Женщины Пугачевского возстания, Арсеньев Александр Васильевич, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

А. В. АРСЕНЬЕВЪ

СТАРЫЯ БЫВАЛЬЩИНЫ
ИСТОРИЧЕСКЕ ОЧЕРКИ И КАРТИНКИ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНЕ А. С. СУВОРИНА
1892

Женщины Пугачевскаго возстанія.
Приключенія и судьба ‘жнокъ’, причастныхъ къ Пугачевскому бунту.

I.
Щекотливый вопросъ Пугачевскаго возстанія.— Поношеніе имени Екатерины II.— Взятіе жены Пугачева, Софьи, съ дтьми, и ея показанія.— Истребленіе памяти Пугачева,— Сожженіе его дома и переименованіе станицы.

Въ числ многихъ непріятныхъ для императрицы Екатерины II вопросовъ, поднятыхъ заволжскимъ пугачевскимъ пожаромъ, былъ одинъ, весьма щекотливый для нея, какъ для женщины и императрицы.

Назвавшись именемъ Петра III, Пугачевъ, вмст съ тмъ, сталъ величать себя ея мужемъ, и имя его, вмст съ ея именемъ, поминалось на ектеніяхъ передавшагося Пугачеву духовенства.

Онъ славилъ ее своей неврной женой, отъ которой идетъ отнимать престолъ, а его приближенные старались распускать среди заволжскаго казачества, и вообще среди народа, самыя невыгодныя мннія о ней.

Всполошившееся правительство послало офицеровъ удостовриться въ размрахъ возмущенія въ донскомъ и уральскомъ войскахъ и въ степени сочувствія этихъ войскъ самозванцу. ‘Сочувствія’, по разслдованіямъ, не нашлось, но за то ротмистръ Аонасій Болдыревъ нашелъ законную ‘прямую’ жену Пугачева Софью Дмитріеву, дочь донского казака Недюжина. Она была отыскана, въ октябр или ноябр 1773 г., на мст прежняго жительства Пугачева, въ Зимовейской станиц, и оказалась женщиною лтъ 32-хъ съ троими дтьми: сыномъ Трофимомъ, 10-ти лтъ, и дочерьми — Аграфеной, 6-ти, и Христиной, 3-хъ лтъ. По бдности, все это семейство скиталось ‘межъ дворовъ’. По рескрипту императрицы Бибикову всю семью Пугачева велно было взять подъ присмотръ, чтобы семья эта ‘иногда’ могла служить ‘къ удобнйшему извлеченію изъ заблужденія легковрныхъ невждъ’ и ‘къ устыднію тхъ, кои въ заблужденіи своемъ самозванцовой лжи поработились’.

Прихватили заодно и брата Пугачева, Дементія Иванова, служилаго казака 2-й арміи (племянникъ его уже находился въ Петербург подъ присмотромъ) — и весь этотъ уловъ отправили въ Казань ‘безъ всякаго оскорбленія’. Въ Казани приказано было содержать ихъ на ‘пристойной квартир, подъ присмотромъ, а давать ей пропитаніе порядочное’. Добродушная императрица отнеслась такъ мягко къ жен и дтямъ Пугачева за ихъ непричастность къ замысламъ самозванства, а такъ же памятуя слова Петра Великаго: ‘братъ мой, а умъ свой’.

Въ Казани Софь Дмитріевой Пугачевой сдлали допросъ, причемъ обнаружилось, что Емельянъ Пугачевъ женился на ней лтъ десять тому назадъ, жилъ въ Зимовейской станиц своимъ домомъ, служилъ исправно въ казачеств, а въ послднее — передъ бунтомъ — время нсколько замотался, разстроился, былъ въ колодкахъ и бжалъ.

Тутъ же обнаружилось, что Софья была не очень преданной женой и заслужила сама то пренебреженіе, какое оказалъ ей Пугачевъ впослдствіи. Скитаясь и голодая, Пугачевъ подобрался однажды ночью, въ великомъ посту 1773 года, къ своему собственному дому и робко стукнулъ въ окно, прося у жены пристанища и хлба.

Софья пустила его, но съ коварной цлью выдать станичному начальству и, незамтно увернувшись, донесла о немъ.

Среди ночи Пугачева снова схватили, набили на него колодки и повезли на расправу, но въ Цымлянской станиц онъ снова бжалъ и скрывался вплоть до грознаго своего появленія уже подъ именемъ Петра III.

Софья Дмитріева съ дтьми и съ братомъ Пугачева осталась по взятіи ея въ Казани.

Въ январ (10-го) 1774 года, войсковому атаману, Семену Сулину, послали изъ Петербурга указъ слдующаго содержанія:

‘Дворъ Емельки Пугачева, въ какомъ бы онъ худомъ или лучшемъ состояніи ни находился, и хотя бы состоялъ онъ въ развалившихся токмо хижинахъ,— иметъ донское войско при присланномъ отъ Оберъ-кбменданта крпости св. Дмитрія штабъ-офицер, собравъ священный той станицы чинъ, старйшихъ и прочихъ оной жителей, при всхъ сжечь и на томъ мст, черезъ палача или прооса пепелъ, развять, потомъ это мсто огородить надолбами или рвомъ окопать, оставя на вчныя времена безъ поселенія, какъ оскверненное жительствомъ на немъ, вс казни лютыя и истязанія длами своими превзошедшаго злодя, котораго имя останется мерзостью на вки, а особливо для донского общества, яко оскорбленнаго тмъ злодемъ казацкаго на себ имени — хотя отнюдь такимъ богомерзкимъ чудовищемъ ни слава войска донского, ни усердіе онаго, ни ревность къ намъ и отечеству помрачаться и не малйшаго нареканія претерпть не можетъ’.

Домъ Пугачева въ Зимовейской станиц оказался проданнымъ Софьею отъ нечего сть за 24 рубля 50 копекъ на сломъ въ станицу Есауловскую казаку Ерем Евсеву и перевезеннымъ покупщикомъ къ себ.

Домъ отобрали отъ Еремы, вновь поставили на мсто въ Зимовейской станиц и сожгли торжественно.

Чтеніе указа императрицы, какъ видно изъ послдующаго, такъ подйствовало на казаковъ, устыдя ихъ, что они, по совершеніи экзекуціи надъ домомъ, просили чрезъ того же донского атамана Семена Никитича Сулина заодно ужъ и станицу ихъ перенести куда нибудь подальше отъ проклятаго и зараженнаго Емелькою Пугачевымъ мста, хотя бы и не на столь удобное.

Просьба ихъ была уважена въ половину: станица не перенесена, а только переименована изъ Зимовейской въ Потемкинскую.

II.
Первые успхи Пугачева.— Маіоръ Харловъ и его жена.— Харлова — наложница Пугачева и его къ ней привязанность.— Неестественная, но вроятная взаимность этого чувства со стороны Харловой.— Слобода Берда и царскій антуражъ.— Убійство Харловой.

Въ то время, когда подобными мрами истреблялась самая память о Пугачев, самозванецъ, опираясь на общее недовольство казаковъ и инородцевъ — башкиръ, калмыковъ и киргизовъ, длалъ быстрые, кровавые успхи и жестоко расправлялся съ дворянствомъ за угнетеніе народа и преданнымъ Екатерин начальствомъ крпостей.

26-го сентября 1773 года, совершая свое побдоносное шествіе къ Оренбургу, Пугачевъ отъ крпости Разсыпной, покорившейся ему, подошелъ къ Нижне-Озерной (вс расположены на берегу рки Яика), гд командиромъ былъ маіоръ Харловъ. Слыша о шествіи мятежника и его безцеремонности съ женскимъ поломъ, Харловъ заблаговременно отправилъ свою молоденькую и хорошенькую жену, на которой недавно женился, изъ своей крпости въ слдующую по направленію къ Оренбургу, Татищеву крпость, къ отцу ея, командиру той крпости, Елагину. Съ Нижне-Озерной крпостью случилась обыкновенная въ Пугачевщину исторія: казаки передались Пугачеву. Харловъ со своей немощной инвалидной командой не могъ устоять противъ Пугачева, и по не долгой битв крпость была занята. Маіоръ думалъ откупиться отъ смерти деньгами, но напрасно: судъ Пугачева надъ непокорнымъ ему начальствомъ былъ коротокъ. Полумертваго отъ ранъ Харлова, съ вышибленнымъ и висящимъ на щек глазомъ, повсили вмст съ двумя другими офицерами.

Расправившись съ Нижне-Озерной крпостью, Пугачевъ двинулся на Татищеву. Разставивъ противъ крпости пушки, Пугачевъ сначала уговаривалъ осажденныхъ ‘не слушать бояръ’ и сдаться добровольно, а когда это не имло успха, приступилъ не спша къ осад и къ вечеру ворвался въ крпость, пользуясь смятеніемъ осажденныхъ во время произведеннаго имъ пожара. Начались расправы. Съ Елагина, отличавшагося тучностью, содрали кожу. Бригадиру барону Билову отрубили голову, офицеровъ повсили, нсколькихъ солдатъ и башкиръ разстрляли картечью, а остальныхъ присоединили къ своимъ войскамъ, остригши волосы по-казачьи — въ кружокъ. Въ Татищевой, между плнными, попалась Пугачеву и Харлова, онъ былъ прельщенъ ея красотою такъ, что пощадилъ ей жизнь, а по ея просьбъ и ея семилтнему брату, и взялъ ее въ свои наложницы.

Вскор хорошенькая Харлова завоевала симпатію Пугачева, и онъ началъ къ ней относиться не какъ къ простой наложниц, а удостоилъ ее своей довренности и даже принималъ въ иныхъ случаяхъ ея совты. Харлова стала около Пугачева не только близкимъ, но и любимымъ человкомъ, чего нельзя сказать о другихъ, даже самыхъ преданныхъ ему, приверженцахъ, въ основ отношеній къ которымъ была общность кроваваго преступленія — связь ненадежная, что и доказала послдовавшая черезъ годъ выдача самозванца сообщниками.

Трудно сказать, что сама Харлова чувствовала къ своему завоевателю, но безспорно, что Пугачевъ питалъ къ симпатичной Харловой непритворную привязанность, и она имла право всегда, во всякое время, даже во время его сна, входить безъ доклада въ его кибитку,— право, какимъ не пользовался ни одинъ изъ его сообщниковъ. Это довріе Пугачева къ своей наложниц, да къ тому еще ‘дворянк’, заставляетъ насъ сдлать весьма вроятное заключеніе, что и сама Харлова не наружно только (Пугачева провести было трудно) была съ нимъ дружна, а почувствовала нчто другое, противуположное страху и отвращенію, которые онъ долженъ былъ бы ей внушить началомъ своего знакомства.

Или Пугачевъ умлъ завоевывать расположеніе къ себ женщинъ, или тутъ кроется одна изъ тхъ загадокъ, какихъ много представляетъ намъ женское сердце и женская натура.

Съ сентября же началась осада крпости Яицкаго городка, гд укрпился съ горстью преданныхъ людей храбрый Симоновъ, тогда какъ самый городъ предался Пугачеву и былъ въ его рукахъ, а съ начала октября 1773 года былъ осажденъ Оренбургъ съ нераспорядительнымъ нмцемъ губернаторомъ, Рейнсдорпомъ, и об осады затянулись надолго.

Пугачевъ расположился станомъ на зиму въ Бердской слобод, въ семи верстахъ отъ Оренбурга, и повелъ осаду не спша, не желая ‘тратить людей’, а имя намреніе ‘выморить городъ моромъ’.

Въ Берд, которую Пугачевъ хорошо укрпилъ, онъ устроился совсмъ по-царски, сдлавъ себ маскарадный царскій антуражъ: Чика (или Зарубинъ), его главный наперсникъ, былъ названъ фельдмаршаломъ и графомъ Чернышевымъ, Шигаевъ,— графомъ Воронцовымъ, Овчинниковъ — графомъ Панинымъ, Чумаковъ — графомъ Орловымъ. Равнымъ образомъ и мстности, гд они дйствовали, получили названія: слобода Берда — Москвы, деревня Каргаля — Петербурга, Сакмарскій городокъ — Кіева.

Харлова поселилась вмст съ Пугачевымъ въ Бердской слобод и пользовалась тамъ своимъ исключительнымъ положеніемъ, но ей недолго пришлось пожить на свт.

Скоро любовь къ ней Пугачева возбудила ревнивыя подозрнія его сообщниковъ и главныхъ помощниковъ, не хотвшихъ никого имть между собою и главою возстанія. Можетъ быть, это была и зависть къ любимому человку, можетъ быть, ‘дворянка’ Харлова, опираясь на любовь къ ней лже-царя, пренебрегла заискиваніемъ у пугачевскихъ ‘графовъ’ или обошлась съ ними нсколько презрительно, наконецъ, можетъ быть и то, что ‘графы’ видли и боялись смягчающаго вліянія молодой прекрасной женщины на ихъ суроваго предводителя. Какъ бы тамъ ни было, но скоро сообщники стали требовать отъ Пугачева, чтобы онъ удалилъ отъ себя Харлову, которая-де на нихъ наговариваетъ ему. Весьма вроятно, что Харлова и жаловалась Пугачеву на оскорбленія ея грубыми воротилами Бердской орды.

Пугачевъ не соглашался на это изъ сильной привязанности къ свой плнниц, чувствуя, что съ нею онъ лишится любимаго (а можетъ быть и любящаго) человка, но, въ конц концовъ, эта борьба кончилась побдою его сообщниковъ. Пушкинъ говоритъ, что Харлову Пугачевъ выдалъ самъ, а графъ Саліасъ въ своемъ роман ‘Пугачевцы’ описываетъ расправу, какъ происшедшую въ отсутствіи Пугачева, и, по нашему мннію, онъ ближе къ истин: Харлову безжалостно застрлили, вмст съ ея семилтнимъ братомъ, среди улицы и бросили въ кусты.

Передъ смертью, истекая кровью, несчастные страдальцы еще имли силу, чтобы подползти другъ къ другу и умереть обнявшись.

Трупы ихъ долго валялись въ кустахъ, какъ отвратительное доказательство тупой жестокости сподвижниковъ Пугачева.

Пугачевъ, скрпя сердце, покорился этой наглости своихъ сообщниковъ и, вроятно, загоревалъ о потер любимой женщины, ибо мы видимъ, что вскор посл этого казаки принялись высватывать Пугачеву невсту настоящую, чтобы стала женою, какъ слдуетъ великому государю, и тутъ снова вопросъ объ императриц Екатерин II, какъ жен Петра III, принялъ весьма щекотливую и оскорбительную формуй будучи поднять и обсуждаемъ на казачьихъ ‘кругахъ’ т. е. собраніяхъ, но объ этомъ будетъ повствованіе дальше.

III.
Прасковья Иванаева, ярая поклонница Пугачева.— ‘Алтынный глазъ’.— Курьеръ Петра III.— Иванаева и ея смутьянства.— Плети маіорш.— Она дерется за Пугачева, переодтая казакомъ.— Пугачевъ ее беретъ въ стряпки и экономки.— Торжество Иванаевой.

Говоря о женщинахъ Пугачевскаго возстанія, нельзя обойти молчаніемъ интересную личность жены войскового старшины, Прасковьи Гавриловой Иванаевой, ярой поклонницы Пугачева.

Передъ Пугачевкимъ бунтомъ, вроятно незадолго, когда ей было 26 лтъ отъ роду, мужъ ли ее бросилъ, или она оставила мужа, но только они жили розно — мужъ въ Татищевой крпости на служб, а жена въ Яицкомъ городк (нын Уральск) въ своемъ собственномъ дом.

Прасковья Иванаева слыла въ Яицкомъ городк женщиной непорядочной и на языкъ невоздержной, завела себ любовниковъ, что строго наказывалось у казаковъ, словомъ, была въ городк человкомъ замтнымъ.

Слухи, о появленіи оставшагося въ живыхъ Петра Ш ходили въ яицкомъ войск уже давно, съ самой смерти его въ 1762 году.

Казакъ Слдынковъ, прозванный ‘алтыннымъ глазомъ’, еще задолго до появленія Пугачева, уже мутилъ народъ, разъзжая по Оренбургской губерніи и появляясь въ горнозаводскихъ селеніяхъ.

Онъ называлъ себя ‘курьеромъ Петра III’, которому поручено осмотрть порядки: каково казачество живетъ, да не притсняется ли начальствомъ, чтобы потомъ императоръ Петръ III разсудилъ всхъ по правд. Алтынный глазъ при этомъ длалъ сборы на подъемъ батюшки-царя, и хотя былъ пойманъ и наказанъ, но искра въ народъ была брошена..

Такія событія поселили во всемъ Заволжьи непреодолимую вру ‘въ пришествіи Петра III’, и вры этой не могли поколебать никакія, даже самыя жестокія, мропріятія правительства.

Он только озлобляли народъ, скопляли недовольство, чтобы потомъ, при малйшемъ повод, вспыхнуть страшнымъ пожаромъ мятежа.

Много слышала объ этомъ и Прасковья Иванаева, но до поры до времени крпилась и разговаривала объ этомъ, какъ вс, полголоса, такъ чтобы начальству не очень было слышно и замтно.

Но вотъ, надъ Прасковьею собирается бда: строгое общество яицкаго городка, скандализованное непотребнымъ житьемъ Прасковьи Иванаевой, вздумало прибгнуть къ своимъ старымъ законамъ о наказаніи за блудъ и подало, жалобу яицкому коменданту, полковнику Симонову, прося Иванаеву, по старому обычаю, высчь въ базарный день.

Разъярилась невоздержная на языкъ Иванаева, услышавъ объ этомъ, и въ таковой крайности начала по всему городку громко проповдывать, что-де скоро придетъ государь Петръ едоровичъ, который вс настоящіе порядки уничтожитъ и все начальство смститъ. Проповдывала она съ присущихъ озлобленной женщин азартомъ и неустанно — и находила много сочувствующихъ ея проповди людей и голосовъ, вторившихъ ей.

Городокъ замутился, начальство и не радо было, что тронуло такую горластую бабу въ такое смутное время, но длать нечего — надо было расправляться..

Симоновъ донесъ о смут оренбургскому губернатору Рейнсдорпу, тотъ ордеромъ отъ 17-го іюля 1773 года, почти передъ самымъ приходомъ Пугачева, приказалъ Иванаеву публично выдрать плетьми, что и было исполнено,— Прасковью жестоко отодрали на площади.

Это въ конецъ озлобило неуемную бабу противъ начальства, но не смирило нисколько. Прошелъ только одинъ мсяцъ, и грозный Пугачевъ явился предъ Яицкимъ городкомъ. Казаки встртили его съ радостью, и городокъ передался ему весь, только храбрый Симоновъ заслъ съ тысячью команды въ укрпленіи и не сдавался самозванцу.

Городокъ вооружился противъ своего прежняго начальника, сами жители повели противъ него осаду, и между ними особенною яростію отличалась переодтая казакомъ — Прасковья Иванаева.

Такъ дождалась она исполненія своей завтной мечты и съ радостью пошла служить Пугачеву. Съ этого времени Иванаева становится предайнйшимъ Пугачеву человкомъ, словомъ и дломъ ратуя за него, даже съ пренебреженіемъ къ плетямъ, которыми неоднократно посл этого драли ее.

Пугачевъ замтилъ Прасковью Иванаеву, призвалъ къ себ и обласкалъ, она вызвалась быть у него стряпкой и экономкой, чтобы вести его царское хозяйство. Тутъ выступаетъ на сцену ненадолго и мужъ ея, полковой старшина Иванаевъ: онъ передался Пугачеву, вмсте съ прочимъ казачествомъ, при взятіи Татищевой крпости, и служилъ при немъ, надясь достичь степеней, извстныхъ, и, пожалуй, достигъ бы этого, еслибъ ему не стала мшать жена его.

Стоя гораздо ближе и интимне къ Пугачеву, она начала интриговать противъ своего мужа, и вслдствіе этого Иванаевъ былъ у Пугачева въ нкоторомъ пренебреженіи, не смотря на свой маіорскій чинъ. Ему предпочитались простые рядовые казаки и ставились надъ нимъ начальниками, и Иванаевъ въ конц концовъ бжалъ отъ Пугачева и скрывался, не передаваясь на сторону и правительства изъ боязни наказанія за измну.

Прасковья Иванаева торжествовала, и вскор начинается дло о женитьб Пугачева, гд она принимаетъ живое и дятельное участіе.

IV.
Сборы Пугачева жениться.— Красавица Устинья — невста Пугачева.— Затрудненіе по поводу нерасторгнутаго брака съ Екатериною II.— Свадьба.— Поминовеніе Устиньи на эктеніяхъ.— Саранскій архимандритъ и его услужливость.— Недолгое царствованіе Устиньи.

Пугачевъ задумалъ жениться, чтобы, вроятно, не грустить по убитой Харловой, вслдствіе каковой грусти обладавшій сильнымъ темпераментомъ Пугачевъ началъ безчинствовать: увезъ изъ Яицкаго городка трехъ двокъ въ Берду и жилъ съ ними безчинно въ одной кибитк. Старшины, ‘чтобы впредь такого-похищенія онъ не могъ сдлать и притомъ видя его ‘наклонности’ — ршили согласиться на желаніе своего государя, хотя полагали, что жениться ему еще рано, ибо онъ не устроилъ еще порядочно своего царства’.

— Въ томъ есть моя польза! отрзалъ Пугачевъ на увщанія старшинъ,— и дло сладилось. Ршили, однако, женить его на яицкой казачк, чтобы бракомъ этимъ скрпить еще боле узы симпатіи и сочувствія, какія питали къ Пугачеву яицкіе казаки.

Въ Яицкомъ городк жила въ это время красавица-двушка, дочь казака Петра Кузнецова, Устинья, съ отцомъ и снохою въ собственномъ дом. Выборъ палъ на нее, какъ на вполн достойную по своей красот и ‘постоянству’ высокой чести быть женою государя Петра едоровича.

Сватами были Толкачевъ и Почиталинъ, Устинья, по двичьей робости, не хотла было и показываться имъ, но дло повели круто: самъ Пугачевъ пріхалъ посмотрть невсту, одобрилъ ее, далъ ей нсколько серебряныхъ рублей и поцловалъ.

— Чтобы къ вечеру быть сговору, сказалъ строго Пугачевъ,— а завтра быть свадьб! Внчали его съ торжествомъ въ Яицкомъ городк въ церкви Петра и Павла ‘соборне’, причемъ Устинью поминали ‘благоврною императрицею’, а на свадебномъ пир новобрачный самозванецъ раздавалъ подарки.

Безспорно, что Пугачевъ если не питалъ къ своей невст любви, то она возбуждала его страсть и нравилась ему красотою, что же касается ея участія въ совершеніи этого брака, то оно было, какъ и по всему видно, довольно пассивное.

Свадьба совершилась по однимъ источникамъ въ январ, а по другимъ — въ феврал 1774 года, въ Яицкомъ городк. Для житья ‘молодымъ’ былъ выстроенъ домъ, называвшійся ‘царскимъ дворцомъ’, съ почетнымъ карауломъ и пушками у воротъ.

Устинья Кузнецова стала называться ‘государыней императрицей’, была окружена роскошью и изобиліемъ во всемъ,— и все это совершалось тогда, когда комендантъ Симоновъ сидлъ въ укрпленіи осажденный, терплъ голодъ, подвергался приступамъ и ждалъ смерти.

Въ царскомъ дворц пошли пиры горой и разливанное море.

На этихъ пирахъ ‘императрица Устинья Петровна’ была украшеніемъ и принимала непривычныя ей почести, и поклоненіе, отъ которыхъ замирало ея сердце и кружилась голова. Ей, не раздлявшей ни мыслей, ни плановъ Пугачева, не знавшей — ложь это или истина, должно было все казаться какимъ-то сказочнымъ сномъ наяву. Мужъ окружилъ ее подругами и сверстницами — казачками, он назывались ‘фрейлинами государыни императрицы’. Одна изъ нихъ была Прасковья Чапурина, другая Марья Череватая, а главною надзирательницею была назначена Аксинья Толкачева, жена его сподвижника. Прасковья Иванеева играла въ этомъ грубо-маскарадномъ антураж тоже важную роль и душевно была предана и Пугачеву, и Устинь Петровн, по простот души или по разсчету почитая ихъ за истинныхъ царя и царицу. Пугачевъ, чтобы сохранить за этимъ маскараднымъ актомъ все значеніе, отдалъ повелніе поминать во время богослуженія на эктеніяхъ Устинью Петровну, рядомъ съ именемъ Петра едоровича, какъ императрицу, но это не удалось ему почему-то въ Яицкомъ городк: духевенство отказалось отъ этого, ссылаясь на неимніе указа отъ синода,— и Пугачевъ, по непонятной причин, не настаивалъ на этомъ. Этотъ отказъ довольно страненъ: если духовенство не боялось внчать его съ Устиньей, какъ царя, поминать его на эктеніяхъ, какъ царя, то что же духовенству стоило къ этимъ винамъ присоединить и новую? Вдь отговорка неимніемъ указа отъ синода была смшна, если духовенство, хотя наружно, почитало его за царя! И умный Пугачевъ соглашается съ этимъ смшнымъ доводомъ, хотя его ‘царскому достоинству’ наносился этимъ нкоторый ущербъ..

Или ему самому казалось ужъ это черезчуръ смшнымъ по отношенію къ Устинь Петровн Кузнецовой — Пугачевой?

Впрочемъ, такимъ упорствомъ было заражено не все духовенство, и мы имемъ свдніе, что въ нкоторыхъ мстахъ духовный чинъ былъ сговорчиве и покорне велніямъ самозванца.

Гораздо позже, по переход Пугачева на эту сторону Волги, 27-го іюля 1774 года, когда онъ. съ торжествомъ вошелъ въ Саранскъ, Пензнской губерніи, встрченный не только простонародьемъ, ждавшимъ его съ нетерпніемъ, но и купечествомъ, и духовенствомъ со крестами и хоругвями, на богослуженіи архимандритъ Александръ помянулъ вмст съ Петромъ едоровичемъ и императрицу Устинью Петровну, уже бывшую въ это время въ рукахъ правнельства, но саранскому простолюдью и духовенству недолго пришлось торжествовать.

На третій день, 30-го іюля, торжествующій Пугачевъ направилъ свое тріумфальное шествіе въ самой Пенз, поставивъ надъ Саранскомъ ‘своихъ’ начальниковъ, а 31-го вошелъ въ Саранскъ слдовавшій за Пугачевымъ по пятамъ Меллинъ и началъ перевертывать порядки по-старому: арестовалъ пугачевское ‘начальство’ и ‘зачинщиковъ’ духовныхъ и свтскихъ, а усердный архимандритъ Александръ былъ преданъ суду въ Казани, изверженъ сана (причемъ въ церкви были солдаты съ примкнутыми штыками, а на Александр оковы), разстриженъ и сосланъ. Этотъ случай даетъ намъ основаніе предполагать, что въ отказ яицкаго духовенства поминать Устинью были особенныя, мстныя причины, и ихъ уважилъ Пугачевъ, не хотвшій ссориться съ нужными ему людьми.

На самомъ дл Устинья была царицей только по своей красот, подругой же Пугачеву, умному и кипвшему жизнью, быть не могла. Таковою могла быть Харлова, но ее столкнули съ дороги прежде времени. Неразвитая Устинья могла быть только наложницей, и Пугачевъ первый это увидлъ и устроилъ дла сообразно этому. Онъ не приблизилъ свою новую жену къ себ, какъ это было съ Харловой, а, живя подъ Оренбургомъ въ Бердской слобод, за 300 верстъ отъ Яицкаго городка, оставилъ Устинью въ этомъ послднемъ забавляться со своими фрейлинами-казачками, и здилъ лишь къ ней каждую недлю, проклажаться и нжиться съ 17-ти-лтней писаной красавицей.

Начальниками осады Яицкаго городка были пугачевскіе предводители Каргинъ, Толкачевъ и Горшковъ, которые вели ее въ отсутствіе. Пугачева, но, кром того, каждый пріздъ ‘самого’ ознаменовывался сильнйшими атаками на храбро державшихся и изнемогавшихъ уже отъ голода приверженцевъ Екатерины II. Осажденные уже ли глину и падаль, но не думали сдаваться, уже Пугачевъ разсвирплъ отъ упорства своихъ противниковъ и поклялся перевшать не только Симонова и его помощника Крылова, отца нашего баснописца, но и семейство послдняго, находившееся въ Оренбург, а въ томъ числ и малолтняго сына его, Ивана Андреевича Крылова.

Осажденные уже выдержали полугодовую осаду, отрзанные со всхъ сторонъ отъ остального міра, имя врагами своими весь городъ. Замедли избавленіе еще немного, и угроза Пугачева была бы приведена въ исполненіе со всею жестокостью разъяреннаго упорствомъ побдителя.

Но освободители пришли 17-го апрля 1774 года. Въ этотъ день приблизился и вступилъ въ городъ отрядъ Мансурова, мятежники разбжались, начальники осады были выданы, голодные накормлены. Это случилось на страстной недл, но день этотъ для осажденныхъ былъ радостне самого Свтлаго Воскресенія — они избавились отъ врной и мучительной смерти.

V.
Арестъ ‘императрицы Устиньи’ и Прасковьи Иванаевой.— Иванаеву снова дерутъ и водворяютъ на старое мсто жительства.— Взятіе Пугачевымъ Казани и освобожденіе Софіи съ дтьми.— Вмсто Софьи Устинья въ Казани.— Софья снова отнята у Пугачева.— Поимка его самого.

Въ этотъ же день пришелъ конецъ и прохладному житью ‘матушки-царицы’ Устиньи Петровны: ‘фрейлины’ ея тотчасъ же разбжались, а ее самое и врную Прасковью Иванаеву, вступившій снова въ должность Симоновъ арестовалъ, заковалъ по рукамъ и по ногамъ и посадилъ въ войсковую тюрьму.

При взятіи Устиньи, задорная и преданная Иванаева подняла скандалъ, защищая ‘матушку-государыню’ и грозя гнвомъ Петра едоровича, но съ нею въ этомъ случа поступили ‘невжливо’, и бдная баба все-таки снова попала въ руки ея враговъ, побду надъ которыми она уже торжествовала!..

Дома и имущество Устиньи были опечатаны и охранялись карауломъ, домъ Иванаевой оказался сданнымъ внаймы вдов войскового старшины, Анн Антоновой, и его не тронули.

26-го апрля 1774 года Устинью съ Иванаевой, въ числ другихъ 220 колодниковъ, Симоновъ отправилъ уже въ освобожденный Оренбургъ, въ учрежденную ‘секретную комиссію’ для допросовъ.

Эти женщины, бывъ приближены къ Пугачеву, могли сообщить слдователямъ много важныхъ свдній о самозванц, который въ. это время ловко увертывался отъ посланныхъ за нимъ отрядовъ и особенно отъ энергичнаго въ преслдованіи Михельсона.

Въ Оренбург женщинъ допрашивалъ предсдатель секретной комиссіи, коллежскій совтникъ Иванъ Лаврентьевичъ Тимашевъ, и дло о Прасковь Гавриловой Иванаевой нашелъ не особенно важнымъ, ибо ршилъ его собственною властью. Преступленія Прасковьи, которая на этотъ разъ, можетъ быть, и присмирла, было ршено наказать трехмсячнымъ тюремнымъ заключеніемъ, а посл того бить плетьми и затмъ сослать на житье въ Гурьевъ городокъ.

Но этотъ послдній пунктъ былъ впослдствіи отмненъ, и Иванаеву, наказавъ плетьми, водворили на мсто ея жительства, въ Яицкій городокъ, въ собственномъ дом, о чемъ и былъ увдомленъ яицкій комендантъ Симоновъ, вмст съ препровожденіемъ къ нему его ‘старой знакомки’.

Не весела возвратилась яростная поклонница Пугачева въ Яицкъ, въ среду жителей, помнившихъ и позоръ, и кратковременное торжество ея.

Иванаева, затаивъ злобу, поселилась въ своемъ дом вмст съ нанимавшимъ его семействомъ войскового старшины Антонова.

Устинья Кузнецова въ Оренбург была трактована, какъ важное для слдствія лицо, сидла закованная въ тюрьм, и вс допросныя рчи ея хранились въ тайн.

А въ это время Пугачевъ, тснимый Михельсономъ, опрокинулся на Казань и 12-го іюля 1774 года взялъ ее, предавъ огню и разграбленію своихъ шаекъ. Къ вечеру, оставивъ Казань въ грудахъ дымящихся развалинъ, Пугачевъ отступилъ, а на утро спасавшіеся въ крпости люди, ожидавшіе съ ужасомъ полчищъ Пугачева, съ радостію увидли гусаръ Михельсона, спшно мчавшихся къ городу. Казань была въ ужасномъ состояніи: дв трети города выгорло, двадцать пять церквей и три монастыря тоже дымились въ развалинахъ!

Тюрьма, гд Пугачевъ годъ только тому назадъ самъ сидлъ въ оковахъ, была имъ сожжена, а колодники вс выпущены на свободу.

Тамъ же, въ Казани, содержалась и первая жена Пугачева, Софья Дмитріева, съ троими дтьми. Узнавъ объ этомъ, Пугачевъ веллъ ихъ представить къ себ, и ея испуганный видъ произвелъ на него сильное впечатлніе. Онъ былъ растроганъ и, не помня стараго зла, веллъ освободить ихъ. изъ рукъ правительства и взять въ свой лагерь, чтобы они слдовали вмст съ нимъ.

— Былъ у меня казакъ Пугачевъ, сказалъ самозванецъ окружающимъ, хорошій мн былъ слуга и оказалъ мн великую услугу! Для него и бабу его жалю!..

Такимъ образомъ, Софья Дмитріева снова попала въ руки Пугачева, но онъ не мстилъ ей за выдачу его въ трудную минуту.

Правительство пріобрло Устинью Пугачеву и потеряло Софью, но она уже не была такъ нужна правительству теперь — все необходимое было у нея выспрошено.

Въ обоз Пугачева Софья Дмитріева съ детьми переправилась и за Волгу, на нашу сторону, сопровождала его во всхъ дальнйшихъ походахъ, послдовала за нимъ и тогда, когда, тснимый со всхъ сторонъ, Пугачевъ снова поворотилъ къ Волг.

Между тмъ въ очищенной отъ мятежныхъ шаекъ Казани приводилось все въ старый порядокъ.

На смну освобожденной Софьи Дмитріевой привезли въ Казань Устинью Кузнецову и снова подвергли допросу въ казанской секретной комиссіи, гд дйствовали генералъ-маіоръ Павелъ Сергевичъ Потемкинъ и капитанъ гвардіи Галаховъ.

Тутъ обнаружилось, что въ опечатанномъ дом Устиньи, въ Яицкомъ городк, находятся сундуки съ имуществомъ ея мужа, Пугачева, и за ними тотчасъ же послали нарочнаго, чтобы Симоновъ выдалъ ихъ и препроводилъ подъ надежнымъ конвоемъ въ Казань.

Что найдено въ этихъ сундукахъ — неизвстно. Вроятно, кром драгоцнностей, награбленныхъ за Ураломъ, ничего важнаго.

Вся эпоха Пугачевскаго бунта представляетъ какую-то странную игру въ прятки: сегодня входитъ въ городъ Пугачевъ и расправляется по-своему, завтра онъ уходить,— по пятамъ его вступаютъ правительственныя войска и начинаютъ все передлывать. Быстрыя перемны, отъ которыхъ хоть у кого закружится голова — и въ конц концовъ — кровь, стоны, пожары, грабежъ!..

Пугачевъ доигрывалъ свою страшную комедію съ переодваніемъ, онъ уже, какъ дикій зврь, загнанный охотниками, свирпо бросался изъ стороны въ сторону и затмъ вдругъ повернулъ къ Волг обратно, питая все-таки какіе-то грандіозные планы. Его преслдовали по пятамъ, въ самомъ войск его открылись измны, начали уходить отъ него массами, среди самыхъ близкихъ сообщниковъ начались тайные переговоры о выдач самого Пугачева!..

Въ этомъ переполох, когда преслдовавшіе Пугачева отряды отхватывали отъ него кусокъ за кускомъ отъ обоза и войскъ, въ август 1774 года была снова взята правительственными войсками и Софья Дмитріева съ обими дочерьми, малолтній сынъ Пугачева, Трофимъ, остался при немъ. Софью Пугачеву опять, во второй разъ, отправили въ Казань, гд сошлись теперь об жены Пугачева, и съ этого времени, кажется, судьба ихъ связана вмст, он терпятъ одну и ту же участь.

Наконецъ, Пугачева снова угнали за Волгу. Къ преслдовавшимъ мятежника Михельсону, Медлину и Муфелю присоединился Суворовъ, они переправились за Пугачевымъ черезъ Волгу и тамъ остили его со всхъ сторонъ, отрзавъ всякую возможность вырваться.

Исторія поимки Пугачева, какъ она разсказана, по преданіямъ, у А. С. Пушкина, рознится отъ исторіи, извлеченной изъ длъ Государственнаго Архива Н. Дубровинымъ и крайне интересна, но задача этой статьи не позволяетъ намъ отклониться въ сторону.

VI.
Пугачевъ въ клтк.— Софья пущена въ Москв по базарамъ разсказывать о муж.— Казнь Пугачева и ршеніе суда о ‘женкахъ’.— Устинья у императрицы Екатерины II.— Пропажа обихъ женокъ съ горизонта и изъ памяти.— Чрезъ 21 годъ он оказываются въ Кексгольмской крпости.

Теперь начинается развязка всхъ прошедшихъ предъ читателемъ трагическихъ и комическихъ сценъ.

Пугачева, посл допроса въ Яицкомъ городк, Суворовъ повезъ въ деревянной клтк, какъ рдкаго звря, въ Симбирскъ къ Панину, съ нимъ былъ и сынъ его отъ Софьи, Трофимъ, ‘рзвый и смлый мальчикъ’, какъ называетъ его Пушкинъ въ своей ‘Исторіи Пугачевскаго бунта’. Изъ Симбирска ихъ отправили въ Москву.

Еще раньше туда же посланы были и ‘женки’ Пугачева, Софья съ дочерьми и Устинья для новыхъ допросовъ въ тайной экспедиціи, къ завдывавшему московскимъ ея отдломъ оберъсекретарю сената, Степану Ивановичу Шешковскому.

Посл допросовъ Устинью Пугачеву посадили подъ крпкій караулъ, приберегая для посылки въ Петербургъ, гд императрица Екатерина II выразила желаніе видть пресловутую ‘императрицу Устинью’, а Софью Дмитріеву, въ видахъ успокоенія народной молвы,— ибо о Пугачев въ народ говорили ‘разно’ и подчасъ для правительства непріятно,— пустили гулять по базарамъ, чтобы она всмъ разсказывала о своемъ муж, Емельян Пугачев, показывала его дтей, словомъ разсивала своимъ живымъ лицомъ и свидтельствомъ мнніе, что Пугачевымъ назвали истиннаго государя Петра III.

Народъ, незадолго передъ тмъ съ нетерпніемъ ожидавшій Пугачева, какъ царя Петра едоровича, слушалъ разсказы Софьи, ходилъ смотрть ‘самого Пугача’ на монетный дворъ — и, должно быть, убждался.

10-го января 1776 года въ жестокій морозъ была совершена казнь Пугачева, въ Москв на Болот, а о женахъ его въ пункт 10 сентенціи о казни было сказано:

‘А понеже ни въ какихъ преступленійхъ не участвовали об жены самозванцевы, первая Софья, дочь донского казака Дмитрія Никифорова (Недюжина), вторая Устинья, дочь яицкаго казака Петра Кузнецова, и малолтные отъ первой жены сынъ и дв дочери, то безъ наказанія отдалить ихъ, куда благоволитъ Правительствующій Сенатъ’.

Передъ ‘отдаленіемъ’ Устинью Кузнецову привезли въ Петербургъ, чтобы показать ее императриц Екатерин II, и когда монархиня внимательно осмотрла яицкую писанную красавицу, то замтила окружающимъ:

— Она вовсе не такъ красива, какъ прославили…

Устинь въ это время было не боле 17—18 лтъ. Можетъ быть, волокита и маета по тюрьмамъ, секретнымъ комиссіямъ и допросамъ, при которыхъ не разъ, вроятно, она попробовала и плетей, сняли съ лица ея красоту и состарили ее!..

Съ этого времени объ Устинь и Софь исчезли-было всякія свднія, а на Урал такъ и до сихъ поръ ничего не знаютъ о дальнйшей участи несчастныхъ женщинъ. Есть только преданіе, что ни Софья, ни Устинья назадъ не воротились — и это справедливо.

Свднія о дальнйшей судьб пугачевскихъ ‘женокъ’ нын появляются въ печати въ первый разъ, заимствованныя изъ подлиннаго документа, находящагося въ государственномъ архив и въ копіи обязательно сообщеннаго редакціи ‘Историческаго Встника’.

Судьба ихъ посл сентенціи и казни Пугачева, вроятно, была никому или очень немногимъ извстна и изъ современниковъ-то, а черезъ короткое время память о нихъ по сю сторону Волги и совсмъ сгибла: убрали, ‘отдалили’ — и концы въ воду!

И только черезъ двадцать одинъ годъ посл казни Пугачева короткое свдніе о нихъ появляется на свтъ Божій.

Императоръ Павелъ Петровичъ, вскор по восшествіи своемъ на престолъ (14-го декабря 1796 г.), приказалъ отправить служившаго при тайной экспедиціи коллежскаго совтника Макарова въ Кексгольмскую и Нейшлотскую крпости, поручивъ ему осмотрть содержащихся тамъ арестантовъ и узнать о времени ихъ заточенія, о содержаніи ихъ подъ стражею или о ссылк ихъ туда на житье.

Въ свдніяхъ, представленныхъ Макаровымъ, между прочимъ, записано:

‘Въ Кексгольмской крпости: Софья и Устинья, женки бывшаго самозванца Емельяна Пугачева, дв дочери, двки Аграфена и Христина отъ первой и сынъ Трофимъ.

‘Съ 1775 года содержатся въ замк, въ особливомъ поко, а парень на гауптвахт, въ особливой (же) комнат.

‘Содержаніе имютъ отъ казны по 15 копекъ въ день, живутъ порядочно.

‘Женка Софья 55 лтъ, Устинья — около 36 лтъ {Устинья, вроятно, была моложава, что сдлали по виду такое заключеніе. Ей, должно быть, было въ то время лтъ 40.}, двка одна 24-хъ, другая лтъ 22-хъ, малый же лтъ отъ 28 до 30.

‘Софья — дочь донского казака и оставалась во время разбоя мужа ея въ дом своемъ (вначал, а впослдствіи она была взята подъ стражу), а на Устинь женился онъ, бывъ на Яик, а жилъ съ нею только десять дней. {Если Устинья считаетъ ‘житьемъ’ съ ней еженедльные его къ ней прізды, то она совершенно права.}

‘Присланы вс вмст, изъ Правительствующаго Сената.

‘Имютъ свободу ходить по крпости для работы, но изъ оной не выпускаются, читать и писать не умютъ’.

Такъ вотъ какова судьба усладительницъ дней Пугачева, посл разныхъ треволненій и бдъ, посл разнообразнйшихъ и чудныхъ приключеній, а Устинья посл титула ‘императрицы’ — он были отданы на жертву гарнизонныхъ серцедовъ-солдатъ и офицерства, и долгую жизнь свою проводили въ стнахъ крпости, питаясь поденщиной. Что было съ ними дале — неизвстно, вроятно, он такъ и померли въ Кексгольмской крпости, сжившись съ нею.

VII.
Запрещеніе разговоровъ о Пугачев.— Опять Иванаева и опять плети.— Ссора изъ-за дровъ.— Комедіанты на Урал представляютъ Устинью.— Сочувствіе къ ней.— Заключеніе.

Не скоро улеглось умственное волненіе въ народ, поднятое Пугачевскимъ бунтомъ, волной ходили въ народ по сю сторону Волги разговоры о Пугачев, и Екатерина распорядилась запретить всякіе разговоры о немъ, т. е. пойманныхъ въ этомъ наказывали, и это запрещеніе имло силу до самаго воцаренія императора Александра I.

Не скоро поблднла память о Пугачев въ народ, а въ сред Яицкихъ, переименованыхъ въ Уральскіе, казаковъ она жива и до сихъ поръ.

Кстати сообщимъ, чмъ окончилось въ Яицк дло объ Устинь. Домъ ея, запечатанный Симоновымъ съ самаго дня ареста Устиньи, стоялъ пустой до окончанія дла о Пугачев и, долго спустя, былъ, по просьб родственниковъ Кузнецовой, распечатанъ и отданъ имъ во владніе войсковымъ начальствомъ.

Прасковья Гаврилова Иванаева не унялась и посл казни Пугачева, попрежнему стала она невоздержна на языкъ, чуть дло касалось предмета ея преданности и любви, попрежнему жадно ухватывалась за всякій слухъ о появленіи бунтовщиковъ, чтобы грозить ими насолившему ей начальству.

Въ Астрахани появился разбойникъ ‘Метла’ или ‘Заметаевъ’, и вотъ Иванаева ожила и насторожила уши. Надобенъ былъ самый пустячный предлогъ, чтобы вывести неугомонную бабу изъ труднаго для нея молчанія, предлогъ не замедлилъ явиться: Иванаева поругалась со своей квартиранткой, вдовой Антоновой, изъ-за дровъ, а потомъ он вцпились другъ другу и въ косы. Антонова, вроятно, попрекнула Прасковью Пугачевымъ и плетями, которыми ее неоднократно подчивали — и Иванаева разсвирпла…

— Врешь, дура нечесаная! Пугачева казнили, а батюшка Петръ едоровичъ живъ еще и придетъ еще съ войскомъ!.. А не онъ, такъ наслдникъ его отплатитъ вамъ!.. А въ Астрахани, вонъ, ‘Метла’ появилась, смететъ всхъ васъ и съ начальствомъ-то вашимъ! Вотъ тогда я посмотрю!..

Антонова донесла на Прасковью Иванаеву по начальству, исправляющій должность коменданта Яицкаго городка, войсковой старшина Акутинъ, донесъ Рейнсдорпу объ этомъ 5-го марта 1775 года, и оренбургскій губернаторъ приказалъ Иванаеву снова выдрать плетьми, подтвердивъ ей, ‘что впредь за подобныя слова и разглашенія, по жестокомъ наказаніи, будетъ выслана въ отдаленное мсто отъ Уральскаго городка’.

Бдной неугомонной баб снова пришлось отвчать своей спиной за слпую преданность Пугачеву, и съ этого раза, она, вроятно, присмирла, разсудивъ, что, въ конц концовъ, ‘плетью обуха не перешибешь’, а своя шкура дороже!..

Относительно памяти объ Устинь Кузнецовой на Урал, существующей и до сихъ поръ, г. Р. Игнатьевъ, въ стать своей объ Устинь, помщеннойвъ ‘Оренбургскихъ Губернскихъ Вдомостяхъ’ за 1884 годъ сообщаетъ любопытное свдніе, что Устинью Кузнецову не только свжо помнятъ и до сихъ поръ и сочувствуютъ этой безвременно погибшей красавиц, но и ‘образъ ея лицедйствуется въ живыхъ картинахъ’ разъзжающими по городамъ и селамъ труппами комедіантовъ. Дйствіе изображаетъ свадьбу Пугачева на Устинь, невсту изображаетъ молоденькая артистка, ‘не жаля гримировки’ — и представленіе всегда привлекаетъ огромную толпу зрителей, съ любопытствомъ и сочувствіемъ смотрящую на изображеніе своей ‘народной героини’…

Въ настоящей стать приведены вс извстныя свднія о женщинахъ, непосредственно участвовавшихъ въ Пугачевскомъ возстаніи, передъ читателемъ въ возможной полнот представлено четыре женскихъ типа этой смутной эпохи. Какое разнообразіе психологическихъ положеній и какіе любопытные выводы въ этомъ отношеніи можно сдлать даже и изъ приведенныхъ отрывочныхъ чертъ!..

Примчаніе. Эта статья была помщена въ ‘Историческомъ Встник’ за 1884 г. Въ вышедшемъ посл ея напечатанія изслдованіи Н. Дубровина: ‘Пугачевъ и его сообщники’ нкоторые факты, по документамъ Государственнаго Архива, не открытаго даже Пушкину, первому историку Пугачевскаго бунта, были изложены иначе. Въ настоящемъ изданіи этой статьи факты исправлены по Дубровину. Объ этой стать есть рецензія въ книг Дубровина, т. 3, стр. 380, и отвтъ мой на нее вмст съ рецензіей самого изслдованія въ ‘Историческ. Встн.’, 1885 г., No 2.

А. В. АРСЕНЬЕВЪ

СТАРЫЯ БЫВАЛЬЩИНЫИСТОРИЧЕСКЕ ОЧЕРКИ И КАРТИНКИ

Женщины Пугачевскаго возстанія.Приключенія и судьба ‘жнокъ’, причастныхъ къ Пугачевскому бунту.

Читайте также:

СТАРЫЯ БЫВАЛЬЩИНЫ
ИСТОРИЧЕСКЕ ОЧЕРКИ И КАРТИНКИ

Женщины Пугачевскаго возстанія.
Приключенія и судьба ‘жнокъ’, причастныхъ къ Пугачевскому бунту.