ручьемъ Бедеръ. Здсь онъ сталъ поджидать, сидя въ засад неподалеку отъ брода, черезъ который всегда проходили караваны. Онъ приказалъ своимъ людямъ вырыть глубокій ровъ, въ который и отвести воду, чтобы имть возможность утолять жажду, не подвергаясь опасности со стороны непріятеля.
Между тмъ Абу-Софіанъ, предувдомленный о томъ, что Магометъ вышелъ изъ Медины и подстерегаетъ его на дорог съ большимъ, чмъ у него, числомъ людей, спшно отправилъ въ Мекку на быстромъ дромадер гонца, по имени Омайра, съ просьбой немедленно прислать ему подкрпленіе. Гонецъ подъхалъ къ Кааб. Онъ весь запыхался и былъ въ ужасномъ вид. Абу-Джаль взошелъ на крышу храма и забилъ тревогу. Вся Мекка была приведена въ ужасъ и смущеніе. Хенда, жена Абу-Софіана, женщина пылкая и ршительная, побжала къ своему отцу Отъ, своему брату АльВалиду, дяд Шайб и всмъ бывшимъ съ нею въ родств воинамъ и просила ихъ вооружиться и поспшить на помощь ея мужу, а также и братья корейшита, убитаго Абдаллой-Ибнъ-Джашемъ въ Наклахской долин, взялись за оружіе, чтобы отмстить за его смерть. Къ этой жажд мести примшивался также и матеріальный интересъ, потому что многіе изъ товаровъ, отправленныхъ съ караваномъ, принадлежали корейшитамъ. Вскор можно было видть, какъ всадники на ста лошадяхъ и семистахъ верблюдахъ быстро подвигались впередъ по дорог, ведущей въ Сирію. Предводителемъ этого войска былъ Абу-Джаль, теперь уже семидесятилтній старикъ, закоренлый въ бояхъ воинъ пустыни, въ которомъ юношескій пылъ и необычныя въ его возраст сила и подвижность соединялись со старческою мстительностью.
Въ то время, какъ Абу-Джаль со своими силами быстро подвигался въ одномъ направленіи, АбуСофіанъ приближался съ другой стороны. Достигнувъ того мста, гд угрожала ему опасность, онъ похалъ впередъ и, отъхавъ на значительное разстояніе отъ своего каравана, началъ съ большимъ вниманіемъ осматривать каждую тропинку и каждый слдъ ноги. Наконецъ, онъ напалъ на слды небольшой арміи Магомета: онъ догадался о нихъ по величин финиковыхъ косточекъ, разбросанныхъ по сторонамъ дороги подвигавшимися впередъ отрядами пророка,— въ Медин эти косточки чрезвычайно малы. Вотъ какими, повидимому, незначащими признаками руководятся арабы, отыскивая слды своихъ враговъ въ пустын.
Замтивъ направленіе, по которому двигался Магометъ, Абу-Софіанъ свернулъ съ дороги и шелъ по берегу Краснаго моря до тхъ поръ, пока ему не показалось, что теперь онъ вн опасности. Тогда онъ послалъ навстрчу корейшитамъ, которые, по его мннію, должны были выступить изъ города, другого гонца съ извстіемъ, что теперь караванъ въ безопасности и что они могутъ вернуться въ Мекку.
Гонецъ встртилъ корейшитовъ, которые уже далеко отошли отъ города. Услышавъ, что караванъ вн опасности, они сдлали привалъ и начали совтоваться между собою. Нкоторые стояли за то, чтобы итти впередъ и примрно наказать Магомета и его послдователей, другіе же говорили, что слдуетъ вернуться назадъ. Не зная, на что ршиться, они послали развдчика на рекогносцировку, чтобы узнать, велики ли силы у непріятеля. Онъ вернулся съ извстіемъ, что ихъ было около трехсотъ человкъ, и это усилило желаніе тхъ, которые непремнно хотли сразиться съ врагами. Другіе же начали возражать:
— Подумайте,— такъ говорили они,— о томъ, что этимъ людямъ нечего терять. У нихъ нтъ ничего, кром мечей, ни одинъ изъ нихъ не падетъ, не убивъ напередъ врага. Кром того въ числ ихъ есть наши родственники, если мы побдимъ, то будемъ не въ состояніи смотрть въ глаза одинъ другому, потому что убьемъ родственниковъ другъ друга.
Эти слова произвели было желаемое дйствіе, но братья корейшита, убитаго въ Наклахской пустын, подстрекаемые Абу-Джалемъ, громко требовали мщенія. Этотъ пылкій старый арабъ поддерживалъ ихъ требованіе.
— Впередъ!— крикнулъ онъ.— Пойдемъ и достанемъ изъ Бедерскаго ручья воды на пиръ, который мы отпразднуемъ по случаю спасенія нашего каравана.
Посл этого большинство отрядовъ подняло свои знамена и пошло дальше, впрочемъ, не мало ихъ вернулось и въ Мекку.
Лазутчики, разосланные Магометомъ, принесли ему извстіе о приближеніи непріятеля, при этомъ нкоторые изъ его послдователей упали духомъ. Они отправились въ походъ въ той надежд, что биться имъ придется недолго, а добычу они получатъ большую, и теперь мысль о такомъ многочисленномъ войск наводила на нихъ страхъ, но Магометъ увщевалъ ихъ мужаться, потому что Аллахъ общалъ ему легкую побду.
Мусульмане расположились на возвышенности, у подошвы которой была вода. На вершин ея былъ устроенъ для Магомета на скорую руку шалашъ изъ древесныхъ втвей, передъ которымъ стоялъ дромадеръ на тотъ случай, если бы пророкъ потерплъ пораженіе и ему пришлось бжать въ Медину.
Вступивъ въ долину, непріятельскій авангардъ, изнемогавшій отъ жажды, поспшилъ къ ручью, чтобы напиться, но тутъ напалъ на него дядя Магомета — Гамза, который собственноручно убилъ вождя. Изъ всего авангарда спасся только одинъ человкъ, который впослдствіи принялъ новую вру.
Затмъ подошелъ при звук трубъ и главный корпусъ непріятеля. хавшіе впереди его три корейшитскихъ воина вызывали на поединокъ самыхъ храбрыхъ изъ мусульманъ. Двумя изъ этихъ людей, вызывавшихъ враговъ на единоборство, были Ота, тесть Абу-Софіана, и его шуринъ Аль-Валидъ, третьимъ изъ вызывавшихъ былъ Шайба, братъ Оты. Эти послдніе, какъ мы помнимъ, отправились изъ Мекки по наущенію Хенды, жены Абу-Софіана. Вс они занимали высокое положеніе въ своемъ племени.
Тутъ выступили впередъ три мединскихъ воина и приняли ихъ вызовъ, но враги закричали:
— Нтъ! Пусть выступятъ вроотступники изъ нашего родного города Мекки, если только посмютъ.
Посл такихъ словъ вызовъ приняли Гамза и Али, дядя и двоюродный братъ Магомета, и Обейда-Ибнъ-аль-Харетъ. Посл ожесточенной и упорной борьбы Гамза и Али убили каждый своего противника. Тогда они пошли на помощь къ Обейд, которому Ота нанесъ тяжелыя раны и почти одоллъ его. Они убили корейшита и унесли съ поля битвы своего товарища, но онъ въ скоромъ времени умеръ отъ ранъ.
Теперь вс поголовно вступили въ бой. Мусульмане, зная, что ихъ меньше числомъ, чмъ непріятелей, сначала только оборонялись, удерживая свою позицію на возвышенности и осыпая враговъ градомъ стрлъ, когда т длали попытки подойти къ протекавшему внизу ручью, чтобы утолить невыносимую жажду. Въ это время Магометъ оставался на вершин холма въ своемъ шалаш вмст съ Абу-Бекромъ и горячо молился. Во время битвы съ нимъ сдлался припадокъ, и на него нашло что-то въ род столбняка. Придя въ себя, онъ объявилъ, что ему было видніе и что Богъ общалъ ему побду. Онъ стремительно выбжалъ изъ шалаша, схватилъ горсть пыли и бросилъ на воздухъ въ томъ направленіи, гд находились корейшиты, съ громкимъ крикомъ: ‘Да падетъ на нихъ погибель!’ Затмъ, приказавъ своимъ послдователямъ броситься съ холма въ аттаку на непріятеля, онъ воскликнулъ:
— Сражайтесь и не бойтесь: подъ снью мечей — врата рая. Кто падетъ, сражаясь за вру, тотъ немедленно войдетъ въ рай.
Затмъ послдовала схватка, во время которой Абу-Джаль, принудившій свою лошадь въхать въ самый пылъ сраженія, получилъ ударъ саблею въ бедро и упалъ на землю. Абдалла-Ибнъ-Масудъ наступилъ ему ногою на грудь, и въ то время, какъ пылкій старый воинъ поносилъ Магомета и посылалъ ему проклятія, онъ отскъ ему голову.
Корейшиты отступили и бжали. Семьдесятъ человкъ убитыхъ остались на пол сраженія, и почти такое же число было взято въ плнъ. У мусульманъ было убито четырнадцать человкъ, и имена ихъ не забыты, такъ какъ они считаются мучениками за вру.
Почему была одержана такая значительная побда, это объясняется очень просто: у мусульманъ были свжія, неистощенныя силы, и они имли на своей сторон то преимущество, что занимали позицію на возвышенномъ мст, при чемъ у нихъ былъ большой запасъ воды, между тмъ какъ корейшиты были измучены быстрымъ маршемъ, изнемогали отъ жажды и число ихъ уменьшилось, такъ какъ многіе изъ нихъ вернулись въ Мекку. Впрочемъ, мусульманскіе писатели приписываютъ эту первую побду вры дйствію сверхъестественной силы. Когда Магометъ — такъ говорятъ они — бросилъ на воздухъ пыль, то появилось три тысячи воиновъ-ангеловъ въ блыхъ и желтыхъ чалмахъ, въ длинныхъ свтозарныхъ одеждахъ, на черныхъ и блыхъ коняхъ, и они, подобно дуновенію втра, смели корейшитовъ.
Но это подтверждается свидтельствами не однихъ только мусульманъ, а также и словами одного идолопоклонника-крестьянина, который насъ своихъ овецъ на ближнемъ холм. ‘Я былъ съ товарищемъ моимъ двоюроднымъ братомъ — такъ разсказывалъ крестьянинъ — на склон горы, откуда мы смотрли на сраженіе и выжидали времени, когда намъ можно будетъ присоединиться къ побдителямъ при длеж добычи, какъ вдругъ мы увидали, что на насъ идетъ большая туча, и въ ней слышно было ржаніе лошадей и звуки трубъ. Когда туча подошла близко, изъ нея вышло небесное воинство, и тутъ мы услыхали страшный крикъ архангела, погонявшаго свою кобылу Хайзумъ: ‘Скоре, скоре, Хайзумъ!’ Отъ этого страшнаго крика у моего товарища сдлался разрывъ сердца, и онъ 175 умеръ тутъ же, да и меня едва не постигла его участь’ {Объ этой чудесной помощи не разъ упоминается въ Коран. Такъ, напримръ:
‘Богъ уже даровалъ вамъ побду при Бедер, когда вы были малочисленне враговъ. Когда ты говорилъ врующимъ: ‘Разв вамъ не довольно того, что Богъ посылаетъ вамъ на помощь съ неба три тысячи ангеловъ? Воистину, если вы будете тверды въ вр и будете бояться Бога, и на васъ внезапно нападутъ враги ваши, то Господь вашъ пошлетъ вамъ на помощь пять тысячъ ангеловъ, отличающихся своими конями и одеждой’.
О, правоврные! Т, которыхъ вы убили при Бедер, были убиты не вами, но Богъ убилъ ихъ. И не ты, Магометъ, бросилъ имъ въ глаза песокъ, какъ теб казалось это, но Богъ бросилъ его’. Sale’s Koran, chap. III.}.
По окончаніи сраженія Абдалла-Ибнъ-Масудъ принесъ голову Абу-Джаля Магомету, который, смотря съ восторгомъ на этотъ ужасный трофей, воскликнулъ: ‘Этотъ человкъ былъ фараономъ для нашего народа’. Настоящее имя этого закаленнаго въ бояхъ воина было Амру-Ибнъ-Хашемъ. Корейшиты дали ему прозвище Абу-Лхоя, или Отца Премудрости, за его проницательный умъ. Магометане же перемнили это прозвище, назвавъ его Абу-Джалемъ — или Отцомъ Безумія. Онъ извстенъ въ исторіи подъ этимъ послднимъ именемъ, которое правоврные никогда не произносятъ безъ того, чтобы не прибавить: ‘Да будетъ онъ проклятъ Богомъ!’
Мусульмане, павшіе въ битв, были погребены съ почестями, что же касается труповъ корейшитовъ, то они были съ отвращеніемъ брошены въ вырытую для нихъ яму. Теперь слдовало разршить вопросъ, что длать съ плнными. Омаръ стоялъ за то, чтобы отрубить имъ головы, но АбуБекръ совтовалъ отпустить ихъ, если за нихъ дадутъ выкупъ. Магометъ замтилъ при этомъ, что Омаръ похожъ на Ноя, который просилъ Бога истребить нечестивыхъ потопомъ, а Абу-Бекръ похожъ на Авраама, который ходатайствовалъ за виновныхъ. Самъ онъ былъ склоненъ помиловать ихъ, но двое изъ плнниковъ были казнены,— одинъ, котораго звали Надхаромъ за то, что онъ смялся надъ Кораномъ, называя его собраніемъ персидскихъ сказокъ и басенъ, а другой, по имени Окба, за покушеніе на жизнь Магомета, когда онъ только что началъ проповдывать въ Кааб и когда его спасъ Абу-Бекръ.
Многихъ изъ плнниковъ, у которыхъ не было имущества, отпустили на свободу, причемъ они должны были только дать клятву, что никогда впредь не поднимутъ оружія противъ Магомета и его послдователей. Остальныхъ ршили держать до тхъ поръ, пока ихъ друзья не пришлютъ за нихъ выкупъ.
Въ числ самыхъ важныхъ плнниковъ былъ Аль — Аббасъ, дядя Магомета, котораго взялъ въ плнъ Абу-Іазеръ, человкъ очень небольшого роста. Когда окружающіе стали смяться, указывая на неравенство роста, то Аль-Аббасъ сталъ говорить, что на самомъ дл онъ сдался какому-то всаднику огромнаго роста, сидвшему на кон, всаднику, подобнаго которому онъ еще ни разу не видалъ въ своей жизни. Абу-Іазеръ стоялъ на своемъ, что это онъ взялъ его въ плнъ, а не кто другой, но Магометъ, не желая подвергать дядю униженію, намекнулъ на то, что побдителю помогалъ ангелъ Гавріилъ.
Аль-Аббасъ, которому не хотлось платить выкупа, оправдывался тмъ, что онъ — мусульманинъ въ душ и если принималъ участіе въ битв, то длалъ это по принужденію, но его оправданія ни къ чему не привели. Многіе думаютъ, что на самомъ дл между Аль-Аббасомъ и его племянникомъ существовало тайное соглашеніе и что послдній пользовался его услугами въ качеств шпіона въ Мекк раньше и посл сраженія при Бедер.
Другимъ плнникомъ, имвшимъ важное значеніе для Магомета, былъ Абулъ-Аассъ, мужъ его дочери Зейнабъ. Магомету было бы очень желательно привлечь зятя на свою сторону и завербовать его въ число своихъ учениковъ, но послдній упорствовалъ въ своемъ невріи. Тогда Магометъ хотлъ отпустить его на свободу подъ тмъ условіемъ, что тотъ возвратитъ ему дочь. Неврующій согласился на это, и въ Мекку былъ отправленъ со многими товарищами Зеидъ, врный отпущенникъ Магомета, для того, чтобы привести Зейнабъ въ Медину, а мужъ ея Абулъ-Аассъ оставался заложникомъ до тхъ поръ, пока не былъ исполненъ договоръ.
Прежде, чмъ войско вернулось въ Медину, была раздлена добыча, потому что хотя караванъ АбуСофіана и не былъ разграбленъ, но во время сраженія было взято много оружія и верблюдовъ, а также должна была получиться значительная сумма и отъ выкупа плнниковъ. При этомъ Магометъ отдалъ приказъ, чтобы все было раздлено между участвовавшими въ предпріятіи мусульманами поровну, и, хотя по установившемуся у арабовъ съ давнихъ поръ обычаю, давалась предводителю четвертая часть добычи, пророкъ удовольствовался одинаковою съ остальными долею. Въ числ добычи, доставшейся на его долю, былъ знаменитый мечъ, называемый Джуль-Факаромъ, или ‘Пронзающимъ’. Потомъ онъ всегда носилъ его при себ въ сраженіяхъ, а посл его смерти мечъ этотъ перешелъ по наслдству къ зятю его Али.
Такое равномрное распредленіе добычи вызвало ропотъ въ войск между различными отрядами. Т, которые были въ самомъ пылу сраженія и старались захватить какъ можно больше добычи, роптали на то, что получили долю, равную съ тми, которые стояли вдали отъ поля битвы, и со стариками, караулившими лагерь. Этотъ споръ, по замчанію Сэля, напоминаетъ собою тотъ, который происходилъ между воинами Давида по поводу добычи, взятой у амалекитянъ, когда люди, бывшіе въ дл, утверждали, что т, которые оставались при обоз, не должны имть доли въ добыч. И тамъ, такъ же какъ и здсь, ршеніе было одинаковое: вс должны были получить по равной дол (1 книга Царствъ, глаза XXX, 21—25). Такъ какъ Магометъ зналъ библейскую исторію, то весьма возможно, что онъ въ данномъ случа руководился этимъ ршеніемъ. Вопросъ о распредленіи добычи былъ очень важнымъ вопросомъ для вождя, только что вступившаго на путь хищническихъ войнъ. По счастью, вскор посл возвращенія въ Медину онъ очень кстати получилъ откровеніе, благодаря которому былъ установленъ на будущее время порядокъ распредленія всякой добычи, захваченной на войн за вру.
Таковы подробности знаменитой битвы при Бедер, гд была одержана первая побда сарацинами подъ знаменемъ Магомета. Можетъ-быть, сама по себ побда эта и не иметъ большого значенія, но результаты ея удивительны, такъ какъ она была первою въ ряду побдъ, измнившихъ судьбы міра.

ГЛАВА XVIII.
Смерть дочери пророка, Рокайи.— Возвращеніе его дочери, Зейнабъ.— Пророкъ проклинаетъ Абу Лахаба и его семью, дйствіе этого проклятія.— Бшенство Хенды, жены Абу-Софіана.— Магометъ съ трудомъ спасается отъ убійцъ.— Послы отъ корейшитовъ.— Абиссинскій король.

Магометъ торжественно вступилъ въ Медину съ добычею и плнниками, захваченными въ этой первой его битв. Но его радость была омрачена семейнымъ горемъ. Его любимой дочери, Рокайи, недавно вернувшейся изъ изгнанія, уже не было на свт. Гонецъ, пріхавшій въ городъ раньше Магомета съ извстіемъ о его побд, встртилъ у городскихъ воротъ похоронную процессію,— покойницу несли на кладбище.
Вскор Магометъ немного утшился въ своемъ гор, потому что изъ Мекки пріхала дочь его, Зейнабъ, подъ охраною врнаго Зеида. Зеиду было очень трудно исполнить возложенное на него порученіе. Жители Мекки были въ высшей степени раздражены недавно проиграннымъ сраженіемъ и необходимостью послать выкупъ за плнныхъ. Поэтому Зеидъ не вошелъ въ городъ, а остался за его стнами и послалъ къ Кенан, брату АбулъАасса, чтобы извстить его о заключенномъ договор и назначить мсто, на которое должна быть приведена къ нему Зейнабъ. Кенана сказалъ, что доставитъ ее туда въ паланкин. Дорогой на него напала толпа корейшитовъ, которые ршились не допускать того, чтобы къ Магомету вернулась его дочь. Когда началось смятеніе, то одинъ человкъ, по имени Хаббаръ-Ибнъ-Асвадъ, ударилъ въ паланкинъ копьемъ и, если бы Кенана не отразилъ удара своимъ лукомъ, то онъ могъ бы оказаться гибельнымъ для Зейнабъ. На этотъ шумъ и крики пришелъ и Абу-Софіанъ и зачалъ бранить Кенану за то, что тотъ открыто возвращаетъ Магомету его дочь, что, можетъ-быть, происходитъ отъ трусости. Зейнабъ отнесли обратно въ городъ, въ ея домъ, и Кенана тайно отдалъ ее Зеиду на слдующую ночь.
Когда Магометъ узналъ о томъ, что на его дочь было сдлано нападеніе, онъ пришелъ въ страшный гнвъ и отдалъ приказъ, чтобы всякій, кому попадется въ руки Хаббаръ, сжегъ его живымъ. Потомъ, когда гнвъ его утихъ, онъ смягчилъ это приказаніе. ‘Одинъ только Богъ можетъ наказывать огнемъ,— сказалъ онъ,— Если Хаббара поймаютъ, то пусть его казнятъ мечомъ’.
Недавняя побда мусульманъ при Бедер удивила и вмст съ тмъ огорчила меккскихъ корейшитовъ. Тотъ человкъ, котораго они еще такъ недавно изгнали изъ своего города, вдругъ возвысился и сдлался могущественнымъ врагомъ. Многіе изъ самыхъ храбрыхъ и самыхъ знатныхъ ихъ согражданъ пали отъ его меча, другіе же были его плнниками и ждали унизительнаго для нихъ выкупа. Абу-Лахабъ, дядя Магомета, бывшій всегда жестокимъ его противникомъ, по болзни не могъ участвовать въ сраженіи. Онъ умеръ черезъ нсколько дней посл того, какъ услышалъ о побд: его смерть была ускорена сильнымъ раздраженіемъ. Впрочемъ, набожные мусульмане приписываютъ ее тому, что еще раньше Магометъ проклялъ его со всею его семьею, это было на холм Сафа, когда онъ поднялъ руку и хотлъ бросить камень въ пророка. Проклятіе это, говорятъ они, тяготло и надъ сыномъ его, Этой, который развелся съ дочерью, пророка Рокайей: онъ былъ разорванъ львомъ на глазахъ всего каравана, отправлявшагося въ Сирію.
Но никому не обошлось такъ дорого недавнее пораженіе при Бедер, какъ Абу-Софіану. Правда, что онъ благополучно прибылъ со своимъ караваномъ въ Мекку, но посл этого онъ услыхалъ о побд ненавистнаго ему человка и нашелъ свой домъ опустлымъ. Его жена Хенда, оплакивавшая смерть своего отца, дяди и брата, встртила его дикими воплями. Къ ея горю примшивалась и злоба, и она кричала день и ночь, требуя отмщенія Гамз и Али, отъ руки которыхъ они пали {У всхъ арабовъ соблюдается слдующій законъ: тотъ, кто пролилъ кровь человка, долженъ заплатить своею кровью за это убійство семь убитаго лица. Этотъ древній законъ освящается Кораномъ: ‘О, правоврные, для васъ изданъ законъ возмездія за убійство, свободный человкъ долженъ умереть за свободнаго’. Кровавой мести, или ‘Тора’, какъ она называется по-арабски, въ прав требовать родственники всякаго лица, убитаго въ открытомъ бою, и мстить не только убійц, но и всей его родн. За тхъ, которые были убиты на войн между двумя племенами, кровавая расплата требуется съ тхъ лицъ, которыя извстны за настоящихъ убійцъ.
Арабъ считаетъ эту кровавую месть своимъ священнымъ правомъ и своею обязанностью, никакія практическія соображенія не заставятъ его отказаться отъ нея. У арабовъ, есть даже поговорка: ‘Я не откажусь отъ Тора, если даже за это попаду въ адскій огонь’. См. Бурхкардтъ. т. I, 314, примч.}.
Абу-Софіанъ созвалъ двсти всадниковъ на быстроногихъ коняхъ, у каждаго изъ нихъ къ лук сдла было привязано по мшку съ мукой,— такую скудную провизію арабъ беретъ съ собой, отправляясь въ походъ. Выступая изъ города, Абу-Софіанъ поклялся не умащать головы, не душить своей бороды, не подходить къ женщин до тхъ поръ, пока онъ не встртится лицомъ къ лицу съ Магометомъ. Прозжая по окрестностямъ Медины, на разстояніи трехъ миль отъ городскихъ воротъ, онъ убилъ двухъ человкъ изъ числа послдователей пророка, опустошалъ поля и жегъ финиковыя пальмы.
Магометъ пошелъ къ нему навстрчу во глав отряда, превосходившаго его силы. Не смотря на свою клятву, Абу-Софіанъ не сталъ ждать его приближенія, но, повернувъ лошадь обратился въ бгство. За нимъ поскакали и его всадники, побросавъ въ поспшности мшки съ мукой, и поэтому такое поспшное бгство было названо въ насмшку ‘войной съ мшками муки’.
Мусульманскіе писатели разсказываютъ о томъ, что во время этого похода Магомету угрожала неминуемая опасность. Однажды онъ спалъ одинъ подъ деревомъ на нкоторомъ разстояніи отъ лагеря, вдругъ его разбудилъ какой-то шумъ, и онъ увидалъ Дуртура, непріятельскаго воина, который стоялъ надъ нимъ съ обнаженнымъ мечомъ. ‘О, Магометъ,— закричалъ онъ,— кто же теперь спасетъ тебя?’ — ‘Богъ!’ отвчалъ пророкъ. Пораженный и убжденный въ томъ, что дйствительно такъ и будетъ, Дуртуръ уронилъ свой мечъ, который сейчасъ былъ подхваченъ Магометомъ. Потрясая оружіемъ, Магометъ закричалъ съ свою очередь: ‘Кто же теперь спасетътебя, о Дуртуръ?’ — ‘Увы, никто!’ — отвчалъ Дуртуръ.— ‘Такъ учись у меня милосердію’.— Сказавъ это, онъ отдалъ ему мечъ. Душа воина смягчилась, онъ призналъ Магомета пророкомъ и принялъ его вру.
Полагая, что недостаточно того чуда, о которомъ говорится въ переданномъ разсказ, другіе набожные мусульмане утверждаютъ, что Магометъ былъ спасенъ благодаря тому, что въ это дло вмшался ангелъ Гавріилъ, который въ ту самую минуту, когда Дуртуръ готовъ былъ нанесть ударъ, своею невидимой рукой ударилъ его въ грудь, отчего онъ и уронилъ свой мечъ.
Около этого времени меккскіе корейшиты вспомнили о родственникахъ и ученикахъ Магомета, бжавшихъ отъ ихъ преслдованія въ Абиссинію, большинство изъ нихъ все еще оставалось тамъ подъ покровительствомъ наджаши, или абиссинскаго короля. Къ этому монарху корейшиты отправили посольство съ просьбою выдать имъ бглецовъ. Однимъ изъ пословъ былъ Абдалла-Ибнъ-Рабія, а другимъ — Амру-Ибнъ-аль-Аассъ, знаменитый поэтъ, нападавшій на Магомета въ начал его проповднической дятельности въ своихъ пасквиляхъ и мадригалахъ. Теперь онъ былъ человкомъ зрлыхъ лтъ и отличался какъ своимъ проницательнымъ умомъ, такъ и поэтическимъ талантомъ, онъ все еще оставался грознымъ противникомъ Ислама, хотя впослдствіи сдлался однимъ изъ самыхъ храбрыхъ и наиболе выдающихся его поборниковъ.
Прежде чмъ начать переговоры, Амру и Абдалла, слдуя восточному обычаю, поднесли королю богатые подарки, а затмъ уже стали просить отъ имени корейшитскихъ властей, чтобы имъ были выданы бглецы. Король былъ человкъ справедливый, онъ потребовалъ къ себ мусульманъ и веллъ имъ объяснить ему, въ чемъ состоитъ та новая и опасная ересь, въ которой ихъ обвиняютъ. Въ числ этихъ послднихъ былъ Джіаффаръ или Джаффаръ, сынъ Абу-Талеба и слдовательно двоюродный братъ Магомета. Это былъ человкъ обладавшій увлекательнымъ краснорчіемъ и располагающею въ его пользу наружностью. Онъ выступилъ впередъ и изложилъ ученіе Ислама, причемъ говорилъ горячо и убдительно. Король, который былъ несторіаниномъ, какъ о томъ упомянуто выше, нашелъ, что ихъ ученіе во многомъ сходно съ ученіемъ его секты и идетъ въ разрзъ съ грубымъ идолопоклонствомъ корейшитовъ, а потому онъ не только не выдалъ бглецовъ, но сталъ относиться къ нимъ еще благосклонне и взялъ ихъ подъ свое особенное покровительство, Амру же и Абдалл онъ на прощальной аудіенціи возвратилъ привезенные ими подарки.

ГЛАВА ХІХ.
Усиливающееся могущество Магомета.— Его гнвъ на евреевъ.— Оскорбленіе, нанесенное одной арабской двушк еврейскимъ племенемъ Кайнока — Смятеніе.— Бени Кайноки скрываются въ своемъ замк.— Они покорены и наказаны конфискаціей и изгнаніемъ.— Бракъ Отмана съ дочерью пророка Онъ-Колтумъ и самого пророка съ Хафзой.

Благодаря Бедерской битв, положеніе Магомета совершенно измнилось: онъ былъ теперь побдоноснымъ вождемъ все увеличивающагося войска. Идолопоклонническія племена Аравіи охотно принимали такую вру, которая льстила ихъ хищническимъ наклонностямъ, общая имъ добычу, и по ученію которой выходило сверхъ того, что она возвращаетъ ихъ къ первоначальной религіи ихъ предковъ, а потому какъ только въ ворота Медины вошелъ первый отрядъ съ награбленной добычей, то вс мединскіе язычники приняли новую вру, благодаря чему Магометъ получилъ верховную власть надъ городомъ. Теперь онъ заговорилъ совсмъ другимъ тономъ — тономъ законодателя и повелителя. Первымъ нагляднымъ доказательствомъ такой перемны въ его настроеніи было его обращеніе съ евреями, которыхъ три богатыя и могущественныя семьи жили въ Медин.
Вс уступки, сдланныя имъ этому упрямому народу, не привели ни къ какимъ результатамъ: они не только упорствовали въ своемъ невріи, но и глумились надъ нимъ и его ученіемъ. Еврейка Асма, дочь Мервана, женщина-поэтъ, писала на него сатиры. Она была убита однимъ фанатикомъ изъ числа его послдователей. Израэлитъ АбуАфакъ, дожившій до ста двадцати лтъ, былъ также убитъ за то, что въ своихъ сатирахъ осмивалъ пророка. Посл Бедерской битвы въ Мекку отправился другой еврейскій поэтъ, Каабъ-Ибнъ-Ашрафъ, онъ старался побудить корейшитовъ къ мести, декламируя свои стихи, въ которыхъ восхвалялись до небесъ добродтели и оплакивалась смерть ихъ павшихъ въ бою единоплеменниковъ. Его безуміе дошло до того, что онъ, вернувшись въ Медину, продолжалъ декламировать эти стихи при всемъ народ, и въ присутствіи нкоторыхъ послдователей пророка, приходившихся родственниками убитымъ. Оскорбленный такой ядовитой враждой Магометъ однажды въ гнв воскликнулъ: ‘Кто избавитъ меня отъ этого сына Ашрафа?’ Черезъ нсколько дней посл этого Каабъ поплатился за свои стихи жизнью: онъ былъ убитъ однимъ фанатикомъ-ансаріаниномъ изъ племени авситовъ.
Наконецъ, случилось одно происшествіе, благодаря которому гнвъ Магомета на евреевъ перешелъ въ открытую вражду. Двушка одного изъ арабскихъ пастушескихъ племенъ, которая носила въ городъ молоко, пришла однажды въ ту часть города, гд жили Бени Кайноки, или дти Кайнока, одной изъ трехъ главныхъ еврейскихъ семей. Здсь ее окружила цлая толпа молодыхъ евреевъ, которые начали ее упрашивать открыть свое лицо, такъ какъ имъ раньше приходилось слышать о ея замчательной красот. Двушка отказалась исполнить ихъ просьбу, находя это нарушеніемъ законовъ приличія, соблюдаемыхъ ея народомъ. Одинъ молодой золотыхъ длъ мастеръ, лавка котораго находилась неподалеку, прикрпилъ потихоньку конецъ ея покрывала къ лавк, на которой она сидла, такъ что когда она поднялась съ мста и хотла уйти, то покрывало осталось, а ея лицо оказалось открытымъ. Тутъ поднялся смхъ и посыпались насмшки молодыхъ евреевъ, а сконфуженная двушка стояла въ этой толп и не знала, что ей длать. Присутствовавшій при этомъ мусульманинъ горячо принялъ къ сердцу нанесенное двушк безчестіе, онъ обнажилъ свой мечъ и пронзилъ имъ тло золотыхъ длъ мастера, но самъ былъ немедленно убитъ евреями. Мусульмане, жившіе въ сосднемъ квартал, схватились за оружіе, то же самое сдлали и Бени Кайноки, но такъ какъ они были малочисленне, то укрылись въ крпости. Въ это вмшался самъ Магометъ, желавшій усмирить мятежъ, но такъ какъ онъ былъ и кром этого сердитъ на евреевъ, то требовалъ, чтобы все племя, къ которому принадлежали оскорбившіе двушку евреи, приняло его вру. Они ссылались на договоръ, который онъ заключилъ съ ними по прибытіи въ Медину и по которому имъ дозволялось открыто исповдывать ихъ вру, но Магометъ оставался непреклоннымъ. Нсколько времени Бени Кайноки не уступали, они продолжали сидть въ своей крпости, но, наконецъ, голодъ принудилъ ихъ сдаться. Абдалла-Ибнъ-Обба-Солулъ, предводитель хазрадитовъ, покровительствовавшій этому еврейскому племени, вступился за нихъ и не допустилъ ихъ казни, но ихъ капиталы и вс ихъ вещи были конфискованы, а сами они изгнаны въ Сирію въ числ семисотъ человкъ.
Оружіе и богатства, доставленныя пророку и его послдователямъ этой конфискаціей, принесли ему большую пользу въ послдующихъ войнахъ за вру. Въ числ оружія, доставшагося на долю Магомета, было, какъ говорятъ, три сабли: Медхемъ — или Острая, Аль-Баттаръ — Разскающая и Хатефъ — Смертельная, два копья: Аль-Монтари — Разгоняющее и Аль-Монтави — Разрушительное, еще серебряная кираса, называвшаяся Аль-Фадха, и другая^ Аль-Саадія, которая, какъ говорятъ, дана была Сауломъ Давиду передъ его поединкомъ съ Голіаеомъ. Кром того былъ еще лукъ, названный Аль-Катумъ, или Сильный, но послдній не соотвтствовалъ своему названію, потому что когда пророкъ хотлъ имъ воспользоваться, то въ первомъ же сраженіи онъ натянулъ этотъ лукъ съ такою силою, что тотъ разлетлся въ куски. Обыкновенно онъ употреблялъ арабскій лукъ съ прилаженными къ нему стрлами и дротиками и запрещалъ своимъ послдователямъ употреблять персидскіе луки.
Теперь Магометъ уже не старался жить въ мир, съ евреями,— наоборотъ, они сдлались предметомъ его религіозной ненависти. Онъ отмнилъ то постановленіе, по которому Іерусалимъ считался Кеблой, или мстомъ, къ которому слдуетъ обращать лицо во время молитвы, и замнилъ его Меккой, къ которой съ тхъ поръ и обращаются вс мусульмане во время своей молитвы.
Смерть дочери пророка, Рокайи, была должнымъ образомъ оплакана ея мужемъ Отманомъ. Чтобы утшить послдняго въ этой потер, его братъ по оружію, Омаръ, въ тотъ же годъ предложилъ ему въ-жены свою дочь Хафзу. Она была вдовою сухамита Хобаша, ей было только восемнадцать лтъ отъ роду, и она отличалась чарующею красотою, но, не смотря на это, Отманъ отклонилъ его предложеніе. Омаръ былъ приведенъ въ негодованіе этимъ отказомъ: онъ счелъ его за оскорбленіе, нанесенное какъ ему лично, такъ и его дочери, и пожаловался Магомету.
— Не огорчайся, Омаръ!— отвчалъ ему пророкъ:— Отману предназначена жена лучше этой, а твоей дочери предназначенъ мужъ лучше Отмана.
И онъ отдалъ за Отмана дочь свою Онъ-Колтумъ, а самъ взялъ себ въ жены красавицу Хафзу. Съ помощью этихъ браковъ, устроенныхъ имъ такъ политично, онъ еще крпче привязалъ къ себ Отмана и Омара и вмст съ тмъ удовлетворилъ своей склонности къ женской красот. Посл Айиши Хафза была самой любимой изъ его женъ, и онъ отдалъ ей на храненіе тотъ сундукъ, въ который клалъ главы и стихи Корана по мр того, какъ получалъ о нихъ откровенія.

ГЛАВА XX.
Хенда подстрекаетъ Абу-Софіана и корейшитовъ къ мести за смерть ея родственниковъ, убитыхъ въ битв при Бедер.— Корейшиты выступаютъ въ походъ, ихъ сопровождаетъ Хенда со своими пріятельницами.— Битва при Оход.— Жестокая Хенда торжествуетъ.— Магометъ утшаетъ себя женитьбой на Хенд, дочери Омейи.

По мр того, какъ власть Магомета все усиливалась въ Медин, вражда къ нему меккскихъ корейшитовъ становилась все ожесточенне. Абу-Софіана, бывшаго начальникомъ священнаго города, постоянно подстренала къ войн жена его Хенда, неукротимый духъ которой не могъ успокоиться до тхъ поръ, пока ‘кровавая месть’. не постигнетъ тхъ, кмъ были убиты ея отецъ и братъ. Равнымъ образомъ мщенія требовалъ и Акрема, сынъ Абу-Джаля, унаслдовавшій отъ своего отца ненависть къ пророку. Поэтому на третій годъ Геждры, черезъ годъ посл Бедерской битвы, Абу-Софіанъ отправился въ походъ во глав трехъ тысячъ человкъ, большею частью корейшитовъ, хотя тутъ были также и арабы племенъ Канана и Техама. Семьсотъ человкъ изъ ихъ числа были въ латахъ, а двсти хали на лошадяхъ. Акрема былъ однимъ изъ начальниковъ, такъ же какъ и Каледъ-Ибнъ-аль-Валедъ — воинъ, отличавшійся неукротимою отвагой и стяжавшій себ впослдствіи громкую славу. Впереди войска несли знамена воины изъ рода Абдъ-аль-Даръ,— втви племени корейшитовъ, пользовавшіеся своимъ наслдственнымъ правомъ занимать первыя мста въ совт, стоять въ первыхъ рядахъ войска и носить передъ войсками знамена. Вслдъ за войскомъ шла мстительная Хенда и съ ней пятнадцать знатныхъ женщинъ изъ города Мекки, это были родственницы убитыхъ въ битв при Бедер, он то наполняли воздухъ воплями и рыданіями по умершихъ, то ободряли воиновъ звуками тамбуриновъ и воинственными пснями. Когда они проходили по деревн Абва, гд была похоронена Амина, мать Магомета, то стоило большого труда удержать Хенду, которая хотла вырыть ея кости изъ могилы.
Аль-Аббасъ, дядя Магомета, жившій до сего времени въ Мекк и считавшійся противникомъ новой вры, видя, что племяннику грозитъ неминуемая гибель въ томъ случа, если это войско нападетъ на него врасплохъ, послалъ къ нему гонца, наказавъ послднему хать какъ можно скоре и тайно увдомить Магомета о томъ, что ему грозитъ опасность. Магометъ находился въ деревн Коба, когда пришло къ нему это извстіе. Онъ немедленно вернулся въ Медину и созвалъ на совтъ главнйшихъ изъ своихъ приверженцевъ.
Указавъ на то обстоятельство, что у нихъ недостаточно войска для того, чтобы сражаться въ пол, онъ посовтовалъ остаться и ждать нападенія въ Медин, гд даже женщины и дти могли бы оказать имъ помощь, бросая въ непріятеля камни съ крышъ домовъ. Т изъ его послдователей, которые были постарше, согласились съ его мнніемъ, но молодые, какъ и всегда пылкіе и отважные и къ тому же возгордившіеся недавнею побдою при Бедер, громко требовали сраженія на открытомъ пол.
Магометъ уступилъ ихъ громкимъ требованіямъ. Но когда войску былъ сдланъ смотръ, то оказалось, что едва ли въ немъ есть тысяча человкъ, только одна сотня была въ латахъ, а конныхъ насчитывалось не боле двухсотъ. Тогда т, которые такъ шумно требовали выступленія въ походъ, упали духомъ и сказали, что согласны встртить непріятеля въ стнахъ города. ‘Нтъ,— сказалъ имъ въ отвтъ на это Магометъ,— не подобаетъ пророку, обнаживъ мечъ, опять влагать его въ ножны, или, выступивъ впередъ, обращаться вспять до тхъ поръ, пока Богъ не ршитъ, на чьей сторон побда: на его, или на сторон врага’. Сказавъ это, онъ повелъ впередъ свою армію. Часть ея состояла изъ евреевъ и хазрадитовъ, надъ которыми начальствовалъ Абдалла-Ибнъ-Обба-Солулъ. Магометъ сказалъ, что не позволитъ евреямъ принять участіе въ войн, если они не обратятся въ Исламъ, а такъ какъ они были на это несогласны, то онъ приказалъ имъ вернуться обратно въ Медину. У слыша такія слова, ихъ покровитель, Абдалла, также пошелъ назадъ въ городъ со своими хазрадитами, такъ что армія Магомета уменьшилась до семисотъ человкъ. Съ этимъ небольшимъ войскомъ Магометъ занялъ позицію на холм Оходъ, приблизительно въ шести миляхъ отъ Медины. Позиція эта была защищена съ одной стороны крутымъ подъемомъ холма, а съ фланга и въ арьергард были поставлены стрлки для защиты отъ кавалерійской атаки. Его собственное вооруженіе состояло изъ шлема и двухъ кольчугъ. На его сабл были вырзаны слдующія слова: ‘Страхъ навлекаетъ безчестіе, а честь всегда впереди. Трусость не спасетъ человка отъ его судьбы’. Такъ какъ самъ онъ не имлъ намренія принять дятельнаго участія въ сраженіи, то вручилъ свою саблю одному храброму воину, Абу-Дуджан, который поклялся владть ею до тхъ поръ, пока она сохранить свой закалъ и не притупится. Что же касается пророка, то онъ, какъ и всегда, занялъ самое возвышенное мсто, откуда могъ обозрвать поле сраженія.
Корейшиты, возлагая всю надежду на свою многочисленность, подошли къ подножію холма стройными рядами и съ разввающимися знаменами. Абу-Софіанъ велъ главный корпусъ, на каждомъ фланг было по сотн всадниковъ, лвымъ командовалъ Акрема, сынъ Абу-Джаля, а правымъ — Каледъ-Ибнъ-аль-Валедъ. Въ то время, когда они подходили къ холму, Хенда и ея спутницы играли на тамбуринахъ и пли военныя псни, выкрикивая въ промежуткахъ имена убитыхъ въ битв при Бедер. ‘Смле, сыны Абдъ-эль-Дара!’ — кричали он знаменоносцамъ,— Впередъ на бой! Схватитесь съ врагомъ! Разите ихъ и не щадите! Да будутъ остры ваши сабли и безжалостны сердца!’ Магометъ удерживалъ своихъ нетерпливыхъ воиновъ, не позволяя имъ начинать сраженія и убждая стоять твердо и удерживать позицію, выгодную въ томъ отношеніи, что они занимали возвышенное мсто. Въ особенности стрлки должны были удерживать свое мсто, хотя бы уже и завязался бой, и покинуть его только въ томъ случа, если кавалерія нападетъ съ тыла. Всадники лваго крыла, подъ предводительствомъ Акремы, сдлали было попытку атаковать мусульманъ съ фланга, но были отражены стрлками и въ смятеніи отступили. Тогда Гамза, повторяя военный крикъ мусульманъ: ‘Амитъ! Амитъ!’ (Смерть! Смерть!), бросился съ холма со всми своими силами на непріятельскій главный корпусъ. По правую его руку находился Абу-Дуджапа, вооруженный саблею Магомета, на голов его была красная повязка со словами: ‘Помощь идетъ намъ отъ Бога! Побда наша!’ Отъ этого натиска враги подались назадъ. Абу-Дуджана ворвался въ середину, нанося во вс стороны смертельные удары и восклицая: ‘Мечъ Бога и пророка Его!’ Семь знаменоносцевъ изъ племени Абдъ-эль-Дара были сражены одинъ за другимъ, и главный корпусъ началъ уступать. Мусульманскіе стрлки, увренные въ побд, позабыли о приказ Магомета и, оставивъ свой постъ, разбжались въ разныя стороны, отыскивая добычу съ крикомъ: ‘Добыча! Добыча!’ Тогда Каледъ, собравъ своихъ всадниковъ, овладлъ оставленною стрлками мстностью и, напавъ на мусульманъ съ тыла, нкоторыхъ обратилъ въ бгство, а остальныхъ привелъ въ замшательство. Во время этого смятенія одинъ всадникъ, по имени Оббій-Ибнхалафъ, прорвался сквозь толпу съ крикомъ: ‘Гд Магометъ? Пока онъ живъ, нтъ намъ спасенія!’ Но Магометъ, схвативъ копье у одного изъ воиновъ, бросилъ его въ идолопоклонника, копье вонзилось ему въ горло, и онъ упалъ мертвымъ съ лошади. ‘Такъ,— говоритъ благочестивый Аль-Джаннаби,— умеръ этотъ врагъ Божій, который за нсколько лтъ передъ этимъ грозилъ пророку, говоря: ‘Я найду день убить тебя’.— ‘Берегись,— былъ отвтъ пророка — если будетъ угодно Аллаху, ты самъ падешь отъ моей руки’.
Среди этой свалки камень, пущенный изъ пращи, ударилъ Магомета прямо въ ротъ, разскъ ему губу и выбилъ одинъ изъ переднихъ зубовъ. Онъ былъ также раненъ въ лицо стрлой, желзный конецъ которой остался въ ран. Въ то время, какъ Гамза убивалъ одного корейшита, его самого насквозь прокололъ копьемъ Вакса, рабъ изъ Эіопіи, которому была общана свобода, если онъ отомститъ за смерть своего господина, убитаго Гамзой въ битв при Бедер. А также былъ убитъ и Мосаабъ-Ибнъ-Омайръ, знаменоносецъ Магомета, но Али подхватилъ священное знамя и высоко понесъ его въ самомъ разгар битвы. Такъ какъ Мосаабъ былъ похожъ на пророка, то между непріятелями разнесся слухъ, что Магометъ убит. При этомъ извстіи корейшиты воодушевились и стали нападать еще энергичне, мусульмане въ отчаяніи обратились въ бгство, унося съ собою раненыхъ Абу-Бекра и Омара. Но Раабъ, сынъ Малека, увидалъ Магомета, лежавшаго среди раненыхъ во рву, и узналъ его по его вооруженію. ‘О, правоврные!’ — закричалъ онъ.— ‘Пророкъ Божій еще живъ. На помощь! На помощь!’ Магомета вытащили изо рва и понесли по холму на вершину утеса, гд мусульмане хотли защищаться до послдней капли крови. Но корейшиты, думая, что Магометъ убитъ, не стали ихъ преслдовать, а удовольствовались грабежомъ и уродованіемъ убитыхъ. Хенда и ея спутницы больше всхъ занимались этимъ ужаснымъ дломъ, и кровожадная героиня хотла даже вырвать у Гамзы сердце и състь его. Абу-Софіанъ несъ на своемъ копь часть изуродованнаго тла и, сходя съ побдоноснымъ видомъ съ холма, съ радостью восклицалъ:— ‘Война измнчива: за битвой при Бедер слдуетъ Оходская’.
Когда корейшиты ушли, то Магометъ сошелъ съ утеса и началъ осматривать поле битвы. Увидавъ тло своего дяди Гамзы, такъ зврски обезображенное и изуродованное, онъ поклялся обезчестить точно такимъ же образомъ семьдесятъ человкъ враговъ, когда они попадутся къ нему въ руки. Онъ, какъ говорятъ, получилъ утшеніе въ своемъ гор отъ ангела Гавріила, который уврилъ его, что Гамза сопричисленъ къ обитателямъ седьмого неба и названъ ‘львомъ Бога и Его пророка’.
Тла убитыхъ были похоронены по два и по три въ одной могил на томъ мст, гд они пали. Магометъ запретилъ своимъ послдователямъ выражать свое сожалніе объ умершихъ слдующимъ образомъ: обрзать волосы, раздирать свои одежды, или прибгать къ другимъ способамъ выраженія печали, употребляемымъ арабами, но онъ позволилъ имъ плакать объ убитыхъ, потому что слезы облегчаютъ переполненное скорбью сердце.
Ночь, слдовавшую, за битвой, Магометъ провелъ въ большой тревог: онъ боялся, какъ бы корейшиты опять не напали или на нихъ, или же врасплохъ на Медину. На слдующій день онъ пошелъ по направленію къ этому городу и шелъ на довольно близкомъ разстояніи отъ непріятеля, а ночью веллъ зажечь побольше сторожевыхъ огней. Впрочемъ Абу-Софіанъ уже получилъ извстіе о томъ, что Магометъ еще живъ. Онъ понималъ, что у него самого слишкомъ недостаточно силъ для того, чтобы напасть на Медину, пока Магометъ былъ въ окрестности и могъ притти къ ней на помощь, съ другой сторону онъ боялся, что изъ города будетъ послано Магомету подкрпленіе и онъ нападетъ на него съ большими, чмъ у него, силами.
Поэтому онъ удовольствовался недавно одержанной побдой и, заключивъ съ мусульманами перемиріе на годъ, съ торжествомъ возвратился въ Мекку.
Магометъ старался утшиться въ этомъ унизительномъ для его самолюбія пораженіи, утшеніе это онъ нашелъ въ новомъ брак съ Хендой, дочерью Омейи, человка съ большимъ всомъ. Она была вдова и вмст съ мужемъ находилась въ числ изгнанниковъ, поселившихся въ Абиссиніи. Въ это время ей было двадцать пять лтъ отроду и у нея былъ сынъ, котораго звали Салмой, почему вс называли ее Омъ-Салма, т.-е. мать Салмы. Такъ какъ она отличалась граціей и красотой, то ей длали предложеніе Абу-Бекръ и Омаръ, но она имъ отказала. Даже предложеніе самого Магомета она приняла не сразу. ‘Увы!— сказала она — ‘Какое счастье пророкъ Божій надется получить отъ меня? Я уже не молода, у меня есть сынъ, и кром того я ревнива’.— ‘Что касается твоихъ лтъ’,— отвчалъ пророкъ,— ‘то ты гораздо моложе меня. Что касается твоего сына, то я буду ему вмсто отца, что же касается твоей ревности, то я стану просить Аллаха, чтобы онъ искоренилъ ее въ твоемъ сердц’.
Для невсты былъ приготовленъ отдльный домъ, примыкавшій къ мечети. По словамъ одного мусульманскаго писателя, вс необходимыя для хозяйства вещи заключались въ мшк ячменя, ручной мельниц, сковород и горшк сала или масла. Такъ скудны были въ это время средства пророка, или, лучше сказать, такою умренностью отличались его привычки и такъ проста была арабская жизнь.

ГЛАВА XXI.
Вроломство нкоторыхъ еврейскихъ племенъ.— Ихъ наказаніе.— Преданность пророку его вольноотпущенника Зенда, который разводится съ красавицей-женой для того, чтобы она могла сдлаться женою пророка.

Пораженіе, которое Магометъ потерплъ въ битв при Оход, имло въ первое время дурное вліяніе на нкоторыя арабскія и еврейскія племена, доказательствомъ чему служатъ ихъ измнническіе поступки. Жители двухъ городовъ, Адхала и Кары, прислали къ пророку депутацію съ увдомленіемъ, что они желаютъ принять Исламъ, и съ просьбой прислать имъ миссіонеровъ, которые научили бы ихъ этой вр. Вслдствіе этого Магометъ вмст съ этой депутаціей отправилъ шесть человкъ своихъ учениковъ. Но дорогой, во время отдыха у ручья Раджи, находящагося во владніяхъ ходсеититовъ, посланные напали на доврчивыхъ мусульманъ, четырехъ изъ нихъ убили сами, а двоихъ отвели въ Мекку и тамъ отдали ихъ въ руки корейшитамъ, которые ихъ также убили.
Такъ же вроломно поступили и жители провинціи Неджедъ. Выдавая себя за мусульманъ, они просили у Магомета помощи противъ враговъ. Онъ отправилъ имъ на помощь довольно большое число своихъ послдователей, на которыхъ напали Бени-Сулеймъ или сулеймиты,— это было близъ ручья Манна, приблизительно на разстояніи четырехдневнаго пути отъ Медины,— и перебили ихъ почти всхъ поголовно. Одинъ изъ мусульманъ, Амру-Ибнъ-Омейя, спасся отъ смерти и направился въ Медину. Дорогой онъ встртилъ двухъ безоружныхъ евреевъ изъ племени Бени-Эмиръ и, принявъ ихъ по ошибк за враговъ, или, можетъ-быть, въ порыв неудержимой злобы за смерть своихъ товарищей, онъ напалъ на нихъ и убилъ ихъ. Племя, бывшее въ то время въ мир съ Магометомъ, потребовало отъ него удовлетворенія. Онъ обратился къ посредничеству другого еврейскаго племени Бени-Надхеръ, у котораго были богатыя владнія и крпость Зохра на разстояніи трехъ миль отъ Медины. По договору, заключенному съ пророкомъ въ то время, когда онъ явился сюда бглецомъ изъ Мекки, племя это обязалось сохранять нейтралитетъ между нимъ и его противниками. Начальникъ племени, къ которому Магометъ обратился, какъ къ посреднику, пригласилъ его на свиданіе. Магометъ отправился вмст съ Абу-Бекромъ, Омаромъ, Али и небольшимъ числомъ другихъ своихъ приверженцевъ. Гостямъ былъ поданъ обдъ на открытомъ воздух передъ жилищемъ начальника. Но Магометъ получилъ тайное извщеніе о томъ, что его заманили сюда измнническимъ образомъ и убьютъ въ то время, когда онъ будетъ сидть за обдомъ, говорятъ, что его хотли раздавить жерновомъ, сброшеннымъ съ плоской крыши дома. Не сообщивъ никому изъ своихъ спутниковъ о готовящейся измн, онъ вдругъ всталъ изъ-за стола и поспшно вернулся въ Медину.
Теперь его гнвъ перешелъ на все племя Надхеръ, и онъ, подъ угрозою смерти, приказалъ евреямъ выйти изъ страны въ теченіе десяти дней. Они уже хотли удалиться, но хазрадитъ Абдалласайно уговорилъ ихъ остаться, общая имъ съ своей стороны помощь, но не исполнилъ своего общанія. Обманутые такимъ образомъ ‘главою лицемровъ’, Бени-Надхеръ заперлись въ своемъ замк Зохра, но ихъ осадилъ Магометъ, онъ срубилъ и пожегъ финиковыя пальмы, а кром плодовъ съ этихъ деревьевъ у нихъ не было другой пищи. Черезъ шесть дней они сдались, и имъ позволено было удалиться, каждому съ верблюдомъ, навьюченнымъ его вещами, за исключеніемъ оружія. Нкоторые были изгнаны въ Сирію, а другіе въ Клайбаръ,— укрпленный еврейскій городъ, находящійся на разстояніи нсколькихъ дней пути отъ Медины. Такъ какъ племя это было богато, то посл него осталась большая добыча, которую Магометъ взялъ исключительно себ. Его послдователи стали роптать, находя, что это несогласно съ порядкомъ распредленія добычи, о которомъ было откровеніе, записанное въ Коран, но онъ объявилъ имъ, что согласно съ другимъ откровеніемъ всякая добыча, доставшаяся, подобно настоящей, не на войн, пріобртена не человкомъ, но есть даръ Божій и должна быть отдана пророку, который употребитъ ее на добрыя дла, на вспомоществованіе сиротамъ, людямъ бднымъ и путникамъ. Недйствительно, Магометъ не воспользовался ею самъ, но раздлилъ ее между могаджеринами, или изгнанниками изъ- Мекки, двумя евреями-надхеритами, перешедшими въ Исламъ, и двумя или тремя ансаріанами, или, такъ называемыми, мединскими ‘помощниками’, которые оказались достойными этой помощи и были людьми бдными.
Мы не станемъ передавать подробностей различныхъ небольшихъ походовъ Магомета, сдланныхъ имъ около этого времени, одинъ изъ которыхъ былъ предпринятъ имъ съ цлью наказать шайку разбойниковъ, грабившихъ отправлявшіеся изъ Медины караваны, это было въ окрестности Табука, на границ Сиріи. Эти походы не всегда были успшны, но въ большинств случаевъ мусульмане захватывали много добычи, которая теперь начала занимать ихъ умы не меньше, чмъ распространеніе вры. Надо думать, что добыча, пріобртаемая такъ быстро, была причиною возмущеній и разгула въ войск, и мы дйствительно находимъ указаніе на это въ одномъ мст Корана, гд запрещаются вино и азартныя игры, что всегда ведетъ къ ссорамъ и неповиновенію въ лагеряхъ хищниковъ.
Въ этотъ періодъ дятельности Магомета ему не разъ приходилось спасаться отъ руки убійцъ. Его и самого обвиняютъ въ томъ, что онъ пускалъ въ ходъ измну для того, чтобы отдлаться отъ своихъ враговъ. Такъ, напримръ, передаютъ, что онъ послалъ въ Мекку Амру-Ибнъ-Омейю съ тайнымъ порученіемъ убить Абу-Софіана, но что заговоръ былъ открытъ, и убійца спасся только благодаря тому, что усплъ во-время убжать. Впрочемъ, это обвиненіе ни на чемъ не основано и не согласуется съ характеромъ Магомета и образомъ его дйствій.
Если Магометъ имлъ непримиримыхъ враговъ, зато у него были и преданные ему друзья, примръ чего мы видимъ въ его вольноотпущенник и пріемномъ сын Зеид-Ибнъ-Хорет. Онъ былъ первымъ изъ числа обращенныхъ въ новую вру и однимъ изъ самыхъ мужественныхъ ея поборниковъ, Магометъ совтовался съ нимъ ршительно обо всемъ и даже пользовался его услугами въ своихъ домашнихъ длахъ. Однажды онъ вошелъ въ его жилище такъ смло, какъ отецъ входитъ къ своему сыну. Самого Зеида не было дома, а оставалась только одна его жена Зейнабъ. Она была дочерью Джазеха, изъ страны Каиба, и считалась первою красавицею въ своемъ племени. Дома она была одта запросто — безъ покрывала и другихъ принадлежностей одежды, такъ что Магометъ, войдя къ ней неожиданно, могъ разглядть, до чего она была хороша собою. Онъ не могъ удержаться, чтобы не выразить ей своего восторга и удивленія, но на вс его рчи она ничего не отвчала и только передала ихъ мужу, когда тотъ вернулся домой. Зеидъ зналъ, что Магометъ влюбчивъ, и понялъ, что Зейнабъ плнила его своей красотой. Онъ поспшилъ вслдъ за нимъ и сказалъ, что готовъ развестись съ женой, но пророкъ запретилъ ему длать это, такъ какъ подобный поступокъ противенъ закону. Но усердіе Зенда этимъ не ограничилось. Онъ любилъ свою красивую жену, но вмст съ тмъ благоговлъ предъ пророкомъ, а потому немедленно развелся съ женою. Когда прошелъ требуемый посл развода срокъ, Магометъ съ благодарностью принялъ эту жертву, принесенную его благочестивымъ слугою. Его бракосочетаніе съ Зейнабъ было отпраздновано съ такою пышностью, какою далеко не отличались его прежнія свадьбы. Двери его дома были открыты для всхъ, гостей угощали бараниной, ячменными пирогами, медомъ, плодами и любимыми у арабовъ напитками, такъ что они ли и пили сколько душ угодно, а потомъ уходили съ бранью, называя этотъ разводъ постыднымъ, а бракъ — кровосмшеніемъ.
Въ то самое время, какъ заключенъ былъ этотъ, подвергавшійся осужденію бракъ, пророкъ получилъ откровеніе относительно того мста изъ тридцать третьей главы Корана, гд устанавливается различіе между родными пріемными и родными кровными и говорится, что совсмъ не грхъ жениться на той, которая была женою пріемнаго сына. Это откровеніе пришлось очень кстати и успокоило правоврныхъ, но чтобы не подавать ни малйшаго повода къ соблазну, Магометъ отмнилъ усыновленіе и посовтовалъ Зеиду называться по прежнему Ибнъ-Хоретомъ, по его родному отцу. А красавица Зейнабъ хвасталась съ этихъ поръ тмъ, что она стоитъ выше всхъ остальныхъ женъ пророка, такъ какъ послдній получилъ откровеніе, гласящее, что бракъ этотъ долженъ быть заключенъ по повелнію свыше {У Магомета была и раньше жена, которую также звали Зейнабъ и которая умерла, она была дочерью Хузеймы.}.

ГЛАВА XXII.
Походъ Магомета противъ племени Бени-Мосталековъ.— Его женитьба на плнниц Барр.— Измна Абдаллы-Ибнъ-Оббы.— Клевета на Айишу.— Ея оправданіе. Ея невинность доказана откровеніемъ.

Въ числ арабскихъ племенъ, отважившихся поднять оружіе противъ Магомета посл пораженія при Оход, были Бени-Мосталеки,— могущественное племя корейшитскаго происхожденія. Магометъ получилъ извстіе о томъ, что они, подъ предводительствомъ ихъ князя Аль-Харета, собрались въ боевомъ порядк неподалеку отъ источниковъ Мораизи, на территоріи Кедаидъ, въ пяти миляхъ отъ Краснаго моря. Онъ немедленно отправился въ походъ во глав отряда избранныхъ правоврныхъ и въ сопровожденіи довольно большого числа хазрадитовъ подъ начальствомъ главы ихъ племени, Абдаллы-Ибнъ-Оббы. Такъ какъ они шли очень быстро, то имли возможность напасть на непріятеля врасплохъ. Аль-Харетъ былъ убитъ стрлою изъ лука въ самомъ начал сраженія. Его войска сопротивлялись недолго,— при чемъ было убито нсколько человкъ,— а затмъ обратились въ бгство. Двсти плнниковъ, пять тысячъ овецъ и тысяча верблюдовъ были плодами этой, легко доставшейся побды. Въ числ плнныхъ находилась Барра, дочь Аль-Харета, бывшая замужемъ за однимъ молодымъ арабомъ изъ того же рода. При длеж добычи она досталась на долю Табета-Ибнъ-Рейса, который потребовалъ за нее огромный выкупъ. Плнница обратилась къ Магомету съ жалобою на это вымогательство и просила его уменьшить сумму выкупа. Пророкъ посмотрлъ на нее съ вожделніемъ, потому что она была очень хороша собою. ‘Я могу сдлать для тебя кое-что получше, чмъ уменьшить твой выкупъ’,— сказалъ пророкъ:— ‘будь моей женой’. Красавица Барра съ охотой согласилась на это, и выкупъ за нее былъ заплаченъ Табету самимъ пророкомъ. Ея родственники были освобождены тми мусульманами, на долю которыхъ они достались, многіе изъ нихъ приняли новую вру, и по возвращеніи Магомета въ Медину Барра сдлалась его женою.
Посл битвы войска Магомета собрались толпою у источниковъ Мораизи, чтобы утолить свою жажду. Въ этой давк произошла ссора между нкоторыми могаджеринами, или изгнанниками изъ Мекки, и хазрадитами, одному изъ которыхъ былъ нанесенъ ударъ. Его товарищи бросились на могаджериновъ, чтобы отомстить за оскорбленіе, и если бы тутъ не вмшался Магометъ, то дло не обошлось бы безъ кровопролитія. Хазрадиты были страшно раздражены, къ нимъ присоединились и другіе изъ числа мединскихъ жителей. Абдалла-Ибнъ-Обба, никогда не пропускавшій случая воспользоваться всмъ, что могло быть помхой возроставшему могуществу Магомета, отвелъ своихъ родичей и горожанъ въ сторону и сказалъ имъ: ‘Видите, какимъ оскорбленіямъ вы подвергаетесь благодаря тому, что пріютили у себя этихъ бглыхъ корейшитовъ. Вы приняли ихъ въ свои дома, подлились съ ними своимъ имуществомъ, а теперь они обратились противъ васъ и наносятъ вамъ оскорбленія. Имъ бы хотлось сдлаться господами въ вашихъ собственныхъ домахъ. Но клянусь Аллахомъ, что, вернувшись въ Медину, мы увидимъ, кто изъ насъ сильне’.
Эти слова мятежника были тайно переданы Магомету. Омаръ совтовалъ ему немедленно расправиться съ Абдаллой, но пророкъ боялся возбудить чувство мести въ душ родичей и приверженцевъ могущественнаго хазрадита. Опасаясь, чтобы не произошло мятежа, онъ, не теряя времени, отправился съ войскомъ въ обратный путь, несмотря на то, что это было въ самое жаркое время дня, и не останавливаясь шелъ всю ночь до слдующаго полудня, когда утомленные солдаты не могли думать ни о чемъ другомъ, кром отдыха.
Вернувшись въ Медину, онъ потребовалъ къ себ Абдаллу, который долженъ былъ дать ему отчетъ въ своихъ мятежныхъ рчахъ. Тотъ прямо отрицалъ ихъ, называя лжецомъ человка, который обвинялъ его въ этомъ. Впрочемъ, это обвиненіе противъ Абдаллы и его приверженцевъ было подтверждено откровеніемъ, которое получилъ пророкъ съ неба. ‘Это т люди’,— говорится въ Коран,— ‘которые говорятъ жителямъ Медины: не давайте ничего бглецамъ, пришедшимъ вмст съ пророкомъ Божіимъ, чтобы принудить ихъ покинуть его. Они говорятъ — это истинно — когда мы вернемся въ Медину, то достойные изгонятъ оттуда недостойныхъ. Да падетъ на нихъ проклятіе Божіе, такъ какъ они отвратились отъ истины!’
Нкоторые изъ друзей Абдаллы, убжденные этимъ откровеніемъ, совтовали ему попросить прощенія у пророка, но онъ съ негодованіемъ отвергъ ихъ совть. ‘Вы уже разъ уговорили меня’,— сказалъ онъ,— ‘оказать этому человку поддержку и дружбу, а теперь вы хотите, чтобы онъ попиралъ меня ногами’.
Ничто не могло убдить его въ томъ, что Магометъ не былъ идолопоклонникомъ въ душ и что вс его откровенія — не выдумки и не обманъ. Но тмъ не мене онъ считалъ его грознымъ соперникомъ и старался всячески досадить и повредить ему. Эта непримиримая вражда и была, какъ говорятъ, причиною того, что онъ везд распространялъ скандальную исторію объ Айиш, любимой жен пророка.
Магометъ имлъ обыкновеніе во всхъ своихъ походахъ имть при себ одну изъ своихъ женъ, какъ подругу, которая могла его утшить, она выбиралась по жребію, и въ послднемъ случа жребій палъ на Айишу. Она хала въ паланкин, помщавшемся на спин верблюда, котораго велъ въ поводу слуга. На обратномъ пути, когда войско пришло однажды на такое мсто, гд хотло сдлать привалъ, служители Айиши очень удивились, видя, что въ паланкин никого нтъ. Они еще не успли притти въ себя отъ удивленія, какъ она подъхала на верблюд, котораго велъ молодой арабъ, по имени Сафванъ-Ибнъ-аль-Моаттель. Объ этомъ обстоятельств услыхалъ и Абдалла, который по прибытіи въ Медину сталъ разсказывать о немъ встрчному и поперечному, утверждая, что Айиша распутничала съ молодымъ Сафваномъ.
Исторію эту подхватили и стали распространять дальше. Хамна, сестра красавицы Зейнабъ, на которой недавно женился Магометъ, надялась, что это послужитъ въ пользу ея сестр, такъ какъ уронитъ въ глазахъ людей ея непримиримую соперницу, Айишу, съ своей стороны эту исторію разглашалъ также и Миста, родственникъ АбуБекра, и она была увковчена въ сатир, написанной стихами поэтомъ Гасаномъ.
Айиша не скоро узнала объ этой скандальной исторіи, которая ходила на ея счетъ по всему городу. Вернувшись въ Медину, она по болзни долго не выходила изъ дома, и никто не ршался сказать ей, въ чемъ ее обвиняютъ. Впрочемъ, она замтила, что пророкъ сталъ угрюмъ, молчаливъ и обращался съ ней уже далеко не съ такою нжностью, какъ прежде. Оправившись отъ болзни, она, къ своему ужасу, узнала, въ какомъ преступленіи ее обвиняли, и громко заявляла о своей невинности. Вотъ какъ она сама разсказывала эту исторію:
На обратномъ пути въ Медину армія расположилась на стоянку неподалеку отъ города, и вдругъ ночью былъ отданъ приказъ сниматься съ мста и итти дальше. Слуги, какъ и всегда, подвели къ палатк Айиши верблюда и, поставивъ паланкинъ на землю, отошли, думая, что она сядетъ въ него. Она хотла уже ссть, но хватилась своего ожерелья и вернулась въ палатку, чтобы тамъ искать его. Въ это самое время слуги подняли паланкинъ на верблюда и крпко привязали его, не замчая, что онъ пустой, такъ какъ она была очень легка и вса въ ней было мало. Когда, отыскавъ ожерелье, она вернулась, то верблюда уже увели и армія тоже ушла, тогда она закуталась въ свой плащъ и сла, надясь, что за ней кого-нибудь пришлютъ, когда замтятъ ея отсутствіе.
И вотъ въ то время, какъ она сидла, прозжалъ мимо молодой арабъ Сафванъ-Ибнъ-аль-Моаттель, причисленный къ арьергарду, и, узнавъ ее,- подъхалъ къ ней съ обычнымъ у мусульманъ привтствіемъ: ‘Богу мы принадлежимъ и къ Богу должны возвратиться! Жена пророка, почему ты осталась назади?’
Айиша ничего не отвтила ему на это и только еще больше закутала свое лицо въ покрывало. Тогда Сафванъ сошелъ съ верблюда, помогъ ей ссть на него и, взявъ въ руки поводъ, пошелъ быстрыми шагами, чтобы догнать армію. Однако онъ догналъ ее не раньше, какъ у самыхъ стнъ Медины, и тогда, когда уже взошло солнце.
Этимъ разсказомъ Айиши, засвидтельствованнымъ и Сафваномъ-ІІбнъ-аль-Моаттелемъ, вполн удовлетворились ея родители и близкіе знакомые, но онъ былъ осмянъ Абдаллой и его приверженцами, ‘лицемрами’. Такимъ образомъ, благодаря этому, возникли дв партіи, между которыми завязалась ожесточенная борьба. Что касается Айиши, то она, при своемъ гор, затворилась въ дом и, не принимая пищи, день и ночь проливала горькія слезы.
Магометъ былъ очень смущенъ и опечаленъ и въ своемъ недоумніи просилъ совта у Али. Тотъ, разобравъ это дло, замтилъ, что такое несчастіе, какъ его, нердко случается съ людьми. Но такое замчаніе не утшило пророка. Онъ не ходилъ къ Айиш цлый мсяцъ, но Стремился къ ней душою и не потому только, что она была красавица, но потому, что онъ любилъ ея общество. Когда тоска его дошла до крайней степени, то съ нимъ сдлался одинъ изъ тхъ припадковъ, которые неврующіе приписывали эпилепсіи, во время этого припадка онъ получилъ — и, надо замтить, очень кстати — откровеніе, которое мы находимъ въ одной изъ глазъ Корана. Вотъ оно:
‘Т, которые обвиняютъ уважаемую женщину въ прелюбодяніи и не представятъ четырехъ свидтелей этого преступленія, должны быть наказаны восьмидесятью ударами плети и свидтельство ихъ отвергнуто. Что же касается тхъ, которые обвинили Айишу, то разв они представили четырехъ свидтелей? Если же они не представили, то они лжецы предъ лицомъ Бога, и пусть они понесутъ наказаніе за свое преступленіе’.
Когда невинность красавицы Айиши, благодаря этому чуду, сдлалась очевидною, то пророкъ прижалъ ее къ своей груди съ еще большею, чмъ прежде, любовью и вмст съ тмъ поспшилъ наказать виновныхъ такъ, какъ было предписано откровеніемъ. Разумется, Абддалла-Ибнъ-Обба былъ слиткомъ важнымъ человкомъ для того чтобы можно было наказать его плетью, но зато наказаніе всей тяжестью обрушилось на другихъ, клеветавшихъ вмст съ нимъ виновниковъ. Поэтъ Гасанъ излчился на время отъ своей страсти писать сатиры въ стихахъ, и даже Хамна, женщина и притомъ замчательная красавица, не спаслась отъ плетей, потому что Магометъ находилъ, что при такой красот ей слдовало бы имть боле кроткій характеръ.
Откровеніе это сразу убдило благочестиваго Али въ невинности Айиши, но она никогда не забывала и не прощала ему того, что онъ сомнвался въ ней, и ненависть къ нему, укоренившаяся въ ея душ, проявилась впослдствіи во вредъ ему во многихъ важныхъ событіяхъ его жизни.

ГЛАВА XXIII.
Битва при Рв.— Храбрость Саадъ-Ибнъ-Моада.— Пораженіе корейшитовъ.— Магометъ овладваетъ еврейскою крпостью Кораида.— Ршеніе Саада относительно наказанія евреевъ.— Магометъ женится на еврейской плнниц Рехан.— Его жизнь подвергается опасности отъ колдовства, но ему является ангелъ Гавршлъ и спасаетъ его.

Во время перемирія, заключеннаго на одинъ годъ посл Оходской битвы, неугомонный Абу-Софіалъ, глаза племени корейшитовъ, заключилъ союзъ съ арабскимъ племенемъ Гатафанъ и другими племенами, жившими въ пустын, такъ же какъ и со многими евреями изъ рода Надхеръ, которыхъ Магометъ выгналъ изъ ихъ домовъ. По окончаніи перемирія, онъ собрался итти на Медину съ этими союзниками, соединенныя силы которыхъ доходили до десяти тысячъ человкъ. Магометъ получилъ своевременное извщеніе объ этомъ, готовившемся нападеніи непріятеля, но послднее пораженіе при Оход сдлало его осторожнымъ, и теперь онъ боялся выходить въ открытое поле противъ такихъ многочисленныхъ враговъ, тмъ боле что, по его предположеніямъ, у нихъ были тайные союзники въ самой Медин, гд онъ не доврялъ евреямъ и приверженцамъ Абдаллы-Ибнъ-Оббы, липемрамъ, ихъ жило не мало въ город, и это были все люди могущественные.
Много трудовъ было положено на то, чтобы укрпить городъ и приготовить его къ оборон. Персіянинъ Салманъ, перешедшій въ Исламъ, посовтовалъ вырыть глубокій ровъ на нкоторомъ разстояніи отъ городской стны, съ той стороны, откуда долженъ былъ подойти непріятель. Магометъ съ радостью принялъ этотъ способъ защиты, котораго до сихъ поръ не знали въ Аравіи. Чтобы вырыть ровъ, онъ послалъ большое число людей и даже самъ участвовалъ въ этой работ. Разсказываютъ, что въ то время, когда рыли этотъ ровъ, Магометъ совершилъ многія чудеса. Однажды онъ накормилъ огромную толпу народа только одною корзинкой финиковъ, и посл того, какъ вс насытились, корзинка все-таки осталась полной. Въ другое время онъ угостилъ тысячу человкъ однимъ жаренымъ ягненкомъ и однимъ ячменнымъ хлбомъ и, несмотря на это, и того, и другого осталось довольно для тхъ работниковъ, которые вмст съ нимъ рыли ровъ. Слдуетъ также упомянуть и о его чудесныхъ ударахъ желзнымъ молотомъ по скал, отъ которыхъ посыпались во вс стороны искры, съ одной стороны он освтили весь Іеменъ, или Счастливую Аравію, съ другой — отъ нихъ сталъ виднъ императорскій дворецъ въ Константинопол, а съ третьей — он озарили башни резиденціи персидскаго шаха. Все это служило предвстіемъ и предзнаменованіемъ будущихъ побдъ Ислама.
Только что успли вырыть ровъ, какъ на сосднихъ холмахъ показалось многочисленное войско непріятеля. Поручивъ одному надежному офицеру, по имени Ибнъ-омъ-Мактуму, командовать въ город и зорко наблюдать за недоброжелательными жителями, самъ Магометъ вышелъ изъ города съ тремя тысячами воиновъ, которыхъ онъ выстроилъ въ боевомъ порядк позади глубокаго рва. Ничего не подозрвая, Абу-Софіанъ шелъ на врага съ соединенными силами корейшитовъ и гатафанитовъ, но вдругъ былъ остановленъ рвомъ и ни на минуту не умолкавшими выстрлами стоявшихъ за нимъ въ боевомъ порядк мусульманъ. Непріятели отступили и расположились лагеремъ: корейшиты — въ нижней части долины, а гатафаниты — въ верхней: и въ теченіе нсколькихъ дней арміи стояли одна противъ другой по об стороны рва и, находясь на далекомъ разстояніи, только бросали другъ въ друга камнями изъ пращей и пускали стрлы изъ лука.
Между тмъ лазутчики принесли Магомету извстіе, что еврейское племя Бени Кораида, у котораго неподалеку отъ города была сильная крпость и которое заключило съ нимъ мирный договоръ, вступило въ тайный союзъ съ непріятелемъ. Тогда Магометъ понялъ, какъ трудно будетъ ему, съ его небольшимъ войскомъ, охранять ровъ на всемъ его протяженіи, защищаться отъ измнническаго нападенія со стороны кораидитовъ и вмст съ тмъ поддерживать спокойствіе въ город, гд, по всему вроятію, были у евреевъ тайные союзники. Созвавъ военный совтъ, онъ совщался со своими военачальниками о томъ, не слдуетъ ли прибгнуть къ хитрости, а именно: заключить съ гатафанитами отдльный миръ съ помощью подкупа, предложивъ имъ треть сбора финиковъ, получаемаго Мединой. Услыша такія слова, Саадъ-Ибнъ-Моадъ, мужественный предводитель мединскихъ авситовъ, спросилъ его: ‘Какъ ты предлагаешь намъ это: по повелнію Аллаха, или самъ отъ себя?’ — ‘Если бы таково было повелніе Аллаха’,— отвчалъ Магометъ,— ‘то я не сталъ бы просить у васъ совта. Я вижу, что непріятель тснятъ васъ со всхъ сторонъ, а потому и ищу средства разорвать ихъ союзъ’.— ‘О, пророкъ Божій!’ — возразилъ на это Саадъ.— ‘Когда мы были идолопоклонниками, такъ же какъ и эти гатафаниты, то они тогда только получали наши финики, когда платили за нихъ. Неужели же мы отдадимъ ихъ задаромъ теперь, когда мы стали правоврными и ты ведешь насъ? Нтъ, клянусь Аллахомъ! Если они хотятъ получить наши финики, то пусть добываютъ ихъ своими саблями!’
Мужественному Сааду вскор удалось доказать свою храбрость на дл. Отрядъ корейшитскихъ всадниковъ, посланныхъ для рекогносцировки, въ числ которыхъ были Акрема, сынъ Абу-Джаля, и Амру, дядя первой жены Магомета, Кадиджи, нашелъ такое мсто, гд ровъ былъ узокъ. Всадники пришпорили своихъ коней, и имъ удалось перескочить черезъ него, а за ними послдовали и нкоторые изъ ихъ товарищей. Тогда они стали вызывать на единоборство самыхъ храбрыхъ изъ мусульманъ. Вызовъ былъ принятъ Саадомъ-Ибнъ-Моадомъ и нкоторыми другими ихъ товарищами. У Али былъ поединокъ съ Амру, они боролись и на коняхъ, и пшіе, наконецъ, сцпившись другъ съ другомъ, оба они упали на землю, но тутъ Али одоллъ своего врага и убилъ его. Между остальными шла упорная борьба, съ обихъ сторонъ было много убитыхъ, а Саадъ-Ибнъ-Моадъ получилъ тяжелыя раны. Наконецъ, корейшиты отступили и пришпорили своихъ лошадей, чтобы опять перескочить черезъ ровъ. Лошадь одного изъ нихъ, Навфала-Ибнъ-Абдаллы, не могла перескочить, и на ея упавшаго въ ровъ всадника градомъ посыпались камни. Тогда онъ сталъ просить мусульманъ, чтобы они, нападая на него, пустили въ ходъ боле благородное, чмъ камни, оружіе. Въ одну минуту въ ровъ соскочилъ Али, и Навфалъ палъ подъ ударами его сабли. Затмъ Али присоединился къ своимъ товарищамъ, преслдовавшимъ обратившихся въ бгство враговъ, и ранилъ Акрему дротикомъ. Эта битва стала называться ‘битвою при Рв’.
Магометъ, все еще не ршаясь вступить въ настоящее сраженіе, послалъ Руима, тайно принявшаго Исламъ араба изъ племени Гатафанъ, осмотрть вс лагери союзниковъ и искуснымъ образомъ посять между ними раздоръ. Прежде всего Руимъ пошелъ къ кораидитамъ, съ которыми у него была давнишняя дружба. ‘Вдь это безуміе’,— сказалъ онъ,— ‘что вы послушались и вмшались въ ссору меккскихъ корейшитовъ между собою. Подумайте только о томъ, что ваше положеніе совсмъ иное, чмъ ихъ. Если они потерпятъ пораженіе, то имъ стоитъ только вернуться въ Мекку — и тамъ они будутъ въ полной безопасности. Ихъ союзники, пришедшіе изъ пустыни, тоже уйдутъ далеко — на родину, а вы останетесь одни, к на васъ обрушится все мщеніе Магомета и мединскихъ жителей. Поэтому, прежде чмъ дйствовать съ ними заодно, потребуйте отъ нихъ, чтобы они дали заложниковъ и поклялись вамъ, что не отступятъ до тхъ поръ, пока не одолютъ Магомета’.
Потомъ онъ отправился къ корейшитамъ и къ евреямъ племени Гатафанъ и совтовалъ имъ не довряться евреямъ Кораида, которые намревались взять отъ нихъ заложниковъ и передать ихъ въ руки Магомета.
Этотъ раздоръ, посянный такъ искусно между союзниками, произвелъ желаемое дйствіе.
Въ пятницу вечеромъ, Абу-Софіанъ послалъ сказать кораидитамъ, чтобы они на слдующее утро были готовы къ общей атак. Евреи отвчали, что завтра суббота — день, въ который они не могутъ сражаться и вмст съ тмъ отказались участвовать заодно съ ними въ какихъ бы то ни было военныхъ дйствіяхъ, если т не дадутъ имъ заложниковъ, которые останутся у нихъ до окончанія войны.
Корейшиты и гатафаниты, убдившись теперь въ измн кораидитовъ, не ршались сдлать нападеніе на враговъ, какъ предполагалось раньше, опасаясь, что эти измнники нападутъ на нихъ съ тылу. Въ то время, когда они находились въ своемъ лагер и ничего не длали, поднялась буря съ проливнымъ дождемъ и страшными порывами холоднаго втра, который дулъ изъ пустыни. Ихъ палатки были снесены, сторожевые огни погашены, и вдругъ среди этой суматохи пронесся слухъ, что буря вызвана волшебствомъ Магомета, и что онъ самъ идетъ на нихъ со своимъ войскомъ. Корейшитами овладлъ паническій страхъ, и произошло страшное смятеніе. Абу-Софіанъ, видя что его вс попытки водворить порядокъ безуспшны, слъ съ отчаянія на своего верблюда и далъ приказъ отступать. Союзники поспшно оставили это мсто ужаса и смятенія, корейшиты направились къ Мекк, а остальные пошли въ свою пустыню.
Абу-Софіанъ въ бшеств и досад написалъ Магомету письмо, въ которомъ обвинялъ его въ трусости, говоря, что онъ прятался за рвомъ, а ровъ, это — неслыханная вещь въ арабскихъ войнахъ, и грозя отмстить ему впослдствіи, когда они встртятся съ нимъ въ открытомъ пол, какъ это, напримръ, въ битв при Оход. Магометъ послалъ ему въ отвтъ вызовъ, предсказывая, что близокъ тотъ день, когда онъ вдребезги разобьетъ корейшитскихъ идоловъ.
Когда враги ушли, Магометъ ршился отмстить евреямъ племени Бени-Кораида, которые заперлись въ своей крпости и въ теченіе многихъ дней выдерживали осаду. Наконецъ, не будучи въ состояніи выносить доле голодъ, они обратились съ просьбою о посредничеств къ своимъ давнишнимъ друзьямъ и покровителямъ, авситамъ. Послдніе упрашивали пророка поставить этимъ евреямъ т же самыя условія, какія онъ прежде поставилъ племени Бени-Кайнока, по просьб хазрадита Абдаллы. Подумавъ съ минуту, Магометъ предоставилъ ршить ихъ участь Сааду-Ибнъ-Моаду, глав авситовъ. Кораидиты съ радостью согласились на это, зная, что онъ прежде былъ имъ другомъ. Поэтому они сдались въ количеств семисотъ человкъ и были отведены въ цпяхъ въ Медину. На ихъ несчастье Саадъ считалъ ихъ вроломный союзъ съ непріятелями причиною недавняго нападенія послднихъ. У него еще болла рана, полученная имъ въ битв при Рв, и въ минуты сильной боли и гнва онъ молился о томъ, чтобы Богъ продлилъ его вкъ, и чтобы онъ могъ отомстить кораидитамъ. Вотъ въ какомъ онъ былъ настроеніи, когда отъ него потребовали, чтобы онъ ршилъ ихъ участь.
Такъ какъ онъ былъ человкъ толстый и полнокровный, то его съ трудомъ подсадили, когда онъ садился на осла, подперли подушкой и все время поддерживали на сдл, пока онъ не дохалъ до мста, гд находилось судилище. Прежде, чмъ войти туда, онъ заставилъ всхъ присутствующихъ поклясться, что они подчинятся его ршенію. Евреи съ радостію, согласились на это, надясь, что приговоръ будетъ въ ихъ пользу. Но когда онъ, поднявшись по лстниц съ посторонней помощью, вошелъ въ судилище, то протянулъ руку и изрекъ приговоръ: мужчины должны быть казнены, женщины и дти отданы въ рабство, а имущество виновныхъ раздлено между побдителями.
Несчастные евреи были приведены этимъ въ ужасъ, но протестовать они не могли. Ихъ повели на площадь, называемую съ тхъ поръ ‘Кораидитскимъ рынкомъ’, гд были вырыты большія могилы. Въ эти могилы ихъ заставили сойти одного за другимъ и казнили всхъ поголовно, не сдлавъ исключенія даже для ихъ князя Хоайя-Ибнъ-Октаба. Такимъ образомъ, Богъ внялъ молитв Саада-Ибнъ-Моада, который получилъ возможность отмстить кораидитамъ. Онъ самъ присутствовалъ при казни осужденныхъ имъ на смерть людей, но при этомъ пришелъ въ такое возбужденное состояніе, что у него опять открылась рана, и вскор посл этого онъ умеръ.
Въ крпости кораидитовъ было найдено много пикъ, копій, кольчугъ и другого вооруженія, на окружающихъ ее поляхъ паслись многочисленныя стада овецъ, табуны лошадей и верблюдовъ. При длеж добычи каждый пхотинецъ получилъ одну долю, а конный — три:— дв на свою лошадь и одну для себя. Пятая часть всей добычи была отложена отдльно для пророка.
Въ дол, доставшейся Магомету, драгоцнне всего въ его глазахъ была Рехана, дочь Симеона, богатаго и могущественнаго еврея, первая красавица въ своемъ племени. Онъ взялъ ее къ себ и, обративъ въ свою вру, присоединилъ къ числу своихъ женъ.
Но, хотя Магометъ и былъ, какъ мы видимъ, неравнодушенъ къ прелестямъ еврейскихъ женщинъ, его ненависть къ евреямъ все увеличивалась, а вмст съ нею и желаніе отмстить имъ, онъ уже не доврялъ больше ихъ договорамъ и подозрвалъ ихъ въ самыхъ коварныхъ замыслахъ на его жизнь. Мусульманскіе писатели приписываютъ колдовству еврейскихъ чародевъ ту долгую и изнурительную болзнь, которою Магометъ страдалъ въ это время и которая, повидимому, не уступала никакимъ лкарствамъ. Они описываютъ даже, къ какимъ чарамъ прибгли колдуны для того, чтобы вызвать эту болзнь. По ихъ словамъ, это было дломъ одного еврейскаго волшебника, жившаго въ горахъ, которому помогали его дочери, такъ же, какъ и онъ, опытныя въ этомъ дьявольскомъ искусств. Они сдлали маленькую восковую фигурку Магомета, обмотали ее его волосами, которые имъ удалось добыть, и проткнули ее насквозь одиннадцатью иголками. Посл этого они сдлали одиннадцать узловъ на тетив и подули на каждый изъ этихъ узловъ, затмъ, обмотавъ этою тетивою фигурку, бросили ее въ колодецъ.
Подъ вліяніемъ этихъ могущественныхъ чаръ Магометъ сталъ чахнуть, но, наконецъ, его другъ, ангелъ Гавріилъ, открылъ ему эту тайну въ видніи. Проснувшись, онъ послалъ Али къ колодцу, гд и было найдено это его изображеніе. Когда эту фигурку принесли къ Магомету,— говоритъ дале легенда,— то онъ прочиталъ надъ ней дв послднія главы Корана, сообщенныя ему въ вышеупомянутомъ видніи. Он состоятъ изъ слдующихъ одиннадцати стиховъ:
‘Во имя всемилостиваго Бога! Я буду искать убжища у Господа, создавшаго свтъ дня,
Чтобы Онъ избавилъ меня отъ опасности, грозящей мн отъ существъ и неодушевленныхъ предметовъ, Имъ сотворенныхъ.
Отъ опасностей темной ночи и луны во время затмнія.
Отъ опасности чародевъ, завязывающихъ узлы и дующихъ на нихъ своимъ дуновеніемъ,
Отъ опасности завистниковъ, измышляющихъ на меня смертоносное зло.
Я буду искать убжища у Аллаха, владыки людей. У Аллаха, царя людей.
Чтобы Онъ избавилъ меня отъ злого духа, исчезающаго, какъ дымъ, при одномъ упоминаніи святого имени Его,
Внушающаго злые помыслы въ сердца сыновъ человческихъ.
И отъ Злыхъ геніевъ и отъ людей, занимающихся ародйствомъ’.
При чтеніи каждаго стиха — такъ говоритъ легенда — развязывался одинъ узелъ на тетив, изъ фигурки выпадала иголка, и Магометъ становился все крпче и крпче. По окончаніи одиннадцатаго стиха, онъ всталъ совершенно здоровый и сильный, подобно человку, который былъ связанъ веревками, а теперь получилъ свободу.
Дв послднія главы Корана, содержащія въ себ эти стихи, называются амулетами, суеврные мусульмане думаютъ что эти талисманы дйствительны противъ всякаго колдовства и волшебныхъ чаръ.
Магомета осуждаютъ за то, что онъ въ вышеупомянутомъ дл поступилъ слабо и нершительно, онъ не выказалъ свойственной воину ршимости и въ принятыхъ имъ мрахъ не проявилъ истиннаго величія души. Въ подтвержденіе этихъ обвиненій приводятъ слдующія доказательства. Когда со стороны враговъ ему угрожало нападеніе, а среди своихъ — измна, то онъ хотлъ подкупить часть союзнаго непріятельскаго войска и заставить этихъ враговъ заключить съ нимъ отдльный миръ, но онъ долженъ былъ оставить эту хитрую политику, благодаря вмшательству негодующаго Саадъ-Ибнъ-Моада, а вслдъ за этимъ онъ составляетъ планъ, отличающійся еще большею хитростью и коварствомъ, для того, чтобы поселить раздоръ среди своихъ враговъ. Но всего больше осуждаютъ пророка за его отношеніе къ евреямъ. То, что онъ предоставилъ ршить участь Бени-Кораидовъ, умолявшихъ его о помилованіи, человку, который стоялъ за ихъ истребленіе — что было ему извстно — называютъ жестокою насмшкой, а убіеніе этихъ несчастныхъ на Мединской площади считается одной изъ самыхъ мрачныхъ страницъ въ его исторіи. И, дйствительно, его поведеніе по отношенію къ этой рас, съ тхъ поръ, какъ онъ захватилъ власть въ свои руки, противорчитъ всему строю его характера, отличавшагося снисходительностью и гуманностью. Допустимъ, что онъ былъ сильно раздраженъ противъ нихъ, видя ясныя доказательства вроломства и непримиримой ненависти съ ихъ стороны, но, тмъ не мене, какъ въ этомъ, такъ и въ другихъ случаяхъ, относящихся къ упомянутому періоду его дятельности, въ его политик видна примсь человческихъ страстей, которыя по временамъ унижаютъ его духъ съ тхъ поръ, какъ онъ сдлался апостоломъ меча.

ГЛАВА XXIV.
Магометъ отправляется на богомолье въ Мекку.— Онъ ускользаетъ отъ Каледа и посланнаго противъ него коннаго отряда.— Располагается лагеремъ неподалеку отъ Мекки.— Ведетъ переговоры съ корейшитами о дозволеніи войти въ Мекку и исполнить вс религіозные обряды.— Договоръ, заключенный на десять лтъ, по которому онъ иметъ право ежегодно посщать Мекку и оставаться въ ней три дня.— Онъ возвращается въ Медину.

Прошло шесть лтъ съ тхъ поръ, какъ Магометъ бжалъ изъ Мекки. Такъ какъ городъ этотъ считался у арабовъ священнымъ и главнымъ мстомъ поклоненія святын, то продолжительное изгнаніе пророка и открытая война съ корейшитами, обязанностью которыхъ было охраненіе Каабы, уронили его въ глазахъ многихъ племенъ и препятствовали распространенію его вры. Кром того, и его послдователи, бжавшіе вмст съ нимъ изъ города, сильно тосковали по родин, а потому являлось опасеніе, что если изгнаніе будетъ все продолжаться, то ослабетъ и самая ихъ вра.
Магометъ все боле и боле убждался въ томъ, что для него весьма важно распространить его вру въ священномъ город и сохранить древніе обычаи его племени, притомъ же онъ и выдавалъ себя за преобразователя, цлью котораго было возстановить вру патріарховъ во всей ея простот и чистот. Подходилъ мсяцъ Дуль-Каада, мсяцъ богомолья, когда прекращались вс военныя дйствія, и враги могли мирно встрчаться въ предлахъ священнаго города. Въ это время Магомету было весьма кстати видніе, которое убдило его въ томъ, что онъ и его послдователи могутъ, слдуя этому почтенному обычаю, въ полной безопасности постить древній храмъ, почитаемый арабами. Это откровеніе было съ радостью встрчено его послдователями, и когда наступилъ священный мсяцъ, онъ отправился изъ Медины на богомолье, во глав тысячи четырехсотъ человкъ, частью могаджериновъ или ‘бглецовъ’, а частью ансаріанъ или ‘помощниковъ’. Они взяли съ собою семьдесятъ верблюдовъ, которыхъ намревались принести въ жертву при Кааб. Желая показать всмъ и каждому, что они идутъ мирно и не помышляютъ о войн, они остановились въ Дсу-Хулейф, деревн, находившейся на разстояніи однодневнаго пути отъ Медины, тутъ они сняли съ себя все вооруженіе, за исключеніемъ вложенныхъ въ ножны сабель, и отсюда пошли дальше уже въ одежд богомольцевъ.
Между тмъ смутный слухъ о томъ, что они подвигаются впередъ, дошелъ до Мекки. Корейшиты, подозрвая, что они идутъ съ враждебными намреніями, выслали изъ города Каледа-Ибнъ-Валеда, съ сильнымъ коннымъ отрядомъ, приказавъ ему занять долину, отстоящую отъ Мекки на разстояніи двухдневнаго пути, и не допускать мусульманъ до города.
Когда Магометъ услыхалъ, что ему преграждена большая дорога, онъ пошелъ по неровной и неудобной дорог — по ущельямъ горъ и, обойдя Каледа съ его отрядомъ, спустился въ долину неподалеку отъ Мекки и тутъ расположился лагеремъ въ Ходеиб, въ предлахъ священной земли. Отсюда онъ отправилъ пословъ къ корейшитамъ, желая ихъ уврить въ томъ, что его намренія — мирныя, и вмст съ тмъ требовалъ себ тхъ правъ и льготъ, которыя даются богомольцамъ.
Посланные отъ корейшитовъ пришли въ лагерь, чтобы осмотрть его. Они были поражены тмъ благоговніемъ, съ какимъ смотрли на пророка его послдователи. Та вода, которою онъ совершалъ омовеніе, становилась священной, волосы, спавшіе съ его головы, или же обрзки его ногтей подбирались и хранились, какъ самая драгоцнная святыня. Одинъ изъ посланныхъ, при разговор, нечаянно прикоснулся къ разввающейся бород пророка, и его сейчасъ же оттолкнули ученики, говоря, что онъ совершилъ нечестивый поступокъ, и не долженъ впредь длать этого. Вернувшись къ корейшитамъ онъ, передавая имъ объ этомъ, сказалъ: ‘Я видлъ персидскаго царя и константинопольскаго императора, окруженныхъ ихъ придворными, но я еще никогда не видалъ ни одного монарха, передъ которымъ благоговли бы такъ его подданные, какъ благоговютъ передъ Магометомъ его послдователи’.
Посл, этихъ словъ корейшитамъ было еще боле нежелательно впустить въ городъ противника ихъ вры, который имлъ такое могущественное вліяніе на умы и сердца своихъ учениковъ. Магометъ нсколько разъ посылалъ въ городъ для переговоровъ, чтобы получить свободный доступъ къ священному храму, но ничего не добился, послднимъ посланнымъ былъ его зять, Отманъ-Ибнъ-Аффанъ. Прошло нсколько дней, а онъ все не возвращался, и разнесся слухъ, что онъ убитъ. Магометъ ршился отмстить за его смерть. Онъ сталъ подъ деревомъ и, собравъ вокругъ себя своихъ приверженцевъ, потребовалъ отъ нихъ клятвы въ томъ, что они положатъ за него свою жизнь и никогда не покинутъ знамени вры. Эта церемонія извстна у магометанъ подъ именемъ ‘Добровольнаго посвященія’.
Когда Отманъ вернулся въ лагерь, то вс успокоились. Вмст съ нимъ пришелъ Солхаилъ, который былъ посланъ корейшитами для заключенія мира. Корейшиты видли, что съ ихъ стороны будетъ неблагоразумно вести войну съ человкомъ, могущество котораго постоянно возрастало и которому окружающіе его люди повиновались съ доходящею до фанатизма преданностью. Они предлагали заключить съ нимъ договоръ на десять лтъ, въ теченіе этого времени Магометъ и его приверженцы могли свободно входить въ Мекку, какъ богомольцы, и каждый разъ оставаться въ город три дня для того, чтобы исполнить вс необходимые религіозные обряды. Эти условія были немедленно приняты, и Али было поручено изложить ихъ письменно. Магометъ диктовалъ ему. ‘Пиши,— сказалъ онъ,— таковы условія мира, составленныя Магометомъ посланникомъ Бога’. ‘Постой!— закричалъ посланный корейшитовъ Солхаилъ’.— ‘Если бы я считалъ тебя посланникомъ Божіимъ, то я никогда не поднялъ бы противъ тебя оружія. Поэтому пиши только твое имя и имя твоего отца’. Магометъ принужденъ былъ согласиться, понимая, что въ настоящую минуту онъ недостаточно силенъ для того, чтобы поднимать споръ изъ-за формы, и поэтому въ договор онъ назвалъ себя просто Магометомъ-Ибнъ-Абдаллой (т.-е. Магометомъ, сыномъ Абдаллы), такое отреченіе отъ его обычнаго титула нсколько смутило его послдователей, недовольство которыхъ еще больше усилилось, когда онъ веллъ имъ обрить себ головы и тутъ же, на мст, принести въ жертву верблюдовъ, приведенныхъ ими для жертвоприношенія при Кааб, такъ какъ это показывало, что онъ не иметъ намренія войти въ Мекку, обыкновенно эти обряды совершались по окончаніи всхъ церемоній богомолья. Они напомнили ему о его видніи, въ которомъ былъ общанъ ему свободный входъ въ священный городъ, на это онъ возразилъ, что настоящій договоръ и есть исполненіе общаннаго, а самое посщеніе наврно произойдетъ въ будущемъ году. Они поневол должны были удовольствоваться такимъ объясненіемъ, затмъ, исполнивъ церемонію и совершивъ предписанное жертвоприношеніе, богомольцы сняли лагерь и нсколько разочарованные и печальные вернулись въ Медину.

ГЛАВА XXV.
Походъ противъ города Каибара, осада его.— Подвиги начальниковъ въ арміи Магомета.— Единоборство Али съ Мархабомъ.— Штурмъ цитадели.— Али пользуется вмсто щита воротами.— Взятіе крпости.— Отравленіе Магомета, онъ женится на одной плнниц, по имени Сафіи, а затмъ на вдов Онъ-Хабиб.

Чтобы утшить своихъ послдователей въ томъ, что они не могли исполнить религіозныхъ обрядовъ въ Мекк, Магометъ предпринялъ походъ съ цлью удовлетворить ихъ страсти къ грабежу, которая привлекала ихъ къ его знамени не меньше, чмъ религіозный фанатизмъ.
На разстояніи приблизительно пяти дней пути къ сверу-востоку отъ Медины былъ расположенъ городъ Каибаръ съ принадлежащей ему территоріей. Онъ населенъ былъ евреями, разбогатвшими, какъ отъ торговли, такъ и отъ земледлія. Ихъ богатыя владнія частію состояли изъ полей, засянныхъ зерновымъ хлбомъ и изъ пальмовыхъ рощъ, частію же изъ пастбищъ, на которыхъ паслись стада мелкаго скота и табуны, владнія эти были укрплены многими замками. Основаніе этого города относилось къ самой отдаленной древности, потому-что арабскій историкъ Абульфеда увряетъ, будто Моисей, посл перехода черезъ Чермное море, послалъ войско противъ амалекитянъ, жившихъ въ Готреб (Медин) и сильно укрпленномъ город Каибар.
Эта область сдлалась мстомъ убжища для враждебныхъ Магомету евреевъ, которыхъ онъ изгналъ изъ Медины и ея окрестностей, а также и для тхъ, на кого онъ обратилъ свою месть. Эти обстоятельства, вмст съ громаднымъ богатствомъ Каибара, обратили вниманіе пророка на этотъ городъ, какъ на самый подходящій предметъ для войны, которую онъ объявилъ противъ всхъ враговъ его вры.
Въ начал седьмого года Геждры онъ отправился въ походъ противъ Каибара во глав войска, состоящаго изъ тысячи двухсотъ человкъ пхоты и двухсотъ человкъ конницы, въ сопровожденіи Абу-Бекра, Али, Омара и другихъ главнйшихъ военачальниковъ. У него было два знамени: на одномъ изъ нихъ было изображеніе солнца а на другомъ — чернаго орла, это послднее сдлалось впослдствіи знаменитымъ, какъ знамя Каледа.
Вступивъ на плодоносную территорію Каибара, онъ началъ военныя дйствія тмъ, что осадилъ меньшіе зкмки, которыми она была вся усяна. Нкоторые изъ нихъ сдались безъ всякаго сопротивленія, и такъ какъ въ этомъ случа ихъ считали ‘дарами, посланными Богомъ’, то вся добыча досталась пророку, а онъ уже потомъ распредлилъ ее такъ, какъ было сказано выше. Другіе боле сильные зкмки, гд гарнизонъ былъ храбре, приходилось брать штурмомъ.
Посл взятія этихъ второстепенныхъ крпостей, Магометъ двинулся впередъ къ городу Каибару, который былъ сильно укрпленъ окопами и цитаделью Аль-Камусъ, послдняя была построена на крутой скал и считалась неприступной, такъ что Кенана Ибнъ-аль-Раби, глаза или король этого народа, сложилъ въ нее вс свои сокровища.
Осада Каибара была самымъ важнымъ изъ всхъ военныхъ дйствій мусульманъ до этого времени. Когда Магометъ увидалъ въ первый разъ его крпкія и грозныя стны, то онъ, какъ говорятъ, обратился къ Богу со слдующей молитвой:
‘О, Аллахъ! Господь семи небесъ и всего ими покрываемаго! Господь семи земель и всего ими питаемаго! Господь злыхъ духовъ и всхъ, ими соблазняемыхъ! Господь втровъ и всего ими разбрасываемаго и разсиваемаго! Молимъ Тебя отдать въ наши руки этотъ городъ со всмъ въ немъ содержимымъ и со всми богатствами его земли. Къ Теб прибгаемъ мы и просимъ послать намъ помощь противъ этого народа и защитить отъ всхъ опасностей, насъ окружающихъ’.
Чтобы придать больше торжественности своимъ молитвамъ, онъ совершилъ ихъ на высокомъ утес, въ каменистой мстности, называемой Мансела, и во все время, пока онъ стоялъ лагеремъ передъ Каибаромъ, онъ каждый день семикратно обходилъ вокругъ него, такъ, какъ обходятъ богомольцы вокругъ Каибы. Впослдствіи, въ память этого благочестиваго обряда, была сооружена на вышеупомянутой скал мечеть, къ которой относятся съ благоговніемъ вс набожные мусульмане.
Осада цитадели, продолжавшаяся довольно долгое время, потребовала большого искусства и терпнія отъ Магомета и его войска, которому до сего времени почти не приходилось нападать на укрпленія. Кром того, оно терпло недостатокъ въ състныхъ припасахъ, потому что арабы рдко запасаются ими при своихъ быстрыхъ набгахъ, а евреи, при приближеніи враговъ, сожгли хлбъ на поляхъ и вырубили вс пальмы вокругъ своей столицы.
Магометъ самъ руководилъ атакой, осаждающіе окопались траншеями, а чтобы разрушить стны города, они подвинули къ нимъ тараны, наконецъ, была пробита брешь, но въ теченіе многихъ дней вс попытки войти въ городъ были мужественно отражаемы. Одинъ разъ повелъ мусульманъ на приступъ Абу-Бекръ, который несъ знамя пророка. Онъ сражался очень храбро, но, несмотря на это, долженъ былъ отступить. Слдующей атакой руководилъ Омаръ Ибнъ Каттабъ, онъ бился вплоть до ночи, но также не имлъ успха. Въ третью атаку повелъ Али, котораго Магометъ вооружилъ своимъ мечомъ, названнымъ Дуль-Факаръ или пронзающимъ. Вручая ему священное знамя, онъ назвалъ его ‘человкомъ, который любитъ Бога и Его пророка, и котораго любитъ Богъ и Его пророкъ, человкомъ, не знающимъ страха и никогда не поворачивающимся спиною къ непріятелю’.
Здсь будетъ умстнымъ привести то, что говорится въ преданіи о наружности и характер Али. Онъ былъ средняго роста, но при этомъ крпкаго сложенія, широкоплечій, и обладалъ непомрной силой. Улыбка никогда не сходила съ его румянаго лица, опушеннаго густой бородой. Онъ былъ веселаго характера, отличался проницательнымъ умомъ и религіознымъ рвеніемъ, а за свою неустрашимость получилъ прозвище ‘Божьяго льва’.
Арабскіе писатели очень любятъ распространяться о подвигахъ этого любимаго ихъ героя при Каибар, при чемъ мы находимъ у нихъ не мало преувеличеній. Они говорятъ, что онъ былъ въ куртк ярко-краснаго цвта, поверхъ которой была надта стальная кираса. Взобравшись со своими воинами на огромную кучу камней и мусора, напротивъ бреши, онъ водрузилъ свое знамя на ея вершин, принявъ твердое намреніе не отступать до тхъ поръ, пока не будетъ взята крпость. Евреи выступили изъ города, чтобы прогнать съ этой кучи осаждающихъ. Послдовала стычка, во время которой Али схватился съ еврейскимъ командиромъ отряда, Аль-Харетомъ, и убилъ его. Тутъ подошелъ братъ убитаго, чтобы отмстить за его смерть. Онъ былъ гигантскаго роста и въ двойной кирас, его шлемъ, который было нельзя пробить, обмотанъ былъ двойною чалмой, и на ней блестлъ огромный алмазъ. Съ обихъ сторонъ у него было подвшено по сабл, и онъ размахивалъ копьемъ съ тремя остріями, точно трезубцемъ. Воины смряли другъ друга глазами съ головы до ногъ и сказали одинъ другому нсколько словъ, хвастаясь, повосточному, своими достоинствами.
— Я — Мархабъ,— сказалъ еврей,— я вооруженъ со всхъ сторонъ и грозенъ въ бою.
— А я — Али, котораго мать при рожденіи назвала Аль-Хайдара (косматымъ львомъ).
У мусульманскихъ писателей съ еврейскимъ бойцомъ — короткая расправа. Сначала онъ напалъ на Али со своимъ копьемъ о трехъ остріяхъ, но тотъ ловко отразилъ ударъ, и еврей не усплъ опомниться, какъ ударъ, нанесенный мечомъ Дуль-Факаръ разрубилъ надвое его щитъ, пробилъ его непроницаемый шлемъ, прорзалъ двойную чалму и крпкій черепъ, раскроивъ ему голову до самой челюсти. Гигантская фигура упала на землю безъ всякихъ признаковъ жизни.
Тогда евреи отступили въ цитадель, и началась общая атака. Въ пылу сраженія у Али былъ выбитъ изъ руки щитъ, такъ что его тло осталось ничмъ не защищеннымъ, но онъ, сорвавъ съ петель ворота, пользовался ими, какъ щитомъ, во все остальное время битвы. Абу-Рафе, слуга Магомета, уврялъ, что дйствительно такъ и было. ‘Потомъ,— говоритъ онъ,— я смотрлъ эти ворота съ семью товарищами, и хотя насъ было восемь человкъ, но мы никакъ не могли поднять ихъ’ {Объ этомъ удивительномъ факт упоминаетъ историкъ Абульфеда (гл. 24). ‘Абу-Рафе,— замчаетъ Гиббонъ,— былъ очевидцемъ, но кто можетъ засвидтельствовать, что АбуРафе говоритъ правду?’ Мы раздляемъ недовріе знаменитаго историка, но при всемъ томъ, если мы будемъ такъ критически относиться къ свидтельству очевидцевъ, то что же останется отъ исторіи?}.
Овладвъ цитаделью, мусульмане бросились обыскивать вс подвалы и подземелья, надясь найти т богатства, которыя, какъ говорили, были спрятаны тутъ Кенаной, еврейскимъ княземъ, но такъ какъ не было ничего найдено, то Магометъ спросилъ у него самого, куда онъ спряталъ свои сокровища. Тотъ объяснилъ, что вс они были употреблены имъ на содержаніе войска и на приготовленіе къ оборон. Но одинъ изъ его вроломныхъ подданныхъ указалъ, въ какомъ мст была спрятана значительная ихъ часть. Найденное не соотвтствовало ожиданіямъ побдителей, а потому Кенану подвергли пытк, чтобы заставить его признаться, гд лежатъ остальныя его сокровища. Но у него или дйствительно ихъ не было, или онъ не хотлъ сказать, гд они спрятаны, но только онъ не признался, и тогда онъ отданъ былъ въ жертву мести одного мусульманина, брата котораго онъ задавилъ насмерть кускомъ жернова, сброшеннымъ со стны, этотъ мусульманинъ однимъ ударомъ сабли сразу отскъ ему голову {Евреи населявшіе часть Аравіи, называвшуюся Каибаръ, извстны и теперь въ этой стран подъ именемъ Бени-Каибаръ. Они раздляются на три племени, находящіяся подъ начальствомъ трехъ независимыхъ шейховъ: Бени-Мессіадъ, Бени-Шаханъ и Бени-Анессе. Ихъ обвиняютъ въ томъ, что они грабятъ караваны. Нибуръ, ч. II. стр. 43.}.
Находясь въ каибарской цитадели, Магометъ едва не сдлался жертвою мести евреевъ. Какъ-то разъ онъ попросилъ чего-нибудь пость, и вотъ ему подали баранью лопатку. Съ перваго же куска онъ замтилъ, что мясо иметъ какой-то необыкновенный вкусъ, и выплюнулъ его, но немедленно почувствовалъ страшную боль внутри. Одинъ изъ его послдователей, по имени Башаръ, который сълъ этого мяса больше, чмъ Магометъ, упалъ на землю и умеръ въ судорогахъ. Вс были приведены въ ужасъ и смущеніе, былъ произведенъ тщательный розыскъ и оказалось, что баранину жарила одна плнница, по имени Зайнабъ, приходившаяся племянницей Мархабу, тому воину гигантскаго роста, который былъ убитъ Али. Когда ее привели къ Магомету и стали обвинять въ томъ, что она пропитала мясо ядомъ, то она безстрашно призналась въ этомъ, оправдывая свой поступокъ желаніемъ отомстить пророку за т бдствія, которыя онъ навлекъ на ея племя и на ея семью. ‘Я думала такъ,— сказала она,— если ты дйствительно пророкъ, то узнаешь, что теб грозитъ опасность, а если ты — только военачальникъ, то погибнешь, и мы избавимся отъ тирана’.
Арабскіе писатели не сходятся между собою въ томъ, какая участь постигла эту героиню. По словамъ однихъ, она была отдана въ жертву мести родственниковъ отравленнаго Башара, другіе же говорятъ, что ее спасла ея красота и Магометъ возвратилъ ее, здравую и невредимую, ея семь.
Т же самые писатели, разсказывая о какомъ-нибудь замчательномъ событіи въ жизни Магомета, почти никогда не обходятся безъ чудесъ. Такъ, напр., въ данномъ случа они утверждаютъ, что отравленная баранья лопатка вдругъ какимъ-то чудомъ заговорила, предостерегая Магомета отъ грозившей ему опасности. Если это такъ, то она заговорила немного поздно, потому что Магометъ уже проглотилъ столько яда, что это разстроило его организмъ на всю жизнь, и впослдствіи съ нимъ часто бывали припадки сильной боли, въ послднія минуты своей жизни онъ жаловался на то, что его сердце бьется слишкомъ сильно, потому что оно отравлено каибарскимъ ядомъ. Гораздо нжне обращалась съ нимъ другая плнница Сафія (или Софія), у которой были даже боле основательныя причины для мести, чмъ у Зайнабъ, потому что она недавно вышла замужъ за Кенану, убитаго за его богатства, и была дочерью Хойя Ибнъ Актаба, князя Бени кораидовъ, который, вмст съ семью стами человкъ своихъ подданныхъ, былъ казненъ на мединской площади, о чемъ мы упоминали выше.
Эта Сафія была замчательная красавица, поэтому нисколько не удивительно, что она съ перваго раза заслужила благосклонность Магомета, который, какъ и всегда, постарался присоединить ее къ числу своихъ женъ въ гарем, но всякому покажется страннымъ то обстоятельство, что ей самой улыбалась такая участь. Впрочемъ, мусульманскіе писатели объясняютъ эту странность тмъ, что она будто бы была подготовлена къ такому событію чудеснымъ явленіемъ.
Въ то время, какъ Магометъ еще стоялъ лагеремъ передъ городомъ и велъ противъ него осаду, ей было въ одну ночь видніе, что будто бы солнце спустилось съ неба и пріютилось у нея на груди. Когда на другой день утромъ она разсказала объ этомъ видніи своему мужу Кенан, то послдній Ударилъ ее по лицу и воскликнулъ: ‘Жена! Ты говоришь въ притч объ этомъ арабскомъ военачальник, который пришелъ сюда воевать съ нами’.
То что явилось Сафіи въ видніи, оказалось врнымъ, потому что прежде всего Магометъ поспшилъ обратить ее въ Исламъ, а потомъ, еще не выходя изъ Каибара, взялъ ее къ себ въ жены. Ихъ свадьба была отпразднована во время обратнаго шествія, въ Аль Сахб, гд войско остановилось на три дня. Абу-Айюбъ, одинъ изъ самыхъ ревностныхъ послдователей пророка, присматривавшій и за его домашнимъ хозяйствомъ, всю ночь охранялъ брачную палатку, ходя вокругъ нея съ саблей въ рук. Сафія была одною изъ самыхъ любимыхъ женъ Магомета, она пережила его на сорокъ лтъ.
Кром браковъ по любви, о которыхъ мы упоминали выше, пророкъ около этого времени вступилъ еще въ бракъ, и на этотъ разъ изъ политическихъ разсчетовъ. Вскор посл возвращенія его въ Медину, вернулись изъ Абиссиніи и остальные изгнанники, что доставило ему большую радость. Въ числ ихъ была красивая собою вдова, тридцати лтъ, мужъ которой, Абдалла, такъ и умеръ въ изгнаніи. Она была всмъ извстна подъ именемъ Онъ Хабибы, т.-е. матери Хабибы, по дочери, которая родилась отъ нея. Эта вдова была дочерью самого непримиримаго изъ враговъ Магомета, Абу Софіана, и пророкъ сообразилъ, что бракъ съ дочерью можетъ смягчить злобу отца. Говорятъ, что это политическое соображеніе было внушено ему, или освящено откровеніемъ, заключающимся въ одной изъ глазъ Корана.
Когда Абу Софіанъ узналъ объ этомъ брак, то онъ воскликнулъ: ‘Клянусь небомъ, этотъ верблюдъ такъ увертливъ, что его не удержишь никакой уздой’….

ГЛАВА XXVI.
Посольства, отправленныя къ разнымъ правительствамъ: къ Ираклію, къ Ховрою II и къ египетскому префекту.— Ихъ результаты.

Все остальное время года Магометъ оставался въ Медин, посылая своихъ надежныхъ учениковъ, сдлавшихся теперь уже опытными полководцами, въ различные походы, благодаря которымъ непокорныя племена быстро подчинялись его власти. По мр того, какъ увеличивалась завоеванная имъ территорія, расширялись и его взгляды, какъ государственнаго человка. Хотя онъ и проповдывалъ, когда это было нужно, что религію слдуетъ распространять мечомъ, но тмъ не мене онъ не пренебрегалъ и мирными дипломатическими средствами и отправлялъ пословъ къ разнымъ князьямъ и повелителямъ, владнія которыхъ соприкасались съ его политическимъ горизонтомъ, стараясь убдить ихъ перейти въ Исламъ, что, собственно говоря, значило признать его, Магомета, своимъ главой ради его божественнаго посланничества.
Изъ этихъ посольствъ двумя самыми извстными были посольства, отправленныя — первое къ первое къ персидскому царю Хозрою II, а второе — въ Константинополь, къ римскому императору Ираклію.
Войны, которыя вели между собою римляне и персы за обладаніе востокомъ, возобновлялись отъ времени до времени въ теченіе нсколькихъ столтій, он велись съ перемннымъ счастіемъ и этими двумя монархами и уже нсколько лтъ волновали восточный міръ. Различныя страны подвергались нашествіямъ то римлянъ, то персовъ, государства и царства переходили изъ рукъ въ руки при вторженіи въ ту или другую страну и, смотря по тому, которая изъ воюющихъ державъ одерживала побду или терпла пораженіе. Одно время Хозрой съ тремя арміями — одна изъ нихъ была названа изъ хвастовства ‘Пятидесятью тысячами золотыхъ пикъ’ — завоевалъ у римскаго императора Палестину, Каппадокію, Арменію и многія другія обширныя и богатыя провинціи, онъ овладлъ Іерусалимомъ и перенесъ Святой Крестъ въ Персію, затмъ вторгся въ Африку, завоевалъ Ливію и Египетъ и побдоносно прошелъ до самого Карагена.
Въ то время, какъ онъ былъ занятъ этими побдами, къ нему явился мусульманскій посолъ съ письмомъ отъ Магомета. Хозрой послалъ за своимъ секретаремъ, или переводчикомъ, и приказалъ ему прочитать это письмо. Оно начиналось слдующими словами:
‘Во имя всемилостиваго Бога! Магометъ, сынъ Абдаллы и посланникъ Божій, Хозрою, царю персидскому’.
— Какъ!— воскликнулъ Хозрой, вскакивая съ мста съ высокомрнымъ негодованіемъ.— Неужели тотъ, который долженъ быть моимъ рабомъ, осмливается въ письм ко мн ставить напередъ свое имя?— Сказавъ это, онъ схватилъ письмо и разорвалъ его въ клочки, не желая даже узнать, что въ немъ сказано дальше. Затмъ онъ написалъ къ своему намстнику въ Іеменъ слдующее: ‘Мн донесли, что въ Медин проживаетъ одинъ сумасшедшій изъ племени корейшитовъ, который выдаетъ себя за пророка. Образумь его, а если этого нельзя сдлать, то пришли мн его голову’. Когда Магомету передали, что Хозрой изорвалъ его письмо, то онъ сказалъ: ‘Точно такъ же и Аллахъ разорветъ въ клочки его царство’.
Письмо, посланное пророкомъ къ императору Ираклію, было принято этимъ послднимъ гораздо благосклонне, вроятно потому, что онъ получилъ его въ такое время, когда его дла приняли дурной оборотъ. На письм этомъ была подпись буквами, сдланными изъ серебра: Магометъ Аззарель, т.-е. Магометъ, посланникъ Божій, въ немъ пророкъ предлагалъ императору отречься отъ христіанства и принять Исламъ. Говорятъ, что Ираклій съ уваженіемъ положилъ письмо на подушку, оказалъ посламъ особенныя почести и отпустилъ ихъ съ великолпными подарками. Но такъ какъ все его вниманіе было поглощено войною съ Персіей, то онъ совсмъ позабылъ объ этомъ посланіи отъ человка, котораго онъ, вроятно, считалъ арабомъ-фанатикомъ и не придавалъ никакого значенія его походамъ, которые казались ему не боле, какъ разбойничьими набгами дикихъ племенъ пустыни.
Магометъ отправилъ и_ еще посольство къ Муковкису, правителю Египта, который сначала былъ посланъ туда Иракліемъ для сбора дани, но, воспользовавшись безпорядками, возникшими вслдствіе войнъ римлянъ съ персами, присвоилъ себ верховную власть и почти пересталъ считать себя подданнымъ императора. Онъ принялъ посла съ особенными почестями, но далъ уклончивый отвтъ на приглашеніе принять Исламъ, говоря, что это дло очень важное и о немъ надо хорошенько подумать. Вмст съ этимъ онъ послалъ Магомету подарки: драгоцнные камни, одежды изъ египетской льняной ткани, превосходнаго меда и масла, блую ослицу, названную Яфуръ, благо мула — Дальдаль и скакуна, прозваннаго Лазлосъ, т.-е. Гарцующій. Но самыми пріятными изъ его даровъ были дв коптскія молодые двушки — Марія и Ширена.
Красота Маріи ввела пророка въ большое смущеніе. Онъ охотно сдлалъ бы ее своей наложницей, но не могъ: по его собственному закону, въ семнадцатой глав Корана, за прелюбодяніе полагается наказаніе плетьми.
Но изъ этого затруднительнаго положенія онъ былъ выведенъ новымъ откровеніемъ, благодаря которому законъ этотъ отмнялся въ томъ случа, если дло касалось самого пророка, который могъ имть сношенія со своей служанкой, но для всхъ остальныхъ мусульманъ онъ оставался въ полной сил. Впрочемъ, чтобы избжать скандала, и прежде всего, чтобы не возбудить ревности у своихъ женъ, онъ тайно продолжалъ свои сношенія съ красавицей Маріей, а это, можетъ-быть, и было причиною того, что онъ любилъ ее долгое время.

ГЛАВА XXVII.
Магометъ отправляется на богомолье въ Мекку.— Его бракъ съ Маимуной.— Каледъ-Ибнъ-аль-Валедъ и Амру-Ибнъ’.альАассъ становятся его учениками.

Наступило время, когда согласно договору съ корейшитами, Магометъ и его послдователи могли постить въ качеств богомольцевъ Мекку и спокойно провести три дня, посвятивъ ихъ на поклоненіе великой святын. Поэтому онъ отправился въ путь съ многочисленной и хорошо вооруженной свитой, взявъ съ собою семьдесятъ верблюдовъ для жертвоприношенія. Хотя его прежніе враги и желали бы помшать этому путешествію, но онъ держалъ ихъ въ страх, и поэтому они при его приближеніи удалились безъ всякаго шума на сосдніе холмы. Вступивъ въ предлы Мекки, богомольцы, согласно съ договоромъ и обычаемъ, сняли съ себя все вооруженіе, исключая сабель, которыя они не вынимали изъ ноженъ.
Велика была ихъ радость, когда они снова увидали стны и башни священнаго города. Они вошли въ городскія ворота въ одежд пилигримовъ, съ сердцемъ, преисполненнымъ благоговніи и благодарности. Магометъ исполнилъ вс древніе, вошедшіе въ обычай, обряды съ такимъ усердіемъ и такою набожностію, что привелъ въ восхищеніе окружающихъ и, благодаря этому, многихъ обратилъ въ свою вру. Выполнивъ вс церемоніи, онъ сбросилъ съ себя ирамъ, или одежду богомольца, и удалился въ Сарифъ, деревушку въ двухъ миляхъ отъ города, находившуюся вн священныхъ границъ. Здсь его ожидала церемонія совсмъ другого рода, но при этомъ такая, которую онъ поспшилъ выполнить съ непритворнымъ благоговніемъ. Это былъ его бракъ съ Маимуной, дочерью хелалита Аль-Харета. Онъ обручился съ нею немедленно по прибытіи въ Мекку, но отложилъ свадьбу до тхъ поръ, пока не исполнитъ всхъ обрядовъ богомолья. Безспорно, что это былъ второй его бракъ изъ политическихъ расчетовъ, потому что Маимуна была вдова, пятидесяти одного года отроду, но этотъ бракъ доставлялъ ему двухъ могущественныхъ послдователей. Однимъ изъ нихъ былъ Каледъ-Ибнъ-Валедъ, племянникъ вдовы, неустрашимый воинъ, который едва не разбилъ Магомета въ битв при Оход. Онъ сдлался однимъ изъ самыхъ побдоносныхъ поборниковъ Ислама и за свою храбрость получилъ прозвище ‘Сабли Божіей’.
Другимъ прозелитомъ былъ другъ Каледа, Амру-Ибнъ-Аассъ, тотъ самый, который въ своихъ стихахъ и сатирахъ нападалъ на Магомета въ начал его пророческой дятельности и который былъ посланъ корейшитами къ абисинскому царю — просить его, чтобы онъ выдалъ бглыхъ мусульманъ, но съ этихъ поръ Амру предназначено было съ помощію побдоноснаго меча вносить въ чужія страны ту самую вру, которой онъ былъ нкогда упорнымъ противникомъ.
Примчаніе. Маимуна была послднею изъ женъ пророка и хотя вышла за него уже старухой, но, несмотря на это, пережила всхъ его женъ. Она умерла много лтъ спустя посл его смерти, въ бесдк, въ Сариф, подъ тмъ самымъ деревомъ, въ тни котораго была разбита ихъ брачная палатка, и здсь же она была похоронена.
Набожный историкъ Аль-Джаннаби, называющій себя ‘ничтожнымъ слугою Аллаха, надющимся на то, что ему, по милосердію Божію, будутъ прощены его грхи’, постилъ ея могилу, возвращаясь съ богомолья изъ Мекки, въ 963 году Геждры или въ 1555 г. по P. X. ‘Я видлъ тамъ — такъ говоритъ онъ — черную мраморную молельню, которая выстроена на томъ самомъ мст, гд покоился вмст съ ней пророкъ Божій. Богу извстна истина, а также и причина, почему этотъ памятникъ чернаго цвта. Въ молельн этой есть мсто для омовеніи и каедра, но зданіе пришло въ совершенный упадокъ’.

ГЛАВА XXVIIІ.
Убійство мусульманскаго посла въ Сиріи,— Походъ съ цлью отмстить за его смерть.— Битва при Мут.— Ея слдствія.

Въ числ посольствъ, отправленныхъ Магометомъ за предлы Аравіи съ цлію убдить сосднихъ повелителей принять его вру, было также и посольство къ правителю Басры, большого торговаго центра на границахъ Сиріи, куда Магометъ въ молодости привелъ свой первый караванъ. Сирія, бывшая поперемнно то подъ властью римлянъ, то персовъ, была въ это время подчинена римскому императору, хотя тамъ происходили такіе смуты и безпорядки, что власть его не могла упрочиться. Посолъ Магомета былъ убитъ въ Мут, городк, лежащемъ къ востоку отъ Іерусалима, на разстояніи трехдневнаго пути. Его убійцею былъ одинъ арабъ изъ христіанскаго племени Гассанъ, сынъ эмира Шорхаила, бывшаго намстникомъ Ираклія въ Мут.
Для того, чтобы отмстить за смерть своего посла и заставить впредь относиться съ уваженіемъ къ другимъ посламъ, Магометъ приготовился послать армію изъ трехъ тысячъ человкъ противъ города, гд ему было нанесено оскорбленіе. Это былъ очень важный походъ, такъ какъ тутъ впервые военная сила Ислама могла придти въ столкновеніе съ военной силой Римской имперіи, но Магометъ надялся на свое возрастающее могущество, на энергію своихъ войскъ и на безпорядокъ, въ какомъ находились сирійскія дла. Командовать войскомъ было поручено его вольноотпущеннику Зеиду, который ясно доказалъ Магомету свою преданность тмъ, что уступилъ ему красавицу-жену Зейнабъ. Къ нему присоединились многіе изъ самыхъ достойныхъ военачальниковъ. Одинъ изъ нихъ былъ двоюродный братъ Магомета Джаафаръ, сынъ Абу-Талеба и братъ Али, тотъ самый, который такъ краснорчиво говорилъ въ защиту ученія Ислама передъ абиссинскимъ королемъ и разрушилъ планы корейшитскаго посольства. Онъ былъ еще юношей и отличался необыкновенной храбростью и мужественной красотой. Другимъ изъ присоединившихся къ арміи военачальниковъ былъ Абдалла-Ибнъ-Каваха — поэтъ, который, впрочемъ, прославился въ войнахъ не меньше, чмъ въ поэзіи. Третій былъ новообращенный Каледъ, онъ присоединился къ экспедиціи волонтеромъ, такъ какъ пламенно желалъ доказать, что если онъ обратился въ Исламъ, то сдлалъ это отъ искренняго сердца.
Зеиду былъ отданъ приказъ итти какъ можно скоре для того, чтобы напасть на Муту врасплохъ и заставить жителей перейти въ Исламъ, но обращаться съ ними снисходительно. Женщинъ, дтей, монаховъ и слпыхъ велно было щадить во всякомъ случа и вмст съ тмъ запрещалось разрушать дома и рубить деревья.
Немногочисленная армія Магомета выступила изъ Медины въ полной увренности, что ей удастся напасть на непріятеля врасплохъ. На пути она получила извстія, что навстрчу ей идетъ гораздо боле многочисленное войско римлянъ, или, врне, грековъ и арабовъ. Созванъ былъ военный совтъ. Нкоторые стояли за то, чтобы тутъ остановиться и ждать отъ Магомета дальнйшихъ приказаній, но поэтъ Абдалла говорилъ, что слдуетъ безстрашно итти впередъ, несмотря на то, что непріятель былъ многочисленне. ‘Мы сражаемся за вру,— воскликнулъ онъ,— если мы падемъ, то нашею наградою будетъ рай. Итакъ, впередъ — къ побд, или мученичеству!’
Эта искра огня поэта, или, врне сказать, его фанатизма, воспламенила сердца всхъ воиновъ. Ихъ встрча съ непріятелемъ произошла недалеко отъ Муты, и они сразились съ нимъ не съ храбростію,— этого мало — но съ яростію. Въ этой отчаянной схватк Зеидъ получилъ смертельную рану. У него выпало изъ рукъ священное знамя, которое сейчасъ же подхватилъ и высоко понесъ Джаафаръ, его окружили враги, стараясь вырвать у него изъ рукъ это знамя. Онъ защищалъ его съ отчаянною храбростію. Когда была отсчена кисть руки, которою онъ держалъ знамя, то онъ схватилъ его другою, когда же онъ потерялъ кисть и этой руки, то прижалъ его къ себ окровавленными руками безъ кистей, но ударомъ палаша ему раскроили черепъ, и онъ упалъ бездыханный на землю, все еще не выпуская священнаго знамени. Затмъ знамя поднялъ поэтъ Абдалла, но и онъ тоже палъ отъ меча. Видя, что уже трое изъ мусульманскихъ предводителей убиты, новообращенный Каледъ схватилъ роковое знамя, поднялъ его высоко и уже не выпустилъ изъ рукъ. Его голосъ собралъ вокругъ него приведенныхъ въ замшательство мусульманъ, а его сильная рука помогла ему пробиться сквозь густую толпу непріятелей. Если врить его собственному разсказу — а онъ былъ такимъ человкомъ, подвиги котораго не нуждаются въ преувеличеніи — то въ его рук сломилось девять палашей отъ тхъ отчаянныхъ ударовъ, которые онъ наносилъ въ этой борьб не на-жизнь, а на-смерть.
Ночь разъединила сражающихся. На слдующій день Каледъ, котораго войско признало теперь своимъ вождемъ, оказался настолько же осторожнымъ, насколько онъ былъ храбрымъ. Пустивъ въ ходъ различные марши и контръ-марши, онъ показалъ непріятелямъ свои силы съ разныхъ точекъ зрнія, такъ что т были введены въ заблужденіе относительно ихъ численности и подумали, что онъ получилъ сильное подкрпленіе. Поэтому, какъ только онъ пошелъ въ атаку, они отступили, отступленіе скоро перешло въ бгство, при чемъ мусульмане преслдовали ихъ и многихъ убили. Посл этого Каледъ разграбилъ ихъ лагерь, гд нашелъ много добычи. Въ числ убитыхъ отыскали на пол битвы и тло Джаафара, у котораго все лицо было покрыто ранами. Изъ уваженія къ его доблести и къ тому, что онъ состоялъ въ родств съ пророкомъ, Каледъ приказалъ, чтобы его трупъ не зарывали на пол сраженія, а перенесли въ Медину, и тамъ похоронили со всми почестями.
Обремененное добычей войско вернулось въ городъ, но оно скоре походило на похоронную процессію, чмъ на тріумфальное шествіе, и было встрчено въ одно и то же время и радостными криками, и горестными воплями. Хотя жители и радовались побд, но вмст съ тмъ они горевали о потер трехъ любимыхъ ими военачальниковъ. Вс они оплакивали участь Джаафара, трупъ котораго былъ принесенъ въ самомъ ужасномъ вид въ тотъ городъ, откуда онъ еще такъ недавно вышелъ на глазахъ восхищавшихся имъ зрителей, гордясь своею силою и отвагой. Посл него осталась красавица-жена и малолтній сынъ. Ихъ горе растрогало Магомета. Взявъ на руки осиротвшаго мальчика, онъ облилъ его слезами. Но онъ еще больше огорчился, когда увидалъ, что къ нему идетъ молоденькая дочь его врнаго Зеида. Онъ бросился къ ней на шею и плакалъ, не говоря ни слова. Одинъ изъ присутствующихъ выразилъ свое удивленіе по поводу того, что онъ плачетъ о такой смерти, которая, по ученію мусульманъ, ведетъ прямо въ рай. ‘Увы!— отвчалъ пророкъ,— это слезы дружбы объ утраченномъ друг’.
Похороны Джаафара происходили на третій день посл возвращенія въ городъ войска. Въ это время Магометъ усплъ притти въ себя и сталъ попрежнему пророкомъ. Онъ съ кротостію увщевалъ толпу не предаваться необузданному горю, воспользовавшись этимъ случаемъ, чтобы внушить народу одно изъ самыхъ политичныхъ и самыхъ утшительныхъ правилъ своей вры: ‘Не плачьте о смерти этого изъ моихъ братьевъ,— сказалъ онъ.— Вмсто двухъ рукъ, потерянныхъ имъ при защит знамени вры, ему даны два крыла, на которыхъ онъ вознесется въ рай, чтобы наслаждаться безконечнымъ блаженствомъ, ожидающимъ всхъ правоврныхъ, которые пали въ битв’.
За храбрость Каледа и его искусную военную тактику въ этой опасной битв Магометъ далъ ему почетное названіе ‘Меча Божія’, подъ которымъ онъ и былъ извстенъ впослдствіи.

ГЛАВА XХІХ.
Замыслы противъ Мекки.— Посольство Абу Софіана.— Его результаты.

Магометъ, благодаря сил своего оружія, или своего краснорчія, пріобрлъ теперь власть надъ многими арабскими племенами. Подъ его командою находились тысячи воиновъ, сыновъ пустыни, привыкшихъ переносить голодъ, жажду и палящій солнечный зной и для которыхъ война была не труднымъ дломъ, а скоре забавою. Онъ укротилъ ихъ необузданность, дисциплинировалъ ихъ храбрость и подчинилъ ихъ извстнымъ правиламъ. Многія одержанныя ими побды внушили имъ довріе къ самимъ себ и къ своему полководцу, вслдъ за знаменемъ котораго они шли съ повиновеніемъ не разсуждающихъ солдатъ и слпымъ фанатизмомъ послдователей.
Планы Магомета сообразовались съ его увеличившимися средствами, и онъ началъ думать о великомъ предпріятіи. Мекка, его родной городъ, мсто жительства его рода въ теченіе нсколькихъ поколній, гд онъ самъ провелъ самые счастливые годы своей жизни, находилась еще до сихъ поръ въ рукахъ его непримиримыхъ враговъ. Каиба, святыня, на поклоненіе которой приходятъ сыны Измаила — храмъ, гд онъ молился въ своемъ дтств, все еще была осквернена идолопоклонническими символами и обрядами. Водрузить знамя истинной вры на стнахъ родного города, очистить священный храмъ отъ всего, что его оскверняло, сдлать его снова мстомъ для поклоненія въ дух единому истинному Богу и сборнымъ пунктомъ для всхъ послдователей Ислама,— вотъ что являлось теперь главною цлью его честолюбивыхъ замысловъ.
Но препятствіемъ ко всякаго рода военному предпріятію служилъ мирный договоръ, заключенный имъ съ корейшитами, впрочемъ, нкоторыя незначительныя ссоры и стычки дали ему поводъ обвинить ихъ въ томъ, что они нарушили условія договора: корейшиты въ это время опасались быстро возростающаго могущества мусульманъ, которое они научились цнить, и старались разъяснить недоразумніе и дать удовлетвореніе за проступки нкоторыхъ неосторожныхъ лицъ. Они даже стали требовать отъ своего вождя, Абу Софіана, чтобы онъ отправился въ Медину для переговоровъ о мир, надясь, что онъ повліяетъ на пророка при посредств своей дочери Онъ-Хабибы.
Тяжело было этому надменному глав партіи явиться чуть ли не въ качеств просителя къ тому человку, котораго онъ поднималъ насмхъ, обзывая его обманщикомъ, и который былъ предметомъ его закоренлой вражды, но его гордой душ суждено было перенести еще большее униженіе, потому что Магометъ, считая возложенное на него порученіе доказательствомъ слабости его партіи и ршившись въ душ начать войну, даже не удостоилъ его отвтомъ.
Подавивъ въ себ бшенство, Абу Софіанъ обратился къ посредничеству Абу Бекра, Омара и Али, но и т обошлись съ нимъ очень рзко и отказали ему, такъ какъ имъ были извстны тайныя желанія Магомета. Посл этого онъ старался заручиться благосклонностью Фатимы, дочери Магомета и жены Али: онъ началъ льстить ея материнской гордости тмъ, что упрашивалъ ее позволить ея сыну Гасану, шестилтнему мальчику, походатайствовать за него, но Фатима отвтила съ высокомріемъ: ‘Мой сынъ слишкомъ малъ для того, чтобы быть покровителемъ, а потомъ всякое покровительство ничего не значитъ передъ волей пророка Божія’. Даже его родная дочь Онъ Хабиба, жена Магомета, на посредничество которой онъ разсчитывалъ, и та съ своей стороны прибавила не мало къ его оскорбленію, потому что, когда онъ хотлъ ссть на цыновку въ ея дом, то она поспшила свернуть ее, воскликнувъ при этомъ:
— Это постель пророка Божія и слишкомъ священна для того, чтобы на ней могъ сидть какой-нибудь идолопоклонникъ.
Чаша униженія переполнилась, и въ ожесточеніи сердца Абу Софіанъ проклялъ свою дочь. Тогда онъ снова обратился къ Али, умоляя его дать совтъ въ такомъ критическомъ положеніи.
— Я не могу теб посовтовать ничего другого,— отвчалъ Али,— какъ только то, чтобы ты, какъ глаза корейшитовъ, общалъ продолженіе договора и затмъ вернулся домой.
— А разв ты думаешь, что такое общаніе подйствуетъ?
— Я этого не думаю,— отвчалъ сухо Али,— но я не увренъ въ противномъ.
Абу Софіанъ послдовалъ его совту: онъ отправился въ мечеть и тамъ объявилъ во всеуслышаніе, отъ имени корейшитовъ, что съ ихъ стороны мирный договоръ будетъ соблюдаться ненарушимо, посл чего онъ возвратился въ Мекку, чувствуя себя глубоко униженнымъ, такъ какъ его посольство не привело ни къ какому результату.
Онъ былъ встрченъ насмшками корейшитовъ, которые говорили, что его провозглашеніе мира ничего не стоитъ, такъ какъ Магометъ, съ своей стороны, не далъ на него никакого отвта.

ГЛАВА XXX.
Нападеніе врасплохъ на Мекку и взятіе этого города.

Теперь Магометъ длалъ приготовленія къ тайному походу противъ Мекки, на которую онъ надялся напасть врасплохъ. Его союзники были созваны изъ разныхъ мстъ въ Медину, но онъ, говоря съ ними, не сдлалъ даже и намека на ту цль, какая имлась у него въ виду. Вс дороги, ведущія въ Мекку, были преграждены для того, чтобы до корейшитовъ не дошло какъ-нибудь извстіе о мобилизаціи его войска.
Но, несмотря на вс принятыя Магометомъ мры предосторожности, тайна эта едва не вышла наружу. Среди его послдователей, бжавшихъ изъ Мекки, былъ одинъ человкъ, по имени Хатебъ, семья котораго осталась въ этомъ город и у нея не было ни покровителей, ни друзей, которые позаботились бы о ея благополучіи. Теперь Хатебу пришло въ голову, что если онъ выдастъ корейшитамъ планъ Магомета, то послдніе будутъ относиться благосклонне къ его семь. Поэтому онъ написалъ письмо, въ которомъ открылъ имъ тайну предполагавшагося похода и отдалъ его одной пвиц, гашемитской невольниц, по имени Сар, а та общала доставить его въ Мекку.
Она была уже на пути, когда Магомету донесли объ измн. Али съ пятью товарищами на самыхъ лучшихъ лошадяхъ были отправлены въ погоню за невольницей. Они очень скоро догнали ее и обыскали, но ничего не нашли. Большинство изъ нихъ хотло уже оставить обыскъ и вернуться домой, но Али былъ вполн увренъ, что пророкъ Божій не могъ ошибиться или получить ложное извстіе. Выхвативъ изъ ноженъ саблю, онъ поклялся, что отсчетъ ей голову, если она не скажетъ, гд спрятано письмо. Эта угроза подйствовала, и она вынула письмо изъ своихъ волосъ.
Когда Хатеба обвинили въ измн, то онъ сознался въ своемъ преступленіи, но оправдывался тмъ, что хотлъ снискать благосклонность корейшитовъ для своей покинутой семьи и вмст съ тмъ былъ увренъ, что письмо это не принесетъ никакого вреда пророку Божію и не разстроитъ его плановъ. Омаръ отвергъ его оправданіе и хотлъ отсчь ему голову, но Магометъ, припомнивъ, что Хатебъ храбро сражался за вру въ битв при Бедер, принялъ его оправданіе и простилъ его.
Пророкъ выступилъ въ этотъ важный походъ съ десятью тысячами войска. Омаръ, на котораго была возложена обязанность вести войска и находить мста для стоянокъ, повелъ его пустынными горными проходами, запретивъ трубить или издавать другіе звуки, по которымъ враги могли бы узнать о ихъ приближеніи. На пути къ войску Магомета присоединился его дядя Аль-Аббасъ, который вышелъ со своею семьею изъ Мекки, чтобы находиться подъ знаменемъ вры. Магометъ принялъ его ласково, но намекнулъ на то, что онъ пришелъ слишкомъ поздно.— ‘Ты — послдній изъ эмигрантовъ,— сказалъ онъ,— такъ же какъ и я послдній изъ пророковъ’.
Аль-Аббасъ отправилъ свое семейство впередъ, въ Медину, а самъ присоединился къ экспедиціи и пошелъ съ войскомъ обратно въ Мекку. Армія достигла долины Марръ Аззаранъ, неподалеку отъ священнаго города, такъ что никто не зналъ объ этомъ. Ночью воины безъ всякаго шума разбили свои палатки, и тогда Омаръ позволилъ имъ въ первый разъ зажечь бивачные огни.
Но хотя Аль-Аббасъ, ставъ подъ знамя вры, сдлалъ это непритворно, тмъ не мене онъ очень огорчался, видя что его племянникъ идетъ на Мекку съ такимъ сильнымъ войскомъ и такими враждебными намреніями, онъ боялся поголовнаго истребленія корейшитовъ, если т не согласятся во-время сдаться на капитуляцію.
Въ глухую полночь, свъ на принадлежавшаго Магомету благо мула, Фадду, онъ выхалъ на рекогносцировку. Прозжая вдоль лагеря, онъ услыхалъ топотъ и какіе-то голоса. Это развдчики вели двухъ плнныхъ, пойманныхъ недалеко отъ города. Подъхавъ поближе, Аль-Аббасъ увидалъ, что первый изъ этихъ плнныхъ — Абу Софіанъ, а второй — одинъ изъ его военачальниковъ. Ихъ вели къ Омару, который узналъ Абу Софіана при свт бивачнаго огня.— ‘Хвала Богу,— воскликнулъ онъ,— что мн попалъ въ руки такой врагъ, и что я могу сдлать съ нимъ все, что хочу!’ Онъ уже выхватилъ саблю и хотлъ доказать на дл, какой смыслъ имли эти слова, но тутъ выступилъ впередъ Аль-Аббасъ и взялъ Абу Софіана подъ свою защиту до того времени, пока не будетъ извстно, какъ намренъ поступить съ нимъ пророкъ. Омаръ стремительно вышелъ изъ палатки, чтобы узнать волю пророка, или, лучше сказать, просить, чтобы тотъ отдалъ въ его распоряженіе жизнь плнника. Но Аль-Аббасъ, посадивъ послдняго вмст съ собой на мула, пришпорилъ животное и первый явился въ палатку пророка, вслдъ за нимъ сейчасъ же пришелъ и Омаръ, громко требовавшій головы Абу Софіана.
Такимъ образомъ, Магометъ держалъ въ своей власти этого непримиримаго своего врага, который изгналъ его изъ дома и родного города и преслдовалъ его семейство и друзей, но онъ видлъ въ немъ также и отца своей жены Онъ-Хабибы и склонялся къ помилованію. Отдавъ Абу Софіана на поруки Аль-Аббасу, онъ отложилъ ршеніе дла до утра. Когда же на другой день былъ приведенъ къ нему глаза враждебной партіи, то онъ сказалъ громкимъ голосомъ:
— Ну, Абу Софіанъ, не правда ли, что теперь и для тебя наступило время признать, что нтъ другого Бога, кром Бога?
— Это я уже зналъ,— отвчалъ Абу Софіанъ.
— Хорошо! А разв не пора теб признать меня посланникомъ Божіимъ?
— Ты для меня дороже отца и матери,— отвчалъ Абу Софіанъ, употребляя льстивое восточное выраженіе,— но я еще не готовъ признать тебя пророкомъ.
— Выведите его вонъ!— закричалъ Омаръ.— Сейчасъ же засвидтельствуй, что это — истина, а иначе — мой мечъ — твоя голова съ плечъ!
Къ этимъ угрозамъ присоединилъ свои совты и просьбы Аль-Аббасъ, который оказался истиннымъ другомъ Абу Софіана въ несчастій.
Злоба Абу Софіана уже нсколько смягчилась, благодаря кроткому обращенію съ нимъ Магомета, чего онъ не ожидалъ отъ пророка, поэтому, поневол уступая необходимости, онъ призналъ его за божественнаго посланника, представивъ собою наглядное доказательство врности принятаго мусульманами правила: ‘Для убжденія упорствующихъ въ невріи самое лучшее доказательство — мечъ’.
Принявъ Исламъ, Абу Софіанъ выговорилъ выгодныя условія для жителей Мекки въ томъ случа, если они выкажутъ покорность. Не будетъ сдлано никакого вреда тмъ изъ нихъ, которые останутся спокойно въ своихъ домахъ или укроются въ домахъ Абу Софіана и Хакима, или же подъ знаменемъ Абу Равайхи.
Для того, чтобы Абу Софіанъ могъ получить наглядное понятіе о численности войскъ, идущихъ противъ Мекки и привезти въ городъ извстіе объ этомъ, его поставили вмст съ Аль-Аббасомъ въ узкомъ горномъ проход и передъ нимъ, какъ на смотру, прошла вся армія. По мр того, какъ проходили скорымъ маршемъ различныя арабскія племена, каждое со своимъ оружіемъ и знаменемъ, Аль-Аббасъ говорилъ ему, какъ называется племя и страна, въ которой оно живетъ. Абу Софіанъ былъ пораженъ многочисленностью войска, его дисциплиной и вооруженіемъ, потому что мусульмане въ короткое время сдлали большіе успхи въ способ и искусств вести войну, но когда показался Магометъ, окруженный толпою избранныхъ тлохранителей, закованныхъ съ ногъ до головы въ блестящую сталь, то его удивленію не было границъ.— ‘Нельзя сопротивляться такому войску!— воскликнулъ онъ, подтверждая свои слова клятвою.— Дйствительно, въ рукахъ у твоего племянника большая сила!’
— Да, это правда,— отвчалъ тотъ,— а потому вернись къ твоему народу, позаботься о его безопасности, уговори его не сопротивляться посланнику Божію’.
Абу Софіанъ поспшилъ вернуться въ городъ, и, собравъ жителей, сказалъ имъ, что на нихъ идетъ сильное войско, подъ предводительствомъ Магомета, что въ случа ихъ покорности пророкъ предлагаетъ имъ выгодныя условія, и что съ ихъ стороны будетъ безполезно всякое сопротивленіе. Такъ какъ Абу Софіанъ въ своихъ отношеніяхъ къ Магомету и его ученію былъ главою оппозиціи, то его слова произвели немедленное дйствіе, и вс покорились обстоятельствамъ, такъ какъ больше имъ не оставалось ничего длать. Поэтому большинство жителей приготовилось съ покорностью встртить пророка, который долженъ былъ вступить въ городъ.
Между тмъ Магометъ, который не зналъ, какое сопротивленіе онъ встртитъ со стороны жителей, подходя къ городу, расположилъ свои войска въ извстномъ порядк. Въ то время, какъ главный корпусъ шелъ прямо впередъ, съ обихъ сторонъ его подвигались по холмамъ сильные отряды. Али, командовавшему многочисленнымъ кавалерійскимъ корпусомъ, было поручено священное знамя, которое онъ долженъ былъ водрузить на гор Хаджунъ и оставаться тутъ съ нимъ до прихода пророка. Всмъ военачальникамъ былъ отданъ строгій приказъ выжидать и отнюдь не пускаться первымъ въ атаку, потому что задушевнымъ желаніемъ Магомета было побдить Мекку кротостью и милосердіемъ, а не подчинить ее себ насиліемъ. Правда, что тхъ, кто сталъ бы сопротивляться съ оружіемъ въ рукахъ, велно было убивать, но зато тмъ, которые выкажутъ покорность, запрещено было наносить вредъ. Магометъ, услыхавъ слова одного изъ своихъ военачальниковъ, который въ пылу своего усердія воскликнулъ: ‘Въ день битвы нтъ священнаго мста’, немедленно замнилъ его боле хладнокровнымъ командиромъ.
Главный корпусъ арміи безпрепятственно подвигался впередъ. Магометъ, одтый въ ярко-красную куртку, халъ въ арьергард на своемъ любимомъ верблюд Аль-Касва. Онъ подвигался медленно, потому что его задерживала огромная, собравшаяся вокругъ него, толпа народа. Когда онъ подъхалъ къ гор Хаджунъ, на которой Али водрузилъ знамя вры, то для него разбили палатку. Тогда онъ сошелъ съ верблюда, снялъ съ себя красную одежду и облекся въ черную чалму и одяніе богомольца, но, посмотрвъ внизъ на разстилавшуюся передъ нимъ долину, онъ увидалъ, къ великому своему огорченію и негодованію, блескъ сабель и копій и страшную рзню, производимую лвымъ крыломъ, бывшимъ подъ начальствомъ Коледа. Его отряды, составившіеся изъ обращенныхъ въ Исламъ арабскихъ племенъ, были вызваны на бой стрлами, пущенными въ нихъ корейшитами, вслдствіе чего этотъ неукротимый воинъ врзался въ густую толпу непріятелей съ мечомъ и копьемъ, за нимъ послдовали и его отряды, они обратили враговъ въ бгство и вмст съ ними вошли какъ ни попало въ ворота Мекки, и только приказъ Магомета, данный имъ во-время, усплъ предохранить жителей отъ поголовнаго избіенія.
Когда рзня была прекращена и жители не выказали больше никакого сопротивленія, пророкъ сошелъ съ горы и верхомъ на верблюд подъхалъ къ воротамъ города, по правую его руку халъ Абу-Бекръ, а сзади Осама, сынъ Зеида. Солнце только что всходило, когда онъ вступилъ въ ворота своего родного города, хотя и покрытый славою, какъ побдитель, но въ одежд смиреннаго богомольца. Онъ въхалъ въ городъ, повторяя т стихи Корана, о которыхъ, по его словамъ, онъ получилъ откровеніе въ Медин и въ которыхъ находилось пророчество объ этомъ событіи. Его торжество было торжествомъ религіознаго фанатика, но не воина. ‘Богу принадлежатъ и небесное, и земное воинство’,— сказалъ онъ,— ‘Богъ всемогущъ и премудръ. Нын Богъ оправдалъ на посланник своемъ то видніе, въ которомъ онъ сказалъ: ‘Ты вполн безопасно войдешь въ священный храмъ Мекки’.
Не слзая съ верблюда, Магометъ направился къ Кааб, мсту, гд онъ молился еще въ дтств, къ святын, бывшей предметомъ поклоненія со временъ патріарховъ, которую онъ считалъ первоначальнымъ храмомъ, посвященнымъ единому истинному Богу. Онъ семикратно обошелъ кругомъ священнаго зданія, исполнивъ благочестивый обрядъ, сохранившійся съ тхъ временъ, когда вра была еще чистою, и съ благоговйнымъ чувствомъ прикасаясь всякій разъ своимъ посохомъ къ черному камню, который онъ считалъ священнымъ. Онъ хотлъ было войти въ Каабу, но Отманъ-Ибнъ-Талха, престарлый ея стражъ, заперъ дверь на замокъ. Али вырвалъ изъ рукъ у Отмана ключи, но Магометъ приказалъ отдать ихъ почтенному служителю храма и такъ очаровалъ его своей добротой, что тотъ не только отворилъ ему настежь двери, но и перешелъ въ Исламъ, почему и сохранилъ за собою свою прежнюю должность.
Теперь Магометъ началъ приводить въ исполненіе то, что было главною цлью его религіозныхъ стремленій, а именно: онъ принялся очищать священное зданіе отъ идолопоклонническихъ изображеній, которыми оно было переполнено. Вс идолы, находящіеся какъ въ самомъ храм, такъ и вн его, число которыхъ доходило до трехсотъ шестидесяти, были ниспровергнуты и разбиты. Въ числ ихъ самымъ извстнымъ былъ Хобалъ, идолъ, перенесенный сюда изъ Балки, въ Сиріи, про котораго выдумали, что онъ будто бы иметъ власть посылать на землю дождь. Само собою разумется, что его очень почитали жители безводной пустыни. Здсь были также и статуи Авраама и Измаила, державшія въ рукахъ волшебныя стрлы. ‘Это оскорбляетъ ихъ память,— сказалъ Магометъ,— такъ какъ стрлы эти служатъ символомъ дьявольскаго искусства, которымъ они никогда не занимались’. Поэтому, изъ уваженія къ ихъ памяти, эти статуи были разбиты. Въ Кааб находились также живописныя изображенія ангеловъ въ вид красивыхъ женщинъ. ‘Ангелы,— сказалъ съ негодованіемъ Магометъ,— совсмъ не такія существа. Въ раю для утшенія правоврныхъ есть небесныя гуріи, но ангелы, это — служебные духи Всевышняго и по природ своей слишкомъ чисты для того, чтобы имть полъ’. Поэтому и живопись эта была также уничтожена.
Онъ разломалъ своими руками даже голубя, искусно вырзаннаго изъ дерева, и бросилъ его на землю, видя и въ этомъ изображеніи тоже идолопоклонство.
Изъ Каабы онъ похалъ дальше, къ источнику Земъ-Земъ. Источникъ этотъ былъ священнымъ въ глазахъ Магомета, который врилъ, что это тотъ самый источникъ, который ангелъ показалъ Агари и Измаилу, когда они умирали отъ жажды. Соединенный съ нимъ обрядъ Магометъ считалъ священнымъ и чистымъ, а потому онъ и былъ сохраненъ Исламомъ. Когда пророкъ подошелъ къ источнику, то дядя его Аль-Аббасъ подалъ ему наполненную водою кружку, чтобы онъ могъ напиться и совершить обычное омовеніе. Чтобы увковчить этотъ благочестивый поступокъ, онъ назначилъ своего дядю хранителемъ чаши при источник, и эта священная и почетная должность сохраняется за его потомками и до настоящаго времени.
Въ полдень одинъ изъ его послдователей, выйдя, по его приказанію, на крышу Каабы, сталъ созывать народъ на молитву,— это сохранившійся и до сихъ поръ во всхъ магометанскихъ странахъ обычай созывать на молитву съ вершины минаретовъ или башенъ, находящихся при каждой мечети. Онъ установилъ также и Кеблу, къ которой во всхъ странахъ свта правоврные должны обращаться лицомъ во время молитвы.
Затмъ, обращаясь къ народу, онъ сказалъ что-то въ род проповди, въ которой изложилъ основы своего вроученія и назвалъ торжество вры исполненіемъ пророческаго общанія. Въ отвтъ на это послышались громкіе крики толпы: ‘Аллахъ Акбаръ! Богъ великъ!’ — кричала она. ‘Нтъ Бога, кром Бога, и Магометъ — пророкъ его!’.
По окончаніи религіозныхъ церемоній, Магометъ отправился на холмъ Аль-Сафа, гд и остался, тутъ проходили передъ нимъ жители Мекки, какъ мужчины, такъ и женщины, они приносили ему клятву въ врности, какъ пророку Божію, и отрекались отъ идолопоклонства. Все это совпадало съ откровеніемъ Корана, гд говорится такъ: ‘Богъ послалъ апостола своего, давъ ему наставленіе и религію истины, дабы онъ превознесъ ее надъ всми остальными религіями. Воистину, клянущіеся въ врности ему, клянутся въ врности самому Богу. Десница Божія направляетъ руки ихъ’. Но при своемъ торжеств онъ не принималъ никакихъ, относящихся лично къ нему, почестей и не приписывалъ себ царской власти. ‘Отчего ты дрожишь?’ — спросилъ онъ человка, подходившаго къ нему робкими, неврными шагами.— ‘Чего ты боишься? Я не царь, а только сынъ корейшитской женщины, которая питалась сушенымъ на солнц мясомъ’.
Онъ также обратилъ на себя всеобщее вниманіе своею снисходительностью. Начальники корейшитовъ, бывшіе прежде такими надменными, предстали теперь съ униженнымъ видомъ передъ этимъ человкомъ, котораго они преслдовали, потому что въ его рукахъ была ихъ жизнь.
— Чего вы ждете отъ меня?— спросилъ онъ строгимъ тономъ.
— Милости, о, великодушный братъ нашъ! Милости, о, сынъ великодушнаго рода!
— Пусть будетъ такъ!— воскликнулъ онъ съ презрніемъ, смшаннымъ съ жалостью.— Прочь отсюда! Убирайтесь! Вы свободны!
Нкоторые изъ его послдователей, вмст съ нимъ подвергавшіеся преслдованію, уже предвкушали наслажденіе кровавою местью и теперь, разочаровавшись въ своихъ надеждахъ, стали роптать на его кротость, но онъ твердо стоялъ на своемъ и назвалъ Мекку ненарушимой святыней, или мстомъ убжища, какою она и останется до всеобщаго воскресенія. Впрочемъ, онъ удержалъ за собою право въ теченіе только одного этого дня наказать нкоторыхъ изъ жителей города, именно тхъ, которые были особенно виноваты противъ него и за это подлежали изгнанію, но даже и большинство изъ этихъ послднихъ было помиловано.
Между корейшитскими женщинами, которыя подходили къ нему для того, чтобы принести присягу, онъ узналъ Хенду, жену Абу Софіана, необузданную женщину, которая ободряла неврныхъ въ битв при Оход и грызла сердце Гамзы для того, чтобы отомстить за смерть своего отца. Въ данномъ случа она явилась переодтой, чтобы ея не узнали, но, замтивъ, что глаза пророка устремлены на нее, она упала къ его ногамъ, восклицая: ‘Я — Хенда! Прости меня, прости!’ Магометъ простилъ ее, но она заплатила ему за его милосердіе тмъ, что презрительно относилась къ его ученію и всегда его осмивала.
Въ числ людей, подлежавшихь наказанію, былъ эіоплянинъ Вакса, тотъ самый, который убилъ Гамзу, онъ бжалъ изъ Мекки при вступленіи въ нее войска. Впослдствіи онъ самъ явился къ пророку и, не будучи узнанъ, назвалъ себя врующимъ мусульманиномъ. Онъ былъ прощенъ, при чемъ его заставили передать вс подробности смерти Гамзы, посл чего Магометъ отпустилъ Ваксу, строго наказавъ послднему никогда не являться ему на глаза. Онъ дожилъ до времени калифатства Омара, во время правленія котораго не разъ былъ наказанъ плетьми за пьянство.
Другимъ человкомъ, осужденнымъ на изгнаніе, былъ Абдалла-Ибнъ-Саадъ, молодой корейшитъ, отличавшійся какъ своимъ остроуміемъ и юморомъ, такъ и военными способностями. Онъ хорошо владлъ перомъ, и поэтому Магометъ поручалъ ему излагать письменно откровенія Корана. Занимаясь этимъ, онъ часто передлывалъ по-своему и исправлялъ текстъ, мало того, нашли, что онъ, по своей безпечности или съ умысломъ, искажалъ его до нелпости. Онъ самъ, въ кругу своихъ товарищей, подшучивалъ надъ своими измненіями и поправками, замчая при этомъ, что если въ Коран доказывается, что Магометъ — пророкъ, то и онъ тоже наполовину пророкъ. Когда было открыто, что онъ длалъ вставки отъ себя, то онъ, спасаясь отъ гнва пророка, принужденъ былъ бжать въ Мекку, гд снова впалъ въ идолопоклонство. Когда городъ былъ взятъ, то молочный братъ Саада спряталъ его у себя въ дом, до тхъ поръ пока не утихло смятеніе, тогда онъ привелъ его къ пророку и просилъ послдняго помиловать Саада. Это было самымъ труднымъ испытаніемъ для снисходительности Магомета. Виновный обманулъ его довріе, поднималъ его на — смхъ, сомнвался въ его божественномъ посланничеств и потрясъ самыя основы его вры. Нсколько времени Магометъ хранилъ грозное молчаніе, надясь, какъ говорилъ онъ самъ впослдствіи, что который-нибудь изъ ревностныхъ учениковъ снесетъ ему съ плечъ голову. Но такъ какъ никто не пошевелился, то пророкъ, уступая убдительнымъ просьбамъ Отмана, даровалъ Сааду прощеніе. Абдалла немедленно перешелъ въ свою прежнюю вру и остальное время своей жизни былъ примрнымъ мусульманиномъ. Мы встрчаемъ его имя въ тхъ войнахъ, которыя велись калифами. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ ловкихъ наздниковъ въ своемъ племени и обнаруживалъ эту преобладавшую въ немъ страсть до самой смерти. Умирая, онъ повторялъ сотую главу Корана, подъ заглавіемъ: ‘Боевые кони’. Можетъ -быть это была одна изъ глазъ, подвергшихся его передлк.
Третьимъ осужденнымъ на изгнаніе былъ Акрема-Ибнъ-Абу-Джаль, который во многихъ случаяхъ выказывалъ смертельную вражду къ пророку, унаслдованную имъ отъ отца. Когда Магометъ вступилъ въ Мекку, то Акрема вскочилъ на борзаго коня и спасся бгствомъ, выхавъ въ другія, противоположныя ворота, онъ оставилъ въ город красавицу-жену, Омъ-Хакимъ, на которой только передъ тмъ женился. Она приняла Исламъ, но вскор посл этого услыхала, что ея мужъ сдлалъ было попытку переплыть море, чтобы укрыться въ Іемен, но корабль, на которомъ онъ находился, снова отнесло бурею къ гавани. Она бросилась къ Магомету, небрежно одтая, съ растрепанными волосами, безъ покрывала, упала передъ нимъ на колни и умоляла помиловать ея мужа. Пророкъ, который, вроятно, былъ боле тронутъ ея красотой, нежели горемъ, ласково поднялъ ее съ земли и сказалъ ей, что исполнитъ ея просьбу. Она поспшила на пристань и пришла туда какъ разъ въ то время, когда корабль, на которомъ находился ея мужъ, готовъ былъ сняться съ якоря. Она вернулась въ Мекку верхомъ, сидя на лошади сзади мужа, котораго и привела къ пророку, какъ правоврнаго. Впрочемъ, въ данномъ случа она такъ плотно закуталась въ покрывало, что были видны одни только ея черные глаза. Магометъ принялъ отъ Акремы заявленіе о томъ, что онъ — мусульманинъ, и сдлалъ его начальникомъ отряда гавазенитовъ, эта должность была ему дана пророкомъ какъ бы въ приданое за его красивой и преданной ему женой, кром того Магометъ щедро одарилъ молодую чету. Акрема, подобно многимъ другимъ врагамъ Магомета, обращеннымъ въ Исламъ, оказался храбрымъ бойцомъ въ войнахъ за вру, онъ отличался во многихъ случаяхъ и, наконецъ, палъ въ битв, изрубленный и пронзенный саблями и копьями.
Поведеніе Магомета посл взятія Мекки доказало, что это было скоре религіозное, нежели военное торжество. А потомъ въ сердц его заговорило нжное чувство къ родин, теперь, когда она была въ его власти, благодаря успху, въ его душ затихла злоба и ему хотлось всхъ простить.
Ансаріане, или мединскіе помощники, оказавшіе ему помощь въ этой войн, стали опасаться того, чтобы ея успхъ не повредилъ ихъ собственнымъ интересамъ. Они съ безпокойствомъ наблюдали за нимъ, когда онъ, помолившись однажды на холм Аль-Сафа, сидлъ и задумчиво глядлъ на Мекку, мсто его прежней борьбы и недавней славы.’Воистину,— сказалъ онъ,— лучше тебя нтъ города, Аллахъ любитъ тебя гораздо больше другихъ городовъ. Если бы меня не изгнали отсюда и мои соплеменники, то я никогда бы не покинулъ тебя!’ Услыша это, ансаріане начали говорить одинъ другому: ‘Посмотрите, Магометъ сдлался теперь побдителемъ и господиномъ родного своего города, онъ, наврно, останется здсь жить и покинетъ Медину!’ Ихъ слова дошли до ушей пророка, и онъ обратился къ нимъ съ упреками, къ которымъ примшивалось и нжное чувство: ‘Нтъ!— воскликнулъ онъ,— когда вы общали, что будете мн врны, я поклялся жить и умереть вмст съ вами. Если бы я оставилъ васъ, то поступилъ бы не такъ, какъ долженъ поступать служитель Божій, или пророкъ Его’.
Онъ остался вренъ своему слову и жилъ до самой смерти въ Медин, гд было дано ему пристанище. Магометъ не удовольствовался тмъ, что очистилъ Каабу и уничтожилъ идолопоклонство въ своемъ родномъ город, онъ разослалъ своихъ военачальниковъ во глав вооруженныхъ отрядовъ съ тмъ, чтобы ниспровергать идоловъ у различныхъ племенъ въ сосднихъ городахъ и деревняхъ и обращать идолопоклонниковъ въ свою вру.
Самымъ ревностнымъ изъ этихъ апостоловъ-воиновъ оказался Каледъ, который былъ очень одушевленъ посл недавняго обращенія. Прибывъ въ Наклахъ,— мсто, куда стекались идолопоклонники-корейшиты на поклоненіе въ храмъ Уззы, онъ проникнулъ въ священную рощу, опустошилъ храмъ и ниспровергъ идола. Изъ храма выбжала, крича и ломая руки, какая-то страшная старуха, черная, нагая и съ растрепанными волосами, но Каледъ однимъ ударомъ палаша разрубилъ ее пополамъ. Объ этомъ онъ разсказалъ Магомету, говоря, что не знаетъ, кто она такая — жрица, или же злой духъ. ‘По правд’,— отвчалъ пророкъ,— ‘ты убилъ самое Уззу’.
Отправленный съ такимъ же порученіемъ въ сосднюю провинцію Техаму Каледъ взялъ съ собою триста пятьдесятъ человкъ, нкоторые изъ нихъ принадлежали къ племени Сулеймъ, его сопровождалъ и Абдалрахманъ, одинъ изъ первыхъ послдователей Ислама. Онъ получилъ отъ пророка инструкцію проповдывать людямъ миръ и благоволеніе, внушать имъ правила вры и отнюдь не прибгать къ насилію, разв только въ томъ случа, если на него нападутъ. Когда онъ, направляясь къ Техам, пробылъ въ пути уже около двухъ дней, то ему пришлось прозжать чрезъ страну, населенную племенемъ Джадсима. Большинство изъ жителей обратилось въ Исламъ, но нкоторые изъ нихъ еще держались сабеизма. Это племя когда-то ограбило и убило одного изъ дядей Каледа, а также и отца Абдалрахмана и нкоторыхъ сулеймитовъ, когда т возвращались изъ счастливой Аравіи. Опасаясь, чтобы Каледъ и его войско не отмстили имъ за эти злодянія, они вооружились, видя ихъ приближеніе.
Каледъ въ душ былъ очень радъ, что они выхали къ нему навстрчу въ боевомъ порядк Грозно окликнувъ ихъ, онъ спросилъ, кто они — мусульмане, или же неврные? ‘Мусульмане’,— отвчали они нершительнымъ тономъ.— ‘Такъ почему же вы вызжаете къ намъ навстрчу съ оружіемъ къ рукахъ?’ — ‘Потому что есть враждебныя намъ племена, которыя могутъ напасть на насъ врасплохъ’.
Каледъ строго приказалъ имъ слзть съ лошадей и сложить оружіе. Нкоторые такъ и сдлали и сейчасъ же были схвачены и связаны, остальные убжали. Считая ихъ бгство сознаніемъ вины’ онъ преслдовалъ ихъ и убивалъ массами, онъ опустошилъ ихъ страну и отъ излишняго усердія предалъ смерти нсколько человкъ плнныхъ.
Когда Магометъ услыхалъ объ этомъ ничмъ невызванномъ нападеніи, онъ поднялъ руки къ небу, и призвалъ Бога въ свидтели, что самъ онъ неповиненъ въ этомъ дл. Когда Каледъ вернулся, и Магометъ сталъ укорять его, то онъ хотлъ было свалить вину на Абдалрахмана, но Магометъ съ негодованіемъ отвергъ это обвиненіе, взводимое на одного изъ самыхъ первыхъ и самыхъ достойныхъ своихъ послдователей. Тогда онъ послалъ великодушнаго Али съ тмъ, чтобы тотъ возвратилъ народу Джадсимы все, что было отнято у него Каледомъ, и уплатилъ родственникамъ убитыхъ денежное вознагражденіе. Онъ по своему характеру былъ самымъ подходящимъ лицомъ для этого порученія, которое онъ врно выполнилъ. Онъ подробно разспрашивалъ, какіе кто потерплъ убытки или понесъ потери, и всхъ вполн удовлетворилъ. Когда вс убытки были возмщены, и кровопролитіе заглажено, онъ раздлилъ между народомъ оставшіяся у него деньги и своею добротою утшилъ всхъ огорченныхъ. Поэтому Али отъ всхъ получилъ благодарность и похвалу, а мстительнаго Каледа порицали даже и т, кому онъ хотлъ угодить.
— Вотъ видишь,— сказалъ онъ Абдалрахману,— я отомстилъ за смерть своего отца.— ‘Скажи лучше,— отвчалъ съ негодованіемъ тотъ,— что ты отомстилъ за смерть твоего дяди. Ты опозорилъ вру поступкомъ, достойнымъ только идолоплонника’.

ГЛАВА. XXXI.
Враждебныя дйствія въ горахъ.— Лагерь непріятеля въ долин Аутасъ,— Битва въ горномъ ущель Хонейнъ.— Взятіе непріятельскаго лагеря.— Свиданіе Магомета съ кормилицей.— Длежъ добычи.— Магометъ на могил матери.

Въ то время, какъ воинствующіе апостолы Магомета распространяли остріемъ меча его вроученіе на равнинахъ, въ горахъ собиралась страшная гроза. Такефиты, гавазины, джосмиты, саадиты и многія другія отважныя горныя племена бедуиновъ заключили между собою союзъ съ цлью положить предлъ той власти, которая грозила подчинить себ всю Аравію. Упоминаемые здсь саадиты, или Бени-Садъ, это — т самые пастушескіе арабы, среди которыхъ былъ воспитанъ въ дтств Магометъ и въ долин которыхъ, по словамъ преданія, ангелъ вынулъ у него изъ груди и очистилъ его сердце. Такефиты, игравшіе главную роль въ этомъ союз, были могущественнымъ племенемъ, они владли въ горахъ сильно укрпленнымъ городомъ Тайифомъ вмст съ его плодородной территоріей. Они были идолопоклонниками-фанатиками, и въ ихъ столичномъ город находился храмъ идола женскаго пола, Эль-Латъ, слава о которой разнеслась далеко. Читатель припомнитъ, какъ низко они поступали съ Магометомъ, когда тотъ сдлалъ попытку проповдать свое ученіе въ Тайиф, въ него бросали на площади каменьями и, наконецъ, съ ругательствомъ выгнали его изъ города. Надо думать, что такефиты принимали такое дятельное участіе въ заключеніи союза изъ опасенія, что онъ отомститъ имъ за прежнее.
Главнокомандующимъ союзной арміей былъ Малекъ-Ибнъ-Ауфъ. Онъ назначилъ долину Аутасъ, лежащую между Хонейномъ и Тоилфомъ, мстомъ для сбора войскъ и для лагеря, а такъ какъ онъ зналъ непостоянный характеръ арабовъ, которые изъ-за какого-нибудь пустого каприза всегда готовы были вернуться домой, то онъ приказалъ имъ привезти съ собой также ихъ семьи и всю движимость. И вотъ они собрались изъ разныхъ мстностей, въ числ четырехъ тысячъ воиновъ, такъ что въ лагер были цлыя толпы женщинъ и дтей и множество стадъ мелкаго и крупнаго скота.
Способъ, придуманной Малекомъ-Ибнъ-Ауфомъ, для того, чтобы какъ можно крпче привязать къ себ воиновъ, встртилъ сильное неодобреніе со стороны Дораида, главы джосмитовъ. Это былъ престарлый воинъ, который дожилъ уже до ста лтъ, худой, какъ скелетъ, и до такой степени слабый, что его возили въ паланкин на спин верблюда. Хотя онъ и не могъ принимать участія въ битв, но имлъ важное значеніе въ военномъ совт, благодаря своей многолтней опытности въ веденіи войны. Этотъ ветеранъ пустыни далъ совтъ немедленно отослать домой всхъ женщинъ и дтей для того, чтобы освободить армію отъ лишней помхи. Его совта не послушали, и долина Аутасъ попрежнему представляла собою скоре привалъ какого-нибудь изъ пастушескихъ племенъ, чмъ лагерь наскоро набраннаго войска.
Между тмъ Магометъ услышалъ о томъ, что собирается гроза, чтобы не дать ей разразиться, онъ выступилъ въ походъ во глав войска, состоявшаго безъ малаго изъ двнадцати тысячъ, воиновъ, частью бглецовъ изъ Мекки и помощниковъ изъ Медины, а частью изъ арабовъ пустыни, и нкоторые изъ послднихъ еще не были обращены въ Исламъ.
Отправляясь въ походъ, Магометъ надлъ блестящую кирасу и шлемъ и слъ на своего любимаго благо мула Дильдаля. Онъ никогда не вызжалъ на боевомъ кон, такъ какъ самъ рдко принималъ участіе въ битв. Недавніе успхи его оружія и численное превосходство войска сравнительно съ непріятелемъ заставляли его думать, что побда обойдется ему легко, онъ вышелъ въ горную область безъ всякихъ мръ предосторожности, и, подвигаясь впередъ къ непріятельскому лагерю при Мутас, дошелъ до глубокой мрачной долины, лежащей на границахъ Хонейна. Проходя по неровному ущелью, войска шли въ полномъ безпорядк,— каждый воинъ выбиралъ себ дорогу поудобне. Вдругъ они были осыпаны градомъ дротиковъ, камней и стрлъ, отъ которыхъ два или три воина Магомета пали мертвыми къ его ногамъ и многіе получили опасныя раны. Дло въ томъ что Малекъ съ отборными воинами занялъ позицію на высотахъ, поднимавшихся надъ этимъ тснымъ ущельемъ. Каждый утесъ и каждая пещера были заняты стрлками изъ лука и пращниками, и нкоторые изъ нихъ бросились внизъ для того, чтобы вступить въ рукопашный бой. Пораженные паническимъ страхомъ мусульмане обратились въ бгство. Магометъ сзывалъ ихъ, какъ главнокомандующій, и обращался къ нимъ, какъ пророкъ Божій, но все было напрасно. Каждый думалъ только о томъ, чтобы спастись и поскоре выбраться изъ этой ужасной долины.
Была одна минута, когда казалось, что все потеряно, и нкоторые воины, недавно обращенные въ Исламъ противъ своего желанія, были въ восторг: они думали, что счастье измнило пророку.
— Клянусь небомъ!— воскликнулъ Абу-Софіанъ, глядя вслдъ бгущимъ мусульманамъ,— никакая сила не остановитъ ихъ теперь, пока они не добгутъ до моря.
— Да,— воскликнулъ другой,— волшебной сил Магомета пришелъ конецъ!
Третій, затаившій въ своей душ желаніе отмстить за смерть своего отца, убитаго мусульманами въ оходской битв, совсмъ было убилъ пророка среди этого замшательства, если бы послдняго не окружили преданные ему ученики, которые и защитили его. Самъ Магометъ, въ порыв отчаянія, пришпоривъ своего мула, хотлъ броситься на непріятеля, но Аль-Аббасъ, схвативъ мула подъ уздцы, помшалъ пророку итти на врную смерть и въ то же самое время закричалъ такъ громко, что крикъ его раздался по всей узкой долин. Такъ какъ Аль-Аббасъ отличался сильными легкими, то въ этотъ критическій моментъ его голосъ спасъ армію. Мусульмане, услышавъ этотъ хорошо знакомый имъ голосъ, собрались снова и, видя, что враги не преслдуютъ ихъ, опять вернулись на поле сраженія. Непріятель сошелъ съ высотъ и въ ущель завязался кровавый бой. ‘Въ горнил разгорается огонь!’ — закричалъ съ восторгомъ Магометъ, видя, что заблестло оружіе, засверкали сабли и копья. Нагнувшись къ земл съ сдла, онъ схватилъ горсть песку, который бросилъ въ воздухъ въ томъ направленіи, гд находился непріятель. ‘Да погибнутъ они!— воскликнулъ онъ. Пусть этотъ песокъ ослпитъ ихъ!’ — И они были дйствительно поражены слпотою и бжали въ смятеніи, какъ говорятъ мусульманскіе писатели, хотя ихъ пораженіе можно скоре приписать превосходству силъ у мусульманъ и той энергіи, которую вдохнуло въ нихъ восклицаніе пророка. Малекъ и такефиты укрылись въ отдаленномъ город Тайиф, а остальные отступили къ своему лагерю, находившемуся въ долин Аутасъ.
Оставшись въ долин Хонейнъ, Магометъ послалъ для нападенія на непріятельскій лагерь Абу-Эмира со значительными силами. Гавазины оказали мужественное сопротивленіе. Абу-Эмиръ былъ убитъ, но его племянникъ Абу-Муза, принявъ на себя команду надъ войскомъ, одержалъ полную побду и убилъ множество непріятелей. Въ лагер нашлось много добычи и плнныхъ, благодаря необдуманной мр предосторожности, принятой Малекомъ-ИбнъАуфомъ, съ цлію удержать при себ воиновъ, онъ, какъ мы говорили, не послушавшись мудраго совта ветерана Дораида, загромоздилъ лагерь семьями и пожитками союзниковъ, а также ихъ стадами крупнаго и мелкаго скота. Здсь будетъ умстнымъ сказать нсколько словъ объ участи этого престарлаго воина пустыни. Въ то время, какъ мусульмане, разсявшіеся по всему лагерю, везд искали добычи, одинъ молодой сулеймитъ, по имени Рабія-Ибнъ-Рафи, увидлъ верблюда съ паланкиномъ на спин и погнался за нимъ, думая что въ этомъ паланкин сидитъ какая-нибудь красавица. Догнавъ верблюда, онъ отдернулъ занавску паланкина и увидалъ похожую на скелетъ фигуру дряхлаго старика Дораида. Раздосадованный и обманутый въ своихъ ожиданіяхъ, Рабія хотлъ нанести ему ударъ своею саблею, но оружіе переломилось у него въ рук. ‘Твоя мать,— сказалъ насмшливо старикъ,— дала теб никуда негодное оружіе, у меня за сдломъ ты найдешь такое, которое гораздо лучше твоего’.
Юноша схватилъ его саблю, но въ то время, какъ онъ вынималъ ее изъ ноженъ, Дораидъ, замтивъ, что это сулеймитъ, воскликнулъ: ‘Окажи твоей матери, что ты убилъ Дораида-Ибнъ-Симму, который въ военное время былъ покровителемъ многихъ женщинъ изъ ея племени’. Но эти слова не подйствовали, и юноша раскроилъ ветерану черепъ его же саблей. Когда Рабія вернулся въ Мекку и разсказалъ объ этомъ матери, то она начала упрекать его, говоря: ‘Ты дйствительно убилъ человка, бывшаго благодтелемъ для нашаго племени. Дораидъ-Ибнъ-Симма освободилъ изъ плна трехъ женщинъ твоего рода’.
Абу-Муза съ торжествомъ вернулся къ Магомету и выставилъ всмъ на-показъ добычу, захваченную имъ въ лагер Аутасъ, а также и взятыхъ въ плнъ женщинъ и дтей. Одна изъ плнницъ упала къ ногамъ пророка и умоляла его о помилованіи: это была его молочная сестра Аль-Шима, дочь его кормилицы, Халемы, выкормившей его въ Саадитской долин. Вглядываясь въ черты ея сморщившагося лица, Магометъ никакъ не могъ узнать въ ней веселую товарку его дтскихъ игръ, но она, обнаживъ свою спину, показала ему рубецъ: онъ какъ-то разъ въ дтств укусилъ ее изъ шалости. Тогда вс его сомннія исчезли, онъ обошелся съ ней ласково, предоставивъ на ея выборъ или жить у него подъ его покровительствомъ, или же вернуться домой къ своимъ роднымъ.
У мусульманъ возникъ щекотливый вопросъ, какъ имъ распорядиться съ плнницами. Можно ли взять себ въ жены тхъ изъ нихъ, которыя были, замужемъ, не совершая при этомъ грха прелюбодянія? Изъ этого недоумнія ихъ вывело слдующее откровеніе Корана: ‘Вы не должны брать себ въ жены свободныхъ замужнихъ женщинъ, разв только ваша правая рука сдлаетъ ихъ плнницами’. Согласно съ этими словами Корана, вс женщины взятыя на войн въ плнъ, могутъ быть женами побдителей, даже при жизни изъ прежнихъ мужей. Само собою разумется, что этимъ закономъ не преминули воспользоваться побдители при Хонейн.
Оставивъ плнныхъ и добычу въ надежномъ мст и подъ надлежащею охраною, Магометъ пустился въ погоню за такефитами, которые укрылись въ Тайиф. Когда онъ приближался къ этому идолопоклонническому городу, мсту, гд его такъ обидли и оскорбили, и увидалъ т ворота, изъ которыхъ его выгнали съ такимъ позоромъ, то къ его религіозному рвенію примшалось также и чувство мести. Стны города были очень крпки и его нельзя было взять штурмомъ, и, кром того, онъ былъ защищенъ крпостью, и поэтому Магометъ первый разъ прибгнулъ къ катапультамъ, таранамъ и другимъ орудіямъ, употреблявшимися при осад городовъ, но неизвстнымъ до сихъ поръ арабамъ. Орудія эти приготовлялись подъ наблюденіемъ Салмана-аль-Фарси, обращеннаго въ исламъ перса.
Но осажденные всякій разъ отражали нападеніе враговъ, тревожа осаждающихъ дротиками и стрлами и поливая расплавленнымъ желзомъ ихъ щиты изъ воловьей кожи, которыми они прикрывались, подходя къ стнамъ. Магометъ опустошилъ вс окрестныя поля, фруктовые сады и виноградники и объявилъ свободными всхъ рабовъ, которые убгутъ изъ города. Осада продолжалась двадцать дней, но безуспшно, и Магометъ каждый день совершалъ молитву, стоя посредин между палатками двухъ своихъ женъ Омъ-Саламы и Зейнабъ, которыя должны были по жребію сопровождать его въ этомъ поход. Его надежда на успхъ начала ослабвать и онъ впалъ еще въ большее уныніе, потому что видлъ сонъ, истолкованный въ неблагопріятномъ для него смысл Абу-Бекромъ, который былъ извстенъ за сноистолкователя. Онъ хотлъ уже снять осаду, но въ его войск поднялся ропотъ, и потому онъ приказалъ штурмовать одни изъ городскихъ воротъ. Осажденные, какъ и всегда, упорно защищали ихъ, и об стороны понесли большой уронъ. Абу-Софіанъ, храбро сражавшійся при этомъ штурм, лишился глаза и мусульмане были отражены врагами.
Тогда Магометъ снялъ лагерь, общая своему войску возобновить осаду впослдствіи и пошелъ на то мсто, гд находилась взятая въ этомъ поход добыча. Арабскіе писатели говорятъ, что она состояла изъ двадцати четырехъ тысячъ верблюдовъ, сорока тысячъ овецъ, четырехъ тысячъ унцій серебра и шести тысячъ плнныхъ.
Въ скоромъ времени пришла депутація отъ гавазиновъ съ заявленіемъ, что ихъ племя покоряется Магомету и проситъ возвратить ихъ семьи и пожитки. Вмст съ депутаціей пришла и Халема, кормилица Магомета, которая была теперь уже въ преклонныхъ годахъ. Сердце Магомета опять смягчилось при воспоминаніяхъ о его дтств. ‘Что вамъ дороже,— спросилъ онъ гавазиновъ,— ваши семьи, или ваши пожитки?’ — ‘Наши семьи,’ — отвчали они.
— Довольно,— сказалъ онъ,— что касается до меня лично и до Аль-Аббаса, то мы готовы отдать вамъ доставшихся на нашу долю плнныхъ, но надобно, чтобы на то же согласились и другіе. Приходите ко мн въ полдень, посл молитвы, и скажите такъ: ‘Мы умоляемъ посланника Божія о томъ, чтобы онъ посовтовалъ своимъ послдователямъ возвратить намъ нашихъ женъ и дтей, а также умоляемъ и его послдователей, чтобы они были предъ нимъ нашими заступниками’.
Послы такъ и сдлали. Магометъ и Аль-Аббасъ немедленно отказались отъ своей доли плнныхъ, ихъ примру послдовали вс остальные за исключеніемъ племенъ Тамимъ и Фазара, но Магометъ заставилъ и ихъ согласиться на это: онъ общалъ имъ, что въ слдующемъ поход они получатъ въ шестеро больше плнныхъ, чмъ теперь. Такимъ образомъ, по ходатайству Халемы, вс плнные ея племени получили свободу. Преданіе сохранило одинъ анекдотъ, который показываетъ, съ какимъ уваженіемъ относился Магометъ къ этой смиренной покровительниц его дтства. ‘Я сидлъ съ пророкомъ,— также разсказываетъ одинъ изъ его учениковъ,— и вдругъ къ нему явилась какая-то женщина, онъ сейчасъ же всталъ съ мста и разостлалъ свой плащъ, чтобы она могла ссть на него. Когда она ушла, то мн сказали, что эта женщина кормила грудью пророка’.
Затмъ Магометъ отправилъ посла къ Малеку, который все еще сидлъ въ Тайиф, съ предложеніемъ отдать ему всю захваченную у него при Хонейн добычу, кром того онъ общалъ подарить ему сто верблюдовъ, если только тотъ покорится ему и приметъ исламъ. Малекъ былъ побжденъ такимъ великодушнымъ предложеніемъ, онъ сдлался мусульманиномъ и привелъ съ собою подъ знамя пророка еще нкоторыя изъ состоявшихъ съ нимъ въ союз племена. Магометъ тотчасъ же сдлалъ его начальникомъ надъ ними, и Малекъ оказался впослдствіи неумолимымъ въ дл вры по отношенію къ своимъ прежнимъ союзникамъ такефитамъ.
Теперь мусульмане стали опасаться того, чтобы Магометъ, въ порывахъ великодушія, не растратилъ тхъ богатствъ, которыя были пріобртены въ ихъ послднихъ войнахъ, поэтому, окруживъ его со всхъ сторонъ, они стали громко требовать справедливаго длежа добычи и плнныхъ. Посмотрвъ на нихъ съ негодованіемъ, онъ сказалъ: ‘Разв я былъ когда-нибудь жаднымъ, несправедливымъ, или безчестнымъ?’ Затмъ онъ вырвалъ волосъ со спины верблюда и возвысивъ голосъ, воскликнулъ: ‘Клянусь Аллахомъ! Я никогда не бралъ изъ всей добычи вотъ на этотъ верблюжій волосъ больше слдуемой мн пятой части, да и эту пятую часть я всегда тратилъ на ваши же нужды’.
Посл этого онъ раздлилъ добычу въ обычномъ порядк: четыре пятыхъ отдалъ воинамъ, а свою собственную пятую часть раздлилъ между тми людьми, врность которыхъ онъ хотлъ укрпить. Онъ считалъ корейшитовъ ненадежными союзниками, можетъ-быть и потому, что самъ слышалъ, какъ нкоторые изъ нихъ выражали свою радость, предвидя его пораженіе, поэтому онъ старался привязать ихъ къ себ покрпче подарками. Абу-Софіану онъ подарилъ сто верблюдовъ и сорокъ оккъ серебра въ вознагражденіе за глазъ, котораго онъ лишился при штурм воротъ города Тайифа. Акрем, Ибнъ-Абу-Джалю и другимъ подобнымъ имъ важнымъ лицамъ онъ далъ изъ своей собственной доли то, чего они были достойны.
Въ числ не особенно ревностныхъ новообращенныхъ, которыхъ онъ задобрилъ такимъ образомъ, находился одинъ поэтъ, по имени АббасъИбнъ-Мардасъ. Будучи недоволенъ своей долей, онъ излилъ свое неудовольствіе въ сатирическихъ стихахъ. Магометъ заставилъ его прочесть эти стихи вслухъ. ‘Возьмите отсюда этого человка,— сказалъ онъ,— и отржьте у него языкъ’. Омаръ, который всегда стоялъ за строгія мры, хотлъ исполнить этотъ приговоръ буквально, но другіе, лучше знавшіе, что означаютъ эти слова пророка привели дрожащаго отъ страха Аббаса на площадь, гд стоялъ весь захваченный у непріятеля скотъ и предложили ему выбрать то, что ему вздумается.
— Какъ!— закричалъ съ радостію поэтъ, избавившись отъ ужаса, который навелъ на него мысль о томъ, что онъ будетъ изувченъ,— разв такимъ образомъ хочетъ пророкъ заставить мой языкъ замолчать? Клянусь Аллахомъ, я ничего не возьму!
Но Магометъ не хотлъ отступить отъ своего великодушнаго и вмст съ тмъ политичнаго намренія и послалъ ему въ подарокъ шестьдесятъ верблюдовъ. Съ этихъ поръ поэтъ только и длалъ, что воспвалъ щедрость пророка.
Пріобртая такимъ путемъ расположеніе не особенно ревностныхъ меккскихъ прозелитовъ, Магометъ возбудилъ ропотъ среди своихъ мединскихъ помощниковъ.— ‘Смотрите,— говорили они,— онъ осыпаетъ дарами вроломныхъ корейшитовъ, тогда какъ мы, оставшіеся ему врными въ несчастій, ничего не получимъ, кром нашей жалкой доли. Что же мы сдлали такое, что на насъ не обращаютъ вниманія?’
Магомету передали, что они ропщутъ, и онъ созвалъ въ свою палатку ихъ начальниковъ.
— Послушайте, вы, мединцы,— сказалъ онъ,— разв не было у васъ раздора между собой, и не я ли примирилъ васъ? Разв вы не заблуждались, и не я ли привелъ васъ на путь истинный? Разв вы не были бдны, и не я ли обогатилъ васъ?
Они сознались, что онъ говоритъ правду.
— Смотрите же,— продолжалъ онъ,— я пришелъ къ вамъ заклейменный названіемъ лжеца, но не взирая на это, вы увровали въ меня, меня преслдовали, а вы оказали мн покровительство, я былъ изгнанникомъ, а вы пріютили меня, я былъ безпомощнымъ, а вы помогли мн. Неужели же вы думаете, что я не чувствую этого? Неужели вы думаете, что я могу быть неблагодарнымъ? Вы жалуетесь на то, что я даю этимъ людямъ подарки, а вамъ не даю никакихъ. Это правда, что я даю имъ земныя блага, но это только для того, чтобы привлечь къ себ ихъ привязанныя ко всему земному сердца. Вамъ же, оставшимся мн врными, я отдаю самого себя! Они вернутся домой со стадами овецъ и верблюдовъ, а когда вернетесь вы, то съ вами будетъ пророкъ Божій. Клянусь Тмъ, въ Чьихъ рукахъ душа Магомета, хотя бы весь міръ шелъ однимъ путемъ, а вы другимъ, то я остался бы съ вами! Кто же изъ васъ получилъ отъ меня большую награду?
Помощники были тронуты до слезъ этою обращенною къ нимъ рчью. ‘О, пророкъ Божій!— воскликнули они,— мы довольны нашимъ жребіемъ!’
Посл раздла добычи, Магометъ возвратился въ Мекку, но не въ богатой одежд и не съ торжествомъ побдителя, а въ одяніи пилигрима, чтобы выполнить вс обряды, требуемые при богомоль. Когда все это было имъ въ точности исполнено, онъ назначилъ Моада-Ибнъ-Джабала имамомъ, т.-е. первосвященникомъ, для того, чтобы наставлять народъ въ правилахъ вры, а управленіе городомъ онъ отдалъ въ руки Отаба, юноши, которому было только восемнадцать лтъ, посл чего онъ распрощался съ роднымъ городомъ, изъ котораго выступилъ со своимъ войскомъ и отправился въ Медину.
Когда онъ прибылъ въ деревню Аль-Абва, гд была схоронена его мать, то его сердце возжелало отдать сыновній долгъ ея памяти, но его собственный, полученный имъ въ откровеніи, законъ запрещалъ воздавать почести могиламъ людей, умершихъ въ невріи. Находясь въ сильномъ волненіи, онъ умолялъ небо смягчить этотъ законъ. Если и былъ обманъ въ подобныхъ этому случаяхъ, то не трудно поврить, что это былъ самообманъ и что самъ Магометъ дйствительно врилъ въ воображаемое указаніе свыше, будто законъ этотъ отчасти смягчается именно въ данномъ случа и ему позволяется постить могилу. Когда онъ пришелъ на могилу, то ему, какъ сыну, было тяжело видть ее,— въ немъ заговорили самыя нжныя чувства, онъ залился слезами, и слезы эти были единственною данью, которую ему разршено было принести.— ‘Я просилъ у Бога позволенія,— грустно говорилъ онъ,— постить могилу моей матери, и оно было дано мн, но когда я просилъ позволенія помолиться за нее, то это не было мн разршено!’

ГЛАВА XXXII.
Смерть дочери пророка, Зейнабъ.— Рожденіе сына Ибрагима.— Депутаціи отъ дальнихъ племенъ,— Состязаніе въ поэзіи въ присутствіи пророка.— Его пониманіе поэтическихъ красотъ.— Покореніе города Тайифа и истребленіе въ немъ идоловъ.— Переговоры съ эмиромъ Ибнъ-Тафилемъ, высокомрнымъ начальникомъ бедуиновъ, независимый духъ послдняго.— Свиданіе Ади, другого начальника, съ Магометомъ.

Вскор посл возвращенія Магомета въ Медину, его постигло горе: умерла дочь его Зейнабъ, та самая, которую ему отдали взамнъ ея мужа АбульАасса, неврующаго, взятаго въ плнъ въ Бедерской битв. Пророкъ былъ сильно привязанъ къ членамъ своей семьи и глубоко чувствовалъ эту потерю, впрочемъ, онъ былъ утшенъ тмъ, что у него отъ любимой его наложницы Маріи родился сынъ. Онъ далъ ребенку имя Ибрагима, утшая себя надеждою, что благодаря этому сыну, родившемуся у него на старости лтъ, единственному его потомку мужского пола, его имя будетъ передаваться отъ одного поколнія къ другому.
Слава Магомета, какъ пророка, или какъ побдителя, распространялась теперь въ самыхъ отдаленныхъ мстахъ Аравіи, и въ Мекку приходили одна за другой депутаціи отъ дальнихъ племенъ, нкоторыя изъ нихъ являлись съ заявленіемъ, что они признаютъ его пророкомъ и принимаютъ Исламъ, другія же, что подчиняются его свтской власти и согласны платить ему дань. Способности Магомета развивались сообразно съ обстоятельствами, вмст съ его успхами расширялись и его планы, и онъ теперь съ искусствомъ государственнаго человка началъ приводить въ порядокъ финансы своего быстро возрастающаго государства. Подъ особеннымъ названіемъ милостыни, съ правоврныхъ взималась дань, равнявшаяся десятой части произведеній земли, въ томъ случа, если она орошалась ручьями и дождемъ, и двадцатой части, когда ея плодородіе было результатомъ искусственнаго орошенія. Съ того, кто имлъ десять верблюдовъ, требовали четыре овцы, съ сорока головъ рогатаго скота брали одну корову, съ тридцати головъ — полугодового теленка, съ сорока овецъ взималась одна. Т же, которые платили дань въ большемъ размр, чмъ было установлено, считались людьми боле набожными и снискивали себ соотвтствующую милость у Бога. Дань, требуемая съ тхъ, которые подчинялись свтской власти пророка, оставаясь въ невріи, равнялась одному динарію деньгами или имуществомъ съ каждаго взрослаго мужчины, свободнаго человка, или раба.
При сбор благотворительной дани встрчались нкоторыя затрудненія: гордое племя Тамимъ не хотло давать ея и прогнало отъ себя сборщика, противъ него былъ посланъ отрядъ арабской конницы, который привелъ съ собою много плнныхъ мужчинъ, женщинъ и дтей.
Отъ тамимитовъ явилась въ городъ депутація, съ требованіемъ выдачи плнныхъ. Четверо изъ депутатовъ были извстны, какъ ораторы и поэты, и вмсто того, чтобы вести себя смиренно въ присутствіи Магомета, они начали декламировать свои произведенія въ стихахъ и проз, вызывая мусульманъ состязаться съ ними въ поэзіи.
— Я посланъ Богомъ не какъ поэтъ,— отвчалъ Магометъ,— и не ищу славы оратора.
Впрочемъ, нкоторые изъ его приверженцевъ приняли этотъ вызовъ, и послдовала чернильная война, въ которой тамимиты признали себя побжденными. Они такъ понравились Магомету своимъ смлымъ вызывомъ, своей поэзіей и откровеннымъ признаніемъ въ своемъ пораженіи, что онъ не только отдалъ имъ плнниковъ, но отпустилъ ихъ даже съ подарками.
Другой примръ того, что пророкъ былъ неравнодушенъ къ прелестямъ поэзіи, приводится въ разсказ о Кааб-Ибн-Зохайр, знаменитомъ меккскомъ поэт, который сдлалъ его дятельность сюжетомъ для своихъ сатиръ и поэтому принадлежалъ къ числу осужденныхъ на изгнаніе, но бжалъ при взятіи священнаго города. Затмъ Каабъ пришелъ въ Медину, чтобы примириться съ Магометомъ, онъ подошелъ къ нему въ мечети и сталъ воспвать ему хвалу въ поэм, которая впослдствіи сдлалась знаменитой у арабовъ, какъ образцовое произведеніе. Онъ закончилъ прославленіемъ его милосердія, ‘потому что изъ всхъ добродтелей пророка Божія та, на которую всего врне можно разсчитывать — это прощеніе обидъ’.
Очарованный этими стихами и смягченный лестью поэта, Магометъ оправдалъ его слова, потому что онъ не только простилъ ему, но, снявъ съ себя плащъ, накинулъ ему на плеча. Поэтъ сохранялъ это священное одяніе до самой своей смерти, не продавая его ни за какія деньги. Калифъ Моавія купилъ его у наслдниковъ поэта за десять тысячъ драхмъ, плащъ этотъ всегда надвался калифами въ какихъ-нибудь процессіяхъ и торжественныхъ церемоніяхъ до времени тридцать шестого калифата, когда онъ былъ сорванъ съ плечъ калифа Аль-Мостазема и сожженъ татарскимъ завоевателемъ Холагу.
Въ то время, какъ принадлежавшіе различнымъ арабскимъ племенамъ города и замки одинъ за другимъ обращались въ Исламъ и принимали присягу въ врности Магомету, въ Тайиф, крпости такефитовъ, жители продолжали попрежнему поклоняться своему пресловутому идолу Эль-Латъ. Они надялись на защиту горъ, на крпость своихъ стнъ и цитадели. Хотя они были въ безопасности отъ нападенія, но мало-по-малу ихъ окружили мусульмане, и они очутились въ изолированномъ положеніи, такъ что, наконецъ, имъ уже совсмъ нельзя было выходить изъ города безъ того, чтобы на нихъ не напали враги, которые угрожали имъ со всхъ сторонъ и тревожили ихъ, и вотъ они отправили пословъ къ Магомету для того, чтобы начать переговоры о мир.
Пророкъ питалъ въ своей душ сильную злобу къ этому упрямому, проникнутому духомъ идолопоклонства, городу, жители котораго нкогда выгнали его изъ воротъ, а въ другой разъ отразили отъ своихъ стнъ. Его условіями были: обращеніе въ Исламъ и полная покорность. Сами послы выразили свою готовность принять Исламъ, но доказывали, что жителей Тайифа можетъ сразу оттолкнуть требованіе, чтобы они отреклись отъ своей древней вры. Поэтому они просили отъ ихъ имени, чтобы имъ дозволено было поклоняться еще три года ихъ старому идолу Эль-Латъ. Но въ этой просьб имъ было ршительно отказано. Тогда они стали просить, чтобы имъ, по крайней мр, дана была мсячная отсрочка для того, чтобы подготовить умы, но и въ этомъ имъ было отказано, такъ какъ всякое идолопоклонство несовмстимо съ поклоненіемъ Богу. Затмъ они просили о томъ, чтобы ихъ уволили отъ обязанности ежедневно совершать молитву.
— Безъ молитвы не можетъ быть истинной религіи,— отвчалъ Магометъ. Въ конц-концовъ они были вынуждены изъявить безусловную покорность.
Въ Тайифъ были посланы Абу-Софіанъ, ИбнъГарбъ и Аль-Могейра для того, чтобы разбить каменный идолъ Эль-Латъ. Абу-Софіанъ хотлъ ударить по немъ киркой, но промахнулся и упалъ ничкомъ на землю. Народъ началъ кричать, считая это хорошимъ предзнаменованіемъ, но АльМогейра разрушилъ вс ихъ надежды, а вмст съ тмъ и статую однимъ ударомъ большого молота. Затмъ онъ сорвалъ съ нея дорогія одежды, браслеты, ожерелье, серьги и другія украшенія, сдланныя изъ золота и драгоцнныхъ камней, въ которыя нарядили этотъ идолъ его поклонники, и оставилъ на земл его обломки, надъ которыми плакали и вопили тайифскія женщины {Такефиты остались и до сего времени сильнымъ племенемъ, они владютъ все тою же плодородной областью на восточномъ склон Геджасскаго горнаго хребта. Нкоторые изъ нихъ живутъ въ древнемъ город Тайиф, другіе же въ палаткахъ и владютъ стадами козъ и овецъ. Они могли набрать у себя дв тысячи кремневыхъ ружей и защитили свою крпость Тайифъ въ войнахъ съ племенемъ Вахаби. Burckhardt’s. Notes, v. 2.}.
Къ числу лицъ, все еще не признавшихъ надъ собой власть Магомета, былъ начальникъ бедуиновъ Эмиръ-Ибнъ-Тафиль, глаза сильнаго племени Эмиръ. Онъ славился своею красотою и царскою роскошью, но былъ высокомренъ, и его пышность походила на тщеславіе. На большой ярмарк въ Оказ, между Тайифомъ и Наклахомъ, куда обыкновенно стекались со всхъ частей Аравіи купцы, богомольцы и поэты, глашатый выкрикивалъ: ‘Кому нуженъ вьючный скотъ* тотъ пусть идетъ къ Эмиру, если кто голоденъ, пусть идетъ къ Эмиру,— и тотъ его накормитъ, если кого преслдуютъ, пусть онъ обратится къ Эмиру,— у него онъ найдетъ покровительство!’
Эмиръ очаровывалъ своею щедростью всхъ и каждаго, и вмст съ его популярностью росло и его честолюбіе. Возрастающее могущество Магомета поселило въ душ его зависть, и когда ему совтовали заключить съ пророкомъ договоръ, онъ отвчалъ съ высокомріемъ:— ‘Я поклялся, что не буду знать покоя до тхъ поръ, пока не завоюю всей Аравіи и посл этого мн ли воздавать почести этому корейшиту?’
Впрочемъ, недавнія побды мусульманъ заставили его послушаться совтовъ друзей. Онъ похалъ въ Медину и, явившись къ Магомету, откровенно спросилъ у него:
— Хочешь ли ты быть мн другомъ?
— Нтъ, клянусь Аллахомъ!— былъ отвтъ Магомета,— до тхъ поръ, пока ты не примешь Исламъ.
— А если я приму, то удовольствуешься ли ты господствомъ надъ арабами, живущими въ городахъ, и оставишь ли мн бедуиновъ пустыни?
Магометъ отвчалъ, что не удовольствуется.
— Какая же мн будетъ польза отъ того, что я приму твою вру?
— Ты будешь причисленъ къ правоврнымъ.
— Я вовсе не желаю быть вмст съ ними,— отвчалъ гордый Эмиръ и, пригрозивъ пророку тмъ, что начнетъ съ нимъ войну, онъ вернулся къ своему племени.
Ади, князь бедуинскаго племени Таи, былъ совсмъ другого характера. Его отецъ Хатимъ прославился не только военною доблестью, но и своею безграничною щедростью, которая вошла у арабовъ въ пословицу,- они говорили: ‘щедръ, какъ Хатимъ’. Сынъ его Ади былъ христіаниномъ, и хотя унаслдовалъ отъ отца его щедрость, но не былъ такимъ храбрымъ, какъ онъ. Опасаясь опустошительныхъ нападеній мусульманъ, онъ приказалъ молодому арабу, который насъ въ пустын его верблюдовъ, чтобы у того всегда были подъ рукою нсколько сильныхъ и быстрыхъ на ходу верблюдовъ и чтобы онъ немедленно извстилъ его, если будетъ подходить непріятель.
Какъ-то разъ Али, которому случилось прозжать по этой мстности съ отрядомъ конницы, показался вдали со своими двумя знаменами — однимъ блымъ, а другимъ чернымъ. Завидвъ ихъ, молодой бедуинъ побжалъ къ Ади съ крикомъ: ‘Мусульмане близко! Вдали видны ихъ знамена!’ Ади, не теряя времени, посадилъ жену и дтей на верблюдовъ и бжалъ въ Сирію. Его сестра, которую прозвали Саффаной, или Жемчужиной, попала въ руки мусульманъ и вмст съ другими плнными была отведена въ Медину. Когда Магометъ проходилъ однажды мимо мста ея заключенія, то она, увидя его, закричала:
— Сжалься надо мной, о посланникъ Божій! Отецъ мой умеръ, а тотъ, кому слдовало быть моимъ покровителемъ, покинулъ меня. Сжалься надо мной, о, посланникъ Божій, и Богъ тоже умилосердится надъ тобой!
— А кто твой покровитель?— спросилъ Магометъ.
— Ади, сынъ Хатима.
— Онъ бжалъ отъ Бога и пророка Его,— отвчалъ Магометъ, и продолжалъ свой путь.
На слдующій день, когда Магометъ опять проходилъ мимо тюрьмы, Али, тронутый красотою этой женщины и ея горемъ, шепнулъ ей, чтобы она встала и опять попросила пророка. И вотъ она опять повторила свою просьбу:
— О, пророкъ Божій! Отецъ мой умеръ, а братъ, которому слдовало быть моимъ покровителемъ, покинулъ меня. Сжалься надо мной, и Богъ тоже умилосердится надъ тобой!
Магометъ ласково обернулся къ ней.
— Пусть будетъ такъ,— сказалъ онъ, и не только возвратилъ ей свободу, но далъ ей одежду и верблюда и отослалъ ее въ Сирію съ первымъ караваномъ.
Пріхавъ къ брату, она стала укорять его въ томъ, что онъ ее покинулъ. Онъ сознался въ своей вин и сестра простила его. Затмъ она стала его уговаривать, чтобы онъ примирился съ Магометомъ. ‘Онъ истинный пророкъ,— говорила она,— и скоро овладетъ всмъ міромъ, поэтому, спши, пока еще есть время, пріобрсти его благосклонность’.
Ади, какъ человкъ политичный, послушался ея совта, онъ поспшилъ въ Медину, гд и привтствовалъ Магомета, находившагося въ мечети. Его разсказъ объ этомъ свиданіи какъ нельзя лучше обрисовываетъ простоту обхожденія и образа жизни Магомета, достигшаго теперь верховной власти и одержавшаго одну за другой многія побды. ‘Онъ спросилъ меня,— такъ разсказываетъ Ади,— какъ меня зовутъ, и когда я ему сказалъ, то онъ пригласилъ меня пойти вмст съ нимъ въ его домъ. Дорогой къ нему подошла какая-то слабая, исхудалая женщина. Онъ остановился и сталъ говорить съ ней о ея длахъ. ‘Ну это, подумалъ я про себя, ужъ совсмъ не по-царски’. Когда мы пришли къ нему въ домъ, то онъ далъ мн кожаную подушку, набитую пальмовыми листьями, чтобы мн было на чемъ сидть, а самъ слъ просто на полъ. ‘Ну это, подумалъ я, далеко не по-княжески!’
Затмъ онъ три раза предлагалъ мн принять Исламъ. ‘У меня есть своя собственная вра’ — отвтилъ я ему.— ‘Я знаю твою вру,— сказалъ онъ,— и даже лучше тебя. Ты, какъ князь, получаешь отъ твоего народа четвертую часть добычи. Разв этому учитъ христіанская вра?’ Изъ этихъ словъ я понялъ, что онъ — пророкъ и знаетъ больше другихъ людей.
— У тебя нтъ желанія перейти въ Исламъ,— продолжалъ онъ,— потому что ты видишь, какъ мы бдны. Но близко.то время, когда у правоврныхъ будетъ столько богатствъ, что они не будутъ знать, какъ съ ними справиться. Можетъ-быть, тебя останавливаетъ то, что ты видишь, какъ мало мусульманъ въ сравненіи съ громаднымъ числомъ ихъ враговъ? Клянусь Аллахомъ, скоро наступитъ такое время, когда мусульманская женщина будетъ имть возможность одна и совершенно безопасно отправиться на верблюд на богомолье изъ Кадезіи къ Божьему храму въ Мекк. Вроятно ты думаешь, что могущество въ рукахъ у неврныхъ, знай же, что недалеко то время, когда мы водрузимъ наши знамена на вавилонскихъ блыхъ башняхъ’ {Well’s. Mohammed, р. 247.}.
Политичный Али увровалъ въ это пророчество, а затмъ принялъ Исламъ.

ГЛАВА XXXIII.
Приготовленія къ походу противъ Сиріи,— Интриги АбдаллыИбнъ-Оббы.— Пожертвованія правоврныхъ.— Выступленіе арміи въ походъ,— Проклятая мстность Гаджаръ.— Лагерь въ Табук,— Покореніе сосднихъ областей.— Каледъ нападаетъ врасплохъ на Окаидера и его замокъ.— Армія возвращается въ Медину.

Теперь Магометъ, благодаря обращенію многихъ въ Исламъ, или же своимъ побдамъ, сдлался верховнымъ властителемъ почти всей Аравіи. Вс разъединенныя племена, до сего времени опасныя только одно для другого, но, по своей разрозненности, безсильныя противъ остального міра, были соединены имъ въ одинъ народъ, достаточно сильный для вншнихъ завоеваній. Его пророческая миссія дала ему абсолютную власть надъ грознымъ войскомъ, собравшимся такимъ образомъ въ пустын, и теперь онъ былъ готовъ вести его въ походъ для распространенія вры и расширенія мусульманской власти въ чужеземныхъ странахъ.
Его многочисленныя побды и недавнее дло при Мут встревожили императора Ираклія, который началъ собирать войско на границахъ Аравіи для того, чтобы уничтожить этого новаго врага. Магометъ ршился предупредить его враждебныя дйствія и проникнуть со знаменемъ вры въ самое сердце Сиріи.
До сихъ поръ онъ держалъ задуманные имъ походы въ тайн, сообщая свои планы и намренія только тмъ изъ своихъ военачальниковъ, на которыхъ онъ могъ вполн положиться, и затмъ увлекалъ за собою своихъ послдователей въ самыя опасныя предпріятія. Впрочемъ, для настоящаго похода, совсмъ непохожаго на быстрые разбойничьи набги арабовъ, требовались большія приготовленія: нужно было собрать боле многочисленное, чмъ прежде, войско и запастись всякаго рода провіантомъ, такъ чтобы его хватило для дальняго пути и продолжительнаго отсутствія. Поэтому онъ объявилъ во всеуслышаніе, какого рода это предпріятіе и какая его цль.
Но теперь его послдователи уже не стремились, какъ прежде, стать подъ.его знамя. Многимъ было памятно неудачное дло при Мут, и они боялись опять сойтись лицомъ къ лицу съ дисциплинированными римскими войсками. Да и самое время года не было благопріятнымъ для такой далекой и продолжительной экспедиціи. Стояло знойное лто, земля растрескалась, а вс источники и ручьи пересохли. Къ тому же подходило и время сбора финиковъ, когда вмсто того, чтобы пускаться въ хищническія предпріятія, лучше было бы остаться дома и собирать плоды.
Все это было очень искусно внушено народу хазрадитомъ Абдаллой-Ибнъ-Оббой, который все еще оставался тайнымъ врагомъ Магомета и пользовался всякимъ случаемъ, чтобы противодйствовать его планамъ. ‘Хорошее время выбрали,— кричалъ онъ,— для такого дальняго похода! И никакого вниманія не обращаютъ на неурожай, засуху и палящій зной пустыни! Кажется, Магометъ думаетъ, что война съ греками, это — шутка. Поврьте мн, вы сами увидите, что она совсмъ не похожа на наши арабскія междуусобицы. Клянусь Аллахомъ, мн представляется, что я вижу всхъ васъ въ цпяхъ!’ Этими и другими въ томъ же род насмшками и инсинуаціями онъ напугалъ и разстроилъ своихъ приверженцевъ-хазрадитовъ, да и вообще сдлалъ это предпріятіе непопулярнымъ. Магометъ, по своему обычаю, прибгнулъ къ откровенію. ‘Т, которые хотятъ остаться назади и отказываются посвятить себя на служеніе Богу,— говорится въ той глав Корана, которая была открыта Магомету въ это время,— указываютъ въ свое оправданіе на лтній зной. Скажи имъ, что адскій огонь еще жарче!’ Они могутъ радоваться и наслаждаться безопасностью въ здшней жизни, но въ будущей имъ послужатъ наказаніемъ вчныя слезы’.
Въ это трудное время нкоторые изъ преданныхъ Магомету приверженцевъ выказали особенное усердіе. Омеръ, Аль-Аббасъ и Абдалрахманъ пожертвовали большія суммы денегъ, многія набожныя женщины приносили свои украшенія и драгоцнности. Отманъ вручилъ Магомету тысячу, а нкоторые говорятъ даже десять тысячъ динаріевъ, за что и были отпущены ему вс его грхи — настоящіе, прошедшіе и будущіе. Абу-Бекръ далъ четыре тысячи драхмъ. Магометъ не ршался принять это пожертвованіе, зная, что въ этомъ заключается все его состояніе. ‘Что же останется для тебя и для твоей семьи?’ — спросилъ онъ.— ‘Богъ и Его пророкъ’ — было сказано въ отвтъ.
Эти примры благочестія сильно подйствовали на народъ, но при всемъ томъ стоило большого труда собрать армію, въ которой было десять тысячъ конницы и двадцать тысячъ пхоты. На время своего отсутствія Магометъ назначилъ Али правителемъ Медины и поручилъ ему вмст съ тмъ позаботиться о своей семь. Али очень неохотно принялъ возложенную на него обязанность, такъ какъ онъ привыкъ сопровождать пророка во всхъ его походахъ и длить съ нимъ вс опасности. Когда вс приготовленія были окончены, Магометъ выступилъ изъ Медины въ этотъ походъ, имвшій важное значеніе. Часть его арміи состояла изъ хазрадитовъ и ихъ союзниковъ, предводителемъ которыхъ былъ Абдалла-Ибнъ Обба. Этотъ человкъ, котораго Магометъ такъ мтко назвалъ ‘Главой лицемровъ’, ночью вмст со своими приверженцами расположился отдльнымъ лагеремъ, поодаль отъ главной арміи, въ тылу ея, когда же на другой день утромъ армія двинулась впередъ, онъ отсталъ и затмъ повелъ свои отряды обратно въ Медину. Явившись къ Али, который также какъ и оставшіеся при немъ приверженцы, досадовалъ на то, что ему поручили управлять городомъ, онъ употребилъ вс старанія, чтобы усилить его недовольство своимъ положеніемъ, доказывая, что Магометъ поручилъ ему управленіе Мединой единственно потому, что самъ хотлъ избавиться отъ этого тяжкаго бремени. Задтый за живое этой инсинуаціей, Али догналъ Магомета и спросилъ у него, правду ли говорятъ Абдалла и его приверженцы.
— Эти люди — лжецы,— отвчалъ ему Магометъ.— Они принадлежатъ къ партіи лицемровъ и нершительныхъ и могутъ произвести смуту въ Медин. Я оставилъ тебя въ город для того, чтобы ты зорко наблюдалъ за ними, а также охранялъ об наши семьи. Я хотлъ, чтобы ты былъ для меня тмъ, чмъ Ааронъ для Моисея, но только ты не можешь быть такъ же, какъ и онъ, пророкомъ, потому что послдній изъ пророковъ это — я.— Али удовольствовался этимъ объясненіемъ и вернулся въ Медину.
Изъ всего этого многіе заключили, что Магометъ иметъ намреніе сдлать Али калифомъ, т.-е. своимъ преемникомъ, таково значеніе арабскаго слова, выражающее отношеніе Аарона къ Моисею.
Войска, подвигавшіяся впередъ съ Магометомъ во глав, вскор узнали по собственному опыту, какъ трудно переходить пустыню въ это жаркое время года. Многіе вернулись обратно на второй же день, а другіе — на третій и четвертый. Когда пророку доносили объ этихъ дезертирахъ, то онъ говорилъ, ‘Пускай уходятъ, если они на что-нибудь годятся, то Богъ вернетъ ихъ къ намъ, а если нтъ, то мы избавимся отъ помхи’.
Въ то время какъ одни, находясь въ поход, впадали въ уныніе, другіе, оставшіеся въ Медин, раскаивались въ своемъ малодушіи. Одинъ изъ городскихъ жителей, по имени Абу-Каитама, войдя однажды въ свой садъ днемъ, во время страшнаго зноя, увидалъ, что дв его жены поставили для него обдъ изъ мяса и свжую воду подъ прохладною тнью палатки. Остановясь при вход, отъ воскликнулъ: ‘Въ это время пророкъ Божій терпитъ отъ втра и зноя пустыни, а я, Каитама, буду сидть здсь въ прохлад съ моими красавидами-женами! Клянусь Аллахомъ! Я не войду въ палатку’. Не теряя времени, онъ вооружился саблей и копьемъ и, свъ на верблюда, быстро похалъ на немъ, чтобы стать подъ знамя вры.
Между тмъ армія, посл утомительнаго семидневнаго перехода, дошла до гористой страны Гаджаръ, которая въ древнее время населена была тамудитами, однимъ изъ исчезнувшихъ безслдно арабскихъ племенъ. Это была та проклятая мстность, преданіе о которой было приведено выше. Авангардъ арміи, никогда не слыхавшій объ этомъ преданіи, утомясь отъ зноя, съ восторгомъ увидалъ ручеекъ, протекавшій по зеленой долин, а также и прохладныя пещеры по склонамъ сосднихъ холмовъ, служившія когда-то жилищемъ пораженнымъ небомъ тамудитамъ. Сдлавъ привалъ у этого ручейка, одни собирались купаться, а другіе начали стряпать и печь хлбъ, и вс радовались тому, что у нихъ будетъ прохладный ночлегъ въ этихъ пещерахъ.
Магометъ, по своему обыкновенію, халъ позади арміи для того, чтобы имть возможность помогать слабымъ, а если придется, то забирать утомленныхъ дорогою и отсталыхъ. Дохавъ до того мста, гд былъ привалъ, онъ вспомнилъ относящіяся къ нему преданія, о которыхъ ему разсказывали во дни его юности, когда онъ проходилъ здсь съ караваномъ. Боясь навлечь и на себя проклятіе, тяготвшее надъ всей этой страною, онъ приказалъ войску бросить сваренное въ вод этого ручья мясо а замшанный на ней хлбъ отдать верблюдамъ и уходить какъ можно скоре съ этого проклятаго небомъ мста. Потомъ, закутавшись съ лицомъ въ плащъ и пришпоривъ своего мула, онъ быстро прохалъ эту грховную область, за нимъ слдовала и армія, которая подвигалась такъ быстро, какъ будто бы она бжала отъ непріятеля.
Затмъ наступила мучительная ночь, армія должна была расположиться лагеремъ въ такомъ мст, гд не было воды, стояла удушливая жара, и кром того со стороны пустыни дулъ сухой и горячій втеръ, вс изнемогали отъ жажды въ лагер, надъ которымъ какъ будто все еще тяготло поразившее тамудитовъ проклятіе. Но на слдующій день пошелъ сильный дождь, который освжилъ и подкрпилъ, какъ людей, такъ и животныхъ. Армія двинулась дальше съ новымъ усердіемъ и безъ всякихъ затрудненій дошла до Табука, небольшаго городка, на границахъ Римской имперіи, между Мединой и Дамаскомъ, находящагося на разстояніи десяти дней пути отъ того и другого города.
Здсь Магометъ разбилъ свой лагерь, неподалеку отъ одного источника, среди рощъ и пастбищъ. Арабскія преданія утверждаютъ, что источникъ этотъ почти совсмъ пересохъ, такъ что когда изъ него наполнили водой небольшой сосудъ для пророка, то въ немъ уже не осталось больше ни одной капли ея, Магометъ, утоливъ свою жажду и совершивъ омовеніе, вылилъ оставшуюся въ немъ воду назадъ въ источникъ, и вслдъ за этимъ изъ него хлынулъ потокъ, въ которомъ было столько воды, что ея хватило на всхъ людей и животныхъ.
Изъ этого лагеря Магометъ разослалъ во вс стороны своихъ военачальниковъ проповдывать вру и обращать въ нее силою, или же требовать дани. Нкоторые изъ сосднихъ князей прислали къ нему пословъ,— одни признавали его божественную миссію, а другіе подчинялись его свтской власти. Въ числ ихъ былъ также Іоганна-Ибнъ-Руба, князь Эйлы, христіанскаго города находившагося неподалеку отъ Краснаго моря. Это былъ тотъ самый городъ, о которомъ говорится въ преданіи, что въ древнія времена, когда въ немъ жили евреи, старики были превращены въ свиней, а молодые — въ обезьянъ за то, что занимались рыбною ловлею въ субботу, объ этомъ наказаніи сказано въ высокопарныхъ выраженіяхъ въ Коран.
Князь Эйлы заключилъ съ Магометомъ мирный договоръ, по которому обязался платить ему ежегодно дань въ три тысячи динаріевъ, или золотыхъ монетъ. Этотъ договоръ послужилъ Магомету образцомъ для послдующихъ договоровъ, заключенныхъ имъ съ другими повелителями.
Въ числ арабскихъ князей, исповдывавшихъ христіанскую вру и отказавшихся воздать честь Магомету, былъ Окаидеръ-Ибнъ-Малекъ, изъ племени Кенда. Его резиденціею былъ замокъ, находящійся у подошвы горы, въ самомъ центр его владній. Каледъ былъ посланъ съ отрядомъ конницы, чтобы принудить его покориться Магомету. Онъ нашелъ, что замокъ слишкомъ силенъ и его нельзя взять приступомъ, а потому онъ прибгнулъ къ слдующей военной хитрости: въ одну лунную ночь, когда Окаидеръ и его жена наслаждались свжимъ воздухомъ на плоской крыш замка, они увидали какое-то животное, которое паслось на лугу, и сочли его за дикаго осла изъ сосднихъ горъ. Окаидеръ, бывшій страстнымъ охотникомъ, тотчасъ же веллъ подать себ лошадь и копье и поскакалъ на охоту, въ сопровожденіи своего брата Гассана и нсколькихъ человкъ изъ своей свиты. Этотъ дикій оселъ оказался только приманкой. Они отъхали еще недалеко, какъ вдругъ выскочилъ изъ засады Каледъ со своими воинами, которые напали на нихъ. Такъ какъ они были вооружены слишкомъ легко, то не могли сопротивляться. Гассанъ былъ убитъ на мст, самъ Окаидеръ взятъ въ плнъ, а остальные бжали въ замокъ, который вскор также сдался. Наконецъ, князя выпустили на свободу, но онъ обязался внести за себя огромный выкупъ и платить Магомету дань. Каледъ послалъ Магомету куртку, снятую съ тла Гассана, какъ трофей этой побды. Она была изъ шелковой матеріи и вся расшита золотомъ. Собравшіеся вокругъ мусульмане разсматривали ее съ удивленіемъ. ‘Вы любуетесь этой курткой?— сказалъ пророкъ,— но клянусь именемъ Того, въ чьихъ рукахъ душа Магомета, что та одежда, которую носитъ теперь въ раю Саадъ, сынъ Маади, несравненно драгоцнне’.— Этотъ Саадъ былъ тотъ мединскій судья, который приговорилъ къ смерти семьсотъ плнныхъ евреевъ по окончаніи одного изъ прежнихъ походовъ.
Посл того какъ войско подкрпилось, пробывъ нсколько дней въ Табук, и вс окрестныя страны покорились Магомету, онъ продолжалъ начатый имъ походъ, цлью котораго было проникнуть въ самое сердце Сиріи. Но его увлеченія не раздляли его послдователи. Извстіе о громадныхъ силахъ непріятеля, собранныхъ на границахъ Сиріи, лишило бодрости духа его воиновъ. Хотя Магометъ и замтилъ всеобщее уныніе, но онъ не хотлъ прерывать похода, который былъ еще на половину не оконченъ. Созвавъ военный совтъ, онъ предложилъ на обсужденіе вопросъ, итти ли впередъ, или нтъ. На это Омаръ отвтилъ колкостью: ‘Надо итти дальше, если теб повелваетъ это Богъ’.— ‘Если бы у меня было на это велніе Бога,— замтилъ Магометъ,— то я не спросилъ бы у тебя совта’.
Омаръ почувствовалъ этотъ укоръ и сталъ говорить почтительнымъ тономъ, выставляя на видъ, что неблагоразумно итти впередъ, имя предъ собою подавляющую своею численностью силу, которая собрана, какъ говорятъ, на сирійской границ, онъ доказывалъ также, какъ много сдлалъ Магометъ въ этомъ поход. Онъ не допустилъ нашествія, грозившаго имъ со стороны императорскихъ войскъ, онъ добился почестей и покорности отъ различныхъ племенъ и народовъ, отъ Краснаго моря до Евфрата, поэтому онъ далъ ему совтъ удовольствоваться на ныншній годъ тмъ, что уже было имъ сдлано, а окончаніе предпріятія отложить до будущаго похода.
Его совтъ былъ принятъ, потому что когда Магометъ не былъ въ сильномъ возбужденіи и не воображалъ себя вдохновеннымъ свыше, онъ всегда уступалъ въ военныхъ вопросахъ мннію своихъ военачальниковъ. Потому, пробывъ около двадцати дней въ Табун, онъ снялъ лагерь и повелъ свое войско обратно въ Медину.

ГЛАВА XXXIV.
Торжественное вступленіе арміи въ Медину.— Наказаніе тхъ, которые отказались участвовать въ поход.— Впечатлніе, произведенное отлученіемъ.— Смерть Абдаллы Ибнъ-Оббы.— Разладъ въ гарем пророка.

Вступленіе Магомета въ Медину посл одержанныхъ имъ побдъ, всегда отличалось тою простотою и отсутствіемъ пышности, которыя были главною чертою всхъ его дйствій. Когда онъ возвращаясь изъ похода, подъхалъ къ городу и вмст съ толпою къ нему выходили навстрчу вс его домашніе, то онъ всегда останавливался, чтобы поздороваться съ ними, и бралъ дтей, которыхъ сажалъ позади себя на лошадь. Съ такою же простотою онъ въхалъ въ Медину и на этотъ разъ, возвращаясь изъ похода противъ Табука.
Прибытіе арміи съ большой добычей, захваченной во время самого дальняго похода, когда-либо предпринятаго воинами Ислама, былъ очень важнымъ событіемъ, а потому горожане привтствовали войско восторженными криками. Только т впали въ уныніе, которые отказывались присоединиться къ арміи, или же бжали съ дороги. Вс они прежде всего были наказаны отлученіемъ: Магометъ запретилъ своимъ врнымъ послдователямъ поддерживать съ ними какія бы то ни было сношенія. Впрочемъ, видя ихъ раскаяніе и слыша оправданія, онъ смягчился и мало-по-малу простилъ большинство изъ нихъ. Семеро изъ числа тхъ, съ которыхъ не было снято отлученіе, видя, что имъ запрещено всякое сношеніе съ ихъ друзьями и что посреди ликующихъ горожанъ они только одни заклеймены позоромъ, пришли въ отчаяніе и велли приковать себя на цпь къ стнамъ мечети, давъ клятву оставаться тутъ до тхъ поръ, пока ихъ не простятъ. Магометъ, въ свою очередь, тоже далъ клятву, что освободитъ ихъ отъ оковъ только тогда, когда получитъ на это повелніе отъ Бога. Къ счастію, онъ получилъ это повелніе въ откровеніи, записанномъ въ Коран, но освободивъ ихъ отъ этихъ добровольно наложенныхъ ими на самихъ себя оковъ, онъ потребовалъ отъ нихъ одну треть ихъ имущества съ тмъ, чтобы употребить ее на распространеніе вры.
Въ числ людей, съ которыхъ не было еще снято отлученіе, находились Каабъ-Ибнъ-Малекъ, Мурара-Ибнъ-Рабія и Гилалъ-Ибнъ-Омейя. Они были когда-то самыми ревностными послдователями Ислама и поэтому ихъ отказъ принять участіе въ войн пророкъ считалъ боле низкимъ поступкомъ, чмъ отказъ тхъ, которые относились къ вр равнодушно и сомнвались въ ней, и поэтому въ отношеніи къ нимъ онъ оставался неумолимымъ. Они находились подъ отлученіемъ сорокъ дней, при чемъ имъ было запрещено даже имть сношеніе съ женами.
Разсказъ самого Кааба-Ибнъ-Малека о своемъ положеніи во время этого отлученія, ясно показываетъ намъ, какую силу имлъ Магометъ надъ умами своихъ учениковъ. Каабъ говоритъ, что вс старались избгать его, или же относились къ нему совсмъ по-другому. Двое изъ его товарищей по несчастію никуда не выходили изъ дома, а онъ ходилъ съ мста на мсто, но съ нимъ никто не говорилъ. Онъ отправился въ мечеть, слъ тамъ рядомъ съ пророкомъ и привтствовалъ его, но тотъ не отвтилъ на его привтствіе. На сорокъ первый день онъ получилъ приказаніе разлучиться съ женой. Тогда онъ вышелъ изъ города, поставилъ себ палатку на холм Сала и ршился выдержать опредленное ему наказаніе во всей его строгости. Но его сердце томилось тоскою, ему казалось,— такъ говоритъ онъ,— что ему уже не было мста на бломъ свт. На пятьдесятъ первый день къ нему пришелъ гонецъ и подалъ надежду на прощеніе. Онъ немедленно отправился въ Медину и нашелъ въ мечети пророка, который встртилъ его съ сіяющимъ лицомъ и сказалъ, что Богъ простилъ ему его грхъ. Душа Кааба воспрянула, онъ вышелъ изъ своего глубокого молчанія и въ порыв благодарности отдалъ пророку часть своего состоянія для того, чтобы загладить свой проступокъ.
Вскор посл возвращенія войска въ Медину, хазрадитъ Абдалла-Ибнъ-Обба ‘глава лицемровъ’ заболлъ такъ сильно, что жизнь его была въ опасности. Хотя Магометъ, хорошо зналъ, что онъ — человкъ вроломный и всегда замышлялъ противъ него недоброе, но, несмотря на это, онъ часто навщалъ его во время болзни, находился при его послднихъ минутахъ и, когда онъ умеръ, проводилъ его до могилы. Здсь, по настоятельной просьб сына умершаго, онъ молился, чтобы ему были отпущены его грхи. Омаръ, оставшись съ Магометомъ наедин, упрекалъ его въ томъ, что онъ молился за лицемра, напомнивъ ему, что Абдалла часто взводилъ на него клевету, но пророкъ не безъ хитрости отвтилъ ему однимъ стихомъ изъ Корана: ‘Ты можешь молиться или не молиться за ‘лицемровъ’,— какъ хочешь, но хотя бы ты молился и семьдесятъ разъ, они все равно прощены не будутъ’.
Слдовательно, Магометъ молился на могил Абдаллы изъ разсчета, съ тмъ, чтобы пріобрсти благодарность хазрадитовъ и вліятельныхъ друзей покойнаго, и что касается до этого, то молитва пророка подйствовала, потому что большинство приверженцевъ умершаго сдлались преданными его послдователями и съ этого времени уже никто въ Медин не оспаривалъ у него власти. Вслдъ за этимъ онъ объявилъ, что ему было другое откровеніе, которымъ запрещалось ему молиться у постели человка, умирающаго въ невріи и посщать его могилу.
Но, несмотря на то, что Магометъ имлъ неограниченную власть надъ своими учениками и вообще надъ народомъ, ему было очень трудно справляться со своими женами и поддерживать миръ и согласіе въ своемъ гарем. Что касается до его супружескихъ отношеній, то, повидимому, онъ поступалъ въ этомъ случа, по возможности, справедливо, такъ какъ давалъ каждой изъ своихъ женъ отдльное помщеніе, гд она была полной хозяйкой, и со всякой изъ нихъ проводилъ поочереди одни сутки. Какъ-то разъ, въ то время, когда онъ находился у Хафзы, эта послдняя ушла изъ дома,— она пошла навстить своего отца. Вернувшись тогда, когда ея не ждали, она застала пророка съ его возлюбленной, осчастливленной его любовью рабыней Маріей, матерью его сына Ибрагима. Ревнивая Хафза начала громко кричать. Магометъ старался умиротворить ее, боясь, чтобы ея отчаянные крики не произвели возмущенія во всемъ гарем, но онъ могъ утишить ея гнвъ только клятвой, что впредь никогда не будетъ имть сношеній съ Маріей. На этихъ условіяхъ она простила ему то, что было раньше, и общала сохранить это въ тайн. Но она не сдержала своего общанія и разсказала Айиш о неврности пророка, и въ скоромъ времени это сдлалось извстнымъ и всему гарему. Тогда вс его жены, соединившись вмст, осыпали его упреками, такъ что, наконецъ, потерявъ всякое терпніе, онъ развелся съ Хафзой и прекратилъ сношенія съ остальными женами. Цлый мсяцъ онъ спалъ одинъ на циновк въ отдльномъ помщеніи, но наконецъ Аллахъ, сжалившись надъ его одиночествомъ, послалъ ему въ откровеніи пятую и шестую главы Корана, въ силу которыхъ онъ освобождался отъ клятвы, данной имъ относительно Маріи, которая съ того времени и стала раздлять съ нимъ его одинокую комнату.
Тутъ только его непокорныя жены образумились и поняли свое заблужденіе: то же самое откровеніе повдало имъ, что ограниченія, которымъ должны подчиняться простые смертные, не относятся къ пророку. Наконецъ онъ взялъ къ себ обратно раскаявшуюся Хафзу, помирился съ нжно любимой имъ женой Айишей, а со временемъ сталъ попрежнему относиться благосклонно и къ остальнымъ своимъ женамъ, но все-таки не переставалъ любить Марію, потому что она была красавицей и матерью его единственнаго сына.

ГЛАВА XXXV.
Богомольцы отправляются въ Мекку подъ предводительствомъ Абу-Бекра.— Али поручено возвстить народу откровеніе.

Наступалъ уже священный мсяцъ совершаемаго ежегодно богомолья, но Магометъ былъ такъ занятъ общественными и домашними длами, что не могъ отлучиться изъ Медины, поэтому онъ уполномочилъ Абу-Бекра распоряжаться вмсто себя въ должности эмира, или предводителя богомольцевъ, которые должны были отправиться изъ Медины въ священный городъ. И вотъ Абу-Бекръ выступилъ изъ города во глав трехсотъ богомольцевъ, захвативъ съ собою, двадцать верблюдовъ дл!я жертвоприношенія.
Вслдъ за тмъ Магометъ, призвавъ къ себ своего зятя и преданнаго ученика Али и, посадивъ его на самаго быстроногаго изъ своихъ верблюдовъ Аль-Адга (что значитъ ‘надрзанныя уши’), приказалъ ему хать какъ можно скоре въ Мекку и тамъ возвстить собравшимся со всхъ концовъ Аравіи богомольцамъ одну важную суру, или главу изъ Корана, которую онъ только-что получилъ свыше.
Али исполнилъ это возложенное на него порученіе съ обычнымъ усердіемъ и добросовстностью. Онъ прибылъ въ священный городъ въ то время, когда тамъ справлялось религіозное празднество. Въ день жертвоприношенія, когда обряды богомолья заканчивались закланіемъ жертвенныхъ животныхъ въ долин Мина и посл того, какъ АбуБекръ сказалъ народу проповдь, въ которой изложилъ ученіе и обряды Ислама передъ огромной толпой, собравшейся на холм Аль-Акаба, вдругъ выступилъ Али и назвалъ себя встникомъ, котораго пророкъ прислалъ для того, чтобы объявить имъ важное откровеніе. Затмъ онъ прочелъ народу привезенную имъ суру или главу изъ Корана, въ которой провозглашалась религія меча во всей ея сил. Она освобождала Магомета отъ всякаго перемирія или союза, заключеннаго имъ съ идолопоклонниками или другими неврующими, въ томъ случа, еслибы они нарушили условія договора или подали помощь его врагамъ.
Въ теченіе четырехъ мсяцевъ со времени этого возвщенія они могли еще свободно исповдывать свою вру и ‘безопасно ходить по всей земл’, но по истеченіи этого срока имъ уже не будетъ оказано никакого снисхожденія, всхъ упорствующихъ въ невріи будутъ преслдовать всякими способами, во всякое время и на всякомъ мст, открытою силой или съ помощью военной хитрости, такъ что имъ останется выбирать одно изъ двухъ — или принять Исламъ, или платить дань. Они не будутъ въ безопасности ни во время священныхъ мсяцевъ, ни въ священныхъ мстахъ. ‘Когда же пройдутъ т мсяцы,— говорится въ этомъ откровеніи,— въ которые вамъ не дозволено нападать на нихъ, убивайте идолопоклонниковъ везд, гд только ихъ встртите, берите ихъ въ плнъ, осаждайте ихъ города или подстерегайте ихъ въ засад’. При этомъ не обращалось никакого вниманія на узы крови и дружбы, правоврные не должны были поддерживать никакихъ сношеній даже съ ближайшими родственниками или самыми дорогими своими друзьями въ томъ случа, если послдніе будутъ упорствовать въ идолопоклонничеств. По истеченіи текущаго года не дозволялось ни одному неврному переступать священныя границы Мекки или входить въ храмъ Аллаха. Это запрещеніе иметъ силу и въ настоящее время.
Надо думать, что строгость, которою отличается эта глава Корана, была вызвана главнымъ образомъ поведеніемъ нкоторыхъ еврейскихъ идолопоклонническихъ арабскихъ племенъ, съ которыми Магометъ заключилъ союзы, но которые неоднократно нарушали ихъ и даже измннически покушались на его жизнь. Но она служитъ доказательствомъ и того, что у Магомета сильно возросла его самоувренность вслдствіе смерти его коварнаго и могущественнаго врага Абдаллы-Ибнъ-Оббы и быстраго обращенія въ Исламъ арабскихъ племенъ, или подчиненія ихъ. Дйствительно, это былъ ршительный ударъ, нанесенный противникамъ, въ видахъ исключительнаго господства его вры.
Когда Абу-Бекръ и Али вернулись въ Мекку, то первый выразилъ свое удивленіе и недовольство тмъ, что онъ не былъ выбранъ встникомъ такого важнаго откровенія, которое, повидимому, стояло въ связи съ его послднимъ порученіемъ, но его успокоили тмъ, что отнын всякое новое откровеніе будетъ провозглашаться или самимъ пророкомъ или же однимъ изъ членовъ его семьи.

ГЛАВА XXXVI.
Магометъ посылаетъ своихъ полководцевъ въ дальнія страны.— Онъ назначаетъ своихъ намстниковъ въ Счастливую Аравію.— Посылаетъ Али для того, чтобы подавить возстаніе въ этой области.— Смерть Ибрагима, единственнаго сына пророка. Его поведеніе при послднихъ минутахъ сына и на его могил.— Его усиливающіяся болзни.— Его прощальное путешествіе въ Мекку на поклоненіе святын, его поведеніе и проповдь въ этомъ город.

Обнародованіе вышеупомянутой главы Корана вмст съ объявленіемъ опустошительной войны всмъ, кто откажется принять Исламъ или покориться Магомету, имли своимъ слдствіемъ то, что весьма многіе приняли Исламъ или сдлались данниками пророка, такъ что къ концу мсяца въ начал десятаго года Геждры въ ворота Мекки входили одни за другими послы отъ дальнихъ князей и племенъ. Въ числ лицъ, подчинившихся свтской власти пророка, былъ также Фарва, намстникъ Ираклія въ Сиріи, и правитель Амона, древней крпости аммонитянъ. Впрочемъ, это изъявленіе покорности не было подтверждено императоромъ, и Фарву посадили въ тюрьму.
Магометъ все больше и больше сознавалъ себя неограниченнымъ властителемъ,— этому соотвтствовали и вс его дйствія, но самые обширные планы его, какъ завоевателя, всегда освящались рвеніемъ, свойственнымъ его божественному посланничеству. Онъ сталъ посылать своихъ военачальниковъ въ еще боле отдаленныя страны, но при этомъ всегда съ цлью ниспровергнуть идоловъ и покорять идолопоклонническія племена, такъ что его свтская власть была тсно связана съ распространеніемъ его вры. Онъ назначилъ въ Счастливую Аравію двухъ намстниковъ, которые должны были управлять этою областью отъ его имени, но такъ какъ часть этой богатой и имющей важное значеніе страны выказала.сопротивленіе, то Магометъ послалъ туда триста человкъ конницы подъ начальствомъ Али, который долженъ былъ вразумить жителей.
Молодой ученикъ выказалъ свойственную его возрасту неувренность въ самомъ себ, онъ говорилъ, что едва ли ему удастся справиться съ возлагаемымъ на него порученіемъ, гд ему придется имть дло съ людьми, которые гораздо старше и разумне его, но Магометъ положилъ одну руку на его уста, а другую на его грудь и, поднявъ глаза къ небу, воскликнулъ: ‘О, Аллахъ! Развяжи ему языкъ и руководи его сердцемъ!’ Онъ далъ Али правило, которымъ тотъ долженъ былъ руководиться при отправленіи должности судьи: — ‘Когда къ теб придутъ дв противныя стороны, то никогда не ршай дла въ пользу одной, пока ты не выслушаешь другой’. Затмъ, вручивъ ему знамя вры и надвъ на голову чалму, онъ распрощался съ нимъ.
Когда военный миссіонеръ прибылъ въ Іеменъ, эту область неврныхъ, его люди, по укоренившейся у арабовъ привычк къ хищничеству, начали все разорять, грабить и разрушать. Али прекратилъ это безчиніе и, остановивъ убгавшихъ жителей, началъ излагать имъ ученіе Ислама. Но хотя его языкъ и былъ недавно освященъ самимъ Магометомъ, тмъ не мене онъ говорилъ не достаточно убдительно, потому что на его рчь отвчали дротиками и стрлами, вслдствіе чего онъ обратился къ своему прежнему доказательству — мечу, который произвелъ такое сильное дйствіе, что посл того, какъ двадцать неврныхъ было убито, остальные оказались вполн убжденными, о чемъ и заявили ему.
За этимъ подвигомъ ревностнаго миссіонера слдовали и другіе въ этомъ же род, и посл каждаго онъ отправлялъ гонцовъ къ пророку съ извстіемъ о новомъ торжеств вры.
Въ то время, какъ Магометъ ликовалъ, получая со всхъ концовъ извстія объ успхахъ, его поразило до глубины сердца ужасное семейное горе. Его сынъ Ибрагимъ, родившійся отъ его любимой наложницы Маріи, мальчикъ, которому было только годъ и пять мсяцевъ отъ роду, единственный его потомокъ мужского пола, на котораго онъ возлагалъ надежду передать свое имя потомству, былъ пораженъ смертельною болзнью и скончался на его глазахъ. Магометъ, какъ отецъ, не могъ сдержать порывовъ своего горя, и, склонясь въ отчаяніи надъ этимъ увядшимъ цвтомъ своихъ надеждъ, прослезился. Но даже и въ эту трудную для него минуту испытанія, онъ выказалъ ту покорность вол Божіей, которая лежитъ въ основ его вры. ‘Сердце мое преисполнено печалью,— сказалъ онъ про себя,— и глаза мои полны слезъ при разставаніи съ тобою, о, сынъ мой. И горе мое было бы еще сильне, если бы я не зналъ, что и самъ скоро послдую за тобою, потому что вс мы отъ Бога, отъ Него исходимъ и къ Нему должны возвратиться’.
Абдалрахманъ, видя, что онъ плачетъ, спросилъ у него:— ‘Разв ты не запретилъ намъ плакать по умершимъ?’ — ‘Нтъ,— отвчалъ пророкъ,— я запретилъ вамъ вопли и стоны, запретилъ бить себя по лицу, раздирать одежды — все это отъ дьявола, но слезы, проливаемыя въ гор, все равно что цлительный бальзамъ для сердца, он посылаются намъ милосерднымъ Богомъ’.
Онъ проводилъ своего ребенка до могилы, но и тутъ, несмотря на все мучительное горе, испытываемое имъ при разлук, онъ еще разъ доказалъ, насколько тверды въ его душ основы его религіи.— ‘Сынъ мой! Сынъ мой!— восклицалъ онъ, когда тло было зарыто въ землю,— скажи: Богъ — мой Господь! Пророкъ Божій былъ моимъ отцомъ, а моя вра — Исламъ!’ — Это онъ говорилъ для того, чтобы научить своего ребенка отвчать на вопросы ангеловъ, которые, по ученію мусульманской религіи, спрашиваютъ у покойниковъ, лежащихъ въ могил, къ какой они принадлежатъ вр {Въ одномъ изъ погребальныхъ обрядовъ мусульманъ ихъ мулла, или священникъ, обращается къ покойнику, преданному земл, со слдующими словами: ‘О, рабъ Божій! О, сынъ рабы Божіей! Знай, что теперь къ теб сойдутъ съ неба два ангела, которымъ велно допросить тебя и подобныхъ теб, когда они саросятъ тебя: ‘Кто твой Господь?’ — отвчай имъ: ‘Богъ — мой Господь, воистину такъ’. А когда они спросятъ тебя о томъ, кто твой пророкъ, или человкъ, который былъ посланъ къ людямъ, скажи имъ: ‘Воистину Магометъ — посланникъ Божій’. А когда они спросятъ тебя, какая твоя вра, скажи имъ: ‘Исламъ — моя вра’. А когда они спросятъ, какая книга служила теб руководствомъ, отвчай имъ: ‘Мн служилъ руководствомъ Коранъ, а мусульмане — мои братья’. Когда же они спросятъ у тебя относительно твоей Кеблы, скажи имъ: ‘Кааба — моя Кебла, я жилъ и умеръ въ томъ убжденіи, что нтъ Бога, кром Бога, и Магометъ — посланникъ Божій’. Тогда они скажутъ: ‘Спи, о, рабъ Божій, подъ покровомъ Бога’. См. Lane’s Modern Egyptians, v. II, р. 338.}.
Случившееся около этого времени затменіе солнца было истолковано нкоторыми усердными послдователями пророка, какъ знаменіе того, что само небо скорбитъ о смерти Ибрагима, но огорченному отцу была противна такая рабская лесть,— ‘Солнце и луна,— сказалъ онъ,— принадлежатъ къ числу чудесъ Божіихъ, посредствомъ которыхъ Онъ проявляетъ Свою волю рабамъ Своимъ, но ихъ затменіе не иметъ никакой связи съ рожденіемъ или смертью котораго-либо изъ смертныхъ’.
Смерть Ибрагима была для Магомета ударомъ, который привелъ его преждевременно къ могил. Его организмъ былъ еще и раньше надорванъ вслдствіе часто повторявшагося сильнаго душевнаго возбужденія, припадковъ и физическихъ лишеній, которыя ему приходилось переносить, а также и ядъ, которымъ его хотли отравить въ Каибар, изсушилъ источники жизни и, причиняя ему мучительныя боли, довелъ до преждевременной старости. Вслдствіе увеличивающихся тлесныхъ недуговъ, въ его душ еще сильне заговорила религіозная ревность, и онъ ршился употребить свои послднія силы на путешествіе въ Мекку съ тмъ, чтобы оно послужило въ будущемъ образцомъ для религіозныхъ обрядовъ этого рода.
Благодаря тому, что слухъ объ его благочестивомъ намреніи разнесся по всей Аравіи, въ Медину стеклись со всхъ ея концовъ набожные люди, желавшіе сопровождать пророка-богомольца. Мединскія улицы были переполнены толпами разноплеменныхъ арабовъ, пришедшихъ изъ городовъ и мстечекъ, горныхъ укрпленій и отдаленной пустыни, и ихъ палатками были усяны даже окрестныя долины. Эти, еще недавно разъединенныя, варварскія и ведущія междуусобныя войны племена, собравшіяся теперь, какъ братья, и воодушевленныя однимъ чувствомъ религіознаго рвенія, представляли собою наглядное доказательство торжества вры.
Магомета сопровождали въ этомъ путешествіи его девять женъ, которыхъ несли на носилкахъ. Онъ отправился изъ города впереди огромной свиты, состоявшей, какъ говорятъ одни, изъ пятидесяти шести тысячъ, а другіе — изъ ста или даже ста четырнадцати тысячъ богомольцевъ. Кром того вели множество назначенныхъ для жертвоприношенія верблюдовъ, украшенныхъ гирляндами цвтовъ и разввающимися по втру флагами.
Въ первую ночь былъ сдланъ привалъ на разстояніи нсколькихъ миль отъ Медины, въ деревн Дгуль-Голаифа, тамъ, гд раньше Магометъ и его послдователи сняли съ себя оружіе и надли одежду богомольцевъ. На слдующій день, рано утромъ, Магометъ, помолившись въ мечети, слъ на своего верблюда Аль-Касва, и, выхавъ въ долину Балда, произнесъ молитву, или воззваніе къ Богу, называемое по-арабски Талбиджа, которую повторяли за нимъ и вс его послдователи. Вотъ слова этого торжественнаго воззванія: ‘Здсь я служу Теб, о, Боже! Здсь я служу Теб! Нтъ Теб равнаго. Теб единому подобаетъ поклоненіе. Отъ Тебя исходитъ всякое благо. Теб единому принадлежитъ царство и нтъ другого, кто бы раздлялъ его съ Тобою’.
По словамъ мусульманскаго преданія, эту молитву произнесъ праотецъ Авраамъ въ то время, когда онъ съ вершины холма Кубеисъ, неподалеку отъ Мекки, проповдывалъ истинную вру всему человчеству, и голосъ его обладалъ такою удивительною силою, что его слышали вс живыя существа во всемъ мір, и даже младенецъ въ утроб вторилъ ему, говоря. ‘Здсь я служу Теб, о, Боже!’
Такимъ образомъ свита богомольцевъ, растянувшаяся на нсколько миль, шла по горамъ, долинамъ и по временамъ оглашала пустыню соединенною молитвою и восклицаніями.
Теперь уже нигд не было непріятельской арміи, которая могла бы преградитъ ей путь, или потревожить ее, потому что въ это время Исламъ безмятежно царилъ надъ всей Аравіей. Магометъ, приближаясь къ священному городу, сошелъ съ тхъ же самыхъ высотъ, съ которыхъ онъ сходилъ и тогда, когда взялъ его съ своимъ войскомъ и вошелъ въ ворота Бени Шейба, которыя еще и до сихъ поръ носятъ названіе святыхъ воротъ.
Чрезъ нсколько дней посл его прибытія въ городъ, къ нему явился Али, поспшившій пріхать сюда изъ Іемена, онъ привелъ съ собой много верблюдовъ для закланія въ жертву.
Такъ какъ это богомолье должно было служить образцомъ на будущее время, то Магометъ строго выполнилъ вс обряды,— какъ т, которые были согласны съ патріархальными обычаями и которые онъ сохранилъ, такъ и т, которые онъ ввелъ самъ, повинуясь откровенію. Будучи слишкомъ слабъ и боленъ для того, чтобы ходить пшкомъ, онъ слъ на своего верблюда и вмсто того, чтобы семикратно обойти Каабу, онъ объхалъ ее, и также верхомъ совершилъ путешествіе между холмами Сафа и Мерва. Когда нужно было приносить въ жертву верблюдовъ, то онъ собственноручно убилъ шестьдесятъ три изъ нихъ, по одному на каждый годъ своей жизни, и въ то же время Али убилъ тридцать семь по числу своихъ лтъ.
Затмъ Магометъ обрилъ себ голову, начиная съ правой стороны и кончая лвой. Эти срзанныя пряди его волосъ были раздлены поровну между его учениками, которые сохраняли ихъ, какъ святыню. Впослдствіи Каледъ всегда носилъ одну изъ нихъ въ своей чалм и уврялъ, что она сообщаетъ ему сверхъестественную силу въ бою.
Магометъ, чувствуя, что дни его сочтены, старался, во время этого послдняго пребыванія въ священномъ город своей вры, какъ можно глубже запечатлть свое ученіе въ умахъ и сердцахъ своихъ послдователей. Поэтому онъ часто проповдывалъ въ Кааб съ каедры, или же на открытомъ воздух со спины верблюда. ‘Внимайте словамъ моимъ,— говорилъ онъ,— потому что я не знаю, придется ли намъ опять встртиться здсь но прошествіи этого года. О, слушатели мои, и я такой же человкъ, какъ и вы, ангелъ смерти можетъ притти за мной во всякое время, и я долженъ буду повиноваться его призыву’.
И затмъ онъ началъ передавать народу не только религіозное ученіе и объяснять обряды, но также преподалъ ему и правила для руководства въ жизни, какъ общественной, такъ и семейной, и правила эти, изложенныя пророкомъ и поясненныя примрами, имли могущественное и прочное вліяніе на нравственность, обычаи и привычки мусульманъ во всемъ мір.
Надо думать, что имя въ виду близость смерти и заботясь о благоденствіи своихъ родныхъ и друзей посл себя, въ особенности же своего любимца Али, который — Магометъ это замтилъ — возбудилъ противъ себя неудовольствіе своимъ недавнимъ походомъ въ Іеменъ, онъ воспользовался тою минутой, когда его слушатели были сильно возбуждены и охвачены энтузіазмомъ, чтобы обратиться къ нимъ съ торжественнымъ увщаніемъ.
‘Вы вруете въ то,— сказалъ онъ,— что есть только одинъ Богъ, что Магометъ — его пророкъ и посланникъ, что дйствительно существуютъ рай и адъ, что смерть и воскресеніе изъ мертвыхъ достоврны и что въ опредленное время вс возставшіе изъ гробовъ должны будутъ явиться на судъ’.
Они вс отвтили ему: ‘Да, мы вруемъ во все это’.
Тогда онъ началъ торжественно заклинать ихъ этими догматами ихъ вры, чтобы они всегда любили и уважали его семью, въ особенности же Али. ‘Тотъ, кто любитъ меня,— сказалъ онъ,— пусть считаетъ и Али своимъ другомъ. Да поможетъ Богъ тмъ, кто выкажетъ ему пріязнь, и да отвратитъ лицо свое отъ его враговъ’.
Говорятъ, что по окончаніи одной изъ этихъ рчей, произнесенныхъ пророкомъ на открытомъ воздух, сидя на верблюд, былъ ниспосланъ свыше знаменитый стихъ Корана, итутъ возглаголалъ самъ Богъ: ‘Горе тмъ, кто теперь не принялъ вашей вры. Не бойтесь ихъ, бойтесь Меня. Нын Я усовершенствовалъ вашу религію и довершилъ явленное на васъ милосердіе Мое. Да будетъ Исламъ вашей врой — такова воля Моя’.
При этихъ словахъ,— такъ говорятъ арабскіе историки — верблюдъ Аль-Касва, на которомъ сидлъ пророкъ, подогнулъ колна, какъ бы поклоняясь божеству. Эти слова, прибавляютъ они, были печатью и довершеніемъ закона, потому что посл нихъ уже не было больше никакихъ откровеній.
Исполнивъ такимъ образомъ вс обряды и церемоніи богомолья и изложивъ народу свою вру со всми подробностями, Магометъ въ послдній разъ распрощался со своимъ роднымъ городомъ и во глав своей арміи богомольцевъ отправился въ обратный путь въ Медину. Завидя издали этотъ городъ, онъ возвысилъ свой голосъ и воскликнулъ: ‘Богъ великъ! Богъ великъ! Нтъ Бога, кром Бога. И нтъ Ему равнаго. Ему принадлежитъ царство, Ему единому подобаетъ хвала. Онъ всемогущъ. Онъ исполнилъ общаніе Свое. Онъ — защитникъ раба Своего и Одинъ разсялъ всхъ его враговъ. Вернемтесь же въ дома наши, и будемъ поклоняться Ему и славить Его!’
Этимъ закончилось, такъ называемое, прощальное богомолье, потому что оно было послднимъ въ жизни пророка.

ГЛАВА XXXVII.
О двухъ лжепророкахъ: Аль-Асвад и Мосеильм.

По возвращеніи въ Медину, здоровье Магомета становилось все хуже, но тмъ не мене то рвеніе, какое онъ всегда выказывалъ въ дл распространенія своей духовной власти, не уменьшалось, и онъ началъ длать большія приготовленія ко вторженію въ Сирію и Палестину. Но въ то время, когда онъ обдумывалъ планъ похода съ цлью завоевать чужеземныя страны, появились еще два пророка, два его соперника, оспаривавшіе у него власть въ Аравіи. Имя одного было: Аль-Асвадъ, а другого Мосеильма, оба они получили отъ правоврныхъ вполн заслуженное ими названіе ‘Двухъ Лжецовъ’. Аль-Асвадъ, человкъ, одаренный живымъ умомъ и убдительнымъ краснорчіемъ, былъ сначала идолопоклонникомъ, затмъ перешелъ въ Исламъ, но отрекся отъ него, сталъ выдавать себя за пророка и основалъ свою собственную религію. За то, что онъ часто мнялъ вру, онъ былъ прозванъ Аилгалой, т.-е. ‘флюгеромъ’. Подражая Магомету, онъ утверждалъ, что получаетъ съ неба откровенія при посредств двухъ ангеловъ. Такъ какъ онъ умлъ отлично длать разнаго рода фокусы и былъ знакомъ съ магіей, то приводилъ собиравшуюся около него толпу въ удивленіе и смущеніе различными свтовыми иллюзіями, которыя выдавалъ за чудеса, такъ что нкоторые мусульманскіе писатели вполн врятъ, что ему дйствительно помогали два злыхъ генія или демона. Сначала его хитрые планы имли большой успхъ, что показываетъ, до какой степени были неустойчивы въ то время арабы въ религіозныхъ вопросахъ, и какъ легко они принимали всякую новую вру.
Въ этомъ году умеръ* Будханъ, персіянинъ, назначенный Магометомъ на должность намстника въ Счастливой Аравіи. Аль-Асвадъ, который стоялъ теперь во глав сильной секты, убилъ его сына и преемника, женился на его вдов, сначала умертвивъ ея отца, и захватилъ въ свои руки бразды правленія. Наиранскій народъ пригласилъ его въ свой городъ, ворота Санаи, столицы Іемена, были отворены передъ нимъ настежь, такъ что въ самое короткое время вся Счастливая Аравія покорилась его власти.
Извстіе объ этой незаконно захваченной власти пришло къ Магомету въ такое время, когда онъ уже находился въ первой стадіи своей опасной болзни и, кром того, былъ всецло поглощенъ приготовленіями къ походу въ Сирію. Такъ какъ его раздражало все, что могло помшать его планамъ, онъ, разсудивъ, что въ данномъ случа вся опасность и вс затрудненія зависятъ отъ жизни только одного человка, приказалъ нкоторымъ изъ своихъ послдователей, находившихся при Аль-Асвад, расправиться съ нимъ открыто или съ помощью хитрости, такъ какъ оба эти способа, согласно съ новымъ откровеніемъ, провозглашеннымъ Али, дозволялось примнять къ врагамъ вры. Два человка взялись за это дло, но скоре изъ мести, чмъ изъ религіозныхъ мотивовъ. Одинъ, котораго звали Раисомъ, получилъ смертельную обиду отъ этого узурпатора, другой, дайлемитъ, по имени Фирузъ, приходился двоюроднымъ братомъ жен Аль-Асвада, только что вышедшей за него замужъ, и племянникомъ ея убитому отцу. Они пошли къ этой женщин, которая, надо думать, вышла за узурпатора не по своей вол, и стали ей доказывать, на основаніи арабскихъ законовъ о кровавой мести, что она обязана отмстить за смерть своего отца и перваго мужа. Имъ стоило большого труда уговорить ее впустить ихъ въ глухую полночь въ комнату Аль-Асвада, который въ это время спалъ. Фирузъ нанесъ ему ударъ кинжаломъ въ горло, но не могъ заколоть его совсмъ. Аль-Асвадъ вскочилъ съ постели, и его крики встревожили стражей, къ которымъ, впрочемъ, вышла жена и успокоила ихъ, говоря: ‘Пророкъ находится подъ дйствіемъ божественнаго откровенія’. Затмъ крики замолкли, потому что убійцы уже отскли своей жертв голову. Когда занялась заря, то на стнахъ города снова разввалось знамя Магомета, и герольдъ, при трубномъ звук, возвстилъ народу смерть Аль-Асвада, иначе называемаго лжецомъ и самозванцемъ. Онъ держалъ въ своихъ рукахъ власть только четыре мсяца, и народъ, неустойчивый въ вр, снова принялъ Исламъ такъ же легко, какъ и отрекся отъ него.
Другимъ самозванцемъ былъ арабъ Мосеильма изъ племени Гонейфа, онъ имлъ власть надъ городомъ и областью Ямама, находящеюся между Краснымъ моремъ и Персидскимъ заливомъ. Въ девятомъ году Геждры онъ пришелъ въ Мекку во глав посольства отъ своего племени и заявилъ Магомету, что исповдуетъ Исламъ, но, вернувшись въ свою страну, объявилъ всему народу, что и онъ также получилъ отъ Бога даръ пророчества и что Богъ предназначилъ его въ помощники Магомету въ дл обращенія въ вру рода человческаго. Для этого онъ также составилъ свой Коранъ, который выдавалъ за книгу, написанную подъ внушеніемъ свыше. Его вроученіе замчательно тмъ, что въ немъ душ отводится очень унизительное помщеніе — въ брюшной полости.
Будучи человкомъ вліятельнымъ и ловкимъ, онъ пріобрлъ очень большое число послдователей между своими легковрными земляками. Уврившись въ своемъ успх, онъ послалъ Магомету письмо, начинавшееся такими словами:
‘Отъ Мосеильмы, пророка Аллаха, Магомету, пророку Аллаху! Приходи теперь и давай подлимъ съ тобой міръ, пусть одна его половина будетъ твоя, и другая — моя’.
И это письмо тоже пришло къ Магомету въ такое время, когда онъ изнемогалъ отъ болзни и все вниманіе его было поглощено приготовленіями къ войн. Поэтому онъ ограничился въ данномъ случа слдующимъ отвтомъ:
‘Отъ Магомета, пророка Божія, Мосеильм, лжецу. Земля принадлежитъ Господу, и Онъ дастъ ее въ наслдіе тмъ изъ рабовъ Своихъ, которые обрли милость предъ лицомъ Его. Счастливы т, которые живутъ въ страх Его’.
Благодаря другимъ неотложнымъ дламъ, незаконная власть Мосеильмы не была подавлена и наказаніе его отложено до другого времени.

ГЛАВА XXXVIIІ.
Армія приготовляется выступить въ походъ противъ Сиріи.— Осама назначается ея предводителемъ.— Прощальная рчь, сказанная Магометомъ арміи.— Его послдняя болзнь.— Его проповди въ мечети.— Его смерть и сопровождавшія ее обстоятельства.

Въ самомъ начал одиннадцатаго года Геждры, посл необычныхъ приготовленій, сильная армія вобралась выступить въ походъ противъ Сиріи. То обстоятельство, что начальство надъ такою арміею и въ такомъ важномъ поход Магометъ поручилъ Осам, двадцатилтнему юнош, вмсто того, чтобы вврить его одному изъ своихъ старыхъ и опытныхъ предводителей, можетъ показаться доказательствомъ ослабленія его умственныхъ способностей. Но, повидимому, онъ сдлалъ это изъ расположенія къ Осам, внушеннаго ему нжными и благодарными воспоминаніями. Осама былъ сыномъ Зеида, врнаго вольноотпущенника Магомета, который представилъ неоспоримое доказательство своей преданности пророку, уступивъ ему свою красивую жену Зейнабъ и тмъ сдлавъ ему пріятное. Зеидъ до послднихъ дней своей жизни оставался все такимъ же ревностнымъ ученикомъ Магомета, готовымъ положить за него свою жизнь и палъ, храбро сражаясь за вру, въ битв при Мут.
Магометъ понималъ, что, выбравъ Осаму, онъ поступаетъ рискованно и боялся, что войска не будутъ повиноваться такому юному главнокомандующему. Поэтому во время генеральнаго смотра войскамъ, онъ увщевалъ ихъ повиноваться своему предводителю, напомнивъ имъ при этомъ, что Зеидъ, отецъ Осамы, былъ главнокомандующимъ точно въ такомъ же поход, предпринятомъ противъ того же самого народа, отъ руки котораго онъ палъ на пол битвы, и поэтому дать сыну возможность отмстить за смерть отца, это значитъ только воздать должную дань его памяти. Затмъ, вручивъ юному полководцу знамя, онъ убждалъ его мужественно сражаться за вру со всми, кто будетъ отрицать единство Божіе. Въ тотъ же самый день армія выступила въ походъ и расположилась лагеремъ въ Джорф, на разстояніи нсколькихъ миль отъ Медины, но тутъ случились обстоятельства, помшавшія ей итти дальше.
Въ эту самую ночь съ Магометомъ сдлался припадокъ той болзни, которою онъ страдалъ уже нсколько времени и которую нкоторые приписывали медленному дйствію яда, поданнаго ему въ Каибар. Припадокъ начался сильною головною болью вмст съ головокруженіемъ и бредомъ, который, повидимому, всегда бывалъ у него во время всхъ болзненныхъ припадковъ. Пробудившись въ самую полночь отъ безпокойнаго сна, онъ позвалъ къ себ прислуживавшаго ему раба, которому веллъ итти за собою, говоря, что мертвецы, схороненные на мединскомъ общественномъ кладбищ, просятъ его притти и помолиться за упокой ихъ души. И вотъ, въ сопровожденіи раба, онъ пошелъ въ темнот по улицамъ безмолвнаго, объятаго крпкимъ сномъ, города на обширное кладбище, находившееся за его стнами.
Остановившись посреди могилъ, онъ, возвысивъ голосъ, обратился къ покойникамъ съ торжественнымъ воззваніемъ: ‘Радуйтесь, вы, обитатели могилъ!— воскликнулъ онъ.— Утро, въ которое вы пробудитесь, будетъ спокойне утра, ожидающаго живущихъ. Вы счастливе, чмъ они. Богъ избавилъ васъ отъ тхъ бурь, которыя угрожаютъ имъ, и которыя слдуютъ одна за другой подобно смн стражи въ бурную ночь, и каждая изъ нихъ будетъ мрачне предыдущей’. Помолившись за упокой души умершихъ, онъ повернулся къ своему рабу и сказалъ ему: ‘Мн предоставляется на выборъ — остаться въ этомъ мір до окончанія вка и наслаждаться всми его радостями, или же скоре возвратиться къ Богу и предстать предъ лицо Его, и я избралъ послднее’.
Съ этихъ поръ его болзнь стала быстро усиливаться, хотя онъ употреблялъ вс усилія, чтобы выходить изъ дома, какъ это было прежде, и, по своему обыкновенію, проводить дни поперемнно то у той, то у другой своей жены. Онъ находился въ жилищ Малмоны, когда съ нимъ сдлался такой сильный приступъ болзни, что онъ ясно увидалъ приближеніе смерти. Онъ стремился всмъ сердцемъ къ своей любимой жен Айиш, желая пробыть съ ней послднія минуты своей жизни, которыя должны были пролетть быстро. Съ обвязанной головой, шатаясь, онъ, съ помощью Али и Фадля, сына Аль-Аббаса, дошелъ до ея жилища. Она также страдала сильною головною болью и просила у него какого-нибудь средства противъ этой боли.
— Зачмъ теб это средство?— спросилъ онъ.— Для тебя было бы лучше умереть раньше меня. Я тогда закрылъ бы теб глаза, одлъ тебя въ Погребальныя одежды, положилъ въ могилу и сталъ бы молиться за тебя.
— Да,— отвчала она,— а потомъ вернулся бы въ мой домъ и сталъ въ немъ жить съ одной изъ остальныхъ твоихъ женъ, для которой моя смерть была бы выгодна.
Магометъ съ улыбкой выслушалъ эти слова, въ которыхъ видна была ревность, смшанная съ нжностью, и позволилъ ей ухаживать за собой. Вскор пришла его навстить Фатима, жена Али, теперь единственная дочь, потому что вс остальныя умерли. Айиша всегда говорила, что, по ея мннію, никто не былъ такъ похожъ на пророка кротостью характера, какъ эта его дочь. Онъ всегда обращался съ ней съ какою-то почтительною нжностью. Когда она приходила къ нему, онъ всегда вставалъ, шелъ къ ней навстрчу, бралъ у нея руку, которую цловалъ, и затмъ сажалъ ее на свое мсто.
Въ преданіяхъ, сохранившихся у историка Абульфеды, мы находимъ слдующій разсказъ Айиши о свиданіи отца съ дочерью въ настоящемъ случа.
— Добро пожаловать, дитя мое,— сказалъ пророкъ, и посадилъ ее рядомъ съ собою. Затмъ онъ что-то шепнулъ ей на ухо, и она заплакала. Замтивъ, что она огорчилась, онъ сказалъ ей на ухо и еще что-то, и посл этого лицо ея просіяло отъ радости. ‘Что это значитъ?’ — спросила я у Фатимы.— ‘Пророкъ отличаетъ тебя такимъ знакомъ доврія, какого онъ никогда не оказываетъ ни одной изъ своихъ женъ’.— ‘Я не могу открыть тайны пророка Божія’,— отвчала Фатима. Но тмъ не мене посл его смерти, она разсказала, что въ первый разъ онъ сообщилъ ей о близости своей смерти, но, увидя ея слезы, утшалъ ее, увряя, что и она скоро послдуетъ за нимъ и будетъ на неб первою среди правоврныхъ женщинъ. На второй день болзни съ Магометомъ сдлался палящій жаръ, такъ что онъ приказалъ обливать себ голову и все тло водою изъ кувшиновъ, мучимый припадками болзни, онъ крикнулъ: ‘Теперь я чувствую, какъ Каибарскій ядъ терзаетъ мои внутренности’.
Когда ему сдлалось полегче, онъ, съ постороннею помощью, пошелъ въ мечеть, примыкавшую къ его жилищу. Здсь, сидя на своемъ кресл, или на каедр, онъ молился съ благоговніемъ. Помолившись, онъ обратился къ народу, котораго на этотъ разъ въ мечети собралось много. ‘Если у кого-нибудь изъ васъ есть что-нибудь на совсти,— сказалъ онъ,— пусть онъ признается, чтобы я могъ вымолить у Бога прощеніе ему’.
При этихъ словахъ выступилъ впередъ одинъ человкъ, котораго вс считали набожнымъ мусульманиномъ, и признался въ томъ, что онъ — лицемръ, лжецъ и слабъ въ вр. ‘Вонъ отсюда!— закричалъ Омаръ,— зачмъ ты открываешь то, что терпитъ Богъ и чего не открываетъ Онъ самъ?’ — Но Магометъ, повернувшись къ Омару, уко-. ризненно посмотрлъ на него: ‘О, сынъ Каттаба,— сказалъ онъ,— лучше краснть отъ стыда въ здшнемъ мір, чмъ страдать въ будущемъ’. Затмъ, поднявъ глаза къ небу, онъ началъ молиться за того, кто самъ обвиняетъ себя. ‘О, Боже!— воскликнулъ онъ,— дай ему справедливость и вру и отними отъ него всякую слабость въ исполненіи тхъ заповдей Твоихъ, которыя внушаетъ ему его совсть’.
Затмъ онъ опять обратился къ народу и сказалъ: ‘Если между вами есть кто-нибудь, кого я ударилъ, то вотъ моя спина, пусть и онъ ударитъ меня за это. Если я кого-нибудь поносилъ, то пусть онъ теперь упрекнетъ меня въ этомъ. Если я что-нибудь несправедливо взялъ у котораго-нибудь изъ васъ, то пусть онъ теперь выйдетъ впередъ и получитъ отъ меня удовлетвореніе’.
При этомъ въ толп выискался какой-то человкъ, который напомнилъ Магомету о томъ, что онъ долженъ ему три серебряныхъ динарія, и сейчасъ же получилъ свой долгъ съ процентами. ‘Гораздо легче,— сказалъ пророкъ,— понести наказаніе на этомъ свт, чмъ мучиться всю вчность’. Затмъ онъ началъ усердно молиться за правоврныхъ, павшихъ въ битв при Оход у него на глазахъ, а также и воиновъ, пострадавшихъ за вру въ другихъ битвахъ, ходатайствуя за нихъ въ силу договора, существующаго между живыми и мертвыми.
Посл этого онъ обратился къ могаджеринамъ, или изгнанникамъ, которые вмст съ нимъ пришли изъ Мекки, съ увщаніемъ почитать ансаріанъ, или мединскихъ помощниковъ. ‘Число врующихъ будетъ возростать,— сказалъ онъ,— но число союзниковъ никогда не можетъ увеличиться. Они были для меня семьей, въ которой я нашелъ себ пристанище. Длайте добро тмъ, которые будутъ длать добро имъ, и не дружите съ тми, которые относятся къ нимъ враждебно’.
Затмъ онъ далъ три предсмертныя заповди:
Первое. Изгнать изъ Аравіи всхъ идолопоклонниковъ.
Второе. Дать всмъ новообращеннымъ одинаковыя права съ людьми, давно перешедшими въ Исламъ.
Третье. Непрестанно молиться.
Когда онъ кончилъ свою проповдь и увщаніе, его повели, поддерживая съ любовью, обратно въ жилище Айиши, но онъ до того изнемогъ, что, придя туда, упалъ въ обморокъ.
Его болзнь усиливалась съ каждымъ днемъ и, повидимому, по временамъ появлялся бредъ, потому что онъ говорилъ, что къ нему является ангелъ Гавріилъ, котораго Богъ посылаетъ узнать о его здоровь и который будто бы сказалъ ему, что отъ него самого зависитъ назначить часъ смерти, потому что Аллахъ запретилъ ангелу смерти являться къ пророку, если онъ самъ не дозволитъ этого.
Во время одного изъ припадковъ онъ веллъ принести письменныя принадлежности для того, чтобы имть возможность оставить своимъ послдователямъ правила, какъ они должны вести себя. Вс присутствующіе были приведены этимъ въ смущеніе: они опасались, чтобы онъ не сказалъ чего-нибудь такого, что могло бы повредить авторитету Корана. Слыша, что они спорятъ между собою о томъ, слдуетъ ли исполнить его требованіе или нтъ, онъ приказалъ имъ выйти изъ комнаты, а когда они вошли опять, то уже не сказалъ объ этомъ ни слова.
Въ пятницу, день, когда правоврные собираются на молитву, онъ, несмотря на свою болзнь, хотлъ совершить богослуженіе въ мечети и приказалъ опять облить себя водою для того, чтобы освжиться и подкрпить свои силы, но, сдлавъ усиліе для того, чтобы выйти изъ дома, лишился чувствъ. Придя въ себя, онъ потребовалъ къ себ Абу-Бекра и просилъ его совершить вмсто себя богослуженіе, замтивъ при этомъ:— ‘Аллахъ далъ рабу своему право назначить на свое мсто, кого онъ захочетъ’. Впослдствіи нкоторые утверждали, что пророкъ имлъ намреніе именно такимъ образомъ назначить на свое мсто этого испытаннаго друга и приверженца, но самъ Абу-Бекръ не хотлъ истолковать эти слова въ прямомъ значеніи.
Вскор Магомету передали, что появленіе АбуБекра на каедр произвело сильное волненіе въ народ, такъ какъ прошелъ слухъ, что пророкъ умеръ. Поэтому, собравъ послднія силы и опираясь на Али и Аль-Аббаса, онъ пошелъ въ мечеть, и его появленіе очень обрадовало собравшійся народъ. Абу-Бекръ прервалъ молитву, но Магометъ просилъ его продолжать и, занявъ на каедр мсто позади его, сталъ повторять за нимъ молитвы.
Затмъ, обратясь къ собравшимся, онъ сказалъ: ‘Я слышалъ, что слухъ о смерти вашего пророка встревожилъ васъ, но разв былъ какой-нибудь пророкъ раньше меня, который жилъ бы вчно и неужели вы думали, что я никогда не покину васъ. Все происходитъ по вол Божіей и всему предопредленъ конецъ, котораго нельзя ни ускорить, ни избжать. Я возвращаюсь къ Тому, Кто послалъ меня, и вотъ вамъ моя послдняя заповдь: да будетъ между вами единеніе, любите, уважайте и поддерживайте другъ друга, увщевайте другъ друга соблюдать вру, пребывать въ ней твердо, совершать благочестивыя дла, только это ведетъ людей къ благоденствію, все же другое — къ погибели’.
Въ конц своего увщанія онъ прибавилъ: ‘Я ухожу только раньше васъ, но и вы вскор послдуете за мною. Насъ всхъ ожидаетъ смерть, пусть никто не старается отвратить ее отъ меня. Я жилъ для вашего блага, для него же и умру’.
Это были послднія слова, сказанныя имъ въ публичномъ собраніи, затмъ Али и Аббасъ повели его обратно въ жилище Айиши.
На слдующій день былъ промежутокъ, когда онъ чувствовалъ себя настолько лучше, что Али, Абу-Бекръ, Омаръ и другіе постоянно находившіеся при немъ люди оставили его на время и дошли по своимъ дламъ. Съ нимъ осталась одна только Айиша. Но это улучшеніе было обманчивымъ. Боли появились опять и сдлались вдвое сильне. Чувствуя, что скоро настанетъ его конецъ, онъ приказалъ отпустить на волю всхъ своихъ рабовъ, а вс деньги, какія только были въ дом, раздлить бднымъ, затмъ, поднявъ глаза къ небу, онъ воскликнулъ: ‘Боже, не оставь меня въ этой борьб со смертью!’
Тогда Айиша поспшила послать за своимъ отцомъ и Хафзой. Оставшись одна съ Магометомъ, она держала его голову у себя на колняхъ, нжно смотрла на него, не спуская глазъ и стараясь облегчить его предсмертныя муки. Отъ времени до времени онъ опускалъ свою руку въ сосудъ съ водою и потомъ длалъ слабое движеніе, чтобы обрызгать себ лицо. Наконецъ, поднявъ свои глаза и смотря неподвижнымъ взоромъ наверхъ, онъ проговорилъ прерывающимся голосомъ: ‘О, Аллахъ! Да будетъ такъ,— среди славныхъ товарищей въ раю!’
‘Изъ этого я поняла — такъ разсказываетъ Айиша о его агоніи — что наступила послдняя минута, и что онъ выбралъ небесную жизнь’.
Черезъ нсколько минутъ его руки похолодли и послдняя искра жизни угасла. Айиша, переложивъ его голову на подушку, начала бить себя въ голову и въ грудь и испускала громкіе вопли. На ея крикъ сбжались и другія жены Магомета и, по ихъ громкимъ рыданіямъ, скоро весь городъ узналъ о случившемся. Народъ былъ приведенъ въ изумленіе какъ будто бы случилось какое-нибудь чудо. Вс дла были оставлены. Арміи, которая уже сняла свои палатки, приказано было остаться на томъ же мст, а Осама, который было занесъ уже ногу въ стремя, чтобы хать дальше, повернулъ свою лошадь въ противоположную сторону, къ воротамъ Медины, и водрузилъ свое знамя у дверей дома пророка.
Народъ валилъ толпами, чтобы взглянуть на тло пророка и даже въ комнат, гд лежалъ покойникъ, была толкотня и велись споры. Нкоторые не врили своимъ глазамъ. ‘Да разв онъ можетъ умереть?’ — кричали они. ‘Разв онъ не посредникъ между нами и Богомъ? Какъ же онъ могъ умереть? Не можетъ быть! Онъ только въ летаргическомъ сн и вознесся на небо, подобно Ис (Іисусу) и другимъ пророкамъ.’
Толпа, окружавшая его домъ, все увеличивалась, громко требуя, чтобы тло не было предано земл, и въ это самое время къ дому подъхалъ Омаръ, который только что узналъ о томъ, что случилось. Онъ обнажилъ свою саблю и пробился сквозь толпу, грозя отрубить руки и ноги всякому, кто осмлится говорить, что пророкъ умеръ. ‘Онъ только отлучился на время,— сказалъ онъ,— такъ же, какъ Муса (Моисей), сынъ Имрама, удалился на сорокъ дней на гору, и, подобно ему, онъ опять вернется къ намъ.’
Абу-Бекръ, бывшій въ отдаленной части города, пріхалъ во-время, чтобы успокоить пришедшій въ отчаяніе народъ и укротить необузданное горе Омара. Протискавшись въ комнату, онъ поднялъ покровъ, подъ которымъ лежало тло, и, поцловавъ блдное лицо Магомета, воскликнулъ: ‘О, ты, который былъ мн вмсто отца и матери! Отъ тебя исходитъ благоуханіе даже отъ мертваго, и ты, какъ живой, распространяешь благовоніе! Теперь ты живешь въ вчномъ блаженств, потому что Аллахъ не подвергнетъ тебя второй смерти’.
Затмъ, покрывъ тло, онъ вышелъ изъ комнаты и старался заставить замолчать Омара, но, видя, что это невозможно, онъ обратился къ толп съ рчью: ‘Воистину, если вы покланяетесь только одному Магомету, то онъ умеръ, но если вы поклоняетесь Богу, то умереть онъ не можетъ. Магометъ былъ только пророкомъ Божіимъ и раздлилъ участь апостоловъ и святыхъ людей, умершихъ раньше него. Самъ Аллахъ сказалъ въ своемъ Коран, что Магометъ только посланникъ его и долженъ умереть. И что же? Неужели вы отречетесь отъ него и оставите его ученіе только потому, что онъ умеръ? Помните, что ваше вроотступничество не повредитъ Богу, но только сдлаетъ еще боле врнымъ ваше осужденіе, между тмъ какъ благословеніе Божіе будетъ ниспослано на главу тхъ, которые пребудутъ врными Ему.’
Народъ слушалъ рчь Абу-Бекра со слезами и рыданіями, и когда онъ слушалъ, то его отчаяніе мало-по-малу утихало. Онъ убдилъ даже и Омара, хотя и не утшилъ его, такъ какъ тотъ упалъ на землю и оплакивалъ смерть Магомета, о которомъ вспоминалъ, какъ о своемъ повелител и друг.
По словамъ мусульманскихъ историковъ Абульфеды и Аль-Джаннаби, Магометъ умеръ въ день своего рожденія, когда ему исполнилось шестьдесятъ три года. Это было въ одиннадцатомъ году Геждиры, или въ 632 году христіанскаго лтосчисленія.
Тло пророка было приготовлено къ погребенію многими изъ самыхъ любимыхъ имъ родственниковъ и учениковъ, они увряли, что то дивное благоуханіе, которое, по свидтельству его женъ и дочерей, исходило отъ его тла при жизни, попрежнему исходило и посл смерти, такъ что — скажемъ мы словами Али — ‘казалось, что онъ въ одно и то же время и умеръ, и живъ.’
Тло пророка, предварительно омытое и умащенное ароматами, было завернуто въ три покрова, изъ нихъ два были блые, а третій изъ полосатой іеменской ткани. Затмъ все было надушено амброю, мускусомъ, алоэ и ароматическими травами. Посл этого тло было выставлено для народа, и надъ нимъ прочитали семьдесятъ дв молитвы.
Оно оставалось три дня безъ погребенія, согласно съ восточнымъ обычаемъ, а также и для того, чтобы въ смерти пророка могли удостовриться люди, все еще думавшіе, что онъ въ летаргическомъ сн. Когда же вс убдились, наконецъ, въ томъ, что пророкъ умеръ, то начали длать приготовленія къ похоронамъ. Тогда возникъ новый споръ о мст погребенія. Могаджерины, или его меккскіе ученики, стояли за свой городъ, какъ за мсто его рожденія, а ансаріане требовали, чтобы онъ былъ погребенъ въ Медин, такъ какъ въ этомъ город ему данъ былъ пріютъ и здсь онъ прожилъ послдніе десять лтъ своей жизни. Третья партія совтовала перенести его останки въ Іерусалимъ, какъ въ городъ, гд были погребены многіе пророки. Но Абу-Бекръ, словамъ котораго вс придавали большой всъ, объявилъ, что Магометъ не разъ выражалъ при немъ мнніе, что пророкъ долженъ быть погребенъ на томъ мст, гд его застанетъ смерть. Въ данномъ случа это было выполнено буквально, такъ какъ Магомету была вырыта могила въ дом Айиши, на томъ самомъ мст, гд стояла постель, на которой онъ, испустилъ духъ.
Примчаніе. Домъ Айиши непосредственно примыкалъ къ мечети, послдняя въ то время, о которомъ идетъ рчь, была очень невзрачнымъ зданіемъ съ глиняными стнами и крышей, покрытой пальмовыми листьями и подпертой стволами деревьевъ. Впослдствіи она была сохранена, но заключена въ обширный храмъ, въ форм колоннады, образующей продолговатый четыреугольникъ, 165-ти шаговъ въ длину и 130-ти въ ширину, совершенно открытый и съ четырьмя входными воротами. Колоннада это, составленная изъ нсколькихъ рядовъ колоннъ разнаго размра, украшенныхъ лпною работою и раскрашенныхъ яркими красками, поддерживаетъ рядъ небольшихъ блыхъ куполовъ по всмъ сторонамъ четыреугольника на всемъ ихъ протяженіи. На четырехъ углахъ ея находятся высокіе остроконечные минареты.
Около юго-восточнаго угла четыреугольника есть мсто, обнесенное желзной ршоткой, выкрашенной въ зеленую краску, ршотка филигранной работы и вся перевита мдной позолоченной проволокой, такъ что видть то, что находится внутри ея, можно только черезъ маленькія окошечки, имющія шесть квадратныхъ дюймовъ. Это мсто, куда стекаются богомольцы, называется Гаджирой и заключаетъ въ себ могилы Магомета и его двухъ друзей и первыхъ преемниковъ, АбуБекра и Омара. Надъ этимъ священнымъ мстомъ возвышается величественный куполъ, на вершин котораго находятся позолоченный шаръ и полумсяцъ, завидя этотъ шаръ и полумсяцъ, приближающіеся къ Медин богомольцы кланяются могил пророка, наклоняясь всмъ тломъ и читая положенныя молитвы. Долгое время считали достоврнымъ разсказъ о слдующемъ чуд: будто гробъ Магомета виситъ въ воздух и ничмъ не поддерживается, а христіанскіе писатели объясняли это тмъ, что гробъ былъ сдланъ изъ желза и искусно помщенъ между двумя магнитами, но разсказъ этотъ оказался нелпой выдумкой.
Мечеть эту много разъ исправляли и передлывали. Однажды была разрушена страшною бурею часть ея, которая обвалилась, но она была возобновлена египетскимъ султаномъ. Мечеть была расширена и украшена нкоторыми калифами, въ особенности Валедомъ I, который вторгся въ Испанію и покорилъ ее. Когда вахабійцы овладли Мединой и разгромили ее, то они ограбили и мечеть, захвативъ принесенныя въ нее по обту драгоцнныя вещи. Она поддерживается и въ настоящее время, хотя уже съ меньшею роскошью, подъ охраною тридцати лицъ, носящихъ званіе аги, главный начальникъ которыхъ называется Шейхъ-Аль-Гарамомъ, или главою священнаго дома. Онъ — первое лицо въ Медин. Хотя посщеніе Медины и считается у магометанъ благочестивымъ и хорошимъ дломъ, но оно не обязательно для нихъ, подобно посщенію Мекки, которое признается священнымъ долгомъ, и въ настоящее время число богомольцевъ въ Медин постепенно уменьшается.
Вс эти подробности взяты изъ книги Буркхардта, который, переодвшись и подвергаясь большимъ опасностямъ, добился того, что его впустили въ Мекку и Медину: входить въ эти города строго запрещено всмъ, кром правоврныхъ мусульманъ.

ГЛАВА XXXIX.
Личность и характеръ Магомета.— Его пророческая дятельность.

На основаніи преданій, въ которыхъ сохранились разсказы современниковъ Магомета, это былъ человкъ средняго роста, широкоплечій и мускулистый, съ большими руками и ногами. Въ молодости онъ былъ необыкновенно силенъ и крпокъ, а къ концу жизни началъ полнть. У него была большая голова красивой формы, крпко присаженная къ ше, которая поднималась, точно колонна, изъ его широкой груди. У него былъ высокій лобъ, расширявшійся къ вискамъ, съ перескающимися на немъ жилами, которыя доходили до самыхъ бровей и надувались всякій разъ, какъ онъ сердился, или былъ въ возбужденіи. У него было продолговатое лицо, съ рзкими и выразительными чертами, орлиный носъ, черные глаза, брови дугою, сходившіяся у переносья, большой и выразительный ротъ, что указывало на его краснорчіе, зубы очень блые, хотя немного рдкіе и неровные, черные волосы, волнистые, но не кудрявые, ниспадавшіе на плечи, длинная и очень густая борода.
Вообще, у него былъ спокойный и ровный характеръ, иногда онъ позволялъ себ пошутить, но, по большей части, былъ серьезенъ и сохранялъ свое достоинство, хотя, какъ говорятъ, онъ всхъ очаровывалъ своей улыбкой. На лиц его было больше румянца, чмъ обыкновенно бываетъ у арабовъ, и въ минуты возбужденія и энтузіазма отъ его лица точно исходило какое-то сіяніе, которое его ученики величали сверхъестественнымъ -свтомъ пророчества.
Несомннно, онъ обладалъ далеко не заурядными умственными способностями. Онъ быстро все схватывалъ и отлично запоминалъ, отличаясь при этомъ живымъ воображеніемъ и геніальнымъ творчествомъ. Такъ какъ онъ не получилъ почти никакого образованія, то самъ изощрилъ и обогатилъ свой умъ точными наблюденіями и самыми разнообразными свдніями по части религіозныхъ системъ, какъ современныхъ ему, такъ и дошедшихъ съ древности по преданію. Его обыкновенный разговоръ былъ всегда въ важномъ, поучительномъ тон и пересыпанъ афоризмами и нравоученіями, которые такъ любятъ употреблять арабы, по временамъ онъ воодушевлялся и тогда длался краснорчивъ, а такъ какъ у него былъ мелодичный и звучный голосъ, то отъ этого его рчь казалась еще краснорчиве.
Онъ былъ умреннымъ и воздержнымъ въ пищ и строго соблюдалъ вс посты. Онъ не терплъ великолпнаго платья, которымъ такъ любятъ чваниться люди съ мелкой душой, и вмст съ тмъ въ простот его одежды не было никакой аффектаціи, онъ одвался просто только потому, что не обращалъ ровно никакого вниманія на такіе пустяки. Иногда его одежда была сдлана изъ шерстяной матеріи, а иногда изъ той полосатой бумажной ткани, какую вырабатывали въ Іемен, и на ней нердко видны были заплаты. По его словамъ, онъ носилъ чалму, по подобію ангеловъ, онъ обматывалъ ею голову такимъ образомъ, чтобы одинъ ея конецъ ниспадалъ на плечи — такъ,— говорилъ онъ,— носятъ ее ангелы. Онъ запрещалъ носить чисто-шелковое платье, но позволялъ шить его изъ полушелковой ткани, съ примсью бумаги. Онъ не позволялъ также надвать одежду краснаго цвта и носить золотыя кольца. Самъ онъ носилъ серебряный перстень съ печатью, и на той сторон, которая находилась подъ пальцемъ, ближе къ ладони, была вырзана слдующая надпись: ‘Магометъ, посланникъ Божій’, Магометъ строго наблюдалъ чистоту и совершалъ частыя омовенія. Въ нкоторыхъ отношеніяхъ онъ былъ человкомъ чувственнымъ. ‘Дв вещи въ мір могутъ привести меня въ восхищеніе,— нердко говаривалъ онъ,— это женщины и духи. Они радуютъ мои чувства и придаютъ мн больше усердія въ молитв’ Вроятно, благодаря тому, что онъ былъ въ высшей степени чистоплотенъ, душилъ свои волосы и умащалъ ихъ благовонными маслами, и распространялся отъ него тотъ пріятный запахъ, который его ученики считали врожденнымъ и сверхъестественнымъ. Его страсть къ женскому полу имла большое вліяніе на вс его дла. Передаютъ, что, находясь въ присутствіи какой-нибудь красавицы, онъ то и дло гладилъ лобъ и поправлялъ себ волосы, какъ бы желая казаться лучше.
Сколько было у него женъ,— наврно неизвстно. Абульфеда, самый осторожный изъ всхъ арабскихъ историковъ, ограничиваетъ ихъ число пятнадцатью, тогда какъ другіе говорятъ, что ихъ было у него двадцать пять. Когда онъ умиралъ, ихъ было девять, каждая жила въ отдльномъ дом, и вс эти дома находились рядомъ съ мединской мечетью. Что онъ имлъ больше женъ, чмъ дозволялъ имть ихъ своимъ послдователямъ, это оправдываютъ его желаніемъ создать своему народу цлое племя пророковъ. Если дйствительно таково было его жланіе, то оно не исполнилось. Изъ всхъ дтей Магомета его пережила только одна дочь Фатима, жена Али, но и она также умерла вскор посл его смерти, изъ всего ея потомства одинъ только старшій ея сынъ, Гассанъ, занималъ престолъ калифовъ.
Въ своемъ обращеніи съ людьми пророкъ не длалъ различія, съ знакомыми и съ незнакомыми, съ бдными и съ богатыми, со слабыми и съ сильными онъ обращался одинаково, онъ былъ любимъ простымъ народомъ за то, что ласково принималъ каждаго и выслушивалъ всякую жалобу.
Онъ былъ раздражителенъ отъ природы, но умлъ себя сдерживать, такъ что даже въ его семейной жизни, гд всякій длалъ, что хотлъ, онъ былъ добръ и снисходителенъ. ‘Я служила ему съ восьмилтняго возраста,— такъ разсказывала его служанка Анасъ,— и онъ ни разу не бранилъ меня хотя я портила у него разныя вещи’.
Теперь возникаетъ вопросъ, былъ ли онъ дйствительно тмъ наглымъ обманщикомъ, какимъ его представляютъ? Не были ли вс его виднія и откровенія сознательною ложью, а вся его система — сплошнымъ обманомъ? Разсматривая этотъ вопросъ, мы должны помнить, что Магомета нельзя обвинять въ тхъ нелпостяхъ, которыя ему приписываютъ. Многія изъ видній и откровеній, будто бы полученныхъ пророкомъ, на самомъ дл подложны. Приписываемыя ему чудеса — только выдумка мусульманъ-фанатиковъ. Онъ ршительно и неоднократно заявлялъ, что нтъ другихъ чудесъ, кром Корана, который онъ считалъ за величайшее чудо, потому что послдній обладаетъ необыкновенными достоинствами и откровенія о немъ ниспосылались ему съ неба. Здсь мы должны будемъ сдлать нсколько замчаній объ этой пресловутой книг. Въ то время, какъ благочестивые мусульмане и нкоторые изъ мусульманскихъ богослововъ стараются доказать, что Коранъ божественнаго происхожденія, указывая при этомъ на превосходство его слога и плана и на признанное всми безграмотство самого Магомета, другіе мене набожные критики называютъ его безпорядочною смсью красотъ и недостатковъ, безъ всякой системы или методы, книгой, наполненной темными мстами, нелпостями, повтореніями, искаженными версіями библейскихъ событій и даже прямыми противорчіями. Но надо помнить, что Коранъ въ томъ вид, въ какомъ мы видимъ его теперь, это не тотъ Коранъ, который былъ переданъ Магометомъ своимъ ученикамъ, но книга въ значительной степени искаженная и наполненная множествомъ вставокъ. Содержащіяся въ ней откровенія были получены пророкомъ въ разное время, въ разныхъ мстахъ и въ присутствіи не однихъ и тхъ же лицъ, иногда ихъ записывали его секретари или ученики на пергамент, на пальмовыхъ листьяхъ, или же на бараньихъ лопаткахъ, и все это складывалось въ сундукъ, отданный на храненіе одной изъ женъ Магомета, а иногда они просто сохранялись въ памяти тхъ, которымъ были переданы. Повидимому, при жизни пророка, никто не позаботился о томъ, чтобы привести ихъ въ систематическій порядокъ, а посл его смерти они такъ и остались въ вид отрывковъ, и многія изъ нихъ, сохранявшіяся въ памяти его учениковъ, были забыты. Только черезъ нкоторое время посл его смерти Абу-Бекръ приказалъ собрать и переписать ихъ, такъ чтобы вышло одно цлое, и дло это было поручено Зеиду-Ибнъ-Табету, одному изъ бывшихъ секретарей пророка. Зеидъ уврялъ, что знаетъ многія мста Корана наизусть, такъ какъ онъ писалъ ихъ подъ диктантъ пророка, другія, записанныя на чемъ ни попало — какъ было сказано выше — онъ собралъ изъ разныхъ рукъ, и многое записалъ со словъ учениковъ, уврявшихъ, что они слышали это изъ устъ самого Магомета. Эти разнородные отрывки, собранные такимъ образомъ, были соединены безъ всякаго разбора въ одно цлое, въ которомъ не было ни хронологическаго порядка, ни системы. Эта книга, составленная во время калифатства Абу-Бекра, переписывалась различными руками и, кром того, по мусульманскимъ городамъ распространялись многія копіи, выдаваемыя за подлинникъ. Въ эти копіи вскор вкралось такъ много ошибокъ, вошло такъ много вставокъ и противорчій, что третій калифъ, Отманъ, приказалъ собрать вс имвшіяся рукописи и затмъ составивъ, какъ онъ говорилъ, настоящій Коранъ, веллъ сжечь вс остальныя. Этимъ легко объясняется то, что въ странной книг Магомета мы находимъ такъ много нелпостей, повтореній и разнаго рода противорчій. Было справедливо замчено, что Магометъ могъ преподавать одни и т же правила, или давать одни и т же нравоученія въ разное время, разнымъ людямъ и различными словами, или его могли слушать въ одно и то же время различныя лица, которыя придавали его словамъ различный смыслъ и передавали его наставленія и поучительные разсказы по-своему, сообразно съ тмъ, насколько они могли удержать слышанное въ своей памяти, или сколько позабыли изъ него впослдствіи. Многія откровенія, которыя были получены въ давнія времена пророками, предшествовавшими Магомету, и сообщены послднимъ своимъ слушателямъ, могли быть приняты ими за его собственныя откровенія. Говорили даже, что Абу-Бекръ, въ первые годы своего калифатства, вставилъ очень многое въ Коранъ, для того, чтобы имть возможность ссылаться на него въ случа надобности и этимъ утвердить власть Ислама.
О томъ, какія искаженія и прибавленія могли быть сдланы посл смерти пророка и другими мене разборчивыми лицами, мы можемъ судить по тмъ беззастнчивымъ вольностямъ, какія позволилъ себ еще при жизни его одинъ изъ его секретарей Абдалла-Ибнъ-Саадъ.
Изъ всхъ этихъ обстоятельствъ видно, что даже записанныя воспоминанія о Магомет вс наполнены искаженіями, слдовательно, многія изъ тхъ, которыя передавались по преданію, нужно считать прямо баснями. Благодаря послднимъ, становится еще трудне разршить вопросъ о загадочномъ характер пророка и образ его дйствій. Исторія его жизни, повидимому, распадается на дв части. Для насъ непостижимо, чего онъ хотлъ добиться въ теченіе первой половины своей жизни, до средняго возраста, съ помощію этого неблаговиднаго и удивительнаго обмана, въ которомъ его обыкновенно обвиняютъ. Богатства? Но онъ былъ уже богатъ, благодаря тому, что женился на Кадидж и въ теченіе многихъ лтъ, предшествовавшихъ его воображаемымъ видніямъ, онъ не выказывалъ никакого желанія увеличить свои средства. Почестей? Но онъ и безъ того занималъ высокое положеніе въ своемъ родномъ город, какъ человкъ, отличающійся замчательнымъ умомъ и честностью. Онъ происходилъ изъ знаменитаго племени корейшитовъ и принадлежалъ къ самой уважаемой втви этого племени. Власти? Званіе стража Каабы и соединенная съ нимъ должность правителя священнаго города принадлежали въ теченіе многихъ поколній его близкимъ родственникамъ, да и самъ онъ могъ съ полною увренностью разсчитывать на этотъ высокій постъ, такъ какъ занимаемое имъ положеніе и условія, въ которыя онъ былъ поставленъ, давали ему на это полное право. Такъ какъ Магометъ стремился ниспровергнуть ту религію, въ которой былъ воспитанъ, то этимъ онъ совершенно уничтожалъ вс свои преимущества. Старая вра дала его семь богатство и вс т почести, которыми пользовалась эта послдняя. Нападать на нее — значило навлечь на себя злобу родственниковъ и негодованіе своихъ согражданъ, вызвать ужасъ и ненависть всхъ своихъ соотечественниковъ, покланявшихся Кааб.
Можетъ быть, въ начал своей пророческой дятельности онъ былъ увренъ въ блестящемъ успх, который вознаградилъ бы его за вс жертвы, и это манило его впередъ? Наоборотъ, дятельность эта началась въ нершительности и тайно. Въ теченіе многихъ лтъ она не имла никакого матеріальнаго успха. По мр того, какъ онъ пытался обнародовать свое ученіе и провозглашать свои откровенія, онъ все больше и больше терплъ отъ насмшекъ, ненависти, клеветы и, наконецъ, отъ ожесточеннаго преслдованія, которое совершенно разорило какъ его самого, такъ и его друзей, заставило нкоторыхъ членовъ его семьи и его послдователей искать себ убжища въ чужихъ странахъ, принудило его скрываться отъ людей въ своемъ родномъ город и сдлало его изгнанникомъ, такъ что онъ и самъ не зналъ, найдетъ ли гд-нибудь себ пристанище. Спрашивается, зачмъ же было ему поддерживать такъ долго этотъ обманъ, благодаря которому онъ лишился всхъ мірскихъ благъ и именно въ такомъ возраст, когда было уже слишкомъ поздно пріобртать ихъ вновь?
За отсутствіемъ достаточныхъ матеріальныхъ мотивовъ, мы вынуждены будемъ объяснить чмъ-нибудь другимъ поведеніе пророка въ этотъ періодъ его загадочной жизни, объясненіе это мы и пытались дать нашимъ читателямъ въ начал книги, гд мы показали, какъ его восторженное, мечтательное настроеніе, постепенно усиливавшееся отъ уединенія, поста, молитвы и созерцательной жизни, дошло, наконецъ, подъ вліяніемъ тлеснаго недуга, до экстаза, въ которомъ онъ вообразилъ, что получаетъ откровенія съ неба, и провозгласилъ себя пророкомъ Всевышняго. Надо полагать, что въ этомъ случа мы имемъ дло съ самообманомъ, т. е., что онъ самъ врилъ въ дйствительность своихъ мечтаній, или видній, и въ особенности потому, что вс его сомннія разсивались набожной, вполн врившей ему Кадиджей и ученымъ и хитрымъ Варакой.
А когда онъ убдился въ томъ, что Богъ послалъ его проповдывать вру народу, то онъ истолковывалъ въ этомъ же смысл и вс свои послдующія виднія и душевныя движенія, все это онъ считалъ проявленіемъ божественной силы, которая сообщалась ему различными путями, какъ пророку.
Мы видимъ, что онъ постоянно подвергался припадкамъ умоизступленія или экстаза во время сильнаго волненія и возбужденія, когда онъ могъ воображать, что находится въ общеніи съ божествомъ, а за этими припадками почти всегда слдовали откровенія.
Во все это время, вплоть до бгства изъ Мекки, онъ ведетъ себя, какъ энтузіастъ, дйствующій подъ вліяніемъ извстнаго умственнаго заблужденія, онъ глубоко убжденъ въ томъ, что Богъ избралъ его орудіемъ своей воли для того, чтобы совершить религіозную реформу, и дйствительно есть что-то поразительно-величественное въ томъ блестящемъ пути, который его восторженный духъ пробилъ себ сквозь невообразимый хаосъ, противорчащихъ одно другому вроученій и нелпыхъ преданій,— пути чистаго и духовнаго поклоненія единому истинному Богу, которымъ онъ старался замнить слпое идолопоклонство своего дтства.
Вс части Корана, которыя, какъ полагаютъ, были обнародованы имъ въ это время, несмотря на то, что дошли до насъ въ несвязномъ вид и, пройдя черезъ многія руки, утратили отчасти свою красоту, отличаются чистымъ и возвышеннымъ характеромъ и обнаруживаютъ если не религіозное, то поэтическое вдохновеніе. Он служатъ доказательствомъ того, что онъ многое почерпнулъ изъ живыхъ источниковъ христіанской вры, и если ему не удалось зачерпнуть этой воды во всей ея хрустальной чистот, то это потому, что онъ долженъ былъ брать ее изъ разбитыхъ цистернъ и ручьевъ, гд она была мутна и испорчена тми, которые должны были охранять ее. Но при всемъ томъ проповдуемая имъ вра была чище той, которой держались нкоторые мнимые христіане въ Аравіи, и его жизнь согласовалась съ правилами этой вры.
Таково наше мнніе о Магомет и образ его дйствій во время первой половины его дятельности, когда онъ, живя въ Мекк, подвергался преслдованію и потерялъ все свое состояніе. Но въ предыдущихъ главахъ мы уже указывали на то, что съ нимъ произошла рзкая перемна посл его бгства въ Медину, когда вмсто пристанища и защиты, чего онъ только и добивался, онъ встртилъ въ этомъ город подобающее пророку благоговніе, слпое повиновеніе, какъ начальнику, и сталъ во глав могущественнаго, все увеличивающагося и храбраго войска, составившагося изъ его послдователей. Съ этихъ поръ мірскія страсти и мірскія цли являются слишкомъ часто мотивами его дйствій, вмсто того мечтательнаго энтузіазма, который хотя и былъ заблужденіемъ, но тмъ не мене въ немъ чувствовалось теплое набожное чувство, которымъ была проникнута вся его дятельность въ боле раннюю пору его жизни. Сразу отбросивъ прежнее ученіе о снисхожденіи, долготерпніи и покорности судьб, онъ длается мстительнымъ по отношенію къ тмъ людямъ, которые до сихъ поръ угнетали его, и стремится къ расширенію своей власти. Его ученіе, нравственныя правила и поведеніе отмчены противорчіями, и вообще вся его дятельность становится съ этихъ поръ непослдовательной и измнчивой.
Съ этого времени и самыя его откровенія являются такъ часто кстати и до такой степени совпадаютъ съ извстными обстоятельствами, что у насъ невольно является сомнніе въ его искренности, а также и въ томъ, что онъ относительно ихъ могъ попрежнему оставаться въ заблужденіи. Но при этомъ слдуетъ помнить, что записанныя откровенія, какъ о томъ было сказано выше, не всегда отличались точностью. То, что онъ, можетъ быть, говорилъ отъ себя, могло быть передано, какъ повелніе Божіе. Часто также — какъ мы уже говорили — онъ могъ считать свои собственныя стремленія за внушеніе свыше, и будучи, по его мннію, посланъ Богомъ для распространенія вры, смотрлъ на все, что вело къ этой цли, какъ на непрерывныя божественныя откровенія.
Если мы совсмъ не считаемъ Магомета такимъ грубымъ и безнравственнымъ обманщикомъ, какимъ представляютъ его нкоторые, то, съ другой стороны, не вримъ и тому, чтобы у него были т широкіе замыслы и всесторонне обдуманные планы всеобщаго завоеванія, которые ему приписывали. Онъ былъ несомннно человкомъ очень геніальнымъ, съ живымъ воображеніемъ, но намъ думается, что онъ въ значительной степени подчинялся минутнымъ увлеченіямъ, и его дйствія зависли отъ обстоятельствъ. Его планы являлись слдствіемъ его успховъ, но нельзя сказать, чтобы успхи были результатомъ его плановъ. Ему исполнилось уже сорокъ лтъ, прежде чмъ онъ въ первый разъ провозгласилъ свое ученіе. Годъ проходилъ за годомъ, а онъ все медлилъ открыто проповдывать свою вру и, кром членовъ его семьи, у него не было другихъ учениковъ. Когда онъ бжалъ изъ Мекки, то прошло уже тринадцать лтъ съ тхъ поръ, какъ онъ получилъ божественное извщеніе о своей миссіи, и теперь онъ изъ богатаго купца сталъ разореннымъ изгнанникомъ.
Прибывъ въ Медину, онъ и не думалъ о той свтской власти, которая ожидала его въ будущемъ, его единственною мыслью было выстроить скромную мечеть, гд бы онъ могъ проповдывать, и онъ надялся, что ему не воспрепятствуютъ длать это. Когда же онъ совершенно неожиданно получилъ власть, то нкоторое время употреблялъ ее на небольшіе набги и мстныя ссоры. Его военные планы расширялись но мр увеличенія его средствъ, но ихъ никакъ нельзя назвать образцовыми, а иногда они были даже неудачными. Въ нихъ не видно ни ширины замысла, ни ршительности въ выполненіи, и онъ часто измнялъ ихъ изъ уваженія къ мннію окружавшихъ его полководцевъ, а иногда даже по внушенію людей, которые по уму стояли неизмримо ниже его и вели его не туда, куда бы слдовало. Если бы онъ дйствительно возымлъ съ самого начала мысль крпко связать въ одинъ народъ, помощи братства вры, разъединенныя и враждебныя одно другому арабскія племена, съ цлью привести въ исполненіе планъ вншнихъ завоеваній, то онъ былъ бы однимъ изъ самыхъ геніальныхъ военныхъ людей, но, повидимому, онъ дошелъ до мысли объ обширныхъ завоеваніяхъ только посл одержанныхъ имъ побдъ. Съ того момента, какъ онъ провозласилъ религію меча и далъ хищникамъ-арабамъ возможность удовлетворить своей страсти къ грабежу въ чужихъ странахъ, онъ быстрыми шагами пошелъ по пути завоеванія, которое влекло его впередъ съ непреодолимою силою. То фанатическое рвеніе, которое онъ сумлъ внушить своимъ послдователямъ, содйствовало его успху гораздо боле, чмъ его военное искусство, ихъ вра въ его ученіе о предопредленіи приводила къ такимъ побдамъ, которыхъ нельзя было и ожидать на основаніи всевозможныхъ военныхъ соображеній. Выступивъ робко и нершительно въ роли пророка, онъ нашелъ себ поддержку въ хитрыхъ совтахъ своего ученаго домашняго оракула Бараки, а когда онъ сдлался завоевателемъ, то при немъ были Омаръ, Каледъ и другіе люди съ пылкимъ умомъ, которые подстрекали его и помогали ему управлять грозною силой, вызванною имъ къ дятельности. Но даже и при всей ихъ помощи, ему приходилось иногда прибгать къ своей сверхъестественной пророческой сил, поступая такимъ образомъ, онъ, можетъ быть, оправдывалъ себя тмъ, что этотъ обманъ ведетъ къ благочестивой цли.
Его военныя побды не возбудили въ его душ ни гордости, ни тщеславія, что произошло бы неизбжно, если бы онъ велъ войну съ эгоистическою цлью. Достигнувъ величайшаго могущества, онъ сохранилъ все ту же простоту въ обхожденіи и въ одежд, какою и отличался и во дни испытанныхъ имъ бдствій. Онъ не любилъ царской пышности, и ему было непріятно, если кто-нибудь, входя въ комнату, выказывалъ ему необычные знаки почтенія. Если онъ стремился ко всемірному господству, то къ господству вры, что же касается до свтской власти, которая постепенно усиливалась въ его рукахъ, то онъ пользовался ею безъ всякаго чванства и поэтому ничего не сдлалъ для того, чтобы увковчить ее въ своей семь.
Богатства, которыя такъ и сыпались на него со всхъ сторонъ въ вид дани, или же военной добычи, онъ употреблялъ на содйствіе побдамъ вры, или на вспомоществованіе бднымъ его послдователямъ, и случалось такъ, что въ его собственномъ кошельк не оставалось ни одной монеты. Омаръ-Ибнъ-аль-Харетъ увряетъ, что Магометъ не оставилъ посл себя ни одного золотого динарія, ни одной серебряной драхмы, ни раба, ни рабыни,— ничего, кром сраго своего мула Дальдаля, оружія и земли, завщанной имъ своимъ женамъ, дтямъ и бднымъ. ‘Аллахъ — такъ говоритъ одинъ арабскій писатель — предлагалъ ему ключи отъ всхъ земныхъ сокровищъ, но онъ отказался принять ихъ’.
Это полное самоотверженіе, соединенное съ искреннею — какъ намъ кажется — набожностью, которое проходитъ красной нитью чрезъ вс разнообразные фазисы жизни Магомета, длаетъ чрезвычайно трудною врную оцнку его характера. Хотя, достигнувъ свтской власти, онъ обнаруживалъ въ своихъ побужденіяхъ примсь земныхъ страстей, но надъ ними всегда брали верхъ его прежнія стремленія, которыя возносили его надъ всмъ земнымъ. Молитва, эта необходимая религіозная обязанность Ислама, самое врное средство для очищенія души отъ грха, была постоянно совершаема Магометомъ. ‘Упованіе на Бога’ служило ему утшеніемъ и поддержкой въ годину испытаній и дни отчаянія. Онъ, какъ говорятъ, возлагалъ вс свои надежды на милосердіе Божіе для того, чтобы достигнуть небеснаго блаженства въ будущемъ мір. Айиша разсказываетъ, что какъ-то разъ она спросила у него: ‘О, пророкъ, разв въ рай никто не входитъ, иначе, какъ только по милосердію Божію?’ — ‘Никто, никто, никто’ — отвчалъ онъ, повторяя это слово съ особеннымъ выраженіемъ.— ‘Но, ты, о, пророкъ, неужели же и ты войдешь въ рай только по милосердію Божію?’ Тогда Магометъ положилъ себ руку на голову и три раза произнесъ съ большою торжественностію слдующую фразу: ‘И я не войду въ рай, если милосердіе Божіе не будетъ мн покровомъ’.
Въ то время, когда Магометъ не отходилъ отъ постели своего умирающаго сына, Ибрагима, то и тутъ, въ самомъ сильномъ гор, онъ выказалъ покорность вол Божіей и утшалъ себя надеждою, что скоро увидится со своимъ сыномъ въ раю. Проводивъ его останки до могилы, онъ въ виду страшнаго замогильнаго допроса, обратился къ его духу съ увщаніемъ — твердо держаться основъ истинной вры, врить въ единство Божіе и въ него самого, какъ въ посланнаго свыше пророка. Даже въ послднія свои минуты, когда у него уже не могло быть никакихъ мірскихъ побужденій для обмана, онъ былъ глубоко проникнутъ все тмъ же благочестіемъ и тою же врою въ свою апостольскую миссію. Послднія слова, произнесенныя имъ дрожащимъ голосомъ, выражали надежду скоро вступить въ блаженную обитель и находиться тамъ вмст съ предшествовавшими ему пророками.
Трудно согласить такое пламенное и неустанное благочестіе съ безнравственнымъ обманомъ, возведеннымъ въ цлую систему, а также и чистыя возвышенныя и полныя любви къ ближнему правила, заключающіяся въ Коран, съ душою, преисполненною низкихъ страстей и преданною мелочнымъ, чисто земнымъ интересамъ, и, по нашему мннію, объяснить все, что есть загадочнаго въ его характер и образ дйствій, можно не иначе, какъ предположивъ, что умственное заблужденіе, овладвшее его восторженнымъ духомъ и дошедшее до галлюцинацій во время его религіозныхъ экстазовъ ночью, въ пещер горы Хара, продолжало боле или мене ослплять его до конца жизни, сдлавшись чмъ-то въ род мономаніи, и что онъ умеръ съ твердою, хотя и ложною, врою въ свою пророческую миссію.

ПРИЛОЖЕНІЕ.

Исламъ.

Въ одной изъ первыхъ главъ этой книги мы передали сущность проповданной Магометомъ вры настолько подробно, насколько считали это необходимымъ для того, чтобы сдлать понятнымъ для читателей послдующее изложеніе. Теперь же мы присоединимъ къ нашей книг боле полный обзоръ этой вры вмст съ нкоторыми примчаніями, хотя намъ придется, можетъ быть, повторить и то, что уже было сказано выше.
Религія Ислама, какъ мы замтили раньше, раздляется на дв части, въ первой изъ нихъ говорится собственно о вр, а во второй — о длахъ благочестія. Прежде всего мы будемъ говорить о вр. Эта часть подраздляется на шесть слдующихъ отдльныхъ главъ, или членовъ: 1) вра въ Бога, 2) въ ангеловъ Его, 3) въ Его священное писаніе, или Коранъ, 4) въ Его пророковъ, 5) въ воскресеніе мертвыхъ и страшный судъ и, наконецъ, 6) въ предопредленіе. Мы кратко изложимъ вс эти члены въ томъ порядк, въ какомъ они перечислены.
Вра въ Бога. Магометъ училъ вровать въ то, что былъ есть и всегда будетъ одинъ только Богъ, создатель всхъ вещей, онъ — единый неизмняемый, всевдующій, всемогущій, всемилостивый и вчный. Единство Божіе особенно выставлялось на видъ въ отличіе отъ христіанскаго ученія о троичности лицъ. При исповданіи вры это выражалось тмъ, что правоврный поднималъ кверху одинъ только палецъ и восклицалъ: ‘Ла иллага иль Аллахъ!’ т.-е. ‘нтъ Бога, кром Бога!’ и къ этому прибавлялъ: ‘Мохамедъ резуль Аллахъ!’, т.-е. ‘Магометъ — пророкъ Божій!’
Вра въ ангеловъ.— Прекрасное ученіе объ ангелахъ или иначе служебныхъ духахъ, самое древнее изъ религіозныхъ ученій и наиболе распространенное на восток, находитъ себ мсто во всей систем Ислама. Они изображаются существами безтлесными, созданными изъ огня — самой чистой изъ стихій, совершенными по форм и лучезарной красоты, но не имющими пола, свободными отъ всхъ грубыхъ или чувственныхъ страстей, отъ всхъ вожделній и недуговъ слабаго человчества, вчно и неизмнно юными. Они различаются между собою по степенямъ и возложеннымъ на нихъ обязанностямъ, а также и по тому, какую милость они заслужили у Бога. Нкоторые изъ нихъ служатъ у небеснаго престола, другіе непрестанно воспваютъ хвалу Аллаху, третьи — это крылатые встники, исполняющіе велнія Его, а четвертые являются заступниками за сыновъ человческихъ.
Самыми главными въ этомъ небесномъ воинств считаются четыре архангела: Гавріилъ — ангелъ, приносящій на землю откровенія Божія и записывающій судьбы Божіи, Михаилъ — воинственный ангелъ, сражающійся въ битвахъ за вру, Азраилъ — ангелъ смерти, и Азрафилъ, на котораго возложена страшная обязанность — вострубить въ день воскресенія мертвыхъ. Былъ когда-то и еще ангелъ Азазилъ, иначе Люциферъ, одинъ изъ самыхъ славныхъ ангеловъ во всемъ небесномъ воинств, но онъ возгордился и возмутился противъ Бога. Когда Богъ повеллъ Своимъ ангеламъ воздать почести Адаму, то Азазилъ отказался сдлать это, говоря: ‘Неужели я, котораго Ты сдлалъ изъ огня, долженъ преклоняться предъ человкомъ, созданнымъ изъ персти?’ За такое неповиновеніе онъ былъ проклятъ Богомъ, изгнанъ изъ рая и переименованъ въ Иблиса, что значитъ отчаяніе. Онъ мститъ за свое униженіе тмъ, что измышляетъ всякаго рода зло противъ сыновъ человческихъ и внушаетъ имъ непокорство и нечестивыя мысли.
Между ангелами низшей степени, есть разрядъ, который носитъ названіе Моаккибата, къ каждому человку приставлены для наблюденія два такихъ ангела: одинъ находится по правую руку его, а другой по лвую, и они записываютъ вс его слова и поступки. По окончаніи дня они улетаютъ на небо съ письменнымъ отчетомъ и на слдующій день замняются двумя такими же ангелами. По словамъ магометанскаго преданія, всякій хорошій поступокъ записывается десять разъ ангеломъ, стоящимъ по правую сторону, но если смертный человкъ совершитъ грхъ, то тотъ же самый добрый духъ говоритъ ангелу, находящемуся слва: ‘Подожди семь часовъ записывать этотъ грхъ, можетъ быть, онъ раскается, помолится и вымолитъ себ прощеніе’.
Кром ангельскихъ чиновъ, Магометъ еще училъ вровать въ духовныя существа, называемыя джинами, или геніями, эти послдніе, хотя и созданы также изъ огня, но раздляютъ съ сынами земли ихъ вожделнія и немощи и, подобно имъ, въ конц концовъ, умираютъ. Существа этого рода, населяющія пустыню, постили Магомета, по его словамъ, посл его вечерней молитвы въ уединенной Наклахской долин.
Возмутившійся и падшій ангелъ Азазилъ, ставшій потомъ Сатаною или Иблисомъ, все-таки удержалъ за собою верховную власть надъ этими низшими духами, которыхъ восточные жители раздляютъ на дивовъ и пери, первые свирпы и гигантскаго роста, вторые нжны, кротки и питаются одними ароматами. Кажется, вс пери были женскаго рода, хотя это осталось неразъясненнымъ. Думаютъ, что отъ этихъ миическихъ существъ произошли наши европейскія феи.
Кром этихъ духовъ, есть еще полудуховныя существа, называемые Таквинами, или Судьбами, это крылатыя, прекрасныя собою женщины, которыя изрекаютъ предсказанія и защищаютъ смертныхъ отъ нападеній и злыхъ умысловъ демоновъ. Нельзя опредлить съ точностью т свойства, которыя Магометъ придалъ этимъ полудуховнымъ существамъ, такъ какъ понятіе о нихъ онъ заимствовалъ изъ разныхъ источниковъ. Вся его система посредствующихъ духовъ является какою-то неопредленною смсью врованій и суеврій евреевъ, маговъ, язычниковъ, или сабеянъ.
Третій членъ вры есть вра въ Коранъ, какъ въ книгу, содержащую въ себ божественное откровеніе. Согласно ученію мусульманской вры, на седьмомъ неб сохраняется существующая отъ вчности книга, въ которую записаны вс повелнія Божія и вс событія, какъ прошедшія, такъ настоящія и будущія. Копіи съ этихъ скрижалей, на которыхъ были начертаны велнія Божія, перенесены были на самое низшее небо архангеломъ Гавріиломъ, который сообщалъ ихъ отъ времени до времени Магомету, частями, принаровленными къ какому-нибудь событію или обстоятельству. Такъ какъ это слова самого Бога, то они всегда передаются въ первомъ лиц.
О томъ, какъ эти откровенія записывались и сохранялись секретарями и учениками Магомета и какъ ихъ собралъ посл его смерти Абу-Бекръ, было упомянуто нами не одинъ разъ. Эта компиляція — потому что книга такова и есть на самомъ дл — составляетъ мусульманскій сводъ законовъ гражданскихъ, уголовныхъ, а также и духовныхъ, и вс правоврные смотрятъ на нее съ величайшимъ благоговніемъ. Набожный мусульманинъ полагаетъ свою гордость въ томъ, чтобы имть копію съ Корана въ хорошемъ переплет и съ разными украшеніями. Надпись на переплет запрещаетъ прикасаться къ книг тому, кто нечистъ, а когда ее читаютъ, то считается непочтительнымъ держать ее ниже пояса. Мусульмане клянутся ей и гадаютъ по ней, открывая, какъ придется, страницу и прочитывая первыя попавшіяся на глаза слова текста. Если подумать, что Коранъ — произведеніе одного человка и къ тому же безграмотнаго, то, несмотря на вс его ошибки и противорчія, онъ все-таки останется удивительнымъ памятникомъ законодательства.
Кром Корана, или закона писаннаго, есть еще не мало правилъ или нравоученій, которыя были произнесены Магометомъ случайно, а затмъ, посл его смерти, записаны со словъ тхъ, кто ихъ слышалъ, и переписаны въ одну книгу, называемую Сунной, или закономъ устнымъ. Ее считаетъ священною наравн съ Кораномъ одна магометанская секта, называемая поэтому суннитами, другіе же магометане отвергаютъ Сунну, признавая ее подложною, эти послдніе называются шіитами. Между этими двумя сектами бывали иногда такая же ожесточенная вражда и взаимныя преслдованія, какъ и т, которыя были между католиками и протестантами и навлекли позоръ на христіанскую вру. Сунниты носятъ для отличія блыя чалмы, а шіиты — красныя, за что и получили отъ своихъ противниковъ прозвище ‘Кизильбашей’, или ‘ Красноголовыхъ ‘.
Замчательно, что ни въ Коран, ни въ Сунн не упоминается объ обрзаніи, которое неизмнно совершается у магометанъ и составляетъ отличительный обрядъ ихъ вры, который долженъ быть выполненъ надъ всми новообращенными. Повидимому, этотъ тайно заимствованный у евреевъ обычай былъ распространенъ по всей Аравіи и говорятъ даже, что онъ былъ господствующимъ на Восток еще до временъ Моисея.
Утверждаютъ, что портретная живопись не могла быть введена у магометанъ потому, что Кораномъ запрещаются изображенія живыхъ существъ. Впрочемъ, то мсто Корана, въ которомъ, какъ полагаютъ, заключается это запрещеніе, является, повидимому, только повтореніемъ второй заповди, свято соблюдаемой евреями и христіанами — не творить себ кумировъ и всякихъ подобій для поклоненія. На одномъ изъ знаменъ Магомета было изображеніе чернаго орла. Самое замчательное изъ мусульманскихъ украшеній Альгамбры въ Гренад — это фонтанъ, который поддерживается высченными изъ камня львами, и нкоторые изъ мусульманскихъ монарховъ чеканили монету со своимъ изображеніемъ.
Другая такая же важная ошибка относительно системы Магомета заключается въ томъ, что онъ будто бы отрицаетъ въ женщин душу и исключаетъ ее изъ рая. Ошибка эта произошла отъ того, что онъ позабылъ упомянуть о наслажденіяхъ женщинъ въ будущей жизни, тогда какъ о наслажденіяхъ, ожидающихъ мужчинъ, онъ, какъ человкъ сладострастный, разсказываетъ съ мельчайшими подробностями. Въ 56-й сур Корана, а также и въ другихъ мстахъ, мы находимъ намеки на то, что добродтельныя женщины будутъ причтены къ лику святыхъ, хотя это выражено очень неясно, и не особенно внимательный читатель можетъ подумать. что тутъ идетъ рчь о райскихъ гуріяхъ.
Четвертый членъ вры относится къ пророкамъ. Число этихъ послднихъ доходитъ до двухсотъ тысячъ, но особенно выдающимися изъ нихъ считаются только шесть, такъ какъ они принесли на землю новые законы и постановленія, которыми отмнялись полученные раньше законы въ томъ случа, если они расходились съ ними, или противорчили имъ. Вотъ эти шесть главныхъ пророковъ: Адамъ, Ной, Авраамъ, Моисей, Іисусъ и Магометъ.
Въ пятомъ член вры говорится о воскресеніи мертвыхъ и страшномъ суд. Разсматривая этотъ страшный вопросъ, Магометъ смшалъ нкоторыя изъ христіанскихъ поврій съ понятіями, господствовавшими у арабскихъ евреевъ. Къ одному изъ послднихъ принадлежитъ ужасный замогильный судъ. Когда ангелъ смерти Азраилъ исполнитъ свою обязанность и тло будетъ предано земл, два черныхъ ангела, Мункаръ и Накиръ, съ мрачнымъ, наводящимъ ужасъ видомъ, спускаются въ могилу, въ качеств инквизиторовъ, и когда они приступятъ къ допросу, то душа опять соединяется съ тломъ. Покойнику приказываютъ подняться и спрашиваютъ его о двухъ главныхъ пунктахъ вры — единств Божіемъ и божественномъ посланничеств Магомета, а также и обо всемъ, содянномъ имъ въ жизни, и вс его отвты записываются въ книгу и остаются до дня Страшнаго Суда. Если отвты окажутся удовлетворительными, то душа его тихо вынимается ангелами изъ его устъ, и его тло предается покою, а если нтъ, то они бьютъ умершаго по лбу желзными палками и съ ужасными мученіями исторгаютъ у него душу. Чтобы можно было удобне производить этотъ страшный допросъ, магометане обыкновенно ставятъ своихъ покойниковъ въ высокія или покрытыя сводомъ могилы и завертываютъ ихъ только въ саванъ, но не кладутъ въ гроба.
Время, которое должно пройти между смертью и воскресеніемъ, называется ‘Берзакъ’, т. е. промежутокъ. Въ теченіе этого періода тло остается въ могил, но душа уже предвкушаетъ во сн, или въ видніяхъ, ожидающую ее участь.
Души пророковъ немедленно посл смерти вступаютъ въ рай, гд вполн наслаждаются блаженствомъ. Души мучениковъ, включая сюда и тхъ, которые пали въ битв, входятъ въ тла или зобы зеленыхъ птицъ, питающихся райскими плодами и пьющихъ воду изъ райскихъ источниковъ. Души большинства правоврныхъ размщаются различно, но, согласно съ наиболе распространеннымъ мнніемъ, он летаютъ около могилъ, находясь, подобно ангеламъ, въ состояніи безмятежнаго покоя. Отсюда введенный у мусульманъ обычай посщать могилы ихъ умершихъ друзей и родственниковъ: они думаютъ, что душамъ умершихъ пріятно видть такое выраженіе любви.
Многіе изъ мусульманъ врятъ, что души правоврныхъ принимаютъ видъ блоснжныхъ птицъ и гнздятся подъ престоломъ Аллаха. Это врованіе сходно съ древнимъ еврейскимъ суевріемъ, по которому душамъ праведныхъ отведено мсто на неб, подъ престоломъ славы.
Что же касается душъ неврныхъ, то, по мннію людей, исповдующихъ истинную вру, ангелы отталкиваютъ ихъ отъ неба и отъ земли и ниспровергаютъ въ пещеры, находящіяся въ ндрахъ земли, гд они съ великою скорбію ожидаютъ Страшнаго Суда.
Дню воскресенія будутъ предшествовать знаменія и ужасныя явленія на неб и на земл: луна затмится и не дастъ свта своего, солнце измнитъ свое движеніе и будетъ восходить уже на запад, а не на восток, везд будутъ войны и мятежи, станетъ замтенъ всеобщій упадокъ вры, придетъ въ міръ Антихристъ, появятся Гогъ и Магогъ, которые опустошатъ весь свтъ, густой дымъ покроетъ всю землю, эти и многія другія чудеса и страшныя предзнаменованія наведутъ ужасъ на людей и истерзаютъ ихъ души, доведутъ ихъ до отчаянія и отвращенія къ жизни, такъ что человкъ, проходя мимо могилы, будетъ завидовать лежащему въ ней спокойно мертвецу и скажетъ: ‘Какъ бы мн хотлось быть на твоемъ мст!’ Послднимъ грознымъ предвстіемъ того, что близокъ страшный день, будетъ трубный гласъ архангела Азрафила. При этомъ звук земля потрясется, замки и башни обрушатся, и горы сравняются съ равнинами. Небо омрачится, небесный сводъ исчезнетъ, а солнце, луна и звзды спадутъ въ море. Океанъ или совсмъ пересохнетъ, или же закипитъ, вздымая огненныя волны.
При грозномъ звук этой трубы на родъ человческій нападетъ непреодолимый страхъ, люди побгутъ отъ своихъ братьевъ, родителей и женъ, и матери, объятыя невыразимымъ ужасомъ, бросятъ своихъ грудныхъ младенцевъ. Дикіе зври побгутъ изъ лсовъ, а домашнія животныя — съ пастбищъ и, забывъ свою кровожадность и взаимную вражду, въ страх соберутся вс вмст.
Второй звукъ трубы будетъ предвщать общее истребленіе. При этомъ звук вс твари на небесахъ, на земл и въ водахъ подъ землею, ангелы и геніи, люди и животныя — вс умрутъ, за исключеніемъ немногихъ избранныхъ, которыхъ не въ примръ другимъ пощадитъ Аллахъ. Послднимъ умретъ Азраилъ, ангелъ смерти!
Вслдъ за этимъ звукомъ, предвщающимъ истребленіе, сорокъ дней, или, по словомъ толкователей, сорокъ лтъ, будетъ итти непрерывный дождь, затмъ архангелъ Азрафилъ вострубитъ въ третій разъ, и это уже будетъ призывомъ на судъ! При этомъ послднемъ звук трубы, все пространство между небомъ и землей наполнится душами умершихъ, летящихъ со всхъ сторонъ и отыскивающихъ свои тла. Тогда разверзнется земля и загремятъ сухія кости, соберутся вмст разъединенные члены и соединятся даже волосы, такъ что составится цлое тло, въ которое снова войдетъ душа, и мертвецъ возстанетъ отъ тлнія, съ неповрежденными членами и нагой, какъ при рожденіи. Неврные съ лицомъ, обращеннымъ къ земл, будутъ ползать по ней, но правоврные будутъ ходить прямо, что же касается до людей истинно благочестивыхъ, то они будутъ летать по воздуху на крылатыхъ, блыхъ, какъ снгъ, верблюдахъ съ сдлами изъ чистаго золота.
Тогда каждаго человка будутъ допрашивать о томъ, какъ онъ употребилъ свои способности и какія хорошія или дурныя дла совершилъ въ своей жизни. Тогда архангелъ Гавріилъ установитъ огромные всы, на одну чашку которыхъ, называемую Свтомъ, будутъ положены добрыя дла, а на другую, называемую Тьмою — дурныя. Достаточно будетъ одной малой частицы или горчичнаго зерна для того, чтобы одна чашка перевсила другую, и сообразно съ тмъ, которая изъ чашекъ перевситъ, изреченъ будетъ и приговоръ. Въ это время будетъ потребовано возмездіе за всякую несправедливость и оскорбленіе. Обидвшій своего ближняго долженъ будетъ вознаградить его извстною частью своихъ собственныхъ добрыхъ длъ, а если онъ не можетъ похвалиться ими, то обязанъ будетъ принять на себя соразмрную тяжесть грховъ человка, имъ обиженнаго.
За испытаніемъ на всахъ послдуетъ другое — это переходъ черезъ мостъ. Вся собравшаяся толпа испытуемыхъ должна будетъ итти за Магометомъ по узкому, какъ остріе сабли, мосту Аль-Сератъ, который перекинутъ черезъ пропасть Гееннамъ, или адъ. Неврные, а также и гршные мусульмане пойдутъ по нему ощупью во тьм и упадутъ въ пропасть, но правоврные перейдутъ его при яркомъ свт съ быстротою птицъ и вступятъ въ райскую область. Идея этого моста и страшнаго царства геенны, была, какъ думаютъ, заимствована частію у евреевъ, но главнымъ образомъ у маговъ.
Геенна — это область, наполненная всевозможными ужасами. На деревьяхъ вмсто втвей — извивающіяся зми, а вмсто плодовъ — головы демоновъ. Мы не будемъ описывать эту мрачную обитель со всми подробностями, которыя изображены съ величайшею точностію, часто вызывающею отвращеніе. Судя по описанію, она состоитъ изъ семи ярусовъ, находящихся одинъ надъ другимъ отличающихся по роду и по степени наказанія. Первый ярусъ предназначенъ для атеистовъ, которые отрицаютъ Творца и все Имъ сотворенное и признаютъ міръ вчнымъ. Второй — для манихеевъ и другихъ, принимающихъ два божественныхъ начала, а также и для современныхъ Магомету арабовъ-идолопоклонниковъ. Третій — для индійскихъ браминовъ, четвертый — для евреевъ, пятый — для христіанъ, шестой — для маговъ, или персидскихъ гвебровъ, седьмой — для лицемровъ, которые хотя и принадлежатъ къ магометанской религіи, но не вруютъ въ нее.
Этою обителью ужаса управляетъ грозный ангелъ Табекъ, т.-е. палачъ.
Мы должны замтить при этомъ, что отличительныя черты геенны и распредленіе наказаній послужили мусульманскимъ ученымъ предметомъ для комментаріевъ и истолкованій. Нкоторые утверждаютъ — и это наиболе распространенное мнніе,— что никто изъ врующихъ въ Аллаха и его пророковъ не будетъ осужденъ на вчныя мученія. Ихъ грхи будутъ заглажены соотвтствующими ихъ грховности боле или мене продолжительными періодами страданій, отъ девятисотъ до девяти тысячъ лтъ.
Нкоторые изъ наиболе гуманныхъ магометанскихъ ученыхъ говорятъ, что не можетъ быть вчныхъ мукъ для гршниковъ, къ какому бы разряду они не принадлежали, указывая на то, что Богъ милосердъ и поэтому можетъ простить даже и неврующихъ. Т, которые имютъ заступника передъ Богомъ, какъ напр., христіане въ лиц Христа, будутъ прощены первые. Впрочемъ, эти достойные комментаторы не настолько великодушны, чтобы допустить ихъ въ рай вмст съ правоврными, но они говорятъ въ заключеніе, что неврные посл продолжительныхъ мученій избавятся отъ нихъ тмъ, что безслдно исчезнутъ.
Между геенной и раемъ находится Аль-Арафъ, т.-е. промежуточное пространство, область, гд нтъ ни спокойствія, ни наслажденія, она предназначена для пріема младенцевъ, сумасшедшихъ, идіотовъ и другихъ подобныхъ же существъ, не сдлавшихъ ни добра, ни зла, а равнымъ образомъ и для тхъ чьи добрыя дла уравновшиваются злыми, хотя эти послднія могутъ быть допущены въ рай по ходатайству Магомета, который обратится къ Богу съ молитвою о томъ, чтобы всы показывали въ ихъ пользу. Говорятъ, что обитатели этой области могутъ переговариться съ ихъ сосдями по правую и по лвую сторону, т.-е. съ людьми, достигшими блаженства и съ осужденными, такъ что Аль-Арафъ представляется раемъ для тхъ, которые находятся въ аду, и адомъ для обитателей рая.
Аль-Джиннатъ, или Садъ. Когда правоврный пройдетъ черезъ вс испытанія и тмъ загладитъ вс свои грхи, онъ подкрпляетъ свои силы у Пруда Пророка. Это — озеро, которое распространяетъ вокругъ себя благоуханіе и обойти которое можно только въ мсяцъ, наполняется водою изъ рки Аль-Каутеръ, берущей свое начало въ раю. Вода этого озера сладка, какъ медъ, холодна, какъ ледъ, и чиста, какъ хрусталь, того, кто хотя разъ напьется ея, уже никогда не будетъ мучить жажда, на это блаженство обращаютъ особенное вниманіе арабскіе писатели, часто испытывавшіе сами мучительную жажду въ пустын.
Посл того какъ правоврный напьется этой живой воды, ангелъ Рушванъ отворитъ ему райскія врата. Райскія блаженства описываются съ такимъ же многословіемъ и съ такими же мельчайшими подробностями, какими отличается и описаніе геенны, такъ что вс эти подробности ослпляютъ и смущаютъ воображеніе. Вмсто земли тамъ самая лучшая пшеничная мука, пропитанная благовоніями, и вся она усыпана жемчугомъ и гіацинтами, замняющими собою песокъ и кремни.
Въ нкоторыхъ изъ ркъ вода чиста, какъ хрусталь, окаймляющіе ихъ зеленые берега испещрены цвтами, другія же текутъ молокомъ, виномъ и медомъ, по руслу изъ мускуса, среди камфарныхъ береговъ, покрытыхъ мохомъ и шафраномъ! Воздухъ тамъ пріятне благоуханнаго втерка Сабеи и освжается искрометными фонтанами.
Здсь такъ же растетъ и Таба, чудесное древо жизни, которое такъ велико, что самый быстрый конь можетъ только въ сто лтъ пробжать пространство, покрываемое его тнью. Его втви гнутся подъ тяжестью самыхъ разнообразныхъ плодовъ чуднаго вкуса и сами склоняются. къ рук того, кто пожелалъ бы сорвать съ нихъ плодъ.
Вс обитатели этого сада блаженствъ облечены въ одежду, усянную сверкающими драгоцнными камнями, на головахъ ихъ — золотые внцы, украшенные жемчугомъ и брилліантами, а спятъ они на мягкихъ, какъ пухъ, постеляхъ, располагающихъ къ нг. Здсь каждый правоврный будетъ имть въ своемъ распоряженіи цлые сотни слугъ, которые станутъ подавать ему на золотыхъ блюдахъ и въ золотыхъ бокалахъ всякаго рода изысканныя кушанья и напитки. Онъ будетъ сть, но никогда не настся досыта, будетъ пить и не опьянетъ, послдній кусокъ и послдняя капля покажутся ему такими же пріятными на вкусъ, какъ и первые. У него не будетъ ощущенія сытости и потребности въ очищеніи желудка.
Воздухъ оглашается звуками чуднаго голоса Израфила и пснями дочерей рая. Въ самомъ шум деревьевъ слышна дивная гармонія, потому что безчисленное множество колокольчиковъ, висящихъ на ихъ втвяхъ, слегка приводится въ движете вяніемъ, идущимъ отъ престола Аллаха.
Кром того, правоврный будетъ наслаждаться женскимъ обществомъ и до такой степени, что это доступно только воображенію восточнаго жителя. Не говоря уже о тхъ женахъ, которыя были у него на земл и которыя останутся при немъ во всей своей прежней красот, онъ будетъ окруженъ красавицами Гуръ-аль-Ойюнъ, или Гуріями, названными такъ за ихъ большіе черные глаза, это — свтлыя существа, свободныя отъ всхъ человческихъ недостатковъ или слабостей, сохраняющія вчную юность и красоту и возобновляющія свое двство. На долю каждаго изъ правоврныхъ приходится по семьдесятъ дв гуріи. Вслдствіе этихъ сношеній у нихъ можетъ родиться ребенокъ, или нтъ, смотря по ихъ желанію, и ребенокъ въ одинъ часъ доростаетъ до своихъ родителей.
Для того, чтобы правоврный имлъ полную возможность вкусить вс наслажденія, ожидающія его въ этой блаженной обители, онъ возстанетъ изъ гроба мужчиной въ полной сил, тридцати лтъ и ростомъ съ Адама, имвшаго тридцать локтей вышины, вс его способности достигнутъ сверхъестественнаго совершенства, равняясь способностямъ ста человкъ, вмст взятымъ, а его желанія и вожделнія скоре будутъ усиливаться отъ наслажденія, чмъ удовлетворяться имъ.
Эти и подобныя имъ наслажденія общаются самому послднему изъ правоврныхъ, но въ наслажденіи есть степени, смотря по заслугамъ, что же касается до тхъ, которыя уготованы достойнйшимъ, то Магометъ былъ уже не. въ силахъ описать ихъ и поневол долженъ былъ прибгнуть къ словамъ священнаго писанія, гд сказано, что они будутъ таковы, ‘какихъ глаза не видли, уши не слыхали и никогда не постигало сердце человческое’.
Истолкователи магометанскаго закона держатся различныхъ мнній относительно того, въ какомъ смысл понимать эту систему наградъ и наказаній. Одни понимаютъ ее иносказательно, другіе же въ буквальномъ смысл. Первые стоятъ на томъ, что пророкъ говорилъ притчами, принаровляясь къ грубымъ понятіямъ и чувственной натур своихъ слушателей и утверждаютъ, что райскія наслажденія будутъ, какъ духовныя, такъ и тлесныя, потому что воскреснутъ какъ душа, такъ и тло. Душа будетъ ликовать, пользуясь всми своими способностями, достигшими сверхъестественнаго развитія. Ей будутъ открыты вс тайны природы, все прошедшее, настоящее и будущее. Равнымъ образомъ и тлесныя наслажденія будутъ соотвтствовать органамъ, развитымъ до сверхъестественнаго совершенства. Т же самые истолкователи понимаютъ и описаніе геенны въ переносномъ смысл, душевныя мученія — это вчныя угрызенія совсти за совершенныя въ прошлой жизни преступленія и все усиливающееся отчаяніе, вслдствіе того, что небесное блаженство навсегда утрачено, тлесныя же мученія состоятъ въ страшной, никогда не прекращающейся боли. Другіе ученые, принимающіе все это въ буквальномъ смысл, считаются настоящими правоврными, и ихъ ученіе находитъ себ гораздо больше послдователей. Многія изъ подробностей въ систем наградъ и наказаній имютъ, какъ было замчено выше, близкое сходство съ суеврными понятіями маговъ и еврейскихъ раввиновъ. Думаютъ, что гуріи, или черноокія нимфы, играющія такую видную роль въ мусульманскомъ раю, то же самое, что и Гурамъ-Бехестъ персидскихъ маговъ, а христіанскіе изслдователи, съ своей стороны, обвиняютъ Магомета въ томъ, что онъ для своего описанія неба выкралъ многое изъ разсказа о Новомъ Іерусалим, находящагося въ Апокалипсис, сдлавъ въ немъ нкоторыя измненія, подобно тому, какъ плуты ювелиры измняютъ видъ краденыхъ драгоцнныхъ вещей, желая завладть ими.
Шестой и послдній членъ Ислама — это ученіе о предопредленіи, на него Магометъ, повидимому, и разсчитывалъ главнымъ образомъ, думая, что оно будетъ содйствовать успху его военныхъ предпріятій. Онъ внушалъ народу, что всякое событіе предопредлено Богомъ и записано въ книгу судебъ еще до сотворенія мира, что судьба каждаго человка и часъ его смерти непреложно опредлены заране, и этого нельзя ни предотвратить ни измнить никакими усиліями человческаго ума и никакою предусмотрительностію. Увренные въ этомъ мусульмане вступали въ битву, ничмъ не рискуя, и такъ какъ смерть въ сраженіи равнялась мученичеству и вела ихъ прямо въ рай, то они одинаково выигрывали въ обоихъ случаяхъ — и при побд, и въ случа смерти.
Это ученіе, согласно которому люди по своей собственной вол не могутъ избжать грха и предотвратить наказаніе за него, считается нкоторыми мусульманами хулою на Бога, на Его справедливость и милосердіе, а потому и возникло нсколько сектъ, которыя старались смягчить и разъяснить этотъ вводящій въ недоумніе догматъ, но число неврящихъ въ предопредленіе очень невелико, и ихъ не признаютъ за правоврныхъ.
Ученіе о предопредленіи принадлежитъ къ числу тхъ полученныхъ Магометомъ во-время откровеній, которыя явились такъ кстати, что могутъ быть сочтены за чудо. Относящееся къ этому откровеніе было получено имъ немедленно посл неудачной битвы при Оход, въ которой были убиты многіе изъ его послдователей и между ними и дядя его Гамза. Именно тогда, въ эту тяжелую минуту отчаянія, когда пали духомъ вс окружавшіе его послдователи, онъ и провозгласилъ этотъ законъ, въ которомъ говорится, что всякій человкъ долженъ умереть въ опредленный часъ, гд бы онъ ни находился въ это время, на постели, или на пол сраженія. Кром того, онъ объявилъ со словъ архангела Гавріила, что Гамза принятъ на седьмое небо, гд ему данъ титулъ ‘Льва Божія’ и пророка. Смотря на мертвыя тла, онъ прибавилъ: ‘Я ручаюсь за то, что эти павшіе въ битв люди и вс убитые на войн за дло Божіе возстанутъ во слав въ день всеобщаго воскресенія, и раны ихъ будутъ алть, какъ киноварь, и благоухать, какъ мускусъ’. Что можно было придумать лучше этого ученія для того, чтобы двинуть впередъ по пути завоеванія, которому не было преградъ, эту толпу невжественныхъ воиновъ-хищниковъ, увривъ ихъ, что они получатъ добычу, если останутся живы, и войдутъ въ рай, если будутъ убиты на пол битвы {Пусть читатель припомнитъ при этомъ, что вру въ предопредленіе или судьбу поддерживалъ и Наполеонъ, и она имла громадное вліяніе на его войска.}. Оно придало мусульманскому оружію почти непреодолимую силу, но вмст съ тмъ въ ученіи этомъ заключался и ядъ, который долженъ былъ окончательно уничтожить его господство. Съ того времени, какъ преемники пророка прекратили свои вторженія и, переставъ быть завоевателями, вложили свой мечъ въ ножны, ученіе о предопредленіи оказало пагубное дйствіе. Мусульмане, разслабленные миромъ и чувственными удовольствіями, которые дозволены Кораномъ и такъ рзко отличаютъ его ученіе отъ чистой религіи самоотверженія, проповданной Христомъ, стали думать, что всякое несчастіе предопредлено Аллахомъ, а потому неизбжно, и что должно терпливо переносить его, такъ какъ тутъ ничего не значатъ человческія усилія и предусмотрительность: ‘На Бога надйся, а самъ не плошай’ — это правило никогда не имло значенія у послдователей Магомета, имъ пришлось поступать наоборотъ. Полумсяцъ померкъ передъ крестомъ и существуетъ до сихъ поръ въ Европ, гд онъ былъ когда-то такою грозною силою, только съ согласія великихъ христіанскихъ державъ, или, лучше сказать, благодаря ихъ соперничеству между собой и, вроятно, въ скоромъ времени представитъ собою новое наглядное доказательство того, что ‘т, которые возьмутся за мечъ, отъ меча же и погибнуть.’

Дла благочестія.

Есть четыре рода благочестивыхъ длъ: молитва и вмст съ нею омовеніе, милостыня, постъ и путешествіе на богомолье.
Омовеніе считается приготовленіемъ къ молитв, такъ какъ тлесная чистота служитъ символомъ чистоты духовной. Оно предписывается Кораномъ со странными подробностями. Лицо, руки, локти, ноги и четвертую часть головы должно омывать одинъ разъ, кисти рукъ, ротъ и ноздри три раза, уши должны быть смачиваемы водою, оставшеюся отъ омовенія головы, а зубы вычищены щеточкой. Сначала омывается правая сторона тла, а потомъ лвая, при омовеніи рукъ и ногъ нужно начинать съ пальцевъ. Тамъ, гд нтъ воды, вмсто нея употребляется мелкій песокъ.
Молитву должно совершать пять разъ въ день, а именно: въ первый разъ утромъ до восхода солнца, во-второй — въ полдень, въ третій — посл полудня, передъ заходомъ солнца, въ четвертый — вечеромъ, между заходомъ солнца и сумерками, въ пятый — между сумерками и первой стражей, это вечерняя молитва. Нкоторые прибавляютъ отъ себя и шестую молитву — между первой ночной стражей и разсвтомъ. Эти молитвы представляютъ собою повтореніе одного и того же хвалебнаго восклицанія: ‘Богъ великъ! Богъ могущъ! Богъ всемогущъ!’ Нкоторые, боясь ошибиться, во время чтенія молитвы перебираютъ четки. Молитву можно совершать и въ мечети, и на всякомъ чистомъ мст. Во время молитвы глаза молящагося должны быть обращены къ Кебл, или къ какой-нибудь точк на неб по направленію къ Мекк, въ каждой мечети она опредляется внутри нишей, носящей названіе Аль-Мерабъ, а снаружи ее можно узнать по положенію минаретовъ и дверей. Какое положеніе тла должно соблюдать при молитв — и это предписано Кораномъ, и самый глубокій поклонъ тотъ, когда молящійся касается лбомъ до земли. Женщины, стоя на молитв, не должны простирать рукъ, но сложить ихъ на груди. Отъ нихъ не требуется такихъ глубокихъ поклоновъ, какъ отъ мужчинъ, и он должны молиться тихимъ и нжнымъ голосомъ. Имъ не дозволяется ходить въ мечеть вмст съ мужчинами, чтобы не отвлекать отъ молитвы собравшихся мужчинъ. Правоврные обязаны обращаться къ Богу со смиреніемъ и на время молитвы снять съ себя дорогія украшенія и богатыя одежды.
Многіе изъ магометанскихъ молитвенныхъ обрядовъ похожи на т, которые раньше соблюдались сабеянами, другіе же напоминаютъ церемоніи, предписываемыя еврейскими раввинами, таковы, напр., различныя положенія тла, поклоны, колнопреклоненія и обращеніе лица къ Кебл, хотя у евреевъ молящійся обращалъ лицо въ ту сторону, гд находится Іерусалимскій храмъ.
Мусульмане молятся ежедневно, а по пятницамъ бываетъ кром того проповдь въ мечети. Вс восточные народы считаютъ этотъ день священнымъ, какъ такой, въ который былъ созданъ человкъ. Идолопоклонники-сабеяне посвятили его Астарт или Венер, самой красивой планет и самой блестящей изъ звздъ. Магометъ сдлалъ пятницу днемъ отдыха отъ трудовъ, отчасти, можетъ быть, по прежней привычк, а главнымъ образомъ въ отличіе отъ еврейской субботы и христіанскаго воскресенья.
Ко второму роду благочестивыхъ длъ принадлежитъ благотворительность, или раздаваніе милостыни. Есть два рода милостыни: одна называется Цакатъ, она предписывается закономъ, подобно десятин въ христіанской церкви, и подается въ извстномъ размр деньгами, товаромъ, скотомъ зерновымъ хлбомъ, или плодами, затмъ есть и добровольное подаяніе, называемое Садакатъ, размръ котораго зависитъ отъ воли дающаго. Всякій мусульманинъ обязанъ такъ или иначе употребить десятую часть своихъ доходовъ на вспомоществованіе бднымъ и обездоленнымъ судьбою.
Третьимъ родомъ благочестивыхъ длъ является постъ, также заимствованный, какъ думаютъ, у евреевъ. Каждый годъ, въ теченіе тридцати дней мсяца Рамазана, правоврный отъ восхода и до захода солнца долженъ строго воздерживаться отъ пищи и питья, отъ купанья, отъ употребленія духовъ, отъ сношеній съ женщинами и, вообще, отъ всякаго другого чувственнаго удовольствія и наслажденія. Это считается высшей степенью самоотреченія, умерщвленіемъ и подавленіемъ различныхъ похотей и очищеніемъ души и тла. Объ этихъ трехъ родахъ благочестивыхъ длъ князь Абдалазисъ всегда говорилъ: ‘Молитва доводитъ насъ до половины пути, ведущаго къ Богу, постъ — до порога обители Его, а милостыня приводитъ насъ предъ лицо Его’.
Четвертое великое дло благочестія, предписываемое мусульманамъ, это — путешествіе ко святымъ мстамъ. Всякій правоврный обязанъ непремнно разъ въ жизни побывать въ Мекк и, если не можетъ самъ, то поручить сдлать это за себя другому лицу. Въ послднемъ случа тотъ, кто его замняетъ, долженъ въ каждой изъ своихъ молитвъ упоминать его имя.
Путешествіе ко святымъ мстамъ обязательно только для свободныхъ людей зрлаго возраста, въ здравомъ ум, физически здоровыхъ и состоятельныхъ, могущихъ вынести-усталость и издержки путешествія. Богомолецъ, предъ уходомъ изъ дома, приводитъ въ порядокъ вс свои дла, какъ общественныя, такъ и частныя, какъ будто бы приготовляясь къ смерти. Въ назначенный день — вторникъ, четвергъ, или субботу, дни, считаемые самыми благопріятными для такого предпріятія, онъ собираетъ всхъ своихъ женъ, дтей и домочадцевъ и набожно поручаетъ ихъ и вс свои дла Богу на время этого, совершаемаго съ благочестивою цлью, путешествія. Затмъ, пропустивъ подъ подбородкомъ одинъ конецъ чалмы, укрпивъ его съ противоположной стороны головы, на подобіе головного убора монашенки, взявъ въ руки крпкій посохъ изъ горькаго миндаля, онъ прощается со своими домашними и выходитъ изъ комнаты съ слдующимъ восклицаніемъ: ‘Я предпринимаю это святое дло во имя Бога, уповая на Его защиту, Я врую въ Него и вручаю Ему вс мои дла и мою жизнь’.
Выйдя на крыльцо, онъ, обращаясь лицомъ къ Кебл, повторяетъ нкоторые мста изъ Корана и прибавляетъ: ‘Я обращаю лицо мое къ священной Кааб, престолу Бога, чтобы мн дана была возможность выполнить это путешествіе, которое предписывается Его закономъ и приблизитъ меня къ Нему’.
Наконецъ, онъ вдваетъ ногу въ стремя, садится на сдло, снова поручаетъ себя Богу всемогущему, премудрому, всемилостивому, и отправляется въ путь. Для отъзда нарочно выбирается такое время, чтобы имть возможность пріхать въ Мекку въ начал мсяца Дуль-Хаджи, предназначеннаго для богомолья.
Во время этого благочестиваго путешествія должны быть соблюдаемы три слдующихъ правила: 1-е). Не начинать никакой ссоры.
2- е). Съ кротостью переносить всякія грубости и оскорбленія.
3- е). Стараться поддерживать миръ и согласіе между своими товарищами по каравану.
Кром того, правоврный обязанъ щедрою рукою раздавать милостыню во все время своего путешествія.
Дохавъ до какого-нибудь мста, находящагося неподалеку отъ Мекки, богомольцы останавливаются тутъ и даютъ отрости своимъ волосамъ и и ногтямъ, затмъ раздваются до-нага и надваютъ на себя ирамъ, или одежду богомольца, она состоитъ изъ двухъ шарфовъ, безъ швовъ или какихъ бы то ни было украшеній, и эти шарфы сдланы изъ какой-нибудь матеріи, но только не шелковой. Однимъ изъ этихъ шарфовъ они опоясываются, а другой накидываютъ себ на шею и плечи, оставляя при этомъ правую руку свободной. Голова остается непокрытой, но людямъ старымъ и больнымъ дозволяется чмъ-нибудь обвязать ее, принимая во вниманіе то, что они подавали милостыню бднымъ. Для защиты отъ солнца позволяется имть зонтикъ, вмсто котораго бдные богомольцы употребляютъ какой-нибудь лоскутъ, навязанный на конецъ посоха.
Подъемъ ноги долженъ быть обнаженъ, и поэтому богомольцы или запасаются особеннаго рода сандаліями, или же вырзаютъ у обуви верхній кусокъ кожи. Въ такой одежд богомолецъ называется Аль-Моремъ.
Женскій ирамъ состоитъ изъ широкаго плаща и покрывала, которыми бываетъ закутана вся фигура, такъ что не видно ни костей рукъ, ни лодыжекъ и даже прикрыты самые глаза.
Кто разъ наднетъ ирамъ, тотъ долженъ носить его до конца богомолья, хотя бы онъ и не подходилъ ко времени года или погод. Богомолецъ во все время, пока онъ носитъ его, долженъ воздерживаться отъ всякихъ непристойныхъ рчей, отъ половыхъ сношеній, отъ всякихъ ссоръ и насилія, онъ не долженъ даже убивать наскомаго, которое кусаетъ его, хотя длается исключеніе для злыхъ собакъ, скорпіоновъ и хищныхъ птицъ.
Прибывъ въ Мекку, богомолецъ оставляетъ свой багажъ въ какой-нибудь лавк и, отложивъ всякое попеченіе о житейскихъ длахъ, идетъ прямо къ Кааб, подъ руководствомъ одного изъ метовефовъ, или проводниковъ, которые тутъ всегда подъ рукою и предлагаютъ свои услуги богомольцамъ.
Войдя въ мечеть дверями Бабъ-эль-Саламъ, т. е. Вратами Привтствія, онъ четыре раза падаетъ ницъ, а проходя подъ аркой, читаетъ положенныя молитвы. Подойдя къ Кааб, онъ опять четыре раза падаетъ ницъ предъ Чернымъ Камнемъ и затмъ прикладывается къ нему. Если же, за тснотою, онъ не можетъ подойти близко, то прикасается къ камню правою рукою, которую затмъ цлуетъ. Посл этого онъ отходитъ отъ Чернаго Камня такъ, чтобы мечеть оставалась у него по лвую руку, и обходитъ зданіе семь разъ, въ первые три раза скорымъ шагомъ а въ послдніе четыре медленно и важно. Въ конц каждаго обхода онъ читаетъ шопотомъ положенныя молитвы и всякій разъ прикладывается къ Черному Камню, или прикасается къ нему рукою.
Товафъ (процессія обходящая Каабу) принадлежитъ къ числу древнихъ обрядовъ, соблюдавшихся еще задолго до Магомета, онъ выполнялся совершенно нагими мужчинами и женщинами. Магометъ запретилъ такое безобразіе и веллъ надвать ирамъ, или одежду богомольцевъ. Процессія женщинъ — хаджи обходитъ Каабу обыкновенно ночью, впрочемъ, иногда он длаютъ это вмст съ мужчинами и днемъ {Burckhardt’s Travels in Arabia, vol. i. p. 260, bond. edit. 1829.}.
По окончаніи всхъ семи обходовъ, богомолецъ прижимается грудью къ стн мечети, между Чернымъ Камнемъ и дверью Каабы, и, протянувъ впередъ руки, молится о томъ, чтобы ему были прощены грхи.
Затмъ онъ идетъ въ Макамъ, или мсто, гд останавливался Авраамъ, падаетъ четыре раза ницъ и молится патріарху, прося его о заступничеств, а отсюда къ колодцу Земъ Земъ, гд пьетъ столько воды, сколько можетъ.
При всхъ этихъ обрядахъ за невжественнымъ хаджи идетъ по пятамъ его проводникъ, или метовефъ, и нашептываетъ ему молитвы, которыя онъ долженъ повторять за нимъ.
Затмъ его ведутъ изъ мечети черезъ ворота Бабъ-эль-Сафа на небольшую возвышенность, находящуюся въ пятидесяти шагахъ отсюда и называемую холмомъ Сафа. Тутъ онъ молится, воздвъ руки къ небу, посл чего начинаетъ священную прогулку, носящую названіе Саа или Сай. Онъ идетъ по прямой и ровной улиц, называемой Аль-Месаа, которая иметъ шестьсотъ шаговъ въ длину, по об стороны застроена лавками, на подобіе базара, и оканчивается площадью Мерова. Прогулка Сай установлена въ память того, что на этомъ самомъ мст блуждала Агарь, отыскивая воду для своего сына Измаила, поэтому богомолецъ то идетъ медленно и точно чего-то ищетъ по сторонамъ, то проходитъ нкоторое пространство быстрыми шагами и затмъ опять идетъ не спша, останавливаясь по временамъ и съ безпокойствомъ оглядываясь назадъ.
Пройдя по этой улиц взадъ и впередъ семь разъ, хаджи входятъ въ цирюльню, находящуюся на площади Мерова, ему брютъ голову и обрзаютъ ногти, и цирюльникъ все время шепчетъ молитвы, которыя повторяетъ за нимъ богомолецъ. Затмъ обрзанные ногти и волосы зарываются въ священную землю и этимъ заканчиваются вс главные обряды богомолья {Большая часть подробностей, относящихся къ Мекк и Медин и путешествіямъ въ эти города, взяты изъ сочиненіи неутомимаго путешественника Буркхардта, изслдованія котораго отличаются необыкновенной точностью, онъі переодвшись богомольцемъ, постилъ эти святыя мста и выполнилъ вс требуемыя отъ богомольца формальности и церемоніи. Въ его трудахъ мы находимъ яркую картину нравовъ и обычаевъ восточныхъ жителей, а также и обрядовъ магометанской вры.
Факты, приводимые Буркхардтомъ, были сличены съ фактами, сообщаемыми другими путешественниками и писателями, а нкоторыя подробности мы взяли изъ другихъ источниковъ.}.
Въ девятый день мсяца Аль-Дуль-Хаджи, богомольцы отправляются шумною толпою на гору Арафатъ, гд остаются до захода солнца, ночь они проводятъ въ молитв, совершаемой въ молельн Моздалифа, а на слдующій день утромъ, еще до восхода солнца, идутъ въ долину Меня, гд всякій изъ. нихъ бросаетъ по семи камней въ каждый изъ трехъ столбовъ, находящихся въ этой долин, въ подражаніе Аврааму, или, какъ говорятъ нкоторые, Адаму, который прогналъ камнями съ этого мста дьявола, мшавшаго ему молиться.
Таковы главныя церемоніи этого обряда богомолья, имющаго такое важное значеніе у мусульманъ, но прежде чмъ закончить этотъ обзоръ Ислама и легендарныхъ сказаній о жизни его основателя, мы не можемъ не упомянуть объ одномъ изъ его нововведеній, приводящихъ въ недоумніе его послдователей и чрезвычайно неудобныхъ для благочестивыхъ богомольцевъ.
Арабскій годъ состоитъ изъ двнадцати лунныхъ мсяцевъ, содержащихъ въ себ поперемнно тридцать и двадцать девять дней, что составляетъ, въ цломъ триста пятьдесятъ четыре дня, такъ что теряется одиннадцать дней въ каждомъ солнечномъ году. До временъ Магомета, чтобы пополнить эти недостающіе дни черезъ каждые три года прибавлялся тринадцатый, или лишній мсяцъ, это длалось для того же, для чего въ христіанскомъ календар къ каждому високосному году прибавляется одинъ лишній день. Такъ какъ Магометъ былъ человкомъ необразованнымъ и не имлъ никакого понятія объ астрономіи, то онъ отмнилъ этотъ тринадцатый, или прибавочный мсяцъ, какъ противорчащій божественному порядку, въ какомъ происходятъ фазисы луны, и преобразовалъ календарь, по указанію божественнаго откровенія, полученнаго имъ во время послдняго богомолья. Вотъ что говорится объ этомъ въ девятой сур, или глав Корана:
‘Такъ какъ число мсяцевъ равняется двнадцати, ибо это было постановлено Аллахомъ и записано на скрижаляхъ вчности {Скрижали или таблицы вчности были изъ благо перламутра и такъ велики, что отъ востока доходили до запада и отъ земли до неба. На нихъ были записаны вс велнія Божія и вс событія прошедшія, настоящія и будущія до безконечности. Он охранялись ангелами.} въ тотъ день, когда Онъ сотворилъ небо и землю, то не переноси священнаго мсяца на какой-нибудь другой мсяцъ, истинно говорю теб, что это — нововведеніе неврныхъ’.
Число дней, потерянныхъ такимъ образомъ, доходитъ въ 33 года до 363 и поэтому необходимо къ каждымъ 33-мъ годамъ прибавлять лишній годъ, чтобы согласовать магометанское лтосчисленіе съ христіанскимъ.
Вслдствіе этого полученнаго пророкомъ откровенія возникаетъ большое неудобство, заключающееся въ томъ, что мусульманскіе мсяцы не могутъ означать собою извстное время года, такъ какъ каждый годъ начинается одиннадцатью днями раньше. Поэтому бываетъ такое время, когда это ставитъ въ затруднительное положеніе богомольцевъ, отправляющихся въ Мекку по обту, такъ какъ священный мсяцъ богомолья Дуль-Хаджи, во время котораго пилигримы должны носить ирамъ, или одежду пилигримовъ, едва прикрывающую ихъ тло, приходится во вс времена года,— одинъ разъ онъ бываетъ въ зимній холодъ, а другой — въ лтнюю жару.
Итакъ, хотя Магометъ, по словамъ легендарныхъ сказаній, и могъ повелть лун сойти съ неба и заставить ее обойти вокругъ священнаго храма, но онъ былъ не въ силахъ измнить ея мсячнаго обращенія, и оказалось, что наука о числахъ выше его пророческаго дара и оставила далеко за собою его чудеса.

——————————————————————————-

Источник текста: Ирвинг В. Жизнь Магомета / В. Ирвинг, Пер. с англ. Л. Соколовой. — Москва: изд. кн. скл. Д. П. Ефимов, 1904. — 400, VI с., 18 см.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека