Полное собраніе сочиненій
Чарльза Диккенса.
Книга I.
Безплатное приложеніе къ журналу ‘Природа и люди’
1909 г.
Жизнь и дятельность Ч. Диккенса.
Жизнь и дятельность Ч. Диккенса.
Очеркъ Я. I. Ясинскаго.
Жизнь и деятельность Ч. Диккенса, Ясинский Иероним Иеронимович, Год: 1909
Время на прочтение: 33 минут(ы)
У мистера Джона Диккенса, служившаго въ Портсмут чиновникомъ морского вдомства, родился 7-го февраля 1812 г. мальчикъ Чарльзъ, которому суждено было впослдствіи сдлаться самымъ популярнымъ повствователемъ и величайшимъ юмористомъ своего вка.
У Чарльза сохранились раннія воспоминанія о маленькомъ палисадник передъ ихъ домомъ въ Портси, гд онъ гулялъ съ сестрой Фанни (двумя годами старшей его), и о томъ, какъ его одинъ разъ повели смотрть на ученье солдатъ, ему тогда было два года. Онъ помнилъ также, какъ шелъ снгъ въ день ихъ отъзда изъ Портси въ Лондонъ, куда его отецъ былъ переведенъ по служб.
Въ Лондон они оставались недлю: Джонъ Диккенсъ вскор получилъ назначеніе въ Чатамъ. Въ этомъ город Чарльзъ провелъ наиболе счастливую часть своего дтства — до девяти лтъ, и отсюда онъ вынесъ наиболе отчетливыя изъ своихъ раннихъ впечатлній. Тутъ находился и домъ, на который онъ такъ часто заглядывался въ дтств, онъ, находясь уже на зенит своей славы, сталъ владльцемъ этого дома, и въ немъ навки сомкнулись его глаза.
Чарльзъ былъ хрупкаго сложенія и болзненный мальчикъ. Жестокіе припадки спазмъ, которыми онъ страдалъ, мшали ему дятельно участвовать въ подвижныхъ играхъ. Но онъ находилъ большое удовольствіе, наблюдая игры своихъ сверстниковъ и читая книгу, пока они рзвятся. Любовь къ чтенію проснулась въ немъ въ раннемъ дтств. Онъ увлекался ‘Донъ-Кихотомъ’, ‘Роблизономъ Крузо’, ‘Вэкфильдскимъ священникомъ’, сочиненіями Смоллета, Фильдинга, Арабскими сказками, эти книги разжигали его фантазію, унося его въ загадочную, далекую страну волшебнаго вымысла.
Результатъ чтенія скоро сказался. Чарльзъ началъ писать самъ и прославился среди своихъ маленькихъ сверстниковъ, какъ авторъ трагедіи ‘Минаръ, султанъ индійскій’. Кром того въ немъ обнаружились задатки разсказчика и имитатора. Его кузенъ Джемсъ Лемертъ, значительно старшій его годами, былъ его главнымъ союзникомъ по устройству домашнихъ представленій.
Въ теченіи послднихъ двухъ лтъ пребыванія въ Чатам Чарльзъ посщалъ школу молодого пастора Джилля, который имлъ дать надлежащее направленіе способностямъ даровитаго и воспріимчиваго мальчика.
Горько было Чарльзу разставаться съ Чатамомъ, колыбелью его фантазіи, когда отецъ по долгу службы опять перекочевалъ въ Лондонъ. Настали тяжелыя времена. Отецъ запутался въ денежныхъ длахъ, число кредиторовъ все возрастало. Сестру Фанни удалось опредлить въ королевскую музыкальную школу. А Чарльзъ былъ одинокъ и заброшенъ. Какъ хотлъ бы онъ опять имть товарищей, какъ хотлось бы и ему попасть въ какую-нибудь школу! Онъ не сознавалъ, что для него началась уже иная школа — школа жизни, столь многому его научившая и такъ много впослдствіи ему принесшая.
Его прожденный даръ наблюдательности развивался, находя богатую почву въ сценахъ кишащаго бднотой Лондонскаго предмстья, (гд принуждены были жить Диккенсы, и онъ безсознательно собиралъ уже запасы тхъ сокровищъ, которыя вложилъ потомъ въ свои произведенія.
Отецъ Чарльза ршилъ сдлать попытку вырваться изъ нищеты. Его жена откроетъ школу… дло сразу наладится и принесетъ имъ богатство! Наняли помщеніе, и Чарльзъ разносилъ по домамъ объявленія о замчательномъ училищ. Но никто не отозвался…
Вскор Диккенсъ-отецъ былъ заключенъ въ долговую тюрьму. Изъ квартиры исчезло все, что можно было продать или заложить.
Чарльзъ самъ долженъ былъ одну за другою отнести къ букинисту свои любимыя книги.
Въ это время родители Чарльза получили отъ одного родственника, Джорджа Лемерта, предложеніе отдать мальчика въ открытый имъ складъ ваксы, за что онъ долженъ былъ получать шесть или семь шиллинговъ въ недлю. Согласіе было дано. ‘Мн непостижимо’, пишетъ Диккенсъ въ своихъ воспоминаніяхъ, какъ могли меня вышвырнуть въ такомъ возраст… Отецъ и мать были вполн довольны, какъ будто мн двадцать лтъ и я, съ отличіемъ сдавъ экзаменъ, будто поступаю въ Кембриджскій университетъ’.
Его новыя обязанности заключались въ обвязываніи бумагой банокъ съ ваксой и въ наклеиваніи на нихъ этикетокъ. Два или подростка подростка, имя одного изъ которыхъ, Боба Феджина, перенесено было въ романъ ‘Оливеръ Твистъ’, были его сотоварищами. Эта должность была для Чарльза источникомъ ни съ чмъ несравнимаго душевнаго угнетенія, память о которомъ сохранилась у него на всю жизнь.
Теперь уже и мать Чарльза съ дтьми (кром Фанни, которая жила въ училищ, у него была еще сестра и три брата) жила въ долговой тюрьм, а его ‘маленькаго Каина, никому, однако, не причинившаго зла’ опредлили жильцомъ къ одной старой дам. По воскресеньямъ онъ съ сестрой приходилъ въ тюрьму, а остальные дни проводилъ въ полномъ одиночеств, кормясь на свой маленькій заработокъ.
Ему удалось потомъ уговорить отца поселить его поближе, чтобы онъ имлъ возможность чаще видть родныхъ и завтракать у ‘домашняго очага’ — т. е. въ тюрьм,
Конецъ этимъ чернымъ днямъ былъ положенъ небольшимъ наслдствомъ, неожиданно полученнымъ Джономъ Диккенсомъ, который теперь могъ покинуть тюрьму. Но невольничество Чарльза кончилось не сразу, а лишь благодаря размолвк между его отцомъ и владльцемъ фабрики ваксы. На другой день посл ссоры мать Чарльза отправилась къ Лемерту, чтобы уладить дло, но отецъ ршительно заявилъ, что Чарльзъ не пойдетъ больше туда, и будетъ ходить въ школу. Его дйствительно отдали въ училищ некоего мистера Джонса, носившее названіе Wellington-House-Academy, тамъ онъ пробылъ около двухъ лтъ, окончивъ ученье, когда ему было четырнадцать лтъ. Въ его многихъ очеркахъ и въ ‘Давид Копперфильд’ — роман, который очень богатъ эпизодами автабіографическаго характера — есть немало мстъ, написанныхъ подъ вліяніемъ его личныхъ школьныхъ воспоминаній. Его бывшіе товарищи помнятъ его, какъ невысокаго для своихъ лтъ, но хорошо сложеннаго мальчика, который обладалъ чрезвычайно живымъ характеромъ и былъ душою всхъ безобидныхъ шалостей.
Въ ма 1827 г. онъ поступилъ младшимъ клеркомъ къ м-ру Блекмору и пробылъ тамъ до ноября слдующаго года. Этотъ періодъ былъ продолженіемъ его самовоспитанія и собиранія наблюденій. Кое-кого изъ знакомыхъ узналъ потомъ мистеръ Блекморъ, читая ‘Записки Пикквикскаго Клуба’.
Диккенсъ отецъ въ это время ‘сдлался репортеромъ парламентскихъ засданій для ‘Morning Gerald’а’, этому примру захотлъ послдовать и Чарльзъ и началъ съ изумительной настойчивостью изучать стенографію, усердно посщая въ то же время читальный залъ Бритакскаго музея.
Чарльзу Диккенсу было 19 лтъ, когда онъ получилъ наконецъ доступъ къ репортерской трибун парламента, сначала давая отчеты для газеты ‘True Sun’, затмъ въ теченіи двухъ сессій — для ‘Mirror ot Parlament’, и, наконецъ, 23-хъ лтъ онъ сталъ репортеромъ въ ‘Morning Chronicle’. Въ конц 1833 г. произошло другое важное въ его жизни событіе: въ декабрьскомъ нумер ‘Old Monthly Magazine’ появился первый его разсказъ.
Его репортерская дятельность имла для него большое значеніе, являясь пробнымъ камнемъ его силъ и способностей. Какъ сотрудникъ, онъ былъ незамнимъ, и редакція ‘Morning Chronicle’ охотно возмщая вс расходы на экстренныхъ почтовыхъ лошадей, платила за поломанныя колеса, за разбитую карету, за разорванную сбрую, такъ какъ зато прежде всхъ успвала выпустить отчетъ о результатахъ выборовъ или преніяхъ.
О палат общинъ у Диккенса не составилось высокаго мннія, и онъ не могъ иначе какъ отрицательно относиться къ тому ‘пикквикійскому толкованію’, которое такъ часто вытсняетъ здравый смыслъ при разъясненіи законовъ.
Въ ‘Monthly Mag’ до февраля 1835 г. продолжили появляться очерки Диккенса за подписью Бозъ, но авторъ не получалъ за нихъ гонорара и, естественно, сталъ пріискивать имъ другое мсто. Онъ повидался съ редакторомъ вечерняго выпуска ‘MorniNg Chronicle’, Джорджемъ Готартомь, чрезвычайно симпатичнымъ человкомъ, сближеніе съ семьей котораго имло значеніе во всей его послдующей жизни, — и, условившись, что его жалованье будетъ увеличено съ пяти до семи гиней въ недлю, заслъ за эскизы. Они имли большой успхъ, но ничто такъ не радовало Диккенса, какъ похвалы ‘милйшаго незабвеннаго м-ра Блека’ — всми любимаго редактора газеты.
Въ начал 1836 г. Диккенсъ продалъ право изданія ‘Очерковъ’ Боза молодому издателю Макрону за 150 фун. стер., и они вскор вышли въ свтъ отдльнымъ изданіемъ въ двухъ книгахъ, незадолго до появленія перваго выпуска ‘Записокъ Пикквикскаго клуба’.
Первая мысль о ‘Запискахъ’ возникла, когда одна начинающая издательская фирма затяла выпускъ серіи юмористическихъ рисунковъ Сеймура, изображающихъ похожденія горе-спортсменовъ, и предложила Диккенсу составлять по рисункамъ текстъ. Диккенсъ отвтилъ, что просилъ бы предоставить ему больше самостоятельности, такъ какъ по его мннію дло выиграетъ, если, напротивъ, рисунки будутъ возникать изъ текста. Издатели согласились и 26 марта 1836 г. въ ‘Times’ появилось объявленіе о выпуск перваго нумера ‘Записокъ Пикквикскаго Клуба’, а черезъ нсколько дней тамъ же сообщалось, что 2-го апрля м-ръ Чарльзъ Диккенсъ сочетается бракомъ съ миссъ Катериной Гогартъ, старшей дочерью Джорджа Гогарта. Медовый мсяцъ былъ проведенъ въ селеніи Чоокъ, между Гравезендомъ и Рочестеромъ.
Между выходомъ перваго и второго нумера ‘Пикквика’ талантливый художникъ Сеймуръ покончилъ жизнь самоубійствомъ. Временно приглашенный вмсто него иллюстраторъ былъ вскор замненъ художникомъ, который оказался вполн на высот своей задачи. Это былъ Хэблотъ Броунъ (подписывавшійся псевдонимомъ Физъ), имя котораго недаромъ связано съ многими шедеврами Диккенса.
Съ окончаніемъ сессіи 1836 г. Диккенсъ оставилъ репортерскую дятельность. На литературную работу у него теперь оставалось больше времени.
Успхъ ‘Записокъ Пикквикскаго клуба’ былъ неслыханный, он были темою всхъ разговоровъ, судьи и школьники, степенные и легкомысленные, старые и молодые, вступившіе въ жизнь и покидавшіе ее — вс одинаково увлекались ‘Записками’ и нетерпливо ждали нумера.
По мр выхода въ свтъ ‘Пикквика’ и все возраставшаго успха, Диккенса стали все чаще и чаще осаждать издатели. Онъ подписалъ съ Бентли договоръ, по которому обязывался редактировать съ января 1837 г. его ежемсячный журналъ ‘Miscellany’, а вскор послдовалъ новый контрактъ, по которому Диккенсъ долженъ былъ написать два романа въ извстный срокъ. Такимъ образомъ онъ для Бентли писалъ первую половину новаго романа ‘Оливеръ Твистъ’, а для Чампана и Холла — вторую половину ‘Пикквикскихъ Записокъ’.
Въ это время онъ узналъ, что Макринъ хочетъ переиздать ‘Очерки Боза’, поддлавъ ихъ подъ форматъ ‘Пикквикскихъ Записокъ’ и выпуская такими же нумерами. Диккенсъ былъ въ отчаяніи и такъ какъ никакія увщанія не могли поколебать торгаша-издателя, то онъ за 2000 фунт. ст. купилъ у Макрона назадъ свое авторское право, за которое самъ получилъ лишь 150 ф. ст. Когда года черезъ два этотъ издатель умеръ, то Диккенсъ отнесся чрезвычайно великодушно къ его вдов, находившейся въ стсненномъ положеніи, и оказалъ ей матеріальную поддержку.
Начало 1837 г. ознаменовалось для Диккенса семейнымъ событіемъ: у него родился сынъ, названный Чарльзомъ.
Но Диккенса ждало и горе: вскор посл того, какъ вышелъ двнадцатый нумеръ ‘Записокъ’ и исполнилась годовщина ‘рожденія’ Пикквика, смерть неожиданно скосила младшую сестру его жены, Мери. Мягкостью характера она привлекала его еще боле, чмъ вншней граціей, и она представлялась ему идеаломъ. Памятью о ней навянъ образъ Нелли въ ‘Лавк древностей’. Подъ вліяніемъ горя онъ первое время даже не могъ писать, и снова принялся за литературную работу лишь черезъ два мсяца посл этой утраты.
Въ теченіи лта 1837 г. Диккенсъ совершилъ съ женою короткую поздку за границу, затмъ провелъ нкоторое время въ купальномъ курорт Бродстэр. Въ октябр онъ окончилъ ‘Пикквика’ и принялся за ‘Оливера Твиста’.
Въ ‘Оливер Твист’ читатели нашли боле ясное выраженіе того, что стало сказываться еще въ ‘Запискахъ Пикквикскаго клуба’: а именно, что молодой авторъ не задается только цлью развлекать, но что его книги являются реальнымъ отраженіемъ жизни, и его герои, со всми ихъ качествами, принадлежатъ къ тому кругу, который читателямъ издавна знакомъ. Этимъ реализмомъ объясняется такой вполн заслуженный успхъ автора и его популярность.
Въ конц 1837 г. было отпраздновано обдомъ окончаніе ‘Пикквикскаго клуба’, и Диккенсъ заключилъ съ Чампаномъ и Холмомъ новое условіе, въ силу котораго вскор долженъ былъ начать выходить такими же ежемсячными выпусками новый романъ. Этотъ романъ назывался ‘Жизнь и приключенія Николая Никльби’. Диккенсъ по договору долженъ былъ закончить его къ сентябрю 1839 г. Но такъ какъ ему надо было по договору съ Бентли написать кром того къ ноябрю 1838 г. начатый имъ романъ ‘Барнеби Реджъ’, что представлялось совершенно невозможнымъ при томъ количеств работы, которое онъ взялъ на себя, то онъ предложилъ Бентли, чтобы ‘Барнеби Реджъ’ начался печатаніемъ въ его журнал ‘Miscellany’ лишь посл окончанія ‘Оливера Твиста’. Диккенса сильно тяготило то рабство, въ которомъ онъ очутился, и ‘Барнеби Реджъ’ подвигался плохо, въ сношеніяхъ съ издателями онъ всегда отличался непрактичностью, обогащая ихъ и мало получая самъ.
Въ первыхъ мсяцахъ 1859 г. закончился въ ‘Miscellany’ ‘Оливеръ Твистъ’ — романъ, отражающій съ удивительной правдивостью непріятную жизнь приходскихъ пріютовъ и очаги преступленія — трущобы большого города. Въ то же время м-ръ Бентли согласился расторгнутъ условіе относительно ‘Барнеби Реджъ’, котораго Диккенсъ временно отложилъ въ сторону.
Сомннія нетерпливыхъ читателей, насколько ‘Николай Никльби’ оправдаетъ возлагавшіяся на него ожиданія, разсялись съ первымъ же выпускомъ. Все, что завоевало ‘Пикквикскому Клубу’ такую огромную популярность — неизсякаемая веселость, обиліе сердечнаго юмора, живительная добродушная сатира — все это воскресло и здсь, сопровождаемые притомъ большею связностью эпизодовъ и боле точной очерченностью характеровъ. Въ этомъ роман авторомъ была въ то же время объявлена война тмъ жестокостямъ, которыя совершались въ Іоркширскихъ школахъ.
Лтомъ 1838 г. Диккенсъ снималъ коттеджъ въ Тчикенгэм и провелъ тамъ много веселыхъ дней, окруженный своими друзьями. Среди обычныхъ гостей такъ были Теккерей, Энсвертъ, Джонъ Фирстеръ, художникъ Мэклизъ и очаровывавшій всхъ своей веселостью актеръ Макреди.
В слдующемъ году онъ жилъ лтомъ въ Петерсгэм, гд при коттэдж былъ обширный садъ, сдлавшійся ристалищемъ спортивныхъ состязаній, которымъ Диккенсъ съ увлеченіемъ предавался при участіи своихъ друзей.
По выход послдняго — двадцатаго — выпуска ‘Николая Никкльби’ Диккенсъ сталъ подумывать о новомъ литературномъ план. Онъ ршилъ съ апрля 1840 г. начать новое изданіе, выходившее еженедльными нумерами по три пенса, тамъ должны были помщаться небольшія оригинальныя произведенія и извстное число нумеровъ составляло бы самостоятельный томъ. Изданіе это, которое долженствовало содержать исключительно небольшіе разсказы и очерки, и успхъ котораго обусловливался бы появленіемь въ немъ время отъ времени какого-нибудь произведенія Диккенса, было предпринято Чампаномъ и Холмомъ и начало выходить подъ названіемъ ‘Часы мистера Гумфри’.
Первый нумеръ ‘Часовъ’ разошелся въ количеств семидесяти тысячъ, но слдующіе выпуски пошли мене бойко, такъ какъ публика привыкла къ тянущимся изъ нумера въ нумеръ повстямъ. У Диккенса зародилась мысль написать разсказъ, которому онъ предполагалъ дать такое заглавіе ‘Личныя приключенія мистера Гумфри: Лавка Древностей’. Эта работа увлекла его, и вмсто разсказа получился романъ, печатавшійся подрядъ цлый годъ и пользовавшійся необычайнымъ успхомъ какъ въ Англіи, такъ и въ Америк. ‘Маркиза’ и Дикъ Свивеллеръ сопричислились къ любимцамъ публики, но въ особенности нравился всмъ трогательный образъ Нелли, описаніе смерти которой было такъ прочувствовано Диккенсомъ, что онъ, когда писалъ послднюю главу, какъ будто снова переживалъ кончину Мери.
Въ конц 1839 г., Диккенсъ перехалъ изъ Даути-стритъ въ Девонширъ-террасъ, гд онъ снялъ уютный домъ съ садомъ. Тамъ онъ и былъ занятъ писаніемъ ‘Лавки древностей’, которая закончилась печатаніемъ въ первыхъ мсяцахъ 1841 г. Она смнилась въ ‘Часахъ мистера Гумфри’ романомъ ‘Барнеби Реджъ’, который, какъ мы видли, былъ имъ начатъ значительно раньше. У Диккенса былъ ручной воронъ, носившій кличку Грипъ, эту птицу онъ описалъ въ роман, давъ ей тамъ не послднюю роль. Неожиданная смерть Грипа огорчила всхъ домочадцевъ Диккенса.
‘Барнеби Реджъ’ является первымъ произведеніемъ Диккенса, описывающимъ не повседневную жизнь. Дйствіе происходитъ въ ту эпоху, когда пытки, которымъ подвергались зачастую совершенно невинные люди, господствовали повсемстно, деморализуя новыя поколнія и подготовляя ихъ тоже къ эшафоту. Но и тогда терпливыя и жизнерадостныя души могли почерпнуть утшеніе, откуда — о томъ читатели могутъ узнать изъ самой книги. Передъ нами развертываются мастерски написанные эпизоды, мы видимъ переходъ отъ перваго глухого ропота народной бури къ грозному ея бушеванію, мы присутствуемъ при безумныхъ, жестокихъ неистовствахъ невжественной черни.
Въ іюн 1841 г. Диккенсъ похалъ съ женой на ея родину — въ Шотландію — не переставая писать ‘Барнеби’ и во время путешествія. Въ Эдинбургъ его пригласили еще въ март, и теперь городъ устроилъ въ честь его торжественный обдъ. Огромный залъ былъ набитъ биткомъ. Диккенсу представили всхъ знаменитостей — Вильсона, Петера Робертсона, знаменитаго артиста Аллена. Диккенсъ всегда съ сердечнымъ чувствомъ вспоминалъ объ оказанномъ ему пріем. Красота шотландскихъ горъ произвела на него сильное впечатлніе. Особенно поразило его мрачное ущелье Гленко: здсь онъ увидлъ картину одинокаго величія природы. Въ одномъ изъ писемъ онъ разсказываетъ объ опасной переправ черезъ бурную рку, причемъ едва не утонулъ вмст съ лошадьми и повозкой кучеръ.
Вскор по возвращеніи изъ Шотландіи онъ опять похалъ въ Бродстэръ. Чувствуя, что ‘Часы мистера Гумфри’ заставляютъ его слишкомъ напрягать свои силы, онъ ршилъ ихъ прекратить и подписалъ условіе, по которому обязался написать новый романъ, на двадцать выпусковъ, подобно ‘Пикквику’ и ‘Николаю Никльби’, который долженъ быть начатъ печатаніемъ не раньше декабря 1842 г. Во время печатанія издатели уплачиваютъ Диккенсу 200 ф. ст. ежемсячно и кром того три четверти дохода съ изданія. Въ теченіе промежуточнаго года Диккенсъ получаетъ 150 ф. ст. въ мсяцъ, но эти деньги должны быть вычтены изъ его трехъ четвертей дохода.
Такимъ образомъ у Диккенса образовался досугъ, которымъ онъ воспользовался для поздки въ Америку, куда его давно тянуло и куда въ сердечномъ письм звалъ его Вашингтонъ Ирвингъ.
Сначала онъ хотлъ взять съ собой не только жену, но и дтей (у него теперь, кром Чарльза, былъ другой сынъ, Вальтеръ, и дв дочери — Мери и Кэтъ), но вскор отказался отъ этой мысли, поддаваясь увщаніямъ друзей, которые общали окружить малютокъ ласковымъ вниманіемъ во время его отсутствія.
Въ періодъ хлопотливыхъ приготовленій къ путешествію умеръ младшій братъ жены Диккенса — умеръ съ той же внезапностью, какъ и Мери, съ которой теперь его похоронили рядомъ. Диккенсъ, недомогавшій въ это время, взялъ, однако, на себя заботы объ устройств похоронъ. Въ письм къ Форстеру онъ говоритъ о грусти, охватывающей его при мысли, что мсто рядомъ съ могилой Мери, которое онъ такъ берегъ для себя, занято другимъ.
Четвертаго января 1842 г. пароходъ ‘Британія’ вышелъ изъ Ливерпуля, а 20-го числа былъ въ Галифакс, чуть не застрявъ на мели при възд въ гавань. Въ этомъ город ‘неподражаемому Бозу’ была устроена восторженная встрча и онъ, какъ почетный гость, былъ приглашенъ на засданіе парламента.
28-го января Диккенсъ прибылъ въ Бостонъ. Оваціи, которые ему устраивались не поддаются описанію. Народъ запруживалъ улицы, по которымъ онъ прозжалъ. Въ честь его сочинялись гимны, устраивались балы, банкеты, собранія.
Каковы бы ни были послдующія разочарованія Диккенса, но справедливость требуетъ сказать, что энтузіазмъ встрчи былъ неподдльно искренній. Задушевная человческая сторона его генія восхищала американцевъ. Неизсякаемый юморъ его, давшій новую красоту обыденнйшимъ формамъ жизни, завоевалъ ему среди янки множество сочувственныхъ сердецъ, и Диккенсъ повсемстно былъ предметомъ благороднаго преклоненія. Въ то же время эти чествованія были какъ бы протестомъ противъ недостатковъ общественнаго строя Англіи, противъ соціальныхъ предразсудковъ. Американцы какъ бы говорили своей бывшей метрополіи, торжествуя надъ ней: вы покланяетесь титуламъ, военнымъ героямъ, богачамъ, а мы, сыны Новаго Свта, хотимъ вамъ показать, чествуя этого молодого человка, который ничмъ не заявилъ о себ, кром своего сердца и своего генія, какъ у васъ чествуютъ лишь королей и завоевателей, — хотимъ показать вамъ, что именно считается у насъ боле достойнымъ почестей, чмъ знатное происхожденіе или богатство, титулъ или мечъ.
Черезъ нсколько дней Диккенсъ былъ уже въ Нью-Іорк, граждане котораго встртили его обдомъ и баломъ.
Диккенсъ ршилъ смло выступить на защиту авторскихъ правъ и уже въ Бостон, а также проздомъ черезъ Хартфордъ, упомянулъ въ своихъ рчахъ о необходимости международнаго соглашенія о литературной собственности. Это заявленіе было встрчено несочувственно, и Диккенсъ такимъ образомъ началъ замчать оборотную сторону медали. Вс американскія литературныя собранія выражали ему свое полное сочувствіе, и однако никто изъ нихъ не поднималъ голоса противъ узаконенной несправедливости. Это молчаніе, это преклоненіе передъ буквой закона были непостижимы Диккенсу.
Въ одномъ изъ писемъ Диккенсъ говоритъ о непосредственномъ результат своего выступленія. ‘Посл моей второй рчи поднялся, съ цлью предупредить такую же выходку съ моей стороны и въ Нью-Іорк, такой гамъ, о которомъ нельзя имть представленія въ Англіи. Мн присылали анонимныя письма, увщевали меня, писали въ газетахъ, что закоренлый убійца Кольтъ — ангелъ въ сравненіи со мною, что я не джентльменъ, а торгашъ и мошенникъ’. Вс усилія Диккенса не привели однако ни къ чему и онъ самъ, наконецъ, убдился въ безнадежности попытки.
Его популярность причиняла ему много неудобствъ. Онъ не могъ никуда пойти, не образовавъ вокругъ себя толпы звакъ. Дома его осаждали постители. Если онъ осматривалъ какое-нибудь общественное учрежденіе, то директора и служащіе сбгали внизъ и встрчали его длинными рчами. Онъ ршилъ не принимать больше никакихъ публичныхъ привтствій и отказался отъ банкетовъ, предполагавшихся въ Филадельфіи, Балтимор, Вашингтон и другихъ городахъ.
Изъ Нью-Іорка Диккенсъ отправился въ Филадельфію, побывалъ въ Вашингтон, Чарльстон, совершилъ перездъ по каналамъ Пенсильваніи и по ркамъ Охайо и Миссисипи до Сентъ-Луи, взглянулъ на преріи, похалъ назадъ черезъ Синсинати въ Буффало, насладился величественнымъ зрлищемъ Ніагарскаго водопада, прохалъ черезъ Торонто и Кингстонъ въ Монреаль, гд былъ данъ любительскій спектакль при участіи его самаго и его жены, и въ начал іюня 1842 г. покинулъ Америку, отправляясь на родину, по которой усплъ сильно соскучиться.
На Диккенса произвели тяжелое впечатлніе ужасы пенитенціарной системы Соединенныхъ Штатовъ. Онъ постилъ полицейскіе участки, домъ предварительнаго заключенія и исправительную тюрьму въ Нью-Іорк и провелъ день въ Восточной одиночной тюрьм подъ Филадельфіей, гд свободно входилъ въ камеры, разспрашивая заключенныхъ. ‘Я видлъ людей, которые пробыли въ одиночномъ заключеніи пять, шесть, одиннадцать лтъ, два года, два мсяца… Я смотрлъ на нкоторыхъ изъ нихъ съ такимъ же ужасомъ, какъ если бы увидлъ людей, похороненныхъ заживо и выкопанныхъ снова’.
Результатомъ путешествія были вскор появившіяся въ печати ‘Американскія замтки’, въ которыхъ очень сильно сказываются какъ правдивая наблюдательность, такъ и юморъ автора. Каковъ былъ ихъ успхъ, видно изъ того, что съ 18-го октября до конца года разошлось четыре изданія.
Осенью Диккенсъ совершилъ съ тремя друзьями — Форстеромъ, Маклизомъ и Стенфильдомъ — очаровательную поздку въ Корнуэльсъ, обойдя его поэтическія горы, гд живутъ легенды о корол Артур.
Посл этого онъ заслъ за работу надъ новымъ романомъ — ‘Мартиномъ Чозльвитомъ’. Въ этомъ роман, который самъ Диккенсъ причислялъ къ лучшимъ своимъ вещамъ, есть, правда, недостатки конструкціи и развитія фабулы, но зато онъ необычайно силенъ глубиною мысли, анализомъ характеровъ и описательной стороной. Передъ читателемъ не только протекаетъ непосредственная жизнь, но онъ проникается сознаніемъ иной жизни — высшей и превосходящей эту. И въ другихъ книгахъ Диккенса есть столь же острая сатира. Но нигд онъ не обнаруживалъ еще такой творческой проницательности, съ какой его юморъ и его искусство бичевали теперь самое сердце общественныхъ пороковъ.
Весь слдующій годъ (1843) онъ усиленно работалъ надъ ‘Мартиномъ Чезльвитомъ’. Въ октябр и ноябр онъ усплъ кром того урывками написать ‘Рождественскую пснь’ — произведеніе, надъ которымъ онъ то рыдалъ, то смялся, пока писалъ его, то уходилъ, обдумывая его, и подолгу блуждалъ по мрачнымъ улицамъ Лондона въ часы, когда мирные люди давно уже спятъ.
‘Мартинъ Чезльвитъ’, начавъ выходить ежемсячными выпусками съ января 1843, не имлъ успха, сравнительно съ ‘Записками Пикквикскаго клуба’ и ‘Николаемъ Никльби’, и сдлался для Диккенса источникомъ многихъ разочарованій. Въ договор съ издателями было для формы упомянуто, что если прибыль изданія не покроетъ извстныхъ расходовъ, то издатели имютъ право удержать 50 ф. ст. изъ ежемсячныхъ 200 ф. ст., получаемыхъ Диккенсомъ. Младшій компаньонъ фирмы, м-ръ Холлъ, имлъ неосторожность намекнуть теперь Диккенсу объ этомъ, и ему долго пришлось раскаиваться въ своей нетактичности, такъ какъ Диккенсъ ршилъ посл этого порвать съ издателями и, вступивъ въ непосредственныя сношенія съ типографами Брадбери и Эвансомъ, подписалъ въ іюн 1844 года контрактъ, по которому за 2800 ф. ст. уступалъ имъ четвертую часть доходовъ всхъ своихъ произведеній, имющихъ быть написанными въ теченій восьми лтъ.
Неудача съ ‘Мартиномъ Чезльвитомъ’ заставила Диккенса подумать о сокращеніи своихъ расходовъ и онъ ршилъ отправиться за границу, какъ только закончится романъ, и поселиться тамъ, избравъ своимъ мстопребываніемъ Италію.
Напутствуемый своими друзьями, онъ похалъ въ Италію черезъ Францію, и 16-го іюля 1844 г. прибылъ въ Альбаро, предмстье Генуи. Здсь онъ, по указанію, своего друга Флетчера, снялъ небольшой домъ, называвшійся ‘вилла ди Белла Виста’, гд намревался провести лтніе мсяцы. Онъ ожидалъ, что будетъ страдать отъ жары, но погода первые дни стояла пасмурная и дождливая, и только недли черезъ полторы открылись пестрыя красоты итальянской природы и итальянское небо.
Диккенсъ ничего не начиналъ писать. Онъ занимался итальянской грамматикой, и это у него отнимало значительную часть времени. Черезъ мсяцъ практики онъ овладлъ языкомъ настолько, что ‘разгуливалъ по улицамъ смлый, какъ левъ’.
Онъ скоро изучилъ вс закоулки Генуи, осмотрлъ ея церкви, въ которыхъ его поражалъ контрастъ между красотой архитектуры и обиліемъ блестящей мишуры внутри, побывалъ въ театрахъ, заглянулъ въ монастыри. На зиму онъ снялъ въ Гену квартиру за 500 франковъ въ мсяцъ въ Палаццо Пескьере, куда и перехалъ съ 1-го октября. Это было чудной красоты старинное зданіе съ громадными комнатами и залами, на стнахъ были трехсотлтнія фрески, ‘такія свжія, какъ будто краски положены только вчера’. Изъ оконъ кабинета Диккенса былъ видъ на весь городъ и на маякъ, ярко вспыхивавшій по ночамъ, освщая фасадъ дворца волшебнымъ отблескомъ. Кругомъ дворца былъ садъ, гд стояли античныя статуи и били фонтаны среди зарослей камелій и апельсинныхъ деревьевъ.
Здсь, когда онъ однажды сидлъ у окна, тщетно стараясь начать работу, и вдругъ на всхъ башняхъ раскинувшейся передъ нимъ Генуи зазвонили колокола, образовавъ безпорядочную, оглушительную мелодію — здсь зародилась идея его новаго рождественскаго разсказа. Вскор мы уже видимъ его поглощеннымъ писаніемъ ‘Колоколовъ’. Написанное онъ послалъ въ Лондонъ Форстеру, который вдругъ получилъ отъ Диккенса извстіе, что онъ прідетъ къ первому декабря въ Лонцонъ, чтобы взглянуть на печатающуюся книгу и прочесть ее вслухъ въ кругу друзей.
Диккенсъ дйствительно прибылъ въ Лондонъ, и 2-го декабря на квартир Форстера состоялось чтеніе ‘Колоколовъ’, а затмъ онъ ухалъ съ той же быстротой обратно въ Геную, остановившись мимоходомъ на короткое время въ Париж.
Въ Гену онъ пробылъ до конца января, когда онъ покинулъ Палаццо для того, чтобы вмст съ женой объхать Аппенинскій полуостровъ. Изъ всхъ городовъ Италіи ему больше другихъ понравились Генуя, Венеція и Фдоренція. ‘Здсь есть мста… о небо, какъ они прекрасны! Я хотлъ бы, что5ы вы видли palazzo Vecehio, какъ я его сейчасъ вижу на протиположномъ берегу Арно! Но обо всемъ этомъ и о Флоренціи я напишу вамъ подробне, когда опять буду среди своихъ апельсинныхъ деревьевъ въ Нескьере’. ‘Дорогой мой, все, что вы слышали о Венеціи — ничто въ сравненіи съ великолпной и ошеломляющей дйствительностью. Самыя сказочныя виднія ‘Тысячи и одной ночи’ не могутъ сравниться съ площадью св. Марка и съ первымъ впечатлніемъ внутренности церкви. Пышная и чудная венеціанская дйствительность идетъ дальше крайнихъ предловъ самой опьяненной фантазіи’. Онъ вернулся въ Геную 9-го апрля и пробылъ тамъ еще два мсяца. Онъ полюбилъ этотъ городъ и сильно привязался къ тому общественному кругу, который около него образовался. Онъ любилъ также, отдыхая, переживать сызнова свои путевыя впечатлнія.
Диккенса опять потянуло домой, онъ похалъ теперь черезъ Швейцарію и былъ восхищенъ этой страной, ‘столь божественной, что удивительно было бы, если бы ея сыны и дочери не отличались патріотизмомъ’. ‘Чистота домиковъ, служащихъ харчевнями, поражаетъ того, кто только что пріхалъ изъ Италіи. Однако, итальянское изящество, красивый языкъ, быстрая отзывчивость на ласковый взглядъ, на веселое слово, плнительныя готовность идти навстрчу нашимъ желаніямъ — это все осталось за Альпами, и я, вспоминая объ этомъ, вздыхаю по грязи, по кирпичному полу, по неоштукатуреннымъ потолкамъ, по голымъ стнамъ и разваливающимся окнамъ…’
Къ концу іюня 1845 г. онъ былъ въ Лондон. Его снова началъ занимать проектъ періодическаго изданія. Онъ задумалъ еженедльный журналъ подъ названіемъ ‘The Cricket’ (Сверчокъ), который отражалъ бы вс злободневные интересы и въ то же время ‘согрвалъ бы пылкимъ, сердечнымъ, веселымъ и яркимъ отблескомъ домашняго очага’. Эта мысль не нашла осуществленія въ такой форм, но дала начала новому рождественскому разсказу на 1845 г., получившему заглавіе ‘Сверчокъ у очага’,
Онъ однако не отказался отъ своего плана и вскор друзья его узнали, что подъ его редакторствомъ начнетъ выходить ежедневная газета, которую онъ дйствительно основалъ и которая немало ратовала за улучшеніе общественныхъ условій, за водвореніе сословной справедливости, и завоевала себ большую аудиторію. Она называется ‘Daily News’. Но эта не была стихія Диккенса. 21-го января онъ пишетъ Форстеру, передъ уходомъ домой изъ типографіи въ 6 часовъ утра, что только что ‘вышелъ нумеръ, опередившій ‘Times’, а 9-го февраля онъ извщаетъ его объ отказ отъ редакторства: ‘я измучился смертельно и совершенно изнуренъ’. Черезъ четыре мсяца онъ окончательно прекратилъ сотрудничество въ ‘Daily News’. Впослдствіи онъ признавался, что это ‘была ошибка съ его стороны — такъ прервать свои старыя связи съ читателями’.
Ему уже не сидлось въ Лондон — горы Швейцаріи манили его къ себ, и 30-го мая друзья чествовали его прощальнымъ обдомъ. Онъ предполагалъ пробыть въ отсутствіи цлый годъ.
Седьмого іюня Диккенсъ былъ въ Страсбург, а черезъ три дня — въ Лозанн, гд нанялъ себ хорошенькій двухъ-этажный особнячокъ, называвшійся Розмонъ. Онъ описываетъ Лозанну, какъ скучноватый городъ, гд, ‘улицы внезапно и круто взбираются и опускаются по холмамъ, какъ въ сновидніяхъ’. ‘Мстность не возвышенная и не очень красивая. Здсь нтъ въ непосредственной близости водопадовъ или горныхъ ущелій, какъ въ другихъ частяхъ Швейцаріи. Но есть много очаровательныхъ пейзажей — глубокое, синее и спокойное озеро, холмы, зеленыя долины, виноградники, лсныя рощи, а надъ всмъ этимъ вчно измнчивый рядъ чудныхъ горъ — то красныхъ, то срыхъ, то пурпуровыхъ, то черныхъ, то блыхъ подъ снжнымъ покровомъ, то отстоящихъ отъ васъ будто на нсколько шаговъ, то обрисовывающихся, какъ привиднія, среди облаковъ и тумана’.
Среди такой обстановки ему теперь предстояло жить и работать, по крайней мр, въ теченіе шести мсяцевъ, и такъ какъ любовь къ природ была такой же его страстью въ минуты досуга, какъ стремленіе къ толп и уличной жизни въ періодъ творчества, то онъ какъ нельзя боле радовался виду, открывавшемуся изъ оконъ его дачи.
Горная красота Швейцаріи, ея хребты, которые постоянно мняются, то словно подступая къ зрителю, то отодвигаясь назадъ, и не мняются лишь въ своемъ величіи, влекли Диккенса, и онъ остался въ восторг отъ совершенной имъ экскурсіи на Монбланъ. ‘Вс чудеса этихъ чудеснйшихъ мстъ превосходятъ самыя причудливыя ожиданія’.
Диккенсъ ршилъ написать въ Лозанн по крайней мр четыре выпуска романа. Но работа подвигалась медленно, и онъ готовъ былъ даже отказаться отъ ея продолженія. Ему недоставало шумныхъ улицъ Лондона, гд творческій духъ его находилъ нужное настроеніе. Онъ чувствовалъ себя почти больнымъ и, ради перемны обстановки и отдыха, похалъ на нсколько дней въ Женеву, откуда вернулся ободреннымъ. 10-го декабря онъ послалъ Форстеру большую половину рукописи. Эта повсть была напечатана въ декабр того же 1846 года, а начиная съ октября вышло три мсячныхъ выпуска ‘Домби и Сына’, они раскупались лучше, чмъ ‘Мартинъ Чезльвитъ’, и это извстіе утшало Диккенса.
Въ період же пребыванія въ Лозанн, произошла въ Женев революція. Союзнымъ совтомъ былъ изданъ декретъ объ изгнаніи іезуитовъ, но католическіе кантоны отказались признать этотъ декретъ. Тогда протестанскіе кантоны образовали временное правительство, которое закрыло католическую лигу. По этому поводу Диккенсъ писалъ Форстеру: ‘Если бы я былъ швейцарцемъ, я такъ же стойко боролся бы съ католическими кантонами и іезуитской пропагандой, какъ любой изъ радикаловъ среди нихъ. Распространеніе католицизма я считаю самымъ ужаснымъ средствомъ политическаго и соціальнаго развращенія, какое существуетъ еще на земл’.
16-го ноября Диккенсъ покинулъ Лозанну, направляясь въ Парижъ, гд онъ остановился въ отел ‘Брайтонъ’. Диккенсу нравилась жизнь въ гостиниц, но ‘нсколько тоннъ багажа, нсколько тоннъ прислуги и нсколько тоннъ дтей’ являются плохимъ добавленіемъ въ этомъ случа, и онъ вскор нанялъ себ помщеніе въ Rue de Courcelles. Черезъ нсколько дней ему представился случай увидть прозжавшаго по Елисейскимъ Полямъ короля Луи-Филиппа. Диккенса непріятно поразила, подозрительность ‘короля-гражданина’ и обиліе окружавшихъ его тлохранителей. Въ этомъ и во многихъ другихъ политическихъ признакахъ онъ видлъ симптомы народной болзни. ‘Это — проклятый и зловщій городъ, хотя неотразимо влекущій къ себ’.
То, что Диккенсъ говоритъ о парижскихъ рабочихъ и мелкихъ торговцахъ, послужитъ, быть можетъ, иллюстраціей къ исторіи той эпохи. ‘У нихъ есть, какъ и въ Америк, полусентиментальная независимость, но нтъ американской выдержки и энергіи. Если во Франціи добьются введенія свободной торговли, то эта часть населенія будетъ на долгіе годы разорена. Они не смогутъ устоять въ соперничеств съ англійскими работниками. Недостатокъ проворности, праздныя привычки, укоренившаяся непокорность, невозможность на нихъ положиться — это погубитъ ихъ въ подобной борьб. Они только годятся для военщины’.
Въ декабр онъ пріхалъ на восемь дней въ Лондонъ для устройства нкоторыхъ длъ, сопряженнымъ съ изданіемъ предполагавшагося дешеваго собранія его сочиненій, а по возвращеніи въ Парижъ опять усиленно принялся за ‘Домби’.
Въ Париж Диккенсъ познакомился съ Дюма, Сю, Готье, Карромъ, Ламартиномъ, Скрибомъ, Гюго, послдній принялъ его у себя чрезвычайно любезно и сердечно. Пробывъ въ Париж три мсяца, Диккенсъ вернулся въ Англію раньше предположеннаго срока. Въ апрл 1847 г. онъ организовалъ любительскую труппу, привлекши въ нее многихъ своихъ литературныхъ друзей — Джерольда, Форстера, Крукшэнка, Бульвера, Льюиса и другихъ, доходъ отъ представленій предназначался для литераторовъ, нуждающихся въ матеріальной поддержк. Успхъ этого предпріятія вполн оправдалъ хлопоты и ожиданія. Еще въ то время, когда Диккенсъ учился стенографіи, онъ подумывалъ объ актерской карьер, и только случай помшалъ ему попасть на сцену. Объ этомъ жалть не приходится — Диккенсъ обезсмертилъ себя на другомъ поприщ — но талантливая игра его, обнаруженная имъ на любительскихъ спектакляхъ, заставляетъ предполагать въ немъ задатки великаго актера.
Въ слдующемъ году былъ данъ опять рядъ представленій въ различныхъ городахъ. Сборы получились значительные. Диккенсъ одушевлялъ всхъ своей неустанной веселостью и жизнерадостной, неутомимой дятельностью.
Въ апрл 1848 года вышелъ послдній выпускъ ‘Домби и Сына’. Въ этомъ роман передъ читателемъ проходитъ рядъ характеровъ, удивительно разнообразно очерченныхъ, отличаясь большой психологической глубиной, это произведеніе Диккенса смло можетъ быть причисляемо къ шедеврамъ англійской литературы.
‘Домби’ былъ вскор переведенъ на русскій языкъ, и Диккенсъ получилъ экземпляръ русскаго перевода съ письмомъ переводчика, Ириніарха Ивановича Введенскаго (или, по Форстеру, Тринарха Вреденскаго), писавшаго между прочилъ: ‘За послднія одиннадцать лтъ Ваше имя широко прославилось въ Россіи, и отъ береговъ Невы до отдаленнйшихъ захолустьевъ Сибири Вашими книгами зачитываются. Вашъ ‘Домби’ одушевляетъ восторгомъ всю литературную Россію’ {Въ нашемъ изданіи романъ ‘Домби и Сынъ’ дается въ перевод И. И. Введенскаго, такъ же какъ ‘Записки Пикквикскаго клуба’. Примч. издат.}. Не разъ во время своихъ общественныхъ или частныхъ неудачъ Диккенсъ говаривалъ потомъ Форстеру, что онъ готовъ уложить свой чемоданъ и переселиться въ боле привтливый и сочувствующій ему климатъ ‘отдаленнйшихъ захолустьевъ Сибири’.
Лтомъ 1848 г. умерла отъ чахотки его любимая сестра Фанни, съ которой его связывало много отрадныхъ, а еще боле — грустныхъ воспоминаній дтства.
Въ этомъ году вышла послдняя изъ рождественскихъ книгъ — ‘Духовидецъ’ (The Haunted Man). Въ повсти этой описывается мудрецъ, который ршилъ порвать съ своимъ печальнымъ прошлымъ и выпросилъ себ даръ не только утраты воспоминаній о пережитомъ имъ когда то несправедливостяхъ, но и передачи того же забвенія всмъ окружающимъ. Его сердечныя струны посл этого замерли, скупость, мстительность, злоба стали его природой. Философъ остался наедин съ своими зврскими наклонностями.
Диккенсъ опять вернулся къ мысли о еженедльномъ журна,ль, и въ конц 1849 г. было объявлено о подписк. Журналъ называется ‘Household Words’. Онъ выходилъ непрерывно съ марта 1850 г. до мая 1859, когда онъ замнился другимъ — ‘All the Year Round’ — не прекращавшимся до самой смерти Диккенса и пережившимъ его. Помощникомъ Диккенса по редактированію былъ мистеръ Уильсь, ставшій однимъ изъ его ближайшихъ друзей въ теченіи послднихъ двадцати лтъ его жизни. Руководящей задачей журнала было: ‘поддерживать пламя фантазіи, свтящееся во всхъ сердцахъ’.
Въ годъ возникновенія ‘Household Word’ Диккенсъ опять возобновилъ театральныя представленія въ пользу литературныхъ тружениковъ. Предыдущій опытъ показалъ, насколько великъ общественный интересъ къ этимъ спектаклямъ. Благодаря содйствію Бульвера ему удалось организовать ‘Союзъ литературы и искусства’, члены котораго рисовали декораціи, писали пьесы и разыгрывали ихъ. Герцогъ Девонширскій предоставилъ для первыхъ представленій свой дворецъ въ Пикадилли и взялъ на себя сопряженные съ ними расходы. 16-го мая 1851 г. была исполнена комедія Бульвера въ присутствіи королевы, принца и многочисленной публики, биткомъ наполнившей залъ. Потомъ ‘труппа’ совершила турнэ по Англіи и съ перерывами продолжала давать представленія въ теченіе этого и слдующаго года.
Во время этого турнэ, имвшаго громадный успхъ, Диккенсъ сблизился съ участвовавшимъ въ представленіяхъ Уилки Коллинзомъ, который въ теченіи всей остальной жизни Диккенса продолжалъ быть однимъ изъ его самыхъ дорогихъ, высоко цнимыхъ друзей.
По окончаніи ‘Домби и Сына’ Диккенса началъ занимать планъ новаго романа, который, наконецъ, принялъ форму ‘Давида Копперфильда’ и быль главнымъ предметомъ его занятій въ теченіе 1849 и 1850 гг. Разъ углубившись въ работу, онъ отъ нея не отрывался. Развитіе фабулы на этотъ разъ шло легко и быстро, но съ тмъ же страстнымъ участіемъ въ скорби и страданіяхъ лицъ, созданныхъ его фантазіей, которое вноситъ столько правдивости и очарованія въ произведенія Диккенса.
Никогда такъ ярко не блестла звзда Диккенса, какъ посл окончанія ‘Давида Копперфильда’, снискавшаго большую популярность, чмъ даже ‘Записки Пикквикскаго клуба’, хотя не такъ раскупавшагося. Здсь была та же мощность, какъ въ ‘Мартин Чезльвит’, и большая привлекательность сюжета, большое разнообразіе эпизодовъ, боле свободная игра характеровъ, а кром того являлось смутное, но много усиливавшее интересъ подозрніе, что за вымысломъ таится кое-что изъ жизни автора. Личныя воспоминанія Диккенса, найденныя въ его бумагахъ посл его смерти, иногда почти дословно совпадаютъ съ нкоторыми мстами ‘Давида Копперфильда’ и устанавливаютъ несомннную связь между этой книгой и исторіей жизни ея автора. Но такое отождествленіе простирали слишкомъ далеко, когда утверждали, что онъ намревался въ этой повсти выразить свой характеръ и описать эпизоды своего жизненнаго поприща. Здсь умстно будетъ предостеречь читателя отъ подобнаго заблужденія. Пусть онъ самъ судитъ, насколько испытанія дтства могли дать направленіе генію Диккенса, и только ли ихъ горечь породила ненависть къ угнетателямъ, защиту обиженныхъ, борьбу съ несправедливостью — то, что красной нитью проходить черезъ вс его произведенія, начиная съ самыхъ раннихъ. Только-ли состраданіемъ къ своимъ собственнымъ дтскимъ годамъ объясняется его неизмнное участіе къ малолтнимъ страдальцамъ и горемыкамъ?
Эта книга, въ которой такъ много лицъ, такое богатство деталей, связана единствомъ идеи, и врность общаго тона нигд не нарушена. По мр развитія повсти мы научаемся цнить самоотверженность и терпніе, тихое смиреніе передъ неизбжнымъ зломъ, стойкость передъ зломъ исправимымъ. Едва ли найдется читатель, который въ Давид Копперфильд не узналъ бы отчасти самого себя,
‘Давидъ Копперфильдъ’ былъ послдней книгой, написанной Диккенсомъ въ его дом въ Девонширъ-террасъ.
Кром мстъ, съ которыми переплелись его дтскія воспоминанія, Диккенсъ не проявлялъ особой привязанности къ домамъ. Но этотъ домъ, гд имъ написано столько удачаныхъ твореній, быль ему дорогъ, и онъ не безъ сожалнія разстался съ нимъ въ 1851 г., переселившись въ пріобртенный имъ Тэвистокъ-хаусъ. Незадолго до этого переселенія скончался Джонъ Диккенсъ, жившій въ Девоншир въ нанятомъ ему сыномъ дом.
Нкоторый автобіографическій оттнокъ есть и въ слдующемъ роман Диккенса — ‘Холодномъ дом’, — гд разсказъ частью ведется отъ лица героини. Но этотъ романъ нсколько уступаетъ своему предшественнику. Диккенсъ поставилъ себ трудную задачу — изобразить разсказчицу, которая съ правдивостью и реальной живостью описывала бы окружающіе характеры и событія, и въ то же время совершенно не знала бы о своихъ хорошихъ качествахъ, о которыхъ она наивно и безсознательно разсказываетъ въ дневник.
‘Холодный домъ’ былъ написанъ въ теченіи 1831—53 гг., зимой 1853 г. былъ разработанъ планъ и начатъ романъ ‘Тяжелыя времена’, предназначавшійся для ‘Household Words’, гд онъ еженедльно печатался. Вотъ идея романа: нельзя воспитывать, умерщвляя фантазію, нельзя воздйствовать на людей принципомъ посредственности, нельзя ладить съ рабочимъ, если, борясь съ его заблужденіями, не принять во вниманіе и его природной простоты и упрямства, частью происходящихъ изъ ограниченности его позаній, а больше изъ чистосердечія. Вотъ что писалъ объ этой книг Рескинъ: ‘Диккенсъ вполн правъ въ освщеніи главныхъ вопросовъ, затрагивавшихся его книгами, и вс он, въ особенности же ‘Тяжелыя времена’, должны быть тщательно и серьезно изучены всякимъ, кто интересуется соціальными вопросами’.
Смерть начала косить многихъ его друзей. ‘Страшно становится, когда вокругъ тебя начинаютъ такъ ужасающе часто падать друзья. Какое печальное поле битвы!’ ‘Какъ глубоко этотъ безжалостный серпъ врзывается въ окружающія созрвшія колосья! Но быть можетъ, это — сонъ, а смерть пробуждаетъ насъ?’
Въ конц 1852 г. истекъ срокъ договора съ Брадбери и Эвансомъ. Диккенсъ продолжилъ его при условіи, что за нимъ остается право прервать контрактъ, когда ему угодно.
Форстеръ замчалъ, что Диккенсу приходится черезчуръ напрягать свои силы ради еженедльника. ‘Ипохондрическія нашептыванія’, сказалъ ему Диккенсъ, ‘говорятъ мн, что я переутомился. Пружина не расправляется уже съ прежней эластичностью, когда я откладываю работу’. ‘Холодный домъ’, ‘Household Words’, и ‘Исторія Англіи’, приглашенія на торжества и банкеты — все это наполняетъ меня такимъ чувствомъ, какъ будто моя голова сейчасъ разлетится, подобно гранат, если я еще останусь здсь’. Сначала онъ испробовалъ Брайтонъ, а вскор посл того былъ въ Булон, приморскомъ французскомъ город, и благодарилъ небо за избавленіе отъ грозившаго ему нервнаго переутомленія. ‘Это одно изъ самыхъ милыхъ и живописныхъ мстъ, какія я знаю. Здсь моряки и рыболовы составляютъ какъ бы особое племя, и ихъ деревни напоминаютъ мн рыбацкія деревушки Средиземнаго моря. Очаровательныя мста для прогулокъ. Я никогда не встрчалъ такого пріятнаго сочетанія города и деревни. И вдобавокъ — морской воздухъ’.
Тамъ онъ въ август 1853 г. дописалъ ‘Холодный Домъ’, а періодъ до октября, когда онъ ршилъ отправиться на два мсяца въ Италію въ сопровожденіи Коллинза и художника Эгга, былъ для него періодомъ ‘реакціи изнеможенія и ничегонедланія’.
Первыя письма отъ трехъ путешественниковъ пришли въ конц октября изъ Шамони, тамъ мало говорилось объ утомленіи, а больше о прелестяхъ путешествія по Швейцаріи. Чистота и услужливость въ гостинницахъ, маленькія окна и холодные коридоры, двери, распахиваемыя зимними порывами втра, обиліе молока, меда, коровъ и козъ, псни въ горахъ передъ заходомъ солнца и очаровательный видъ страны передъ наступленіемъ зимы — вотъ общая картина. Къ концу октября путешественники успли достигнуть Генуи, совершивъ перездъ отъ Милана въ теченіи тридцати одного часа. Всюду Диккенсъ находилъ перемны. Палаццо Пескьере превратился въ женскую гимназію, изображенія боговъ и богинь на стнахъ были затянуты холстомъ, а садъ пришелъ въ запустніе. Въ город разрослась жизнь, предпріимчивость. Общее же впечатлніе было подтвержденіемъ прежняго: ‘за исключеніемъ Венеціи, нигд въ Италіи вы не увидите такой живописной красоты, какъ въ древней, сверкающей Гену’.
Затмъ нсколько дней было проведено въ Неапол, откуда они направились въ Римъ. ‘Я замчаю, что римскія древности меньше, чмъ рисовало ихъ мое воображеніе въ теченіе этихъ девяти лтъ, что я ихъ не видлъ. Телеграфъ, какъ лучъ солнца, проходитъ сквозь жестокое старое сердце Колизея — не правда ли, тема для размышленія?’
Изъ Рима они похали во Флоренцію, куда попали къ 20-му ноября, а черезъ недлю были въ Венецію, которая встртила ихъ, роскошно залитая солнцемъ. ‘Если бы вы увидли городъ въ эту минуту, вы бы никогда его не забыли’
Послдній посщенный ими городъ былъ Туринъ, куда они прибыли 5-го декабря, заставъ тамъ, несмотря на яркое солнце, значительные холода. ‘Во всхъ окнахъ двойныя рамы, но альпійскій втеръ проникаетъ таки, и мои ноги оцпенли, пока я писалъ’. ‘Это красивый городъ, богатый, преуспвающій, разростающійся, какъ Генуя. Альпы, покрытыя теперь глубокимъ снгомъ, нависли надъ нимъ, и кажется словно они вотъ, вотъ сейчасъ обрушатся на дома. Поразителенъ контрастъ этой части Италіи съ остальной. Превосходныя желзныя дороги, веселый, дятельный народъ, воодушевленіе, энергія, жизнь, прогрессъ. Въ Милан на каждой улиц вы увидите дворецъ какого нибудь благороднаго изгнанника, обращенный въ грязную казарму.— Въ Неапол я спросилъ у одного маркиза про моего прежняго знакомаго, который отличался чрезвычайной образованностью и, не покидая своей страны, превосходно овладлъ англійскимъ языкомъ и изучилъ всю нашу литературу.— Скажите, гд онъ? Я къ сожалнію забылъ его имя.— Маркизъ назвалъ мн его и грустно поникъ головой.— Умеръ?— спросилъ я.— Въ изгнаніи, — отвтилъ маркизъ:— Что длать! При его знаніяхъ, при его ум, при его великодушіи — какъ не попасть ему въ изгнаніе!— Мы больше не говорили объ этомъ ни слова, но я всегда буду помнить этотъ короткій разговоръ’.
Въ средин декабря Диккенсъ былъ въ Англіи. Согласно общанію, онъ 27-го числа прочелъ въ Бирмингам съ благотворительной цлью свою ‘Рождественскую пснь’, а 29-го — ‘Сверчокъ у очага’. Успхъ чтеній былъ такъ великъ, что онъ согласился вторично прочесть ‘Пснь’, если будутъ устроены дешевыя мста для рабочихъ.
Въ связи съ его Тэвистокъ-хаусомъ нельзя не упомянуть объ устраивавшихся тамъ Диккенсомъ дтскихъ спектакляхъ, которые продолжались, пока главные актеры не перестали быть дтьми. На этихъ представленіяхъ царило общее веселье. Одинъ ихъ маленькихъ комиковъ игралъ такъ, что Теккерей, разразившись хохотомъ, свалился съ кресла и заразилъ остальныхъ своимъ смхомъ.
Въ іюн 1854 г. Диккенсъ опять пріхалъ въ Булонь, гд оставался до послднихъ чиселъ октября. Этотъ городъ былъ теперь оживленъ войсками, такъ какъ тутъ, черезъ недлю посл того какъ онъ окончилъ ‘Тяжелыя времена’, началъ формироваться сверный лагерь. Терпніе Диккенса подвергалось нкоторому искусу благодаря обозамъ, загромождавшимъ его любимыя мста прогулокъ, и рзкимъ звукамъ рожковъ и барабановъ. Здсь Диккенсъ однажды столкнулся лицомъ къ лицу съ хавшими верхомъ принцемъ Альбертомъ и Наполеономъ III, котораго онъ прежде встрчалъ въ Лондон въ салон графа д’Орсэ. Городъ былъ сплошь покрытъ флагами пока продолжалъ въ немъ пребывать принцъ Альбертъ. Союзныя войска обмнивались привствіями. ‘Странно было видть маленькихъ французскихъ солдатъ’, писалъ Диккенсъ, ‘обнимающихся съ нашими гвардейцами. Странно было видть англійскихъ матросовъ, обмнивающихся рукопожатіями съ каждымъ и ко всему относящихся покровительственно’.
Черезъ нсколько дней однако Диккенсъ убдился, что какъ бы французы ни были расположены къ Англіи, но война съ Россіей среди нихъ непопулярна. Онъ былъ на парад 8-го сентября, когда пришло ложное извстіе о взятіи Севастополя, и это извстіе объявили войскамъ. ‘Я былъ совершенно угнетенъ, когда увидлъ, какъ слабо, неохотно, вяло подхватывали солдаты провозглашавшееся офицерами ‘ура’. Пятьдесятъ возбужденныхъ англичанъ натворятъ больше шума и жестовъ, чмъ тысяча этихъ людей… Императрица была очень мила, и когда императоръ далъ ей прочитать депешу, то она вспыхнула и поцловала ее съ такимъ какъ разъ естественнымъ порывомъ, какой хотлось бы видть’.
Въ феврал 1855 г. Диккенсъ провелъ съ Коллинзомъ дв недли въ Париж. Лтомъ онъ жилъ въ Тэвистокъ-хаус, гд неоднократно происходили въ домашнемъ театр ‘м-ра Круммельса, режиссера’ (т. е. Диккенса) представленія при участіи самого режиссера, Коллинза, Лемона, Эгга, Стэнфильда, а также старшей дочери и свояченицы режиссера. Осенью онъ уже занятъ былъ обдумываніемъ новаго романа — ‘Крошки Дорритъ’. Въ октябр онъ ухалъ на зиму въ Парижъ.
Въ Париж Диккенсъ вращался въ литературной и артистической сред. Онъ работалъ надъ романомъ, а также подготовлялъ свои сочиненія къ предполагавшемуся переводу ихъ на французскій языкъ. Когда онъ нуждался въ отдых, то искалъ его въ театр. Онъ съ восторгомъ отзывался о безподобной игр Леметра. Во время перваго же посщенія театра Диккенсу еще разъ пришлось видть, каково отношеніе французовъ къ воин. ‘Представленіе было пріостановлено, и со сцены прочли только что полученное извстіе съ театра военныхъ дйствій. Оно не произвело ни малйшаго впечатлнія на зрителей. Даже клакеры притихли, какъ стоячая вода. А театръ былъ полонъ! Что бы ни возражали, но невозможно, видя такую апатію, толковать о популярности войны’.
Диккенсъ не разъ бывалъ у Скриба, познакомился съ композиторомъ Оберомъ, съ Легувэ. Бывая у мадамъ Віардо, онъ встртился съ Жоржъ Зандъ. ‘Я думаю, невозможно представить себ никого, кто такъ мало походилъ бы на ожидаемый образъ, какъ знаменитая Ж. Зандъ. По вншности ее можно принять за придворную повитуху. Толстощекая, дебелая, смуглая, черноглазая. Ничто въ ней не напоминаетъ синяго чулка, кром манеры примирять вс ваши мннія съ ея собственный, это я приписываю вліянію страны и того небольшого круга, гд она властвуетъ’.
Эмиль де Жирарденъ далъ банкетъ въ честь Диккенса, столы ломились подъ тяжестью дорогихъ винъ и изысканныхъ блюдъ. Между прочимъ былъ поданъ огромный пломъ-пуддингъ подъ ‘божественнымъ соусомъ’, въ меню онъ былъ обозначенъ: Hommage а l’illustre ecrivain d’Angleterre’. Вскор состоялся второй обдъ, не уступавшій въ роскоши первому. Тутъ присутствовали Ренье, Жюль Сандо, новый директоръ французскаго театра. Былъ въ числ гостей одинъ богачъ, восемь лтъ тому назадъ чистившій сапоги и съ чрезвычайною быстротой поднявшійся по биржевой лстниц. Диккенсъ намекнулъ, что можно такъ же быстро упасть внизъ, и ‘тнь легла на вс лица’, изъ чего онъ заключилъ, что ‘каждый изъ находившихся здсь такъ или иначе причастенъ къ той же игр’.
Весь Парижъ былъ зараженъ биржевой лихорадкой, и когда по Avenue des Champs Elyses тянулись безконечныя вереницы роскошныхъ экипажей, запряженныхъ породистыми лошадьми, то пшеходы останавливались и говорили съ улыбкой: ‘c’est la Bourse!’ Французскіе займы, о которыхъ такъ звонили въ Англіи, считая ихъ признакомъ воинственнаго пыла французовъ, имли на самомъ дл ту же подкладку — биржевую игру. Можетъ ли такая воина быть популярной?
Диккенсъ покинулъ Парижъ въ конц апрля и провелъ лто 1856 г. снова въ Булони. Здсь онъ усиленно работалъ надъ романомъ, четыре нумера котораго были уже готовы. Отъ свернаго лагеря остался теперь только одинъ батальонъ. Трава кругомъ была вытоптана, благодаря военнымъ упражненіямъ. Мстность стала скучне. ‘На ярмарк, въ балаган черезъ каждые полчаса берутъ Малаховъ курганъ, и шумные взрывы восторга возвщаютъ каждый разъ торжество французскаго оружія (англичане тутъ, какъ извстно, не причемъ) ‘.
Зимой онъ жилъ въ Лондон и все время, какое оставалось у него не занятымъ романомъ ими журналомъ, посвящалъ приготовленіямъ къ театральнымъ представленіямъ, которыя на Рождество предполагались опять въ его Тэвистокъ-хаус.
Первоначально главный интересъ романа ‘Крошки Дорритъ’ долженъ былъ сосредоточиваться на центральномъ дйствующемъ лиц, которое, являясь виновникомъ всхъ бдствій, постоянно ссылалось бы на Провидніе. ‘Такова воля свыше, разв можно кого-нибудь винить!’ Въ этой книг есть прекрасно обрисованные характеры, есть много мткой наблюдательности. На фон мрачной тюрьмы выдляется кроткій образъ Эми Дорритъ, скромной, робкой и о всхъ заботящейся. Она лучъ свта въ сумрак долговой тюрьмы.
Диккенсъ пошелъ взглянуть, какіе слды остались отъ тюрьмы, которую онъ зналъ еще, когда былъ мальчикомъ, и которую онъ силою своей поразительной памяти возстановилъ въ роман, гд она играетъ такую важную роль. Только часть зданія уцлла и вмсто тюрьмы Маршалси была уже площадь, носившая то-же названіе.
Послднія страницы ‘Крошки Дорритъ’ дописывались въ новомъ жилищ Диккенса, находившемся въ Чатам и называвшемся Гэдсхиль-пласъ, онъ купилъ этотъ домъ въ феврал 1857 г. Диккенсъ уже давно мечталъ о пріобртеніи Гэдсхильскаго дома, такъ много говорившаго ему о его дтскихъ годахъ въ Чатам. Когда эта мечта осуществилась, онъ началъ съ любовью обстраивать свое гнздо. Мсто, гд находился домъ, по всей вроятности было извстно Шекспиру: въ ‘Генрих IV’ упоминается Гэдсхилъ.
Къ дому принадлежала роща, къ сожалнію находившаяся по другую сторону дороги. Диккенсъ соединилъ домъ съ рощей посредствомъ подземнаго хода, въ этомъ лсочк, украшенномъ двумя великолпными кедрами, онъ поставилъ швейцарскій шалэ, подаренный ему актеромъ Фектеромъ и присланный въ разобранномъ вид изъ Парижа.
Вся остальная жизнь Диккенса тсно связана съ Гэдсхильскимъ домомъ. Тутъ онъ писалъ свои романы и проводилъ время съ друзьями. Осенью 1860 года онъ продалъ свой лондонскій домъ и поселился здсь окончательно, перевезя вс свои вещи.
Въ конц пятидесятыхъ годовъ въ характер Диккенса стали замчать перемну. Онъ словно началъ опасаться ослабленія своего творчества. Создававшіеся имъ теперь образы были такъ же свжи и живы, какъ прежніе, но онъ терялъ свободный и плодотворный методъ прежнихъ дней. Онъ уже не могъ съ такой легкостью и увренностью заполнять образами широкій холстъ, какъ прежде, онъ испытывалъ ни на чемъ не основанное опасеніе возможнаго упадка. Это вызывало въ немъ нетерпливое и безпокойное настроеніе, которое странно было видть знавшимъ его. Онъ бросалъ свои привычки и искалъ треволненій, кидаясь въ политическую борьбу или принимая руководящую роль въ устройств спектаклей и странствуя изъ города въ городъ. Горячность, съ которой онъ старался окунуться въ хлопоты и дятельность, являлась лишь отзвукомъ овладвшаго имъ стремленія къ перемнамъ, которыя бы сдлали житейскую обстановку боле просторной. То, что было выше всего въ его натур, переставало на время составлять цль его жизни, и онъ отдавалъ себя нa произволъ боле низкихъ случайныхъ условій. Его книги потеряли въ его глазахъ то значеніе, которое раньше ставило ихъ выше всхъ другихъ соображеній жизни, и онъ не находилъ въ себ самомъ той поддержки, которою такой человкъ, казалось, долженъ былъ обладать. Его геній и вся его природа настолько были проникнуты сочувствіемъ къ дйствительности въ самыхъ ея интенсивныхъ проявленіяхъ, что онъ самъ оказывался недостаточно сильнымъ, когда съ этой дйствительностью приходилось бороться. Такое настроеніе, въ связи съ нкоторыми денежными затруденіями, укрепило его въ ршеніи зарабатывать деньги публичными чтеніями отрывковъ изъ своихъ сочиненій. Принявъ, вопреки совтамъ друзей, это ршеніе, Диккенсъ самъ, быть можетъ, не чувствовалъ въ какой сильной степени его горячее желаніе выступить въ роли публичнаго чтеца является результатомъ его недовольства домашними длами въ теченіи предшествовавшихъ четырехъ лтъ.
Въ ма 1858 г. состоялось первое платное чтеніе. Около двухъ недль прошло посл этого, и наступила перемна въ семейной жизни Диккенса: онъ разстался съ своей женой. ‘Бдная Катерина и я’, читаемъ мы въ одномъ изъ писемъ къ Форстеру, ‘несозданы другъ для друга — что длать! Не только она меня длаетъ безпокойнымъ и несчастнымъ, но и я ее — и даже въ большей степени, чмъ она. Вы знаете, какая она милая и добрая, но мы не соотвтствуемъ той связи, которая соединяетъ насъ. Она была бы въ тысячу разъ боле счастлива съ другимъ человкомъ. Мы не сходимся характерами — это непоправимо’. Жена Диккенса поселилась отдльно съ старшимъ сыномъ, другіе дти остались при отц.
Диккенсъ устроилъ четыре серіи чтеній: въ 1858—59, въ 1861—63, въ 1866—67 и 1868—70 годахъ.
Въ первую серію состоялось 125 чтеній съ апрля 1858 г. по октября 1859 г., сначала въ Лондон, а затмъ въ различныхъ городахъ Англіи, Ирландіи и Шотландіи. Его чтенія производили фуроръ. Особеннымъ успхомъ пользовались: ‘Гимнъ Рождеству’, сцены изъ ‘Пикквикскаго клуба’, ‘Домби’ и ‘Миссисъ Гэмпъ’.
Годы 1857—59 ознаменовались появленіемъ въ свтъ ‘Повсти о двухъ городахъ’. Этотъ романъ богатъ эпизодами, отличающимися замчательной драматической живостью и искусствомъ построенія. Зато почти отсутствуетъ юморъ Диккенса. Самое яркое мсто — благородное самопожертвованіе ‘лишняго человка’ ради счастья любимой имъ двушки.
Въ 1859 г. сталъ выходить, какъ упомянуто раньше, журналь ‘All the Year Round’ вмсто прекратившагося ‘Household Words’. Изъ произведеній Диккенса въ этомъ журнал печатались: ‘Повсть о двухъ городахъ’ и ‘Большія надежды’, кром того тамъ продолжали появляться его небольшіе рождественскіе разсказы, которые раскупались чрезвычайно бойко, а также серія очерковъ подъ заглавіемъ — ‘Некоммерческій путешественникъ’.
Романъ ‘Большія надежды’ появился въ 1860—61 гг. вслдъ за ‘Повстью о двухъ городахъ’. Трудно сказать, могъ ли Диккенсъ дать лучшее доказательство своего права на мсто въ пантеон величайшихъ писателей, чмъ дв написанныя имъ книги — (‘Давидъ Копперфильдъ’ и ‘Больныя надежды’ — гд онъ излагаетъ въ автобіографической форм исторію отрочества двухъ совершенно непохожихъ по характеру людей. Въ этомъ послднемъ роман съ прежней силой сказался юморъ Диккенса и его творческое могущество.
Около того времени Диккенсъ опять сошелся съ своими старыми издателями Чапманомъ и Холломъ, которые были какъ первыми, такъ и послдними его издателями, такъ какъ изданіе всхъ остальныхъ своихъ произведеній онъ предоставлялъ имъ.
Успхъ второй и третьей серіи чтеній былъ громаденъ. Напримръ, за одинъ вечеръ въ Манчестер было выручено боле 200 ф. ст. Но, несмотря на то, что Диккенса старались оберегать отъ всхъ ршительно хлопотъ, кром самаго акта чтенія, необходимость быстрыхъ и постоянныхъ перездовъ заставляла его слишкомъ много времени проводить въ вагон желзной дороги, что не могло не отразиться на его здоровь и нервахъ. Эта дятельность подорвала бы силы и боле крпкаго здоровьемъ человка, чмъ Диккенсъ. У него началась легкая хромота, которая никогда уже не покидала его и, сопровождаясь сильной болью, ставила втупикъ лучшихъ врачей.
Съ мая 1864 г. по ноябрь 1865 г. выходилъ въ форм прежнихъ произведеній Диккенса — т. е. ежемсячными выпусками — его новый романъ ‘Нашъ общій другъ’. Книга эта, богатая по замыслу и сильная описательной стороной, все же уступаетъ другимъ произведеніямъ его генія. Въ ней есть картины рдкой задушевности, встрчающейся наряду съ самыми низкими формами общественной деградаціи, и есть картины, бичующія лицемріе и фальшъ.
Диккенса звали въ Аморику для устройства чтеній и длали ему заманчивыя предложенія, случайное совпаденіе съ семейными расходами, на которые не хватало въ данный моментъ его сборовъ, заставило его писать въ одномъ изъ писемъ къ свояченниц: ‘Я начинаю чувствовать, что меня тянетъ къ себ Америка, какъ въ моей ‘Повсти о двухъ городахъ’ тянетъ Дарнея Парижъ. Это — моя магнитная скала’. Да, это было такъ, несомннно, но не было жертвы, которая спасла бы Диккенса отъ послдствія искушенія, какъ спасенъ былъ Дарней.
Девятаго ноября 1867 г. Диккенсъ отплылъ въ Бостонъ.
Диккенсъ былъ теперь популярнйшимъ писателемъ въ Америк, и его встртили еще съ большимъ энтузіазмомъ, чмъ двадцать пять лтъ назадъ. За это время произошло много перемнъ. Бостонъ разросся, Нью-Іорка нельзя было узнать.
Успхъ чтеній сразу же превзошелъ вс ожиданія. Сборы часто доходили до 2600 долларовъ въ вечеръ. Изо всхъ штатовъ Диккенсъ получалъ приглашенія. Онъ писалъ изъ Бостона: ‘Сегодня весь городъ ни о чемъ кром чтеній, не хочетъ ни говорить, ни слушать. Уже вс билеты на назначенныя здсь и въ Нью-Іорк распроданы. Распроданы по такой высокой цн, на которую мы и не разсчитывали. При этомъ невозможно устранить барышниковъ, которые сейчасъ же перепродаютъ билеты съ надбавкой’.
Кром Бостона и Нью-Іорка въ теченіи первыхъ мсяцевъ 1868 г. состоялись чтенія въ Бруклин, Филадельфіи, Балтимор. Съ март Диккенсъ объхалъ города, расположенные вблизи канадской границы и Ніагары, а также Спрингфильдъ, Портлендъ, Нью-Бедфордъ. Въ апрл состоялось еще нсколько прощальныхъ чтеній опять въ Бостон и Нью-Іорк.
Сказочный успхъ этихъ чтеній омрачался ухудшеніемъ здоровья Диккенса. Нога опять разболлась и страданіе начало захватывать уже и правую ногу.
Въ конц апрля былъ данъ въ Нью-Іорк прощальный обдъ въ честь Диккенса, который чувствовалъ себя совершенно больнымъ и говорилъ съ трудомъ. Но онъ воспользовался случаемъ, чтобы заявить ‘о томъ впечатлніи, которое онъ вынесъ изъ произошедшихъ за двадцать пять лтъ перемнъ къ лучшему, тутъ возникли огромные новые города, жизнь стала удобне и пріятне, облагородилась пресса, вліяніе которой иметъ такое важное значеніе въ дл прогресса. Да и въ немъ самомъ произошли перемны, позволяющія ему составить боле осторожный и справедливый отзывъ объ Америк. Онъ общалъ своимъ гостепріимнымъ хозяевамъ, что въ слдующемъ изданіи ‘Мартина Чезльвита’ обязательно будетъ дополненіе, въ которомъ онъ упомянетъ о затрагиваемыхъ имъ въ этой рчи перемнахъ, также о вжливости, деликатности, добромъ расположеніи, гостепріимств и предупредительности — внушающихъ ему чувства живйшей благодарности — и о томъ, насколько онъ признателенъ американцамъ за огражденіе его спокойствія, которое было необходимо ему, какъ вслдствіе характера его предпріятія, такъ и благодаря состоянію его здоровья.
Въ первыхъ числахъ мая пароходъ ‘Россія’ доставилъ Диккенса къ берегамъ Англіи.
Онъ нсколько ободрился благодаря морскому воздуху, а главное — хоть кратковременному отдыху. Несмотря на расшатанное здоровье онъ ршилъ дать въ Англіи еще рядъ прощальныхъ чтеній, начало которыхъ онъ назначилъ на октябрь 1868 г. Онъ прибавилъ къ прежнему репертуару выбранныя и обработанныя имъ мста изъ ‘Оливера Твиста’. Мастерское чтеніе многихъ сценъ заставляло трепетать многихъ слушателей. ‘Въ Клифтон на вечернемъ чтеніи’, писалъ Диккенсъ, ‘была эпидемія обмороковъ, хотя въ зал еще не было душно. Я думало, что 12—20 дамъ были вынесены безъ чувствъ. Это было даже смшно!’
Здоровье его продолжало внушать самыя серьезныя опасенія. Онъ писалъ своей свояченниц, миссъ Гогартъ, жившей въ Гэдсхильскомъ дом и бывшей въ послдніе годы его жизни повренной всхъ его невзгодъ, что имъ овладваетъ повременамъ сильная слабость, заставляющая его весь день лежать на диван, если вечеромъ ему предстоитъ чтеніе. По ночамъ его безпокоила боль въ ног. Врачи совтовали ему пощадить себя, но онъ относился оптимистически къ состоянію своего здоровья. 18-го апрля онъ однако почувствовалъ себя такъ плохо, что ршилъ нсколько дней отдохнуть. 21-го числа онъ писалъ миссъ Гогартъ: ‘Сегодня мн значительно лучше, но я долженъ быть очень остороженъ, чтобы мн все таки удалось кончить положенное число чтеній. Слабость и омертвніе захватили лвую половину. Если я не вижу предмета, котораго касаюсь лвой рукой, то не знаю гд онъ находится’. Дальнйшее напряженіе могло бы повести къ апоплексіи, и врачи убдили Диккенса дать себ продолжительный отдыхъ. Онъ ршилъ тогда отложить оставшіеся двнадцать чтеній до первыхъ мсяцевъ слдующаго (1870) года.
Это было, въ сущности, концомъ его чтеній, и хотя Диккенсъ выполнилъ свое ршеніе, но можно сказать, что судьба преждевременно пріостановила, какъ его послднюю книгу, такъ и его послднія чтенія.
Эта книга — ‘Тайна Эдвина Друда’ — должна была состоять изъ двнадцати ежемсячныхъ выпусковъ, но только шесть выпусковъ появились на свть. Поэтъ Лонгфелло писалъ, когда извстіе о смерти Диккенса облетло землю: ‘Я горячо надюсь, что книга эта уже кончена. Это — безъ сомннія, одно изъ прекраснйшихъ его произведеній, если не самое прекрасное. Слишкомъ грустно было бы думать, что перо выпало изъ его руки, прежде чмъ онъ усплъ его дописать’. Въ этомъ роман его юморъ освженъ какимъ то оттнкомъ прежней легкости и бодраго одушевленія.
Послднее свое лто и послднюю осень Диккенсъ тихо провелъ въ Гэдсхилл, иногда назжая въ Лондонъ, или навщаемый друзьями. Наканун новаго года онъ былъ въ гостяхъ у Форстера, гд читалъ вслухъ новую главу ‘Эдвина Друда’. Послднія публичныя чтенія онъ ршилъ дать въ Лондон, чтобы избавить себя отъ раздергивавшихъ его нервы перездовъ по желзнымъ дорогамъ.
Эти чтенія происходили въ Сентъ-Джемской зал съ 11-го января до 15-го марта и почти каждый разъ сопровождались тревожными симптомами и повышеніемъ нервнаго возбужденія. Его пульсъ доходилъ до 124. Лвая рука его распухла и онъ носилъ ее на повязк. Однажды, возвращалъ по улиц, онъ замтилъ, что можетъ прочесть только правыя половины фамилій на вывскахъ.
22-го мая Форстеръ обдалъ съ Диккенсомъ въ Гайдъ-парк, это было ихъ послднее свиданіе. 30-го мая онъ вернулся въ Гэдсхиль. Рука и нога болли теперь не такъ сильно, и онъ принялся за свой романъ. Весь день 8-го іюня онъ провелъ за письменномъ столомъ въ своемъ шалэ, гд была написана послдняя страница ‘Тайны Эдвина Друда’. Прежде чмъ ссть за обдъ, онъ написалъ еще нсколько писемъ. За столомъ миссъ Гогартъ съ испугомъ замтила появившееся на его лиц выраженіе безпокойства и страданія. Онъ сказалъ ей, что часъ тому назадъ ему ‘было очень плохо, и просилъ не прерывать обда. Затмъ онъ безъ всякой связи заговорилъ о чемъ то другомъ, и когда миссъ Гогартъ попыталась подвести его къ дивану, онъ тяжко упалъ на полъ, на лвый бокъ. Вечеромъ пріхали вызванные по телеграфу его дв дочери и пользовавшій его врачъ м-ръ Бирдъ. Его старшій сынъ пріхалъ на другой день утромъ, а младшій, учившійся въ Кембридж, не засталъ уже отца въ живыхъ. Вс усилія врача оказались безполезны: у Диккенса было кровоизліяніе въ мозгу и онъ, не приходя въ сознаніе, скончался на другое утро, 9-го іюня 1870 г.
Онъ былъ погребенъ въ Вестминстерскомъ аббатств, гд ему принадлежитъ достойное мсто среди великихъ людей Англіи. Онъ покоится въ сосдств Гаррика, Кумберленда, Чосера, Шекспира и Драйдена.