СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА
Томъ второй
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. ‘Общественная Польза’ Большая Подъяческая, No 39
1895
ЖЕНИТЬБА М-РА ТРОТТА.
ЖЕНИТЬБА М-РА ТРОТТА.
РАЗСКАЗЪ.
Женитьба м-ра Тротта, Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1880
Время на прочтение: 13 минут(ы)
М-ръ Троттъ также былъ піонеромъ. Зимою 1851 г. въ узкую долину, названную впослдствіи Ла-Портъ, прибыла партія переселенцевъ и застала его уже на мст. Онъ смастерилъ самъ изъ коры и хворосту хижину, и цлыхъ три мсяца жилъ въ ней, питаясь сухарями да ветчиною, не смотря на вс неудобства такой жизни, онъ былъ веселъ, бодръ и имлъ видъ настоящаго джентльмена. Впрочемъ, я съ удовольствіемъ предоставлю слово капитану Генри Саймсу, командовавшему партіей.
‘Мы явились къ нему неожиданно, изъ-за угла, вотъ изъ-за такой скалы, джентльмены, какъ эта, что торчитъ у васъ передъ самымъ носомъ. Замтивъ насъ, онъ вошелъ въ хижину и, спустя недолго, выходитъ оттуда — какъ бы вы думали — въ высокой шляп, въ настоящемъ цилиндр, чортъ возьми! И въ перчаткахъ, клянусь вамъ честью! Видный собой мужчина, только щеки впалыя и лицо блдное — ну, натурально, похудешь, когда поживешь въ такой собачьей конур. Но онъ ничего, снимаетъ шляпу и говоритъ:
— Радъ познакомиться съ вами, джентльмены! Боюсь, что вы порядкомъ измучились въ дорог. Не угодно-ли сигарку!— И что-же? Достаетъ прекрасную сигарочницу, гд лежали дв настоящія гаваны.— Жаль, что такъ мало, говоритъ онъ.
— Вы сами не курите? спрашиваю я.
— Рдко, говоритъ.— И вдь вралъ, потому что въ тотъ-же день я видлъ, что онъ сосалъ трубку, какъ младенецъ сосетъ соску.— Эти сигары, прибавилъ онъ. я держу для гостей.
— У васъ тутъ очень хорошая компанія, надо думать, говоритъ ему Билль Паркеръ, глядя на его перчатки и подмигивая нашимъ ребятамъ.
— Такъ… какъ бы вамъ сказать… индйцы иногда приходятъ…
— Индйцы! говоримъ мы.
— Да. Тихій народъ, смю васъ уврить. Приносили мн раза два разную дичь, я отказался, потому что этимъ бднякамъ самимъ вдь надо сть.
Это онъ все говоритъ намъ, джентльмены. Ну, вы знаете, мы сами люди смирные, но такъ какъ эти проклятые индйцы стрляли въ насъ три раза, и съ самаго Билля чуть не сняли шкуру, такъ что онъ теперь носитъ лавровый внокъ, какъ римская статуя, то вы можете себ представить, какъ нашимъ ребятамъ понравились слова этого франта. Мы приняли все это за насмшку. Билль подходитъ, смотритъ на него въ упоръ и говоритъ вжливо, безъ крика:
— Вы говорите, чортъ возьми, что ваши индйцы мирные, что они вамъ приносили дичь?
— Да, приносили! отвчалъ онъ.
— И вы отказались?
— Отказался.
— Что-жъ, врно вы ихъ этимъ очень разобидли?
— Да, они были, повидимому, огорчены.
— Конечно, говоритъ Билль. А вы, смю спросить, кто такой будете?
— Извините, говоритъ незнакомецъ,— и чортъ побери мою шкуру, если я вру.— Онъ пошарилъ въ карман, досталъ конвертикъ съ визитными карточками и, подавая Биллю, говоритъ:— Вотъ моя карточка!
Билль прочелъ вслухъ: Джэкъ Троттъ изъ Кентукки.
— Славная карточка,— говоритъ Билль.
— Радъ, что вамъ нравится, отвчаетъ тотъ.
— Я думаю, что у васъ тамъ еще много такихъ штучекъ и на всхъ написано Джэкъ, Джэкъ, Джэкъ? говоритъ Билль.
Незнакомецъ ни слова на это, только отступаетъ потихоньку назадъ, а Билль лзетъ прямо на него и оретъ:
— Ну-ка, гд ваша дичь, мистеръ Джэкъ Троттъ изъ Кентукки?
— Я не совсмъ понимаю васъ!— говоритъ тотъ, а щеки у него разгораются, какъ жаровня съ угольями.
— Спрашиваю васъ, напираетъ на него Билль, что это за перчатки? Къ чему этотъ дурацкій колпакъ? Что за насмшка надъ нами? И кто вы, говорите честью!
Незнакомецъ выпрямляется и говоритъ:— Я не стану ссориться съ гостями на своей земл, а потому позволю себ сказать, что я — джентльменъ (такъ прямо и говоритъ). Съ этими словами снимаетъ цилиндръ, низко кланяется и поворачиваетъ намъ спину, вотъ эдакимъ манеромъ. Но Билль, не долго думая, поднимаетъ правую ногу не хуже клоуна въ цирк и бацъ — сапогомъ прямо въ цилиндръ.
Что было дальше — не помню! Клянусь вамъ, джентльмены, изъ всхъ насъ только одинъ Билль могъ бы разсказать все толкомъ, что и какъ было, но онъ никогда объ этомъ не говорилъ. Помню только что-то врод вихря, не было ни выстрловъ, ничего — только пыль и буря, однимъ словомъ взрывъ! Поврите-ли, у меня въ карман, оказалось три фунта песку и камешковъ, да въ волосахъ столько же. Смотрю, а мой Билль взобрался на дерево и сидитъ на двадцать футовъ отъ земли.
— Капиташка!— кричитъ онъ мн. Что? Ураганъ прошелъ?
— Какой? спрашиваю.
— Да эта буря или чортъ ее знаетъ что?
— Думаю, что все прошло.
— Видишь, говоритъ онъ,— у меня вышло маленькое столкновеніе съ этимъ франтомъ, а онъ вдругъ подвелъ какое-то электричество… Длать нечего, надо идти извиниться.
Съ этими словами храбрый Билль слзъ внизъ и, не долго думая, отправился прямо въ хижину. Вскор они вышли оттуда, держась за руки, и Билль улыбался какъ дитя. Такъ вотъ какъ мы познакомились съ джентльменомъ изъ Ла-Порта’, закончилъ свой разсказъ капитанъ Генри Саймсъ.
Я не ручаюсь, что разсказъ достопочтеннаго капитана не содержалъ нкоторыхъ преувеличеній, и вообще исторія объ ‘электрическомъ взрыв’ навсегда останется загадочной. Но какъ бы то ни было, я знаю достоврно, что джентльмена въ цилиндр вс признали чудакомъ и онъ былъ этимъ вполн обезпеченъ отъ какихъ бы то ни было личныхъ нападокъ. Иногда пытались критиковать его, но всегда неудачно.
Разъ какой-то новичекъ, недавно поселившійся здсь, осмлился держать рчь… Надо, впрочемъ, объяснить сперва, что этотъ молодой человкъ недавно получилъ извстіе о смерти родственника въ ‘штатахъ’, т. е. на родин, въ знакъ траура, онъ надлъ широчайшую креповую ленту на свою блую шляпу, за это его заставили угостить всю компанію въ трактир или ‘отел’ м-ра Паркера. Итакъ рчь была слдующая:
‘Видите-ли, джентльмены, я, разумется, огорченъ смертью родственника, и вы за это на меня налагаете штрафъ, но справедливо-ли съ вашей стороны позволять этому господину, что сидитъ по правую руку отъ меня, щеголять въ желтыхъ лайковыхъ перчаткахъ! Я не хочу отказать вамъ въ угощеньи, джентльмены, но надо соблюдать во всемъ справедливость’.
Это воззваніе ‘къ народу’, конечно, закрыло ротъ м-ру Тротту, но за то развязало языкъ предсдателю собранія, почтеннйшему Уильяму Паркеру, кабатчику.
— Молодой человкъ! сурово сказалъ онъ. Когда вы будете вправ носить желтыя перчатки, какъ этотъ человкъ, тогда вы вправ будете и говорить. Тогда никто не запретитъ вамъ носить хоть рубашку спущенную до пояса.
Толпа одобрила эту сильную и убдительную рчь, робкій юноша заплатилъ за угощеніе и снялъ бы, не смотря на это, свою креповую повязку, если бы не вмшался въ дло самъ джентльменъ изъ Ла-Порта.
А между тмъ въ фигур джентльмена не было ничего ни внушительнаго, ни необыкновеннаго. Это былъ неуклюжій съ виду долговязый господинъ, съ длинными руками. Походка у него была своеобразная, можно было по ней угадать происхожденіе отъ предковъ индйцевъ: во время ходьбы пальцы ногъ сгибались. Лицо его имло самое безобидное выраженіе, рдко на немъ играла улыбка, да и то больше изъ вжливости, когда джентльменъ не вполн понималъ какую-нибудь шутку или остроту.
Черные волосы, выдающіяся скулы и, въ особенности, удивительные глаза еще боле обнаруживали его индйское происхожденіе. Глаза у него были не то желтоватые, не то голубые, круглые, взглядъ пристальный, спокойный и кром спокойствія ровно ничего не выражающій, не выдающій ни малйшей мысли. Этотъ взглядъ до того мало гармонировалъ съ его жестами, рчью и походкой, что нкоторые злые языки увряли, будто онъ лишился зрнія во время какой-то стычки и вставилъ себ глаза соперника. Если бы эта остроумная догадка стала извстна самому м-ру Тротту, онъ, безъ сомннія, ограничился бы только простымъ отрицаніемъ факта. Повторяю, онъ былъ положительно неспособенъ понять шутку, увидть смшное въ тхъ случаяхъ, когда вс смются. Онъ былъ всегда изумительно серьезенъ и представлялъ странный контрастъ съ большинствомъ своихъ согражданъ, умющихъ приправить шуткой самый драматическій эпизодъ. Остроумную выдумку онъ считалъ просто ложью, и въ его присутствіи рдко ршались подшутить надъ кмъ нибудь, но по той же причин онъ находился въ какомъ-то аристократическомъ отчужденіи отъ остальнаго общества.
Какъ бы то ни было, м-ръ Троттъ длилъ вс невзгоды и пользовался всми выгодами новаго поселенія, считавшаго его однимъ изъ своихъ основателей. Въ качеств настоящаго піонера, онъ получалъ нкоторый доходъ, позволявшій ему удовлетворять своимъ маленькимъ причудамъ. У него были дв главныя страсти: любовь къ чистымъ рубашкамъ и страсть длать подарки. Впрочемъ, эти подарки были скоре сентиментальными, чмъ цнными. Такъ, онъ одному близкому другу подарилъ трость, вырзанную изъ дикой лозы, которая росла на томъ самомъ мст, гд впервые была найдена знаменитая ‘Орлиная шахта’. Головка трости была взята отъ палки, доставшейся Тротту отъ его отца, а набалдашникъ былъ выкованъ изъ послдняго серебрянаго полудоллара, завезеннаго съ собою въ Калифорнію.
— И представьте себ, говорилъ съ негодованіемъ пріятель, осчастливленный этимъ подаркомъ.— Я недавно предлагалъ у Робинзона спустить ее за пять долларовъ, но ребята не захотли и предложили мн оставить позицію! Никакого, то есть, понятія о вещахъ, имющихъ, такъ сказать, нкоторую святость.
Настала весна. М-ръ Троттъ былъ единогласно выбранъ своими согражданами въ мировые судьи. Нечего и говорить, что какъ судья, онъ держалъ себя съ великимъ достоинствомъ. Онъ отличался, впрочемъ, изумительной мягкостью насчетъ назначенія штрафовъ и другихъ наказаній, чмъ не мало разочаровалъ согражданъ. Такъ, напримръ, онъ обращался къ завдомому преступнику съ такою рчью:
— Законъ требуетъ отъ меня, сэръ, посадить васъ въ тюрьму на десять дней или замнить это наказаніе пеней въ десять долларовъ. Но у васъ, вроятно, нтъ денегъ, а потому письмоводитель внесетъ за васъ изъ общественныхъ суммъ заимообразно.
Письмоводитель вносилъ деньги, а иногда судья платилъ изъ собственнаго кармана. Разъ, впрочемъ, произошелъ маленькій скандалъ: упорный преступникъ, вроятно подъ вліяніемъ злой воли, а можетъ быть жаля карманъ судьи, наотрзъ отказался отъ такого взноса. Пришлось волей-неволей отправить его въ тюрьму. Достоврные свидтели передаютъ, что это событіе окончилось самымъ изумительнымъ образомъ. Судья, одтый въ рубашку изумительной близны, (въ неизмнныхъ желтыхъ перчаткахъ, отправился въ ‘тюрьму’,— маленькое зданіе, замнявшее вмст съ тмъ городскую ратушу. Съ нкоторой торжественностью ‘судъ’ потребовалъ какіе-то отчеты и произвелъ оффиціальную ревизію. Поздно вечеромъ шерифъ или, точне, сторожъ былъ посланъ за бутылкой виски и колодой картъ. Молва прибавляетъ, что шерифъ и судья проиграли въ этотъ вечеръ — первый свое мсячное, второй годовое — жалованье бдному заключенному, что, вроятно, было сдлано съ цлью облегчить его участь и избавить его отъ скуки. Впрочемъ, многіе считаютъ эту исторію сплетней и говорятъ, что она не согласна съ достоинствомъ такого судьи, какъ м-ръ Троттъ, хотя, съ другой стороны, по доброт души онъ былъ способенъ на еще боле курьезныя дла… На этотъ разъ его мягкость могла бы нажить ему серьезныя непріятности, если бы въ вид исключенія не подвернулся слдующій случай. Нкій юный говорунъ, т. е. законникъ, пріхавшій изъ Сакраменто, велъ какое-то гражданское дло предъ судьею Троттомъ. Адвокатъ былъ крайне самоувренъ и едва скрывалъ свое презрніе къ этому ‘первобытному’ суду. Судья сидлъ, по окончаніи рчи адвоката, не шевеля ни одимъ мускуломъ, и только щеки его покраснли. Но и на этотъ разъ я предпочитаю привести показаніе очевидца:
‘Судья покраснлъ какъ ракъ, и спокойно сказалъ этому прощалыг:— Знаете-ли, молодой человкъ, что я вправ приговорить васъ къ штрафу въ пятьдесятъ долларовъ за неуваженіе къ суду?— Знаю, говоритъ прощалыга, и готовъ заплатить хоть сейчасъ.— Но знаете-ли вы, грустно прибавляетъ судья, что я вовсе не намренъ штрафовать васъ! Я уважаю свободу слова и… дйствія!… сказалъ, и не говоря дурнаго слова, хвать этого молодца за шиворотъ, приподнялъ его на воздухъ и бацъ! прямо изъ окна на улицу, въ канаву!— Перехожу къ слдующему длу, добавилъ судья, усаживаясь на свое судейское кресло, и глядя на насъ своими бльмами, какъ будто ничего особеннаго не случилось’.
Это маленькое происшествіе обошлось безъ всякихъ серьезныхъ послдствій для м-ра Тротта. Но въ томъ же самомъ трибунал, гд судья выказалъ такую доблестную твердость духа, онъ обнаружилъ необъяснимое слабодушіе, едва не стоившее ему полной утраты популярности.
Въ главномъ игорномъ дом находилась нкая лэди, съ весьма сомнительной репутаціей и слишкомъ свободными манерами. Она играла роль фортуны, т. е. вертла роковое ‘колесо счастія’. Эта самая лэди возбудила обвиненіе противъ нкоторыхъ именитыхъ гражданъ за то, что они ворвались въ ‘салонъ’ съ оружіемъ въ рукахъ и сокрушили ея рулетку. За обиженную стоялъ самъ судъ и, кром того, ей весьма симпатизировалъ одинъ джентльменъ, который, впрочемъ, не былъ ея мужемъ. Но не смотря на эту поддержку, ей не повезло. Хотя насильственное вторженіе было вполн доказано, присяжные вынесли обвиняемымъ оправдательный приговоръ, даже не выходя изъ залы суда. Судья Троттъ взглянулъ на присяжныхъ своими кроткими глазами.
— Такъ ли я васъ понимаю? Это вашъ окончательный приговоръ?
— Врно изволите говорить, ваша милость, теперь хоть сапогами стучите, ваше дло не выгоритъ, отвтилъ старшина присяжныхъ, весело и съ грубымъ добродушіемъ.
— Мистеръ клеркъ,— обратился судья къ письмоводителю,— внесите приговоръ въ протоколъ, и вслдъ за тмъ пишите, что я отказываюсь отъ чести быть судьею въ этомъ суд.
Онъ всталъ и удалился. Напрасно многіе вліятельные граждане поспшили за нимъ, упрашивая его не горячиться попусту, напрасно доказывали они, что изъ-за такой ничтожной женщины не стоило портить себ кровь и что самое дло не стоитъ выденнаго яйца, а тмъ боле такой серьезной жертвы. Напрасно сами присяжные убждали его, что онъ наноситъ имъ личное оскорбленіе своей отставкой. Судья Троттъ быстро повернулся къ старшин присяжныхъ и румянецъ покрылъ его щеки.
— Я васъ не понимаю, сказалъ онъ.
— Я сказалъ, скороговоркой отвтилъ старшина, что не стоитъ боле спорить объ этомъ дл.— И онъ, какъ подобало его оффиціальному положенію, немного выдвинулся впередъ изъ группы присяжныхъ.
Но судья Троттъ никогда боле не сидлъ на судейскомъ кресл.
Прошелъ мсяцъ. Однажды, въ сумерки, м-ръ Троттъ сидлъ ‘подъ тнью своей смоковницы’, т. е. высокаго краснаго дерева, передъ дверью той самой хижины, гд мы его встртили въ начал разсказа. Вдругъ онъ сталъ смутно сознавать, что видитъ женскую фигуру и слышитъ женскій голосъ. Джентльменъ съ минуту не ршался, но затмъ приставилъ къ глазу большой золотой лорнетъ, составлявшій предметъ его послдней моды или причуды. Фигура была, повидимому, незнакомая, но голосъ показался знакомымъ. Да, безъ сомннія, это та самая лэди, которая фигурировала въ роковомъ процесс. Здсь скажу кстати, что ее звали мамзель Клотильда Монморенси. По французски она не говорила и въ жилахъ ея текла англійская кровь, но она присвоила себ французское имя, вроятно, въ честь того, что сограждане считали рулетку иностранной игрой.
— Я бы желала знать, сказала миссъ Клотильда, усаживаясь на скамью рядомъ съ м-ромъ Троттомъ, — т. е. я и Джэкъ Вудсъ мы желали бы знать, какъ великъ убытокъ, причиненный вашему карману этой отставкой?
Бывшій судья едва разслышалъ ея слова, такъ былъ онъ изумленъ этой встрчей, и только пробормоталъ:
— Я, кажется, имю удовольствіе говорить съ миссъ…
— Вы, врно, хотите сказать, что вы меня не знаете, никогда меня прежде не видали и что не желаете меня боле видть, и вы хотите вжливымъ манеромъ отдлаться отъ меня,— сказала миссъ, стараясь казаться спокойною и сгребая въ кучу концомъ зонтика сухіе листья, лежавшіе на песк, какъ будто желая зарыть въ нихъ волновавшія ея чувства.— Я миссъ Монморенси. Я вамъ сказала, что Джэкъ и я мы подумали, что вдь вы стояли за насъ горою, когда эти собаки вынесли свой дьявольски лживый приговоръ, Джэкъ и я мы подумали, что вамъ не совсмъ къ лицу потерять такое мсто изъ-за меня. ‘Узнай отъ судьи, говоритъ онъ, во что онъ цнитъ убытокъ отъ своей отставки, пусть высчитаетъ по пальцамъ’. Это Джэкъ говоритъ. Онъ аккуратный человкъ, скажу вамъ про него.
— Я васъ, кажется, не понимаю, отвтилъ бывшій судья, просто и безъ раздраженія.
— Вотъ, вотъ! Это самое!— продолжала миссъ Клотильда съ едва подавленной горечью. Я такъ и сказала Джэку. Я ему говорю: судья не пойметъ ни меня, ни тебя, онъ не захочетъ съ нами разговаривать. Вдь онъ встртилъ меня на улиц въ прошлый четвергъ и не обратилъ вниманія, даже не отвтилъ, когда я ему поклонилась первая.
— Дорогая мадамъ!— поспшно сказалъ м-ръ Троттъ. Увряю васъ, вы ошибаетесь. Я не видлъ васъ. Прошу васъ, врьте мн. Фактъ тотъ… мн совстно самому сознаться въ этомъ, но я чувствую, что съ каждымъ днемъ мое зрніе становится все слабе и слабе.— Онъ умолкнулъ и вздохнулъ. Миссъ Монморенси, глядя ему прямо въ лицо, увидла, что онъ поблднлъ и взволнованъ. Женская чуткость тотчасъ подсказала ей, что онъ обиженъ тмъ, что ему показалось намекомъ въ ея словахъ относительно его физическаго недостатка, т. е. его уродливыхъ глазъ. Ей тотчасъ стало жаль его. Женщина не можетъ простить мужчин только такого уродства, для котораго не находитъ какого-нибудь объясненія.
— Такъ вы въ самомъ дл меня не узнали,— сказала миссъ Клотильда, нсколько смягчившись, но все еще чувствуя себя неловко.
— Боюсь, что не узналъ… сказалъ Троттъ, съ улыбкой, и какъ-бы желая загладить свою вину.
Миссъ Клотильда помолчала съ минуту.
— Вы хотите сказать, что не могли разсмотрть моего лица и тогда, когда я сидла въ суд?
М-ръ Троттъ покраснлъ.
— Боюсь, что я видлъ только такъ… смутныя очертанія,— поправился онъ.
— На мн была,— поспшно заговорила миссъ,— на мн была, знаете, соломенная шляпа съ красной шелковой лентой, и ленты были завязаны подъ подбородкомъ. Вспоминаете теперь?
— Я… то-есть… Я боюсь…
— И еще пестрая шелковая косынка, тревожно прибавила миссъ Клотильда.
Судья Троттъ улыбнулся вжливо, но смущенно…
Миссъ Клотильда поняла, что онъ совсмъ не разглядлъ ея рдкостнаго и изящнаго туалета. Она снова сгребла листья и воткнула зонтикъ въ сырую землю.
— Такъ вы, значитъ, никогда меня не видли!
— Никогда, вполн ясно…
— Если вы не обидитесь на меня за такой вопросъ, вдругъ сказала она,— что же васъ заставило отказаться отъ мста?
— Я не могъ оставаться судьею въ суд, гд былъ вынесенъ такой несправедливый приговоръ, отвчилъ горячо Троттъ.
— Повторите еще разъ, старина, что вы сказали, сказала миссъ Клотильда съ восторженнымъ взглядомъ, который на половину оправдывалъ невжливое прозвище, данное ею судь.
М-ръ Троттъ въ самыхъ вжливыхъ выраженіяхъ выяснилъ ту же мысль, придавая ей нсколько иную форму.
Миссъ Монморенси помолчала.
— Значитъ, вы вовсе не ради меня? спросила она наконецъ.
— Боюсь, я не совсмъ понимаю васъ, сказалъ онъ, нсколько смутившись.
— Я говорю, не ради меня вы это сдлали?
— Нтъ, подтвердилъ онъ ласково и весело.
Новое молчаніе. Миссъ Клотильда покачивала зонтикъ, оперевъ его о кончикъ ботинки.
— Хорошо, сказала она наконецъ, я вижу, что для Джэка вы сказали немного интереснаго.
— Для кого?
— Для Джэка.
— А, для вашего мужа!
Миссъ Монморенси судорожно схватилась за свой браслетъ и отвтила рзко:
— Кто сказалъ, что онъ мой мужъ?
— О, извините, я не зналъ… я думалъ…
— Я сказала: Джэкъ Вудсъ. Онъ аккуратный человкъ, это правда. Онъ говорилъ мн: ‘ты можешь сказать судь, что это вовсе не будетъ взятка или что нибудь такое. Судъ конченъ, онъ теперь не судья, больше ничего не можетъ сдлать въ нашу пользу. Намъ-же непріятно, если онъ изъ-за насъ потерплъ убытокъ за то, что онъ такой хорошій человкъ…’ Вотъ что сказалъ Джэкъ. Но я отлично знала, что вы на это скажете. Я знала, что вы взбситесь. Знаю, что и теперь вы злы, какъ чортъ! Знаю, что вы слишкомъ горды, чтобы взять хоть одинъ долларъ отъ такихъ людей какъ мы, и скоре умрете съ голоду! Я знаю, что вы пошлете Джэка ко всмъ чертямъ и меня вмст съ нимъ!
Она сильно взволновалась и потеряла всякую разсудительность до такой степени, что совсмъ не кстати разрыдалась до истерики. Она снова опустилась на скамью, съ которой уже было встала, и закрывъ глаза руками, на которыхъ были желтыя перчатки, она прислонила ручку зонтика ко лбу. Къ немалому изумленію миссъ Клотильды, Троттъ вдругъ положилъ одну руку ей на плечо, а другою отнялъ у нея зонтикъ и положилъ его подл нея на скамью.
— Вы ошибаетесь, моя дорогая молодая лэди, сказалъ онъ съ почтительной серьезностью.— Вы глубоко ошибаетесь, я чувствую къ вамъ лишь признательность за ваше предложеніе, я глубоко тронутъ, но все же не могу принять отъ васъ никакого подарка. Нтъ! Я желалъ бы убдить васъ, что дйствуя такъ, я исполнилъ лишь свой долгъ, и если вы были доброжелательны ко мн, какъ къ судь, я надюсь вы сохраните дружбу ко мн и теперь, просто какъ къ человку.
Миссъ Клотильда повернула къ нему лицо, какъ бы желая глубже вникнуть въ смыслъ словъ, которыя наполняли ея сердце восторгомъ. Но она сказала только:
— Вы можете видть меня при такомъ освщеніи? На такомъ разстояніи? Надньте ваше стеклышко и вглядитесь.
Ея лицо было очень близко отъ его лица. Я забылъ, кажется, сказать, что она была красавица. Прежде она была еще красиве. Но и теперь еще ея глаза были серьезной приманкой для игроковъ, стоявшихъ близь ‘колеса фортуны’ и, казалось, что въ этихъ глазахъ каждый могъ прочесть свою судьбу.
Славные у нея были глаза. Судья Троттъ едва-ли видлъ когда-нибудь такъ близко такіе хорошенькіе глазки. Онъ въ смущеніи отшатнулся и щеки его покраснли. Затмъ, частью по врожденной вжливости, частью изъ желанія ввести третье лицо, которое вывелобы его изъ затрудненія, онъ сказалъ: — Надюсь, вы передадите вашему другу мистеру… что я весьма цню его доброту, хотя и не могу воспользоваться ею.
— О, вы говорите насчетъ Джэка! сказала миссъ Клотильда. Онъ уже убрался домой, въ ‘штаты’! О, я съ нимъ скоро уладила вс дла!
Новое молчаніе. Отсутствіе Джэка, кажется, еще боле усилило неловкость положенія.
Наконецъ миссъ Клотильда заговорила:
— Вамъ надо беречь свои глаза, потому что я желаю, чтобы вы меня сразу узнали, когда я опять приду къ вамъ въ гости.
Они разстались. Судья постоянно узнавалъ ее посл этого разговора. И вдругъ разнеслась странная всть: судья Троттъ женился на миссъ Дженъ Томсонъ (Клотилда-тожъ). Буря негодованія пронеслась надъ мирными гражданами. Вс были уврены, что этотъ бракъ явился послдствіемъ злоумышленнаго заговора и хитро обдуманнаго плана. Стало ясно, что Троттъ отказался отъ мста судьи изъ-за ея прекрасныхъ глазъ и, можетъ быть, тоже ради ея маленькаго капитальца. Вся его многолтняя репутація рухнула. Особенно жалли ея послдняго любовника, бдняго Джэка Вудса, жертву двойнаго коварства со стороны судьи и самой Клотильды. Былъ даже назначенъ комитетъ для поднесенія адреса или, точне, для сочиненія письма съ выраженіемъ сочувствія ‘бдному’ Джэку, хотя еще недавно сограждане чуть не приговорили его къ вислиц за какую-то продлку. Но волненіе сразу улеглось, когда выступилъ ораторъ, объяснившій настоящую суть дла. Это былъ капитанъ Саймсъ, тотъ самый правдивый разсказчикъ, который сообщилъ намъ объ ‘электрическомъ взрыв’:
— Въ этомъ дл, джентльмены, есть одна закорючка. Видите-ли, въ тотъ самый день, когда она вышла за него замужъ въ Санъ-Франциско, она побывала у доктора — посовтоваться на счетъ глазъ старика. Докторъ сказалъ, что дло дрянь, ослпъ совсмъ и теперь помочь ничмъ нельзя. Джентльмены, если такая красивая бабенка бросаетъ прежнюю жизнь и свое доходное занятіе и плюетъ, можно сказать, на такого молодца, какъ Джэкъ Вудсъ, и все это затмъ, чтобы выйдти за слпца, не имющаго ни доллара за душою, и только потому, что онъ однажды взялъ ея сторону ради, этого, какъ бишь его, принципа, то — чортъ побери — тутъ нечего вмшиваться въ дло! Если судья настолько добръ, что прощаетъ ей нкоторыя, скажемъ, причуды, за то, что она нянчится съ нимъ, какъ съ малымъ ребенкомъ, такъ пусть ихъ тшатся! И вы меня извините, но я знаю по опыту, что вовсе не годится совать носъ въ домашнія дла такого человка, какъ мистеръ Троттъ.