ЗАПОЗДАЛАЯ МУДРОСТЬ
ЗАПОЗДАЛАЯ МУДРОСТЬ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Запоздалая мудрость, Юровский Леонид Наумович, Год: 1917
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Юровский Л. Н. Впечатления. Статьи 1916-1918 годов
Сост., предисл. и коммент. А.Ю. Мельникова.
М., 2010.
Когда экономисты хотят исследовать сложный хозяйственный вопрос, они прибегают иногда к такому приёму: рассматривают его в сравнительно простых условиях изолированного государства и затем, внося поправки, распространяют свои выводы на реальные экономические и социальные отношения. Почему бы не воспользоваться тем же методом и для политических целей, когда изолированное государство налицо? Явления в нём проще и яснее, и выводы из них напрашиваются сами собой.
В обычное время изолированного государства, пожалуй, и не найдёшь. Зато теперь этих народившихся и нарождающихся государств чрезвычайно много. Излюбленный пример — всё тот же вольный город Кронштадт. Он, может быть, успел уже несколько надоесть читающей публике. Но краткая новейшая история острова Котлина столь поучительна, что было бы ошибкой не остановиться ещё раз на последнем сообщении о событиях на нём. Мы имеем в виду не грабежи, не смертные казни, не действия следственной комиссии, а отношение кронштадтского населения к кронштадтской власти.
Кронштадтская власть в короткий срок перешла все фазисы развития, через которые проходит всякое живое существо. Зародившись в порыве революции, она из органа революционной демократии, призванного расчистить пути новому строю, силою вещей постепенно стала превращаться в орган государственной власти. Это был период роста. Почувствовав себя властью, кронштадтский совет солдатских и рабочих депутатов пожелал стать властью независимой и вступил в конфликт с временным правительством и всей революционной Россией. Это был момент высшего развития. Но не прошло и двух недель, как кронштадтская власть стала склоняться к упадку. Она, по-видимому, не в силах более справиться с населением, которое создало её, и доверие, которым она пользовалась, начинает исчезать. ‘Не верим вам’ — кричала толпа членам кронштадтского исполнительного комитета, когда они требовали выдачи преступников. Это был вотум недоверия неорганизованный, конечно, неокончательный, но в то же время не случайный и показательный.
И тогда кронштадтские организации выпускают воззвание, в котором так много благоразумия, что удивляешься, каким образом сохранились столь большие запасы этого свойства на острове Котлине.
‘Всякое революционное выступление имеет смысл только тогда, когда оно организовано, — говорится в воззвании. — Каждое действие отдельного лица или группы может дать возможность врагам революции истолковать и использовать это выступление в своих целях для создания контрреволюции. Вы сами избрали совет рабочих и солдатских депутатов как революционный центр, вокруг которого должна группироваться вся революционная демократия Кронштадта. Следовательно, все распоряжения, исходящие из этого центра, должны быть обязательны для всех, кому дорого дело революции. Всякое выступление отдельных вооружённых сторон, а равно прекращение работ с целью активных выступлений отдельных групп ведёт к дезорганизации наших революционных рядов, всякие же безответственные призывы к активному выступлению со стороны отдельных лиц или групп, явно вредят делу революции’. Под этим воззванием подписались: исполнительный комитет кронштадтского совета р. и с. депутатов, кронштадтский комитет большевиков, комитет ср., меньшевиков, фракция беспартийных и организация анархистов-коммунистов.
Все эти группы, столь мало похожие друг на друга, внезапно объединились на государственной точке зрения, которая некоторым из них совсем недавно была абсолютно чужда. Большевики, товарищи которых готовили на днях в Петрограде за спиной петроградского совета р. и с. депутатов вооружённую демонстрацию, в Кронштадте неожиданно заявляют, что ‘выступления отдельных вооружённых сторон ведут к дезорганизации наших революционных рядов’. Это как будто непоследовательно: почему в Петрограде поведёт к торжеству революции то, что в Кронштадте ведёт к её дезорганизации? Почему на всём пространстве России отдельные группы большевиков и анархистов пытаются разрушить новую власть, а в Кронштадте они утверждают, что население должно повиноваться новой власти? Почему ‘каждое действие отдельного лица и группы’ в Кронштадте даёт возможность врагам революции истолковать это действие и использовать его в целях контрреволюции, а вне Кронштадта отдельные действия большевиков, направленные против государственной революционной власти и советов р. и с. депутатов, для дела революции полезны? Почему?
Ответ элементарно прост. Потому, что в России большевиков ещё сравнительно мало, а в Кронштадте их уже сравнительно много. Потому, что в отношении к русской революционной власти кронштадтский совет и кронштадтская фракция чувствуют себя революционной оппозицией, а у себя дома они сами чувствуют себя революционной властью. Поэтому-то они и переписывают политические рецепты, давно составленные в Петрограде, но они, конечно, рекомендуют их для использования исключительно в пределах своего вольного острова. На этом острове люди, недавно с небольшими оговорками отрицавшие русскую государственность, теперь внезапно сами становятся на государственную позицию и взывают к повиновению и порядку. В Кронштадте приверженцы Ленина заражаются, по-видимому, ‘буржуазными предрассудками’, которыми, по их словам, давно преисполнены все социалистические партии, кроме большевиков.
Но благоразумие приходит слишком поздно. Почему бы теперь кронштадтскому населению повиноваться своей местной власти, когда оно не желало повиноваться власти российской? Никакого логического основания для такого требования нет. И если только Кронштадт глубоко проникся теми политическими принципами, в которых он жил в течение трёх месяцев, то воззвание, которое цитировано выше, едва ли покажется ему убедительным. Кто сеет ветер, пожинает бурю.
Ленин хочет добиться власти через анархию. И желание его как будто осуществимо. Но в тот день, когда он выйдет из Мариинского дворца, чтобы приветствовать от имени нового правительства народ и потребовать повиновения себе и новому совету большевистских и дезертирских депутатов, площадь перед дворцом будет пуста, а на окраинах Петрограда начнёт скопляться народ с криками: долой правительство Ленина! Ибо истинная революционная власть не рождается из анархии. В этом отношении анархия бесплодна, и тот, кто идёт через неё, рано или поздно проиграет свою игру.
‘Русские Ведомости’, 18 июня (1 июля) 1917 года, No 137, с. 3.
Стр. 39. ‘Когда экономисты хотят исследовать сложный хозяйственный вопрос, они прибегают иногда к такому приёму: рассматривают его в сравнительно простых условиях изолированного государства…’ — Словосочетание ‘изолированное государство’ заставляет вспомнить работу немецкого экономиста Иоганна Генриха фон Тюнена (von Thiinen) (1783-1850) ‘Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству и национальной экономике’ (Der Isolierte Staat in Beziehung auf Landwirtschaft und Nationaloekonomie), три выпуска — 1826-1863. См., например, как использует этот приём Б.Д. Бруцкус (1923): ‘Предположим, что социалистическое общество, находящееся в блокаде, унаследовало от капиталистического общества много фабрик кос. Предположим, что некоторые из них малопродуктивны, и косы в них производятся с трудовыми затратами, далеко превышающими среднюю норму. Что же, мы их закроем? И этого вопроса не приходится ставить, ибо несомненно, что при наличии таких условий мы были бы готовы воспользоваться малейшей возможностью сооружать даже и менее продуктивные фабрики кос’. — Б.Д. Бруцкус, Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта, Москва, ‘Стрелец’, 1999, с. 30. Вот ещё один пример использования подхода Б.Д. Бруцкусом, отражающий условный характер подобного приёма: ‘Вследствие постепенного изменения в условиях потребления, полной пропорциональности между рыночными ценами и издержками производства не может быть, она мыслима лишь в фингированном ‘стационарном государстве’ с его ‘нормальными’ ценами’. — Там же, с. 32. Проблематика третьей главы этой работы Б.Д. Бруцкуса (‘Проблема трудового учёта в социалистическом хозяйстве’), опубликованной ранее в ‘Экономисте’, рассматривается Л.Н. Юровским во 2-й главе ‘Денежной политики Советской власти (1917-1927)’ (‘Проблема безденежного хозяйства’).
Стр. 39. ‘Излюбленный пример — всё тот же вольный город Кронштадт’. — Ср. с тем, что писал большевик Ф.Ф. Раскольников ‘о том фактическом порядке вещей, который сложился у нас в Кронштадте с первых дней февральской революции. С самого начала у нас Совет был — всё, а комиссар Временного правительства — ничто. Едва ли ещё где-нибудь в России наместник князя Львова и Керенского был в таком жалком положении, как Пепеляев. В действительности он не обладал никакой властью: судьбами Кронштадта вершил наш доблестный Совет’. — Ф.Ф. Раскольников, Кронштадт и Питер в 1917 году, Москва, Политиздат, 1990, с. 82.