Заседатель, Решетников Федор Михайлович, Год: 1861

Драматургия
Время на прочтение: 90 минут(ы)
Скачать в PDF

Ф. M. Решетников

Заседатель
Драма в 5-ти действиях
(Полная рукопись не напечатана)

Ф. M. Решетников. Полное собрание сочинений под редакцией И. И. Векслера
Том шестой, ОГИЗ, Свердловское областное государственное издательство, 1948

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Павел Тимофеевич Судейкин — 45 лет. В 1-я действии — чиновник губернского правления, в остальных — заседатель уездного суда в дореформенном уездном городе.
Марфа Павловна — его жена, молодая еще и красивая женщина, лет 32.
Ольга — дочь Судейкина от первого брака, 19 лет. Училась в губернском пансионе, любит читать.
Коля — сын Судейкина от второго брака, лет 9.
Карташев — молодой чиновник особых поручений у губернатора. Из университетских.
Михайлов — юноша из семинаристов, лет 20, пробивается в уездном городе перепиской, службой в почтовой конторе. Родственник почтмейстера. Пописывает стихи и корреспонденции в газеты.
Карп Егорович Навалихин — уездный судья.
Чурохов — правая рука судьи. Молодой человек, лет 25. Уездный франт. Носит длинные волосы. Выписывает газеты.
Запесошный — секретарь суда. Лет 50. Хромой и рыжий. Лицо красное, с признаком злоупотребления спиртными напитками. Неряшлив. Говорит заикаясь.
Дорофеев — бургомистр из купцов. Малограмотен. Толстый. Носит бороду и длинные волосы, по-русски. Лет 50.
Тетерин — почтмейстер, лет 40.
Зимин — заседатель, лет 25.
Городничий, стряпчий, архивариус и их жены.
Артемий — кучер Судейкина.
Сторожа.
Действие происходит во времена дореформенные, в одной из отдаленных губерний. Первое действие в губернском городе, остальные в уездном.

ДЕЙСТВИЕ 1-е

Небольшая, порядочно убранная комната, обитая обоями желтого цвета. Налево дверь в кабинет Судейкина, в углу стол. Впереди дверь в другие комнаты, направо два окна на улицу. На окнах по две банки с цветами. У стен стулья. Между дверями налево и дверями впереди диван обитый красным бараканом, перед ним стол с бумагами, книгами, чернильницей с перьями и кисет с табаком, возле стола стоит чубук с трубкой. На диване сидит Судейкин, он в халате, сильно задумался, в руке перо. Перед ним лежит большое ‘дело’ и тетрадь. По левую сторону его сидит на стуле Марфа Павловна, в ситцевом зеленого цвета платье. Она сидит важно, Навалившись на спинку стула и перебирая том свода законов.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Судейкин и Марфа Павловна

Марфа Павловна (смотря на Судейкина). Молчит! Что это такое в самом деле с тобой… Ну, что ты написал?
Судейкин (очнувшись). Что-с?
Марфа Павловна (бросая книгу на диван). Фу боже мой! Я, ведь, спрашиваю, кажется, тебя, а ты мне же вопрос задаешь: ‘что-с?’
Судейкин (будто не понимая). Что-с?
Марфа Павловна (с сердцем). Тьфу, досада! Ведь, вот какой гадкий человек: затвердил одно и то же… и поди с ним!.. Ну посмотрите добрые люди на него! Сидит, как полоумный, и на меня смотрит… Скажите мне пожалуйста, ваше благородие, узоры что ли вы с меня снимаете?
Судейкин (бросает перо). Нет! Я… да я расстроен!..
Марфа Павловна. Расстроен! Скажите пожалуйста!.. Эдакой право чувствительный. Уж не мной ли вы, сударь, расстроены-то?
Судейкин. Гм!.. (Смеется.)
Марфа Павловна. Вам смешно!.. Ах боже мой! Скоро девять часов, пора кончать доклад и идти на службу, а он вот полчаса сидит, не написавши строчки… Сидит, задумавшись, перо держит, а ничего не выдумает. Вот мой дяденька, как сядет писать, так все и пишет, только кверху взглянет, да в закон посмотрит, пишет, пишет, не устает, хоть часов пять просидит, а он вот… глядите добрые люди!.. Меланхольный будто. А пожалуй, если кто увидит его в таком положении, подумает: эдакой ученый! Вот трудов-то, поди, не оберется…. А в самом-то деле он выходит болван болваном…
Судейкин (набивает трубку табаком и раскуривает). Оставьте ради бога меня в покое. Вы мне мешаете… Я вам не десять, сотню раз говорил… Ну?
Марфа Павловна. Вот разодолжил!.. Прекрасно… Позвольте вас спросить, вы кончили?
Судейкин. Что?
Марфа Павловна. Доклад?
Судейкин. Разумеется.
Марфа Павловна. И не спросились меня!.. Ну как! вам не стыдно, Павел Тимофеевич! (с сердцем). Я вам приказывала всегда, спросившись меня, кончать доклады, о которых я прошу… А вы меня не хотите слушать! Меня, которая одна вас жизни учит, без которой вы бы были простым чиновничишком, или бы вас прогнали за вашу дурь…
Судейкин (про себя). Опять заколесила! (Марфе Павловне:) Я вас не понимаю?
Марфа Павловна. Неблагодарный! Так-то ты уважаешь меня, ценишь мою любовь!.. Не я ли старалась о тебе, хлопотала, билась, как угорелая… Просила дядюшку своего, советника правленского… Через кого ты попал в столоначальники в палату? Через кого был столоначальником в губернском правлении? Через кого ты вылез из беды, когда поссорился с ассесором? Через кого попал в секретари палаты и теперь переводишься в уездные заседатели? Да вы бы во всем должны мне повиноваться и уважать моего дядюшку. Поймите, что вы через меня наверное судьей будете, а после и советника добьетесь. А вы все говорите: ‘я вас не понимаю, несогласен’… Стыдились бы и говорить такие слова…
Судейкин. Марфа Павловна, не горячись пожалуйста! Мне право обидно, что ты рассуждаешь со мной, как с чужим, крепостным. Я кажется, вам муж. Конечно, я сам виноват, что раньше отдался весь в ваше распоряжение. Будь я тверже характером, вы бы не командовали мной, как солдатом.
Марфа Павловна (всплеснув руками). Хорош муженек!.
Судейкин. Марфа Павловна, неужели вы не видите, что я вас люблю. Поверь, друг мой, что ты мне дороже всего на свете. Но согласись, любви есть мера: ты требуешь невозможного, рискуешь моей судьбой. Пойми, пожалуйста, что служба вещь большая. Мы рабы службы. Служащие живут двумя жизнями: служебной, где на каждом шагу подчинение, унижение и рабство, исполнение обязанностей и больше всего закон,— и домашней, где семейные радости, утешение, отдых, ласки женщины, любимой Марфы Павловны… Я вас во всем уважаю, но в службе прошу меня не беспокоить. Это я вам давно говорил… В делах, я уверен, больше вас знаю, а вы пристаете со своими мнениями, со статьями закона, который читали пять лет у своего дядюшки и ничего не знаете. Да и нигде не видано, чтобы женщины вмешивались в служебные дела мужа, решали участь несчастных, разрешали судьбу и права человека. Ведь, ты не Екатерина… Я тебе скажу всегда, что ты в делах ничего не смыслишь, и меня не перехитришь. Я семь лет был писцом, да одиннадцать столоначальником в палате… Знаю, поди, что-нибудь. Давно бы я был и без тебя уже судьей, да под судом два раза был, да и два дела теперь еще не кончено.
Марфа Павловна. Все-таки не я виновата, я же помогла тебе быть заседателем. Без меня ты бы погиб. Вот недавно совсем было попал под суд, да я вытащила…
Судейкин. С тобой двадцать раз в год попадешь под суд… Хороши больно твои советы. (Пишет.) Все, что я ни писал со слов твоих, все не сходило с рук, ведь мы грешили с тобой.
Марфа Павловна. Эдакой святой!
Судейкин. Извольте отправляться! (Пишет.)
Марфа Павловна (про себя). Вот-те раз! Что это такое значит? Он у меня совсем из повиновения вышел. Всегда, когда нужно мне, он решал дела по-моему, я еще вчера его просила решить дело это по-моему, он сказал: ‘подумаю’, а сегодня отказывает. Пожалуй, он решил по закону. А я-то что скажу? Семенов дал мне денег. Сам не смел его просить… А я ничего не сделаю?.. Стыд моей головушке! Но я его урезоню. Я немножко лишнего наговорила, его симпатию задела. Ничего, согласится. (Судейкину:) Паша, нельзя ли узнать твое заключение по делу?
Судейкин. Для чего?
Марфа Павловна. У меня есть просьба до тебя… Помнишь, о чем я вчера тебя просила?
Судейкин. Так было прежде, а теперь я решил окончательно — никогда не слушать ваших советов и решу это дело по законам.
Марфа Павловна (подходя к нему, ласкаясь). Но… Паша… я прошу… прошу для нашей же пользы… Припомни Звонарева…
Судейкин. Ну, что ж?
Марфа Павловна. А то, что если ты послушаешь меня, то получишь на дорогу.
Судейкин (вставая, с сердцем). Да дай решить мне по закону! Ведь, это последнее дело, которое я решаю…
Марфа Павловна. Да ты реши, как я прошу, а там, как хотят. Решать по закону тебе еще много предстоит впереди.
Судейкин. Оставь меня в покое! Я тебе сказал.
Марфа Павловна (нежно). Ты какое хочешь сделать заключение?
Судейкин (садясь). Ершову дом отдать, а Семенову отказать.
Марфа Павловна. Как строго!
Судейкин. Закон — нельзя.
Марфа Павловна. Ну еще что?
Судейкин. Взыскать с Семенова за гербовую бумагу, деньги за время владения домом, рублей около двухсот. В деле есть все факты, и Ершов прямой наследник.
Марфа Павловна. И это все хочешь сделать ты?
Судейкин (гордо). Не я — закон!
Марфа Павловна (ласково). Паша, да как-нибудь иначе!.. Семенов-то, ведь, родственник мне.
Судейкин. Мне все равно.
Марфа Павловна. В тебе, право, черствое сердце. Весь ты пропитан злом… Паша?
Судейкин (выходит из терпенья). Что вам нужно?
Марфа Павловна. Неужели для меня, которая так тебя любит, ты готов всю родню мою обидеть и погубить.
Судейкин. Конечно!
Марфа Павловна (садясь возле него, беря его за руку). Паша! какой ты, право, жестокий! Ну, пощади Семенова…
Судейкин. Да ты мне скажи, как он тебе будет родственник, да за одно уж и про дело. Ведь, ты знаешь, коли он тебе родня, все об ихнем доме (курит).
Марфа Павловна. Изволь. В двадцатых годах в уездном городе Н. жил мещанин, человек зажиточный, торговал мясом и салом. Он был холост. Сестрица сродной тетушки моей, Анфисы Павловны, Агнеса Капитоновна, жившая там с мужем, чиновником уездного суда, и влюбись в этого мещанина. Конечно, это глупо и неловко для нашей родни. Но любовь!.. Как муж умер от чахотки, она и вышла за Семенова.
Судейкин. Хороша родня десятого колена! Ха, ха, ха!.. Ну, а дело-то?
Марфа Павловна. Вчера, как ты ушел утром в палату, сын Семенова был у меня. Это красивый парень, здоровый, конечно, без образования. В уездном городе где образоваться! когда у нас мещане не образовываются, а там и подавно. Я, говорит, ваш родственник. У меня, говорит, есть дело, дело это правое…
Судейкин. Вот и врешь.
Марфа Павловна. Вот слушай, что он рассказал. Отец его покойный у мещанина Ершова дом купил. Дом славный, с садом еще, там стоит рублей 3000 на серебро, а здесь бы стоил 9000 р. Только дом куплен без всяких актов. В деле нет ни документов, ни росписки от Семенова, а у Ершовых по какому-то случаю оказалась и купчая крепость. Во время покупки дома у Ершовых было двое детей, и он сам по продаже дома уехал в другой город. А по смерти его, годов через 7, мать Ершовых наследников нашла в ящике документ на дом, а детям сказала, что Семенов домом владеет неправильно. Ершовых мать подала просьбу, вот и завязалось дело. Конечно, Семенов в суде ничего не взял и подал в палату.
Судейкин. И палата откажет. Напрасно подавал.
Марфа Павловна. Ты видишь, Семенов не виноват. Зачем же все на него?.. Он меня просил, чтобы я попросила тебя. Он мне дал еще для передачи тебе сто рублей…
Судейкин (вставая). И ты взяла?
Марфа Павловна. Что же! Дают, так отчего не брать.
Судейкин. И тебе не стыдно?
Марфа Павловна. Чего ж стыдиться? Коли муж берет, так отчего не брать жене.
Судейкин. Браво! Глупо!.. Подло! Вот до чего мы дожили!.. Уж жены стали брать взятки…
Марфа Павловна. Смейся, смейся, а сто рублей не шутка.
Судейкин. Конечно, для того, кто не знает стыда и совести.
Марфа Павловна. У тебя, Паша, давно их нет. Ну что же? Вот и деньги, возьми! (Кладет на стол.) Ну, что же? Ведь сто рублей!..
Судейкин (про себя). Что делать? Сто рублей… На дорогу… На обзаведение?.. Последнее дело решаю… (Марфе Павловне.) Нельзя.
Марфа Павловна. Ну, заладил нельзя да нельзя. Не мучь, пожалуйста, меня. Я целых два часа жду твоего согласия, предлагаю деньги. Ну, как же?
Судейкин (про себя). Честь давно уж продана. Ведь не узнают. Возьму, напишу как-нибудь. Я не виноват, она… А там не буду…
Марфа Павловна. Вот еще 50. Извини, что не все сразу показала. Он дал 150, а больше, говорит, нет.
Судейкин. Марфа Павловна! Я уж говорил тебе, какой грех и что ожидает меня за это. Я уж клялся не брать больше.
Марфа Павловна (смеясь). Еще возьми, а больше не бери…
Судейкин. Так, так… но? Нарушить закон!
Марфа Павловна. Какой ты несговорный. От того-то ты и беден. Ну, с чем ты поедешь в уезд?.. Вообрази свое положение. Ты там не бери, а теперь, зачем отказываться? Ведь, написать не долго, а там как хотят.
Судейкин. Написать, так надо подать в присутствие, а подал, так и утвердят.
Марфа Павловна. А чем скорее, тем и лучше.
Судейкин. Но, Марфа Павловна… Ведь за это под суд можно попасть..
Марфа Павловна. С чего ты взял… (Развертывает бумаги, книга и дает перо Судейкину.) Ну, пиши скорее.
Судейкин (молча садится и пишет).
Марфа Павловна. Ты что пишешь?
Судейкин. Отказ Семенову.
Марфа Павловна. Паша! Пиши, на основании 2319 ст. Ершову отказать, так как он ничем не доказал…
Судейкин. Не доказал… доказал… Ну, да что с тобой делать. (Пишет. Про себя:) О я… вот что сделаю. Пусть ее говорит! Напишу, а деньги у меня. Сегодня Семенов будет в палате, отдам ему. Нет, матушка, будет командовать надо мной… Деньги! Вот они-то и губят нас.
Марфа Павловна. Будет вам умствовать, пишите, ваше благородие, по 529 ст., Ершов должен заплатить Семенову…
Судейкин. Чтобы пополнить ту сумму, что дал вам? Вот как! (Смотрит на книгу.) Как глупо. Прочитай и сообрази.
Марфа Павловна. А что!
Судейкин. Читай, читай!
Марфа Павловна (прочитав). Ошиблась, не ту сказала. (Диктует: ) Так как Ершов умер, то взыскание за не гербовую бумагу и за все обратить с его жены или детей.
Судейкин. Вы сообразите, что говорите!
Марфа Павловна. Да у ней имения сколько осталось!
Судейкин. Хоть бы миллион, так нам какое дело. Вы забыли, вот вам 111 и 114 ст. жена за мужа долги не платит.
Марфа Павловна. Жаль! Ну, Паша, ты кончай в пользу Семенова. Надеюсь, кончишь, а я пойду приготовлять чай (Поцеловав его, уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Судейкин! (один)

Судейкин. Господи боже мой, до чего я дожил! Жена! Прежде хороша она была мне, а теперь я понял, что скверно, гадко. Прежде, бывало, дадут 5, 10 рублей, и то ладно. Тогда я сильно пил, а если бы не пил, можно было накопить денег, построить дом, я бы был давно ассесором. А то теперь вот и живу в женином доме. Что это, право, за жена у меня. Она у своего дядюшки все должно быть законы читала. Вот и думает, что много знает. Придет ко мне проситель, она наперед с ним обделает дело, потом просит меня, дает денег и велит писать, как ей вздумается, и воображает, что я делаю по ее воле… Наконец, как я попал под суд по двум делам, я сообразил, понял, что я делаю скверно, что я все-таки больше знаю жены. Еще бы!.. Я и решился не слушать ее, а она на зло снова и снова… Соблазняет, дает сотни, ну и не утерпишь. Вот вам будущий заседатель, ну, какой я заседатель?..

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Марфа Павловна (приносит большой фарфоровый стакан и белого хлеба и уходит).

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Судейкин (один)

Судейкин. Ну, нет, я решился теперь не поддаваться ей. В самом деле ведь это чорт знает, что такое! Ершову дома не отдать, когда документы есть у него… А в уездном суде, клянусь, не брать больше… ни, ни, ни!

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Ольга и Судейкин

Ольга (в ситцевом платье).
Ольга (входя). Папаша!
Судейкин. Что, Оличка?
Ольга. Папа, я слышала… ваш разговор с мамашей.
Судейкин. Ну, а тебе какое дело?
Ольга (обнимая Судейкина и целуя). Папаша! Милый папа! Не вы ли давно когда-то говорили быть мне честной, не брать пример с мамаши? Не вы ли клялись когда-то давно быть честным, не брать подарков или взяток. Не вы ли доверяли мне ваши тайны, с любовью жаловались на мамашу и просили не покидать вас советами? И что же? Сегодня вас обманула мамаша, говоря, что Семенов ей родственник. Не верьте, нисколько… Вы взяли деньги… Папа! Для того ли вы воспитали меня, чтобы все говорили: вот, училась в пансионе, а отец взяточник?..
Судейкин. Будет, будет, Ольга! Я все знаю… все…
Ольга. Простите, папа, я вас предостерегаю. Ведь над вами насмеются, отдадут под суд…
Судейкин. Отдадут.
Ольга. А как это хорошо, вообразите, под судом, без места, никому глаза нельзя будет показать (плачет).
Судейкин. Так, Ольга… Я это знаю, но боюсь…
Ольга. Кого?
Судейкин. Жены. Через нее я получил место заседателя.
Ольга. О, папа!.. На это не рассчитывайте. Будьте честны, все будет хорошо. Вы получите не то.
Судейкин. Наша родня вся такая. Мы бедны. Ведь ты у меня на руках да Коля.
Ольга (плачет). Папаша! Я готова сама на реку ходить, сама белье стирать, только бы жить с вами и радоваться, что вы честны, добры. Мне ничего не надо…
Судейкин (целуя Ольгу). Ольга! Ты редкая девушка, с таким сердцем и душой у нас в городе не найдешь. Я всегда тебя слушал, любил и люблю теперь. Я более всего тебя люблю. Я прежде клялся быть честным и теперь клянусь.
Ольга. И опять напрасно.
Судейкин. Нет, Оля! Я твердо клянусь никогда не брать и, заикнись жена, я прогоню ее… Слышишь! Я вытолкаю ее… Деньги я взял от жены, но в суде я отдам их сам Семенову.
Ольга. Вот и прекрасно…
Судейкин. Вот моя рука. (Дает ей правую руку. )
Ольга (целуя руку). Благодарю.
(Судейкин уходит в кабинет. Ольга уносит в комнаты стакан. Судейкин выходит, одетый в сюртук и уносит в портфеле дело).

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Ольга (одна, перебирает вещи)

Ольга. В последний раз, может быть, я перебираю этот хлам!.. В последний раз! Завтра станем сбираться в дорогу, уедем… Бедный мой папа! Как ты добр, как прост. Его надо все уговаривать, убеждать, чтобы он не вдался в ошибку, в обман, от которых вся наша жизнь зависит… Господи боже мой! Как подумаешь, сколько есть таких людей на свете, сколько доброты в них, чести, совести, но отчего это в них и честь, и совесть подавляются при первом случае — когда им дают? Неужели в самом начале своей службы он был таков? Не знаю, но может быть. Оттого верно, что он был беден, все это было ничего. Он научился брать и брал. Брал и тратил, и снова брал… Казалось бы, он не может бросить этого. Но он еще не подавил свою совесть, у него есть стыд. Не будь мамаши, он бы вовсе не брал, но она так умеет им владеть, что он всегда соглашается на ее просьбы. Вот хоть бы сегодня: ведь уж клялся, что никогда не возьмет и будет делать по закону — нет! Все эта охота к деньгам. Быть может, он и не клялся бы не брать, но как попался под суд по двум делам, он понял, что это против совести, я его урезонивала, и он делался добрым человеком. Но его не любили в палате, называли лицемером. Да и правда, он изредка, по просьбе мамаши, все-таки брал… Неужели после клятвы мне сегодня, он все еще будет таков? Ведь вот какая страсть, привычка. Нет я буду стараться, чтобы с ним этого не было… Я радуюсь, что он исправляется на старости лет. Как неловко становится, если он возьмет: он губит человека. Вот чего мне страшно. В его руках участь — судьба человека, и он ее губит за деньги, по прихоти женщины… Я читала об этом много книг, и как досадно: что осуждается в книгах, есть наяву, и где же? — в родном доме. (Садится и задумывается). Неужели этого не понимают те, про кого пишут? Им даже не досадно, их ничто не шевелит. Все служащие в нашем городе в палатах и суде пропитаны этими взятками. Они так и норовят взять с кого-нибудь. Бывала я на имянинах у многих служащих наших из палаты, бывали и они у нас: все они, и молодые и старики, жалуются: доходов мало!.. В собрании видишь гордость, чопорность. Наряды так и говорят: доходы! В них нет вовсе совести… Иные и кажутся честными, а берут. О! уехать надо отсюда. Мне, право, как-то горько смотреть на наших чиновников, на их постные, скучные лица, на которых каждый день одна и та же мысль, чем жить, доходов мало!.. Уедем, отдохнем в уезде, там лучше здешнего живут. Господи! и там не лучше, и там еще хуже. Там не ждут уже подарка, а сами просят!.. Там все до одного, все такие!.. И мы едем туда. Мачеха недаром исхлопотала место у дядюшки: знает, что ей там будет пожива. Нет, мамаша, не бывать этому! Пусть хоть один, да будет честен. А тяжело уезжать отсюда! Я так привыкла к нашему городу, что не знаю как и привыкать буду к уездному. Хоть и надоело здесь, и хочется уехать, а там будет скучно, ужасно скучно. Куда пойдешь? Здесь все как-то по-губернски, а там…. Там все грубее, необразованнее… Одно удовольствие, что летом сходишь раза три по грибы, пройдешься вечером по улице, и только. Хорошо, если найдешь себе подругу… А то читай книги, да и тех негде будет взять. Там все тебя узнают с первого раза, и сделай только что-нибудь, всяк узнает. Под вечерок сидят домохозяева и жильцы у ворот домов и ведут дружеский разговор… Пройди ты, они указывают на тебя пальцами и смеются. Что делать, надо жить, привыкать…. А мне не хочется ехать! Так бы и осталась здесь. Я люблю Карташева, и он любит меня, и как скучает, что я еду!.. Пожалуй, полюбит кого… Ведь в собрании часто влюбляются то в ту, то в другую девушку. Нет, он не таков. Он любит меня… Мне нельзя не ехать с папашей. Без меня он опять примется за старое… Мамаша не будет давать ему покоя. Ну, а при мне не то будет. Я давно замечаю, что он переменяется. В первый раз он раскаялся, когда попал под суд, потом я дала ему одну книгу, он прочитал и сказал: все про взятки толкуют, их не вывести. Я урезонила его, и он опять поклялся, стал почитывать изредка книги… А теперь не может жить без того, чтобы не читать. И кажется что в нем пробудились новые силы. О, дал бы бог ему совсем пробудиться, как бы я была счастлива…
(Голос из комнаты Марфы Павловны:) Оля, а Оля?
Ольга (идет к двери. Отворив дверь.) Что, мамаша?
Голос Марфы Павловны. Смотрела ли ты пирог в печи?
Ольга. Забыла, маменька. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Марфа Павловна (входя в шляпке).

Марфа Павловна. Так и есть. Вечно балясы точит! Ну и девка! (подходя к окну.) Вот и цветы не политы! Экая, ведь, подумаешь, беззаботная. Ох, вы цветы мои! Как-то я вас увезу! Вот черняйку-то еще можно — кот славный, на завидность будет, нужды нет, что уши обморозил. Дианку тоже увезем, а цветы не знаю. Жасмин три года рос, пять рублей стоит. Беда, мученье с переездкой! Куда девать горшки, подушки, ухваты. Все надо везти… Ну, как-нибудь… Ничего увезем. 150 рублей ведь отдала мужу… Какой, право, неблагодарный, деньги с неба валятся, а он толкует о какой-то чести, совести. Чувствительность какую-то нашел! Все надо показать, учить. О, эти приказные! Когда им не дают ничего, они все твердят: нельзя, закон, а дал, и съежился: ‘извольте-с’… Все они такие. Я уже насмотрелась на дяденьку. Умница, умница такой, весь закон как знает… Два дома нажил. Скверно, в карты проигрывает много. А мой муж, не знаю на кого похож. Ну, да я его образую!… (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Судейкин и Ольга (Судейкин, входя в шляпе и сюртуке)

Судейкин. Слава богу, все покончил. Вот и подорожная.
Ольга. А дело как?
Судейкин. Передавал в стол по описи.
Ольга. Деньги не отдали?
Судейкин. Отдал Семенову и сказал: ‘братец, я еду, вот твои деньги. Много ли ты давал?’ — ‘150’.— ‘Ну, возьми их и не смей вперед предлагать. Ты моли бога, что я не объявил об этом в полицию. Дело бы завязалось’. Ну, и не велел приходить ко мне. В полицию, говорю, упрячу. Это я все сделал в коридоре. Пусть как хотят, так и делают.
Ольга. Вот и прекрасно сделали, папа! О, как я теперь рада! Папа, как я буду счастлива, если так вы будете поступать всегда.
Судейкин. Будь покойна. Право, Ольга, как-то веселее и спокойнее теперь, как я отдал обратно деньги. Я рад чему-то.
Ольга. Всегда будете так радоваться. Ведь только трудно сделаться честным, а там — блаженство, папа!
Судейкин. Так оно. Но что я скажу Марфе Павловне как она спросит?
Ольга. Скажите — потерял.
Судейкин. Неловко.
Ольга. Ну, долги старые выплатил. Нельзя же от долгов уезжать.

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Марфа Павловна

Марфа Павловна. Ну, что, мой друг?
Судейкин. Все хорошо. Во-первых, дела сдал исправно, получил подорожную на три лошади, завтра получу прогонные деньги. Во-вторых, дело Семенова подал в присутствие — пусть делают как хотят.
Марфа Павловна. Ты бы попросил?
Судейкин. Просить неловко. Догадаются! Ведь и то мы затеяли там, чорт знает, что такое.
Марфа Павловна. Ну и прекрасно, лишь бы дело с нашей стороны было обделано.
Судейкин. А там хоть что хочешь делай, денежки взяты, улик нет. Эх ты… душа моя. (Берет ее за руку.) Ну, Марфа Павловна, позволь тебя поблагодарить за протекцию! (Целует ее.)
Ольга (целуя мать). Примите и от меня полную благодарность.
Марфа Павловна. Не за что, милые мои. Будет уже здесь жить, пора и отдохнуть нам. Только тебя жаль, Ольга: жениха там не найдешь образованного. Впрочем…
Ольга. Да я и не пойду там ни за кого.
Марфа Павловна. Ну, Паша… Вот ты и заседатель? А ведь в уезде заседатель суда много значит. Здесь места хорошего не добьешься, да тебя никто и не знает, а там заседатель — аристократ, важный человек: живет по-пански. Вот-то у нас будут лошади, тарантас, хорошие платья, дом. Смотри, веди себя только гордей.
Судейкин. Ну, ну, ты много насказала… Теперь уж, душа моя, тебе меня не перехитрить. Я ни за что не возьму и тысячи.
Марфа Павловна (смеясь и трепля его по лицу). Ой ли?
Судейкин. Вот тебе бог. Пора знать совесть. Я покажу себя, каков Судейкин! Пусть знают, что значит быть честным…
Марфа Павловна (смеясь). Право?
Судейкин. Перед Ольгой я не солгу.
Ольга. Ей богу, мамаша! Теперь уж буду действовать я, а не вы, и папаша взятки не возьмет.

Марфа Павловна смотрит злобно то на Судейкина, то на Ольгу, которые, смотря друг на друга, улыбаются.

Конец 1-го действия

ДЕЙСТВИЕ 2-е

Угловая комната с двумя окнами налево, на окнах по три банки цветов, в аван-сцене у стены стол, стулья. Направо дверь в комнаты. Впереди две двери, одна в прихожую, другая в кабинет Судейкина. Комната штукатуренная. Перед зрителями на стене два портрета.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Ольга (одна у стола, смотря в окно)

Ольга. Вот и уездный город. Вчера только приехали и нашли едва-едва квартиру с тремя комнатами и кухней за 3 рубля в месяц. Ну и городок! Четыре каменных дома: два одноэтажных и два двухэтажных, а то все деревянные, ветхие домишки. Речка маленькая. Нигде нет и сада, негде будет и погулять. Тротуары только в одной улице и то до половины, и притом такие, что в одном месте построены от домов сажен на пять, фонарей и вовсе не видно. А народ-то? С первого раза так и видишь уездное спокойствие, довольство или скуку. А живут же, живут, родятся и умирают здесь! Так, должно быть, все наши уездные города. Не пустеть же месту. Где-нибудь да надо жить. Вот и нам надо будет привыкать и жить. А как скучно с первого раза… Скучно о губернском городе, о реке, бульваре, о собрании. Здесь их нет! Скучно о Карташеве… Как я плакала, как прощалась с ним. ‘Я тебя не забуду, говорит, буду писать письма. Пиши и ты’. Не забывай, мой милый! О, как я его люблю! Бог знает, когда придется увидеть.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Ольга и Судейкин (входя в виц-мундире)

Судейкин. Уф! устал. (Утирается платком.) Кажется не жарко, а весь так вспотел. Чорт бы их побрал совсем! (Уходит в кабинет и возвращается без виц-мундира, с щеткой в руке, чистит брюки.) Все брюки выпачкал в грязи! Уж городок!
Ольга. Так вы пешком ходили?
Судейкин (с сердцем). На лешем, что ли, я поеду?
Ольга. Извощика бы наняли.
Судейкин (так же). Извощика! О них здесь только по наслышке знают, да и то те, кто жил в губернском городе. (Чистит.) Чорт — не городок! Уж лучше бы не ходить вовсе!
Ольга. Ну, как же вы путешествовали?
Судейкин. Попробуй сама, так и узнаешь! Прытка больно! Извощика! Лешего здесь найдешь, да и никого дома не застанешь. С самого начала я вышел из дома, сухо. Ладно. Иду квартал, думаю, найду извощика. Не видно. Спрашиваю какую-то женщину — за водой шла: ‘где бы, сударыня, извощика найти?’… Она вытаращила на меня глаза: ‘Не знаю, сударь’. Я пошел дальше. Вижу, на углу две лошади с кучерами в тарантасах. Я думаю, что это извощики, и, как у нас, машу рукой. Не едут. Свищу — ни тпру, ни ну! Смотрю, по сторонам два мещанина идут, стали, смеются, указывают на меня и говорят: гляди-ка, чаво это барин-то свистит! ‘Випимщи — говорит другой’. — Да это, кажись, не здешний! ‘И то!’ Я рассердился. Дохожу до этих кучеров-извощиков. ‘Глухи, что ли, вы! — кричу.— Много ли в час возьмете?’ Они молчат и смотрят на меня. ‘Вы извощики, что ли, или нет?’ Они шапки поскидали и говорят: ‘Никак нет-с. Мы с баринами приехали’. ‘Кто твой барин?’ — спрашиваю одного.—‘Секретарь,— говорит, — уездного суда’. ‘Где, спрашиваю, он живет?’. ‘Здесь’. ‘А ты кого привез?’ спрашиваю другого.— ‘Я, говорит, поверенного’. Ну, не идти же мне первому к секретарю, да и то к нему первому. Спрашиваю, где живет судья, заседатель, стряпчий, бургомистр, исправник и тому подобные лица. Сказали. Я и пошел к судье. Он, говорят, где-то в карты с казначеем играет. Исправник на охоту уехал, зайцев стрелять, почтмейстер, городничий — тоже. У судьи вышла жена его, толстая такая, не дальнего ума, видно, что купеческая дочь. Заседатель земского суда уехал зайцев стрелять. Их уехало человек 23… Жены их по грибы, да по ягоды уехали. Был у стряпчего, это маленький, толстенький, седенький старичок. Горяч ужасно. У него выпил чашку кофе. Он меня принял вежливо. Потом пошел к заседателю Зимину, товарищу по суду. Он раскладывал пасьянс. Молодой, способности есть, только дело, кажется, плохо знает. Я его пригласил на обед сегодня.
Ольга (удивляясь). Как скоро!
Судейкин. Нельзя. Мы с ним давно знакомы, вместе в палате служили.

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Те же и Марфа Павловна

Марфа Павловна. Ты уже дома?
Судейкин. Дома.
Марфа Павловна. Ну что?
Судейкин. Никого не застал дома. Мужья уехали стрелять зайцев, а жены по грибы.
Марфа Павловна. Ну, я пирог большой состряпала, во всю лопату. Нашла было стряпку, дала ей кое-что стряпать. а она и булки не знает, как испечь. Сварить супу не сумела. Я и выгнала ее.
Судейкин. Ну, ты уже совершила подвиг!
Марфа Павловна. Еще не то будет. Скверно, право: надо нанять кого-нибудь. А то воду самой придется носить с речки. А вода какая невкусная! Хоть бы с ключа какого достать. Паша, ты бы хоть поискал стряпки-то?
Судейкин (уходит в кабинет). Ладно. А нет, попросила бы пока соседку. Кто там, не барыня, чай, живет.
Марфа Павловна. Не худо бы нам с Ольгой сходить с визитом кое к кому.
Ольга. Я ни за что не пойду!
Марфа Павловна. Это от чего?
Ольга. Да чего мне там делать?
Марфа Павловна. Показаться, познакомиться.
Ольга. Очень вам благодарна! Пусть сами знакомятся.
Марфа Павловна. Все же нехорошо не сделать им чести, это много значит.
Судейкин (выходя из кабинета в пальто и с трубкой). Во-первых, ты кое-кого-то еще вовсе не знаешь, да я и не видал самих мужей, во-вторых, они уехали по грибы, в-третьих, можно съездить завтра, а в-четвертых, я хочу, чтобы хоть мужья-то сами познакомились с нами наперед. Это, матушка Марфушка, им много чести будет, вот что!
Марфа Павловна. Ну, так ладно. Теперь их, в самом деле, не застанем дома. Я им с Ольгой покажу себя. Мы покажем себя — каковы губернские-то!
Судейкин. Ну, вы уйдите… Вон кто-то едет, с визитом никак!
Ольга (подходя к окну). Рыжий какой-то, красный! Уйдем, мамаша.
Марфа Павловна. Посмотрим на него. Кто это такой?
Ольга. Да мы в дверь будем смотреть. (Уходят в комнату.)

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Судейкин и секретарь Запесошный (рыжие волосы, лицо красное, говорит с расстановкой, приговаривая часто ‘гм’, прихрамывает на левую ногу. В виц-мундире. В руках треугольная шляпа).

Запесошный (неловко кланяется). Имею честь явиться… коллежский секретарь, Иван Назарыч Запесошный.
Судейкин (про себя). У него лошадки есть. Да он, кажется, того-с, выпивши. (Запесошному, указывая на стул:) Прошу садиться. Позвольте знать, кто вы такой (Протягивает ему руку.)
Запесошный (робея). Я-с?.. гм… извольте видеть. Коллежский секретарь!
Судейкин (про себя). Недальнего ума. (Ему). Гм! знаю-с. Должность ваша?
Запесошный (сконфузясь). Гм… гм… секретарь уездного суда
Судейкин. Очень рад, что имею честь видеть представителя суда,— да, хозяина суда, как вообще зовут сами себя секретари. Садитесь, Платон Назарыч.
Запесошный (садясь). Благодарю-с. Вы-с все в палате служили?
Судейкин (садясь). Да, служил восемнадцать лет, служил и в губернском правлении. А вы давно секретарем?
Запесошный. Третий год.
Судейкин. А раньше где служили?
Запесошный. В канцелярском училище, изволите видеть я обучался. Писав чисто, я был определен в канцелярию губернатора, гм! был потом бухгалтером в комиссии, потом-с в губернскому правлении писцом служил, Гм! здесь служил писцом, столоначальником был три года…
Судейкин. Давно в службе?
Запесошный. Тринадцатый год.
Судейкин. Ну, как у вас в суде?
Запесошный. Гм! Все хорошо-с. Гм! порядок отличный у нас заведен.
Судейкин. Позвольте узнать ваш порядок. Я здесь не служивал, нужно привыкать. А то, не знавши порядка, трудна будет служить. Я знаю, в судах все разные формы — не так, как в одном суде, хотя и должна быть во всем однообразность. (Дает трубку Запесошному. Тот робко курит.)
Запесошный (про себя). Гм! канальство… штука видно он. (Судейкину). Гм! На службу ходят все. Сидим с девяти до часу, да вечером, с пяти до 9 часов. А кто не придет-с, тово и без сапог.
Судейкин. Без сапог, позвольте вам заметить, оставляли в старину. Теперь уже не то. Нужно действовать на служащего не насилием, а словом, убеждением.
Запесошный. Гм! Да они не понимают-с.
Судейкин. Нужно уметь быть таким, чтобы понимали. Много ли дел у вас по настоящее число?
Запесошный. Дел сотни три или еще меньше-с. Нерешенных-с около 50, а то все решены, да за неисполнением решений остаются.
Судейкин. А бумаг?
Запесошный. Гм! Не знаю.
Судейкин. А протоколов много, например, подано в присутствие?
Запесошный. Штук шестьдесят-с.
Судейкин. А!.. Как же это протоколов больше, чем нерешенных дел?
Запесошный. Гм! Это уже столоначальников дело….
Судейкин. А вы что же смотрите, секретарь?
Запесошный. Да я-с, гм, только вчера вышел, все в горячке был.
Судейкин (про себя). Видно, что хворал. Красный, как окунь, да и вином тащит, как от бочки. (Вслух). Ну, а вы не допускаете беспорядка?
Запесошный (храбрясь). Я-то? Гм! Я такой характерный, что ни за что не допущу неисправности. Эти вот сии-то протоколы без меня все накопились. Уж я бранился, бранился, а толку все мало.
Судейкин. Кто же за вас правил должность?
Запесошный. Чурохов — надсмотрщик и расходчик.
Судейкин. Хороший человек?
Запесошный. Плут, негодяй-с. Скотина сущая (оглядывается).
Судейкин. Никого нету-с. Что же он верно в свои руки все загребает?
Запесошный. Да-с.
Судейкин. А другого разве нет, его лучше, у вас в суде?
Запесошный. Гм! Нашлись бы, как нету-с… да тут-с… (Оглядывается.)
Судейкин. Что-нибудь да есть?.. Ничего, не бойтесь. Я еще не видал судью.
Запесошный (тихо). Тут расположение судьи.
Судейкин. А! Как же он втерся к судье?
Запесошный. Известно как-с… Гм! Он начитанный-с человек. Все ‘Сын Отечества’ читает, да ‘Московские Ведомости’. Где нам,— не по капиталу. Кланяется низко. За словом в люди не полезет — лучше всех здешних-то Сократов обойдется. Гм! Да и сделать-то сумеет. Гм! Судья его и любит. Надсмотрщик ведь. Платит в месяц судье. Расходует много, а ничего почти нет. Кроме того-с, отец его опекуном. Ну, мешочков десять привезет судье,— ладно. Вот вы увидите. Конечно, и вам привезет мешочков пять, поплатится ладно. А я где возьму…
Судейкин (про себя). Эдакая скотина! Вот нет Марфы-то Павловны. (Ему.) И вам дает тоже?
Запесошный. Где уж мне. Мне, говорят, не за что-с. Я простяк. Гм! Вот если бы не жена у меня. Умная женщина! Редкостная! Она и в секретари меня вывела,— не бывать бы. Она все поддрживает меня. Терпи, говорит, Ваня, казак, атаманом будешь: возьмет да и пойдет к судейше, подарит ей платочек какой-нибудь, или духов каких-нибудь, или индюшку… И служишь ладно. Гм! А то обижает, подлец, сильно.
Судейкин (улыбаясь). Кто же?
Запесошный. Чурохов. Точно, гм, я ему костью в горле сижу. ‘Пьяница, говорит, вы, Иван Назарыч. Дела своего не знаете. Не жена бы, так были бы в отставке’. Ну, рассудите-с, кому приятно слышать такую пасквиль. Ведь за живое задевает! Ты обрабатывай, трудись, а он, тово… он и берет так да еще обзывается…
Судейкин. И вы все терпите?
Запесошный. Хотел было рапорт подать на него, да чего-возьмешь? Уж губернатору пожалуюсь. Хоть вы, Павел Тимофеич, не оставьте меня.
Судейкин. Не беспокойтесь. Когда мы поймем друг друга, мы его скрутим.
Запесошный (весело). Я было хотел его, выпивши, побить, да ну его!… Отпустил.
Судейкин. Не мешало бы. У нас был такой же подобный господин. Фискалом все звали. Ну, знаете, в палате ребята бойкие, хваты, под пьяную руку не попадайся. Зазвали эдак его за реку, да и отодрали… Так-таки отодрали — чудо. (Размахивает руками, представляя, как драли.) Не фискаль! Не ябедничай! Будь дружнее… (Запесошный также разводит руками, как и Судейкин, и при этом качает головой. При последней фразе он смеется и неистово долго потирает руками, так что Судейкин громко смеется.) Так бы и вам его отодрать.
Запесошный. Хотели было… Ну да мы его. (Опять потирает руками и смеется. Встает.) Прощайте-с! Гм! Ко мне прошу покорно!
Судейкин. Благодарю! (Подает руку и кланяется. Запесошный выходит. Входит Чурохов).

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Судейкин и Чурохов (в форменном сюртуке, волосы долгие, одет щеголевато)

Чурохов (кланяясь). Имею честь явиться и поздравить вас с приездом,— надсмотрщик и расходчик уездного суда.
Судейкин (кланяясь и протягивая руку). Очень благодарен. Я об вас знаю мельком по делам, слыхал, что вы дельный человек и очень рад.
Чурохов. Я больше всего рад за ваши отзывы. Здесь так глухо, что не с кем слова сказать. Позвольте вас спросить, как. звать вас по имени и отчеству?..
Судейкин. Павел Тимофеич, а вас?
Чурохов. Платон Иваныч.
Судейкин. Прошу садиться.
Чурохов. Очень благодарен. Я думаю, в губернском городе много новостей? Вот уж здесь ровно ничего не может быть нового. Мы живем в каком-то захолустьи, заплесневели. Здесь ужасно скучно. (Оба садятся друг возле друга.)
Судейкин. Во-первых, я вам скажу, что новостей там так же мало, как и здесь. Все новости, сообщаемые в ‘Губернских Ведомостях’, так редки и ничтожны, что о них и говорить не стоит.. Новости там знают из газет, в которых больше разве интересуются происшествиями, да кое-кто политикой. О литературе не стоит говорить. Ею, большею частью, занимаются женщины, как совершенно незанятые ничем посторонним. Скандалы и домашние сплетни случаются часто и в высшем, и низшем кругу. Но это пошлость. Мы люди служащие, интересуемся частью официальною службою, переводами и тому подобным. Но это ведь не новости, это обыкновенно. Следить за этим, право, не стоит труда. Положим, там есть кое-какое разнообразие — и то летом. Но зимой скука, как и везде. Во-вторых, у вас здесь, по-моему, гораздо проще, общительнее и спокойнее должно быть. Здесь только надо отдыхать. А у нас мелкому чиновнику и повеселиться-то негде, да и некогда. У вас вот, например, мужчины стреляют дичь, зайцев, а женщины по грибы ездят. Видите, как просто, патриархально…
Чурохов. Ну, как хотите, все скучно. Я до охоты за зайцами вовсе не охотник. Для меня лучше всего провести время за дружеским разговором, но здесь решительно нет таких, кто бы кое-что смыслил. О литературе здесь так мало знают, что и говорить не с кем. За политикой никто вовсе не следит. У нашей аристократии политика состоит в том, чтобы прогуляться с ружьем в лес, да побранить кого-нибудь, или поиграть в карты,— это я говорю потому ‘политика’, что наши дамы это зовут политикой… (Помолчав.) Там, я думаю, очень интересуются новым губернатором. Он еще не приехал?
Судейкин. Нет. Ждут.
Чурохов. Скажите пожалуйста! А у нас дожидаются, что он уже едет сюда. Особенно стряпчий.
Судейкин. Ха, ха, ха! Однако все в разгоне?
Чурохов. Они, впрочем, заказали сторожам, что чуть узнают, что приехал, бежать за ними туда-то. Но их предостерегает почтмейстер. Этот господин, я вам скажу, знает раньше всех, кто приехал сюда, кто выехал. Вот, например, вы вчера приехали сюда, теперь уже все узнали, что приехал новый заседатель. Знают даже, как вас зовут и величают. А скотина ужасная. Знаете, что он делает: старые марки наклеивает. Получаются письма, он обдерет марки-то, да и наклеивает после на письма, а деньги в карман, а копейку, три копейки сдачи не отдаст ни за что: на том свете разочтемся! Говорят, губернатор бедовый.
Судейкин. Да, говорят. Вообще говорят перед проездом про губернаторов, что они бог знает что, но как приглядишься к нему, так ровно ничего. Ну, а в уездном городе тем более. Здесь и чиновнику из губернского города бог знает как раболепствуют. Здесь верят все письмам, что вот какой наш губернатор, он вам! Вы и не знаете, что делать. Так ведь?
Чурохов. Да, да! Вот тоже был старый губернатор. Сколько трусили перед его приездом в город, а все сходило благополучно. Уж какие беспорядки были: так прямо в глаза и бросается. А все сходило… (Достает из портсигара сигару и дает другую Судейкину, тот кланяется и курит.)
Судейкин. Вы женатый?
Чурохов. Я? О, нет, пока, слава богу.
Судейкин. Отчего же? Я на двадцатом году женился.
Чурохов. То было прежде. Прежде времена-то были не такие, как теперь.
Судейкин. Дикие, думаете? Ну, я вам скажу, в уезде только женатому и жить. У вас больше возможности здесь, чем в городе.
Чурохов. Нет, я вовсе не хочу жениться.
Судейкин. Ну, это еще, батюшка, не решено. Все вы, молодые люди, так говорите, а как влюбитесь, ну, и захочете жениться. Особенно попадется невеста с деньгами, да отец у которой влиятельное лицо. Вам который год?
Чурохов. Двадцать пятый.
Судейкин. Вы в батюшкином доме живете?
Чурохов. Да. Но хоть я у него живу, а все отдаю, как чужому, 10 рублей серебром в месяц.
Судейкин. Это хорошо, что вы не забываете своего отца. А то много есть таких детей, которые как определятся на службу, так идут на квартиру: я, говорит, хочу пожить сам собой. Вот, если бы вы женились, так эти деньги шли бы уж не батюшке, а на ваше хозяйство. Вы много ли получаете жалованья?
Чурохов. Восемь рублей.
Судейкин. А! так, значит, вы богач…
Чурохов (улыбаясь). Из чего вы заключаете?
Судейкин (смеясь). Да как же? Платите батюшке в месяц 10 рублей, одежду шьете, сигары курите…
Чурохов (обидясь). Я могу находить источники. Но позвольте вам заметить, я все-таки нисколько не богат.
Судейкин. Однако вы надсмотрщик и расходчик.
Чурохов. Все-таки этим вы не докажете, что я богат. Город здесь небольшой. В крепостном столе дел мало и доходы невелики.
Судейкин. Однако я слыхал, что надсмотрщики в судах вообще имеют состояние. Это между нами. Извините. Позвольте вас спросить, велик расход в суде?
Чурохов. Канцелярская сумма выходит к концу года вся, несмотря на то, что мы никому из служащих не даем награды.
Судейкин (смеясь). Неужели и гроша нет в остатке?
Чурохов. Как! Что вы! В третьем годе у нас осталось три копейки, в прошлом полторы. Да нельзя и не выйти: сумма мала, нужно жалование, дрова, свечи, бумага, чернила и на другую мелочь.
Судейкин. Ну, эта мелочь-то, слыхал я, идет в карманы расходчиков,
Чурохов. Помилуйте, Павел Тимофеевич. Я вам откровенно скажу, что я честен. Это знает судья. Вы как послужите, так и узнаете.
Судейкин. Не знаю, я вам скажу, извините, что я того мнения, что расходчики четвертую часть тянут в карманы. Не так ли?
Чурохов (про себя). Каков! Уже с первого раза колет мне глаза. Э! брат! Уймешься, шелковый будешь. (Судейкину.) Не верьте, это вздор. Я всегда стараюсь о пользе служащих и начальников.
Судейкин. Вы давно расходчиком?
Чурохов. Пятый год.
Судейкин. А! Вас в другой раз выбрали?
Чурохов. Нет. Меня выбрал судья назад тему пять лет.
Судейкин. Кажется, по закону служащие должны выбирать.
Чурохов. Они ничего не знают. Да это будет и бесполезно. В продолжение пяти лет, как меня выбрал судья, в суде остался только один из служащих.
Судейкин. За крепости {Купчие, т. е. документ на право собственности. При старом судопроизводстве они совершались в уездном суде.} много-ль дают?
Чурохов. А вам на что?
Судейкин (смеясь). Нет, однако?
Чурохов. Увидите сами, как будут давать.
Судейкин. Милостивый государь, прошу вас, не применять меня к себе. (Успокаивается.) Но извините! (Дает ему руку.) Я пошутил. Мы с вами свыкнемся. Извините, Платон Иванович, надо бы водочки, да я еще не устроился хорошенько…
Чурохов (вставая). Нет, и я водки не пью. Я пришел вас поздравить с приездом… Надеюсь, мы с вами будем как-нибудь ладить. Я вижу, вы человек опытный, а нам такого-то и надо. Судья ничего не знает, он только бумаги распечатывает да подписывает. Зимин резолюции пишет со слов столоначальника… Я решительно все делаю.
Судейкин. Очень рад! Вы, конечно, и обделываете все?
Чурохов. Да я! кроме меня кому? Зато, я вам скажу, пользуясь сам немного, даю большую половину членам.
Судейкин. Что вы? За что?
Чурохов. Вам, может быть, странно, но у меня это так. Я не люблю обижать других. Когда вы послужите, то увидите, и нисколько не будете удивляться тому, что я вам теперь говорю. Позвольте вам пожелать всякого благополучия, Павел Тимофеич. Я вижу, вы не поняли меня… Поймете. Я вас уверяю, здесь вы будете довольны службой: вы тысячи две в год наживете. Дел я не считаю, а заводы нам помогают. К тому же, общество вас будет уважать, и вы будете сыты. Прошу ко мне во всякое время. Сегодня у меня будет вечер, по случаю имянин папаши, соберется вся аристократия, певчие будут, танцы… Прощайте!
Судейкин (сухо подает ему руку, Чурохов уходит).

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Судейкин

Судейкин (один, смотря вслед Чурохову). ‘Вы тысячи две в год наживете…’ А! какова скотина! Скажите, пожалуйста, и с таким плутом мне нужно будет служить! Любимец судьи! (Сердито ходит скоро по комнате.) Ах ты, гадина эдакая, да я знаешь, что с тобой сделаю? А! Господи! что было бы со мной, если бы ты не вразумил меня. Я бы поддался этой лести. Здесь уж брать взятки необходимость, обыкновение! Видно, что здесь рвут из горла!.. И это все какой-нибудь надсмотрщик, который за нос водит судью, членов, секретаря и делает, что захочет.

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Судейкин, Марфа Павловна и Ольга

Марфа Павловна. Ну что, каков надсмотрщик?
Судейкин. Гадкий человек, каких очень мало, сударыня.
Марфа Павловна. Ах, какой он прекрасный, образованный. Как он мил. Ну, разве худо нажить в год две тысячи.
Ольга. Самый гадкий человек этот Чурохов.
Судейкин. Я его хотел чубиком ожечь по спине, как он выходил, да так немного удержался.
Марфа Павловна. Вот как глуп ты, Паша! Ну, как тебе не держаться такого человека. Ведь он судьей ворочает.
Судейкин. Эк хорошо! судьей ворочает расходчик! Эх, ты! Нет в тебе совести.
Марфа Павловна. В тебе больно много! Не я бы, так не получил бы и этого места. Грубиян ты, необразованный невежа, вот что!
Ольга. Нет, мамаша, постойте. Вы поймите папу, это честный чиновник, это благородный мой папа!
Марфа Павловна. Не защищай, матушка, с ним то и дело жди себе беды.
Ольга. Нет, мамаша, за правду бог не наказывает. Так, папа, начинайте.
Марфа Павловна (с сердцем). Вот дал мне бог девчонку. (Уходит.)
Судейкин. Будем, Оля, хотя мы с тобой честны… Будь, что будет, я начинаю… (Обнимает ее и целует.) Ах, кто-то едет! (Она уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Судейкин и Дорофеев (толстенький, низенький, волосы долгие, седые и всклокочены, борода небольшая. В форме. Ходит, выставляя брюхо вперед, голову держит кверху, сопит. Когда говорит о духовном — гнусит, руки оттопыривает)

Дорофеев (входя). Мое почтение, сударь!
Судейкин (про себя). Какое чучело! И в форме, со шпагой… (кланяясь). Мое почтенье!
Дорофеев. Осмелюсь доложить: вы новый заседатель?
Судейкин. Точно так-с, Павел Тимофеевич Судейкин. Позвольте узнать и мне: кого имею счастие видеть.
Дорофеев (важно). Бургомистра городового магистрата, второй член по уездному судье… второй гильдии купец. Иван Захаров, сын Дорофеев.
Судейкин (берет его руку). Очень рад и благодарю вас за визит. Извините, мне первому бы следовало идти к вам, но вышло так, что я, во-первых, не знаю, где вы живете, а во-вторых, было не на чем. Я было пошел пешком, в полной надежде, что найду извощиков и не нашел их.
Дорофеев (садится). Здесь, сударь, я вам доложу, этих извощиков-то не завелось. Вот у вас там, в губернии-то, они есть, я видел,— с ярлычками еще на спине, а у нас что? Город небольшой, у кого есть лошадка — ездит, а у кого нет — и так ходит. Оно и моционно. А вы без лошадки живете?
Судейкин. Не имею.
Дорофеев. Вы бы на почтовый послали. Почтмейстер дал бы.
Судейкин. Я еще его не видел, да и как-то неловко..
Дорофеев. Ну, секретарь бы дал. У него две их.
Судейкин. С ним я тоже познакомился, как и с вами. Да я как-то неловок на то, чтобы просить.
Дорофеев. У меня вон славные лошадки. Четыре лошади. Пожалуй, продам.
Судейкин. Нет, теперь не нужно пока.
Дорофеев. Ничего, я вам велю привести с тарантасом, а деньги после отдадите. Я вон ныне исправнику подарил: он, знаете, свою-то в карты проиграл. В третьем году я покойному заседателю подарил…
Судейкин. О, нет, очень благодарен. Я вам не потому говорю, что мне нужна лошадь, но в первый раз мне хотелось скорее объездить нашу аристократию на извощике, так как своей лошади нет, а извощики всегда более знают, чем кучера. Ведь город здесь небольшой, куда недалеко, можно и пешком пройтись. Я вовсе не охотник до лошадей.
Дорофеев. Так, так. А все с лошадкой веселее.
Судейкин. У вас лавки есть здесь?
Дорофеев. Как же, в гостином две лавки. Ноне погребок хочу открыть.
Судейкин. Чем же вы торгуете?
Дорофеев (важно). Всем-с. Галантерейные и бакалейные есть, чай, сахар, кофе, шелк, серебро. Только, я вам доложу, горе с этим товаром. Ну, известное дело, город небольшой. Продам рублей на триста в год, нужно прикащикам заплатить, судье, да городничему, да то, да другое. Училище там какое-то завелось, воскресное, что ли. Никто не ходит, потому учить стало некому, а требуют: книг подай, того, другого. Оно хоша бы в прок было. В запрошлый раз и спросил одного мальчугана: ‘а что, ты ходишь в школу-то, воскресную-то?’ ‘Был, говорит, раз давно, теперь не учат, недавно был, прогнали’. Смотритель бумаги просит, денег. Вот они мудрые-то каковы! А тут приедет еще ассесор из казенной палаты свидетельствовать торговлю, тут тридцать да 50 рублей давай. Оно, конечно, худого нет в продаже, что ж,— что продаешь не по таксе — им какое дело? — Это просто грабеж (гнусит), выжига такая, стариченко, прости господи, бога не боится! Придет, бывало прежде, в лавку, возьмет материи хороший кусок, первый что есть лучший, последний, почитай, с которой можно рублей сто получить… Я, говорит, возьму это, деньги пришлю. Велит кучеру унесть, увезет, да и не отдаст деньги. Ну и проси с него! Набухвостит. Торговлю свидетельствует. Оно и вдвое взыщут. Заплатишь. Шемякин суд и выходит.
Судейкин. И табак есть?
Дорофеев. Как же, но это малая толика.
Судейкин. Напрасно. На этот товар всегда больше охотников, чем на шелковые материи. Ныне все решительно курят табак. Какой же вы продаете?
Дорофеев. Мусатова.
Судейкин (вынося четверку, показывает Дорофееву). А вот табак хороший. Я всегда этот курю.
Дорофеев (берет четверку и любуется на картинку). Хорош, видно, что хорош!
Судейкин. Вы надпись-то прочитайте.
Дорофеев (читает). При…со…мо…о…вле…нн…ие…спо…бу…му…бу…
Судейкин (про себя). Бургомистр! Ай, да бургомистр!.
Дорофеев (читает). Собу…без…бе…я… к… Нет, не разберу. Я читаю все больше церковную печать да писанное… Да я и без очков не вижу.
Судейкин. Вот, попробуйте. (Набивает трубку и закуривает. Дает ему. Дорофеев морщится.)
Дорофеев. Нет, я не курю. Грешно!
Судейкин. Что вы? Тут вовсе нет греха.
Дорофеев (гнусит). Как нет. Великий грех, в писании сказано….
Судейкин. Запах-то какой!
Дорофеев (морщится). Чувствую… Вы женатый-с?
Судейкин. Да-с, а что?
Дорофеев. Так-с. Я сам женат. Вы давно женились?
Судейкин. Девятый год.
Дорофеев. И деточек приобрели?
Судейкин. Как же. Дочь Ольга, девятнадцати лет, да сын Николай, восьми лет.
Дорофеев. Дак вы женаты, сударь, на второй?
Судейкин. Что же тут удивительного?
Дорофеев. Ничего-с. Так, к слову… Я сам на второй женат.
Судейкин. Вы часто посещаете магистрат?
Дорофеев. Если дела много — езжу в неделю раз, а нет — так и в месяц раз. Я все больше дома занимаюсь делами.
Судейкин. Неужели вы их читаете? При ваших многосложных занятиях это обременительно.
Дорофеев. Где читать! Да и займусь ли я читать эдакие громады. Я ведь бургомистр! Есть на то секретарь, мы ему, окромя жалованья коренного, деньги с общества платим. Я подписываю больше все журналы.
Судейкин. Наверно и статьи читаете?
Дорофеев. Нет… куда читать. Читать одну статью мне на неделю хватит. Пишут неразбористо. Нет, чтобы по-церковному писали. Вот у меня прикащики дак научились — крупно пишут. Ну, а принесут-то не одну статью, а много (указывает руками). Эдакую кипу навалят, ну, я и подписываю.
Судейкин (смеясь). А если вы подпишитесь в такой статье, где на вас что-нибудь написано?
Дорофеев. Нет, дудки! Этого я не допущу. Нет, я, сударь, хитер. Вижу, подписал судья, члены и секретарь, место оставлено после судьи, да написана буква Б, стало мне подписать, я и подпишу, а не подписали все члены, я ни за что не подпишу.
Судейкин. Все-таки и с этою предосторожностью легко вам подписать то, что противно законам. Вам все-таки нужно заставлять кого-нибудь прочитывать вслух.
Дорофеев. Право! Это ведь гоже. А теперь все сходило ладно потому, значит, что я ведь им всем плачу. И вам буду платить. Вы, я вижу, человек добрый, а я смыслю-то мало, ну, и не вводите меня в обман. Они ведь, члены-то наши, всяко валяют. Хоть бы в общем собрании: начнут, начнут, а и кончат ничем. Все больше я их превосхожу: прикрикну, знаете, ну, и замолчат. Пусть будет по-моему. Было дело у нас, заедательное такое. Все ломали голову. Прежний дворник купца убил. Попался купец-то на дороге. Он его и хлесть топором по шее, тот и душу богу отдал… А я вам доложу, дворник-то шуры-муры имел с женой купца, а та ему фигли-мигли строила. Ты, говорит, убей мужа да и женись на мне. Ну, богатая, да и он дом большой в деревне приобрел. Прошло эдак недели две, не нашли виновных. Да как-то Потапов, мещанин, и разболтался: ‘я, говорит, вот его видел, как он ночью бежал, в день убивства, прямо к жене купца. А потом, говорит, вечером, я подслушал, что он говорил, что де я мужа убил, теперь я на тебе женюсь’. Вот и стало дело. Потянули дворника, жену — не сознаются, один раз жена как-то созналась, их засадили, голубчиков. А она, сударь мой, писать не умела, неграмотная была, показанья не подписала, а в остроге выучилась. Шельма-баба! Стали отбирать допросы, она и говорит: да я писать умею, зачем вы неправильно отбирали… я никогда ничего не говорила. Вот поди и бейся с бабой. Нарядили временное — суд виноват. Как с ней быть? Спрашиваю я дворника — я, говорит, убил. — Бог попутал, а в суде говорит: нет. Ну, суд и решил: кто донес — оставить в подозрении, а кто убил — того освободить. Они, вишь ты, сударь ты мой, им деньги давали… Собрали диспут. Стали читать решение. ‘Нет, говорю, врете… Их в Сибирь надо… Мне что, что наши купеческие люди’. Сбил своих рокимонов — не согласились, да и только. Такая у нас вышла баталия, любо! Чуть не разодрались. Я протест и накатал им. Михайлов судейский накатал. Умница башка, только обижают в суде. Он у меня сына учит… Ну, им нос вышел из палаты, а я и теперь говорю: что, голубчики, с носом остались аль без носа?.. (смеясь). Даром, что мужик, а тоже маракую в эвтих-то делах. Уж ни в жизнь не дам потачки. Право!
Судейкин (жмет руку Дорофееву). Очень рад слышать от вас такие слова. Рад потому, что слышу слово честное только от вас первых. Я даже и не думал видеть здесь никого честного… Я вижу, вы человек правдивый, деловой, практичный по своей части.
Дорофеев. Хотя и не так-таки деловой, а кой-что разумею. Вот уголовные дела для меня ‘блины’, а гражданские ‘кислее перемских сигов’.
Судейкин (треплет его по плечу). Не бойтесь, Иван Захарович! Гражданскими делами буду заведывать я. И можете на меня надеяться, как на себя. Я делаю так, как велит закон.
Дорофеев.. Похвально. Такие речи слушать любо! А вот у нас так ой!..
Судейкин. Что вы?
Дорофеев (вздыхая). Так, ей-богу, так. Мы люди темные, но бога помним… Ну, да дело немое… Я ведь бургомистр. (Встает). Ух, засиделся. Прощенья просим! К себе милости просим в гости!
Судейкин. Куда вы? Посидите, мы с вами пообедаем.
Дорофеев. Нет, пора.
Судейкин. Будьте так добры! Степан Иваныч будет. Вам ведь некуда торопиться.

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Марфа Павловна, Ольга и Коля (входя кланяются)

Судейкин (указывая на Марфу Павловну). Это моя жена. Это дочь, это сын. (Им:) Бургомистр городового магистрата, Иван Захарыч Дорофеев. (Дорофеев кланяется.)
Марфа Павловна. Очень рада вас видеть. Извините, я еще не сделала визит вашей супруге, потому что сегодня Павел Тимофеевич ходил с визитами.
Дорофеев. Прошу покорно пожаловать завтра, завсегда просто. У меня жена добрая, есть и дочь Марья, шестнадцати годов, другая Марья за судьей. А что же мальчика-то вы обучаете?
Марфа Павловна. По-домашнему. Ольга учит по-французски и по-немецки. Хочем сперва приготовить дома, а потом в гимназию.
Дорофеев. Так, вот бы вы наняли Михайлова, парень славный, племянник почтмейстера, да в суде обижают.

ЯВЛЕНИЕ 10-е

Те же и Навалихин (с белыми волосами, остриженными по-солдатски, в партикулярном сюртуке), Тетерин (в форменном сюртуке), Зимин (в партикулярном платье).

Тетерин (Дорофееву). А, Иван Захарыч! Здравствуй, брат.
Навалихин (Судейкину). Уездный судья, Кирилл Егорыч Навалихин.
Судейкин. Очень рад.
Навалихин. Извините, вы меня не застали дома, я играл вот (показывая на Тетерина) с ним в карты и как пришел с ним же домой, сейчас к вам, а тут попался Степан Иваныч (кланяется Марфе Павловне и Ольге).
Тетерин. Почтмейстер, Сила Филипыч Тетерин!
Зимин (дамам). Заседатель Зимин.
Судейкин. Очень приятно.
Навалихин. Я слышал, Павел Тимофеич, что у вас нет лошади?
Судейкин. Да, к несчастью.
Навалихин. Да это не стоит хлопотать. Вы вот что, сходите к поверенному Краснову, он вам пришлет, даже на-вовсе даст.
Марфа Павловна. Это бы еще ничего, а то я не могла найти стряпку хорошую.
Навалихин. Этого вы вовсе не найдете здесь. Вот Павел Тимофеевич как обскажет ему все, так у вас будет и стряпка, и кучер, и лошадь, все, что хотите.
Тетерин. Право. Им нечего в зубы-то смотреть.
Судейкин. Пожалуй, я попрошу стряпку, условлюсь с ней о плате, а лошадь не надо.
Навалихин. Вот еще, плата! У меня шесть лет кучер, дворник, стряпка и горничная живут без платы. Они обязаны и так…
Судейкин. Ну, этого я не хочу.
Тетерин. Да ведь он стряпку и кучера в счет не поставит. Вот у меня тоже кучер и лошадь с вольной почты, а вольная почта платит исправно.
Навалихин. Еще бы! Они обязаны нам.
Судейкин (Марфе Павловне и Ольге). Закуски и водки!
(Марфа Павловна, Ольга и Коля уходят. Марфа Павловна приносит скатерть, стелет на стол, Ольга приносит пирог, тарелки, и Коля три бутылки вина. Между тем, говорят.)
Тетерин. Ну, как, любезнейший Иван Захарович, поживаешь?
Дорофеев. Ничего. Живем помаленьку.
Навалихин. У меня Анна ужасно много грибов насбирала.
Зимин. Ныне много их, всяких.
Навалихин. Она говорит, что хоть лопатой греби. Да! Павел Тимофеевич, _ губернатор скоро будет сюда?
Судейкин. Он еще не приехал.
Тетерин. Ну, я вам говорил. Эх вы, головы! Так он вам с неба и падет.
Навалихин. Ну, слава богу, а то стряпчий нам покоя не дает. ‘Право, господа, губернатор едет, такой строгий, ужас!’ У вас был Чурохов?
Судейкин. Был.
Навалихин. Я вам рекомендую, как дельного человека.
Тетерин. Как плута.
Судейкин. Я в нем не заметил дельного. Это плут.
Зимин и Тетерин. Браво!
Тетерин. Такой плут, за нос судью водит. Так ли, г. Бургомистр?
Дорофеев. Верно!
Навалихин. Напрасно, господа…
Судейкин. Таких людей, как Чурохов, я давно бы выгнал в отставку.
Тетерин. Именно так.
Зимин (Дорофееву). Каков!
Дорофеев. Так и колет напрямик.
Зимин. Любимец судьи. Для меня он ничего.
Судейкин. Пожалуйте, господа, вино еще оттуда.
Навалихин. Поди, купленное?
Судейкин. Да.
Навалихин. Ну, здесь ведро водки будете получать, пива, меду даром. {Во время существования откупов все чиновники получали от откупщиков определенное жалованье деньгами и натурой.}
Судейкин. Я думаю, лучше брать за деньги.
Тетерин (смеясь). Что вы! Да это где видано. (Садится за стол.)
Судейкин. Господа, извините, что угощение очень просто. Чем бог послал.
Дорофеев. Ладно, Павел Тимофеевич, ведь недавно приехал. (Пьет вино и идет с тарелкой в угол.)
Навалихин. И, полноте. Мы шли только вас поздравить.
Тетерин. Ну, про нашего губернского почтмейстера не слышно? (Пьет.)
Судейкин. Ничего не слыхал.
Тетерин. Такая скотина, сердится на меня на что-то. Уберу, пишет. Денег надо послать.
Навалихин. Ну и пошлешь. А что сыграем разве?
Тетерин. Я не прочь, вот Степан Иванович.
Зимин. Пожалуй.
Навалихин. По копейке хоть, Павел Тимофеевич не откажется.
Судейкин. Извините, я вовсе не игрок.
Навалихин, Тетерин и Зимин (наливают по рюмке). С приездом! (Пьют.)
Дорофеев (смеясь). Экие черти, подавиться бы вам: мне и не налили, а я еще в форме…

Конец 2-го действия.

ДЕЙСТВИЕ 3-е

Комната 2-го действия

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Марфа Павловна, Ольга и Коля (обедают. Судейкин в форменном сюртуке ходит по комнате).

Марфа Павловна. Что же ты ничего не ешь?
Судейкин (с сердцем). Да не досаждай ты мне!
Ольга. Папаша, хоть молока.
Судейкин. Ну, молока стоит! Чорт знает, что такое!.. Что это такое за суд! Сегодня ровно месяц, как я занимаюсь в суде… Ну, уж суд, на что он и походит. С виду-то еще ладно, а внутри — так лучше бы и не заходил — кабак! Хаос, шум, крик, стукотня, драка! Ну, на что это похоже! Столоначальники пьяницы, писцы невежи, со скверными рожами, ходят в лохмотьях… Ах ты, господи! А пол-то, нечистота какая… гадость! Я было сказал сторожу мыть пол хоть раз в месяц: ‘денег, говорит, расходчик не дает’. Я говорю судье. А он: ничего говорит, ладно и так. Я говорю: надо бы стены побелить, клеенок положить на стол, купить песочницы, а он: ‘давайте нам своих денег’. Я взял у расходчика книгу, смотрю: ну, волосы дыбом! Два раза в месяц полы моют в суде, рубль за это платят жене сторожа, стены белили к пасхе! Каждый месяц две сажени дров на две печки суда покупаются, и то теперь летом, когда вовсе печки не топят. Два пуда свечей каждый месяц покупают, а вовсе даже теперь вечером не занимаются, а с огнем и подавно. Да 2-х пудов и зимой не выйдет! Пять стоп бумаги, а писцы часто сидят без бумаги, расходчик дает каждому по листу и по два листа. Дюжина карандашей, а карандашей вовсе нет… И все это куплено пять дней и росписки есть… и ничего нет… Я говорю судье: расходчик вор и плут. А он: ‘это не ваше дело, со своим уставом в чужой монастырь не ходите. Вы, говорит, не ревизор!’ Эдакий славный монастырь. Ха, ха, ха! Каково? (Все встают из-за стола. Судейкин пьет стакан молока и закусывает. Ольга уносит со стола и возвращается. Коля играет деревянным конем, возит его по комнате за веревочку.)
Марфа Павловна. А нам что за дело!
Судейкин. Конечно, тебе тут дела нет, а мне есть. Мне больно это видеть.
Марфа Павловна. Я бы на все это плюнула!
Судейкин (машет рукой). Уж лучше бы молчала!
Марфа Павловна. Ты вот хочешь себя сделать выставкой, не знаю чего — честности или лицемерия. Смотрите-де, какой я гусь! (Судейкин с сердцем ходит по комнате).
Ольга. Какое у вас, мамаша, сердце. Ведь это очень гадко даже слушать, а каково все это увидать, да узнать плутни, перечувствовать.
Марфа Павловна. Послушай, Ольга, я не знаю, с чего ты вступаешься за своего отца? Тебе тут какое дело? Уж не более ли ты моего знаешь? Я, кажется, делами палатскими ворочала, сюда его перевела, на теплое местечко… а он вот какие штуки отливает! Уж ты бы молчала, коли ничего не знаешь… Ты не смей его сбивать с толку.
Судейкин. Послушай. Марфа Павловна, ты меня выводишь из терпения!
Марфа Павловна. Уж не драться ли хочешь со мной? Спасибо!
Ольга. Маменька, позвольте мне защищать папу, насколько я умею. Вы мне не запретите, потому что я, кажется, ему дочь так же, как и вам… Папа мне ближе всех, и каждое его горе отзывается на мне.
Марфа Павловна (с сердцем). Молчи!
Ольга (твердо). Никогда! Я не понимаю, наконец, как это у вас достает духу говорить вроде того: смотри, как обманывают, учись, плутуй…
Марфа Павловна. Еще поговори!
Ольга. И буду говорить! Вас после не спросят, потому что вы не служите, да и все-таки женщина, а потянут вашего мужа! Как прекрасно, мамаша, как вашего мужа будут водить солдаты, а мы будем плакать… (Плачет.)
Судейкин (растроганным голосом). Марфа Павловна, неужели ты не понимаешь?
Марфа Павловна. Ты сообрази то: хорошо ли резаться с судьей? Ведь он твой начальник.
Судейкин (махнув рукой). С тобой не стоит говорить, коли ты уж такая, коли уж ты не понимаешь! Ты пойми, что такое плут? Разве обмануть по службе хорошо? Украсть казенные деньги не воровство? Да и притом, если знают все… Ведь это явное, матушка, мошенничество… подлость… Ну, неужели ты хочешь этого?
Марфа Павловна. Я говорю, что надо быть поскромнее с судьей.
Судейкин. Да я сказал ему слегка. Послушай дальше. Сидим мы в присутствии. Вдруг приходит в присутствие Чурохов и зовет меня рукой. Вот какая скотина! Он меня за панибрата стал считать. Я смотрю ему в глаза. Судья улыбнулся и говорит: вас надсмотрщик зовет. Я встал, Чурохов увел меня в свою комнату и дает 25 рублей. Пожалуйста, говорит, молчите, а сам улыбается, сам улыбается. Я вхожу в присутствие с Чуроховым, говорю судье, а он меня же и осмеял: нечего, говорит, капризничать, возьмите. Ну, я погорячился. Сегодня вдруг получаю из губернского выговор…
Ольга и Марфа Павловна. Выговор?
Судейкин. Что я ленив, хожу на службу редко!
Марфа Павловна (с сердцем). Как! Кто это смел?
Судейкин. Да так, получил выговор, смели, верно.
Марфа Павловна. Что же ты мне раньше не говорил о доносе?
Судейкин. До сих пор я ничего не знал.
Марфа Павловна (с сердцем). Да я сейчас все дяденьке напишу! Их всех уберут! Донос на моего мужа! Вот, прекрасно!
Судейкин. Не беспокойся. Твой дяденька уволен в отставку губернатором. Вот читай, пишет мой друг Петров, а вот и ‘Губернские Ведомости’. Утешься! (Отдает ей письмо и Ведомости). Теперь некому хлопотать. (Ходит молча по комнате, Ольга плачет, Коля, бросив посредине комнаты коня, стоит около Ольги, обняв ее одною рукой. Марфа Павловна читает.)
Марфа Павловна (садясь на стул). Скверно дело-то наше! Теперь я без рук! Ах, мой дяденька! Чтобы этому губернатору… Этакой ведь чорт, прости меня господи!.. Честных любит! Осмелился сказать моему дядюшке: подавайте в отставку, и тот и подал. Нет, видно, не одним нам горе мыкать!
Судейкин (помолчав). В отставке я должен буду пропитываться прошениями. Я должен буду хитрить для того, чтобы мне больше дали,— обман… все то же! Служить я не могу… Господи, что делать?
Ольга. Папаша, как ни горько наше положение, но, мне кажется, что из него еще можно выйти. Ваш друг пишет, что губернатор ненавидит тех, кто не честен. Напишете ему, что вас притесняют за честность, что вам нельзя служить. Пусть нарядит следствие, увидят, кто прав, кто виноват — суд или вы. И тогда пусть вас переводят отсюда хоть в губернское правление.
Марфа Павловна. Написать на них губернатору! Сейчас же я их опишу!.. Погодите, соколики! Вы забылись здесь!
Ольга. А как отправим?
Марфа Павловна. Как отправим? Почтмейстер плут, скрадет, передаст…
Судейкин. Я уж об этом думал. Почтмейстер мне давнишний знакомый, но я на него не надеюсь. Я надеюсь на его племянника, он у меня в столе сидит. Этот господин один лучше всех в суде. Водку не пьет, дело знает хорошо и терпеть не может Чурохова и судью. Поэтому он мне понравился больше всех. Ему я отдам донесение губернатору, и он отправит.
Ольга. Да он скрадет, не отправит?
Судейкин. Он семинарист и честен, здешних служащих он ненавидит, даже смеется над своим дядей. Да я думаю на время поручить ему учить сына грамматике, да кое-каким предметам. Он человек бедный, получает жалованье 3 рубля серебром, дядя ему ничего не дает, а он же ему платит 5 рублей. Он регентом здешних певчих, да учит у Дорофеева сына, Вот чем и живет. Мне жаль парня и хочется помочь.
Ольга. Да может ли он учить Колю?
Судейкин. Посмотрим.
Марфа Павловна. Ты, кажется, рехнулся в уме-то. Самого выгоняют, а он заботится о какой-то дряни. Ну видано ли дело — своего подчиненного служащего брать в учителя своему сыну… Да смыслит ли он чему-нибудь учить-то?
Судейкин. Это ты увидишь, как он будет учить. Он учился в философии, знает лучше всех грамматику, да и умнее, по крайней мере, всех в суде. Что же мы не обучим Колю,— хорошо, что ли? Тебе учителей надо из училища? Да они запросят 15 рублей…
Марфа Павловна. Да, уж учителя здешние, видела я их. А все же учитель бы пригляднее.
Судейкин. Как знаешь. Ему я назначу плату 5 рублей. Ольга будет учить французскому и немецкому языкам, и он, пожалуй, будет учить латинскому…
Марфа Павловна. Ты о доносе-то сперва подумай!

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Те же и Михайлов (Ольга, Коля и Марфа Павловна уходят)

Судейкин. Здравствуй, Михайлов.
Михайлов (неловко кланяется).
Судейкин. Ну, как твой дядюшка?
Михайлов. Теперь ничего. Стал выходить в контору.
Судейкин. Ну, а ты ладно отправил почту?
Михайлов (улыбаясь). Мне уж не привыкать отправлять за дядюшку. Вчера делал набор: принимал письма, росписки, деньги, а сегодня почту отправил.
Судейкин. А росписки в приеме денег?
Михайлов. Сегодня дядя подписал…
Судейкин. Что же, губернская контора не знает, что ты, таким образом, исправляешь должность почтмейстера?
Михайлов. Город наш далеко и знать ей нельзя. А здесь это ничего. Почтовую контору здесь как-то мало сравнивают с другими присутственными местами. В суде у нас все члены ходят в форме, а дядя мой принимает письма и отправляет почту часто в халате.
Судейкин. Ха, ха, ха!
Михайлов. Контора в квартире дяди, а для корреспондентов все равно, в чем бы ни был почтмейстер, кто бы не отправил письмо, лишь бы было отправлено да получено исправно.
Судейкин. Посиди немного, я сейчас. (Уходит в кабинет.)

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Михайлов (один)

Михайлов. Не знаю, садиться или нет. Ведь эти господа сначала льстят, садят на стулья, случается, еще подсядут к тебе с папироской или сигарой, а потом над тобой же и издеваются. Нет, лучше постою. Я ведь канцелярский служитель! Это, верно, дочь Судейкина? А хороша, недаром говорят, что хороша. Недаром Чурохов интересуется ею, а Зимин часто ходит к ним. Я думаю, есть деньги, ведь служил в палате. Как хороша! Какой приятный голос! Вот эта жена Судейкина, какая-то чопорная. С виду не нравится. Я удивляюсь, отчего это я робок, когда бываю в присутствии таких прекрасных девушек, женщин, а еще служаки попрекают меня женщинами… Однако я не понимаю, для чего это Судейкин меня пригласил сюда. Вероятно, что-нибудь переписать. Вот она участь-то наша! В суде надают тебе такую кучу дела, пиши, переписывай с необтесанной, гадкой работы, набело, десять раз переписываешь одно и то же, а тут еще: ‘Михайлов, зайдите ко мне!’ Хоть вежливо, по крайней мере, а то, у нас все ты, даты. Такая участь наша, канцелярская. Как ты поступил в эдакой городишко канцеляристом, стал канцелярскою машиной, так ты им и умрешь, потому что ты беден, пишешь хорошо, переписываешь чисто.

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Михайлов, Марфа Павловна и Судейкин (из кабинета)

Судейкин (Михайлову). Что же ты не садишься, братец!
Михайлов (про себя). Какая вежливость? (Судейкину.) Благодарю. (Садится).
Судейкин. Не знаешь ли, что было в суде, как я ушел сегодня?
Михайлов (про себя). Вот зачем он звал! (Судейкину). Павел Тимофеевич, я боюсь сказать. Быть может, вы скажете судье, меня прогонят из суда.
Судейкин. Тебя? За что? Я не из тех людей, чтобы делать кому-нибудь вред.
Михайлов. Как вы ушли, судья долго шептался с Чуроховым. По уходе его я видел, как Чурохов писал на вас рапорт в губернское правление, чтобы вас убрать из суда, потому что вы негодны в суде. Что вы нетрезвую ведете жизнь.
Судейкин. Правда?
Михайлов. Да.
Марфа Павловна. Кто же это написал?
Михайлов. Написал Чурохов, а подписал судья, заседатель и секретарь.
Судейкин. Еще хуже! Что я стану делать?
Марфа Павловна (с сердцем Судейкину). Вот, ты что наделал! Ах, боже мой!
Судейкин. Это чорт знает, что такое выходит. Донос отправлен?
Mихайлов. На почте еще лежит.
Судейкин. Послушайте, Михайлов, вы я думаю, как человек честный, больше прочих видите — правда ли все то, что на меня писал раньше и теперь написал суд? Скажите мне прямо, как вы меня находите?
Михайлов. Я нахожу, что вы человек честный, какого только и надо в суде, за честность вас и ненавидят судья, секретарь и Чурохов. Последний вас ненавидит больше. Да пусть спросят всех служащих про вас, все скажут, что вы честный и добрый человек, всегда ходите в суд, что все на вас написанное — клевета.
Судейкин (тихо Михайлову). Вот что, братец, нельзя ли этого рапорта не отправлять.
Михайлов. Павел Тимофеевич, для вас по службе и в чем другом я готов сделать все, что угодно, но чтобы не отправить рапорта присутственного места,— я не могу. Это будет против службы. Положим, мы грешим и больше, но из-за этого рапорта я могу попасть под суд. Теперь знают все, что я у вас, за мной следят, завтра будут спрашивать, зачем я был у вас (кланяется). Нельзя ли меня уволить.
Судейкин (с отчаянием). Так что же я стану делать?
Марфа Павловна. Эх, совесть, совесть! На какие уж штуки ты не пускаешься! Великая штука выговор, донос! Мы докажем себя, что значит быть честным человеком. Вот что, господин Михайлов, мы вам хочем помочь, помогите, пожалуйста, нам, вы видите, в каком мы теперь положении?
Михайлов. Все, что только можно сделать с моей стороны — я сделаю.
Марфа Павловна. Вы можете приготовить мальчика для поступления в гимназию?
Михайлов. Не хвастаясь, могу сказать, что я сына здешнего бургомистра приготовляю всего полгода и уверен, что он у меня понял больше, чем бы он понял в училище в два-три года.
Судейкин. Дорофеев мне вас хвалил. Да и я вас видал еще там. Вашего дядю я знаю давно. Он вас хвалит, только жаль, что он держит вас так жестоко. Здесь в суде я в вас заметил добросовестность. У меня есть до вас просьба. Я хочу приготовить своего сына, которого вы видели здесь, во второй или третий класс гимназии а здесь приготовить, кажется, некому, хоть могут приготовить учителя училища, но они возьмут дорого.
Михайлов. Я очень рад вашему предложению, и если вам угодно будет сделать меня домашним учителем, то я постараюсь, оправдать ваше доверие, вы останетесь мною довольны.
Судейкин. Много ли же вы возьмете?
Михайлов. Я вам этого не могу сказать раньше того, чего я еще не сделал. Я готов вам и так служить.
Марфа Павловна. Ну, полноте! Так-то служат только здешние господа. Мы вам назначим плату 5 рублей серебром в месяц. Извините, вы видите, мы живем только одним жалованьем.
Михайлов. Помилуйте, мне эта плата кажется даже большою. Я очень благодарен вам. (Кланяется.)
Марфа Павловна. Прежде всего, не в службу, а в дружбу, сослужите нам в немногом?
Mихайлов (кланяется). С полным удовольствием.
Марфа Павловна. Отправьте, пожалуйста, пакет к губернатору, если только можно так, чтобы ни в суде не знали, не знал и ваш дядюшка.
Михайлов. Извольте. Это для меня ничего не значит. Я сам запишу пакет в реестр и сам закупорю постпакет.
Марфа Павловна. Будьте так добры.
Судейкин. Пожалуйста, Михайлов! Я вас не забуду.
Михайлов (кланяясь). Помилуйте!..
Судейкин. А как вас знать?
Михайлов. Михайло Иваныч.
Судейкин (в комнаты). Коля!

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Те же и Коля

Судейкин (Михайлову). Вот ваш ученик. Коля, это твой учитель, Михайло Иваныч. Смотри, слушайся, учись хорошенько. Михайло Иваныч, посидите, пожалуйста, с Колей, позаймитесь с ним. Я покамест приготовлю донесение, а потом будем пить чай. (Уходит в кабинет с Марфой Павловной.)

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Михайлов и Коля

Михайлов. Вы, Николай Павлович, учили что-нибудь?
Коля. Читать и писать умею, по-французски учусь.
Михайлов. Прекрасно. Что же вы желаете учиться, например, учить грамматику, историю и географию?
Коля. Как же.
Михайлов. Потрудитесь принести мне какую-нибудь книгу.. Мы с вами что-нибудь прочитаем на первый раз.
Коля. Хорошо-с. (Убегает в комнату.)

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Михайлов (один).

Михайлов. Какой случай! Из-за отправки доноса на Судейкина попасть к нему в домашние учителя. Вот что значит жить у дядюшки почтмейстера, по милости которого я часто отправляю письма. Сначала я думал, что Судейкин даст мне что-нибудь переписывать или будет что-нибудь эдак выпытывать, а он пригласил меня в учителя своему сыну, у которого сестра красавица, про которую все говорят, что она умна и горда, что выйдет замуж за Зимина, и которую я узнаю, быть может, больше всех. А как хорошо будет, если я буду с ней говорить, она будет слушать мои лекции. Учитель! Ну, я постараюсь здесь быть, как должно учителем, приготовляя своего ученика. Впрочем… однако… Что, если Судейкин выбрал меня в учители на один, на два дня. Как я отправлю донос от него, он и скажет: ну-ка, братец, Михайло Иваныч, я сам хочу учить Колю… Пожалуй! Да нет он человек честный. А как я рад! Господи! Будто я получил какую награду. Учитель! Теперь уже четыре должности у меня: канцелярский служитель, регент, почтмейстер и учитель. Отовсюду деньги… много ли… рублей пятнадцать… Можно жить теперь. Спасибо, Павел Тимофеич. Жаль только, что тебя обижают, видно, что ты честный человек. (Печально.) Но как же сочинения? О, неужели я буду принужден их бросить? Нет, я буду ночи сидеть, а не брошу моих милых сочинений. А что, если бы этих должностей у меня не было? Поневоле я был бы плутом.

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Михайлов и Коля (с книгой)

Коля. Вот-с басни Крылова.
Михайлов, (перебирает листы). Вот прочитайте эту ‘Крестьянин и разбойник’. Поймите хорошенько что вы прочитали и расскажите. (Коля уходит в угол и читает, Михайлов садится к окну, про себя). Как я рад, что нашел хоть одного честного в суде: и это тот Судейкин, у которого я буду учить его сына, который будет потом учиться в гимназии, кончит, может быть, курс в университете.

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Ольга (входит с книгой и садится к столу)

Михайлов (про себя, не замечая Ольги). Окончит курс, определится сюда судьей… а я? все тот же, или столоначальник. Пятнадцать лет на службе, без чина или под судом. Обслужился, обжился… оброс как камешек травой… И этот Коля — Николай Павлович Судейкин на меня и смотреть не будет…
Ольга (про себя). Бедняк! И он задумался о чем-то. О чем? Быть может, о своей службе, жизни, о своей бедности… Как жаль мне этих бедных людей. В трудах и заботах проходят их дни за днями. Положим, он теперь честный, но надолго ли? Не получив хорошего образования, канцеляристом он так и заглохнет. Быть может, женится… в тягость себе и своему семейству. Умирая, скажет детям: служите, как и я. И служат дети, как и он. Грустно! Сколько тайной скорби, сколько мучений, борьбы с собой у этих людей. Еще того хуже быть умным, развитым, честным… Уж лучше не служить таким в судах. Нет, трудно сделаться честным, еще труднее быть честным! (К Михайлову.) Михаил Иванович, позвольте вас спросить: вам почтмейстер как приходится, дядя?
Михайлов (вздрагивая). Почтмейстер? Он мне сродный по родной тетке.
Ольга. Ваш отец кто был?
Михайлов. Дьячок. Матери я лишился, когда мне было три года от рождения, а отца — 8 лет.
Ольга. А братья и сестры есть?
Михайлов. Никого.
Ольга. Вы где обучались?
Михайлов. В семинарии. Я учился до 19 года, когда была у меня возможность, когда я был певчим и помогал мой дядя, единственный только родственник. Я учился год в философии, но болезнь лишила меня возможности быть певчим, дядя уехал сюда и не стал давать денег, и я должен был выйти из семинарии. Как ни горько, что я не кончил курса, но что делать, так богу угодно.
Ольга. Давно на службе?
Михайлов. В сентябре будет второй.
Ольга. А до чина сколько лет?
Михайлов (вздыхая). Еще 14 лет.
Ольга (удивляясь). Как много!
Михайлов. Такие уж права мне судьбой предназначены: канцелярский служитель 3-го разряда получает чин через 16 лет.
Ольга. Вам здесь скучно?
Михайлов. Так скучно, что и не знаю, как бы убраться отсюда. Я вырос в губернском городе. Только при одном воспоминании о гуляньях, об удочках, катаньи в лодках, о караванах барок, на которых плывет весной множество разных племен, песнях бурлаков, прогулках за рекой, которых здесь вовсе нет, становится грустно, тяжело и невыносимо.
Ольга. Какое же здесь развлечение можно найти?
Михайлов. Здесь летом съездить в поле, напиться чаю, сходить по грибы в лес, а зимой по вечерам играть с кем-нибудь в преферанс. Здесь, в этих старинных домах, живут люди старинного покроя, с старинными убеждениями, зато живут патриархально, как в былое время.
Ольга. Это я заметила с первого раза и вот теперь все еще не могу привыкнуть: губернский город так и мелькает передо мной. Что же делать, если мы судьбой назначены жить в этаких местах. Здесь, по крайней мере, можно жить свободно, но только заглохнуть. И как подумаешь, ведь надо же жить кому-нибудь, на то и город…
Михайлов. Жить в одиночестве очень скучно, знакомиться, пожалуй, можно со многими, можно и дружиться с ними, но, поверьте, все они вам наскучат, надоедят. Эти рутинисты не поймут ваших слов, будут вам хлопать глазами, поддакивать, пожалуй, уважать вас и только, дай бог, чтобы еще уважали, а то будут смеяться. Жить с ними — нужно непременно совсем преобразовать себя, быть таким же, как и они. Если же они вас не поймут, что очень вероятно, то плохо, очень плохо жить. С волками жить,— нужно по-волчьи и выть. Вот я в два года всем сделался противен в суде, все меня ненавидят, а отчего: от того, что не понимают моих убеждений.
Ольга. Вам трудно здесь жить?
Михайлов. Вам трудно, может быть, понять всех чувств моих, желаний, вам, может быть, покажется странным и смешным, что я не могу здесь служить. Я с самого детства ненавидел уездный суд. И что же? Судьба, как нарочно, толкнула меня в этот хаос. С первого раза я увидал, что народ далеко необразован, у всех грубое обращение, обман, жестокость, я понял, что мне трудно будет с ними свыкнуться… Я боюсь даже вам говорить все, потому что вас не знаю. Но я вижу, что вам можно говорить то, чего не понимают наши служащие: выругав друг друга, они не понимают, что выругали друг друга, обидели кого-нибудь,— и их трудно убедить, что они обидели, обманув по службе, сделав не честно, против совести и убеждения, они думают, что сделали хорошее дело, потому хорошее, что они ведь получили деньги, хотя и силой просили, заставляли ждать, кланяться, молиться… Да! Вам трудно понять то зло, которое они делают потому, что они бедны: жалованье их мало, надо жить: ведь у другого есть семейство, вот они и сбирают трудом, потом, кровью, которые все-таки не честное труженичество, а только зло. Хорошо бы еще, если бы деньги копились, а то проживаются при первом удобном случае. Таким-то образом, они каждый день выискивают этого труда сами для себя, а сама по себе служба здесь очень легка… Положим, я получаю три рубля, у меня есть другие возможности к существованию, к деньгам, но мне горько видеть, что там, где я служу, делается обман, там, где бы должен быть правый суд, напротив, зло ближнему…
Ольга. Мне так говорил и папаша. Вы бы просились в губернский город.
Михайлов. Да, я изыскиваю все средства перейти туда, но не знаю. Чтобы попасть туда, нужна протекция, нужны деньги. Если бы у меня были такие родственники, у которых были бы друзья, то меня бы перевели, если нет, я могу перейти только за деньги. Это такой город — место, куда не пускают крестьянина в грязных лаптях. Без денег там куда ни сунься, везде покажут двери. Я ездил нынче в апреле, обходил всех главных личностей, но везде с криком получил ответ — места нет.
Ольга. Нам пишут, что новый губернатор честный человек. Вы попроситесь у него, как он будет здесь.
Михайлов. Не знаю. Ведь просителей-то нашего брата очень много из всей губернии. (Коле:) Ну-с, Николай Павлыч, прочитали?
Коля. Прочитал. Крестьянин купил корову, а у него разбойник и украл корову и подойницу было хотел, да отдал.
Ольга. Что же разбойник честно сделал, Коля?
Коля. Да я бы его каналью… я бы его прибил, как крестьянин бил.
Михайлов. Он сделал как разбойник и взял, конечно, то, что для него более нужно. Подобные примеры в жизни очень часты, особенно, в нашем суде. В басне разбойник взял корову, а у нас берут не только подойницы, которые на что-нибудь да пригодятся, а чуть ли не всего крестьянина.
Коля. Как это?
Михайлов. Я не буду говорить о своем брате мы, конечно, не можем взять чего-нибудь большого: мы еще учимся брать, мечтаем о большем. Бывают дела такого рода, что бедный, но гражданскому или уголовному процессу, хотя и прав, но боится за свою участь, ему говорят, что ты проиграл или ты виноват. Он продает имение, остается в одном рубище, чтобы дать за свободу. И нередко все-таки проигрывает.
Коля. Кто же это делает?
Михайлов. Вам знать это еще рано… Об этом только знают, но молчат из боязни, или, хотя и говорят, да им не верят.

ЯВЛЕНИЕ 10-е

Те же и Судейкин с Марфой Павловной (выходят из кабинета)

Марфа Павловна (тихо Ольге). Ну, каков?
Ольга. Очень хороший человек. Этого нам не нужно отпускать. (Уходит с Марфой Павловной и Колей в комнаты.)

ЯВЛЕНИЕ 11-е

Судейкин и Михайлов

Судейкин. Ну, что Коля подает надежды?
Михайлов. С первого раза видно, что он понятливый мальчик.
Судейкин. Мне, Михайло Иваныч, жаль тебя. Ты такой прекрасный, извини меня, что я обращаюсь с тобою запросто, ты мне понравился с первого раза, от того, что ты, кажется, протестуешь против плутней Чурохова.
Михайлов. Против всех даже. Ох, Павел Тимофеич, как тяжело-то мне служить в суде! Я уже думаю выходить. Пользы мне служба не приносит, а до чину еще…
Судейкин. Ну, потерпи немного. Я буду просить, чтобы тебя сделали столоначальником в гражданском столе. Я напишу об этом губернатору, а ты, между тем, прочитай гражданские законы.
Михайлов. Очень благодарен. Но извините столоначальником будет хорошо служить только при вас, а не будет вас, меня прогонят.
Судейкин. Не будет… Прогнать не смеют, разве подведут под суд… Ну, тогда как-нибудь надо переходить хоть в губернское правление. (В дверях комнаты показывается Марфа Павловна.)
Марфа Павловна. Михайло Иваныч, пожалуйте сюда. Павел Тимофеич, вам не нужны они?
Судейкин. Нет. Пожалуйте туда. (Михайлов уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 12-е

Судейкин (один)

Судейкин. Слава богу нашел себе учителя, хоть полмесяца проживу, да кой чему научится Коля, да и по себе оставлю память. Михайлов честный парень, только служить ему здесь нет возможности. Только нам двоим с ним горько здесь… Михайлов-то еще поэт! Погодите, господа, как мы вас отделаем… Погодите… Вот тебе и заседатель! А бери я… как бы хороша была служба, теперь бы рублей сотню или две нажил. Вот как бы еще с откупом не связываться. Кажется, нет дел, а водки дают… Не брал я, ну да выпиваю немного… Жена, жена, ох, она мне все не дает покою… Бой баба! Ей богу… Теперь говорит: ‘Нет, Паша, ты прекрасный человек. Ах, ну, будем жить честно!’ Поумнела… Надолго ли только. Идти прочитать, да переписать, что я с ней насочинил. Уж отделаем их, да еще в ‘Северную Пчелу’ пошлю!.. Михайлов посылал, говорит — пошлем… Только я плохой сочинитель: слова как-то выходят служебные, тяжелый слог, а у него и в бумагах так легко… (Уходит в кабинет.)

ЯВЛЕНИЕ 13-е

Глаголев (56 лет, среднего роста, худой, желтый, волосы небольшие с проседью, одет в черное с заплатами пальто, на груди видна худая нагрудка, платок вместо галстука, в пимах. Постоянно кашляет)

Глаголев. Нету дома-ти видно. Экая горесть, подождать чуточку. Крякнуть раз? (Крякает и кашляет.)

ЯВЛЕНИЕ 14-е

Глаголев и Судейкин

Судейкин (входя и осматривая Глаголева). Что скажете?
Глаголев (неловко кланяется и кашляет). Я к вашей милости, Павел Тимофеич.
Судейкин. Вижу, что ко мне. В чем дело?
Глаголев. Да деньжонок нужно бы попросить. (Кланяется.)
Судейкин. Вы кто такой?
Глаголев (переминаясь с ноги на ногу). Архивариуст уездного суда, Глаголев-с.
Судейкин. Извините, господин Глаголев, я вас еще не знаю… (Берет стул.) Садитесь пожалуйста.
Глаголев (кланяется). Я постою-с.
Судейкин (садясь). Ну, полноте, вы ведь не в суде. Садитесь, дед!
Глаголев (про себя). Фу, ты доброта какая.
Судейкин. Скажите, пожалуйста, что вас заставляет ходить в пимах, ведь еще тепло, и снегу нет!
Глаголев. Бедность… Ох, уж эта бедность-то. Осьмеро детей, все мал-мала мене. Старшему четырнадцатый год, хочу в магистрат пристроить, а меньшому пятый год пошел с весны. Жена… Надо кормить, одежу заводить, а денег нет… А ноги болят, пострелы… Есть дома сапожишки, да такие худые, сударь, что иной нищий не возьмет. А в пимах-то ничего, оно помягче…
Судейкин. Зимой-то ничего, а летом, в грязь, неловко, поди?
Глаголев. Летом-то, в грязь, я не хожу в суд.
Судейкин. А часто здесь грязь бывает?
Глаголев. Ноне дней двадцать было сухих.
Судейкин (смеясь). И вы все сидели дома. Лето для вас хороший праздник?
Глаголев. Да, того оно, дела-то немного, придешь все и сделаешь. Я вам скажу, Павел Тимофеич, я все дела в архиве знаю наперечет, потому тридцать лет в архиве служу. Спросите такое-то дело за двадцать пять лет, сейчас найду… Оно бы не бедность, так бы ходил всегда. Скушно дома-то… За груздями разе сходишь раз десяток, да я охотник удить… Озеро, знаете, есть за шесть верст, как клюет-то!.. Ну, а босой на службу не пойдешь. Нищим, сумасшедшим назовут.
Судейкин. Много ли вы получаете жалованья?
Глаголев. Шесть рублей. Уж больше не прибавляют, потому-де, что я уж стар, да и не стою… Вот какие обидчики!,. Попробовали бы с семейством пожить… Жена старуха, приобресть не откуда… Прошлова лета и то уж ходила в Петровки сбирать в деревни… Надавали добрые люди и яиц, и сметаны, и масла… А теперь вот не то. Ведь восьмеро детей, надо кормить… А об одеже-то и не говорите. Сам-то, тово оно, оденешься в пальтишко, ну, жена наденет чего-нибудь, чуньку какую: надо и на рынок за говядиной, за хлебом сходить, ну, а к соседу или куда за надобностью и в рубашонке сбегает. Свои люди…Летом-то вот еще туды-сюды — бьешься, ладно… А зимой не приведи бог! Две шубенки только, у меня да у жены… Летом-то лишней лопоти не нужно, потому тепло, а зимой все больше надо. Холодно, хоть в кулак вой. Хоть и свой домишко-то, изба да горница, а в злющие морозы стужа смертная. Дров купить не на что, домишко старый, худой такой, ветер так и дует в щели, и снег сыплется, а от пару с потолка куржак всю зиму так и не сходит. Потому, значит, холодно, надо топить, а дров нет… (Чуть не плача:) денег нет.
Судейкин. Как же вы ночью-то зимой спите?
Глаголев (улыбаясь). Привыкли уж. Сам-то я лягу на печь, да еще кое-кто со мной, жена лягет. Печь большая, четверым людям улечься. Взрослые на полати ложатся, а поменьше в печку залезут. (Смеясь и плача:) оно тепло… А настанет день, все и сядут на полати или на печь… Так дымно опять…
Судейкин. Вы бы как-нибудь поправили дом.
Глаголев. Думал я чинить-то, да все деньжонок нет… Ономедни конопатил, да все без толку, все холодно… Старый дом-то… Еще отец покойный строил.
Судейкин. Вы бы детей куда-нибудь пристроили?
Глаголев. Да кому пристроить-то?.. Здесь некуда. Два вон в училище бегают, и тут опять деньги надо. Третий только певчим у меня, да мало носит… А так,— куда?.. Вот, думаю, в магистрат одного… Пишет, говорят, скверно, рубль хочут дать.
Судейкин. Все хоть рубль, а пристроить не мешает. Ну, у вас, поди, ведь доходы есть?
Глаголев. Какие доходы… Разве поверенный, когда попросит сыскать что… Но что каких-нибудь рублей пять в год. Какие уж тут доходы.
Судейкин. Вы бы просились в отставку. Вам ведь пенсион пойдет.
Глаголев (вынимая березовую табакерку и нюхая). Все послужить еще хочется. Ведь дела надо будет сдавать. Вот, говорят, льготы выйдут, жалованья больше будет.
Судейкин. Очень жаль мне вас. Не знаю, как вам пособить…
Глаголев (вставая и кланяясь). Нельзя ли, Павел Тимофеич, пособить… Я вечно за вас буду бога молить. Просил я Чурохова, да не дает бестия…
Судейкин. Не знаю, как помочь вам. Просить судью за вас я не могу, вы знаете, в каком я положении… Подождите. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 15-е

Глаголев и Зимин

Зимин (входя). А, старина, зачем ты здесь?
Глаголев. Пришел деньжонок попросить.
Зимин. В суде не стало разве?
Глаголев. Нету. Расходчик не дает.
Зимин. Судью бы попросил.
Глаголев (вздыхая). Просил я, да он прогнал меня.
Зимин. Ну, а у нас какие деньги.
Глаголев. Павла Тимофеича вот прошу заступиться.
Зимин. Ну уж! Он теперь сам защиты искать должен.
Глаголев (не понимая). Кто это?
Зимин. Побольше бы в суд ходил ты… Ты, брат, уходи отсюда. А то судье скажу.

ЯВЛЕНИЕ 16-е

Те же и Судейкин

Судейкин (входя). А, Степан Иваныч! Я слышал, вы донос на меня отправили в губернское правление?
Зимин (заминаясь). Нет…
Судейкин. Ну, полноте! Сознайтесь, пожалуйста. И вам не стыдно лгать! А еще друзья.
Зимин (вздыхая). Я не хотел вас тревожить. Отправлен.
Судейкин. Ну, если спросят вас: правда ли все, что написано на меня, что вы скажете?
Зимин. Скажу, что ложь.
Судейкин. Однако вы подписали, друг любезный.
Зимин. Заставили, хотя я и не хотел.
Судейкин. Прекрасно! В объяснении вы напишете, что неправда, а вас спросят: зачем вы подписали. (Про себя, идет к дверям в комнаты.) Нет, брат, это ведь не со слов столоначальника резолюцию писать в настольном.

ЯВЛЕНИЕ 17-е

Те же и Марфа Павловна с Ольгой

Марфа Павловна. Батюшки, чучело в пимах?
Ольга (смеясь тихо). Старик, бедняга, какой циник! Должно быть, из суда!.. Крючкотвор…
Глаголев (неловко кланяется и роняет табакерку, поднимает. Зимин здоровается с Марфой Павловной и Ольгой.)
Зимин. Погода сегодня хорошая!
Ольга. Помилуйте, дождь идет, они говорят — погода хорошая. Вы скажите, что делали сегодня?
Зимин. А так. Курил, лежал, пел… ну, и к вам пошел… Скука страшная. Завтра утром стрелять еду.
Ольга. А на службу?
Зимин. Ну ее… Подписать за неделю не дали.
Судейкин. Степан Иваныч, Марфа Павловна и Ольга, я вас прошу о сочувствии к одному бедному человеку. У него жена, восьмеро детей, из которых половина теперь больны. Если ему не помогут, у него умрут двое или хоть один из детей. Это бы ничего, что умрут они, а то горе, что новые хлопоты. Я прошу вас помочь.
Марфа Павловна. Это что такое? Какую порешь ты галиматью?
Ольга. Надобно помочь ему, папа.
Судейкин. Бедняк перед нами… Ну, начнем подписку…
Зимин. Этому?! Да не за что ему… Он постоянно клянчить ходит!
Судейкин. Ну, полноте, пожалуйста: вы живете на доходах. Дадим по рублю. Ну, Марфа Павловна, я даю рубль.
Марфа Павловна. Вот еще забавно! Какого-то оборванца пригласил судейского… Где мы возьмем денег, что мы за богачи!
Судейкин. Марфа Павловна, стыдись!
Марфа Павловна. Мне нечего стыдиться.
Судейкин. Припомни-ка Семенова. Ну, покажи-ка пример.
Марфа Павловна. Полтинник.
Судейкин (Зимину). Ну, что же?
Зимин. Право, денег нет.
Судейкин. А в карты есть! Полноте, Семен Иваныч.
Зимин (с сердцем). Я рубль даю.
Ольга (смеясь). Я полтора.
Марфа Павловна (дергая ее за платье). Ты с ума сошла!

ЯВЛЕНИЕ 18-е

Те же и Михайлов

Судейкин. Я еще даю рубль.
Зимин. Я полтинник прибавляю.
Ольга (смеясь). Я полтинник прибавляю.
Зимин. Я три даю! (Бросает деньги на стол.)
Ольга. Я…
Марфа Павловна (с сердцем). Да будет тебе!
Судейкин. А ты, Марфа Павловна?
Марфа Павловна. Я ни копейки!
Михайлов. Я даю полтинник!
Судейкин. Стыдись, Марфа Павловна, вот господин Михайлов дает даже, а ты не хочешь.
Зимин. Я две свои сорочки.
Ольга. Я трубку холста.
Марфа Павловна. Так и быть, я даю твоей жене старое платье да платок детям. Да смотри не пропей.
Глаголев (плача). Куда мне, батюшка? (Кланяясь в ноги Судейкину.) Премного вам благодарен! Век бога буду молить!
Судейкин (дает ему деньги). Возьми! Да встань, старик. Подожди, я дам тебе сапоги. Только, пожалуйста, ходи на службу.
Михайлов (про себя). Пропьет сегодня же и сапоги и холст! Пьяница и плут, нужды нет, что стар… Он постоянно ходит по домам сбирать на бедность, сам пьян, а дома жена и дети голодают, бедствуют, воют…

ДЕЙСТВИЕ 4-е

СЦЕНА 1-я

Комната 2-го действия

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Марфа Павловна и Чурохов

Марфа Павловна (у окна). Вы его ужасно рассердили! Ах, боже мой, куда это он пошел? Ведь он хотел итти в полицию.
Чурохов (смотрит в окно). Нет, он пошел в суд! В полицию идти не зачем,—ведь выйдет скандал, а ему с меня ничего не взять.
Марфа Павловна. Вы слышали, что здесь у нас было?
Чурохов. Как же. (Садясь.) Все слышал, как он бранил вас за то, что вы протестовали против его честности. Ах, как он был смешон!
Марфа Павловна. И вам не стыдно было подслушивать?
Чурохов. За вас мне было стыдно.
Марфа Павловна. Все-таки нехорошо подглядывать. как муж целует жену.
Чурохов. Напротив, досадно, что жена целует своего мужа.
Марфа Павловна. Необходимость, мой милый Платон Назарыч. Ведь я беру поцелуями.
Чурохов. Вы были в тот момент очень хороши… Мне, право, было досадно, что целовали вы не меня, а его…
Марфа Павловна. Э, полноте, дружочек! Ведь я ему все таки жена, обязана его любить хоть как-нибудь. Что же делать, если я его люблю только из выгод, когда мне нужно… Я вовсе его не люблю, хотя он меня и без меры любит. Вот вас я люблю, и ты это знаешь, противный! Душка! (Целует его.)
Чурохов. Скажите, зачем вы вышли за него замуж! Но, конечно… у вас была любовь, а теперь вы его не любите… Играйте, играйте вашим супругом для любви ко мне. Мы с ним справимся…
Марфа Павловна. О нет, с таким человеком надо много ума. Это такой человек, что хоть ты ему что ни говори, что ни доказывай, хоть ты его брани,— он все свое: ‘я хочу по законам и сделаю’. Так и делает.
Чурохов. Но, может быть, он вас послушает! Марфа Павловна, попросите, ради бога, ради нашей любви, прошу вас! (Вынимает деньги и дает.) Вот отдайте ему триста рублей, а это вам, за вашу любовь. Тут сто рублей. (Целует ее.)
Марфа Павловна. А если он не возьмет?
Чурохов. Быть не может! Возьмет, вы его убедите. Я удивляюсь, наконец, вашему мужу: отчего не взять? Ведь только нужно решить дело, реши его, как хочешь, и отошли в палату. Палата перерешит по-своему. Вы знаете ведь как там решают дела…
Марфа Павловна. Не знаю… За успех я не могу ручаться. Однако употреблю все меры. Он, право, такой неугомонный.
Чурохов. Да втолкуйте вы ему, что с деньгами жить хорошо, хоть где и хоть когда. Отдали под суд, уволили без прошения, деньги есть и — помилуй бог, живется. Я вот теперь и не думаю о службе, — увольняй, проживу лет тридцать, если не больше.
Марфа Павловна (смеясь). Какой вы, Платон Назарыч, громобой! Вы скажите мне, много ли вы взяли за дело?
Чурохов (тихо). А вам на что?
Марфа Павловна. Нет, так, сознайтесь.
Чурохов. Мне дали тысячу рублей. Да это пустяки против того, что взял судья.
Марфа Павловна. А секретарь взял? Ведь это его дело.
Чурохов. Ему не за что. Это такая скотина, что и говорить про него не стоит. Прежде он был здесь столоначальником и часто по ночам пьяный валялся в грязи. Женился на бывшей гувернантке богатого купца, снюхались как-то. Она ему купила дом, да и теперь много денег имеет, выхлопотала должность секретаря: судью просила, посылала в губернский мужа хлопотать. Зато как она его бьет! (Встает.) Однако, мне пора! Я вам отдам записочку, кого нужно освободить по делу. (Отдает.) Пожалуйста, пусть он освободит их, за это и деньги даю. А мне позвольте вас поцеловать. (Целует.)
Марфа Павловна. Проказник эдакой. Я поговорю ему, уговорю… Вы знакомы с Ольгой?
Чурохов. Нет. Она такая прекрасная, что я не смею с ней слова сказать. Да и горда немножко.
Марфа Павловна. Зато она умна.
Чурохов. Вы для меня всех умнее. Я вас вот уж третий месяц люблю и не разлюблю. (Целует ее и уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Марфа Павловна (одна)

Марфа Павловна. Каково я здешних-то голубчиков принадула!.. Вот какой селадон, как прежде говорили, рыцарем моим хочет быть… Прекрасно! Ох, Паша, Паша! Не люблю ли я тебя, а ты своим помешательством вот на какие проделки меня заставляешь пускаться. Это уж последнее средство соглашаться и брать деньги. Вот таким образом я уж набрала 800 рублей… О, если бы я была богата! Зачем я бедна! Я бы не допустила себя до того, чтобы какой-нибудь расходчик меня целовал. (Плюет.) Тьфу! Ты не думай, чтобы я тебя любила. Я люблю только для денег… Пусть целует… Ах, бедность-то меня заставляет только… дочь, сын… Вот я и надуваю… А подло это! Подлость! И вправду, как подумаешь, они делают нечисто. Раскольники убили троих, а они взяли четыре тысячи и хотят их оставить ненаказанными! Этакие негодяи! Да уж это явное зло. Паша правду говорит. Правда видно,— они его притесняют. Однако три месяца прошло, как Паша отправил письмо губернатору, а нет никакого уведомления. Вероятно, оставлено до ревизии губернатора. Нет, господин Чурохов, я ведь не продажная какая, чтобы мной издеваться. Я природная дворянка… Конечно, деньги… но он не согласится… Да и не надо соглашаться, попадется под суд еще… Что же я сделаю с деньгами? Отдам Паше, возьмет — ладно, не возьмет — возьму себе, пусть решает, здесь уж я не могу с ним решать. Другое дело в палате было — там дела сходили, а здесь не сойдут, палата не пропустит. Будет, я три месяца примирялась и все напрасно — его не перебьешь… Уже не уважу же этого разбойника Чурохова! Добро бы бедный какой был…

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Марфа Павловна и Навалихин

Навалихин (входя). А, Марфе Павловне мое почтенье!
Марфа Павловна. Здравствуйте, Карп Егорыч. Прошу покорно садиться. Здорова ли Марья Ивановна?
Навалихин. Слава богу. Что поделываете?
Марфа Павловна. Ничего теперь. Сбираюсь пить чай. (Садятся рядом.) Ну-с, что новенького?
Навалихин. Пока ничего нет. Слышно только, говорят, губернатор скоро будет.
Марфа Павловна. Да, говорят. Надо же посмотреть и наш город.
Навалихин (смеясь). Я думаю, ничего он не найдет достопримечательного. На нас смотреть нечего — мы люди уездные, делаем, что можем. Ну, найдет какие неисправности, так это не беда: у кого нет канцелярских ошибок, а если найдет побольше, так тоже может извинить: мы живем в уезде.
МарфаПавловна. У кого какой взгляд на вещи, Карп Егорыч.
Навалихин. Но я не думаю, чтобы губернатор был зол. Если он будет зол до нас, так должен быть таким и для других уездов. Поверьте, мы нисколько не отступаем от других городов: делаем так же, как и там — это уж дело обыкновенное — уездное. Конечно, мы попраздновали почти год, надо и на экзамен приготовляться, а к экзамену успеем. Но в этом деле мы как-нибудь замаскируемся. Страшно только подождать и быть первый час на лицо с таким лицом, а потом страх пройдет, объяснимся как-нибудь, схитрим, свалим на кого-нибудь, и все пройдет, пойдет опять обычным порядком. Это, так сказать, тревога один раз в году, или, так сказать, прорыв мельницы. Все, что копишь в год, теперь выходит разом… Вот еще новость: у нас набор, говорят, будет.
Марфа Павловна. Да, я слышала. Только из газет ничего не видно.
Навалихин. А вы, верно, выписываете?
Марфа Павловна. Павел Тимофеич выписывает ‘Северную Пчелу’, ‘Отечественные Записки’, журнал ‘Воспитание’ и ‘Русский Вестник’.
Навалихин. А! Что же, много есть любопытного?
Марфа Павловна. Есть порядочные сочинения. Нынче все больше идут по прогрессу, современное пишут, кое-где либеральничают.
Навалихин. Скажите пожалуйста! Это ведь прекрасно.
Марфа Павловна. В одном сочинении славно отделали одного судью.
Навалихин. За что же?
Марфа Павловна. За взятки и тому подобное.
Навалихин. Этакие скоты! Да как это дозволяется в печати помещать?..

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Те же и Артемий (входит с самоваром и ставит его на стол)

Марфа Павловна. Ольга приехала?
Артемий. Приехали-с.
Марфа Павловна. Скажи, чтобы принесла закуску. (Артемий уходит.)
Навалихин. Ольга Павловна ездили куда-то?
Марфа Павловна. Да, прокатиться захотелось, день такой хороший, хоть и морозный, ну, да захотелось.

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Те же и Ольга (с закуской). Артемий (приносит чайный прибор и уходит)

Ольга (Навалихину). Здравствуйте.
Навалихин (жмет ей руку). Мое почтение. Вы кататься изволили?
Ольга. Да, немножко. Дома скучно.
Навалихин. Отчего же вы к нам не ездите?
Ольга. Извините, право некогда. Я все занята, весь день.
Навалихин. Я удивляюсь, отчего вы не держите стряпку.
Марфа Павловна. Пробовали мы уже нанимать, да не умеют ничего делать, учить терпения не достает, к тому же это такой грубый народ, что скажи ей, укажи, как сделать, она рассердится: что я, говорит, вам крепостная, что ли!
Навалихин. Скотина народ! Вы бы попросили поверенного, он даст хорошую. (Пьют чай.)
Марфа Павловна. Я говорила Павлу Тимофеичу, да он все не соглашается, ‘связываться, говорит, не хочу с поверенными’.
Навалихин. Напрасно, это прекрасные люди, мы от них хлеб едим.
Марфа Павловна. Быть может, кто другой, а не мы!
Навалихин. Кто же виноват. Я удивляюсь вашему Павлу Тимофеичу… Странный человек.
Марфа Павловна. Я тоже… странный.

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Те же и Судейкин

Судейкин (входя с сердцем). А, удрал каналья! (Замечая судью.) А, Карп Егорыч! Приятного аппетита желаю каждому поодиночке, а вам особо…
Навалихин. Вы, кажется, не в духе?
Судейкин. Нет… ничего.. Вон Артемий нагрубил давече, хотел было отвести в полицию, да уж пожалел… (Садится к столу и пьет чай.) Ну-с, как губернатор?
Навалихин. Вам, я думаю, больше известно, вы часто получаете письма.
Судейкин. Да ведь пишут разно. Один пишет — скоро отправится, другой — уехал по такому-то тракту, третьи стращают, не знаешь, чему и верить.
Навалихин. Однако в ‘Губернских Ведомостях’ пишут, что отправился уже.
Судейкин. Надо полагать, что уехал по другому тракту, наш город вовсе незначительный, а он, я думаю, будет ревизовать долго, так как губернатор новый. По-моему, его и бояться-то нечего.
Наволихин. Я с вами согласен в том отношении, что он, как служивший где-нибудь в министерстве, смотрит на такие вещи, как наш суд, очень поверхностно. А в эти мелочи не ему входить. Ну, он и схватит что-нибудь этакое…
Судейкин. Общие места — немудрено… Я думаю, где ему все знать.
Навалихин. Вот вас бы послать ревизовать, вы бы укопали. А ведь я, Павел Тимофеич, к вам по делу.
Судейкин. По делу! По какому? (Садятся к левой стороне. Ольга убирает чашки, уносит самовар и садится с Марфой Павловной у стола. Разговаривает с ней топотом.)
Навалихин. Что мы станем делать с делом о раскольниках?
Судейкин. По-моему, лучше всего судить об этом в присутствии суда — при членах.
Навалихин (вынимает портсигар). Пожалуйте сигару. (Курит. Судейкин курит.) Но там… знаете, как-то неловко. Недосуг… Ведь надо обсудить, что сделать… Вы человек умный…
Судейкин (про себя). Вот-те раз! Судья с просьбой ко мне пришел! (Навалихину.) Помилуйте, Карп Егорыч… Однако я не могу понять, в чем я могу быть вам полезен?
Навалихин. Я считаю вас за человека талантливого, с таким умом, каких здесь не найдется. Вы когда еще в палате служили, так я знал вас по указам. Но я… простите, пожалуйста, меня, не понял вас, погорячился… Написал донос. Виноват, ей богу, с кем не случается, я право вас огорчил.
Судейкин. И худо сделали, что послушались людей.
Навалихин (жмет ему руку). Простите! Теперь я вас понял и всегда буду за вас стоять горой. Все делайте, что вам будет угодно. Нельзя ли оказать мне небольшую услугу?
Судейкин. В чем?
Навалихин. Написать решение по этому делу. Поверьте, кроме вас, никто не сумеет решить. Да и писать некому. Столоначальник занят и так много делает.
Судейкин. На это есть Зимин и Чурохов.
Навалихин (обидясь). Эх! На Зимина я вовсе не надеюсь. Ему ни одного решения не написать. Будьте так добры, Павел Тимофеич, хоть к завтрашнему дню.
Судейкин. Я, пожалуй, с полным удовольствием согласен решить, но у меня так много дела по своей части, надо привести в порядок… я вот целый месяц привожу в порядок дела, а все еще не могу удовлетворительно направить.
Навалихин. Те можно оставить. Мы их задним числом пустим.
Судейкин. Нет-с. Этого я не допущу. Вы видели, как я направил гражданский стол: при ревизии, надеюсь — что похвалят. Не знаю, что и делать…
Навалихин (умоляющим голосом). Павел Тимофеич! Ведь если мы его не отошлем на ревизию на этой неделе, меня ведь отдадут под суд. И то уж я под судом, да еще под суд. Шуты, сколько продержали!
Судейкин. Сами виноваты. Зачем вам было слушать бог-весть кого.
Навалихин. Я вас уверяю, отныне я ваш друг, что сделаете вы, я перечить не буду.
Судейкин. Однако на каких условиях?
Навалихин. Что угодно.
Судейкин. Во-первых, выгоните Чурохова.
Навалихин. Этого я не могу сделать.
Судейкин. Почему же?
Навалихин. Для меня он необходим так же, как необходим вам кто-нибудь, как, например, Михайлов.
Судейкин. Михайлов необходим только для моего сына. Вы знаете, что я за него не прошу а уж, кажется, он давно может быть столоначальником гражданского стола, как без меня он получал три рубля, так и теперь получает три. Я решительно никому не протежирую.
Навалихин. Я определю завтра же Михайлова столоначальником, дам ему десять рублей, если хочете…
Судейкин. Да Михайлов не согласится быть столоначальником. Он не с таким умом, чтобы служить ему в суде. Чурохов если вам друг, то враг всех служащих, причина беспорядков. Если вы не дадите слова убрать его, я вашей просьбы не исполню.
Навалихин (чуть не плача). Помилуйте. Это невозможно. Он женится на моей свояченице.
Марфа Павловна (про себя). Вот какая скотина! Ну, отомщу же я ему!
Судейкин (вставая). Я подумаю, можно ли решить дело.
Навалихин (чуть не плача). Павел Тимофеич…
Судейкин. Сердиться, так сердиться. Я не понимаю, почему вы так полюбили Чурохова. Друзьями можно быть хоть где. Я вас прошу, хоть предложить ему секретаря магистрата, благо ваканция есть. Место прекрасное…
Навалихин. Я ему предложу — место тут хлебное. Но кого же мы определим?
Судейкин. За этим дело не станет. Пусть сами служащие выберут рагходчика, а надсмотрщика выберем сами мы. Второе — чтобы у нас был порядок, чистота, чтобы дела шли исправно и служащие на вас не жаловались.
Навалихин. И это невозможно.
Судейкин. Да отчего же невозможно-то? Очень возможно. Только предоставьте мне суд, посмотрите, как я его направлю.
Навалихин. Согласен, (про себя:) Вот до чего я унизился…
Судейкин. Теперь и я согласен. Будьте покойны.
Навалихин (жмет ему руку). Ах, как я рад! Как рад!. Как хорошо иметь под рукой такого опытного человека. Суд от вас много выиграет. Пожалуйте ко мне сегодня на вечер.
Судейкин. Благодарю. Я займусь делом.
Навалихин. У нас будет совет насчет ревизии.
Судейкин. Хорошо, если будет время.
Навалихин. Пожалуйте! (Марфе Павловне и Ольге.) И вы, пожалуйста, приезжайте… Вы, право, никогда не ходите к нам… Вот Ольге Павловне надо бы бывать везде, а то какая-то затворница.
Марфа Павловна. Благодарю. Может быть, приедем!.
Навалихин. До свиданья! (Кланяется и прощается со всеми. Судейкину:) И так, я в надежде?
Судейкин. Будьте в надежде. К завтрему будет готово. (Навалихин уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Те же без Навалихина

Судейкин (смеясь). Что, хорош Судейкин?
Марфа Павловна. Хорош. Только надо бы деньжонок, попросить.
Судейкин (садясь). Ты, право, помешалась в уме!
Марфа Павловна. Ну, полно. Ты сообрази, пожалуйста, ведь он деньги взял, а ты обрабатывай.
Судейкин (смеясь). Я их обработал уж. У меня решение уж написано. Покаются те, которые давали, что дали, да и эти господа покаются, что взяли….
Марфа Павловна. Кто же больше всех обвиняется в деле?
Судейкин (смотря на Марфу Павловну). А тебе на что?
Марфа Павловна. Меня просили освободить главных виновных. Вот и записочка. (Отдает Судейкину записку и деньги.)
Судейкин (с сердцем). Кто писал?
Марфа Павловна. Почерк знакомый. Кто писал, тот давече был здесь. Помнишь, ты еще хотел идти жаловаться на него, зачем он подслушал наш разговор и смеялся, как ты со мной любезничал.
Судейкин (бегая по комнате). Это все Чурохов! Вот он, вот мошенник… Он еще записки пишет, кого освободить… О, я все представлю губернатору: много ли ты взяла?..
Марфа Павловна. Все у тебя.
Судейкин (выходит из терпения). Что? Врешь… я тебе много раз говорил не брать, так я же сделаю с тобой… Я представлю деньги губернатору, скажу, что Чурохов принес моей жене. Пусть допрашивают вас… Нет, ты меня не проведешь, матушка! Я давно замечаю твои с ним проделки! Пусть судят вас.
Марфа Павловна. Но, Паша, подумай, ведь это скандал.
Судейкин. Мне все равно!
Марфа Павловна. Ты замараешь мою честь и свою…
Судейкин. Твою только… И не стыдно тебе!.. Я серьезно говорю — деньги будут представлены… Как приедет губернатор,— он сегодня приедет,— я ему и отдам. Отдай сейчас все деньги!
Марфа Павловна. Паша, вот еще сто рублей, а остальные сто я издержала.
Судейкин. Марфа Павловна! Ты мне не жена после этого! Я напишу тебе билет на два года, поезжай с этими деньгами куда, хочешь, хоть к чорту!.. Марш из моего дома… Ты отравляешь мою жизнь!..
Марфа Павловна. Паша!
Судейкин. Вон! Чтобы духу твоего не было здесь!
Марфа Павловна. Павел Тимофеич, подумай!
Судейкин. Я что сказал, то свято. Завтра же вон! Вон, вон!
Ольга. Папа, пощадите маму!..
Судейкин. Что?.. Ее?.. Никогда!
Ольга, Папа, я вас прошу.
Судейкин. Вон!.. ни слова.
Ольга. Пожалейте!
Судейкин. Тебе что надо! Ты что мешаешься в мои дела, с нее, что ли, берешь пример?
Марфа Павловна. Что это с тобой? Ты дай мне рассказать все…
Судейкин. Ни слова. Уйдете ли вы с моих глаз. Я велю вас вывести, сударыня!
Ольга. Папаша! (Плачет.) Прошу вас!..
Судейкин. Артемий! Артемий! (Входит Артемий.)

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Артемий

Судейкин. Выведи эту барыню на улицу!.. Нет, в другую комнату…
Ольга. Не тронь, Артемий!
Артемий. Чего же барин-то, с ума сошел, што ли?
Судейкин. Господи!.. До чего я дожил!..
Ольга (Артемию). Уйди, пожалуйста. Он нездоров. Сходи за лекарем сейчас же. (Артемий уходит.)
Ольга. Папаша, умоляю вас! (Становится на колени.) Подумайте, пожалуйста, что вы делаете. Ну, хорошо ли, вдруг, без всякой, может быть, причины говорить такие вещи, да еще позвали кучера… Он теперь всем расскажет. Папаша, я знаю все: Чурохов обманывал мамашу, она не соглашалась, он давал деньги и уходил. Ведь, ничего не оставалось больше, как сказать вам…
Марфа Павловна (встает на колени). Павел Тимофеич, друг мой, Чурохов искал даже моей любви… Я согласна отдать все деньги, я продам лошадь…
Ольга. Мамаша не будет больше брать…
Марфа Павловна. Не буду, Паша!
Судейкин (встает). Вы со мной комедию играете… Ну, да бог с тобой! Эту вину я тебе прощаю… (Бросает на пол деньги.) Возьми их, прибери, делай, что хочешь, если они тебе дороги, а на твоей лошади я не поеду… Это деньги, за кровь добытые! Прощаю до первой вины… тогда я не прощу тебя… (Ольге:) А тебя прошу не просить за нее… (Встает.)
Ольга (целует Судейкина). Благодарю, папаша. Как вы, право, сегодня строги…
Марфа Павловна. Прости, Паша, теперь я клянусь тебе, не заикнусь даже о какой-нибудь просьбе.
Судейкин. И хорошо сделаешь, дай бог.
Марфа Павловна. Вот увидишь.
Судейкин. Посмотрим.
Ольга. Ну, помиритесь, папа, ведь сегодня на вечер звали…
Судейкин. Ну, их к чорту!
Марфа Павловна (берет руку). Прости.
Ольга (берет руку). Простите…
Судейкин. Ну, ну, вперед, чтоб не было.

ЯВЛЕНИЕ 10-е

Те же и Михайлов

Ольга. Михайло Иваныч, скорее сюда!..
Михайлов. Что такое?
Ольга. Разнимайте руки.
Михайлов. Да я не знаю, что такое?
Судейкин. Ладно, ладно! (Опускает руки.) Вот что, Михайло Иваныч, вам сегодня придется не поспать ночь. Я боюсь как бы губернатор не приехал ночью… Мне хочется его встретить. Просидимте в суде.
Михайлов. Хорошо.
Ольга. А он непременно будет сегодня?
Михайлов (тихо Ольге). Сами же говорили мне. (Судейкину.) Губернатор должен быть в 9 часов. Мне сейчас сказывал ямщик…
Судейкин. Так пойдем. Надо приготовить свой стол в порядке. Ну, Марфа, прощай! Иду на бой, теперь уж не с тобой… Да смотри у меня… Да! Вы пойдете к судье?
Марфа Павловна и Ольга. Нет.
Судейкин. И не следует. (Все уходят в разные двери.)

СЦЕНА 2-я

Порядочно убранная комната в доме судьи Навалихина, три двери — впереди, направо и налево. Они растворены. Два стола у дверей, по правую и по левую сторону, и третий стол в углу. На столах вина, водка и закуска. Стулья расставлены в симметрическом виде.

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Зимин, Тетерин и Попов (исправник) сидят в углу от правых дверей. Из дверей налево выходят Навалихин и Марья Ивановна, толстая женщина, 30 лет, в шелковом зеленом платье, и чепце, и Чурохов, 30 лет, одет шеголевато. Он садится к столу на право, из дверей направо выходят Дорофеев и Степанида Львовна, 56 лет, худощавая, высокая, в косынке. Прасковья Ивановна, 20 лет, шадровитая, некрасива собой, с сеткой на голове, ест мелкие орехи, Анна Ивановна, 30 лет, в шляпке. Садятся к столу налево.

Чурохов. Карп Назарыч, вы не слышали, скоро война начнется?
Попов. Слышал что-то. Говорят, с Турцией.
Тетерин. Да, говорят, говорят, будто у меня ноги болят, а я не верю.
Дорофеев. Давно бы эту нехресь пора стереть с лица земли! Как бы это Турцию-то взять.
Тетерин. Ну-ка, ухитрись! А? пузо-то вон какое. Ну-ка, выпьем. (Подходит и пьет.)
Дорофеев. Ты, барин, не больно заедайся.
Тетерин. Ну-ну, бургомистр… Пей! ты ведь погребок открыл, а мне хересу-то мало дал!
Дорофеев (с сердцем). Есть за что, так даю.
Попов. А, право, славно бы завоевать Турцию.
Степанида Львовна. Возьмут ее, татарку, так я пешком пойду на богомолье. Панихиду сослужу в Иерусалиме по отце Льве.
Дорофеев (смеясь). Куда тебе, старухе!
Степанида Львовна. Пойду, ей-ей, пойду! С костылем так и пойду.
Дорофеев. Ты и дома-то кое-как костыляешь. Молись дома, икон много.
Степанида Львовна. Ну пойду, от благочестия пойду….
Зимин (Тетерину). Мужичье, ей богу.
Тетерин. Хоть какую пулю слей — поверят. Пишут, на Кавказе горцы бунтуют. Вот что страшно-то.
Степанида Львовна. Где?
Тетерин. На Кавказе.
Степанида Львовна. Ах-ти мне! Там мой братец служит. Офицером пятый год.
Прасковья Ивановна (Чурохову). Так набор-то будет?
Чурохов. Как же, Прасковья Ивановна. Я буду проситься письмоводителем, уж сто целковых не пожалею, в палату пошлю.
Прасковья Ивановна. Большой ли?
Чурохов. По 5 человек с тысячи, кажется.
Попов. Больше.
Чурохов. Нет, по 5.
Тетерин. Чего вы врете, по 6.
Дорофеев. А где читали?
Чурохов. Теперь еще не пишут, а будет.
Дорофеев. Ну, значит, вам набухвостили, а вы и веру дали.
Тетерин. Все равно, хоть 5, 6 или 8 с тысячи, а набор будет. Заживем опять.
Попов. Конечно, почтмейстеру как не жить, сколько доходов.
Тетерин. Чорта два. В рекрутчину больше писем пойдет.
Зимин. И доходнее, стало быть, сдачи никогда не сдаешь.
Тетерин. Чорта два. Вы вот сотнями берете, а мне дают мало, да и тут шлешь в губернскую, чуть где видишь загвоздку. Там такие тоже живодеры: нашему брату трудно жить. Не дашь, так и с места слетишь.
Попов. Все-таки почтмейстерам лучше нашего житье. Дела нет, только почту принимает да отправляет.
Тетерин. Как же? Дела не делай, а с дела не бегай.
Зимин. Да это где почт много. А у вас две в неделю — одна придет, другая уйдет, набор один раз.
Попов. Райское житье! К пасхе и к новому году тот несет, другой, тот — кулек вин, другой — голову сахару, третий — чаю.
Тетерин. Так что? Обязаны! Я для них служу, письма отправляю. Вы бы посмотрели, как в губернской-то делают. Там покойный почтмейстер 5 тысяч рублей накопил пятачками серебряными.
Степанида Львовна (разводит руками). Так-таки серебряными?
Тетерин. Да.
Дорофеев. А мы все не можем 5 рублей в месяц разменять. Казначей не дает.
Попов. Это такая скиляга. Зазнался уж больно. Я, да я, ‘У нас, говорит, в палате все образованные, честные!’ А определяют за деньги. В прошлом годе хотел брата определить казначеем, председатель говорит: на испытание приму, пусть сперва в палате послужит, а губернский казначей говорит: ‘можно, давайте 200 рублей серебром’. Зато секретарь там день и ночь сидит. Умора такой…
Степанида Львовна. Экое чудо — 5 тысяч пятачками накопил.
Тетерин. Чаю пудов 5 осталось, 70 голов сахару одного, Да мало ли чего. У него был дворник Митька, все мыл его в бане, так и тот получал по рублю в день или по рубахе: места давал почтальонам в смотрителя. Другой был любимец, старшой, все чавкает зубами, как говорит. Почтмейстер крикун был. Прикрикнет так, что беда. Вот старшему нужно, знаете, собрать денег, а он и трясет с почтальонов, которые приедут с почтой. Тот дает, а пьян и стоять не может, красный такой. Стоит почтальон у стены. Почтмейстер, сидя в присутствии, под вечер, в халате, гнусит. ‘Ну, что брат, растрясло тебя, вишь какой красный! Поди выспись’. Тот и рад. Другой трезвый, да не понравился старшему, старшой и говорит и чавкает. (Показывает, как чавкает.) ‘Почтальон-с пьян-с, ваше высокородие’. А почтальон трезвехонек, он на него и прикрикнет: ‘Вишь, скотина, как шары-то ты налил!’ — ‘Я, ваше высокородие, трезвой!’ — ‘Ты ишшо говорить! Старшой дай ему 300 розог…’ И отдуют. А грамотен таково был старшой: почтмейстер раз спрашивает номер сумки, он и говорит: ‘сорок двадцать второй’, а чин сначала подписывал: ‘коллегии регистратора’. Теперь уж не то, всеми делами правит письмоводитель: дай ему — все ладно, и теперь вин, водок и чаю пить надо идти в губернскую контору.
Попов. Вот судье теперь доход будет.
Навалихин. А что?
Чурохов. Каждый день будет ходить в рекрутское присутствие пить шампанское.
Навалихин. Э, полноте, друзья. Набора-то еще нет.
Чурохов. Жаль, что нет Судейкина. Он бы нам прочитал проповедь.
Тетерин. Он странный человек.
Попов. Чего притворяетесь,— друг ваш: племянник ваш учителем у него.
Тетерин. Все-таки, хоть и друг, а странный.
Чурохов. И невежа к тому.
Попов (Навалихину). Ну, а ваш донос как?
Навалихин. Ничего нет еще.
Попов. Надо бы его спихнуть.
Тетерин. Что он вам мешает взятки брать?
Дорофеев. Нет, он честный, обсудительный, благородный…
Тетерин. Вы, бургомистр, его не защищайте. Я ведь знаю, как вы к рождеству ему крупчатки два мешка подарили. Я в ‘Сыне Отечества’ про вас читал.
Дорофеев. Следует, так дарю.
Чурохов. Я вам, господа, скажу, что всеми делами Судейкина жена заправляет.
Попов. Вот как!
Навалихин, Тетерин и Дорофеев. Неправда!
Чурохов. Да чего еще надо вам: я сегодня ее помаслил немного. Просил уговорить мужа одно дельце решить, ну, денег дал и согласилась.
Попов. Право!
Чурохов. Да. Он всегда соглашается с женой, и что она ему ни скажет, так и будет. Вот и это я хочу описать да в ‘Сын Отечества’.
Тетерин. Эдакая скотина! Да и это, брат, ты верно там насочинил! (Чурохов улыбается.)
Попов. Вы! (Чурохов молчит.)
Тетрин. Ах ты!
Навалихин. Я и не знал! (Подходит к Чурохову, тихо.) Вы просили о деле-то?
Чурохов. Как же.
Навалихин. Ну, что?
Чурохов. Надеяться можно, перевес на нашей стороне.
Навалихин. А он вас сильно недолюбливает.
Чурохов. Чорт с ним!
Тетерин. Да как же вы, Платон Иваныч, с ней сошлись-то?
Чурохов. Ну уж, это мое дело.
Марья Ивановна. А дочка-то, дочка-то! такая гордячка, что ужасти.
Анна Ивановна. Представьте себе, до сих пор со мной не познакомилась. Даже с визитом не была.
Зимин. У них в губернском рука есть. От этого они и зазнаются.
Попов. Какая рука, советник, что ли? (Смеется.) Его уж давно губернатор прогнал.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Те же и Запрягалкин (городничий, высокий, толстый, плешивый, с бакенбардами и большими усами, говорит свысока)

Запрягалкин. Мое почтение, господа! (Все здороваются. )
Навалихин. Прошу садиться. Не хочешь ли чего, друг любезный!
Запрягалкин. Спасибо. Я уж пил.
Марья Ивановна. Где же Прасковья Максимовна?
Запрягалкин. Она что-то заболела.
Анна Ивановна. Прасковья Максимовна? Что с ней?
Запрягалкин. Она наливала молоко в крынку, а откуда ни возьмись — мышь и прямо в молоко.
Все. Ну, это не к добру.
Запрягалкин. Очень расстроилась она, захворала даже.
Навалихин (гостям). Пожалуйте водочки!
(Гости-мужчины пьют. Дамы подходят к другому столу и берут то орехов, то пряников, то конфет.)
Степанида Львовна. Эдакая притча стряслась. Вот как-тось мне стряпка говорила: ‘Мне, говорит, мышь соскочила в сольницу, когда я, говорит, у барина какого-то служила, ну, барыня, говорит, и умерла’.
Дорофеев. Я вот всегда замечаю, как кот черняйка пересекает мне дорогу, значит, неудача, а попадет навстречу приятно будет.
Чурохов. Я и сам замечал.
Запрягалкин. Ну, господа, к нам скоро губернатор будет, берегитесь.
Попов. Вот выдумал! Он еще и штанами не потрес.
Запрягалкин. Что ни говорите, а ждать надо. Мне уж это жданье, встречи да проводы вот где сидят! (Указывает на спину.)
Тетерин. Поделом. Не пей шпунтера, не ходи в тарантир, не играй на болетрясах. (Все мужчины пьют.)
Запрягалкин. Все-таки, господа, я городничий! Служба службой, дружба дружбой… Вы, господин почтмейстер, приберите письма-то в конторе.
Тетерин (обидясь). Ну, ну! Я ведь тебя не боюсь. Велика птица: городничий, моя должность равна твоей.
Запрягалкин (смеясь). Хочешь, арестую.
Тетерин (поднимая обе руки, вооруженные кулаками). Ну-ко, попробуй! Кто почту отправит, а? Да я всю твою полицию прибью.
Запрягалкин. Однако, господа, шутки в сторону. Надо что-нибудь делать. Право, славно живешь месяцев 10, приедет там какой-нибудь чиновничишко, важничает, кричит, да это ничего — подмаслишь, да после и смеешься над ним и живешь пан-паном. А тут губернатор! Вот архиерей ездит — тот не нашего поля ягода, у того своя паства. А губернатор, чуть не уноровил — и вон! Вот и служба. Опять надо подмасливать — еще какой человек. Все этот чорт, стряпчий, не дает покою!
Тетерин. Да, я ему ужо обломаю ноги!
Чурохов. Давно следует отколотить. Ведь такая плутина: то не по закону, другое не так, а сам с мужиков дерет.
Попов. Он все криком берет.

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Те же и стряпчий Добронравов.

Добронравов (входя). Вот как отличаются! Молодцы! Губернатор на носу, а им и горя мало…
Навалихин (берет его за руку). Пожалуйте, пожалуйте, Николай Николаевич! пожалуйте!
Тетерин. А, мое почтение, скороспелый! Ну-ко, выпьем! (Тащит к столу.)
Добронравов. Мне некогда, господа!..
Мужчины все. Пей, пей!
Добронравов. Ну, ладно! За ваше здоровье, Марья Ивановна!
Марья Ивановна. Благодарю. Прошу покорно.
Навалихин. Ну-с, что новенького, любезный мой Николай Николаевич?
Добронравов. Вы меня знаете, какой у меня взгляд на все. Я стряпчий, я блюститель закона. Нам известно — едет губернатор, а мы что делаем? что? Стреляем дичь, пируем…
Тетерин. Э, полно горячиться, приятель.
Добронравов. Вам говорят, что едет губернатор, слышите, губернатор! Теперь ничего, а приедет, так и нос повесите! Я, как блюститель закона, хочу вас предостеречь. А ты говоришь: не горячись! Ты забыл — кто я? Я за вами смотреть поставлен. Я официально говорю. Как ты письма отправляешь?.. Куда ты дел письмо с деньгами бургомистра? А? кто тебя спас?.. Кто уговорил бургомистра? Сидел бы в остроге. Не правда! (Тише.) Поймите, наконец, господа, то, что мы такое?.. Где у нас порядок, чистота, исправность? Нет, мы все, все неисправны… Даже я неисправен… Понимаете… За вас я больше вас отвечаю… с первого меня потребуют отчет, что сделал я, что сделали вы? Скверно, скверно, господа! Хоть мы и деловые люди, а сделали так мало, что на экзамене мы нуль получим! Слышите, мы нуль получим! Нас прогонят, отдадут под суд! Понимаете! Сознайтесь, кто исправен?
Попов. У меня исправно все!
Добронравов. У вас? (Смеясь.) Сейчас я был в суде и под столом в присутствии увидал разбитый полштоф! Мало этого: пьяный секретарь разодрался со столоначальником и вышиб книгой стекло в окне, а в суде так и тащит водкой да махоркой. А дела-то хороши? Ходите на службу в месяц раз.
Запрягалкин. Так, так. Все дичь стреляет, да рыбу удит.
Добронравов. А вы что смеетесь?
Запрягалкин (смеясь). Неужели и у меня есть беспорядки? Вот разодолжил!
Добронравов (горячась). У вас! Молчите, сударь! Сейчас я три просьбы получил на вас?.. Зачем вы у одного корову велели заколоть? у другого лошадь себе присвоили? с третьей взяли пять рублей за то, что она украла на три рубля?
Запрягалкин (обидясь). Это уж неправда.
Добронравов (с сердцем). Уж молчите вы. Сейчас я велел увезти с дороги вашего квартального… До того, каналья, напился, что уснул на дороге! Хороша полиция, когда все пьяны, и городничий пьян.
Тетерин. Важно! Ай-да стряпчий, молодец!
Добронравов. Ну, кто еще будет защищаться? (Молчание.) (Навалихану и Дорофееву.) Об вас, уездный судья и бургомистр, я и говорить не стану. Вы по горло завязли в грязи. Судейкин только вас и выводит из беды. А об вас (Зимину) и говорить не стоит! (Чурохову.) Вам больше всех достанется!.. Вы со своими книгами, помяните меня, уйдете под суд. Где у вас дрова, свечи? Куда вы дели?
Чурохов. Я-с… вы-с…
Добронравов (с сердцем). Молчать-с! Ну-с, что же, господа? Что мы станем делать! Как поправить дела! Я ведь говорю о наружном виде только… А дела. Ведь мы за дела будем отвечать… А каковы дела-то?
Навалихин. Может, так сойдет.
Добронравов (с отчаянием). Так-то прежде сходило! Нет, ныне не те времена. Вы скажите, что делать нам?
Навалихин. Не знаю.
Добронравов. Ну, что же? (Молчание.) Да говорите же? (Молчание.) Да вы глупы, глухи, что ли?.. Брать умели, оправдываться и язык присох. (Садится.)
Чурохов. Кажется, возможность есть поправить наши дела.
Добронравов. Какая?
Чурохов. Губернатор ведь сам ревизовать не станет, обыкновенно ревизуют чиновники, которые ездят с ним.
Запрягалкин. Да, чиновники завсегда!
Добронравов. Так что же! Они-то и опутают нас.
Чурохов. А чтобы отвратить эту беду, которая быть может на всякого из нас… Если хочете, господа, я устрою все дело.
Все. Как? как?
Чурохов. Сделаем складчину и подарим того, кто будет ревизовать.
Добронравов. Вот вздор.
Все. Складчину, складчину!
Добронравов. А если не возьмет?
Все. Возьмет.
Добронравов. Пожалуй. Деньги вещь хорошая, но много-ли мы теперь соберем?
Чурохов. Соберем, Николай Николаич… я даю две сотни серебром.
Добронравов. Я двести пятьдесят.
Запрягалкин. Я двести пятьдесят.
Навалихин. Я двести.
Добронравов. Мало. Вам пятьсот следует.
Навалихин. Триста.
Попов. Я полтораста.
Дорофеев. Неужто и мне своей мошной трясти приходится. Я пять рублей.
Все. Что вы, бургомистр!
Добронравов. Вы, купец и бургомистр. Хорошо вы знаете дело, нечего сказать — читать не умеете. Да мы вас уберем завтра же.
Все. Уберем!
Дорофеев. Двести дам.
Все. Пятьсот!
Дорофеев (с сердцем). Ладно! черти! (Про себя, встает.) Вот грабеж-то где!
Добронравов (Тетерину и Зимину). А вы что?
Тетерин. Я денег не имею.
Добронравов. Займи!
Тетерин. Не за что давать.
Попов. Вы всех больше виноваты.
Добронравов. Доходы-то куда девались?
Тетерин. Доходов нет.
Дорофеев. А пуд сахару да три фунта чаю я тебе послал к имянинам.
Все. Слышите!
Тетерин. Да уж не отдать же их губернатору?
Добронравов. А от заводов вы мало получаете, копеечные-то доходы куда дели?
Тетерин. Я лошадь купил, енотовую шубу завел, часы золотые выписал.
Добронравов. Толковать нечего! Двести рублей, как хочешь.
Тетерин (с отчаянием). Да я-то чем виноват? В губернскую контору шлешь, шлешь, да и здесь давай. Пятьдесят рублей дам. (Про себя:) Да будь ты проклят и со службой.
Добронравов (Зимину). А вы?
Зимин. У меня, право, нету.
Добронравов. Давно ли получили двести рублей.
Зимин (Дорофееву). Одолжите 50 рублей.
Дорофеев (с сердцем). Где бы я взял!
Зимин (Чурохову). Одолжите под росписку.
Чурохов. Извольте, по пяти копеек процентов на рубль, и то уж для вас! Дайте росписку завтра.
Добронравов. Где же Судейкин?
Навалихин. Он не будет верно. Он то дело хотел решить.
Добронравов. А! Это прекрасно. Вот этого человека надо не отпускать.
Навалихин. Я даю за него пятьдесят рублей.
Добронравов (Чурохову). Много ли всего?
Чурохов. Тысяча триста рублей.
Добронравов. А мало, господа!
Все. Будет.
Чурохов. Кому же деньги хранить? Я думаю сделать так: как приедет губернатор, то и дать чиновникам до ревизии, потом спросить, не нужно ли дать самому губернатору. На этот раз мы составим новую складчину.
Все. Да, да.
Навалихин. Деньги будут храниться у вас, Платон Назарыч. Вы уж и отдайте, и устройте сами.
Добронравов. Ну-с, нате сто рублей. (Дает деньги Чурохову. )
Дорофеев. Нате двести, остальные завтра.
Навалихин. Я завтра двести, а теперь сто.
Тетерин (дает). Я десять рублей. А тут, когда будут.
Попов. Возьмите пятьдесят. (Дает.)
Тетерин (Чурохову). Да смотри, не обмани! Дай росписку.
Навалихин. Не нужно, что за вздор.
Чурохов. Вы за кого меня считаете!
Тетерин. То-то! Обманешь, так мы тебя живьем разорвем.
Добронравов. А как же остальные, господа? Ратман и заседатель земского суда, казначей, секретари?
Чурохов. Я поговорю.
Добронравов. Ну, господа, пора и по домам! Надо все-таки приготовляться. Я своего письмоводителя засадил. Не худо бы и вам служащих засадить! Прощайте. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Те же без Добронравова

Тетерин. Каков стряпчий?
Дорофеев. Егоза!
Чурохов. Живодер.
Навалихин. Очень нужно губернатору так скоро приехать! Однако я завтра пошлю за служащими в восьмом часу, будем сидеть вплоть до губернатора. А теперь выпьем и сыграем. (Подходят и пьют.)
Попов. И я тоже.

(Дамы уходят в другую комнату.)

Навалихин (убирает со столов графины, бутылка и закуски. Попов, Тетерин, Чурохов и Зимин ему помогают. Садятся за стол по левую сторону, Запрягалкин и Навалихин садятся по правую сторону.)
Попов. В преферанс с табелькой по копейке.
Чурохов. Пожалуй. (Играют.)
Навалихин. В три листика.
Запрягалкин. Ладно. Я чего-то побаиваюсь, как бы губернатор не приехал сегодня…
Навалихин. Да ведь ты знаешь стряпчего! Он всегда врет.
Тетерин (играет). Без одной в семи! Ах, чортова перешница! Да как это я?.. Это ты, Зимин, облапошил. Смотри, чучело!
Чурохов. Ладно, ладно! денежки подай.
Навалихин. Три копеечки продул.
Чурохов. А я двенадцать. Везет городничему.
Запрягалкин. На то и городничий, чтобы везло. (Смеются все.)

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Те же и сторож

Сторож (входит, запыхавшись). Кирил Егорыч! губернатор вас зовет…
(Все вскакивают с мест, выпрямившись и бледнея, разинув рты, и только проговаривают: А!)
Навалихин (растерявшись). Где? Кто?
Сторож. Право, губернатор зовет, он в суде.
Навалихин (идет к нему, шатаясь). Есть там кто?
Сторож. Павел Тимофеевич.
Навалихин (бьет себя по лбу). Пропал… (Сторож уходит.)

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Те же и другой сторож

2-й сторож (Попову), Ваше высокоблагородие, губернатор в суде.
Попов (вскрикивает). Что ты врешь, скотина! вон!
2-й сторож. Они-с дела на вышке перебирают. (Попов убегает, за ним сторож.)

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Те же, без сторожа и Попова. Казак

Казак (городничему). Ваше высокоблагородие, губернатор вас требует.
Запрягалкин (ухватив живот). Ох, ох!.. не могу!..
Навалихин. Господа, беда! Пойдемте!
Все. Пойдем. (Переглядываются друг с другом и стоят.)

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Те же и Добронравов (в шубе и шапке)

Добронравов (полусумасшедшим голосом, дико). Вот! Вот! ну не говорил ли я вам? (С сердцем:) Скоты! Что же вы стоите! Губернатор меня послал за вами. (Обращаясь к каждому.) А! а! а! а! (Все смотрят на него. Навалихин становится на колени.) Вот, вот! Господи. Боже мой! (Отворачиваясь в изнеможении.) Да будьте вы прокляты! (Плюет.) Тьфу, вы черти эдакие! (Все бежат из комнаты. Добронравов за ними.)
Тетерин (возвращается). Будь он проклят, очки потерял! (Ищет на полу и находит.) Изломаны. Черти! (Бросает их на пол и убегает.)
Запрягалкин (возвращается). Где же я шапку потерял? (Бегает по комнате, подбегает к окну и бьет его.)
Марья Ивановна (вбегает). Что ты, батюшка, Лев Назарыч, с ума, што ли, сошел!
Запрягалкин. Уйди, зашибу! Черти! (Убегает в двери налево.)
Марья Ивановна (крестясь). Христос с ним, богородица!

Конец 4-го действия

ДЕЙСТВИЕ 5-е

Комната 2-го действия

ЯВЛЕНИЕ 1-е

Судейкин и Марфа Павловна (принаряженная, в чепце)

Судейкин. Слава богу, все спокойно. Теперь я, кажется, доволен.
Марфа Павловна. Еще бы не быть довольному. Надо благодарить бога. Вот как-то наши господа?
Судейкин. Да, жалко их! Я спокоен потому, что я один уцелел,— мне только сказал губернатор: ‘благодарю, благодарю, вы редкий чиновник!’ Ну, будь я такой, как они, что бы было?
Марфа Павловна. Да, ты редкий чиновник.
Судейкин. И примерный муж. (Целует Марфу Павловну.) Я ведь не забыл то, помнишь — билет-то? И сдержу свое слово.
Марфа Павловна. Ну, полно. Я уж дала тебе слово. Теперь я поняла, что значит быть таким, как ты. Мне все смешно как губернатор их отделал.
Судейкин. Да, это один из таких, каких у нас еще не было. Дело знает хорошо, честен, стоек. Он уж никогда не изменит своему слову. Главное, не фразер и не самодур. Он как приехал,— прямо в уездный суд,— а я тут. Он просит у меня дела посмотреть: ‘я, говорит, поверенный’. Я и говорю: ‘Позвольте вас спросить, милостивый государь, вы куда зашли?’ ‘В уездный суд’, говорит. А я говорю: ‘Вы знаете закон, когда нужно ходить и как ходить’.— ‘Да мне, говорит, некогда, пожалуйста, я посмотрю только’ — ‘Вам сказано, я говорю, приходите во время присутствия с просьбой. Да вы и не имеете права смотреть дела’. Он дает мне 10-рублевую бумажку. ‘Пожалуйста, говорю я сторожу, выведи этого человека вон!’ Он и пошел: ‘я, говорит, пойду к судье пожалуюсь на вас’. Потом и спрашивает сторожа: ‘Это кто?’ — говорит. ‘Это заседатель Судейкин’. ‘На,— говорит он сторожу и дает деньги, — поговори ему’… ‘Нет, этот не возьмет, вы уж к судье подите, или Чурохову’. А я говорю: ‘Вы еще все здесь? Сторож, выведи. Да где дежурный? Нет?’ Сторож говорит: ‘Я пойду к судье’. А я говорю: ‘я подам рапорт в суд’ — и ухожу. Он идет ко мне: ‘Покажите присутствие, я человек заезжий, любопытен очень’. Я не соглашаюсь. Он и говорит: ‘Благодарю вас, господин Судейкин! Я требую показать!’ ‘Позвольте знать, с кем имею счастие говорить?’? Он назвал чин и фамилию. Я испугался, но говорю: ‘Покажите доказательства’. Он дал мне предложение. Вот тут-то и пошла потеха. Все перерыл: ‘под суд, говорит, отдам! Какая гадость!’ Я все рассказал, все плутни их и про дела сказал. ‘Хорошо, говорит, я посмотрю еще’. Потом вдруг говорит сторожу: ‘Сторож, поди за судьей и скажи, что его зовет губернатор’, а сам пошел в земский суд. Там застал драку, пошел на вышку, сторож не пускает, он велел и нашел дел семь, закладенных кирпичами. Каков! Потом в городническое правление,— беспорядок, пьянство, одно дело нашел в печке с дровами, в почтовую контору,— там нашел под шкафом прошение к губернатору, письмо… На другой день что было — ужас! Чурохова посадил в каталажку, нарядил следствие из чиновника особых поручений. Сидел бы каналья в остроге, да поручители есть. Опекуна — отца Чурохова под суд упек и назначил опекуна другого, стряпчему велел подавать в отставку, судье погрозил судом… всем, всем досталось. Кричит, ругается, топает ногами: ‘Воры, взяточники! лентяи! Я вас!.. Тебя в отставку, тебя под суд. Вот пример — Судейкин! Благодарю вас. Я вас вознагражу’. А Чурохов, молодец, собрал полторы тысячи и никому не отдает их. К губернатору он не смел и сунуться, а чиновник погрозил сказать губернатору. Каков Судейкин! Посмотри, я получу орден или должность. Вот ужо будет им!
Марфа Павловна. Ты, кажется, всю жизнь будешь хвалиться этою ревизией. Посмотрим дальше, что будет. У тебя еще одно дело не решено. Ты все еще под судом.
Судейкин. Все-таки мне судьи должность дадут. Посмотри, каков я буду. Первый судья такой буду.
Марфа Павловна. И любить тебя никто не будет!
Судейкин. Пусть не любят. Буду, как должно быть честному судье. А что, жена, если определят судьей? Славно будет!
Марфа Павловна. Хорошо. Да когда это будет! Вот уже два месяца, а ничего нет.
Судейкин. Не знаю, чем кончатся их затеи. Вздумали написать на меня, что я беру взятки, сбиваю с толку судью, членов, что я дела решаю, как мне хочется. Да еще говорят, что я хотел подарить губернатора и взял от Чурохова тысячу рублей.
Марфа Павловна. Да это ничем не кончится. Ведь чиновник с полмесяца, как уехал, а все ничего нет. Уж, наверно, их обвинят, а не тебя.
Судейкин. Странно только, как это дело о фальшивом монетчике у меня оказалось?
Марфа Павловна. Верно подбросили.
Судейкин. Ну, а они говорят, что я его хотел сжечь,— два месяца держал. Я, впрочем, славно оправдался. Чиновник говорит,— они ничего не возьмут.
Марфа Павловна. Да где им висельникам! Посмотрим, что скажут дальше.
Судейкин. Но это так не кончится. Тут нарядят комиссию. Михайлова, канальи, вздумали обвинять. Скажите, пожалуйста! Ничего, говорят, не знает, а я держу его руку. Ну, коли не нравится, смени его.
Марфа Павловна. Ничего, все будет хорошо. Ты будешь судьей.
Судейкин. Что ни говори, а судьей быть мне не хочется. Мне надоела служба в суде.
Марфа Павловна. Чего еще вздумал!
Судейкин. Тебе, пожалуй, можно, а мне не то. Ведь это ничего не значит, чтобы тебя все служащие трепетали, когда ты в суде или когда кричишь на них, как, бывало, наш председатель… Положим, я дело знаю хорошо, да все-таки соблазнишься — будут силой давать, ни за что. А как соблазнишься, и опять станешь брать.
Марфа Павловна. Зато судья.
Судейкин. Нет, лучше выйти в отставку, преспокойно. Благо земля у нас есть. Я не могу понять: какая это у тебя бабушка померла, такая богатая?
Марфа Павловна. Обыкновенная родная бабушка, дворянка. Я даже думала, что она умерла уж очень давно, а третьего дня получаю духовное завещание: мельница, сорок крестьян и пятьсот десятин земли в Нижегородской губернии.
Судейкин. Вот что, Марфа Павловна, поедем туда, я выйду в отставку. Крестьян считать нечего, они уж теперь не наши, а земля будет приносить доход.
Марфа Павловна. Нет, ты послужи. Ты еще тридцати лет не прослужил. Вон какие служат в губернском — сорок лет прослужил, а еще служит. Ведь и как не служить: доходы получает и жалованье идет. Конечно, ты не будешь получать доходов, так будешь получать жалованье.
Судейкин. Но мне, право, надоело служить. Служить честно в уездном городе или хоть в губернском, хоть на каких должностях, никак нельзя. Одни служат, берут оттого, что они уже привыкли, другие оттого, что дорого содержание. На дороговизну вот все ссылаются и берут. Не бери ты, им не понравится, ты им будешь мешать, и они тебе сделают-таки какое-нибудь зло. Будем ждать реформы, авось, к лучшему будет, тогда я могу поработать.
Марфа Павловна. Как знаешь, но у нас дочь, сын!
Судейкин. Дочь как-нибудь пристроим, но только не за здешних.
Марфа Павловна. Избави бог, мы ей в губернском найдем жениха.

ЯВЛЕНИЕ 2-е

Те же и Коля с Ольгой

Ольга. Вам пора, папаша, гостей звать, скоро первый час.
Судейкин. Успею еще.
Коля. Вам который год, папа?
Судейкин. Назад тому месяц сорок шестой пошел.
Коля. А тебе, Оля?
Ольга. А мне скоро двадцать первый будет.
Марфа Павловна. Еще четыре месяца. В это время можно выйти замуж, умереть.
Ольга. Я не желаю ни того, ни другого.
Марфа Павловна. Полно!
Ольга (смеясь). Право!
Марфа Павловна. Самой давно, поди, хочется замуж.
Ольга. Я вас не понимаю что-то, мамаша?
Марфа Павловна. Чего не понимать-то. Я вижу твои проделки.
Ольга (про себя). Вот беда! неужели они о моей переписке узнали. Но Михайлов! (Марфе Павловне:) Нет, не может быть…
Судейкин. Чего запираться!
Марфа Павловна. Уж не может быть, чтобы ты, в твои лета, не любила. Ну, скажи, кого?
Судейкин. Ну, что же, Оля?
Марфа Павловна. Вот и видно, что любишь.
Ольга. Маменька!
Марфа Павловна. Какая с нами ты стыдливая, а без нас так в таком восторге. Ну, ты не бойся. Я сама ведь много раз любила. Ты любишь Зимина?
Ольга (вскрикивая). Я? Вот новость!
Судейкин. А зачем краснеешь?
Ольга. Так неужели, если я краснею, так, по-вашему, люблю. Я оттого краснею, что мне досадно и совестно ему сказать, что он глуп.
Марфа Павловна. Ну, Чурохова?
Ольга. У этого уж есть невеста, дочь бургомистра, которая уже родила, да сам он под судом. Я его терпеть не могла и раньше этого.
Судейкин. Ну, исправника?
Ольга (смеясь). Нос большой.
Марфа Павловна. Почтмейстера?
Ольга. Чучело в очках?
Судейкин. Ну, а Михайлов каков?
Ольга. Я, наконец, не понимаю вас, папаша. К чему и для чего вы выпытываете у меня, кого люблю? Неужели вы хотите, предложить мне жениха? Ведь, кажется, эти времена выходят у нас. О Михайлове я скажу, что хоть я его люблю, но люблю только потому, что он умен, поэт и благороден. Но… он не может быть моим мужем. Только, папаша, вы правду сказали: мне пора замуж… Нет не то, не пора… а наступило время… Я прошу вашего согласия.
Судейкин. Вот-те раз. Но кто же жених?
Ольга. Согласитесь, папа!
Судейкин. Ты скажи наперед, кто он? Он, может быть, негодяй, кучер какой-нибудь, плут, взяточник…
Ольга. О, нет! он не кучер, не взяточник. Он Алексей Николаич Карташев, чиновник особых поручений при губернаторе.
Судейкин (встает). Вот тебе раз! Марфа Павловна. Не может быть!
Ольга. Я вам расскажу. Когда он приехал из Петербурга, то жил в нашем доме, в другой половине, помните, мне тогда шестнадцатый год был. Он жил у нас полгода. Служил столоначальником в губернском правлении месяца два, потом перевели его младшим помощником правителя канцелярии при губернаторе. Когда он жил у нас на хлебах, я его полюбила, он такой прекрасный, милый — вы знаете. Он меня тоже полюбил. Когда съехал с квартиры, мы с ним часто видались на бульваре, и на берегу, и в церкви, везде. Но… мамаша, простите, я вам ничего не говорила, вы его не любили за то, что он вас чем-то обидел. Он писал мне сюда письма и теперь пишет…
Судейкин. Ах ты, плутовка!
Ольга. Простите, папаша, мама! (Целует обоих.)
Судейкин и Марфа Павловна. Ну, ну.
Ольга. Папаша, вы теперь судья, с чем имею честь поздравить!
Судейкин. Как так?
Ольга (вынимает письмо и дает Судейкину). Читайте, вчера я получила.
Судейкин (читает). ‘Дорогая Ольга! Прости — я долго не писал, служба мешала. Скажу тебе вот что: если ты меня не разлюбила, то жди на другой день по получении моего письма. Я давно бы был у вас, да вот вторую неделю вожусь с здешними властями: такая бестолочь и путаница, что не знаю, как я буду рад, если кончится все скоро. Да, я кончу сегодня. Завтра вечером буду у вас. Я еду на следствие по жалобе вашего бургомистра на Чурохова об… Ну, сама знаешь, отчего родилось дитя у девицы Прасковьи Ивановны Дорофеевой! Поздравь своего papa с тем, что он определен исправляющим должность уездного судьи в ваш город. Надо бы давно отправить бумагу, да я взял ее к себе, по пути, везу с собой отчет по ревизии губернатора, который прислан мне вчера. Это я везу для утешения Павла Тимофеича и хочу прочитать вслух. К тому же, новые должностные лица уже отправились. Скажи твоему papa про нашу любовь, поклонись при этом от меня ему и твоей мачихе, и, наконец, попроси согласия на… брак’.
Судейкин. Ай-да Ольга! (Целует ее.) Молодец!
Марфа Павловна. Я ему прощаю все. Он меня укорил как-то, что я плутую много и тебя, Паша, обманываю. Бог тебя благословит.
Ольга (обнимая отца и мать). О! Как я вас благодарю!
Судейкин. Пойду, хвачу бальзаму. Пойдем-ка, Ольга, сладкой.
Ольга. Благодарю, папа!
Судейкин. Я пойду теперь звать гостей. Всех, всех назову… и Чурохова позову!.. Судья! Какой я молодец…
Марфа Павловна. Орел!.. Орел!.. Пойдем выпьем… (Уходят.)

ЯВЛЕНИЕ 3-е

Ольга, Коля и Михайлов

Михайлов (входя). С имянинником.
Ольга. Mersi.
Михайлов. Здоровы ли, Николай Павлыч?
Коля. Dieu mersi! (Коля убегает и приносит две папиросы.)
Ольга. Ну, как ваш переход?
Михайлов. Ничего нет еще. Где votre p&egrave,re?
Ольга (смеясь). Уехал звать гостей.
Михайлов. У вас сегодня бал?
Ольга. Ну… Но кроме бала у нас есть радость. К нам будет гость.
Михайлов. Кто же?
Ольга. Мой старый друг.
Михайлов. А! Ваш жених, конечно…
Ольга. Да! И как я рада. Но… Михайло Иваныч, вы сердитесь?
Михайлов. Нет! Я вам сказал, что я только друг ваш… Я рад, что скоро кончится ваш роман.
Ольга. Вы, право, говорите, будто равнодушны.
Михайлов. Что же делать, Ольга Павловна. Мы не рождены друг для друга, хотя и понимаем, рассуждаем одинаково. Между мной и вами в нашем общественном положении есть то расстояние, что вы не можете выйти за меня замуж. Вам не дозволят. Это общественное мнение, приличие, так сказать,— и дай бы бог, чтобы это приличие скорее вышло из своего предела, дай бог, чтобы женщина признавалась существом самостоятельным, а не игрушкой мужчины, воли других. Будем ждать этой свободы. Быть может, вы без этого меня полюбили бы… но и тогда вы бы полюбили не надолго… тем более, у вас есть старый друг…
Ольга. Вы, кажется, живете своими идеями, своею поэзией. Бросьте ее. Вы с ней ничего не выиграете.
Михайлов. Ольга Павловна! Позвольте вас спросить, чем помешала вам моя поэзия, мои сочинения?
Ольга. Я не говорю, что помешали. Мне жаль вас, жаль, что жизнь-то ваша тратится ни за что. Ведь ваших сочинений, кроме меня, никто не читает.
Михайлов. Это правда, но писать я буду до тех пор, пока будут силы, пока какие-нибудь, перевороты в жизни не заставят меня бросить.
Ольга. Вот если вы женитесь, вам некогда будет писать.
Михайлов. Жениться! О, я неспособен на этот риск. Я могу только любить, но не жениться.
Ольга. Какие у вас идеи! Вы либерал!
Михайлов. Найдите, укажите мне невесту. Мне нужно, например, такую, которая бы сочувствовала мне, понимала меня, утешала меня как друг. Мне хочется радости, а не муки, а таких-то женщин нашел я только вас одних, Ольга Павловна…

ЯВЛЕНИЕ 4-е

Те же и из комнаты входят Навалихин, Марья Ивановна, Зимин, Запесошный, Попов, Дорофеев, Степанида Львовна. За ними Марфа Павловна. В дверях из прихожей входит Тетерин. Михайлов уходит в комнаты с Колей. Гости одеты по-праздничному. У Степаниды Львовны на голове шаль. Они все подходят к Ольге, поздравляют ее с имянинником. (Поздравляют Марфу Павловну)

Навалихин. А где же Павел Тимофеич?
Марфа Павловна. Он ушел звать гостей.
Тетерин (Ольге). Ну-с, что поделываете?
Ольга (смеясь). Не знаю, что и сказать вам.
Тетерин. Вы чисто пишете, почерк у вас боек. А позвольте вас спросить, кому это вы письма все пишете?
Ольга. Какой вы любопытный?
Тетерин. А право?
Ольга (смеясь). Много будете знать, скоро состаритесь.
Тетерин. А я знаю… (тихо ей). Душке Карташеву… Так ли?
Ольга (отходя). Ах, боже мой, да вам-то какое дело?
Попов (Навалихину). Ну что, судья, дрожит сердечко?
Навалихин. Что дрожать. Увольнять нечего. Пусть кого другого уволят, а не меня.
Дорофеев. Ну, будет, знать-то мне… Я все еще животом маюсь с той поры, как губернатор меня мушторил.
Зимин. А он, говорят, вам так и сказал: ‘э, брат, ты и читать-то не умеешь’.
Дорофеев (сердясь). Небось, получше его сумею.
Ольга (подойдя к Зимину). Что поделываете?
Зимин. Ничего. После обеда, обыкновенно, сплю, вечером пью чай, играю на бандуре или иду в гости.
Ольга А книг все не читаете?
Зимин. Нет.
Ольга (смеясь). Отчего же?
Зимин. Я не охотник, да и они меня не завлекают.
Ольга. Напрасно. Я вам советую.
Зимин. Я в карты лучше сыграю, чем прочитаю.
Ольга (строго). Я хочу, чтобы вы читали. Непременно.
Зимин. О, буду, буду читать.
Ольга. Вы не раскаетесь.
Зимин. Очень рад. (Целует руку.)
Навалихин (к Дорофееву). Каков Зимин!
Дорофеев. А что?

ЯВЛЕНИЕ 5-е

Те же, Артемий приносит стол, стулья, ставит на один стол водку, вино и закуску, а другие раскрывает. Запрягалкин и Доронравов. За ними Судейкин. Все кланяются и здороваются

Добронравов (Попову). Давно вас не видать, а, кажется, под одною крышей служим.
Попов. Нездоров был. Все с ревизией проклятой.
Навалихин. Я, по отъезде губернатора, две недели пластом лежал.
Тетерин. Ну и губернатор! Такая птичка, везде все видит!
Добронравов. Такого долго не забыть. Уж я ума не приложу, что это было? Просто теперь так и боюсь: так вот под суд и упечет. Беда!
Навалихин (Тетерину). Он вам что сказал?
Тетерин. Под суд упеку, говорит, приятель! И чорт бы их побрал эти письма, как они залежались неотправленными? Да я и не боюсь: я уж послал в контору пуда три орехов. Пусть объедаются. А Чурохов-то, каналья?
Дорофеев. Не поминай ты его, злодея!
Марья Ивановна. Я никак не ожидала от Чурохова. Деньги взял себе, да и запирается, я, говорит, вот (тихо) Судейкину отдал.
Судейкин (гостям). Пожалуйте! (Все пьют.)
Добронравов. А, знать, нам достанется на калачи всем.
Тетерин. Ну, и доставайся!
Запрягалкин. Ты нахватал!
Запесошный. А мне, горемышному, больше всех.
Попов. Я это удивляюсь, отчего губернатор денег не взял?
Тетерин. Потому, что он птичка. Басит и только.
Добронравов (с сердцем). Я вам говорил, говорил: ‘это будет скверно’. А вы: ‘давай’, да и с меня содрали, а кому? Скоту Чурохову!..
Судейкин. Да, он, господа, деньги вовсе не казал губернатору, быть может, и взял бы…
Добронравов. Взял! Как бы не так. А отчего вы не отдали, как Чурохов вас просил?
Тетерин. Отчего? А?
Навалихин. Это нехорошо, Павел Тимофеич. Взять деньги и не отдать.
Судейкин. То есть, что это,— я опять что-то новое слышу?
Навалихин. Да вы зачем деньги себе взяли?
Судейкин. Помилуйте, господа! С чего вы взяли! Я ведь объясняю, что денег не брал. Ну, неужели вы еще верите такому плуту, как Чурохов.
Все (кроме женщин). Именно!
Судейкин. Напрасно.
Добронравов. А дело-то зачем у себя держали? В описи, что есть оно, не значилось. Чужие дела прятали у себя дома, а свои вершили. Хорошо! Знаем вас…
Попов. Подхалюза вы, Павел Тимофеич!
Судейкин. Неужели я вор, по-вашему? Что вы, господь с вами!
Дорофеев. Врете, братцы, Павел Тимофеич честный.

ЯВЛЕНИЕ 6-е

Те же и Артемий и стряпка (с закуской)

Попов. Всему злу виноват городничий.
Запрягалкин. Чем?
Попов. Людей обирать умеете, а нас оберегать — так нет. Губернатор приехал, а у него полиция пьяна и сам пьян.
Запрягалкин (с сердцем). Уж молчал бы! Сам-то исправен ли? Вот уберут тебя, так узнаешь.
Дорофеев (Ольге). А херес-то откудаво идет, барышня? Из каких стран? У меня он есть.
Ольга. Из Испании.
Дорофеев. Там Суворов был.
Ольга. Он в Италии, да Швейцарии был, а в Испании не был.
Тетерин. Ну, извините, он и Африку объездил.
Зимин. Как, на почтовых?
Тетерин. На слоне. Там почты нет.
Навалихин. Ну, в Африке Суворов не был.
Попов. В Египте был. (Закусывают.)
Дорофеев (берет тарелку со стола). Эх, канальство! Руки обжег. Пустите-ко к столу-то!
Зимин. Извольте-с (Отходит.)
Степанида Львовна (берет тарелку и роняет ее из рук). Ахти мне-чиньки! Ахти-ти, руки обварила! (Дует на руки.)
Дорофеев. Ах, ты! Дурачина!
Марфа Павловна. Извините, право… у нас так неудобно…
Навалихин. Вот еще…
(В продолжение этой сцены Ольга часто глядит в окно.)
Ольга. Господи, да ведь это он! (Бросается из комнаты.)
Все. Что такое? Куда это — он?

ЯВЛЕНИЕ 7-е

Ольга и Карташев (в дверях)

Карташев. Ну, веди меня к своим, представляй, я ведь здесь уж с полчаса.
Ольга. Да ты остановись у нас… (Входят.) Папа! это Карташев.
Анна Ивановна (тихо). Кто же это?
Степанида Львовна. Должно быть, жених ее?
Судейкин. Очень, очень рады! Имею честь представить, господа, Алексей Николаевич Карташев.
(Все кланяются.)
Судейкин. Алексей Николаевич, рекомендую вам (указывает), уездный судья Кирил Егорыч Навалихин, уездный стряпчий Николай Николаевич Добронравов, городничий Лев Назарыч Запрягалкин, бургомистр Иван Захарыч Дорофеев, Карп Назарыч Попов, исправник, Сила Филипыч Тетерин, почтмейстер.
Карташев (кланяется, не протягивая руки). Очень рад познакомиться!
Попов. Нет ли новостей?
Карташев. Я мало занимаюсь политикой, постоянно в разъездах. Так, разве когда пробежишь газету. Особенного ничего нет.
Навалихин. О наборе не слышно?
Карташев. Да, надо полагать, будет скоро.
Навалихин. Сколько человек с тысячи?
Карташев. Неизвестно.
Дорофеев. Осмелюсь спросить: у вас по чем хлеб?
Карташев. По 10 рублей мешок первый сорт.
Дорофеев. А у нас 12.
Попов. О ревизии губернатора, чай, поговаривают?
Карташев. Как же.
Добронравов. Что же-с?
Карташев. Мест много вакантных будет.
Добронравов. А! Я подал прошение в отставку, не знаю, уволили или нет.
Карташев. Вы? уволены-с.

ЯВЛЕНИЕ 8-е

Те же и Михайлов

Ольга (указывая на Михайлова). Это мой друг.
Карташев. А! очень приятно. (Жмет ему руку.)
Карташев. Господа, я хотел вам сообщить важную новость. Только боюсь, как бы вас не расстроить.
Тетерин. Ничего.
Попов. Мы с удовольствием узнаем…
Карташев. Но мне, право, не хочется делать это здесь, при всех. Вы узнаете завтра же все.
Добронравов. Если можно, так завтра.
Карташев. Да уж лучше завтра.
Попов. Скажите теперь! Что будет, то и будь, уж лучше разом.
Тетерин. Теперь.
Карташев. Но при всех? Ведь не ловко, господа. Впрочем, если хочете, вот вам, господин судья, указ Правления. (Отдает. Все к нему подбегают. Навалихин трясется и читает, шепчет:) под судом, в отставке по 3 пункту… Судейкин судья! (Смотрит на Судейкина с зверским видом.)
Попов. Как? Что вы?
Тетерин (тихо). Смотри: по 3 пункту… заседателя Судейкина допустить к исправлению должности судьи.
Карташев (городничему и исправнику дает пакеты). Это вам. (Те читают. Прочитав, Попов дает бумагу Добронравову.)
Запрягалкин (кричит). Меня? под суд.
Тетерин (про себя). Таковской был, не заедайся!
Карташев (Добронравову). Вам ничего. Вы уволены по прошению, но только с занесением в формулярный список и того, что вы под судом. Вот отчет по ревизии. (Отдает тетрадь.) Читайте отсюда. (Показывает.)
Добронравов (с умоляющим видом Карташеву). Да, за что же? Господи, помилуй!
Тетерин (Карташеву). А о почте тут нет?
Карташев. Читайте.
Тетерин (читает). Эдакие скоты! Обо мне департаменту донесли! Вот и будет новый почтмейстер! Хорошо еще,— есть чем жить, на год достанет. Ах, они ненасытные черти! Послать бы надо денег, так и все бы ладно было… Та-та! бургомистра, по неспособности, уволить, не дозволяя ему вперед никаких должностей. Что, Иван Захарыч, пришла нам пора выходить в отставку. Ну, брат, принимай в приказчики. Эх, ну, ее и службу! (Указывая на прочих, которые в таком положении, будто что обдумывает.) Смотри, смотри, вот бабы, чуть не плачут.
Дорофеев. Нет мне наперво отдай триста рублей, тогда пойду в отставку. Я все губернатору обскажу!
Карташев. Можете. Напишите мне, я что-нибудь сделаю.
Дорофеев. Ах, батенька! Уж я тебе сто рублев не пожалею.
Карташев. Теперь, господа, все. Новые должностные лица приехали сюда и завтра вступят в свои обязанности. Зачем приехал я, вы узнаете завтра, а теперь выпьем. (Пьет. Остальные сидят.) Да, заседатель Зимин уволен по прошению в отставку.
Зимин. Я не подавал-с.
Карташев. Не знаю. Только здесь говорится… (Показывая бумагу Судейкину.) Поздравляю вас, и вас, Марфа Павловна, и вас, Ольга Павловна!
Марфа Павловна (Судейкину). Ну, не говорила ли я тебе, что ты будешь судьей!
Судейкин (гордо). Я грудью заслужил.
Михайлов. Имею честь поздравить.
Судейкин. Благодарю. (Карташеву.) Я вам рекомендую этого молодого человека, он честный и благородный.
Карташев. Я уж слышал!
Ольга. Господи! Как я счастлива!
Навалихин (Тетерину). Экое счастие. Столкнул меня, на живое место сел. (Сжимает кулак.)
Тетерин. Вот и придешь домой ничем, а ушел-то судьей!
Попов. Погоди, приятель, просьба наша общая что-нибудь да скажет.
Михайлов (вынимает два пакета). Вот два секретные пакета один уездному суду из Губернского Правления, а другой вам — от губернатора. (Карташеву отдает толстый пакет, а другой отдает Судейкину. Карташев и Ольга уходят в комнаты).
ЯВЛЕНИЕ 10-е
Те же без Ольги и Карташева
Навалихин (строго). Где пакет?
Судейкин. У меня.
Навалихин (с сердцем). Кто судья?
Судейкин. Я.
Haвалихин (также). Врете! Я вам должности не сдавал: отдайте пакет!
Все. Отдай! (Подходят к Судейкину.)
Судейкин (Навалихину). На-те.
Навалихин (читает, его окружают все, кроме Судейкина и Михайлова, которые следят за Навалихиным. Навалихин поднимает письмо). Браво!
Гости (Судейкину). Что, что?! Гусь ты эдакой, попал и ты! И часу не был судьей!
Судейкин. Господа, вы забылись! Я прошу вас… Вы из приличия вышли.
Навалихин (дрожа от злости, подходит к Судейкину и бросает в его лицо бумагу). На, подлец, читай!
Дорофеев. И ты, брат милый, под судом!
Судейкин (читает, в изнеможении садится на стул и облокачивается на стол). Как, за что? (Задумывается.)
Марфа Павловна. Господа, что это такое? Что за подлость! Паша! что с тобой? (Читает бумагу и вскричав:) Ах! (Падает без чувств.)
Михайлов. Что это такое?

ЯВЛЕНИЕ 9-е

Те же и Ольга с Карташевым (Ольга плачет и держит Карташева за руку)

Ольга. Алексей, останься, погоди! пощади нас!.. (Увидев мать и отца.) Боже мой!.. Мама! Воды! Папаша, что с вами? не бойтесь, нас оклеветали!
Судейкин (очнувшись). Я… под судом!
Карташев. Ну, Ольга Павловна, прощайте. Пока дело не кончится, я не могу быть вашим женихом.
Ольга. Алеша!..
Карташев (Судейкину). Павел Тимофеич, прошу вас извинить и простить меня… Не я виноват. Я должен исполнить свой долг. Дело это я поведу беспристрастно. Итак… (Встает посредине, держа в руках бумагу, читает строго и дрожащим голосом) именем… закона вы, господин Судейкин, со своею супругою и дочерью… и вы, господин Михайлов, с сегодняшнего дня под домашним арестом… (Смотря на Ольгу). Теперь я для вас чужой. (Уходит.)
Ольга. Ах! (Падает на стул.)

ЯВЛЕНИЕ 10-е

Те же без Карташева

Михайлов. Господи! что это такое? Карташев говорит,— и я под арестом!..
Гости (переглядывались с испугом все). Что? что?
Марфа Павловна. Под судом!
Ольга. Папа!
Михайлов (читает про себя бумагу). (Гости переглядываются друг с другом, смотрят на то место, где стоял Карташев, и один за другим уходят). Павла Тимофеича обвинили во взяточничестве, за разные злоупотребления, за кражу дела с намерением сжечь. Марфу Павловну, что она взяла с Чурохова 300 рублей и дело о раскольниках решили не по закону! Как! Я сам переписывал протокол… Меня, что я промотал казенных денег 50 рублей… когда их украли! И все мы под судом! Господи, что же чиновник-то делал? Назначена комиссия!..
Ольга (бросается отцу на шею). Папаша!
Судейкин. Здесь еще!.. Я сейчас пойду…
Ольга. Куда?
Судейкин. Вязать меня! Дудки! Я судья! Вот что-с! Хо, хо, хо!..
Марфа Павловна. Что с ним?..
Судейкин (встает). Пойдем, пойдем… Эдакая беда? Фи!.. Брось ты и плюнь ему!
Ольга (со слезами). Папа!
Марфа Павловна (плачет). Паша!.. Извели его у меня. (На коленях.) Господи, Паша прав: я взяла от Чурохова 300 руб., чтобы сжечь дело…
Михайлов (смотря на двери в прихожую). Господа! вот до чего довели вы честного человека! Смотрите, любуйтесь, казнитесь! Вам ничего!.. (Плачет.)
Ольга (Михайлову). Михайлов, друг мой, милый мой, не оставляйте нас!.. Я не люблю никого, кроме вас.

ЗАНАВЕС

КОММЕНТАРИИ

В комментариях к произведениям т. VI, Дневнику Решетникова и его письмам приняты следующие сокращенные обозначения:
а) Наиболее часто упоминаемых источников:
1. Гл. У<спенский>. Некролог. Ф. М. Решетников.— ‘Отечественные Записки’ 1871, кн. IV. — Ст. Гл. У. 1871.
2. Глеб Успенский. Федор Михайлович Решетников. (Биографический очерк.) — Сочинения Ф. М. Решетникова. Изд. К. Т. Солдатенкова. С портретом автора. Том первый. М. 1874 [Статья датирована: 31 мая 1873 года. СПБ.]. — Ст. Гл. У. 1873.
3. М. Протопопов. Федор Михайлович Решетников как человек и как писатель. — Сочинения Ф. М. Решетникова в двух томах. С портретом автора и вступительной статьей М. Протопопова. Дешевое издание Ф. Павленкова. Том первый. Спб. 1890. — Ст. М. П. 1890.
4. Из литературного наследия Ф. М. Решетникова. Редакция, вступительная статья и примечания И. И. Векслера. Академия Наук СССР. Институт Русской Литературы. ‘Литературный Архив’. Вып. I. Л. 1932 — ЛНР 1932.
б) Архивохранилищ:
1. Рукописное Отделение Института Литературы Академии Наук СССР. — ИЛИ АН СССР
2. Рукописное Отделение Ленинградской Государственной Публичной Библиотеки им. M. E. Салтыкова-Щедрина — ЛГПБ
Заседатель. Впервые, под произвольным заглавием ‘В омуте’, с подзаголовком: ‘Драма в 5-ти действиях Ф. М. Решетникова’,— напечатано в ‘Русском Богатстве’ 1887, кн. V—VI, стр. 123—213. Цензурное разрешение журнальной книжки — 30 мая 1887 г. {С журнального набора, с незначительными исправлениями, в том же году вышло отдельное издание под заглавием (на обложке): Ф. М. Решетников. В омуте (Заседатель). Драма в пяти действиях. Издание журнала ‘Русское Богатство’ Спб. 1887. Стр. 93+1 белая. Цензурное разрешение — 2 июля 1887 г., на титульном листе подзаголовка ‘Заседатель’ нет.} Публикация сопровождена редакционным примечанием: ‘Полная рукопись не напечатана (?)’. В собрание Сочинений Решетникова впервые включено редакцией издания 1904 года. Рукопись неизвестна.
Воспроизводится по журнальному тексту.
Основываясь на записях Дневника Решетникова, Г. И. Успенский неоднократно упоминает ‘обличительную’ пьесу его ‘Деловые люди’. Это свое произведение Решетников давал на прочтение своему начальнику А. А. Толмачеву. Биограф Решетникова сохранил для нас и запись из Дневника автора, содержащую отзыв Толмачева о пьесе:
‘Вы какие-то кляузы пишете: тут какая-то женщина учит мужа…’ {Ст. Гл. У. 1873, стр. 41, в этом томе см. на стр. 269.} Этот намек на содержание ‘Деловых людей’ сближает не найденную Успенским в бумагах Решетникова пьесу с комментируемой драмой, все содержание которой построено на верховодстве Марфы Павловны и в семейной жизни, и в служебной деятельности Судейкина.
Не найдя в бумагах Решетникова пьесы ‘Деловые люди’, Успенский обнаружил там рукопись комедии ‘Судейкин’, которую и сближает с ‘Деловыми людьми’:
‘Комедия эта написана прозой и, судя по содержанию, очень подходит к ‘Деловым людям’, о которых мы кое-чего знаем из Дневника. Одно ли это то же—сказать трудно, но направление найденной комедии точно так же вполне обличительное’ {Ст. Гл. У. 1873, стр. 40.}.
Опираясь на это свидетельство Успенского, мы в еще большей степени сближаем комедию ‘Судейкин’ с комментируемой пьесой ‘Заседатель’, право на такое сближение дает имя главного героя пьесы ‘Заседатель’, а кроме того, для сближения пьес ‘Деловые люди’ — ‘Судейкин’ — ‘Заседатель’ имеет значение одна деталь, на которую биограф Решетникова не обратил внимания. В повести ‘Между людьми’ Решетников раскрывает понятие ‘деловые люди’: по его свидетельству уездные чиновники, отличая себя от других групп населения крупного горнозаводского центра (купцов и горнозаводских чинов), именовали себя ‘деловыми людьми’ (см. т. II настоящего издания, стр. 68, строка 33 и след.). Это же чиновничье самоопределение находим и в тексте комментируемой пьесы: стряпчий Добронравов заявляет (IV д., 3 явл.):
‘Хоть мы и деловые люди, а сделали так мало, что на экзамене нуль получили’.
Близость трех пьес, таким образом, не подлежит сомнению, но у нас нет никаких данных для безоговорочного их отождествления. Не исключено, что три заглавия означают существование трех последовательных редакций одной и той же пьесы, получавшей в каждой новой редакции новое заглавие, причем первая редакция — ‘Деловые люди’ — к моменту знакомства Успенского с архивом Решетникова могла в нем отсутствовать, вторая — ‘Судейкин’ — была предоставлена в его распоряжение, а третья — ‘Заседатель’ — ни в 1871, ни в 1873 гг. ему не была предъявлена. Не исключается также и другой вариант предположения: особой рукописи под заглавием ‘Деловые люди’ вовсе не существовало, и под этим заглавием автор Дневника разумел рукопись ‘Судейкин’, в позднейших записях Дневника двойное наименование одних и тех же произведений имело место. Наконец, мыслим и третий вариант догадки: пьеса ‘Заседатель’ ошибочно названа Успенским ‘Судейкин’, и рукопись именно этой пьесы была у него на руках в 1873 году.
В 1885 г. С. С. Решетникова доставила пьесу ‘Заседатель’ Н. С. Лескову с просьбой напечатать ее. Мнение Лескова об этом произведении известно из его письма Г. И. Успенскому от 8 марта 1885 г. (текст письма см. во вступительной статье к настоящему изданию, т. I, стр. XIV).
В распоряжение редакции ‘Русского Богатства’ (Л. Е. Оболенского) рукопись пьесы поступила вместе с другими рукописями Решетникова, приобретенными у семьи писателя И. М. Сибиряковым (см. там же, стр. VIII и след.).
Публикация пьесы ‘Русским Богатством’ сопровождалась специальной статьей редактора журнала. {Л. Оболенский, Два слова о драме Решетникова.— ‘Русское Богатство’, 1887, кн. V-VI, стр. 252—253.} Оставляя в стороне неумеренные похвалы Л. Е. Оболенского пьесе Решетникова, приведем указания публикатора о принципах печатания им рукописи:
‘Первоначально драма носила название ‘Заседатель’, которое мы позволили себе заменить другим, более подходящим. Точно так же и в текст драмы нами внесены незначительные сокращения’.
Эти указания не дают, конечно, никакого представления о степени вмешательства публикатора в текст Решетникова, но они, как видим, имели место, и текст ‘Заседателя’, в силу этого, мы должны считать дошедшим до нас в чужой обработке.
Что означает редакторское примечание к публикации: ‘Полная рукопись не напечатана’ — судить трудно: то ли рукопись полностью не печаталась, то ли печаталась полностью не напечатанная рукопись Решетникова. В описанном выше отдельном издании примечание это снято. {Л. Оболенский, Два слова о драме Решетникова.— ‘Русское Богатство’, 1887, кн. V-VI, стр. 252—253.}
Пьеса имеет явно выраженный биографический характер. В ней отражено представление Решетникова, в бытность самого его чиновником екатеринбургского уездного суда, о приказном мире Екатеринбурга, некоторые персонажи пьесы носят черты сослуживцев Решетникова, поскольку мы их знаем по сохранившимся в архиве писателя письмам его екатеринбургских знакомых. Некоторые ситуации пьесы впоследствии были повторены Решетниковым в повести ‘Между людьми’. Положительный герой пьесы, Михайлов, явно наделен чертами самого автора, : этот образ — несколько идеализированное представление молодого Решетникова о себе самом в период своей службы в уездном суде. Михайлов — скромный молодой человек бедного происхождения, он — родственник почтмейстера, непризнанный сочинитель и даже семинарист по образованию. То обстоятельство, что Михайлов попадает под суд, также в известной мере отражает екатеринбургские настроения Решетникова: от служебной связанности своей с преступным миром екатеринбургских приказных он ждал и себе всяких несчастий. Любопытно, что история с пропавшим ‘делом’, какую подстраивают в пьесе приказные Судейкину, повторилась и с самим Решетниковым при переводе его на службу из Екатеринбурга в Пермь, и автор ‘Заседателя’ сам пережил тяжелые дни, пока его не известили, что ‘дело’ нашлось.
Свою первую комедию Решетников писал под явным влиянием гоголевского ‘Ревизора’. В пьесе Решетникова носителем карающей справедливости является губернатор. Пермским губернатором во-время службы Решетникова в Екатеринбурге был Лошкарев (см. комментарий к повести ‘Ставленник’ в т. I этого издания). Тот же Лошкарев впоследствии появился и в повести ‘Между людьми’, но уже совершенно освобожденный от черт праведного судии, какими он наделен автором в ‘Заседателе’. {Комментарий к комедии ‘Заседатель’ составлен Л. С. Шептаевым.}
Решетников Федор Михайлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Сцены из драмы ‘Раскольник’, Решетников Федор Михайлович, Год: 1862
  2. Прогресс в уездном городе, Решетников Федор Михайлович, Год: 1871
  3. Король Иоанн, Шекспир Вильям, Год: 1596
  4. Тортовая несостоятельность, Бьёрнcон Бьёрнстьерне, Год: 1875
  5. Знаменитый паноптикум, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1922
  6. Ваал, Писемский Алексей Феофилактович, Год: 1873
  7. Души чистилища, Зайцев Борис Константинович, Год: 1923
  8. Облик грядущего, Уэллс Герберт Джордж, Год: 1935
Электронная библиотека