Женщина с револьвером, Дойль Артур Конан, Год: 1904 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

А. КОНАНЪ-ДОЙЛЬ.

ЖЕНЩИНА СЪ РЕВОЛЬВЕРОМЪ.

Четыре разсказа о Шерлок Гольмс.

Переводъ Н. Д. Облеухова.

Изданіе Д. П. Ефимова. Москва, Большая Дмитровка, домъ Бахрушиныхъ.
1904.

http://az.lib.ru

Женщина съ револьверомъ.

Много лтъ прошло съ тхъ поръ, какъ произошли эти событія, и, однако, я боюсь говорить о нихъ съ полной откровенностью. Ране я совсмъ не могъ затрогивать этого дла,— это стало возможнымъ только теперь, когда героиня этой исторіи ушла отъ насъ для того, чтобы предстать предъ Высшимъ Судіей.

Разсказъ свой я, однако, буду вести осторожно, съ такимъ расчетомъ, чтобы не затронуть ничьей репутаціи.

Рчь идетъ о событіи, единственномъ въ своемъ род. Такихъ событій со мною и Гольмсомъ не случалось ни прежде, ни посл.

Читатели простятъ меня за то, что я не сообщаю времени, когда все это случилось. Длаю я это намренно. Никто не долженъ знать, о какихъ лицахъ здсь идетъ рчь.

Однажды вечеромъ мы вышли съ Гольмсомъ прогуляться. Это былъ холодный, морозный, зимній вечеръ. Вернувшись домой, Гольмсъ зажегъ лампу и при ея свт увидлъ на стол карточку.

Онъ взялъ карточку, прочиталъ ее и швырнулъ на полъ. На лиц его отразилось отвращеніе. Я поднялъ карточку съ пола, на ней значилось:

Чарльзъ-Августъ Мильвертонъ
Агентъ.
Гэмстедъ Аппльдоръ Тауерсъ.

— Кто это такой?— спросилъ я.

— Худшій человкъ во всемъ Лондон,— отвтилъ Гольмсъ, садясь въ кресло около камина и протягивая ноги,— что написано на оборот?

Я повернулъ карточку и прочиталъ:

— ‘Зайду въ половин седьмого Ч. А. М.’.

— Гмъ, его надо ждать съ минуты на минуту,— пробурчалъ Гольмсъ,— мн приходилось, Ватсонъ, бывать въ зоологическомъ саду и глядть на змй. Ахъ, что это за противное ощущеніе! Вы видли змй, Ватсонъ? Это скользкія, гладкія животныя, глаза у нихъ пророчатъ смерть, морды приплюснутыя и злыя! Вотъ такое же впечатлніе производитъ на меня и Мильвертонъ. На своемъ вку мн пришлось имть дло съ полсотней убійцъ, по меньшей мр, съ полсотней, но ни одинъ изъ нихъ не будилъ во мн такого отвращенія, какъ Мильвертонъ. И однако мн приходится имть съ нимъ дло. Знаете, онъ по моему приглашенію приходилъ.

— Да что онъ изъ себя представляетъ?

— А я вамъ это сейчасъ объясню, Ватсонъ. Это — король шантажистовъ. Помилуй Богъ того, чья тайна, чья репутація попала во власть Мильвертона. Особенно достается отъ него женщинамъ. Лицо у этого господина всегда улыбается, а сердце у него каменное. Онъ выжимаетъ своихъ жертвъ до суха, онъ пьетъ ихъ кровь до послдней капли. Если хотите, это — своего рода геній. Онъ могъ бы сдлать себ карьеру и получше, если бы захотлъ. Его система наживы чрезвычайно проста. Онъ даетъ знать кому надо и гд надо, что платитъ большія деньги за письма, компрометирующія людей богатыхъ или съ положеніемъ. Товаръ этого рода онъ скупаетъ въ изобиліи. Продавцами являются не только лакеи и горничныя, но свтскіе лоботрясы, сдлавшіе своей спеціальностью адюльтеръ. Въ такихъ случаяхъ Мильвертонъ не скупится. Я совершенно случайно, напримръ, узналъ, что онъ заплатилъ одному выздному лакею семьсотъ фунтовъ за дв строчки, всего за дв строчки, и знаете что произошло посл этого? Была разорена очень богатая и очень высокопоставленная семья. Да, дорогой мой, нтъ ни одного деликатнаго документа въ Лондон, который не прошелъ бы черезъ руки Мильвертона. Есть цлыя сотни людей, которые блднютъ только при упоминаніи о немъ. Никто никогда не знаетъ, на кого въ данную минуту онъ мтитъ, прямо онъ никогда не дйствуетъ, онъ для этого слишкомъ богатъ и лукавъ, у него есть масса подчиненныхъ агентовъ. Иногда онъ по цлымъ годамъ бережетъ у себя какую-нибудь бумажку, а потомъ пускаетъ внезапно ее въ оборотъ. Онъ уметъ выждать и беретъ максимумъ того, что можно взять. Я вамъ говорю, Ватсонъ, что это — худшій человкъ во всемъ Лондон. Представьте себ разбойника, который въ гнв и запальчивости убиваетъ своего ближняго. Этотъ разбойникъ въ тысячу разъ лучше гадины, которая истязаетъ и мучитъ людей только для того, чтобы пополнить свой и безъ того туго набитый мшокъ.

Никогда еще мн не приходилось слышать, чтобы Гольмсъ говорилъ съ такой страстностью.

— Но неужели этого господина нельзя подвести подъ дйствіе закона?

— Теоретически — да, а практически — нтъ. Поставьте себя на мсто попавшей въ его власть женщины. Ну, она можетъ посадить его на нсколько мсяцевъ въ тюрьму, но ни за что этого не сдлаетъ, зная, что онъ все-таки добьется своего и опозоритъ ея имя. Нтъ, Ватсонъ, жертвамъ Мильвертона не приходится воевать съ нимъ. Его бы еще можно было изловить, если бы онъ началъ шантажировать совершенно безупречнаго человка, но это немыслимо. Мильвертонъ лукавъ, какъ дьяволъ… Да, дорогой мой, съ нимъ надо сражаться другимъ оружіемъ, и я найду это оружіе.

— А зачмъ вы его къ себ пригласили?

— А затмъ, что одна высокопоставленная кліентка поручила мн переговорить съ нимъ. Эта особа попала въ очень грустное положеніе. Я говорю о лэди Ев Броквелль, которая блистала въ свт прошлой зимой. Теперь она помолвлена съ графомъ Доверкортомъ. Свадьба должна состояться черезъ дв недли, но бда заключается въ томъ, Ватсонъ, что этотъ дьяволъ завладлъ нсколькими ея письмами. Эти письма, адресованныя одному безденежному молодому помщику, были неблагоразумны. Замтьте, он только неблагоразумны, серьезнаго въ нихъ ничего нтъ. Вотъ Мильвертонъ и требуетъ теперь у лэди Евы большую сумму денегъ, грозя въ противномъ случа передать эти письма графу. Нельзя сомнваться въ томъ, что свадьба въ такомъ случа разстроится, надо уладить это дло,— таково данное мн порученіе. Я долженъ поторговаться съ Мильвертономъ.

Въ эту минуту на улиц, подъ окнами, раздался стукъ колесъ. Я выглянулъ въ окно. У нашей двери остановилась великолпная коляска, запряженная парой лошадей.

Лакей въ ливре соскочилъ съ козелъ и помогъ сойти маленькому толстенькому человчку въ мловомъ пальто.

Черезъ минуту этотъ человчекъ уже входилъ въ комнату.

На видъ Чарльзу-Августу Мильвертону можно было дать лтъ пятьдесятъ. Голова у него была большая, лицо полное и безъ всякихъ признаковъ растительности. Самымъ замчательнымъ въ этой физіономіи была неизмнная, точно замерзшая навсегда улыбка. Изъ-за большихъ очковъ въ золотой оправ блестла пара лукавыхъ глазъ сраго цвта. На первый взглядъ Мильвертонъ казался очень благодушнымъ человкомъ и напоминалъ Диккенсовскаго Пикквика, но благодушіе это было напускное. Улыбка у него была нехорошая, неискренняя, фальшивая, смущалъ также и блескъ глазъ, въ которыхъ виднлось что-то жестокое, безпокойное, злое.

Голосъ у Мильвертона былъ тихенькій, сладенькій. Подошелъ онъ съ протянутой впередъ рукой, бормоча сожалнія по поводу того, что не засталъ Гольмса въ первый разъ.

Гольмсъ сдлалъ видъ, что не замчаетъ протянутой руки. Лицо у него сдлалось неподвижное, какъ камень. Мильвертонъ улыбнулся еще ласкове, пожалъ плечами и принялся снимать свое мховое пальто.

Стащивъ пальто, онъ его аккуратненько сложилъ и повсилъ на спинку стула, а затмъ ужъ услся самъ.

— А какъ же насчетъ этого джентльмена? Полагаю, что присутствіе третьяго лица неудобно,— произнесъ онъ, указывая на меня.

— Докторъ Ватсонъ — мой пріятель и компаньонъ,— отвтилъ Гольмсъ.

— Очень хорошо, мистеръ Гольмсъ. Я поднялъ этотъ вопросъ не въ своихъ интересахъ, а радя о вашей же кліентк. Дло это, знаете ли, весьма деликатное…

— Докторъ Ватсонъ знаетъ это дло.

— Прекрасно, значитъ, мы можемъ перейти къ длу. Вы, стало-быть, представляете интересы лэди Евы. Она васъ уполномочила на принятіе моихъ условій?

— А каковы ваши условія?

— Семь тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

— А если вы этой суммы не получите?

Улыбка на лиц Мильвертона сдлалась совершенно медовой.

— Ахъ, дорогой сэръ, мн очень тяжело огорчать васъ, но, если 14-го я не получу этихъ денегъ, свадьба не состоится ни 18-го, ни посл.

Гольмсъ съ минуту подумалъ и произнесъ:

— Мн кажется, сэръ, что вы преувеличиваете значеніе этой исторіи. Я, вдь, знакомъ съ содержаніемъ этихъ писемъ. Мн кажется, что моя кліентка послдуетъ моему совту, а я ей хочу посовтовать разсказать обо всемъ жениху. Онъ, конечно, отнесется къ этой глупой исторіи съ должной снисходительностью.

Мидьвертонъ захихикалъ.

— Вы, очевидно, не знаете графа,— отвтилъ онъ.

Но по растерянной улыбк, вдругъ пробжавшей по лицу Гольмса, я понялъ, что онъ, очевидно, зналъ графа очень хорошо.

— Но я не знаю, что дурного въ этихъ письмахъ?!— произнесъ онъ.

— О, письма остроумны, очень остроумны,— замтилъ Мильвертонъ,— лэди Ева пишетъ очаровательно. Бда въ томъ, что графъ Доверкортъ едва ли можетъ ихъ оцнить. Впрочемъ, вы думаете иначе, и, кажется, мы можемъ на этомъ покончить нашъ разговоръ. Вдь это вопросъ чисто дловой, денежный… Вы говорите, что вашей кліентк будетъ лучше, если эти письма попадутъ въ руки графа. Если это такъ, то платить семь тысячъ фунтовъ неразумно.

Мильвертонъ всталъ и взялся за свое мховое пальто.

Гольмсъ даже весь позеленлъ отъ злости.

— Подождите немного,— сказалъ онъ,— вы очень ужъ скоро дйствуете. Мы не желаемъ поднимать скандала. Дло это интимное и его во что бы то ни стало надо уладить.

Мильвертонъ снова услся на свое мсто.

— Я предвидлъ, что вы станете на эту точку зрнія,— проговорилъ онъ.

— Но я долженъ вамъ сказать,— продолжалъ Гольмсъ,— что у лэди Евы нтъ большихъ средствъ. Назначаемой вами суммы она ни въ какомъ случа уплатить не можетъ: Предположимъ, что вы согласитесь взять дв тысячи, даже и въ этомъ случа она останется посл уплаты безъ копейки въ карман. Поэтому я и намтилъ просить васъ умрить свои требованія. Возьмите дв тысячи. Это самое большее, что лэди Ева можетъ заплатить.

Улыбка расплылась по всему лицу Мильвертона, а его глазки весело заморгали.

— Знаю, все знаю,— заговорилъ онъ,— вы говорите правду, эта лэди совсмъ небогата, но обратите-ка, сэръ, вниманіе на то, что она выходитъ замужъ и выгодно выходитъ замужъ. Вдь у нея же есть родственники и друзья,— вотъ они пускай для нея и постараются. Пусть они купятъ у меня эти письма. Это будетъ лучшій, какой только можно себ представить, свадебный подарокъ. Дайте-ка лэди Ев пачку этихъ писемъ. Она обрадуется куда больше, чмъ еслибы ей преподнесли серебряные канделябры или золотую мисочку для сливочнаго масла!

— Но это невозможно!— сказалъ Гольмсъ.

— Ахъ, Боже мой, какъ это жалко!— воскликнулъ Мильвертонъ, вынимая изъ кармана объемистую записную книжку,— у этихъ всхъ барынь нтъ людей, которые преподали бы имъ благоразумный совтъ. Он очень легко смотрятъ на денежные вопросы… Вотъ поглядите, напримръ…

Мильвертонъ показалъ маленькое письмецо, на конверт котораго красовался гербъ.

— Письмо это написано… Впрочемъ, я не назову имени этой особы до завтрашняго утра, а завтра утромъ письмо это будетъ въ рукахъ ея супруга. А изъ-за чего? Изъ-за того, сэръ, что она не хочетъ внести ничтожную сумму, которую она можетъ легко добыть, заложивъ свои брилліанты. Вдь это прямо жалость, не правда ли? Затмъ, можетъ-быть, вы припомните, какъ разстроилась свадьба уважаемой миссъ Майльзъ и полковника Доркинга? Вс ждали свадьбы, а за два дня въ ‘Утренней Почт’ вдругъ появилась замтка о томъ, что свадьба не состоится. Печально, не правда ли? А вдь всего за какіе-нибудь тысячу двсти фунтовъ это дло могло быть легко улажено. Ну, не жалко ли? И на васъ, мистеръ Гольмсъ, я, по правд сказать, дивлюсь. Человкъ вы умный, разсудительный, и вдругъ торгуетесь изъ-за какихъ-то ничтожныхъ денегъ. Вдь вы же понимаете, что честь и репутація вашей кліентки поставлены на карту.

— Но я вамъ говорю правду,— отвтилъ Гольмсъ,— мы не можемъ найти такихъ денегъ. Я вамъ предлагаю крупную сумму. Вамъ лучше взять дв тысячи фунтовъ, чмъ не получить ничего. Какая вамъ будетъ выгода отъ того, что вы сгубите жизнь и счастье этой особы?

— Ну, тутъ вы заблуждаетесь, мистеръ Гольмсъ, у меня есть свой расчетъ. Осрамить лэди Еву мн выгодно и я вамъ объясню, почему. Въ настоящую минуту у меня имется на рукахъ восемь или десять подобныхъ дамъ. Если эти барыньки узнаютъ, что я расправился какъ слдуетъ съ лэди Евой, он станутъ сговорчиве. Вы меня понимаете?

Гольмсъ вскочилъ съ кресла.

— Ватсонъ, станьте у двери, чтобы онъ не удралъ!— крикнулъ онъ,— ну-съ, а теперь, сэръ, позвольте ка мн вашу записную книжку.

Мильвертонъ, какъ крыса, пробжалъ въ самый дальній уголъ комнаты и прижался къ стн.

— Мистеръ Гольмсъ! Мистеръ Гольмсъ!— воскликнулъ онъ, отворачивая обшлагъ сюртука и показывая торчащее изъ кармана дуло револьвера.— Я предвидлъ, что вы сдлаете что-нибудь въ этомъ род. Мн это не впервые, сэръ,— увряю васъ, что изъ этой вашей выдумки ничего не выйдетъ. Я вооруженъ съ головы до ногъ и непремнно воспользуюсь своимъ оружіемъ. Я знаю, что законъ — на моей сторон. И кром того, сэръ, ваше предположеніе совершенно ошибочно. Въ моей записной книжк нтъ писемъ лэди Евы. Я не такъ глупъ, чтобы привезти эти письма къ вамъ на квартиру… Да-съ, джентльмены, такъ-то… Мн надо сдлать еще одинъ или два визита сегодня вечеромъ, да и домой пора… Вамъ, вдь, извстно, что Гэмпстедъ совсмъ не близко.

Мильвертонъ сдлалъ два шага впередъ, взялъ со стула пальто и съ револьверомъ въ рукахъ двинулся къ двери. Я было поднялъ стулъ, но Гольмсъ покачалъ головой, и я оставилъ свое намреніе.

Раскланиваясь, улыбаясь и подмигивая, шантажистъ вышелъ изъ комнаты. Еще минута, и послышалось хлопанье бича, стукъ копытъ и коляска покатила по улиц.

Гольмсъ, не двигаясь, сидлъ у камина, засунувъ руки въ карманъ и опустивъ голову на грудь. Глаза его были устремлены на тлющіе угли. Полчаса онъ просидлъ такимъ образомъ, молчаливый и задумчивый.

А затмъ онъ вдругъ всталъ, махнулъ рукой съ видомъ, который говорилъ о принятомъ безповоротно ршеніи, и прошелъ къ себ въ спальню.

А черезъ нсколько минутъ изъ спальни вышелъ безпутный молодой рабочій съ козлиной бородкой и видимо навесел. Закуривъ о лампу глиняную трубку, рабочій вышелъ на улицу. Я, улыбаясь, проводилъ его до выходной двери.

— Я вернусь черезъ часъ, Ватсонъ!— послышалось изъ ночной темноты.

Я понялъ, что Гольмсъ начинаетъ кампанію противъ Чарльза-Августа Мильвертона, но могъ ли я предвидть, что эта кампанія приметъ такой странный оборотъ?

Гольмсъ переодвался рабочимъ и уходилъ изъ дома нсколько дней подъ рядъ. Мелькомъ онъ сказалъ мн, что цлью его путешествій является Гэмпстедъ и что онъ не теряетъ тамъ времени даромъ. Вотъ и все, что я зналъ первые дни.

Но вотъ однажды вечеромъ,— это былъ ненастный вечеръ, дождь такъ и хлесталъ въ окна,— Гольмсъ, наконецъ, посвятилъ меня въ свой секретъ.

Вернувшись домой и переодвшись въ халатъ, онъ услся у камина и весело разсмялся.

— А, что, Ватсонъ, способенъ я, по вашему мннію, къ семейной жизни?— спросилъ онъ.

— Что за вопросъ? Разумется, нтъ.

— Ну такъ знайте же, что я помолвленъ.

— Милый мой, поздр…

— Да, да, помолвленъ съ горничной Мильвертона.

— Боже мой, что вы говорите, Гольмсъ?!

— Видите ли, мн нужно было узнать кое-что.

— Но все-таки вы зашли слишкомъ далеко.

— Что длать, такъ пришлось, она знаетъ меня подъ фамиліей Эскотта. Я — кровельщикъ и у меня есть свое собственное маленькое дло. Каждый вечеръ я прогуливаюсь съ своей невстой и мы очень мило бесдуемъ. О, что это за разговоры, вы себ и представить не можете. Такъ или иначе, а я своего добился. Домъ Мильвертона я знаю теперь какъ свои пять пальцевъ.

— Но какъ же быть съ двушкой, Гольмсъ?— спросилъ я.

Онъ пожалъ плечами.

— Ну, этому помочь нельзя, Ватсонъ,— сказалъ онъ,— что длать? Когда на стол такая большая ставка, приходится играть на всхъ картахъ, которыя попадутъ подъ руку. Впрочемъ, вы не очень тревожьтесь, Ватсонъ, о чувствахъ этой почтенной двицы. Дло въ томъ, что у меня есть соперникъ и она скоро утшится… Ахъ, какая чудная сегодня ночь!

— Какъ? Вамъ нравится такая погода?

— Да, такая погода какъ разъ мн и нужна. Я, Ватсонъ, собираюсь этой ночью ограбить домъ Мильвертона.

У меня даже духъ захватило, а по спин побжали мурашки. Гольмсъ говорилъ спокойнымъ, увреннымъ тономъ, и я сразу понялъ, что онъ не отступится отъ своего ршенія.

Мысли вихремъ закружились въ моей голов. Я живо представилъ себ Гольмса въ роли грабителя. Что можетъ выйти изъ этого? Понятно, что: насъ накроютъ, схватятъ и имя человка, проведшаго всю жизнь честно, будетъ опозорено навсегда. Бдный Гольмсъ! Онъ спасаетъ другихъ отъ ненавистнаго Мильвертона, а пожалуй и самъ-то попадется ему въ лапы.

И я не утерплъ, чтобы не сказать:

— Ради Бога, Гольмсъ, подумайте о томъ, что вы хотите длать.

— Я долго думалъ, хорошо думалъ объ этомъ дл, дорогой товарищъ,— отвтилъ онъ,— вдь вы меня знаете, я наспхъ ничего не длаю. Согласенъ, что я затваю слишкомъ смлое и, если хотите, опасное дло, но что же длать, если иного выхода нтъ? Давайте-ка обсудимъ этотъ вопросъ какъ слдуетъ. Полагаю, вы согласны съ тмъ, что мое намреніе преступно только съ формальной стороны. Въ нравственномъ же отношеніи оно вполн безукоризненно. Мы ограбимъ его только для того, чтобы отнять эту записную книжку. Вдь вы же хотли мн тогда помочь въ этомъ.

Я подумалъ нсколько секундъ.

— Да,— сказалъ я,— мы не совершимъ ничего безнравственнаго, если не возьмемъ у него ничего, кром тхъ предметовъ, которыми онъ пользовался въ незаконныхъ цляхъ.

— Совершенно врно. Стало-быть, моя идея вполн нравственна. Что насъ можетъ затруднять въ данномъ случа, такъ это вопросъ нашей личной безопасности. Но разв можетъ толковать объ опасностяхъ порядочный человкъ, когда женщина обращается къ нему съ просьбой о помощи?

— Но, вдь, вы себя ставите въ ложное положеніе!

— Ну да, въ этомъ-то и заключается опасность, рискъ… Но какимъ инымъ способомъ я могу добыть эти письма? У бдной лэди Евы нтъ денегъ и нтъ родственниковъ, которымъ она могла бы поврить свою тайну. Завтра истекаетъ срокъ, назначенный Мильвертономъ. Если она не внесетъ денегъ, негодяй сдержитъ свое слово и погубитъ ее. Что-же мн остается? Или я долженъ предоставить эту даму ея собственной судьб, или сдлать послднюю попытку. Между нами, Ватсонъ, но я смотрю на это дло съ спортсменской точки зрнія. Между мной и Мильвертономъ началась своего рода дуэль. Вначал, какъ вы видли, онъ одержалъ надо мной верхъ. Мое самолюбіе затронуто. Я буду биться за финишъ.

— Не нравится мн это дло, но что же длать, если такъ нужно. Когда же мы отправимся?— спросилъ я.

— Вы останетесь дома.

— А если я останусь дома, то и вы не пойдете,— отвтилъ я,— вы не пойдете, даю вамъ честное слово, а слова я никогда еще своего не нарушалъ. Если вы откажетесь взять меня съ собой, я беру извозчика, ду въ полицію и заявлю тамъ о вашей поздк.

— Но вы мн не нужны.

— Почемъ вы знаете? Вы не можете предвидть всего. Такъ или иначе, а я ршилъ итти съ вами. У меня тоже есть самолюбіе.

Гольмсъ былъ немножко раздосадованъ, но потомъ лицо у него прояснилось и онъ похлопалъ меня по плечу.

— Ладно, ладно, товарищъ, пусть будетъ такъ,— сказалъ онъ,— мы живемъ столько лтъ въ одной комнат, что не будетъ ничего удивительнаго въ томъ, если попадемъ въ одну тюремную камеру. Знаете, Ватсонъ… Ужъ такъ и быть, я признаюсь вамъ… Меня всегда преслдовала мысль о томъ, что изъ меня могъ бы выйти очень недурной преступникъ. Вотъ теперь и насталъ моментъ попробовать себя на этомъ поприщ. Поглядите-ка…

Онъ вынулъ изъ ящика стола небольшой кожаный футляръ и открылъ его. Я увидалъ цлый рядъ блестящихъ инструментовъ. Гольмсъ началъ объяснять:

— Вотъ глядите, это первоклассный инструментъ для взлома замковъ. Поглядите-ка, какъ онъ чисто сдланъ, можно сказать, послднее слово науки… А вотъ эта вещичка съ алмазомъ на конц употребляется для того, чтобы вырзывать стекла на рамахъ оконъ. Рукоятка никкелированная, просто прелесть, что за вещичка, неправда ли? А вотъ отмычки опять-таки самыя усовершенствованые. Законъ цивилизаціи сказался и въ фабрикаціи воровскихъ инструментовъ. Кром всего прочего у меня есть потайной фонарь. Все, однимъ словомъ предусмотрно, Ватсонъ. А скажите, есть у васъ башмаки, не производящіе шума?

— У меня есть башмаки для лаунъ-тенниса, съ гуттаперчевыми подошвами.

— Превосходно, а маска?

— Я могу сдлать пару масокъ изъ шелка.

— Эге, да я вижу, что и у васъ есть преступныя наклонности. Отлично, длайте же маски. Передъ уходомъ изъ дома мы устроимъ себ холодный ужинъ. Теперь половина десятаго. Въ одиннадцать часовъ мы будемъ у церковныхъ рядовъ, а оттуда до Апильдоръ-Тауэрса четверть часа ходьбы. Мы можемъ приняться за работу еще до полуночи. Мильвертонъ ложится спать аккуратно въ половин одиннадцатаго и спитъ очень крпко. Если намъ повезетъ, мы вернемся домой къ двумъ часамъ съ письмами лэди Евы въ моемъ карман.

Оба мы надли открытые жилеты и смокинги. Это нужно было для того, чтобы не возбудить подозрній. Каждый встрчный подумаетъ, конечно, что мы запоздали и возвращаемся домой изъ театра. На Оксфордской улиц Гольмсъ нанялъ извозчика, который доставилъ насъ въ Гэмпстедъ. Здсь мы разсчитались съ возницей и застегнувъ пальто на вс пуговицы, двинулись къ мсту назначенія. Было страшно холодно, и втеръ пронизывалъ насъ до костей.

— Дло это надо провести деликатно,— произнесъ Гольмсъ.— Негодяй бережетъ документы въ несгораемомъ шкапу, который стоитъ въ кабинет, а этотъ кабинетъ, Ватсонъ, находится въ непосредственномъ сосдств со спальней и служитъ ей какъ бы преддверіемъ. Наше счастье заключается въ томъ, что Мильвертонъ спитъ очень крпко. Эти маленькіе толстяки всегда спятъ какъ мертвые. Агата — это невста моя — смялась, разсказывая мн объ этомъ. Она говорила мн, что будить Мильвертона очень трудно. У него есть секретарь, очень преданный ему человкъ, весь день этотъ секретарь сидитъ въ кабинет. Вотъ по этой-то причин я и затялъ произвести эту операцію ночью. Садъ Мильвертона охраняется необыкновенно свирпой собакой, но въ данномъ случа я уже принялъ надлежащія мры. Послдніе дни я началъ назначать свиданья Агат очень поздно, и она для того, чтобы мн можно было безопасно ходить по саду, запираетъ собаку въ сарай. А вотъ и домъ. Видите, какой онъ большой. Идите въ ворота, Ватсонъ, а теперь направо,— намъ нужно итти вонъ къ тмъ лаврамъ. Пора, однако, надвать маски… Такъ. Видите-ка, ни въ одномъ окн нтъ свта: наши дла идутъ отлично.

Надвъ на лицо маски изъ чернаго шелка, мы стали красться по направленію къ молчаливому, мрачному дому. Съ одного бока виднлась длинная, обсаженная деревьями веранда, на которую выходило нсколько оконъ и дв двери.

— Вотъ здсь его спальня,— шепнулъ Гольмсъ,— а вотъ эта дверь прямо въ кабинетъ. Намъ, конечно, было бы пряме войти въ нее, но она запирается на замокъ и на засовъ. Пожалуй, шума много надлаешь, а поэтому идите дальше. Вотъ черезъ эту оранжерею мы проникнемъ прямо въ гостиную.

Оранжерея была заперта, но Гольмсъ ловко выставилъ стекло, просунулъ руку и отперъ дверь. Мы вошли, дверь за нами затворилась, а мы тмъ самымъ превратились въ нарушителей закона. Тяжелый, теплый воздухъ оранжереи, острый запахъ тропическихъ растеній душили меня. Гольмсъ поймалъ въ темнот меня за руку и быстро повелъ меня впередъ. Втки пальмъ хлестали насъ по лицамъ. Пройдя нкоторое разстояніе, мы добрались до двери. Гольмсъ отворилъ ее и мы очутились въ большой, темной комнат, въ которой пахло сигарами.. У Гольмса была замчательная, чисто кошачья способность видть въ темнот. Онъ ловко пробирался между мебелью и мы скоро добрались до другой двери. Гд мы? Я протянулъ руку и нащупалъ на стн одежду. Ага, должно быть, это коридоръ!

А Гольмсъ все шелъ впередъ. Вотъ онъ отворилъ тихонько дверь направо. Кто-то выскочилъ изъ нея прямо на насъ, сердце у меня замерло, но потомъ, когда я сообразилъ, что это кошка, мн захотлось смяться.

Въ комнат, въ которую мы вошли, топился каминъ и опять-таки воздухъ былъ пропитанъ табачнымъ дымомъ. Гольмсъ вошелъ на цыпочкахъ, впустилъ меня и затворилъ дверь.

Мы стояли въ кабинет Мильвертона. Въ глубин комнаты виднлась портьера, ведущая въ спальню.

Каминъ ярко топился и хорошо освщалъ комнату. У двери я замтилъ электрическую кнопку, но мы ршили не освщать комнаты. Сбоку камина тяжелая занавсь скрывала окно, мимо котораго мы прошли на веранду, съ другой стороны камина была дверь на балконъ. Письменный столъ стоялъ по средин комнаты. Передъ нимъ стояло вращающееся сиднье, покрытое блестящимъ краснымъ сафьяномъ. Прямо противъ стола красовался большой книжный шкапъ, на которомъ виднлась мраморная статуя Аины. Въ углу между шкапомъ и стной мы увидли и нужный намъ несгораемый шкапъ. Огонь изъ камина блестлъ на его полированной металлической поверхности. Гальмсъ прокрался чрезъ комнату и потоптался у шкапа, затмъ онъ, попрежнему соблюдая вс мры предосторожности, приблизился къ портьер, наклонилъ голову и стадъ прислушиваться. Въ спальн царило гробовое молчаніе.

Я былъ занятъ своими мыслями. Полагая, что надо предусматривать возможность поспшнаго отступленія, я приблизился къ двери, ведущей на балконъ и сталъ ее осматривать. Къ моему великому изумленію, дверь оказалась отпертой. Я тронулъ Гольмса за руку и показалъ ему на дверь. Онъ даже вздрогнулъ. Очевидно, онъ былъ удивленъ этимъ открытіемъ.

— Не нравится это мн, вотъ что!— шепнулъ онъ мн прямо въ ухо,— я совершенно не могу понять этого обстоятельства… Однако, намъ терять времени нельзя.

— Я вамъ могу помочь чмъ-нибудь?

— Нтъ, стойте у двери. Если вы услышите шаги на балкон, заприте дверь и мы уйдемъ тмъ же путемъ, какимъ пришли. Если же въ комнату войдетъ кто-нибудь оттуда, то мы, если окончимъ къ тому времени наше дло, уйдемъ черезъ садъ, и, если не окончимъ, то спрячемся за эту занавску. Вы меня поняли?

Я кивнулъ головой и сталъ у двери. Страхъ у меня совсмъ прошелъ и мн было весело. Роль преступника мн понравилась. Это было куда интересне, чмъ вс прежнія наши приключенія.

Да и преступленіе-то, которое мы совершали, было совсмъ необыкновенное. Мы задавались возвышенной цлью, мы вели себя какъ самоотверженные рыцари. Нашъ противникъ принадлежалъ къ разряду несомнннйшихъ и отъявленнйшихъ негодяевъ. Вообще говоря, вся эта исторія меня начала страшно интересовать.

Я не думалъ о противозаконности нашихъ поступковъ, я ликовалъ и радовался, опасности, сопряженныя съ нашей затей, совсмъ меня не страшили.

Я съ восхищеніемъ слдилъ за Гольмсомъ, который началъ вынимать свои воровскіе инструменты. Онъ былъ спокоенъ и философски копался въ нихъ, выбирая то, что ему нужно. Въ эту минуту онъ былъ похожъ на хирурга, приступающаго къ трудной операціи.

Гольмсъ, какъ мн было хорошо извстно, былъ прямо помшанъ на несгораемыхъ шкапахъ. Онъ уврялъ, что можетъ открыть любой замокъ. И вотъ случай теперь давалъ ему возможность примнить свои таланты къ практик. Онъ стоялъ лицомъ къ лицу съ зеленымъ, отливающимъ золотомъ дракономъ, который хранилъ въ своей пасти репутаціи столькихъ прекрасныхъ дамъ.

Гольмсъ началъ располагаться. Онъ засучилъ рукава, повсилъ на стулъ пальто и положилъ около себя долото, два бурава и нсколько отмычекъ. Я стоялъ у средней двери и наблюдалъ за обоими выходами, готовый ко всмъ случайностямъ.

Впрочемъ, это мн такъ казалось только потому, что въ случа чего, я, конечно бы, растерялся.

Около получаса Гольмсъ работалъ чрезвычайно энергично. Онъ бралъ въ руки то одинъ, то другой инструментъ и дйствовалъ ими необычайно искусно. Любой механикъ позавидовалъ бы его ловкости.

И вотъ, наконецъ, раздалось какое-то звяканье и крышка чудовища открылась. Мы увидли разложенные на полкахъ пакеты. Ихъ было много, вс они были перевязаны, запечатаны и подписаны.

Гольмсъ взялъ одинъ изъ пакетовъ, но читать при мигающемъ свт камина было трудно, электричество зажигать намъ не хотлось,— это былъ все-таки рискъ, вдь въ сосдней комнат спалъ Мильвертонъ.

И Гольмсъ взялъ въ руки потайной фонарь, собираясь прочитать подпись на пакет.

Но вдругъ онъ опустилъ фонарь и сталъ прислушиваться.

Еще мгновеніе,— и Гольмсъ быстро закрылъ шкапъ, подхватилъ пальто, засунулъ инструменты въ карманъ и бросился къ занавск около окна. Я послдовалъ его примру.

Только теперь, стоя рядомъ съ товарищемъ за занавсью я понялъ, почему такъ внезапно встревожился Гольмсъ, обладающій боле тонкимъ слухомъ, нежели я. Гд-то вдали послышался шумъ, хлопнула дверь…

Мы ждали, затаивъ дыханіе.

Смутный, глухой шумъ постепенно превращался въ размренный стукъ чьихъ-то тяжелыхъ шаговъ. Кто-то быстро подходилъ къ кабинету. Вотъ дверь отворилась. Кто-то повернулъ кнопку въ стн и комната сразу освтилась. Дверь заперли, и до насъ донесся острый запахъ сигары.

Вошедшій зашагалъ взадъ и впередъ по комнат, онъ ходилъ совсмъ близко около насъ. Наконецъ, раздался скрипъ кресла, шумъ шаговъ прекратился, мы услышали, какъ ключъ щелкнулъ въ замк письменнаго стола, а черезъ секунду раздалось шуршаніе бумаги.

До сихъ поръ я не осмливался выглянуть изъ своего убжища, но теперь я ршился, наконецъ, раздвинуть немного занавски. Гольмсъ то же выглянулъ.

Прямо противъ насъ, совсмъ близко, виднлась широкая, сутулая спина Мильвертона.

И такъ вс наши расчеты оказались ошибочными. Мильвертонъ и не думалъ спать, а сидлъ гд-нибудь, въ дальней части дома, въ комнат, свтъ изъ которой не виденъ изъ сада. Въ пол нашего зрнія была широкая, сдая голова съ большой лысиной.

Мильвертонъ сидлъ, откинувшись на спинку сафьяннаго кресла и вытянувъ ноги. Въ углу рта торчала большая черная сигара.

На шантажист былъ надтъ домашній, щеголевато-скромный пиджакъ свтлаго цвта, съ бархатнымъ воротникомъ. Въ рукахъ онъ держалъ бумагу, какъ кажется, какой-то юридическій актъ. Онъ лниво читалъ его, по временамъ пуская клубы дыма.

Сидлъ онъ спокойно и комфортабельно, не собираясь, повидимому, уходить. Намъ приходилось стоять и ждать событій за нашей занавской.

Рука Гольмса дотронулась до моей. Я почувствовалъ его ободряющее рукопожатіе.

— Не бойтесь, все идетъ хорошо, мы свое дло сдлаемъ!— говорило мн это рукопожатіе. Но я былъ въ смертельной тревог. Мн съ моего мста было прекрасно видно, что дверь несгораемаго шкапа притворена не плотно. А что, если Мильвертонъ увидитъ это?..

И я мысленно ршилъ, что въ случа чего, я брошусь на шантажиста, закутаю ему голову своимъ пальто, повалю его на подъ и буду его держать въ такомъ положеніи, пока Гольмсъ не сдлаетъ того, что ему нужно.

Но Мильвертонъ не глядлъ на шкапъ. Онъ былъ весь погруженъ въ чтеніе и медленно перелистывалъ юридическій актъ.

Когда же это кончится? Одно время я думалъ, что докуривъ сигару и дочитавъ бумагу, Мильвертонъ ляжетъ спать, но окончить чтеніе документа ему не пришлось. Приключеніе наше совершенно внезапно приняло новый и неожиданный оборотъ.

Нсколько разъ Мильвертонъ поглядывалъ на часы, одинъ разъ онъ даже привсталъ, а затмъ снова сдъ, сдлавъ нетерпливое движеніе рукою. Неужели же онъ кого-нибудь ждетъ? Эта мысль мн и въ голову не приходила. Было ужъ очень поздно. Но вдругъ на балкон раздались чьи-то тихіе шаги. Мильвертонъ пересталъ читать и выпрямился въ своемъ кресл. Шаги сдлалась еще явственне и, наконецъ, въ большую дверь осторожно постучали. Мильвертонъ всталъ и отворилъ дверь.

— Нечего сказать, хороши, опоздали на цлые полчаса,— сказалъ онъ грубо.

И мы, стоя за занавской поняли, наконецъ, почему была отперта балконная дверь и почему Мильвертонъ такъ поздно не ложился спать. Послышался шелестъ женскаго платья, лицо Мильвертона обратилось къ намъ и я поспшно задвинулъ занавсь. Только черезъ нсколько секундъ я осмлился взглянуть снова.

И я увидлъ опять Мильвертона. Онъ попрежнему сидлъ въ кресл и сигара какъ-то нагло высовывалась изъ его рта. Прямо передъ нимъ, ярко освщенная электрическимъ свтомъ, стояла высокая, тонкая черноволосая женщина, лицо ея было, закрыто густой вуалью. Она стояла, закутанная въ широкій плащъ.

Незнакомка учащенно дышала, видно было, что она чмъ-то сильно взволнована.

— Ну, милая моя,— сказалъ Мильвертонъ,— вы меня лишили нсколькихъ часовъ драгоцннаго ночного отдыха. Надюсь, что это произошло не напрасно… Неужели вы мн не могли назначить боле удобнаго времени для свиданья? А?..

Женщина покачала головой.

— Ну, ну ладно, вижу, что было нельзя,— произнесъ Мильвертонъ,— да-съ, милая моя, я знаю, что графиня дурно съ вами обращается. Вотъ и прекрасно, теперь вы можете взять реваншъ… Однако, дорогая моя, вы дрожите. Съ чего бы это? Успокойтесь, прошу васъ, успокойтесь. Волноваться нечего, лучше поговоримъ о дл…

Мильвертонъ выдвинулъ одинъ изъ ящиковъ письменнаго стола и вынувъ какую-то бумажку, продолжалъ:

— Вы говорите, что у васъ есть пять писемъ, компрометирующихъ графиню. Вы согласны ихъ продать. Что же, я ихъ съ удовольствіемъ куплю. Прекрасно, дорогая моя, прекрасно. Весь вопросъ въ цн, а для того, чтобы опредлить цну, надо посмотрть письма. Если письма дйствительно хороши… Боже мой! Боже мой!

Мильвертонъ привскочилъ и воскликнулъ:

— Такъ это вы?!.

Женщина, ни говоря ни слова, растегнула плащъ и сняла вуаль.

Я увидлъ красивое, смуглое, рзко очерченное лицо… Черты этого лица мн хорошо памятны: орлиный носъ, густыя темныя брови дугой, сверкающіе глаза, тонкія, крпко сжатыя губы и не предвщающая ничего добраго улыбка…

— Да это я, это — женщина, которую вы погубили,— услышали мы.

Мильвертонъ разсмялся, но въ этомъ смх ясно различалась тревога.

— Ахъ сударыня, вовсемъ виновато ваше упрямство,— сказалъ онъ,— зачмъ вы заставили меня прибгнуть къ крайнимъ мрамъ? Я, сударыня моя, человкъ добрый, мухи не обижу, но вдь надо же заработывать хлбъ?.. Вы сами, дорогая моя, поставили меня въ такое положеніе… Вспомните ка, я и цну вамъ назначилъ сходную, а вы почему-то не захотли платить.

— Да, я все помню,— произнесла незнакомка,— вы послали эти письма моему мужу и онъ не могъ перенести позора… Вы знаете, что этотъ благородный человкъ умеръ. Погибъ человкъ большой, человкъ, обуви котораго я не была достойна раз вязать. Вы, конечно, помните, какъ я приходила сюда ночью, какъ я просила и умоляла васъ о помилованіи… Вы не вняли моимъ мольбамъ, вы смялись надо мной… Вы и теперь пытаетесь надо мною смяться, но это вамъ не удается. Я вижу, какъ дрожатъ ваши губы. Вы трусите, Мильвертонъ! Вы думали, что никогда ужъ меня не увидите, но я… Та ночь научила меня, какъ къ вамъ пробраться и какъ поговорить съ вами наедин. Ну, Чарльзъ Мильвертонъ, что вы скажете въ свое оправданіе?

Мильвертонъ вскочилъ съ кресла и произнесъ заикаясь:

— Ужъ не думаете ли вы меня запугать? Мн только стоитъ возвысить голосъ и сюда войдетъ прислуга Васъ схватятъ, сударыня, и отправятъ въ полицію. Но я не стану поднимать скандалъ, я извиняю вамъ вашъ гнвъ, онъ мн понятенъ. Я ограничусь тмъ, что попрошу васъ удалиться. Я не желаю боле съ вами разговаривать.

Женщина стояла неподвижно. На губахъ ея играла убійственная улыбка. Одна рука ея была сокрыта подъ плащемъ на груди.

— Слушайте, Мильвертонъ,— отвтила она,— вы меня погубили, но боле вамъ никого ужъ не удастся погубить. Вы разбили мое сердце, но другія сердца вы ее разобьете. Я освобожу отъ васъ міръ, вы — ядовитое существо, Мильвертонъ… Вотъ теб, собака, вотъ теб, вотъ теб!..

Стоя въ двухъ шагахъ отъ Мильвертона, она вынула изъ-за пазухи маленькій, блестящій револьверъ и стала въ него стрлять. Раздался сперва одинъ выстрлъ, затмъ другой, затмъ третій…

Мильвертонъ отшатнулся назадъ… Онъ оперся на письменный столъ, отчаянно закашлялъ а затмъ сталъ шарить по столу руками…

Затмъ онъ зашатался…

Раздался еще выстрлъ и Мильвертонъ упалъ на полъ.

— Вы меня прикончили!— закончилъ онъ.

Затмъ его тло вытянулось и онъ замолкъ навсегда.

Женщина приблизилась къ нему, поглядла въ его неподвижное лицо, а затмъ поставила на это лицо ногу…

Но Мильвертонъ не двигался.

Я невольно задернулъ занавсь. Послышалось шуршанье платья, потянуло свжимъ ночнымъ воздухомъ,— и мстительница исчезла.

Мы, конечно, не могли вмшиваться въ это дло и спасти Мильвертона отъ его судьбы, но я страшно волновался. Когда женщина стала стрлять, я сдлалъ попытку выскочить изъ-за занавски, во остановился. Моя рука была удержана Гольмсомъ. Это было холодное, твердое рукопожатіе, я понялъ, что хотлъ сказать этимъ жестомъ мой другъ.

— Не вмшивайся въ это дло, гляди и наблюдай, пускай негодяй получитъ то, что онъ заслужилъ, у насъ здсь свое дло,— точно говорилъ мн Гольмсъ.

Едва женщина вышла изъ комнаты, какъ Гольмсъ быстро и тихо подошелъ къ двери и заперъ ее. Въ дом послышались голоса, началась бготня по коридорамъ.

Револьверные выстрлы разбудили прислугу.

Гольмсъ, сохраняя полное спокойствіе, приблизился къ несгораемому шкапу и, захватовъ цлую охапку писемъ, швырнулъ ихъ въ каминъ. Дверная ручка задвигалась. Кто-то ломился въ комнату. Не обращая на это вниманія, Гольмсъ продолжалъ свое дло и продолжалъ его — пока шкапъ совсмъ не опустлъ.

Въ дверь стучались. Гольмсъ быстро оглянулся кругомъ и приблизился къ столу. На немъ валялось выпачканное въ крови письмо, оказавшееся для Мильвертона встникомъ смерти. Гольмсъ скомкалъ и его и швырнулъ въ огонь.

Затмъ онъ отперъ балконную дверь, вышелъ изъ комнаты и, заперевъ ее снаружи, сказалъ:

— За мною, Ватсонъ, мы перелземъ черезъ стну сада и исчезнемъ!

Я никакъ не ожидалъ, чтобы тревога поднялась такъ быстро. Въ то время, какъ мы бжали, я оглянулся назадъ и увидалъ, что весь домъ ярко освщенъ. Передняя дверь была отворена и по садовой алле мчались въ темнот человческія фигуры. Весь садъ былъ полонъ людей. Одинъ изъ лакеевъ замтилъ насъ и, громко крича, пустился въ слдъ за нами.

Но Гольмсъ, повидимому, прекрасно зналъ мстоположеніе. Онъ ловко лавировалъ между клумбами и кустами, а я слдовалъ за нимъ по пятамъ. Нашъ преслдователь, однако, не отставалъ отъ насъ, и я явственно слышалъ его тяжелое дыханіе.

Наконецъ мы достигли высокой, по крайней мр въ шесть футовъ высоты, стны. Гольмсъ ловко вскарабкался на нее и очутился на другой сторон. Я послдовалъ его примру, но въ этотъ моментъ сочувствовалъ, что кто-то схватилъ меня за ногу. Я сдлалъ отчаянное усиліе и, ударивъ въ лицо свободной ногой своего неизвстнаго преслдователя, высвободился и очутился на свобод.

Я, впрочемъ, сильно поторопился и упалъ лицомъ прямо въ кустъ. Гольмсъ поднялъ меня и мы пустились бжать во весь духъ по пустырямъ Гэмпстеда.

Пробжавъ такимъ образомъ мили дв, Гольмсъ остановился и сталъ внимательно прислушиваться

Вокругъ насъ царило гробовое молчаніе. Преслдователи наши остались далеко позади и мы были въ полной безопасности.

——

На другой день, плотно позавтракавъ, мы сидли въ своей столовой и мирно курили. Раздался звонокъ и черезъ минуту въ комнату вошелъ Лестрадъ, извстный читателямъ дятель Скотландъ-Ярда.

Видъ у полицейскаго инспектора былъ чрезвычайно торжественный.

— Добрый день, мистеръ Гольмсъ, добрый день,— произнесъ онъ,— а скажите мн, очень ли вы заняты?

— Не настолько, чтобы не имть времени съ вами побесдовать,— отвтилъ мой пріятель.

— Видите ли, мистеръ Гольмсъ, въ Гэмпстед случилась довольно загадочная исторія… Я и пришелъ, собственно говоря, просить васъ помочь намъ въ этомъ дл, если, конечно, у васъ есть свободное время.

— Боже мой, но что же такое случилось въ Гэмпстед?— спросилъ Гольмсъ.

— Убійство, чрезвычайно драматическое и загадочное убійство. Я очень хорошо знаю, мистеръ Гольмсъ, какъ талантливо вы разбираетесь въ длахъ подобнаго рода. Вотъ я и пришелъ просить васъ създить со мною въ Апильдоръ-Тауэрсъ и подать мн вашъ компетентный совтъ. Тутъ случилось какое-то необычайное преступленіе. Этотъ Мильвертонъ… Человкъ котораго убили, былъ немножко негодяемъ и находился подъ нашимъ присмотромъ. Онъ, изволите ли видть, собиралъ разнаго рода документы, при помощи которыхъ и шантажировалъ. Вс эти бумаги сожжены убійцами. Цнныхъ вещей и денегъ убійцы не взяли. Отсюда можно заключить, что преступники — люди съ положеніемъ и что преступленіе совершено ими не въ корыстныхъ цляхъ.

— Вы говорите о преступникахъ: значитъ, ихъ было нсколько?— спросилъ Гольмсъ.

— Да, преступниковъ было двое. Ихъ даже чуть не захватили на мст преступленія. Мы имемъ ихъ слды и даже можемъ описать ихъ наружность. Я могу поставить десять противъ одного, что мы изловимъ этихъ молодцовъ. Одинъ изъ нихъ былъ попроворне и ему удалось безслдно ускользнуть, ну а второй былъ настигнутъ помощникомъ садовника и едва вырвался. Этотъ послдній былъ средняго роста и очень крпко сложеннымъ человкомъ. Подбородокъ у него былъ четвероугольный, шея толстая, густые усы и маска на лиц.

— Ну это довольно неопредленное описаніе, эти признаки могутъ подойти и къ Ватсону,— сказалъ Гольмсъ.

Инспекторъ развеселился и произнесъ:

— Да, да, вы правы, эти признаки подходятъ къ dr. Ватсону.

Гольмсъ, улыбаясь, покачалъ головою.

— Жаль мн вамъ отказывать, Лестрадъ, но я, право, ничмъ не могу помочь вамъ,— сказалъ онъ,— дло въ томъ, что я зналъ этого Мильвертона и всегда его считалъ однимъ изъ самыхъ опасныхъ людей во всемъ Лондон. Есть, Лестрадъ, преступленія, которыя нельзя карать, есть случаи, когда мы должны признать за отдльными лицами право сведенія счетовъ съ врагами. Не возражайте мн, пожалуйста, Лестрадъ, у меня составился уже опредленный взглядъ на это дло. Я симпатизирую преступникамъ, а не ихъ жертв. Да, да! За это дло я ни за что не возьмусь.

——

Со мной Гольмсъ о кровавыхъ событіяхъ, которыхъ свидтелями намъ пришлось быть, не проронилъ ни слова. Онъ цлое утро былъ углубленъ въ себя и задумчивъ, глаза у него были разсянные, ничего не видящіе, было очевидно, что онъ напрягалъ память, стараясь что-то вспомнить.

Мы сидли и завтракали. Вдругъ онъ всталъ съ мста и закричалъ:

— Ей-Богу, Ватсонъ, я вспомнилъ, право же я вспомнилъ это! Берите шляпу и идите за мною.

И онъ поспшно вышелъ на улицу и зашагалъ внизъ по Бэкеровской улиц. Пройдя Оксфордскую улицу, мы очутились почти у цирка Регента. Налво виднлся писчебумажный магазинъ, въ витрин котораго были выставлены фотографіи знаменитыхъ людей и красавицъ.

На одну изъ этихъ карточекъ и были устремлены глаза Гольмса. Слдя за его взглядомъ, я увидалъ изображеніе величественной и красивой дамы въ придворномъ плать. На голов ея красовалась высокая брилліантовая тіара.

Я сталъ всматриваться. Да, это было ея лицо, лицо таинственной незнакомки, застрлившей Мильвертона:, тотъ же красивый, орлиный носъ, т же густыя брови и сжатыя тонкія губы, тотъ же крпкій, небольшой подбородокъ…

Затаивъ дыханіе, я прочелъ подпись подъ портретомъ. Это была супруга одного изъ крупнйшихъ вельможъ и государственныхъ дятелей Англіи.

Я взглянулъ на Гольмса, но тотъ приложилъ палецъ къ губамъ и мы пошли прочь.

Женщина съ револьверомъ.

Читайте также: