Завещание, Ахматова Елизавета Николаевна, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 78 минут(ы)

Е. Н. Ахматова.

ЗАВЩАНІЕ.

ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ СТАРОЙ ЖЕНЩИНЫ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографій А. А. Краевскаго (Бассейная, No 2).
1882.

Мн уже пошелъ шестой десятокъ. Я много видла и много испытала на своемъ вку. Происхожденія я не знатнаго, отецъ мой былъ управляющимъ въ имніи графа Свирскаго. Матери моей я не помню, она умерла вскор посл моего рожденія, а воспитаніе я получила въ дом графа, вмст съ его дочерьми. Въ дтств он почти каждое лто проводили въ своей деревн, узнали меня, полюбили и упросили своихъ родителей взять меня къ себ.

Я училась вмст съ ними и жила у нихъ до своего замужства, а вышла я замужъ по любви, за небогатаго чиновника, которому выхлопоталъ мсто, а мн далъ приданое по просьб своихъ дочерей, графъ.

Жила я, что называется, душа въ душу съ своимъ мужемъ, и посл пятнадцатилтняго супружества осталась вдовой. Дтей у меня было двое, но они умерли въ младенчеств, и вотъ я живу то одна, то гощу у своихъ знакомыхъ и родныхъ.

Много разныхъ лицъ прошло предо мною въ моей жизни, много пришлось мн узнать семейныхъ драмъ. Вотъ на старости лтъ и вздумалось мн поразсказать добрымъ людямъ то, что мн случилось видть и испытать. Можетъ быть мои безхитростные разсказы заставятъ задуматься кого-нибудь, возбудятъ сочувствіе къ чужому горю, расшевелятъ что-нибудь хорошее въ душ.

Начну съ одной семейной драмы, которая разыгралась на моихъ глазахъ. Не стуйте, что съ начала разсказъ мой будетъ походить на самую обыкновенную любовную исторію, каковыхъ писалось безчисленное множество разъ. Молодой человкъ и молодая двушка, влюбленные другъ въ друга, и по своей бдности, не имющіе возможности вступить въ бракъ, богатый женихъ, необходимость пожертвовать собою, для спасенія дорогой особы, все это разсказывалось испоконъ вку на тысячу разныхъ ладовъ. Я это знаю, а все-таки ршаюсь начать этимъ, потому что въ этой обыкновенной исторіи, выказались характеры не совсмъ обыкновенные, о которыхъ стоитъ разсказать.

У моего мужа было два сослуживца, Ванинъ и Толинъ, оба женатые, у одного былъ сынъ, у другого дочь. Ванинъ и Толинъ умерли, кажется, въ одномъ году. Вдовы ихъ остались въ стсненномъ положеніи, съ самой крошечной пенсіей, и я вскор тоже овдовла, да у меня дтей не было, по милости моего приданаго, да моихъ добрыхъ благодтельницъ, бывшихъ графинь, изъ которыхъ одна теперь княгиня, а другая генеральша, жила я безбдно и хорошо. Ванина же и Толина съ трудомъ перебивались. Едва едва сынъ Толиной усплъ кончить гимназію, а въ университетъ, какъ ему ни хотлось, поступить не могъ.

— Куда теб въ университетъ, Алеша, говорила ему мать.— Чмъ я буду содержать тебя? Бднымъ людямъ до высшаго ли образованія! Хоть и стипендію заслужишь, все будетъ толку мало. Какъ ни учись, а знатные да богатые всегда надъ тобой на служб возьмутъ перевсъ. Поступай теперь на службу, благо даютъ мсто, твое жалованье поддержкой будетъ мн, хоть одваться будешь самъ.

Алексй Толинъ чувствовалъ себя не въ прав быть въ тягость матери, скрпя сердце удовольствовался гимназическимъ аттестатомъ, и поступилъ на службу въ тотъ самый департаментъ, гд прежде служилъ его отецъ.

Дочь Ваниной Маша воспитывалась въ частномъ пансіон даромъ, содержательница пансіона была съ ея матерью дружна. Только Маша не кончила ученія, не дошла до послдняго класса. Мать ея была женщина очень больная, ухаживать за нею было надо, а Маша ужасно любила мать.

Алексй Толинъ былъ старше Маши Ваниной пятью годами. Вотъ какъ минуло ей семнадцать лтъ, а ему двадцать два года, они дали другъ другу слово быть мужемъ и женой. Боже мой! какую бурю подняла Варвара Антоновна Толина, а къ чему, спрашиваю васъ? Молодые люди выросли въ хорошей школ. Они видли бдность съ самыхъ юныхъ лтъ, они очень хорошо понимали, что внчаться имъ сейчасъ нельзя и согласны были ждать.

— Не вкъ же буду я писаремъ! говорилъ Алексй Маш.— Получу повышеніе по служб, намъ вдь нужно не Богъ знаетъ что! Мы оба роскошью не избалованы, вдь вы, Маша, согласны ждать?

— Хоть десять лтъ, отвчала Маша.

— Какъ вы думаете, Дарья Владиміровна, спросила она меня въ тотъ же вечеръ: — очень я подурню чрезъ десять лтъ?

А сама смотрится въ зеркало и улыбается, знала, плутовка, что хороша!

— Ангелъ мой, говорю я:— вы и чрезъ двадцать лтъ будете красавица.

— Будто бы! говоритъ и захохотала.— Ну, тмъ лучше! Значитъ мы еще дольше можемъ ждать.

— Чего же вы собираетесь ждать такъ долго? спросила я.

— Моей свадьбы съ Алексемъ.

Я не удивилась. Я давно видла, что они другъ въ друга влюблены.

— Терпнія то хватитъ ли? говорю я.

— У меня то хватитъ, а вотъ какъ онъ? а сама такъ пристально на меня смотритъ.— Вы, говоритъ, Дарья Владиміровна, женщина опытная, умная, скажите мн какъ по вашему мннію, достанетъ у Алекся терпнія ждать? Не выберетъ ли онъ другую?

— Мужчинъ трудно разобрать, душечка, отвтила я.— А все-таки я думаю, что вашему Алексю никого лучше васъ не найти.

Она покраснла отъ удовольствія, и бросилась цловать меня.

Въ этотъ вечеръ ее зачмъ-то пригласила къ себ содержательница того пансіона, гд она училась, кажется помочь ей проврить счеты, а я осталась посидть съ ея матерью. Не успла Маша уйти, какъ явилась мать Алекся, Варвара Антоновна и тотчасъ затораторила:

— Каково! что затяли-то наши дтки? Какъ вамъ это нравится, Катерина Федоровна? какой для насъ съ вами ударъ.

Катерина Федоровна измнилась въ лиц и тревожно посмотрла на свою гостью. Та продолжала:

— Я ни мало не медля, поспшила къ вамъ. Кстати пришлось, что вашей Марьи Константиновны дома нтъ сегодня. Намъ надо порядкомъ переговорить.

— О чемъ? неохотно спросила Ванина.

— Какъ о чемъ? Какія принять мры?

— Насчетъ чего?

— Вотъ ужъ не понимаю васъ! воскликнула Толина, пожавъ плечами.— Наши дти такое безуміе затяли, а вы спрашиваете насчетъ чего? Неужели вамъ лестно отдать дочь за моего сына? За писаря, мальчишку! Въ ум ли вы?

— Напрасно вы такъ горячитесь, Варвара Антоновна, спокойно возразила Ванина.— Вашъ сынъ очень хорошій человкъ. Конечно, я желала бы для моей Маши человка побогаче, да гд же его взять?

— Такъ вы одобряете, одобряете? съ ужасомъ воскликнула мать Алекся.— Вы пожалуй и согласіе ужъ дали? А я прямо объявила сыну, что нтъ ему моего благословенія на этотъ бракъ.

Варвара Антоновна лгала — я посл узнала — она не ршилась сказать этого сыну. Зная его характеръ, она побоялась раздражить его, и такимъ образомъ заставить пойти ей наперекоръ:

— Напрасно, все спокойно возразила Ванина.

— Вотъ ужъ не понимаю! вспыльчиво продолжала Толина:— женщина вы не глупая, Катерина Федоровна, имете такую красавицу дочь, неужели вы не желаете отдать ее за выгоднаго жениха?

— Откровенно вамъ скажу, очень желала бы, да вдь это зависитъ не отъ меня. Какая польза мн желать, когда моя дочь выбрала вашего сына? Вдь онъ приглянулся ей, а не мн.

— Не позволяйте!

Катерина Федоровна усмхнулась.

— Опять скажу, какая польза? Могу ли запретить?

— Конечно, можете. Ваша дочь несовершеннолтняя. Она безъ вашего позволенія внчаться не можетъ.

Катерина Федоровна съ удивленіемъ посмотрла на Толину.

— Не только не можетъ, но и не захочетъ, съ гордостью сказала она.— Маша почтительная дочь, кром того, она мн вритъ. Она знаетъ, что я имю только ея счастіе въ виду.

— Какъ же это, имя въ рукахъ, такъ-сказать, судьбу своей дочери, Катерина Федоровна, вы не пользуетесь вашимъ правомъ? Образумьте вашу Машу, вдь они на гибель идутъ.

— Какъ же мн ее образумить?

— Представьте ей резонъ. Самое главное, чмъ они будутъ жить? Вдь ваша дочь сама ведетъ у васъ хозяйство, она должна понимать…

— Въ томъ-то и дло, что Маша все это прекрасно понимаетъ…

— А соглашается?

— Она согласилась ждать. Противъ этого, что же я могу сказать? Если бы они захотли сейчасъ внчаться, я согласія бы не дала, но они сами вдь этого не желаютъ. Вашъ сынъ просилъ Машу ждать. Она дала ему слово. Я тутъ не причемъ. Образумить, вы говорите? да какая польза говорить ей не люби! Мы съ вами, Варвара Антоновна, довольно пожили на свт, неужели вамъ случалось видть, что словами любовь можно изъ сердца искоренить? А я такъ думаю, что чмъ больше говорить напротивъ, тмъ хуже.

‘Какая, однако, умная женщина, Катерина Федоровна! подумала я.

— Однако, скажите, намъ вдь дороги наши дти, это намъ такъ сложа руки сидть и смотрть, какъ они коверкаютъ свою судьбу?

— Я ничего этого не вижу. Чмъ же судьба ихъ исковеркана, позвольте спросить? Вдь они внчаться теперь не желаютъ? Пусть ихъ ждутъ. Не вкъ сынъ вашъ будетъ писаремъ, мало-по-малу, станетъ получать мста получше, и Богъ дастъ дослужится до того, что будетъ въ состояніи содержать жену. Если до того времени они разлюбятъ другъ друга, стало быть, имъ не судьба. Ничего не выиграли, ничего не потеряли. Вотъ какъ я на это смотрю. И вамъ, Варвара Антоновна, наперекоръ не совтую итти. Хуже будетъ, врьте моему слову. Молодые люди любятъ поставить на своемъ. Теперь, по-крайней-мр, они благоразумны и согласны ждать.

— Это они такъ только говорятъ, горячилась Толина.— Ну, а что вы скажете, если они вздумаютъ вступить въ гражданскій бракъ.

Гражданскіе браки только-что тогда стали входить въ моду.

— Опять скажу, какъ мы это запретимъ? И охота вамъ, Варвара Антоновна, такія напраслины взводить на нашихъ дтей! Не захотятъ ждать, зачмъ же имъ вступать въ гражданскій, а не въ церковный бракъ? Они ждутъ по той причин, что не чмъ содержать семью. Я говорила съ вашимъ сыномъ. Онъ понимаетъ все прекрасно. Онъ дорожитъ спокойствіемъ моей Маши, онъ вдь ее боготворитъ. Сколько я его понимаю, любовь его хорошая, спокойная, я даже взяла съ него слово терпливо ждать. ‘Честь Маши буду беречь, какъ святыню’, вотъ что онъ мн сказалъ. Не перечьте ему, Варвара Антоновна, какъ бы хуже не вышло изъ того! Врьте мн, мы ничего не можемъ сдлать. Положимся на волю Божію и будемъ ждать.

Варвара Антоновна ахала и охала, а не могла не согласиться, что пока ничего сдлать нельзя.

Однако, она всми силами старалась отговорить сына, но онъ коротко и ясно ей объявилъ, что уже пожертвовалъ для ея удобствъ высшимъ образованіемъ, и не чувствуетъ желанія приносить въ жертву все счастіе своей жизни. Зная настойчивый характеръ сына, Варвара Антоновна побоялась возражать.

Но она не сидла, сложа руки, а выхлопотала у начальника ея покойнаго мужа, мсто сыну въ провинціи, гд у нея было много знакомыхъ и родныхъ, мсто тоже довольно ничтожное, но, все-таки, служившее нкоторымъ повышеніемъ, и сумла такъ сдлать, что сынъ ничего не зналъ объ ея участіи въ этомъ дл, а напротивъ, ему же пришлось ее уговаривать и утшать: она притворилась, будто разлука съ Петербургомъ — для нея острый ножъ.

Молодой человкъ сначала огорчился, но каждое повышеніе приближало его къ женитьб, притомъ и длать было нечего, или выходи въ отставку, или позжай.

II.

За недлю до отъзда Толиныхъ, пришла я въ одинъ вечеръ къ Катерин Федоровн, Маша была приглашена на выпускной балъ въ пансіонъ, и ушла туда пораньше, чтобы тамъ сдлать свой туалетъ, а съ бала ея долженъ былъ привести, старый знакомый ея матери и мой, Кольевъ, Тимофей Степанычъ, человкъ почтенныхъ лтъ. Я и пришла посидть съ Катериной Федоровной, я знала, что она безъ дочери не ляжетъ спать. Толина тоже была тутъ, а Алексй, зная, что Маши не будетъ дома, не пришелъ.

Вотъ сидимъ мы и бесдуемъ, вдругъ въ начал двнадцатаго часа, Маша является домой.

— Что такъ рано? спрашиваю я.

— Въ пансіонахъ балы до свта не продолжаются, отвтилъ Тимофей Степанычъ.— Мы, впрочемъ, могли бы остаться, да Марья Константиновна не захотла.

— Я боялась, что мама безъ меня не ляжетъ, а ей давно пора, отвтила Маша.

— А вы вашу дочку можете поздравить, вдругъ сказалъ Катерин Федоровн Тимофей Степанычъ.

— Поздравить! съ чмъ? спросила она.

— Съ побдой.

Варвара Антоновна такъ и встрепенулась, а Маша съ неудовольствіемъ взглянула на Кольева и сказала:

— Охота вамъ!

— Прельстила, очаровала! продолжалъ онъ, не обращая вниманія на Машу.

Толина не вытерпла и спросила:

— Позвольте узнать кого?

— Одного человка, отвтилъ Кольевъ.

— Ахъ, батюшки! извстно, человка, а не животное какое! воскликнула Варвара Антоновна, умирая отъ любопытства и сердясь на Кольева, зачмъ онъ медлитъ объяснить.

Побда Маши надъ другимъ, можетъ быть, означала свободу ея сыну. Какъ же ей было не любопытствовать?

— Разв, по вашему, человкъ не животное? спросилъ Тимофей Степанычъ.

— Ужъ и животное! экій шутникъ!

— А что же, предметъ неодушевленный? поддразнивалъ Тимофей Степанычъ.

— Извстно, человкъ есть человкъ, а не птица и не зврь.

— Ну, вотъ, человкъ, а не птица и не зврь, прельстился Марьей Константиновной, и завтра, Катерина Федоровна, будетъ къ вамъ.

— Ужъ не съ предложеніемъ ли? поспшно спросила Толина.

— Ужъ очень скоро захотли, дайте срокъ. Надо прежде познакомиться, узнать другъ, друга, а тамъ и подъ внецъ.

— Да что это вы говорите, Тимофей Степанычъ, я въ толкъ не возьму, съ недоумніемъ сказала Катерина Федоровна, до-сихъ-поръ слушавшая молча.

Маша, все время выказывавшая нетерпніе, съ упрекомъ посмотрла на Кольева.

— Охота вамъ говорить такой вздоръ! сказала она.

— Нтъ-съ, Марья Константиновна, это не вздоръ, а по моему весьма серіозное дло можетъ выйти… Вы мн позволите объяснить. Извольте видть, Катерина Федоровна, ваша дочь привлекла на себя вниманіе Павла Михайловича Карскаго, можетъ быть вы слыхали… извстный богачъ.

— Полноте! опять остановила, его Маша.

— Позвольте, я считаю даже, что это мой долгъ. Я принимаю въ васъ участіе. Что. двушка нравится хорошему человку — въ этомъ ничего дурного нтъ. Мы здсь между своими. Отчего же объ этомъ не говорить?

Кольеву ничего не было сказано о томъ, что Маша и Алексй дали другъ другу слово, онъ хотя догадывался, но не показывалъ вида и въ душ этого не одобрялъ.

— Да-съ! Богачъ Карскій по уши влюбился въ вашу дочь, вотъ оно что! Глазъ съ нея не спускалъ, узналъ кто такая, просилъ меня представить ей, познакомить…

— Что-жъ, онъ танцовалъ съ Марьей Константиновной? полюбопытствовала Толина.

— Карскій не танцуетъ, отвтилъ Тимофей Степанычъ: — это человкъ солидный.

— Пожилой? съ нкоторымъ безпокойствомъ спросила Варвара Антоновна, начинавшая видть въ этомъ новомъ обожател Маши средство спасенія ея сына отъ брака, котораго она боялась, какъ огня.

— Лтъ сорока, такой красивый, статный, видный…

— Однимъ словомъ, препротивный, перебила Маша.

Тимофей Степанычъ не на шутку разсердился.

— Вамъ, сударыня моя, не слдъ это говорить. Вы хоть и красавица, а такимъ женихомъ пренебрегать нельзя. Вдь у него полмилліона наврнякъ.

Варвара Антоновна ахнула, даже Катерина Федоровна встрепенулась и перестала вязать чулокъ.

— Да-съ, это врно, продолжалъ Тимофей Степанычъ: — вы, Марья Константиновна, извольте серіозно на это взглянуть.

— Какъ вы странно говорите, Тимофей Степанычъ, возразила ему Маша:— съ чего вы взяли это все? Карскій видлъ меня сегодня въ первый разъ. Неужели изъ того, что онъ обратилъ на меня вниманіе, сейчасъ предположить, что у него какія-то серіозныя намренія? Мало ли кто съ кмъ на бал говоритъ! Ужъ такъ сейчасъ и женихъ!

— Вы слышали, что я вамъ сказалъ? познакомиться съ вами хочетъ. Завтра привезу его.

— Ахъ! зачмъ? не надо! съ неудовольствіемъ сказала Маша.

Тимофей Степанычъ махнулъ рукой.

— Что съ вами толковать, сказалъ онъ.— Извстно, молоденькія двушки, да еще такія хорошенькія, какъ вы, любятъ, почваниться. Чтожь это ничего! Пусть его ухаживаетъ за вами, только смотрите, не слишкомъ сурово обходитесь… не отталкивайте, на все нужна мра, на все нужна мра, Марья Константиновна! Вы хоть и красавица, а такого жениха, какъ Карскій, два раза въ жизни не встртишь, почваниться немного можно, а выпускать изъ рукъ нельзя.

Маша, не говоря ни слова, ушла въ другую комнату и заперла за собою дверь.

Я все время молчала. Сердце у меня невольно сжималось. Появленіе богача на сцен предвщало мало хорошаго для Алекся, а я интересовалась имъ.

— Какъ это, Тимофей Степанычъ, пристала къ нему Толина, какъ только вышла Маша: — вы наврно знаете, что этотъ Карскій намренъ сдлать Марь Константиновн предложеніе? Онъ вамъ сказалъ?

— Нтъ, конечно, не говорилъ, улыбаясь, отвтилъ Кольевъ,— Карскій человкъ серіозный. Онъ хочетъ прежде познакомиться, короче узнать. Только по всему видно, что наша Марья Константиновна ему приглянулась. А то зачмъ бы онъ вздумалъ знакомиться? спросилъ о ней хозяйку, та отвтила, чья Марья Константиновна дочь.

Гд, говоритъ, ея мать? Представьте меня ей’. Когда та ему объяснила, что мать Марьи Константиновны больна и не вызжаетъ, а провожаю ее я, какъ другъ семейства, онъ тотчасъ ко мн.

‘— Представьте меня, говоритъ, Марь Константиновн Ваниной! ‘

‘— Съ удовольствіемъ, отвтилъ я.— ‘Разв вы танцуете, Павелъ Михайловичъ, я не зналъ.

‘— Я, говоритъ, не танцую, да разв безъ танцевъ знакомиться нельзя?

‘— Почему же, говорю, извольте’. А самъ, думаю:— ‘эхъ! попался, мой голубчикъ! Постой, подцпимъ мы тебя! ‘Очень радъ, очень радъ! продолжалъ Тимофей Степанычъ, весело потирая руки: — отъ души желаю счастія Марь Константиновн.

Катерина Федоровна все время ничего не говорила. Извстіе, сообщённое ей Кольевымъ, очевидно, ошеломило ее. Полмилліона! шутка сказать!

Тимофей Степанычъ ухалъ, и Толина собралась уйти, а Маша вдругъ вышла изъ другой комнаты, подошла къ Варвар Антоновн и говоритъ:

— Напрасно радуетесь, Варвара Антоновна! Я вашему сыну не измню, повернулась и ушла.

Варвара Антоновна вся затряслась отъ злости. Я поспшила увести ее.

— Пойдемте вмст, намъ по дорог, сказала я: — поздно, надо дать Катерин Федоровн покой.

Мы ушли. Толина ворчала всю дорогу.

— Что вамъ безпокоиться? говорила я.— Вдь вы увозите вашего сына. Онъ разлучится съ Марьей Константиновной, должно быть, надолго. Только слдуетъ ли этому радоваться? Они очень любятъ другъ друга, оба такіе степенные, серіозные, они благоразумно и счастливо прожили бы вкъ. Можетъ хуже выйти, если вашъ Алексй свяжется съ другою, не такой деликатной и хорошей двушкой, какъ…

Тутъ Варвара Антоновна вспылила, назвала меня потатчицей, сентиментальницей, я распростилась съ ней и ушла.

Я посл узнала, что Маша просила Катерину Федоровну Карскаго не принимать.

— Не ловко, его привезетъ Тимофей Степанычъ, отвтила Ванина, которую невольно соблазнялъ богачъ-женихъ.

— Такъ чтожъ такое?

— Обидится, дружокъ. Тимофей Степанычъ нашъ старинный другъ. Да и съ какой стати? Почему же намъ знакомствомъ Карскаго пренебрегать?

— Можетъ быть Алексй будетъ недоволенъ?

— Почему? Я никогда не слыхала, чтобы женихи запрещали невстамъ имть знакомыхъ. Алексй узжаетъ отъ тебя далеко. Не можешь же ты жить отшельницей все время. Притомъ, наврно, Тимофей Степанычъ шутитъ. У Карскаго, можетъ быть, и на ум нтъ сватовства. А хоть бы и было, то разв онъ можетъ противъ твоей, воли отнять тебя у Алекся? Алексй долженъ врить теб. Карскій человкъ богатый, наврно и со связями, если, неравно, у него никакихъ намреній нтъ на тебя, то, можетъ быть, современемъ, онъ и для Алекся окажется полезенъ — почемъ знать?

Послдній доводъ поколебалъ Машу, она не спорила. Карскій познакомился и сталъ у нихъ бывать.

III.

Толины ухали, влюбленные разстались, разумется, съ прискорбіемъ, съ общаніями, и увренные больше прежняго, что не могутъ другъ безъ друга жить. Они, конечно, писали другъ другу страстныя письма, а Карскій все здилъ къ Ванинымъ, только держалъ себя осторожно, за Машей ухаживалъ не навязчиво, но она, надо сказать правду, мало сдерживала себя. И не глядитъ на него, и гордо себя держитъ… Сколько разъ я говорила ей:

— Душа моя, вы это напрасно…

— Не люблю я его, Дарья Владиміровна! отвтитъ она.

— Милая моя, говорю я:— никто не заставляетъ васъ его любить, только зачмъ же такъ обращаться? Зачмъ длать себ врага.

— Противенъ онъ мн, противенъ, только и твердитъ.

И какъ это казалось мн удивительно, не могу сказать! Карскій былъ мужчина видный, правда немножечко угрюмъ, но ростъ такой статный, глаза блестящіе, очень даже онъ былъ недуренъ собой. Конечно, Маша любила Алекся, да это не причина, чтобъ съ такимъ отвращеніемъ относиться къ человку, который изъ себя былъ далеко не уродъ. Ну, не люби его! ну, не соглашайся, а зачмъ же отвращеніе питать?

Вотъ Карскій здилъ, здилъ, да въ одинъ день, когда Катерина Федоровна почувствовала себя нездоровой, извинилась и ушла въ спальню, Карскій остановилъ Машу, которая шла за матерью и попросилъ у нея позволенія переговорить съ ней наедин.

Я тотчасъ встала и вмсто Маши пошла помочь Катерин Федоровн лечь въ постель.

Ванины занимали дв крошечныя комнатки съ кухнёй. Волей неволей пришлось мн слышать весь разговоръ. Да Карскій и не скрывался, говорилъ громко, а захотлъ объясниться глазъ на глазъ только потому, что не ловко же было длать предложеніе при другихъ. Отъ слова до слова помню весь разговоръ.

— Благодарю за честь, но не могу принять, отвтила на его предложеніе Маша.

— Могу узнать причину? спросилъ онъ.

— Причина очень простая и вмст съ тмъ очень важная, я васъ не люблю.

— Только это?

— Какъ только? удивленнымъ голосомъ спросила Маша.— Какая нужна еще причина для отказа? Я не понимаю брака безъ любви.

— И я также. Но любовь иногда приходитъ не вдругъ, любовь можно заслужить, Марья Константиновна. Позвольте мн сказать вамъ, что моя привязанность изъ такихъ, которыми пренебрегать нельзя. Она стоитъ, если не взаимности — вдругъ насильно милъ не будешь — то по-крайней-мр нкотораго вниманія. Немногихъ любятъ такъ, какъ я васъ люблю.

— Что же мн въ вашей любви, тихо отвтила Маша: — когда я васъ не могу любить?

— За будущее ручаться нельзя… если вы даже любите другого…

— Ну да, люблю! вдругъ ршилась сказать она.

Тутъ нсколько секундъ ничего не было слышно. Посл Маша мн говорила, что Карскій, услыхавъ это, очень поблднлъ.

— Когда же назначена ваша свадьба? вдругъ спросилъ онъ.

Головой готова поручиться, что онъ все зналъ. А то зачмъ бы въ его голос слышалась насмшка?

— Свадьба наша еще не назначена, тихо и спокойно отвтила Маша.

— Почему?

Она помолчала нсколько секундъ, потомъ сказала просто:

— Мы слишкомъ бдны.

— Если такъ, я не принимаю вашего отказа, сказалъ Карскій:— я буду ждать.

Тутъ Маша разсердилась.

— Чего вы будете ждать? Чтобъ я васъ полюбила? Вы этого не дождетесь никогда!

— И не такія чудеса совершаются на свт, сказалъ Карскій холодно:— вы очень, очень молоды, и я далеко не старъ. Много времени еще предънами, я буду ждать.

Слышу уходитъ. Маша плачетъ. Я растворила дверь.

— Зачмъ, мои ангелъ, огорчаться? сказала я:— ну не нравится вамъ, и Богъ съ нимъ!

Катерина Федоровна позвала дочь.

— Ты ему отказала, Маша? спросила она.

— И вы спрашиваете? съ укоромъ отвтила Маша.— Или вы въ самомъ дл думаете, что моя привязанность къ Алексю такъ только игрушка, и больше ничего.

Катерина Федоровна ничего не отвчала и грустно покачала головой. Видите ли, какъ только Алексю вышло мсто въ провинцію Катерина Федоровна стала думать, что изъ его помолвки съ Машей не выйдетъ ничего.

— Разлука ядъ любви, говоритъ она мн бывало.— Забудутъ они другъ друга, мать же Алекся постарается его отвлечь.

Когда выступилъ на сцену Карскій, разумется, Катерина Федоровна очень желала выдать за него дочь. И какъ не желать! Блистательный женихъ для всякой двушки, не только такой бдной, какъ ея дочь.

Но я должна сказать, что Катерина Федоровна ни за что бы не стала неволить дочь. Она была женщина очень добрая, очень честная, и обожала свою дочь. Она только желала этого брака, и больше ничего. И какъ не желать судите сами! одною любовью не проживешь. А старые-то люди на любовь смотрятъ хладнокровно, при томъ Карскій былъ не старикъ. и не уродъ. Это только я, старая дура, помня свое счастливое замужство, всегда сочувствую влюбленнымъ, и ставлю любовь въ брак выше всего.

— Алексй, другъ мой, далеко, робко выговорила мать.

— Что жь изъ этого? расходилась Маша.— Близко ли, далеко ли, а я выйду за него или ни за кого! А чтобы разомъ вы бросили думать о Карскомъ, я вамъ прямо объявлю, что и безъ привязанности къ Алексю, я за Карскаго не вышла бы никогда.

— Отчего? спросила Катерина Федоровна.

— Онъ мн противенъ.

— Жаль, онъ кажется хорошій человкъ, не унималась Катерина Федоровна:— а Алексй вернется ли сюда, это еще вопросъ.

— Вернется, не вернется, а мн за Карскимъ не бывать!

— Не забывай, другъ мой, что я одной ногой стою въ могил, что жъ ты будешь длать, когда останешься одна?

Маша поблднла и посмотрла на больную мать.

— Разв вамъ хуже? спросила она тихо.

— Пожалуй сегодня и не хуже, а все ты, мой другъ, приготовиться должна. Не могу скрыть отъ тебя, и считаю даже грхомъ скрывать, что ты весьма скоро должна меня лишиться, спроси себя, что же будешь длать ты? Когда твой Алексй можетъ на теб жениться? Ты сама не захочешь его обременять. У васъ можетъ быть большое семейство, чмъ же будете вы жить? Бднымъ людямъ обманывать себя не приходится. Надо правд взглянуть въ глаза.

— Вы мн этого не говорили, когда я давала слово Алексю, съ упрекомъ выговорила Маша.— Это Карскій васъ прельстилъ.

— Не говорила, возразила Катерина Федоровна: — потому думала, что само время покажетъ это обоимъ вамъ. А теперь должна говорить, потому что теб представляется необыкновенный случай, одинъ изъ тысячи, Карскій богатъ, а ты бдна.

— Я хочу выйти за Алекся, а Карскаго терпть не могу.

— Ну и Богъ съ тобой! Настаивать не стану, съ немилымъ человкомъ и при богатств плохая жизнь… только извини, дружокъ, если скажу, что я жалю… средствами къ жизни пренебрегать нельзя… Вдь ты сама не можешь опредлить, когда Алексй будетъ въ состояніи на теб жениться, а когда я умру, куда же днешься ты? Ты хоть получила образованіе, но вдь нынче везд требуютъ дипломъ, чмъ же ты вступишь въ чужой домъ, въ няньки что ли, или въ швеи пойдешь?

— Что это вы говорите все о смерти, сквозь слезы сказала Маша.

— Ты не должна обманывать себя. Не жилица я на бломъ свт. И ужъ какъ бы мн хотлось при жизни пристроить тебя.

Все, что Катерина Федоровна говорила для убжденія, дочери, нисколько не дйствовало на нее. Прельстится ли выгоднымъ замужствомъ молоденькая двушка, страстно влюбленная въ своего жениха? Мать пугала ее необходимостью поступить въ чужой домъ, когда она останется сиротой, но Маша призналась мн, что жизнь въ чужомъ дом будетъ для нея сносне, чмъ съ Карскимъ, и съ свойственной молодости безпечностью нисколько не заботилась о своей будущей судьб.

Но слова матери о ея безнадежномъ положеніи глубоко запали въ душу Маши, она горячо любила свою мать.

— Дарья Владиміровна, улучила она минутку мн сказать въ этотъ вечеръ, когда Катерину Федоровну мы пораньше уложили, а сами сидли въ другой комнат, гд Маша доканчивала работу, взятую на заказъ: — что это мамаша все о смерти говоритъ?

— Такъ всегда говорятъ вс больные и пожилые люди, отвтила я.

— Я доктора спрошу.

Тутъ какъ разъ явился Тимофей Степанычъ съ нахмуреннымъ и мрачнымъ лицомъ.

— Что это я слышу? обратился онъ къ Маш: — вы никакъ съ ума сошли? Сейчасъ слышалъ отъ Карскаго, что вы ему отказали… Да какъ это возможно? Да какъ это Катерина Федоровна допустила васъ?

Маша преспокойно сложила работу и сказала холодно и гордо:

— Никто не иметъ нрава принуждать меня.

— Послушайте ее! горячился Тимофей Степанычъ: — принуждать! Скажите пожалуста! за эдакого-то жениха? Да вы это просто отъ глупости, сударыня моя! Вы ничего не понимаете… вы двочка… вамъ надо связать руки да насильно въ церковь отвезти.

— Къ сожалнію это теперь не длается, сказала Маша.

— Да, именно къ сожалнію… вдь вы, сударыня моя, вашимъ безразсудствомъ, вашимъ упрямствомъ, губите не только себя, а и вашу мать.

— Какъ это мою мать? встрепенулась Маша.

— Вы знаете, что докторъ говоритъ? Она не переживетъ зимы, если вы не перевезете ее въ другой климатъ, вотъ оно что! Мать вашу убиваетъ бдность. Посмотрите какъ вы живете! Въ хорошую погоду здсь воздухъ спертый, въ дурную дуетъ во вс щели, сколько времени мать ваша воздухомъ не дышала? А у васъ есть возможность въ экипаж ее катать…

Маша была блдна и проговорила чуть слышно:

— Что это? разв мамаша… вамъ это докторъ сказалъ?

— Да! я съ нимъ говорилъ не дале какъ сегодня.

Докторъ, лчившій Ванину, былъ пріятель Кольева и по его просьб навщалъ больную. Кажется даже Кольевъ за визиты ему платилъ.

— Неужели онъ?…

Маша такъ была испугана, что не могла докончить своихъ словъ.

— Не подаетъ никакой надежды, если Катерина Федоровна останется на зиму здсь, отвтилъ шопотомъ Тимофей Степанычъ.— И вы можете упрямиться, дурачиться, когда вамъ на долю выпало неслыханное, невиданное счастіе — вы можете спасти вашу мать. Да могло ли это вамъ пригрезиться во сн? Вы двушка бдная и вдругъ у вашихъ ногъ милліонеръ.

‘Ахъ ты демонъ-искуситель!’ подумала я. ‘Спасутъ ли еще милліоны то больную?’ Такая взяла меня досада, я и говорю съ насмшкой:

— Вы кажется прежде говорили, Тимофей Степанычъ, что у Карскаго только полмилліона, какъ это онъ такъ скоро еще больше разбогатлъ?

— А хоть бы и полмилліона, напустился на меня Тимофей Степанычъ:— что жъ этого мало вамъ? Впрочемъ не безпокойтесь, у него скоро будетъ и цлый милліонъ. Онъ ведетъ дла большія, и что же можно противъ него сказать? Чмъ онъ не женихъ? Зачмъ Марь Константиновн имъ пренебрегать?

Я взглянула на Машу, на ней, какъ говорится, лица не было. Она видимо не слыхала послднихъ словъ Кольева. Извстіе объ опасномъ положеніи матери поразило ее.

— И видано ли это въ нашъ вкъ! продолжалъ Тимофей Степанычъ.— Романовъ что ли вы начитались? Да и то врно старинныхъ, теперь и въ романахъ не пишутъ сентиментальностей, и сочинители поняли, что даже милыя, прелестныя двушки воздухомъ питаться не могутъ. Да и что такое въ самомъ дл? Карскій не уродъ, не калка, не старецъ дряхлый. Онъ васъ обожаетъ, онъ васъ на рукахъ будетъ носить. Подумайте, при его богатств какую жизнь вы будете вести!.. Знаю, знаю, продолжалъ Тимофей Степанычъ, махнувъ рукой и не давая Маш говорить:— это любовь то ваша? Полноте, мой другъ! Этимъ, Марья Константиновна, хорошо было забавляться отъ нечего длать, когда у васъ лучшаго не было въ виду, а теперь совсмъ другое, вамъ предстоитъ такая блестящая партія, какой вамъ и во сн не грезилось, пора за умъ взяться…

— Съ умомъ ничего не подлаешь, когда сердце говоритъ, возразила Маша.

— Полно сердце ли? Не пустыя ли двическія бредни? Ну, ну! не сердитесь!… Врю, врю, что это у васъ истинная любовь… да что въ ней толку? Вдь она и безъ этого современенъ пройдетъ.

— Никогда! съ жаромъ увряла Маша.

— Ну, разумется! когда же видано, чтобы истинная любовь проходила, усмхнулся Тимофей Степанычъ: — да какой изъ этого выйдетъ толкъ? Вы теперь на меня сердитесь, но когда-нибудь и можетъ быть очень скоро вспомните мои слова, чего вы дождетесь съ вашимъ Толинымъ? Вдь вы сами видите оба, что при теперешнихъ вашихъ средствахъ жениться вамъ нельзя. Наслдство ни вамъ, ни ему неоткудова ждать. Что же выйдетъ изъ вашей привязанности, позвольте васъ спросить? Къ счастію еще, что его перевели отсюда. Любить безъ цли, безъ надежды невозможно, а тмъ боле въ разлук, вы въ Петербург, а онъ за тысячу верстъ. Что же вы вздыхать будете цлый вкъ? томиться? да будто это возможно! привязанность ваша постепенно ослабетъ и наконецъ пройдетъ. Не возражайте!… вдь вамъ только семнадцать лтъ, есть ли какое вроятіе, чтобы ваше сердце цлый вкъ довольствовалось одними вздохами? Перестаньте! Вы здоровы, полны жизни, вамъ надо любить счастливо, а не вздыхать… Вы не можете быть женою Толина, онъ не можетъ быть вашимъ мужемъ, такъ ршитесь же сдлаться женою богача и спасите вашу мать. Да и для себя… Хорошо! Вы не можете влюбиться въ Карскаго, отдайте ему вашу дружбу, заботьтесь объ его счастіи, длайте добро… Вы думаете, что у богатой женщины мало наслажденія кром любви? Не говорю вамъ ни о балахъ, ни о театрахъ — вы ихъ не знаете, и можетъ быть они васъ не прельстятъ — но вы образованы и умны, сколько удовольствія найдете вы въ путешествіяхъ! А сколько бдныхъ будутъ васъ благословлять!.. Вы напослдокъ, безъ всякаго принужденія, сами собою разлюбите вашего Алекся, это въ порядк вещей, иначе не можетъ быть, вроятно вы и не увидитесь съ нимъ больше, теперь только та разница, что вамъ надо нсколько себя принудить, а не говоря уже о собственныхъ вашихъ выгодахъ въ этомъ замужств, можете ли вы колебаться, когда жизнь вашей матери зависитъ отъ того? Вдь вы теперь не въ состояніи даже облегчить ея предсмертныя страданія, бдность связываетъ вамъ руки, а тогда вы можете продлить ея жизнь.

Тимофей Степанычъ крпко пожалъ руку Маши, значительно кивнулъ мн головою и ушелъ. Онъ надялся, что я буду помогать ему.

‘Ахъ, ты демонъ-искуситель!’ опять повторила я про себя.

Маша ни слова ни сказала мн посл ухода Кольева, но была видимо взволнована и, ссылаясь на головную боль, просила извинить ее и пошла прилечь. Я поняла, что она хочетъ не заснуть, а разсуждать сама съ собою, и не считала себя въ прав навязывать ей свои совты — да и что могла я ей сказать? вопросъ былъ дйствительно такъ важенъ, что она одна могла его ршить, она одна могла знать глубину своего чувства къ Алексю, и стоитъ ли оно того, чтобы оставаться ему врнымъ, вопреки всему? Если бы даже она спросила моего совта, я затруднилась бы… Почему я знала останется ли Алексй ей вренъ, и не пожалетъ ли она современемъ, что не взяла богатства, которое съ такимъ еще обожаніемъ умоляли ее принять.

Катерина Федоровна скоро проснулась и позвала ее.

— Что это какъ ты блдна? вдругъ спросила она.

Маша сослалась на головную боль.

— Да что это ты вдругъ такъ опечалилась? Что это сдлалось съ тобой?

Маша усиливалась улыбнуться и увряла, что ничего.

— Пустяки! материнскій глазъ не обманешь. Ты вдругъ сдлалась совсмъ на себя непохожа или это оттого, что я про Карскаго сказала?.. Полно! ну, если онъ теб противенъ и Богъ съ нимъ. Есть о чемъ грустить! Разв мн самой будетъ весело видть тебя за нежилымъ человкомъ? Что мн въ его богатств! Вотъ ужъ могу, сказать никогда интересанкой не была! Полно! полно! развеселись! перестань объ немъ и думать! Вдь кончено., ты ему отказала, наврно онъ теперь не захочетъ сюда заглянуть.

Однако Катерина Федоровна ошибалась, Карскій пріхалъ на другой день. Я опять была у Ваниныхъ, у меня болло за Машу сердце и я пошла навстить ее.

— Отказать! отказать! засуетилась Катерина Федоровна, взглянувъ на дочь съ безпокойствомъ, когда раздался звонокъ, кухарка отворила дверь и голосъ Карскаго послышался въ передней: — сказать, что нездорова, не могу принять.

— Примите! вдругъ сказала Маша: — почему же вамъ не принять его?

— А ты? какъ же ты? сказала Ванина.

— Я уйду.

Она ушла, а я за нею. Въ другой комнат намъ былъ слышенъ весь разговоръ.

— Вамъ вроятно передала Марья Константиновна мое предложеніе и ея отказъ? началъ Карскій.

— Да! она мн говорила… съ смущеніемъ отвтила Катерина Федоровна.

— Съ вашего ли одобренія она отказала мн?

— Я предоставила моей дочери полную свободу въ.этомъ отношеніи, отвтила Ванина коротко.

— Но я желаю знать ваше собственное мнніе. Находите ли вы меня приличной партіей для Марьи Константиновны?

— Вы, вроятно, сами очень хорошо понимаете, Павелъ Михайловичъ, что не только моей Маш, но и всякой двушк вы можете быть приличнымъ женихомъ. Какой еще женихъ можетъ быть приличне, если не вы? Только мое одобреніе ни къ чему вамъ не послужитъ, я вамъ сказала, я не стану неволить мою дочь.

— Напротивъ, послужитъ ко многому, возразилъ Карскій.— Умная мать всегда иметъ вліяніе на дочь. Мало-по-малу ваши убжденія и мое постоянство могутъ преодолть нерасположеніе ко мн Марьи Константиновны. Я пріхалъ просить васъ мн помогать. Извините меня, я буду говорить откровенно. Я богатъ, пользуюсь хорошей репутаціей, никакихъ низкихъ пороковъ не имю и люблю страстно, вашу дочь. Чего же боле можетъ пожелать мать для мужа своей дочери?

— Чтобы дочь любила мужа, возразила Катерина Федоровна — и, признаюсь, въ эту минуту я была готова ее, мою голубушку, расцловать:— я вижу вс выгоды, какія дочь моя нашла бы въ замужств съ вами, да вотъ видите она васъ не любитъ, а убжденіями любовь не внушишь, по-крайней-мр, двушк, съ такой сильной волей какъ моя дочь. Она очень кроткаго характера, но иметъ свой собственный образъ мыслей и ея чувствами управлять нельзя. Да я и не возьму этого на себя. Богатство не даетъ счастія, Павелъ Михайловичъ. Хотя я бдна и должна знать цну деньгамъ, однако, поврьте, спокойствіе сердечное я ставлю выше всего. Угодно вамъ ждать, ждите, постарайтесь сами пріобрсти любовь моей Маши, безъ любви она за васъ не выйдетъ, она у меня къ деньгамъ не жадна.

— Даже когда этими деньгами она могла бы облегчить ваше слабое здоровье? спросилъ Карскій.

— Я уже отжила свой вкъ, счастіемъ дочери не желала бы себ купить нсколькихъ лишнихъ лтъ жизни, была бы счастлива моя Маша, а мн, когда дло идетъ о судьб всей ея жизни, гршно думать о себ.

Я все слушаю, а про Машу-то и забыла, вдругъ взглянула на нее, а она, моя милушка, сидитъ блдне полотна.

— Это значитъ, что и вы отказываете мн? вдругъ рзко раздался голосъ Карскаго.

Не успла я опомниться, гляжу Маша вдругъ отворила дверь и вышла.

— Я согласна! сказала она.

Дверь-то осталась отворена, я и вижу, что Карскій зашатался и закрылъ глаза.рукой, неожиданное счастіе посл совершеннаго отчаянія ошеломило его, у него захватило духъ, а Катерина Федоровна глядитъ на дочь помутившимися глазами и до того остолбенла, что не находитъ словъ спросить ее.

— Я согласна, повторила Маша боле твердымъ голосомъ.— Только прежде, я хочу съ вами переговорить.

Она пошла провожать его и съ нимъ перешепталась.

— О чемъ ты говорила съ нимъ по секрету? потомъ спросила ее мать.

— Просила не требовать отъ меня любви съ самаго начала, а дать мн время привыкнуть къ нему.

Я смотрю на нее и думаю: ‘Лжешь ты, милая двочка, лжешь! ‘

— Что съ тобой сдлалось, Маша, приставала къ ней Катерина Федоровна:— отчего такая перемна?

— Одумалась, глупо упускать такого жениха.

А сама такая блдная, на глазахъ свтятся слезы.

— Маша, ты это принуждаешь себя для меня?

— Вотъ какой вздоръ! отвтила Маша и силилась улыбнуться.— Я просто разсудила, что за Алексемъ мн никогда не быть… для чего же не выйти за Карскаго, онъ такой выгодный женихъ!

— Маша! Маша! ты себя принуждаешь… откажи! упрашивала мать, испуганная ея блдностью и волненіемъ.

— Нтъ, не откажу, я ршилась! твердо отвтила дочь.

— Ахъ, Дарья Владиміровна, говорила мн посл больная: — не могу вамъ передать, что длается со мной! И радуюсь-то я, какъ не радоваться такой партіи. Всю жизнь терпли недостатки, а теперь моя Маша будетъ въ золот ходить, и опять жаль мн ее, мою дорогую, ну какъ она себя неволитъ для меня?

А я не знаю, что мн и говорить, не знаю даже, что и думать, и бранить себя готова, а не могу одобрить, что Маша за Карскаго идетъ! Вкоренилось это у меня въ душ, что бракъ гршенъ безъ любви, не могу себя переломить.

Потомъ, когда Катерину Федоровну мы уложили, я Маш и говорю:

— А вы, душечка, съ Павломъ Михайловичемъ о чемъ-то другомъ говорили.

— Вамъ я скажу, отвтила Маша:— вы только мамаш не говорите.

— Хорошо, не скажу, отвчала я.

Маша меня знала и врила мн.

— Я спросила его, можетъ ли онъ дать моей матери средства хать за границу. Въ такомъ случа, говорю, я за васъ выйду. Докторъ сказалъ, что это одно можетъ ее спасти.

— Что же онъ вамъ отвтилъ?

‘— Объ этомъ, говоритъ, не безпокойтесь, я богатъ’. И вы ничего не будете жалть, опять спросила я: — чтобы возвратить моей матери здоровье насколько это зависитъ отъ денежныхъ средствъ.

‘— Ничего’. Въ такомъ случа, говорю, я буду вашей женой, только если вы не сдержите вашего слова, я буду цлую жизнь ненавидть васъ.

— Такъ-таки и сказали?

— Такъ и сказала, и чуть было не прибавила: ‘больше чмъ теперь’, да во время остановилась. А онъ мн отвтилъ:

‘— Зачмъ мн моего слова не сдержать? Я вамъ уже сказалъ, что я богатъ. Мать ваша будетъ осыпана золотомъ, если вы захотите’. Вотъ о чемъ у насъ съ нимъ былъ разговоръ.

Я слушала Машу и качала головой.

— Видите, душечка, говорю, любить свою мать и жертвовать собою для нея дло очень похвальное, да только не худо вамъ принять въ соображеніе, что отъ этого дла зависитъ счастіе двухъ человкъ. Ну какъ, пожертвовавъ собою для Катерины Федоровны, вы испортите жизнь — я не скажу вашу, вы на это нкоторымъ образомъ имете право — а вашего мужа, о счастіи котораго вы тоже должны заботиться?

— Мн мать моя дороже, отвтила Маша.

— Понимаю, только хорошо ли это будетъ?

— Ахъ, голубушка, Дарья Владиміровна, что же мн длать? Онъ знаетъ, что я его не люблю, пусть будетъ доволенъ моимъ послушаніемъ и угожденіемъ. Я не хочу, чтобы моя мать лишилась жизни, когда я могу ее спасти. Вкъ себ этого бы не простила! Пусть она живетъ подольше, моя дорогая, пусть пользуется всмъ хорошимъ, что только могутъ доставить деньги. Мой богатый женихъ мн это общалъ.

Въ тотъ же вечеръ Маша написала къ Алексю:

‘Дорогой другъ, простите меня! Мать моя при смерти, говорятъ, что я могу ее спасти. Для сохраненія ея жизни нужны большія средства, поздка за границу, разныя удобства, откуда мы ихъ возьмемъ? Я ршилась пожертвовать собою и выйти за богача. Простите мн, другъ мой, и поймите, что мать моя умираетъ… а я могу ее спасти… Простите меня и помните, что никогда и никому не отдамъ я своей любви, она ваша — ваша. ‘

Я этого письма тогда не читала. Маша не показала его никому. Нсколько лтъ спустя, попало оно мн въ руки, а какимъ образомъ, я посл разскажу.

— Странно, что Алексй мн не отвчаетъ, сказала мн Маша только одинъ разъ.

— А вы разв ему писали? спросила я.

— Да! Какъ же не писать? Просила у него прощенія, прощалась съ нимъ. Должно быть онъ мн не прощаетъ, конечно, онъ не видитъ какъ моя мать больна. Онъ кажется долженъ знать, что я сказала ему правду, что только одна эта причина могла заставить меня…

IV.

Карскій такъ заторопилъ свадьбой, что мы не успли еще опомниться, какъ Маша стояла уже подъ внцомъ. Нарядовто, нарядовъ накупилъ онъ ей! Серьгамъ, браслетамъ, брошкамъ я потеряла счетъ. Маша все принимала равнодушно. Возьметъ, положитъ и не взглянетъ. Немудрено! Бдная знала, какъ дорого покупала она это, свою любовь къ Алексю она ставила выше всего.

Карскій женихомъ сдерживалъ себя. Онъ видлъ, что Маша его не любитъ, и къ ней не приставалъ, здилъ каждый день, сядетъ поодаль и глазъ съ Маши не спускаетъ, а она на него и не глядитъ, разговариваетъ, однако, вжливо, да все о постороннемъ, а онъ все больше къ Катерин Федоровн обращался, и чего-чего ужъ онъ ей не надарилъ!

Пріхала къ Ванинымъ познакомиться Карскаго родня. У него ея было немного, изъ близкихъ только одна сестра, вдова съ малолтнимъ сыномъ. Ужъ какъ она не понравилась мн! Такая гордая, такая кислая, такъ все колко, такъ все свысока! Говорили, она съ ума сходила отъ досады, что братъ ея вздумалъ жениться, да еще на комъ! Говорили также, что онъ насильно заставилъ ее сдлать визитъ его невст, она хотя имла состояніе, но не такое огромное какъ у брата, и Карскій многимъ ее дарилъ, она не хотла лишиться его милостей, и исполнила его просьбу, но ужъ какими злыми глазами смотрла она на Машу, а та очень равнодушно принимала все.

Ну вотъ и обвнчались и начали свою супружескую жизнь.

Чрезъ нсколько дней посл свадьбы, прихожу я провдать Катерину Федоровну, которой Карскій отвелъ въ своемъ дом дв роскошно убранныя комнаты. Спрашиваю, какъ она чувствуетъ себя.

— Мн-то хорошо, Дарья Владиміровна, отвчала Ванина:— чего ужъ лучше, видите въ какомъ раю живу! А за Машу у меня болитъ сердце…

— Разв не привыкаетъ? спросила я.

Катерина Федоровна покачала головой.

— Еще рано, говорю, будемъ надяться, что привыкнетъ.

— Онъ, по моему, безразсудный человкъ, продолжала Катерина Федоровна.— Маша еще почти ребенокъ, опять же не любя за него шла, а онъ держать себя съ ней не уметъ, такой горячій, его страсть пугаетъ ее.

— Какъ же быть, говорю, Катерина Федоровна, вдь онъ долго женихомъ сдерживалъ себя, а теперь страсть беретъ свое.

— А Маша-то этого не переноситъ. И ока не уметъ сдерживать себя. Извстно молода! Съ мужчинами тоже надо умть обращаться, гд ей, она почти дитя!

‘Если бы любила, такъ сумла бы’, подумала я.

— Вотъ я разскажу вамъ, Дарья Влйдиміровна, что случилось здсь у меня, на третій день посл ихъ внца. Сидитъ Маша у меня, входитъ Павелъ Михайловичъ, да прямо къ ней, обнялъ и хотлъ поцловать. Маша-то тихо оттолкни его рукой. А онъ ей: ‘Не смешь! ты теперь моя.’ А самъ каждое слово прерываетъ поцлуями. У моей голубушки даже захватило духъ. ‘Да, говоритъ, ты моя, и каждую минуту, каждую секунду могу я тебя ласкать.’ Ну! скажите сами! разв. это деликатно? вдь Маша замужемъ недавно, ей и конфузливо при мн. ‘Теперь, говоритъ, вся твоя жизнь, вс твои поступки, вс твои мысли должны принадлежать мн.’ Какъ онъ это сказалъ, Маша-то встала, да и говоритъ: ‘Моя жизнь и мои поступки дйствительно твои, а мысли — моя собственность и никто не сметъ ее отнимать, это мое завтное сокровище и я вправ не отдавать его никому.’ Зять мой такъ задрожалъ и поблднлъ, что страшно было на него глядть.

‘Не мудрено!’ подумала я. ‘Великой угрозой напугала его жена. Мысли ея собственность! Разумется, она хотла дать ему знать, что будетъ постоянно думать не о немъ, а о другомъ.’

Вскор пришла Маша. Гляжу на нее, такъ ее жалю! Вотъ ужъ на новобрачную совсмъ непохожа. Печальная, скучная, съ лица сбжалъ румянецъ, однако, обрадовалась мн. Повела комнаты показывать. Карскій жилъ въ собственномъ дом, комнаты большія, высокія, убраны великолпно.

— Вотъ, говорю, Марья Константиновна, душа моя, въ какой роскоши привелось мн васъ видть. Конечно, и красота ваша заслуживаетъ…

— Ахъ, Дарья Владиміровна, перебила она меня:— это вы сами противъ себя говорите. Вы сами жили въ роскошномъ дом, хотя въ чужомъ, но дорогомъ для васъ дом, а вышли же замужъ по любви въ домъ нероскошный… Ахъ, любовь! любовь! какое милое, чудесное слово, а мн оно запрещено!

— Успокойтесь, ангелъ мой! вдь надо же мириться съ тою жизнью, какую вамъ опредлилъ Господь. Ну, вы не можете еще полюбить вашего мужа, за то онъ любитъ васъ, быть любимой тоже иметъ свою пріятность…

Она наклонилась ко мн и шепнула:

— Только не имъ.

— Отчего такъ? говорю. Постарайтесь привыкнуть, у всякаго свой характеръ, можетъ быть вашъ мужъ иметъ странности…

— Я перенесла бы все, только не его любовь. И угождать ему готова, и слушаться во всемъ, такъ ему этого мало, онъ требуетъ любви.

Я молчала, что мн было говорить? Любовь не вынудишь ничмъ, приневоливай себя какъ хочешь, а насильно не полюбишь никого…

— Оставимъ это, сказала Маша вдругъ:— ничего не перемнишь. Да я и не желала бы перемнить, мамаш лучше, докторъ такъ былъ доволенъ, когда увидалъ ее въ этихъ комнатахъ, ей, въ самомъ дл, здсь удобно и хорошо. Только онъ торопитъ поскоре заграницу. Мамаша еще не знаетъ ничего, я вдь просила доктора не говорить, чтобы она не догадалась, зачмъ я замужъ выхожу. Я вотъ жду мужа, онъ на бирж. Пойдемте къ нему въ кабинетъ. Докторъ мн сегодня утромъ говорилъ, что времени терять, нельзя, мамаша не вынесетъ морозовъ, поторопиться надо.

Вотъ такимъ образомъ толкуемъ мы, а Карскій, между тмъ, пріхалъ. Я хотла встать и уйти, но Карскій очень любезно раскланялся со мной и просилъ у него посидть. Онъ какъ будто обрадовался, заставъ въ своемъ кабинет Машу. Врно она не часто навщала его тутъ.

— Павелъ Михайловичъ, начала тотчасъ Маша: — ты общалъ дать мамаш средства лчиться за границей, докторъ говоритъ, что времени терять нельзя, торопитъ хать, я пришла напомнить теб.

Карскій нахмурился. Эти слова, вроятно, напомнили ему зачмъ Маша вышла за него.

— О чемъ? сказалъ онъ.— Вдь у насъ заключено условіе, вдь ты только для этого вышла за меня.

Я такъ и обомлла. Даже при мн, при посторонней, не сдержалъ себя!

Карскій замтилъ мое смущеніе, да такъ прямо мн и бухнулъ:

— Что вы удивляетесь, Дарья Владиміровна? Вы старый другъ моей жены, для васъ не секретъ для чего она вышла за меня. Разыгрывать при васъ роль и прикрашивать въ вашихъ глазахъ наши отношенія, я полагаю, было бы смшно.

— Для чего бы я не вышла, сказала Маша хладнокровно:— я теперь твоя жена. Я общала теб, что буду заботиться о твоемъ счастіи и всми силами угождать теб.

— Очень благодаренъ, но теб извстно, что мн нужны не твои угожденія, а твоя любовь.

Другая женщина на мст Маши можетъ быть нашлась бы сказать что-нибудь, а она притворяться не умла и, конечно, по своей молодости врила въ нескончаемость своей любви. Мужъ весь блдный отъ ревности такъ въ нее глазами и впился.

— Какъ же ты ршишь теперь эту задачу? спросилъ онъ съ насмшкой: — общаешь заботиться о моемъ счастіи, а для моего счастія мн нужна твоя любовь.

— Что говорить все объ одномъ, сказала Маша съ нетерпніемъ: — я не виновата, что не могу тебя любить. Я не обманывала тебя. Я не общала… Странно требовать, чтобы я вдругъ въ тебя влюбилась, такихъ чудесъ кажется никто не въ прав ожидать. Я общаю угождать теб, что же я могу сдлать больше?

— Вотъ извольте слышать, какія разсужденія! обратился ко мн Карскій.— И это моя законная жена, моя собственность, надъ которой я имю полнйшія права.

— Ну и будь этимъ доволенъ, сказала Маша:— ты достигъ своей цли, ты захотлъ непремнно на мн жениться, хотя зналъ все. Ты все-таки счастливе меня. Ты живешь со мною, ты можешь видть меня ежеминутно, а я навсегда разлучена…

Я такъ и обомлла. Ахъ, неблагоразумная! Можно ли такъ съ мужемъ говорить! Конечно, это она по неопытности, вдь она еще ребенокъ. Карскій вышелъ изъ себя.

— Какое безстыдство! закричалъ онъ:— мн это говорить!

— Позвольте, Павелъ Михайловичъ, вмшалась я: — вамъ надо принять въ соображеніе молодыя лта вашей жены. Вдь вамъ все это. было извстно, дайте ей время привыкнуть къ вамъ. Вы старше и опытне ея, имйте же терпніе, все современемъ пройдетъ, все уладится, Марья Константиновна полюбитъ васъ.

— Никогда! вскричала Маша:— я это ему заране сказала, я его предупреждала, я ему не общала — какое же право иметъ онъ требовать отъ меня…

— Павелъ Михайловичъ не требуетъ, онъ только желаетъ, мой ангелъ, сказала я.— Пойдемте къ вашей мамаш, она врно ждетъ насъ, дайте успокоиться Павлу Михайловичу, вы посл переговорите съ нимъ.

Я увела ее.

— Вотъ вы теперь видли какая моя жизнь, сказала мн Маша.

— Позвольте мн сказать вамъ, душечка, замтила я: — что вы сами держите себя неосторожно, мужу такихъ вещей говорить нельзя.

— Что же мн длать? Я притворяться не могу!

— Не притворяться, а сдерживать себя. Мужъ вашъ тоже невиноватъ, что такъ васъ любитъ, каково же ему знать, что вы не только не любите его, а имете привязанность къ другому. По-крайней-мр, не напоминайте ему о томъ, вспомните, душечка, прибавила я, чтобы отвлечь ея мысли: — что возстановленіе здоровья вашей матери зависитъ отъ него.

Маша такъ и встрепенулась.

— Ахъ! какая же я безумная! сказала она: — дло идетъ о жизни моей матери, а я могу думать о себ!

Бгомъ бросилась она къ мужу и столкнулась съ нимъ въ дверяхъ. Несмотря на свой гнвъ противъ жены, Карскій какъ видно, безпрестано хотлъ ее видть, а можетъ быть и подмчать о чемъ думаетъ она.

— Павелъ Михайловичъ, какъ же несчетъ поздки за границу? спросила Маша.

— Деньги готовы, пусть детъ, холодно отвтилъ онъ.

— Какъ, пусть детъ? удивилась Маша.— Разв мама можетъ хать одна?

— А вы еще не пріискали кого отправить съ ней?

— Какъ кого отправить! вскрикнула Маша:— разв ты думаешь, что я соглашусь отправить мою больную мать съ чужой, а не сама отвезу, ее?

Карскій вздрогнулъ.

— Вотъ какъ! Давно ли вышла замужъ, а ужъ собираешься бросить мужа? Ошиблась, сударыня! Я этого не позволю, не допущу!..

— Я никогда не собиралась бросать тебя, я думала, что и ты подешь съ нами…

— Да какъ же! есть мн время бросать мои дла!

— Время ты долженъ найти, съ твердостью сказала Маша: — дло идетъ о здоровь, а можетъ быть и жизни моей матери.

— Разв она выздороветъ отъ того, что я поду съ ней?

— Вдь ты безъ себя меня не отпустишь, а захочетъ ни она хать безъ меня? Она стара, она никогда со мной не разставалась, безъ меня она пропадетъ съ тоски въ чужомъ, незнакомомъ мст. Притомъ, почемъ мы знаемъ, можетъ быть ей тамъ сдлается хуже, она, пожалуй, можетъ умереть.

— Въ такомъ случа лучше ей остаться здсь.

— Докторъ говоритъ, что здсь она наврно не переживетъ зиму, а въ тепломъ климат надежда есть… Ты мн общалъ.

— Я общалъ дать денегъ и даю. Бери сколько хочешь, только самъ я хать не могу.

— Вдь ты богатъ, настаивала Маша:— почему ты на время не можешь оставить твои дла…

— Дла не оставлю ни для кого. Ты женщина, да еще безразсудная вдобавокъ, и ничего не понимаешь.

У меня сердце замерло, когда я взглянула при этихъ словахъ на Машу. На ней, что-называется, лица не было. Она дрожала, какъ въ лихорадк. Глаза такъ и сверкали, и, о Боже! какая ненависть выражалась въ нихъ! Я ожидала большой вспышки, но она преодолла себя и сказала такъ хладнокровно, что я даже удивилась:

— Я понимаю, что такъ разсуждать можетъ человкъ не только безъ сердца и безъ души, но даже безъ малйшаго понятія о чести. Ты самымъ безсовстнымъ образомъ обманулъ меня.

Не повернувъ даже головы, чтобы взглянуть на мужа, она ушла. Карскій бросился въ кресло и закрылъ лицо руками. Я ршилась ему сказать:

— Павелъ Михайловичъ, вы сами назвали меня старымъ другомъ вашей жены. Позвольте, какъ старому другу, желающему счастія вамъ обоимъ, замтить вамъ, что если вы желаете пріобрсти ея расположеніе, то вамъ не такъ надо поступать.

Я даже вздрогнула, такъ Карскій громко захохоталъ.

— Пріобрсти ея расположеніе? какимъ это образомъ? Чудесъ на свт не бываетъ, вы слышали, она сама сказала. Нтъ, Дарья Владиміровна, я до ея расположенія не доживу.

— Потшьте ее теперь, позжайте съ нею, вдь она безпокоится за мать.

— Вотъ ужъ никакъ не думалъ, чтобы вы считали меня дуракомъ. Это она, по молодости лтъ, можетъ врить докторскому вранью, а мн-то съ какой стати? Зачмъ я поду за границу на всю зиму? Баклуши бить? У меня здсь полны руки дла, я еще не совсмъ выждалъ изъ ума!

— Отпустите ее безъ себя…

Карскій такъ на стул и привскочилъ.

— Неужели вы не понимаете! вскрикнулъ онъ: — что я жить безъ нея не могу? Давно лёг я женился? И чтобъ я ее на всю зиму отпустилъ!

— Если вы такъ любите вашу жену, Павелъ Михайловичъ, продолжала я, нисколько не смущаясь: — и убиваетесь, что она васъ не любитъ, какъ же вы не хотите принести кое какія жертвы, для того чтобы Марья Константиновна полюбила васъ? Вы безъ себя отпустить ее не. хотите, я, впрочемъ, за это васъ не осуждаю, вы ее любите, вы женаты такъ недавно, конечно, разстаться тяжело, я противъ этого не спорю, а длами пожертвовать бы можно…

— Зачмъ я съ ней поду? Меня здсь дла хоть развлекаютъ, а тамъ я буду сидть, сложа руки, да смотрть на ея отвращеніе ко мн. Вы видли, какъ она сейчасъ взглянула на меня?

— Это оттого, что вы своимъ отказомъ ее разсердили.

— Ахъ, Дарья Владиміровна, совсмъ не отъ того! Она меня ненавидитъ, а любитъ другого, въ томъ вся бда.

‘Глупый же ты человкъ!’ думала я, когда Карскій ушелъ, а я пошла отыскивать Машу: ‘Вдь ты все это зналъ. Ну! если не могъ преодолть своей страсти и женился, такъ имй терпніе и жди! А то забралъ себ въ голову, чтобъ сейчасъ твоя жена въ тебя влюбилась, и глупецъ ты, и эгоистъ!’

Нечего и говорить, что поздка за границу не состоялась. На вс убжденія доктора, Катерина Федоровна отвчала весьма основательно:

— Разсудите сами, могу ли я быть довольна и спокойна одна, съ чужими, въ далекой, незнакомой сторон. Я пропаду съ тоски. А если вы ошибаетесь и я все-таки скоро умру, не отрадне ли мн закрыть глаза на рукахъ дочери, чмъ прожить нсколько лишнихъ мсяцевъ и умереть, не благословивъ ее? Да и что мн за радость въ долгой жизни, если я должна жить въ разлук съ моей Машей, когда она одна краситъ мою жизнь? Я себя знаю, я больная, грустная, еще скоре тамъ умру…

Докторъ нашелъ, что она права. Онъ приступилъ къ Карскому. Онъ отвчалъ тоже, что и жен. Деньги готовы, но самъ онъ не можетъ хать и жену не отпуститъ безъ себя.

Чтобы Маша окончательно не возненавидла мужа, мать повторяла ей безпрестанно, какъ она дорожитъ удобствами, которыми она, дйствительно, была окружена. Катерина Федоровна понимала, что ея дочери будетъ легче переносить принесенную ею жертву, если она увидитъ, что эта жертва не напрасно принесена.

— Ахъ, Машечка, говаривала она безпрестанно:— какъ мн здсь хорошо!.. Вотъ на старости-то лтъ и покойное кресло много значитъ, а ужъ комната моя какъ уютна и тепла! Компотъ какой чудесный былъ сегодня за обдомъ, ужъ не то, что бывало наша кухарка приготовитъ, что въ ротъ не возьмешь!.. Да и то сказать, фрукты-то иностранные, дорогіе, такихъ прежде не по нашимъ средствамъ было покупать…

Или другой разъ вернувшись съ прогулки, она восхищалась покойной каретой и опять благодарила дочь.

— Вотъ, моя голубушка, по твоей милости и воздухомъ надышалась! Ожила! Не то что прежде сидла въ четырехъ стнахъ!

Каждая бездлица служила матери поводомъ благословлять дочь.

Я давно уже перестала уговаривать и убждать мужа и жену. Тутъ ничего нельзя было подлать. Оставалось только обоихъ ихъ жалть. Маша не прощала мужу, что онъ, какъ она думала, обманулъ ее. И признаюсь по моему Карскій былъ очень виноватъ. Если бы любовь его къ жен была истинная, хорошая, а не эгоистическая, чувственная страсть, мн кажется онъ могъ бы, мало по малу, пріобрсти привязанность жены. Любовь къ отсутствующему, не поддерживаемая никакими сношеніями, можетъ ли устоять противъ угожденій человка, имющаго возможность ежеминутно заслуживать любовь? А Карскій самъ нанесъ окончательный ударъ возможности пріобрсти расположеніе жены. Зачмъ онъ не ршился потерять нсколько десятковъ тысячъ, въ которыхъ, сказать по правд, онъ нисколько не нуждался, и не повезъ самъ за границу тещу и жену? Его жена обожала мать, считала эту поздку для нея спасеніемъ, для этого только вышла за него, а онъ съ пренебреженіемъ отнесся къ единственному, можетъ быть, способу сблизиться съ женой. Карскій былъ человкъ чувственный и грубый. Онъ не принималъ во вниманіе, или лучше сказать совсмъ не понималъ характера своей жены, и безпрестанно оскорблялъ ея деликатность вспышками то бшеной ревности, то необузданной страсти и съ каждымъ днемъ становился противне своей жен.

Когда въ половин зимы, Катерина Федоровна скончалась, я положительно думала, что Маша сойдетъ съ ума. Мысль, что она мать не спасла, а себя погубила, приводила ее въ такое отчаяніе, что мужа она положительно видть не могла.

— Если одни удобства продолжили ея жизнь на полгода, что сдлалъ бы для нея теплый климатъ! твердила она.

Признаюсь я этому не врила и бранила докторовъ. Охота

имъ баламутить и не давать людямъ спокойно въ своемъ дом умереть. Ну къ чему было доктору Катерины Федоровны взбаламутить Машу этой поздкой? Ничего хорошаго изъ этого не вышло, а только испортилась жизнь трехъ человкъ.

Докторъ опасался, чтобы смерть матери не повліяла гибельно на здоровье Маши, она готовилась сдлаться матерью, и предписалъ полнйшее спокойствіе и отсутствіе всякихъ поводовъ къ раздраженію, и мн кажется, что надежда сдлаться отцомъ заставляла Карскаго преодолвать свой необузданный характеръ и оставлять въ поко жену.

У Маши родился сынъ. Мужъ навщалъ ее конечно каждый день, но не надолго, не надодалъ ей своимъ присутствіемъ, пока она оправлялась, говорилъ о предметахъ постороннихъ и вообще держалъ себя осторожно, ненавязчиво, и если бы это могло продолжиться, то жизнь Маши была бы сравнительно сносна.

Но вотъ она оправилась отъ болзни и какъ моя голубушка опять стала хороша!

Сидимъ мы съ нею въ одинъ день въ ея диванной, она только-что вернулась изъ церкви, гд брала молитву, и держала сына на рукахъ.

— А знаете ли, Дарья Владиміровна, вдругъ сказала она:— я очень рада, что мой мужъ богатъ.

Я съ удивленіемъ на нёе взглянула.

— Вы не врите? Право такъ.

— Вы такъ мало пользуетесь его богатствомъ замтила я:— вы и до траура наряжаться не любили.

— Мн были противны наряды, купленные имъ.

— А теперь?

— Теперь я радуюсь его богатству, потому что мой сынъ будетъ богатъ. Право богатство вещь хорошая, оно можетъ избавить отъ величайшаго несчастія въ жизни — вотъ такого какъ мое. Будь я богата, я не была бы за немилымъ мужемъ, слава Богу, эта участь моему сыну не предстоитъ!

Она горячо цловала малютку, когда вошелъ ея мужъ. Онъ подошелъ къ жен, взялъ отъ нея ребенка, разцловалъ его, крикнулъ кормилицу, отдалъ ей малютку, веллъ отнести его въ дтскую, самъ слъ на кушетку возл жены и началъ страстно ее цловать.

Я сидла въ углу поодаль и думала сначала, что можетъ быть Карскій не видалъ меня.

— Мы не одни, холодно сказала Маша, отстраняя его рукою.

— Что жъ такое? Разв мужъ и при постороннихъ не можетъ цловать жену?

— Мужья бываютъ разные, сказала Маша: — даже и любимый мужъ при постороннихъ щадитъ скромность своей жены.

— Что? Еще не образумилось, проворчалъ Карскій, стиснувъ зубы: — опять за свое!

— Павелъ Михайловичъ, вмшалась я: — Марья Константиновна еще не совсмъ оправилась отъ болзни, не лучше ли будетъ прекратить этотъ разговоръ?

Конечно мн слдовало бы встать и уйти, чтобы не мшать объясненію супруговъ, но Маша такъ поблднла и съ такой ненавистью смотрла на мужа, что я побоялась оставить ихъ вдвоемъ. При мн они все-таки будутъ хоть сколько нибудь сдерживать себя.

— Извините, холодно отвтилъ мн Карскій: — я спрашивалъ доктора, она совсмъ теперь здорова, не разговоръ нашъ, а эти капризы прекратить пора.

— Капризы? повторила Маша:— неужели ты до сихъ поръ не понялъ меня?

— Я не такъ глупъ, Марья Константиновна, и понять васъ не мудрено. Разв вы представляете изъ себя что-нибудь особенное? Какое-нибудь рдкое явленіе? Не вы первая и не вы послдняя капризная жена. Разница между ними бываетъ та, что одна нападетъ на болвана мужа и заставитъ его плясать по своей дудк, а другой мужъ не болванъ и суметъ укротить капризную жену.

— Безъ всякаго сомннія, сказала Маша такъ хладнокровно, что я даже удивилась:— капризныя жены всегда бываютъ глупы, и предполагается, что мужъ не болванъ умне капризной жены. Какже ему не сладить съ нею? А вотъ если жена не капризничаетъ, а не любитъ мужа, тогда, если онъ неболванъ, то ему боле ничего не остается какъ покориться ршенію жены.

— То есть какому?

— Оставить ее въ поко.

— Я не вижу почему?.. Можетъ быть ему достаточно своей собственной любви… что же длать, насильно милъ не будешь… Можно довольствоваться и холодною женой, когда она такая красавица какъ ты.

Краска выступила на блдныхъ щекахъ Маши.

— Боже! Вотъ съ какимъ чудовищемъ я связана на всю жизнь! вскричала она, вскочивъ съ своего мста: — что же я по твоему? невольница? раба?

— Нтъ, хладнокровно отвтилъ Карскій.— Я вижу въ теб женщину, которая, какъ ты сейчасъ сказала, связана сомною на всю жизнь. Разводъ между нами невозможенъ, у насъ нтъ на это достаточныхъ причинъ. Мы должны остаться мужемъ и женою, ты меня не любишь, а я тебя люблю. И стало быть велика была эта любовь моя, если, зная твое ко мн нерасположеніе, я все-таки женился на теб, и теперь о твоемъ нерасположеніи я знать ничего не хочу! Нерасположеніе! Къ законному мужу Къ отцу твоего ребенка! И ты. думаешь, что я не сумю выбить дуръ изъ твоей головы?.. Не на таковскаго напала.

Маша встала блдная какъ смерть.

— Угрозъ твоихъ я не боюсь. Ты можешь меня убить, а моихъ чувствъ къ теб не перемнишь, сказала она.— Никогда я не забуду, что ты могъ спасти жизнь моей матери е не захотлъ. Если бы не твоя жадность къ деньгамъ, мать моя можетъ быть была бы жива. Я только для нея за тебя е вышла… никогда и ничмъ ты не перемнишь моего отвращенія къ теб!

Я такъ и замерла, духъ у меня захватило отъ испуга, а Карскій громко захохоталъ.

— Дура! Сентиментальница! Если ты еще разъ заикнешься о своемъ отвращеніи ко мн, знаешь что я сдлаю? ни гроша не оставлю ни теб, ни моему сыну, по міру пущу и тебя, и его посл моей смерти, мало того, я отниму отъ тебя сына и пикнуть не посмешь. Возьму опытную няньку, потомъ гувернантку, а тебя не допущу вмшиваться ни во что. Если это не укротитъ тебя, я совсмъ удалю его изъ дома, отдамъ воспитывать въ чужія руки, или можетъ быть ты такая безчувственная мать, какъ и жена? Ты забыла, что между нами теперь есть крпкая связь, образумься, матушка, кажется уже пора бросить сентиментальный вздоръ.

Онъ всталъ, хлопнулъ дверью и ушелъ.

Маша сидла, не говоря ни слова. Я боялась пошевелиться, такой ужасъ на меня напалъ. Что за несчастіе такое, великое несчастіе! Вотъ молоденькая женщина съ загубленной судьбой! Связана на вкъ съ немилымъ человкомъ, и я, женщина пожилая, опытная, не могу даже совта подать! Слава Богу не близорукой прошла я путь моей скромной жизни, смотрла не на вншность, различала, что лежитъ поглубже въ человческой душ. Могъ ли же у меня въ эту минуту повернуться языкъ уговаривать Машу преодолть отвращеніе къ мужу — нтъ: оно закоренло въ ея натур, ни уговариванія, ни убжденія ничего сдлать не могли.

— Жаль, что у насъ разводъ такъ труденъ, или лучше сказать невозможенъ, сказала Маша наконецъ:— почему теперь я должна мучиться всю жизнь, за то что хотла, пожертвовавъ собою, спасти мою мать и не спасла? Чмъ я виновата, что люблю другого, а не моего мужа? Я не обманула его, не скрыла, зачмъ я за него иду. Теперь, когда онъ видитъ, что смерть моей матери еще боле сдлала мн его противнымъ, зачмъ онъ не хочетъ оставить меня въ поко? Онъ гадкій, жестокій человкъ!

— Душечка, Марья Константиновна, возразила я:— вы забываете, что онъ васъ любитъ, страсть не разсуждаетъ. А у вашего мужа характеръ очень горячій, онъ не уметъ сдерживать себя.

— Я то чмъ же виновата? Я никакъ не могу себя принудить полюбить его.

Она опять задумалась и долго ничего не говорила, потомъ встала, прошлась по комнат, подошла къ столу, на которомъ стоялъ графинъ съ водою, налила стаканъ, выпила и подошла ко мн. Лицо ея горло, глаза блестли, она была необыкновенно оживлена.

— Знаете, Дарья Владиміровна, о чемъ я думала все это время? Я допрашивала себя, что во мн сильне? Мое отвращеніе къ мужу, или моя любовь къ сыну? И знаете ли къ какому убжденію я пришла? Мн самой нечего ждать въ жизни, для меня все кончено — а вдь это прискорбно въ девятнадцать лтъ — что же длать! Такова моя горькая судьба, а мн только сынъ мой будетъ длать сносной жизнь. Могу ли же я позволить этому самодуру коверкать моего сына, сдлать его такимъ же нравственнымъ уродомъ какъ и его отецъ? Могу ли я съ нимъ бороться? Вс средства для этого въ его рукахъ. Вс эти няньки, гувернантки, которыми онъ мн грозитъ, будутъ на жаловань у него. Онъ хозяинъ дома, онъ богатъ, я сама знаю, что не буду въ силахъ сладить съ нимъ. Пусть же страдательнымъ лицомъ буду я, а не ребенокъ. Вдь онъ грозитъ оставить его безъ ничего. Отъ него станется… Онъ такой злой… Чтобы мн отмстить, онъ готовъ оставить нищимъ моего сына. Могу ли я это допустить? Ахъ, бдность, бдность, до чего ты довела меня!

Она закрыла лицо руками и заплакала горькими, горячими слезами… Боже мой! Какъ мн было жаль ее! Ничего я ей сказать не могла, ничмъ не могла я ее утшить… И такая меня разобрала злость, что у насъ развода нтъ… Зачмъ молоденькая, прелестная женщина должна мучиться съ нелюбимымъ человкомъ? Да вдь это безчеловчно, это даже безнравственно… Въ случа сильнаго отвращенія жены къ мужу, или мужа къ жен разводъ должно допустить.

Маша дернула за снурокъ колокольчика и вошедшей горничной приказала просить Павла Михайловича къ себ. Я съ недоумніемъ на нее глядла. Она была занята своими мыслями и не обращала вниманія на меня. Она прошлась по комнат, опять выпила стаканъ воды и сла. Лицо ея было блдно, глаза сверкали, и голосъ, которымъ она заговорила съ вошедшимъ мужемъ, слегка дрожалъ.

— Павелъ Михайловичъ, сказала она отрывисто:— наши будущія отношенія зависятъ отъ тебя.

Карскій угрюмо взглянулъ на жену.

— Да, продолжала Маша:— я постараюсь не раздражать тебя, а ты съ своей стороны, долженъ оставить Костю въ моемъ полномъ распоряженіи, не вмшиваться ни во что. Я одна буду его воспитывать.

Карскій пожалъ плечами и не отвчалъ.

— Это еще не все, прибавила Маша:— ты долженъ общать мн, что Костя будетъ богатъ, что ты не растратишь твоего состоянія, и что оно все достанется ему.

— Наравн съ другими моими дтьми, конечно, надюсь, онъ у насъ будетъ не одинъ.

Мащу покоробило, она не выдержала предписанной себ роли и проговорила, сверкнувъ глазами:

— На это надежды мало… Не думаю, чтобы я наградила тебя большой семьей… Мое здоровье не вынесетъ такой адской жизни… Надюсь, что я скоро умру…

— Зачмъ же ты меня звала? спросилъ Карскій:— опять слушать твои глупости? Я разъ теб сказалъ, выбирай любое…

— Я выбрала, торопливо перебила Маша:— я постараюсь скрыть мое… нерасположеніе къ теб, съ условіемъ, какъ я теб сказала, что Костя будетъ всегда въ моемъ полномъ распоряженіи, и что онъ будетъ богатъ.

Если бы Карскій умлъ воспользоваться этой минутой, къ сближенію былъ бы сдланъ первый шагъ, но Карскій былъ самый безтактный человкъ и чуть было не испортилъ дла, сказавъ, какъ бы поддразнивая жену:

— Только Костя, а другія дти?

— Когда у васъ будутъ другія дти, поспшила я вмшаться, боясь новой.вспышки:тогда будетъ время объ этомъ говорить, а теперь у васъ одинъ наслдникъ, и вотъ Марья Константиновна желаетъ, чтобы онъ былъ богатъ.

— Если не промотаетъ отцовскаго наслдства, бденъ не будетъ, отвтилъ Карскій.

— Мн этого мало, продолжала Маша:— предупреждаю тебя, что при первой твоей попытк пойти мн наперекоръ въ воспитаніи Кости, я или тебя брошу или что-нибудь сдлаю съ собой.

Вмсто того чтобъ по настоящему испугаться этихъ словъ, Карскій улыбнулся. Къ счастію Маша не смотрла на него и не видла его улыбки. Понятно, что онъ былъ очень радъ. Могъ ли онъ приписывать какую-нибудь важность угрозамъ такой молоденькой женщины? Ея условія уже были шагомъ впередъ. Онъ молча наклонился къ жен и поцловалъ ее. Она измнилась въ лиц, но преодолла себя и хотя не отвтила на поцлуй мужа, но не отвернулась, а только проводила его до дверей такимъ взглядомъ, отъ котораго по мн пробжала дрожь.

Съ этихъ поръ между супругами водворился миръ. Съ усиліемъ материнской любви, Маша подавила въ себ всякое проявленіе своего нерасположенія къ мужу, и приняла въ домашней жизни совершенно безстрастную роль. Я удивлялась какъ такая молоденькая женщина могла имть надъ собой такую власть. Если бы я меньше знала Машу, я подумала бы, что она помирилась съ своей участью, такъ ровно и спокойно первое время держала она себя. Но выраженіе глазъ ея было слишкомъ хорошо мн знакомо, и я подмчала какъ недружелюбно взглядывала она на мужа, который, сказать по правд, и заслуживалъ того. Винить ли его впрочемъ? Онъ не удовлетворялся безстрастнымъ послушаніемъ жены. Она исполняла вс его желанія, наряжалась, вызжала, но его сердило то, что ее не радовало ничего. Привезетъ онъ ей кучу нарядовъ, она холодно поблагодаритъ и велитъ убрать, онъ вспылитъ.

— Теб ничмъ не угодишь, проворчалъ онъ однажды, когда она равнодушно взглянула на дорогой браслетъ, который онъ ей привезъ.

— Напрасно безпокоился, я сколько разъ теб говорила, что наряжаться не люблю, отвтила она.

— Что же ты любишь? спросилъ онъ.

— Кром моего сына ничего.

— Ну скажите натурально ли это? обратился ко мн Карскій:— въ ея лта! всякое терпніе потеряешь, хочешь порадовать, а она точно на похороны собирается.

— У Марьи Константиновны свой особенный характеръ, Павелъ Михайловичъ, сказала я:— она съ дтства была серіозна, и нарядовъ не любила…

— Не мудрено, когда ихъ не да что было покупать, а теперь причина какая? Скажите сами? Можетъ ли быть весело мужу? Стараешься угодить, а встрчаешь пренебреженіе…

— Милая Марья Константиновна, говорила я ей потомъ:— вамъ немножко надо себя принудить, такъ съ мужемъ нельзя.

— Я его поблагодарила.

— Очень голодно, душа моя.

— Я сама знаю, да что же мн длать? Играть роль не могу. Его подарки не радуютъ меня. Они, напротивъ, мн противны.

И вотъ такъ всегда. Все ей было отъ него противно. Я часто удивлялась, какъ въ самомъ дл, выросшая въ бдности, Маша такъ мало цнила богатство, въ которомъ теперь жила. Только это одно заставляло меня думать, что она не забыла Алекся. Врно ея любовь была еще свжа, если она оставалась такъ равнодушна ко всему. Привязанность къ ребенку, котораго она впрочемъ обожала, не могла наполнить ея жизнь, потому что девятнадцатилтняя мать еще должна чувствовать потребность жить для себя самой. Это было, впрочемъ, только одно мое предположеніе, потому что Маша никогда не говорила со мною объ Алекс, и судя по наружности, можно было думать, что она забыла объ немъ.

Много способствовалъ также къ несчастію супруговъ дурной характеръ Карскаго. Онъ безпрестанно придирался къ своей жен. Хотя осыпалъ ее богатыми подарками, часто отказывалъ въ самыхъ простыхъ желаніяхъ, особенно когда Маша хотла помочь кому-нибудь. Карскій денегъ не жаллъ на чванство, а бднымъ давать не любилъ. Маша вздумала было заняться благотворительными длами въ большихъ размрахъ, стала сама отыскивать нуждающихся, и конечно, ее стали осаждать со всхъ сторонъ. Разумется Карскій могъ предписать жен сократить ея благодянія, объяснивъ ей сколько назначаетъ для добрыхъ длъ, а онъ вмсто того разсердился и запретилъ ей принимать бдныхъ у себя и самой ихъ посщать. Маша тоже разсердилась и сказала ему, что онъ не въ прав лишать ее единственнаго утшенія.

— Какое еще теб нужно утшеніе, когда у тебя есть мужъ и ребенокъ, а брильянтовъ некуда двать, вспылилъ онъ.— Пора за умъ взяться, или дурь еще не вышла¹ изъ готовы! Голь напустила въ домъ. Таскается по чердакамъ… Если зе умешь распоряжаться деньгами, такъ я не стану теб іхъ давать!

— Ну вотъ, Дарья Владиміровна, сказала мн Маша, пересказывая эту сцену: — есть ли малйшая возможность не голько любить этого человка, а хоть сколько-нибудь ужиться:ъ нимъ и сойтись? У насъ вс понятія совершенно противоположны.

Что я могла ей сказать? Чмъ я могла ее утшить? Я сама начала ненавидть ея мужа, такъ онъ ее бдную терзалъ! Чмъ бы ужъ молчать и радоваться, что жена при немъ не вспоминаетъ прошлаго, онъ при малйшемъ неудовольствіи тотчасъ выказывалъ ревность, что конечно, растравляло сердечную рану Маши и еще боле отталкивало ее отъ него.

VI.

Вотъ такимъ образомъ прожили они шесть лтъ, и во все это время Маша ни разу не упомянула мн объ Алекс, я не знала вспоминаетъ ли она еще о немъ. Вызжала она рдко, занималась рукодльемъ, много читала, а въ своемъ сын души не слышала. Онъ былъ весь въ нее. Отцовскаго въ немъ не было ни капли, ну какъ есть Машинъ портретъ! Карскій очень желалъ имть дочь ‘такую, же красавицу какъ мать’, говорилъ онъ, когда бывалъ въ дух, и бсился зачмъ у нихъ не было больше дтей.

Вотъ, говорю, прошло пять лтъ. Въ одинъ день, или лучше сказать вечеръ, Карскій увезъ свою, жену на балъ. Одинъ старый пріятель его отца праздновалъ серебряную свадьбу, Маша хать не хотла, ея Костя былъ не совсмъ здоровъ, но разумется Карскій захотлъ поставить на своемъ. Маша, которой, какъ она мн признавалась, надоли ссоры, не спорила и согласилась, а съ больнымъ мальчикомъ просила остаться меня.

Вотъ они похали. Боже! какъ Маша была хороша! Я пошла въ залу полюбоваться, когда она одлась. Она вызжала рдко и я давно не видала ее такою нарядной. Что не говорите, а нарядъ увеличиваетъ красоту. Отъ Маши, всегда хорошенькой, теперь глазъ отвести не хотлось. и Что же бы вы думали, Карскій вмсто, того чтобы восхититься и прійти въ восторгъ, нахмурился и заворчалъ:

— Съ какой стати такъ нарядилась? Зачмъ навшала на себя столько цацъ?

— Ты самъ веллъ одться какъ можно лучше, отвтила ему Маша.— А мн право все равно, я пожалуй сейчасъ сниму.

Она стала хладнокровно отстегивать брильянтовый браслетъ Карскій не далъ ей, схватилъ ее за руку и потащилъ изъ залы. Вотъ такъ бывало почти всегда. Сердится на жену, зачмъ не вызжаетъ, а подетъ, бсится, зачмъ она такъ хороша! Ревнуетъ зачмъ другіе будутъ любоваться ею, а не онъ одинъ.

Когда днемъ Маша сказала мн, что постарается вернуться рано, Карскій раскричался, что безъ ужина ухать нельзя, что его пріятель хлбосолъ и почтетъ это за обиду, я и не ждала ихъ прежде пяти или шести часовъ. Слышу вдругъ прізжаютъ и часу еще нтъ. Недавно пробило двнадцать. Мн что-то не спалось, я не ложилась, сидла и читала. Что это думаю такъ рано? Выхожу встртить. Боже! на Карскомъ лица нтъ, а Маша къ моему удивленію точно разцвла. Лицо такое спокойное, въ глазахъ какой-то пріятный блескъ. Горничная прибжала съ просонокъ. Маша отпустила ее.

— Мн ничего не нужно, я сама разднусь, сказала она и прошла въ спальню, я за ней.

— Что у васъ тамъ вышло? спрашиваю я.

Она только покачала головой. Я помогаю Маш снимать ея наряды, отстегиваю ожерелье, вдругъ слышу идетъ мужъ. Я хочу уйти, а онъ прямо мн:

— Поздравте, дождалась!

Я съ удивленіемъ смотрю и на него и на Машу. Она ничего не сказала и даже не взглянула на меня. Надо сказать, что Карскій при мн не стснялся никогда. Зная, что я преданный и врный другъ его жены, и что онъ не пользуется моимъ расположеніемъ, самъ онъ былъ хорошо расположенъ ко мн. Познакомившись со мной короче, онъ убдился, что я неспособна подавать его жен совты, вредные для его семейнаго счастія, и могу сказать положительно, что онъ уважалъ меня. Притомъ исторія его женитьбы и его отношенія къ Маш были такъ хорошо извстны мн, что онъ говорилъ всегда при мн съ женою, нисколько не стсняясь, а я боясь для Маши его грубыхъ вспышекъ, если он случались при мн, всегда старалась оставаться, а не уходить. Маша мн говорила, что при мн ей легче выносить сцены съ мужемъ, и зная это, я и теперь не ушла. Карскій слъ въ кресло нсколько поодаль отъ туалета, за которымъ сидла его жена, а я стояла возл, убирая въ футляры серьги, браслеты, брошъ.

Когда Карскій обратился ко мн съ такими непонятными для меня словами, я, не получая отвта на мой вопросительный взглядъ ни отъ него, ни отъ Маши, не знала что сказать.

— Да какъ обрадовалась! продолжалъ Карскій, стиснувъ зубы:— совсмъ другая стала, узнать нельзя!

Я начала понимать. Неужели Алексй вернулся и она видла его тамъ? Конечно другого истолкованія для словъ Карскаго быть не могло. Сердце мое такъ и застучало. Еще этого недоставало! Вдругъ Карскій ударилъ кулакомъ по столу и закричалъ:

— Что-жъ ты онмла? Не изъявляешь своей радости?

Я вздрогнула отъ испуга, а Маша вскочила и говоритъ:

— Ради Бога, Костя боленъ, можно ли пугать ребенка? Если ты хочешь шумть, уйдемъ отсюда, бсись на меня сколько хочешь, а ребенка въ поко оставь.

— Нтъ, ты мн скажи! Какъ ты смла при другихъ такъ выставить меня? Не могла скрыть радости, такъ и встрепенулась… вотъ до какого срама дожилъ я!

Я съ испугомъ взглянула на Машу. Къ моему удивленію она отвтила довольно спокойно:

— Пожалуста не лги!

— Разв это ложь? прошиплъ Карскій.— Разв твой возлюбленный не былъ тамъ? Разв ты…

— Что я? твердо перебила Маша.— Чмъ я тебя е срамила? Тмъ, что увидала моего прежняго жениха? Разв я знала, что онъ тамъ будетъ? Я не хотла хать, ты самъ повезъ меня. Чмъ я выказала мою радость? Говори! Я и взглянуть-то на него даже не успла, ты сейчасъ меня увезъ. Что бснуешься? Неужели теб никогда не приходило въ голову, что я могу когда-нибудь встртиться съ моимъ… бывшимъ женихомъ? Что потерялъ ты отъ этого? Все останется по прежнему и ни какія твои бснованія не перемнятъ ничего.

— То есть какъ это? Чего не перемнятъ? спросилъ Карскій.

Маша не отвчала. Она остановилась во время, но я могла бы за нее докончить фразу — не перемнятъ ея чувствъ. И Карскій такъ это понялъ.

— Что-жъ, сказалъ онъ по обыкновенію, поблднвъ отъ ревности и злости:— кто вамъ мшаетъ, Марья Константиновна? Бросайте мужа, наслаждайтесь блаженствомъ съ тмъ, кто такъ дорогъ вамъ. Нынче это нипочемъ. Теперь ужъ никто не дожидается развода.

— Ужъ какъ бы ты этого заслуживалъ! вскричала Маша и глаза ея сверкнули.— Тотъ, кто прочелъ бы въ моей душ, какими пытками терзалъ ты меня, съ тхъ поръ какъ я сдлалась твоей женою, наврно оправдалъ бы меня, если бы я вздумала насладиться тмъ блаженствомъ, е которомъ ты говоришь.

— Пытокъ душевныхъ никто не видитъ, а женщинъ, которыя бросаютъ мужей, клеймитъ позоръ.

— Не испугалась бы я и позора, сказала Маша, давъ, наконецъ, волю чувствамъ, подавляемымъ такъ давно.— Что мн въ мнніи свта?. Я его не знаю, я имъ не дорожу!

Карскаго такъ ошеломила эта вспышка, что онъ сначала окаменлъ. Потомъ, заревлъ, какъ зврь:

— Неужели ты не узнала меня до сихъ поръ? У меня хватитъ и силы и воли обуздать тебя!

— Не испугаютъ меня твои угрозы! И изъ тюрьмы убгаютъ, и замки не удерживаютъ, не каждую минуту станешь ты караулить меня. Взаперти ты меня держать не можешь, теперь не такой вкъ… И если бы я была одна на свт, не остановило бы меня ничто! Ты до того измучилъ и истерзалъ меня, что моя совсть, слышишь ли, совсть оправдала бы меня. Избавиться отъ пытки простительно какимъ бы то ни было способомъ, а моя пытка была свыше моихъ силъ. Какія такія преступленія я совершила, что ты отравляешь мою жизнь? Правда, я виновата предъ тобою, но только въ томъ, что вышла за тебя! Мн неслдовало соглашаться, внутреннее чувство говорило мн, что я никогда не полюблю тебя. Даже жизни моей матери я не должна была ставить выше твоего счастія, но я была слишкомъ молода. Не догадалась, не разсудила… Мать умирала, хотлось ее спасти. А ты человкъ опытный, вдвое меня старше, ты чмъ извинишь себя? Принялъ ли ты когда-нибудь въ соображеніе, что я переломила свои чувства, идя за тебя? Чмъ была я виновата, что до тебя у меня былъ любимый женихъ? Горько было супружество для обоихъ насъ, ты былъ несчастенъ, потому что любилъ жену, не любившую тебя, а я была несчастна, потому что любила не тебя. Помочь было нельзя, но надо было покориться и терпливо, снисходительно помогать другъ другу нести нашъ тяжелый крестъ. А вмсто этого ты какъ поступалъ со мною? Вчныя преслдованія, вчные упреки, за что и почему? До свадьбы ты былъ мн противенъ только инстинктивно, а теперь, когда я разобрала тебя, когда ты сдлалъ все возможное, чтобы внушить мн полнйшее къ теб отвращеніе, ты еще воображаешь, будто можешь угрозами удержать меня?

Говоря все это, Маша ходила по комнат въ сильно возбужденномъ состояніи, и вдругъ подошла къ мужу и остановилась передъ нимъ.

— Не безпокойся! Не убгу! продолжала она, смотря на него твердо.— Я вдь не одна. Не твои угрозы, не позоръ заставятъ меня остаться въ твоемъ дом, а мой сынъ! Слушай, ты меня знаешь, я никогда не лгу. Пока живъ мой сынъ, не сдлаю я ничего такого, за что могла бы предъ нимъ краснть. Только любовь къ нему дала мн силы вынести пять лтъ мученій и не наложить руки на себя… Ты думаешь легка была мн жизнь съ тобой? Любовь къ Кост была для меня такой отрадой, такъ поддерживала меня нравственно, что была и будетъ дороже для меня всего. Я хочу остаться безукоризненной въ глазахъ моего сына, вотъ кто теб порукой за меня!

Карскій не спускалъ глазъ съ жены, она продолжала:

— Я многое прощу и никогда не буду упоминать о моей погибшей жизни и моихъ чувствахъ… не къ теб… если ты не забудешь даннаго мн слова и сдлаешь моего Костю богачомъ. Я не хочу, чтобы мой сынъ терплъ такую бдность, какая довела меня Богъ знаетъ до чего!

Тутъ силы измнили Маш, она опустилась въ кресло и слезы закапали изъ ея глазъ. Карскій долго и пристально на нее смотрлъ, потомъ медленно приподнялся, вышелъ, не го-‘ воря ни слова, заперся въ своемъ кабинет и цлую ночь писалъ.

Я уложила Машу. Она ни слова не говорила со мною о томъ, что произошло на бал, и я не хотла разспрашивать ее. Я видла по всему, что она не забыла Алекся. Я поняла, почему, возвратившись съ бала, она была такъ радостно оживлена. Одной встрчи съ женихомъ было достаточно, чтобы придать такой свтлый блескъ ея бднымъ, милымъ глазкамъ) которые такъ потускнли въ эти безотрадныя пять лтъ.

Я слышала, что она долго плакала въ постели, я сама не могла заснуть почти всю ночь. Какъ мн было жаль моей бдной Маши, сказать не могу, какъ жаль!

На другой день Маша долго не вставала, мужъ ухалъ изъ дома рано, не видавъ ее, а когда, наконецъ, горничная вошла къ ней уже посл полудня, оказалось, что Маша сильно занемогла. Пока посылали за докторомъ, я създила домой по своему длу и вернулась узнать, какъ докторъ опредлилъ Машину болзнь. Представьте себ мой испугъ и мое удивленіе, когда я застала Карскаго — на стол. Съ нимъ сдлался, ударъ, когда онъ вышелъ изъ кареты и подошелъ къ своему подъзду. Онъ упалъ. Кучеръ вмст съ дворникомъ отнесли его наверхъ. Докторъ, пріхавшій къ Маш, тутъ же освидтельствовалъ его. Онъ былъ уже мертвъ. Съ нимъ сдлался апоплексическій ударъ.

Когда я прошла къ Маш, она ничего не знала, она сама была безъ памяти и нсколько дней опасались за ея жизнь. Встрча съ любимымъ человкомъ посл пятилтней разлуки, бурное объясненіе съ мужемъ, ршеніе, принятое ею изъ любви къ сыну, не могли не подйствовать гибельно на ея организмъ, и безъ того уже потрясенный несчастной жизнью, въ которой, какъ она сама часто выражалась, она постоянно должна была коверкать себя.

Признаюсь, гршница, я Карскаго не очень жалла, непріятный былъ человкъ!’ Говорятъ, неблагородно радоваться смерти даже своего врага, Карскій не былъ моимъ врагомъ, и я не то чтобы радовалась, а не могла не находить, что смерть его случилась очень кстати. Кому длалъ пользу онъ? Жену терзалъ и самъ терзался, ну и слава Богу, что самъ успокоился, а ей руки развязалъ.

Въ карман сертука Карскаго нашли его завщаніе. Я уже сказала, что посл объясненія съ женою онъ цлую ночь писалъ. Это онъ свое завщаніе составилъ собственноручно, и рано утромъ, пока Маша еще не просыпалась, похалъ къ тремъ свидтелямъ дать завщаніе подписать. Они содержанія не знали. Онъ имъ ничего не объяснилъ. Они по закону только засвидтельствовали его подпись и то, что онъ находится въ здравомъ ум.

Маша ничего этого не знала. Она лежала въ безпамятств и очень опасно была больна.

Не прежде, какъ чрезъ мсяцъ посл похоронъ мужа, узнала она объ его смерти. Тихо и осторожно, съ позволенія доктора, сказала я ей. Она уже была вн всякой опасности и сидла въ кресл, еще обложенная подушками, это правда, но уже докторъ вполн ручался за ея жизнь. Мн, какъ самой близкой и привязанной къ ней женщин, съ общаго совта поручено было сообщить ей эту всть.

— Марья Константиновна, начала я, собравшись съ духомъ:— во время вашей болзни въ вашей жизни совершился большой переворотъ.

Она подняла опущенную голову и взглянула на меня съ удивленіемъ.

— Марья Константиновна, продолжала я:— вы вдова.

Она вздрогнула и посмотрла на меня съ какимъ-то недоумніемъ.

— Что это вы говорите? прошептала она, наконецъ.

— Да, Павелъ Михайловичъ скончался скоропостижно въ тотъ самый день, какъ вы занемогли.

Она видимо была поражена. Но что произошло въ эту минуту въ ея сердц, разобрать мн было мудрено. Она опустила голову, задумалась и чуть-чуть замтная краска выступила на ея щекахъ. Чрезъ нсколько минутъ, она приподняла глаза и взглянула на меня.

— Дарья Владиміровна, сказала она:— я должно быть очень дурная женщина, смерть моего мужа только удивила, а не огорчила меня.

— Душечка, Марья Константиновна… пролепетала я и остановилась, сама не зная, что сказать.

— А слдовало бы пожалть, продолжала Маша:— онъ былъ еще довольно молодъ: онъ могъ еще долго жить… Конечно, что за жизнь его была… и этому причиной я, не въ томъ, что не могла его любить, это было свыше моихъ силъ, а зачмъ я за него вышла… впрочемъ, онъ самъ этого хотлъ.

Она опять задумалась, потомъ опять чуть слышнымъ голосомъ попросила разсказать ей подробности и все время ни разу меня не прервала. Потомъ велла привести къ себ Костю и долго и крпко цловала его. Когда его увели и я уговорила Машу лечь въ постель и успокоиться, она сказала мн:

— Какъ вы думаете, будетъ меня любить мой Костя, когда современемъ узнаетъ, что я не могла любить его отца?

— А зачмъ ему это узнавать? отвтила я.

— Правда, зачмъ его печалить, зачмъ говорить, какъ были несчастны его отецъ и мать.

Посл этого она замолчала и ни слова боле не говорила о своемъ покойномъ муж, только опять позвала Костю и не отпускала его отъ себя цлый день.

Только-что я вернулась домой отъ Маши, у меня въ передней раздался звонокъ. Когда дверь отворили, чей-то знакомый мн голосъ спросилъ:

— Дарья Владиміровна дома?

Что за чудеса! Голосъ знакомый, а чей — припомнить не могу.

Вдругъ Толина, Варвара Антоновна бросилась обнимать меня. Гляжу — узнать нельзя. Пополнла, нарядная, въ модной шляпк, въ шелковомъ плать.

— Ахъ, Дарья Владиміровна! Богъ привелъ… Давно мы съ вами не видались! Какъ поживаете?

Хотя я всегда недолюбливала Варвару Антоновну, теперь я ужасно обрадовалась ей. Я отъ души ее разцловала. Ну, думаю, теперь узнаю объ Алекс все.

Она безъ всякихъ предисловій начала:

— Вотъ какъ, Марья-то Константиновна овдовла!

— Да… А вы какъ поживали все это время, Варвара Антоновна? поторопилась я спросить, чтобы дать разговору другое направленіе.

— Я, слава Богу! Наши обстоятельства понравились. А помните, Дарья Владиміровна, вы меня осуждали, что я была противъ женитьбы моего сына на Марь Константиновн? А какъ хорошо вышло. Какую прекрасную партію сдлала она!

Я молчала.

— И какъ рано овдовла! Она вдь еще очень молода… Позвольте, сколько лтъ она была замужемъ? Пять или шесть? Да, да… два года мы были въ Саратов, три въ Москв, годъ въ Петербург… Такъ, такъ, ровно шесть! Скажите, вдь ей только двадцать три года! Вся жизнь передъ нею впереди.

Я все молчала, хотя мн очень хотлось узнать объ ея сын, но я не ршалась спросить о немъ. Я не знала, къ чему все это поведетъ. Варвара Антоновна все время не спускала съ меня глазъ.

— А вы и не спрашиваете меня объ Алекс, вдругъ сказала она.

— Я жду что вы мн о немъ скажете, отвтила я, смутившись, потому что въ самомъ дл съ моей стороны было странно не спросить о немъ.— Гд онъ теперь служитъ? Вы, кажется, сказали, что онъ изъ Саратова былъ переведенъ въ Москву?

— И что вы! Алексй давно бросилъ службу. На другой же годъ въ Саратов его взялъ къ себ откупщикъ Третьевъ. Ему нуженъ былъ врный человкъ по счетной части, а вы знаете, что мой Алексй въ гимназіи былъ по математик изъ первыхъ. Ну, мы и разсудили, что ему дастъ служба? это писаремъ-то оставаться цлый вкъ? Обсудили и ршили предложеніе Третьева принять. Взялъ онъ Алекся къ себ на испытаніе, остался доволенъ, положилъ хорошее жалованье, а въ прошломъ году, какъ разъ передъ своею смертью, сдлалъ управляющимъ всхъ своихъ длъ.

— Передъ смертью? перебила я:— разв Третьевъ умеръ?

— Умеръ, недавно минулъ годъ.

— Гд же теперь вашъ сынъ?

— Все на томъ же мст. Третьевъ все свое имніе завщалъ своей жен, дтей у него не было. Третьева, Лидія Васильевна, могла бы покончить дла, состояніе большое, да не захотла, живетъ то здсь, то въ Москв. А я-то ужъ какъ рада! Алексю такого мста вкъ не найти. Я вамъ скажу, таинственно прибавила Толина — она наклонилась ко мн и шепнула:— Она въ Алекся влюблена.

Я хорошо знала Варвару Антоновну, ея хвастливость и болтливость, но все-таки была очень непріятно поражена. Ну, какъ мои мечты о будущемъ счастіи Маши разлетятся? Къ чему, однако, Варвара Антоновна пришла разсказать это мн? Я съ недоумніемъ смотрла на нее.

— Скажите сами, Дарья Владиміровна, продолжала Толина, смотря на меня пытливо:— не безумецъ ли Алексй? Какая партія! Прелесть собою женщина! Богачка! воспитана была въ институт, не изъ купчихъ, дочь генерала, изъ-за денегъ вышла за Третьева. До безумія влюбилась въ Алекся! А онъ и вниманія на нее не обращаетъ…

У меня отъ сердца отлегло.

— Это странно, машинально сказала я.

— Вамъ ли это говорить? всплеснула руками Толина:— когда вамъ такъ хорошо извстно…

— Что такое? спросила я.

— Его привязанность къ Марь Константиновн.

— Такъ онъ ее еще не разлюбилъ? невольно вырвалось у меня.

— Съ ума сходитъ до сихъ поръ. Вотъ я и думаю, пойду поговорю съ Дарьей Владиміровной и узнаю.

— Что желаете узнать?

Варвара Антоновна опять стала шептаться.

— Осталась ли Марья Константиновна расположена къ Алексю, или нтъ?

— Какъ могу я это знать? возразила я.— А если бы и знала, то нашла бы преждевременнымъ объ этомъ говорить. Вдь она въ глубокомъ траур по муж…

— Трауръ само собой… А что у нея въ душ?

— Этого я не знаю.

— Можетъ ли быть? Вы такъ къ ней близки.

— Если бы я и знала ея мысли, я не считала бы себя въ прав ихъ разглашать, но, повторяю вамъ, я ровно ничего не знаю. Марья Константиновна посл своего замужства и не намекала мн о своихъ чувствахъ, и я, право, не знаю, о чемъ такъ преждевременно хлопочете вы? Если вашъ сынъ, какъ вы говорите, до сихъ поръ расположенъ къ Марь Константиновн, еще будетъ время… дайте ей кончить трауръ.

— Это цлый годъ-то оставаться въ неизвстности! воскликнула Толина.,— Выпустить изъ рукъ другую богатую невсту… Войдите въ мое положеніе, Дарья Владиміровна, вдь мой Алексй бдный человкъ!

— Право, Варвара Антоновна, я не совсмъ васъ понимаю. Вы говорите, что Алексй Петровичъ любитъ Марью Константиновну, о какой же другой невст можетъ быть рчь?

— А о Третьевой-то? Она съ радостью за него выйдетъ.

— Да вдь онъ не хочетъ…

— Захочетъ, когда узнаетъ, что Марья Константиновна забыла его.

— Не разлюбилъ же онъ ее въ шесть лтъ!

— Онъ зналъ, что она не любя замужъ шла. Ну, и никто другой ему не нравился, и Третьева тогда не была вдова. Я даже думаю, что онъ непремнно женился бы на Третьевой, не овдовй на грхъ Марья Константиновна, онъ опять и сталъ съ ума по ней сходить.

Сердце у меня невольно забилось. И такъ, моя милая Маша можетъ сдлаться счастливой, наконецъ.

— О чемъ же вы заботитесь? сказала я:— на все придетъ всемя, пусть сынъ вашъ подождетъ.

— Да я-то ждать не хочу! Помилуйте, такой прекрасный случай!

— Я все-таки не понимаю васъ.

— Кажется, Дарья Владиміровна, я по-русски говорю. Можетъ надяться мой сынъ получить руку Марьи Константиновны, пусть ее носитъ свой трауръ положенное время, мы терпливо будемъ ждать. Разлюбила она его, пусть развяжетъ ему руки.

— Варвара Антоновна, помилосердуйте! Можно ли въ такое время, еще нтъ шести недль. Къ тому же Марья Константиновна была очень больна и не совсмъ еще оправилась посл болзни, можно ли теперь говорить съ нею о такихъ вещахъ.

— Я говорю не о Марь Константиновн, я обращаюсь къ вамъ, вы прежде желали, чтобы она вышла за. моего сына, вы не одобряли ея брака съ Карскимъ.

— Я никогда не одобряю супружества безъ любви. Марья Константиновна и вашъ сынъ любили тогда другъ друга. Я и желала этого, а теперь надо ждать, теперь, Варвара Антоновна, совсмъ не кстати вести объ этомъ разговоръ.

— Помилуйте, Дарья Владиміровна! Если Марья Константиновна забыла моего сына, зачмъ я допущу его мучиться цлый годъ? неизвстность хуже всего. Хоть бы вы словечко одно шепнули…

— Увряю васъ, я готова побожиться, что не знаю ничего.

— Вы всегда были такая скрытная, а я думала, что по дружб вашей къ моему сыну…

— Варвара Антоновна, перебила я: — если вашъ сынъ характеромъ не перемнился, то я уврена, что онъ не одобритъ того шага, который вы позволили себ. Онъ вроятно, слишкомъ уважаетъ Марью Константиновну, чтобы подослать разспрашивать постороннихъ объ ея чувствахъ и главное въ такое время, когда самая простая деликатность должна остановить. Онъ самъ спроситъ Марью Константиновну, когда придетъ время, можетъ быть на это не понадобится цлаго года, но ужъ конечно не сейчасъ.

— А если она откажетъ ему?

— Значитъ она его не любитъ.

— Вотъ это я и желала бы узнать теперь.

— Это невозможно. Кто осмлится ее спросить?

— Вы!

— Я слишкомъ уважаю Марью Константиновну, чтобы предлагать ей жениха, когда посл кончины ея мужа не прошло еще и шести недль, а главное, не заговорю съ ней о такомъ предмет, пока она не начнетъ сама.

— Ахъ! Какая же вы стали гордая и не добрая! упрекнула меня Варвара Антоновна, качая головой:— къ чему перевертывать мои слова? Не о жених идетъ рчь, а о томъ, можетъ ли Алексй имть надежду, мн вдь тоже будетъ прискорбно видть, какъ онъ станетъ терзаться цлый годъ. Я не то чтобъ добивалась, я скажу вамъ откровенно, что даже желала бы отказа. Третьева невста повыгодне Марьи Константиновны, дтей у нея нтъ, состояніе все ея. А Марья Константиновна получитъ наврно только свою законную часть, много ли это выйдетъ?

‘Врядъ ли она получитъ и это въ случа вторичнаго замужства’ подумала я, вспомнивъ о завщаніи.

— Да я вдь знаю, что Алексй предпочтетъ ее, продолжала Толина.— А какъ онъ ошибается, пусть же она лучше его освободитъ теперь… И вы такъ-таки ршительно ничего не можете сказать? прибавила она, видя, что я молчу.

— Ничего, Варвара Антоновна, совтую вамъ успокоиться и терпливо ждать.

Съ видимымъ неудовольствіемъ собралась она наконецъ уйти.

Я не имла ни малйшаго желанія передавать Маш этотъ разговоръ. Вмшиваться въ дла такого рода не въ моемъ характер. Почему я знала сколько было справедливаго въ словахъ Толиной о Третьевой. Я сильно подозрвала, что изъ желанія женить сына на Маш, которая даже съ своей законною частью была невста не бдная, Толина, если не сочинила, то по-крайней мр преувеличила все. Зачмъ же мн было Машу смущать. При томъ завщаніе не выходило у меня изъ головы. Я была уврена, что въ случа вторичнаго замужства, Маша не получитъ ничего. Алексй тоже лишится мста у Третьевой, если его мать не налгала и Третьева точно влюблена въ него. Оставитъ ли она его управляющимъ, юли онъ женится на другой? Конечно Алексй можетъ найти другое мсто, Маша за деньгами не погонится и ея сердечное счастіе уладится какъ-нибудь, но во всякомъ случа, это должна уладить одна она съ Алексемъ, вмшательство даже самыхъ близкихъ лицъ ни къ чему хорошему не поведетъ.

Когда я потомъ увидала Машу, она совсмъ неожиданно казала мн:

— Дарья Владиміровна, я васъ удивлю. Я узжаю изъ Петербурга.

— Какъ! Марья Константиновна, куда? вскрикнула я.

— За границу.

— Врно докторъ требуетъ? спросила я, испугавшись за ея здоровье.

— Онъ совтуетъ, находитъ, что для меня была бы полезна перемна мста именно теперь, что скоропостижная смерть моего мужа должна была потрясти мой организмъ. О! людская слпота! прибавила Маша съ горечью и пожала плечами.— Конечно онъ не знаетъ… Онъ не можетъ знать…

Она не договорила и задумалась.

— Когда же вы дете? спросила я.

— Я сейчасъ готова бы, да докторъ говоритъ, что я еще слаба.

— Во всякомъ случа вамъ надо дождаться шести недль и выслушать завщаніе, сказала я.

— Зачмъ это? отвтила Маша равнодушно:— это нисколько не интересуетъ меня.

Я ничего не сказала, я не хотла заране тревожить Машу, Но это завщаніе не давало покоя мн. Зная ревнивый и злой характеръ Карскаго, я боялась, что въ случа вторичнаго замужства, онъ лишитъ жену всего. Не напиши Карскій завщанія, Маша съ своей законной частью его наслдства, могла безбдно жить съ Алексемъ. Хотя она ни слова мн не говорила, я была убждена, что привязанность ея къ Алексю попрежнему глубока.

— Сынъ мой законный наслдникъ своего отца и будете богатъ, продолжала Маша: — а мн не нужно ничего. Мн было бы даже непріятно получить что-нибудь отъ моего мужа. Мн противны его деньги. Я изъ за нихъ погубила свои жизнь. Я къ бдности привыкла и не боюсь ее. Я съ радостью раздлю бдность съ тмъ, кого люблю.

Она улыбнулась — это была ея первая улыбка, посл многихъ, многихъ дней — и бросилась ко мн на шею.

— Дарья Владиміровна, сказала она:— меня никто никогда не понималъ кром васъ, съ вами одной я могу говорить откровенно, въ полной увренности, что вы не осудите меня Вы мало того, что добрая, вы умница, вы знаете человческое сердце, не судите по опредленнымъ правиламъ и не станете презирать меня за то, что я вамъ скажу.

— Ахъ, Марья Константиновна, какое я имю право? сказала я.

А сама думаю: ‘Твоя мученическая жизнь съ мужемъ искупила заране вс твои грхи…’

— Если бы вы знали сколько я передумала и перечувствовала эти дни, продолжала Маша: — я сама себ не врю, какъ будто я очутилась въ другомъ мір и начинаю другую жизнь. Ну вотъ видите какъ я ршила. Не только по предписанію доктора, я сама желаю ухать отсюда, мн невыносимо цлый годъ носить маску, высказывать горесть, которой у меня въ сердц нтъ. Вс эти панихиды, заупокойныя обдни дйствительно не выноситъ мое здоровье, я лицемрить не могу. Могу ли я скорбть о томъ, что меня избавило отъ рабства… Представьте себ, вдругъ вырваться на волю изъ тюрьмы, мало того изъ цпей… Ахъ, какъ пріятно свободно вздохнуть! Вотъ я и хочу на время того глубокаго траура, который свтъ предписываетъ вдовамъ, убраться отсюда, я и тамъ буду жить въ уединеніи, да между чужими, которымъ нтъ дла до меня. А здсь одна моя золовка истерзаетъ меня въ конецъ, ея вздохи да намеки я просто не въ силахъ переносить. Пожалуй когда-нибудь скажу ей что-нибудь такое, что ей не совсмъ пріятно будетъ слышать. Словомъ, я уду и вернусь не прежде какъ черезъ годъ.

Я это одобряла. Я одна, можетъ быть, изъ окружающихъ ее знала подробно какъ тяжела была и невыносима ея супружеская жизнь.

— Тогда… тогда… продолжала Маша съ свтлой улыбкой:— я увижусь съ Алексемъ и скажу ему, что я не переставала его любить.

— Марья Константиновна, почему вы знаете, не перемнился ли онъ къ вамъ? ршилась я сказать.

Въ глазахъ Маши появилось то самое свтлое выраженіе, которое поразило меня въ ту ночь, когда она вернулась ci бала, ночь для нея знаменательную, когда посл шестилтней разлуки, она въ первый разъ увидала человка, котораго любила, а своего мужа видла въ послдній разъ.

— А помните на бал, который кончился такъ гибелью для моего мужа, томъ бал, посл котораго я занемогла, видла Алекся… я ни слова съ нимъ не сказала… но по его лицу… по его взгляду я догадалась, что онъ не разлюбитъ меня. Вотъ какъ вернусь по окончаніи траура и напишу ему. Видите, не будь у меня моего сына, я и теперь не стсняла бы себя, я ненавидла моего мужа, жизнь съ нимъ была мн хуже каторги, я и прежде года, я даже теперь видлась бы съ Алексемъ, но вдь ненавистный мн мужъ — отецъ моего Кости, вотъ я и наложила на себя узду на цлый годъ, я безъ предписанья доктора ухала бы изъ Петербурга, чтобъ не видться съ Алексемъ, я для Кости наложила на себя не только наружный, но и душевный трауръ на цлый годъ, я сдлаю все, чего требуютъ приличія и свтъ для памяти отца Кости, чтобы мой мальчикъ посл ни въ чемъ не могъ упрекнуть меня.

— Никто не скажетъ противъ васъ ни одного слова, сказала я съ жаромъ.— Вдова, да еще такая молодая, всегда иметъ право выйти замужъ во второй разъ.

Въ сороковой день кончины мужа, Маша и за обдней, на кладбищ, держала себя серіозно, молилась какъ слдуетъ, но не избгла ядовитыхъ замчаній золовки, которая, идя кладбищу до могилы, сказала мн:

— Какъ вамъ нравится, ни единой слезинки не пролила!

— Горесть не всегда обнаруживается слезами, отвтила я, чтобы дать какой-нибудь отвтъ, хотя мн было очень хорошо извстно, что никакой горести въ сердц Маши быть не могло.

— Ужъ не станете ли вы уврять меня, огрызлась на меня эта вдьма:— что моя невстка огорчена смертью моего брата.

— Никакія огорченія не вернутъ его теперь къ жизни,— уклончиво отвчала я.

— Не вамъ бы говорить, не мн бы слушать, горячилась сестра Карскаго:— вамъ, какъ ближайшему другу Марьи Константиновны, должно быть извстно, какія чувства питала она къ нему. По ея милости братъ мой и въ гробъ то легъ.

— Что вы это, Юлія Михайловна, вспылила я:— разв вамъ неизвстно, что братъ вашъ умеръ отъ апоплексическаго удара? Марья-то Константиновна тутъ при чемъ?

Юлія Михайловна покачала головой.

— А какъ она обращалась съ нимъ? какъ она его терзала?..

— Ну, это еще неизвстно кто-кого терзалъ! возразила я съ негодованіемъ.— Прошу васъ, Юлія Михайловна, прекратить этотъ разговоръ. Вы меня вводите въ грхъ. Пожалуй заставите сказать недоброе слово о покойник въ такой день, когда слдуетъ молиться о его душ.

По возвращеніи съ кладбища, повренный по дламъ Карскаго долженъ былъ прочесть завщаніе, которое признаюсь все время не выходило у меня изъ головы.

Что онъ тамъ написалъ? Зачмъ онъ составилъ его именно въ ту ночь, когда Маша увидала Алекся? Карскій былъ дурного характера и въ ту ночь особенно злился на жену. Что же могъ однако онъ придумать? Больше ничего, какъ лишить ее наслдства, если она вторично выйдетъ замужъ, конечно другого ничего не можетъ быть.

Мн, какъ посторонней, не кстати было присутствовать при чтеніи завщанія. Я ушла въ спальню Маши и съ сильнымъ страхомъ и не мене сильнымъ любопытствомъ я ждала.

Чтеніе кончилось. Слышу прежде всего громкій голосъ вдьмы, точно будто сердится… повренный ей возражаетъ, прислушиваюсь, голоса Маши не слыхать… Проходитъ нсколько времени… Дверь отворяется, входитъ Маша. Боже! Въ лиц кровинки нтъ, глаза сверкаютъ… Что это, огорченіе? испугъ?.. Присматриваюсь… Нтъ! Это гнвъ, Маша разсержена. Никогда въ самыхъ горячихъ вспышкахъ противъ мужа не видала я ее въ такомъ возбужденномъ состояніи, въ такомъ сильномъ гнв… Она держала въ рукахъ бумагу и швырнула ее на столъ.

Я смотрла на нее въ испуг. Боже мой! какую каверзу придумалъ этотъ злобный человкъ?

Маша не говорила ничего. Она, очевидно, отъ волненія слова не могла произнести. Я тоже молчала, не смя спрашивать. Должно быть она не примчала, что я тутъ, потому что ни разу не взглянула на меня, глаза ея какъ будто не смотрли ни на что, она вся была поглощена своими мыслями. Я все сидла молча и ждала.

Мало-по-малу волненіе ея начало стихать. Она сла, облокотилась рукой о столъ и посмотрла на меня.

— Не за человкомъ, а за какимъ-то извергомъ была я замужемъ, Дарья Владиміровна, сказала она.

— Что такое, Марья Константиновна? спросила я.— Онъ васъ лишилъ всего?

Она засмялась такимъ нехорошимъ, жесткимъ смхомъ.

— Если бы это! очень я нуждаюсь въ его деньгахъ!..

— Что же, Марья Константиновна, что же? приставала я.

Она схватила со стола бумагу — копію съ завщанія и сунула ее мн въ руки.

Сама себя не помня отъ испуга, не будучи въ состояніи сообразить, что могло заключаться въ завщаніи, я дрожащими руками взяла копію отъ Маши и прочла.

‘Я нижеподписавшійся, вроисповданія православнаго, русскій подданный, надворный совтникъ изъ потомственныхъ дворянъ, въ случа моей смерти, отказываю жен моей Марь Константиновн Карской, рожденной Ваниной, все благопріобртенное мною имущество и недвижимое, и движимое. Первое состоитъ въ каменныхъ домахъ, подробное обозначеніе которыхъ находится въ приложенной при семъ описи, второе въ банковыхъ, билетахъ, акціяхъ разныхъ обществъ, векселяхъ на частныхъ лицъ и наличныхъ деньгахъ. Отказываю ей также вс брильянтовыя, золотыя и серебряныя вещи, всю мебель, всю домашнюю утварь, словомъ все, что только останется посл моей смерти, съ тмъ непремннымъ условіемъ, чтобы жена моя въ вторичное супружество и въ безбрачную связь не вступала. Въ противномъ же случа, все вышеозначенное имущество мое переходитъ помимо моей жены и нашего сына къ родной сестр моей, вдов статскаго совтника, Юліи Михайловн Перловой. Вполн полагаясь на честность и добросовстность моей жены и будучи увренъ, что она не нарушитъ условій, по которымъ я отдаю ей одной все мое имущество, я предоставляю ей одной ршить, можетъ ли она пользоваться имъ.

‘Душеприказчиками сего домашняго духовнаго завщанія, составленнаго и переписаннаго мною собственноручно въ здравомъ ум и твердой памяти, назначаю коммерціи совтника Тимофея Степановича Кольева и повреннаго по моимъ дламъ Николая Семеновича Винтова’.

Слдовала подпись завщателя и свидтелей.

— Какъ! Помимо сына? закричала я, сперва не разобравъ жестокій смыслъ.— Сына-то за что лишать?

— Въ томъ-то и дло, въ томъ-то и злость! сказала Маша и зубы ея стучали какъ въ лихорадк.— Что я теперь могу сдлать? или Костя, или Алексй… Онъ очень хорошо зналъ, что его деньги меня не удержатъ, вотъ и придумалъ лишить сына черезъ меня.

Посл первой минуты недоумнія, я сама все поняла. Признаюсь, эта адская выдумка превзошла вс мои ожиданія, и только въ эту минуту я узнала до какой степени можетъ быть находчива человческая злость. И какъ этотъ злой человкъ понялъ характеръ своей жены! Какое ршеніе не приняла бы Маша, она никогда счастливой быть не могла. Отказаться отъ богатства и выйти за Алекся, значитъ осудить на бдность сына, не только себя. Выбрать богатство, значитъ лишить себя единственнаго счастія, которымъ она дорожила, на которое по своей молодости, красот, горячему, умвшему любить сердцу, имла полное право. Даже предусмотрна безбрачная связь. Чтобы сохранить богатство сыну, Маша могла пожалуй пожертвовать своей репутаціей для любимаго человка, отказаться отъ законнаго супружества и вступить, какъ говорится, въ гражданскій бракъ. Карскій и эту возможность устранилъ. Добросовстность жены была такъ ему извстна, что онъ обезпечилъ свою ревность вполн.

Пока вс эти мысли пробгали въ голов моей, мы об сидли молча.

— Нтъ ли какой возможности опровергнуть это завщаніе? вдругъ придумала я.— Какая же причина родного сына лишать?

— Сейчасъ моя золовка подняла шумъ, отвтила Маша.— Вы знаете, она меня терпть не можетъ, въ первую минуту она не сообразила, что это завщаніе составлено не для того, чтобы облагодтельствовать меня — это ея выраженіе — а истерзать вконецъ, и именно сказала то же, что и вы: ‘Какъ родного сына лишать?’ На это Николай Семенычъ ей отвтилъ, что имніе благопріобртенное и мой мужъ имлъ право распорядиться имъ какъ хотлъ, сослаться ни на что нельзя, подпись двухъ свидтелей, доктора, все по закону. Да! если мужъ мой былъ со мною несчастливъ, онъ хорошо отмстилъ, докончила Маша и задумалась.

Я не ршалась прервать ея размышленій. Ея мысли не могли еще прійти въ порядокъ. Она, конечно еще сама не знала, какъ ршить.

— Все пока останется по прежнему, вдругъ сказала она, какъ бы отвчая на мою мысль.— Я уду и вернусь въ назначенный мною срок.

VII

Она ухала. Я тоже отправилась, не за границу, а на дальній край нашей обширной Россіи, гд мн пришлось присутствовать при другой семейной драм, которую когда-нибудь я вамъ разскажу.

Маша писала мн изрдка дружескія, ласковыя письма, передавала свои дорожныя впечатлнія, но на что она ршилась и ршилась ли на что-нибудь — она не упоминала, и даже намека на это я въ ея письмахъ не нашла.

Вернулась я въ Петербургъ посл Маши. Она пріхала недли за дв до меня. Немедля, отправилась я къ ней. Прихожу, цлую ее, смотрю въ глаза… поблднла, похудла, а все такъ же хороша!

— Что это, Марья Константиновна, говорю:— хваленый-то итальянскій климатъ мало пользы сдлалъ вамъ.

Она покачала головой.

— Куда бы не похала, все было бы одно и тоже, отвтила она.

Я ничего не сказала, цлую Костю, онъ пополнлъ, похорошлъ, выросъ. Маша позвала няню, послала Костю гулять, а меня посадила возл себя и начала:

— Не хочу томить васъ, Дарья Владиміровна, я знаю, васъ интересуетъ моя судьба. Я вдь ршила…

— Какъ? Марья Константиновна, какъ? спросила я..

— Что за вопросъ! сказала она съ досадой и такъ сердито посмотрла на меня:— Вамъ ли спрашивать? Вы лучше всхъ знаете, до чего бдность довела меня. Могу ли я лишить Костю?

Итакъ материнская любовь превозмогла… Я молча смотрла на Машу и признаюсь по чистой совсти, не могла бы сказать въ эту минуту, хорошо ли сдлала она.

— Я знаю, что никто не будетъ осуждать меня. Вдь вс ставятъ деньги выше всего, оно такъ и слдуетъ, безъ денегъ счастія нтъ! Только вы одна, моя дорогая, Дарья Владиміровна, только вы одна поймете, какъ мн это тяжело.

Я только пожала ей руку, что могла я ей сказать?

— А вотъ что мн прискорбно, шепнула она мн съ такимъ грустнымъ выраженіемъ въ глазахъ.— Алексй не хочетъ этого понять!..

— Алексй? машинально повторила я.

— Да! я кажется такъ ясно все ему растолковала… Нтъ! онъ не понимаетъ… даже не догадывается, какъ я должна была истерзать мое сердце, чтобы до этого ршенія дойти… Знаете, когда я ухала отсюда, я сама не знала, на что ршиться… Это противное завщаніе совсмъ отуманило меня. Я какъ-то думать не умла… Потомъ, мало-по-малу, я стала соображать… Господи! если бы вы знали, сколько безсонныхъ ночей… и днемъ мста не нахожу… только это самое мученіе и заставило меня понять еще больше, до чего бдность можетъ довести… вдругъ получаю письмо, Алексй мн пишетъ — онъ не зналъ о завщаніи — что никогда не переставалъ меня любить, что не можетъ ждать установленнаго свтомъ срока, желаетъ знать, буду ли я теперь его женой. Долго я плакала надъ его письмомъ и написала все, что было въ моемъ сердц, написала, какъ я его люблю, но, конечно, состоянія у моего сына не отниму. Онъ разсердился, отвтилъ мн такимъ жестокимъ письмамъ, не вритъ, чтобы я его когда-нибудь любила…

— И настаиваетъ, чтобы вы отказались отъ вашего богатства и вышли за него? спросила я.

— Сказать вамъ по правд, я сама не знаю, я не могу его понять. Онъ не уговариваетъ меня, соглашается съ моими доводами, но съ какою-то горечью и какъ-будто даже съ насмщкой. Я вижусь съ нимъ почти каждый день и мы все споримъ, споримъ…

— Позвольте, Марья Константиновна, перебила я:— вы вдь ршили во второй разъ замужъ не выходить?

— Ну да.

— Зачмъ же вы увидлись съ…

Боже! Какъ напустилась Маша на меня!

— Вотъ ужъ не ожидала… вы кажется всегда меня понимали… а теперь вдругъ… я не каменная… у меня вдь есть сердце… это мое единственное счастіе…

— Ну если вы счастливы, нечего и говорить, только я въ этомъ сомнваюсь. Я скажу вамъ прямо, не вижу я счастія на вашемъ лиц.

— Это отъ того, что Алексй меня не понимаетъ…

Разговоръ нашъ былъ прерванъ звонкомъ въ передней. Явился кто бы вы думали? Варвара Антоновна Толина, мать Алекся. Маша какъ-то странно взволновалась. Варвара Антоновна разцловалась съ нею и со мною.

— Какъ вы добры, сказала Маша:— что вздумали навстить меня.

— Давно собираюсь, Марья Константиновна, да все не ршаюсь, отвтила она.

— Отъ чего же? сказала Маша:— мы старые друзья.

— Да воды-то много утекло посл нашего знакомства, Марья Константиновна, отвтила Толина.— И признаться, я къ вамъ теперь не по знакомству, а по длу.

Я хотла встать и уйти. Маша удержала меня. Она какъ будто чего-то боялась и невольно искала опоры во мн.

— Вамъ все равно, если, Дарья Владиміровна останется при нашемъ разговор? обратилась она къ Толиной:— она мой врный другъ.

— Помилуйте, я ничего противъ этого не имю, я даже очень буду рада. Дарья Владиміровна всегда желала добра моему сыну. Пусть и она разсудитъ все вмст съ вами и со мной.

Маша и я вопросительно глядли на Варвару Антоновну. Она поднесла къ глазамъ носовой платокъ.

— Марья Константиновна, проговорила она, всхлипывая:— я васъ прошу моего сына не губить.

Маша вспыхнула.

— Что это значитъ? сказала она.— Вы мн ставите въ укоръ, что я не могу выйти за вашего сына. Вамъ вроятно извстно завщаніе моего мужа. Алексй наврно вамъ сказалъ?

— Знаю, все знаю, очень понимаю и одобряю. Я такъ сказала и Алексю, какая мать можетъ сравнить?

— Очень рада, что вы понимаете мои причины и одобряете меня.

— Причины ваши я одобряю, а ваши поступки нтъ. Извините, я считаю долгомъ откровенно вамъ сказать. Вы сами разсудили, что вамъ нельзя быть женою Алекся, зачмъ же вы разомъ всего не прекратите, а продолжаете принимать его?

— Какъ! вы хотите, чтобъ я не принимала Алекся? вспылила Маша.— Почему онъ не можетъ остаться моимъ знакомымъ? моимъ другомъ?

— Знакомымъ? Другомъ? усмхнулась Толина.— Помилуйте, Марья Константиновна, можетъ ли онъ смотрть на васъ какъ другъ? Если бы вы видли въ какомъ разстройств возвращается онъ каждый разъ отъ васъ!

— Это современемъ пройдетъ. Онъ помирится съ нашимъ положеніемъ. Неужели я должна лишать себя… удовольствія видть Алекся иногда?

— Какое же это удовольствіе, Марья Константиновна? Вы. обманываете себя. Другомъ вашимъ Алексй быть не можетъ никогда. Извините, если я попросту буду говорить. Вдь вамъ и законная и незаконная любовь воспрещена, а кто можетъ ручаться за себя? Вы можете такъ увлечься, что предпочтете вашему сыну моего сына, вздумаете отказаться отъ богатства и выйти за Алекся. Что же хорошаго выйдетъ изъ того? У него нтъ ничего и у васъ тогда ничего не будетъ, опять прежняя исторія… Милая Марья Константиновна, вамъ надо моего сына освободить. У него такой характеръ, что ему надо имть семейство, жену, дтей, онъ уже не мальчикъ молоденькій, ему пора жениться. У васъ есть сынъ, у васъ есть для кого жить. А онъ то какъ же? неужели онъ цлый вкъ долженъ прожить одинъ?

Слова эти не трогали, а раздражали Машу, она отвтила съ нетерпніемъ:

— Будто только одни женатые бываютъ счастливы на свт. Не одинъ вашъ сынъ состарится холостякомъ.

— У всякаго свой характеръ, Марья Константиновна, холостыми остаются т, кому нравится’такая жизнь, а мой сынъ, напротивъ, иметъ расположеніе къ семейной жизни.

— Вы это говорите оттого, что врно сами хотите его женить.

— Очень хочу, я этого не скрываю, у меня даже невста есть.

— Невста? вскричала Маша.— Кто?

— Такая же, какъ вы, богатая вдова, съ тою только разницей, что она не потеряетъ своего богатства, когда выйдетъ замужъ во второй разъ.

— Невста! повторяла Маша, не слушая послднихъ словъ.— Я не понимаю… Разв Алексй сватался за кого-нибудь? Я не врю! Алексй ни на комъ не хочетъ жениться, кром меня.

— Да! теперь, когда вы опять его съ ума сведи. А вдь все было ршено. Онмн общалъ, онъ даже назначилъ мн день, когда сдлаетъ предложеніе, и какъ на грхъ опять встртился съ вами. Наканун того бала, вы помните? я имла съ нимъ разговоръ, онъ согласился, и вдругъ опять увидлъ васъ… и это не помшало бы, врьте мн, Марья Константиновна, если бы не скончался вашъ супругъ. Какъ только вы овдовли, онъ и пошелъ бредить вами, ему опять захотлось жениться на васъ. Что-жъ! и я противъ этого ему ни слова, я уважаю васъ, но вотъ видите какой вышелъ случай! Я васъ не осуждаю, вы поступаете прекрасно, не хотите отнять богатства у вашего сына, позвольте же и. мн желать, чтобы сынъ мой былъ обезпеченъ, такой выгодной партіи Алексю. не дождаться вкъ.

Глупая старуха ничего не могла придумать лучше, чтобы повредить себ.

Поблднвъ отъ ревности, Маша сказала:

— Какъ бы ни была выгодна эта невста, а Алексй не промняетъ ее на меня.

— Конечно, если вы будете продолжать принимать его.

— Даже если и перестану, не разлюбилъ же онъ меня, хотя не видалъ шесть лтъ.

— Потому что опять увидлъ васъ. Вы, Марья Константиновна, молоды и не знаете мужчинъ. Гд же бываетъ на свт вчная любовь? Это въ романахъ только пишутъ. Когда Алексй не будетъ видть васъ, отчего же ему не полюбить другую, особенно если та сама привязана къ нему? Я знаю вашъ благородный характеръ, Марья Константиновна, и вотъ почему ршилась прямо все вамъ сказать.

Маша молчала. Я смотрла на нее и понимала по ея лицу, что она не обращаетъ вниманія на слова Варвары Антоновны, а думаетъ только о той невст, которую Алексю предлагала мать.

— Какъ же вы ршите, Марья Костантиновна? продолжала глупая старуха.

Маша встрепенулась, гордо подняла голову и сказала:

— Врно велика ко мн любовь вашего сына, если вы признаете за мною право ршать… отъ такой любви не отказываются добровольно, я не разстанусь съ Алексемъ, пока онъ не захочетъ этого самъ.

Она сказала это такъ настойчиво и такъ твердо, что Варвара Антоновна совсмъ оторопла, сконфузилась, поспшила встать, простилась и ушла. Я пошла проводить ее.

— Вотъ не ожидала! Не ожидала! бормотала она.— Я думала ее тронуть… Она вдь всегда свысока… У нея все жертвы… Судите сами, Дарья Владиміровна, ну, что хорошаго можетъ выйти?

Я не успла отвтить, въ передней раздался звонокъ. Мы об невольно вздрогнули. Я отворила и отступила — вошелъ Алексй.

Я конечно тотчасъ его узнала, хотя не видала шесть лтъ. Онъ мало измнился, пополнлъ, разумется возмужалъ и похорошлъ, сказала бы я, если бы меня сразу не поразило, его мрачное лицо. Но все-таки это лицо было очень симпатично и, любуясь имъ въ эту минуту, я не удивлялась, что дв женщины съ ума сходили по немъ. Онъ мн обрадовался, поцловалъ у меня руку и непріятно удивился, увидвъ мать. Она укоризненно покачала ему головой и ушла. Мы съ нимъ, обмниваясь дружескими привтствіями, прошли въ гостиную. Тамъ Маша въ сильномъ волненіи расхаживала взадъ и впередъ. Алексй подошелъ пожать ей руку, она отдернула ее.

— Зачмъ вы мн не сказали, что у васъ есть невста? спросила она.

— Это вамъ моя мать сказала? отвтилъ онъ.

— Она. А вы отчего мн не сказали?

— Оттого, что у меня никакой невсты нтъ.

— Была по-крайней-мр?

— Что-жъ изъ этого, если и была?

— А то, что стало быть вы сказали мн неправду, увряя, что все время, пока мы не видались, вы любили меня одну?

— Позвольте, возразилъ Алексй, опускаясь въ кресло возл дивана, на который теперь Маша сла.— Не будемъ смшивать одно съ другимъ. Любовь и женитьбане одно и тоже.

— Однако, стало быть вы имли намреніе жениться? всестояла Маша на своемъ.

— Не я, моя мать хотла меня женить.

— А вы?

— И я былъ не прочь, пока не встртился съ вами, спокойно сказалъ Алексй.

— А теперь?

— Теперь… не знаю.

— Какъ! Не знаете? вспылила Маша.— А между тмъ, увряете, что любите меня одну.

— Жениться можно и безъ любви, вы, кажется, это знаете лучше всхъ.

— Да! Когда имешь такія побужденія, какія были у меня.

— А у меня разв ихъ нтъ? Вы за меня не идете, что же мн мучиться всю жизнь? Съ какой стати? Если я не могу быть счастливъ съ женщиной, которую люблю, почему мн не попробовать счастія съ тою, которая любитъ меня? У васъ есть сынъ, вамъ есть для кого жить, вы можете утшаться жертвой, которую приносите для него, вы такъ его любите, что пожалуй и пожалть обо мн у васъ не хватитъ времени, почему же и мн не имть своей семьи?

Маша закрыла лицо руками и зарыдала такъ громко и такъ горько, что Толинъ вздрогнулъ. Онъ наклонился и тихимъ голосомъ сдлалъ вопросъ очень глупый, но взволнованные влюбленные глупы всегда.

— Неужели васъ такъ огорчила бы моя женитьба?

Маша перестала плакать и дала такой же глупый отвтъ:

— Лучше прежде убейте меня!

— Скажите же, не грхъ ли добровольно лишать себя счастія, сказалъ Алексй, смотря ей въ глаза.— Или вы передумаете, Маша?

Она колебалась только одну секунду и отвтила твердо:

— Я не передумаю, Алексй.

Онъ вскочилъ и ушелъ. Маша залилась истерическими рыданіями.

Я сидла въ недоумніи. Я нарочно осталась послушать ихъ объясненія, чтобъ уяснить себ хоть сколько-нибудь, что выйдетъ наконецъ изъ ихъ странныхъ отношеній. Теперь я невольно думала, что Варвара Антоновна пожалуй права. До чего это доведетъ? Сердце мое сочувствовало Маш, а разсудокъ говорилъ не то. Тоже трудно съ любовью да безъ денегъ. Лишить сына полмилліона ршиться не легко. Въ нашъ вкъ любовь въ хижин немножко мудрена. Что это, думаю, какія бываютъ въ жизни безтолковыя обстоятельства, при всемъ желаніи счастія Маш, я и совта никакого не могу подать.

— Марья Константиновна, сказала я:— стало быть, Алексй Петровичъ васъ уговариваетъ выйти за него?

— Право я не знаю, сказала Маша:— одинъ разъ да, другой разъ нтъ. Я думаю, онъ самъ не знаетъ… Конечно, ему хотлось бы жениться на мн, а съ другой стороны онъ какъ будто совстится лишить меня богатства. Замтьте, Дарья Владиміровна, меня, а не Костю, онъ не любитъ его.

— Очень естественно, сказала я.— Вы для сына жертвуете имъ.

— Что же мн длать? Что мн длать? сказала Маша, ломая руки.

— Душечка, Марья Константиновна, сказала я твердо: — совта въ этомъ случа вамъ не можетъ подать никто. Вы должны сами ршить, кто вамъ дороже, Алексй Петровичъ или сынъ…

— Они оба равно мн дороги, только по совсти я чувствую, что не имю права сына моего лишать.

— Ну, если совсть говоритъ вамъ это, ршитесь жить для сына и разомъ прекратите все. Какъ вамъ ни тяжело, перестаньте видться, перестаньте думать, больше намъ не остается ничего.

— Чтобъ Алексй женился на Третьевой! Ни за что!

Вотъ что надлала его глупая мать! Не знай Маша о существованіи Третьевой, она скоре согласилась бы со мной.

— Можетъ бытъ онъ не женится, сказала я.

— Зачмъ же мн его не принимать?

— Свиданія раздражаютъ и васъ, и его.

— Это оттого что онъ меня не понимаетъ.

— Понимаетъ очень хорошо, но ему тяжело.

Маша задумалась. Я не хотла прерывать ея размышленій и ушла.

VIII.

Когда въ кругу знакомыхъ Карскихъ вс убдились, что Маша ршительно не намрена второй разъ выходить замужъ, сестра Карскаго, Юлія Михайловна Перлова, къ которой въ случа замужства Маши переходило все богатство, прислала вдругъ за мной. Я у нея не бывала и признаюсь, это приглашеніе удивило меня. Знала я ея жадность къ деньгамъ, ея хитрость, но признаюсь не ожидала какое порученіе она мн дастъ.

Усадила меня на диванъ и разсыпается предо мной.

— Дарья Владиміровна, Дарья Владиміровна, какъ я рада видть васъ! Что это вы сами никогда не вздумаете ко мн?

Я благодарю, извиняюсь. Она о Маш начинаетъ, какъ она ее жалетъ! молодая женщина, красавица и вдругъ должна вчно вдовть!

‘Господи! думаю:— давно ли ты стала такая сердобольная? Что это значитъ?’

Загадка скоро разъяснилась.

— А знаете ли, Дарья Владиміровна, вдругъ приступила она къ своей цли: — вдь можно бы устроить такъ, чтобы Марья Константиновна сохранила и деньги, и любовь.

— Какъ же это такъ, Юлія Михайловна? спросила я съ удивленіемъ.

— Я вамъ сейчасъ скажу. Вы вдь первый другъ Марья Константиновны, передайте ей, что она можетъ выйти замужъ, вдь тогда имніе перейдетъ ко мн. Я выдамъ ей половину, мы раздлимъ пополамъ. Двсти пятьдесятъ тысячъ, все-таки кушъ порядочный. Сынъ ея бденъ не останется, а она между тмъ будетъ счастлива въ своей любви.

Хитро придумано. Я общала передать. Что, я думаю, если въ самомъ дл Маша согласится? И сама не знаю желать мн этого, или нтъ.

Когда я передала Маш комбинацію, придуманную ея золовкой, она пожала плечами и, нисколько не задумавшись, сказала:

— Во-первыхъ, съ какой стати стану я принимать какъ одолженіе половину того, что все должно принадлежать Кост? Потомъ передайте ей, что я хотя не любила моего мужа, а она, по ея словамъ, обожала его, я боле чту его волю чмъ она. Принять хоть какую-нибудь часть его денегъ и выйти замужъ будетъ подло съ моей стороны. Онъ положился на мою совсть, и я даже мертваго его не обману.

Прошла недля, прошла другая, а Алексй къ Маш глазъ не казалъ. Она волновалась, сначала ждала, молчала, наконецъ не вытерпла и написала къ нему, чтобы онъ пришелъ. Онъ отвтилъ ей этой коротенькой запиской:

‘Я явлюсь къ вамъ не иначе, какъ вашъ объявленный женихъ. Я не уговариваю васъ. Поступайте какъ хотите, только не требуйте, чтобъ я игралъ глупую роль’.

Маша скомкала записку въ рук, потомъ развернула, опять прочла, и сказала, подавая ее мн:

— О какой это глупой роли онъ говоритъ?

— Мужчины не любятъ занимать двусмысленное положеніе, сказала я.— Надо признаться, Марья Констанстиновна, что ваши отношенія съ нимъ ни то, ни ее.

— Васъ, Дарья Владиміровна, не поймешь, разсердилась на меня Маша.— Хоть бы вы разъ сказали ршительно, что по вашему должна длать я?

— Кто это можетъ ршить кром васъ самихъ? отвтила я.

— Однако, какъ поступили бы вы на моемъ мст, кого бы вы предпочли: любимаго человка или сына?

— Того, кто былъ бы дороже мн.

— А если бы они оба были равно вамъ дороги?

— Того, кто по моему мннію боле бы пострадалъ.

— Я такъ думаю сама, сказала Маша.

Въ это время, я ни слова не говоря Маш, возобновила знакомство съ Варварой Антоновной, при этомъ наотрзъ объявивъ ей, что въ дла Маши и ея сына, я вмшиваться не хочу. Она, кажется, объ этомъ не жалла. Дла принимали для ея желаній благопріятный оборотъ. Стала я бывать у Толиной, для того что мн хотлось разобрать, насколько это было возможно, чувства и намренія Алекся, чтобы, такъ сказать, уяснить себ самой, радоваться или огорчаться должны друзья Маши, если она Алекся сыну предпочтетъ.

Видла я нсколько разъ Третьеву, и какъ вамъ сказать? Не восхитилась ею. Женщина красивая, не глупа, очень влюбленная въ Алекся, но до Маши далеко! Нтъ того изящества, той милой граціи, которая виднлась въ каждомъ движеніи Маши, однако, соперница опасная, если взять въ соображеніе, какія преимущества были на ея сторон. Маша ставила выше Алекся своего сына, Третьева никого. Она не скрывала своего предпочтенія къ Алексю и поступала очень умно. Она могла каждый день видться съ Алексемъ. Какъ управляющій всми ея длами, онъ долженъ былъ имть съ нею частыя сношенія. Жилъ въ одномъ дом съ нею, ея собственномъ, и об квартиры имли сообщеніе одна съ другой. Третьева безпрестанно то обдала, то пила чай у Варвары Антоновны, осыпала се знаками самаго внимательнаго уваженія, ухаживала за ней. Этого не могъ не видть Алексй. При томъ Лидія Васильевна была любезна, умла завести и поддержать интересный разговоръ. Сношенія ея съ Толинымъ были тмъ свободне, что объясненій между ними никогда не бывало никакихъ. Переговоры съ самаго начала вела Третьева съ матерью Алекся, а та, въ свою очередь, уговаривала сына. И дло точно пошло на ладъ, до встрчи Алекся съ Карской, то есть онъ склонялся на убжденія матери и общалъ сблизиться съ Третьевой, но времени еще на это не имлъ.

Третьева ни малйшимъ намекомъ не касалась щекотливаго вопроса, но все, что могло раздражить Алекся противъ Маши пущено было въ ходъ. Возникали безпрестанно разговоры при гостяхъ и безъ нихъ, въ обществ и дома, разговоры, въ которыхъ выставлялись примры любви, не знавшей никакихъ предловъ, приносившей въ жертву всхъ и все, забывавшей приличія, родныхъ, обязанности, словомъ, все на свт для одного всепоглощающаго чувства, и все это говорилось какъ бы невзначай, какъ-будто безъ малйшаго умысла, навести Толина на сравненіе, что любовь Карской не такова. Но эти слова проникали какъ тонкій ядъ въ сердце Алекся и отравляли его любовь.

Третьева слдила за нимъ неусыпно, все подмчала и все тсне опутывала его чарами своего будто бы безкорыстнаго сочувствія, своей преданной дружбой и всми прельщеніями своей молодости и красоты.

Съ Алексемъ случилось то, что случилось бы наврно съ каждымъ мужчиной на его мст, потому что врядъ ли найдется хоть одинъ, который устоялъ бы отъ лукаваго кокетства женщины, умющей хитро взяться за дло, искусно затрогивающей слабыя стороны того, кого она общала себ увлечь, опутывающей его непримтной лестью, пріятной для его самолюбія — онъ поддался. Онъ уже не спорилъ съ матерью, а молча слушалъ, когда она ему доказывала, что надо же положить какой-нибудь конецъ, что лучше совсмъ разойтись съ любимой женщиной, когда она длаетъ его несчастнымъ, портитъ ему жизнь, и жениться на нелюбимой, но союзъ съ которой общаетъ ему счастливую и спокойную жизнь, и которую онъ современемъ можетъ полюбить.

Алексй слушалъ и колебался, и, признаюсь, я не могла его винить. Онъ такъ былъ раздраженъ оборотомъ, который придало его отношеніямъ къ Маш завщаніе ея милаго супруга, что ему естественно было желать выйти изъ такого мучительнаго положенія, и люби онъ меньше Машу, онъ и колебаться бы не сталъ.

— Алексй Петровичъ, не утерпла я сказать ему однажды, когда, пользуясь прекрасной ночью, онъ пошелъ проводить меня посл вечера, проведеннаго у его матери, когда Третьева пустила въ ходъ вс прельщенія своего, надо сказать правду, находчиваго ума:— какъ бы мн хотлось заглянуть въ ваше сердце и узнать, что происходитъ тамъ?

— Я самъ этого не знаю, отвтилъ онъ.

Меня не удивилъ этотъ отвтъ. Конечно, онъ самъ не зналъ. Какъ ни велика можетъ быть любовь мужчины, много онъ долженъ полагаться на себя, чтобъ уговаривать любимую женщину отказаться отъ богатства и раздлить бдность съ нимъ. И при всемъ добросовстномъ желаніи исполнять обязанности отца къ ея сыну, чмъ онъ можетъ замнить ему то богатство, котораго мать лишитъ его?

Прихожу я на другой день къ Маш, а она ни съ того, ни съ сего вдругъ говоритъ мн недовольнымъ тономъ:

— Дарья Владиміровна, я васъ не узнаю. За что вы-то ко мн перемнились?

— Какъ, говорю, Марья Константиновна, разв я перемнилась къ вамъ?

— Конечно.

— Въ чемъ же?

— Не знаете? насмшливо спросила она.— Ужъ хоть не лицемрили бы со мной.

Я гляжу на нее съ недоумніемъ. Она продолжаетъ:

— Къ чему вы избгаете говорить со мной о немъ? И вы противъ меня?

— Что же я буду говорить о немъ? спросила я.

— Что хотите! Какъ вы не понимаете, что это мое единственное утшеніе? Ни одного человка нтъ близкаго ко мн, никто не хочетъ сообразить, что и я, наконецъ, имю право на счастіе, хоть какое-нибудь.

— Я сомнваюсь счастіе ли это.

— Когда у меня другого нтъ.

— Да сказать-то мн вамъ нечего, Марья Константиновна.

— Разв вы ни разу не видали его посл того?

— Видла.

— А ничего мн не сказали!

— Душечка Марья Константиновна, это значитъ только вашу рану растравлять.

— Онъ говорилъ съ вами обо мн? Гд вы его видли? Онъ былъ у васъ?

Я отвтить не успла, въ передней раздался звонокъ. Маша вздрогнула и прислушалась. Теперь всегда, какъ только зазвонятъ въ передней, Маша вздрогнетъ, все Алекся ждетъ.

Вошелъ лакей и, представьте себ мое удивленіе, доложилъ:

— Лидія Васильевна Третьева.

Я чуть не вскрикнула, гляжу на Машу, она измнилась въ лиц, но безъ малйшей нершимости проговорила твердо:

— Проси!

Третьева вошла, довольно развязно, но первый взглядъ на Машу замтно ее смутилъ. Хотя она вроятно ожидала найти ее прекрасной, но не предполагала, чтобы Маша была такъ изящно хороша.

Маша холодно, но вжливо пригласила ее ссть на диванъ, а сама сла въ кресло. Я сидла поодаль у окна, но лица обихъ мн были видны очень хорошо. Маша не спускала глазъ съ Третьевой, разсматривала ее.

— Я къ вамъ по длу, начала Третьева, бросивъ взглядъ въ ту сторону, гд сидла я.

— Не угодно ли вамъ обратиться къ моему повренному Николаю Семеновичу Винтову, отвчала Маша.

— Дло, по которому я ршилась обратиться къ вамъ не такого рода. Я желала бы говорить съ вами наедин.

Она опять поглядла на меня.

— Дарья Владиміровна Сергева, мой короткій другъ, у меня нтъ отъ нея секретовъ. Не угодно ли вамъ говорить при ней.

— Мн дйствительно извстна ваша дружба съ г-жой Сергевой, сказала она.— Я буду говорить при ней.

Маша молчала и ждала. Третьева сдлала видъ, какъ будто собиралась съ мыслями, потомъ вдругъ сказала:

— Прежде всего я прошу васъ, Марья Константиновна, понять, что мой поступокъ, какой бы не имлъ онъ результатъ, внушенъ глубокимъ уваженіемъ къ вамъ. Я конечно, не ршилась бы… это противъ всхъ принятыхъ приличій… но дло идетъ о такихъ важныхъ вещахъ, что простыя условія общества не могли остановить меня.

Маша все молчала и прямо глядла на нее. Я, конечно, догадывалась и ждала, какъ Третьева справится съ той цлью, которую задала себ.

— Прежде всегр позвольте мн умолять васъ, продолжала Лидія Васильевна:— выслушать меня такъ же доброжелательно, какъ я обращаюсь къ вамъ. Забудьте, что я вамъ не знакома, что вы видите меня въ первый разъ. Поймите меня… и ршите, справедливо ли я поступила, прямо обратившись къ вамъ.

Маша продолжала упорно молчать. Это Третьеву нисколько не смущало. Она продолжала смло:

— Зная важныя обстоятельства вашей жизни, жертвы, которыя вы приносили для другихъ, я ршилась прямо обратиться къ вашему благородному сердцу и сказать вамъ: Вы сами не захотли два раза быть его женою, позвольте же ему жениться на другой.

Маша вздрогнула и нахмурила брови.

— Кому это? спросила она.

— Ахъ! Марья Константиновна, ршитесь откровенно со мною говорить… вопросъ важный. Вы сами согласитесь, что въ жизни есть такія обстоятельства, когда условнымъ приличіямъ подчиняться нельзя, надо стать выше ихъ, и судя потому что я слышала о васъ, вы вполн способны это понимать.

— Нтъ, я не понимаю, сказала Маша.

— Не понимаете, что безнадежная любовь къ вамъ губитъ человка.

— А! Вы ходатайствуете за этого человка? Вы желаете, чтобы я вышла за него?

Это было сказано съ такой холодной насмшкой, что всякая другая на мст Третьевой пожалуй не нашлась бы что возразить, но она нисколько не смутилась и отвтила, не задумавшись:

— Нтъ, я желаю сама выйти за него.

— Желаніе можетъ быть очень естественное, только позвольте мн узнать, почему вамъ вздумалось сообщить его мн?

— Потому что сколько мн извстно изъ обстоятельствъ вашей жизни, вы наврно желаете счастія ему.

— Если и желаю, что-жь изъ этого? сказала Маша.

— Но любовь безъ взаимности счастія не можетъ дать.

— Почему же безъ взаимности, отвтила прямая Маша:— если вы говорите объ Алекс Петрович Толин, то онъ знаетъ, что я его люблю.

Этотъ отвтъ такъ изумилъ Третьеву, что она буквально вытаращила глаза.

— Вы кажется удивляетесь, продолжала Маша:— вдь вы сами пожелали откровенно со мною объясниться, вотъ я вамъ и говорю.

— Но по завщанію вашего мужа, если вы желаете оставить за собою его состояніе, вамъ и супружеская, и всякая другая любовь запрещены. Вы предпочли богатство.

— Предпочла.

— Что же можетъ дать ему ваша взаимность? Вы оставили себ богатство, не мшайте же и ему разбогатть. Онъ бденъ, а я богата! Вы сами сказали, что желаете ему счастія, зачмъ же допускаете его терзаться? Онъ такъ деликатенъ… Онъ и хотлъ бы… Онъ совстится… Онъ не хочетъ васъ огорчить. Конечно, я понимаю не совсмъ пріятно, что человкъ дорогой намъ женится на другой, но вдь такъ могутъ думать женщины обыкновенныя, а вдь вамъ по героизму, по великодушію равной нтъ… Вы приносили жертвы для вашей матери, для вашего сына, почему вамъ не принести жертву, эту послднюю, эту великую, эту благороднйшую для него…

Все это было сказано самымъ фальшивымъ тономъ, не слышалось той искренности, того глубокаго чувства, которыя могутъ привлечь на свою сторону великодушнаго врага. Во всхъ этихъ похвалахъ звучала какая-то насмшка, такъ-что я перестала понимать, къ чему все это ведетъ.

— Мн очень лестно ваше высокое мнніе о моемъ характер, отвчала Маша холодно, сдержанно, гордо:— но вы преувеличили мою способность къ жертвамъ, позвольте замтить вамъ. Можетъ быть во мн точно есть, или лучше сказать, была эта способность, но только въ такихъ случаяхъ, когда жертвы имли какую-нибудь цль. Для спасенія жизни матери, для того чтобы избавить отъ бдности сына, я могла отказаться отъ любимаго человка, а теперь какая же можетъ быть у меня цль? Я не имю ни права, ни желанія способствовать вашему желанію, такъ любезно сообщенному мн. Если Алексй Петровичъ захочетъ, онъ и безъ моего ходатайства женится на васъ.

— Кто говоритъ о ходатайств? возразила Третьева съ злой усмшкой.— Я васъ прошу только не завлекать.

— Завлекать! воскликнула Маша.— Я завлекаю?

— Конечно! Пользуясь правами, которыя, иметъ первая привязанность надъ человкомъ до такой степени деликатнымъ, даже щекотливымъ въ длахъ чести, вы держите его на привязи. Какъ же я ошиблась! А мн-то наговорили о вашемъ великодушіи разной чепухи! Но я теперь вижу, что вашъ мужъ былъ гораздо великодушне и благородне васъ. Онъ положился на вашу совсть. А совсть, особенно женская, дло темное, мудреное, мертвые же не видятъ и не знаютъ ничего… При такихъ условіяхъ можно сохранить и богатство, и любовь.

Надо было видть какъ сверкнули черные глаза Маши. Я ожидала сильной вспышки, но голосъ ея, когда она заговорила, былъ холоденъ, отрывистъ, и рзалъ какъ ножъ.

— Совсть у каждаго своя, и характеры и души бываютъ разные. Одни неспособны даже понять, что свято для другихъ.

Сказавъ эти слова, Маша отодвинула кресло и встала. Третьева тоже приподнялась съ своего мста и, насмшливо смотря на Машу, отвчала:

— Преклоняюсь предъ святостью вашихъ чувствъ, и отдаю вамъ первенство. Вы ангелъ, а я просто женщина, любящая по земному, горячо, преданно, страстно… такъ какъ вы врядъ ли умете любить. Надюсь, что придетъ время, и даже очень скоро, когда онъ разгадаетъ васъ и пойметъ меня.

Она насмшливо поклонилась и ушла.

— Зачмъ она ко мн прізжала? Зачмъ она прізжала? твердила Маша, давъ волю своему гнву:— не могла же она въ самомъ дл думать, что я стану уговаривать Алекся жениться на ней?

Я задавала себ этотъ же вопросъ. Неужели въ самомъ дл Третьева воображала, что ея краснорчіе убдитъ Машу, и она со слезами умиленія станетъ восхвалять Алексю добродтели и прелести богатой вдовы. Нтъ, Третьева была неглупа, она просто хотла посмотрть на Машу, вывдать ея мысли и чувства, а главное кольнуть ее.

— Я не хочу, чтобы Алексй женился на ней! твердила Маша.— Онъ наврно еще настолько дорожитъ мною, что послушается меня. Я его упрошу, уговорю!

Вдругъ звонокъ и входитъ Алексй. Маша радостно вскрикнула. Признаюсь обрадовалась и я, хотя желала, чтобы сношенія его съ Машей прекратились, но мн было такъ весело увидть лучъ радости въ ея глазахъ. Эти милые глазки всегда были такъ грустны! Къ чему въ самомъ дл, думаю, Алексю жениться на Третьевой, хоть бы первое время потшилъ Машу, остался холостымъ!

Пока все это мелькало въ моихъ мысляхъ, Алексй поцловалъ руку Маши и слъ возл нея. Я пристально на него глядла и видла, что онъ положительно какъ-будто вн себя.

— А я только хотла къ вамъ писать,-звать васъ къ себ, сказала Маша.

— Вотъ видите, я самъ пришелъ.

— Вижу и радуюсь, что вы перестали на меня дуться… И наконецъ, поняли, что мы можемъ продолжать видться какъ дорогіе, сердечные друзья.

— Ничего я этого не понялъ, отвтилъ рзко Толинъ.— Напротивъ, я въ послдній разъ пришелъ съ вами поговорить. Въ тотъ промежутокъ, когда я не видалъ васъ, я твердо ршился васъ забыть. Это было бы лучше, Марья Константиновна, и для васъ и для меня. Чтобы врне достигнуть этой цли, я ршился даже исполнить желаніе моей матери и жениться.

— Неужели на Третьевой? вскрикнула Маша.

— Именно на ней.

— Нтъ! нтъ! я этого не хочу! говорила Маша, сама не помня себя.— Вамъ все-таки должны быть дороги наши отношенія, вы не захотите до такой степени огорчить меня!

— Вы сами должны ршить. Пока я съ вами не видлся, я взвсилъ все. Я допрашивалъ себя долго, добросовстно, я анализировалъ вс свои чувства и мысли, и ршилъ, что моя привязанность къ вамъ выдержитъ вс испытанія въ жизни, что я готовъ принять на себя отвтственность за ваше спокойствіе и счастіе. Я буду трудиться съ радостью и для вашего сына, и для васъ. Мн общано хорошее мсто, нужды мы терпть не будемъ. Ршайте сами. Моя привязанность къ вамъ перевсила чувство совстливости, которое постоянно грызло меня, я теперь не совщусь отнять у васъ состояніе — моя привязанность къ вамъ стоитъ выше всего. Но я прямо вамъ говорю: если вы предпочтете мн вашего сына, я женюсь.

— Какъ! Хотя любите меня?

— Да! Если я не могу любить васъ, какъ желаю, пусть тогда любятъ меня. Быть любимымъ это тоже своего рода счастіе… Марья Константиновна, я прошу теперь васъ ршить.

— Вы знаете, что я уже ршила… чуть слышнымъ голосомъ отвтила Маша.

— И вы уврены, что не передумаете никогда? что въ конц концовъ не убдитесь, что для вашего счастія я вамъ нужне, чмъ вашъ сынъ.

— Кто говоритъ о моемъ счастіи? Я отъ счастія отказалась! Для моего счастія я не считала себя въ прав отнять у моего сына состояніе, оставленное ему его отцомъ. Это, можетъ быть, сдлало бы моего сына несчастнымъ на всю жизнь. Разв не бдность помшала намъ съ вами быть счатливыми, Алексй? Разв не бдность заставила меня выйти за другого, а не за васъ? Разв не богатство, если не спасло жизни моей матери, то по-крайней-мр облегчило ея послдніе дни? Я испытала, до чего доводитъ бдность, опытъ дорого обошелся мн, и чтобы посл этого я ршилась отнять у сына состояніе, для того чтобы быть счастливой самой!.. Къ такой жестокости даже мужъ мой не считалъ меня способной. Написавъ такое завщаніе, онъ былъ твердо увренъ, что будущность его сына обезпечена. Онъ далъ мн этимъ жестокое, но явное доказательство своего доврія ко мн. Полмилліона! Вдь съ этимъ полмилліономъ сынъ мой будетъ имть возможность предпринять, что захочетъ, что задумаетъ, онъ можетъ выбирать себ и карьеру и жену. Онъ можетъ и служить и не служить, можетъ жениться и на знатной и на богатой и на бдной — въ этомъ полмилліон, можетъ быть, заключается все счастіе его! О! Если богатство само по себ несчастіе, то, по-крайней-мр, послужитъ доступомъ къ нему. Могу ли я лишить моего сына этого могущественнаго средства къ успхамъ въ жизни? Что если онъ долженъ будетъ отказаться отъ любимой женщины — вдь бдному и любовь запрещена — если онъ скажетъ мн съ отчаяніемъ: ‘Ахъ! Если бы у меня было состояніе моего отца!’ Какъ вы думаете легко будетъ моей совсти вынести это?.. Ахъ, Алексй!.. отъ одного этого предположенія можно сойти съ ума!

— Очень хорошо! Я узналъ, что желалъ узнать. Прощайте!

— Алексй! Алексй! Постойте! Когда я васъ увижу?

— Никогда.

Онъ ушелъ. Маша зарыдала. Она поняла, что потеряла своего Алекся навсегда.

Дйствительно вскор посл этого онъ женился на Третьевой. Наканун своей свадьбы, онъ отослалъ къ Маш вс ея письма, и тогда-то съ ея позволенія я прочитала то письмо, которое она писала Алексю предъ своимъ замужествомъ, и въ которомъ просила прощенія у него. Я думала, что моя бдная Маша сойдетъ съ ума, но убжденіе, что она не должна была поступить иначе, не поколебалось въ ея душ.

Права ли была она? Я не берусь ршить этого вопроса, но наврно матери поймутъ ее.

Е. Н. Ахматова.

ЗАВЩАНІЕ.

Читайте также: