СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
K. М. СТАНЮКОВИЧА.
Томъ VII.
Картинки общественной жизни.
МОСКВА.
Типо-литографія Г. И. Простакова, Петровая, д. No 17, Савостьяновой.
1897.
‘Жидъ’, ‘Ландъ-Лордъ’ и ‘Золотая ручка’.
Всему причина — ‘жидъ’!.. Если-бы не ‘жидъ’, наша послдняя война не стоила такихъ громадныхъ денегъ. Если-бы не ‘жидъ’, мы не были такъ деморализованы. ‘Жидъ’ — это злой геній бдной Россіи. Онъ ничего не признаетъ кром денегъ и наживы во что-бы то ни стало… Для него гешефтъ — альфа и омега существованія… ‘Жидъ’ соблазнилъ и насъ… О, онъ уметъ соблазнять русскихъ… Онъ развратилъ нашу администрацію, до жида безкорыстную, какъ берлинскій судья, онъ соблазняетъ женъ и любовницъ, если видитъ, что чиновникъ твердъ, какъ тарпейская скала… Онъ, какъ змй искуситель, пробирается съ промессами, комиссіями даже въ невинныя души самыхъ, казалось-бы, стойкихъ администраторовъ и… и искушаетъ ихъ на пагубу казны. У него въ рукахъ вс крупныя дла… Онъ грабитъ казну, эксплоатируетъ бдность. Кто, какъ не онъ, составляетъ большинство въ послднихъ политическихъ процессахъ… Все онъ, везд онъ!.. По моему мннію, давно пора бросить въ сторону фальшивый либерализмъ, застилающій намъ глаза, и объявить ‘жида’ вн закона… Наши предки были умне…
— Однакожъ вы слишкомъ смло проповдуете возвратъ къ среднимъ вкамъ!
— Другого исхода нтъ! ‘Жидъ’ идетъ на насъ и грозить развратить насъ… Что-же намъ длать?.. Я еще нарисовалъ слабую картину жидовскаго нашествія. Посмотрите: гд только нтъ жида? Въ пріемной у министра — жидъ! Онъ ждетъ и надется, потому что… потому что, прежде чмъ пріхать къ министру, онъ билъ везд, гд нужно. Онъ уже усплъ соблазнить… Въ банкахъ — жидъ… Въ интендантств — жидъ! Вс подряды у жидовъ!.. Еврейская интеллигенція проповдуетъ разрушеніе, а въ то-же время фанатикъ еврей выкрадываетъ христіанскаго ребенка и ржетъ его… А что длается въ западномъ кра? Народъ тамъ положительно въ рукахъ у евреевъ. Они, какъ пауки, опутали населеніе паутиной и сосутъ кровь жертвъ… О, повторяю, если-бы не жиды, то не было-бы у насъ той деморализаціи нравовъ, тхъ подкуповъ, тхъ невозможныхъ ограбленій казны, которыя такъ часты теперь… Если-бы не ‘жиды’, чиновникъ нашъ сохранилъ невинность голубя, русскіе подрядчики были безкорыстны, какъ Катоны, и страна не страдала отъ торжества рубля…
— Такъ по вашему во всемъ ‘жидъ’ виноватъ?..
— Во всемъ, во всемъ виноватъ ‘жидъ’!.. И нмцы начинаютъ это понимать…
Не дале какъ на-дняхъ, я былъ свидтелемъ вышеприведеннаго разговора. Свирпый юдофобъ, человкъ, принадлежащій къ ‘культурнымъ’ людямъ, требовалъ сперва объявленія евреевъ вн закона, а потомъ повальнаго изгнанія ихъ изъ предловъ Россіи, съ такой порывистой страстностью, причемъ приводилъ аргументы на столько смлые, что собесдникъ его, въ начал спора пробовавшій было подйствовать на юдофоба резонными доказательствами, въ конц-концовъ махнулъ рукой и замолчалъ. Убждать было, очевидно, дломъ безполезнымъ…
Я слышалъ эту бесду и не удивлялся. Юдофобъ, слово въ слово, повторялъ то, что говорилось и говорится въ нкоторыхъ органахъ русской печати. Онъ былъ только отголоскомъ, быть можетъ, слишкомъ усерднымъ. Да и можно-ли было удивляться, когда и съ берлинской каедры повторяются т-же слова обвиненія. Повторяются когда? Въ конц девятнадцатаго столтія, когда принципъ религіозной терпимости вошелъ въ жизнь и послужилъ однимъ изъ краеугольныхъ камней европейской цивилизаціи.
Но безуміе заразительно, особенно въ наше безумное, переходное время, когда повсюду происходитъ что-то неладное. Такъ или иначе, чувствуется, что жизнь сошла съ прежней колеи, что кругомъ что-то не ладно… Какая-то болзнь точитъ вс современныя общества… Но что, кто виноватъ?.. Подайте виноватаго!..
И безумцы, какъ дти, ищутъ кого-нибудь виноватаго, какъ искали ихъ во вс времена. Имъ нуженъ осязательный фактъ, нужна жертва, на которую можно обрушить бдствіе эпохи. Когда въ конецъ обезумвшій отъ нищеты мужикъ въ врой въ сердц сжигаетъ ‘вдьму’ на костр, онъ думаетъ, что нашелъ виноватую въ его бдствіяхъ и на время оживаетъ надеждой… Такъ точно поступаютъ не одни мужики. Имъ надо виноватаго, и если слово найдено — какъ-бы ни было глупо это слово — во имя этого слова совершаются великія злодйства и великія глупости.
Мы, русскіе, знаемъ эти ‘слова’. У насъ особенно ихъ много, и мы мняемъ ихъ очень часто… Мы такъ недавно еще пережили весь ужасъ недавнихъ дней и такъ хорошо знаемъ разнообразіе пользованія лексикономъ, что говорить объ этомъ теперь не къ чему…
Въ числ ‘словъ’, смущающихъ покой недальновидныхъ, хотя, быть можетъ, и искреннихъ людей — у насъ есть и слово ‘жидъ’. Приведенный выше разговоръ есть квинтъ-эссенція мнній объ евре, и если прибавить къ этому, что нкоторые съ понятіемъ объ евре соединяютъ понятіе о человк, завтракающемъ филе изъ христіанскаго ребенка и запивающемъ шампанскимъ изъ крови,— то передъ читателемъ будетъ ‘настоящій жидъ’, губящій невинность нашихъ превосходительствъ.
Когда рчь идетъ о подряд или концессіи, то ‘жидъ’ разумется на первомъ план, и ‘жидъ’, видите-ли, только ‘жидъ’, уметъ влзть въ душу добродтельнаго сановника, а русскій не уметъ. Такимъ образомъ, по мннію недальновидныхъ, его превосходительство Самуилъ Соломоновичъ Поляковъ несравненно ехидне, чмъ, напримръ, его превосходительство Петръ Іоновичъ Губонинъ, хотя въ сущности оба эти превосходительства — карты одной и той-же колоды. Хотя они и исповдуютъ разную вру, но поклоняются одному богу и, конечно, имютъ дло съ одними и тми-же богами и духами при полученіи концессій,— точно также какъ, гг. Грегеръ и Горинцъ не хуже и не лучше гг. Баранова, князя Оболенскаго и Струговщикова… И если какъ тмъ, такъ и другимъ нужно накидывать 50% на всякій подрядъ для предварительныхъ расходовъ, то надо думать, что ‘зми искусители’, соблазняющіе департаментскихъ Адамовъ и состоящихъ при департаментахъ ‘Евъ’ — попавши въ рай, длаются космополитами, въ виду космополитизма ‘промессъ’ и ‘комиссій’, предлагаемыхъ не только русскимъ, но даже’истинно русскимъ’ и ‘истинно нмецкимъ’ Адамамъ и, Евамъ.
Простой русскій человкъ совстливе. Для него безразличенъ кулакъ, кто-бы онъ ни былъ: русскій-ли, нмецъ-ли, еврей-ли. Онъ чувствуетъ, что національность и религія тутъ не причемъ и что для кулака и эксплуататора всевозможныхъ, національностей нтъ бога, кром Ваала и аггеловъ его. Деруновъ не далекъ отъ Мошки, сдлавшимся Моисеемъ Абрамовичемъ… А графъ Бобринскій, люторичскій владлецъ?..
Читатели знаютъ изъ газетъ процессъ люторичскихъ крестьянъ. Русскій ландъ-лордъ, въ союз съ русскимъ нмцемъ, довели крестьянъ (легально, замтьте, легально!) до, такъ называемаго, открытаго сопротивленія, проценты, которые взимали эти почтенные джентльмены съ мужиковъ заткнули за поясъ такъ называемые ‘жидовскіе’. ‘Бобринскіе’ проценты — это нчто невроятное. На 20 р. крестьянскаго долга насчитывалось по 500 руб. неустойки. И, повторяю, все легально, на законномъ основаніи, по ‘документамъ’. Условія венеціанскаго жида ничто передъ этими документами. Венеціанскій еврей требовалъ неустойку въ фунтъ человческаго мяса, а теперь — при помощи нотаріальнаго условія въ неустойку требуютъ жизнь, и не одного человка, а цлаго населенія большого села.
Другія времена, другіе нравы, другая нравственность… Но и то, и другое, и третье въ дух существующихъ правилъ, гарантирующихъ свободу разбоя безъ помощи огнестрльнаго или холоднаго оружія, а только при помощи исполнительныхъ листовъ. Кулакъ русскій, нмецъ и ‘жидъ’ — вс они сливаются въ трогательномъ единодушіи, чуть только дло коснется вопроса о распредленіи. Въ демократическомъ равенств передъ дломъ наживы стираются вс сословные и религіозныя предразсудки, до той поры, пока бывшіе соратники не встртятся на ‘куск’, и если кусокъ достанется боле ловкому и этимъ боле ловкимъ окажется, положимъ, еврей, тогда раздается вопль:
— Жидъ идетъ… Долой жида!..
А масса, масса всхъ національностей, всхъ культовъ и религій, которая, по мннію маленькихъ Наполеоновъ ‘крови’ и ‘лавки’, должна служить пушечнымъ мясомъ на войн и наковальнями въ мир,— относится сперва безразлично къ крикамъ, до тхъ поръ, пока возгласы не становятся громче и не подйствуютъ на невжество. Тогда безвыходность, которая иногда доводитъ даже до поджариванья вдьмы, безвыходность, распаленная травлей, можетъ пробудить надежду найти виноватаго.
Подъ вліяніемъ науськиваній сверху и толпа можетъ обезумть, и въ ней можетъ раздаться страшный вопль: ‘долой жида!’, и страшныя сцены средневковаго варварства могутъ повториться легко…
И окажется виноватой въ конц-концовъ все та-же масса, эта вчная отвтчица за чужіе грхи… И разбредутся по тюрьмамъ люди, пострадавшіе за ‘правду’ въ недоумніи, и долго еще недоумніе не оставитъ ихъ, пока какой-нибудь новый ‘виноватый’, будь то ‘вдьма’, ‘студентъ’ или ‘докторъ’ не явится на смну старому…
И такъ, благодаря невжеству массъ, благодаря неумнію людей устроиться, памятуя хотя бы нсколько ученіе Спасителя, проходятъ годы и вка.
Удивительный шумъ подняли газеты по люторичскому ‘длу’! Какъ не стыдно?— говорили на вс лады.
Но разв это первый и послдній процессъ? Разв такихъ процессовъ мало? И разв графъ дйствовалъ незаконно? И разв другіе, не доводящіе мужика до открытаго сопротивленія, не дйствуютъ-ли точно также, хотя, быть можетъ, и боле осторожно?..
Такъ при чемъ здсь удивленіе? Все идетъ своимъ порядкомъ, все идетъ правильно, съ точки зрнія логики современной морали. Слдовательно, по справедливости говоря, ей также не къ лицу краснть при какомъ-нибудь подобномъ факт, какъ не къ лицу плакатъ повару, зарзавшему десятокъ цыплятъ совершенно спокойно, при вид одиннадцатаго, который, по неловкости оператора, трепещетъ минутой боле, истекая кровью.
Кривая логика, по правд говоря, у буржуазной морали. Она похожа на капризную барыню и льетъ слезы по ‘вчерашнему’ дню, словно забывъ, что вс остальные дни т-же ‘вчерашніе’.
Отъ морали ‘терпимой’, перейдемъ, читатель, къ морали ‘не терпимой’ — къ морали воровъ и воспользуемся случаемъ, познакомиться съ процессомъ, извстнымъ подъ именемъ процесса Соньки ‘Золотой ручки’. Цлая шайка мошенниковъ-евреевъ фигурируетъ на суд. По обыкновенію отъ процесса ждали разоблаченія тайнъ махинаціи, ждали пикантныхъ подробностей воровской ассоціаціи и признаній героини процесса, но… въ конц интересъ получилъ совсмъ другой характеръ. Подсудимые теряли свою пикантность, но за то свидтели пріобртали ее все больше и больше, и въ конц-концовъ явились разоблаченія, но только другого характера, и вмсто ‘Соньки-золотой ручки’ настоящими героями процесса явились не подсудимые, а нкоторые чины московской полиціи и сыщики.
Съ этой стороны процессъ дйствительно интересенъ и представляетъ характерную иллюстрацію нравовъ не одной только воровской корпораціи… Въ этомъ процесс до того перепутаны пойманные воры съ непойманными, полиція съ ворами, сыщики съ мошенниками, что, въ конц-концовъ, посл чтенія процесса, невольно задаешь себ вопросъ:. ‘Кто же лучше?’
Я не стану останавливаться на обвинительномъ акт, въ которомъ Шнейдля Блювштейнъ (она же и ‘Золотая ручка’) обвинялась въ составленіи воровской шайки и въ многочисленныхъ мошенничествахъ и кражахъ.
Интересне всего допросъ свидтелей.
Интересъ этотъ начинается съ показанія частнаго пристава Реброва, который объясняетъ, что ‘Золотыхъ ручекъ’ дв: одна еврейка Гершбергъ, не пойманная, другая — Шнейдля Блювштейнъ…
Оказывается, что, несмотря на циркуляры и приказы московскаго оберъ-полнцеймейстера, Шнейдлю Блювштейнъ ловили очень осторожно, а если и ловили, то она убгала съ такой простотой, которая, вроятно, поражала всхъ и каждаго, исключая, разумется, чиновъ московской полиціи… Подсудимая — молодая и красивая еще женщина, кокетливо одтая въ сромъ арестанскомъ капот, накинутомъ сверхъ чернаго платья — бгала нсколько разъ и обыкновенно черезъ сквозныя ворота. Городовые, сопровождавшіе ее, отличались необычайной доврчивостью.
На стол вещественныхъ доказательствъ лежитъ масса колецъ, часовъ, цпочекъ, брошей, серегъ, жемчуга, коралловъ, брилліантовъ. Но въ числ этихъ вещественныхъ доказательствъ нтъ діадемы, которую принесли ‘Золотой ручк’ отъ ювелира въ то самое, именно, время, когда частный приставъ Ребровъ производилъ у подсудимой обыскъ. Ребровъ занесъ въ опись эту діадему подъ такимъ названіемъ: ‘золотой головной обручъ, при немъ брилліантовая фертьерка съ шестью крупными брилліантами, двадцатью девятью средними и четырьмя мелкими на обруч’.
— Гд діадема?— спрашиваетъ предсдатель суда.
— Я не знаю!— отвчаетъ г. Ребровъ.
— Свидтель отобралъ у меня вмст съ другими вещами!— говоритъ подсудимая.
— Я вс вещи передалъ судебному слдователю!— возражаетъ Ребровъ.
Такъ діадема и канула въ воду…
На слдующихъ засданіяхъ личность подсудимой начинаетъ все боле и боле затемняться… Многіе не признаютъ подсудимую за ту женщину, которую обвиняютъ во множеств мошенничествъ и кражъ… Является сомнніе, что Шнендля Блювштейнъ настоящая ‘Золотая ручка’. Данныя обвинительнаго акта значительно разбиваются судебнымъ слдствіемъ, и является сомнніе, что часть подвиговъ настоящей ‘Золотой ручки’ (Гершбергъ) перенесено на Блювштейнъ. Сомнніе это съ каждымъ днемъ увеличивается и подъ конецъ становится несомнннымъ, что обвинительный актъ поусердствовалъ слишкомъ и затемнилъ дло… Но я не останавливаюсь на подсудимой. Меня гораздо боле въ этомъ процесс занимаютъ свидтели… Если подсудимая и интересна, то потому только, что изъ-за нея, какъ оказывается, отставленъ отъ должности московскій судебный слдователь и австрійскій полицейскій приставъ Фридманъ… Она умла дйствовать своими чарами, какъ сирена, успшно…
При разбор, на четвертый день суда, эпизода о краж, совершенной у Тюменевыхъ, въ 1875 году, въ гостиниц ‘Парижъ’, на суд вырисовалась слдующая бытовая картинка:
Оказывается, что, когда г-жи Тюменевы дали знать полиціи, что он обокрадены на 6,000 р., полиція нисколько этому не удивилась и даже прочла нотацію г-жамъ Тюменевымъ, говоря, что они сами виноваты, такъ какъ ихъ нумеръ прямо противъ гостиницы ‘Римъ’, откуда все видно, а Тюменевы вдобавокъ не спускали шторъ.
Вмст съ тмъ полиція-же сообщила потерпвшимъ, что ‘Римъ’ пользуется дурной славой, и что воровство предполагалось ‘двумя днями раньше’. Я не знаю, утшили-ли полицейскіе чины такимъ объясненіемъ потерпвшихъ, но надо думать, что сами полицейскіе были довольны, какъ читатель увидитъ ниже.
Поиски за украденными у Тюменевыхъ вещами однако начались. Производилъ ихъ квартальный надзиратель Чумаковскій…
Два слова объ этомъ квартальномъ надзирател.
На суд оказалось, что онъ удаленъ административнымъ порядкомъ изъ Москвы за то, что въ недавніе дни, когда открылось новое поле доходовъ для настоящихъ ‘патріотовъ своего отечества’,— почтенный квартальный принялся за ремесло agent provoqateur’а. Онъ сочинялъ прокламаціи, самъ-же разбрасывалъ ихъ и, разумется, самъ-же находилъ ихъ. Но дло, видно, сдлано было не совсмъ ‘чисто’, и бдный ‘патріотъ’ былъ высланъ.
Такъ вотъ этому самому г. Чумаковскому были поручены розыски. Онъ идетъ прямо къ Шнейдл Блювштейнъ съ городовыми и понятыми и первымъ дломъ садится за ужинъ, тмъ боле, что была пора ужину, такъ-какъ Шнейдля только что вернулась изъ театра. Поужинавши, квартальный объясняетъ, что пріхалъ обыскать Шнейдлю.
Посл заявленія г. Чумаковскаго между представителемъ московской полиціи и представительницей московской артистки de la haute cole произошелъ слдующій полушутливый разговоръ, сообщенный на суд:
‘— Васъ надо прежде обыскать,— возразила ‘Золотая ручка’. Вы сами можете и украсть и подложить!’
Убжденный, вроятно, въ справедливости замчанія хозяйки, г. Чумаковскій ‘съ улыбкой’ выворачиваетъ карманы, въ которыхъ, однако, ничего не оказывается.
Когда на суд предсдатель спросилъ подсудимую, почему ей вздумалось обыскивать квартальнаго, то подсудимая отвчала:
— Да потому, что это взяточникъ и пріятель всхъ московскихъ воровъ, онъ у меня часто просилъ денегъ и прежде, и въ этотъ разъ, чтобы потушить дло. Такимъ людямъ доврять нельзя: они на все способны!
На что способенъ былъ г. Чумаковскій, читатель уже знаетъ изъ эпизода о прокламаціяхъ. Не мудрено поэтому, что ему не довряли его пріятели-воры, хотя — увы — и довряло московское полицейское начальство.
Маленькое отступленіе.
Недавно было напечатано объ изслдованіяхъ Бордье и Ламброзо преступниковъ съ точки зрнія антропологіи и психіатріи.
По мннію этихъ ученыхъ, характеристической особенностью у воровъ являются срые глаза, по росту, по всу и мышечной сил они стоятъ ниже разбойниковъ и убійцъ…
Является вопросъ: къ какому ‘среднему’ типу слдуетъ причислить многихъ изъ свидтелей въ процесс ‘Золотой ручки’?..
Вопросъ во всякомъ случа ‘открытый’ еще въ наук.
Такимъ-же ‘открытымъ’ вопросомъ остался и вопросъ о краж у Тюменевыхъ. Украла-ли Шнейдля Блювштейнъ — дло темное… Въ конц-концовъ въ этомъ хаос взаимныхъ обвиненій воровъ и свидтелей, свидтелей и воровъ разобраться трудно. Изъ вопросовъ, длаемыхъ защитниками Тюменевымъ ихъ старому знакомому полковнику Сторожевскому, выясняется, что молодой Тюменевъ (братъ одной изъ потерпвшихъ барынь) велъ сильную игру въ карты. Въ то же время ‘извстный’ Чумаковскій въ одномъ изъ своихъ показаній говоритъ, что и Сторожевскій и Тюменевъ картежники, и что будто Тюменевъ передъ кражей заплатилъ какой-то долгъ вещью своей сестры.
Кром того, есть показаніе бглаго еврея солдата, который говоритъ, что вмст съ Чумаковскимъ они ‘ршили’ взвалить на Шнейдлю кражу у ‘Гюменевыхъ, чтобы получить выкупъ съ ‘Соньки’. Является невольно подозрніе, что была семейная кража, но фактически ничего не выясняется, кром того, что агенты выпивали и закусывали, обыскивали и сами бывали обыскиваемы.
Судъ переходитъ къ другой краж у Кудинова, вслдствіе которой потерпвшій, потерявшій все свое состояніе, съ горя заболлъ и умеръ.
Вотъ какъ описываетъ слдствіе по длу Кудимова очевидецъ. Сцены весьма типическія. По словамъ корреспондента ‘Новаго Времени’, ‘т воры, что сидятъ на скамь подсудимыхъ, блднютъ и стушевываются передъ яркими, отвратительно яркими фигурами свидтелей, изъ показаній которыхъ присяжнымъ надобно длать свои выводы. Одинъ свидтель — воръ, хотя не пойманный, другой — воръ пойманный и понесшій наказаніе, третій — сыщикъ, четвертый — сыщикъ и воръ вмст, и вс они то клевещутъ другъ на друга, то рзко обличаютъ свои скверныя продлки. Путаница выходитъ неизобразимая. Достаточно обширное мсто приходится отвести во всемъ этомъ московской полиціи. Между сыщиками, надзирателями и мошенниками проявляется несомннная сердечная и матеріальная дружба, Софья или Шнейдля Блювштейнъ зоветъ сыщика Толстинова ‘Колинькой’, тотъ въ вид комплимента, отвчаетъ ей, что она — царица воровъ, Меркурій въ юбк. Юный отставной канцеляристъ Алянчиковъ хвастается, что онъ отлично знаетъ всхъ московскихъ воровъ и самъ воровалъ. Съ сознаніемъ собственнаго достоинства, онъ заявляетъ суду, что Вульфъ Бромбергъ (обвиняемый въ краж у Кудинова) только ‘затырщикъ’, т. е. молодой, начинающій воръ… Зовутъ изящнаго свидтеля г. Таше. Одтъ прекрасно, держится превосходно,— въ воровскихъ кружкахъ его звали ‘барономъ’… Алянчиковъ спшитъ объяснить: ‘Не смотрите, господа, что онъ — такой изящный! Мы вмст въ острог сиживали’!.. И вс эти господа, попавшись въ когти правосудія, одни — въ качеств свидтелей, другіе — въ качеств подсудимыхъ, немилосердно топятъ другъ друга…
— ‘Я знаю Соньку Блювштейнъ 11 лтъ!— заявляетъ сыщикъ Толстиновъ. Вы осмотрите ее,— у ней уши оборваны. Это ей въ Нижнемъ серьги вырывали, когда она попалась въ краж!
— ‘Вретъ онъ,— отвчаетъ подсудимая, потому вретъ, что просилъ меня помочь ему въ дл Зельцера, а я не помогла! Вы самъ воръ!
— ‘Я никогда не воровалъ!— энергически протестуетъ Толстиновъ.
— ‘Нтъ, онъ не воровалъ!— иронически замчаетъ подсудимый Михель Бреннеръ. А если и воровалъ, такъ отъ избытка честности! Благодаря этой честности, онъ и Неронова ограбилъ, и у полковника одного 40000 р. стащилъ, и сонныхъ пассажировъ на желзныхъ дорогахъ обкрадывалъ, разъзжая съ какимъ-то грузинскимъ княземъ!
— ‘Злятся они на меня!— возражаетъ Толстиновъ. Даже здсь, въ свидтельской комнат, Алянчиковъ спрашивалъ у меня, сколько я возьму, чтобъ показать въ пользу Шнейдли!..
‘И во все время судебнаго слдствія тянутся эти взаимныя обличенія и оклеветанія (мы собираемъ въ одно общее разбросанныя фразы свидтелей и подсудимыхъ). Затаенная злоба и на не длившихъ добычу, и на выдавшихъ преступленіе, и на соперниковъ во взяткахъ, въ искусств воровства, сышнчества, проявляется во всемъ блеск… Въ краж у Кудинова обвиняется, какъ мы знаемъ, юный Вульфъ Бромбергъ, дйствительно выглядывающій волченкомъ.
— ‘Куда ему!— восклицаетъ одинъ изъ свидтелей. Его посылали только передовымъ, чтобы тереться въ толп, отвлекать вниманіе, а кражи совершались другими, поискусне его!
‘Тутъ является поразительный свидтель въ пользу Бромберга, частный повренный въ гор. Витебск, кн. Ухтомскій. Онъ заявляетъ, что наканун совершенія кражи, Бромбергъ былъ у него въ Витебск!
‘Гражданскій истецъ Шмаковъ заявляетъ, что въ сутки можно пріхать изъ Витебска въ Москву… Сыщикъ Толстиновъ увряетъ, будто подсудимые хвастались ему, что подкупили кн. Ухтомскаго… Путаница усложняется еще боле. Правда, Алянчиковъ показывалъ, что видлъ Софью Блюнштейнъ съ Бромбергомъ на извозчик, въ день совершенія кражи, въ Москв, но вотъ что говоритъ онъ теперь:
— ‘Это квартальный надзиратель Тепловъ угрозами заставилъ меня такъ показать! Сибирью пугалъ!.. Вы не знаете, господа, что такое наша полиція!.. Не Бромбергъ укралъ, а Гольдбергъ!
‘Слушатели въ изумленіи. Имя Гольдберга чуть-ли не впервые появляется въ процесс.
— ‘Гольдберга тоже зовутъ Кочубчигсомъ,— продолжаетъ Алянчиковъ. Я ихъ всхъ отлично знаю!
— ‘Алянчиковъ еще очень плохой сыщикъ!— объясняетъ въ другой моментъ слдствія г. Замайскій, который, посл нероновскаго процесса, былъ уволенъ отъ службы, а теперь снова сдланъ надзирателемъ въ квартал, гд Охотный рядъ.
‘Единственное заключеніе, которое можно вывести изъ всей путаницы показаній свидтелей и подсудимыхъ, это — что вс они — одинъ лучше другого, да и полиція не хуже ихъ’.
Я тоже не стану разсматривать, кто лучше и кто хуже. Замчу только, что вс эти Чумаковскіе, Толстиновы, Алянчиковы, Замайскіе — могутъ имть дло не съ одними только ‘ворами’, но и съ обыкновенными смертными. И знаете-ли что? Хотя они и мелкая сошка, а все-таки столько могутъ надлать пакости, что и подумать страшно. Притомъ вс шансы на ихъ сторон. ‘Золотая ручка’, напримръ, просто ‘разрушительница’, а вс вышеупомянутые джентльмены и ‘охранители’ и ‘разрушители’ въ одно и тоже время. Такимъ образомъ у нихъ въ рукахъ вс козыри. Съ такими козырями избави Богъ встртиться въ темномъ переулк, да особенно въ ‘смутное время!’
Прочитали? Поделиться с друзьями:
