Женщины-профессора Болонскаго университета.
Женщины-профессора Болонскаго университета.
Лаура Басси.
Лаура Басси.
‘Знаменитйшіе и пресвтлые синьоры!
С. Никитенко.
‘Русская Мысль’, No 10, 1883
Женщины-профессора Болонского университета, Никитенко Софья Александровна, Год: 1883
Время на прочтение: 41 минут(ы)
Съ идеями иногда тоже, что съ иными рками: видишь ихъ широкій разливъ, стремительное теченіе и забываешь объ ихъ исток, который нердко скрывается въ далекой глуши. Нахлынувъ на современное общество бурной волной, он заслоняютъ свое прошедшее, боле мирное теченіе, и потому принимаются часто за нчто еще невиданное. Но стоитъ только оглянуться назадъ, попристальне всмотрться въ минувшее — и на его боле или мене отдаленномъ фон начинаютъ выдляться явленія, однородныя съ тми, которыя теперь только ярче бросаются въ глаза, потому что они многочисленне и движеніе ихъ впередъ дружне. Мало того, иногда даже оказывается, что прошлое какъ бы опередило настоящее и уже не разъ, по крайней мр въ единичныхъ случаяхъ, счастливо разршало на практик то, что мы теперь еще только обсуждаемъ въ теоріи и о чемъ не можемъ никакъ сговориться.
Вопросъ о высшемъ женскомъ образованіи и приложеніи женскихъ способностей къ общественной дятельности едва ли не изъ самыхъ раздражающихъ въ настоящее время. Онъ принадлежитъ, къ тмъ злобамъ дня, которыя, затрогивая слишкомъ противоположные интересы и глубоко вкоренившіеся предразсудки, возбуждаютъ черезъ-чуръ рзкія симпатіи и антипатіи и служатъ предметомъ ожесточенной борьбы. Мы не беремся изображать полной картины историческаго развитія идей и событій, вызвавшихъ въ послднее двадцатипятилтіе рядъ явленій, страстное отношеніе общественнаго мннія къ которымъ пока еще не даетъ критик простора для ихъ трезвой оцнки. Наша задача только, между прочимъ, указать на ихъ связь съ прошлымъ и тмъ, если возможно, содйствовать правильной постановк вопроса, настойчиво требующаго ршенія въ близкомъ будущемъ. Не сегодня только, какъ склонны многіе думать, возникъ такъ-называемый женскій вопросъ. Наши прабабушки уже неоднократно и словомъ, и дломъ — особенно дломъ — ратовали за свое право на высшее образованіе и на общественную дятельность. Посмотримъ, какими способами и какихъ результатовъ он притомъ достигали.:
Явленія, обратившія на себя наше вниманіе, выросли въ стран, подъ небомъ которой, какъ видно, быстре, чмъ гд-нибудь, зрютъ не только плоды земные, но и идеи. Въ эпоху возрожденія въ Италіи взошли первые побги новой цивилизаціи. Въ ней началась реформація. Не боле, какъ логично, стало быть, чтобъ изъ нея же вышли и первые намеки на тотъ боле совершенный фазисъ цивилизаціи, который доступенъ только при равномрномъ развитіи всхъ человческихъ силъ.
Главный и самый древній ученый центръ въ Италіи, Болонскій университетъ, всегда широко понималъ цивилизаторскую задачу, возложенную на него, если врить преданію, еще императоромъ еодосіемъ младшимъ. Государь этотъ, какъ полагаютъ иные, основалъ его въ 423 г. по настояніямъ папы Целестина I, съ цлью смягчить нравы народонаселенія, жившаго въ постоянныхъ междоусобицахъ, и противодйствовать распространенію аріанской ереси {Несмотря на множество писателей, и въ томъ числ весьма авторитетныхъ, именно такъ разсказывающихъ объ основаніи Болонскаго университета, Муратори (Muratori: Annali (d’Italia) относитъ его начало лишь къ 1116 году, когда знаменитый Ирнерій впервые началъ публично преподавать римское право. Такое разногласіе въ авторахъ, одинаково заслуживающихъ доврія, обусловливается отсутствіемъ подлиннаго по этому длу указа императора еодосія. Полагаютъ нкоторые, что этотъ важный документъ погибъ въ пожар 1313 г., когда сгорло зданіе Болонскаго архивамъ указа осталось нсколько копій, но свидтельство ихъ не довольно убдительно ни для Муратори, ни для его послдователей.}.
Университетъ съ самаго начала гостепріимно раскрывалъ двери всмъ, искавшимъ знанія. Молодые люди со всхъ сторонъ стекались въ него слушать знаменитыхъ профессоровъ, такъ что, въ эпоху наибольшаго процвтанія университета, число иноземныхъ студентовъ въ немъ доходило до десяти тысячъ {Muratori: Annali d’Italia.}. Для нихъ устраивались, на счетъ ихъ отечествъ, а иногда и на чьи-нибудь частныя средства, особаго рода общежитія, подъ именемъ коллегій {Muratori: Annali d’Italia.}, цль которыхъ была облегчать имъ существованіе на чужбин и обезпечивать безпрепятственное занятіе наукой. И по сю пору еще не исчезли въ Болонь грандіозныя, мрачныя зданія съ названіями испанской, фландрской и другихъ коллегій, въ память ихъ первоначальнаго назначенія.
Съ такимъ же отсутствіемъ національныхъ и вообще всякихъ предразсудковъ вербовалъ Болонскій университетъ и своихъ профессоровъ. Врядъ ли въ какомъ-либо другомъ университет существовало когда-нибудь такое множество каедръ и такое разнообразіе въ преподаваніи и въ преподавателяхъ. По спискамъ, хранящимся въ университетскомъ архив, видно, что maximum профессоровъ, одновременно читавшихъ въ Болонь, дошелъ въ 1669 г. до ста шестидесяти шести {Serafino Mazzetti: Memorie storiche sopra l’Universit e Vlstituto delle science di Bologna.}. Права гражданства въ этой единственной въ своемъ род республик пріобртались только знаніемъ: гд было оно, тамъ не оставалось мста ни для какихъ постороннихъ соображеній. Такимъ образомъ, и женщин, лишь бы ея умственный ростъ и запасъ научныхъ свдній подходили подъ требуемый уровень, ни мало не возбранялся входъ во святая святыхъ ‘храма Фльзинской премудрости’ {Фльзина (Felsina) — этрусское названіе Болоньи.}, какъ величали Болонскій университетъ во времена Ирнерія и Аккурсія.
Послдній, родомъ тосканецъ, сначала ученикъ, потомъ самъ одно изъ свтилъ университета по части законовднія, имлъ четырехъ дтей: вс они шли по его слдамъ, были юристами, и въ томъ числ дочь его Дота {Tiraboschi: Storia della Letteratura italiana.}. Она, за одно съ братьями, слушала уроки отца, наравн съ ними оказала успхи и, какъ они, была удостоена степени доктора правъ и допущена къ публичному преподаванію.
Имя Доты д’Аккорсо — первое изъ женскихъ въ лтописяхъ Болонскаго университета. Вслдъ за ней, въ томъ же XIII вк, упоминается о другой женщин-юрист, Биттизіи Гоццадини. Одинъ старинный университетскій календарь за 1236 г. гласитъ, Что ‘славная донна Биттизія, дочь Аматоре Гоццадини, 3 іюня того же года получившая степень доктора правъ, начала читать публичныя лекціи, причемъ возбуждала всеобщій восторгъ своею ученостью, такъ что казалась существомъ необыкновеннымъ’.
Исторіографъ города Болоньи, Гирардаччи, съ своей стороны, разсказываетъ слдующее {Ghirardacci: Istorie Bolognesi.}. Биттизія Гоццадини родилась въ 1209 г. Она съ ранняго возраста выказывала отвращеніе ко всякаго рода женскимъ рукодльямъ, ни за что не хотла учиться владть иглой и до двнадцати лтъ одвалась, какъ мальчикъ. Во вторникъ, 3 іюня 1236 г., въ день, ознаменованный полнымъ солнечнымъ затмніемъ, она съ великимъ торжествомъ, при участіи всей Болоньи, была возведена въ званіе доктора правъ. Въ теченіе двухъ послдующихъ лтъ, она безъ перерыва читала у себя на дому лекціи, въ которыхъ излагала и толковала институты Юстиніана. Боле тридцати студентовъ посщали ея аудиторію. Но посл того она тяжело заболла и оставалась прикованною къ постели до самой смерти своей въ 1239 года. Ей приписываютъ дв рчи: надгробную, по случаю смерти одного епископа, и похвальную, въ честь папы Инокентія IV.
Здсь слдуетъ, однако, замтить, что осторожный Тирабоски {Tiraboschi: Tstoria della Ijetteratura italiana.— Этотъ историкъ говоритъ по поводу Биттизіи Гоццадини, что Болонскій университетъ слишкомъ богатъ достоврными знаменитостями для того, чтобъ ему гоняться еще за сомнительными.} и аббатъ Сарти, авторъ книги: О славныхъ болонскихъ профессорахъ {Sarti: De claribus professoribus Bononiensibut.}, не признаютъ вполн достоврнымъ факта профессорской дятельности Биттизіи Гоццадини. Они сомнваются въ подлинности календаря, на которомъ Гирардаччи основывалъ, главнымъ образомъ, свои показаній о прославленной имъ юристк. По ихъ примру, и вс другіе, потомъ упоминавшіе о ней писатели, за исключеніемъ адвоката Карлантоніо Маккіавелли, о которомъ рчь впереди, предпочитали, не вдаваясь въ новыя изслдованія, высказывать т же сомннія.
Свднія, дошедшія до насъ о профессорской дятельности болонскихъ женщинъ XIV столтія, если не полне, то, во всякомъ случа, состоятельне. По крайней мр, никто уже не оспариваетъ ни существованія, ни принадлежности къ университету двухъ изъ нихъ: Новеллы д’Андреа и Доротеи Букки.
Судьба этихъ двухъ женщинъ очень схожа въ общихъ чертахъ. Об дочери знаменитыхъ профессоровъ, он, такъ сказать, выросли подъ снью университета, съизмала освоились съ наукой и въ ней усовершенствовались подъ руководствомъ родителей.
Первая по времени была Новелла, старшая дочь славнаго въ свое время законовда Джіованни д’Андре а, прозваннаго зеркаломъ и яркимъ свтильникомъ юриспруденціи (speculum juris et ardentissimum juris lumen). Онъ читалъ каноническое право то въ Паду, то въ Болонь, смотря по тому, въ который изъ этихъ городовъ забрасывали его политическія превратности. Горячая, преданная любовь Новеллы къ отцу и безграничная нжность его къ ней длали ихъ неразлучными. Дочь всюду слдовала за отцомъ и была ему въ самомъ широкомъ смысл помощницей. Она, подъ его руководствомъ, до тонкости изучила каноническое право. Джіованни, въ случаяхъ болзни или недосуга за учеными изслдованіями, посылалъ ее, вмсто себя, читать лекціи, и слава дочери, не меньше славы отца, привлекала въ ихъ аудиторію толпы слушателей.
Имя Новеллы, съ большой похвалой ея учености, встрчается въ сочиненіямъ многихъ ей современныхъ и позднйшихъ авторовъ. О ней, между прочимъ, упоминаютъ: юридическій писатель XVI вка Цанчиролли {Panciroli: Tractatus universi juris.}, историкъ Альберти {Alberti: Storia d’Italia.} и ближайшій къ намъ Мадзукелли {Mazzuchelli: Gli scrittori d’ltalia.}. Съ большимъ сочувствіемъ также говоритъ о ‘прекрасной и благородной, дочери Джіованни д’Андреа другая замчательная женщина XIV столтія, славу которой похитила у Италіи Франція,— Христина Пизанская. Она въ своемъ рукописномъ сочиненіи La cit des Dames, которое хранится въ парижской публичной библіотек, приводитъ нсколько, къ сожалнію, слишкомъ краткихъ, біографическихъ свдній о Новелл и, между прочимъ, слдующую анекдотическую о ней подробность. Новелла была ослпительно хороша собой. Не желая смущать слушателей блескомъ своихъ глазъ, она, обыкновенно, когда входила на каедру, задергивала передъ собой небольшую занавску и изъ-за нея уже, невидимая, развивала разные запутанные вопросы каноническаго права. Джіованни д’Андреа еще съ своей стороны позаботился о томъ, чтобъ увковчить имя любимой дочери: онъ, въ честь ея, назвалъ Новеллой одно изъ главныхъ своихъ юридическихъ сочиненій. Въ числ слушателей красавицы-юристки былъ Петрарка, который, несмотря на разницу лтъ, состоялъ въ тсной дружб съ ея отцомъ. Новелла, какъ полагаютъ, умерла въ 1366 г.
О жизни Доротеи Букки извстно лишь слдующее. Она жила на рубеж XIV и XV вковъ и была дочерью одного изъ особенно выдающихся профессоровъ того времени,— Джіованни Букки {Mazzetti: Memorie storiche sulla Universit е delle Scienzc di logna.— Leyati: Dizionario delle donne illustri.}. Онъ почти въ теченіе полустолтія занималъ каедру нравственной философіи и практической медицины. Замтивъ въ дочери недюжинныя способности, онъ съ любовью занялся ея развитіемъ: Доротеа не обманула его ожиданій. Она со страстью предалась наук и достигла блестящихъ результатовъ. Сдавъ обычный въ такихъ случаяхъ экзаменъ, она получила степень доктора философіи, а когда умеръ ея отецъ, была приглашена занять его каедру. Кром обширной и основательной учености, она обладала еще замчательнымъ даромъ слова. Ея аудиторія едва вмщала толпу разноплеменныхъ студентовъ, которые часто стекались издалека, чтобы послушать ее.
Но вс эти примры принадлежатъ эпох, до того намъ чуждой и по вншнему, и по внутреннему своему складу, что даже какъ будто утрачиваютъ свою реальность. Даль, изъ которой на нихъ приходится смотрть, сообщаетъ имъ своего рода фантастическій колоритъ, охлаждающій дятельное сочувствіе и практическое соревнованіе. И то, и другое они предоставляютъ другимъ, боле близкимъ къ намъ, примрамъ, за собой же сохраняютъ весь всъ прецедента въ спорномъ вопрос.
На нихъ въ прошедшемъ столтіи нсколько даровитыхъ женщинъ могли опереть свои притязанія на то, что за это время успло уже сдлаться для ихъ пола запретнымъ плодомъ. Эпоха возрожденія, когда любовь и уваженіе къ наук были такъ простодушно-искренни, что заставляли молчать предразсудки, давно миновала. Общественный бытъ усложнился, возникли новыя экономическія соображенія, породились разнаго рода условныя необходимости и разграниченія. Женщина оказалась исключительно прикованною въ домашнему очагу. Ученая и общественная дятельность ей уже не такъ легко давалась. И когда, въ 1722 г., одна молодая двушка, Марія-Витторія Дельфини-Дози, осмлилась выступить на ту же арену, гд въ доброе старое время безпрепятственно подвизались Доротеи Букки, Новеллы д’Андреа, Доты д’Акворсо, ея притязанія были встрчены враждебно. А, между тмъ, на этотъ разъ дло шло даже не о профессорской каедр, а всего только о докторской степени.
Дочь графа Альфонсо Дельфини-Дози, представителя одной изъ самыхъ аристократическихъ фамилій Болоньи, она шестнадцати лтъ уже прошла курсъ философскихъ и юридическихъ наукъ {Levati: Dizionario delle donne ilhistri.}. Слухи о ней быстро разнеслись по городу. Болонскому обществу захотлось проврить ихъ на дл. Молодой двушк предложено было публичное испытаніе, и она приняла его.
Интересъ предстоявшаго диспута оказался такъ силенъ, что въ цлой Болонь не нашлось залы, довольно обширной, чтобъ вмстить всхъ, желавшихъ на немъ присутствовать. Торжество устроили на открытомъ воздух, избравъ для этого дворъ испанской коллегіи, который въ назначенный день убрали флагами и разноцвтными тканями. Оппонировать молодой ученой взялись университетскіе профессора юридическаго факультета. Ей было дано пять тезисовъ. Она ихъ блистательно защищала и всхъ поразила богатствомъ свдній и силой діалектики.
До сихъ поръ все шло хорошо. Публика не была обманута въ своихъ ожиданіяхъ. Ея праздное любопытство нашло себ удовлетвореніе, и она охотно расточала похвалы и рукоплесканія. Но зашла рчь о боле осязательной наград молодой ученой, въ вид диплома на докторскую степень. Все разомъ измнилось. Отовсюду посыпались возраженія, насмшки, двусмысленные намеки, доказывалась нелпость сочетанія Двухъ такихъ словъ, какъ женщина и докторъ. Многіе въ своемъ увлеченіи даже, наперекоръ истин, пробовали утверждать, что еще ни одна женщина никогда не удостоивалась никакой ученой степени. Этимъ недоброжелателямъ особенно съ руки приходилась недостоврность профессорской дятельности Биттизіи Гоццадини, на которой они исключительно и основывали свой протестъ.
Нашлись, однако, и другіе, боле добросовстные люди, иначе взглянувшіе на дло, и въ томъ числ адвокатъ Карлантоніо Маккіавелли. Онъ горячо отстаивалъ право женщинъ на ученую дятельность и во имя закона требовалъ, чтобы равныя заслуги, во всхъ случаяхъ, получали одинаковое вознагражденіе и пользовались одинаковыми привилегіями. Задумавъ побить своихъ противниковъ ихъ же собственнымъ оружіемъ, онъ хотлъ, во что бы то ни стало, опровергнуть ихъ взглядъ на Биттизію Гоццадини: она была докторомъ правъ и профессоромъ, и это надлежало доказать. Маккіавелли написалъ пространную диссертацію {Диссертація эта носитъ длинное заглавіе: Bitisia Gozzadina, seu de mulierum doctoratu, Apologetica legalis, historien Antonii Macchiavelli Jurisconsulti Bononiensis ed illustrissimam juriumque clarissimam Mariam Victor iam Delphinam Dosmm.} и въ ней, рядомъ боле или мене убдительныхъ доводовъ, поддерживалъ свое мнніе. Какъ бы то ню было, ему удалось настоять на своемъ. Его увлеченіе сообщилось обществу, и въ заключеніе Марія-Витторія Дельфини-Дозю получила докторскую степень {Zannotti: Storia dell’Accademia Clementina.}.
Такая выходка со стороны болонскаго общества кажется тмъ странне, что въ Италіи, собственно говоря, никогда не утрачивались вполн традиціи о прав женщинъ участвовать въ состязаніяхъ на ученыя степени, получать докторскіе дипломы и читать лекціи. Каждое столтіе имло тамъ своихъ представительницъ въ этомъ род,— если не въ самой Болонь, то въ другихъ университетскихъ городахъ, какъ-то: въ Паду, Брешіи, Павіи, Рим, Неапол, гд, между прочимъ, въ разныя, времена съ успхомъ подвизались на ученомъ поприщ: Едена. Корнаро-Пископія, Лаура Черета-Серини, Марта Маркина, Марія’ Пеллегрина-Аморетти, Марія-Анджела Ардингелли, Христина Роккати.
Имя послдней, впрочемъ, опять-таки тсно связано съ Болоньей, гд она училась и сдавала экзамены. Къ счастью для себя, она родилась нсколько поздне Маріи Дельфини-Дози, а именно въ 1734 году, и этой случайности обязана тмъ, что попала въ струю, особенно благопріятную для приложенія къ длу своихъ способностей. Уроженка города Ровиго {Levati: Dizionario delle donne illustri.}, она провела тамъ первые годы своего дтства. Ея серьезный складъ ума и любознательность были рано замчены отцомъ, который, четырнадцати лтъ, привезъ ее въ Болонью и далъ ей хорошихъ учителей. Три года занималась съ ними Христина и въ этотъ короткій срокъ вполн освоилась съ логикой, метафизикой, геометріей, физикой и, кром роднаго языка, изучила еще латинскій и французскій. Учителя убждали ее выступить публично на соисканіе ученой степени. Она согласилась, но просила, чтобъ ей предварительно было сдлано мене торжественное испытаніе на родин. Въ август 1750 года отправилась она съ отцомъ въ Ровиго и держала въ тамошней академіи, наукъ диспутъ на разныя темы изъ логики, физики и метафизики. Успхъ былъ полный. Христина, ободренная, вернулась въ Болонью, гд была съ почетомъ встрчена университетскими знаменитостями того времени, профессорами Бальби, Занотти, Беккари, Гульельмини и Лаурою Басси. Послдняя, въ качеств ассистента, сопровождала ее на новый диспутъ и одна изъ первыхъ привтствовала ее докторомъ философіи.
Болонья къ этому времени уже опять успла освоиться съ сочетаніемъ словъ докторъ и женщина и единодушно апплодировала, когда имя Христины Роккати было провозглашено съ вновь присвоеннымъ ей ученымъ титуломъ. Новому доктору философіи была сдлана шумная овація. Ровиго не отсталъ отъ Болоньи, и возвращеніе молодой двушки на родину было настоящимъ тріумфомъ. Христин тогда шелъ всего только девятнадцатый годъ, но характеръ ея созрлъ не по лтамъ. Успхъ не отуманилъ ее. Лишь только вокругъ нея возстановилась сравнительная тишина, она съ новымъ рвеніемъ предалась наук. Желая усовершенствоваться въ математик, она въ 1751 году переселилась въ Падую, гд сдлалась любимицей и гордостью университета. Кром математики, она еще занялась тамъ астрономіей и языками греческимъ и еврейскимъ. Между тмъ, умеръ ея отецъ. Она не захотла дольше оставаться въ город, гд ей все напоминало ея потерю, и воротилась на родину, которой съ тхъ поръ и посвятила свои дарованія. Христина, въ теченіе двадцати семи лтъ, читала въ академіи наукъ города Ровиго публичныя лекціи физики. Она умерла пятидесяти трехъ лтъ, оставивъ по себ память честной, талантливой общественной дятельницы. Она не безъ успха также писала итальянскіе и латинскіе стихи и вела обширную переписку со многими знаменитостями своего времени {Guisepре Grotto: Orarione funиbre Cristina Venezia, 1815.— Landini: Tempio della Filosofia.— Luisa Bergalli: Alcune rime di donne illustri.}.
Такимъ образомъ, путь къ ученой дятельности и къ ученымъ почестямъ былъ снова расчищенъ женщинамъ, по крайней мр, какъ это можно видть изъ слдующихъ біографій, для тхъ изъ нихъ, которыя, вслдъ за Маріей Дельфини-Дози, съ тми же требованіями обращались въ тотъ же университетъ.
Не знаемъ, насколько намъ самимъ удалось очертить личность и дятельность этихъ замчательныхъ труженицъ. Намъ, яри выполненіи нашей задачи, пришлось имть дло съ большими трудностями. Въ итальянской литератур нтъ объ этихъ женщинахъ ни одного сочиненія, которое заслуживало бы названіе біографій. Все до сихъ поръ о нихъ напечатанное не превышаетъ коротенькихъ панегириковъ или статей, составленныхъ по шаблону тхъ, какія обыкновенно пишутся для энциклопедическихъ словарей. Чтобы сколько-нибудь поближе ознакомиться съ дятельностью женщинъ-профессоровъ Болонскаго университета, а, главное, съ ихъ частной жизнью и личнымъ характеромъ, оставалось одно: обратиться къ первоначальнымъ источникамъ, существованіе которыхъ можно было подозрвать въ университетскомъ и нкоторыхъ другихъ архивахъ. Задача вдвойн затруднительная для иностранца. Если она намъ хоть сколько-нибудь удалась, то благодаря только любезности лицъ, состоящихъ хранителями вышеупомянутыхъ учрежденій. Особенно обязаны мы въ этомъ отношеніи директору университетской библіотеки въ Болонь, Барло Джемелли, и его младшему помощнику, Олиндо Гверрини. Первый, маститый историкъ и патріотъ, прошелъ вс стадіи мученичества, цною котораго итальянцы, наконецъ, пріобрли единое и независимое отечество. Онъ участвовалъ въ нсколькихъ сраженіяхъ, сидлъ въ тюрьм и многіе годы скитался въ изгнаніи. Авторъ очень хорошей ‘Исторіи бельгійской, революціи’ и ‘Жизнеописанія Уго Фосколо’, Барло Джемелли теперь спокойно доживаетъ свой вкъ въ Болонь, собирая матеріалъ для новаго историческаго труда. Олиндо Гверрини, еще молодой человкъ, тоже писатель, библіографъ и поэтъ, боле извстный подъ псевдонимомъ Лоренцо Стеккетти. Какъ поэтъ, онъ стоитъ во глав новой ультра-реальной школы, а въ своихъ библіографическихъ трудахъ является крайне добросовстнымъ, изслдователемъ и тонкимъ критикомъ. Имъ-то обоимъ мы и приносимъ нашу сердечную благодарность за то содйствіе, безъ котораго невозможенъ былъ бы этотъ трудъ.
Былъ вечеръ 12 мая 1732 года. Болонья представляла непривычное зрлище. Выйдя изъ своего обычнаго торжественнаго покоя, она находилась въ волненіи, словно въ праздничномъ настроеніи. Люди различныхъ званій, возрастовъ и половъ толпились на улицахъ, ближайшихъ къ ратуш, и особенно на площади передъ этимъ зданіемъ. Изъ оконъ домовъ висли ковры, разввались флаги, глядло множество любопытныхъ глазъ, въ воздух стоялъ гулъ отъ голосовъ и колокольнаго звона. Еслибъ въ эту пеструю, явно возбужденную ожиданіемъ, толпу случайно попалъ иностранецъ, онъ, вроятно, подумалъ бы, что здсь готовится какое-нибудь народное торжество, что дло идетъ, по крайней мр, о почетномъ пріем высокаго гостя или о чествованіи возвращающагося съ побдой героя. Но какъ удивился бы онъ, когда, немного спустя, толпа, съ громкими возгласами и рукоплесканіями, разступилась, давая дорогу молодой женщин, которая и была виновницей всей этой праздничной суетни.
Она выходить изъ-подъ угрюмыхъ сводовъ величественнаго средневковаго палаццо, облитая лучами заходящаго солнца. е сопровождаютъ дв почтенныя матроны. За ней, въ полумрак только-что покинутыхъ сней, на лстницахъ и въ корридорахъ другая толпа, въ которой мелькаютъ и кардинальскія шапки, и докторскія мантіи, и пышные наряды дамъ высшаго круга.. Вс дружно ей рукоплещутъ.
Черные, проницательные глаза молодой двушки скромно, но съ достоинствомъ смотрятъ на толпу, а миловидное лицо ея, съ чрезвычайно нжными очертаніями и съ маленькимъ орлинымъ носомъ, сохраняетъ серьезное, сосредоточенное выраженіе. На голов ея, среди массы каштановыхъ волосъ, сверкаетъ серебряный внокъ, съ плечъ ея, поверхъ простаго чернаго платья, тяжелыми складками ниспадаетъ, подбитая бличьимъ мхомъ, докторская мантія. Легкими шагами, безъ робкой торопливости, но и безъ излишней смлости, проходитъ она сквозь толпу, приближается къ ожидающему ее на площади экипажу, садится въ него съ двумя своими ассистентками и узжаетъ по направленію въ улиц Санъ-Феличе. Вслдъ за ней тянется длинный кортежъ другихъ экипажей и еще долго раздаются апплодисменты и восторженные крики толпы.
Имя этой двушки — Лаура Басси. Заслуга ея передъ роднымъ городомъ въ томъ, что она своими способностями, умомъ и познаніями сообщила новый блескъ его старинной ученой слав. Настоящее торжество заключается въ дарованіи ей диплома на докторскую степень. Старая Болонья, врная своимъ преданіямъ, раскрываетъ передъ ней двери своего университета, и ученое сословіе радушно принимаетъ ее въ свои ряды.
Лаура-Марія-Ватерина Басси родилась 11 октября 1711 г. Родители ея, докторъ правъ Джіузеппе Басси, и жена его, Роза-Марія Чезари {Fantuzzi: Notizie degоi scrittori bolognezi.}, не были ни богаты, ни знатны, но слыли людьми безупречной честности. Первые годы дтства Лауры прошли въ замкнутой домашней сред, гд, при скромной обстановк, не было недостатка въ разнаго рода мелкихъ обязанностяхъ, которыя, несмотря на ея нжный возрастъ, въ изобиліи выпадали и на ея долю. Но она этимъ не тяготилась, рано усвоивъ себ трезвый, сознательный взглядъ на жизнь и строгое отношеніе къ долгу. А, между тмъ, у нея уже были свои личные, опредленные вкусы: она чувствовала сильное влеченіе къ умственной дятельности. Шутя, выучилась она читать и съ тхъ поръ для нея не было большаго наслажденія, какъ, притаясь гд-нибудь въ уголк, сидть за книгой. Особенно привлекали ее книги спеціальнаго содержанія,— не излюбленныя дтьми сказки, а для большинства изъ нихъ сухіе и скучные учебники, которые раскрывали передъ ней міръ точныхъ познаній, гораздо боле для нея поэтическихъ и интересныхъ, чмъ самые яркіе цвты фантазіи. Отецъ и мать долго не подозрвали, какъ щедро ихъ дочь была одарена природой. Любя и балуя ее, они не мшали ей возиться съ книгами, но и ничего не предпринимали отъ себя для удовлетворенія ея любознательности. По счастью, другіе были дальновидне. Одинъ изъ частыхъ гостей и родственникъ семейства Басси, аббатъ Лоренцо Стегани, подмтилъ серьезный складъ ума двочки и, тронутый попытками къ самообразованію въ такомъ маленькомъ существ, взялся, на первыхъ порахъ, помочь Лаур. Она, подъ его руководствомъ, основательно изучила родной языкъ, потомъ французскій и, наконецъ, латинскій, на которомъ въ короткое время уже могла бгло читать и писать. Больше почтенный аббатъ не могъ ей ничего сообщить: ученица не только превзошла ожиданія своего учителя, но и быстро перегнала его въ знаніи. Случай вторично выручилъ ее: онъ скоро послалъ ей новаго и боле достойнаго наставника.
Около этого времени сильно занемогла мать Лауры. Въ постели больной былъ приглашенъ одинъ изъ лучшихъ болонскихъ врачей, профессоръ Гаэтано Таккони. Посщая свою паціентку, онъ не могъ не обратить вниманія на неотлучно находившуюся при ней худенькую, серьезную двочку, которая исполняла обязанности сидлки. Его поразило не по лтамъ осмысленное выраженіе ея черныхъ глазъ, когда она выслушивала его предписанія или толково передавала ему подробности о положеніи боль- ной въ его отсутствіе. Разъ какъ-то онъ засталъ ее съ французской и латинской грамматиками въ рукахъ и вздумалъ, ради шутки, ее проэкзаменовать. Изслдовавъ больную и выслушавъ ея собственный отчетъ о своемъ недуг, онъ вдругъ приказалъ дочери тутъ же перевести по-французски и по-латыни все, сказанное матерью, по-итальянски. Лаура исполнила это такъ легко и отчетливо, что привела доктора въ изумленіе.
Дальнйшее наблюденіе надъ двочкой окончательно убдило Таккони въ томъ, что она была замчательно одарена природой. Онъ живо заинтересовался Лаурой и, несмотря на свои многочисленныя занятія (онъ занималъ каедру въ университет и имлъ большую врачебную практику), ршился удлить часть времени на уроки съ ней. Серьезный ученый не побрезгалъ снизойти до уровня, хотя и талантливой, но все не еще очень юной и пока плохо подготовленной ученицы, которую ему посылала судьба. Но онъ, какъ опытный садовникъ, сразу оцнилъ рдкія свойства молодого деревца, которое рвалось къ свту, не отказалъ ему въ немъ, и деревцо окрпло, разцвло и принесло обильные плоды.
Съ этой минуты Лаур оставалось только плыть по теченію. Вс препятствіе сами собой исчезли съ ея пути. Родители, которые сначала какъ бы только изъ слабости снисходили къ пристрастію дочери къ книгамъ, теперь стали съ участіемъ и одобреніемъ къ нему относиться. Да и не даромъ: занятія Лауры съ Таккони шли чрезвычайно успшно. Она хватала свднія на лету и съ изумительной легкостью ихъ себ усвоивала. Никакія трудности ее не устрашали. Стремленіе ея къ наук, казалось, расло по мр того, какъ она его удовлетворяла, а, вмст ‘ъ тмъ, разгорался и энтузіазмъ учителя, который, не задумываясь, постоянно открывалъ новыя сферы ея любознательности. Усовершенствовавшись въ латинскомъ язык, Лаура перешла въ изученію логики, метафизики, естественной философіи и семнадцати лтъ уже знала все, чему могъ научить ее Таккони. Тогда доктору пришло желаніе дать способностямъ Лауры боле широкое примненіе и для этого вывести ее на поприще общественной дятельности. Но привязанность къ милой двушк и личное участіе въ ея развитіи, пожалуй, могли его ослплять насчетъ ея настоящей цны, и Таккони счелъ за лучшее (Сначала проврить свое впечатлніе. Съ этой цлью онъ пригласилъ нсколькихъ товарищей-профессоровъ сдлать ей на дому экзаменъ, какой сдаютъ, по окончаніи университетскаго курса, молодые люди. Приговоръ постороннихъ экспертовъ только подтвердилъ его собственный. Профессора, съ аббатомъ Бризостомо Требелли и Франческо Занотти во глав, быстро разнесли по городу молву объ удивительной двушкф и возбудили всеобщее къ ней любопытство. Многіе стали добиваться доступа въ домъ ея родителей, чтобы во-очію убдиться въ справедливости того, что о ней разсказывалось.
Внезапно поднявшійся такимъ образомъ вокругъ нея шумъ на первыхъ порахъ смутилъ Лауру. Непрошенное удивленіе, праздное любопытство, ворвавшись въ ея уединеніе, и оскорбили, и испугали ее. Спокойное теченіе ея занятій было нарушено. Она до сихъ поръ шила исключительно интересами дня, не заглядывая въ будущее, и отдавалась наук безъ задней мысли о томъ, къ чему это могло ее привести впослдствіи. Честолюбіе не успло еще въ ней проснуться, и она, въ простот души, и не догадывалась, что совершала подвигъ: такъ просто, естественно и весело казалось ей идти туда, куда ее увлекала природная склонность. Мысль о наук, какъ объ орудіи личнаго успха или общественной пользы, еще не представлялась ей: она любила ее просто за удовлетвореніе, какое та доставляла ея пытливому уму. А теперь для нея вдругъ словно насталъ день расплаты за прошлыя радости, и она на мгновеніе потеряла голову. Особенно озадачили ее настойчивыя убжденія родителей, друзей и любимаго учителя подвергнуть себя публичному испытанію на соисканіе ученой степени. Ей, привыкшей къ уединенію, не знавшей другаго общества, кром родителей и самыхъ близкихъ друзей, вдругъ предстать передъ многочисленное собраніе, выставить себя напоказъ… Въ первую минуту это показалось ей просто нестерпимо. Но Таккони удалось ее успокоить. Онъ постепенно одоллъ ея сопротивленіе и, наконецъ, вырвалъ согласіе. Колебанія тогда уступили въ ней мсто строгой сосредоточенности. Счастливо организованная личность Лауры вообще не могла долго томиться сомнніями. Ршаясь на что-нибудь, она уже ршалась безповоротно и шла къ цли безъ малодушной робости. Такъ и въ этомъ первомъ своемъ шаг на поприщ, которое передъ ней открывалось: прошло первое смущеніе и она приступила къ нему съ самообладаніемъ и достоинствомъ, уже никогда ей потомъ не измнявшими.
Испытаніе, предложенное Лаур, должно было заключаться въ диспут, по образцу средневковыхъ, схоластическихъ, которые въ то время были еще въ ходу и считались пробнымъ камнемъ истинной учености. Лаур предстояло защищать разные философскіе тезисы, причемъ каждый изъ присутствующихъ могъ ей длать возраженія и предлагать задачи. Торжественное засданіе было назначено на 17 апрля 1732 г. и состоялось въ зданіи ратуши (Palazzo publico), въ присутствіи папскаго легата кардинала Гримальди, архіепископа Ламбертини, гонфалоніера, сенаторовъ и многочисленной публики изъ литераторовъ, ученыхъ, духовенства и лицъ разныхъ другихъ сословій {Описаніе этого диспута и послдующихъ испытаній составлено по рукописному матеріалу, хранящемуся въ университетской и городской библіотекахъ Болоньи.}.
Оффиціальными оппонентами Лауры были пять профессоровъ, въ томъ числ Бартоломео Беккари и Габріело Манфреди, оба превосходные латинисты. Это послднее обстоятельство еще боле содйствовало торжеству Лауры, такъ какъ доказало, что ея собственная латинская рчь ни мало не теряла отъ сравненія съ столь опасными соперниками.
Засданіе открылось обращеніемъ молодой двушки къ Божеству, какъ источнику разума и истины, и привтствіемъ въ высокимъ лицамъ, почтившимъ ее своимъ присутствіемъ. Затмъ начался диспутъ. Лаур было предложено на разршеніе семь философскихъ тезисовъ. Она развивала ихъ въ теченіе двухъ съ четвертью часовъ и очень удачно опровергала возраженія оппонентовъ. Одинъ изъ ея современниковъ, присутствовавшій на диспут, говоритъ, что не было трудности, которую бы она не. разршила самымъ удовлетворительнымъ образомъ. Онъ удивляется тонкости ея ума, изяществу ея латинской рчи, но, сверхъ всего, обширности ея познаній. Послднія особенно обнаружились въ обиліи текстовъ изъ священнаго писанія, которыми она подкрпляла свои взгляды на разные богословскіе вопросы, въ ея превосходныхъ политическихъ разсужденіяхъ и въ сжатомъ, поразительно отчетливомъ изложеніи теоріи Ньютона о свт.
Восторгу публики не было конца. Несмотря на продолжительность засданія, никто не выказывалъ нетерпнія. Вс какъ будто забыли время, и оппоненты поднимались одинъ за другимъ: каждый хотлъ, въ свою очередь, состязаться съ молодой философкой и понести отъ нея пораженіе. Наконецъ, папскій легатъ и архіепископъ Ламбертини, боясь чрезмрно утомить Лауру, сочли нужнымъ прекратить диспутъ. Молодая двушка произнесла еще нсколько теплыхъ благодарственныхъ словъ и затмъ, при дружныхъ аплодисментахъ публики, удалилась въ частные покои гонфалоніера. Тамъ для нея и другихъ почетныхъ лицъ былъ приготовленъ роскошный завтракъ. Но опасенія кардиналовъ оказались излишними: какъ во время диспута, такъ и посл, въ Лаур не было замтно ни малйшаго признака усталости. Голова ея оставалась свжа, наружность сохраняла добрый видъ, и она, шутя, говорила, что готова хоть сейчасъ опять начать все съизнова.
Диспутъ произвелъ сильное впечатлніе на общество. Въ город не умолкали толки о необыкновенной двушк. Мало просвщенные умы, разсказываетъ Бандіера {Bandiera: Trattato degli dette donne.}, даже подозрвали въ ней присутствіе сверхестественной силы. Вс же, сколько-нибудь выдающіяся лица въ Болонь спшили засвидтельствовать ей свое уваженіе и приносили ей поздравленія. На другой день посл диспута, Лауру постилъ архіепископъ Ламбертини. Онъ провелъ съ нею нсколько часовъ въ дружеской бесд, ободрялъ ее, благословлялъ на дальнйшіе успхи и, тронутый соединеніемъ въ ней ума и способностей съ чисто двичьей скромностью, общалъ ей свое покровительство, чему не измнилъ даже, когда сдлался папой Бенедиктомъ XIV.
Между тмъ, Таккони и другіе профессора, ея оппоненты на диспут 17 апрля, заявили требованіе, чтобы Лаур была оказана обычная въ такихъ случаяхъ почесть, а именно дарована докторская степень. Мысль ихъ встртила всеобщее сочувствіе, и коллегія докторовъ философіи взялась немедленно привести ее въ исполненіе.
Болонья, всегда чуткая ко всему, что касалось ея ученой славы, вся поднялась на ноги, чтобы достойнымъ образомъ чествовать новую звзду, которая всходила на ея горизонт. Возведеніе въ докторскую степень само по себ, конечно, было не рдкостью въ старинномъ университетскомъ город. Но въ настоящемъ случа главнымъ дйствующимъ лицомъ являлась особа, полъ, нжный возрастъ и предъидущіе успхи которой завоевали всеобщее сочувствіе. Болонь уже не впервые приходилось воздавать публичныя почести ученымъ заслугамъ въ женщин, однако, она всегда смотрла на это, какъ на одну изъ своихъ самыхъ драгоцнныхъ прерогативъ. Поэтому и принятіе Лауры въ число членовъ ученаго сословія было положено обставить какъ можно торжественне. Для этого, какъ и для предъидущаго испытанія, было избрано зданіе Palazzo publico, а въ немъ великолпная зала, извстная подъ именемъ Геркулесовой галлереи. Городское управленіе взяло на себя расходы по украшенію залы.
Въ назначенный день, надъ окнами и вдоль стнъ была расположена драпировка изъ шелковой матеріи желтаго цвта, между фестонами которой висли портреты замчательныхъ женщинъ прежнихъ временъ. Такой же точно матеріей была убрана и каедра, а противъ нея возвышался красный балдахинъ надъ эстрадой съ креслами для кардиналовъ и для гонфалоніера съ сенаторами. Нсколько ниже стояли, расположенные полукругомъ, стулья для профессоровъ и членовъ разныхъ ученыхъ коллегій. Кром того, въ залу былъ открытъ свободный входъ для публики, наплывъ которой былъ такъ великъ, что она не могла вмститься внутри и толпилась въ сосднихъ проходахъ и галлереяхъ, не говоря уже о густой масс народа на площади передъ ратушей.
Въ числ почетныхъ гостей были опять папскій легатъ, архіепископъ Ламбертини и недавно прибывшій въ Болонью, проздомъ изъ Рима во Францію, кардиналъ Полиньякъ {Мельхіоръ Полиньякъ (род. въ 1661 г., ум. въ 1741 г.), французскій ученый и политическій дятель, авторъ сочиненія на латинскомъ язык, извстнаго подъ именемъ Анти-Лукреція, въ которомъ онъ, въ лиц римскаго поэта, Лукреція, опровергаетъ ученіе эпикурейцевъ.}. Лаура предстала передъ ними съ свойственнымъ ей скромнымъ достоинствомъ. На ней было простое черное платье съ длиннымъ шлейфомъ. Она вошла въ залу собранія съ двумя знатными дамами, графиней Бергонци, Рануцци и маркизой Брколани-Ратта, женами первыхъ гражданъ Болоньи, которыя сочли за честь быть въ этомъ случа ея ассистентками. Ей предшествовали два университетскіе служителя (педеля) въ парадной форм.
Лишь только она вошла, ее пригласили занять заране приготовленное для нея мсто между членами университета и другихъ ученыхъ обществъ. Но обычаю, ей было предложено нсколько философскихъ тезисовъ. Она разршила ихъ ко всеобщему удовлетворенію. Секретарь университета съ привтственной рчью вручилъ ей дипломъ на званіе доктора философіи. Тогда поднялся съ своего мста почтенный старшина коллегіи философовъ, Маттео Баццани. Онъ, въ свою очередь, произнесъ похвальное слово Лаур, а въ лиц ея и всмъ женщинамъ. Потомъ, приблизясь къ ней, онъ, при дружныхъ рукоплесканіяхъ присутствующихъ, надлъ ей на палецъ кольцо, возложилъ на голову серебряный лавровый внокъ и накинулъ на плечи докторскую мантилію — черный плащъ, подбитый бличьимъ мхомъ. Это послднее отличіе считалось особенно знаменательнымъ, такъ какъ докторская мантія была присвоена исключительно только дйствительнымъ членамъ университета. Затмъ Лаура была подведена къ тому мсту, гд сидли кардиналы. Они встали ей навстрчу и горячо привтствовали ее по-латыни. Она отвчала имъ на томъ же язык, благодаря за честь, которую они ей оказали своимъ присутствіемъ. Торжество окончилось обдомъ у гонфалоніера, посл чего Лаура, какъ мы уже видли, была, при восторженныхъ крикахъ толпы, въ сопровожденіи длиннаго кортежа, отвезена своими ассистентками домой.
Но этимъ не кончилось чествованіе новаго доктора философіи. Въ ознаменованіе дня, когда состоялся пріемъ ея въ члены ученой коллегіи, была выбита медаль съ ея изображеніемъ среди надписи: Laura. Maria. Cath. Bassi. Bon. Phil. Doct. Colleg. Lect. Publ. Inst. Seien. Soc. An. XX. MDCCXXXII. Оборотная сторона медали представляла Минерву, которая показывается стоящей передъ ней молодой женщин, для чего лвой рукой держитъ горящій свтильникъ, а правой отстраняетъ, отъ себя щитъ. У ногъ богини земной шаръ съ совой и съ изображеніемъ: Soli, cui fas. vidisse Minervam (Солнцу, которому позволено видть Минерву). Медаль эта, отчеканенная въ большомъ количеств изъ серебра, бронзы и другихъ металловъ, быстро разошлась въ публик.
Кром того, на Лауру со всхъ сторонъ посыпались поэтическія поздравленія въ форм боле или мене удачныхъ одъ и сонетовъ. Собранные въ одинъ томикъ {Томикъ этотъ озаглавленъ: Rime per famosa, ed acclamatissima Aggregazione al Collegio Filosofico dell’Illustrissima, ed Eccleentissima Signora Laura Maria Caterina Bassi, Cittadina Bolognese Dottorata in Filosofia ed Aggregata al Collegio.— In Bologna all’insegna della Rosa 1732, in 4.}, они были напечатаны съ приложеніемъ ея портрета, гравированнаго на стали и украшеннаго надписью: Laura vale — rIngenio quae et carmine PetrarcaLaura haec eloquio e mente Petrarca sibi. (Прощай Лаура, которую талантомъ и пснями прославилъ Петрарка! Эта Лаура, своимъ умомъ и краснорчіемъ,— сама себ Петрарка).
Мало того, ей пришлось выдержать цлый рядъ обдовъ и вечеровъ, которые давались въ честь ея. Каждый, кто имлъ на то хоть малйшее право по своимъ заслугамъ, или по положенію, стремился поближе на нее взглянуть. На другой же. день посл описаннаго торжества, маркизъ Монти поспшилъ устроить у себя въ дом свиданіе съ ней кардинала Полиньяка. Этотъ знаменитый иностранецъ не хотлъ ухать изъ Болоньи, не провривъ въ боле интимной бесд впечатлнія, которое произвела на него Лаура при торжественной обстановк предъидущаго дня. Впечатлніе это не только не ослабло, но еще усилилось, когда онъ, изъ ближайшаго знакомства съ молодой двушкой, вынесъ убжденіе, что нравственныя качества въ ней вполн соотвтствовали умственнымъ силамъ. Исторіографъ знаменитостей Болонскаго университета, Джіованни Фантуцци, въ своемъ похвальномъ слов Лаур Басси, упоминая о собраніи у маркиза Монти, говоритъ: ‘.Изобиліе ученыхъ предметовъ, служившихъ въ теченіе обда темой для разговора, блестящее участіе въ немъ молодой героини дня, перекрестный огонь остроумныхъ выходокъ,— все это невольно вызывало воспоминаніе о древнихъ пирахъ греческихъ философовъ и о мудрыхъ бесдахъ за столомъ римскихъ меценатовъ’.
По еще интересне свидтельство самого кардинала Полиньяка. Вотъ что онъ, нсколько дней спустя, сообщалъ друзьямъ въ Париж, по поводу другого собранія, въ которомъ ему снова привелось видть Лауру.
‘Врядъ-ли,— пишетъ онъ,— осталось въ Болонь что-либо мною не осмотрнное, во всего больше меня изумила ученая Лаура. Я, вмст съ ихъ преосвященствами, присутствовалъ при возведеніи ея въ докторскую степень, но первый диспутъ ея уже состоялся за нсколько дней до моего прізда сюда, вслдствіе чего она согласилась доставить мн удовольствіе и дать себя послушать на вечер у маркизы, въ присутствіи графинь Болоньети и нсколькихъ другихъ лицъ. Четверо извстныхъ ученыхъ поддерживали съ ней диспутъ по-латыни. Она отвчала лучше, чмъ мн когда-либо случалось слышать на этомъ язык. Она вполн заслуживаетъ чести, ей оказанной, и еще гораздо большаго. Къ тому же, въ ней съ отличными способностями соединяется скромность ангела. Ей едва минуло двадцать лтъ’.
Еще нсколько раньше, Лаура была избрана въ почетные члены академіи наукъ, о чемъ въ собраніи академическихъ актовъ хранится слдующая записка:
‘Сего 20 марта 1732 года. Этотъ день навсегда останется достопамятнымъ, такъ какъ онъ былъ ознаменованъ единодушнымъ избраніемъ со стороны академиковъ въ число почетныхъ членовъ академіи г-жи Лауры Басси, девятнадцатилтней двицы, на основаніи представленія, сдланнаго о ней гг. Еустакіо Манфреди, Беккари и другими. Вс они свидтельствуютъ о необыкновенныхъ познаніяхъ, выказанныхъ ею во многихъ философскихъ диспутахъ, которые она неоднократно держала, обнаруживая притомъ столько ума, находчивости, умнья владть языкомъ и такую глубину учености, что этому можетъ повритъ лишь тотъ, кто самъ ее слышалъ. Гг. Беккари и Франческо Занотти были отправлены къ г-ж Басси депутатами, объявить ей объ ея избраніи въ число академиковъ и просить ее принять это доказательство высокаго уваженія академіи къ ея заслугамъ’.
Но какъ относилась ко всмъ этимъ тріумфамъ сама героиня ихъ? Судя но ея молодости, неопытности и особенно посл затворнической жизни, какую она до сихъ поръ вела, можно было опасаться, что они вскружатъ ей голову. Ничуть не бывало. На здоровый нравственный организмъ Лауры, при строгомъ равновсіи въ ней внутреннихъ силъ, никакое вншнее обстоятельство не могло вредно повліять. Она, на подобіе сказочной принцессы, въ рукахъ которой все, къ чему та ни прикасалась, превращалось въ драгоцнные перлы, умла, даже изъ по видимому неблагопріятныхъ условій извлекать для себя пользу. Такимъ образомъ, и излишекъ удивленія и похвалъ не только не послужилъ во вредъ ей, а, наоборотъ, явился какъ бы новымъ воспитательнымъ элементомъ въ ход ея нравственнаго развитія. Да сихъ поръ она шла впередъ, слдуя только природному своему и безсознательному влеченію. Теперь отношеніе къ ея длу другихъ выяснило ей цль и смыслъ того, что она длала. Успхъ словно далъ ей мрку собственныхъ силъ и помогъ разомъ подняться во весь свой ростъ. Она съ удивительнымъ тактовъ съумла разобраться въ хаос новыхъ опытовъ и впечатлній и вынести изъ нихъ трезвый взглядъ на самое себя и на свою задачу въ жизни. Но, узнавъ себ цну, она не возгордилась, а отнеслась къ внезапно раскрывшемуся ей факту своего превосходства совершенно просто, какъ ко всякому другому явленію въ природ и въ жизни. Но, разъ сознавъ это превосходство, она поняла, что, въ то же время, должна взять на себя и всю отвтственность за него, а потому съ одинаковымъ спокойствіемъ взглянула и на настоящіе свои успхи, и на ожидавшіе ее впереди новые подвиги терпнія и труда. Практическій смыслъ, котораго у ней было очень много, не допускалъ ее заблуждаться насчетъ настоящаго значенія выпавшихъ на ея долю овацій. Если он и волновали ее пріятно, то, во всякомъ случа, какъ побочное, эпизодическое явленіе въ главномъ и боле сложномъ ход жизненной драмы, въ которой ей приходилось играть роль.
А роль ей навязывалась не изъ легкихъ и требовалось много выдержки И таланта, чтобъ ее до конца хорошо провести. Едва успла Лаура опомниться отъ всего, что пережила за послдніе полгода, какъ случилось обстоятельство, которое навсегда опредлило ея судьбу, окончательно закрпивъ ее въ сфер ученой дятельности. Болонскій сенатъ, въ вдніе котораго входили также и дла по общественному образованію, все это время съ любопытствомъ и участіемъ слдилъ за успхами Лауры. Убдясь въ дйствительности ея познаній и въ искренности ея призванія, онъ захотлъ, съ одной стороны, пріобрсти новыя силы для университета, съ другой — доставить молодой ученой средства самостоятельно продолжать занятія. Родители Лауры были далеко не богаты. Борьба съ нуждой могла ежеминутно грозить ей и — кто знаетъ?— не пришлось ли бы въ заключеніе и ей, какъ многимъ другимъ,-мене счастливымъ, изъ-за насущнаго хлба размнять на мелочь богатый капиталъ, полученный отъ природы. Въ каждомъ успх, конечно, большую роль играетъ счастье. Но нельзя отрицать также и того, что сила, которая таится въ иныхъ избранныхъ натурахъ, часто, незамтно для нихъ самихъ, управляетъ событіями. Она подчиняетъ имъ и эти событія, и волю другихъ людей, такъ что все вокругъ нихъ неизбжно принимаетъ благопріятный для нихъ оборотъ. Какъ бы то ни было, но, что касается Лауры, успхъ, сопровождавшій ее въ теченіе всей жизни, если и былъ дломъ счастья, то, во всякомъ случа, обусловливался также и ея несомннными заслугами. Болонскій сенатъ, по собственной иниціатив, предложилъ ей мсто профессора при университет, съ значительнымъ для того времени окладомъ въ 500 лиръ.
Какъ ни блестящи были предшествующіе дебюты Дауры, однако, ея настоящее назначеніе, несмотря на покровительство высшей административной власти въ город, не могло состояться иначе, какъ посл новаго и еще боле строгаго испытанія. Университетскій уставъ того времени предписывалъ каждому кандидату на каедру въ стнахъ вковаго и уважаемаго учрежденія сдавать особый экзаменъ, независимо отъ того, который онъ уже держалъ на докторскую степень. Для этого назначались по жребію пять профессоровъ. Они должны были возражать испытуемому, предварительно принеся гонфалоніеру присягу въ томъ, что кандидату не былъ заране сообщенъ предметъ, избранный для этой окончательной проврки его познаній. Но Лаура за это время уже успла, какъ говорится, обтерпться. Экзамены ее боле не пугали, публичность перестала ее смущать, а цль, для которой приходилось подвергнуться новому испытанію, особенно ей улыбалась. Поэтому она уже безъ колебаній опять предстала передъ синклитъ ученыхъ, И не позже 1 іюня того же года.
Матеріаломъ для первой части настоящаго диспута, какъ и всегда въ такихъ случаяхъ, послужили предметы общіе. Они касались разныхъ вопросовъ, которые, на основаніи схоластическихъ преданій, обыкновенно задавались испытуемому изъ логики, метафизики, физики и были раздлены на сорокъ девять параграфовъ. Во вторую часть вошелъ спеціальный трактатъ о свойствахъ воды. Лаура отнеслась къ этому предмету съ такимъ знаніемъ дла, что поразила даже такихъ знатоковъ по этой части, какъ, напримръ, Еустакіо Манфреди {Замчательный итальянскій физикъ того времени, особенно извстный своими наслдованіями по части воды.}. Разсматривая воду, ‘какъ самостоятельное тло, какъ элементъ другихъ тлъ и какъ часть вселенной’, она, еще боле прежняго, обнаружила, до какой степени обладала даромъ слова и капъ близко была знакома съ тайнами природы и со всми отраслями науки, которая тогда называлась естественной философіей. Университетскій совтъ посл итого единодушно поспшилъ утвердить назначеніе сената.
Де меньшимъ одобреніемъ была встрчена со стороны — теперь уже ея товарищей — профессоровъ и вступительная лекція Лауры. Она прочла ее съ открытіемъ новаго учебнаго семестра, 29 октября того же, знаменательнаго для нея, 1732 г. Въ ней она развила мысли о необходимости при изученіи философіи держаться въ границахъ умренности. ‘Умъ человческій,— говорила она,— чрезвычайно склоненъ въ самообольщенію. Онъ легко впадаетъ въ гордость и самоувренность, которыя увлекаютъ его въ изслдованіяхъ за предлы его способностей. Ослпленный необычайностью, и новизной однихъ явленій и вводимый въ заблужденіе мнимымъ сходствомъ между собой другихъ, онъ часто приходитъ къ ошибочнымъ заключеніямъ’.
Такимъ образомъ, молодая двушка, всего двадцати лтъ отъ роду, уже достигла положенія, особенно почетнаго, потому что оно, преимущественно передъ другими, предполагаетъ личныя заслуги. Ей было, какъ и другимъ профессорамъ, предоставлено право читать на дому ту отрасль естественныхъ и философскихъ наукъ, которую она сама изберетъ, съ обязательствомъ появляться на каедр въ стнахъ университета всякій разъ, какъ того потребуетъ начальство. Она избрала прикладную физику и съ этой минуты сдлала ее главнымъ предметомъ своего изученія.
Достигнувъ самостоятельности и рдкихъ для ея вола отличій, Лаура была далека отъ мысли, что ужь достигла конечной цли, за которою ей ничего боле не оставалось, какъ отдыхать на лаврахъ. Съ обычнымъ своимъ здравымъ смысломъ она сочла за нужное провести строгую черту между своимъ Прежнимъ, какъ бы то ни было все-таки диллетантскимъ, и теперешнимъ профессіональнымъ отношеніемъ къ наук’. Она обуздала въ себ ненасытную страсть въ пріобртенію новыхъ знаній и положила сосредоточить силы свои на одномъ предмет. Но предметъ этотъ она широко понимала и относила къ нему все, что съ нимъ хоть сколько-нибудь находилось въ связи. Желая включить въ свое преподаваніе подробное изложеніе Ньютоновой теоріи, составлявшей тогда послднее слово въ наук, она съ усердіемъ принялась пополнять свои, и безъ того уже очень обширныя, свднія во математик. Въ этомъ, какъ и во всхъ другихъ ея начинаніяхъ, у Лауры не было недостатка ни въ участіи, ни въ помощи. Первоклассные ученые наперерывъ предлагали ей свое содйствіе. Въ данномъ случа, ей особенно кстати пришлисъ совты Габріэло Манфреди, который руководилъ ея занятіями по алгебр и геометріи. Латинскимъ языкомъ, какъ мы видли, она уже владла въ совершенств, и теперь задумала, для уясненія себ связи между философскими системами разныхъ временъ, прослдить весь ходъ ихъ историческаго развитія, и для этого прочесть въ оригинал сочиненія греческихъ учителей. Въ виду этого, она стала изучать греческій языкъ.
Въ атомъ же году Лаура совершила путешествіе по Италіи, цль и результаты котораго, къ сожалнію, неизвстны. Достоврно только, что оно продолжалось не долго и не произвело никакого значительнаго перерыва въ ея, теперь уже окончательна установившейся, дятельности {Для боле полной обрисовки вншней и внутренней физіономіи Лаури въ этотъ первый моментъ ея появленія на поприщ общественной дятельности, приведемъ письмо одного изъ ея современниковъ, иностранца, который, 29 іюля 1733 г., писалъ изъ Болоньи: ‘Я, какъ и вс, находящіеся здсь англичане, имлъ нсколько разъ случай бесдовать съ знаменитой Лаурой Басси, докторомъ философіи, причисленной въ университетской корпораціи. Многіе съ трудомъ врятъ, до какой степени простирается геніальность этой молодой двушки, которая, не задолго передъ этимъ, публично, въ присутствіи легата, ученыхъ и сената, выдержала нсколько разнородныхъ академическихъ диспутовъ. Ей, съ цлью почтить ея необыкновенныя заслуги, поднесли лавровый внокъ и медаль, дали ей докторскую степень и причислили ее къ университету съ назначеніемъ соотвтственнаго содержанія. А, между тмъ, ей въ настоящее время всего только двадцать лтъ… Лицо у нея слегка вспрыснутое веснушками, нжное, скромное и серьезное, глаза черные, живые, взглядъ прямой, пристальный, но безъ малйшей аффектаціи или замтной самонадянности. У ней счастливая память, здоровое сужденіе и быстрое воображеніе. Она, въ теченіе цлаго часа, бойко говорила со Мной по-латыни, выражаясь при этомъ отчетливо и изящно. Она обладаетъ обширными познаніями по части метафизики, но предпочитаетъ новйшую физику, въ особенности англійскую. Мн кажется, она вполн знакома со всми теоріями, по крайней мр она съ большимъ знаніемъ дла толковала со мной о растительности, о происхожденіи фонтановъ, о прилив и отлив, о цвтахъ, о звукахъ, о движеніи планетъ и о многихъ другихъ матеріяхъ. Въ настоящее время она занята изученіемъ математики, чтобъ быть въ состояніи преподавать Ньютоновскую философію. Она еще въ дтств выучилась по-латыни, но занятія ея неоднократно прерывались и шли правильно только два — три послдніе года, въ теченіе которыхъ она держалась вдали отъ общества, пока не явилась съ блескомъ, всхъ удивившимъ, но еще не достаточно проникшимъ за границу’. (BBibliothè,que italique ou Histoire littraire de lltalie. Tome seiziè,me. Genè,ve. MDCCXXXIII).}.
Такъ прошло пять лтъ. Въ теченіе ихъ слава Лауры постоянно возрастала. Имя ея сдлалось извстнымъ въ Европ. Лондонъ и Парижъ, эти два всемірные центра, постоянно притягивающіе въ свои обширныя лабораторіи, самые разнородные элементы, изъ которыхъ вырабатываются главные мотивы цивилизаціи, неоднократно пытались овладть такимъ яркимъ и блестящимъ явленіемъ, какимъ была Лаура. Об столицы приглашали ее, на самыхъ выгодныхъ условіяхъ, занять въ любомъ изъ своихъ высшихъ учебныхъ заведеній каедру прикладной физики. Но она не поддавалась соблазну, съ благодарностью отклоняла лестныя предложенія и предпочитала оставаться въ Болонь. Да и зачмъ стала бы она искать на чужбин того, что ей такъ отъ души предлагалось у себя, дома? Поговорка — нтъ пророка въ своемъ отечеств — ни въ какомъ случа не оправдалась. на Лаур. Отечество охотно воздавало ей должное, и Болонья гордилась тмъ, что считала ее въ числ своихъ согражданъ. Если иностранцы, посщавшіе старый университетскій городъ, всегда стремились поближе взглянуть на Лауру, то и болонское общество, съ своей стороны, было не прочь ею похвастаться. Оно или открывало иностранцамъ доступъ въ ея аудиторію, или устраивало вечера, на которыхъ она являлась почетной гостьей. Въ ряду такихъ собраній особеннымъ блескомъ отличалось одно, состоявшееся въ 1739 году въ дом кардинала Альдрованди, въ честь саксонскаго курфюрста Фридриха-Христіана, сына короля польскаго Фридриха-Августа III. Кардиналъ принадлежалъ къ древнему роду, гостепріимство и любовь къ наукамъ котораго вошли въ пословицу, и самъ былъ достойнымъ представителемъ этихъ традицій своего дома. А въ настоящемъ случа высокій санъ гостя, котораго онъ у себя принималъ, какъ бы предписывалъ ему еще большую пышность. Праздникъ, дйствительно, вышелъ изъ ряда вонъ. Иноземный принцъ сгоралъ желаніемъ познакомиться съ Лаурой, которая и была ему представлена съ приличнымъ случаю торжествомъ. Самъ замчательный ученый, онъ захотлъ помриться съ ней силами и выступилъ ея оппонентомъ. Между ними завязался диспутъ, который продолжался далеко за полночь. Сначала трудно было ршить, за кмъ останется побда: такъ хорошо вооружены были оба противника. По въ заключеніе, все-таки, сложить оружіе пришлось принцу, и онъ охотно призналъ Лауру своей побдительницей.
Никто не станетъ отрицать, что Лаура уже очень много сдлала въ этотъ періодъ своей первой молодости и безусловной свободы. Но все, чмъ она насъ до сихъ поръ удивляла, блднетъ въ сравненіи съ ея дальнйшей дятельностью, когда она вступила въ новый фазисъ своего женскаго существованія, который обыкновенно принято считать роковымъ для умственной и общественной дятельности ея пола. Еще за годъ до своего диспута съ курфюрстомъ саксонскимъ, она вышла замужъ. Весьма вроятно, что, по собственной иниціатив, Лаура и не подумала бы усложнить свою жизнь новыми семейными обязанностями. Въ натур ея, несмотря на ея южную кровь, повидимому, не было страстности. Отличительное свойство ея ума заключалось въ пытливости. Оно давало слишкомъ много положительной работы ея воображенію, чтобы оставить ему много простора въ другую сторону. Но, справедливо или нтъ, отецъ Лауры взялъ на себя отвтственность устроить ея дальнйшую судьбу такъ, какъ, по его крайнему разумнію, ей всего легче было достичь благополучія. Онъ былъ уже въ преклонныхъ лтахъ и скорблъ при мысли, что ему, можетъ быть, скоро суждено оставить Лауру одинокою. Его пугала исключительность ея положенія, которое, подвергая ее публичности, могло быть для нея источникомъ затрудненій, незнакомыхъ ея сестрамъ въ боле скромной дол.
Сама Лаура довольно пассивно относилась къ желанію отца создать ей домашній очагъ. Сердце ея было спокойно, и она равнодушно смотрла на толпу своихъ поклонниковъ. Къ чести итальянскихъ Мужчинъ надо сказать, что превосходство въ женщин, по крайней мр, въ случа Лауры, ихъ не ругало, и многіе изъ нихъ добивались ея руки. Отецъ Лауры не смущался мыслью, что такое предршеніе участи молодой женщины въ моментъ, когда сердце въ ней еще не пробуждалось, могло гибельно отразиться на ея дальнйшей будущности. Вроятно, такъ и было бы съ натурой боле пылкой и впечатлительной, но съ Лаурой опытъ удался какъ нельзя лучше. Самое равнодушіе ея помогло ей сдлать удачный выборъ, потому что она его длала, какъ говорится, съ открытыми глазами. Отецъ, въ этомъ отношеніи, не стснялъ ее, лишь бы она согласилась на его желаніе въ главномъ. Ей, какъ и вообще цльнымъ натурамъ, свойственно было подчинять себ обстоятельства, а не испытывать на себ ихъ давленіе. Въ числ Молодыхъ людей, домогавшихся ея вниманія, она отличила именно того, который боле прочихъ былъ достоинъ и способенъ идти съ ней объ руку.
Молодой докторъ медицины, Джіузеппе Верати, только-что окончилъ курсъ университетскихъ наукъ и былъ назначенъ ассистентомъ въ больницу Santa Maria della Vita. Онъ представлялъ вс ручательства, обезпечивающія мирное и спокойное общежитіе съ женщиной, подобной Лаур. Самъ обладая недюжинными способностями, онъ стоялъ на той степени развитія, гд ему были вообще доступны высшіе интересы науки и гд онъ могъ по достоинству оцнятъ личныя заслуги передъ ней Лауры. Вмст съ тмъ, онъ былъ честенъ и недоступенъ мелкому чувству зависти, которое такъ часто отравляетъ отношенія двухъ товарищей, обреченныхъ идти по тому же пути. Превосходство надъ нимъ жены нисколько его не смущало. Онъ спокойно его признавалъ, охотно подчинялся авторитету ея въ наук и въ жизни, ни мало не считая для себя унизительнымъ пользоваться ея совтами и, когда то было нужно, работать подъ ея руководствомъ. Онъ не отличался особенной силой характера, но это искупалось въ немъ глубиною чувства и безкорыстной преданностью наук и любимой женщин: онъ готовъ былъ довольствоваться второстепенной ролью, лишь бы, такъ или иначе, служить имъ обимъ. Лаура, съ своей стороны, съумла оцнить всю нжность, скромность и привлекательную мягкость его нрава. Выйдя за него безъ любви, она, съ теченіемъ времени, сильно къ нему привязалась и, какъ то свойственно натурамъ великодушнымъ, тмъ съ большей горячностью, чмъ ясне сознавала его зависимость отъ себя. Мы не разъ удивлялись ея находчивости и умнью держать себя на высот обстоятельствъ, но ничто не можетъ сравниться съ неподражаемымъ тактомъ сердца, который руководилъ этой женщиною въ семейной жизни. Неблагодарная роль покровительницы и предержащей власти исполнялась ею такъ просто, скромно, съ такою умренностью, что не вызывала ни малйшаго протеста. Серьезная и сосредоточенная на каедр, какъ жрица при отправленіи священнодйствія, она на порог своего дома разоблачалась отъ всякой важности. Тамъ, у очага, освщеннаго и согртаго ея любовью, никто не узналъ бы въ милой подруг, ласковой матери, заботливой хозяйк — глубокомысленнаго профессора, который только-что трактовалъ о новыхъ открытіяхъ въ наук,— академика, недавно засдавшаго въ торжественномъ собраніи,— наконецъ, блестящей остроумной собесдницы въ одномъ изъ литературныхъ салоновъ Болоньи. Въ каждое занятіе, къ которому она приступала, Лаура влагала всю душу свою. Каждую обязанность, какую она на себя брала, она считала священной и съ одинаковой добросовстностью надъ ней трудилась. Отъ это то все и слагалось у ней такъ стройно и давало такіе плодотворные результаты. Конечно, и природа была въ ней щедра. Она, вмст съ интеллектуальными силами, наградила ее и соотвтственными физическими. Лаура не знала, что такое усталость. Читать лекціи, производить на свтъ дтей, воспитывать ихъ, длать опыты надъ электричествомъ, заниматься математическими выкладками и вести домашнее хозяйство,— у нея на все хватало времени и силъ. Только подъ конецъ жизни у нея стало слабть зрніе.
Съ чисто материнскою ревностью она никому не уступала ни нравственнаго, ни физическаго ухода за своими дтьми. Ихъ у нея было двнадцать: пять сыновей и семь дочерей, которые вс достигли зрлаго возраста. Поставивъ ихъ на ноги, она, по возможности, обезпечила и ихъ положеніе въ обществ. Сыновья ея вс получили профессіональное образованіе: кто изъ нихъ впослдствіи пошелъ по стопамъ отца и былъ докторомъ, кто занялъ посл матери каедру физики въ университет, кто пошелъ по духовной части.
Особенно трогательны были заботы Лауры относительно того, чтобы не дать, рядомъ съ ней, стушеваться боле скромной ученой и общественной дятельности ея мужа. Она не упускала случая, чтобъ дать ему ходъ. То хлопочетъ она о распространеніи написанной ими книги {См. рукописныя письма Лауры Басси къ секретарю Болонскаго сената, Фламиніо Скарселли.}, то о допущеніи его, на основаніи безупречной нравственности, докторомъ въ женскіе монастыри, хотя ему для этого еще не доставало двухъ лтъ до обязательнаго сорокалтняго возраста {Тамъ же.}. Нсколько позже, ей удалось помстить его главнымъ врачемъ при-той больниц, гд онъ до тхъ поръ состоялъ ассистентомъ. Въ то время вс люди науки были сильно заинтересованы открытіемъ въ природ новыхъ физическихъ силъ. Особенно занимало всхъ электричество. Лаура и ея мужъ съ увлеченіемъ разрабатывали вопросъ о примненіи электричества въ медицин, который тогда былъ еще плохо выясненъ и считался спорнымъ. Она въ своей переписк часто упоминаетъ объ опытахъ, которые они производили вмст, и всегда старается при этомъ выдвинуть мужа {Тамъ же.}.
Такимъ образомъ, Лаура Басси и Джіузеппе Верати, въ теченіе сорока лтъ, не переставали удивлять свтъ необыкновеннымъ зрлищемъ супружескаго счастья, при условіяхъ, которыя принято считать для него гибельными. Они и за предлами своего гнзда пребывали въ самомъ тсномъ общеніи, несли одн и т же общественныя должности, преподавали въ одномъ и томъ же университет, рядомъ засдали въ академіи,— и никогда ни одно облако зависти, раздора или недоброжелательства не омрачило изъ отношеній. Когда же, наконецъ, Лауры не стало, мужъ ея не могъ утшиться и, умирая, завщалъ положить себя и въ земл рядомъ съ несравненной подругой, которую ему ниспослала судьба.
Видное положеніе Лауры въ обществ, гд у нея было много друзей и почитателей, длало то, что ее часто осаждали просьбами о помощи или заступничеств. Она никогда не отказывалась ни за кого хлопотать и, по мр возможности, каждому помогала. Практическій смыслъ, руководившій ею въ устройств быта своего и собственной семьи, охотно примнялся ею и на служеніе другимъ. Нужды и страданія ближняго всегда находили отголосокъ въ ея сердце. Изъ переписки ея съ секретаремъ болонскаго сената, Фламиніо Скарселли, видно, какъ часто прибгала она къ посредничеству этого привилегированнаго друга при совершеніи своихъ добрыхъ длъ. Принимая на себя какое-нибудь обязательство, она всегда свято его исполняла и не терпла никакихъ упущеній съ своей стороны. Разъ какъ-то къ ней обратилась бдная двушка, которая желала поступить въ монастырь, но не имла необходимаго на то приданаго. Лаура взялась ей выхлопотать субсидію отъ духовнаго вдомства, въ распоряженіи котораго находились суммы, жертвовавшія разными лицами, именно для такого употребленія. Субсидіи эти выдавались обыкновенно въ извстные сроки. Но случилось, что около этого времени сама Лаура заболла рожей. Затмъ пошли хворать поочереди другіе члены ея семьи, и она, озабоченная уходомъ за ними, позабыла о своемъ общаніи. Между тмъ, срокъ выдачи приданыхъ миновалъ. Молодая двушка была поставлена въ необходимость ждать новой очереди. Лаура не могла простить себ такой небрежности. Она съ новымъ усердіемъ принялась хлопотать, и, не щадя своего самолюбія, посл усиленныхъ просьбъ, добилась того, что молодая двушка была удовлетворена.
Сама сильная духомъ и тломъ, Лаура особенно участливо относилась къ дтской и старческой безпомощности. Много сиротъ обязано было ей своимъ воспитаніемъ, многіе старики, благодаря ей, спокойно дожили свой вкъ. Однажды явился къ ней престарлый священникъ съ просьбой похлопотать за него по очень важному для него длу. Понадобилось написать прошеніе. У старика болли глаза, и онъ такъ неразборчиво его. настрочилъ, что оно никуда не годилось. Лаура, чтобъ его не огорчить и не затянуть дла, и виду не подала, что у него не все исправно, сама написала новое прошеніе и поспшила дать ему ходъ.
Все это, пожалуй, мелочи, но он доказываютъ, что наука не изсушила сердца Лауры, а публичность не отняла у нея свжести чувствъ. Она до конца жизни носила въ себ высокіе идеалы правды и добра и ими одними регулировала свою частную и общественную дятельность. Современники называли ее ‘чудомъ своего времени, честью и украшеніемъ эпохи, въ которую она жила’ {Bracher: Pinacotheca Scriptorum nostra аetate Uteris illustrium.}. И въ самомъ дл, если насъ издали поражаетъ соединеніе въ ней столькихъ разнородныхъ качествъ, какое же обаяніе должна была она производить на тхъ, которые находились подъ непосредственнымъ вліяніемъ ея живаго слова.
Слово это въ теченіе боле четверти столтія раздавалось съ университетской и академической каедръ. Оно сослужило не малую службу обществу, популяризируя въ его сред новйшія открытія науки. Опредлить достоинства Лауры, какъ профессора, главная сила котораго въ личномъ впечатлніи, имъ производимомъ на слушателей, мы, конечно, не можемъ иначе, какъ шагъ за шагомъ слдя за мнніемъ о ней кого-нибудь изъ наиболе компетентныхъ въ этомъ отношеніи ея современниковъ. Такимъ намъ кажется аббатъ Маньяни, самый обстоятельный изъ ея панегиристовъ. Самъ профессоръ и библіотекарь при Болонскомъ университет, онъ лучше другихъ былъ знакомъ съ ея дятельностью, и потому отзывъ его о ней пріобртаетъ особенный всъ {Antonio Mаgnani: Elogio di Laura Bassi Bolognesse.}.
Лаура Басси, по его свидтельству, во всхъ своихъ научныхъ выводахъ выказывала большую самостоятельность. Приступая къ ршенію какого-либо вопроса, она, какъ и вс сильные умы, обыкновенно начинала съ сомннія, а затмъ уже, путемъ опытовъ и проврокъ, доходила до сознательнаго усвоенія себ истины. Не увлекаясь ни старыми, ни новыми авторитетами, она ничего не принимала на вру и требовала отъ всхъ и каждаго доказательствъ, которыя неопровержимо подтверждали бы ихъ теоріи. Изъ этого не слдуетъ, однако, чтобы она впадала въ другую крайность повальнаго отрицанія или же самонадянно сама создавала новыя системы. Нтъ, она только оставалась строго безпристрастною на нейтральной почв, докол, какъ ома неврный, не убждалась наглядно въ безошибочности данныхъ положеній. Если она и выказывала склонность идти по чьимъ-либо стопамъ, то разв только Ньютона. Въ немъ она чтила глубокаго, и серьезнаго мыслителя, никогда не выдававшаго за конечные выводы науки еще мало доказанныхъ предположеній. ‘Природа,— говорила Лаура,— подъ покровомъ священнаго тумана ревниво скрываетъ свои тайны отъ непосвященныхъ глазъ. На насъ обязанность слдить за ея проявленіями и изучать свойств ея феноменовъ, проникая до ихъ сокровенныхъ причинъ и до двигающихъ ими удивительныхъ силъ… Но кто будетъ мн врнымъ товарищемъ въ столь трудномъ предпріятіи? Доврюсь ли я чьимъ-либо заключеніямъ, когда они такъ часто оказываются ошибочными и вовлекаютъ въ ошибки и возвышенные умы?’
Немудрено, если такъ настойчиво преслдуя истину, Лаура часто достигала плодотворныхъ результатовъ. Не будучи сама изобртательницею новыхъ системъ, она не разъ бросала свтъ на уже установившіяся ученія и разсивала окружающія ихъ недоумнія, чмъ расчищала путь для дальнйшихъ открытій даровитйшимъ изъ своихъ учениковъ, въ числ которыхъ были, между прочимъ, Фонтана, Марскотти и Спалланцани. Такъ, напримръ, современные ученые придавали большую важность ея изслдованіямъ по части сжатаго воздуха. Однажды, когда она была занята опредленіемъ соотношенія между давленіемъ и объемомъ сжатаго воздуха, въ ней возникло сомнніе относительно безусловной примнимости нкоторыхъ физическихъ законовъ въ тлу, столь упругому и сложному, какъ воздухъ. Подъ вліяніемъ этого сомннія,— которое уже само по себ является какъ бы предисловіемъ къ позднйшимъ открытіямъ по этой части,— она предприняла цлый рядъ опытовъ, сжимая поперемнно влажный или сухой, нагртый или охлажденный воздухъ. Результаты получались ею при этомъ не всегда одинаковые и тмъ самымъ вполн оправдали ея гипотезу о несостоятельности въ иныхъ случаяхъ закона, дотол считавшагося непреложнымъ {Отчетъ Франческо Занотти: De aeris compression въ De Bononiensi Seientiarum et Artium Institute atque Accademia Commentarii. Tomi secundi. Pars prima MDCCXLV.}. Важность такого рода трудовъ несомннна: разоблаченіе старыхъ заблужденій и отмна ошибочныхъ законовъ врядъ-ли имютъ для науки меньше значенія, чмъ постановка новыхъ, хотя бы и остроумныхъ теорій.
Кром того, Маньяни признаетъ въ Лаур проницательность и врность взгляда въ соединеніи съ зрлой обдуманностью сужденія и съ большой начитанностью по части естественныхъ наукъ. Ей были знакомы не только положительныя, но и отрицательныя стороны ученій всхъ временъ, начиная съ Аристотеля, еофраста, Плинія и кончая новйшими открытіями Бюффона, Левенока, Линнея, Турнефора, Мальпигія, Понтедера по естественной исторіи, Коперника, Кеплера, Галилея, Босковича, Кассини, Лаланда по астрономіи, Декарта, Ньютона, Гревезанда, Лейбница по математик. Она вращалась среди микроскоповъ, призматическихъ стеколъ, телескоповъ и электрическихъ машинъ, какъ домовитая хозяйка среди домашней утвари. Не говоря уже объ электричеств, идею о примненіи котораго въ медицин Лаура съ мужемъ одни изъ первыхъ пустили въ ходъ въ Италіи, ей обязаны добросовстнымъ изслдованіемъ еще многихъ законовъ пневматики, статики, гидродинамики и другихъ частей механики. Нердко, вооруженная телескопомъ, слдила она за движеніемъ небесныхъ тлъ и затмъ краснорчиво, въ стройной поэтической рчи, передавала слушателямъ свои наблюденія надъ звздами и преимущественно надъ кометами.
Познанія ея въ алгебр, геометріи и вообще математик были очень обширны. Въ дифференціальномъ исчисленіи она была достойной соперницей своей знаменитой миланской современницы, Гаэтаны Аньези. Она свободно читала и понимала творенія Ньютона, на глазахъ слушателей доказывала трудныя, отвлеченныя теоремы Эйлера и подкрпляла его заключенія соотвтственными примрами собственнаго изобртенія. Ни одно новйшее открытіе, или даже простое предположеніе въ наук не оставалось ею незамченнымъ. Она немедленно подвергала его изслдованію и затмъ уже или окончательно его усвоивала, или отвергала, или помчала сомнительнымъ, съ неподражаемой чуткостью улавливая его связь съ предъидущими выводами науки и безошибочно отводя ему мсто среди нихъ.
Вс эти качества возбуждали довріе къ ней не только учениковъ, но и товарищей по наук. Они часто прибгали къ ней за совтомъ, и мнніе ея имло въ ихъ глазахъ большой всъ. Такъ, Беккари неоднократно обращался въ ней за подтвержденіемъ Франклиновой теоріи объ электричеств. Гаэтана Аньези посылала ей на разсмотрніе свое сочиненіе объ Основахъ анализа. Босковичъ гордился ея лестнымъ отзывомъ объ изобртенномъ имъ прибор для измренія силъ. Нолл, пріхавъ изъ Франціи, поспшилъ въ ней явиться съ изъявленіями восторга. Впрочемъ, этотъ послдній, повидимому, остался не совсмъ доволенъ Лаурой. Она оказалась недоступной лести и имла смлость отнестись критически къ нкоторымъ изъ его работъ. По крайней мр, въ одномъ изъ писемъ Лауры къ Фламиніо Скарселли есть намекъ на внезапное охлажденіе къ ней Нолл. Постивъ ея физическій кабинетъ, онъ напросился произвести съ ней нкоторые опыты надъ электричествомъ, но, получивъ согласіе, больше, не показывался. Занотти, Манфреди, Фризи, Требелли, Жавіе и многіе другіе обращались къ ней,— кто за, отзывомъ о своихъ трудахъ, кто съ посвященіемъ своихъ сочиненій. Заслуженныя ученыя учрежденія, какъ Парижскій, Лондонскій, Лейпцигскій университеты, признавая въ ней достойный уваженія авторитетъ, посылали ей на разсмотрніе свои мемуары.
Въ ея аудиторію стекались слушатели со всхъ концовъ Европы. Въ числ ихъ нердко встрчались лица, уже и сами съ успхомъ подвизавшіяся на одномъ поприщ съ ней. Кром того, посщавшіе Болонью знаменитые иностранцы и коронованныя лица, Марія-Терезія и Францъ-осифъ въ томъ числ, почитали за честь у ней бывать и слушать ея лекціи. Иные, въ знакъ уваженія, или желая ей оказать содйствіе въ ея трудахъ, обогащали ея библіотеку и физическій кабинетъ дорогими книгами и инструментами, которые она неизмнно обращала въ общественное достояніе.
Въ отправленіи своихъ профессіональныхъ обязанностей Лаура отличалась педантической точностью, особенно удивительною, если принять въ соображеніе ея многочисленныя семейныя заботы. Она никогда, ни подъ какимъ предлогомъ не отказывалась отъ ежегоднаго чтенія рчей и диссертацій на публичныхъ актахъ и въ другихъ торжественныхъ университетскихъ и академическихъ собраніяхъ. Боле того, она смотрла на это, какъ на почетное право, которое ревниво охраняла.
Помимо обязательныхъ лекцій по назначенію университетскаго совта или сената, она еще открыла у себя на дому публичные курсы физики. Эти послдніе стоили ей не мало хлопотъ. Болонья составляла часть папскихъ владній и испытывала на себ всю тяжесть мелочнаго деспотизма клерикальной власти, которая подозрительно слдила да каждой попыткой мысли вырваться изъ-подъ ея оковъ. Добиваясь разршенія открыть публичныя лекціи,— то былъ первый опытъ этого рода въ ея отечеств,— Лаур не разъ приходилось испытывать на себ произволъ административныхъ лицъ, подчиняться утомительнымъ формальностямъ и всякаго рода случайностямъ, отъ которыхъ осуществленіе ея проекта терпло разныя проволочки.
‘Дло мое опять отложено въ длинный ящикъ,— такъ, между прочимъ, писала она однажды по этому длу своему обычному повренному и помощнику, Фламиніо Скарселли,— и на этотъ разъ безъ особенно важныхъ причинъ,— просто вслдствіе закрытія учебнаго семестра. Посмотримъ, что можно будетъ сдлать съ началомъ новаго учебнаго года. При кардинал Альберони все казалось уже слаженнымъ. Онъ даже назначилъ день для открытія лекцій, которыя самъ намревался почтить своимъ присутствіемъ. Но въ этотъ самый день состоялось вступленіе въ нашъ городъ испанскихъ войскъ и ученіе везд прекратилось. Затмъ насталъ рядъ болзней моихъ и кардинала, и такъ время прошло до окончанія его легатства. Надо было опять все отложить… Съ тхъ поръ я не переставала хлопотать, чтобъ снова поставить дло на прежнюю ногу, такъ какъ мн близко къ сердцу все, что иметъ хоть малйшее отношеніе къ моимъ обязанностямъ. Я не хотла бы, насколько то дозволяютъ мои слабыя силы, оставаться совсмъ безполезной… По вамъ здшній край извстенъ еще лучше, чмъ, мн, и вы хорошо знаете, какъ часто во власти меньшинства противодйствовать желаніямъ большинства’.
Наконецъ, лекціи, благодаря личному участію къ Лаур папы Бенедикта XIV, были разршены. Открытыя въ 1749 г., он существовали въ теченіе двадцати восьми лтъ. Лаура читала ихъ съ особенной любовью и ничего не щадила, чтобъ сдлать ихъ интересне и полезне. Ея матеріальныхъ средствъ при многочисленной семь едва хватало на безбдное существованіе, и, все-таки, она еще находила возможность содержать на свой счетъ библіотеку и физическій кабинетъ, доступъ въ которые былъ всегда открытъ каждому изъ ея слушателей. Но быстрые успхи въ данный моментъ естественныхъ наукъ требовали слишкомъ частыхъ дополненій къ ея коллекціи. Лаур становилось не подъ силу одной ее содержать и, она, волей-неволей, иногда пыталась прибгать въ пособію правительства.
‘Цлыя шесть лтъ,— писала она секретарю болонскаго сената,— прошли съ тхъ поръ, какъ я открыла у себя на дому публичные курсы прикладной фишки. Въ теченіе восьми мсяцевъ въ году я ежедневно читаю лекціи, сопровождая ихъ опытами, для чего вс необходимые инструменты пріобртены мною на собственныя средства, за исключеніемъ только тхъ, которые уже были прежде собраны моимъ мужемъ, во время его лекторства. Бурсы мои за послдніе годы очень расширились. Они посщаются не только молодежью, но и людьми зрлыми, часто иностранными учеными. Это ставитъ меня въ необходимость постоянно заботиться о пополненіи моего физическаго кабинета особенно сложными инструментами. Здсь не мсто распространяться о причинахъ, побуждающихъ меня продолжать начатое. Я только хочу просить вашего совта, что мн предпринять, дабы его святйшество мн помогло въ предпріятіи, которое стоитъ мн уже свыше 400 скуди. Я и теперь не перестаю на него тратиться’ ко вижу, что не въ состояніи доле длать все необходимое, безъ ущерба моему семейству. А, между тмъ, мн очень хочется обставить дло такъ, чтобъ, по крайней мр, мой преемникъ былъ избавленъ отъ подобныхъ заботъ’.
Отвтъ на это письмо былъ, какъ видно, неудовлетворительный, потому что Лаура, немного спустя, опять писала:
‘Что касается моихъ занятій физикой, то, въ виду постоянныхъ затратъ, какія они требуютъ для ихъ боле быстраго усовершенствованія, необходима посторонняя немощь. Но разсчитывать можно разв на самую ничтожную субсидію и то по истеченіи нсколькихъ лтъ, когда сенатъ удовлетворитъ другія, уже прежде имъ на себя взятыя обязательства такого рода… А, между тмъ, прикладная физика пріобрла въ наши дни важное значеніе. Мы первые дали ей ходъ въ Италіи, а теперь должны, къ стыду нашего университета, красня, смотрть, какъ она, не въ примръ намъ, повсюду преподается по способу и въ объем, обезпечивающемъ успхи молодежи. Для нея во многихъ мстахъ существуютъ ежегодные, хорошо остановленные курсы. У насъ же по уставу для преподаванія физики опредлено только ограниченное число часовъ, Я задумала ихъ пополнить и употребить на пользу общую мои слабыя силы, не предполагая, что это потребуетъ слишкомъ большихъ издержекъ, Я при этомъ имла въ виду только учащуюся молодежь, желающую усовершенствоваться въ физик. Но теперь моя затя приняла общественный характеръ, и я не могу отъ нея отказаться, не возбудивъ неудовольствія людей образованныхъ и ученыхъ, для которыхъ частые опыты составляютъ необходимость, а также иностранцевъ, безпрестанно посщающихъ нашъ городъ. Общественная польза и приличіе требуютъ гораздо большаго, чмъ въ состояніи сдлать одно частное лицо, и я, уже истратясь на эта дло сверхъ моихъ средствъ, нахожусь въ необходимости, или, ко всеобщему негодованію, отъ него отказаться, или искать помощи на сторон. Это и побуждаетъ меня ходатайствовать передъ верховнымъ владыкой объ опредленіи суммъ, которыя, въ видахъ общественной пользы, были бы, разъ навсегда, назначены для поддержанія такихъ курсовъ, какъ мои’… {Въ 1875 г. вышелъ въ свтъ, всего въ числ 202 экземпляровъ, сборникъ Scelta di Curiosit letterarie inedite о rare dal seceio al XVII. Въ немъ, въ числ многихъ интересныхъ документовъ, напечатаны три записки, представленныя Лаурой Басси на разсмотрніе сената, по длу объ увеличеніи ея-средствъ для содержанія библіотеки и физическаго кабинета. Приводимъ самую полную изъ нихъ:
‘Лаура-Марія-Катерина-Басси-Верати уже шестнадцать лтъ состоитъ въ званіи публичной преподавательницы. Въ теченіе всего этого времени они только всего одинъ разъ была удостоена прибавки. Знаменитая и пресвтлая канцелярія наукъ нсколько лтъ тому назадъ оказала ей честь и представила ее къ прибавк, но представленіе это не было уважено и съ тхъ поръ больше не возобновлялось. Между тмъ, г-жа Басси постоянно держала и теперь продолжаетъ держать диспуты и устраиваетъ литературно-ученыя собранія у себя, на дому, куда, въ большомъ количеств, стекаются знаменитые ученые и иностранцы. Она при этомъ производитъ частые опыты, которые стоятъ дорого и требуютъ большихъ заботъ. Кром того, она всякій разъ, какъ получала на то предписаніе, читала лекціи въ публичныхъ аудиторіяхъ и ежегодно произносила рчи въ анатомическомъ театр. Она посщаетъ академію наукъ и читаетъ тамъ диссертаціи. Четыре года сряду, она преподавала то геометрію, то философію и постоянно занимается физическими изслдованіями, для чего содержитъ большое количество машинъ. Производимые ею опыты и пріобртеніе необходимыхъ книгъ требуютъ большихъ затратъ’.}.
Но на этотъ разъ ни связи, ни личное вліяніе, какимъ пользовалась Лаура, не принесли ей желаемаго. Она до конца жизни продолжала одна нести на себ всю тяжесть общественнаго дла, которое.къ тому же доставляло почетную извстность ея родному городу. Въ настоящемъ случа не помогло даже могущественное покровительство папы.
Бенедиктъ XIV, какъ мы уже говорили, очень уважалъ таланты и характеръ Лауры. Онъ это особенно доказалъ, когда, основавъ при болонской академіи наукъ особый отдлъ академиковъ, съ опредленнымъ годовымъ окладомъ, назначилъ Лауру сверхштатнымъ членомъ его, съ предоставленіемъ ей всхъ правъ и обязанностей, какія несли остальные ея товарищи, въ числ двадцати четырехъ. Названіе сверхштатной означало здсь только то, что посл нея кресло ея упразднялось. И дйствительно, оно впослдствіи было только еще два раза занято двумя другими учеными женщинами, Клотильдой Тамброни и Маріей Далле-Донне.
Обязанности свои и здсь Лаура выполняла съ обычной энергіей и добросовстностью. Она участвовала во всхъ академическихъ работахъ и ежегодно готовила къ открытію засданій диссертаціи и отчеты о своихъ физическихъ изслдованіяхъ. Многія изъ ея рчей и диссертацій хранятся въ университетской библіотек. Он почти вс рукописныя. Лаура изъ скромности отказывалась ихъ печатать. Поэтому, хотя въ академическихъ и университетскихъ мемуарахъ часто встрчаются ссылки и указанія на ея труды, изъ ея собственныхъ ученыхъ трактатовъ напечатаны только два: De problemate quodam hidrometirico и De prdblemate quodam mecanico {См. De Bononiensi Scientiarum et Artium Institute atque Accademia Commentarii.}.
Сообразуясь съ обычаемъ того времени, Лаура писала по-латыни. Письменная ея рчь, такъ же какъ и устная, отличалась сжатостью и ясностью. Знатоки утверждали, что у ней были соперники по умнью выражаться по-латыни, но не было никого, кто бы ее въ томъ превосходилъ. Занимаясь изученіемъ иностранныхъ, древнихъ и новыхъ языковъ, она, кром латинскаго, очень хорошо знала французскій, испанскій, англійскій, греческій и этрусскій языки, она не пренебрегала и своимъ собственнымъ, на которомъ, между прочимъ, писала стихи. Она любила поэзію и отдавала ей минуты своего досуга, хотя трудно себ представить, откуда брались у нея еще подобныя минуты. Впрочемъ, главный интересъ этихъ, тоже рукописныхъ, стихотвореній въ томъ, что они служатъ лишнимъ доказательствомъ ея неутомимой дятельности. Въ нихъ мало оригинальности и вдохновенія. Они вс написаны на какіе-нибудь торжественные случаи, полны великодушныхъ мыслей, правильны и звучны, но не могутъ быть по справедливости названы художественными. Ей еще приписываютъ рукописную поэму: О послднихъ войнахъ Италіи, будто бы хранящуюся гд-то въ архивахъ, но намъ не удалось не только видть ее, но и напасть на ея слды.
Въ конц-концовъ, однако, время и усиленные труды не преминули сломить и эту мощную натуру. Только и здсь, въ заключительномъ акт своего земнаго существованія, Лаура осталась врна самой себ. Она не дала болзни постепенно себя истомить, но пала, почти внезапно сокрушенная случайнымъ недугомъ, какъ падаетъ дубъ, сраженный молніей, въ моментъ, когда распространяетъ вокругъ себя наиболе тни и смло возноситъ вершину къ небесамъ. Ей минуло шестьдесятъ семь лтъ. Она попрежнему продолжала работать въ университет, въ физическомъ кабинет, въ академическихъ засданіяхъ, попрежнему была душой семьи и любимицей общества, когда почувствовала первые приступы роковой болзни. Но въ этотъ самый вечеръ въ Бенедиктинской академіи было назначено собраніе и предстояли пренія о предмет, особенно интересовавшемъ Лауру. Она скрыла отъ домашнихъ свои страданія и похала въ засданіе, гд много и горячо говорила. Никогда еще умъ ея не казался свже, соображеніе быстре, рчь убдительне и вся ея личность благородне и изящне въ своей полной зрлости. То былъ одинъ изъ самыхъ блестящихъ, но, въ то же время, и послдній изъ ея тріумфовъ! На другой день, 20 февраля 1778 года, болзнь ея, воспаленіе въ груди, разразилась съ неумолимою силой и вернула въ лоно природы благородный духъ, такъ горячо любившій эту природу и такъ много трудившійся надъ изслдованіемъ ея тайнъ.
Печальная всть глубоко поразила всхъ, знавшихъ Лауру лично или по репутаціи. Ресь городъ собрался отдать ей послдній долгъ. Опять по улицамъ Болоньи толпился народъ, какъ въ день дарованія молодой блестящей двушк докторской степени, опять гудли въ воздух колокола… Но на всхъ лицахъ, вмсто радостнаго ожиданія, лежала тнь печали. Лаура, какъ и тогда, предстала передъ глаза возбужденнаго населенія въ докторской мантіи, съ тмъ же самымъ лавровымъ внкомъ на голов, только черные, пытливые глаза ея теперь были закрыты: для нихъ боле не было тайнъ. За тломъ философки, такъ долго бывшей украшеніемъ ихъ корпораціи, шли члены Бенедиктинской академіи, вс ея товарищи-профессора, ученики и безконечной вереницей тянулись ея почитатели и друзья. Съ сокрушеннымъ сердцемъ предали они ее земл въ церкви Corpus Domine, гд ея надгробную плиту и по сейчасъ можно видть, въ сосдств съ могилой другаго ученаго и философа, прославившаго Болонью, Гальвани.
Вскор посл ея смерти, болонскія женщины, гордясь своей соотечественницей, соорудили ей по подписк памятникъ, который, какъ и самую Лауру при жизни, пріютилъ у себя знаменитый университетъ. Памятникъ этотъ, въ числ многихъ другихъ, украшаетъ лстницу, ведущую въ музей и въ библіотеку.