ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВЕННОСТЬ.
ИВАНОВЪ-РАЗУМНИКЪ.
КНВО-ПРОМЕТЕЙ.
Н. Н. МИХАЙЛОВА
Жизнь и теоріи.
Жизнь и теоріи.
(Что думаетъ ‘народъ’?).
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
——
Жизнь и теории, Иванов-Разумник Р. В., Год: 1909
Время на прочтение: 55 минут(ы)
Никогда еще не бывало у насъ столь грандіозной попытки проведенія въ жизнь идеаловъ народничества, какъ въ памятные дни 1905 года, если когда-нибудь историкъ захочетъ охарактеризовать нашу ‘революцію’ однимъ словомъ, то онъ непремнно назоветъ ее революціей народнической {См. объ этомъ статью автора: ‘Характеръ русской революціи’, ‘Критическое Обозрніе’ 1907 г., No 2.}. Вс группы, вс партіи — даже столь враждебные народнической доктрин соціалъ-демократы — вс были увлечены врой въ возможность немедленнаго осуществленія старыхъ идеаловъ народничества, казалось, что не сегодня-завтра воплотится въ жизнь основной соціальный идеалъ Герцена, Чернышевскаго. Михайловскаго, казалось, что еще одинъ шагъ, еще одна черта — и на нашихъ глазахъ осуществится соціализація или націонализація земли, ршающая основной вопросъ народнаго благосостоянія…
Чмъ все это кончилось — слишкомъ хорошо извстно и мы еще скажемъ объ этомъ ниже, во всякомъ случа — все это было, прошло и быльемъ поросло: для непережившихъ всего этого увлеченія и надежды тхъ дней имютъ теперь интересъ только историческій. Но здсь мы хотимъ подчеркнуть другое обстоятельство: та эпоха позволила произвести широкую проврку тхъ теоретическихъ положеній, которыя съ давнихъ поръ высказывались русской интеллигенціей во имя блага народа и ‘якобы’ отъ имени народа. Говорилъ ли устами русской интеллигенціи XIX вка ‘народъ’? Или дйствительно народъ и интеллигенція говорятъ на разныхъ, другъ другу непонятныхъ языкахъ? Или, быть можетъ, само это противопоставленіе ‘интеллигенціи’ и ‘народа’ не иметъ никакого внутренняго смысла? {См. объ этомъ противопоставленіи — книгу автора: ‘Объ интеллигенціи’. изд. 2-ое, а также слдующую ниже статью.}
На все это намъ съ ясностью отвтила кратковременная ‘эпоха свободъ’ въ конц 1905 года. На нсколько мсяцевъ исчезла преграда штыковъ, вчно стоявшая между ‘интеллигенціей’ и ‘народомъ’. И что же случилось? Неужели правы т, никогда и близко не подходившіе къ народу ныншніе ‘пророки заднимъ числомъ’, которые теперь обрушиваютъ свои безвредные громы на голову ‘интеллигенціи’ за несбывшіяся революціонныя надежды и которые смло заявляютъ, что ‘каковы мы есть, намъ не только нельзя мечтать о сліяніи съ народомъ — бояться его мы должны пуще всхъ казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждаетъ насъ отъ ярости народной…’ {‘Вхи’. Сборникъ статей о русской интеллигенціи, стр. 88.}. Неужели же это такъ?
На это мы имемъ фактическій отвтъ самой жизни. Въ дни свободъ 1905 года штыки были отняты и ‘народъ’ заговорилъ передъ ‘интеллигенціей’. Что же случилось? Неужели сбылось зловщее карканье нашихъ кабинетныхъ пророковъ? Неужели мы — ‘каковы мы есть’ — сдлались жертвою ‘ярости народной’? Нтъ, мы не стали бояться народа пуще всхъ казней власти, мы не взывали къ этой власти, къ штыкамъ и тюрьмамъ, какъ разъ наоборотъ — на эти штыки опирались т силы, которыя дйствовали тогда въ части ‘народа’ противъ интеллигенціи (такъ называемые ‘черносотенные погромы’). Нтъ, мы не стали жертвами ‘ярости народной’, мы не разуврились въ своихъ былыхъ идеалахъ, наоборотъ — яснй, чмъ когда-либо, мы увидли, какъ близки идеалы народа къ тмъ теоретическимъ воззрніямъ русской общественной мысли, которыя двигали русской интеллигенціей отъ Герцена вплоть до Михайловскаго — вплоть до 1905 года. Мы узнали отъ широкой крестьянской массы, что думаетъ народъ о томъ соціальномъ вопрос, который искони лежалъ во глав угла и народныхъ нуждъ и теоретическихъ построеній интеллигенціи. Мы лишній разъ убдились въ томъ, что устами русской интеллигенціи XIX вка говорилъ самъ народъ, что само это противопоставленіе ‘интеллигенціи’ и ‘народа’ есть чисто вншнее, лишенное внутренняго смысла. Мы, ‘интеллигентный народъ’, близко познакомились съ ‘народной интеллигенціей’ — съ тми иногда безграмотными крестьянами, которые силой творческаго духа иной разъ превышаютъ многихъ кабинетныхъ пророковъ… Напомнить теперь обо всемъ этомъ современне, чмъ когда-либо.
Автору настоящей статьи въ теченіе цлаго ряда лтъ пришлось стоять довольно близко къ русской деревн сверовосточнаго района, а во вторую половину 1905 года — быть частымъ постителемъ и гостемъ многихъ крестьянскихъ бесдъ, собраній, митинговъ, особенно частыхъ въ октябр, ноябр и декабр этого года. Предлагаемая статья представляетъ изъ себя общее резюме вынесенныхъ авторомъ за это время впечатлній изъ глухой деревни {Все нижеслдующее было напечатано въ 1906 году (въ ‘Русскомъ Богатств’).}.
Мсто дйствія — сверная часть Юрьевскаго узда Владимірской губерніи, глухой медвжій уголъ, представляющійся, однако, чрезвычайно удобнымъ для наблюденій, ибо на небольшомъ сравнительно пространств трехъ-четырехъ волостей здсь сосредоточены самыя разнообразныя формы экономическихъ отношеній. Сверный уголъ Юрьевскаго узда, Аньковская волость, граничитъ съ Ярославской губерніей, населеніе — типичные ‘ярославцы’, парализующіе малоземелье отхожими промыслами и бойкими промышленными предпріятіями. Въ сосдней Мирславльской волости — иная картина: здсь малоземелье вынуждаетъ крестьянъ идти въ фабрику (Иваново-Вознесенскъ) и вліяніе послдней уже замтно въ этомъ район. Наконецъ, Глумовская волость отдлена широкой лсной полосой отъ двухъ предыдущихъ и опять-таки представляетъ изъ себя нчто совершенно иное: здсь типичные ‘владимірцы’, здсь хроническое малоземелье и наибольшее обостреніе аграрнаго вопроса и въ то же время здсь же (въ деревняхъ Грибаново, Теряево, Глумово и др.) цлый рядъ кулаковъ-крестьянъ, имющихъ по нсколько сотъ десятинъ, а потому и держащихъ въ рукахъ цлую округу. Все это разнообразіе экономическихъ условій длаетъ эту мстность какъ нельзя боле удобной для знакомства съ тмъ, ‘что думаетъ народъ?’, что думаетъ о современномъ положеніи вещей крестьянинъ изъ глухого медвжьяго угла.
‘Бесды’ крестьянъ начались уже съ середины лта 1905 года: по тридцати, но сорока человкъ собирались они ‘послушать газету’, а кстати и обмняться всякими встями, предположеніями, слухами, которыми полна была атмосфера. Когда вмст съ осенью пришли въ деревню извстія о какихъ-то ‘митингахъ’ въ Москв и Петербург, то сами собой начали организоваться и большія крестьянскія собранія по селамъ и деревнямъ. Именно, сами собою: ничто не можетъ быть ошибочне мннія рептильной прессы, по которому вс крестьянскіе митинги устраивались по наущенію крамольной интеллигенціи… Первые митинги въ начал октября (въ сел Бережк) организовались такъ: по воскресеньямъ къ обдн народъ собирался изо всей ‘вотчины’, т.-е. церковнаго прихода, изъ б—7 деревень, посл обдни въ чайной и около нея собиралось 300 — 400 человкъ, обсуждавшихъ новости дня (начало первой всеобщей забастовки въ Москв, перерывъ сообщенія и проч.). Недлю-другую спустя крестьяне стали уже устраивать спеціальные ‘митинги’ и собранія.
Первое спеціальное собраніе, на которомъ пришлось автору быть, происходило 22-го октября и было особенно интересно тмъ, что крестьянская молодежь и крестьяне, затронутые вліяніемъ фабрики, были здсь въ меньшинств, громадное большинство составляла, срая масса, старики, люда стараго закала, сначала вполн враждебно относившіеся къ самому факту собраній и даже къ манифесту 17-го октября: ‘какая такая свобода? что за. союзы и собранія? ничего намъ этого не нужно. Намъ прежде всего земли бы побольше… да чтобъ земскихъ начальниковъ всхъ отставить’… Въ отвтъ на это одинъ ‘сознательный’ крестьянинъ объяснилъ, что вс эти требованія осуществимы только на почв началъ манифеста 17-го октября. Его выслушали съ большимъ вниманіемъ и немедленно посл этого загорлись споры — конечно, по вопросу о земл.
Прежде всего выступилъ ораторомъ одинъ изъ молодыхъ крестьянъ села Бережка, побывавшій незадолго передъ тмъ во Владимір и попавшій тамъ случайно на одно собраніе интеллигенціи и рабочихъ, обсуждавшихъ вопросъ о булыгинской дум въ связи съ выясненіемъ партійныхъ программъ. Онъ объяснилъ значеніе выборной системы, пользу ‘всеобщаго, прямого, равнаго и тайнаго’ голосованія и вредъ для широкой массы крестьянства четырехстепенной булыгинской системы, затмъ разсказалъ о разныхъ партіяхъ и объ ихъ отношеніи къ крестьянскому вопросу. ‘Вотъ когда я былъ во Владимір на собраніи, то вышелъ говорить одинъ человкъ: я, говоритъ, соціалистъ, и наша партія стоитъ за то-то и за то-то, всю землю, говоритъ, надо отдать всмъ трудящимся земледльцамъ и подлить между ними уравнительно по справедливости, пусть земля будетъ общая, а пользоваться ей будутъ вс трудящіеся. А потомъ вышелъ другой человкъ: я, говоритъ, тоже соціалистъ, и наша партія думаетъ совсмъ иначе, не въ земл, говоритъ, дло, а въ фабрик… Ну, словомъ сказать, этотъ совсмъ противъ нашего брата Говорилъ! Я думаю такъ: не былъ ли онъ отъ партіи помщиковъ? А тоже говоритъ — соціалистъ!’.. Тутъ одинъ изъ ‘интеллигентовъ’ разъяснилъ собранію существенную разницу между двумя партіями, соціалъ-демократовъ и соціалъ-народниковъ, посл чего собраніе занялось подробной разработкой земельнаго вопроса.
Интересно, что наиболе консервативные ‘старики’ давали на этотъ вопросъ наиболе радикальные отвты, такъ, напримръ, какой бы то ни было выкупъ за землю они отвергали совершенно. Крестьянинъ села Скомова заявилъ, что при общей разверстк всей земли каждый помщикъ получитъ свою долю, такъ какъ разверстка будетъ всесословная, старикъ крестьянинъ села Лобцова высказалъ наиболе крайнее мнніе: ‘никакой земли при разверстк помщикамъ давать нечего — довольно они насосались! А вотъ какъ надо сдлать: землю — отобрать у помщиковъ и дать крестьянамъ, а вс налоги-=-съ крестьянъ сложить на помщиковъ’… Однако столь радикальный проектъ не встртилъ сочувствія въ собраніи даже среди крайнихъ лвыхъ его элементовъ… Какъ бы то ни было, но идея принадлежности всей земли трудящемуся на ней классу — идея вковая, не погасшая даже при апоге крпостного права (‘мы господскіе, а земля наша’ — характерная крестьянская поговорка тхъ временъ, часто приводимая Герценомъ). На томъ собраніи, однако, о которомъ идетъ рчь, идея эта не обсуждалась подробно, такъ какъ время заняли дебаты на боле практическую тему — какую землю нужно взять крестьянамъ, на какихъ условіяхъ и сколько этой земли нужно на душу? По заявленію самихъ крестьянъ З 1/2 дес. на душу составляютъ въ нашихъ мстахъ тотъ максимумъ, для обработки котораго нужно уже работать сверхъ силъ, при нормальномъ, не сверхсильномъ, ‘человческомъ’ труд средняя семья изъ пяти душъ (отецъ, мать, взрослые сынъ и дочь и малолтокъ) обработаетъ не боле 10-ти десятинъ въ случа посва льна и не боле 13-ти дес. при посв овса. Предлагалось поэтому добиваться надленія всхъ крестьянъ землей по 3 дес. на душу (пахотной), однако большинство возстало противъ такой нормировки по количеству, указывая на разницу земель по качеству. Поэтому въ томъ пункт приговора, составлявшагося на этомъ собраніи, который относился къ земельному вопросу, было высказано только слдующее: ‘требуемъ безвозмездной передачи намъ, крестьянамъ, и всмъ трудящимся на земл въ пот лица — всхъ казенныхъ, государственныхъ, церковныхъ и имъ подобныхъ земель, а также и помщичьихъ, чтобы въ общемъ у каждаго было столько земли, чтобы она давала возможность жить безбдно и оправдывать наши семейства’. Послднее выраженіе означаетъ собою въ нашемъ углу возможность всю зиму питаться своимъ хлбомъ и отъ стараго хлба до новаго ни у кого его не занимать и не покупать, какъ извстно, въ настоящее время ‘оправдывать свои семейства’ даже въ урожайные годы могутъ только зажиточные крестьяне.
Это собраніе длилось шесть часовъ подъ рядъ, уже поздно вечеромъ народъ разошелся по своимъ деревнямъ, намтивъ предварительно мсто и время слдующаго собранія.
Слдующее собраніе привлекло массу народа изъ дальнихъ деревень, верстъ за 20 — 25, было больше молодежи фабричнаго района, но не мало и старозавтныхъ стариковъ. На этомъ собраніи земельный вопросъ обсуждался крестьянами уже съ чисто теоретической точки зрнія, и дебаты были особенно интересны тмъ, что ‘сознательные’ крестьяне въ нихъ почти не принимали участія, а высказывала свои наболвшія и годами складывавшіяся мысли лишь ‘срая’ масса. Земля — ничья, земля — божья: эту идею русскій крестьянинъ всасываетъ въ себя съ молокомъ матери, нарушеніе этого принципа онъ дйствительно считаетъ ‘великимъ грхомъ’, и потому всякая соціальная революція въ русской крестьянской масс всегда будетъ основываться на религіозномъ — въ широкомъ смысл — фундамент. Слишкомъ долго было бы приводить вс собранные мною по этому вопросу матеріалы — крестьянскія письма, записи рчей, отдльныя статьи крестьянъ, написанныя ими же самими. Ограничусь только сообщеніемъ трехъ статей по этому вопросу одного стараго крестьянина, типичнаго русскаго самородка, уже давно (по его словамъ, лтъ 10—15 тому назадъ) ‘своимъ умомъ’ пришедшаго къ ниже изложеннымъ мыслямъ. Это — крестьянинъ Владимірской губерніи, Юрьевскаго узда, Глумовской волости, деревни Зубатова — Иванъ Максимовичъ Назаровъ, ему теперь за 50-ть лтъ, всю жизнь никуда не вызжалъ дальше ближайшаго узднаго города, за послднее время много читалъ, все безъ разбора, начиная съ исторіи Иловайскаго и кончая исторіей философіи Фулье (!). Это безпорядочное чтеніе, отразившееся на вншней форм его статей (терминологія и т. п.), натолкнуло его на мысль — попытаться самому изложить свои давно выношенныя мысли въ связной форм. Въ результат появились три статьи по земельному вопросу: первая написана въ октябр, вторая — въ ноябр и третья — въ конц декабря 1905-го года. Статьи эта были неоднократно читаны мною на крестьянскихъ собраніяхъ и всегда сопровождались шумными одобреніями слушателей и замчаніями въ род: ‘вотъ врно сказалъ Иванъ Максимовъ!..’ ‘Что у насъ на ум, то у него на язык!..’ и т. п. Намъ кажется, что излагаемыя ниже эти три статьи являются цннымъ историческимъ документомъ: въ нихъ ярко и врно отражена коллективная мысль милліоновъ неизвстныхъ намъ Назаровыхъ, ихъ можно поэтому считать показателемъ того, какъ настроена и что думаетъ теперь о земл ‘срая’ русская деревня.
Первая статья озаглавлена ‘Остатокъ варварства’ и разсматриваетъ вопросъ о частной земельной собственности съ точки зрнія, главнымъ образомъ, экономической. ‘Было время,— такъ начинаетъ Иванъ Назаровъ эту статью — когда человкъ былъ собственностью другого человка. То было время варварства, но это отошло въ исторію прошлаго: теперь человкъ не можетъ пріобрсть въ собственность другого человка. Но остатокъ варварства существуетъ до сихъ поръ: это — въ частной земельной собственности’. Чтобы доказать это основное положеніе своей статьи, Назаровъ разсматриваетъ отношеніе между не имющимъ (или имющимъ мало) земли земледльцемъ и имющимъ пахотную землю, покосъ или лсное угодье землевладльцемъ. Первый изъ нихъ — лишенъ ‘благихъ даровъ природы’, а потому и принуждень покупать ихъ у второго по очень высокой цн, ‘напримръ, пахотную землю покупать по двадцати рублей за. одну десятину’ (здсь, конечно, ‘покупать’ иметъ значеніе арендовать). Допустимъ, что первый арендуетъ у второго одну десятину пашни и предоставимъ продолжать Назарову: ‘но вотъ владлецъ земли и пахарь написали условіе: ‘цна, двадцать рублей, срокъ платежа — такой-то мсяцъ, такой-то день’,— но пахарь съ урожаемъ и рынкомъ или базаромъ договориться не можетъ. Въ конц концовъ пахарю приходится собрать все то, что дала ему земля, и продать и отдать землевладльцу, да еще прибавить свой трудъ, пашню и смена ему же. Стало быть, пахарь во все то время, въ которое обрабатывалъ эту землю, состоялъ рабомъ землевладльца, землевладлецъ же въ это время состоялъ рабовладльцемъ, злымъ варваромъ’.
Боле подробно Назаровъ останавливается на покос, относительно котораго приводитъ слдующую небезъинтересную расцнку: покосъ заарендовать людьми, не имющими своей пашни и покоса, за извстную цну, на примра’, такая-то пашня за тридцать рублей, предположимъ, что накошено десять возовъ (надо замтить, что вс приводимыя дале цифры вполн точно соотвтствуютъ экономическимъ условіямъ Глумовской волости). ‘Стоимость воза три рубля — трава на корню, срзать траву, высушить и поднять въ стога — работа эта будетъ стоить за каждый возъ два. рубля: значитъ, за. возъ три рубля деньгами и два. рубля добавляется работой, итого пять рублей. Разстояніе отъ базара, или рынка двадцать пять верстъ, все равно — везти ли на рынокъ сномъ, или кормить скотину на рынокъ: какъ по тому, такъ и по другому съ базаромъ договоръ заране не сдлаешь. А между тмъ съ покосовладльцемъ уже сдланъ договоръ — ему отдай тридцать рублей за пожню, его цна устойчива, а твоя нтъ. Въ такомъ случа покосонанимателю придется отправить сно на базаръ, продать возъ по пяти рублей, а можетъ быть и дешевле, а можетъ быть и по шесть рублей. Пусть по шесть. Тогда покосонаниматель получитъ обратно три рубля, отданные имъ за траву, и два за уборку и одинъ рубль за провозъ на рынокъ’. Тутъ повторяется та же исторія: ‘покосовладлецъ состоитъ рабовладльцемъ, покосонаниматель — рабомъ, такъ какъ онъ получаетъ три рубля отъ воза сна за счетъ своего личнаго труда, а покосовладлецъ получаетъ три рубля отъ воза сна за счетъ чужого труда. Если бы покосонаниматель имлъ свое луговое угодье, тогда онъ получилъ бы за свой личный трудъ цликомъ по шесть рублей отъ воза сна, покосовладлецъ тогда принужденъ бы былъ приложить свой личный трудъ или не получитъ ничего за чужой трудъ’…
Наконецъ, то же самое повторяется и относительно лсныхъ угодій, о нихъ, по мннію Назарова, не стоитъ даже и говорить, ибо всякій знаетъ, ‘какъ владльцы лсовъ высасываютъ кровь изъ населенія. Лсные рабочіе — это первые рабы лсовладльцевъ, они тяжело работаютъ и получаютъ небольшую заработную плату, а кром того принуждены брать у хозяина въ счетъ заработка предметы потребленія по очень высокой цн, терпть штрафы, недополучки и всякій произволъ лсовладльца, установить законность нтъ никакой возможности: всю эту мстную бдноту матеріальныя условія заставляютъ гнуться передъ жестокой волей лсовладльца. Все остальное мстное населеніе должно хать къ лсовладльцу за предметами необходимости — за дровами и лсными матеріалами, везти добытыя кровавымъ потомъ денежки, посл чего оставаться полубосыми, полунагими, полуголодными. Что же посл этого представляютъ изъ себя лсовладльцы или частные землевладльцы, какъ не варваровъ-поработителей, захватывающихъ чужой трудъ? Это все равно, какъ отвратительные пауки съ кровожаднымъ злорадствомъ выжидаютъ неизбжныхъ своихъ жертвъ’…
Вотъ въ чемъ заключается, по мннію Назарова, ‘остатокъ варварства’ въ частной земельной собственности: всякая частная земельная собственность есть, по его выраженію, ‘замаскированное рабство’, превосходящее по своей жестокости открытое рабство недавняго прошлаго. Дйствительно, продолжаетъ Назаровъ, прежде ‘рабъ утрачивалъ свой трудъ на рабовладльца, но послдній же и содержалъ его, хотя рубищемъ, но все же покрывалъ его тло, а также и кормилъ его, хотя бы гнилымъ хлбомъ или даже тстомъ, но все же содержалъ: да и тло человка-раба всецло принадлежало рабовладльцу, который и берегъ его въ силу своихъ экономическихъ интересовъ. Теперь обратимся къ современнымъ замаскированнымъ рабовладльцамъ и рабамъ. Теперешній рабъ нанимаетъ землю у собственника, по контракту назначается время платежа безотсрочно, а потомъ пашетъ и сетъ. Потомъ приходитъ время уборки: земля ничего не уродила, хоть пахарь и радъ бы убрать въ пользу землевладльца — конечно, на своемъ рубищ и хлб, котораго у него нтъ, ни гнилого хлба, ни тста, какъ это кормили рабовладльцы своихъ рабовъ. Тутъ приходится босоногимъ, полунагимъ мальчуганамъ стрлять отъ лачуги къ лачуг, выпрашивать милостыню. Но землевладлецъ не хочетъ взять обработаннаго пахаремъ съ его земли товара, такъ какъ онъ не отвчаетъ стоимостью той цн, которая назначена за землю: поэтому пахарю нужно товара’ везти домой, дообработать и продать и отдать цликомъ землевладльцу. Конечно, этой суммы не хватитъ: землевладлецъ обращается къ властямъ, по суду требуетъ доплаты, исполнители законности являются, продаютъ овецъ или корову и вручаютъ недоплату землевладльцу. Бдный замаскированный рабъ! Онъ не только пожертвовалъ своимъ рабскимъ трудомъ на обработку той земли, которую нанималъ у землевладльца ira своемъ рубищ и милостивныхъ кускахъ, но и еще добавилъ свою корову! Безсердечное бичеваніе! Какъ противно было открытое, такъ же мерзко и прикрытое рабство въ земельной собственности’…
Итакъ, несмотря на то, что рабство давно уничтожено, осталась во всей сил худшая форма ‘замаскированнаго’ рабства. донын тяготющаго надъ народомъ. И народъ теперь понялъ это — такъ заканчиваетъ Назаровъ свою статью:— ‘народъ понялъ, онъ пришелъ къ сознанію, что такую жизнь не Богъ создалъ, а чортъ сковалъ. Пора, бы и отцамъ народа придти къ тому сознанію, что народъ понялъ все. Налпить паутину на глаза теперь невозможно. Народъ понялъ, что капиталисты, собственники земли и лса, владютъ его собственнымъ трудомъ, отъ котораго ему не останется ничего. А это и есть варварство рабовладльчества’… И къ этимъ ‘отцамъ народа’ Назаровъ обращается съ заключительными словами: ‘да, подумайте, господствующіе классы, разберитесь въ этомъ вопрос!..’ ‘…Братцы! по закону божію мы должны одинаковое имть на землю право! Вс благіе дары природы должны принадлежать вообще всей человческой семь, если признаемъ за собой право на землю, то за остальными нужно признавать такое же право’…
Послднія слова являются логическимъ переходомъ ко второй стать, въ которой вопросъ о частной земельной собственности разсматривается преимущестевнно съ этико-правовой точки зрнія. Заглавіе статьи — ‘Естественный законъ природы и естественное право’, что понимаетъ Назаровъ подъ такими терминами — видно съ самаго же начала статьи:
‘Въ силу какого закона дуетъ втеръ, гремитъ громъ, идетъ дождь, течетъ вода, а также бываетъ зима и лто, день и ночь?— въ силу естественнаго закона природы. Естественный законъ природы простирается также и на человка: почему человкъ спитъ, и стъ, и пьетъ?— въ силу естественнаго закона природы, который былъ положена’ при сотвореніи природы самимъ Богомъ’…
Въ силу этого ‘естественнаго закона природы’ люди не могутъ существовать безъ ды, безъ питья, безъ сна, а также безъ топлива, безъ одежды и обуви: однако — продолжаетъ дале Назаровъ нить своего разсужденія — человкъ, подчиняясь естественному закону природы, неизбжно приходитъ въ соприкосновеніе съ интересами другихъ людей, только сонъ и питье изъяты изъ этого ряда, ибо ‘человкъ можетъ спать самъ собой, не затрагивая интересовъ другихъ, а также и пить, такъ какъ воды хватитъ въ изобиліи’… Все остальное — пища, одежда, топливо — неизбжно сталкиваетъ интересы каждаго съ интересами всхъ, при чемъ вс люди должны быть удовлетворены: ‘такъ какъ по естественному закону природы вс люди одинаковыя имютъ потребности, то отсюда вытекаетъ одинаковое для всхъ людей естественное право’… Но пища, одежда, топливо и пр. получаются только какъ продукты труда, а именно ‘получаются изъ растительнаго царства и изъ царства животныхъ. Чтобы получить необходимыя потребности изъ царства растительнаго для одежды, обуви и пищи, нужно копать и пахать землю, чтобы получить необходимыя потребности изъ царства животныхъ, нужно имть домашнихъ животныхъ, для которыхъ необходимо имть выгоны и пастбища, а также и укосные луга, съ которыхъ бы получать запасы корма на зиму’… Отсюда вытекаетъ одинаковое для всхъ людей естественное право на землю, выгоны, пастбища и укосы, а такъ какъ нельзя существовать безъ жилища, безъ топлива и вообще безъ ‘деревянныхъ подлокъ’, то отсюда слдуетъ одинаковое для всхъ естественное право на лсъ.
Итакъ, право каждаго на вс ‘благіе дары природы’ теоретически обосновано, боле того, такъ какъ потребности людей въ общемъ одинаковы, то отсюда слдуетъ, что ‘ни одинъ человкъ не долженъ имть земли, луга, выгона, пастбища или лса больше того, чмъ вс другіе его братья, подобные ему по природ и потребностямъ люди’…
Такова теорія, на практик же мы видимъ другое: небольшая кучка людей захватила огромное количество земли въ частную собственность (какъ представляетъ себ этотъ захватъ Назаровъ — мы увидимъ изъ его третьей статьи), захватъ этотъ лишилъ ‘благихъ даровъ природы’ всхъ остальныхъ людей. Справедливо ли это?— нтъ, такъ какъ здсь нарушено естественное право, покоящееся на естественномъ закон природы, и нарушено при томъ небольшой кучкой на погибель громаднаго большинства. ‘Но подумайте, господа землевладльцы,— обращается авторъ къ этой групп,— куда же дваться этимъ людямъ, несправедливо лишеннымъ дара божія, земли, вопреки естественному закону природы и естественному праву? На это, пожалуй, отвтить не затруднятся господа землевладльцы, они скажутъ: пусть обрабатываютъ нашу землю ‘исполу’, т.-е. въ такомъ смысл: владлецъ дастъ землю, не имющій земли дастъ свой трудъ на обработку земли, а потомъ получившійся урожай подлятъ пополамъ. Но подумайте, господа землевладльцы: вдь не имющій земли получитъ половину урожая за свой личный трудъ, ему бы слдовало получить и весь урожай, такъ какъ онъ произведенъ его трудомъ, а безъ его труда урожай не былъ бы произведенъ, но вы за что получите половину урожая, господа землевладльцы? Вы, пожалуй, скажете, что за землю? Но вдь вы землю произвести никогда не могли, создать ее, сдлать, увеличить тоже не могли! А, можетъ быть, вы при рожденіи своемъ извлекли землю изъ утробы матери своей?— въ такомъ случа у васъ и явилась бы своя собственная земля, за которую вы и въ прав получать половину урожая… Нтъ, господа, нтъ! Земля есть даръ Божій всей человческой семь! Получка половины урожая за землю — то же, что получка разбойника, пришедшаго къ мирному жителю и сказавшаго ему: ‘давай мн хлба, овса, сна и золота, а не дашь, такъ я приду съ своими молодцами да и самъ возьму!’ Приходится давать всего, дрожа за свою жизнь… Нтъ, господа землевладльцы, нтъ! Земля была землей до васъ, тмъ же будетъ и посл васъ. Въ силу какого закона мирный житель даетъ всего разбойнику, въ силу того же самаго даетъ неимущій земли половину урожая землевладльцу’.
‘Народы или, лучше сказать, отцы народовъ! посмотрите на животныхъ,— т и то нравственне васъ: по скольку головъ ходятъ въ одномъ табун — по сто, по двсти, даже по тысяч, но вс они мирно щиплютъ одну и ту же травку, довольно отогнать одной другую на пять, на десять шаговъ, а потомъ опять продолжаютъ мирно щипать ту же травку. Если животное прогонитъ отъ своего рыла другое на два, три, четыре, пять шаговъ, то тамъ уже признаетъ за нимъ таке же право, какъ и за собою: вс они получаютъ сколько кому надо. Да посмотрите, отцы народовъ, не только на домашнихъ, но и на дикихъ, не только на травоядныхъ, но и на хищныхъ, даже и на птицъ, напримръ, гусей, утокъ: вс они живутъ большими обществами, и хотя они твари и немыслящія, но признаютъ другъ за другомъ одинаковое естественное право на вс благіе дары природы, и не издаютъ законовъ, но твердо и неуклонно подчиняются естественному закону природы. Но отцы народовъ, и не только свтскіе, но и высокопреосвященные златоносцы, не только сумли обойти и извратить ученіе Христа: ‘иже иметъ дв ризы, да отдастъ неимущему’, и другія евангельскія истины, и естественный законъ природы, и естественное право, но даже отняли у людей самый высочайшій даръ Божій — свободу слова, заставили людей быть безгласными, какъ рыба. Отцы народа создали такіе законы, по которымъ люди не могли бы иначе мыслить, писать и говоритъ, какъ только то, что угодно тмъ же попечителямъ народа. Нтъ, господа, это все противно естественному закону природы и естественному праву!’
‘Да, если животныя другъ за другомъ признаютъ одинаковое естественное право, то зато человкъ далеко обошелъ ихъ своими хитро придуманными законами. Животное прогнало отъ своего рыла другое на три-пять шаговъ и довольно, но человкъ гонитъ сто семьдесятъ другихъ человковъ отъ себя за десять, за пятнадцать за двадцать, даже за тридцать верста’, это огромное пространство онъ считаетъ своимъ, къ которому не прикладывалъ ни физическаго, не умственнаго труда и которое въ силу естественнаго закона природы съ каждымъ годомъ приращиваетъ свои богатства. На этомъ огромномъ пространств много богатствъ приростаетъ, но много ихъ и пропадаетъ, лса растутъ и подсыхаютъ и представляютъ изъ себя такую трущобу, въ которую и войти невозможно: тутъ подсохли и свалились деревья разныхъ возрастовъ, много стоитъ сухихъ, которыя не успли еще свалиться, но потомъ тоже свалятся… Сколько тутъ гніетъ и пропадаетъ добра безъ пользы, а также пропадаютъ безъ пользы лсные ручьи, лога, логовины: вс они заращены кустарникомъ, бурьяномъ, завалены валежникомъ. Все это могло бы быть вычищено и могло бы представиться хорошими покосами, съ которыхъ бы получалась не одна тысяча возовъ сна. Но, увы! все это и милліоны возовъ свалившагося лса пропадаетъ только потому, что одинъ человкъ прогналъ другихъ сто семьдесятъ человковъ, которые въ силу естественнаго закона природы одинаковое должны имть съ нимъ естественное право. Тогда вс одинаково были бы сыты и теплы и про всхъ бы хватило…’
‘О, какъ человчество озврло и одичало! Человчество должно бы издавать законы на основахъ естественнаго закона природы и на основахъ естественнаго права, и тогда въ такихъ законахъ человчество нашло бы миръ и упокоеніе. Но человчество сумло обойти этотъ святой свтильникъ, фонарь, не только въ языческомъ, но и въ христіанскомъ мір: оно выковало такую цпь законовъ, которые небольшой кучк’ даютъ и позволяютъ все, огромнымъ же массамъ не даютъ и не позволяютъ ничего. Но есть обличитель: это — естественный закона’ природы, по которому вс люди одинаковыя имютъ потребности, а отсюда и вытекаетъ одинаковое для всхъ людей естественное право’…
Такъ кончается вторая статья, изъ которой мы позволили себ буквально привести большую часть, ибо именно здсь мы находимъ наивное, но глубоко-интересное этическое обоснованіе народнаго воззрнія на несправедливость частной земельной собственности. Какъ могла возникнуть подобная несправедливость?— это уже вопросъ исторически-правовой, и въ высшей степени интересно послушать, какъ ршаетъ этотъ вопросъ по своему крайнему разумнію ‘срый’ крестьянинъ, вооруженный учебникомъ русской исторіи Иловайскаго (!). Результаты, какъ мы это сейчасъ увидимъ — самые неожиданные, читатель ихъ найдетъ въ третьей и послдней стать Назарова, озаглавленной: ‘Первые владтели русской земли. Незаслуженная награда. Заслуга безъ наградъ’, статья эта — своеобразная философія русской исторіи, центральнымъ пунктомъ которой является мысль объ исторической незаконности частной земельной собственности въ Россіи.
‘Въ отдаленныя времена глубокой древности — такъ начинается эта статья — люди, тснимые другъ другомъ, заходятъ въ лсную глушь теперешней Россіи, люди эти, какъ передаетъ исторія, были разныхъ народностей, изъ которыхъ къ нашему времени составилась одна русская народность. Народы эти были такъ же свободны, какъ втеръ: дичь въ лсу, зерно втпол, плоды на деревьяхъ, рыба въ ркахъ и озерахъ — все принадлежало имъ. Но вотъ начинаются распри и раздоры между первыми владтелями русской земли. Это дало поводъ къ призванію князей изъ-за моря, отъ варяговъ, они пришли со всмъ своимъ племенемъ, которое называлось Русь, изъ котораго составилось военное сословіе или каста, называемая дружиной’… И дале въ стать идетъ подробный пересказъ первыхъ трехъ вковъ русской исторіи строго ‘по Иловайскому’, освщеніе фактовъ, однако, всецло принадлежитъ самому Назарову. Онъ подчеркиваетъ, что съ призваніемъ князей народъ утратилъ волю, ‘за народомъ осталась только тнь свободы — это вчевыя сходки’,.которыя, однако, были мало-по-малу уничтожены князьями.
Что же дали народу князья и дружинники? По мннію Назарова, они разорили Россію и привели ее на край гибели. ‘Княжескіе рода размножились, а также и рода дружинниковъ, пошли раздоры и междоусобныя войны, которымъ не было конца. Князья воевали другъ съ другомъ не только при помощи своихъ дружинниковъ, но и при помощи своего народа, который принужденъ былъ отвоевывать интересы своего князя, въ случа неудачи народъ расплачивался своей собственной шкурой, потому что народъ побжденнаго князя подвергался погромамъ и уводился въ плнъ, обращался въ холопство, рабство, со всмъ своимъ будущимъ потомствомъ, какъ князьями побдителями, такъ и ихъ дружинниками. Отъ такихъ безпорядковъ народъ разорялся и бдствовалъ’… Ботъ что дали русской земл князья и дружинники, но зато они взяли отъ народа и землю, и волю. ‘Земля понемножку стала окняжевываться и обояриваться, то-есть князья начинаютъ длать захватъ земли въ свою собственность, то же право получаютъ отъ нихъ дружинники. Такимъ образомъ явились крупные и мелкіе землевладльцы помщики. Съ утратой земли народъ все еще считался какъ бы свободнымъ — онъ имлъ право перехода отъ одного помщика къ другому: но это все равно: что тому, что другому не миновать платить за землю часть урожая. Какая можетъ быть свобода для людей, не имющихъ своей земли? Тутъ нтъ и тни свободы, тутъ порабощенъ цлый народъ цлому военному сословію, только воля въ томъ, что могъ каждый рабъ перевести себя изъ рабства господина въ рабы другому господину. Но и это понемногу утрачивается — по давности жительства на одномъ мст, при одномъ помщик, или при задолженности помщику: въ такихъ случаяхъ переходы не позволялись’.
‘Такую страшную награду получило военное сословіе или каста — княжескіе дружинники! За какую услугу? Ни за какую!.. Князья, призванные народомъ для отправленія правосудія (а не для отобранія земли народа и не для того, чтобы передать ее въ руки дружинниковъ) своими раздорами и междоусобными войнами довели народъ до такихъ страданій и отчаяній, что онъ не могъ переносить: онъ расходился съ кіевской земли куда попало, то же повторилось въ періодъ сверо-восточный. Князья обезсилили Россію своими раздорами, пролили кровь ея народа въ междоусобныхъ войнахъ. Сосди видли это, кто не брезговалъ случаемъ поживиться русскимъ добромъ, тотъ бралъ все, что хотлъ — хлбъ, скотъ, золото, плнниковъ, князья же не хотли этого видть и слышать — имъ некогда было: они сводили счеты между собой. Князья не только не могли или не хотли защитить народъ отъ сосдей, они даже часто сами заводили въ свою землю своихъ враговъ одинъ противъ другого — то варяговъ, то печенговъ, въ кіевскій періодъ, въ сверо-восточный періодъ сколько разъ заводили татаръ, какъ великихъ своихъ благодтелей, но эти приливы и отливы чужеземцевъ всегда были сопряжены съ народными погромами и плнниками’…
Таковы, по мннію Назарова, итоги удльнаго періода русской исторіи: разореніе русской земли дружинниками и ‘незаслуженная награда’ за это — переходъ всей земли въ собственность этихъ же самыхъ дружинниковъ, поздне образовавшихъ собою служилое дворянство. Въ московскомъ період эта награда становится, по выраженію Назарова, еще ‘страшне’, такъ какъ дворяне-помщики получаютъ въ собственность не только землю, но и народъ. Сперва московскіе князья и цари оказали Россіи нкоторую услугу — объединили ее, освободили отъ татарскаго ига, избавляли отъ самовластія мелкихъ князей, и вообще ‘мало поддавались по пути къ народному безправію’, но вотъ явился Борисъ Годуновъ ‘и сдлалъ на этомъ пути сразу огромный скачекъ: онъ прикрпилъ крестьянъ къ земл тхъ помщиковъ, на которой они находились. Посл этого помщики получили народъ въ рабство, они могли продавать и покупать людей, какъ домашнихъ животныхъ. Эта страшная награда не только не заслужена, но и незаконна: не заслужена потому, что они — помщики, княжескіе дружинники — не спасли Россію отъ варварскихъ нашествій, какъ, напримръ, отъ татаръ, незаконна потому, что первоначально рабство на земл явилось такъ: во-первыхъ, во время голода родители продавали своихъ дтей, во-вторыхъ, въ рабство обращались военноплнные. Но Борисъ Годуновъ, во-первыхъ, не терплъ голода и не былъ отцомъ всхъ русскихъ людей, а во-вторыхъ, вс русскіе люди не были военноплнными Бориса’…
Какъ бы то ни было, но беззаконіе совершилось, и крестьяне окончательно утратили и землю, и волю, исконныя права крестьянъ произвольно попирались помщиками. Такъ, напримръ, замчаетъ Назаровъ, согласно канонамъ, духовенство должно избираться прихожанами, но мстные крупные помщики добивались отъ епископовъ постановленія во священники своихъ холоповъ, черезъ которыхъ и извлекли изъ народа лишніе доходы. ‘Да, ставленный священникъ — какое слово правды ученія Христова могло исходить отъ него къ человку, котораго онъ былъ собственностью, рабомъ? То же самое и къ народу, котораго онъ могъ учить и наставлять только тому, что было выгодно его господину’…
Потянулись вка крпостного права. Какъ могъ вынести его народъ? Народъ, отвчаетъ Назаровъ, ‘былъ доведенъ до конца умственнаго отупнія, вслдствіе котораго и былъ потомъ способенъ переносить надъ собой такія страшныя надругательства’… И онъ приводитъ рядъ мстныхъ воспоминаній и преданій объ ужасахъ крпостного права. Такъ, напримръ, помщикъ Демидова’ въ сел Турабьев и прилегающихъ къ нему деревняхъ (Юрьевскаго узда, Владимірской губерніи) ввелъ въ своихъ помстьяхъ jus primae noctis, другой помщикъ ввелъ такой обычай: драть арапникомъ на своей конюшн по опредленному числу человкъ въ день — ‘есть виновные или нтъ, а чтобы положенное количество было выдрано’… Другіе травили собаками крестьянскихъ дтей, такъ, напримръ, въ сельц Грибанов (того же узда) помщикъ Хилковъ затравилъ собаками крестьянскую двочку, ‘псарь Миркидошка Сдой, явившись на мсто травли, находитъ оглоданнаго ребенка еще живымъ, берета’ его и ударяетъ о березу’…
‘Вотъ’ до чего былъ доведенъ первый владтель своей земли, народъ!— восклицаетъ Назаровъ.— Если бы исходить всю Россію изъ конца въ конецъ, собрать народныя преданія о народныхъ поруганіяхъ, то ихъ столько бы набралось, что не могли бы вмстить этихъ книгъ многія библіотеки… Да, народъ призвалъ князей съ ихъ дружиной для отправленія правосудія, а также и для защиты своей земли отъ набговъ и разореній сосднихъ народовъ, а не для того, чтобы эти избранные его правители обезправили и обезземелили его, перваго владтеля земли, не для того, чтобы поставили его въ рабское положеніе плнника! Нтъ! въ этомъ нта’ закона, его не видно тутъ — тутъ одинъ произволъ и насиліе!’…
Таковы итоги московскаго періода русской исторіи. Но вотъ является Петръ, а вмст съ нимъ, по мннію Назарова, на историческую сцену выступаетъ и самъ русскій народъ. Петръ создаетъ крестьянскую регулярную армію, длаетъ рекрутскіе наборы, опирается не на дружинниковъ, а на весь народъ — и Россія покоряетъ полъ-міра, шведы побждены, русскіе вышли къ ‘европейскому свту’, затмъ ‘покорили черноморскіе берега, присоединили Польшу, покорили Кавказъ, Закавказье, Средне-азіатскія владнія, побдили Наполеона’… Такимъ образомъ, самъ народъ возвелъ Россію на степень могущественной державы, раздвинулъ предлы государства и далъ стран внутренній міръ: ‘вотъ въ этой великой, первоклассной держав никто не страшится иностранныхъ погромовъ, какъ это было при княжескихъ дружинникахъ: въ ней купцы спокойно, безопасно торгуютъ, духовенство, монашество воспваютъ Господа, даровавшаго имъ міръ, военная каста, княжескіе дружинники, то-есть теперешнее дворянство, съ наслажденіемъ попивало кровь изъ безправнаго народа’…
Вс они — и купцы, и дворяне, и духовенство — благоденствуютъ за счетъ крестьянства, за счетъ народа, который изнываетъ въ мучительномъ рабств и который въ то же время строитъ и устрояетъ Россію. И какъ бы отъ лица всего крестьянства Назаровъ обращается къ ‘господствующимъ классамъ’ со слдующими словами: ‘Да, насъ здсь четыре сословныхъ брата — крестьянство, купечество, дворянство, духовенство, да, сословные братья, вы должны видть мою заслугу предъ царемъ и предъ вами: до сихъ поръ я, крестьянство, одно несло военную службу, купечество и духовенство облегчено — вовсе не служило въ войск, а дворянство служило только по охот. Поэтому и выходитъ такъ, что весь этотъ путь, который прохала Россія отъ страны, разоренной междоусобицами, до степени первоклассной державы, она прохала на одномъ крестьянств’…
Такова громадная заслуга крестьянства, заслуга (по выраженію Назарова) ‘передъ царствующимъ домомъ и остальными сословіями’… И если въ оное время дружинники безъ всякой заслуги получили громадную, ‘страшную’ награду — землю и людей, то какую же награду должно было получить крестьянство, кровью своей спаявшее Россію, сдлавшее ее могущественной державой? И получило ли оно ее? ‘…Скажите же. отцы народа., спрашиваетъ Назаровъ, какую награду получило крестьянство, то-есть народъ, за такія огромныя заслуги, которыя удивляли весь міръ?’… На этотъ вопросъ самъ Назаровъ даетъ два предполагаемые отвта: наградой крестьянства могутъ назвать прежде всего освобожденіе отъ крпостной зависимости, т.-е. возвращеніе крестьянамъ части прежней воли, во-вторыхъ, такой наградой могутъ счесть отдачу крестьянамъ надльныхъ отрзковъ за выкупъ, т.-е. возвращеніе части земли. Назаровъ ршительно отвергаетъ правильность и перваго, и второго ршенія. ‘Вы, можетъ быть, скажете: что же, какъ не награда, уничтоженіе крпостного права царемъ-освободителемъ?— Это вовсе не награда. Царь-освободитель только снялъ т цпи съ народа, которыя незаконно наложилъ на него Борисъ Годуновъ, такимъ образомъ, царь-освободитель уничтожилъ то беззаконное поруганіе надъ священною личностью человка, которое создалъ Борисъ Годуновъ. Вы скажете, что царь-освободитель далъ въ награду народу надльную землю, взятую у помщиковъ за выкупъ.— Это тоже не награда. Въ надльной земл была продана за двойную цну половина той вещи пра-правнуку, которая была взята ни за что у его пра-прадда, царь-освободитель уничтожилъ беззаконіе Бориса Годунова, но въ то же время допустилъ незаконность выкупа надльной земли. Какъ сказано выше, земля была достояніемъ народа, но князья и ихъ дружинники лишили народъ права собираться на вчевыя сходки, такимъ образомъ безправный народъ не могъ удержать своей земли, на которую длали беззаконное посягательство князья и ихъ дружинники. Вотъ видите, не только часть земли безъ выкупа долженъ бы получить народъ, но и всю землю цликомъ, со всми лсами и покосами, какъ исконное свое достояніе’… ‘…Да, въ уничтоженіи крпостного права можно видть уничтоженіе беззаконія, а въ надленіи землей за выкупъ — попущеніе незаконности, но въ томъ и другомъ нтъ награды за народныя заслуги’… Но народъ такой награды и не ждетъ, и не желаетъ: онъ ждетъ только справедливости, возврата исконнаго своего достоянія, наградить же народъ нельзя ничмъ, ибо заслуги его невознаградимы (разумется, Назаровъ говоритъ здсь не только о матеріальной, но и о нравственной невознаградимости). ‘Народныя заслуги предъ государями императорами и другими сословіями невознаградимы. Если бы отцы народа отдали бы народу всю землю, и тогда не было бы награды, а только бы возвратили народу его исконное достояніе. За народныя заслуги не можетъ быть наградъ, ихъ невозможно подыскать’.
Выводъ ясенъ: ‘народныя заслуги’ не были оцнены, безправный, рабскій народъ не дождался даже простой справедливости отъ ‘господствующихъ классовъ’, загребавшихъ жаръ его руками. Для кого же народъ работалъ? Что заставляло его проливать свою кровь? Кому это было на пользу?
‘…Вы скажете, читатель,— говоритъ Назаровъ,— для чего же народъ проливалъ свою кровь въ жестокихъ войнахъ съ сосдями, запечатллъ окраины Россіи своими могильными курганами? Я могу сказать только то: для чего много столтій подъ рядъ посредин арены римскаго амфитеатра, по равному числу, партія на партію, сражались смертнымъ боемъ гладіаторы, при огромномъ стеченіи публики, которая запруживала весь амфитеатръ?.. Въ самыхъ дорогихъ ложахъ находились правители Рима, какъ-то: императоры, диктаторы, консулы, благородные патриціи съ ихъ матронами… Если дв партіи по пяти человкъ истребятъ другъ друга въ смертномъ бою, то служители желзными крючьями извлекаютъ обезображенные трупы, затмъ засыпаютъ пескомъ лужи крови, а потомъ уже вводятъ дв партіи по десяти человкъ. Эти двадцать жизней падутъ, какъ первыя, затмъ дв партіи по двадцати человкъ, — и съ этими повторится то же, и это повторялось много столтій. Вы скажете: для чего все это?’
‘Отвтъ простой: въ этомъ находили для себя удовольствіе римляне, всемірные владыки, побдители. Теперь зададимся вопросомъ: какая разница между римскими гладіаторами и нашими солдатами, которые были до царя-освободителя?..’ Отвчая на этотъ вопросъ, Назаровъ длаетъ слдующую характерную экскурсію въ область русской исторіи начала ХІХ-го вка. ‘Наполеонъ — заявляетъ Назаровъ — въ 1808 году покорилъ Польшу и тутъ же уничтожилъ крпостное право, затмъ въ 1810 году покорилъ королевство Прусское, и въ этотъ же 1810 годъ Наполеонъ продиктовалъ прусскому королю уничтожить крпостное право. Значитъ, въ обихъ этихъ странахъ крпостное право уничтожилъ Наполеонъ, да при томъ на цлое полустолтіе раньше нашего. Намъ извстно. что Наполеонъ былъ въ Москв въ 1812 году, въ которой былъ побжденъ русскими войсками, а потомъ съ позоромъ былъ выгнанъ изъ Россіи безззавтно храбрыми русскими войсками. Ну, а если бы Наполеонъ былъ не побжденъ въ Москв, если бы Наполеонъ остался такимъ же побдителемъ въ Россіи, какимъ онъ былъ въ Пруссіи и въ Польш, тогда онъ непремнно поступилъ бы такъ же въ Россіи, какъ поступилъ въ Пруссіи и въ Польш: крпостное право тутъ же бы было уничтожено… Но мы знаемъ, что русскіе солдаты побдили армію Наполеона и этимъ сами завоевали на спину своихъ братьевъ, крпостныхъ крестьянъ, палку рабовладльцевъ, господъ помщиковъ, на цлыхъ сорокъ восемь лтъ. Теперь ясно, для чего народъ проливалъ свою кровь: онъ проливалъ ее за свое безправіе. Наши солдаты завоевывали для своихъ братьевъ, крпостныхъ крестьянъ, рабское безправіе, а для господъ помщиковъ — безграничный произвола’ рабовладльцевъ. Но если русскіе солдаты въ жестокихъ смертныхъ бояхъ приносили свою жизнь въ жертву рабовладльческаго произвола господа’ помщиковъ, то зато какое удовольствіе имли эти господа помщики, когда читали газеты въ своихъ имніяхъ про самоотверженіе солдатъ!..’ ‘Теперь читатель — не безъ ядовитости заключаетъ Назарова’,— сами ршите, какая разница между римскими гладіаторами и русскими солдатами, которые сражались въ отечественной и крымской войнахъ? Гладіаторы сражались для удовольствія римлянъ, всемірныхъ владыкъ, побдителей, а солдаты сражались для удовольствія рабовладльцевъ, господъ помщиковъ…’
И такъ шло дло до тхъ поръ, пока войны были для насъ удачны, проигранная крымская кампанія дала въ результат освобожденіе измученному народу. ‘Крымская война — заявляетъ Назаровъ — была для насъ несчастіемъ потому, что не имла благопріятнаго конца, какъ отечественная, но посл этого несчастья было уничтожено крпостное право, посл этого несчастья явилась народу тнь свободы, путь къ полусвту и къ полузнанію, путь, по которому народъ прошелъ до турецкой войны, въ которой показалъ себя достойнымъ защитникомъ своихъ братьевъ по крови и по вр, южныхъ славянъ. Но вотъ посл этого народъ снова побрелъ по пути полусвта и полузнанія, до нашего времени. Вдругъ расходится среди народа слухъ, что началась война на Дальнемъ Восток съ Японіей. Народъ всколыхнулся, принялъ возбужденное состояніе. Призываютъ запасныхъ въ дйствующую армію. Разговоръ среди крестьянъ:
Первый. За что я пойду воевать? Самъ-пятъ, жена, трое дтей, одна душа — полъ-десятины въ пол — въ трехъ поляхъ…
Второй. А я безземельный, дворовый, живу портняжествомъ. Шить одежду, я думаю, и японцамъ надо, а воевать мн тоже нтъ нужды…
Третій. Кто иметъ десятки тысячъ десятинъ, тому есть за что, тотъ и шелъ бы воевать…
Четвертый. Тутъ сдлано такъ: у кого много земли, тотъ будетъ дома сидть да газеты читать, а ты и поди!..
Пятый (фабричный). А меня на что туда? У меня ничего нтъ… Ну, да все равно, гони! Я и тамъ при первомъ удобномъ случа уйду въ англійскія колоніи, а если перехватятъ японцы — сдамся, а воевать не буду!..
(Расходятся, проходитъ полицейскій).
‘И въ самомъ дл: пораженіе сухопутныхъ армій, бунты на эскадр, уничтоженіе всей русской морской силы, а тамъ полтораста тысяча, военноплнныхъ русскихъ въ Японіи — что же все это значитъ? А потомъ бунты въ собственныхъ портахъ, мятежи по всей Россіи, бой на баррикадахъ въ Москв — что все это значитъ?..’
И отвтъ, который дается Назаровымъ на этотъ вопросъ, является въ то же самое время общимъ резюме ко всмъ его тремъ вышеизложеннымъ статьямъ.
‘Отвта’ простой: на земл нтъ ничего постояннаго, все идетъ и измняется. Періодъ безправнаго, рабскаго, слпого повиновенія прошелъ безвозвратно. Еще разъ повторю: народъ. призвалъ князей съ ихъ дружинниками для отправленія правосудія и для защиты страны отъ набговъ сосднихъ народовъ, а не для того, чтобы князья обезземелили его, перваго владтеля земли, не для того, чтобы князья передали его землю дружинникамъ, этотъ захватъ народной земли — незаконный и насильственный. Если народъ проситъ передать землю въ его руки, то онъ проситъ уничтоженія беззаконія и насильства. Отцы и попечители народа! услышьте гласъ народа, избавьте отъ грабежа и насилія, которые онъ терпитъ отъ земельной собственности, передайте народу даръ небеснаго Отца!..’
Таково воззрніе русскаго крестьянства на частную земельную собственность… Въ статьяхъ Назарова ясно и рельефно выражена если не мысль, то чувство большинства, представителей деревни, мы имемъ право на такое обобщеніе, ибо и самъ Иванъ Назаровъ — крестьянинъ уже стараго поколнія, типичный рядовой крестьянинъ, стоявшій всю свою жизнь вн всякихъ просвтительныхъ вліяній, уже давно пришедшій къ основнымъ положеніямъ своихъ статей (и только недавно ихъ сформулировавшій, что отразилось на форм изложенія). Кром того, сдлать подобное обобщеніе позволяетъ намъ и указанный выше фактъ восторженнаго отношенія крестьянскихъ массъ къ неоднократно читаннымъ имъ мною статьямъ Назарова.
Этими. статьями резюмируется и исчерпывается точка зрнія крестьянскихъ митинговъ и собраній на теоретическую сторону вопроса о частной земельной собственности, но именно эта сторона вопроса почти совсмъ не дебатировалась на собраніяхъ, слишкомъ уже элементарна для каждаго крестьянина та мысль, что вся земля должна принадлежать земледльцу. Центръ тяжести споровъ сосредоточивался на формахъ владнія землей, посл того, когда она вся отойдетъ къ крестьянству, какъ къ классу, ‘сидящему на земл’. На собраніи 13-го ноября въ сел Лобцов самими крестьянами былъ ребромъ поставленъ вопросъ о томъ, какъ ‘распорядиться’ съ землей? Одинъ изъ мелкихъ земельныхъ кулаковъ, крест. дер. Кеты выступилъ съ предложеніемъ раздленія всей земли по душамъ въ вчное подворное владніе, но не встртилъ поддержки въ собраніи, наоборотъ, ему не дали договорить до конца, и отъ лица всего собранія ему возражалъ одинъ старикъ изъ дер. Бурачихи: ‘Подворное вчное владніе — для насъ одинъ зарзъ. Вотъ въ нашей деревн передляемъ землю по ревизскимъ душамъ — оно и выходитъ безъ мала на одно и то же, что подворное владніе,— а что въ томъ хорошаго? Вотъ у насъ иная двка 5 душъ земли иметъ, а иной парень идетъ на сторону, такъ какъ всего-то у него 1/2 души земли… Такъ и со всми будетъ, если всю землю подлить навки’… Эта рчь была встрчена утвердительнымъ гуломъ собранія: ‘врно, врно!’… ‘Не по Божьему это выйдетъ!’… ‘Лтъ черезъ двадцать тогда, гляди, сожмутъ всхъ въ кулакъ богатеи…’ и т. п. Тутъ же рчь зашла и о манифест 3-го ноября, о покупк земли черезъ крестьянскій банкъ и о правительственномъ сообщеніи отъ 3-го ноября (о переход надльныхъ земель, согласно ‘Положенію о выкуп’ и въ отмну закона 14-го декабря 1893 г.,— въ полную крестьянскую собственность, начиная съ 1-го янв. 1907 г.). Къ послднему закону собраніе отнеслось вполн отрицательно, предполагая, очевидно, въ немъ выраженный implicite тотъ же переходъ частной собственности на землю и опасаясь одинаковаго результата — концентраціи земель въ рукахъ кулаковъ. Что же касается дятельности крестьянскаго банка, то нечего и говорить, что отношеніе къ ней крестьянъ безусловно отрицательное, особенно тамъ (напр., въ Глумовской волости), гд черезъ посредство крестьянскаго банка цлый рядъ имній перешелъ въ руки крестьянъ. На томъ собраніи, о которомъ идетъ рчь, одинъ молодой крестьянинъ произнесъ настоящую филиппику противъ крестьянскаго банка, по моей просьб онъ потомъ записалъ свои слова (довольно близко) и принесъ мн цлую маленькую статейку о крестьянскомъ земельномъ банк, подписавшись характернымъ псевдонимомъ: ‘Молодой, не вытерпвшій крестьянинъ’… Это крестьянинъ лта’ 21—22, иметъ брата на фабрик, самъ постоянно читаетъ газеты (‘Сынъ От.’, ‘Русск. Вд.’), что и отразилось на его слог. Вотъ эта статейка: ‘Нсколько словъ о крестьянскомъ земельномъ банк’.
‘Правительство объявило, что операціи крестьянскаго земельнаго банка будутъ расширены. И мропріятіемъ этимъ, будто бы, будетъ устранено то крестьянское малоземелье, которое такъ чувствительно стало за послднее время, что привело крестьянъ къ такимъ аграрнымъ волненіямъ и безпорядкамъ. Но неужели правительство не можетъ или не хочетъ понять и вникнуть въ настоящія нужды крестьянскаго населенія? Вдь такими ничтожными мрами въ настоящее время вовсе невозможно удовлетворить нужду крестьянина, да при томъ еще крестьянина раздраженнаго… Вдь не вс же землевладльцы согласны будутъ продать свои собственности, эти господа не такъ-то легко откажутся отъ удовольствія тянуть сокъ, силы и кровь изъ крестьянскаго населенія. Ну, да допустимъ, что нкоторые землевладльцы и продадутъ свои участки крестьянамъ, то опять же таки воспляшутъ эти дармоды, а никакъ не крестьяне… Ну, какая же тутъ будетъ помощь крестьянской бд? Тутъ будетъ только одно разореніе и безъ того уже обнищалаго крестьянина’.
‘Какая тутъ страшная картина представится передъ взоромъ даже простого наблюдателя!— Изъ одной половины крестьянъ попрежнему будутъ тянуть сокъ и кровь землевладльцы, а другая половина крестьянъ, воспользовавшись помощью крестьянскаго земельнаго банка и купивъ въ вчность по жалкому клочку земли, благодаря этой услуг и якобы ‘отеческой опек и заботливости’, обязана будетъ платить въ это ‘благотворительное’ учрежденіе годовъ 50 такія огромныя суммы, что будетъ плечамъ и спин жарко!.. И какой коварный замыселъ скрывается въ этомъ благотворительномъ для крестьянъ учрежденіи! Въ настоящее время у крестьянъ купленной земли мало, вся она еще находится въ рукахъ немногихъ крупныхъ землевладльцевъ, а потому и противоположность интересовъ находится между небольшой кучкой обирохъ и дармодовъ и массой крестьянъ. Но если это благотворительное учрежденіе просуществуетъ годовъ двадцать или тридцать, то противоположность интересовъ окажется уже и между крестьянами, такъ какъ нкоторые крестьяне, купившіе клочокъ земли и почти уже выкупившіе ее, не захотятъ уступить ее даромъ… И вотъ тогда уже крупные землевладльцы и правительство будутъ какъ за каменной стной, только и скажутъ, поглядывая на насъ: грызитеся, молъ’!..
‘Но если бы попечители и отцы народа хотли отъ всей души и чистаго сердца помочь народа, то надо помогать уже и’ такими ничтожными и при томъ гнусными благотворительностями. Въ настоящее время пора бы уже и даже крайне необходимо произвести въ Россіи такую земельную реформу, чтобы каждый житель получилъ земли по равному количеству. Сдлать это необходимо и въ силу простой справедливости. Ради этого и такъ уже много пролито невинной крови и принято много горя и мученій, и конца имъ не видно, а потому, пока есть время, надо бы ршить съ этимъ вопросомъ и предотвратить еще большія бды и несчастія. Надо бы уже правительству пойти навстрчу народнымъ требованіямъ и желаніямъ’…..
‘Молодой, не вытерпвшій крестьянинъ’…
Въ этой статейк съ полной ясностью и очевидностью отражается отношеніе крестьянства къ покупк земли въ собственность отъ землевладльцевъ, отъ всякой покупки крестьяне категорически отказывались. Какая ужъ тутъ могла быть рчь о покупк отдльныхъ земель, если подавляющее большинство крестьянъ не хотло ничего слышать о выкуп всей земли, основываясь при этомъ на мотивахъ чисто этическаго характера? Въ одномъ изъ приговоровъ, написанномъ въ сел Скомов, дважды подчеркивается твердое ршеніе крестьянства, ни въ коемъ случа землю ‘не отнюдь выкупать’… Это ‘не отнюдь’ по отношенію къ выкупу было убжденіемъ всхъ и каждаго въ деревн.
Но въ только-что приведенной статейк есть боле интересный пунктъ, по поводу котораго произошли глубоко характерные дебаты и на собраніи 13-го ноября. Это — указаніе на немедленную необходимость такой земельной реформы въ Россіи, ‘чтобы каждый китель получилъ земли по равному количеству’… Именно посл этихъ словъ ‘молодого, не вытерпвшаго крестьянина’ поднялся старикъ изъ деревни Пинагоръ съ такимъ предложеніемъ: ‘Земля, братцы, пусть будетъ вся общественная, только длитъ ее пусть не сельскій сходъ, а волостной, а еще лучше — уздный. Скажемъ такъ: пошлемъ мы отъ каждаго сельскаго схода одного уполномоченнаго въ уздный городъ (Юрьевъ-Польскій), соберется ихъ тамъ столько, сколько сходовъ въ узд, примрно человкъ двсти-триста. Вотъ они и обсудятъ, и увидятъ — гд земли мало, гд много, отъ кого взять, кому дать. А лтъ черезъ пять, шесть, десять опять соберутся и опять всю землю передлятъ’… Такимъ образомъ, идея соціализаціи земли по областямъ непосредственно родилась въ народномъ сознаніи, выступившій слдующимъ ораторомъ одинъ изъ присутствовавшихъ ‘интеллигентовъ’ только подробне развилъ эту мысль и разсказалъ о различныхъ теоріяхъ соціализаціи и націонализаціи земли. Интересно, что вс симпатіи присутствовавшихъ крестьянъ оказались на сторон соціализаціи, такъ какъ, очевидно (и это выяснилось изъ преній), большинство опасалось централизованной власти въ вопрос о передл земель при націонализаціи и потому стояло за областное начало — уздъ и губернію. Но тутъ же самими крестьянами была высказана необходимость новаго областного дленія — по формамъ экономическихъ отношеній, напр.: ‘пусть Аньковская волость отойдетъ тогда къ Ярославской губерніи — они люди отхожіе и торговые, у нихъ и длежъ земли другой будетъ’, и т. п., опускаю подробности споровъ о преимуществахъ націонализаціи, напр., въ вопрос о переселеніяхъ {Надо замтить, что термины ‘соціализація’ и ‘націонализація’ не покрываютъ собою того содержанія, которое вкладывалось крестьянами въ рчи о раздл земли, употребленіе здсь этихъ терминовъ вполн условно.}.
На слдующемъ собраніи 20-го ноября въ сел Скомов собралось до 600 крестьянъ изъ окрестныхъ деревень, такъ какъ среди нихъ было десятка три-четыре побывавшихъ на всхъ предыдущихъ митингахъ, то эта группа лицъ уже выдляла изъ себя рядъ ‘лидеровъ’, толковыхъ, иногда даже талантливыхъ ораторовъ. Поэтому собраніе прошло въ громадномъ порядк и оказалось весьма содержательнымъ, прежде всего были повторены, объяснены и еще разъ формулированы основныя положенія предыдущихъ собраній. Передача земли безъ выкупа трудящемуся на ней классу, соціализація земли, уравнительное землепользованіе, передлы черезъ 5—10 лтъ — вотъ краткое резюме тхъ положеній, которыя повторялись (и принимались) на каждомъ собраніи, но каждое собраніе вносило и отъ себя кое-что новое. На этомъ собраніи 20-го ноября первый изъ новыхъ ораторовъ, крестьянинъ деревни Наталихи, затронулъ вопросъ — какъ на практик провести уравнительный передлъ, мысль его была такова: немедленно по отчужденіи всхъ земель въ пользу всхъ трудящихся не производить перваго передла, а сначала общими силами, путемъ соглашенія выборныхъ отъ обществъ, расцнить всю землю, раздлить ее по качеству на разряды: ‘сперва расцнка, а потомъ разверстка, вотъ какъ я думаю, ребята’… Если же сразу разверстать (по приблизительнымъ подсчетамъ), то не миновать всякихъ кляузъ и взятокъ… Съ ораторомъ вс согласились, что, конечно, разверстка должна произойти посл расцнки, но ему возражали, что никакія ‘кляузы’ въ такомъ ‘общественномъ’ дл невозможны: ‘каждый будетъ подъ глазами всхъ и права у всхъ будутъ одинаковы’… ‘Нтъ, братъ, т времена, прошли! Съ помщика грошъ, а съ меня рубль возьмешь — шалишь! этого больше не будетъ’… и т. п. Этимъ вопросъ былъ исчерпанъ.
Новый ораторъ, старый крестьянинъ изъ села Тукова, сразу возбудилъ глубокій интересъ и жадное вниманіе всей толпы слушателей, смыслъ его рчи былъ тотъ, что соціализація земли есть палліативъ, и что черезъ 15—20 лтъ опять будутъ малоземельные крестьяне, и ‘опять вс мы будемъ въ кулак у кулака’… Пусть вся земля будетъ передана народу, пусть будетъ уравнительное землепользованіе, пусть будутъ передлы земли лтъ черезъ 5—10, пусть на душу причтется, напримръ, по 3 десятины. ‘Теперь, примрно, такъ: у меня семья въ 5 душъ и у тебя семья въ 5 душъ, я мужикъ бдный, ты — богатый, у тебя и плутъ-скоропашка, и дв лошади, и корова, и овцы, и всякая снасть, а у меня лошаденка ледащая, я сохой землю ковыряю, а, можетъ, я вовсе безлошадный. Теб причтется 15 десятинъ и мн 15 десятинъ — да что мн въ нихъ толку? Разв мн съ моей снастью въ силу ихъ обработать? Да я и половины того не выработаю, что ты, да къ теб же еще и за хлбомъ весною приду. Значитъ, братцы вы мои, не въ одной земл тутъ дло: дай мн землю, да дай и силу ее обработать. А ежели я безлошадный? Или возьмемъ такъ: у меня въ первый же годъ лошадь пала и изба сгорла — тутъ какъ быть? И опять-таки я со всей своей землей могу попасть въ лапы къ тому же кулаку, который и теперь изъ меня кровь сосетъ’… Эта рчь и была основной темой всего собранія 20-го ноября, боле десяти человкъ отвчали на нее, предлагали свои мннія и соображенія — какъ устроить такъ, ‘чтобы кулакомъ въ деревн и не пахло’ и чтобы деревенская бднота была избавлена отъ необходимости сама своей рукой накидывать себ на горло петлю — обращаться къ кулаку. Особенно выдлилось мнніе четырехъ крестьянъ. Первый предлагалъ всеобщее обязательное страхованіе скота и построекъ въ томъ собраніи выборныхъ отъ крестьянъ, которое будетъ собираться отъ всего узда (см. выше),, другими словами, онъ предлагалъ своего.рода взаимную круговую поруку отъ несчастныхъ случаевъ, но круговую поруку между членами всего волостного, узднаго и даже областного крестьянства, а не только между членами одного сельскаго общества. ‘Какъ думаете, православные, во всемъ, значитъ, нашемъ узд будетъ крестьянскихъ дворовъ тысячъ двадцать-тридцать? Я такъ думаю — будетъ. Примрно сказать — пала у у меня лошадь: собирай съ каждыхъ двухъ-трехъ дворовъ по копйк! А ежели не съ узда, а съ губерніи — еще лучше! Собирать придется хоть и часто, да по малу — и выйдетъ оно совсмъ по-божьему!’…— Второй ораторъ — старозавтный, срый, даже неграмотный крестьянинъ села Дубровики, самъ того не подозрвая, чуть ли не буквально предложилъ теорію Прудона о народномъ банк съ его безвозвратными ссудами. Третій высказалъ мысль о необходимости уравнительныхъ передловъ не только земли, но и живого и мертваго инвентаря (‘снасти’, по мстному выраженію): ‘пусть и весь скотъ, и вс плуги, вс жнейки, все длится вмст съ землей’… Это предложеніе вызвало и смхъ, и негодованіе: ‘а ну-ка, подли семь плуговъ на сорокъ дворовъ! Эхъ ты, голова съ затылкомъ! Мою лошадь, да чтобъ я на передлъ отдалъ!’… и т. п. Когда же ораторъ договорилъ свою мысль, требуя общественнаго производства работъ такъ, чтобы ‘все было общественное — тогда не будетъ ни богатыхъ, ни бдныхъ и кулаку негд будетъ завестись’,— то собраніе отнеслось къ этому еще боле отрицательно, въ изобиліи посыпались почти буквально т же возраженія, которыя когда-то длалъ Иванъ Ермолаевичъ Глбу Успенскому: ‘Нешто это возможно! нестаточное это дло! тутъ никакихъ способовъ нтъ: сообща работать — это не выйдетъ! какъ можно! снасть разная, лошадь разная, навозъ разный, и трудъ, по мужику глядя, разный — тутъ какъ быть?.. Нтъ, не выйдетъ! у одного, одинъ характеръ, у другого другой!.. Вотъ еслибъ вс люди ангелами были, тогда сдлай милость!’… И т самые крестьяне, которые возставили противъ подворной земельной собственности, явились въ этомъ эпизод наиболе яркими выразителями индивидуалистическихъ хозяйственныхъ тенденцій.— Наконецъ, послдній изъ ораторовъ-крестьянъ, говорившій уже въ самомъ конц затянувшагося собранія, высказалъ ту мысль, что, конечно, даже переходъ всей земли народу будетъ палліативомъ, если будетъ вполн изолированнымъ фактомъ, но если переходъ этотъ будетъ сопровождаться широкимъ ростомъ школьнаго дла, просвщеніемъ массъ, уничтоженіемъ попечительной опеки надъ крестьянствомъ,— то дло можетъ принять и другой оборотъ. ‘Вотъ тутъ говорили, что какъ ни устраивай длежъ земли, когда она вся будетъ наша, а все-таки бднаго мужика безпремнно кулакъ слопаетъ. Что и говорить — жить вс равно какъ по-божьему мы только и будемъ въ царств Божіемъ, но только все это, господа-собраніе, одни напрасные разговоры… Я думаю такъ: когда вся земля будетъ наша и когда длить мы ее будемъ поровну, то и тогда изъ нашего брата будутъ и таланные и безталанные, толковые и безтолковые, и богатые и бдные, но объ этомъ намъ теперь и толковать нечего. Вотъ у меня теперь семья самъ-шестъ, по 1/4 десятины надльной, три десятины покупаю (т.-е. арендуетъ. И.-Р.) по 20 руб., обложенія въ годъ плачу съ души рублевъ 15, ежели же мн дадутъ земли хоть по десятин на душу, да раза въ три убавятъ налоги — Господи, Боже мой! неужто не станетъ мн свободнй? Такъ я, такъ и другіе… А чтобы потомъ насъ опять-таки кулакъ не слопалъ — надо намъ школъ побольше, а земскихъ начальниковъ поменьше: дай намъ воли, дай книжку понять, такъ мы и сами съ кулакомъ управимся! А коли все же найдутся неудачливые въ нашемъ крестьянскомъ дл,— такъ ихъ тогда не должно быть много. Я думаю такъ: процентовъ 10 будетъ у насъ мужиковъ богатеевъ, процентовъ 70 насъ смогутъ оправдать свои семейства, а если остальные проценты и уйдутъ на фабрику — то и имъ, и намъ хорошо, на фабрик тогда цны будутъ дороже, потому что народу меньше, а совсмъ безъ фабрикъ и намъ нельзя: куда мы тогда продавать будемъ ленъ? гд достанемъ, примрно, спички, табакъ, ситецъ и другіе продукты?’ (процентъ, продуктъ — таково мстное произношеніе этихъ словъ)… И такой взглядъ на соціализацію земли не какъ на окончательное ршеніе соціальной проблемы, а какъ на немедленное осуществленіе неотложныхъ потребностей крестьянства, не какъ на водвореніе царства Божьяго на земл, а какъ на осуществленіе возможности ‘вздохнуть свободно’ — такой взглядъ, насколько можно судить, присущъ большинству крестьянства.
Вотъ приблизительно все наиболе существенное изъ того, что мн пришлось слышать и записать на деревенскихъ собраніяхъ по вопросу о земл. Изъ общаго представленнаго здсь резюме видно, что все, служившее предметомъ преній въ журнальныхъ статьяхъ и спорахъ партій по аграрному вопросу, все это наша глухая деревня передумываетъ теперь сама. На чью сторону склоняются ея ршенія — это достаточно очевидно, во всякомъ случа, каждый изъ боле или мене знакомыхъ съ современной деревней можетъ формулировать свои впечатлнія очевидца только слдующимъ выводомъ: раньше или позже срая русская деревня справится съ аграрнымъ вопросомъ не только безъ насъ, но даже и вопреки намъ, если мы будемъ отстаивать недостаточно радикальное ршеніе этого вопроса.
Этотъ выводъ вполн опредляетъ и отношеніе Крестьянства къ различнымъ политическимъ партіямъ, въ настоящее время агитирующимъ въ деревн. Отношеніе крестьянъ къ соціальной сторон программъ партій с.-р. и с.-д. ясно изъ всего вышеизложеннаго, что касается партіи к.-д., то она не можетъ имть въ деревн сколько-нибудь осязательнаго успха изъ-за своей аграрной программы. Преграмму эту авторъ настоящихъ строкъ неоднократно читалъ и на крестьянскихъ собраніяхъ, и отдльнымъ крестьянамъ — всегда и повсюду съ одинаковымъ результатомъ, результатъ этотъ чаще всего уяснялся фразами въ род: ‘нтъ, этакъ дло не выйдетъ!’… ‘какъ тамъ хотятъ, а нашего согласія на это нтъ!’… ‘на это не пойдемъ!’… ‘нтъ, ужъ къ этой партіи мы не припишемся!’… и т. п. Характеренъ эпизодъ, происшедшій на громадномъ крестьянскомъ митинг въ Юрьев-Польскомъ 31-го октября (о митинг этомъ были сообщенія въ ‘Сын Отечества’, ‘Нашей жизни’ и др. газетахъ). На этомъ митинг присутствовало около 1500 крестьянъ со всего узда, а въ числ ораторовъ выступалъ, между прочимъ, одинъ рабочій с.-р. и одинъ членъ к.-д. партіи. Аграрная программа, формулированная рабочимъ, раздлялась, очевидно, всмъ собраніемъ, то и дло слышались восклицанія: ‘врно, врно! на другое мы не согласны! этому такъ и быть!’ Но лишь только ораторъ перешелъ къ рзкому выраженію своихъ политическихъ идеаловъ, какъ отношеніе къ нему слушателей стало холоднымъ и недоброжелательнымъ. Посл этого заговорилъ прис. пов. С., членъ к.-д. партіи. Пока онъ говорилъ о бюрократіи, клеймилъ поработителей народной свободы, развивалъ умренную правовую и политическую сторону программы партіи к.-д.— рчь его встртилась знаками одобренія и сочувствія всей толпы, но лишь только онъ перешелъ къ изложенію аграрной программы своей партіи, какъ настроеніе слушателей измнилось и послышались отдльные голоса: ‘это дло намъ неподходящее!’… ‘слыхали мы такихъ!’… ‘эй, баринъ, а сколько у тебя у самого земли-то?’… и т. п. И если въ вопросахъ политическихъ и правовыхъ темная масса крестьянства несомннно склоняется — это надо признать — ближе къ партіи к.-д. (если не праве), то аграрная программа этой партіи обрекаетъ ее на полное безсиліе въ деревн. Характерно резюмировалъ свои впечатлнія отъ двухъ вышеприведенныхъ рчей (на собраніи 31-го октября) одинъ захолустный крестьянинъ: ‘кабы къ тому, что говорилъ о земл картузъ, прибавить, что говорила о начальств шляпа — вотъ это было бы дло! такого человка мы бы и въ земскую думу послали!’… И, вроятно, для всякаго работавшаго теперь въ глухой деревн ясно, что наибольшимъ успхомъ въ крестьянств пользовалась бы та партія, которая съ революціонной соціальной программой соединила бы ‘либеральную’ программу политическую… Конечно, существованіе такой партіи — pium desiderium, ибо какъ извстно —
Въ одну телгу впрячь не можно
Коня и трепетную лань…
Но невозможное въ город возможно въ деревн: сама жизнь искусственно устраиваетъ среди крестьянъ ту третью партію, которая не можетъ создаться естественно, партію ‘к.-с’, конституціоналистовъ-соціалистовъ, въ общемъ и получается нчто средне-пропорціональное между ‘картузомъ’ и ‘шляпой’… И, конечно, сущность дла гораздо глубже, чмъ полагаютъ нкоторые представители конституціонно-демократической партіи. Крестьянскія требованія ‘всей земли’ основаны не только на экономическомъ базис, не говоря уже о томъ, что видть причину этихъ требованій въ некультурности крестьянъ, въ ихъ правовомъ невжеств, въ ихъ разыгравшемся аппетит, намренно раздраженномъ въ цляхъ ‘предвыборнаго уловленія’ крайними лвыми партіями — еще боле близоруко и неврно. Достаточно было побывать на ряд крестьянскихъ собраній, достаточно ознакомиться хотя бы съ вышеприведенными статьями Ивана Назарова, чтобы видть, насколько глубоко базируются земельныя требованія крестьянъ не только на экономическомъ, но и на этическомъ фундамент. Идти противъ такого народнаго убжденія, такъ глубоко обоснованнаго — тщетная попытка борьбы со стихіей…
Таковы впечатлнія, вынесенныя авторомъ изъ глухой деревни, и таковъ отвтъ самой дйствительности на вопросъ: что думаетъ народъ? Конечно, въ это ршеніе нужно внести коррективъ: нельзя обобщать на всю ‘деревню’ впечатлнія, вынесенныя изъ одного медвжьяго угла одного узда, какъ ни различны въ разныхъ частяхъ его формы экономическихъ отношеній. Народъ въ настоящее время дифференцируется на слои, на партіи, иногда глубоко-несходныя, въ зависимости отъ мстныхъ условій, отъ формъ земельныхъ отношеній, но, не обобщая на всю крестьянскую массу полученные выше выводы, можно отнести ихъ, по крайней мр, къ большинству русскихъ общинниковъ-крестьянъ, исключивъ отсюда крестьянъ-собственниковъ. И познакомившись только съ одной ‘деревней’ — въ буквальномъ смысл — можно уже съ нкоторой степенью вроятности заключить о настроеніи деревни вообще. Посл же долгаго знакомства съ цлымъ райономъ, посл участія въ многочисленномъ ряд крестьянскихъ собраній, посл близкаго общенія съ цлымъ рядомъ крестьянъ,— авторъ считалъ себя въ прав отчасти обобщить свои наблюденія и говорить, согласно своимъ впечатлніямъ очевидца, о томъ, ‘что думаетъ деревня’, ‘что думаетъ народъ’…
Политическія настроенія деревни поддаются формулировк и опредленію гораздо трудне, чмъ ея соціальныя врованія и надежды. Малоземельное большинство русскаго крестьянства надется на передачу всхъ земель въ руки ‘всхъ трудящихся на земл въ пот лица’ и вруетъ въ необходимость упраздненія частной земельной собственности и перехода земли въ собственность боле или мене крупныхъ общественныхъ единицъ: таковъ выводъ, таково впечатлніе отъ непосредственнаго знакомства съ русской деревней. Суммировать въ подобной же формул политическія убжденія русскаго крестьянства не представляется возможнымъ: они не вылились въ одно общее русло, хотя несомннно, что взаимно-сталкивающіеся политическіе (въ широкомъ смысл) взгляды различныхъ представителей деревни иногда являются вполн родственными другъ другу по существу. Характернымъ примромъ можетъ служить слдующій эпизодъ, имвшій мсто на большомъ крестьянскомъ собраніи 13-го ноября 1905 г. въ сел Лобцов: въ конц собранія возгорлся жестокій споръ между однимъ ‘сознательнымъ’ крестьяниномъ и однимъ изъ наиболе ярыхъ представителей мстной ‘черной сотни’ (какъ ни неудачно это названіе, но оно пустило корни въ деревн). Черносотенецъ съ ругательствами напалъ на ‘сознательнаго’, крича во весь голосъ: ‘нешто это можно такъ? Что вы о себ думаете? Бога не почитаете, царя не признаете!.. Да какъ это возможно, чтобы противъ начальства идти!? Разв не слыхалъ: нсть власть аще не отъ Бога!’…— ‘Сознательный’ вразумлялъ хладнокровно: ‘Да пойми ты, голова съ затылкомъ — никто противъ Бога не идетъ… Мы тутъ о земскихъ толкуемъ (т.-е. о земскихъ начальникахъ, И.-Р.), а ты о Бог’… Черносотенецъ сразу понизилъ тонъ и возразилъ съ нкоторой обидой въ голос: ‘О земскихъ!.. Будто я за земскихъ!.. Да дай Господи (тутъ онъ перекрестился),— пропади они вс до послдняго!’…— На этой почв сошлись вс, и въ 5-й пунктъ составлявшагося въ этомъ собраніи сельскаго приговора было внесено: ‘Желаемъ также, чтобы прекратили земскихъ начальниковъ намъ, крестьянамъ, они ни къ чему’… И подъ этимъ приговоромъ однимъ изъ первыхъ подписался воинственный черносотенецъ… Подобный случай — не единичный, мы укажемъ ниже, какъ часто приходили къ внутреннему соглашенію, несмотря на вншнее разногласіе, представители различныхъ политическихъ партій въ деревн.
Однако вншнее разногласіе — неоспоримо. Особенно рзко проявлялось оно на крестьянскихъ собраніяхъ, когда отъ обсужденія земельнаго вопроса переходили къ разговорамъ на политическія темы. Пока обсуждался вопросъ о земл,— громадное большинство собранія всегда было единодушно въ своемъ требованіи перехода всхъ земель въ руки земледльцевъ, на началахъ уравнительнаго землепользованія, отдльные голоса кулаковъ и крестьянъ-собственниковъ дружно заглушались собраніемъ. Но лишь только вопросъ касался ‘политики’,— голоса сейчасъ же раскалывались, образовывались партіи, иногда начинались пререканія, въ род описаннаго выше. Этимъ всегда пользовались т немногочисленные богатеи и собственники, для которыхъ самый фактъ крестьянскихъ собраній былъ бльмомъ на глазу, они старались всегда возбуждать разговоры на ‘острыя’ темы, разсчитывая этимъ привлечь собраніе на свою сторону и дискредитировать группу ‘сознательныхъ’ крестьянъ. Иногда бывало такъ: во время рчи ‘сознательнаго’ о земл, о прирзк, о передлахъ и т. п. изъ заднихъ рядовъ толпы вдругъ раздавался враждебный голосъ: ‘буде паутину-то на глаза налплять!.. Ты лучше вотъ что скажи: нуженъ царь, али вы, головы, и безъ него обойдетесь?’… Или: ‘про землю-то ты куды какъ хорошо баешь! А самъ-то ты въ церкву ходишь, аль нтъ?’… и т. п. ‘возраженія’, построенныя по формул: въ огород бузина, а въ Кіев дядько.
Какъ бы то ни было, но существованіе въ русской деревн достаточно ярко обозначенныхъ политическихъ партій — фактъ, не подлежащій спору, надо только имть въ виду, что къ этимъ партіямъ совершенно не приложимы наши обычныя политическія рубрики и трафаретки. Конечно, есть единичные крестьяне, вполн убжденно примыкающіе къ партіямъ с.-р., с.-д., к.-д., есть одинокіе представители ‘союза русскаго народа’ (особенно изъ крупныхъ кулаковъ), но вся широкая масса крестьянства стоитъ совершенно въ сторон отъ подобныхъ партійныхъ подраздленій. Мн уже случилось указать, что соціальная программа либеральныхъ партій (не говоря уже о партіяхъ боле правыхъ) настолько же не удовлетворяетъ большинство крестьянства, насколько и политическая программа лвыхъ партій: крестьяне ‘переросли’ первую и ‘не доросли’ до второй, они остановились посредин и ищутъ чего-то средняго между ‘картузомъ’ и ‘шляпой’, между программами партій с.-р. и к.-д., такъ что сама жизнь выдвигаетъ въ настоящую минуту въ деревн, казалось бы, фактически невозможную партію ‘к.-с.’. Во всякомъ случа въ настоящій историческій моментъ только формулой ‘к.-с.’ можно хоть съ нкоторой степенью приближенія опредлить доминирующее настроеніе русской деревни, боле точное представленіе можно составить только посл детальнаго знакомства съ отдльными представителями разныхъ группъ крестьянства.
Дифференціація по политическимъ партіямъ чаще всего зависитъ въ деревн отъ различія формъ экономическихъ отношеній, это — наиболе общій случай. Конечно, бываетъ и иначе: иногда и малоземельный, ‘подкабальный’ крестьянинъ является убжденнымъ и рьянымъ черносотенцемъ, а иногда и крестьянинъ крупный собственникъ оказывается дятельнымъ членомъ крайнихъ лвыхъ партій, извстно, однако, что исключенія только подтверждаютъ правило. Въ данномъ случа правиломъ можетъ считаться то явленіе, что почтиы вс кулаки, вс крупные собственники-крестьяне образуютъ собою ядро ‘крайней правой’ въ русской деревн, нарушая этимъ тотъ выводъ покойнаго ортодоксальнаго марксизма, согласно которому деревенскій ‘кулакъ’ есть и экономически, и политически прогрессивное явленіе въ русской деревн. Деревенскій кабатчикъ и кулакъ — писалъ г. Струве уже въ конц 90-хъ годовъ — представляетъ изъ себя ‘высшій типъ человческой личности,— личности, которая ставитъ вопросъ о своихъ правахъ и мучится ихъ непризнаніемъ’… Въ настоящее время сама жизнь наглядно показала, насколько противоположно истин подобное утвержденіе… Если вы въ разгар крестьянскаго собранія, въ середин рчи оратора о крестьянскомъ безправіи и о необходимыхъ правахъ слышали вдругъ изъ толпы голосъ: ‘никакихъ намъ правовъ не нужно! Жили, слава теб Господи, и никакихъ тамъ свободъ не знали!’ — то могли быть уврены, что это голосъ ‘высшаго типа человческой личности’ — кулака. И надо было видть, какой взрывъ негодованія возбуждалъ такой голосъ въ толп слушателей! ‘Отростилъ пузо, такъ и безъ правовъ проживешь!’… ‘Это ты, толстоумъ, жилъ слава теб Господи, а мы такъ жили — не дай Господи!’… ‘Насосалъ, Іуда, мошну, такъ и Божьей правды понять не можетъ’ и т. п. Чаще всего кончалось тмъ, что высмянный и изруганный высшій типъ человческой личности удалялся изъ собранія подъ градомъ насмшекъ, заявляя: ‘Собрались тутъ, бунтовщики! А вотъ ужо исправникъ вамъ покажетъ, какія вамъ права нужны’… Но такой аргументъ потерялъ по тмъ временамъ всякое обаяніе, ибо и становой, и исправникъ держали себя передъ крестьянами нашего медвжьяго угла тише воды и ниже травы…
Итакъ, политическую дифференціацію въ деревн (конечно, не только въ деревн) опредляетъ различіе формъ экономическихъ отношеній. Чтобы покончить съ группой ‘крайнихъ правыхъ’, мы познакомимъ читателя съ однимъ изъ наиболе типичныхъ представителей деревенскаго черносотеннаго движенія. ‘Яковъ Ивановичъ’ изъ Холодихи — старикъ-крестьянинъ, крупный собственникъ, скупившій мало-помалу въ округ до 1000 дес. земли и лса, уже много лтъ — гласный отъ крестьянъ въ земств, подающій голосъ всегда за то, за что подало голосъ начальство: земскій начальникъ, предводитель дворянства. Въ своей округ пользуется почетомъ (‘а ты попробуй, не почти его!’ — ядовито замчаютъ крестьяне) и держитъ въ рукахъ всю крестьянскую бдноту. Такъ бы дло продолжалось и дальше, и Яковъ Ивановичъ продолжалъ бы олицетворять собою ‘высшій типъ человческой личности’, если бы не событія послдняго времени. Мирное и благоденственное житіе Якова Ивановича прекратилось. ‘Теперь мы его каждую недлю допекаемъ — разсказывалъ на одномъ собраніи со смхомъ крестьянинъ:— посл обдни сидитъ онъ въ чайной, брюхо полощетъ, а мы ему: ‘Яковъ Ивановичъ! А въ газет пишутъ — крестьянству прирзка земли будетъ’…— такъ и позеленетъ! ‘Яковъ Ивановичъ! А слышно, всю помщичью землю намъ на длежку отдадутъ!’…— такъ и затрясется весь! Только и хрипитъ: ‘а вотъ постойте!.. Я вотъ ужо вамъ… приржу! Я вотъ вамъ… отдамъ!’…— Потха!’…— Яковъ Ивановичъ ршилъ дйствовать, и задолго до петербургскихъ черносотенцевъ устроилъ въ деревн своеобразное ‘общество борьбы съ анархіей’: онъ завелъ тсныя сношенія съ мстной полиціей и началъ организовывать черносотенную ‘боевую дружину’. Дружина эта образовывалась изъ малоземельныхъ, ‘подкабальныхъ’ крестьянъ, всецло находящихся во власти кулака. Онъ ихъ спаивалъ водкой и держалъ къ нимъ подобающія рчи. Его ide fixe была слдующая: во многихъ (почти во всхъ) окрестныхъ деревняхъ идутъ разныя собранія, а вотъ въ моей округ, въ сел Бережк,— не допущу ни одного!— Въ начал ноября ‘сознательными’ крестьянами нарочно былъ созванъ большой митингъ именно въ сел Бережк (6 ноября) — отчасти съ цлью подсчета силъ, а отчасти просто — ‘надо ему спеси посбить’… Митингъ вышелъ чрезвычайно содержательный и удачный, черная сотня безмолвствовала и не показывалась, а нкоторые изъ ея членовъ стояли въ толп и жадно, съ интересомъ вслушивались въ рчи ораторовъ. Одинъ изъ такихъ подневольныхъ черносотенцевъ горько жаловался посл собранія, что кулаки ‘мутятъ’ народъ и велятъ стоять ‘за неправое дло’… ‘Ну, какъ ты тутъ противъ него пойдешь?.. я вдь у него и пашню покупаю (т.-е. арендую), и лсъ-грабельникъ беру, и должокъ за мной есть’…
И такой случай — типичный, характерный. Съ одной стороны — черносотенникъ кулакъ, собирающій вокругъ себя ‘дружину’, съ другой стороны — члены этой дружины, черносотенники или поневол, или по недоразумнію, послдніе составляютъ большинство, и мы о нихъ еще скажемъ ниже, а теперь два слова еще объ одномъ тип — тип черносотенника по неразумію. Такихъ немного, но они есть, это такъ называемые ‘брехуны’ или ‘глиняныя головы’. Одинъ изъ такихъ ‘брехуновъ’ случайно попалъ на небольшое собраніе (человкъ въ сорокъ) ‘сознательныхъ’ крестьянъ и трехъ представителей ‘интеллигенціи’, одинъ изъ ‘интеллигентовъ’ въ своей рчи проводилъ параллель между бюджетной росписью Франціи и Россіи (расходы на народное просвщеніе, на полицію, на дворъ въ Россіи и Франціи и т. п.). Послушавъ двухъ-трехъ ораторовъ, Артемій Петровъ (‘брехунъ’ изъ села Глумова) заявилъ: ‘Не хорошо вы говорите, православные! Что тамъ Франція, да Франція! А я такъ думаю: коли ты мужикъ — такъ и терпи, такая ужъ твоя линія’… Онъ поспшно покинулъ собраніе и сейчасъ же похалъ съ доносомъ по начальству, когда начальство допытывалось, о чемъ же говорятъ на собраніи, то ‘брехунъ’ чистосердечно отвтилъ: ‘хоть убей, не понялъ, ваше благородіе! Только и слышалъ, только и понялъ — Франція, да Франція, а къ чему она — это мн неизвстно!’… Однако это не помшало Артемію Петрову съ ближайшій базарный день вести черносотенную пропаганду въ такомъ стил: ‘былъ я, православные, у помщика (имя рекъ) на собраніи… Батюшки мои, чего только ни говорили! Бога не надо. паря, слышь, не надо!.. Потомъ, гляжу — на стол листъ лежитъ, и стали вс подъ имъ подписываться, кто подпишется — тому ‘онъ’ сейчасъ три рубля — на, получай! Приступили ко мн: подпишись!— Не могу!— Подпишись, три рубля въ руки, а не подпишешься, такъ мы теб сейчасъ забастовку сдлаемъ!.. И какъ начали они меня бить, какъ начали бить… братцы мои! Чуть я вырвался, чуть убёгъ, да версты дв бжалъ что есть духу!’… и т. д., въ такомъ же род. Хотя репутація ‘брехуновъ’ въ народ твердо установлена, однако такого рода разсказы всегда сильно вліяютъ на толпу, хорошо еще, что на этотъ разъ въ толп случайно оказался одинъ изъ участниковъ того же собранія, который смутилъ ‘брехуна’ и вывелъ его на чистую воду. Впрочемъ, Артемій Петровъ смутился только на одну минуту и тотчасъ же храбро возразилъ: ‘небось, три рубля взялъ, такъ и радъ паутину на глаза налплять… забастовщикъ!’… {Кстати сказать, слово ‘забастовка’ иметъ въ широкой масс крестьянства совершенно своеобразное значеніе. Сдлать кому-нибудь забастовку — значитъ побить и отнять деньги или имущество. Напримръ, требуя у одной помщицы, чтобы она продала землю имъ, крестьяне предупреждали: ‘смотри, продай намъ! продашь другимъ — такъ сдлаемъ теб забастовку: прідемъ, весь лсъ вырубимъ, а усадьбу въ щепки разнесемъ’…}
Артеміи Петровы — неоцнимые союзники Якововъ Ивановичей, но вліяніе ихъ сразу же свелось къ нулю, лишь только митинги и собранія стали въ нашемъ глухомъ углу частымъ явленіемъ: крестьяне тысячами перебывали на митингахъ и сами потомъ обрывали ‘брехуновъ’, всегда сообщавшихъ нчто сенсаціонное. (‘Зоветъ ‘онъ’ меня и говоритъ: подпишись подъ краснымъ флагомъ (!) — дамъ лсу на ригу’, или: ‘у ‘него’ сорокъ забастовщиковъ изъ Москвы пріхали, съ ружьями въ лсу сидятъ!’ и т. п.). Яковы Ивановичи — немногочисленны, Артеміи Петровы — не опасны, но, кром нихъ, въ ‘черной сотн’ есть люди по явному недоразумнію, по ‘темнот’. Такихъ много — и это, быть можетъ, самый симпатичный и самый цнный, посл ‘сознательныхъ’, классъ крестьянъ.
На каждомъ митинг, на каждомъ собраніи можно было ждать столкновенія съ черносотенцемъ ‘по темнот’ на почв политическихъ вопросовъ, поводовъ къ столкновенію всегда было достаточно, а основной причиной его являлась враждебная недоврчивость многихъ крестьянъ къ дятелямъ изъ мстной дворянской ‘интеллигенціи’. Самъ ‘онъ’ — помщикъ, землевладлецъ.— и вдругъ стоитъ за крестьянскіе интересы, говоритъ о необходимости перехода всхъ земель въ руки трудящихся и т. п.— что-то не ладно! нтъ ли здсь подвоха? Такова, несомннно, была точка зрнія многихъ крестьянъ, особенно на первыхъ митингахъ и собраніяхъ, когда дло доходило до составленія приговора, то такіе крестьяне упорно взвшивали каждое слово, боясь попасть впросакъ. Характерный случай имлъ мсто на крестьянскомъ собраніи 13-го ноября въ сел Лобцов, при окончательномъ редактированіи составлявшагося сельскаго приговора. Въ приговор этомъ, весьма радикальномъ по соціальной программ, на первомъ мст стояло требованіе конституціонной монархіи: ‘чтобы царь правилъ Россіей безъ чиновничества, а съ выборнымъ народнымъ собраніемъ’… Сначала первымъ пунктомъ была выставлена ‘неприкосновенность личности государя’, но такая формулировка вызвала протестъ группы ‘черносотенцевъ по недоразумнію’:— ‘темно сказано! что тамъ за неприкосновенность? Быть можетъ, это значитъ: стой себ, царь, тамъ, въ сторонк, и ни до какихъ длъ не прикасайся!’… Однако эти же самые ‘крайніе правые’ крестьяне стали рядомъ съ ‘сознательными’ во глав крестьянскаго движенія, всколыхнувшаго осенью 1905 г. весь Юрьевскій уздъ Владимірской губерніи (крестьяне всего узда силой вынудили мстную администрацію къ возврату около 200.000 р. продовольственныхъ суммъ). Эти же самые крестьяне недли дв спустя обратились къ пишущему эти строки съ вопросомъ: платить ли выкупные платежи посл манифеста 3-го ноября 1905 г.— и на встрчный вопросъ, какъ правильне по ихъ мннію въ данномъ случа поступить?— отвчали: ‘а мы такъ думаемъ: подождемъ, что скажетъ земская дума — надо платить, нтъ ли… А то что же этакъ зря платить! Не мало ужъ нами переплачено!’…
Конечно, причислять такихъ крестьянъ къ представителямъ ‘черной сотни’ можно только по недоразумнію, подобно тому, какъ и сами они лишь по недоразумнію поддерживаютъ иногда черносотенную агитацію ‘брехуновъ’ и кулаковъ. Отъ послднихъ они чаще всего зависятъ экономически — и въ этомъ крупная сила партіи кулаковъ, но, съ другой стороны, эта экономическая зависимость — главный козырь противъ кулаковъ въ рукахъ ‘сознательныхъ’ крестьянъ: если отъ кулаковъ населеніе зависитъ, то кулаковъ же оно и ненавидитъ. Это выясняетъ неизбжность быстраго перехода этой части крестьянства изъ крайней правой въ крайнюю лвую партію, лишь только мало-по-малу разсется та ‘темнота’, которая цлыми десятилтіями искусственно задерживалась въ деревн. Нсколько поразительныхъ эпизодовъ такого быстраго перехода удалось видть и автору этой статьи. На одно крестьянское собраніе явился такой ‘черносотенецъ по недоразумнію’, дядя Григорій изъ Лобцова, со спеціальной цлью устроить скандалъ (а если удастся, то и избіеніе) бывшему на собраніи ‘интеллигенту’. Въ начал собранія онъ подавалъ враждебныя реплики, потомъ замолчалъ и сталъ вслушиваться въ рчи. Посл конца собранія онъ подписался подъ приговоромъ и заявилъ, обращаясь къ ‘интеллигенту’: ‘Я такъ на тебя смотрю: ты — ровно апостолъ Христовъ, ходишь и учишь, себя не жаля’… И теперь этотъ дядя Григорій — уже представитель крайней лвой въ своей деревн…
Такова въ самыхъ общихъ чертахъ характеристика ‘черной сотни’ въ русской деревн. Что касается ‘сознательныхъ’ крестьянъ, то они образуютъ небольшую (въ нашемъ медвжьемъ углу), но сплоченную группу, они заводятъ другъ съ другомъ дятельныя знакомства, посылаютъ ходоковъ по всему узду и даже въ другія губерніи, являются энергичными устроителями мстныхъ отдленій крестьянскаго союза. Не характеризуя эту группу вообще, мы познакомимъ читателей съ нкоторыми наиболе типичными изъ ея членовъ.
Вотъ крестьянинъ Селезневъ {Разумется, здсь измнены и имена крестьянъ и названія деревень: предосторожность необходимая по нашему конституціонному времени…}, это типъ ходока. Онъ уполномоченъ отъ общества посщать всякія собранія и митинги, а потомъ ‘докладывать’ міру о результатахъ, дйствительно, онъ былъ неутомимъ въ качеств ходока: бросалъ самыя неотложныя домашнія работы, лишь только узнавалъ, что за 30 за 40 верстъ назначено собраніе, однажды отправился даже въ губернскій городъ (Владиміръ) за 70 верстъ, чтобы присутствовать на собраніи ‘интеллигенціи’ и рабочихъ и выслушать рефератъ г. Милюкова. Мы уже имли выше случай разсказать о его губернскихъ впечатлніяхъ. Взглядовъ своихъ онъ никогда не скрывалъ и постоянно былъ въ самыхъ враждебныхъ отношеніяхъ съ мстной администраціей.
Діаметрально противоположный типъ — крестьянинъ Никульской волости, села Слпцово, Никонъ едоровъ. Это горячій и энергичный дятель, умлый пропагандистъ, выбранный отъ своего общества уполномоченнымъ на създъ крестьянскаго союза, но въ то же время человкъ крайне осторожный и, что называется, ‘себ на-ум’. Арестованный въ декабр 1905 г., на допрос онъ велъ себя артистически, разыгрывая роль простака, на вопросъ жандарма: ‘есть у тебя нелегальная литература?’ — онъ съ простодушнымъ видомъ освдомился: ‘а съ чмъ ее хлебаютъ?’… Съ такой тупицей нечего было тратить много времени, alibi едорова было признано доказаннымъ, и самъ онъ мирно отпущенъ домой.
Третій, крайне интересный типъ — крестьянина-философа, таковъ, напримръ, крестьянинъ Паршинской волости, деревни Кусаково — Семенъ Пожаровъ. Онъ ‘своимъ умомъ’ дошелъ до построенія цлой соціально-политической системы, онъ крайне остороженъ въ пропаганд своихъ идей, чаще всего улучаетъ случай побесдовать съ глазу на глазъ съ какимъ-нибудь изъ ‘темныхъ’ крестьянъ. Способъ его убжденія и доводовъ — характерный пріемъ наведенія собесдника. Мн лично пришлось не разъ присутствовать при интересныхъ діалогахъ Пожарова съ кмъ-нибудь изъ ‘черносотенцевъ’, напримръ, въ такомъ род: . . . . . . . . . . . . .
Еще одинъ и послдній типъ, типъ представителя деревенской молодежи — крестьянинъ Молодшевъ. Это — олицетворенный порывъ. Когда онъ слышитъ или читаетъ о какомъ-либо вопіющемъ факт насилія, несправедливости, то весь начинаетъ дрожать мелкой дрожью и произноситъ: ‘Эхъ! Такъ вотъ дай мн только въ руки ножикъ, и-ну — ужъ я бы имъ’… Когда въ середин октября я читалъ ему о смерти студента Бибалатури, убитаго въ Петербург солдатскими пулями 18 октября 1905 г. во время рчи къ народу, то онъ заплакалъ, всталъ, перекрестился на икону и сказалъ: ‘Дай имъ Господи… мученикамъ народнымъ!’… И сейчасъ же прибавилъ другимъ тономъ: ‘Н-ну, постойте же!’… За послднее время сталъ писать небольшія статейки (‘душу этимъ отвожу’), подписываясь подъ ними характернымъ псевдонимомъ: ‘Молодой, не вытерпвшій крестьянинъ’. Ненависть къ правительству, къ ‘бюрократіи’ доходитъ у такихъ ‘молодыхъ, не вытерпвшихъ крестьянъ’ до крайняго предла, недовріе ихъ къ нему еще боле велико. Такъ, напримръ, этотъ Молодшевъ (начитанный и передовой крестьянинъ) твердо убжденъ до сихъ поръ — и переубдить его въ этомъ нтъ возможности — что освобожденіе крестьянъ — дло Англіи и Франціи, еще до крымской войны Франція и Англія обратилась къ русскому правительству ‘съ приказаніемъ’ — освободить народъ изъ рабства, императоръ Николай Павлович и не захотлъ, тогда объявили ему войну, разбили, а наслдникъ его обязался, при заключеніи мира, уничтожить крпостное право…
Какъ бы ни были, однако, разнообразны типы ‘сознательныхъ’ крестьянъ, но въ общемъ вся эта группа лвой партіи въ русской деревн является сплоченной и цльной, во всякомъ случа боле цльной, чмъ разношерстная ‘черная сотня’. Общее же положеніе длъ, общая диспозиція въ существенныхъ чертахъ такова: на крайнемъ лвомъ фланг — ‘сознательные’, небольшая, но яркая и цльная группа, на крайнемъ правомъ фланг — состоящая изъ мстныхъ богатеевъ ‘черная сотня’, къ которой отчасти по принужденію, отчасти по недоразумнію примыкаетъ нкоторая часть крестьянства. Въ центр — громадная масса ‘темнаго’ люда, безусловно склоняющагося налво по соціальнымъ вопросамъ и легко подающагося направо по вопросамъ политическимъ. изъ-за вліянія на этотъ ‘центръ’ и ведется ожесточенная борьба между лвой и правой партіями нашей деревни, могучимъ средствомъ такого вліянія были многочисленные митинги и собранія осенью 1905 г., когда въ теченіе двухъ мсяцевъ въ нашемъ глухомъ углу состоялось въ разныхъ мстахъ нсколько десятковъ собраній, на которыхъ бывало иногда до 1.500 народа, эти ‘митинги’ (какъ ихъ называли крестьяне) представляли изъ себя нчто настолько характерное и своеобразное, что, пожалуй, небезъинтересно будетъ остановиться нсколько на ихъ описаніи.
Пишущему эти строки уже приходилось отмчать, что въ большинств случаевъ деревенскія собранія устраивались сами собою, въ первое время совершенно случайно. Но достаточно было случиться двумъ-тремъ первымъ собраніямъ, чтобы слдующія стали возникать, какъ грибы посл дождя, тутъ играло роль и соревнованіе отдльныхъ крестьянскихъ обществъ. ‘Чмъ мы хуже скомовскихъ? Вонъ они какой митингъ сработали!..’ И на томъ же митинг въ сел Скомов назначались сразу три-четыре слдующихъ собранія, иногда въ совершенно разныхъ частяхъ узда, ораторовъ, ‘сознательныхъ’ и двухъ-трехъ бывавшихъ на собраніяхъ ‘интеллигентовъ’ разрывали на части: ‘Нтъ, ужъ ты насъ не обидь: былъ у скомовскихъ, прізжай и къ намъ въ Городище!..’ ‘Сдлай милость, прізжай къ намъ въ Паршу — ужъ мы за тобой и лошадку пришлемъ’ и т. д. И за нсколько дней до собранія вся округа широко оповщалась, приходили и прізжали на него иногда за 20—25 в., на митинги въ уздномъ город прізжали крестьяне со всего узда. За ораторами, партійными крестьянами и за немногими ‘интеллигентами’ деревня, устраивавшая собраніе, посылала лошадей.
Чаще всего народъ собирался къ полудню (вечернія собранія были рдки и немногочисленны), если народу оказывалось мало, человкъ 100—150, то собраніе происходило въ самой большой (‘девятиаршинной’) изб. Въ ‘красный уголъ’ сажали гостей и ораторовъ, остальные нагромождались живой горой на скамьи, на печь, на палати, садились на полъ, на брусы подъ потолкомъ… Если — что было чаще всего — народу собиралось человкъ 400—600, то митингъ происходилъ посредин села, около церкви, при чемъ для ораторовъ доставали бочку или розвальни, служившія трибуной…
И въ томъ, и въ другомъ случа, и на собраніи, и на митинг, прежде всего обыкновенно избирался предсдатель (такъ случайно вышло на первомъ собраніи, а потомъ стало непреложнымъ закономъ и для слдующихъ собраній). Нужно удивляться, до какой степени быстро крестьяне усвоили себ смыслъ и значеніе выбора предсдателя, соблюдали строгую очередь въ рчахъ и полнйшій порядокъ, еще боле удивительно, какъ быстро поняли свое значеніе и сами г-да предсдатели: уже на одномъ изъ первыхъ собраній, 22-го октября 1905 г., выбранный предсдатель изъ крестьянъ открылъ собраніе толковой вступительной рчью и закончилъ его краткимъ резюме всего сказаннаго на собраніи. Вообще говоря, собранія проходили удивительно стройно и толково, сами крестьяне замчали: ‘вонъ оно что значитъ дло божеское, душевное! Погляди, на сход-то у насъ — господи Ты Боже мой, толку не добьешься, порядковъ никакихъ нтъ!..’ Къ этимъ собраніямъ и митингамъ крестьяне относились прямо-таки благоговйно: стоило только посмотрть на эту напряженно слушащую толпу, иногда вдругъ прорывающуюся въ одномъ общемъ чувств, стоило прислушаться къ отдльнымъ фразамъ изъ толпы, чтобы сразу выяснить общее настроеніе этой иногда многосотенной массы. Очевидно было, что этихъ людей всецло захватывали произносившіяся самими же рядовыми крестьянами рчи, они слушали, затаивъ дыханіе, боясь пропустить хоть одно слово… Однажды митингъ 6-го ноября въ сел Бережк — митингъ происходилъ близъ церкви и на немъ присутствовало около 500 чел.— былъ прерванъ шумнымъ пріздомъ трехъ свадебныхъ поздовъ, для деревни это — цлое событіе, и, однако, ни одинъ изъ участниковъ митинга не покинулъ его ради интереснаго зрлища. Въ другой разъ на собраніе попалъ добродушный, подвыпившій мужичокъ, получившій немедленное же внушеніе отъ возмущенныхъ участниковъ митинга: ‘тутъ дло душевное, божеское, а ты съ казенкой въ карман!.. Нешто это такъ возможно! Тутъ вся жизнь наша ршается, а ты вонъ этакъ!..’ — Если собраніе заканчивалось составленіемъ приговора, то вс — и грамотные, и неграмотные — подходили подписываться и стыдили двухъ-трехъ малодушныхъ, боявшихся ‘руку приложить’… Посл пяти-шестичасового собранія народъ расходился точно изъ церкви — безъ смха, безъ шумныхъ разговоровъ. Устроителей собранія, гостей и ораторовъ окружали и благодарили, недоврчивое отношеніе, бывавшее иногда въ начал собраній, смнялось признательностью: ‘сами видимъ, что все ты въ нашу пользу говоришь!..’ ‘Да, ужъ въ этомъ никакой фальши нтъ!..’ ‘Дай теб Господи за то, что трудишься для-ради мужика!’ и т. п. Для тхъ изъ ‘интеллигентовъ’, кто побывалъ на такихъ собраніяхъ, слова ‘единеніе съ народомъ’ были, вроятно, не пустымъ звукомъ, впечатлніе же отъ этихъ собраній и митинговъ было настолько яркое, что не могло не врзаться въ память навсегда.
Митинги и собранія были оружіемъ въ рукахъ крайней лвой партіи, этому оружію правая партія противопоставила проповдь духовенства и полицейскія мры. Что касается второй мры, то это старая и вчно-новая попытка борьбы пушками противъ идей, и все ея значеніе состоитъ въ томъ, что она быстро и врно склоняетъ симпатіи массы, крестьянскаго ‘центра’ на сторону лвыхъ партій, самые мирные, самые смирные люди озлобляются, видя безчинства вновь назначенныхъ стражниковъ надъ населеніемъ. ‘…Благодаря милостямъ судьбы — писалъ мн въ конц декабря 1905 г. одинъ крестьянинъ Юрьевскаго узда — были въ нашемъ узд введены стражники, и на нашу несчастную волость повсили (помстили?) трехъ стражниковъ. И только-что эти срые вороны сли на своихъ мстахъ, какъ поднялось страшное гоненіе на всхъ сознательныхъ крестьянъ’… ‘Еще нсколько словъ о срыхъ воронахъ: въ нашей волости эти негодяи собрались самые подонки, отрепье и отбросы общества, самые пьяницы и нищета, которые за одинъ стаканъ водки продадутъ отца или брата, а не только что кого-нибудь чужого’… Результаты теперь налицо: въ отвтъ на безчинства стражниковъ уже было нсколько случаевъ убійства этихъ ‘срыхъ вороновъ’, въ народ растетъ и крпнетъ озлобленіе…
Идейнымъ оружіемъ противъ ‘превратныхъ’ идей является проповдь мстнаго духовенства, почти сплошь ‘черносотеннаго’ въ томъ медвжьемъ углу, о которомъ идетъ рчь. Это, конечно, боле дйствительное средство борьбы, чмъ мры полицейскаго насилія, однако и черносотенная пропаганда духовенства не попадаетъ въ цль, вслдствіе полнаго отсутствія авторитета у духовныхъ отцовъ среди своей паствы. Кром того, почтенные пастыри совершенно не могутъ и не умютъ войти въ современное настроеніе русскаго крестьянства: въ то время, какъ послднее поглощено теперь мыслью о земл, о прирзк, о переход земель въ руки трудящихся, духовные пастыри читаютъ проповди о нестяжаніи, объ отреченіи отъ благъ земныхъ… Какъ можетъ отнестись къ этому въ настоящій моментъ средній, рядовой крестьянинъ — боле чмъ ясно, приведу по этому поводу характерную страничку, написанную ‘Молодымъ, не вытерпвшимъ крестьяниномъ’… ‘…Вышелъ нашъ попъ на амвонъ и давай взывать къ народу: ‘братья! не ищите мира здсь въ мір, т.-е. въ мірскомъ богатств! Миръ есть во Христ! Богатство есть идолъ, а потому не стремитесь къ его пріобртенію!’ Такъ что по его словамъ выходило: не ищите и не добивайтесь лучшей жизни, лучше, молъ, для васъ будетъ, если вы будете пухнуть съ голоду… Но кто же, какъ не вы, честный отче, крпче всхъ въ приход обнялся съ этимъ идоломъ? Вдь, вы подаете примръ разврата для всхъ: вы обираете всхъ — и живого, и мертваго, и встрчнаго, и поперечнаго, не милуете ни убогаго, ни нищаго. Получаете вы четыреста рублей за землю (обрабатывать вы ее не хотите), да обираете приходъ въ шесть съ половиною сотъ мужскихъ душъ, и обираете хорошо за все: какъ совершили бракъ, такъ вамъ хоть лопни, а подай 15 рублей, покойника схоронили — опять подай два рубля, младенца окрестили — 40 копечекъ вамъ подай. И такимъ манеромъ вы получаете въ свой карманъ въ годъ тысячи дв… Такъ это будетъ уже не только одинъ идолъ, а цлая кумирня!— живя на приход годовъ двадцать, вы накопили боле двадцати тысячъ, а помогли ли вы кому въ бд или несчастій хотя грошомъ?— Нтъ! Посл этого вы и не есть послдователь святыхъ Апостоловъ, а послдователь Іуды, къ этому-то вы подходите! Про него въ Евангеліи сказано: ‘понеже бо тать б, ковчежецъ имя и вмтаемая ношаше’… Но въ этомъ отношеніи вы даже превосходите его: у того было такое ничтожное количество въ сравненіи съ вами, что онъ могъ всегда, носить при себ свой ковчежецъ, слдуя во всхъ переходахъ за Іисусомъ Христомъ, но если бы вы повсили свой ковчежецъ съ 20-тью тысячами на себя, да походили бы съ Іудино, то онъ вамъ такъ бы плечи и спину нообточилъ, что вы бы стали немножко попостне, и тогда бы вы безпремнно отказались бы отъ своего ковчежца… А пока вы имете его, то неужели, честный отче, васъ не задираетъ совсть хвалить народу бдность и говорить, что крестьянамъ больше земли ни къ чему?..’ — То. что здсь высказалъ ‘Молодой, не вытерпвшій крестьянинъ’,— можно было часто слышать на многихъ крестьянскихъ собраніяхъ, подобнаго рода вещи крестьяне неоднократно высказывали и въ лицо многимъ честнымъ отцамъ… Такое отношеніе крестьянскаго большинства къ духовенству лучше всего выясняетъ причину того, что черносотенная проповдь пастырей Христовыхъ падаетъ на каменистую почву, проповдь эта находитъ сочувственный отзвукъ только въ сердцахъ Якововъ Ивановичей и прочихъ типично-черносотенныхъ элементовъ, но она проходитъ мимо ушей и сердецъ широкой народной массы, иными словами, она, вообще, говоря, не достигаетъ цли.
Вотъ приблизительная картина политической дифференціаціи въ глухой деревн. Мы сказали въ начал, что суммировать въ одной общей ф о р и у я политическія убжденія русскаго крестьянства не представляется возможнымъ, теперь, посл всего сказаннаго, общуюкартину политической дифференціаціи русской деревни можно было бы, кажется намъ, представить въ одной формул, перефразируя слова Дмитрія Карамазова: ‘здсь діаволъ съ Богомъ борется, а поле битвы — сердца людей’… Въ русской деревн въ настоящую минуту идетъ безпощадная борьба двухъ группъ, двухъ міровоззрній: міровоззрніе ‘собственническое’, имющее своими борцами богатеевъ, кулаковъ и духовенство, борется съ соціалистическимъ міровоззрніемъ ‘сознательныхъ’ крестьянъ (выяснить это міровоззрніе мы пробовали въ настоящей стать), политическіе вопросы — это только оружіе въ борьб, полемъ битвы которой служатъ сердца людей того ‘центра’, который въ настоящую историческую минуту еще находится въ ‘неустойчивомъ равновсіи’… А можетъ быть, это неопредленное равновсіе уже нарушено, и народная лавина уже пришла въ пока еще незамтное для насъ движеніе, поворачивая своей тяжестью колесо исторіи?..
1906 г.
Немного лтъ прошло посл того, какъ были написаны эти строки, а кажется, что прошли десятилтія: быстро идетъ время въ эпоху духовнаго подъема, годъ въ ней кажется мсяцемъ, медленно ползетъ оно въ эпоху реакціи и мсяцъ въ ней кажется годомъ… И хотя хронологически мы очень близки къ 1905 году, но психологически мы такъ далеки отъ него, что можемъ уже строго и холодно судить наши былыя увлеченія и надежды.
Судить — и осудить, не такъ ли?
Нтъ, мы не осудимъ. Если бы завтра передъ нами снова стала прежняя ‘конъюнктура явленій’ (какъ выражались въ т. дни), то мы снова и сознательно воскресили бы къ жизни старые идеалы, новыя надежды, старыя врованія, новыя увлеченія. Пусть говорятъ про насъ, что мы, демократическая и соціалистическая интеллигенція, все забыли и ничему не научились — мы все же останемся при прежней увренности, что люди не только пассивный матеріалъ, неизбжно вливающійся въ фатально обусловленныя формы экономическихъ и правовыхъ отношеній. ‘Мы не нитки и не иголки въ рукахъ фатума, шьющаго пеструю ткань исторіи,— говорилъ Герценъ:— мы знаемъ, что ткань эта не безъ насъ шьется…’ Эта же мысль отразилась въ положеніи, что въ соціологіи неизбжно примненіе категоріи возможности — въ положеніи, бывшемъ однимъ изъ основныхъ въ ‘субъективизм’ Михайловскаго.
Крпкіе заднимъ умомъ пророки доказываютъ намъ теперь, что все совершилось по строгимъ законамъ исторической необходимости, что никогда не бываетъ и не можетъ быть скачка черезъ промежуточные періоды развитія, что иначе не могло и быть, что они, пророки, все это всегда предвидли… Ахъ, эта историческіе законы, всегда столь неизбжные, и эти пророки, всегда столь проницательные — post factum! Пусть историческіе законы неизбжны, но какіе же пророки могутъ усчитать заране элементъ времени, входящій въ каждый изъ этихъ законовъ? Вотъ частный примръ: во второй половин XIX вка Японія должна была пережить періодъ разложенія феодализма,— періодъ, продолжавшійся нсколько вковъ въ исторіи Европы. И что же? Японія ‘перескочила’ черезъ этотъ періодъ, или, врне, продолжительность его въ жизни этого народа была совершенно ничтожной: чуть ли не сразу отъ феодализма къ капиталистическому строю! Это не значитъ, чтобы нельзя было всецло миновать тотъ или иной періодъ развитія (возможность этого доказывалъ Чернышевскій въ своей знаменитой ‘Критик философскихъ предубжденій противъ общиннаго владнія’), а. значитъ, что еще боле возможна крайняя непродолжительность того или иного періода (какъ это отмчалъ г. Плехановъ въ ‘Нашихъ разногласіяхъ’), Весь вопросъ въ томъ, когда иметъ и когда не иметъ мста подобная возможность?
Пересыщенный растворъ при извстныхъ условіяхъ кристаллизуется ‘мгновенно’, т.-е. время кристаллизаціи равняется дол секунды, такая же доля секунды въ жизни народа — годъ, два, три, цлое десятилтіе. Разница въ томъ, что мы всегда заране знаемъ, когда растворъ пересыщенъ и когда нтъ, а кто изъ пророковъ можетъ намъ сказать заране о степени соціальной ‘пересыщенности’ той или иной страны? Мы не знаемъ, какъ, когда, во сколько времени совершится ожидаемая нами соціальная ‘кристаллизація’, но мы знаемъ, что въ этомъ процесс человческая дятельность играетъ не только пассивную, но и активную роль. А потому — всегда попрежнему мы будемъ бороться за старые идеалы, за старыя врованія, всегда будемъ съ новой врой добиваться осуществленія нашихъ старыхъ идеаловъ.
Это всегда возмущало резонныхъ, солидныхъ, практическихъ людей. Уже четверть вка тому назадъ Салтыковъ иронически провозглашалъ отъ ихъ имени: ‘пора и образумиться! пора понять, что при извстныхъ условіяхъ прежде всего о томъ памятовать надлежитъ, что маленькая рыбка лучше, нежели большой тараканъ’… Бдные солидные люди! Поистин трагична ихъ судьба: и ы не хотли маленькой рыбки, они получили большого таракана… А мы, несмотря на это, все-таки до сихъ поръ не хотимъ образумиться, не хотимъ удовлетвориться маленькой рыбкой и отказаться отъ старыхъ врованій и новыхъ требованій.
Чего же мы однако хотли? На что надялись? Чего добивались? Неужели мы думали, что Россія въ 1905 году можетъ ‘перескочить’ прямо въ царство соціализма? Солидные люди и заднимъ числомъ пророки хотятъ возвести на всхъ насъ огуломъ такую небылицу, но это слишкомъ лубочный полемическій пріемъ. Нтъ, мы не ждали немедленнаго осуществленія царства Божія на земл, не собирались перескочить черезъ капитализмъ въ соціалистическій строй — въ чемъ обвиняла русскую демократію также и часть марксистовъ. Мы надялись въ другое, мы надялись, что въ политической и правовой области удастся закрпить во всей полнот ‘свободы, возвщенныя въ манифест 17-го октября’, а въ области соціальной возможно будетъ достигнуть не соціализма, а лишь соціализаціи, т.-е. не перемны формы общественнаго производства, а лишь измненія формы земельной собственности {См. объ этомъ ‘Ист. русск. общ. мысли’, II, 513 — 514 (изд. 3-ье).}, вполн согласно съ давнишними мечтами самого ‘народа’ — какъ это видно изъ настоящей статьи. Это оказалось ‘утопіей’,— да, но не такой ли же утопіей оказались и проекты солидныхъ людей ‘о принудительномъ отчужденіи частно-владльческихъ земель по справедливой расцнк’?
Теперь ‘ясно’, что все это не могло случиться: будущее всегда неопредленно, всегда разсматривается sub specie possibilitatis, прошедшее всегда ‘ясно’, всегда разсматривается sub specie necessitatis. Да, соціальный растворъ не оказался настолько ‘пересыщеннымъ’, чтобы могла произойти ожидавшаяся нами ‘кристаллизація’ — но выяснить это могли только факты, только событія. ‘Соотношеніе силъ’ выяснилось и показало всмъ намъ, что вмсто ‘укрпленія свободъ, возвщенныхъ манифестомъ 17-го октября’, мы пришли къ массовымъ смертнымъ казнямъ, а вмсто соціализаціи земли и даже ея отчужденія ‘по справедливой оцнк’ — къ земельному закону 9-го ноября…
Вотъ отвтъ самой жизни на наши былыя надежды и упованія. Vita locuta — causa finita: теперь мы имемъ уже послдній отвтъ на вопросы, поставленные въ послднихъ строкахъ нашей статьи 1906 года. Кто побдила, въ русской деревн ‘собственническое’ или ‘общинное’ теченіе? Отвтъ несомнненъ: попрежнему міровоззрніемъ широкихъ деревенскихъ масса, остается воззрніе ‘общинное’, но зато принципомъ аграрной правительственной политики является воззрніе ‘собственническое’. Закономъ 9-го ноября община насильственно и искусственно разрушается, создается милліонный кадра, мелкихъ земельныхъ собственниковъ, долженствующихъ стать фундаментомъ государственнаго зданія Россіи, параллельно идетъ процесса, созданія милліоновъ обезземеленныхъ, кадръ пролетаріевъ. Еще десятокъ-другой лта.— минута въ жизни народа — и исполнится предвидніе ‘молодого, невытерпвшаго крестьянина’: ‘еще голова. двадцать или тридцать — и противоположность интересовъ окажется уже и между крестьянами, такъ какъ крестьяне, купившіе клочекъ земли и почти уже выкупившіе ее, не захотятъ уступить ее даромъ… И вотъ тогда уже крупные землевладльцы и правительство будутъ какъ за каменной стной, только и скажутъ, поглядывая на насъ: грызитеся, молъ!..’ Въ этихъ наивныхъ словахъ крестьянина — вся прозрачная тайна современной аграрной политики правительства. Но такая политика — палка о двухъ концахъ, наши сановные соціальные экспериментаторы, наши бюрократическіе Оуэны a rebours сютъ втеръ и надются пожать ‘царей и царствъ земныхъ отраду, возлюбленную тишину’ — но народная мудрость иначе говоритъ о жатв сющихъ втеръ.
Но какъ бы то ни было — vita locuta est. Если въ общин есть здоровыя, творческія силы — она выйдетъ живою изъ этого тяжелаго испытанія, если такихъ силъ въ ней нтъ — она быстро разложится, не мене быстро, чмъ феодализмъ въ Японіи. И въ предвидніи этой возможности — что и какъ должно измниться въ нашей прежней политической и соціальной программ? ‘Наша программа осложняется, оставаясь при той же конечной цли, но вырабатывая новыя средства’ — писалъ Михайловскій тридцать лтъ тому назадъ. Если общин и суждено окончательно погибнуть, то все же мы остаемся попрежнему на почв того стараго ‘русскаго соціализма’, который не ограничивалъ себя ни деревней, ни городомъ, которому были дороги интересы всхъ трудящихся, который не суживалъ себя буквально понятымъ принципомъ классовой борьбы. Правда, это старое народничество, видвшее все спасеніе въ самобытныхъ формахъ русской экономической жизни, уже давно потерпло пораженіе отъ марксизма и отъ самой жизни, но не одной этой врою былъ живъ и живетъ до сихъ поръ ‘русскій соціализмъ’, какъ цльное міровоззрніе. И пусть теперь на нашихъ глазахъ заканчивается, при благосклонномъ участіи сановныхъ Оуэновъ a rebours, споръ стараго народничества съ марксизмомъ оба. общин, пусть causa finita est,— но въ народничеств Герцена, Чернышевскаго и Михайловскаго слишкомъ много вчно цнныхъ элементовъ, чтобы оно могло сойти на нтъ въ русской общественной мысли грядущихъ десятилтій. ‘…Если вс эти удары не сокрушили ‘русскій соціализма.’, то, значить, дйствительно въ немъ есть жизнеспособныя начала, говорилъ въ томъ же 1906 году пишущій эти строки въ заключеніи своей ‘Исторіи русской общественной мысли’ (т. II, стр. 515):— однимъ изъ наиболе цнныхъ основныхъ началъ народничества мы считаемъ его отношеніе къ личности. Народничество соединило въ себ яркое анти-мщанство и величайшую общественность съ безусловнымъ индивидуализмомъ: Герценъ, Чернышевскій и Михайловскій являются въ этомъ отношеніи величайшими представителями русскаго соціализма во всей исторіи русской общественной мысли XIX вка. Въ предверіи XX вка возродившееся народничество идетъ по этому же направленію въ загадочную для насъ глубь наступающаго столтія…’
1909 г.