Зеркало
Зеркало
‘Вестник Европы’, 1809 год, No 9
(С французского.)
Жуковский. Исследования и материалы. Выпуск 1
ИЗДАТЕЛЬСТВО ТОМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА, 2010
Зеркало, Казот Жак, Год: 1763
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Один неаполитанский король — именем Рожер — будучи на охоте, отстал от своей свиты и заблудился в густоте леса. С ним встретился пилигрим, человек приятного лица, который, не зная, что видит перед собою короля, подошел к нему очень свободно и спросил: не может ли он сказать ему, где дорога в Неаполь?
‘Ты видно издалека, добрый человек! отвечал Рожер — лицо, ноги и платье твое покрыты пылью’.
Это правда — я очень устал и хотел бы поскорее на ночлег.
‘Ты верно в путешествиях своих много узнал любопытного!’
Может быть! Например, мне удавалось видать таких чудаков, которых беспокоили безделки. Я научился не терять терпения при первом отказе — а потому и прошу тебя еще раз: указать мне дорогу в Неаполь! На дворе ночь, боюсь запоздать и не найти ночлега.
‘Имеешь ли ты в Неаполе знакомых?’ спросил Рожер.
Никого не имею, отвечал пилигрим.
‘Следственно не можешь надеяться хорошего приема?’
По крайней мере, могу быть уверен, что не обижусь приемом грубым от таких людей, которые меня не знают — но где дорога в Неаполь? Становится поздно и темно!
‘Я сам заблудился! будем искать дороги вместе, другого нечего делать!’
Я бы охотно согласился на твое предложение, но я пеший, а ты на лошади: или я за тобою не поспею, или ты можешь от меня промешкать.
‘Правда твоя — но мне никто не помешает идти пешком!’ Рожер спрыгнул с лошади и пошел рядом с пилигримом. ‘Можешь ли угадать, с кем ты говоришь?’ спросил он у своего товарища.
Почти угадываю: ты человек!
‘Но можешь ли быть во мне уверен? Ты меня не знаешь’.
От честных людей, ожидаю всего хорошего, а бездельников и воров не имею причины бояться.
‘Очень хорошо! Но поверишь ли, если тебе скажу, что я король неаполитанский?’
Для чего ж не поверить! я этому очень рад. Королей нечего бояться, они менее других людей бывают вредны. Если ты в самом деле король Рожер, то можешь порадоваться встрече со мною. Весьма вероятно, что прежде меня никто не говорил с тобою открытым сердцем и не являлся на глаза твои без личины.
‘Быть может! Но я не хочу один пользоваться выгодою нашей встречи, надобно, чтобы она была выгодна и для тебя. Следуй за мною. Я намерен составить твое счастье’.
Мое счастье, государь! Не заботься об нем — оно сделано, и давно. Пока буду иметь при себе этих двух друзей — он указал на суму свою и посох — по тех пор не буду чувствовать ни в чем недостатка. Желаю сердечно, чтобы ты, в богатой порфире, был так же доволен судьбою, как я, в простом рубище, с костылем и котомкою.
‘Ты счастлив?’ спросил Рожер.
Столько счастлив, сколько позволено быть счастливым человеку! Суди сам — я дал себе обещание: броситься в воду, если найду человека, довольнее меня своим жребием.
‘Но как же можешь почитать себя счастливым, когда ты вечно от других зависишь?’
Но был ли бы я счастливе, когда бы все другие зависели от меня?
‘Поди же и утопись — я думаю, что я тебя счастливее’.
Извините, ваше величество! если когда-нибудь принужден буду утопиться, то верно от какого-нибудь подобного мне бродяги, имеющего еще менее забот, нежели я, но счастье королей для меня неопасно. Впрочем — как нет правила без исключения — мы можем сделать расчет, и тогда увижу, кто из нас двух счастливейший.
‘Такой расчет безделица. Я имею все необходимости жизненные в изобилии, путешествую не пешком и с сумою, а очень покойно, на прекрасной лошади, и сверх того имею несколько сотен подобных в моих неаполитанских конюшнях. Подъезжая к Неаполю, я уверен, что буду хорошо принят’.
Позвольте ж мне сделать один вопрос — наслаждаетесь ли вы этими благами с некоторою живостью? Например, не беспокоят ли вас иногда честолюбие, государственные и домашние дела и тому подобное?
‘Ты многого требуешь, пилигрим!’ отвечал Рожер.
Извините меня, ваше величество! Дело не шутка! Никто не захочет броситься в воду даром! Прошу покорно выслушать теперь меня, я нынче успел сделать порядочную прогулку — это приятно и здорово! Теперь чувствую голод, и верно поужинаю со вкусом, что бы ни предложили мне ваши неаполитанские трактирщики, потом засну глубоким сном, хотя бы досталось мне положить голову на камень, поутру встану здоров и свеж, помолюсь Богу, и пойду куда глаза глядят, куда мне вздумается, где мне покажется веселее. Завтра буду в Неаполе, а послезавтра, если Неаполь мне наскучит, опять беру суму и посох, опять господин целого мира.
‘Пилигрим! — отвечал Рожер — я начинаю замечать, что жизнь еще тебе не наскучила, и признаю себя побежденным — в награду за мою откровенность, обещайся мне прожить у меня во дворце во все то время, пока не наскучит в Неаполе’.
Прошу извинить меня, ваше величество — хотя и не почитаю себя недостойным ваших милостей, но боюсь сделать вас смешным в глазах ваших придворных. В то самое время, когда они будут хвалить вас за вашу благотворительность, а меня ласкать словами и взорами, всякий из них будет думать или шептать один другому на ухо: где отыскал король Рожер этого побродягу? Что хочет он с ним делать? Какие добродетели и дарования в нем находит? Вас назовут странным, ветреным, легковерным! Короче, государь, вы лучше сделаете, если позволите мне искать ночлега на постоялом дворе, в наком-нибудь предместье Неаполя.
‘Но прошу мне сказать, почему ты знаешь так коротко и двор и придворных?’
Я родился и вырос во дворце одного маленького владетельного князя, всякий день слышал, как близкие к нему люди, те самые, которые льстили ему с наибольшею низостью, ругали его без пощады, за глаза — это наконец вывело меня из терпения: я сбросил с себя придворную ливрею, взял посох, котомку и пошел куда глаза глядят —искать прямодушия, простоты, откровенности, свободы — с тех пор, ваше величество, шатаюсь по белому свету.
‘И ты думаешь, что все дворы один на другой похожи?’
Думаю, ваше величество! потому что при всех одни и те же люди, имеющие одинаковые чувства, одинаковый образ поступков.
‘Следственно, ты очень дурного мнения о тех, которых короли называют своими друзьями!’
Конечно! И вы бы сами согласились со мною, ваше величество, когда бы могли их видеть таковыми точно, каковы они в самом деле — но они осторожны, и были бы в страшном беспокойстве, когда бы могли подумать, что вы имеете средство читать в их мыслях. Не угодно ли вам сыграть над ними самую забавную шутку? Вы проведете несколько минут в удовольствии, которое не будет вам ничего стоить: нужны только молчание и скромность.
Пилигрим сообщил свои мысли Рожеру, они условились в том, что надобно было делать — в эту минуту послышались охотничьи рога и лошадиный топот. Пилигрим спрятался в кусты, а Рожер поскакал навстречу к охотникам.
На другой день пилигрим является во дворец Рожера с бумагою — его представляют королю, который прочитав бумагу, велит ему следовать за собою в кабинет, и через два часа выходит вместе с ним, погруженный в глубокую задумчивость. Придворные это заметили — большая часть из них молчали и были в недоумении, но приближенные к Рожеру, именно его первый министр, любовница и любимец, осмелились сделать несколько вопросов.
Этот человек, с которым я говорил в моем кабинете, сказал Рожер министру, весьма удивительный: ему открыты чудесные таинства. Видишь ли это зеркало? Оно кажется обыкновенным, и представляет все вещи не хуже и не лучше простого зеркала, но с помощью двух халдейских слов всякой человек может увидеть себя в нем таким точно, каким он быть желает — короче: все наши тайные намерения и замыслы делаются для нас существенными в этом зеркале. Я это испытал: поверишь ли? Посмотревшись в него, увидел я себя на троне константинопольском. Мои соперники были моими придворными, а неприятели мои целовали у меня ноги не хочешь ли и ты сделать над собою опыта?
Прошу меня от него уволить, Отвечал министр с холодным и важным видом, которым довольно искусно прикрывал свое смущение: этот пилигрим без сомнения чародей, зеркало его изобретение дьявола, а слова халдейские, которым он научил ваше величество, конечно богохульные или безбожные. Удивляюсь, как могли вы допустить к себе такого опасного чернокнижника.
Рожер подал зеркало своей любовнице — она упала от страха в обморок. Он предложил посмотреться в него своему любимцу, но сей последний отвечал ему с благородною гордостью: Ваше величество! пользуясь милостью моего монарха, я все имею, и следственно таков точно, каким желаю быть. Рожер вызывал из толпы придворных, охотников посоветоваться с зеркалом — но все отказались, все единодушно мыслили, что пилигрим чародей и безбожник, что надлежит его сжечь живого, а зеркало его разбить в дребезги.
Умы придворных людей пришли в волнение — и наконец верховный совет представил Рожеру, что пилигрим точно человек опасный, что его непременно должно предать суду и наказать по достоинству. Король приказал представить к себе преступника. Ты не волшебник — сказал он ему — но ты знаешь людей и свет. Правда твоя, ни один из придворных моих не захотел показаться мне таким, каков он есть. Возьми назад свое зеркало. За два каролуса, которые ты заплатил за него купцу, оно оказало нам важную услугу.
11. Зеркало. — ВЕ, 1809. No 9. С. 24—33. [Подпись: ‘С французского’] = Cazotte J. L’Aventure du pХlerin.
Сатирическая повесть ‘Приключения пилигрима’ (или ‘Зеркало’ {В некоторых изданиях ‘Приключения пилигрима’ Ж. Казотта перепечатывались пол названием ‘Le Miroir’.}), обличающая придворных лицемеров, является вставной новеллой в поэме Ж. Казотта ‘Ollivier’ (1763) {Cazotte J. Ollivier: PoХme. S. 1. 1763. T. 2. P. 10-21.}. Новелла эта получила довольно большую известность, наряду с прочими сочинениями французского иллюмината и предсказателя, закончившего свои дни на эшафоте. До В. А. Жуковского ‘Приключения пилигрима’ публиковались в переводе П. П. Бекетова (1761-1836) {‘Пилигрим’ // Друг просвещения. 1804. Ч. 3, No 8. С. 112-118.}. Возможно, существуют и другие ранние переводы {Тремя годами ранее в ВЕ был опубликован очерк Лагарпа ‘Казотово предсказание’ (ВЕ, 1806. No 19. С. 201-209). в котором были упомянуты одиозные стихи, некогда приписывавшиеся А. С. Пушкину. См.: Рак В.Д. О четверостишии, приписанном Пушкину // Рак В.Д. Пушкин, Достоевский и другие. СПб., 2003. С. 54-55.}.