Андрей Иванович Чарушников
Андрей Иванович Чарушников
Записки журналиста. Продолжение.
Записки журналиста. Продолжение.
(из блокнота No 3 начатого 31 октября 1960 г. и оконченного 1 января 1962 г.)
Записки журналиста — 3, Чарушников Андрей Иванович, Год: 1962
Время на прочтение: 40 минут(ы)
31/X — 60 г. Итак, о колхозе ‘Память Ильича’ Воловского района. В январе, как и повсюду, здесь ‘взяли’ обязательство. ‘Взяли’ в кавычках потому, что в действительности не ‘взяли’, а дали — пересчитывали несколько раз, подгоняя цифры под ‘три плана мяса’. Конечно, выполнить не было никакой возможности.
‘Очень мало свиноматок было, — говорит председатель Павел Григорьевич Капунин, — и очень большие просчёты в получении молодняка’. Иначе говоря, считали так — надо для ‘трёх планов’ на бумаге иметь от свиноматки разовой по десять поросят — столько и писали.
И вот все эти просчёты ничему не научили. Я уже писал о первом секретаре Воловского РК КПСС Юрии Юрьевиче Герасимове, о его планах. И вот здесь они находят яркое отражение. Если 1/I — 60 года было 35 разовых маток, то уже теперь их отобрано около трёхсот и к концу года ‘наберём пятьсот, а то и больше’. Вот это то новое в свиноводстве, которое заставляет реально строить расчёты на будущий год. Помещений уже не хватает и свинарки, сами того не подозревая, применили прогрессивный метод — выращивание поросят на грунтовом подсосе: в одном станке 6 — 8 свиноматок со своими поросятами.
Зоотехник Екатерина Васильевна Яськова — из-под Краснодара, с Кубани. Тип казачки — узкие нитяные губы, резко очерченная линия подбородка, не широкого, узковатый нос с горбинкой, карие глаза, широко открыты и спокойно смотрят на жизнь, немного смугловатый цвет лица.
Окончила Московскую ветеринарную академию, зоотехнический факультет, до этого такой же техникум — с родителями не живёт, по общежитиям. ‘Отвыкла, — говорит, — уже от дома. Годами не бывала. Разъезжать люблю. На каникулах ездила на целину под Барнаул, на практике была в Киргизии, а последний год в заокском совхозе им. Кирова, там, где председателем Алексей Дмитриевич Воробьёв. Поэтому и попала в Тульскую область’. Работает здесь со 2-го июня, зарплата 900 рублей. Деньги платили только один раз. Живёт на квартире у пожилой женщины колхозницы ‘тёти Маши’. Электросвета нет. Грязно. Спит в закутке за русской печкой, деревянный топчан, постелен, вероятно, рогожкой ряда в два, над головой паутина и отставшая от потолка газетина. Дом кирпичный, сырость. Вечером угощает хозяйка гречневой кашей с молоком, утром — сухая картошка с солёным огурцом и молоко. Так и живёт.
А сегодня Лена Молчанова заявила: ‘Плохо мы живём!’. В колхозе ‘Память Ленина’ в этом году выплатили на трудодень по август, включительно, по одному килограмму зерна и по два рубля, едва ли причитаться ещё что-нибудь будет.
7/XI. Вчера Большой театр, опера Прокофьева ‘Повесть о настоящем человеке’. Может быть, я профан безнадёжный и безусловный, но ни одной мелодии, ни одного запоминающегося мотива, ни одной волнующей арии. В ‘программке’, в этакой брошюрочке, хвалят безудержно. Вспоминаю ‘Ивана Сусанина’. Сусанин поёт замечательные вещи, автор сумел вложить в уста простого мужика изумительные по силе и вдохновению слова. А музыка?! И здесь, у Прокофьева, есть дед-крестьянин, долженствующий представлять дух народный. И что же? Слабые потуги на мысли. И кинематографические трюки — это в погоне за ‘динамичностью’ действия: часть сцены закрывает, опускаемая сверху, белая (посеребрённая, как экран) полоса-занавес. На неё проецируют из киноаппарата луч белого света. Она блестит, бьёт в глаза, и что делается за ней не видно. В эти мгновения на сцене — смена. К слову сказать, умело-быстрая: декораций, действующих лиц. Общее впечатление — ‘омузыченный спектакль’, оперы нет.
Сегодня должен быть салют. Специально пришёл на Красную площадь. (Последний раз смотрел, и был счастлив). Салют был, но видеть его было нельзя — страшный туман.
11/XI. …Из распахнутых окна и балконной двери, полуприкрытых белыми лёгкими шторами, в комнату тянет прохладой наступающей ночи. Скоро девять часов, но наступила уже полная темень, и номер гостиницы ‘Интурист’ залит светом люстры и настольной лампы. В комнате нас четверо. За столом, в углу у окна Юзеф Клинкбайль, на стуле у кровати — Курт Мёбиус, сидит на кровати жена Юзефа. Я — напротив Клинкбайля, в низком кресле, у стола.
Клинкбайль — высокий худощавый человек. Его голова уже с далеко облысевшим лбом, с крупными чертами лица, мясистым широким носом, возвышается над столом, над тяжеловесными кистями рук. Движения его неторопливы, но в них угадываешь волнение большого сильного человека, вызванное воспоминаниями. ‘В 1909 году, говорит он, — я был вынужден эмигрировать из Лодзи в Швейцарию. Уже тогда был членом социал-демократической партии Польши’. Клинкбайль относительно хорошо говорит по-русски, и когда в разговор вступает Курт — служит нам переводчиком. Вся жизнь этого человека отдана революции: ‘В 1918 году я был членом спартаковцев в Германии. В 1920 году организовал отряд для борьбы с путчем. В следующем году, 1921 году, в марте в Средней Германии вспыхнуло восстание. Я участвовал, был в 4-ом полку. И 6-го мая 1921 года меня приговорили за вторичную измену государству к пожизненной каторге. Просидел в одиночке 40 месяцев. В 1925 году Советский Союз выменял меня. И в те годы я работал здесь, в районе Сочи, на партийной работе’. Голос его прерывает волнение, и продолжая: ‘И вот теперь я опять здесь. Вы подумайте только, что могут творить рабочие, крестьяне, интеллигенция, когда у нас своя власть. Ведь тогда здесь в Сочи, была только одна гостиница ‘Ривьера’. Воду в бочках возили с гор. Помню, ведро воды покупали за 40 копеек. А теперь здесь рай, настоящий рай для трудящихся!’.
Вместе со свежестью наступавшей сентябрьской ночи в окно и раскрытую дверь балкона слышится очень тихий неумолкающий ритмичный шорох набегающих на берег волн моря, звонкое пенье цикад. Мне понятно волнение Клинкбайля, оно охватывает и меня. В этом рае заложен не только труд этого немца, но и его кровь. Ещё в 20-х годах в боях с путчистами он был ранен, лилась его кровь и в одиночках Веймарской республики.
‘А ещё ранили меня — это уже в Испании. Поехал туда добровольцем, был членом боевой дружины Домбровского в 13-й бригаде Яна Барвинского’.
Испания 1936 года! Героическая оборона Мадрида, интернациональная бригада, ‘Испанский дневник’ Кольцова. Глядя на добродушные черты лица рядового функционера партии, мне вспоминается, созданный Влад. Лазаревым образ ‘русского испанца’, бросившего советскую родину для того, чтобы целовать руки матери-фабрикантки, обагрённые кровью испанцев и таких как Клинкбайль.
‘У меня, — продолжая, — диплом почётного гражданина Испании, я член социалистической единой партии Германии, членский билет КПСС хранится в ЦК’. Во время рассказа чёрные живые глаза Курта Мёбиуса с горячим интересом следили за выражением наших лиц. Не понимая по-русски, он стремился угадать, о чём идёт речь и, видимо, он чувствовал волнение старшего товарища. Иногда он утвердительно кивал головой, сурово сжимал тонкие губы, нервно поглаживал небольшой рукой блестящую лысую и бритую голову. ‘В 1933 году гестаповцы засадили меня в тюрьму в городе Галле, — рассказал Курт (перевод Клинкбайля). На этот раз освободили. С 1935 года — активист революционной борьбы, участник нелегальных групп антифашистских борцов в городах Галле, Гамбурге, Берлине. В 1937 году арестован опять, осуждён на 12 лет каторги в сентябре 1938 года. Сидел в Листенбурге, Бухенвальде. В апреле 1945 года, — продолжал Курт, — нас, пятьсот смертников, повезли из Галле в Дрезден, потом во Фленсбург. ‘Транспорт смертников’ предназначался для ‘газования’. Но на станции Кашиц нас — осталось сто человек, остальные уже умерли от голода, тифа, побоев — освободила Красная Армия’.
У Курта орден ‘За заслуги перед отечеством’, медаль ‘За борьбу против фашизма’. Он тоже участвовал в мартовском восстании в Средней Германии в 1921 году. Курт очень экспансивен. Годы тюрьмы, страх смерти не вытравили в нём детской восприимчивости, радости. После беседы он потащил меня к своему номеру (‘Он очень чуткий товарищ’, — сказал Клинкбайль). Видимо, жена его уже была в постели, и он, осторожно приоткрыв дверь, юркнул в комнату. Почти сейчас же он выскочил обратно в коридор. В руках его был журнал. Отыскав страницу с фотографией, он ткнул в неё пальцем — там был сумрачный дом, — а потом кулаками стал бить себя по голове. Я понял — тюрьма, гестапо, пытки. Курт малого роста, левая лопатка его резко выдаётся из спины, и мне стало ясно, — это след тех лет.
Что я мог сказать ему!? Мы не знали языка друг друга. Я показал ему свой партбилет. Вдруг Курт опять юркнул в комнату и тотчас вернулся — к журналу он присоединил жетон с портретом Эрнста Тельмана (как я понял — это был знак за участие в мартовском восстании 1921 года в Средней Германии) и смешного маленького с кулак величиною, плюшевого розового цвета медвежонка. Последний, — вероятно, знак внимания жены Курта. Эти сувениры — самые дорогие для меня.
16/XI. С 13 ноября и по сегодня — очерк ‘Спустя полвека’. Над ним надо будет поработать ещё, для печати (завтра он идёт в эфир).
Наткнулся на интересную семью — доярка Вера Ивановна Чекмарова. Жаль, что не спросил её девичьей фамилии. У её родителей 12 детей, 8 выросли и прожили в этой деревне — ‘знатная семья Яснополянских крестьян, — их хроника’ (факты о них в записной книжке (рабочей) No 22, стр.74 и дальше).
Дмитрий Иванович Галкин — бригадир тракторной бригады, совхоза ‘Яснополянский’, он коренной из деревни Ясенки, в 6 км от Ясной. Тринадцать лет в механизаторах. На войне дошёл до Бобруйска, попортило ногу, демобилизация. Высокий, стройный, плечистый, правильное почти круглое лицо. Интересен нос — у русских не встречал — его кончик немного расплюснут, и хищно нагибается над нижней губой. Глаза сероватые, смотрит спокойно и уверенно, обладает складной речью. Дело знает отлично. Разговорились.
Сельскому хозяйству уделяют у нас ещё мало внимания, — этот вывод он высказал как результат долгих наблюдений, внутренних сомнений и долгих дум. И привёл аргументы, довольно убедительные: хорошие кадры механизаторов разбегаются из совхоза. Совхоз новый, молодой. Ещё сидит на шее государства, и при таких порядках сидеть будет долго. Вот, возьмите, хотя бы нас, механизаторов. Условий нет. Видели, какая мастерская? Повернуться негде, холод. Два трактора установишь, разберёшь, и уже ногу негде поставить. Оборудования кроме тисков и другой мелочи нет. А за ремонт трактора платят в нашем совхозе по расценкам РТС — 850 рублей. Да, ведь, там мастерская, — как конфетка. Всё есть. Вдвоём там за месяц два трактора легко сделаешь, а у нас — еле-еле один натянешь. Вот и выходит, мужик, опытный тракторист только рублей 400 в месяц и заработает. Да, ведь, у него семья. К тому же мы теперь рабочие, всё с копейки покупаем. Разве сможет мужик при таком порядке семью содержать? Директор же говорит — не могу платить иначе, только по расценкам РТС, у меня тоже инструкция. А почему тогда такой же тракторист, как наш (а наш даже лучше — он весь трактор не только руками, языком весь облазил), но работающий под боком, на газовом заводе, тысячу в месяц получает. И Дмитрий Иванович высказал, может и нечаянно, затаённую мысль: ‘ Уйду, наверно, скоро отсюда. Сельскому хозяйству внимания ещё настоящего нет’.
Что ж — он прав во многом. Перекачка средств на село идёт ещё огромная. Семь лет прошло после сентябрьского Пленума ЦК (1953 г), а половина колхозов тащатся на том же уровне. Несмотря на все разговоры о ‘крутом подъёме сельского хозяйства’. И как только от этих отстающих колхозов не открещивались, — и в передовые колхозы их вливали, и в совхозы объединяли, но суть — производство продукции на 100 га, доход на 100 га — изменилась мало. И потом много экспериментов непродуманных, разъединённых конъюнктурными целями, построенными на песке. Вот, хотя бы Рязань. Первому секретарю ОК КПСС тамошнему присвоили в начале этого года звание Героя Социалистического Труда за выполнение в 1959 году трёх планов по мясу. А 21 сентября этого года он умер — умер потому, что бюро ЦК по РСФСР сняло его с работы (20 сентября было решение, 22-го должен был состояться пленум обкома, где его должны были снять, а 21-го, вечером, он дал дубу, слухи — застрелился). А сняли с работы за блеф — подобрали в прошлом году весь скот, и в этом году не только опять обещанных трёх планов, но даже и одного, пожалуй, не будет. И в нашей области с мясом сели — гавкнул Хворазухин, — а теперь ‘посол в МНР’: тоже бюро ЦК сняло. Мяса два плана еле-еле натянули, а о трёх и думать нечего, да помимо этого ни одного плана — хлеба, молока, яиц, шерсти, картофеля — не выполнили. Нужны не эксперименты, а кропотливая работа с навозом, с культурой земледелия, насыщение сельского хозяйства техникой.
А погода чуднАя. Морозов и снега нет. Слякоть. Отправил немцам письма.
22/XI. Вчера вечером Лебедев давал в ‘эфир’ подготовленную им передачу о культуре торговли. Вдруг звонок, беру трубку, возмущённый мужской голос: ‘Слушали сейчас Вашу передачу и удивляемся Вашему бесстыдству’. Спрашиваю: ‘Кто говорит?’. ‘Это значения не имеет, — и опять, — как Вам не стыдно!’. Боится человек сказать, кто он, справедливо возмущающийся тем, что в магазинах нет основных продуктов — масла, мяса, молока.
В воскресение — 20/XI — пятидесятилетие со дня смерти Льва Николаевича. Накануне разные ‘мероприятия’ — учёные заседания, торжественные заседания, митинги в усадьбе Ясная поляна, доклады, речи, выступления. Приезд потомков из-за границы. В воскресенье был в Ясной. Ночью прошла первая метель. Намело сугробы. Вообще первый в этом году настоящий ароматный зимний день. В Ясной расчистили ‘прешпект’, тропки через ‘Чепыж’ к любимой скамейке, а также аллею к могиле. И у могилы неприятно отозвалось — её завалили, в буквальном смысле завалили аляповатыми жестяными венками, грубыми и… ненужными здесь, в лесной тиши, даже оскорбляющими чувство уважения к тому, кто лежал под маленьким скромным холмиком. Груда дряни из раскрашенной жести и рядом милиционер, её охраняющий.
4/XII. Туман и туман. Снег осел, сырой и тяжёлый. Верхушки не только берёз, но и елей обледенели, ветер, но не морозный, сырой, влажный, сильный. Часа три, если не больше, бродил по Ясной, за Воронкой в лесу. Пошёл по следу, вероятно, охотников, в ложбине ручья наткнулся на следы лосей, на их лёжку. На могиле всё также груда жести. Последние три дня в разъезде — от Тарусской до Скуратово. Это оконечные станции Тульского отделения ж/дороги. Цель — радиорейд по вывозке со станций минеральных удобрений. Безобразий много и источник их — двуединый: бедность страшная сельского хозяйства в транспорте и бюрократическое вмешательство сверху в дела отдельных хозяйств, которые не учитывают, что в данный момент для них важнее и заставляющие их делать то, что нужно для ‘галочки’. С хорошо уложенной свеклой сахарной или картофелем (в поле) уже ничего не может случиться худшего, к тому же они до зарезу нужны как корм. Но нужна ‘галочка’ и весь транспорт в последние недели две-три только на их вывозку. А ценнейшие удобрения, — а их и так-то кошкины слёзы, — под открытым небом на дожде и снеге. При разгрузке вагонов вынуждены ссыпать одно на другое.
Опять о совхозах. В Заокске ночевал у некоего Андреева Юрия (работник райгазеты). Он на частной квартире (разошёлся с женой, она живёт за три дома от него с 3-летней дочкой. Андреев с оскорблённым видом, требующим сострадания, говорит: ‘Я с ней опять сойдусь, но подожду, срок выдерживаю’). Хозяин квартиры — Николай Григорьевич, инспектор по налогам. Это заинтересовало, разговорились. Он перешёл к совхозам (злая тема на селе сейчас): ‘Плохо с совхозами. В колхозах для людей было лучше. Деньжишек давали, зерно к тому же, а главное корм скоту, худо-бедно, а всегда был. А теперь его нет. Солома в поле лежит, а собрать не дают. И скот в тех деревнях, что в совхозы перевели, весь сдали. Остались на всю деревню коровы две-три. Кормить-то нечем. И молока теперь нет. Вон, в Серпухове до 6 -7 рублей литр дошёл. Никогда этого не было. И народ перестал работать. Бывало женщина, хоть и престарелая, а в колхозе что-то копошится, делает. А сейчас, — хоть и может работать, а дома сидит, пенсию получает. Молодёжь из деревни ушла — заработать нечего. Триста рублей, от силы четыреста, а ведь теперь всё покупное’.
Вспомнил. К начальнику станции Локтево Павлу Сергеевичу Поляничеву в кабинет зашла девушка: нужно устроить брата на работу, паренька лет 19-ти. Справилась о заработке: ‘А это будет зависеть, как будет работать… На очистку снега надо, на строительство вокзала. Разнорабочим. В день до 20-ти рублей при старании заработает’. Это 600 рублей, минимум 500. И это на той же, по существу, работе, что в колхозе и совхозе.
Когда-то Ленин писал, что простой перевод крестьянства с натурального на денежное хозяйство откроет для развития русского капитализма неисчерпаемый внутренний рынок. ‘Совхозизация’ в наших условиях, по крайней мере, в условиях Тульской области, не увеличивает, а сужает емкость внутреннего рынка. Ликвидация колхозов с их полунатуральным характером потребления у коренного их населения не ведёт к развитию денежных отношений, вернее — к увеличению денежного обращения на селе. Увеличился только сбыт производства, самого необходимого — хлеба, крупы (в тоже время выросла потребность в продовольствии в городе — туда ушла заметная часть людей). И производительность труда, по-моему, не выиграла. Главное — производство на 100 га — осталось пока на том же уровне, что и в бывших колхозах, в лучшем случае чуть-чуть возросла. Многие хвалятся — и это при меньшем количестве людей. Это и даёт основания заявлять, что производительность труда возросла.
Для более точных данных и выводов нужны статистические факты, а статистика у нас засекречена. Журналистская братия ею не занимается, её не любит и не знает. Журналисты пробавляются лишь отдельными фактами конъюнктурного характера, наподобие рекламы лотереи — пишут только о ‘счастливых’ билетах и выигрышах. А без статистики нам, простым смертным, трудно судить трезво о чём-либо.
На станции Гобачево встретил председателя плавского колхоза им. Ленина Бориса Климентьевича Панина. Характерное квадратное лицо с пухлыми щеками. Рассказал: ‘На станцию Горбачево в наш адрес из Курской области пригнали 412 тонн жома — жома сахарной свеклы. А нам возить его к себе — 25 км. По снегу. Это, значит, трактором дизельным. Себестоимость на нём тонна-километр (без грузчиков) — 6,5 рублей. За рейс трактор берёт 4 тонны. Вот и считайте: 4т х 25км = 100т/км х 6,5руб = 650 рублей. Это один рейс, а их надо 50. Весь жом перевезти — надо затратить более 30 тысяч рублей. А у меня силоса вполне хватит. Зачем мне этот жом отгрузили — понятия не имею: я заявок не давал. Да если они решили меня облагодетельствовать, отправили бы жом не сюда, а на станцию, что в 9-ти километрах от нас.
А в совхозе им. М. Горького в Чернском районе (директор Григорий Иванович Кочка..нов, болен чахоткой. Только что после приступа болезни, худой, покашливает) директор, и главный агроном Иван Фёдорович Громов равнодушно отзываются об эстакаде для погрузки удобрения-компостов. Мол, эстакада громадная — громадная вещь, да всё равно к ней бульдозер надо. Её у них до сих пор нет. Только в порядке официальности (у микрофона) Громов сказал: ‘Делать будем’. По всей вероятности по знаменитому принципу Райкина: ‘Бусделано!’ До этих товарищей, видимо, не дошло, что одна эстакада (только одна) и один бульдозер (только один) — это мощный центр погрузки.
6/XII. О ‘сержанте’ из колхоза ‘Память Ленина’ Воловского района. Он — бригадир тракторной бригады, фамилия — Чернов. Высокий, худощавый, этакий подбористый, с развёрнутыми широкими плечами. Он как-то по-хозяйски вошёл в комнату, кивнул с высоты своего роста маленькой ладно стриженой головой, сидевшим в комнате, широкими точными шагами прошёл к настенному телефонному аппарату, прикреплённому меж двух окон. Привычным движением, затверженным не за один год, он поправил, и без того точно сидящую на голове военную фуражку, уже без кокарды, сильно замаслившуюся тавотом, солидолом и другими смазочными материалами. Видя это, я решил — человек хочет говорить с начальством, так и получилось. Он позвонил в Воловскую РТС, попросил механика, стал выяснять: сколько в мастерской свободных мест и сколько можно гнать на ремонт тракторов. Только точно определив всё, что его интересовало, Чернов сел на табуретку, предварительно засунув под широкий солдатский ремень, повидавший, как и фуражка, немало разных масел, длинные твёрдые с рабочими ногтями пальцы, и завершённым движением угловатых кистей рук, с спереди назад, оправил, в меру затянутую ремнём, ватную куртку военного образца, тоже очень замасленную. Сев, он провёл ладонями по аккуратно заправленным в уже сильно потрёпанные, но до блеска начищенные кирзовые сапоги, брюкам и только тогда оглянулся на людей. Прямые тонкие длинные стрелки русых и, видно, жёстких усов, стремительно разлетающиеся горизонтально по обе стороны хрящеватого высокого узкого с горбинкой носа, несколько приподнялись, обнажая ровные белые твёрдые зубы, впалые, резко очерчивающие крупные скулы и твёрдые желваки, щёки слегка порозовели. Взгляд серых спокойных, без прищура смотревших глаз как бы говорил — дело сделано, можно и покалякать. Но Чернов оказался не словоохотлив, больше слушал, а если говорил — короткими фразами, смысл которых был ясен и не допускал кривотолков. И хотя дело было сделано, и находился он в кругу своих, деревенских, сидел он прямо, не горбатясь, всё с такими же развёрнутыми плечами. Наблюдая за ним, я вспомнил старшину нашего эскадрона и других наших сверхсрочников, и решил, что этот человек был в армии именно таким сверхсрочником, младшим командиром. И не ошибся: мне сказали, что служил он сержантом, а сейчас лучший тракторный бригадир колхоза. Правда, одно время винцом баловался, но теперь нет — болезнь — язва желудка — не позволяет.
8/XII. Ещё о совхозе им. М. Горького Чернского района. Был там 3-го декабря, когда делал рейд: ‘От Тарусской до Скуратова’ (как со станций вывозят минеральные удобрения). Главный агроном — Иван Фёдорович Громов. Пожилой, с седоватой головой, умные серые глаза, с интересом смотрящие на собеседника, правильные черты лица с розоватыми щеками, как это бывает у пожилых, но здоровых и часто бывающих на свежем полевом ветре мужчин, не занимающихся физическим трудом, при улыбке посверкивают два-три золотых зуба. Агроном старой закалки, прошедший огни и воды, и старающийся по мере сил своих, и возможностей поддерживать честь агрономической науки. В колхозе более 30 тысяч га земли, пашни — около 23-х тысяч га. Рассказывает: ‘Внесли в этом году по 50 кг минеральных удобрений на один гектар пашни, а планировали внести два центнера. Две тысячи тонн удобрений, которые мы должны были получить по плану — не привезли, а из двух тысяч одну доставили на станцию так поздно, что использовать её в этом году, хотя бы под озимые, мы уже не смогли. Заготовили 87 тысяч тонн компостов. Внесли немногим более 40 тысяч — это по две тысячи на гектар пашни, остальные из-за недостатка механизации остались в штабелях.
Наши планы — Вы спрашиваете? Ежегодно заготавливать по 100 тысяч тонн компостов, довести норму внесения минеральных до 4 центнеров на один гектар. Для компостов потребуется 24 — 30 тысяч тонн навоза. Он у нас есть. Думаю, что такое удобрение даст нам урожай зерновых до 16 центнеров, кукурузы — 400 — 450 центнеров.
Об эстакаде передвижной слышал, ездил в совхоз ‘Полтевский’ специально смотреть. Райком туда всех возил. Приспособление полезное…, — но глаза его потускнели, закончил скучным голосом, — ведь и для неё нужен бульдозер. Без него она бесполезна. А у нас их раз-два и обчёлся. Но будем всё равно делать такие эстакады’.
Текст радиорейда завтра передадут Чуканову Олимпу Алексеевичу — это 1-й секретарь ОК КПСС.
Погода всё такая же. Туман, туман, ветер, слякоть, сегодня температура до + 3, завтра обещают до +5. Снега на полях не осталось.
10/XII. Туман, туман и туман. Днём непрерывный моросящий дождь. Ветер все эти дни юго-западный, а сегодня вечером, часов в восемь, вдруг стало так тихо-тихо, ни дуновенья. И здесь в Ясной поляне, несмолкаемая тишина, прорезываемая белыми полосами пробивающихся в густом неподвижном тумане лучей далёких автомобильных фар, освещённых окон, двух-трёх уличных фонарей.
11/XII. Бродил сегодня в чаще за могилой Толстого (от могилы есть тропка влево, там дорога лесная к Воронке). Вместо инея на веточках молодых берёз и лип, на хвое висят, тускло отсвечивая в полдневных сумерках, водные капли, и в лесу постоянный шорох от падения на влажные листья, сплошь устилающие землю. Был попутчик — старик с ФЭДом. Он меня ‘щёлкнул’ два раза (моим ‘Киевом’, конечно). Рассказывал о распущенности ‘современных девушек’, привёл три случая из своей жизни.
15/XII. Двенадцатого декабря был в совхозе ‘Боровково’. Цель — рассказ о свинарке Валентине Ивановне Королёвой. Она в этом году сдала 2250 свиней. В этом году её приняли кандидатом в партию, весной избрана членом обкома комсомола, 8-го марта награждена орденом Ленина.
Королёвой, — как она сказала — идёт 29-й год. Большой, толстый нос, косина в глазах. Женщина здоровая. ‘По 80 кг мешки легко ворочала’, — вспоминает. Главный зоотехник совхоза отзывается: ‘Волевой, энергичный человек, в работе добросовестна’. Совхоз построил финский домик, и вселил в него Королёву. В домике — кухня, большая светлая горница с большими окнами, другая поменьше, за печкой. Подарки — хороший радиоприёмник, мебельный гарнитур: стол, кровать, стулья из полированного дерева. Читал ей нотацию, что общественная работа (выступления перед людьми, в частности, и по радио) не менее важна, чем её производственная работа.
Сегодня — городская конференция радиослушателей. Пригласительных билетов раздали 1500, пришло 75. В выступлениях хвалили передачу о Королёвой, которая прошла сегодня.
16/XII-60. Вечером метёт снежок. Был в Обидино — это центр Ленинского района. Записал выступление 1-го секретаря ОК КПСС Ивана Михайловича Барчукова.
7/I-61 г. Кончилась неделя нового года. Сейчас сижу в Кимовске. Новая гостиница, номер ‘на одного’, готовлю лекцию главного зоотехника сельхозинспекции Дмитрия Васильевича Королёва. Погода всё такая же мягкая. Новый год встречал в семье Лазуткиных. Самое хорошее новогоднее — это послания от немцев. Юзеф Клинкбайль прислал телеграмму, Курт Мёбиус — письмо, в нём новогодняя открытка, газета, посвящённая Толстому. Ответил обоим. Не забыли меня и сочинские, и Оля с Сахалина. Успел побывать в Богородицке и Узловой.
Итак, Кимовск: из доклада 1-го секретаря ГК КПСС Василия Андреевича Медведева на пленуме ГК 5-го февраля 1960 года: ‘В районе выделено 70 человек закупщиков мяса. Однако не все ещё включились в активную работу по закупке мяса’. Хороших результатов добились такие-то, плохо работали такие-то. ‘Сейчас надо добиться того, чтобы работа по закупке мяса велась во всех населённых пунктах района. Этим делом должны заниматься наряду с закупщиками партийные организации, сельские Советы, правления колхозов’.
В районной газете ‘Знамя Октября’ за 25/II — 60 г. (No 24) — шапка: ‘Все излишки продуктов животноводства — государству’. ‘Работу закупщиков — под контроль сельских Советов’. ‘Закупщики! Берите пример с товарищей Власова и Давыдушкина’.
И здесь в редакционной статье: ‘Основным дополнительным источником увеличения производства мяса является закупка его у населения. За счёт этого район по предварительным расчётам может увеличить сдачу мяса государству примерно на 1130 тонн’.
Райгазета за 25/II — 60 г. Полоса со статьёй 2-го секретаря ГК КПСС Н. Н. Чуркина ‘Передовой опыт — на фермы’. Результат поездки в колхоз им. 50-летия И.В. Сталина Владимирского района Владимирской области. О чём речь: 1. Высокий уровень механизации на фермах. 2. Беспривязное содержание коров и всего прочего скота. 3. Подсосный метод выращивания телят. 4. Свободновыгульное содержание свиней. 5. Механизированный птичник на 6 тысяч несушек и 1 человек.
Выводы статьи: ‘Ценный опыт владимирцев мы решили перенести в хозяйства своего района. Прежде всего, бюро ГК КПСС и Исполком райсовета пересмотрели программу строительства в колхозах и совхозах на 1960 год. Предварительные расчёты показывают, что переоборудование животноводческих помещений по опыту владимирцев без строительства новых обеспечит размещение общественного поголовья, запланированного на 1961 год. Характерно отметить, что по плану на колхозное строительство намечалось затратить в 1960 году 10 миллионов рублей, а на работы по реконструкции потребуется не более 3 миллионов рублей. В колхозе им. Тельмана уже переоборудовали помещения, и перешли на беспривязное содержание крупного рогатого скота. Широкое распространение получило свободновыгульное содержание свиней. В десяти колхозах и двух совхозах района внедрён опыт владимирцев’.
Летом прошлого года в колхозе ‘Красный Октябрь’ сделали эстакаду для погрузки навоза. Но она не передвижная — помост над глубокой траншеей, куда заезжают автомашины. Растаскивание навоза в поле — трактор ‘Беларусь’. К гидроподъёмнику присоединена цельносварная металлическая рама, на её заднем брусе — зубья длиной 80 сантиметров. Эти зубья и растаскивают. Тракторист Вячеслав Грачёв в день успевает разбросать навоз на 12 — 15 гектарах (но компосты? — они же сыпучи).
17/I. Эту неделю — страшный грипп. С 10 января Пленум ЦК. Рязанцам за ‘три плана’ в 1959 году — за приписку одного — ‘вклеили’. Чагин это 2-й секретарь тамошнего обкома — исключён, исключены, конечно, и другие. Слышал разговоры, что Хрущев на закрытом заседании разделал под орех туляков, в Туле ожидают приезда партконтрольной комиссии. Завтра опять к врачу, закрывать бюллетень.
Услышал: ‘А у меня дочка заочный марксизм кончает’.
22/I. Наконец, на могиле Л. Толстого нет венков.
14/II — 61. Куркино. ‘Указ Петра I No1698. Указ господам сенаторам — речь держать в присутствии не по писанному, но токмо своими словами, дабы дурь каждого, всякому видна была’. — Это записано на первой странице общей тетради, постоянной спутницы директора совхоза ‘Михайловский’ Павла Васильевича Михеевича. Он высокий и, как это свойственно обычно высоким людям, худощавый — не худой — человек, продолговатое с крупными чертами лицо, лоб с большими залысинами, длинные, сужающиеся к концам, пальцы. Очки, тёмные глаза. Руководит большим хозяйством: более 20 тысяч га земли. В декабре 1959 года сдал очень много скота (свиней) — мало корма. А в январе призывает первый секретарь РК Карташов: ‘Давай три плана мяса’. ‘Не могу. Один и то еле-еле натянем’. Последовал сакраментальный вопрос: ‘А в какой парторганизации ты состоишь?’. ‘Ну и написал три плана. А то придут разные комиссии — и пропал’.
О навозно-земляных компостах: ‘У меня их 50 тысяч тонн. Вывозим их сейчас из буртов на поля’. ‘Но, ведь, это же плохо: в маленьких кучках они потеряют свои качества’. ‘А что я могу сделать?! Весной-то мне некогда будет их развозить. Да и нечем. Знаю, что плохо, но это единственный выход’. О передвижной эстакаде слышал, подтверждает — это хорошо, — делать её не делает. Недоверие?! Нет приказа свыше? Произвёл впечатление очень ‘лавируемого’ руководителя.
Сегодня в поезде от станции Горбачи до Куликова поля (это Куркино) женщина из деревни Дон-Орловка, в прошлом году их влили в совхоз ‘Победа’. В совхозе хуже. Корма не дали. Заработки маленькие. В колхозе за деньгами не гнались: хлеб давали, скот можно было держать. Откормишь поросёнка — вот и деньги.
Старик-пенсионер: ‘Я на частной пасеке работаю, в Моршанске’. Оказалось: врач-венеролог и инженер лесного какого-то управления, имеют — первый около тридцати, второй более тридцати ульев. Объединились, создали одну пасеку, наняли этого старичка. Лесничий предоставляет под пасеку лесные приволья! Пенсионер-старичок железнодорожный машинист, из Волово. Остался беспризорным — поссорился с сыном из-за снохи. Сын выпивает, без ноги. Сноха — хорошая портниха. К ней мать её приехала. И сноха выжила старика.
Колхозница из Алексинского района, Лида, о январском Пленуме. ‘Надоела эта болтовня. В колхозе дела неважные. Корма скоту почти нет. На трудодень около килограмма зерна, денег давали по 2 рубля, задолжали за три месяца’. Лида — молодая крепкая женщина. Живёт с матерью — старухой. Мысли — как бы уйти в город. Но с пропиской плохо и специальности нет.
24/II. Ещё о Куркине. Ездил туда для радиоочерка об Александре Максимовиче Фатькине — трактористе колхоза ‘Вперёд к коммунизму’. Колхоз этот за 18 километров от Куркино. Ехали туда с зав отделом пропаганды РК Николаем Романовичем Степановым, бывшим газетчиком, тащились почти три часа в санях. Дорога переметена, и машины не ходят. Туда ехали днём. Солнце, начиналась позёмка. Змейки снежной пыли стремительно ползли по обласканному солнцем снежному насту, извиваясь в настовых торосах. Обратно возвращались на другой день, уже вечером. Стемнело и позёмка стала настоящей метелью, только без снега сверху. Звёзды ясные. Спасибо в РК взял тулуп.
Фатькин — наш ‘Маяк’. Высокий, широкоплечий, абсолютно неразговорчивый человек. Голубые глаза, широкие скулы, здоровяк. Нетороплив. Любин отозвался о нём: ‘Степенный человек’. Пробивается рыжая небритая бородка, вернее рыжеватая. Говорит замедленно, на собеседника предпочитает не смотреть. А жена такая, как тростинка. Со своими машинами обращается как с привычными домашними вещами. Все они у него в порядке, хоть и под снегом. Дочь Нина четырёх лет. Летом купил просторный дом из кирпича за 6 тысяч. По деревне это дорого, значит, дом должен быть хорош. Летом принят (в июле) в члены КПСС, осенью избран в состав бюро колхозной парторганизации, выдвинут кандидатом в депутаты сельсовета. Ходит в белых, со следами галош, с отвёрнутыми на половину к низу голенищами, валенках, простых серых портках, под ними, видать тёплые, ватная, кое-где заплатанная ‘куфайка’. Это спецодежда. Пишет с трудом, читает написанное самим тоже с трудом. Общее заключение: ‘Если бы Фатькину да язык Афромеева — сидеть бы ему в Туле и давать консультации’. Так народная мудрость определила природный ум, смекалку, знание до мельчайших подробностей своего дела и косноязычие, умственную медлительность Фатькина.
Афромеев — это председатель колхоза. Огрузший человек. Сдал госэкзамены недавно в пединституте по специальности историка. Говорит: ‘Надоело в председателях, но не отпускают’. Думаю, это напускное. Разговорились: ‘Я понимаю, было бы в районе из 20-ти колхозов три отстающих, тогда ты спроси — почему отстаёшь. А то, ведь, что получается? Наоборот! Из 20-ти от силы два-три более-менее хороших, да и то в кавычках. Вот и спрашивай, почему отстаёшь. Денег нет, долгов много’. Председательствует давно, лет пять, а стадо коров плохое и малое. При таком силосе, что дал Фатькин, можно получать, куда лучшие удои, если бы своевременно улучшали стадо.
Лицо у Николая Трофимовича Афромеева толстое, щёки уже начинают обвисать, нос тонкий, над щеками выдаётся мало, с горбом. Растёт брюшко. Ходит в ‘мундире’ — китель и галифе. Спокойного разговора у него не получается, сразу сбивается на ‘трибунный’ тон.
21-го февраля ездил в Богородицк к Фёдорову, председателю колхоза им. Кирова, Герою Социалистического Труда, кавалеру полному солдатского ордена ‘Слава’. Первый секретарь Богородицкого горкома партии Пётр Александрович Бродовский (тоже Герой Соцтруда) в связи с опубликованием постановления о реорганизации Министерства сельского хозяйства говорит: ‘Надо в райкоме сельхозотдел создавать, кто же все цифры будет подбивать?’.
4/III. Пётр Кузьмич Калинин — начальник областного управления совхозов рассказал о Долгополове — это директор совхоза ‘Полтевский’. Он приписал урожайность кукурузы, а, значит, и количества силоса. Верно, съедала человека мыслишка ‘походить в героях’, тем более, что ранее уже был — будучи председателем колхоза им. Кирова в Иваньковском районе — за несуществующий урожай кукурузы награждён медалью серебряной ВСХВ, а в области ценными подарками. В конце года областные зоотехники обнаружили несоответствие отчётных данных с натурой и ‘пошла писать губерния’. Ревизии Долгополов представил липовые документы, выходило, что каждая корова съедала в сутки по 1.2 — 2 центнера силоса. Конечно — чушь. Стоит на своём. Калинин предложил: раз у тебя силоса ещё на год хватит, не сей кукурузы. Только тогда Долгополов ‘раскололся’. Материалы в райком, ему строгача с предупреждением за приписки. Прокурор уже облизывался — после январского пленума ни за понюх табаку загнал бы, где Макар телят не пас. Вот тебе и человек, рассуждающий о коммунизме.
17/III. С 11-го по 14-го марта в Кимовском районе, колхозы ‘Шахтёр’ и им. Крупской. Колхоз им. Крупской — это село Хитровщина. Оно километрах в 20 — 25 от Кимовска дальше на восток. Его земли граничат с Рязанской областью. В составе хозяйства и деревня Кашино. У села бежит речка с красивым распевным именем — Улыбыш. Хитровщина знаменито. Во-первых, Толстым. Оно — бывшее имение брата Льва Николаевича — Дмитрия. ‘Наш граф приезжал сюда изредка, раз в два-три года, летом’, — так ещё говорят здесь. Сохранился двухэтажный дом с большими окнами и огромным балконом, нависшим над парадной лестницей, обращённым к Улыбышу, к тому месту, где была высокая плотина, тянущаяся метров на 600, если не больше, перед ней в старые времена простирался на 9 километров в длину пруд, ширина его достигала в отдельных местах метров 700. Рядом с домом — церковь. Она — под охраной государства как архитектурный памятник. Та часть, что под звонницей более молода, а та, где должен быть алтарь и пред алтарное помещение — насчитывает более 300 лет. Действительно, архитектура этой части отличается от обычной церковной. Абсиды не округлые, а квадратные, а шатёр над храмом лишён плавных округлых линий, они более стремительно, почти по прямым косым линиям взбегают ввысь к небольшому барабану — ротонде. Вторая особенность села — много людей, человек до 80-ти, имеют высшее образование. Обо всём этом рассказал и показал колхозный агроном, окончивший Тимирязевскую академию, здешний коренной житель Владимир Васильевич Ефимочкин.
‘Давно уже, — начал он рассказ, — когда выкидывали церковные книги, я поинтересовался, до каких пор род мой тянется. 275 лет тому назад наша фамилия уже фигурировала в них. Настоящее наше прозвание Ефимушкины, да в революцию, говорят, писарь в документе ошибся и стали мы Ефимочкиными. А дед мой рассказывал мне в детстве, — а жил он долго, почти сто лет, — как наша фамилия пошла. Были два брата — Ефим и Фока. Они разделились, поселились в разных концах деревни. От них и пошли: у нас Ефимушкины, а у них Фокины. Так и живут эти фамилии в тех концах села, где первоначально расселились братья Ефим и Фока’.
Владимир Васильевич невысокого роста с соответственно мелкими невыразительными чертами лица. Они правильны, русские, но глаз не запоминает в отдельности их. Он страстный патриот родного села, приложил немало хлопот к восстановлению его главной красоты — огромного пруда. ‘Вот мы, — продолжил рассказ Владимир Васильевич, — всё о гектарах, центнерах, о свиньях да крупном скоте говорим. А человека забываем. Но, ведь, человеку надо отдых дать, душе его. Как хорошо будет, когда опять пруд разольётся. Он ещё больше станет. Плотину подсыплем, уровень воды поднимется, и разольётся он, что море’. ‘Хитровщинское море’, — смеюсь я. ‘Да, море. Сколько удовольствия людям оно принесёт’. Его стараниями строительство пруда, вернее, восстановление разрушенной в самой высокой части, где русло Улыбыша, старой плотины и подсыпка на остальной, возложено на какое-то стройуправление. Отпущено более 30 тысяч рублей (новые деньги, кстати, в дальнейшем, если не будет оговорки, все записи будут указываться в новых деньгах 1961 года). В этом году пруд должен быть. ‘Уже сейчас, там, где будет проходить берег, — советую я, — понатыкайте в землю тополей, а главное ив (вётлы). Растут они быстро и издавна на Руси, особенно ивы, сажали у прудов и речек’. ‘О нашем селе, — говорит он, — есть книга ‘Граф Измайлов’. Многие наши фамилии там упоминаются. Что за книга? В детстве видел её. Хотел потом найти — не удалось. А один из кандидатов наук, наш односельчанин, в Москве он сейчас, сообщил, что нашёл её в библиотеке центральной имени Ленина’.
Наконец, Хитровщина, вернее колхоз им. Крупской, знаменит тем, что в 1957 году, в декабре, ему за резкое увеличение производства мяса, в основном свинины, было вручено областное переходящее Красное знамя, но дальнейшее продвижение застопорилось и ныне сельхозартель на одном из последних мест в районе. Тогда, в декабре 57 года, впервые встретил председателя этого колхоза Андрея Андреевича Патрашкова. Сейчас довелось встретиться ближе. Тогда он показался мне щуплым, торопливее в движениях и наполненным радужных замыслов, и надежд. ‘В ближайшие год-два догоним Америку по мясу, — говорил он перед микрофоном, — на 100 гектаров у нас будет 60 центнеров свинины’. Теперь он огрузнел. Раздался во все стороны. Стал медлителен, уснащает, не обращая внимания на присутствие жены и маленьких сыновей (старшему Андрею шесть лет) свою речь матерщиной. До колхоза был директором школы, имеет два диплома — пединститута и заочного отделения ВПШ. И вот теперь оба учёных эти мужа, агроном Владимир Васильевич и председатель Андрей Андреевич, в один голос очень решительно, с этакой, я бы сказал, нахальской настойчивостью, утверждают: ‘Свиней зимой держать — убыток! Это ещё мне в академии известный профессор Редькин говорил. Не забывайте крестьянскую пословицу: ‘Свинья летом копилка, а зимой — разорилка!’.
И вот сейчас в хозяйстве стоит абсолютно пустым огромный свинарник — нет, чем заполнить его. ‘Это хорошо, — продолжает Владимир Васильевич, — что пустует, по крайней мере, есть куда разместить молодняк, а поросят у нас будет до тысячи’. И продолжил особо рьяно основывать свои взгляды на ‘свинячий’ вопрос ссылками на ‘крестьянский обиход’. ‘Никогда крестьянин свиней зимой не держал. Он откормит поросёнка и осенью, либо к новому году, под нож его’. Пришлось говорить, что одно (единоличное) крестьянское хозяйство не может служить примером обобществлённому, что одно хорошо первому, то второму — вредно. Всю эту ‘науку’ — и редькинскую ‘академическую’, и ‘единолично-крестьянскую’ они вытащили на свет божий, стремясь хоть как-нибудь оправдать свой промах. И потом оба, да и остальные, очень нетерпимы к колхозу ‘Шахтёр’, и его председателю Ивану Фёдоровичу Семенкову (о нём потом).
Андрей Андреевич Патрашков — левый глаз его с огромным бельмом, и это первое на что обращаешь внимание. От неширокого, несколько покатого назад, уже сильно облысевшего лба, не спускается, а устремляется вперёд большой, вернее огромный прямой, и соразмерно с другими частями лица, узкий нос. ‘Соразмерно’ потому, что голова у Андрея Андреевича крепка и очень велика, а сейчас он раздался вширь, то она не производит впечатление слишком большой. Вот на этот-то нос и обращается внимание смотрящего на него после глаза с бельмом. Самолюбие Патрашкова страшно ущемлено. Как же, его, с ‘двойным’ высшим образованием слушают в горкоме меньше, чем ‘неграмотного’ Семенкова, не выдвинули ни в исполком, ни в горком. Это его бесит страшно. По этому случаю он сыпет матом. У них здесь образовалась компания — к нему приходят агроном Владимир Васильевич и директор здешней Кимовской РТС, и играют в шахматы. Я ночевал у него, и вечер просидели за игрой, на пару выпили полулитру водки. У него замечательные сыновья — такие же большеголовые, как он, старший уже смышлёный, только глаза коричнево-чёрные, как у матери, а не голубые, как у отца.
Владимир Васильевич Ефимочкин стремится жить ‘на уровне’, не поддаваться отупляющему воздействию ‘идиотизма деревенской жизни’, а главное той неорганизованности труда, которая поглощает почти всё время суток у сельского специалиста. Он выписывает пять журналов специальных по агрономии и зоотехнике, душа его бурно протестует против засасывающей трясины повседневных мелочных дел.
С нами как участник радиорейда была зоотехник из колхоза ‘Путь к коммунизму’ Ольга Васильевна Зотова. Среднего роста девушка с нездоровым бледным цветом лица, с широким лбом. Она только в сентябре прошлого года окончила тоже Тимирязевку, и оба они сошлись, на том, что сельским специалистам не уделяют нужного внимания. Сколько раз назначали провести ‘День сельского специалиста’ и всякий раз откладывали.
23/III. Сегодня впервые слышал жаворонка. Ехали с Петром в Карамышево, остановились недалеко от него, на бугре, и вдруг в тишине умолкшего мотора сверху его песня. Весна ранняя. Снега давно на полях нет. Позавчера видел, как подкармливали, рассыпая, озимые.
Вчера были ‘сОроки’ — замета такая: прилетают жаворонки, и от этого дня надо считать ‘сорок морозов’, т.е. сорок морозных дней и только тогда, после этого, сеять огурцы.
12/IV. Юрий Алексеевич Гагарин, лётчик, майор в 9 часов 07 минут по московскому времени стартовал в космос. В 10 часов 55 минут благополучно приземлился в заданном пункте. Поддерживалась двусторонняя связь. Перигей — 170 км, апогей — 302 км. Время обращения 108 минут.
11/V. Итак, разговор с Петром Ивановичем Марандышкиным. Между прочим, весна всё же оказалась не ранняя, а чудная, как и зима — тянулась и тянулась, после тёплых дней — снег, даже под самый первый май выпал снег и лежал сутки, а в затенённых местах, и того более. ‘Я с Семёновым (это председатель карамышевского колхоза ‘Новая жизнь’, Герой Социалистического Труда) сработался, — рассказывал Марандышкин, — он всегда слушает мои советы, во всяком случае, никогда самовольно, без совета со мной, не изменит моего указания. А как же иначе? Зачем я тут? Если бы он всё стал делать, как ему захочется — я не стал бы здесь работать. Не для этого я учился на агронома. А ведь есть и такие председатели в нашем районе, которые ни в грош не ставят своих специалистов, так они у них вроде посыльных да писарей. Этого я не могу понять! А ещё хуже — почётные грамоты в горкоме рвут, не хотят хорошим агрономам давать…’.
Последнее замечание Пётр Иванович говорит с явной насмешкой, и мне понятно, что это намёк на самого себя. Марандышкин невысок, ладно сбит. Круглая энергичная голова сидит на короткой широкой шее, кисти рук небольшие, как и пальцы, но, даже видя их со стороны, ощущаешь, как они должны быть крепки, привычные к крестьянской работе.
В день Победы, 9-го мая, ездил в Заокский район, оттуда в Серпуховский, там есть всесоюзный ‘Маяк’ — Иван Сергеевич Жирнов, тракторист совхоза ‘Заокский’. Это — высокий, сухощавый, жилистый человек, брюнет. Старая затасканная военная гимнастёрка подчёркивает некоторую впалость груди. В кирзовые сапоги заправлены серого, неопределённого цвета, механизаторские штаны. Рукава гимнастёрки, пожалуй, коротковаты и манжеты крепко обхватывают узкие запястья, но кисти рук, ладони широки и, кажется, живут какой-то своей особой жизнью, управляя цепкими длинными пальцами. Лицо удлинённое с острым подбородком и крупными желваками, нос круто взбегает вверх, узкий, и вздымается над худыми щеками. Жирнов подвижен и проворен у трактора, движения уверены. Он коммунист, депутат Московского облсовета. Серые глаза умны.
В прошлое воскресение ездил в Ясную, ходил в ‘Лосиную падь’ (это за Воронкой, от мостика вправо в лес), нашёл два гнезда, яички зелёные с чёрными крапинками. Что за птички? Не знаю. Серая, крупная с ладонь, а то в полторы. Гнёзда невысоко над землёй, преимущественно на обломках стволов — на этаких пнях, аккуратно сплетённые и чисто вымазаны глиной внутри. В каждом по пять яичек.
15/V. Вчера (воскресение) весь день в Ясной поляне. День выдался отличный, солнце, свежий ветер. Начали распускаться дубы. Малюсенькие листочки собраны в смешные нежные-нежные розетки на огрубелых кривых ветках. Листочки очень малы, с сантиметр, но уже имеют полную форму большого листа. Погода вообще всё не балует, и берёзы не распускают в полную силу своего листа, — крона вся в зелени, но она просвечивается насквозь: листочки малы. Нашёл ещё дроздинные гнёзда. В одном гнезде, осталось только два яичка, и они очень холодные, и птиц рядом не видно. Наверно их спугнули окончательно, и они бросили свой дом.
22/V. На днях смотрел фильм ‘Чистое небо’, режиссёр Чухрай. Многие восхищены. Мне не понравилась трактовка вопроса о ‘доверии’ и ‘недоверии’. Незачем валить на Сталина то, что явилось следствием общей установки.
Вчера в лесу Ясной поляны ходил к дроздам. Из пяти гнёзд целыми и невредимыми осталось лишь одно — первое, которое я нашёл. В нём пять дроздочат, они вылупились, наверно, лишь накануне — ещё безголосы и неподвижны. Остальные четыре гнезда нарушены. Слишком низко устраивает своё жильё дрозд.
Сейчас сижу в поезде, еду в Ефремов. Некая из Минска рассказывает о поездке своей туристической в Чехословакию. Общее впечатление — жизненный уровень чехов вдвое выше нашего. В общем, живут за нашей спиной и посмеиваются над нами.
5/VI. Дроздочата улетели, гнездо пусто. В предыдущее воскресение — 28 мая — в гнезде остались лишь два птенца — здоровых, больших. А нынче заглянул — и этих двух нет. Наверно улетели.
12/VI. Чекалин. Вчера — воскресение. Был на конных бегах — на таких бегах, вообще конных бегах, я впервые и поэтому было интересно. В конезаводе No 148, Болоховский район, интересные люди — это главный зоотехник Муринова, страстная лошадница, единственная, пожалуй, в области знаток коня, и, по отзывам, — наездник или тренер Курочкин, это ещё совсем молодой худощавый человек (на этих бегах он взял первенство). Был и директор 2-го конезавода (это из Узловского района) Елагин — он о наездниках: ‘Жокей, наездник — должен родиться, стать им нельзя: это талант. Настоящий наездник лошадь через вожжи чувствует, понимает её, управляет ею. А сейчас хороших наездников нет или единицы. Материально оплачиваются неважно — 65 рублей, а ведь это ведущая профессия конезаводов’.
А кони красивы и благородны! Здесь понял, что можно влюбиться в коня. Завод выращивает орловского рысака. Он серой масти, иногда в яблоках. Точёная голова с чёткими линиями, нервические, я бы сказал, заячьи уши. Всё соразмерно. Лучший результат — 1600 метров — 2 минуты 20 секунд. Это скорость 42 км в час, или 700 метров в минуту.
Сегодня — Чекалин. Это очень древний город Лихвин. Переименован в память молодого паренька Александра Чекалина, партизана, повешенного 6/XI-41 г. немцами. Ему присвоено звание Героя Советского Союза. В небольшом садике — памятник ему, за деревянной оградкой густо разросшееся дерево, на котором он был повешен, за памятником братская могила. Садик содержится в порядке, могилы тоже. Несколько лет тому назад был здесь раз. Тогда Чекалин был райцентром. Были все соответствующие учреждения. Теперь это совершенно заштатный городок. Чем здесь живут люди? Не могу себе представить, и их много. Здешний житель, указавший мне дорогу в дом приезжих, неопределённо выразился: ‘Молодёжь, та куда-то подаётся, а старики,… что ж старикам делать?…’. А живут, видать тихо и не плохо. Строят дома, дома вообще неплохие, леса, видимо, много и им, видать, не бедствуют… В городе много зелени, садов.
15/VII. На днях встретил Николая Ивановича Левкова, бывшего главного зоотехника Воловской инспекции сельского хозяйства. Рассказал: ‘Я зоотехнию оставил. Работаю теперь начальником планового отдела треста совхозов в Богородицке. Спокойнее, лучше’. Оказывается, он на заочном факультете экономики сельского хозяйства. Главный агроном инспекции Кузин теперь председатель колхоза. Ему не нравится: ‘Не моё это призвание, говорит’. А бывший начальник инспекции Казюля — теперь в совхозе ‘Воловском’ представителем от опытно-показательного хозяйства Богородицкого района, колхоза ‘Победа’ (своего опытного в Воловском районе нет). Казюля мучается, не знает, что делать. Зоотехник из колхоза ‘Память Ленина’ Яськова ушла, перешла в колхоз им. Кирова Заокского района к Дмитрию Алексеевичу Воробьёву. Вот так и пошла жизнь. Специалисты в колхозах долго не держатся.
Вот так, после январского пленума, раскидались районные агрономы и зоотехники. Самые знающие колхозное производство люди ещё дальше отошли от него. Очень многие районные работники, да, пожалуй, все с кем приходилось говорить, скептически относятся к проводимой реорганизации. По существу колхозы остались без руководства — таково мнение.
6/VIII. Герман Степанович Титов, майор — утром на корабле ‘Восток-2’ вылетел в космос. Примерно до 17 часов успел сделать шесть оборотов вокруг Земли. Сейчас 19 час. 15 минут, вероятно, начал 8-й оборот.
7/VIII. За 25 часов с минутами — 17 витков вокруг Земли! Приземлился в заданном районе, вблизи, где приземлялся Ю. Гагарин, катапультировавшись с креслом, недалеко благополучно опустился и ‘Восход-2’.
13/VIII. На днях — 9/VIII — был в колхозе им. Ленина Тепло-Огарёвского района. От райцентра 25 километров, да и до любого другого пункта по шоссе или ж/д столько же, если не больше. Центр — в деревне Троекурово. Историческое пушкинское название. Откуда оно пошло? Председатель Владимир Дмитриевич Митин говорит: ‘Интересовался я. Спрашивал. Есть тут древний житель, лет ему 78. Он рассказывает — когда-то приезжал в это селение чей-то барский приказчик, и на собачьих щенков людей выменял. С тех пор и идёт Троекурово’. Село большое. Правда. Разбросанное. Два больших пруда. Избы есть и кирпичные, и деревянные, крыши всё больше соломенные. Председатель Митин здесь года четыре. Высокий, моложавый, но уже с проседью на висках и в густой пышней шевелюре, губы, будь они чуточку побольше, поразлапистее, сошли бы за негритянские. Водит машину сам. Колхоз построил из сборных деталей типовой дом — три больших комнаты, паровое отопление, — в нём и живёт с женой и дочерью первоклассницей. Жена молодая толстенная, расплывшаяся особа, умирающая от скуки и безделья. Видно нигде не работает: одна забота — часов в шесть утра отогнать в стадо овечек, накормить кур да гусей, приготовить мужу неприхотливый обед. Днями сидит и читает всё, что найдёт, но и это уже скучно.
Сам Митин энергичен. За эти годы завершил электрификацию колхоза, радиофикацию. Ручной труд на токах исчез. Он член бюро райкома. Умеет обходиться с людьми. Бригадир 2-й бригады, невысокий с тонкой задублённой кожей человек, смахивающий на цыгана, встретился на только что начатом кукурузном бурте. Его речь, разговор удивителен — из десяти слов восемь похабных в присутствии девушек. Виртуозно, и в то же время однозначно. Видно, что выпил. Митин ему не сказал ни слова — иначе пришлось бы на правлении терять время, ругаться, может прогнать, а заменить? Таким же, но менее может быть расторопным или исполнительным? На току ночью у этого бригадира работало больше всего людей. С токов приехали с Митиным часов в 12 ночи. Его зам у берега пруда. Он подогнал к берегу газик, и при свете фар отлично выкупались. Воздух уже холодный, земля тоже, а вода отличная. Чудесное впечатление — лёжа в воде на спине смотреть в бездонное чёрное небо с очень яркими в эту ночь звёздами и ободом Млечного пути. Это я видел впервые. А днём, до поездки на тока, прилично часа полтора спал в душистой траве старого сада.
14/VIII. Дело идёт к войне. Повод — Берлин. Причина — мы по всей вероятности стали сильнее — именно в этот короткий исторический срок, которого нельзя упускать — сильнее США и их союзников. Только этим можно объяснить наш задиристый тон и твёрдое решение покончить с западным Берлином. Выступления дипломатов напоминают сейчас мне группу мальчишек с разных концов деревни, которые перед дракой петухами стоят друг перед другом, взъерошив перья, и вопя: ‘А ну — тронь!’. ‘Что ты нарываешься!’. ‘Нет, ты первый стукни!’. Удастся ли побывать в Сочи?
19/VIII. Был в Каменском районе. Кабинет председателя колхоза им. Кирова Коптева Павла Ивановича. Входит первый секретарь райкома партии Пётр Павлович Рыжих и представитель ОК КПСС Хахин (он был секретарём Центрального РК в Туле, потом зав облоно, теперь в ОК зав отделом науки и высшей школы). ‘Работает пастоприготовитель? — спрашивает Рыжих, — Нет? Почему? Ты чего тянешь?!’. ‘Да, Пётр Павлович, трактор ‘Беларусь’ солому собирает’. ‘Какая тут солома? Чтобы через 30 минут — смотрит на часы — пастоприготовитель работал’. Коптев жмётся, потом говорит бригадиру: ‘Иди, сними с соломы трактор’. Наглядный пример, как любой недоучка может распорядиться тем, что не знает и за что конкретно не отвечает. Ведь председателю Коптеву, — он распорядительный человек, — видно, что в эти последние сухие дни главное — навести порядок на полях, не дать намокнуть соломе, ему дорог каждый час работы машины на поле. И вот является облечённый властью ‘пень’ и, походя, мешает все карты. Ему-то лично наплевать, как это отразится на общественном хозяйстве, ему надо блеснуть в присутствии представителя ОК КПСС распорядительностью, показать и свою ‘настойчивость’ при внедрении прогрессивного. А с полей района многие годы не сходит пресловутая ‘суржа’.
Между прочим, в совхозе ‘Петровский’ главные специалисты отзываются о Рыжих с иронией и скрытым презрением: ‘Болтает и болтает. Другим и рта раскрыть не даёт. Оборвать человека ему ничего не стоит. Как-то четыре часа подряд без перерыва на совещании выступал. А о чём? Всё о том же. Слушать надоело’.
Совхоз этот организован из трёх колхозов весной прошлого года. Порядка ещё мало. Это видно хотя бы из того, что два главных спеца — главный агроном Валентин Андреевич Акулинич и главный зоотехник весь день ездили лишь на полях 2-го отделения и обмеривали скирды соломы. А ведь это — дело управляющего, даже бригадиров отделения с отделенческим агрономом. И как только не измываются над землёй. В этом году в совхозе, чтобы не иметь чистых паров, засеяли их ячменём. А теперь получается так — ячмень уберут, землю в тот же день пашут, удобрений не вносят (минеральных нет, а местные — некогда, да и нечем возить), и сразу сеют озимую пшеницу.
31/VIII. Четыре дня — с 28-го по сегодня — на бюллетене. А 4-го сентября еду в Сочи — отпуск. Результат моей передачи по Каменскому району ‘В соседних хозяйствах’ хорош. В район выехала специальная комиссия из областных земельных тузов (из управления совхозов и сельхоза). Руководители на бюро РК получили выговор. Это говорил Кудревцов — редактор Каменской газеты. А мне смешно. Сыр-бор загорелся из-за ‘суржи’. А неужели тот же Гордиенко и Игошев не знают о ней? Если не знают — их надо гнать за незнание дел на полях, а если знают и за 6 — 7 лет её не вывели с полей — их надо гнать за это. Они же делают невинно-младенческие лица и отыгрываются на ‘стрелочниках’.
Собираюсь в Сочи, а как будут дела? Атмосфера очень накалена. Чуть ли не ежедневно наше правительство делает заявления, позавчера объявлена задержка демобилизации старослужащих, сегодня — объявлено возобновление испытаний термоядерного оружия. ФРГ, США, Англия, Франция бряцают оружием и тоже готовы спустить с цепи своих молодчиков. Удастся ли нормально провести отпуск? С Борисом Шевелёвым пари — я ставлю бутылку коньяка, если до нового года не будет войны, если будет — ставит он. Но сумеем ли в этом случае мы её выпить? Смешно.
13/X- 61. Со 2 октября на работе. Сентябрь в Сочи в этом году оказался хуже прошлогодних — много дождей. Последнюю неделю у меня Павел. Сегодня уезжает. Ездил в Плавский район в совхоз ‘Диктатура’. Директор — грузин Кулджанишвили Георгий Александрович. Среднего роста, плотный, с солидным запасом подкожного жира, это придаёт этакую мягкую округлость всему его телу, чертам лица. Лицо круглое. Брюнет, как почти и все грузины, а глаза голубые. Я заметил, что грузины стараются хорошо одеваться и проявлять насмешливое пренебрежение к костюму. Кулджанишвили водит ‘Москвич’ сам. Авто остановилось: ‘Вылетело сцепление’, — сказал он и полез в коверкотовом плащ-пальто под машину.
Сергей Петрович Курилкин — зоотехник Центрального отделения совхоза. Из крестьянской семьи молодой парень. Уроженец из западной окраины Калужской области. Окончил в прошлом году сельхозтехникум под Калугой. ‘Как попал сюда? У нас техникум с открытым дипломом — после окончания каждый устраивается, где хочет. У нас были парни туляки, я с ними и поехал. Ну и направили сюда. Начальник кадров в управлении совхозов был, Мильковский, чудак, простой такой. Спрашивает: ‘Что умеешь? Доить? Пахать?’. Говорю — у меня же диплом. Учились. Ехал сюда, одна, уже пожилая, видно городская женщина, хорошо одетая, в поезде всё ахала: ‘И куда едите?! Там же темнота, глухомань!’. А приехали — даже лучше, чем у нас в деревне. Тут кирпичные дома, электро сутками горит. У нас этого нет. И народ тут на отделении острит — и на слово, и на работу, на всё. Опытные люди, к дисциплине привычные. А вот в тех отделениях, где колхозы были, куда там, никакого порядка ещё нет’. Сергей Петрович Курилкин не оставляет мысли о заочном образовании: ‘В Балашихе заочный институт есть’ (это ВСХИЗО). Накупил книг разных — и политических и учебников. Женился. Жена — в полеводческой бригаде разнорабочая. Небольшая комната в совхозном доме. Оклад 110 рублей. Это по сельским условиям отлично. 70% гарантированных, остальные — в зависимости от выполнения плана.
18/X. Вчера весь день в ‘Заокском’ совхозе. Его директор Алексей Сидорович Моськин. Фамилия как раз подходит. Короткий курносый нос, щёки обвисли над скулами, глаза еле выглядывают из-под косматых бровей, лоб низкий, чёрные волосы зачёсаны назад. Когда-то был директором Воскресенской МТС (лет шесть тому назад), прогнали за ‘неуважение’ к кукурузе. В Заокском районе выдвинулся как хороший руководитель — был так же директором МТС, теперь руководит опытно-показательным хозяйством. Я почему-то всегда относился к нему с недоверием.
И, вот, шофёр Князев, молодой парень, комсомолец, за ним закрепили ‘легковушку — газик’. Отвозил меня уже в 9-ом часу вечера в Серпухов к поезду. Ездит отлично. С обидой говорил о многих мелких несправедливостях, мешающих жить. Как-то нормировщик-подхалим более чем наполовину срезал ему дневной заработок — показался велик. Князев грузил кукурузу и по нормам должен был получить 17 рублей, а нормировщик выписал ему только 5 рублей. ‘Ему, сволочу, разве понять?! Я же один трудился, спину свело, не разогнёшь… И ещё. Как что — так меня ночью. Сколько раз говорил в рабочкоме, чтобы график сделали, а им наплевать. ‘Ты, — говорят, молодой’. И что из этого? Ни один шофёр не поехал, когда у меня сын заболел. А я-то еду. Мохову Виктору Михайловичу говорил, — он у нас секретарь парткома, — а он в ответ: ‘Ты комсомолец, должен день и ночь работать’. Неправильно это!.. Или ещё.. Был я на грузовой. Резина норму не выдерживает. Скаты лысые, не проедешь. Ну и покупаешь на свои деньги — работать-то надо! Так зачем эту резину у меня берут и другому отдают?! За свои деньги обуешь машину, а ездит другой. Уже четыре года работаю, а квартиру просил — не дали, инвалид только пришёл, кладовщиком устроили и квартиру дали’. Это он сказал ‘сучковал’. Это оказывается новое словообразование — синоним ‘пьянствовать’. Водку делают из древесного спирта, из брёвен, — из сучка, отсюда ‘сучковать’.
В Яковлевском отделении агроном Владимир Борисович Еремеев. Молодой, около тридцати лет, чернявый, со смуглой кожей человек. Узкое лицо, чёрные глаза. Разговорились: ‘Компосты без минеральных удобрений ничего не стоят. Незачем землю с места на место перевозить’. А, ведь, он во главе большого отделения совхоза.
28/X. Последние два дня был в Богородицке. Завтра там, в посёлке Товарково, открывается первая областная с/х выставка. Колхоз им Кирова. Это деревня Павловка, километров в двух от Товарково. Председатель Сергей Васильевич Фёдоров, Герой Социалистического Труда, бывший разведчик. Теперь речь не о нём, а о колхозном агрономе Поповой. Наталья Михайловна смуглая ещё совсем молодая девушка, лишь два года назад, как окончила Богородицкий с/х техникум. Широкие русские губы, разлапистые, на несколько тонком лице. Год проработала в Каменском районе. По ‘обстоятельствам’ захотела переменить место. И вот попала сюда. Довольна. Квартиру дали в поселке выработанной шахты, хотя до правления минут сорок хода полем. Но близко Товарково — минут 20. И зарплата 90 рублей. Девушка видно энергичная живая. ‘Учусь заочно в Балашихе (это ВСХИЗО), кончила первый курс, да вот с переездом немного застряла. Учиться время есть, всё равно, ведь, читать надо, да и хочется’. Эта — не в пример тому зоотехнику, Сергею Петровичу Курилкину, которого встретил в Центральном отделении совхоза ‘Диктатура’, и который, стараясь скрыть леность ума, ссылался на то, что ‘учиться заочно — нет времени’. Наталья Михайловна свободно ориентируется в своих агрономических вопросах, бойко разговаривает.
Напротив правления колхоза — старая ветла. Она привлекла моё внимание тем, ещё не сбросила и половину своих листьев, тогда как другие деревья сейчас везде стоят уже почти голые. Ветла очень стара. Её ствол — у основания в обхвате метра на три с лишком, — покрыт заскорузлой грубой, с глубокими трещинами корой. Сквозь поредевшую листву видны толстые, короткие, скрюченные морозом и ветрами, сучья. Мелких сучьев несущих листья осталось мало: обледенения прошлых лет, видимо, не прошли для ветлы бесследно, а сил быстро пустить новые побеги, выкормить их, у неё, наверно, уже не хватает. Стара она, очень стара, века три простояла, толстенный ствол её наклонился слегка в одну сторону — видимо туда, куда чаще всего дуют сильные ветры. Безобразны и кажутся мёртвыми её обрубки-сучья. Но ещё зелёные узкие листья её всё продолжают и в эту позднею, осеннюю пору победно, и весело трепетать, веселя душу прохожего, убеждая его — как сильна может жизнь, как радостна, и непреходяща. И сруби это дерево — сразу осиротеет всё вокруг — и избы, что стоят рядом, и что строились хотя, и очень давно, но уже тогда, когда ветлу считали старухой, и более молодые соседские ветлы, тоже уже старые, но вероятно дочери дерева-ветерана, и поля, что виднеются тут же рядом, за околицей. Уйдёт это дерево из жизни — и всё обеднеет вокруг, станет унылее. Есть и люди такие. Сохранив до глубины старости молодую душу, пытливый весёлый ум, они озаряют окружающих теплом, наполняют души их частицей своего жизнелюбия и радости.
30/X. Богородицк. Сюда приехал опять на областную с/з выставку. Сегодня радио: постановление 22-го съезда — убрать из мавзолея в другое место саркофаг со Сталиным. Не встретил ещё ни одного человека, выразившего по этому поводу хотя бы не радость, а просто удовлетворение или равнодушное согласие. Наоборот, высказываются с горечью об этом, с душевной растерянностью: ‘Клятву Ленину дал и, нет сомнения, выполнил’. ‘У тех, кто не работает, у мертвецов, нет ошибок’. ‘Войну выстояли. Это главное’. ‘Пять лет воевал. Со Сталиным в сердце в огонь шёл’. И всё в таком духе. Странно… И непроизвольно вспоминают Китай, Мао-Цзе-Дуна.
О 22-ом съезде — общее впечатление: ничего по работе прошлой, почти ничего, мало о программе новой (а, ведь, её обсуждают) и много, очень много о культе, Молотове, Кагановиче и других. А в народе, простые люди, и думать о них забыли.
9/XI. В первых числах ноября, перед годовщиной Октября, был в Товаркове, на областной с/х выставке (приехал оттуда 4-го ноября вечером). На выставке встретил председателя колхоза им. 3-ей пятилетки Сталиногорского района т. Кривича. Тип интересный. Шесть лет тому назад демобилизовался, был подполковником. Захотел работать в сельском хозяйстве. Горком партии утвердил, повёз его в Московский обком партии. Там в отборочной комиссии его спросили: ‘Что Вас заставило идти в село?’, — ответил: ‘А что заставляет Вас здесь сидеть?’. Отмолчались. Колхоз небольшой, гектаров 700 — 800 земли. Всё в окружении Сталиногорска и шахт. За шесть лет Кривич сделал его ‘маяком’ — в прошлом году на 100 га угодий произведено мяса более 100 центнеров и молока более 500 центнеров. В этом году не меньше.
Кривич невысокого роста, чуть даже может быть ниже среднего. Острый хрящеватый узкий нос нависает над верхней губой, белесые брови, пронзительные как бы сердитые глаза. Говорит громко, видимо, привычка войсковая. Не задумываясь, высказывает свои мысли, но, видимо, прежде чем во всеуслышание высказать их, предварительно тщательно со всех сторон обдумывает и предпосылки, и выводы. Порывист в жестах, но они точны и лишних нет. ‘Семилетку мы уже выполнили, — говорит он, — в прошлом году. Теперь разработали новый план: в 1965 году иметь на 100 га угодий 60 коров, 1160 центнеров молока. В это верят все наши колхозники. Заинтересованность? Пожалуйста. Уже три года выплачиваем по 10 рублей (в новых деньгах — по 1 рублю). Кроме того молоко, зерно, овощи. У колхозников коров нет, они не нужны. На трудодень даём чекушку, а с 1962 года будем давать пол-литра молока. Доярка зарабатывает 100, свинарка 150 рублей. Корма сейчас, правда, прижимаем, а в 65 году не будем. Урожая добьёмся в 30 центнеров с гектара. Это верно — навоза будет много.
12/XI. В прошлом году 16-го ноября записал: А погода всё чуднАя, морозов всё нет, слякоть’. А теперь всё не так. Всю осень дождей почти не было, сухота. Позавчера уже был снег, а сегодня настоящий мороз градусов на 10, а ночью обещали все 16. Снега нет, летят снежинки, но землю они не покрывают, сдувает, видно, ветром или просто высыхают. На днях, перед годовщиной Октября (её провёл дома), получил от Витьки письмо, хочет идти в аэроклуб, летом будущего года летать, а там, может быть — в лётную школу на военного лётчика. Благословил.
‘Вчера была Варфоломеевская ночь’, — сказал нам Иван Мордашов 11 ноября. Оказывается в эту ночь на голову скульптуры Сталина, что в садике у обкома партии, накинули мешок, потом обвязали канатом и сдёрнули трактором. Затем гусеницы трактора проехали по скульптуре. Как-то на днях в одной газетной статье писателя встретил слова, сказанные совершенно по другому поводу: ‘Есть люди, которые и после своей смерти нагоняют страх’ (цитата может быть не точна словесно, но по мысли абсолютно верна). Кажется, это сказано о Марксе и Энгельсе. За последние три дня переименовано всё, что имело в своём названии имя Сталина.
19/XI. В очереди в предварительную кассу кино. Молодой парень, лет 22-х, 23-х: ‘Не верю нашей печати и радио. Кричат. Пишут — там убивают, бьют, безработные по помойкам ползают. А оттуда наши инженеры приезжают над нашими передачами смеются… Или вот кино французы показывают. Совсем не то, о чём наши пишут и говорят. И вот эти теперь 20 лет. Долго это. Половине населения это уже будет не нужно. Лет пять — это ещё так сяк. Маленков начал — а не успел. А относительно группировки Молотовской — кто, что о ней знает? Преступнику на суде и то последнее слово дают. А ведь этим народу ничего сказать не дали’. В кино. Сосед. Средних лет, москвич коренной. С завода: ‘На съезде больше половины о Молотове и немного о перспективе’.
28/XI. Колхоз ‘Рассвет’, деревня Чёрная грязь. Зоотехник Тамара Васильевна Харина. Здешняя уроженка. Была дояркой, зав фермой, потом три года в тульском с/х техникуме. Невысокая, полная, но подвижная и крепкая женщина. ‘Мочевину? — отвечая, — Бросили её. Заметных результатов не видно. А в прошлом году одну корову отравили’. И вот так везде. На днях был в колхозе ‘День победы’ Узловского района. Председатель Константин Сергеевич Шубин: ‘От мочевины толка нет. Только деньгам перевод, пробовали в прошлом году, а теперь не применяем’.
11/XII. На днях в колхозе им. Кирова Заокский район. Это — передовое в районе хозяйство. Там Шумская, по производству и надоям молока колхоз первый в районе. С него бы и брать пример. А что у него хорошего? Вот, хотя бы та же мочевина. Её здесь, как в самой захудалой артели, применять перестали. Зоотехник Алексей Алексеевич Давыдов, так же как и Шубин, говорит: ‘Результатов не видим’. В колхозе нет ни одного прогрессивного приёма в животноводстве — ни ‘ёлочки’, ни беспривязного содержания скота. По-прежнему у доярок по 13 — 15 коров. Всё на ручном труде. Урожай получен нищий — немногим более 8 центнеров — это столько, сколько получали в Тульской губернии в начале века (48 пудов).
Что же намечено? Только изменение структуры полевых площадей, да и то очень нерешительное. Расширяются бобовые — гороха 20 га, будет 100 (а семян нет: ‘Урожай хороший был, — рассказывает агроном Федяева, — а собрать не смогли. Осталось центнеров семь зерна. А плети были, гороховые, с мой рост’). Бобов кормовых будет 40 га (семян тоже нет, их и не сеяли), кукурузы прибавится немногим более 200 га, несколько более 100 га на зерно. Созданы фермы по выращиванию коров. Дойное стадо увеличится на 100 коров за 1963 год, на 100 га будет около 10 коров, сейчас около 8.
Сейчас сижу на областном совещании идеологических работников — зав отделами пропаганды РК, лекторы, журналисты. На трибуне Мочалов, секретарь по пропаганде ОК КПСС. Вот уже более 40 минут скучным суконным языком повторяет основные положения Программы и об итогах съезда. Всё это известно каждому здесь сидящему. А зал полон. Все грамотные, преимущественно с высшим образованием люди. Варварская трата времени, тупость, а ведь вопрос стоит ‘Итоги съезда и задачи идеологической работы’. Итоги известны всем — вот и говори больше о задачах, местных фактах и жизни.
19/XII. На днях разговор с Сергеем Михайловичем Венедиктовым. Это зам начальника областного управления сельского хозяйства. Очень высокий, широкий в плечах, квадратное широкое гладко выбритое лицо, тёмные глаза, глубокие залысины делают лоб ещё выше. Типичная, я бы сказал, внешность агронома истинного старого чисто интеллигентного закала. В Тульском крае работает очень давно, знает его. Вспоминает: ‘Работал агрономом в хозяйстве. Было это ещё до войны. Так за пять лет больше 40 раз к прокурору приглашали. Как уцелел — сам не знаю. Вот вышло нам указание пахать глубоко. Дело было весной. Мне надо было пролущить участок заплывшей зяби. Культиваторов, таких как сейчас, у меня не было. И пустил я пару старых лемешковых лущильника. А тут на поле какие-то в кожанках приехали и ко мне: ‘Почему мелко пашете?!’. Ну, я и пустил их по русскому обычаю: ‘Много, говорю, здесь вас разъезжает’. На другой день к прокурору. Ничего, отпустил, только подписку о невыезде взял. Так и ходил с ней в кармане до осени. Благо урожай на этом участке хорош выдался. Осенью позвал, говорит: ‘Ну, давай твою невыездную’. Отдал. Или вот, как выкручиваться приходилось. Появился запрет на ранний сев. А у меня на бугорке почва подошла. Посмотрел я, и давай там овёс сеять. А тут, как на грех, комиссия: ‘Что вы тут делаете?’ А у меня тут, что пониже ещё не сеяли, почву только готовили. ‘Да, вот,- говорю, — землю ворошим, чтоб сохла’. ‘Не сеете, значит? Хорошо. А там что мужики делают?’. Это они о тех, кто повыше в поле, этак метров за сто, овёс сеяли. Что мне говорить? Отвечаю: ‘А там уже поворошили, теперь минеральные удобрения разбрасываем’. Пронесло. Не пошли туда. Вот так ‘приучали нас, агрономов, наплевательски, формально к земле относиться. Здорово приучили’. ‘А расскажите о гусях’, — попросил я. ‘Гусей, — начал рассказ Сергей Михайлович, — в Ефремове разводили видимо-невидимо. А продавать — в Москву гоняли. Перед тем, как отправиться — гусей обували. Да, да. Не удивляйтесь. Ведь, если гуся не обутым гнать в Москву, он все лапы сотрёт, не дойдёт, погибнет. А как обували? Русская смекалка помогла. Рассыпали на площади корм. Перед этой площадкой насыпали полосу песка, а перед песком поливали полосу земли смолой. Потом гнали гусей к корму. И получались на гусиных лапах смоляные лапти. Так и гнали в Москву’.
25/XII. Дом приезжих в Одоеве. Попал сюда сегодня из колхоза ‘Путь Ильича’ Суворовского района. Был у Тропина Михаил Григорьевича. Тропин — был секретарём райкома после сентябрьского Пленума ЦК (1953 г.). Его ‘бросили’ на укрепление сельского хозяйства. Колхоз его сейчас в первом десятке по области. За этот год на 100 га будет: молока 3150 центнеров и мяса 88 центнеров, т. е. раза в три больше, чем в среднем по области. Он высок, когда-то был худощав, но сейчас худощавость эта стала скрадываться нарастающим мясцом и жирком. Узкое лицо разрезается расширяющимся к низу, но не вислым, а прямым большим носом. Чёрные густые волосы стоят высокой шевелюрой, узкий разрез чёрных глаз. На народе держит себя большей частью сурово, шутит редко. Любой малый пустяк служит ему предлогом для ‘воспитательных’ высказываний, подробных, и, на мой взгляд, могущих показаться нудными тому, к кому они обращены. Ночевал у него две ночи. Живёт в Чекалине, километрах в восьми от колхоза. Жена — Зинаида Ивановна — располнела, работает строительным техником. Смышлёная дочка Валя. Ей ещё нет пяти, а я думал, судя по росту и разговору, что ей уже шестой год.
Здесь в Одоеве встретил Петра Ивановича Марандышкина. Он, в качестве агронома опорно-показательного хозяйства (теперь, недели полторы тому назад, после речи Хрущёва, где он говорил о том, что ‘опытно-показательное’ — название не точно отражает существо дела — эти хозяйства стали величать опорно-показательными), обслуживающего и Одоевские хозяйства, приехал сюда, чтобы помочь в разработке структуры земледелия. Вечером зашли в столовую ужинать. Зашёл разговор о земле: ‘Вот и пришли к тому, — продолжал разговор Пётр Иванович, — о чём Молотов говорил — к интенсивному земледелию. Если бы деньги, затраченные на целину, дать нам, мы бы ещё больше зерна государству дали, чем целина’. А под конец разговора: ‘Где, скажите мне, полностью и тщательно применили весь комплекс агротехники Вильямской травополки? Нигде! А он получал урожай ржи до 60 центнеров. Вот так-то’. И ещё: ‘Я как думаю: агроном должен прийти к председателю и сказать: ‘Мне нужно для урожая то-то и то-то’. И председатель должен находить. Так мы и работаем с Иваном Михайловичем Семёновым’ (Семёнова на 22-ом съезде избрали кандидатом в ЦК КПСС).
Зима в этом году — настоящая русская. Снега много. Морозы. Позёмки. Сухой снег переметает полевые дороги. Хрустит, звенит. Последние ночи — ясные полнолунные. Месяц заливает всё ярким белым светом. Тишина. Это в Чекалине. Сегодня к вечеру ветер, резкий, морозный. Пощипывает нос и уши, обжигает щёки. Луна уже пошла на ущерб. Всходит рано — часов 9 вечера уже стоит над горизонтом. Сегодня она не белая, а изжелта-оранжевая, большая. Мороз и от неё вверх и вниз световые столбы. Такие же столбы высоко вверх вздымаются над каждым фонарём уличным. Кажется, если не видишь опор — это луч прожектора прорезает тёмную синь неба.
1/I — 62 г. Последняя запись о старом годе и первая запись в новом году. Марандышкин выступал в Одоевском доме культуры, тема: ‘Пропашная система земледелия’. Оказывается, не особенно разговорчивый с приезжающими к нему корреспондентами, он умело говорит с трибуны. Неожиданно, пожалуй, и для самого себя подбирает народные образные словечки, тем самым более выпукло подавая мысль свою слушателям. Говорит очень убеждённо, наступательно, жесты экономичны, не размашисты, но решительны и резки.
На этом записи в записной книжке (блокноте) No 3, сделанные Андреем Ивановичем Чарушниковым, заканчиваются — дописана до конца.