РОСМЕР
Жемчуга Гумилева
Комментарии
Росмер
Жемчуга Гумилева
Жемчуга Гумилева, Гиппиус Василий Васильевич, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
H. С. Гумилев: pro et contra / Сост. и прим. Ю. В. Зобнина. — СПб.: РХГИ, 2000.— (Русский путь).
Наши отцы и деды презирали пышную внешность версификации, но это имело хорошие стороны: в примелькавшихся одеждах терялось обычное и тусклое, душевно большое умело себя выкричать.
Наше время воскресило культ формы. Ставшее банальным наследие недавней старины предано насмешке, властителями опять возглашены гении давнего прошлого. Бесконечно изощрены рифмы и размеры. Пишутся специальные исследования о лирическом ритме.
Что же открылось на этих новых путях? За яркостью формы — пустота души, которой нечего сказать. За пестрыми обложками стихотворных сборников — вялость и бедность, бескровная изысканность, утонченность без тонкости.
За пестрой обложкой книги Н. Гумилева больше 150 страниц стихов. Здесь и античность, и средневековье, и Азия, и Африка, и раджи, и маги, и маркизы, и конквистадоры и больше 60 разных зоологических названий, — нет только биения живого сердца. Здесь все необычайно: тропический полдень — полярный холод — легенда — сказка, но увы! это внешняя необычайность. Под каждой расцвеченной личиной — слишком обычное лицо равнодушного эстета. Кажется, вот сейчас оживится, зажжется, явит душу это лицо (иные страницы ‘Жемчугов’ будят эту надежду: — ‘Орел’, ‘Сон Адама’ в конце), вот грандиозная сказка ‘Карабас’, но уже на следующей странице:
Что же тоска нам сердце гложет? Что же пытаем бытие? Лучшая девушка дать не может Больше того, что есть у нее1.
Здесь и вялость, и дерзкая развязность. Ученик бесстрастного Брюсова, Гумилев умеет улыбаться, но у него неприятная и нечистая улыбка. Гумилев пишет балладу о Христе2, одно из своих стихотворений он кончает: ‘потому, что я люблю тебя, Господи’3, но мы не верим его религиозности. Если бы это была правда, он бы не мог написать ‘все мы смешные актеры в театре Господа Бога’, ‘Дева Мария довольна, смотрит склоняясь в либретто’ (с. 37) {Страницы проставлены автором статьи по первому изданию ‘Жемчугов’ (ред.).}4. Не стал бы щеголять ребяческим демонизмом (Адам. Портрет мужчины).
И разве не характерно, что в книге молодого поэта почти нет любовных мотивов, а если есть — это и холодно, и не просто, и не свое. Тютчев сказал о любви вещие слова: ‘и роковое их слиянье, и поединок роковой’. Тема ‘поединка’ у Брюсова и исчерпана и искажена, а на пути от Брюсова к Гумилеву роковой поединок выродился в какой-то английский бокс. И когда читаем у Гумилева, что ‘стоны любви будут стонами мук, поцелуи — окрашены (!) кровью’5 — это нас уже не трогает. А все-таки один женский образ из ‘Жемчугов’ должен запомниться! Это образ девушки, к которой ласкается кенгуру, и которая в конце стихотворения восклицает:
Я хочу к кому-нибудь ласкаться,
Как ко мне ласкался кенгуру! (с. 34)6
Быть может эти строки — лучший образец того зоологического направления, которое приняла любовная лирика современности.
Целый отдел книги посвящен смерти. Но читаем: ‘И будет страшен труп забытый, как пес, раздавленный быком’, — и нам не очень страшно. А в том месте, где умирающий слушает треск собственных костей (с. 6), становится даже весело7.
Впрочем, зачем Гумилеву любовь и смерть? Темы его и так неисчерпаемы. Из тысячелетий мировой истории затронуто едва несколько столетий. Почти не использована Австралия. Многие животные породы не упомянуты ни разу.
А ведь не под тропиками и не у полюсов, а в любом уголке нашей родины любят, молятся, гибнут и тянутся к свету людские души. Но что знает об этом Гумилев?
Хуже всего, что пустота содержания в ‘Жемчугах’ скрыта нарядной тканью не безукоризненной ценности, и золото его убора — часто фальшивое золото.
Наряду с ловко придуманными рифмами (Гектор — нектар, былое — алоэ, флейте — налейте) и недурными ассонансами встречаются ассонансы совершенно безвкусные (юности — тоску нести)8. Очень слаба музыкальная сторона стихов, нагромождение согласных делает их подчас непроизносимыми (обовьет, как тканью, уходишь в славе, загорелось в сдвинутых бровях)9. Иные строчки памятны своим комизмом (‘На руке моей перчатка, и ее я не сниму’. ‘Музы! в сонете-бриллианте странную тайну отметьте, спойте мне песню о Данте и Габриэле Росетти’. ‘Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя’. ‘Ты плачешь? послушай: далеко на озере Чад изысканный бродит жираф’)10. Лучшая характеристика поэзии Гумилева в четырех строках его стихов:
У нас, как точеные руки,
Красивы у нас имена,
Но мертвой, мучительной скуке
Душа навсегда отдана11.
Печ. по: Против течения, 8 декабря 1910 (No 8). С. 2.
Под псевдонимом ‘Росмер’, вероятнее всего, выступил Василий Васильевич Гиппиус (1890—1942), поэт, переводчик, критик, литературовед. Вас. Bat. Гиппиус вступил в ‘Цех поэтов’, что не помешало ему и в дальнейшем независимо (и подчас неприязненно) судить о гумилевском творчестве. Н. А. Богомолов высказывал предположение, что в данном случае постоянный псевдоним Вас. Вас. Гиппиуса ‘Росмер’ был использован С. М. Городецким, см.: Соч 1, с. 497.
1 Из ст-ния Гумилева ‘Путешествие в Китай’.
2 Имеется в виду ст-ние Гумилева ‘Христос’.
3 Имеется в виду ст-ние Гумилева ‘Заводи’.
4 Из ст-ния Гумилева ‘Театр’.
5 Из ст-ния Гумилева ‘Это было не раз’.
6 Из ст-ния Гумилева ‘Кенгуру. Утро девушки’.
7 Имеется в виду ст-ние Гумилева ‘Камень’.
8 Упоминаются фрагменты из ст-ний Гумилева ‘В пустыне’, ‘Царица’, ‘Беатриче’, ‘Старина’.
9 Упоминаются фрагменты из ст-ний Гумилева ‘Волшебная скрипка’, ‘Поединок’, ‘Император Каракалла’.
10 Из ст-ний Гумилева ‘Перчатка’ (в первой редакции — ‘На руке моей перчатка…’), ‘Беатриче’, поэмы ‘Озеро Чад’. ‘Из ст-ния Гумилева ‘Ты помнишь дворец великанов…’