Записки сельскаго священника, Розанов Александр Иванович, Год: 1882

Описание
Время на прочтение: 335 минут(ы)
Скачать в PDF

Записки сельскаго священника

Бытъ и нужды православнаго духовенства.

Записки пересмотрны и исправлены авторомъ.

Изданіе историческаго журнала

‘Русская Старина’.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографія В. С. Балашева, Средняя Подъяческая, д. No 1

1882.

СОДЕРЖАНІЕ.

I. Современный взглядъ на духовенство вообще.— Требованія общества.— Положеніе сельскаго духовенства.
II. Отношенія къ сельскому духовенству его прихожанъ разныхъ сословій и раскольниковъ. — Знанія, требуемыя отъ священника. — Заботы на него возлагаемыя о народномъ здравіи, нравственности, образованіи. — Полное самоотверженіе и самоотреченіе
III. Отношенія къ сельскому священнику статистическихъ комитетовъ и ученыхъ обществъ.— Правительственныя распоряженія.
IV. Душевныя качества для священника обязательныя.— Епископство.— Консисторія.— Техническія знанія.— Что даетъ общество священнику.
V. Выходъ изъ семинаріи.— Пріздъ въ село.— Мірскія власти.— Прихожане.— Первая поздка съ требою.— Управляющій и писарь — Хожденіе по избамъ Христа сдавить.— Итогъ недльнаго сбора.— Обязательное угощеніе прихожанъ и попойка.— Кликуши.— Пьянство.— Тяжелое житье. О. Василій Тихоміровъ.
VI. Великій постъ.— 2 р. 62 1/2 коп. за ежедневную семинедльную службу — Богоносцы — Плата за молебны.
VII. Покупка дома.— Хлбопашество и работники — Пріздъ преосвященнаго.— Вымогательства и взятки его спутниковъ.— Покупка коня и тлеги.
VIII. Священникъ-чернорабочій.— о. аворскій.— Средства нанимать рабочихъ.— Практическіе совты пастыря опытнаго.
IX. Обновленіе церкви.— Прошеніе архіерею.— Мироносицы.— Два типа помщиковъ: грубаго и ласковаго.
X. Длежъ луга и происки писаря.— Насильственные браки.— Поздка въ городъ.— Семинаристъ-торгашъ — Взяточничество.— Выгодный приходъ.
XI. Грабители, т. е. кордонные стражники.— Представленіе преосвященному.— Его обхожденіе со священниками — ключарь, поставленный на колни.
XII. Сборъ хлбомъ.— Зажиточные и нищіе.— Нищіе, отбивающіе хлбъ у священника.— Обиды и униженіе.
XIII. Духовные чины. — Причетники и пономари-отверженцы. — Миссіонеры и раскольники.— Экзамены дьячковъ.
XIV. Источники наживы сельскихъ священниковъ.— Взиманіе платы за требы впередъ.— Священникъ-мельникъ.— Запечатаніе церквей.— Перекупка хлба.— Обороты брагою.— Жалованье священниковъ и доброхотныя даянія.— Платы обязательныя — Продажа молитвъ на вс случаи жизни человческой.— Торги и переторжки, запросы и уступки.— Причины непріязни прихожанъ къ духовенству.
XV. Случаи и ближайшія причины отпаденій въ расколъ.
XVI. Безграмотные священники.— Презрніе къ сельскому духовенству крестьянъ и помщиковъ.— Жизнь отца и дда.— Пролетаріатъ сельскаго духовенства.
XVII. Маріинская колонія Воспитательнаго дома.— Ранжиръ, симметрія и вншняя чистота.— Колодки и розги.— Преосвященный Аанасій Дроздовъ. — Экзаменъ на учебной ферм.— Протоіерей о. Гавріилъ Чернышевскій — Управляющій Ремлингенъ.— Неудовольствіе и бунтъ крестьянъ-питомцевъ.— А. З. Марковскій.— Преобразованія на ферм.— Причины вынесенія иконы изъ класса..
XVIII. Воспитаніе дтей.— Домашніе уроки.— Отдача сыновей въ семинарію.— Преобразованіе семинарій.— Псаломщичество.— Переходъ сыновей въ свтскія учебныя заведенія.— Увольненіе отъ должности законоучителя на ферм.— Пособіе на воспитаніе дтей.
XIX. Что сдлано для религіозно-нравственнаго состоянія общества.— Преподаваніе Закона Божія въ сельскихъ школахъ и высшихъ учебныхъ заведеніяхъ.— Неохотное посщеніе церквей.— Проповдники.— О. Палисадовъ.— Какъ у насъ слушаются проповди.
XX. Предубжденіе къ духовенству всхъ классовъ общества.— Нападки на него и ихъ опроверженіе.— Обвиненіе духовенства въ бездйствіи.— Вопросъ о замн поборовъ постояннымъ жалованьемъ.— Такса за отправленіе требъ.— Натянутость отношеній священниковъ къ ихъ прихожанамъ.— Неудачные опыты производства постояннаго жалованья.
XXI. Почему духовенство не входитъ въ соглашеніе съ прихожанами съ помощію земства.— Выборы священниковъ въ гласные.— о. А. И. Дроздовъ.— Жалованье законоучителямъ сельскихъ школъ.— Эпизоды на земскихъ выборахъ…..
XXII. О недостаточномъ образованіи духовныхъ лицъ.— Священники и міроды.— Бытъ архіереевъ.— Отсутствіе кастоваго духа.— Спеціальность духовныхъ училищъ.— Товарищество въ семинаріяхъ и въ заведеніяхъ общеобразовательныхъ…
XXIII. Газетныя статьи о духовенств,— о. Б. И. Горизонтовъ — Раскольничьи попы.— Ксензы и пасторы.— Колонисты и отношенія къ нимъ пасторовъ.— Исповди и пріобщенія умирающихъ.— Мнимые больные, привередники и привередницы — Муллы.
XXIV. Ведетъ-ли улучшеніе быта духовенства къ пьянству.— Можетъ-ли духовенство возгордиться получая постоянное жалованье.— Духовное чиновничество.
XXV. Развращающее положеніе духовенства.— Возможно-ли поднять уваженіе къ духовенству.— Отношенія къ нему крупныхъ землевладльцевъ.— Способы къ матеріальному обезпеченію духовенства.— Земскія собранія и крестьянскія сходки.— Выборъ церковнаго старосты.— Могучее вліяніе водки на приговоры сельскаго міра. — Постановленія о церковной іерархіи.— Суды епископовъ.— Судъ прихожанъ — Судъ изъ практики раскольничьей.— Избираніе священниковъ общинами. — Плаченное состояніе семинарій.
XXVI. Воспитаніе священника былыхъ временъ — Жизнь въ семинаріи — Общежитія.— Ихъ выгоды и возможныя улучшенія.— Курсъ наукъ.— Указанія на недостатки семинарскаго образованія.— Высшее семинарское начальство…….
XXVII. Прошенія архіереямъ объ опредленіи священниковъ на мста.— Случаи лицепріятія, непотизма и протекцій.— Распредленіе приходовъ на классы.— Выгодные и невыгодные приходы.
XXVIII. Дома сельскихъ священниковъ.
XXIX. Вражда священниковъ двухштатныхъ приходовъ.— Эксплуатація младшихъ старшими
XXX. Благочинные. — Трезвость и безупречное житіе, отъ нихъ требуемыя.— Надзоръ за нравственностью.— Обязанности благочинныхъ.
XXXI. Церковные доходы и расходы.— Ремонтировка церквей.— Затрудненія вслдствіе іерархическихъ порядковъ. — Ограниченность правъ благочинныхъ и прихожанъ.
XXXII. Цензура проповдей и затруднительное положеніе проповдниковъ.
XXXIII. Подводныя повинности.— Расходы на поздки.— Денежныя повинности и налоги .
XXXIV. Порядокъ выдачи жалованья — Задержки и прижимки.
XXXV. Слдствія нищенской обстановки и загнанности нашего духовенства.
XXXVI. Форменная одежда.— Обязательное ношеніе рясы.— Прихожане-соглядатаи.
XXXVII. Препятствія къ поступленію въ учебныя заведенія.— Малолтіе.— Уросливость.— Возрастъ.— Сроки для поступленія въ семинаріи.— Пономарство.— Недостаточность подготовки. — Разряды. — Строгость экзаменовъ.— Положеніе о штатахъ.
XXXVIII. Духовное самоуправленіе.— Създы.— Случаи своеволія епископовъ.
XXXIX. Прихожане и священники.— Собранія благочинныхъ.— Постепенное ихъ распаденіе.
XL. Условія къ сближенію духовенства съ прихожанами.— Причины существующей розни.— Іеромонахъ Тихонъ и истязанія семинаристовъ.
XLI. Доходы отъ требоисправленій.— Отношенія добрыхъ прихожанъ къ ихъ пастырю.— Бесды съ прихожанами.— Неудовольствіе священниковъ на это нововведеніе.— Вліяніе бесдъ на нравственность паствы.
XLII. Справки по церковнымъ документамъ — задержки въ консисторіяхъ.— Безпорядочные порядки.— Производство слдствій.Вымогательства взятокъ въ консисторіяхъ.— Взятка сына съ отца.— Широкая натура и ея столкновенія со священникомъ.— Жалобы прихожанъ на священниковъ
XLIII. Священники въ качеств депутатовъ при производств слдствій. — Разбойникъ и становой приставъ.— Пытка.— Дтоубійство въ женскихъ раскольничьихъ монастыряхъ.— Причина увольненія благочиннаго.
XLIV. Вредное вліяніе формалистики на личный характеръ священниковъ.— Обременительныя переписки — Штрафы и выговоры консисторій.
XLV. Отношенія архіереевъ къ консисторіямъ.— Сборы на неимущихъ.— Ошибки въ представленіи консисторіи. — Посылки священниковъ въ монастыри.
XLVI. Заштатное духовенство. — Размры пенсій.— Заштатные причетники.
XLVII. Суды и судья.— Доносъ на благочиннаго.
XLVIII. Передача священническихъ мстъ зятьямъ.— Запрещеніе передачи мстъ родственникамъ.— Слово и примры въ защиту передачи — Браки по расчету.— Сироты.
XLIX. Заключеніе.— Сводъ указаній и пожеланій на возможное улучшеніе быта сельскаго духовенства и точное опредленіе размра правь духовныхъ властей.
L. Приложенія.— Письма къ редактору ‘Русской Старины’ М. И. Семевскому — князя Италійскаго графа А. А. Суворова-Рымникскаго и автора ‘Записокъ Сельскаго Священника’.

I.

Литература наша, въ послднее время, стала нердко касаться духовенства. Много является повстей и легкихъ разсказовъ, а есть статьи и съ явными претензіями на серьёзность. Но, къ сожалнію, многое, что пишется о духовенств, пишется односторонне, безъ знанія дла, а иногда и съ явнымъ желаніемъ унизить духовенство въ глазахъ читающаго міра.
Въ одномъ уважаемомъ и распространенномъ журнал о духовенств однажды писалось такъ: ‘духовенство наше неразвито, тупо, глупо и даже безнравственно. Оно не удовлетворяетъ требованіямъ современнаго общества. Оно, своимъ умственнымъ развитіемъ, стоитъ гораздо ниже даже средняго уровня современнаго общества. Дти духовенства, видя грязное, отуплое и безнравственное состояніе отцовъ, не хотятъ быть въ этой тин и вылазятъ изъ нея во что бы то ни стало, подвергаясь всевозможнымъ лишеніямъ’, и пр., и пр.
А такъ какъ извстно, что многіе изъ такъ называемыхъ высшихъ слоевъ общества гораздо лучше знаютъ какихъ-нибудь зулусовъ, чмъ своего русскаго мужичка, и лучше знаютъ Парижъ, Неаполь и Ниццу, чмъ Москву, Новгородъ и Казань, то, читая такіе отзывы о своемъ русскомъ духовенств, невольно подумаютъ: ‘да что же это за народъ такой — это наше православное духовенство? Зачмъ терпятъ его? Почему не замнятъ его людьми умными, развитыми, свжими, чистыми отъ всякой плсени и грязи, нравственными, съ благороднымъ направленіемъ? людьми, имющими сильное вліяніе на все общество, пользующимися всеобщею любовью, людьми изъ другой, чистой сферы, изъ свтскаго общества? Стоитъ ли возиться съ этою изгарью, когда въ запас цлые десятки милліоновъ силъ свжихъ, могущихъ и желающихъ, по первому знаку, замнить это отуплое племя? Что это за отуплое племя, которое, живя среди просвщеннаго, чистаго, благороднаго, высоконравственнаго общества, при всхъ усиліяхъ общества къ облагороженію его, коснетъ въ своемъ невжеств и никакія мры не дйствуютъ на него?’
Явленіе это было бы и грустью и даже непонятно, еслибъ духовенство было дйствительно такимъ, какой даетъ о немъ отзывъ наша литература. Читая такіе отзывы о духовенств, я думалъ, что духовная наша литература скажетъ свое правдивое слово. Въ особенности я надялся, что она отвтитъ на тотъ отзывъ о духовенств одного изъ уважаемыхъ и наиболе распространенныхъ журналовъ, изъ котораго я сейчасъ сдлалъ выписку, но ни въ одномъ изъ духовныхъ журналовъ отвта не было. А человку, встрчающему часто такіе отзывы о духовенств въ свтской литератур и не встрчающему опроверженій со стороны литературы духовной, естественно должно придти убжденіе, что все, что ни пишется о духовенств въ свтской литератур, есть неоспоримая и неотразимая истина. А отсюда неизбжны презрніе къ духовенству и холодность къ великому длу его служенія.
Правда, въ ‘Церковно-общественномъ Встник’, весьма почтенномъ изданіи А. И. Поповицкаго, очень часто помщаются небольшія статейки въ защиту духовенства, но изъ нихъ все-таки нельзя составить полнаго понятія ни о жизни духовенства въ самомъ себ, ни объ отношеніяхъ его къ обществу и ни объ отношеніяхъ самого общества къ духовенству.
На статью, изъ которой я длаю небольшую выдержку, я долго ждалъ, какъ я уже сказалъ, отвта отъ духовной литературы, не дождался и, наконецъ, забылъ о ней самъ. Но недавно, случайно, она попалась мн опять и мн вздумалось отвтить на нее. При этомъ я нахожу не лишнимъ сказать, что я живу не въ столиц, гд иногда пишутся идеальные проекты для деревень людьми, не бывшими дальше какого-нибудь Парголова или Кушелевки и совершенно не знающими быта и жизни народа. Я и не фельетонистъ, зачастую описывающій деревенскую жизнь, самъ не бывши нигд, во весь свой вкъ, дальше какой-нибудь Коломяги. Я родился въ деревн, выросъ въ деревн, и живу въ деревн священникомъ боле 30-ти лтъ. Кром того, будучи сельскимъ священникомъ самъ, я имю особенные случаи всматриваться въ жизнь моихъ собратій, другихъ священниковъ. Имю нердкія, и частныя и офиціальныя, сношенія съ людьми свтскими всхъ сословій, имю честь быть знакомымъ лично со многими лицами такъ называемаго лучшаго общества нашего многолюднаго города, бывалъ въ городахъ и кром своего. Могу сказать, поэтому, что людей я видывалъ, и потому смотрю на жизнь, какъ мн кажется, такъ, какова она есть, безъ всякихъ предубжденій, и, слдовательно, могу сказать правдивое слово. Защищать духовенство я совсмъ не имю надобности.
Хроникёръ того же журнала, изъ котораго я привелъ выписку, говоритъ: ‘наше духовенство не удовлетворяетъ требованіямъ современнаго общества’. Но при этомъ онъ не потрудился сказать: кого разуметъ онъ подъ словомъ: ‘общество’ и ‘какія его требованія’, что сказать, однакожъ, было бы необходимо. Вдь наша матушка Россія велика и общество — ея населеніе — слишкомъ разнообразно и по званію, и по состоянію, и по образованію, и по характеру, и по образу жизни, и даже по роду и племени. Какую массу вы встртите тутъ разнообразнйшихъ вкусовъ и характеровъ, талантовъ и бездарности, труда и лности, простоты и чванства, прямодушія и подлости, разума и нелпости, мотовства и скряжничества, доброты и злости, горя и радости, довольства и нищеты, прогресса и отсталости, добродтели и порока, благородства и цинизма!… Чему тутъ прикажете подражать и чьимъ вкусамъ прикажете ‘удовлетворять’? Вдь все это присуще ‘современному обществу’! По нашему мннію, дло было бы осмысленне, если бы было сказало, что духовенство не удовлетворяетъ требованіямъ современнаго извстнаго класса людей, положимъ — дворянъ, вмсто того, чтобы говорить огуломъ: ‘общество’. Дворяне-де и по образованію, и по нравственности, и по вліянію на остальныхъ членовъ общества, и пр., и пр., выше всхъ другихъ сословій. Оно всми другими сословіями уважаемо и любимо, берите примръ съ него и старайтесь удовлетворять его требованіямъ. Но такъ-ли это на самомъ дл?… Много лицъ изъ дворянъ, предъ которыми, за ихъ благородство души, умъ, государственную и общественную дятельность, невольно съ благоговніемъ преклоняешь свою голову, но еще боле и такихъ, которые не стоютъ не только подражанія, но и никакого уваженія, по ихъ необразованности и непорядочности жизни. Значитъ, что дворяне, всмъ своимъ сословіемъ, не могутъ служить идеаломъ совершенства и быть образцомъ для духовенства. Слдовательно, духовенству и не слдуетъ стараться удовлетворять требованіямъ современнаго сословія дворянъ. Притомъ дворяне — не ‘общество’,— они только небольшая крупица въ нашемъ обширномъ государств, за ними еще много милліоновъ лицъ другихъ сословій. Притомъ, никто и никогда не требовалъ и не потребуетъ, чтобы духовенство удовлетворяло требованіямъ только дворянъ.
Если дворяне не могутъ быть идеаломъ для духовенства, то можетъ быть — чиновники? Опуская многое-многое изъ ихъ быта, мы спросили бы г. хроникёра: случалось-ли ему, какъ говорится, ходить по судамъ? Имлъ-ли онъ дла въ департаментахъ, окружныхъ судахъ, полицейскихъ управленіяхъ, консисторіяхъ?… Если онъ не имлъ къ нимъ лично соприкосновеній и близко не знаетъ ихъ, то мы скажемъ ему: отъ такихъ идеаловъ да сохранитъ Господь и вашихъ и нашихъ!
Можетъ быть — купцы? Но если взять газеты хоть только за послдніе три года, то и не перечесть однихъ только злостныхъ банкротствъ, не говоря уже о другихъ добродтеляхъ.
Идеалъ, стало быть, и здсь плохой и подражать имъ — дло неподходящее.
Можетъ быть, хроникёръ представитъ намъ интеллигенцію своего круга — литераторовъ, журналистовъ, фельетонистовъ и прочій мыслящій и пишущій людъ? Но на это мы скажемъ ему: если только десятая доля того врна, что они другъ о друг пишутъ и печатаютъ во всеобщее свдніе, то согласитесь, что хорошъ-же этотъ кругъ и есть съ чего брать образецъ!
Посл этого укажите мн на сословіе, которое бы, всмъ своимъ составомъ, удовлетворяло всмъ требованіямъ всего остальнаго общества,— во всхъ концахъ Россіи. Укажите, что такое-то сословіе дошло до такого состоянія, что усовершенствованія боле уже не требуетъ. Указать этого нельзя. Укажите хоть на одно лицо въ свт, изъ временъ минувшихъ и настоящаго, которымъ были бы довольны вс. Не укажете и этого. Укажите, наконецъ, на два лица, которыя были бы довольны другъ другомъ во всемъ. Конечно, не укажете и этого. Если же это невозможно, то какъ же возможно то, чтобы нсколько десятковъ тысячъ личностей, разнообразныхъ и по образованію и по характеру, и по образу жизни, удовлетворяли требованіямъ милліоновъ людей, еще боле разнородныхъ и разнообразнйшихъ между собою и съ безчисленно разнообразнйшими ихъ требованіями!
Между тмъ, среди духовенства, лицъ высокообразованныхъ и высоконравственныхъ, по относительному количеству, несравненно больше, чмъ во всхъ другихъ сословіяхъ. Возьмите петербургское духовенство и сравните съ остальными гражданами столицы — низшій классъ оставьте даже въ поко — и вы увидите, что перевсъ на сторон духовенства. Возьмите въ любой губерніи духовенство, дворянъ, чиновниковъ и купцовъ и сравните, опять, конечно, по относительному ихъ количеству. Въ каждой губерніи вы непремнно найдете человкъ 700 священниковъ и псаломщиковъ съ полнымъ образованіемъ средняго учебнаго заведенія, есть съ образованіемъ академическимъ, и изъ всего количества 40% окончившихъ полный курсъ среднихъ и высшихъ заведеній есть непремнно. Переберите, потомъ, всхъ служащихъ чиновниковъ во всхъ переполненныхъ ими присутственныхъ мстахъ и вы увидите много-ли тамъ окончившихъ полный курсъ гимназій. А на служащихъ и неслужащихъ дворянъ и купцовъ придется, просто, рукой махнуть. Журналовъ и ученыхъ изслдованій у насъ, опять, разумется, сравнительно съ количествомъ лицъ, несравненно больше. Ученыя произведенія наши не уступятъ любому произведенію свтскому. О нравственномъ же содержаніи всей духовной литературы и говорить нечего. У насъ нтъ ни ругательствъ, ни перебранокъ, ни глупыхъ и едва-ли нравственныхъ романовъ и повстей, ни унижающихъ человческое достоинство пасквилей другъ на друга. Точно также, не въ упрекъ, а въ видахъ исторической правды, мы можемъ спросить: кмъ населены Сибирь, Сахалинъ? кто ихъ каторжники? кмъ переполнены тюремные замки? чьи ведутся процессы въ мировыхъ учрежденіяхъ, окружныхъ гражданскихъ и уголовныхъ судахъ? Участвовалъ ли хоть одинъ, не только что священникъ, но даже хоть послдній пономарь, въ государственныхъ преступленіяхъ?… Этого никогда не было, и можемъ ручаться головой за все православное духовенство Россіи, что никогда этого и не будетъ.
Въ стать г. Минцлова, помщенной въ ноябрьской книжк ‘Юридическаго Встника’ за 1881 годъ находимъ слдующее, не лишенное интереса, при современныхъ толкахъ о духовенств, свдніе: ‘по уголовно-статистическимъ свдніямъ, изданнымъ министерствомъ юстиціи, за 1873 — 77 гг. получается 36 осужденныхъ на 100,000 крестьянъ, между тмъ, другія сословія даютъ гораздо большія цифры, такъ дворяне осуждаются въ числ 910 на 100,000 дворянъ, почетные граждане и купцы даютъ 58 осужденныхъ на 100,000, мщане — 110, отставные нижніе чины и ихъ семейства также 110, духовенство осуждается лишь въ размр 1,71 (т.-е. мене двухъ человкъ) на 100,000 духовныхъ лицъ и относится къ крестьянамъ въ этомъ отношеніи приблизительно какъ крестьяне къ дворянамъ’.
Я нимало не говорю, что духовенство свято. Въ консисторіяхъ нашихъ часто производятся дла о безпорядочной жизни кого-либо изъ причта. Но въ чемъ эта безпорядочность? Духовенство судится, почти исключительно, за нетрезвую жизнь. И это опять не потому, чтобы духовенство безобразничало по купечески, или какъ, въ былое время, провинціалы-дворяне,— нтъ, у насъ преслдуется и то малое, на что въ другихъ сословіяхъ не обращается и вниманія. Притомъ, если вникнуть въ нашу сельскую жизнь и всю ея обстановку, то нужно еще удивляться, что пьянства такъ мало. Изъ того, что будетъ мною сказано ниже, я надюсь, что читатель ясно увидитъ, что сельскому духовному лицу нуженъ твердый-твердый характеръ, чтобъ не сдлаться пьяницей. Поэтому духовенство должно бы было пользоваться большимъ уваженіемъ и большими симпатіями общества, нежели какъ это есть на самомъ дл.
Посл этого самъ собою слдуетъ, вопросъ: почему же общество недовольно духовенствомъ, безпрестанно печатно осуждаетъ его и требуетъ, чтобы оно ‘удовлетворяло всмъ требованіямъ его’, не требуя этого отъ другихъ сословій?
Дло просто: общество раздляется на извстныя группы: дворянъ, военныхъ, чиновниковъ, купцовъ, крестьянъ и пр. Каждая группа поставлена въ извстныя, опредленныя рамки, того, что усвоила себ извстная группа, она уже не потребуетъ отъ другой, напримръ, никто не потребуетъ, чтобы дворянинъ самъ лично пахалъ, сялъ и проч., отъ мужика никто не потребуетъ учености, чтобъ онъ ходилъ во фрак, лайковыхъ перчаткахъ и под. Группы эти такъ опредлились, что вс он живутъ собственною, самостоятельною жизнію, съ собственными достоинствами и недостатками, не прикасаясь одна къ другой. Духовенство составляетъ тоже отдльную группу, но она стоитъ въ середин этихъ разнороднйшихъ группъ. Не принадлежа ни къ одной, она, въ то же время, составляетъ со всми ими одно. Миссія духовенства: соединить разнороднйшія части общества въ одно цлое, вселить общее другъ къ другу довріе, любовь и быть руководителемъ въ любви къ Богу и ближнимъ. Поэтому оно ко всмъ группамъ должно соприкасаться въ одинаковой степени и на вс имть сильное вліяніе. Такъ — по иде. Но на дл — въ самой жизни — длается наоборотъ: оно само находится подъ вліяніемъ общества. Вс его жизненныя силы, даже послдній кусокъ хлба, находятся въ рукахъ общества и общество производитъ на него такое сильное давленіе, что вліяніе на него духовенства остается едва замтнымъ. Вслдствіе такоого неестественнаго положенія дла, каждый членъ общества считаетъ духовенство зависимымъ отъ него, а себя — въ прав не только желать, но даже требовать отъ духовенства всего, что присуще его характеру и направленію. Духовенство или, точне, священника разрываютъ на части во вс стороны: всякій требуетъ своего, нимало не обращая вниманія на то, кто онъ и чмъ онъ долженъ быть на самомъ дл. Поэтому вс разнороднйшіе члены общества возлагаютъ на него такую массу обязанностей и требованія эти до того разнообразны и часто несовмстимы одни съ другими, и до того иногда нелпы и дики, что выполнить ихъ нтъ никакой возможности. Эта масса требованій, эта несовмстимость ихъ однихъ съ другими и эта нелпость и дикость ихъ — и бываютъ причиною такихъ безцеремонныхъ и безпощадныхъ порицаній, какимъ подвергается духовенство. Духовенство если и иметъ слабое вліяніе на общество, то оно проявляется только въ низшихъ слояхъ общества, но тамъ, что считаетъ себя хоть чмъ-нибудь выше мужика, и это слабое крайне сомнительно. Но за то тутъ претензій и требованій отъ священника несравненно больше, и требованія эти, большею частію, одно другаго нелпе.
Для ясности сказаннаго мною укажу на жизнь священника, у котораго большинство прихожанъ крестьяне, но гд, тутъ же въ приход, есть и дворяне, и одни изъ нихъ — вообще какъ господа сельскіе помщики, другіе — дворяне, что-нибудь читающіе, третьи — между которыми есть барыни старыя и барыни молодыя, есть люди ученые, чиновники, купцы, раскольники, гд есть земская школа, врачъ и сельскія власти и, какъ типунъ на язык, свой пьяный причтъ. Посмотрите на ихъ требованія отъ священника! Посл этого взгляните на жизнь священника за предлами его прихода: у него есть общее — государственное правительство, при которомъ, между прочимъ, какъ метеоры, блуждаютъ еще неопредлившіеся различные статистическіе комитеты, у него есть непосредственный начальникъ — епископъ, есть консисторія. Взгляните и на ихъ требованія!!…
Я выставляю немногихъ, съ кмъ соприкасается священникъ, но посмотрите на массу и на разнообразіе ихъ требованій.

II.

Крестьяне лтомъ, большею частію, работаютъ и въ праздники. Но имъ желательно и въ церкви помолиться, и работы не опустить. Поэтому они желаютъ, чтобы обдни служились рано. Они любятъ священника, когда тотъ живетъ точно такъ же, какъ живутъ они сами,— чтобъ у священника былъ такой же простой домъ, какъ и у мужика, если мужикъ можетъ придти къ нему во всякое время, если священникъ не прогнвается, когда тотъ затопчетъ и загрязнитъ у него полы, часъ — два потолкуетъ съ нимъ объ урожа, скотинк, недоимкахъ, рекрутчин, и вмст съ нимъ выпьетъ, если священникъ самъ потомъ пойдетъ къ нему на крестины, свадьбу, поминки, и вмст съ нимъ напьется тамъ пьянъ, наднетъ мужицкій кафтанъ и подетъ вмст пахать, косить, въ лсъ, и т. п. Про такихъ священниковъ, обыкновенно, крестьяне говорятъ: ‘нашъ попъ — душа! Онъ настоящій нашъ братъ — мужикъ: работаетъ съ нами вмст, даромъ что попъ, къ нему или запросто за всякое время, онъ и самъ выпьетъ и теб поднесетъ’. Такіе отзывы мн не разъ приходилось слышать отъ крестьянъ о своихъ батюшкахъ. Значитъ: чтобы удовлетворять ‘требованіямъ современнаго общества’ — крестьянъ, священникъ долженъ быть мужикомъ.
Но представьте, что въ этомъ же приход живетъ баринъ, да, на бду, еще изъ ‘крупныхъ’: Отъ священника онъ требуетъ совсмъ уже не того, что требуетъ мужикъ: до девяти часовъ баринъ, обыкновенно, выспаться не успваетъ, поэтому онъ, при каждомъ удобномъ случа, выразитъ непремнно сожалніе, что обдни служатся рано. Для него священникъ долженъ быть всегда чисто одтъ, а тмъ боле его семейные. Онъ желалъ бы, чтобъ у священника былъ хорошій домъ, съ хорошею меблировкой, чтобъ у священника была всегда приличная закуска и сервировка, чтобъ съ мужикомъ онъ не только не имлъ короткихъ сношеній, но чтобъ и близко не подпускалъ къ себ этого, пропитаннаго дегтемъ и овчиной, хамскаго отродья, чтобы вс манеры въ обращеніи были самыя изысканныя, барскія, и сохрани Богъ, если отъ попа хоть чуточку пахнетъ мужицкимъ духомъ, словомъ: чтобъ у священника все было по-барски,— чтобъ для его барскаго достоинства не было унизительно, когда онъ осчастливитъ священника своимъ посщеніемъ,— зайдетъ къ нему, посл обдни, на стаканъ чаю и рюмку водки. Стало быть: чтобы удовлетворять ‘требованіямъ современнаго общества’ — дворянъ, священникъ долженъ быть бариномъ.
Если баринъ что-нибудь читаетъ — хоть мстную газетку, или изъ столичныхъ газетъ {Мн лично коротко знакомы: одинъ землевладлецъ, имющій до 5,000 дес. и до 250,000 р. въ банкахъ, выписываетъ только мстную газетку, другой, имющій 1,000 дес. и до 200,000 руб. въ банкахъ, выписываехъ одинъ московскій журналъ, и всегда за прошлый годъ — подешевле, третій съ 30,000 р. годоваго дохода, не выписываетъ и не читаетъ ровно ничего, одинъ, занимавшій видное мсто по выборамъ, выписываетъ мстный листокъ, другой — занимаетъ теперь это видное мсто и выписываетъ мстный листокъ и каррикатурный листокъ изъ столицы. И это — изъ ‘крупныхъ’. А о мелочи и говорить нечего. Значитъ, то, что я говорю, не есть намренный, ложный отзывъ о сельскихъ помщикахъ. Сельскій Священникъ.}, то не всегда высказываетъ мысли свои положительно, безапелляціонно, но иногда соглашается съ мнніями и другихъ. Вести бесду съ такимъ господиномъ еще сносно. Но вс разговоры съ гг. помщиками, обыкновенно, ведутся на одну тэму: о лности мужиковъ, о стснительномъ состояніи помщиковъ-землевладльцевъ, о потворств крестьянамъ мировыхъ судей и, къ концу-концовъ, разговоръ сойдетъ непремнно на карты и собакъ. Карты и собаки для множества помщиковъ составляютъ и теперь еще душу ихъ жизни, и снискать уваженіе и расположеніе къ себ у такихъ господъ можно только картами и собаками. Однажды мн пришлось хать въ одномъ вагон съ господами помщиками, хавшими на охоту. Я сидлъ на диван въ углу и на меня, конечно, никто не обратилъ вниманія. Но въ разговорахъ ихъ я услышалъ, однажды, слово ‘попъ’.. Это меня заинтересовало и мн вздумалось, отъ скуки, пошутить надъ ними и пощупать много-ли у нихъ мозговъ. Я подслъ къ нимъ поближе. Господа толковали о собакахъ. Я вмшался въ ихъ разговоръ и постарался высказать имъ все свое собаковдніе: я сталъ говорить имъ, что сетеръ иметъ такія-то хорошія качества, а понтеръ такія-то, что напрасно они въ эти мста взяли сетеровъ, а что гораздо лучше было бы взять понтеровъ и проч. И знаете ли? Я не могъ досыта налюбоваться съ какою жадностью они слушали меня и какъ впивались въ каждое мое слово! Въ какихъ-нибудь 20—30 минутъ мы сдлались искренними друзьями. При искреннихъ рукопожатіяхъ на прощаньи, я заслужилъ отъ всхъ аттестацію умнаго и образованнаго священника, какихъ имъ не приводилось еще встрчать въ жизни. А изъ этого и выходитъ, что священникъ, чтобы ‘удовлетворять требованіямъ современнаго общества’ — его собесдниковъ-дворянъ, изъ пастыря церкви долженъ сд&#1123,латься псаремъ.
Старая барыня будетъ чтить своего приходскаго батюшку-священника выше святителя, если онъ зайдетъ иногда къ ней выпить чашечку кофейку съ цикоріемъ, поиграетъ съ ней въ гранъ-пасьянсъ, посудитъ о легкости нравовъ ныншнихъ молодыхъ людей и будетъ имть терпніе слушать ея обыденныя сплетни. Стало быть: священникъ долженъ быть салопницей.
Молодая барыня будетъ занимать васъ разговоромъ о новомъ роман, который она только-что прочла или читаетъ, объ опер и театр, гд вы никогда не бываете, о несостоявшемся брак лицъ, которыхъ вы не знаете, въ сотый разъ выслушаете о необыкновенныхъ талантахъ ея птенцовъ, и т. под. Правда, бываютъ разговоры иногда о церковныхъ службахъ и о священникахъ, но какого рода? ‘Ахъ,— воскликнетъ иная барыня,— какой NN. славный и образованный священникъ! Какъ онъ хорошо служитъ, настоящій архіерей! И какъ онъ скоро служитъ! Да и къ чему морить народъ? Я всегда зжу къ нему’. Или: ‘Какой NN. славный священникъ! Онъ даже вовсе не похожъ на священника — настоящій свтскій! Съ нимъ всегда пріятно провести время’. Но если и вы, при этомъ скажете, для потхи, какое направленіе дано, по послднему журналу, шиньону — вздернутъ-ли онъ на макушку, или откинутъ назадъ, какія въ мод нын шляпки, дипломаты, ротонды и проч., то вы, во мнніи барыни, ужъ непремнно будете и достойнйшимъ, и современнымъ, и образованнымъ священникомъ. А изъ этого и слдуетъ: чтобы ‘удовлетворять требованіямъ современнаго общества’ — барынь, священникъ долженъ быть модисткой.
Лицъ, служащихъ въ какомъ-нибудь присутственномъ мст, вы расположите къ себ только тогда, когда вы выразите ваше сочувствіе, что окладъ жалованья слишкомъ недостаточенъ по ихъ трудамъ, когда вы знакомы хоть сколько-нибудь съ длами ихъ службы, знаете немного общія чиновническія интриги и городскія новости, врите, вмст съ ними, всякимъ слухамъ, зайдете вечеркомъ къ этимъ ‘вчнымъ труженикамъ’ выпить чаю съ коньячкомъ, а, пожалуй, тутъ же и попть. Значитъ: священникъ долженъ быть чиновникомъ.
Встрчаешься иногда съ человкомъ довольно много читающимъ. ‘Ахъ, вы читали?’ — спрашиваетъ онъ.— Нтъ, не читалъ еще.— ‘Прочитайте непремнно!’ Или слышишь: ‘какой NN. умный священникъ! Какъ онъ много читаетъ!’ Значитъ: хоть бы для того, чтобъ не клеймили дуракомъ, священникъ долженъ много читать.
Есть семейства, для которыхъ карты составляютъ жизнь. Если священникъ не играетъ, то онъ никогда не будетъ пользоваться расположеніемъ этого семейства. Правда, въ глаза ему, изъ приличія, полебезятъ, но за то переберутъ его по косточк, лишь только онъ переступитъ порогъ ихъ дома. Напротивъ, вс милости изливаются на того, кто способенъ жертвовать своею честью и совстью и бываетъ неразлучнымъ ихъ партнеромъ. Стало быть: священникъ долженъ быть картежникомъ.
Купцы — статья иная: они религіозне многихъ другихъ сословій, но при этомъ набожность ихъ до того перепутана съ барышничествомъ, что, вроятно, большинство изъ нихъ и сами не опредлятъ себ, кто они — плуты, или люди благочестивые. Употребляя вс способы и пользуясь всякимъ случаемъ къ нажив, они любятъ читать книги религіознаго содержанія. Не особенно заботясь о чистот своей нравственности, они строго соблюдаютъ посты — по крайней мр въ глазахъ другихъ. Вздувши кого-нибудь при подряд или продаж, на сколько хватило мочи,— они ставятъ въ церкви рублевыя свчи. Иной воротило пуститъ по міру цлые десятки чужихъ сиротъ, но за то потомъ сольетъ большой колоколъ, или построитъ высокую колокольню. Отъ священника они требуютъ солидности, точности въ церковной служб, строгаго соблюденія постовъ, словомъ — святости. Но дйствительно купца расположите къ себ только тогда, когда вы знаете хорошо биржевыя колебанія различныхъ акцій и облигацій, досконально знаете вс торговые обороты по его операціи, кольнете, хоть слегка, его соперника и скажете, что у него дла идутъ не особенно бойко. Если же вы скажете, что такого-то купца или барина можно легко, по ихъ выраженію, объегорить начистую, то онъ готовъ вложить въ васъ всю свою душу. А слдовательно: священникъ долженъ быть торгашемъ.
Люди высокопоставленные, или считающіе себя высокопоставленными и богатыми, приглашаютъ, иногда, къ себ священника, особенно посл домашнихъ требоисправленій, на закуску и даже на обдъ. Но немного, вроятно, и городское духовенство помнитъ въ своей жизни случаевъ, чтобы высокопоставленное лицо зашло къ священнику въ домъ, такъ себ, попросту — изъ расположенія къ нему, хотя между городскими священниками и протоіереями есть люди, безспорно, достойные полнаго уваженія. Изъ этого естественное заключеніе, что на насъ смотрятъ свысока, считаютъ насъ ничтожествомъ, бывать у насъ считаютъ для себя унизительнымъ, а эти закуски и обды, которыми удостоиваютъ насъ, есть не боле, какъ подачки, — изъ приличія, и он, по моему мннію, только унижаютъ насъ въ глазахъ общества. А слдовательно: священникъ долженъ считать себя недостойнымъ и нестоющимъ расположенія и даже уваженія лица, считающаго себя высокопоставленнымъ.
Раскольники требуютъ, чтобы священникъ велъ жизнь совершенно уединенную. Чтобы табаку онъ не только не курилъ самъ, но и не имлъ бы съ табачниками никакого общенія и не бывалъ бы въ ихъ обществ, дабы не вдыхать въ себя этого зелья, чтобы церковныя службы отправлялись ‘истово’ — не торопясь, точно,— и плось и читалось безъ пропусковъ все — по уставу, чтобы священникъ читалъ книги исключительно духовнаго содержанія и древнія, ‘мірской’ же книги не бралъ бы и въ руки, чтобы одежда, пища, образъ жизни и пр., и пр., все было ‘по древнему благочестію’. Какъ бы ни были нелпы требованія раскольниковъ, но не обращать вниманія на ихъ требованія нельзя: раскольники живутъ среди народа, здсь ихъ и дти, и братья, и весь ихъ родъ, и вс они, боле или мене, люди состоятельные и потому имющіе большое вліяніе на бдняковъ. Высасывая послдніе соки изъ бднйшихъ и выставляя себя единственными блюстителями ‘древняго благочестія’, они наблюдаютъ за каждымъ шагомъ священника и потому, малйшее отступленіе, по ихъ понятію, отъ ‘древняго благочестія’ выставляется на показъ народу и ставится въ укоръ и священнику и самому православію. А изъ этого и слдуетъ, что священникъ долженъ строго держаться ‘древняго благочестія’, церковную службу отправлять продолжительно, не торопясь,— все пть и вычитывать по уставу церкви.
При извстныхъ болзняхъ докторъ требуетъ, чтобы больной лъ въ постъ скоромную пищу, больной не ршается и докторъ требуетъ подтвержденія своему опредленію отъ священника. Многіе православные желали бы, на сколько возможно, чаще бывать при богослуженіяхъ, но они не могутъ выносить продолжительности службы, а потому просятъ священника ‘служить поскоре’. Въ сельскихъ церквахъ, зимою, холодъ и сырость страшные. Не только бдные и плохо одтые крестьяне, но даже мы, хорошо одтые, не можемъ выносить продолжительной службы. У меня, напримръ, не проходитъ ни одного Великаго поста, чтобы во время говнья не простудилось и не перехворало нсколько человкъ. Даже мой собственный сынъ, въ 1879 году, сдлался жертвою простуды и померъ посл говнья. Слдовательно: священникъ долженъ служить скоро и быть нарушителемъ устава церкви.
Въ тхъ особенно мстахъ, гд земскіе врачи живутъ не между крестьянами, а въ городахъ, крестьяне не видятъ ихъ никогда и потому, въ совершенной своей безпомощности, безпрестанно обращаются за совтами къ своему батюшк-священнику. Поэтому: священнику необходимо, на сколько это возможно, изучать медицину и имть маленькую аптечку, чтобъ оказывать нуждающимся хоть какую-нибудь помощь.
Земцы, чтобы не выказаться передъ обществомъ ничего не длающими для народа, ассигнуютъ небольшія суммы на народныя школы. Училищные совты разршаютъ открытіе школъ, боле дятельные члены совта по разу въ годъ бываютъ и въ самыхъ школахъ своего узда, по разу года въ три бываютъ въ нихъ и инспекторы народныхъ училищъ, но ни одной школы никогда и нигд не открывалось и не существовало безъ непосредственнаго и дятельнаго участія мстнаго священника. Священнику приходится убдить крестьянъ изъявить желаніе открыть школу, онъ долженъ найти помщеніе, пріискать средства на отопленіе, прислугу, учебныя пособія и содержаніе учителя, убдить отцовъ и матерей отпускать дтей своихъ въ школу и убдить самыхъ дтей — ходить въ нихъ, самъ долженъ учить и наблюдать за преподаваніемъ другихъ, словомъ: онъ долженъ быть попечителемъ и учителемъ народной школы.
Между крестьянами, какъ и между другими сословіями, очень нердки семейныя непріятности: то сынъ нагрубитъ своей матери, то отецъ выгонитъ изъ дому своего сына, то пьяница-мужъ искалчитъ свою жену… Гд искать защиты и помощи несчастнымъ?! Единственное лицо — это мстный священникъ. Онъ непремнно долженъ быть умиротворителемъ семейныхъ непріятностей.
Въ народ усиливаются пьянство, безнравственность, азартныя игры, воровство, мстныя же власти всегда пьяны прежде другихъ. Единственное лицо — это приходскій священникъ, который есть и долженъ быть наставникомъ и блюстителемъ народной нравственности.
Иногда, въ приход получается такое начальственное распоряженіе, что крестьяне считаютъ его притснительнымъ и обременительнымъ для себя, мстнымъ же своимъ властямъ они не всегда довряютъ, и потому недоумваютъ, что имъ длать — исполнять его, или нтъ. И они идутъ къ своему батюшк-священнику за безпристрастнымъ и справедливымъ словомъ. Стало быть: священникъ долженъ быть руководителемъ въ длахъ общественныхъ.
Крестьяне крайне небрежны въ обращеніи съ огнемъ и не предпринимаютъ никакихъ предосторожностей противъ пожаровъ. Сельскія власти, изъ тхъ же крестьянъ, рожденныя и воспитанныя среди беззаботливаго, въ этомъ отношеніи, народа, относятся къ этому длу такъ же небрежно, какъ и ихъ подчиненные. Поэтому, единственное лицо въ приход, которое можетъ что-нибудь сдлать полезное,— это приходскій священникъ. И дйствительно, многіе священники приказываютъ, чтобъ при каждомъ дом были постоянно наготов кадки съ водой, осматриваютъ пожарные инструменты, велятъ чинить старые и покупать новые, и по нскольку разъ въ теченіе лта осматриваютъ вс дома по деревнямъ и вс пожарные сараи.
Во время падежа скота опять только одинъ священникъ можетъ повліять, чтобы были предпринимаемы необходимыя предосторожности и исполнялись предписанныя врачомъ мры.
Въ настоящее время, въ нашей губерніи устроилось нсколько ссудосберегательныхъ кассъ по селеніямъ, но въ каждомъ такомъ учрежденіи главнымъ дятелемъ — опять непремнно священникъ. Поэтому: священникъ есть блюститель благосостоянія народа.
Сколько въ народ различныхъ такъ называемыхъ колдуновъ, знахарей, ворожей, лекарей и лекарокъ, сколько различныхъ суеврій, вредныхъ для религіи, нравственности, благосостоянія и здоровья!… На священник лежитъ обязанность истреблять суеврія народа и быть охранителемъ народнаго благополучія.
Крестьянинъ днемъ, особенно лтомъ, занятъ работою и приглашать священника къ больному днемъ ему нтъ времени, поэтому онъ детъ за нимъ, большею частію, ночью, не обращая вниманія ни на какую погоду. А то, что выше мужика по какому бы то ни было отношенію, допекаетъ священника, хотя и не тмъ, но еще больше. Тамъ не пошлютъ за вами въ полночь, но за то продержатъ васъ, ни зачто, ни прочто, 3—4 часа, и вытянутъ всю вашу душу всевозможными привередничаньями: привезутъ васъ къ себ въ домъ, напримръ — крестить, а тамъ окажется, что то кумъ еще не пришелъ, то кума не пріхала, а вы сидите и ждите, хотя у васъ дорога, можетъ быть, каждая минута, но на это никто и не подумаетъ обратить вниманія, пять разъ опустятъ термометръ въ купель, пять разъ выразятъ опасенія, чтобы вы не утопили ребенка, чтобъ не упали на него свчи, не помяли бы грудки, реберъ, не привить бы болзней отъ прежде крещенныхъ младенцевъ въ этой купели и… безъ конца. И священникъ долженъ попусту тратить дорогое время, сидть и слушать всякую глупость.
Вы простудились, вамъ нужно только вылежаться и вспотть. Но вы не можете употреблять никакихъ потогонныхъ средствъ, потому что вы хорошо знаете, что за вами могутъ пріхать изъ дальней деревни и вы должны рисковать тогда простудиться уже насмерть…. Поэтому священникъ, во всякое время дня и ночи и во всякую погоду, долженъ быть готовымъ для требоисправленій, не смотря на собственную болзнь.
Требоисправленія по приходу, повидимому, есть одна изъ самыхъ легкихъ обязанностей — работа чисто-механическая, но на самомъ дл, ни одна должность въ свт, кром разв докторской, не донимаетъ, такъ сказать, человка, какъ требоисправленія, и именно чмъ?— своею безвременностію. Во всякой должности есть опредленный часъ труда и опредленный часъ отдыха. У священника этого опредленнаго часа нтъ. Иногда 5—10 разъ оторвутъ васъ, пока вы напишете какихъ-нибудь поллиста, 20—30 разъ оторвутъ, пока вы прочтете какую-нибудь книгу. Вы не знаете покоя ни днемъ, ни ночью, ни въ какое время года и ни въ какую погоду. При безпрестанныхъ перерывахъ мысль совершенно теряется для всякой умственной работы и вы доходите, наконецъ, до апатіи ко всякому умственному труду.
Вс лица, состоящія на государственной служб, пользуются каникулами — мсячными и двухмсячными отпусками, но священнику такихъ каникулъ не полагается,— онъ долженъ быть на мст его службы неотлучно весь свой вкъ.
Чиновникъ можетъ числиться больнымъ четыре мсяца и получать полное свое жалованье, священникъ же, съ перваго дня его болзни, долженъ отдать половину своего содержанія исправляющему его должность. Стало быть: священнику и хворать не полагается.
Такимъ образомъ, священникъ, отъ начала своей жизни до гробовой доски есть полный рабъ общества, но общество не довольствуется этимъ: оно требуетъ, вдобавокъ ко всему, еще и совершенствъ чисто-ангельскихъ. Общество знать не хочетъ, что священникъ есть такой же человкъ, вышедшій изъ того же общества и живущій среди общества, гд на каждомъ шагу онъ видитъ не только обыкновенныя слабости, но и самые грубые пороки, что священникъ иметъ т же жизненныя потребности и, слдовательно, т же слабости, и потому всякій мало-мало предосудительный поступокъ караетъ безпощадно. За священникомъ наблюдаютъ каждый его шагъ: что онъ сть, что пьетъ, сколько времени и даже на чемъ онъ спитъ, чмъ занимается, какъ живетъ съ семействомъ, кто у него прислуга — словомъ, въ его жизнь входятъ до мельчайшихъ подробностей. И все это служитъ тэмою къ самымъ безпощаднымъ пересудамъ. То, что длаютъ вс, общество никакъ не хочетъ допустить, чтобъ это длалъ и священникъ. Напримръ, очень многіе изъ православныхъ дятъ въ постные дни скоромное, но попробуй сть, хоть съ ними же только, священникъ,— и, Боже мой, сколько пойдетъ пересудовъ! Какъ будто не тотъ же церковный законъ лежитъ на каждомъ православномъ, какъ и на священник. Нтъ, убждены вс: мн можно, а попу нельзя. Или, мн не очень давно пришлось быть въ обществ дворянъ, гд былъ одинъ изъ предводителей дворянства. Предводитель началъ говорить объ одномъ господин: ‘О! у него отличный выздъ, въ дом прекрасная мебели красавица экономка, ну, вообще, онъ живетъ, какъ порядочный человкъ!’ И это говоритъ предводитель дворянства — блюститель народной нравственности! Объ экономк онъ говоритъ публично, нимало не стсняясь, хладнокровно, какъ будто онъ говоритъ, что у этого господина есть цилиндръ-шляпа или енотовая шуба. Держать у себя красавицу онъ считаетъ дломъ не только обыкновеннымъ, но и необходимымъ, чтобъ считаться порядочнымъ человкомъ. Но впади въ несчастіе священникъ — овдовй и, Боже мой, сколько вдругъ посыплется на него со всхъ сторонъ всевозможныхъ сплетенъ!.. Живи онъ хоть ангеломъ, но отъ гадостей и сплетенъ не уйти. Но если онъ еще къ тому найметъ кухарку, къ своему горю, не совсмъ урода и не старую, то, просто, отъ сплетенъ зарывайся живымъ въ землю.
Но что всего странне, чего понять даже нельзя,— такъ это то, что отъ священника требуютъ и святости и, пожалуй, порока въ одно и то же время. Приходитъ, напримръ, священникъ въ постъ въ православный домъ и ему предлагаютъ закуску или обдъ вмст съ собой и говорятъ: ‘Батюшка! просимъ покорно! Мы надемся что вы старыхъ предразсудковъ не держитесь, чтобъ не кушать нын мяса. Вы человкъ образованный, васъ нельзя сравнять съ другими’. Если священникъ садится и стъ, то ясно можетъ замтить удовольствіе и радушіе на всхъ лицахъ. — священникъ длается душою общества. И тутъ же начинаютъ разсказывать: ‘вотъ у насъ въ Петербург были крестины постомъ, батюшка церкви N. обдалъ вмст съ нами и такъ-то кушалъ, что любо, и забылъ, что постъ’. И это говорятъ самымъ саркастическимъ тономъ, со всевозможными вымышленными прикрасами. И священникъ церкви N. длается предметомъ общаго разговора и самыхъ безпощадныхъ пересудовъ, хотя все это говорится, конечно, въ самыхъ приличныхъ формахъ. ‘А въ прошломъ году,— говоритъ хозяинъ,— къ намъ въ деревню пріхалъ архіерей, поваръ нашъ сварилъ сперва дв курицы, потомъ въ бульонъ пустилъ рыбки и владыка, ничего, кушалъ. Ужъ конечно, онъ видлъ, что это не рыбій супъ, а лъ, потому что онъ умный человкъ, безъ старыхъ предразсудковъ. Да и къ чему?’ Тутъ и пойдутъ перемывать вс косточки архіереевъ. Священника приглашаютъ играть въ карты. Если онъ сядетъ, то, видимо, бываютъ вс довольны. Но тутъ же переберутъ по суставчику какого-нибудь священника, съ которымъ они до этого времени играли, конечно, съ такимъ же удовольствіемъ. И все въ этомъ род въ жизни священника. Намъ кажется, что общество само не установило еще положительнаго, опредленнаго понятія о томъ, что ему нужно отъ священника. А изъ этого слдуетъ, что священникъ долженъ быть въ высшей степени строгъ къ себ, ни на минуту не забывать, что объ священникъ, и не увлекаться добродушіемъ каждаго.
Вотъ требованія прихожанъ отъ своего священника! Но онъ иметъ сношенія не съ одними своими прихожанами?— съ неменьшими требованіями къ нему относятся и изъ-за предловъ его прихода.

III.

Всевозможные статистическіе комитеты за свдніями всхъ возможныхъ родовъ непремнно обращаются къ священнику. Такъ, губернскій статистическій комитетъ каждогодно требуетъ свдній о числ родившихся вообще, о родившихся по временамъ года, о числ незаконнорожденныхъ, двойней, тройней, уродовъ, о брачущихся холостыхъ съ двицами, холостыхъ со вдовами и пр., умершихъ по возрастамъ и временамъ года.
Другіе комитеты требуютъ свднія этнографическихъ, топографическихъ и метеорологическихъ,— о направленіи господствующихъ втровъ, средней температуры зимы и лта, времени вскрытія ркъ, количества выпадающей влаги и пр., священникъ долженъ, стало быть, имть и барометры, и термометры, и дождемры и пр., наблюдать, вести журналы и сообщать свднія.
Нердко случается, что изъ столицы командируютъ какого-нибудь господина для собранія свдній по извстной отрасли: науки. Самому ему потрудиться лнь, да и немного подлаетъ онъ., не зная края, въ который отправленъ онъ, поэтому онъ благоразумно и разсудитъ, что для него гораздо легче собрать нужныя ему свднія чрезъ мстныхъ поповъ. Но и съ попами связываться ему, великому барину, низко. Тогда онъ, не церемонясь много, высылаетъ свою программу въ консисторію и проситъ, чтобы духовенство доставило нужныя ему свднія. Консисторія, обыкновенно, безъ разсужденій: Приказали:…. и длу конецъ. Есть у васъ время, или нтъ,— кому до этого дло,— собирай свднія и посылай, потому что т, которые Приказали, сами лично никогда этого не писали и умютъ только приказывать.
А ‘Вольное Экономическое общество’ что длаетъ! Я боюсь даже утомить читателя только перечнемъ однихъ тхъ свдній, какія оно требуетъ,— такая ихъ масса. Отъ священника оно требуетъ:
‘Количество ревизскихъ душъ — мірскихъ или окладныхъ, наличныхъ по послднему семейному списку, число рабочихъ 50—60-ти лтъ, въ какомъ году кто отдлился, сколько иметъ усадебной земли, сколько иметъ земли казенной или надльной, наслдственной или четвертной, купленной самимъ хозяиномъ, артелью, общиной, сколько земли нанимаетъ пахатной, луговой, огородной, сколько за какую платитъ, сколько удобряетъ земли и по скольку вывозитъ навозу на полевую землю, сколько продаетъ земли, т.-е. отдаетъ въ наймы, сетъ-ли ленъ, коноплю, табакъ и пр., сколько засваетъ этими растеніями и по скольку пудовъ на десятину высваетъ, сколько пудовъ получилъ въ прошломъ году хлба и какого съ десятины, сколько четвертей и какого хлба продалъ и на какую сумму, сколько скота: рабочихъ лошадей и воловъ, сколько молодыхъ и гулевыхъ, рогатаго скота, лошадей и коровъ, сколько овецъ и свиней, сколько держитъ скота на чужой земл и по какой цн платитъ за каждую штуку, сколько пало скота отъ чумы, украдено лошадей въ 5 лтъ, сколько грамотныхъ и учащихся, какимъ промысломъ занимаются — отхожимъ или кустарнымъ, сколько среднимъ числомъ заработывается въ годъ, сколько человкъ было изъ семьи въ заработкахъ — въ своей деревн, на сторон, сколько времени пробыли въ заработкахъ, сколько членовъ семьи кабалилось и на какіе сроки, сколько членовъ семьи нищенствовало, сколько платится на душу повинностей: выкупнаго платежа или оброчнаго на землю сбора, подушнаго или государственнаго земскаго сбора, земскихъ сборовъ, волостныхъ сборовъ, сельскихъ сборовъ: за пастьбу скота, сторожамъ на школу, пожарные инструменты и под., всего сколько со двора, сколько недоимокъ, до какого времени хватило своего хлба на продовольствіе въ прошломъ году и проч., и проч., и проч.
Не правда-ли, что масса свдній страшная! Прошу, при этомъ, имть въ виду, что эти свднія требуются по каждому дому отдльно. А у меня, напримръ въ приход до 600 домовъ. Гд собрать вс эти свднія? Нужно разъ по пяти сходить: въ волостное правленіе, къ волостнымъ и сельскимъ писарямъ, старостамъ, сборщикамъ податей, объхать вс деревни и обойти вс дома. А тутъ: то того не застанешь дома, то другаго, то третьяго, въ иной деревн и дом побываешь 4—5 разъ и даже боле. Сколько тутъ нужно употребить труда, сколько написать листовъ цифръ и сколько потратить, можетъ быть, самаго дорогаго времени! Какъ ни мечись, а въ одинъ мсяцъ этой работы не сдлаешь.
Предполагается, напримръ, въ губерніи издать ‘Сборникъ матеріаловъ для описанія губерніи’, въ который должны войти историческіе очерки городовъ, селъ, деревень мстностей, отдльные историческіе эпизоды, біографіи замчательныхъ лицъ, документы, мемуары, описанія этнографическія: описанія народностей, разселенія, бытъ, нравы, обычаи, одежда, занятія, врованія, и пр., и пр., географія, статистика, описанія, библіографія и пр.. За всми свдніями обращаются — къ священникамъ.
Устраивается, напримръ, мстный городской музеумъ — священникамъ опять разсылаются циркуляры съ подробными наказами.
Есть извстное правило: ‘не длай ничего самъ, что могутъ сдлать за тебя другіе’. Гг. статистики и держатся крпко этого правила: вали на поповъ — сдлаютъ, не то — опять въ консисторію. А консисторіи суть такое учрежденіе, гд, во многихъ изъ нихъ квіетизмъ развитъ до крайныхъ предловъ. По второму требованію консисторія предпишетъ ‘строжайше’ и сдлаетъ выговоръ ‘за обремененіе‘ епархіальнаго начальства излишнею перепиской. Слдовательно: священникъ долженъ бросать вс свои и служебныя и домашнія дла и заниматься статистикой, этнографіей, исторіей, археологіей, и проч., и проч.
Все это, однакоже, мелочи, но есть дла и покрупне этихъ. Въ длахъ напримръ, государственныхъ первой важности — въ длахъ, гд правительство мощную свою силу сознаетъ какъ-бы несостоятельною и нуждается въ пособіи другой силы,— оно обращается къ содйствію священниковъ. Нкогда, напримръ оспа свирпствовала ужасно и была страшнымъ бичомъ для народа, народу гибло множество. Оспопрививаніе и теперь многими считается дломъ богопротивнымъ и печатію антихриста, а въ то время — и совсмъ дломъ даже страшнымъ. Священникамъ были выданы поученія и наставленія, которыя они должны были читать въ церквахъ и на базарахъ. Читалъ-ли мой батюшка въ церкви — я этого не помню, но помню хорошо, какъ онъ читалъ ихъ на своемъ сельскомъ базар. Взберется, бывало, батюшка, къ какому-нибудь мужичку на телгу, да и начнетъ махать бумагой во вс стороны: ‘Эй, православные, эй, православные,— кричитъ, бывало,— идите сюда, слушайте что я читать буду!’ На первый разъ къ нему сдвинулся чуть не весь базаръ, во второй разъ подошло ужъ очень мало, а на третій и четвертый — ни одной души. И батюшка пересталъ читать. ‘Воспа — насланіе Божіе,— говорили мужики батюшк,— объ ней нечего вычитывать, а вотъ кабы ты вычиталъ, чтобы господа у насъ дней не отымали, такъ за это мы теб спасибо бы сказали’.
Манифестъ объ объявленіи крымской войны читался священниками въ церквахъ. Самая война — была война жестокая: народу погибло множество, много легло тамъ и отцовъ, и братьевъ, и мужей, и дтей, новые рекрутскіе наборы были часты, налоги тяжелы, враги были сильны и многочисленны, лучшіе наши военачальники пали, флотъ уничтоженъ, войска наши гасли десятками тысячъ,— народъ пріунылъ. Возбудить надежду на Бога, поднять сильно упадшій духъ народа и усилить ненависть къ врагу — поручено было священникамъ. И они читали воззванія къ народу въ церквахъ, молились вмст съ народомъ и употребляли вс способы возбудить нравственныя силы народа къ перенесенію тяготы, вызванной войною.
Настала великая реформа — освобожденіе крестьянъ отъ крпостной зависимости,— манифестъ 19-го февраля 1861 года читался въ церквахъ священниками.
Заворошились славяне, потянулись въ Сербію наши голые добровольцы, понадобились всевозможныя пособія и имъ и тмъ, кого они защищать ушли, опять,— къ священникамъ, и они собирали пособія.
Объявляется новая турецкая война,— манифестъ о ней опять читался въ церквахъ священниками. Война и эта затянулась,— народъ упалъ духомъ. Поддержать вру въ промыслъ Божій, укрпить надежду на Его милосердіе,— съ полною любовію къ царю и отечеству, священники молились вмст съ народомъ.
Явилась нужда въ добровольномъ флот, потребовались пособія воинамъ,— священники и здсь были въ числ первыхъ жертвователей отъ себя лично и сборщиками жертвованій по приходамъ.
Въ послднее время министерство народнаго просвщенія пришло къ убжденію, что ‘успхи народной школы, по самой задач ея, состоящей въ утвержденіи религіозныхъ и нравственныхъ понятій среди народа, естественно обусловливаются степенью участія, какое въ веденіи ея принимаетъ наше православное духовенство’. ‘Нтъ сомннія,— говорится въ министерскомъ распоряженіи,— что сословіе сіе, призываемое на поприще народнаго образованія и долгомъ пастырства, и волею Монарха, и историческимъ значеніемъ православной церкви въ судьбахъ отечественнаго просвщенія, обязаннаго ей высокими заслугами, можетъ, по своему умственному развитію и по близости къ народу, при должномъ на него вліяніи, оказать въ семъ отношеніи большія заслуги’. А если и волею Монарха, и распоряженіемъ министерства народнаго просвщенія религіозно-нравственное воспитаніе народа ввряется священникамъ, и они доказали уже пользу, приносимую ихъ трудами, и вновь призываются къ этому тяжелому труду, то, стало быть, государство возлагаетъ на нихъ большія надежды и уврено, что они могутъ принести большія заслуги государству.
Св. синодъ запретилъ преподаваніе закона Божія свтскими лицами въ учебныхъ заведеніяхъ и вврилъ преподаваніе его исключительно только священникамъ.
Наконецъ, въ средин 1879 года ‘распространились лживые слухи и толки о предстоящемъ, будто-бы, общемъ передл земель’. Министръ внутреннихъ длъ издалъ циркуляръ, гд онъ объясняетъ, что ‘ни теперь, ни въ послдующее время, никакихъ дополнительныхъ нарзокъ къ крестьянскимъ участкамъ не будетъ и быть не можетъ’. Дло это, кажется, чисто гражданское. Отъ длежа имній уклонился и самъ Господь (Лук. XII, 14). Для этого есть и губернаторы, и полиція, и вс власти, но, однакоже, правительство нашло необходимо-нужнымъ подкрпить это объявленіе авторитетомъ церкви и, конечно, при участіи священниковъ. Объявленіе министра читалось въ церквахъ священниками. А это все значитъ, что представители и служители церкви, предъ правительствомъ и народомъ, имютъ великое значеніе въ длахъ государственныхъ первой важности.

IV.

Не легко, какъ намъ кажется, священнику выполнить и т ‘требованія общества’, какія нами указаны, но все это ничто предъ тми обязанностями его, какія лежатъ на немъ — собственно какъ на священник.
Кто такой священникъ, по ученію слова Божія, и какія его обязанности не по ‘требованію современнаго общества’, а по требованію того же слова Божія?
Священниками мы длаемся совсмъ не такъ, какъ чиновникъ изъ писца длается столоначальникомъ. Между тми и другими большая разница, какъ въ отношеніи ихъ обязанностей, такъ и въ самомъ опредленіи на должность. Тамъ дло просто: начальникъ черкнулъ два слова, и сталъ писецъ столоначальникомъ, и сдлался Ваничка — Иваномъ Иванычемъ. У него только немного повыпрямится горбъ, да на вершокъ поднимется подбородокъ, прежде онъ писалъ, а теперь сталъ подписывать,— вотъ и вся перемна. У насъ это не такъ, у насъ дло это совсмъ не шуточное. У насъ дло это совершается не въ кабинет и не за карточнымъ столомъ, а во св. храм. При поставленіи во священника совершается особенный обрядъ и особое таинство рукоположенія. Готовящійся къ рукоположенію наканун еще съ вечера, исповдуется и читаетъ молитвы, положенныя предъ св. причащеніемъ. Утромъ читаетъ молитвы опять и готовится въ св. причащенію. Самъ епископъ, имющій рукоположить его, и вечеромъ и утромъ читаетъ молитвы и готовится къ св. причащенію. Утромъ, большею частію въ праздникъ, епископъ торжественно совершаетъ литургію. Въ средин богослуженія рукополагаемаго торжественно, чрезъ царскія врата, вводятъ въ Святая Святыхъ — въ св. алтарь. Здсь посл извстныхъ обрядовъ, совершается таинство рукоположенія: рукополагаемый становится предъ престоломъ на колни, епископъ возлагаетъ на него руки и призываетъ на него благодать Св. Духа, которая освятила бы рукополагаемаго и дала ему силу и помощь къ достойному прохожденію великаго его служенія. Самъ епископъ молится о ниспосланіи благодати и громогласно призываетъ къ молитв всхъ присутствующихъ во храм.
Посл этого, рукоположенный, по слову Божію, есть: ангелъ Бога Вседержителя, ангелъ церквей, свтъ міра, сынъ земли, пастырь стада Христова, спосп&#1123,шникъ Божій, архитекторъ зданія Божія, другъ жениха Христа, земледлатель, жатель, воинъ, стражъ дому Господню.
Отъ него требуется, поэтому, чтобы самъ онъ былъ: непороченъ, не дерзокъ, не гнвливъ, не пьяница, не бійца, не корыстолюбецъ, цломудренъ, честенъ, страннолюбивъ, любящій добро, справедливъ, благочестивъ, воздерженъ, чадо имущь въ послушаніи, свой домъ добр правящь, силенъ наставлять въ здравомъ ученіи и противящихся обличать, держался правды, вры, мира и любви, словомъ — онъ долженъ вести себя такъ, чтобы другіе, видя его добрыя дла, прославляли Отца, иже есть на небесахъ.
Ему вручается часть стада Христова и говорится: проповдуй слово, настой благовременн и безвременн, обличи, запрети, умоли со всякимъ долготерпніемъ и ученіемъ. Стража дахъ тя дому… да слышиши слово отъ устъ моихъ и возвстиши имъ отъ Мене. Когда реку гршнику: смертью умреши, ты же не возвстиши ему, ниже увщаеши, да обратится отъ пути своего лукаваго и живъ будетъ: гршникъ убо погибнетъ во грс своемъ, крове же его отъ руки твоея взыщу. Будь внимателенъ къ себ самому и всему стаду, въ которомъ Духъ Святой поставилъ тебя блюстителемъ пасти церковь Господа Бога, которую Онъ пріобрлъ свою кровію.
Священникъ долженъ, поэтому, хорошо знать всхъ живущихъ въ его приход — лично: домохозяевъ, ихъ семейства, прислугу, жильцовъ, долженъ со всми бесдовать, испытывать ихъ въ знаніи догматовъ вры и правилъ христіанской нравственности, долженъ знать и испытывать всхъ живущихъ въ самыхъ отдаленныхъ мстахъ, относящихся къ его приходу, всхъ научать и наблюдать потомъ за каждымъ, точно-ли онъ блюдетъ догматы вры и исполняетъ правила христіанской нравственности. Заразившихся ересью, расколомъ, вольнодумствомъ, нерадивыхъ, холодныхъ и порочныхъ долженъ научить, обличить, умолить, потому что каждая душа дана ему на сохраненіе и онъ отвтитъ за каждую душу своею собственною душою.
Чтобы прихожане его имли возможность выполнить законъ Божій, священникъ долженъ убждать ихъ принимать св. таинства: крещеніе, мропомазаніе и пр., чрезъ которыя благодать Божія возрождаетъ и укрпляетъ къ жизни святой и непорочной, къ жизни вчной.
Чтобы Господь даровалъ силу къ достойному прохожденію этого труднаго служенія, укрпилъ его и пасомыхъ въ вр и благочестивой жизни и простилъ прегршенія, священникъ долженъ непрестанно молиться и одинъ, и вмст съ пасомыми имъ.
Итакъ: вся жизнь священника, вся дятельность, вс помышленія, вся душа его — должны быть всецло посвящены религіозно-нравственному состоянію его прихожанъ.
Но приложите пастырскія обязанности священника къ нравственному состоянію ‘современнаго общества’. При явной недобросовстности и безпорядочности кого-либо изъ прихожанъ, не легко длать внушенія и простому мужику, однако же, все-таки возможно. Но попробуй священникъ длать внушенія лицу высокопоставленному!.. Мыслимое-ли дло, чтобы кто-нибудь допустилъ, чтобы священникъ длалъ ему внушенія, хотя бы тотъ, кому необходимы эти внушенія, былъ отъявленный негодяй?! Допуститъ-ли это лицо даже самое степенное и понимающее пастырскія обязанности священника?! А между тмъ предъ Богомъ равны вс, и пастырскія обязанности простираются на всхъ одинаково: ‘гршникъ погибнетъ, крове же его отъ руки твоея взыщу‘…
По слову Господню, священникъ долженъ увщевать сперва наедин, если согршающій не послушаетъ, то взять съ собой двоихъ или троихъ и увщевать его при нихъ. Ну, и попробуй священникъ придти съ троими къ кому бы то ни было: одинъ, просто, прогонитъ и отомститъ потомъ, а другой, безъ церемоніи, отопретъ тебя къ мировому, а приведенныхъ тобою поставитъ свидтелями противъ тебя же въ взведенной на него клевет. Все это какъ-бы шутка, но на самомъ дл — все это такъ. Поэтому я, какъ священникъ, говорю, что крайне бываетъ иногда грустно и тяжело, когда видишь безобразія въ приход… Особенно бываетъ всегда грустно при погребеніяхъ. Совершаешь обрядъ и думаешь: гд же душа твоя, усопшій?!. Не я ли виновенъ въ твоей погибели, если ты отверженъ Господомъ? Не я ли виновенъ, что я тебя не научилъ, не умолилъ, не обличилъ?!..
Епископство — учрежденіе божественное. Епископъ требуетъ отъ священниковъ, чтобы они были примромъ и руководителями для прихожанъ своихъ въ жизни христіанской, заботились о религіозно-нравственномъ состояніи прихожанъ и о благолпіи храмовъ Божіихъ, часто и благоговйно совершали богослуженіе, неупустительно удовлетворяли духовнымъ нуждамъ прихожанъ въ требоисправленіяхъ, поучали народъ закону Божію, читали, какъ современныя религіозно-нравственныя сочиненія и журналы, такъ и древнія сочиненія, въ особенности т, которыя служатъ основаніемъ сектаторамъ въ ихъ толкахъ, вели возможно-частыя бесды и съ своими православными прихожанами и съ сектаторами, излагали бесды свои на бумаг и представляли ихъ на разсмотрніе установленной цензуры.
Консисторія — это учрежденіе не божественное, но иметъ власть надъ пастырями Христовой церкви, если не по праву, то въ дйствительности, боле епископской. Есть консисторіи, которыя, при прикосновеніи къ нимъ кого бы то ни было,— духовнаго или свтскаго лица,— смотрятъ не только на важность дла, но и на то, насколько это лицо состоятельно. Епископу въ нсколько разъ боле дла, чмъ всему ареопагу консисторіи и, между тмъ, ни въ одной епархіи, какія намъ извстны, не было примра, чтобы онъ выражалъ обремененіе длами: при Божіей помощи, онъ трудится безропотно. Въ иныхъ же консисторіяхъ не проходитъ и дня, чтобы не было наложено нсколько штрафовъ и не было сдлано нсколько выговоровъ только ‘за обремененіе епархіальнаго начальства перепискою’. Эти консисторіи съ духовенствомъ поступаютъ по отечески — по ‘Домострою’: он ‘не бьютъ ни по уху, ни по лицу, ни кулакомъ подъ сердце, ни пинкомъ, ни посохомъ не колятъ, ни желзомъ, ни деревомъ не бьютъ, а только, соймя рубашку, вжливенько плетью съ наказаніемъ’,— он штрафуютъ за каждую бездлицу, и штрафуютъ рублей по 20—25-ти. Это опять, знаете, по ‘Домострою’: ‘и разумно, и больно, и страшно, и здорово’.
Высшая духовная власть употребляетъ вс усилія, чтобы хотя сколько-нибудь улучшить матеріальный бытъ духовенства. Между прочимъ, она сдлала распоряженіе, чтобы епархіальная власть употребила вс силы на то, чтобы духовенство имло церковныя квартиры. Духовенство стало продавать въ церкви свои дома, разумется, по оцнк постороннихъ лицъ. Но въ одной изъ извстныхъ намъ консисторій дло это шло такъ: церковь, напримръ, не иметъ никакой нужды въ ремонтировк и иметъ въ банкахъ капиталъ настолько достаточный, что посл уплаты за дома у нея остался бы еще достаточный капиталъ. Чтобы совсмъ уже не обременять церкви, духовенство разлагало платежъ лтъ на десять. И консисторія отказывала. Другая церковь — совсмъ бдная: у нея не было наличнаго капитала — требовала сама ремонтировки и при покупк должна была сдлать долги, по крайней мр въ 8%,— и консисторія разршала. Вотъ тутъ и узнай ея механику!…
При ремонтировкахъ церквей, постройкахъ и починкахъ квартиръ причтовъ, отъ благочиннаго и мстнаго священника требуется смта, надзоръ за производствомъ работъ и точная отчетность. Стало быть: священникъ долженъ быть и инженеромъ, и техникомъ, и знать работы: каменныя, плотничныя, столярныя, малярныя, и пр., и пр.
При межеваніи церковной земли или смежной съ нею, благочинный или ближайшій священникъ должны быть депутатами. Слдовательно: онъ долженъ быть и землемромъ.
Очень нердко поручается священникамъ длать дознанія или производить слдствія. Консисторіи, при этомъ, гг. слдователямъ спуску не даютъ и караютъ ихъ штрафами за самый малый недосмотръ или недоразумніе. Стало быть: священникъ долженъ основательно изучить слдственную часть, чтобъ не остаться виновнымъ изъ-за чужаго дла, и вообще изучать законы.
Теперь покорнйше прошу: вс ‘требованія современнаго общества’ и вс обязанности, лежащія на священник,— соединить вмст и отнести ихъ къ одному лицу, хотя перечень мой далеко и далеко еще не полонъ. Общество требуетъ отъ священника слишкомъ многаго и мы думаемъ, что нтъ въ свт лица, отъ котораго требовалось бы такъ много, и такъ разнообразны были бы эти требованія.
Что же даетъ священнику само общество?
Нанимая прислугу, мы даемъ ей помщеніе, столъ, жалованье, требуемъ отъ нея только извстнаго, опредленнаго рода службы и даемъ ей вс средства выполнять этотъ родъ службы. Какія же средства къ выполненію всего даетъ священнику общество?
Я изложу мою собственную біографію,— и она будетъ отвтомъ на этотъ вопросъ.

V.

По окончаніи семинарскаго курса, правленіе семинаріи опредлило послать меня въ академію, но врачебная управа нашла, что я, по слабости здоровья, продолжать дальнйшія науки не могу, почему преосвященный и далъ мн священническое мсто въ сел N.
Женившись на сирот, мн, посл рукоположенія, нужно было отправиться въ приходъ, отстоящій отъ города верстъ на 150. Вдова, матушка-теща, могла дать мн деньгами въ приданое за дочерью только тридцать руб. Но они, почти вс, разсорились по консисторіи, по протодіаконамъ, иподіаконамъ, пвчимъ и подобному люду, при посвященіи. Епархіальная власть не обезпечила, да и не могла обезпечить своего новаго іерея ни прогонами до прихода, ни квартирою тамъ, ни отопленіемъ, ни хлбомъ, ни прислугой,— она не дала ему ровно ничего. Ему дали приходъ, посвятили и сказали: ступай и живи, какъ знаешь, но только съ непремнною обязанностію возвышать религіозно-нравственное состояніе своихъ прихожанъ,— посланіе было апостольское: ‘Ни сапогъ, ни жезла, ни пиры въ путь’… Изъ полученныхъ мною отъ матушки денегъ у меня осталось всего три рубля. Съ этими тремя рублями мы должны были добраться до прихода и существовать тамъ первое время. Съ недлю мы ходили съ матушкой: по постоялымъ дворамъ, и искали попутчиковъ-мужиковъ. Наконецъ, мы нашли цлый обозъ мужиковъ, привозившихъ сно. На нсколькихъ дровняхъ мы уложили свое имущество, а на однихъ мы съ женой пристроились сами. Мн было тогда 21 годъ, а жен 16. Жена моя, какъ ребенокъ, не видвшій деревни и не знавшій быта сельскаго священника, не понимала ничего и отъзжала безъ особеннаго горя, но за то матушка не могла скрыть горя, раздиравшаго ея душу.
Первая деревня, куда мы захали отогрться и покормить лошадей, была деревня мордовская. Мы выбрали получше избу и захали. Но оказалось, что изба устроена была, какъ называется у нихъ, ‘по черному’, и въ это время топилась. Избы, которыя топятся ‘по черному’, строятся не у однихъ мордвовъ, но и у многихъ русскихъ, въ захолустьяхъ. Избы эти устраиваются: изъ глины сбивается огромная печь, но безъ дымовой трубы, а потому весь дымъ, при топк, идетъ въ избу. Не смотря на то, что дверь на это время отворяютъ, изба наполняется дымомъ до того, что чистаго мстечка остается всего четверти на дв отъ полу. Въ это время ни стоять, ни сидть и ни прилечь негд,— нтъ дыму только у самаго пола, но такъ какъ дверь отворяется, то прилечь нельзя и тамъ отъ холода изъ отворенной двери. Отъ ежедневной копоти, съ потолка, палатей и полокъ висятъ сосульки, какъ сталактиты. Падающія капли копоти образуютъ внизу всюду сталагмиты. Побывать въ такой изб и не выпачкаться донельзя нтъ никакой возможности. Половъ и лавокъ крестьяне эти не моютъ никогда и только разъ 5—10 въ годъ подчищаютъ скребками, самые даже столы грязны до невозможности. Сквозь густой дымъ людей едва видно, но между тмъ ребятишки лежатъ себ на палатяхъ, свсивъ головы, и — ничего. Тутъ же подъ столомъ лежало нсколько собакъ, а въ углу теленокъ и свинья съ поросятами. Мы измучились, передрогли еще боле, чмъ въ дорог, одежду всю перепачкали и не чаяли выбраться. Такъ тащились мы три дня, такихъ остановокъ у насъ было нсколько и мы пришли въ совершенное изнеможеніе. Наконецъ, прізжаемъ въ приходъ, въ свое село. О немъ я и не имлъ понятія. Куда же мы въдемъ? спрашиваю.— Възжая квартира есть здсь? — Нтъ.— Постоялые дворы? — Нтъ. — Гд живетъ діаконъ? Мн указали лачугу.— Дьячокъ, пономарь? Мн указали лачуги еще хуже. Подемъ въ церковную сторожку! Прізжаемъ и видимъ: небольшая каменная церковь облиняла, ограда развалилась, церковная сторожка — это маленькая, гнилая, покосившаяся, полураскрытая избенка. Мы вошли: полъ земляной, два полуаршинныхъ оконца покрылись слизью, стны мокрыя, углы загнили и заросли плсенью. Что мы,— думаю,— будемъ тутъ длать?! Сейчасъ разнеслась молва, что пріхалъ молодой попъ, и сбжался народъ. Все, что было лучшаго, намъ внесли въ сторожку, другое внесли въ сни, а гардеробъ, комодъ, диванъ и стулья разставили по оград. Къ намъ налзло звакъ,— и бабъ, и ребятишекъ, со всевозможною своею атмосферою,— столько, что ни стоять, ни сидть и ни дышать не было возможности. Это были настоящіе дикари: одна молодая баба дотронется къ жен до шеи, другая пощупаетъ косу, третья чуть не уткнется носомъ въ лицо и выпялитъ свои буркалы, и тутъ же, вслухъ передаютъ одна другой свои замчанія: ‘ахъ, а ты глянько, какая у ней коса-то, съ мою руку!’ — ‘А какая блая-то! Она, мотри, наблена’…. Пришелъ мой причтъ. Первымъ дломъ дьячокъ выгналъ всхъ, потомъ стали судить какъ и гд намъ пристроиться. Посудили, порядили и поршили,— что въ сторожк зиму не проживешь, что нужно искать избу у мужиковъ, но что во всемъ сел у мужиковъ свободныхъ избъ нтъ, что если есть у нкоторыхъ по дв избы, черезъ сни, то эти семейства многолюдны и об избы заняты, что нужно просить стариковъ, чтобы они согнали какую-нибудь подобную семью въ одну избу, а другую, на время, дали намъ. Такъ мы и покончили. Подошла ночь, у насъ запасной свчи не было, а въ сел лавочки не существовало. Сторожъ зажегъ, по обыкновенію, лучину и слъ у ‘свтца’ ковырять лапти. Въ избенк набралось столько дыму, что и взглянуть было невозможно. Народъ натаскалъ на полъ снгу и натопталъ грязи, по крайней мр, на полвершка, стны были мокры, лавки узенькія,— и спать намъ совсмъ было негд. Старикъ нашъ нашелъ гд-то дв скамейки и мы пристроились, а старикъ, какъ котъ, забрался на печку. Утромъ я послалъ за старостой, и попросилъ его, чтобъ онъ отвелъ намъ уголокъ, гд-нибудь у мужика. Нужно было позаботиться и объ обд, но оказалось, что во всемъ сел, кром чернаго хлба, котораго мы съ женой, къ слову сказать, не ли никогда и не димъ до сихъ поръ,— кислой капусты и гречневыхъ крупъ, нельзя было достать ничего. Прошелъ день, прошелъ и другой, а квартиры намъ нтъ да и нтъ. Я послалъ опять за старостой, но тотъ сказалъ моему старику: ‘скажи ему, что у меня съ похмлья его голова болитъ, коль хочетъ, такъ, нетрошь, самъ придетъ’. Посланный мой тутъ же пояснилъ мн, что староста обидлся. что я не угостилъ его винцомъ, что ко мн онъ не пойдетъ и квартиры отводить мн не будетъ. Я пошелъ къ нему. Долго онъ ломался надо мной! Я едва не плакалъ, едва не кланялся ему въ ноги, а онъ себ сидитъ, какъ пень, какъ и не слышитъ меня, и только: ‘ты міръ почитай, ты еще молодъ, не знашь, какъ въ міру жить: у насъ были попы до тебя, да міръ не ломали. Поживешь зиму въ сторожк, а лтомъ свой домъ поставишь, а то у старой попадьи купишь’. Насилу онъ согласился собрать сходъ и пособить мн — дать квартиру. Но все-таки и посл этого я ходилъ къ нему, изо дня въ день, цлыхъ дв недли.
Каждую недлю, по субботамъ, въ сел нашемъ былъ базаръ. Въ первую же субботу, съ ранняго утра до поздняго вечера, у насъ была сутолока невыносимая: то тотъ, то другой придетъ отогрться, а то ввалитъ и цлая толпа, просто — позвать. Намъ наносили снгу, намяли грязи, сторожку настудили,— смерть, да и только! Утромъ пріхалъ народъ къ обдн,— и опять сутолока еще больше. Вдобавокъ къ этому, трое — четверо крестинъ, кумовья, кумы, ребятишки: говоръ, суетня, пискъ, визгъ,— ложись и умирай! И мы жили такъ дв недли. Жена моя не выдержала и захворала. На первый разъ ей нужно бы только: сухая и свтлая комната, покой, три — четыре ложки хорошаго супу и самая ничтожная медицинская помощь, а у насъ: сырость, гниль, холодъ, тснота, безпрестанно народъ, безпрестанно хлопаютъ дверью, больную обдаютъ втромъ со двора, ей нтъ уголка — негд ни прилечь, ни приссть, негд и нтъ человка, который бы приготовилъ ей хоть что-нибудь пость, во всей окрестности не было ни доктора, ни фельдшера, посылать же въ уздный городъ, за 40 верстъ, за кмъ-нибудь изъ нихъ — у меня не было ни копйки денегъ. Положеніе наше было страшное. Мы не знали, какъ вырваться оттуда.
Дв недли, изо дня въ день, я ходилъ къ старост, чуть не каждый день сталъ ходить ко мн и онъ, но уже не одинъ, а съ тремя — четырьмя міродами. Придутъ ко мн мои гости, разсядутся, я пою ихъ чаемъ, а они: ‘ты насъ уважай, ты знай только насъ, мы теб все дадимъ. Будешь уважать насъ, и мы тебя во всемъ уважимъ, не будешь — такъ лучше уходи теперь же. Ты своей спины не жалйю Поклонишься міру, самому слюбится’…. Посл множества просьбъ, поклоновъ и болзненныхъ униженій съ одной стороны, наставленій и ломанья — съ другой, чрезъ дв недли старики прислали за мной десятника звать меня на сходъ просить міръ о квартир. Долго-долго мн пришлось тутъ толковать съ ними и просить, почти каждаго поодиночк, чтобы дали мн какую-нибудь особую избёнку. Наконецъ, вс согласились дать. Посл меня начались перекоры и ссоры между ими самими. Ссоры и крику и тутъ было немало, но дло уладилось и .здсь, и мн велно было перебираться къ одному мужику.
У этого крестьянина было дв избы,— одна въ улицу, другая во дворъ, съ общими снями и подъ одной соломенною крышей. Въ семь были: старикъ, старуха, три сына женатыхъ и съ дюжину ребятишекъ всхъ родовъ и сортовъ. Намъ отвели переднюю. Вся семья перебралась въ заднюю, но старикъ и старуха остались съ нами. Изба эта лучше сторожки была немногимъ, но за то сухая. Въ ней кругомъ были лавки, а вверху полати, топилась ‘по блому’, полъ дырявый и грязный-прегрязный, съ двумя оконцами въ улицу и однимъ во дворъ. Я спрашиваю: ‘Моете ли вы когда-нибудь полъ?’
— Какъ же, моемъ каждый годъ, къ Пасх!
— Нельзя ли, ддушка, вынуть лавки и полати? Мы поставили бы стулья и диванъ.
— Когда вы вынесете изъ избы въ гробу меня, тогда выносите хоть все, а теперь, пока я живъ, не трошь.
Мы поставили все въ сни и подъ навсъ, а въ избу взяли только самое необходимое. Вечеромъ нужно было поставить самоваръ. У хозяевъ углей не было и я послалъ въ церковную сторожку. Но сторожъ заворчалъ на моего посланнаго: ‘Дв недли попъ жегъ церковные угли, а теперь и съ фатеры будетъ жечь? На, да скажи ему, что больше не дамъ’. Къ чаю пришелъ къ намъ дьячокъ, сильно выпившій, подошелъ подъ благословеніе и прямо дрюннулся — слъ на постель. ‘Зачмъ,— говорю,— ты, Григорьичъ, слъ тамъ, разв теб нтъ мста на лавк?’
— А почему же и не здсь? Почему же и не посидть на батюшкиной постельк? Вишь, она какая мягкая! Вы, батюшка, нами не брезгуйте. Мы хоть и пономари, да такіе же люди. А со временемъ и сами пригодимся: пойдете по приходу собирать хлбцемъ, я лошадки дамъ. Мужикамъ нечего кланяться за всякимъ дломъ. Они — музланы, народъ необразованный. Да вотъ, къ примру, и матушка, какъ пойдетъ собирать шерстью, такъ съ ней и пойдетъ моя едосевна. А одна-то она кого знаетъ?
— Зачмъ ты, Григорьичъ, выпилъ?
— Вы, батюшка, еще не обглядлись. Поживите, такъ хоть съ годокъ къ примру, такъ будете пить больше моего. Приходъ нашъ бдный, а главное — черный, рукъ приложить не къ чему, весь вкъ бьешься, изо дня въ день, изъ-за куска хлба, съ ума сходишь, тоска задаетъ. Ну, и выпьешь у добраго человка рюмочку, какъ будто все горе и забудешь. Ну, и вы, къ примру, чашечку чайку налейте.
Вечеромъ, посл чаю, мы сидли вдвоемъ въ переднемъ углу, а старикъ со старухой — противъ печки, въ другомъ. Жена вязала кружево, а я, какъ и въ сторожк, сидлъ безъ всякаго дла: говорить съ женой — все переговорено, со стариками — не о чемъ, длать нечего, читать нечего, писать не о чемъ, да и не на чемъ. Что же длать? Да ничего,— сидть, да и только. Я думаю, что кто испыталъ въ жизни такое состояніе, тотъ согласится со мною, что самый тяжелый трудъ переносить легче чмъ продолжительное состояніе совершенной бездятельности. Тамъ можно изнемочь, а здсь — сойти съ ума, тмъ боле, что я привыкъ читать.
Старики улеглись спать рано, но намъ спать еще не хотлось и мы сидли долго. Старуха легла на печк, а старикъ на полатяхъ, надъ нашею постелью. Когда они захрапли, намъ съ женой стало какъ-то отрадне: мы почувствовали, что намъ и тепло, и сухо, и свободно,— какъ камень какой-то свалился съ души нашей. Старики рано легли, рано и выспались. Часа за три до свта они поднялись, стали топить печку и готовить завтракъ. Со стариками поднялась и вся семья,— и пошло шмыганье мимо насъ и хлопанье дверью. Къ намъ налзло ребятишекъ, поднялся визгъ, напустили холоду, крикъ, смхъ слезы, и то тотъ подойдетъ, посмотритъ на насъ, то другой, нужно было вставать и намъ, но вставать было нельзя, потому что полна изба была набита народомъ. Я едва могъ упросить, чтобы вс вышли, хоть на нсколько минутъ, пока мы одваемся. Просьбы моей никто не могъ и понять, потому что одваться и раздваться при всхъ никто не считалъ стыдомъ, точно также, какъ никто не считалъ тамъ за стыдъ идти всмъ кому попало вмст въ баню. Неприлично быть одтымъ днемъ — стыдно, но идти всмъ, и своимъ и чужимъ, мужчинамъ и двушкамъ, вмст въ баню — дло обыкновенное.
Утромъ за мною пріхали изъ деревни звать къ больной, верстъ за 18. Это была первая моя поздка въ жизни. Больная была мать крестьянина, старушка лтъ 80-ти. Посл причастія, пока я одвался, она вынула изъ подголовья тряпочку, завязанную цлымъ десяткомъ узелковъ, и морщинистыми и дрожащими руками стала развязывать ее. По тому вниманію, съ какимъ она держала тряпочку и развязывала узелки, видно было, что тутъ хранилось все ея сокровище, все ея благосостояніе. Я видлъ, что она хочетъ заплатить мн за мой трудъ, но мн тяжело было разлучить ее съ ея сокровищемъ и я пошелъ-было изъ избы, но старушка уцпилась за меня и завопила: ‘батюшка, батюшка! Куда ты, кормилецъ? Вотъ возьми за труды себ’. Я остановился и сталъ ждать, пока она возилась съ узелками. Оказалось, что въ узелк было всего два гроша, ихъ-то — свое единственное сокровище — она и отдала мн. Я взялъ ихъ, но мн совстно было самого себя, мн казалось, что я сдлалъ преступленіе. Съ этого момента я положилъ себ не брать больше никогда и ничего за такія требоисправленія, и я держу свое общаніе до сихъ поръ. Такъ памятны мн эти два гроша! Лошаденочка была плохенькая, санишки плохенькія, я проздилъ цлый день и перемерзъ до-смерти.
Чрезъ три недли посл нашего прізда, мы раздлили братскую кружку, мн досталось два рубля. Тутъ мы съ женой ожили: мы купили чайку, сахарку, корытце, кадочку, немного рису и четыре калача. Дла наши, значитъ, поправились. Пришелъ рождественскій праздникъ, въ церкви я сказалъ поученіе и, конечно, безъ книги и тетрадки. Посл обдни къ намъ захалъ управляющій имніемъ Ж., съ женой, отставной солдатъ Агафоновъ, женатый на бывшей экономк барина. Агафоновъ ходилъ уже не въ сермяг, а по барски, въ сюртукахъ. И онъ и жена его первымъ дломъ стали выговаривать намъ что мы горды,— что не были у нихъ до сихъ поръ и что мы заставили ихъ самихъ отыскивать насъ.
Въ одной изъ главъ моихъ Записокъ {См. ‘Русскую Старину’ изд. 1880 г. т. XXVII, стр. 77.} я говорилъ: ‘помщикъ Ж., въ имніи своемъ не жилъ, онъ прізжалъ туда только разъ въ годъ на нкоторое время. Къ его прізду управляющій составлялъ списокъ подросшимъ двкамъ и вручалъ ему, при первомъ своемъ представленіи’. Этотъ-то управляющій и былъ теперь нашимъ гостемъ.
Писарь, изъ сельскихъ грамотевъ, староста и человкъ 10 стариковъ тоже пришли ко мн поздравить съ праздникомъ. Писарь также сдлалъ внушеніе моей жен, что она не была ни разу у его жены, а староста и старики прямо потребовали водки. При этомъ вс мои гости, одинъ передъ другимъ наперерывъ, стали указывать на свою силу и мою отъ нихъ зависимость. Пришлось всхъ усадить, всхъ выслушивать, всхъ угощать и угощать изъ своихъ рукъ. А Агафоновъ выводилъ изъ терпнія своею наглостью.
Агафоновъ и писарь похвалили меня за проповдь, а старики потребовали настоятельно, чтобъ я такихъ поученій не говорилъ. ‘Наши прежніе попы читали намъ отъ Божьяго писанія, по большой книг, а что говоришь ты — кто тебя знаетъ. Этакъ-то и всякій говорить уметъ, какъ ты говорилъ. А ты намъ читай’.
— Да разв вы не поняли, что говорилъ я? Я вамъ и говорилъ-то отъ Божьяго писанія, только что — не по книг.
— Этакъ-то ты и теперь говоришь, такъ въ церкви не говорятъ, тамъ только читаютъ. Ты читай по книг, мы и будемъ знать, что ты читаешь божественное, а то что? Говоритъ, не знай что, да глядитъ на людей.
— Изъ церковной книги вы ничего не поймете!
— Это все равно. Мы будемъ знать, что батюшка говоритъ намъ Божье писаніе.
Пришлось уступить, посл возьмешь, бывало, съ клироса какую-нибудь книгу, положишь на аналой, да и говоришь, что знаешь. И ничего, роптать перестали.
Тотчасъ посл обда я со всмъ причтомъ похалъ съ крестомъ къ бывшему нашему гостю, управляющему Агафонову. За нами притащились дьяконица, дьячиха и пономарица. Хозяева. при первой же встрч, задали мн выговоръ, почему не пріхала молодая матушка, моя жена. Мн выговаривали, какъ-бы отъ радушія, но собственно грозили, что гордостью своей я наживу только зло и не заслужу ихъ милостей. Тутъ мы пропировали долго, до полуночи. Ухалъ бы,— лошадь чужая, дьячкова, а онъ не детъ да и хозяева не пускаютъ. Къ полуночи перепились вс,— и гости и хозяева. Сколько нужно было мн нравственной силы, чтобы высидть въ такомъ обществ, столько времени удержаться и не выпить ни одной капли! Кто была настоящая пытка. Тутъ употреблялось въ дло все: и ласки, и просьбы, и обниманья, и цлованья, и угрозы, и брань — словомъ, все, что можетъ длать человкъ, когда во что бы то ни стало хочетъ заставить другаго исполнить его волю. Меня — только что не били. Но я поставилъ на своемъ, и выдержалъ. На прощаньи Агафоновъ далъ намъ, на всю честную братію, 40 к. мдью (11 1/2). На другой день къ утрени не пришелъ изъ причта никто. Я хотлъ-было отслужить хоть часы, но и къ часамъ не пришелъ никто.
Посл чаю я пошелъ по селу съ крестомъ славить. Идти въ одномъ тепломъ кафтан было холодно, а шуба моя была хотя и очень теплая, но страшно тяжелая. О теплыхъ же рясахъ, въ то время, никто изъ сельскихъ священниковъ и не думалъ,— ихъ не было тогда ни у кого. Впрочемъ, это есть одна изъ самыхъ неудобнйшихъ одеждъ, а встарину боле заботились объ удобствахъ. Я пошелъ въ шуб. Пришлось, изъ двора во дворъ, лазать по сугробамъ, мстами по колно. Я измаялся, шубу измочилъ, но къ вечеру все-таки прошелъ все село. Ходить было трудно, невыносимо, но не въ примръ тяжеле того была та нравственная пытка, которую терпишь при этомъ. Приходишь въ домъ, помолишься, пропоешь, дашь приложиться ко кресту и стоишь. Мужикъ-хозяинъ не торопясь ползетъ въ карманъ, не торопясь вынетъ оттуда кожаный мшочекъ, безсмысленно посмотритъ на него, не торопясь начнетъ разсматривать и развязывать кожаный ремешокъ, засунетъ въ мшокъ руку, начнетъ перебирать тамъ деньги и, наконецъ, не торопясь вынетъ и подастъ грошъ. Что чувствуется въ то время, когда мужикъ возится съ своимъ мшкомъ, а ты стоишь, смотришь и ждешь,— такъ это непередаваемо. Чтобы понять это, нужно имть порядочное образованіе и то безвыходное и безнадежное состояніе, въ которое поставлены мы. Но до такого состоянія не дай Богъ дойти никому!… Въ этотъ день я набралъ около полутора рубля мдью (43 к.). Домой пришелъ я поздно вечеромъ, совершенно обезсилвшій, голодный, изломанный, мокрый и почти безъ памяти бросился на постель. Жена давно ждала меня съ чаемъ, и упросила поскоре выпить стаканъ. Я выпилъ и, дйствительно, освжился. Старуха выбила шубу и развсила сушить. Отдохнувши немного, я ршился не ходить по деревнямъ, а ихъ у меня было девять. Думаю: моя шуба стоитъ дороже того, что я могу собрать,— не пойду! Но, потомъ: да чмъ же мы съ женой будемъ существовать? Вдь у насъ нтъ ни угла, ни хлба, ни соли, ни чашки, ни горшка — ровно ничего. А вдь все это надобно покупать, а на какія средства покупать? Люди мы брошенные совершенно на произволъ судьбы…. Надобно идти! Но, можетъ быть, какъ-нибудь безъ всего этого можно будетъ пока обойтись? Чаю и хлба на недлю хватитъ, а тамъ, можетъ быть, случится какой-нибудь доходъ — побольше крестинъ, похороны…. Ну, а если не будетъ ничего, тогда что? Можетъ случиться и это. Надобно идти. Но у меня теперь деньги есть, полтора рубля, чрезъ недлю достанется изъ кружки рубля два и — какъ-нибудь обойдусь. Однако гораздо будетъ лучше, если я къ этимъ деньгамъ прибавлю еще. Тогда мы купимъ мучки, жена сама испечетъ, хлбъ будетъ и чище и вкусне, купимъ сито и еще что-нибудь…. Лучше идти. Но въ то время, какъ я колебался, старуха, какъ нарочно, разбила нашу полоскательную чашку. И я тотчасъ поршилъ идти и обойти весь приходъ,— вс деревни. Утромъ я пошелъ къ своему нареченному благодтелю, Григорьичу, просить его създить со мной въ деревню. На рождественскій праздникъ вс члены причтовъ ходятъ славить Христа порознь одинъ отъ другаго. Въ деревн я пошелъ по одной сторон, а Григорьичъ по другой. Когда же мы въ одномъ дом встртились съ нимъ, то онъ былъ уже сильно выпивши.
— А вы, батюшка, небойсь нигд и не присли и кусочка не пропустили?
— Нтъ.
— Такъ ей Богу, нельзя. Вотъ я, по милости добрыхъ людей, и выпилъ и закусилъ. А такъ нельзя. Вы оставите свою молодую матушку сиротой. Пойдемте къ цловальнику, Ивану едотычу. Предобрющій человкъ.
Я, конечно, не пошелъ, но за то не нашелъ потомъ и своего Григорьича,— онъ гд-то пьяный совсмъ запропастился. Одинъ добрый мужичокъ довезъ меня до дому. Въ теченіе недли я обошелъ весь приходъ и собралъ одиннадцать съ чмъ-то рублей ассигн. (3 р. 15 к. сер.).
Наканун новаго года ко мн пришелъ сельскій староста и сказалъ, что старики велли мн созвать ихъ къ себ, посл обдни, на новоселье.
— Зачмъ? Я живу въ чужой изб, а не въ своемъ дом.
— Да вдь эту избу-то міръ же теб далъ, за это и надо міръ угостить. Ты человкъ молодой и старыхъ порядковъ не рушь. Новоселье не тобой заведено, не тобой оно и рушится. А противъ міру идти не слдъ. Коль міръ велитъ созывать, и зови.
— Ну, созову, что же міръ будетъ у меня длать?
— Какъ что? Ты угости всхъ водочкой, и они теб кто мучки, кто пшенца, кто баранинки, а кто и овечку. Ты сдлай имъ только честь, а они наградятъ тебя на столько, что самъ будешь сказывать спасибо. Я теб и прежъ говорилъ, скажу и теперь: спины своей не жалй,— слюбится.
— Сколько же человкъ придетъ?
— Человкъ тридцать придетъ, а можетъ — больше.
— Да у меня тутъ тридцати и встать негд!
— Ничаво. Пока однимь подносишь, другіе подождутъ на двор. А зови безпремнно.
— Ну, зови. Сколько же имъ нужно вина?
— Ведерко нужно.
Ведерко!— думаю. Это значитъ пропоить все, что я собралъ въ недлю!
— На ведро то у меня и денегъ нтъ.
— У попа денегъ нтъ! У кого же и деньги-то, коль не у попа! Ужъ не у мужика же! Нтъ, ты зови.
— Ну, зови.
Проводивши старосту, я задумался: что эта попойка будетъ значить? Я принялъ на себя обязанности пастыря Христова стада. Я долженъ быть руководителемъ ко спасенію прихожанъ моихъ. Мн, пастырю, сказано: ‘когда реку гршнику: смертію умреши, ты же не возвстиши ему, ниже увщаеши да обратится отъ пути своего лукаваго и живъ будетъ: гршникъ убо погибнетъ во грс своемъ, крове же его отъ руки твоея взыщу’. Мн, пастырю, сказано: ‘проповдуй слово, настой благовременн и безвременн, обличи, запрети, умоли!’ И что же? Я завтра дйствительно, буду кланяться, настаивать, умолять чадъ Божіихъ, души коихъ вручены моему попеченію, но въ чемъ умолять, Боже мой!… Не въ томъ, чтобы бросили пьянство и не прогнвляли Господа своимъ безобразіемь, а въ томъ, чтобы пьянствовали и еще боле прогнвляли Господа. Я, пастырь, долженъ буду просить, чтобы врученные мн христіане водку пили, пили у меня въ дом, изъ собственныхъ моихъ рукъ, купленную на послднія мои средства!… Нтъ, это невозможно! Мн сказано: горе мн, аще не благовствую. Какъ же я могу преподать имъ потомъ правила нравственности, какъ могу увщевать ихъ бросить пьянство, когда я завтра самъ же повлеку ихъ къ пьянству и безнравственности? Какъ скажу я Господу: се азъ и дти, когда я самъ добровольно отпадаю и влеку къ отпаденію тхъ, для коихъ я долженъ быть руководителемъ ко спасенію?! Мн, пастырю, сказано: ‘образъ буди врнымъ’. Какой же я завтра подамъ образъ? Къ пьянству?… Но, Боже мой! Что же это такое?! И изъ-за чего все это? Изъ-за чего я гублю и себя и другихъ?… Изъ-за того, чтобъ мн не сгнить заживо въ сторожк и не умереть съ голоду… Но вдь это и глупо и несправедливо! Неужели мн пришла, въ самомъ дл, такая нужда, что я умираю съ голоду и неужели Господь не пропитаетъ меня, если я останусь честнымъ человкомъ, врнымъ его рабомъ, и исполню свято долгъ мой? Слово Божіе говоритъ: ‘не можете искуситися паче еже можете понести’, т.-е. Господь не посылаетъ искушеній выше нашихъ силъ. Стало быть, я нужду свою перенести могу. А если могу, то къ чему навлекать грхъ и на себя и на другихъ? Нужду терплю я страшную, это правда, но сколько есть людей на свт, которые терпятъ много больше, чмъ я! Чмъ лучше ихъ я, почему же и мн не терпть этой нужды! И не глупо ли, изъ-за куска хлба, жертвовать спасеніемъ и своимъ, и многихъ,— цлыхъ тысячъ! Я, пастырь, буду просить своихъ пасомыхъ пить вино… Вдь этимъ я разомъ и на всю жизнь отнимаю у себя право внушать имъ правила христіанской нравственности! Какъ скажу я имъ: не пей, когда буду поить самъ?! Да, я терплю крайнюю нужду… Но кто виноватъ въ этомъ?… Кто виновенъ въ томъ, что я буду склонять ко грху тхъ, кого долженъ отклонять отъ грха? Конечно, я самъ. Кто навязывалъ мн эту нужду? Я принялъ ее добровольно, какъ добровольно принялъ на себя и т страшныя обязанности, которыя лежатъ на мн, какъ на священник. Нтъ, не буду поить! Но… какъ же я выйду изъ моего крайняго положенія,— не могу же я весь вкъ таскаться по крестьянскимъ избамъ. И теперь хорошо, но что я буду длать, когда мы съ женой пообносимся, когда пойдутъ у насъ дти? Во что бы то ни было, надобно пріобртать свою избенку, хоть такую же, какъ у дьячка. Какова бы она ни была, но все же намъ въ своей будетъ лучше, чмъ жить среди мужицкой семьи. А этого можно достигнуть только благосклонностью прихожанъ и благоволеніе ихъ можно снискать только потворствомъ всмъ ихъ слабостямъ, или наглостью — драть за вс требы и съ богатаго и съ бднаго. Какой же буду тогда пастырь?! О, еслибъ я зналъ впередъ, что меня ожидаетъ въ жизни, я никогда не принялъ бы на себя этой страшной обязанности пастыря, безъ средствъ выполнить ее?.. Почему я не вникъ въ жизнь священника? зачмъ я не разспросилъ священниковъ: какъ и чмъ они существуютъ и возможно ли, при ихъ обстановк, выполненіе пастырскихъ обязанностей? Теперь я вижу, что крайняя моя бдность и нужда вынуждаютъ меня пренебречь самыми существенными моими обязанностями,— изъ-за куска хлба я долженъ сдлаться не пастыремъ, а какимъ-то арендаторомъ.
Я дошелъ до отчаянія. Поить — думаю — или не поить?… Поить — значитъ поступить противъ долга и совсти, не поить — значитъ всхъ озлобить: вдь я веллъ уже придти. Велть придти и потомъ отказать — это нечестно и значитъ обидть. Что тогда будетъ съ нами, если мужики разсердятся и откажутъ мн въ квартир? Идти опять въ сторожку? Они и теперь смотрятъ на меня, какъ на работника и нищаго, а тогда будетъ еще хуже…. Надобно угостить. Да и погршу ли я противъ долга и совсти? Меня поставили пастыремъ, но при этомъ не дали мн ровно никакихъ средствъ къ моему существованію. Правда, мн указали на добровольныя пожертвованія, но какъ они пріобртаются? Почти исключительно цною пастырскаго служенія? Хорошо, такъ и быть, теперь я поднесу всмъ крестьянамъ, которые придутъ ко мн, по стакану, по два,— только чтобы расположить ихъ къ себ, только ради, такъ сказать, дружбы. Но это, конечно, будетъ и первый и послдній разъ въ жизни. Теперь я получу ихъ довріе, любовь, а при любви они дадутъ мн все необходимое, а водки просить постыдятся. Я разъясню имъ потомъ, какъ тяжело мн было поить ихъ виномъ. Они это поймутъ,— человкъ не скотина. Лтомъ, можетъ быть, Господь пошлетъ преосвященнаго въ нашъ приходъ. Онъ разъяснитъ значеніе пастыря и подкрпитъ въ прихожанахъ моихъ уваженіе и довріе ко мн. Буду надяться на Господа Бога и архипастыря!..
На новый годъ, посл обдни, у меня было много требъ въ церкви, я долго не выходилъ, перемерзъ и усталъ, но мужики давно уже стояли у моей квартиры и ждали меня. Подхожу, они вс скинули шапки и закричали: ‘съ праздникомъ поздравляемъ тебя, батюшка, съ новымъ годомъ! Да ужъ и съ новосельемъ-то надо поздравить!’ Я поблагодарилъ, мн хотлось бы сперва отдохнуть, отогрться, выпить стаканъ чаю, и не пригласилъ къ себ никого, но они сами вс повалили за мной въ избу. Изба моя набилась полнехонька, одни разслись по лавкамъ, другіе на нашу постель, а остальные стали среди избы плотною массою. Такая же куча стояла на двор и въ сняхъ. Я далъ старост денегъ, тотъ послалъ десятника за водкой и веллъ принести отъ себя хлба и огурцовъ на закуску. Принесли водку, я подалъ стаканъ и предложилъ пить. ‘Нтъ,— закричали вс въ одинъ голосъ,— мы пришли къ теб въ гости, такъ ты самъ насъ и угощай. Ты прежде выпить долженъ самъ, а тамъ подавай изъ своихъ рукъ и намъ. Тогда мы и будемъ знать, что насъ угощалъ молодой батюшка. Мы теб дали домъ, вотъ живи, а ты и за это не хочешь уважить міръ. Нтъ, міръ уважай. Выпей сперва самъ, и самъ подноси намъ. Съ міромъ жить надо такъ’.
— Я водки не пью и пить не буду.
— Не пьешь, такъ хоть пригубь (хоть къ губамъ приложи стаканъ). Не уважишь міръ, и міръ тебя не уважитъ: сейчасъ опять ступай въ свою сторожку, а на сел и за деньги тебя никто не пуститъ,— міръ не велитъ.
Посл долгихъ споровъ, я долженъ былъ глотокъ водки выпить, чтобы, этою жертвою моей совсти и здоровья, вымолить у этихъ простодушныхъ пьяницъ какое-нибудь пособіе въ моемъ безвыходномъ положеніи. Потомъ почерпнулъ стаканъ и подалъ старост. Онъ: ‘ты, батюшка, міру угождай, мы теб всего дадимъ, что теб надо. Вотъ попъ Андрей такой казны увезъ отъ насъ, что Боже мой!’
— А ты считалъ его казну?
— Считать — не считалъ, а у него денегъ было много.
— Да почему же у него домишко-то былъ нищенскій?
— Въ такомъ-то теплй.
И староста пустился въ разсужденія. Толкуетъ, размахиваетъ руками, а я стою передъ нимъ со стаканомъ. Раза три я сказалъ ему, что я стоять передъ нимъ не буду, что коль хочетъ пить, то чтобъ пилъ, а онъ, знай себ, толкуетъ. Наконецъ, натшившись надо мной, выпилъ. Подношу другому, тотъ: ‘ты, батюшка, иди ко мн завсегда. У меня своя дранка, много не дамъ, а на кашу крупокъ завсегда дамъ’. Насилу дождался я пока и этотъ взялъ отъ меня стаканъ. Такъ я обошелъ всхъ и по крайней мр четверть изъ нихъ длали мн наставленія и общанія, прежде чмъ принимали отъ меня водку. Я одурлъ совсмъ. Когда выпили вс,— поднялся крикъ, говоръ, споръ, заговорили разомъ вс. Наконецъ, староста закричалъ: ‘молчать!’ ‘Батюшка! Бери бумаги, пиши, кто что дастъ теб, а я буду спрашивать. Я теб дамъ овцу’. Я сталъ писать. Одинъ общалъ дать осенью ярку,— осенью, когда ягнята народятся и выростутъ, другой пару гусей,— когда гусыни нанесутъ яицъ, выведутъ гусенятъ и они выростутъ, а тамъ: кто пудъ крупъ, кто тушку баранины, и т. п. Какъ только переписались вс, староста веллъ поднести еще по рюмк всмъ, а ему дв, веллъ выходить всмъ, и прислать тхъ, которые ждали во двор. Съ этими была почти такая же исторія. Голодный, измученный и физически и нравственно, я совсмъ отуплъ. У меня разгорлась голова, разболлась грудь, заломили ноги. Я почти безъ чувствъ бросился на постель и заплакалъ когда ушелъ отъ меня послдній мужикъ.
На другой день ко мн пришли четыре мужика. Одинъ принесъ тушку баранины, другой пару колотыхъ гусей, и двое по пуду муки. ‘Вотъ теб, батюшка, за вчерашнюю хлбъ-соль! Да ужъ и опохмли. Вчера ты только раздразнилъ, ну, староста и купилъ міру, на наши же мірскія, ведерко, а тутъ N. N. попался съ чужой рожью,— и его обмыли ведеркомъ. Теперь вотъ голова-то и болитъ’. Я послалъ за водкой и поднесъ по три рюмки, безъ всякихъ уже колебаній. Тхъ волненій, какія мучили меня третьягодня, не было и въ помин. Теперь мн не нравился только самый процессъ потчиванья, но и то не особенно,— мн только не хотлось наливать и подносить. Но угостить находилъ необходимо-нужнымъ, какъ благопріятелей.
Посл нихъ пришелъ еще одинъ и тоже что-то принесъ. Этотъ былъ застнчиве, и водки не просилъ. Этому я поднесъ уже самъ. Онъ понравился мн своею скромностью, и я убдилъ его выпить другую рюмку. Вечеромъ пришелъ ко мн пьяный мужикъ, тотъ самый, который попался вчера съ краденою рожью, и принесъ мн курицу. Я зналъ, что онъ укралъ рожь, поднесъ ему водки, но не сказалъ ему въ назиданіе ни о воровств, и ни о пьянств. Поить и молчать я находилъ уже нужнымъ. Нравственный переломъ, значитъ, уже совершился!..
На третій день я позвалъ причтъ и церковнаго старосту въ церковь поврить сумму. Староста отнялъ печати, отперъ замки, выдвинулъ ящикъ съ главною кассой и мгновенно пересыпалъ туда мсячную выручку.
— Что ты длаешь? — говорю я ему.— Намъ нужно поврить валовую сумму и мсячную выручку,— нужно знать сколько выручено отъ продажи свчъ и сколько собрано по кружкамъ.
— Вотъ считай, она вся тутъ.
— Но мы не можемъ узнать сколько какой суммы.
— Считай, тутъ вся она.
— Сколько продано свчъ? покажи свчи.
Свчъ оказалось больше, чмъ было ихъ при моемъ первомъ осмотр.
— Откуда взялись лишнія свчи?
— Я купилъ.
— Почему ты не спросился меня?
— Зачмъ? Чай, не ты будешь продавать ихъ Я продаю я и покупаю. На то я и староста.
Дьяконъ: ‘батюшка! мы озябли. Староста! Дай-ко намъ на полуштофчикъ, погрться’.
Староста тотчасъ всунулъ ему полтинникъ. Дьяконъ схватилъ его и съ дьячками пошелъ изъ церкви.
— Что вы длаете, о. дьяконъ? Не уходите и отдайте назадъ полтинникъ старост.
— Пишите, батюшка, книги какъ знаете, мы подпишемъ все, спорить съ вами не будемъ.— Махнулъ рукой и съ дьячками ушелъ изъ церкви.
— Ты меня хочешь учитывать?
— Учитывать.
— Ты, можетъ, еще не родился, а я ужъ былъ старостой. Не теб меня учитывать Я старостой 18 лтъ. Меня старостой поставилъ міръ, міру я и отчетъ дамъ, а не теб. Мы хозяева, а ты что? Былъ да и пошелъ. При мн, въ 18 лтъ, васъ перебывало у насъ до тебя шестеро, а я все одинъ. Поди и жалуйся на меня куда знаешь, вотъ что!
Спорить было не изъ-за чего. Мы заперли деньги и пошли. На другой день пріхалъ благочинный для отобранія годичнаго отчета. Я пересказалъ все ему.
— Нтъ, у васъ староста хорошій старикъ, я его давно знаю, и причтъ хорошъ, немного только вс они выпиваютъ. Ну, да кто не пьетъ!
Мы свели по книгамъ итоги, сосчитали сколько нужно благочинному получить отъ нашей церкви казенныхъ денегъ и внесли въ вдомости. Благочинный вышелъ на дворъ и позвалъ старосту. Какимъ то тамъ словцомъ перекинулись они, и благочинный сію минуту возвратился. Минутъ черезъ 20 пришелъ староста и подалъ благочинному пачку бумажекъ, Благочинный отвернулся къ окну, пересчиталъ, положилъ въ карманъ и сказалъ старост:
‘Хорошо! Ступай домой!’ Чрезъ полчаса благочинный ухалъ. Я позвалъ старосту и спросилъ его, сколько онъ далъ благочинному всхъ денегъ? Это ужъ наше дло!
— Не ваше, а мое! Пойдемъ въ церковь, пересчитаемъ что тамъ осталось.
Дьяконъ въ церковь не пошелъ, отговариваясь тмъ, что деньги считаны вчера, что не каждый же день считать ихъ, а дьячки куда-то запропастились совсмъ. Я пошелъ одинъ. Оказалось, что денегъ недоставало много, но благочинному ли отдалъ ихъ староста, или взялъ себ — Господь ихъ вдаетъ.
Въ первую же обдню, по прізд моемъ въ приходъ, во время пнія ‘херувимской’, открылось много ‘порченныхъ’, ‘кликушъ’. Какъ только запли ‘херувимскую’, я слышу: ‘и! и! а! а!’ И — то тамъ хлопнется на полъ женщина, то въ другомъ мст,— мстахъ въ десяти. Народъ засуетился, зашумлъ. Посл обдни, когда я вышелъ съ крестомъ, я веллъ подойти ко мн всмъ ‘кликушамъ’. Вс он стояли до сихъ поръ смирно, но какъ только я веллъ подойти,— и пошли ломаться и визжать. Ведутъ какую-нибудь человкъ пять, а она-то мечется, падаетъ, плачетъ, визжитъ! Я приказываю бросить, не держать,— не слушаютъ: ‘она убьется,— отвчаютъ мн,— упадетъ, а полъ-то вдь каменный!’ — Не убьется, оставьте,— говорю. Отойдутъ. Баба помотается-помотается во вс стороны, да и подойдетъ одна. Такъ вс и подошли. Я строго сталъ говорить имъ, чтобы он впередъ кричать и безчинничать въ храм Божіемъ не смли, и наговорилъ имъ цлыя кучи всякихъ страховъ: что я и въ острогъ посажу и въ Сибирь сошлю, словомъ — столько, что не могъ сдлать и сотой доли того, что наговорилъ я имъ. Потомъ веллъ имъ разъ по пяти перекреститься и далъ приложиться ко кресту. Веллъ народу разступиться на дв стороны и всмъ кликушамъ, на глазахъ всхъ, идти домой. Я имлъ въ виду настращать и пристыдить. Въ слдующій праздникъ закричали дв-три только. Я потолковалъ и съ ними. Такимъ образомъ къ Пасх у меня перестали кричать совсмъ.
На Пасху, когда я ходилъ служить по дворамъ молебны, причтъ мой заране сказывалъ мн, въ которомъ дом были ‘порченныя’. Во время молебна вс ‘порченныя’ стояли смирно: но какъ только обернешься съ евангеліемъ къ народу, он и начнутъ хлибать и биться. Я тотчасъ обернусь опять къ иконамъ и читаю,— уймутся и ‘порченныя’. Я пересталъ оборачиваться съ евангеліемъ совсмъ,— и бабы молчатъ. Посл молебна я спрашиваю: ‘ты, я слышалъ,— порченная, что же ты не кричала?’ — ‘Меня схватываетъ только, когда читаютъ евангеліе’.— Вотъ ты и врешь,— говорю.— Евангеліе-то я читалъ, да ты не поняла, потому что я не оборачивался къ вамъ’. Задашь ей ругань, да и семейнымъ накажешь, чтобы не ухаживали за ней, когда она примется кричать и биться. Прихожу разъ въ одинъ домъ, а баба бьется на постел и кричитъ: ‘я самъ поповичъ, самъ поповичъ! Меня N. въ стакан пива поднесъ: я съ пивцомъ вошелъ, я съ пивцомъ вошелъ, теперь на сердц верхомъ сижу’… Родная ея мать и свекровь стоятъ надъ ней и на взрыдъ плачутъ. Я подошелъ къ ней, стукнулъ о полъ палкой и крикнулъ: ‘молчи! Разв ты не видишь, что въ домъ принесли св. иконы, я пришелъ?’ Баба мгновенно примолкла. ‘Вставай! Я молодой попъ, ты меня не знаешь и если хоть чуть пикнешь, то’… Баба встала, утерла слезы и я поставилъ ее возл себя. Евангеліе читалъ я, положивши его на ея голову,— молчитъ. Посл молебна я сдлалъ ей внушеніе и съ тхъ поръ порчи какъ не бывало.
Прихожу въ одинъ домъ,— тамъ квартировало семейство цыганъ. Во время чтенія евангелія, молодая сноха начала кричать и биться. Вся семья бросилась держать ее. Насилу я могъ заставить оставить ее и не держать. Баба и тутъ помоталась-помоталась во вс стороны, но не упала. Посл я, наедин, спрашиваю старика: по любви она выходила за твоего сына? — ‘Да признаться, не совсмъ. Вотъ этакъ, дорогой, схватитъ ее, упадетъ съ повозки и начнетъ биться. Ужъ чмъ мы ни лечили ее, нтъ, не даетъ Господь лучше’. — Ну, ты вотъ что сдлай,— говорю ему: если она упадетъ когда съ повозки, то вы не обращайте вниманія и ступайте себ, куда дете. Пусть ее останется одна въ пол. Она полежитъ-полежитъ, да и придетъ къ вамъ’.
— А какъ умретъ въ пол?
— Не бойся, не умретъ.
Чрезъ годъ я увидлъ цыгана опять. ‘Ну, что,— спрашиваю, — сноха?’
— Благодаримъ покорно, отецъ духовный! Мы разъ хали въ село N.: ее схватило, хлопнулась она съ повозки и начала биться: а мы такъ и похали, и не взглянули на нее. Боялись мы больно, чтобъ она не умерла, но, ничего, къ вечеру пришла къ намъ и съ тхъ поръ не схватываетъ,— прошло все. Теперь мы видимъ, что она просто озоровала.
Я не объясняю причинъ явленія ‘порченныхъ’, не говорю и того, хорошо ли я поступалъ съ ними, или нтъ. Я излагаю только факты и могу сказать, что къ концу года въ приход моемъ не осталось ни одной ‘порченной’. Теперь же о ‘порченныхъ’ нтъ и помину. За то я тогда прослылъ самъ колдуномъ, да такимъ, что сильне всхъ.
Пришло Крещенье, нужно было идти опять по приходу со св. водой и на этотъ разъ всмъ уже причтомъ вмст. Мы пошли. Нужно было обойти все село въ одинъ день: но не прошли мы и 30 дворовъ, какъ причетъ мой перепился и сталъ отставать отъ меня одинъ по одному, такъ что къ половин села я остался одинъ и одинъ окончилъ село. На другой день мы похали въ одну изъ деревень. Причетъ мой опять перепился и опять бросилъ меня одного. Думаю: когда же вс они пьютъ? Вдь мы нигд не присаживаемся? Въ слдующей деревн я сталъ настаивать, чтобъ никто не отставалъ отъ меня ни на шагъ,— приходилъ и ходилъ вмст со мной. Никто, дйствительно, не отставалъ, но какими-то судьбами опять перепились вс до того, что въ служб пошло безобразіе и я по невол долженъ былъ велть оставить меня одного, а имъ улечься спать. Въ слдующій день я положительно настоялъ, чтобы вс ходили кучкой и ни шагу отъ меня ни взадъ, ни впередъ. Выходя изъ одного дома, я отворилъ дверь и переступилъ одной ногой порогъ, но мн показалось, что причетъ мой выходитъ не торопясь. Я оглянулся и говорю: ‘пойдемте, братцы!’ Дьячокъ Григорьичъ съ улыбочкой подмигнулъ мн и говоритъ: ‘ужъ выпилъ — не досмотрли!’ Мн самому смшно стало. — ‘Какъ это ты ухитрился?’
— Вы стоите впереди, и не видите, что мы длаемъ назади. Я подмигнулъ хозяину, онъ налилъ стаканъ да и поставилъ возл меня на лавку. Посл молебна, какъ только вы прошли мимо меня къ двери, я залпомъ и хватилъ. Что же длать-то? Вы нигд не присаживаетесь, и сами не пьете, и намъ не даете: приходится обманывать.
Такимъ образомъ причетъ мой ходилъ со мной полупьянымъ. На бду нашу поднялась страшная метель. Вьюга — свту Божьяго не видно,— а ты лзешь по колно по сугробамъ. Снгъ засыпается за сапоги, по поясъ въ снгу шуба, поднимешь ее къ верху — втеръ и снгъ бьютъ теб въ грудь и за шею, опустишь — путаешься, мокнешь и падаешь. Идти нтъ силъ, но ты все-таки бьешься и идешь, потому что это есть средство къ твоему существованію. Пьяные мои сослуживцы: одинъ карабкается въ сугроб тамъ, другой на четверинкахъ черезъ гору сугроба перелазитъ тамъ, третій совсмъ потерялъ направленіе и прётъ назадъ,— и горе и смхъ! Входишь въ избу,— изба темная, мокрая, жаркая, полна народу, ягнятъ и телятъ, духота и атмосфера — что нтъ никакой возможности выдержать и пяти минутъ. Входишь,— тебя разомъ обдаетъ жаромъ и разомъ растаиваетъ на теб весь снгъ и размокаетъ платье. Весь въ поту и мокромъ плать, выходишь снова на морозъ, и все опять мгновенно мерзнетъ на теб и лпитъ новаго снгу. Въ слдующемъ дом опять мгновенно длаешься мокрымъ.
А каково наше служеніе? Входишь въ избу, начинаешь пть, а штукъ 20 ягнятъ и примутся орать изо всей мочи! Со двора услышатъ овцы-матери, подбгутъ къ двери,— да и примутся драть глотки, еще пуще дтушекъ! Что тутъ бываетъ!.. И тогда и нын я часто прислушиваюсь къ своимъ словамъ и голосу и не могу разслышать никогда ни слова и ни даже звука. Должно быть, очень хорошъ нашъ концертъ, если послушать насъ со стороны. Мы между собой не сбиваемся только потому, что слишкомъ хорошо заученъ размръ каждой нотки. Кончимъ пть, оборотимся къ хозяевамъ, и ждемъ пока мужикъ возится съ своимъ мшкомъ. Мы уже молчимъ, смотримъ на мшокъ и ждемъ подачки, а ягнята валяютъ, овцы дерутъ! — голова трещитъ!.. Долго мужикъ возится съ своей кисой, и — вытащитъ 3—4 гроша.
Оставить эту ходьбу священникъ уже не можетъ, потому что въ этомъ доход участвуетъ весь причтъ, а онъ этого не допуститъ. Дорогою шуба замерзнетъ на теб лубкомъ, самъ ты по поясъ мокрый, застывшій, продрогшій, изломанный и измученный, съ страшною головною болью, возвращаешься домой — и каждый разъ боишься, что вотъ-вотъ схватишь горячку. Дома тотчасъ перемнишь блье и разъ 500 пробжишь по комнат. чтобы размять свои окоченлые члены. Самъ я водки не пью и мн противно смотрть на пьяный причтъ, но осуждать его строго за пьянство нельзя: такое состояніе, какое переносимъ мы, человкъ можетъ переносить только въ полусознательномъ состояніи. И изъ-за чего все это? Посл 10-тидневнаго мученія и опасности получить горячку, мн досталось изъ кружки 12 р. мдью (3 р. 43 к. сер.).
Прошла крещенская ходьба и для меня настала совершеннйшая бездятельность. Сходишь по временамъ окрестишь, схоронишь,— и, только. Почиталъ бы хоть что-нибудь, ну, хоть какого-нибудь Бову королевича, хоть что-нибудь,— нтъ ничего ровно. Въ, церкви нтъ ни единой книжки. Създилъ бы въ городъ, накупилъ бы книгъ, выписалъ бы какой-нибудь журналъ, но денегъ едва достаетъ на дневное пропитаніе. Все, что получается, идетъ на продовольствіе и на домашнее обзаведеніе. Принялся бы учить крестьянскихъ дтей грамот, пть, но у меня въ квартир и безъ того повернуться негд, въ церковной сторожк еще тсне и сыре, нтъ подходящаго дома и у крестьянъ. И пошло мое время такъ: встанешь утромъ, попьешь чаю, да и начнешь шагать по своей саженной комнат. Устанешь, посидишь немного, полежишь, да и опять ходишь. Надостъ,— выйдешь на улицу, поглазешь на занесенныя снгомъ мужицкія избы, поклонишься прозжающему мимо тебя мужику, иногда спросишь его куда онъ детъ,— за соломой, или въ сосднюю деревню,— и опять въ избу. И такъ протянется до обда. Посл обда сидишь себ, сложа руки, и ждешь — не дождешься вечера. Вечеромъ, напьешься чаю и сидишь противъ жены, которая, въ это время, что-нибудь вяжетъ. Цлый вечеръ ни звука, ни дла, ни движенія!.. Видимо и тупешь и дурешь. Сидишь и думаешь: къ чему и зачмъ насъ учили? Учили, да еще какъ учили-то! И психологіи, и философіи, и физик, и химіи, и минералогіи и, Богъ всть, чему ни учили. И къ чему все это, когда сельскому священнику и нтъ и не будетъ никогда возможности приложить всего этого къ длу?! Къ моему большому горю, какъ я говорилъ уже, въ семинаріи я развилъ въ себ потребность читать. Здсь же кром требника и какой-нибудь церковной минеи, не было ровно ничего. Сколько разъ приходило мн на умъ тогда: зачмъ и для чего лицу, которое должно быть послано въ сельскіе священники, даютъ такое образованіе? Вдь всякій необразованный пономарь живетъ несравненно счастливе образованнаго священника. Если образованный священникъ нуженъ для прихода, то зачмъ же губить самого-то священника? А всякій мало-мало образованный священникъ долженъ гибнуть почти неизбжно. Отчего у насъ и выходитъ теперь, что большинство духовенства живетъ совсмъ не такъ, какъ бы слдовало. Не отупть, не огрубть, не оставить своихъ чисто-пастырскихъ обязанностей и не сдлаться пьяницей — почти нтъ возможности. Представьте: молодой человкъ сидитъ въ крестьянской избёнк, среди крестьянской семьи и, противъ собственнаго желанія, ничего не длаетъ. Но сама природа требуетъ дятельности, требуетъ высказать кому-нибудь свои чувства и послушать другаго. Съ кмъ же онъ можетъ поговорить и кого послушать? Общество его — мужики, и больше никого. Предмстники его священники были такіе же горемыки, и не оставили ему въ церкви ни одной книги. Сосди-священники живутъ въ 15—20-ти верстахъ, да и у нихъ едва-ли есть что-нибудь, потому что и они такіе же бдняки. И вотъ молодой священникъ тоскуетъ отъ одиночества, нужды и бездлья. Но вотъ его зовутъ къ богатому, умному и почтенному мужику на крестины. Идти ему или нтъ? Не идти. Но это значитъ: 1) обидть честнаго, трудолюбиваго и всми уважаемаго человка, въ нравственномъ отношеніи стоящаго выше многихъ дворянъ и нимало невиноватаго въ томъ, что онъ не проходилъ семинарскаго курса и не слушалъ тамъ премудростей какого-нибудь доктора Пакасовскаго (‘Русская Старина’ 1879 года, томъ XXVI, стр. 154), 2) обидть — и, значитъ, лишиться милостей и его и подобныхъ ему. А это кое-чего стоитъ. Будутъ крестьяне длить луга,— теб не дадутъ, будутъ длить лсъ,— теб не дадутъ, церковь требуетъ ремонтировки,— крестьяне отговариваются неурожаемъ и т. д., словомъ: если священникъ иметъ противъ себя вліятельныхъ крестьянъ, то доходу у него не будетъ и половины, бросятъ и церковь. Значитъ: на крестины нужно идти. Тамъ будетъ много и другихъ крестьянъ. О чемъ тамъ говорятъ? Объ урожа, рекрутчин и подобныхъ предметахъ, положимъ, самыхъ невинныхъ. Но вотъ бда: на первомъ план непремнно водка. Вотъ гд погибель наша!.. Посл мужикъ этотъ придетъ къ вамъ. Вы не можете уже не посадить его у себя и не угостить, а съ этимъ вмст и не выпить сами. Все это, мало-по-малу обращается въ привычку и такимъ образомъ священникъ, самый благонамренный, честный и умный, грубетъ, мужичится и длается, незамтно для себя самого, пьяницей. Будь у молодаго священника, тотчасъ по поступленіи его въ приходъ, отдльное и удобное помщеніе, и не находись онъ въ такой безусловной и невыносимо-тяжелой зависимости отъ каждаго мірода въ средствахъ къ своему существованію,— я увренъ, это дознано мною собственнымъ опытомъ, что онъ останется тмъ, чмъ ему быть должно,— и не падетъ. Теперь же состояніе священниковъ зависитъ отъ ихъ личнаго характера: съ твердымъ характеромъ беретъ онъ за требы то, что ему дадутъ, но за то и онъ и дти его терпятъ страшную нужду, или тснитъ прихожанъ своихъ, насколько возможно. Люди же съ характеромъ слабымъ… спиваются.
По субботамъ у насъ, какъ говорилъ я, были базары. Это дало мн возможность познакомиться съ ближайшими священниками, потому что вс, прізжавшіе на базаръ, заходили ко мн. Первымъ зашелъ ко мн нкто о. Василій Тихомировъ. Посл долговременнаго отсутствія, не боле какъ съ мсяцъ, онъ возвратился въ свой приходъ, и пріхалъ къ намъ на базаръ. Съ нимъ была такая исторія: за нетрезвую жизнь онъ былъ назначенъ къ посылк въ П. монастырь, на два мсяца, ‘на исправленіе’. Чтобы быть принятымъ въ монастырь, для этого нужно получить указъ изъ консисторіи. Отправился о. Василій въ консисторію. Мсяца два онъ терся около консисторскихъ дверей и — прожилъ лошадь, прожилъ упряжь, прожилъ рясу и насилу-насилу получилъ указъ, чтобъ отправиться въ монастырь. Проживши тамъ опредленный срокъ, онъ проситъ у настоятеля аттестаціи, но настоятель говоритъ ему: ‘ступай къ преосвященному и проси мсто, а аттестатъ я завтра же вышлю преосвященному по почт’. Явился Василій къ преосвященному, но тотъ говоритъ ему: ‘Я не имю аттестаціи отъ настоятеля, а потому и мста дать теб не могу’. Живетъ Василій недлю, живетъ другую, живетъ и третью, а аттестата нтъ да и нтъ. Идетъ Василій опять въ П. къ настоятелю, собрался совтъ и поршилъ, что Василію хорошій аттестатъ написать можно, но только нужно подмазать, чтобы рука легче ходила,— нужно выпить. Купилъ о. Василій водки,— выпили, братія и говоритъ: ‘Кланяйся, Василій, настоятелю въ ноги, чтобъ онъ расхвалилъ тебя’. Поклонился Василій настоятелю, а тотъ на волосы-то и наступилъ. Василій и такъ и сякъ, а встать-то нельзя. Онъ схватилъ настоятеля за ноги, да и бацъ оземь. Братія бросилась на Василія, до полусмерти измяла его, да и вытолкала за обитель. Посл этого настоятель прислалъ аттестацію самую дурную. И послали несчастнаго Василія въ другой монастырь, уже безсрочно,— до исправленія. Здсь настоятелемъ былъ ректоръ семинаріи Спиридонъ, человкъ очень добрый и строго преслдовавшій пьянство. При немъ братіи пришлось пускаться на фокусы. Нальетъ, бывало, брать въ штофъ воды, закроетъ пробкой, да и заставитъ чмъ-нибудь въ уголк, въ шкафчик. На полъ же, возл печки, положить три — четыре полнца дровъ, поставитъ ведерко съ водой, горшечекъ и кувшины съ водкой. Все это прикроется кружочками. Входитъ настоятель въ келью, и прямо къ шкафу. ‘Э! пьяница, пьяница! Водка, водка!’ Понюхаетъ, попробуетъ — вода. На т же посудины, что на полу, и не обратитъ вниманія. Изъ этого монастыря Василій выбрался скоро, благодаря ходатайству помщика, покойнаго Чекмарева. Изъ монастыря Василій пошелъ домой, продалъ тамъ другую лошадь и выручилъ на нее указъ на должность.
Въ это время съ Василіемъ было въ монастыр много дьяконовъ, дьячковъ и пономарей, человкъ до 100, на исправленіи въ поведеніи за нетрезвую жизнь. Незадолго предъ тмъ, архіерейскимъ домомъ была пріобртена дача для преосвященныхъ. Пріобртены были только фруктовый садъ и лсъ. Исправляемымъ и было велно днемъ работать на дач, а ночевать въ монастыр. Оказалось, что одни изъ исправляемыхъ были хорошими плотниками, другіе здоровыми землекопами. Въ нсколько мсяцевъ они нарыли прудовъ, надлали водопроводовъ, рыбныхъ садковъ, гротовъ, искусственныхъ родниковъ, бесдокъ, цвтниковъ, и пр., и пр., и дача стала на славу. Ислпавляемые днемъ обыкновенно въ саду — работали, а по ночамъ въ монастыр — безобразничали.
Однажды вечеромъ приходитъ ко мн дьяконъ и говоритъ: ‘N. N. собирается женить сына. Онъ богатый, но скряга страшная. Нын осенью я собиралъ хлбомъ, онъ вынесъ мн всего только полршетца, на праздникъ никогда и закусить не попроситъ, и рюмочки водочки не поднесетъ. Я пригрозилъ ему. Съ него надобно взять побольше, чмъ съ другихъ, теперь только и прижать его, чтобы онъ помнилъ’.
— Сколько даютъ у васъ за свадьбы?
— Бдный даетъ рубль, а богатый три, а съ N. N. возьмемъ шесть.
— Такъ не годится. Мы положимъ со всхъ поровну, въ род таксы, среднее число — 2 рубля. Это вотъ почему: бдный не даетъ и не дастъ никогда ничего,— за это мы ему рубль прибавимъ. Богатый даетъ и дастъ всегда,— за это мы ему рубль убавимъ. А накладывать на N. N. противъ другихъ 3 рубля — это безсовстно, я этого не сдлаю.
— Такъ вы хотите и съ N. N. взять только 2 рубля? Я не пойду и внчать, не пойдутъ и дьячки.
— Какъ знаете.
Дня черезъ два приходятъ ко мн дьяконъ, дьячокъ и пономарь и говорятъ, что N. N. за свадьбу даетъ уже 4 рубля, но что они просятъ 6, и чтобы я не уступалъ ни копйки. ‘Вы одни,— говорятъ они,— и изо всего дохода берете половину: что намъ троимъ, то вы берете одни. Васъ всего двое, а насъ съ женами и дтьми — 18 человкъ. Вы — нашъ отецъ, должны заботиться и о насъ и о нашихъ дтяхъ. N. N. десять ведеръ вина купитъ непремнно,— пропьетъ въ десять разъ больше того, чмъ мы просимъ. Кто заботится о насъ? Никто, хоть сдохни съ голоду. Стало быть: что можемъ сорвать, то и наше. Вотъ и Z. хочетъ тоже сына женить. Съ него ужъ больше 1 рубля не возьмешь. Изъ этого рубля полтинникъ возьмете вы, а полтинникъ на насъ — 18 человкъ. Нтъ, ужъ какъ хотите, а мы готовы кланяться вамъ въ ноги, пожалйте насъ, не уступайте’.
— Но, братцы, притснять, при требоисправленіяхъ въ особенности,— дло не христіанское.
— Это мы знаемъ сами очень хорошо. А смотрть на разутыхъ, раздтыхъ дтей — дло христіанское? У меня, вы слышали, небойсь, два парнишка въ училищ. Вы посмотрли бы, въ чемъ они ходятъ! Они и домой на Рождество не прізжали потому, что не въ чемъ пріхать. Кто опредлялъ — по скольку брать за требы? Мы думаемъ, что 6 рублей мало, а мужикъ думаетъ, что и 1 рубля много. Спроси мы 60 копекъ и онъ скажетъ: возьмите 20. Нтъ, батюшка, не уступайте.
Въ это время вошелъ N. N. и, ни слова не говоря, упалъ на колни и сталъ умолять взять 4 рубля за свадьбу. Насилу я уговорилъ его встать. Долго причтъ мой торговался съ мужикомъ. Мн насилу удалось, наконецъ, уговорить ихъ, чтобы одни убавили рубль, а другой прибавилъ рубль. Такимъ образомъ дло уладилось на 5-ти рубляхъ.
Тяжело мн было, когда я проводилъ всхъ. Кто же я теперь? думалось мн. То я мужиковъ поилъ, а теперь вынудилъ дать мн, можетъ быть непосильную плату за совершеніе таинства!… Я чувствовалъ себя какъ-бы преступникомъ.
Въ слдующее воскресенье я говорилъ поученіе. Я говорилъ, но уже чувствовалъ, что у меня нтъ той искренности, той сердечной теплоты, какая была вначал… Я говорилъ, но мн чудилось, что мн какъ будто кто-то подсказывалъ: ‘А помнишь, какъ ты поилъ самъ мужиковъ? А помнишь, какъ мужикъ на колняхъ умаливалъ тебя, чтобы ты не тснилъ его?’ Я говорилъ, но чувствовалъ себя какимъ-то падшимъ…
По принятому обычаю, каждую субботу мы длили братскую кружку и каждый разъ мн доставалось около рубля — иногда немного больше, иногда немного меньше. Тутъ мн досталось много больше, когда мы взяли съ N. N. 5 рублей. Какъ только раздлимъ кружку, то и отправляемся — я или жена — на базаръ длать закупки: возьмешь чайку, сахарку по малой толик, купишь чашечку, горшечекъ и еще что-нибудь въ этомъ род, и такимъ образомъ мы заводились своимъ хозяйствомъ. Когда мы взяли съ N. N. 5 рублей и мн досталось изъ кружки больше обыкновеннаго, то я былъ такъ радъ возможности купить себ что-нибудь въ домъ лишнее, что и забылъ о томъ, съ какимъ гнетомъ совсти доходъ этотъ добытъ мною.

VI.

Пришелъ великій постъ Вс семь недль я служилъ изо дня въ день и могу только сказать, что я каждый день промерзалъ до костей и мозговъ. Церковь каменная, холодная, сырая, въ окна и двери дуетъ втеръ,— а ты стоишь и застываешь до окоченнія,— такъ и слышишь, какъ бьется у тебя въ груди и стынетъ! Приходишь изъ церкви,— руки и ноги ломятъ, голова горитъ, болитъ и самъ весь, какъ изломанный. Въ понедльникъ, вторникъ и среду, въ три раза — утреню, часы или обдню, и вечерню,— приходилось стоять часовъ по 6 въ день. Съ четверга начинали исповдываться и эти остальные дни недли приходилось стоять на мороз и сквозномъ втру часовъ по 14. Тутъ приходилось стоять съ ранняго утра до поздней ночи неподвижно, и лишь только сбгаешь бывало домой закусить на нсколько минутъ. Стоя столько времени неподвижно, до того застываешь, что насилу, потомъ, сдвинешься съ мста. На 1-й и 2-й недляхъ исповдывалось человкъ 700—800, къ концу поста дошло до 100. Руки и ноги стынутъ, и вся кровь приливаетъ къ голов. Голова до того начинаетъ горть и болть, что силъ нтъ выносить. Единственное средство, которое, обыкновенно, употреблялъ я и употребляю теперь при этомъ,— это, какъ можно чаще прикладывать къ голов снгъ.
Очень нердко случается, что ты стоишь въ церкви и мерзнешь, а тебя уже дожидаются хать въ деревню къ больному, и иногда въ страшную бурю. Это уже окончательно убиваетъ и душу и тло. О томъ, чтобы напиться чаю, закусить, отогрться, отдохнуть,— нечего и думать. Случается иногда и такъ, вечеромъ, только что ты успокоился, отогрлся и думаешь поотдохнуть ночьку,— а тутъ: ‘батюшка, хозяйку причащать’! Да такъ до свту и проздишь. ‘Что ты, говоришь ему, не прізжалъ днемъ? Я вдь только, было, легъ отдохнуть’!— ‘Знамо, мы не дадимъ отдохнуть, ужъ ваше дло такое’. Вотъ тутъ и толкуй съ нимъ.
Да, сельскаго священника вс умютъ только осуждать и печатно позорить, людей, сочувствующихъ ему,— очень, очень мало, но нелишне было бы, хоть иногда, вникнуть въ жизнь его и безпристрастно. Хоть бы общественнымъ сочувствіемъ подкрпился, иногда, упадшій духъ!..
Постомъ вознагражденіе за труды бываетъ только нравственное — удовольствіе, что прихожане говютъ. Большинство женщинъ за исповдь, обыкновенно, не платятъ ничего, малолтки — уже непремнно ничего, мужчины платятъ, вс, и, въ прежнее время, пятакъ (1 1/2 к.), а нын 2 или 3 к. с. Въ первый великій постъ я, за ежедневные семинедльные труды, какъ значится въ сохранившейся до сихъ поръ приходной моей тетрадк, получилъ 9 р. 18 к. мдью (2 р. 62 1/2 к. сереб.).
Пришла Пасха. Причтъ мой торопился, суетился, метался во вс стороны и къ длу и безъ дла. И по движеніямъ и по лицамъ ясно было видно, что онъ несказанно радъ такъ долго ожидаемому празднику. Нтъ сомннія, что радость эту возбуждало не христіанское чувство о воскресшемъ Спасител міра, а то, что теперь открывалась возможность съ лихвою вознаградить себя за вс лишенія,— и голодъ и холодъ,— понесенныя имъ великимъ постомъ.
Въ селахъ на св. Пасху служатъ молебны во всхъ домахъ прихожанъ, при этомъ носятся нсколько иконъ, большею частію пять, мужики, носящіе иконы, называются богоносцами. При крпостномъ прав иконы крестьяне носили ‘по общанію’,— чтобъ Господь избавилъ, или за то, что избавилъ отъ какого-нибудь несчастія и болзни, а теперь,— когда стало возможно брать невстъ, гд угодно,— иконы носятъ, преимущественно, холостые парни, и высматриваютъ невстъ.
Я зналъ и прежде, что при пасхальномъ хожденіи, кром поющихъ, за иконами ходитъ много и припвающихъ, но не зналъ, сколько будетъ этихъ припвающихъ теперь, и какъ они будутъ вести себя, потому, не увидвши всего собственными глазами, не хотлъ нарушать порядка, освященнаго вками, и не сдлалъ никакого распоряженія. Въ первый же домъ мы явились: попъ, дьяконъ, дьячокъ, пономарь, пятеро богоносцевъ, церковный сторожъ, дьяконица, дьячиха, пономарица, просвирня, четыре юнца — дтей дьякона и дьячка и шесть старухъ-богомолокъ, итого 25 человкъ, а сзади цлый обозъ телгъ. Крестьяне встрчаютъ священника съ хлбомъ-солью, у воротъ, хлбъ этотъ во время молебна лежитъ на стол, потомъ онъ отдается причту. Для этого и идетъ телга, на нее же кладутся и яйца, съ которыми христосуются члены семействъ съ причтомъ. А такъ какъ собираютъ и хлбомъ и яйцами и бабы,— дьяконица, дьячиха и пр., .то и он тащатъ одну, или дв телги. Такимъ образомъ на каждый домъ крестьянина длается цлое нашествіе.
Въ первый еще домъ вс явились уже навесел и чувствовалась только суетня и тснота, но дворовъ черезъ 15—20, перепились вс и дале ходить не было уже никакой возможности. Богоносцы шли впереди меня и, по очереди, успвали выпить до меня, а хвостъ мой, на простор, имлъ возможность пить, сколько угодно, такимъ образомъ скоро перепились вс до единаго, кром ребятишекъ и старухъ. Войдя въ домъ я начиналъ пть, за мной вваливала вся толпа, но вваливала не затмъ, чтобы молиться, а всякій, наперерывъ одинъ передъ другимъ, старался поскоре съ хозяиномъ и хозяйкой похристосоваться, схватить яйцо, грошъ и маленькій, нарочито для этого случая испеченный, хлбецъ. Ввалитъ толпа,— и пойдетъ шумъ, гамъ, возня, ссора!.. Бда, если кто схватитъ что-нибудь не по чину,— пономарица, прежде дьяконицы, просвирня, прежде пономарицы, дьячковъ мальчишка, прежде дьяконова! Всякій старался только о томъ, чтобы поскоре схватить что-нибудь и не остаться безъ подачки, и больше не думалъ ни о чемъ, о благоговйномъ же служеніи тутъ не могло быть и рчи, даже между членами причта, а хвостъ,— такъ, просто, потха! Выноситъ напр. хозяйка хлбецъ, нужно бы, по чину, взять дьякониц, а дьячиха, откуда ни возмись, да и схватитъ,— ну, и пошло писать! Тутъ помянутся вс прародители, да и съ дтками!.. Не скоро, вроятно, хозяева приходили въ себя, когда мы отваливали! Наконецъ я увидлъ, что одинъ членъ причта, тычась носомъ самъ, ведетъ подъ руку свою благоврную супружницу, тоже крпко клюнувшую. Я веллъ тотчасъ отнести иконы въ церковь, а самъ ушелъ домой. Причтъ мой былъ несказанно радъ, что я далъ отдохнуть ему и выспаться.
Поутру я призвалъ къ себ причтъ и сказалъ, чтобы ни жены, ни мальчишки, ни старушонки,— никто не ходилъ съ нами. Причтъ мой почелъ это и оскорбленіемъ и разореніемъ, и неслыханнымъ нововведеніемъ и началъ, было, горячо возражать мн, но я ршительно сказалъ всмъ, что если они не сдлаютъ такъ, какъ я велю имъ, то я не пойду совсмъ и лишу ихъ послдняго дохода. Согласились, все бабы осталось дома, при насъ сталъ ходить только церковный староста для продажи свчъ, богоносцамъ же я пригрозилъ, что прогоню всхъ ту же минуту, какъ только замчу въ выпивк, И мы стали ходить безъ всякаго гаму. Но вковая нужда укрпила и вковыя привычки: дьяконица не вытерпла и начала шмыгать по дворамъ, дворовъ на десять отъ насъ позади, за ней вышла другая, третья, ребятишки — и пошли, изъ двора во дворъ, цлымъ таборомъ. Утромъ нужно было хать въ деревню и я объявилъ причту, что если чья-нибудь жена ихъ явится туда, то я сію же минуту уду изъ деревни. Не пріхала, дйствительно, ни одна, но за то причтъ мой отмстилъ мн самымъ жестокимъ образомъ: двор въ десятомъ вс трое были пьянехоньки. Я одинъ прошелъ три деревеньки, отстоящія одна отъ другой верстъ на 5. Распутица была страшная: нельзя было хать ни въ телг, ни въ саняхъ, ни даже верхомъ, и я долженъ былъ идти пшкомъ, проваливаясь въ мокрый снгъ и воду на каждомъ шагу, приходилось длать огромные обходы, или переползать чрезъ овраги и рчки по сугробамъ и льдинамъ, подъ которыми вода клокотала. Такіе переходы, конечно, прямо угрожали жизни, но… нужда опасности не знаетъ.
На слдующее утро я объявилъ причту, что я тогда только поду въ деревни, если вс они дадутъ мн честное слово, что они пить водки не будутъ ни одной капли. Слушая мои увщанія, дьячокъ задумался, улыбнулся и говоритъ: ‘я, пожалуй, не сталъ бы пить, да, право, батюшка, стыдно. Станутъ подносить, а я и скажу: а не пью’. И самому-то странно выговорить этакое слово,— ‘не пью’, да и мужиковъ-то удивишь и никто не повритъ. Вдь, хоть разбожись, не поврятъ. Григорьичъ не пьетъ!.. Не то, что мужикъ, а я и самъ-то не поврю себ, если я выговорю этакое слово! Посл долгихъ колебаній и просьбъ, я все-таки получилъ общаніе не пить, и дйствительно никто не выпилъ ни капли. Я радовался отъ всей души.
Заручившись общаніемъ дьякона не пить, я поручилъ ему получать плату за молебны Это много ускорило нашу ходьбу.Мужикъ, обыкновенно, длаетъ не торопясь все,— съ охотой ли онъ длаетъ что-нибудь или нехотя,— это все равно. Поэтому, пока онъ возится съ своимъ мшкомъ, я успвалъ отслужить въ слдующемъ двор весь молебенъ, такъ что дьяконъ приходилъ только къ самому концу. При расплатахъ у дьякона, очень нердко, бывалъ съ мужичкомъ и торгъ. Нсколько разъ я, подъ какимъ-нибудь предлогомъ, нарочито останавливался послушать эту забавную и вмст грустную сдлку. Такія сдлки бывали чуть не въ каждомъ дом. Мужикъ непремнно дастъ три—четыре коп., дьяконъ: ‘что ты, едоръ Иванычъ, побойся Бога: за пасхальный молебенъ 3 коп.! Все ужъ надо гривенничекъ’!
— Э! о! дьяконъ, гривенничекъ! Больно много, жиренъ будешь!
— Ужъ такъ съ твоего гривенника и разжирешь! Не бойсь, не разжирю! Прибавь, не скупись, прибавь!
Мужикъ вынимаетъ еще 5 коп.
— На, вытянулъ!
— Нтъ, ужъ, не жалй, прибавь, теб Богъ вку прибавитъ. Дотягивай до гривенника-то.
— Такъ вотъ, за то, что я теб прибавлю, и вку Богъ прибавитъ! Будетъ, больно жаденъ.
— А я теб говорю, что прибавитъ. Не за гривенникъ, а за доброту твою Богъ вку прибавитъ. Добраго человка и Богъ любитъ.
— А ты, видно, не хочешь, чтобы теб Богъ вку-то прибавилъ, выжимаешь гривенникъ-то? Будетъ восемь коп., чего теб еще?
— Да, вдь, восемь-то кабы мн вс, а то вдь насъ четверо, изъ нихъ мн только 2 коп. Пасха-то одна въ году-то, гривенникъ-то можно дать.
— Пасха! Чай не одна Пасха! А праздникъ, Рожество, Крещенье? Только и знай, что плати.
— Ну, доживи, сперва, тогда и говори.
— Будетъ, будетъ, ты вдь цыганъ!
Однажды мужикъ вынулъ изъ кармана мшокъ, запустилъ туда руку и сталъ перебирать гроши. Дьячокъ мой, Григорьичъ, наклонилъ на сторону голову, глядитъ на мшокъ и пвучимъ, жалобнымъ голосомъ, пресерьёзно, протянулъ: ‘Истощайте, истощайте до основанія его’ (Псал. 136, 7)! Я не могъ удержаться отъ смху.
Такъ, почти, всегда бываетъ у насъ при молебнахъ. Видно, иногда, что мужичекъ молится съ полнымъ усердіемъ, радуешься, смотря на него и вдругъ это чувство умиленія обржутъ торгомъ. Брать же то, что даютъ,— ходьба не будетъ стоить сапогъ. Городское духовенство длаетъ то же самое. Только разница въ томъ, у насъ торгъ оканчиваютъ гривенникомъ, а тамъ съ гривенника начинаютъ. Единственные люди, въ этомъ отношеніи, неунижающіе своего достоинства,— это священники при казенныхъ учебныхъ заведеніяхъ, получающіе жалованье. Они одни составляютъ исключеніе.

VII.

Въ сел нашемъ было два священническихъ домика,— одинъ, оставшійся посл предмстника моего, о. Андрея, о которомъ говорилъ мн староста, что онъ много вывезъ казны, другой, оставшійся посл священника, умершаго года три тому назадъ. Первый былъ на 2 1/2 саженяхъ, состоящій изъ одной комнаты, съ кухнею черезъ сни, подъ общею соломенною крышею, съ амбарчикомъ и плетневою огородкою, второй на 4 сажен., тоже съ соломенною крышею, но безъ всякой огородки и пристроекъ. Въ первомъ квартировалъ сапожникъ, во второмъ жила хозяйка — вдова, съ двумя малолтними дтьми, питаясь шитвомъ, подаяніемъ и получая пособіе отъ ‘попечительства о бдномъ духовенств’ по три рубля въ годъ на ребенка.
Съ недлю спустя посл Пасхи приходитъ ко мн староста и говоритъ: ‘Батюшка! Теб, чай, надоло жить въ мужицкой изб, да и ‘міру’ тяжело держать тебя. Хоть бы другія деревни помогли, а то,— нтъ, все мы, да мы. Ты знаешь: ‘міръ’ платитъ за тебя по рублю (ассигн.) въ мсяцъ, да ослобоняетъ хозяина отъ подводъ. Это ‘міру’ не подъ силу. Покупай свой’!
— Денегъ нтъ, братецъ, покупать не на что.
— У васъ все денегъ нтъ. А какъ ‘міръ’ откажетъ отъ квартиры, такъ и деньги найдешь. Хошь мы купимъ теб у старой попадьи за шаль (за ничто)? Она живетъ на мірской земл. Сноси, да и только! Давай намъ землю! Хочетъ-не хочетъ, отдастъ. Бери!
— Да на теб иль креста-то нтъ, что ты хочешь сироту выгонять? Куда же она-то пойдетъ?
— Куда знаетъ: мы для тебя же.
— А я обижать и выгонять не буду.
— Ну, покупай Андреевъ.
— Хорошо, я напишу ему.
Чрезъ нсколько дней ко мн привалилъ весь уже ‘міръ’ и потребовалъ отъ меня, уже настоятельно, чтобы я покупалъ свой домъ. Идя ко мн ‘міръ’ зашелъ ко вдов и чуть уже не выгналъ ее изъ ея дома. Я сказалъ ‘міру’, что притснять сироту и безбожно и безсовстно, отказался покупать ея домъ, списался съ о. Андреемъ, онъ уступилъ мн въ долгъ за 200 руб. ассиг. и, черезъ дв недли, мы жили съ женой уже ‘въ своемъ’ дом. Очутившись на свобод, въ сухомъ и свтломъ домик, мы съ женой почитали себя людьми счастливйшими въ мір. Посл пятимсячныхъ страданіи намъ не врилось, что мы можемъ жить теперь свободно. На что, бывало, ни взглянешь,— все казалось намъ и уютнымъ, и удобнымъ, и сподручнымъ,— удовольствію не было предла!
Посл Пасхи весь мой причтъ, собственными своими горбами, принялся за пашню. Тутъ ужъ причтъ мой отличить отъ мужика нельзя было ничмъ: такая же плохенькая лошаденка, такой же кафтанишко, сапожишки и пр., единственное отличіе,— что изъ-подъ шляпенокъ выбивались прядями долгіе волосы. Вздумалось посять десятинки четыре пшенички и мн. Но опытъ показалъ мн, что священнику заниматься хлбопашествомъ совсмъ неудобно: во-первыхъ, въ семинаріи мы много потратили и силы, и времени на изученіе сельскаго хозяйства, мы учили и о различныхъ удобреніяхъ, свооборотахъ, земледльческихъ орудіяхъ всхъ родовъ,— чего-то мы не учили! Но на дл все это оказалось пустымъ и неприложимымъ… Кром плохой церковной земли и обыкновенной крестьянской сохи, мы не имли и не могли имть ничего. Вся наша семинарская премудрость, какъ была въ голов, такъ тамъ и осталась. Во-вторыхъ, хлбопашество отвлекаетъ священника отъ существенныхъ его обязанностей: священникъ долженъ быть неотлучно дома, чтобы быть готовымъ явиться, для исполненія прямыхъ его обязанностей, по первому требованію. Съ хлбопашествомъ же это невозможно. Тутъ неизбжны опущенія или по должности, или по хозяйству. Въ жнитво у меня было человкъ 15 рабочихъ поденныхъ, я былъ въ пол, за мной и пріхали изъ деревни верстахъ въ 13-ти. Я проздилъ боле 4-хъ часовъ, безъ меня поденщики мои не работали почти ничего. Стало быть я и заплатилъ, попусту, за 60 рабочихъ часовъ. Не хать, тоже невозможно: больной могъ умереть. Поэтому, съ перваго года,— съ перваго опыта,— я не занимаюсь хлбопашествомъ весь свой вкъ. Кром того, чтобы извлечь изъ земли капиталъ, для этого нужно сперва капиталъ вложить въ землю. А этого-то у насъ и недостаетъ.
Не усплъ причтъ мой окончить пашни, какъ пріхалъ благочинный, съ повсткою, что на другой день прідетъ къ намъ преосвященный и что впереди его дутъ пвчіе. Благочинный осмотрлъ церковь, документы, все что нашелъ нужнымъ, веллъ исправить и ухалъ. И поднялась у насъ суматоха! — причтъ мой принялся, первымъ дломъ, отпариваться, отмываться и убирать все въ церкви. Я съ женой — закупать водки, мяса, куръ для пвчихъ, послали въ городъ купить, для пріема преосвященнаго, получше чайку, вина, рыбы, икры и т. д. Везд и все убрали, вычистили, у воротъ и на двор посыпали пескомъ,— и ждемъ. Видимъ, вдругъ, мчатся къ церкви четыре тройки съ народомъ неопредленнаго рода и вида. Весь этотъ таборъ помахалъ, покричалъ и направился къ моему дому. Это были пвчіе хора его преосвященства съ протодіакономъ и иподіаконами во глав. Вся компанія ввалила ко мн, и кто въ чемъ… Одинъ въ кафтан на распашку и въ измятой шляпенк, другой — въ сюртук и въ одномъ бль, третій въ халат, бль, безъ фуражки и съ сапогами подъ мышкой, которые онъ натянулъ уже въ комнат, словомъ: пестрота — на подборъ. Я уже по опыту зналъ, какъ принимать этихъ господъ: не говоря лишняго слова, я разостлалъ среди двора кошмы, поставилъ на средину четвертную, нсколько стакановъ, закуску и гости мои принялись кто за что! Мальчугановъ я позвалъ въ комнату, жена напоила ихъ чаемъ и накормила. Сельскаго старосту, между тмъ, я заране намуштровалъ, чтобы лошади были заложены тотчасъ и всми силами торопилъ гостей моихъ хать. Староста, мужичина грубый, дло свое сдлалъ, дйствительно, хорошо: гостей моихъ онъ донялъ такъ, что они были у меня мене часу. Прощаясь, я далъ протодіакону 2 руб., иподіаконамъ по 1 руб., регенту 3 руб. и маленькимъ пвчимъ 50 коп. на орхи.
Утромъ мы съ сельскимъ старостою выслали на дорогу двоихъ верховыхъ, потолкове, чтобы извстить насъ о прізд преосвященнаго, дабы заране начать благовстъ. При этомъ я крпко-накрпко наказалъ, чтобы гонцы спросили кучера, кто это детъ, потому что я зналъ, что часто бывало: завидитъ сторожъ съ колокольни экипажъ, да и начнетъ отжаривать ‘во вся’, а тамъ, посл, и окажется, что жарили-то для какой-нибудь мирно прозжавшей барыни.
Прискакали встовые,— начался благовстъ, завиднлась карета,— зазвонили во вс.
Преосвященный здилъ необыкновенно шибко, такъ что благочинный съ исправникомъ, хавшіе впереди, едва могли прискакать минуты за дв.
Посл обычной встрчи, преосвященный веллъ подать себ въ алтар стулъ, позвалъ причтъ и сталъ экзаменовать, сопровождавшій же его о. протоіерей сталъ пересматривать церковные документы.
— Скажи-ко мн, дьяконъ, сказалъ преосвященный: что это такое въ десятой заповди: ‘Не пожелай… ни села его, ни раба его’? Что такое: ни села?
— А… а… а… Чтобы мы не желали села.
— Что называется селомъ?
— А… гд вотъ есть церковь,— это село, а гд нтъ,— это деревня.
— Дуракъ, дуракъ, дуракъ! Ну-ко ты, дьячокъ!
Этотъ отвчаетъ безъ запинки:
— Если, къ примру, живутъ русскіе, то село, а коль хохлы,— такъ слобода.
— Дуракъ, дуракъ, дуракъ! Пономарь!
Пономарь мой былъ законникъ.
— Это, ваше преосвященство, при Моисеевомъ закон звали селомъ, а въ Новомъ Завт,— при Іисус Христ,— всью: ‘Вниде Іисусъ въ нкую всь, жена же нкая’…
— Ха, ха, ха! Моисеевъ законъ, жена нкая… И ты дуракъ! Вс вы дураки!
Преосвященный обращается ко мн:
— Отчего они у тебя вс дураки?
Надобно замтить, что преосвященный говорилъ при отворенныхъ дверяхъ, на всю церковь, вс на насъ смотрли и слышали все до словечка.
— Еслибъ, ваше преосвященство, не изволили къ намъ нын пріхать, то мы нын вс пахали бы. Вс они бьются, изо-дня въ день, изъ-за куска хлба. О книг-то некогда и подумать.
— Дураки, дураки! Ну, пашутъ… Ложатся же отдыхать? Отъ нечего длать, чмъ такъ валяться,— и взялъ хоть катихизисъ. Дураки! Ну, а ты самъ-то не забылъ еще, не излнился?
— Кажется, что еще не забылъ. Но здсь можно забыть все скоро.
Преосвященный помоталъ головой: дураки, дураки! Преосвященный вышелъ на амвонъ и спрашиваетъ:
— Каковъ у васъ причтъ? Хорошъ-ли, довольны-ли вы имъ?
— Вс духовники хороши, ваше просвещенство, мы всми довольны,— грянулъ весь народъ.
— Пьянствуютъ они у васъ?
— Нтъ, ваше просвещенство, и въ ротъ не берутъ!
— Не хороши, такъ я сейчасъ всхъ вонъ выгоню, говорите правду!
— Хороши, ваше просвещенство, хороши!
— Они вс дураки!
— Нтъ, ваше просвещенство, хороши! Лучше и не надыть!
— А молодой священникъ хорошъ, довольны вы имъ?
— Хорошъ, ваше просвещенство, довольны!
Преосвященный обращается ко мн: живи, смотри, не ссорься. А то, знаешь?!
При этомъ онъ погрозился мн пальцемъ.
Преосвященный пошелъ изъ церкви, народъ бросился принимать благословеніе. Я съ отцемъ протоіереемъ пошелъ позади. Отецъ протоіерей и говоритъ: ‘У васъ въ метрикахъ есть помарки. Слдовало бы занести это въ журналъ, но’… Въ это: ‘но’, я сунулъ ему въ руку 3 р. ‘Но… по вашей молодости, не внесу, а то, непремнно, оштрафуютъ’. Тотчасъ подвернулся и архіерейскій служка: ‘поздравляю васъ, батюшка, съ благополучнымъ пріздомъ владыки’! Я сунулъ и ему полтинникъ.
На крыльц я попросилъ преосвященнаго къ себ въ домъ отдохнуть и откушать стаканъ чаю.
— Гд ты живешь, далеко отсюда?
Я указалъ.
— Это маленькая избенка-то? Да у тебя тамъ и повернуться-то негд!
Въ это, мгновеніе, откуда ни возьмись пріятель мой Агафоновъ: ‘Ваше преосвященство! Осчастливьте вашимъ посщеніемъ домъ моего доврителя, помщика Ж. Мы съ женой готовились, и она ждетъ васъ. Я отпишу доврителю моему въ Москву, что вы осчастливили домъ его своимъ посщеніемъ.
— Здсь, въ сел?
— Нтъ, но недалеко, ваше преосвященство, всего версты три-четыре, только.
— По дорог намъ?
— Хотя немного, и не по дорог, но я прикажу заложить своихъ лошадей, такъ что времени, ваше преосвященство, не потеряете.
— У васъ здсь свои лошади?
— Да, свои.
— Въ такомъ случа отецъ протоіерей подетъ на вашихъ лошадяхъ, а вы укажите намъ дорогу, подемте со мной.
Итакъ: благочинный съ исправникомъ испросили благословеніе хать въ слдующее село, отецъ протоіерей слъ въ Агафоновскій экипажъ, Агафоновъ ползъ въ карету, а я, повся голову, пошелъ домой…
На другой день пріхалъ ко мн Агафоновъ ликующимъ. Онъ нашелъ, что преосвященный очень умный и образованный человкъ, что онъ просилъ Агафонова бывать у него всегда, когда только бываетъ тотъ въ город, что онъ, Агафоновъ вызвался позаботиться объ оштукатурк церкви, о поновленіи иконостаса и о поправк ограды, что преосвященный благословилъ его быть попечителемъ, а мн приказалъ убдить прихожанъ къ сбору необходимой суммы.
— Это дло нужно, батюшка, длать скоре. Довритель мой Ж. скоро прідетъ, мсяца на полтора сюда. Я долженъ хать въ городъ для закупокъ къ его прізду, буду, конечно, у преосвященнаго: что я скажу ему, если мы не устроимъ этого дла? Вся вина падетъ тогда на васъ.
— Вы вызвались быть попечителемъ,— ну, и пекитесь, а я-то что сдлаю?
— Мое дло нанять рабочихъ и смотрть за работой, а убждать прихожанъ собирать деньги,— это дло священника.
Немного мы поспорили, а все-таки поршили созвать, чрезъ недлю, всхъ прихожанъ.
Дня черезъ три — четыре я купилъ себ коня за 80 р. асс. 40 р. я заплатилъ, а другіе 40 мн поврили на 5 мсяцевъ. Съ лошадью я обзавелся и упряжью и тлежкой.

VIII.

Имя свою лошадь, мн вздумалось повидться съ другомъ моимъ по семинаріи, Егоромъ едоровичемъ Б. Онъ былъ отъ меня въ 18-ти верстахъ. Мн давно хотлось повидться съ нимъ, но никакъ не удавалось сдлать этого. Егоръ едоровичъ былъ славный, добрый, кроткій, умный товарищъ и одинъ изъ лучшихъ учениковъ семинаріи.
Вхожу на дворъ и вижу: мой добрйшій Егоръ едоровичъ, въ одной сорочк, разувшись, засучивши выше колна брюки, мнетъ ногами кучу мокраго навоза. Молодая и красавица жена его лопатою подгребаетъ ему навозъ и носитъ воду.
— Что это ты, сосдъ, длаешь, закричалъ я ему?
— Видишь, дружище: насъ въ семинаріи обучали всякимъ премудростямъ, но не учили, какъ длать кизики. Вотъ я съ женой теперь и практикуюсь.
Егоръ едоровичъ сейчасъ обмылся, умылся и одлся, я, въ это время, убралъ лошадь и мы вошли въ избу. Квартира его была простая мужицкая изба.
— Неужто теб,— спрашиваю я,— не на что купить дровъ и даже не на что нанять рабочихъ длать кизикъ?
— Хоть убей,— ни гроша. Вотъ теб, братецъ, и ученье! Сидли-сидли въ семинаріи лтъ по 10—12, да и высидли. Тамъ намъ все толковали: пастырь, пастырь,— а выходитъ, что слово это нужно прикладывать къ намъ въ русскомъ перевод. Что я теперь? Я живу хуже всякаго пастуха, Теб вотъ хорошо,— ты слышь, купилъ свои палаты, дровъ у васъ много, дастъ всякій. Пожилъ бы ты вотъ тутъ! Я уже почти ршилъ примнять къ жизни ариметическое правило: ‘Чмъ больше, тмъ меньше, чмъ меньше, тмъ больше’, т.-е. чмъ больше будетъ у меня совсти,— тмъ меньше буду имть доходу, чмъ меньше совсти,— тмъ больше доходу. Я почти ршился драть за каждую требу, но какъ-то не совладю съ собой,— стыдно, жалко! А когда пойдутъ дти, тогда что длать-то? Теперь вотъ хотлось бы почитать что-нибудь, но нтъ ни единой книжки во всемъ околотк. Вдь у меня въ приход восемь помщиковъ и два купца-хлботорговца. Собакъ они надаютъ сколько угодно, и какихъ угодно, пожалуй и водкой напоятъ, но книги,— не взыщите. Хотлось бы и пописать что-нибудь, чтобъ не разучиться писать, а тутъ говорятъ: ‘ступай-ко, надлай сперва на зиму кизиковъ!’
— Ничего, хорошъ приходъ и у меня,— я только что не длаю кизиковъ.
Егоръ едоровичъ захохоталъ звонкимъ, но болзненнымъ смхомъ:
— Хорошъ, плохой! Мы, пастыри, раздляемъ свою паству на хорошую и плохую, но въ какомъ смысл,— въ нравственномъ ли, какъ бы слдовало? Никто и никогда длить ихъ такъ и не думалъ. Много даетъ доходу,— значитъ хорошъ приходъ, мало,— значитъ плохъ. А будь вс прихожане, хоть поголовно, Стеньки Разины,— все равно. При оцнк прихода, никто не беретъ во вниманіе нравственное его состояніе. А отчего это? Оттого, что намъ даются приходы безъ всякаго обезпеченія насъ въ нашемъ существованіи. Прізжаешь, вотъ какъ я сюда, и видишь, что стараться-то приходится не о томъ, чтобы утвердить въ народ св. вру, а о томъ, чтобы самому не подохнуть съ голоду и не замерзнуть зимой безъ кизиковъ, думаешь не о народной нравственности, а о томъ, чтобы отъ нужды, сраму и горя самому не сдлаться пьяницей.
Я ночевалъ у Егора едоровича. и мы проговорили съ нимъ всю ночь. Онъ изъявилъ желаніе проводить меня до с. Ек. и вмст захать познакомиться съ о. аворскимъ, извстнымъ въ тхъ мстахъ хозяиномъ чтобы поучиться у него житейской мудрости.
Домъ о. аворскаго не отличался барскою роскошью, но онъ не уступалъ хорошему купеческому деревенскому дому: тутъ были и амбары и амбарчики, и конюшни и конюшенки, и курятники и гусятники, и подвалы, и — всякая всячина, словомъ: домъ его былъ полная чаша. Самого хозяина мы нашли на гумн. Хозяинъ подалъ намъ руку, но не сошелъ съ мста и зорко слдилъ за рабочими. На гумн молотили на дв кучи. Въ одной — человкъ 10 мужиковъ, въ другой столько-же парней и двокъ. Мы постояли, посмотрли и спрашиваемъ: для чего молодые работаютъ отдльно отъ старыхъ?
— Это, други мои милые, женихи и невсты. У меня, кто задумаетъ жениться, говори заране и день отпаши мн, день откоси, день жни и день молоти. Безъ этого я и внчать не стану. Деньгами что съ нихъ возьмешь, пять — шесть рублей только? А жить надо. Невсты: день сгребай сно, день жни и день молоти. Это ужъ ты тамъ какъ знаешь, а работать иди. Порядокъ этотъ для всхъ у меня. А чтобы я видлъ, что они работаютъ, а не жируютъ,— вотъ я отдльно ихъ и ставлю отъ наемныхъ.
О. аворскій послалъ одну двку за сынишкомъ, лтъ 12-ти, веллъ ему стоять и смотрть за рабочими, а насъ позвалъ къ себ въ домъ. Принялъ онъ насъ очень радушно и сейчасъ весь столъ былъ заставленъ и винами, и наливками, и закуской.
— Какъ вы, други мои милые, устроились, обзавелись-ли вы своимъ гнздышкомъ?
— Плохо, говорю я. Я-то купилъ себ въ долгъ избенку, да такую, что преосвященный даже и не пошелъ въ нее, а вотъ Егоръ едоровичъ до сихъ поръ живетъ въ крестьянской изб. Вчера я, знаете ли, за какимъ дломъ засталъ его? Они, вдвоемъ съ матушкой, сами мяли навозъ для кизиковъ.
— Какъ? Сами длаютъ кизики? Да вы, видно, оба съ своей матушкой съ ума сошли? Сами длаете кизики!..
— Денегъ нтъ, нанять не на что.
— Ты мн скажи: кого же ты хочешь удивить этимъ? Ну, послушай,. придетъ къ теб прихожанинъ звать крестить, хоронить — звать въ церковь,— а ты весь въ навоз? Ты этимъ, другъ мой милый, теряешь всякое уваженіе не только къ себ, но и къ своему сану.
— Да денегъ нтъ, говорю я вамъ!
— Ты трудишься,— крестишь, хоронишь,— это дло твое. За это возьми плату. Найми мять кизикъ мужика,— это дло его. За это заплати ему ты. Ты думаешь, что кто-нибудь оцнитъ твое безкорыстіе? Ничуть! Никто и ничего длать даромъ теб не будетъ. Зачмъ же ты для всхъ будешь длать даромъ? Вдь нйкто же не пошелъ къ теб безъ платы длать кизикъ? Кого, вообще, у насъ уважаютъ, чьего голоса слушаютъ? Бдняковъ, безкорыстныхъ? Нтъ! Есть состояніе,— ну, и почетъ, и вліяніе, нтъ состоянія,— нтъ и вліянія. Ну, вотъ вы, я вижу, оба люди безкорыстные, и можете похвалиться, что васъ слушаются мужики, уважаютъ васъ? Да, я думаю, мужики-то на васъ и глядть-то не хотятъ. Посмотрите-ко у меня! Я и представить не могу себ, чтобы мужикъ не послушалъ меня въ чемъ-нибудь. Я тружусь и день и ночь, — мужикъ это видитъ. Зовутъ меня, напр., крестить, хоронить,— мужикъ видитъ, что онъ отрываетъ меня отъ дла,— за это и плати мн. Позову его къ себ на работу я, заплачу ему и я. Постомъ исповдуются: я тружусь, служу теб недлю, стою и исповдую — 5 к. На пасху: я хожу по поясъ въ вод и грязи, служу — 20 к. На всякую требу у насъ положена такса, торгу не бываетъ. Вы сдлать этого не можете, на васъ будутъ роптать, потому что вашихъ трудовъ никто оцнить не можетъ. Придетъ мужикъ къ вамъ, видитъ, что вы читаете,— ну, и значитъ, что вы не длаете ничего,— онъ не пойметъ, что отрываетъ васъ отъ дла, а стало быть и трудъ вашъ ничтоженъ и платить вамъ не за что. А если еще вы будете надяться на его доброту и брать только то, что дастъ онъ вамъ самъ, то вы и будете весь свой вкъ мять кизики. Безпрестаннымъ трудомъ и достаточною оплатою за требоисправленія, я нажилъ себ настолько достаточное состояніе, что я не завишу ни отъ кого, никто мной не помыкаетъ, никто не посметъ въ глаза мн смяться надо мной, а напротивъ я повелваю приходомъ. Я выписываю, неугодно-ли взглянуть, много книгъ, содержу двоихъ сыновей въ семинаріи и одного въ университет. А вы, съ своей простотой, и сами будете весь вкъ нищими, если, еще къ тому, не сопьетесь, и приходъ уважать васъ не будетъ, и дтей не воспитаете. Значитъ: вы погубите и себя и дтей.
— Что вы длаете, если вы съ рабочими въ пол, и за вами прідутъ звать васъ къ больному?
— Что? Сейчасъ поду. Но вдь я работу знаю. Я и назначу сколько они безъ меня должны сдлать, и назначу безобидно, по всей правд. И рабочіе знаютъ, что меня не обманешь. Сдлали,— хорошо, не сдлали, пробаклушничали,— не взыщи,— вычетъ.
— Но что же мн-то длать теперь? На зиму нужно заготовлять отопленіе, а у меня нтъ ни копйки денегъ. Приходится по невол работать самому.
— Найми. Я теб дамъ денегъ, а самъ не срами ни себя, ни насъ всхъ. Купи себ хоть небольшой домишко. Я безъ процентовъ дамъ теб денегъ, чтобъ ты и не кланялся мужику, да и самъ немного поободрился. Но только непремнно установи таксу за всякую требу, объяви объ этомъ всмъ, и трудись, какъ я. Какъ только ты выйдешь изъ зависимости отъ своихъ псарей-дворянъ и мужиковъ, то посмотри, что вс они совсмъ не такъ будутъ смотрть на тебя. Вы, конечно, смотрите на меня, какъ на торгаша, какъ на кулака, а я понимаю себя не такъ: я думаю, что я понимаю свои пастырскія обязанности не хуже вашего. Зачмъ я хочу дать теб денегъ и купить теб домъ? Затмъ, что я вижу, что ты слабаго характера и можешь погибнуть. Отъ нужды и горя много погибло хорошихъ людей изъ нашего брата. Вотъ я и хочу поддержать тебя на первое время. Понялъ? Впрочемъ, завтра мы потолкуемъ съ тобой. Завтра я самъ пріду къ теб и устрою тебя.
Часа четыре мы пробыли у о. аворскаго и ухали, напутствуемые благожеланіями.

IX.

Въ слдующее воскресенье собрались изо всхъ деревень прихожане, явились и вызванные Агафоновымъ изъ узднаго нашего города подрядчики и начались толки о поправк иконостаса и ограды и о штукатурк церкви. Долго спорили и толковали и, наконецъ, поршили церковь оштукатурить, но съ разсрочкою уплаты денегъ на два года, прочую же работу отложили до урожайныхъ годовъ. Написали приговоръ. Вс прихожане попечителемъ назначили меня, а Агафоновскіе крестьяне — его.
Агафонову нужно было хать въ губернскій городъ за покупками къ прізду барина. Онъ ужасно былъ радъ случаю създить въ городъ, чтобы побывать почетнымъ гостемъ у преосвященнаго и выказать передъ нимъ свое усердіе къ благолпію храма Господня, и мы похали съ нимъ подавать прощеніе преосвященному о разршеніи на починку церкви.
Приходимъ въ архіерейскій домъ. Въ передней онъ сунулъ что-то лакею и попросилъ его доложить преосвященному. Чрезъ минуту лакей попросилъ его въ гостиную, а я остался въ лакейской.
Съ часъ Агафоновъ пробылъ у преосвященнаго. Въ это время прошелъ къ преосвященному, мимо меня, одинъ извстный мн купецъ, пріхала всмъ извстная мироносица Е. А. Н. {Мироносицами у насъ зовутъ, обыкновенно, старыхъ двъ и вдовъ — барынь, трущихъ своими подолами архіерейскіе пороги. Сельск. Свящ.}. Прошелъ одинъ бульварный левъ, тоже всмъ извстный фатъ И. С. Г. Наконецъ вышелъ и преосвященный, провожая Агафонова, и сталъ въ дверяхъ изъ залы въ переднюю. Я поклонился ему въ ноги и принялъ благословеніе. Преосвященный сказалъ мн, что починка церкви имъ разршена, что онъ ‘просилъ Александра Алексевича (Агафонова) принять на себя трудъ наблюденія за работами’ и приказалъ мн не вмшиваться въ это дло и не мшать ему. Я поклонился въ ноги опять и преосвященный ушелъ.
Вскор по прізд нашемъ изъ города пріхалъ въ имніе свое и г. Жел., у котораго солдатъ Агафоновъ былъ управляющимъ. Я отправился къ нему съ визитомъ. Вхожу, лакей загораживаетъ мн дорогу въ залу, говоря, что баринъ изволитъ завтракать, и предлагаетъ мн подождать въ передней. Я настоятельно потребовалъ, чтобы онъ доложилъ обо мн и прошелъ въ залу, когда тотъ ушелъ къ барину. Лакей возвратился и сказалъ мн, что баринъ изволили приказать мн подождать. Я сидлъ боле получаса. Наконецъ, отворяется дверь и ко мн выходитъ господинъ немолодыхъ уже лтъ, красноносый, почти безволосый, въ халат съ разстегнутой грудью, въ туфляхъ на босую ногу и длиннйшимъ чубукомъ въ зубахъ.
— А, молодой священникъ! Молодъ, молодъ! Сколько вамъ лтъ?
— Двадцать два.
— Молодъ, молодъ! Напрасно такихъ молодыхъ ставятъ въ попы. Въ приходахъ, по деревнямъ, имъ много соблазну… Знаете? Не знаю, какъ мы будемъ жить съ вами, съ прежними попами я все ссорился. Помилуйте! За свадьбы они брали по рублю! Да разв это можно? Гд мужику взять рубль? мужикъ рубля не выработаетъ и въ недлю, а вы внчаете въ какихъ-нибудь десять минутъ и за десять минутъ работы берете по рублю. Нтъ, вы такъ не длайте, а то я и съ вами буду ссориться. А архіерей, говорятъ, нын у васъ строгій!..
— Нтъ, не строгій, а очень умный, и на пустыя жалобы не обращаетъ даже вниманія. Вы какъ бы хотли,— чтобъ поскольку мы брали за свадьбу?
— Да самое большее, по 50 к.
— Чтобъ намъ съ вами не ссориться, такъ я думаю, что много и этого. Вдь, по вашимъ словамъ, мужикъ рубля не заработываетъ и въ недлю, нашей же работы всего 10 минутъ. Стало быть намъ позволительно брать только 1 или 1 1/2 к., за 10 минутъ дла!
— Ха, ха, ха! Я васъ понялъ. Я и прежде слышалъ объ васъ. Берите по рублю, что съ вами длать! Вы, батюшка, имете привычку спать посл завтрака?
— Нтъ, я не сплю и посл обда.
— А я такъ, гршный человкъ, люблю часокъ-другой соснуть.
Я всталъ и раскланялся. Отъ барина я пошелъ къ управляющему его, Агафонову, попросить дровъ.
— Эхъ, батюшка, до дровъ ли вашихъ намъ теперь! Вотъ проводимъ барина, мсяца черезъ полтора, тогда и присылайте, я вамъ хворосту воза два дамъ. Да, чай, въ приход-то не мы одни, что вы такъ ужъ непремнно къ намъ!
Отъ Агафонова я похалъ къ другому помщику, Чек — ву, пріхавшему изъ Петербурга въ деревню поохотиться, также какъ и Жел — нъ, за деревенскою дичью… Чек — въ вышелъ ко мн раскрахмаленный, раздушенный,— настоящая парижская модная картинка. Съ нимъ я былъ уже знакомъ,— до этого я ему уже длалъ визитъ. Къ себ его я, конечно, и не ждалъ, потому что это было бы изъ порядка вонъ, чтобы баринъ отплатилъ визитъ попу. Чек — въ восторгался красотами природы, деревенскою тишиною, чистотою воздуха, ароматомъ южныхъ полей, лугами, лсами, простотою нравовъ и находилъ, что я въ тысячу разъ счастливе его, живущаго весь свой вкъ въ столичной толкотн, гд театры, клубы, вечера ршительно не даютъ ему покою ни днемъ, ни ночью. Баринъ былъ необыкновенно любезенъ, предупредителенъ, но какъ только я заикнулся о дровахъ, то по лицу его мгновенно пробжала дымка, однако, онъ совладлъ съ собою и, въ самыхъ изысканныхъ выраженіяхъ, наговорилъ мн цлыя горы любезностей, онъ сказалъ мн, что онъ тотчасъ дастъ приказаніе управляющему, дать мн дровъ столько, сколько мн будетъ нужно на весь годъ, что изъ 2,000 дес. лсу, дать на дв печи, ему не значитъ ровно ничего, что, напротивъ, сдлать мн эту ничтожную помощь для него будетъ истиннымъ удовольствіемъ. При этомъ онъ просилъ меня обращаться къ нему за всмъ, чмъ только онъ можетъ служить мн.
На другой день, я увидлся съ управляющимъ его и передалъ ему общаніе его барина. Тотъ, съ улыбкой, помоталъ головой: ‘врьте вы ему! У него и отецъ былъ такой же: наговоритъ, наобщаетъ съ три короба, а на дл сущій цыганъ. Ужъ если бы хотлъ дать вамъ, такъ онъ вчера же и сказалъ бы мн, а то ни слова. Вотъ я спрошу его’.
Недли черезъ дв управляющій, посл обдни, зашелъ ко мн.
— Говорилъ я, батюшка, барину о вашихъ дровахъ, а онъ отвернулся отъ меня, засвисталъ и пошелъ, не сказавши ни слова. Я говорилъ вамъ, что онъ цыганъ сущій. Вотъ какъ удетъ такъ я пришлю вамъ, сколько вамъ угодно. У насъ не то, чтобъ рубить, а бурей поломаетъ каждый годъ столько, что не токмо вашъ флигелекъ, все село отопишь.
— Служитъ гд-нибудь онъ?
— Нтъ, въ отставк прапорщикомъ.. Хочетъ, говоритъ, опять поступить на службу, да куда ужъ ему! Не то теперь у него въ голов. Имнье-то давно ужъ заложилъ.
Осенью, дйствительно, управляющій Чек — ва прислалъ мн дровъ на цлый годъ.

X.

Предмстники мои священники, всегда посл обдни, давали просфоры или сами, или высылали съ дьякономъ: Агафонову, управляющему Чек — ва, цловальнику и писарю. Я, считая, что въ храм Божіемъ вс равны, не сталъ длать преимущества никому и просфоръ не давать самъ и ни высылать не сталъ.
Однажды, лтомъ приходитъ ко мн сельскій писарь и говоритъ: ‘вчера, батюшка, мужики длили луга. Вамъ отвели они? Своихъ луговъ у васъ нтъ, нужно было просить, а вы просили?’
— Нтъ не просилъ, и не знаю отвели ли.
— Нтъ, не отвели, да хоть и просили бы, такъ они не отвели бы.
— Почему?
— Вотъ почему: до васъ у насъ священниковъ было много, и вс они были много постарше васъ,— много постарше, а почетныхъ людей уважали и отличку отъ другихъ имъ длали завсегда. Бывало, какъ отойдетъ обдня, то дьяконъ и подноситъ на блюд просфору писарю. Гд бы онъ ни сталъ, нарочно иногда, станешь въ углу у двери,— везд отыщетъ. А въ большіе праздники дьяконъ станетъ возл священника на амвон, съ просфорой на тарелк, и ждетъ писаря. Подойдетъ писарь, а ему самъ священникъ на блюд и подастъ просфору. И видитъ всякій, что писарь не простой мужикъ, что и попъ отъ всего міру отличаетъ его. А вы нын писаря сравнили съ простымъ мужикомъ. Вотъ вамъ и снцо!
— Такъ это ты сдлалъ, что мн не отвели луговъ?
— Я.
— И теб не стыдно такъ говорить?
— Нтъ, не стыдно. Мн стыдне, когда вы прировняли меня къ простому мужику. У васъ нтъ еще ни усовъ, ни бороды, а меня и старики уважали. Надо мной теперь смется весь міръ. Ужъ легче бы было, кабы этаку срамоту переносить отъ старика.
— Такъ ты вышелъ негодный человкъ, и съ такими людьми я не хочу и говорить. Съ Богомъ!
Вечеромъ я позвалъ къ себ четверыхъ вліятельныхъ мужиковъ, напоилъ чаемъ, поднесъ водочки и попросилъ травы. Чрезъ недлю крестьяне стали длить другую половину луговъ и мн отвели вдвое больше, чмъ давали моимъ предмстникамъ.
Жел — въ сначала, по прізд въ деревню, здилъ къ обдн каждый праздникъ. На долгія дроги посадитъ съ собою двокъ шесть, прідетъ къ обдн и станетъ со всей своей свитой предъ амвономъ. Однажды онъ и присылаетъ ко мн въ алтарь своего Агафонова съ приказаніемъ, чтобъ я подалъ ему просфору. ‘Передайте, говорю, вашему барину: когда онъ будетъ здить молиться Богу безъ двокъ, тогда я подамъ ему просфору’. Съ этого времени Жел — въ не былъ въ церкви ни разу, такъ и ухалъ, и я больше не видлъ его.
При первомъ свиданіи Агафоновъ грозилъ мн чуть не Сибирью. ‘Барину, говорилъ онъ, стоитъ только дохать до архіерея, ну, и смотрите, что вамъ будетъ’. Я вполовину не врилъ, но вполовину и врилъ, что Жел — въ дйствительно можетъ сдлать мн зла много. Съ моимъ батюшкой, однажды, былъ такой случай: помщикъ Н. Б. имлъ обыкновеніе назначать невстъ женихамъ, по собственному его усмотрнію, ни мало не обращая вниманія на желаніе или нежеланіе котораго-нибудь изъ нихъ. При этомъ онъ всегда длалъ такъ: двушку изъ состоятельнаго дома онъ непремнно назначалъ бдняку, а иногда и прямо нищему,— какому-нибудь бездомовному пастуху, ‘для уравненія состоянія’, какъ говаривалъ онъ. ‘Какую-нибудь лошаденку, телушенку и пару овецъ мужикъ для дочери все уже дастъ. Иначе онъ въ вкъ не наживетъ ничего’, разсуждалъ баринъ. Красиваго парня женилъ тоже, непремнно, на урод, или красавицу выдавалъ, наоборотъ, за урода. ‘Это непремнно такъ надо, говаривалъ онъ, для улучшенія племя. Какія выдутъ дти, когда женится уродъ на урод’! Предъ свадьбой онъ, бывало, на восьмушк листа пишетъ батюшк: ‘священнику N. N. Прошу внчать N. N. съ Z. Z. Имю честь быть Н. Б.’ Является, однажды, такая пара въ церковь. Батюшка мой спрашиваетъ жениха и потомъ невсту: ‘по собственному ли своему согласію вступаютъ они въ бракъ’. Невста заплакала, зарыдала и ршительно заявила, что она или утопится, или удавится, если ее повнчаютъ съ этимъ женихомъ. Батюшка мой внчать не сталъ. Невсту, прямо изъ церкви, повезли на барскій дворъ, и страшно изскли! Чрезъ нсколько дней эту пару привозятъ опять. Невста опять зарыдала и опять сказала, что ‘пусть заскутъ ее до смерти. но она не пойдетъ за этого жениха’. Повезли опять на барскій дворъ и скли тамъ уже до того, что ее полумертвою стащили съ мста. Спустя нкоторое время староста привозитъ ихъ въ церковь въ третій разъ, и говоритъ, что невста внчаться теперь согласна. Батюшка спросилъ ее и она проговорила: ‘иду, батюшка, внчайте’! Батюшка повнчалъ. Спустя мсяца два-три преосвященный Іаковъ (Вечерковъ) сдаетъ такую резолюцію: ‘по жалоб любителя церкви, помщика Н. Б., священника N. N. послать въ каедральный соборъ на дв недли на усмотрніе’. За что, про что? Господь его вдаетъ. Похать въ городъ, выправить въ консисторіи, выражаясь по консисторски, указъ на службу въ собор, дв недли служить тамъ, дать каедральному протоіерею за хорошую аттестацію, потомъ опять указъ на мсто,— недлю тереться на крыльц консисторіи до службы въ собор, дв недли служить, да недли полторы-дв биться въ консисторіи изъ указа опять на мсто,— батюшк и стоило двухъ коровъ. Изъ трехъ своихъ коровъ онъ продалъ двухъ, и этого ему едва достало на вс расходы. Я былъ въ то время въ среднемъ отдленіи семинаріи. Тяжело намъ было перенести это и разореніе и оскорбленіе! И изъ-за чего?.. ‘По жалоб’! Конечно могъ сдлать это и со мной Жел — въ, потому что, въ то время у насъ былъ ‘судъ скорый’, хотя и не особенно ‘милостивый’.
Лтомъ мы похали съ женой повидться съ моими родителями и съ матушкой жены моей. У батюшки моего въ семинаріи содержалось еще два сына, моихъ меньшихъ брата, и потому онъ терплъ крайнюю нужду. Видть отца и мать нуждающимися въ самомъ необходимомъ, и не имть возможности помочь имъ,— переносить это нелегко!.. Отъ моихъ родителей мы похали къ матушк жены моей.
Въ город однажды я встртился съ другомъ моимъ, по семинаріи товарищемъ, нкіемъ Иваномъ Сокольскимъ. Въ семинаріи онъ былъ юноша видный, необыкновенно веселаго характера и острякъ. Теперь же онъ былъ худъ, блденъ, мн показался, даже закоптвшимъ, ряса плохенькая, а шляпенка и совсмъ не была никуда годна, на все окружавшее онъ смотрлъ, какъ будто, безучастно и скоре похожъ былъ на сумасшедшаго, чмъ на обыкновеннаго человка!
— Какъ, братъ Ваня, твои дла, спрашиваю я?
— Ничего, братецъ, торгуемъ.
— Чмъ?
— Собственнымъ товаромъ. Теперь пріхалъ сюда записаться въ гильдію.
— Въ самомъ дл: какъ ты поживаешь?
— Говорятъ теб: торгую! Да, братъ, вотъ въ этакій попадись приходъ, такъ, поневол, сдлается купцомъ всякій. У меня мордва за вс требы платятъ лаптями: отслужишь, на Пасху, молебенъ,— пару лаптей, а богатый и дв пары, свадьба,— полтинникъ и 10 паръ лаптей. Посл Пасхи мн досталось огромныхъ два воза лаптей. Ну, теперь понялъ, что мы купцы?
— Куда вы ихъ дваете?
— Отвозимъ въ Кузнецкъ на базаръ!
— Насколько же ты ихъ продалъ?
— Рублей на 20 асс. пасхальныхъ, да руб. на 2 за другія требы.
— Почемъ вы продаете ихъ?
— Хорошіе копйки по 3 сер., похуже — 2 коп. Теперь пріхалъ сюда поискать получше мстечко. Пошелъ вчера въ консисторію, а тамъ: давай три цлковыхъ, такъ покажемъ праздныя мста. Просилъ — просилъ, нтъ, Іуды, не уступаютъ. Повелъ троихъ анаемовъ въ трактиръ, пропоилъ 2 р., показали мста четыре, да все дрянь,— не стоитъ ломаться. Есть, говорятъ, и хорошія, да меньше пятишницы показать ихъ нельзя. 5 р. отдай, а дастъ ли его преосвященный,— это на неб писано. Вотъ я и хожу по городу да смотрю, не найду ли гд пятишницы.
Дня черезъ три я опять встртился съ и. Сокольскимъ.
— Ну, что, спрашиваю, нашелъ мсто, подалъ прошеніе?
— Вчера подалъ въ X., тоже дрянь, да ужъ, небойсь, все не хуже моего. Нын прошеніе сошло, да просятъ цлковый показать резолюцію.
Я сказалъ ему, гд я живу, и попросилъ его заходить ко мн, пока я живу въ город. На другой день онъ, дйствительно, зашелъ.
— Какъ твои дла, спрашиваю?
— ‘Справку’. На прошеніи резолюція: ‘представить справку’. За эту справку и просятъ теперь пять цлковыхъ. Я говорю: давайте я самъ напишу ее, а столоначальникъ: дло тутъ, святой отецъ, не въ письм, а въ деньгахъ. Дашь 5 руб. и пиши, коль есть охота писать, не дашь, такъ недли три и походишь.
— Написать о теб справку нужно всего 10 минутъ?
— Написать мой формулярный списокъ,— и все тутъ.
— Да вдь твой формуляръ въ трехъ словахъ?
— Приказные такъ и говорятъ, что дло не въ письм. Деньги-то опять отдашь, а еще неизвстно, дастъ или нтъ архіерей мсто-то! А сколько будетъ мытарства, если и дастъ-то! Чего будетъ стоить, чтобы показали резолюцію на справк! А тамъ указъ: написать, подписать столоначальнику, члену, секретарю, регистратору, чтобъ ввелъ въ исходящую и поставилъ No, сторожамъ — каждому все дай. А тамъ привалятъ на квартиру, человкъ 15, поздравлять… И Господи, тиранства и конца нтъ! Придется продать тестеву-то лошадь. Да ужъ такъ бы и быть, куда ни шло, лишь бы не пропало все даромъ!
Больше я съ о. Сокольскимъ не видлся. Въ день отъзда изъ города, мн попался на улиц другой знакомый мн священникъ. По одному особенному случаю, онъ получилъ мсто возл самаго города, въ верстахъ 10—12-ти. Приходъ довольно достаточный, но не изъ богатыхъ. Священникъ этотъ былъ очень неглупый, но до самозабвенія увлекающійся всмъ, выдающимся изъ ряда вонъ и потому крайне неразсчетливый въ экономическомъ отношеніи. Онъ съ восторгомъ разсказывалъ мн, что онъ знакомъ со множествомъ дворянъ города, со всми членами консисторіи и съ секретаремъ. Онъ разсказывалъ, что на святкахъ, масляной и два раза посл Пасхи, у него были два члена консисторіи, секретарь и столоначальникъ. Въ первый разъ, говоритъ, они пріхали ко мн нечаянно и у меня не было ничего, только и могъ угостить я ихъ хорошей стерлядью, была одна бутылка рому въ 1 р. 50 к., да секретарь сказалъ, что онъ пьетъ только блый въ 4 р. Но за то потомъ каждый разъ, какъ прідутъ, сами привезутъ съ собою всего: и рому въ 4 р., и винъ разныхъ, и закуски и… всякой всячины! конечно, все это въ мой счетъ. А вотъ, какъ были въ послдній разъ, столоначальникъ и говоритъ мн: мы отъ скуки на дорогу взяли оршковъ 2 фунтика, такъ припишите ужъ и ихъ къ счету. Ну, разумется изъ этихъ пустяковъ и говорить не стоитъ. Дорого только берутъ съ нихъ извощики. Въ послдній разъ я заплатилъ только за одинъ конецъ, да и прогналъ ихъ, и отвезти отъ себя нанялъ уже у себя въ сел.
— А тебя просили они къ себ.
— Ты вздумаешь! Теперь пріхалъ взять въ консисторіи новую приходо-расходную книгу для церкви.
— Ужъ, разумется, теб, по дружб, выдадутъ безъ взятокъ?
— Нтъ, еслибъ не былъ знакомъ, то всякому далъ бы поменьше,— понемногу, а теперь знакомому-то мало-то дать и стыдно. Рублей 25 это дло стоило мн.
— Съ такой дружбой тебя можно поздравить. У тебя, кажется, въ приход пропасть дворянъ?
— Больше 20 домовъ. По зимамъ вс они живутъ въ город, а лтомъ у насъ по садамъ. Кром того, у насъ много теперь дачниковъ изъ города. Каждый праздникъ, посл обдни, ужъ непремнно, человкъ 5—6 зайдетъ ко мн и съ женами и съ дтишками напиться чаю и закусить.
— А тебя просятъ они къ себ?
— Недавно у Мац — ва была имянинница жена, приглашали служить молебенъ, и я обдалъ тамъ.
— Стало быть, вс эти господа ходятъ къ теб не изъ расположенія къ теб, а только отдохнуть, посл обдни, да и подкрпиться? Можно поздравить тебя и съ дворянской дружбой!
— А недавно, такъ вице-губернаторъ Н — ковъ прислалъ разсыльнаго сказать мн, что онъ, на завтра, прідетъ къ обдни, чтобъ я подождалъ его служить. У меня, на бду, ничего не было для закуски. Сейчасъ, въ ночь, въ городъ!.. Утромъ подождалъ съ часъ служить. Къ 10 часамъ пріхалъ онъ и съ женой, и съ дочерью. Посл обдни прямо ко мн. Пока я въ церкви исправлялъ другія требы,— жена напоила ихъ чаемъ. Я пришелъ,— подалъ закуску. Предобрые люди! Дочь у нихъ уже невста, все разговаривала съ моей женой. Онъ и выпивалъ и закусывалъ безъ церемоніи. Славные, препростые люди!
— А тебя они просили къ себ?
— Ты выдумаешь!
— Значитъ тебя можно поздравить съ дружбой даже вице-губернатора!
Священникъ этотъ недавно померъ въ крайней бдности, оставивши огромные долги (конечно по состоянію священниковъ). Семейство его теперь въ самомъ жалкомъ состояніи,— это хуже всякихъ нищихъ. Когда жена его обратилась къ дворянамъ-прихожанамъ за помощью для погребенія, то никто не далъ ей ровно ничего, одни наобщали, а другіе такъ или прямо отказали или запретили прислуг говорить, что они дома. Единственное лицо, которое оказало ей самую человколюбивую, христіанскую помощь,— такъ это преосвященный. Онъ такъ много помогъ ей, какъ не помогъ бы, по всей вроятности, ни одинъ преосвященный.

XI.

На возвратномъ пути изъ города домой, намъ пришлось прозжать въ одномъ мст, поздно вечеромъ, черезъ лсъ. Мсто это на границахъ двухъ уздовъ. Лсу была небольшая куртина, но лсъ крупный. Възжаемъ мы въ лсъ, и вдругъ изъ кустовъ выскакиваютъ четыре человка съ дубинами и копьями.
— ‘Стой!’ закричали вс разомъ,— и одинъ бросился держать лошадей, а другой ухватился за кучера. Мы испугались до безпамятства.
— Вино есть у васъ? Кто вы?
— Я священникъ, говорю я, вина у меня нтъ.
— Попы пьютъ больше нашего. Слзай!
Жена моя, не помня себя, уцпилась за меня. Они начали хозяйничать: все перешвыряли, перемяли, искололи ‘щупами’, перепортили нашу одежду,— все, что было при насъ, и сказали: ‘вина нтъ, ступайте’!
Оказалось, что это были кордонные, какъ ихъ звали тогда. Это значило, что въ слдующемъ узд былъ другой винный откупъ, а это были стражники, чтобы изъ того откупа, гд вино дешевле, не перевозили въ другой.
Вспоминая этотъ случай, всегда говорю я: дай Господи многая лта батюшк-Государю, уничтожившему этотъ откупленный разбой!

——

Въ сентябр мы опять получили отъ благочиннаго повстку явиться всмъ причтомъ, съ церковными документами, въ д. Ивановку, въ имніе Е. А. И. для представленія его преосвященству. Оказалось, что туда собрано было изъ шестнадцати селъ все духовенство. Насъ собралось тамъ 18 священниковъ, 16 діаконовъ и 38 причетниковъ,— цлый полкъ. Мы собрались за два дня до прізда преосвященнаго. Преосвященный пріхалъ къ И — ой, какъ хорошій знакомый, отдохнуть на недльку отъ длъ. Сюда же съхалось много помщиковъ, а еще боле барынь, изъ ближайшихъ селеній. Тутъ же былъ и пріятель мой Агафоновъ. Въ первый день по прізд, преосвященный не принималъ насъ и потому мы топтались у барскихъ воротъ недолго. На другой день, намъ было велно явиться въ 10 часовъ. Мы, конечно, явились, но на этотъ разъ пришлось потолпиться у воротъ подольше. Въ 12 часовъ уже преосвященный, идя съ хозяйкой дома и гостями изъ саду мимо насъ, веллъ явиться намъ въ 10 часовъ на завтра. Мы, разумется, стояли безъ шляпъ, но никто изъ сопровождавшихъ преосвященнаго не снялъ фуражки и не кивнулъ намъ. Являемся на завтра: ввалили семьдесятъ человкъ и грянули, разомъ, въ ноги преосвященному. Мы заняли собой больше половины залы. Преосвященный, въ великолпной срой атласной ряс и голубой камилавк, сидлъ на диван, хозяйка и гости — вдоль стнъ. При нашемъ вход не привсталъ никто и никто не кивнулъ намъ головой, какъ будто пришло, просто, стадо барановъ. Мы вс, обыкновеннымъ, заведеннымъ порядкомъ, стали принимать благословеніе по одиночк: подойдешь, поклонишься въ ноги, примешь благословеніе, опять поклонишься въ ноги и отойдешь. Преосвященный, сидя, по одиночк благословилъ насъ и потомъ спрашиваетъ благочиннаго: кто изъ нихъ у тебя пьяница?
— У меня пьяницъ нтъ, ваше преосвященство!
Сидвшая тутъ барыня-мироносица, старуха К — ва:
— ‘Нтъ, ваше преосвященство! благочинный покрываетъ ихъ. Нашъ священникъ N. N. совсмъ спился! Вмсто того, чтобы созывать мужиковъ въ церковь, по воскресеньямъ, онъ созываетъ къ себ на помочь, и поитъ ихъ виномъ. Мн не надо его, возьмите его отъ меня, куда хотите! Не надо мн его, не надо, не надо’!..
И замахала руками.
— Я, ваше преосвященство, дйствительно, прошлое воскресенье помочь собиралъ, но обдня у меня была. Я человкъ бдный, нанять работать мн не на что, я и попросилъ добрыхъ людей. Я…
— Молчать! Отъ этого мста я тебя отршаю. Ищи другой приходъ! пьяница! Какъ же ты, благочинный говоришь, что у тебя нтъ пьяницъ? Ты съ ними вмст пьянствуешь!
— Дйствительно, справедливо изволите сказать, ваше преосвященство, благочинный съ ними вмст пьянствуетъ.
— Я ни водки, и даже никакого вина не пью совсмъ, ваше преосвященство.
— Молчать! Что-жъ ты думаешь, что я больше поврю теб?
Егоръ едоровичъ шепчетъ мн: ‘коль не вритъ никому, такъ ужъ и сдлалъ бы К — ву благочиннихой надъ нами’. N. N. подошелъ къ преосвященному, сталъ на колни: ‘ваше преосвященство! Помилуйте! У меня тутъ домъ’…
— Молчать, дуракъ! Вонъ пошелъ!
— Ваше преосвященство (не вставая во все время съ колнъ), я человкъ бдный, у меня два сына въ семинаріи, я разорюсь совсмъ, долженъ буду исключить дтей, они погибнутъ…
— Благочинный, отведи его прочь! Вы, господа, довольны своимъ причтомъ? Говорите. Если нтъ, такъ…
Вс, въ томъ числ и мой Агафоновъ, привстали: ‘довольны, ваше преосвященство, очень довольны’!
N. N. ‘Ваше преосвященство’!.. Но К — ва: ‘Завтра же велю твой домъ снести съ моей земли! По бревёшку велю раскидать. Преосвященнйшій владыка отказать уже изволили теб отъ нашего прихода, ты теперь уже не нашъ. Завтра же, чтобъ и духу твоего не было въ моемъ сел’.
— Ваше преосвященство, помилуйте!
— Пошелъ вонъ! Священникъ села Р. К—ій! Сюда!
К — ій подошелъ къ столу, поклонился въ ноги и сталъ.
— Скажи: какія обязанности священника?
— Научать народъ вр…
К — ва: ‘Ну, ужъ нашъ попъ научитъ! Самъ мужиковъ поитъ виномъ по праздникамъ’.
Тутъ его преосвященство перебралъ насъ всхъ, кром, впрочемъ, меня, Егора едоровича и благочиннаго. Сколько ‘дураковъ’ мы получили тутъ отъ щедротъ его преосвященства, что не перечтешь и по пальцамъ! Что ни слово, то: ‘ну, дуракъ, дуракъ, дуракъ! И по рож-то видно, что дуракъ’! Каждый подойдетъ къ столу, поклонится въ ноги, 5—10 получитъ ‘дураковъ’, поклонится въ ноги за милостивое слово опять и отойдетъ. Начальникъ же нашъ благочинный, получалъ по нскольку ‘дураковъ’, посл каждаго, на загладочку: ‘дуракъ, дуракъ! И благочинный дуракъ, что даетъ теб (въ формуляр) отмтку хорошую,— дуракъ и онъ’. И это посл каждаго спрошеннаго. Такимъ образомъ если мы, 70 человкъ, получили по 7 ‘дураковъ’, то нашъ о. благочинный удостоился получить ихъ семьдесятъ разъ седмерицею.
Посл испытанія въ знаніяхъ догматовъ вры и правилахъ христіанской нравственности, преосвященный сталъ заставлять, опять всхъ по одиночк, пть по октоиху. И опять: поклонъ, дуракъ, поклонъ и — вонъ. Тутъ ужъ непремнно на каждую нотку сло по ‘дураку’!
— ‘Удивительно, какъ они вс глупютъ на должностяхъ! Вдь дуракъ на дурак! Ступайте’!
Священникъ N. N. опять хотлъ было просить преосвященнаго, но онъ веллъ благочинному вывести его. Священникъ этотъ былъ крайне бдный и совершенно трезвый. Но чмъ-то, къ его горю, не угодилъ этой мироносиц,— и пропалъ. Переводъ въ другой приходъ разорилъ его въ конецъ.
Дома его барыня хотя и не раскидала, но онъ, все равно проданъ за ничто.
Когда мы вышли, то къ намъ вышелъ помщикъ Владыкинъ. Онъ, смясь, похлопалъ по плечу своего священника и говоритъ: ‘а я, N. N. хотлъ, было, сказать владык и про тебя, что ты много пьешь’.
— Ну, хорошо: меня архіерей вывелъ бы, съ кмъ же ты-то сталъ-бы пить-то тогда?
— Ха, ха, ха! Зазжай ко мн. Я сейчасъ ду домой.
Преосвященный нашъ, вообще, безпорядковъ не терплъ. Каедральный соборъ нашъ иметъ высокое входное крыльцо, и такой же, въ самомъ храм, высокій амвонъ. Однажды, осенью, была изморозь и все покрылось ледяной корой. Въ одинъ изъ такихъ дней, преосвященный долженъ былъ служить литургію въ собор. Ледъ на входномъ крыльц, хотя и былъ счищенъ, но падающій постоянно дождь мерзъ и покрывалъ все новымъ слоемъ льда. Сторожа, не знаю почему,— можетъ быть потому, что поздно спохватились и поздно уже было бжать къ себ за пескомъ, а можетъ быть, престо, почитая, что все равно, чмъ ни посыпь,— но только и посыпь ступеньки золой. Преосвященный вошелъ въ соборъ и тотчасъ же поставилъ ключаря на амвон, предъ иконой Спасителя, въ виду всего народа, на колни.
Въ другой разъ, преосвященный награждалъ одного священника набедренникомъ. Во время накладыванія у набедренника и оторвись лента. Преосвященный: ‘ключарь! Это что! Пошелъ на колни’!
И ключарь пошелъ опять на знакомое мстечко…
Ключарь былъ,— по лтамъ, старше преосвященнаго, изъ окончившихъ курсъ академіи, протоіерей и членъ консисторіи.
Я могъ бы представить десятки подобныхъ случаевъ, и — много-много покрупне этихъ, но думаю, что для характеристики того времени довольно и этого немногаго. Вообще же этотъ періодъ епархіальнаго управленія есть одинъ изъ самыхъ замчательныхъ, въ этомъ род, въ нашемъ кра, но внести на страницы исторіи событія того времени, предоставлю моему потомству. Безслднымъ же для исторіи этотъ періодъ остаться не долженъ.

XII.

Въ конц сентября я, по обыкновенію всего сельскаго духовенства, пошелъ по приходу собирать хлбомъ. Церковный сторожъ заложилъ мн лошадь, растянулъ по всей телг пологъ, положилъ нсколько мшковъ, и мы отправились. Вхожу въ первый дворъ, встрчаю хозяина и говорю: ‘не уродилъ ли Богъ хлбца какого и на мою долю’? Мужикъ скинулъ шапку, нехотя поглядлъ на меня, поглядвъ себ подъ ноги, надлъ шапку, сдлалъ шага два къ амбару, опять взглянулъ на меня и, нехотя, проговорилъ:
— Ты чмъ побираесся?
— Все равно. что есть.
— Можа ржи, ай овса?
— Все равно, что есть.
— То-то!
Я поблагодарилъ его и ушелъ. Безъ меня онъ вынесъ мн полумрокъ ржи. Иду въ слдующій домъ. Вся семья сидитъ за столомъ. Я спрашиваю:
— Не уродилось ли хлбца какого-нибудь и на мою долю?
Мужикъ положилъ ложку, рукавомъ утерся, почесалъ у себя за воротомъ, и спросилъ: ты рожью побираесся, ай еще чмъ?
— Что дашь, за то и спасибо, мн все равно.
— А посуда своя, ай въ нашу?
— Я своей не ношу.
— Поди, хозяйка, дай ему!
Та пошла впереди меня, въ амбар зачерпнула ковшъ ржи и вынесла. Въ третьемъ дом мужикъ заране насыпалъ мру пшеницы, вынесъ за ворота и ждалъ меня. Мн пришлось только благодарить его. Въ четвертомъ дом мужикъ что-то рубилъ. Я подошелъ и спросилъ: не уродилъ ли Богъ какого хлбца и на мою долю? Мужикъ поклонился. ‘Теб хлбца? Новинки’? И опять сталъ рубить. Онъ рубитъ, а я стою. Отрубилъ, посмотрлъ на топоръ, поворочалъ его, воткнулъ въ отрубокъ и опять спросилъ: ‘теб новинки штоль? Ты побираесся?’
— Побираюсь.
— Чево же теб: ржи, аль еще чево?
— Все равно, чего-нибудь, только, коль ужъ дашь, такъ поскоре, не мори.
— Да молоченнаго-то нтъ. Въ друго время приди, какъ помолотимся.
Иду дальше, спрашиваю.
— Хлбушка-то мало у самого-то. Тмъ всмъ, и дьякону, и пономарю, и дьячку отказалъ. У самого семья, чай знаешь, малъ-мала меньше, а вдь все всмъ надо хлба. А работникъ-то я вотъ весь тутъ. А осенью пастухъ упустилъ табунъ, послднее-то потравилъ. Теперь вотъ тутъ и живи, какъ знаешь.
— Коль у тебя самого мало, такъ и не нужно.
— Ну, не нужно! Не дать нельзя. Это я тмъ отказалъ, у тхъ шеи-то, какъ у быковъ, толсты, а теб надо дать,— не дать нельзя, только на большомъ не взыщи. Одинъ дастъ немного, другой немного,— вотъ и прокормишься. Міръ — великъ человкъ. И въ писаніи сказано: съ міру по нитк, голому рубашка. Курочка по немножку клюетъ, да сыта живетъ. Не дать нельзя. Много не дадимъ, а немного все ужъ дадимъ.
Я, обыкновенно, благодарилъ, и уходилъ прежде, чмъ мужикъ успвалъ выносить, но видлъ, что онъ вынесъ полршетца.
Въ слдующемъ двор мужикъ позвалъ меня въ амбаръ. ‘Вотъ, батюшка, смотри, сколько у меня всего хлбца-то’! Смотрю: въ углу насыпано всего мры три ржи и 5—6 мшковъ,— и только.
— Ну, Господь съ тобой, зачмъ же я буду брать у тебя послднее. Я не зналъ, что у тебя нтъ, а то я не зашелъ бы къ теб.
— Нтъ, кормилецъ, не дать нельзя. Не взыщи, что мало, а не дать нельзя. Твоимъ лоткомъ я ужъ не разживусь. Господь даетъ на всхъ: вы наши молитвенники.
И вынесъ мн въ ршетц ржи. Одна старуха вынесла мн фунта два ‘для матушки’ гороху, другая — фунта два, тоже ‘матушк’ крупъ.
Съ пятаго двора со мной стали ходить, откуда-то взявшіеся, двое нищихъ. Придешь въ домъ, я спрошу себ, а они затянутъ: ‘Гос-по-ди Ису-се Хрис-те’… Мужикъ пойдетъ въ амбаръ, зацпитъ лотокъ ржи, перекрестится и всыпетъ въ суму, потомъ вздохнетъ и начнетъ въ свое ршето насыпать мн. Сколько я ни просилъ своихъ спутницъ идти или впереди меня, или назади, но он: ‘вс, кормилецъ, именемъ Христовымъ живемъ: подадутъ и намъ, подадутъ и теб. Мы твоего не возьмемъ’. Я нарочито постою, подожду чтобы он прошли впередъ, а он увидятъ, что остановился, и сами остановятся. Вроятно ходить со мной имъ было выгодне. А въ одной деревн ко мн пристала цыганка. Изъ двора во дворъ, нога въ ногу, такъ-таки и прошла со мной всю деревню. Я оборочусь къ ней: да отстань ты, сдлай милость, или или впереди!
— Эхъ, отецъ духовный! Вс на мірской ше сидимъ! Наши отцы и дды не работали, и намъ не велли, да и ваши тоже! Православные прокормятъ всхъ. Для цыганки мужичекъ въ амбаръ не пойдетъ, дастъ кусочекъ да и только, а съ вами-то я и пшенца ребенку выпрошу, и мучки на лапшицу.
Такъ-таки и не отстала.
Входишь, иногда, въ домъ зажиточнаго крестьянина: спросишь, по обыкновенію, онъ, не торопясь, спроситъ чмъ я побираюсь, пойдетъ въ избу за ключемъ, минутъ пять пропадаетъ тамъ, подойдетъ къ бочк напиться, слазитъ на навсъ за сномъ и отнесетъ въ конюшню и потомъ пойдетъ въ дальній за деревню амбаръ. Онъ ушелъ, а ты стоишь и томишься отъ грусти и досады и не знаешь, куда дваться. Стоишь иногда 15—20 минутъ,— сердце ноетъ, ждешь — не дождешься конца этой тоски, теряется всякое терпніе и, наконецъ, видишь, что теб несутъ полршетца ржицы… Увидишь это и отъ досады, кажется, провалился бы. Нехотя поклонишься, и пойдешь въ слдующій дворъ. Но здсь, иногда, мужичекъ, несравненно бднйшій, давно уже припасъ теб большое лукошко или мру пшеницы и ждетъ тебя. Предъ этимъ крестьяниномъ, наоборотъ, становится какъ-то уже неловко, стыдно и ты не находишь словъ благодарить его, 5—6 разъ скажешь ему спасибо, и 5—6 разъ поклонишься ему.
Таковъ былъ мой сборъ хлбомъ на первый годъ моего священства, таковъ онъ и до сего дня, 1880-го года, у каждаго сельскаго священника.
Надобно быть сельскимъ священникомъ, надобно испытать, чтобы понять то невыносимо-тяжелое, то убивающее душу состояніе, ту тоску, ту горечь, то униженіе, то леденящее кровь и жгущее сердце отчаяніе, ту одуряющую злобу, какія испытываетъ собирающій хлбомъ священникъ! Человкъ, не испытавшій этого на себ, понять этого не можетъ. Даже я,— видвшій сборы хлбомъ моего отца, дда и другихъ,— не понималъ этого вполн. И понялъ ихъ вотъ только тутъ,— когда пришлось собирать самому. Много разъ я видлъ глубокіе вздохи моего родителя, какъ только зайдетъ рчь о сборахъ. ‘Охъ ужъ эти сборы’, говаривалъ, бывало, мой батюшка и при этомъ тяжело, всей грудью, вздохнетъ, покойный, но я не понималъ этихъ вздоховъ. Теперь эти вздохи я понялъ. Теперь я понялъ какихъ нравственныхъ жертвъ стоило ему наше воспитаніе!..
Всякому нищему его нищенство должно быть несравненно сносне, чмъ намъ наше нищенство,— сборы хлбомъ, потому что между нами и нищими, и въ умственномъ и въ нравственномъ состояніяхъ, лежитъ цлая пропасть. Я давно священникомъ, уже состарлся, давно бы пора, кажется, съ нищенствомъ свыкнуться, но, однакоже, за всмъ тмъ,— не дней, а нсколько мсяцевъ нужно бываетъ всегда, чтобы изгладить то гнетущее чувство, которое ложится тяжелымъ камнемъ на мою душу посл сбора.
Но если эти средства къ нашему существованію невыносимы намъ,— намъ, видвшимъ примры въ отцахъ и ддахъ нашихъ, и во всемъ род нашемъ, и свыкшимся съ насмшками, униженіемъ и нуждой отъ колыбели, то какъ стали бы переносить это все т, которые поступили бы въ нашу среду изъ свтскихъ сословій,— я не могу даже и представить.
Люди, не испытавшіе на себ нашего состоянія, люди свтскіе, вполн не поймутъ насъ,— это неопровержимо. И если они и знаютъ наше состояніе, то знаютъ одну только небольшую его частицу. Но и эта небольшая его частица настолько, вроятно, красива, что изъ свтскихъ сословій въ духовное званіе нейдетъ никто. При всхъ льготахъ и преимуществахъ, данныхъ ученикамъ гимназій предъ учениками семинаріи,— въ духовныя академіи нейдетъ никто изъ гимназистовъ. Мало того, даже изъ собственной-то среды нашей вс лучшія молодыя силы бгутъ отъ насъ. Свтскія учебныя заведенія переполнены и безпрестанно открываются новыя, наши же пустютъ и закрываются. Лучшія наши силы идутъ въ гимназіи и университеты,— въ семинаріи же идутъ худшія, или т, у которыхъ уже ршительно нтъ средствъ пробить себ дорогу. Это не случайность!..
Иногда, посл тасканія по дворамъ на Рождество, Крещенье и Пасху, и посл сбора хлбомъ, ходишь, какъ безумный: чувствуешь себя совершенно, и нравственно и физически, убитымъ, какимъ-то уничтоженнымъ, а тутъ — одинъ кричитъ: нашъ попъ глупъ, совсмъ читаетъ мало, баринъ глубокомысленно подтверждаетъ, что попъ дйствительно глупъ, что не можетъ даже различить крымки отъ псовой породы и что отъ него, вообще, пахнетъ мужикомъ, барыня восклицаетъ, что попъ необразованъ, что онъ не иметъ и понятія о дамскихъ уборахъ, статистики и вообще сборщики ‘свдній’ изъ столицъ или губернскаго города печатно поносятъ, что духовенство отстало, не интересуется наукой и не длаетъ наблюденій, консисторія неустанно, по обыкновенію, длаетъ выговоры за недоставленіе статистическихъ и другихъ свдній. Смхъ и горе разбираетъ, смотря на вс такія требованія, и думаешь: эхъ, други наши милы! Посадилъ бы васъ, хоть только на полгодика туда, гд мы, такъ изъ васъ не осталось бы вполовину и того, что мы теперь! Мы уврены, что только упругая, до крайности выносливая натура, выросшая въ преданіяхъ многихъ поколній, можетъ выносить ту нужду и т униженія, какія выносимъ мы.

XIII.

Если такъ неприглядна жизнь сельскаго священника, то какова же должна быть жизнь псаломщика, т.-е. молодаго человка, окончившаго курсъ въ семинаріи и поступившаго въ псаломщики, или попросту, въ пономари?! Прихожане священника, отчасти, уважаютъ, а отчасти и боятся, а поэтому, хоть на первый разъ, какую-нибудь квартиру ему все-таки дадутъ, псаломщику же нигд и никто квартиры не дастъ. Будь онъ хоть магистръ академіи, а для прихожанъ, онъ есть, все-таки, тотъ же пономарь.
Одинъ изъ преосвященныхъ имлъ обыкновеніе, при обозрніи епархіи, брать съ собой одного изъ иподіаконовъ и сажалъ его съ собой въ карету. Иподіаконъ этотъ, теперь уже давно священникъ, былъ одинъ изъ лучшихъ учениковъ, окончившихъ курсъ семинаріи, молодецъ собой, скромный, очень умный и солидный мужчина. Въ одну изъ поздокъ по епархіи, преосвященный захалъ въ деревню къ своему хорошему знакомому, предводителю дворянства. Сюда же пріхалъ, какъ благочинный, и тоже, какъ хорошій знакомый хозяину, и я. У предводителя жилъ въ это время, какъ на дач, его знакомый, одинъ изъ мельчайшихъ чиновниковъ съ женой и двицей своячиной. Мы вс — хозяинъ, преосвященный, приказный, его жена, своячина и я,— сидли въ зал и гостиной, а иподіаконъ въ передней, мы сли обдать, а его попросили въ особый флигель, вечеромъ мы пили чай въ гостиной, а ему подали въ переднюю. Иподіаконъ обидлся, ушелъ въ архіерейскую карету и два дня, пока былъ тутъ преосвященный, не выходилъ оттуда, продовольствуясь своимъ дорожнымъ запасомъ. Такъ смотрятъ не на псаломщика, но даже на иподіакона, представители дворянства! Чего ждать хорошаго отъ мужика? Въ приход псаломщику не дадутъ ровно никакого пособія, на него даже и не обратятъ вниманія. И этотъ несчастный юноша долженъ будетъ пріютиться въ мужицкой семь и жить съ нею въ одной изб. Онъ, холостой и одинокій, долженъ будетъ жить въ семь, гд, можетъ быть, и даже наврное, пьяница мужикъ, дурнаго поведенія его жена, а еще хуже того, остальные члены семьи. А почему я говорю: ‘наврное’,— такъ это мн хорошо извстно, что скромные и трудолюбивые крестьяне не любятъ, чтобъ въ ихъ домахъ жили посторонніе люди. Въ той же изб будутъ, неизбжно, телята, ягнята, свиньи, по колно солома и грязь и невыразимо тяжелый воздухъ, ему негд ни ссть, ни прилечь, ни книжки, чтобъ отвести душу, ни человка, чтобы промолвить словечко! Остальные члены причта, если они только есть, можетъ быть будутъ, и что всего вроятне, нетрезвой жизни, или поглощенные житейскими и самыми мелочными заботами о средствахъ къ своему существованію. А при такой обстановк достаточно, кажется, какого-нибудь только полугода, чтобъ сгибнуть на вкъ. Счастье его, если священникъ самъ будетъ человкъ хорошій, а если нтъ?! Если священникъ будетъ таскать его съ собой всюду и вредно вліять на него своимъ примромъ,— тогда что?.. Молодой человкъ пропалъ невозвратно. Жениться онъ не можетъ,— у него нтъ средствъ къ жизни, завести свой домишко не можетъ, какъ по неимнію къ тому средствъ, такъ и потому, что въ приход онъ человкъ временный, только и думающій о томъ, какъ бы поскоре выбраться изъ этой тины. Читать и пть громко, на всю церковь, безъ отдыху два-три часа, зимою на сквозномъ втру и мороз,— нужна грудь крпкая, и именно пономарская, физически развитая и не надорванная школьными занятіями. Грудь же ‘ученаго псаломщика’ для такой работы уже не годится. Мн лично извстны два псаломщика въ губернскихъ городахъ, которые читаютъ и поютъ безостановочно въ утреню и обдню изъ всхъ своихъ силъ, надрываютъ свою грудь и, посл каждой службы, чувствуютъ совершенное изнуреніе силъ, службы же въ постъ не выдерживаютъ совсмъ ни тотъ, ни другой и болютъ подолгу. И по причин болзни нанимаютъ отъ себя кого случится. Сельскаго же псаломщика средства таковы, что онъ, придя изъ церкви зимой въ свою вонючую конуру, не можетъ отогрть своихъ передрогшихъ внутренностей и стаканомъ чаю.
Причетника, когда состоитъ онъ на служб, никто не считаетъ и человкомъ. Это паріи, которымъ подать руку всякій, считающій себя порядочнымъ человкомъ, находитъ для себя унизительнымъ. Это отбросъ общества, это народъ, презираемый всми. Его значеніе для церкви и общества, его труды даже само правительство цнитъ всего въ 2 р. въ мсяцъ, т.-е. въ десять разъ мене, чмъ значеніе и трудъ послдняго сторожа въ любомъ присутственномъ мст. Отдавши церкви и обществу лучшіе годы жизни, какъ только, за дряхлостью и болзнію, выходитъ онъ за штатъ, то его бросаютъ вс: бросаетъ общество, бросаетъ правительство,— ему никто не дастъ ровно уже ничего,— и хочетъ онъ,— умирай съ голоду, или мерзни, хочетъ — душись, хочетъ — въ омутъ лзь,— онъ для всхъ чужой. Ему не возвратятъ даже его собственности,— не дадутъ грошовой даже пенсіи, на которую онъ иметъ полное право, на образованіе которой весь его вкъ длали вычетъ изъ его двухрублеваго его мсячнаго жалованья. А между тмъ должность причетника, для христіанина — должность высокая. Это единственный чтецъ пвецъ при нашемъ богослуженіи, это единственный руководитель ума и сердца нашего при общественной нашей молитв. Мало того: это приходскій нотаріусъ, утверждающій дйствительность и время событій рожденія, брака и смерти цлыхъ тысячъ прихожанъ и отъ исправности и неисправности котораго можетъ зависть многое,— онъ есть письмоводитель церковныхъ актовъ.
Не смотря, однако же, на важное значеніе для церкви, государства и общества, съ прискорбіемъ случается, иногда, видть, что люди, считающіе себя и высокопоставленными, и умными и христіанами, причетника считаютъ хуже собаки. Да, это такъ! Обратите вниманіе: приходитъ священникъ съ крестомъ въ домъ барина: мн подаютъ руку, а пономарю нтъ и, въ то же время, гладятъ, ласкаютъ собаку, и иногда, даже цлуютъ ее, садимся закусывать, собака тутъ же возл ногъ хозяина, а причетника отсылаютъ въ лакейскую, свою тарелку хозяинъ отдаетъ собак, причетнику же относятъ объдки отъ барскаго стола, о собакахъ часто говорятъ съ увлеченіемъ, приписываютъ имъ вышечеловческія достоинства,— о пономаряхъ — всегда съ гримасой на лиц и презрніемъ, о собакахъ заботятся вс, о пономаряхъ никто. Даже у нкоторыхъ священниковъ достаетъ совсти отнимать и утаивать часть ихъ доходовъ, тснить ихъ и длать доносы. А если взять общественное мннье — то это уже не люди.
И посл этого хотятъ, чтобы мы дтей своихъ, посл того, какъ они утшали насъ трудомъ своимъ и успхами въ семинаріяхъ, посылали ихъ въ пономари? Нтъ ужъ, благодаримъ покорно!
Вслдствіе такого положенія псаломщиковъ и вышло то, что какъ только получилось распоряженіе, чтобы ученики, окончившіе курсъ въ семинаріяхъ, поступали въ псаломщики и были тамъ до тридцатилтняго возраста, то многіе священники тотчасъ взяли дтей своихъ изъ семинарій, и помстили ихъ въ свтскія заведенія. Священники эти горькимъ опытомъ дознали, что дтямъ ихъ лучше идти въ солдаты, чмъ въ пономари и не пустили ихъ. Священниковъ этихъ нельзя никакъ обвинять въ маловріи или безразличномъ отношеніи къ интересамъ вры, нтъ, они, можетъ быть, боле даже религіозны, чмъ т, у коихъ дти и теперь обучаются въ семинаріяхъ. На явленіе это нельзя не обратить вниманія, сельскіе священники, для которыхъ невыносимо таскаться по дворамъ и вымаливать себ и дтямъ пропитаніе,— дтей своихъ помстили въ гимназіи, благочинные,— преимущественно — въ гимназіи, городскіе священники,— безъ исключенія почти — въ гимназіи, ректоръ саратовской семинаріи — сынъ въ гимназіи, кладезь духовнаго просвщенія, с. п. б. академія,— сынъ о. ректора обучился въ институт инженеровъ путей сообщенія. Все это что-нибудь да значитъ… Нтъ сомннія, что отъ свтскаго званія они не ожидаютъ для дтей своихъ непремнно хорошаго, нтъ, они предпочитаютъ чужое, неизвстное — своему, слишкомъ хорошо извстному и — тяжелому.
Въ самомъ дл: самая обыкновенная у насъ кухарка, ничего несмыслящая деревенская баба, получаетъ 3—4 р. въ мсяцъ жалованья, иметъ при этомъ помщеніе, столъ, чай, кофе и праздничные подарки, самый послдній мужикъ-работникъ получаетъ 80—90 р. въ лто, и опять иметъ помщеніе, столъ и водочныя подачки. Псаломщикъ же пономарь получаетъ 2 р. въ мсяцъ жалованья {Изъ этихъ 2 р. удерживается 2 к. въ пенсіонный капиталъ, но пенсіи псаломщикамъ не полагается. Сельскій Священникъ.}, и пущенъ на произволъ судьбы: жить гд примутъ и сть, что соберетъ по міру… Слово это выговаривается легко, но попробуй выполнить его! Возьми суму и или… Пономарю подаютъ часто лотками, запрягать лошади, иногда, нтъ и надобности, и не стоитъ, и онъ, дйствительно, возьметъ мшокъ и идетъ. Подали лотокъ — два, всыпалъ, взвалилъ на плечо и дальше. То, однакожъ, что подаютъ лотками,— еще сносно, но невыносимо униженіе: ходить съ мшкомъ на плеч, просить и стоять передъ каждымъ мужикомъ и бабой, и получить лотокъ. При этомъ дло очень обыкновенное, что часто и въ лотк-то отказываютъ. И опять необходимо замтить, что пономарю подается хлбъ самый худшій, и часто, просто, ухвостье. Я не говорю, что вс приходы, именно, таковы, напротивъ, есть приходы, гд 1/4 дворовъ подастъ и по мр, но большинство все-таки таково, и, значитъ походи да покланяйся. Тутъ, батюшка вы мой, всякіе стоики и всякіе Муціи повсятъ голову и не поможетъ вамъ никакой классицизмъ, какъ бы вы въ семинаріи ни долбили его! Я предполагаю, что многіе изъ моихъ читателей осудятъ меня за рзкость выраженій и заподозрятъ меня въ желаніи отвратить отъ поступленія въ духовное званіе. Отвращать отъ духовнаго званія я совсмъ не имю намренія. Я самъ священникъ и всей душой люблю свое званіе, и именно потому, что въ немъ есть стороны незамнимыя въ мір: частая молитва и служеніе литургіи. Это, и именно только это, поддерживаетъ упадшій духъ и надежду на милость Божію. Я выставляю на видъ только матеріальныя средства къ содержанію и отношеніе духовенства къ обществу. Осудятъ за рзкость выраженій? Но я не сказалъ еще и сотой доли того, что есть на самомъ дл и ничего нтъ легче, какъ осуждать и судить… Но думаю при этомъ, что осудитъ меня только тотъ, кто не иметъ и понятія ни о холод, ни о голод и тмъ мене объ униженіяхъ. Мы попросили бы такихъ господъ прежде испытать то, что терпимъ мы, тогда уже и осуждать…
Но вдь есть же священники, которые живутъ не только безбдно, но имютъ и достаточные капиталы въ банкахъ? Есть. Я представлю три-четыре примра обращика лицъ, очень коротко мн лично извстныхъ, по нимъ можно будетъ судить и объ остальныхъ.
Покойный о. протоіерей города К. былъ миссіонеромъ. Для собесдованія съ раскольниками онъ разъзжалъ всегда лтомъ, въ рабочую пору. Однажды прізжаетъ онъ съ исправникомъ въ одно большое раскольничье село и созываетъ всхъ крестьянъ для собесдованій. Взъзжій домъ, гд они остановились, состоялъ изъ двухъ избъ, раздленныхъ общими снями. Въ передней помстился исправникъ, а въ задней о. протоіерей. Каждаго мужика и каждую бабу и двушку призываетъ къ себ исправникъ и начинаетъ пороть. Натшившись досыта, онъ посылаетъ къ о. протоіерею на увщанія. О протоіерей: ‘тебя, кажется, другъ мой, оскорбили? Жаль мн тебя, другъ мой, жаль! Ты подпишись, что желаешь быть православнымъ, а тамъ Господь съ тобой, живи, какъ знаешь, а начальство оскорблять тебя не будетъ. А за то, что я защищу тебя, дай мн рублишко’. Такъ, и другой, и третій и сотый, и восьмисотый… Раскольники не спорили ни изъ-за подписокъ, ни изъ-за рублишекъ. Посл исправникъ, своимъ порядкомъ, взялъ по 3 р. съ рыла. И гг. миссіонеры отправились дальше.
Мстный священникъ доноситъ потомъ, что его раскольники и не думали быть православными,— что они живутъ такъ, какъ жили прежде.
Прізжаетъ къ священнику о. протоіерей: ‘я въ трое сутокъ усплъ внушить раскольникамъ объ ихъ заблужденіяхъ, а ты, отецъ, живешь здсь весь свой вкъ и не умешь вести дла. Я донесу преосвященному, что ты вреденъ здсь, чтобъ онъ перевелъ тебя въ худшій приходъ’.
И несчастный священникъ даетъ о. миссіонеру цлые десятки рублей, чтобы только, по доносу его, не сдлаться нищимъ.
Черезъ годъ о. протоіерей прізжаетъ снова съ исправникомъ и обращается съ крестьянами, не какъ уже съ раскольниками, а какъ съ православными, отпадшими въ расколъ, и передрали и ободрали ихъ несчастныхъ еще безсовстне.
Случился, однакожъ, одинъ казусъ и съ о. протоіереемъ,— и секретарь его преосвященства слупилъ съ него 4,000 р. По смерти о. протоіерея осталось, говорили тогда, до 80 т.
О. протоіерей города N былъ тоже миссіонеромъ и спуску ни раскольникамъ. и ни священникамъ не давалъ. Человкъ вдовый и одинокій жилъ онъ не только черно, но и грязно. Это своего рода Плюшкинъ. лъ, непремнно, каждый день только рдьку и панихидные бублики. Сохрани Богъ, если дьячокъ обдлитъ его хоть полбулочкой,— застъ! Онъ имлъ въ банк до 56 т., только въ одномъ, но предполагаютъ, что есть деньги и еще гд-нибудь.
Третій о. протоіерей, членъ консисторіи и миссіонеръ. Онъ хотя былъ и съ академическимъ образованіемъ, но съ сектантами не могъ сказать и десяти словъ. За то онъ хорошо зналъ статью закона, по которой сектанты обязаны были, по требованію полиціи, являться въ консисторію на увщанія. Явятся и молокане, и поповцы, и безпоповцы, и хлысты и всякій подобный людъ, и усядутся на улиц, около консисторіи, по стнкамъ, по ступенькамъ уличнаго крыльца, на двор консисторіи, въ передней,— и сидятъ день, два, недлю, другую, третью, — сидятъ, а на увщанія въ консисторію не зовутъ. Сидятъ, и имъ, какъ страдальцамъ за вру, приношенія отъ ихъ единоврцевъ со всхъ сторонъ. Въ толп этой можно было видть и просто мужиковъ, и бабъ, и лицъ съ весьма приличною наружностью. На эту толпу неподвижно сидящаго народа, изо-дня въ день, нельзя было не обратить вниманія всякому — всякому бросались они въ глаза невольно. Спросите любаго изъ толпы этой, что это за народъ, кто они, и вамъ отвтятъ: ‘Страдаемъ за вру. Сидимъ вотъ здсь уже недлю, а въ пол, чай, выбило втромъ послдній хлбишко! ‘ Сидятъ, наконецъ, выйдутъ изъ терпнія, пойдутъ къ о. миссіонеру, поклонятся, и онъ отпуститъ ихъ.
Иногда дло это длалось проще: вс увщаемые посылались на берега Волги на поденщину. И полягутся у стнокъ заборовъ, посядутся по тумбочкамъ взвоза (почему-то ихъ часто можно было видть тамъ, гд семинарская больница),— и сидятъ цлый день. Одноврцы принесутъ имъ поденную плату, вечеромъ отнесутъ ее о. миссіонеру, а на утро опять полягутся у заборовъ. Всякому проходящему объяснили они, что они: ‘страдаютъ за вру’. Нкоторые просили милостыню, протягивали руки и вопили: ‘страдальцамъ за вру Христову подайте!‘
Этотъ же о. протоіерей былъ и экзаменаторомъ дьячковъ, предъ посвященіемъ въ стихарь. Въ дьячки и пономари поступали ученики, большею частію, по лности, неспособности и за дурное поведеніе исключенные изъ училищъ. Ихъ назначали въ приходъ, въ теченіе года они должны были выучиться хорошо читать по славянски, пть на гласы и по нотамъ и выучить краткій катихизисъ. Носить стихарь они не имли нрава, для этого они чрезъ годъ должны были явиться къ преосвященному и подать прошеніе о посвященіи ихъ въ стихарь. Преосвященный, обыкновенно, на прошеніи надписывалъ: ‘Къ экзаменатору’. Получившій хорошую отмтку экзаменатора посвящался въ стихарь, получившій же неудовлетворительную посылался въ приходъ на годъ снова. Какъ понудительная мра къ изученію требуемыхъ предметовъ, непосвященнымъ въ стихарь не дозволялось жениться. Иной въ приход только и знаетъ, что шляется по кабакамъ, да по крестинамъ, рожа расползется, какъ у быка, другой изо-дня въ день гнетъ спину надъ сохой, да съ цпомъ, и ни тому, ни другому катихизисъ во весь годъ не придетъ и въ голову. И здятъ такіе къ преосвященному лтъ пять-шесть, и здить бы имъ весь вкъ, еслибъ не жаллъ ихъ о. экзаменаторъ! Не здить же нельзя, и указъ давался только на одинъ годъ, да и не дозволялось жениться. Прізжаетъ однажды, изъ-за Волги, пономарь с. Большой Глушицы, верстъ изъ-за 400, едоръ Иргизовъ, приходитъ къ экзаменатору, тотъ спросилъ что-то, и говоритъ: ‘плохо, плохо! поучи и явись черезъ годъ’. Иргизовъ вынимаетъ серебряный рубль и кладетъ на столъ. О. экзаменаторъ, не глядя, взялъ его, тутъ же подсунулъ подъ салфетку и пошелъ въ другую комнату, бормоча: ‘Еще, еще надо поучить, еще плохо!’ Ушелъ, давая возможность Иргизову вынуть изъ кошелька еще рублишко. Иргизовъ на пальчикахъ подбжалъ къ столу и вытащилъ изъ-подъ салфетки свой рубль. Входитъ экзаменаторъ. Иргизовъ: ‘ваше высокопреподобіе! Сдлайте милость!’ И кладетъ на столъ рубль. Экзаменаторъ опять, не глядя, взялъ, положилъ подъ салфетку и пошелъ: ‘еще надо поучить, плохо, плохо!’ Иргизовъ стянулъ рубль опять. Входитъ о. экзаменаторъ, онъ кладетъ его опять. ‘Ну, давай дло! Жаль тебя, далеко здить-то теб’. И далъ хорошую отмтку.
Такъ наживали деньги люди должностные.

XIV.

Въ предъидущей глав я указалъ на два — три примра того, какъ наживали деньги, въ блаженное старое время, должностныя лица изъ духовенства, теперь укажу на нсколько примровъ изъ быта духовенства сельскаго.
Одинъ священникъ, короткій мой знакомый, поступилъ во священники, по окончаніи семинарскаго курса, на мсто тестя,— въ старинный, полный домъ. Тотчасъ онъ сошелся со старикомъ-помщикомъ, и льстилъ ему, елико возможно. Баринъ честь любилъ, и жилъ, какъ и подобало жить барину прежнихъ временъ,— лъ, пилъ, спалъ и лишь раза три — четыре въ день ткнетъ въ рыло лакею, больше же этого по хозяйству не длалъ ничего. Священникъ сдлался докладчикомъ и совтникомъ по всмъ его дламъ: нужно-ли снять у барина въ аренду мельницу,— попросятъ сперва батюшку, купить-ли лсу,— сперва толкнутся къ батюшк, провинился-ли мужикъ,— за защитой къ батюшк, освободить-ли сына отъ солдатчины,— за ходатайствомъ къ батюшк. И такъ во всемъ… Священникъ цну себ понялъ скоро: кто больше дастъ, того и дло право. Барскаго лсу самъ онъ могъ рубить, даже для продажи, сколько угодно, земли барской могъ брать, сколько угодно, крестьяне обработывали его поля, вся домашняя прислуга была отъ барина и притомъ дло это велось такъ: нянька, кухарка, кучеръ и работникъ живутъ и служатъ у священника, но завтракать, обдать и ужинать ходятъ къ себ домой. Такимъ образомъ онъ получалъ, наврное, разв только немногимъ меньше самого барина. Въ приход: вынь да положь, за каждую требу, впередъ. Пришелъ крестьянинъ, постомъ, исповдываться,— впередъ положь гривну, нтъ,— ступай прочь {Послдствіемъ этого было то, что три деревни, почти поголовно, отошли-было въ расколъ. Священникъ пересталъ требовать платы, сталъ брать, что дадутъ,— и крестьяне, почти вс, стали опять ходить въ церковь. Сельскій Священникъ.}. Пришелъ крестить младенца,— деньги впередъ, нтъ, или мало,— ступай домой. Каждый женихъ долженъ пахать непремнно три дня, каждая невста — три дня жать или молотить. Безъ этого и внчать не будетъ. Станетъ собирать хлбомъ,— мужикъ хоть тресни, а попово лукошко насыпай полно. Мужикъ въ амбаръ и батюшка за нимъ. Мужикъ насыпаетъ, а батюшка смотритъ и понукаетъ: ‘а — ну, сыпь, сыпь, не скупись’!
— Да у тебя, батюшка, лукошко-то больно велико, туда ползетъ ползакрома.
— Велико! Чай не я его длалъ. Ну, еще немножко: ну, еще лоточекъ, да не скупись же!
Мужикъ мнется, а батюшка настаиваетъ: ‘насыпай N. N., насыпай! Пригодится и попъ когда-нибудь. Сына-то, небойсь, женить будешь скоро’! Какъ мужичекъ ни бьется, а батюшка, все-таки, своего добьется,— лукошко батюшкино полно. Иногда дло это велось у него еще проще: мужичекъ мнется, задваетъ по поллоточку,— батюшка выходитъ изъ терпнія, и какъ-бы шутя: ‘Эхъ ты, N. N. Ты не умешь и насыпать! Ты вотъ какъ’! Возьметъ у него изъ рукъ лотокъ, да и насыпаетъ полно лукошко.
Приспла свадьба,— тутъ мужичку, просто, въ смерть: принеси и гуся, и коровай хлба, и водки, и возокъ снца привези, и сдлай какую-нибудь услугу, въ род чистки двора, подводы въ городъ и тому под. А деньги деньгами,— это, конечно, само собой. Назначитъ батюшка 10 р., а мужикъ даетъ 3 р. И пойдетъ торгъ, Боже мой, дня три ходитъ мужикъ вымаливать, и каждый разъ долженъ принести что-нибудь. Мужикъ встанетъ на колни,— молчитъ, чуть не плачетъ, а батюшка сидитъ себ, и знать ничего не хочетъ: ‘давай, что сказано, и баста’!
За пасхальные и праздничные молебны батюшка опредлилъ брать, положимъ, 20 к. Мужикъ даетъ 15 к. Вынь да положь еще 5 к.! Иначе и служить не станетъ.
Я, однажды, спрашиваю его: зачмъ вы просите денегъ до совершенія требы? Вдь это слишкомъ неблаговидно!
— Неблаговиднаго тутъ ровно нтъ ничего. Я беру за свой трудъ. Но наше, поповское, дло,— не купеческое. Тамъ купилъ, не понравился товаръ и купецъ всегда согласится возвратить деньги и принять товаръ обратно. А мы: отслужимъ молебенъ, мужикъ не дастъ ничего или дастъ 2—3 к., что же тогда? Вдь молебна назадъ не возьмешь. И ссорься съ нимъ! У меня дло на честность — отдашь деньги,— я служу, не отдашь,— не буду. Ссоры у насъ и быть не можетъ, и не надуетъ никто. А то вотъ видите, что бываетъ: недавно меня просила барыня Ольга едоровна З—нъ служить всенощную, посл всенощной, я отслужилъ молебенъ съ водоосвященіемъ, потомъ молебенъ Ольг и наконецъ панихиду. Посл чего она и даетъ мн два двугривенныхъ. Я раскланялся, сказалъ, что, изъ уваженія къ ней, служилъ ей даромъ и положилъ на столъ передъ нею ея двугривенные. А она… хоть бы моргнула. Вотъ за этимъ-то я и беру за все впередъ.
Въ дом экономія была во всемъ страшная, для кухни онъ выдавалъ все самъ, или, по крайней мр, все показывалось ему, что бралось изъ амбаровъ или погребовъ. Выдастъ, напримръ, муки, уровняетъ въ лар или закром дощечкой и наложитъ ладонь. Приходитъ выдавать въ слдующій день, видитъ, что отпечатокъ ладони его,— и выдастъ. лъ онъ Богъ всть что! что погнило и попрло — лъ онъ, все же хорошее продавалось.
Въ дом у него было очень чисто, и самъ онъ и семейные его одвались, тоже, очень чисто, хотя все изъ самаго дешевенькаго. Читалъ очень много и самъ выписывалъ одну газету мстную, одну Петербургскую, два журнала духовныхъ и три свтскихъ. Хлба засвалъ очень помногу и на всхъ работахъ неотлучно отъ зори до зори. Въ пол и на гумн онъ постоянно ходилъ, сидлъ, смотрлъ за работой и, въ то же время, читалъ. Дти вс воспитывались хорошо.
И я хорошо знаю, что деньги у него были.
Въ Самарской губерніи былъ, и, кажется, живъ и до сего дня, нкто отецъ Онисимъ. Въ, то время, когда населялся заволжскій край, онъ изъ дьячковъ поступилъ въ одно изъ отдаленныхъ, новостроившихся селъ во священники. Человкъ онъ былъ малограмотный, но практичный въ высшей степени. Земли свободной, казенной было множество, земля плодородная, отдавалась въ аренду по 10 к. за десятину,— и отецъ Онисимъ принялся за пшеницу. Вскор онъ расширилъ свои посвы до 100 сошельниковъ (400 д.). Прихожане его, народъ, собранный изъ разныхъ внутреннихъ губерній, народъ вначал былъ бдный. От. Онисимъ устроилъ дв втряныя мельницы, поставилъ кузницы и открылъ торговлю всмъ, что нужно крестьянину. Тамъ были: сита, корыта, лопаты, топоры, деготь, словомъ все, до послдней мелочи, и сдлался настоящимъ торгашемъ-кулакомъ. Благочиннымъ былъ у него нкто, здравствующій и теперь, Н. . П., человкъ очень ловкій. Я обоихъ зналъ ихъ, какъ нельзя лучше. Какъ только, бывало, Онисимъ сотворитъ какую-нибудь плутню и хапнетъ,— благочинный и тутъ, какъ изъ земли выскочитъ, накроетъ Онисима, не дастъ и денегъ припрятать. Онисимъ былъ кулакъ, но трусъ, а благочинный длецъ. Хапнетъ Онисимъ, а благочинный и на дворъ. И Онисиму приходится и хапчину отдать, да и своихъ прибавить малую толику. Однажды, случилось благочинному у Онисима ночевать. Ночью стучатся въ окно къ Онисиму: ‘Батюшка! Встань, втерокъ потянулъ, смели мшочекъ!’ Благочинный: ‘Что? Смолоть? Онисимъ! Да разв ты мельникъ? Я думалъ, что я пріхалъ къ священнику, а выходитъ, что къ мельнику. Дьяконъ! (благочинный здилъ всегда съ своимъ дьякономъ). Встань и сейчасъ запечатай мельницу’. У дьякона кусокъ тесьмы былъ привезенъ изъ дому. Сейчасъ пошелъ, опуталъ крылья у мельницы тесьмой и припечаталъ къ столбу. По утру, Онисимъ далъ его высокопреподобію сотнягу, да дьякону на кафтанишко,— и мельница завертлась опять.
Церкви въ сел у Онисима не было долго. Какъ только, бывало, зайдетъ съ Онисимомъ рчь о благочинномъ, Онисимъ крякнетъ: ‘да я дв церкви выстроилъ-бы, сколько я передавалъ благочинному’.
Въ сел Б. Б — ц былъ волостнымъ головою нкто Иванъ Андреевичъ, мужикъ очень умный, засвавшій пшеницы по нскольку сотъ десятинъ, съ купеческимъ капиталомъ и, вдобавокъ, богачей-мужиковъ обиравщій безпощадно. Однажды, жена его Мавра Алексевна пріхала къ обдн и, какъ-то, съ ней въ церковь вбжала ея собаченка. Чутье у благочиннаго было необыкновенное: сейчасъ учуялъ онъ, откуда пахнетъ деньгами. Онъ прискакалъ на другой же день и запечаталъ церковь. И… Иванъ Андреевичъ сотню оттащилъ ему.
Это было въ 1840-хъ годахъ. Въ то время, въ этомъ селеніи, церковь была еще одна, деревянная, внутри оклеенная холстомъ и, конечно, окрашёна. Какъ-то, однажды, и отклеись лоскутокъ холста вверху на четверть. Благочинный сейчасъ въ Г — цу и запечаталъ церковь. Прихожане этого огромнаго селенія въ то время были богачи, большинство изъ нихъ посвы свои считали сотнями десятинъ, поэтому собрать какую-нибудь сотню рублей имъ не стоило ничего и, дйствительно, пока благочинный у священника закусывалъ, прихожане собрали и поднесли ему 100 р. и двери церкви отворились.
Когда прізжалъ онъ въ какое-нибудь село, то у тарантаса его стояли, поочередно, и день и ночь дьячокъ съ пономаремъ, какъ-бы для охраненія дловыхъ бумагъ и казенныхъ денегъ. здилъ онъ всегда пятерикомъ.
Нкто о. Сердобовъ, тоже благочинный, также хорошо зналъ въ которомъ омут лучше ловится рыба, и спуску никому не давалъ. Но главная профессія его была перекупка хлба,— проса и пшеницы. Село, гд онъ жилъ, было недалеко отъ Волги и онъ цлыя бляны грузилъ своимъ хлбомъ и отправлялъ въ Астрахань. (Пароходовъ, въ то время, еще не было, а бляна то же, что баржа, только боле грубой работы).
Заволжскіе крестьяне, въ начал заселенія этого края, жили необыкновенно богато, очень богато жило и духовенство. Но, не смотря на это, оно выказывало необыкновенную способность на изобртеніе способовъ обогащенія. Бывшій, въ 1830-хъ и въ начал 1840-хъ годовъ, священникомъ въ с. Пестравк, Самарской губерніи, и благочиннымъ, Хрисанфъ Яковлевичъ Рождественскій, переведенный потомъ въ г. Новоузенскъ протоіереемъ, говорилъ мн однажды, когда я самъ уже былъ благочиннымъ: ‘Эхъ-хе-хе! что Новоузенскъ? Деревня: то ли дло Пестравка! Я тамъ собиралъ даже брагой (домашнее пиво). Передъ масляной велишь работникамъ поставить на двое саней по бочк, да пойдешь по дворамъ собирать брагой. Выходитъ кто-нибудь изъ хозяевъ, ‘Эхъ, батюшка, ужъ какая брага, что твой медъ!’ — ‘Ну, лей сюда’. Другой хозяинъ говоритъ: ‘не удалась, батюшка, наша бражка, плоха вышла’. — ‘Эту лей сюда’. И такимъ образомъ наберу дв сорокоуши браги’.
— Куда же вы двали ее?
— А вотъ куда: приходитъ масляница, почти вс, и мужики и женщины, передъ постомъ, идутъ ко мн прощаться {Въ этомъ сел я бывалъ много разъ. Очень богатое, въ то время, село и, вроятно, около 3,000 жителей мужескаго пола. Сельскій Священникъ.}. Мужики идутъ ко мн, а жены ихъ къ моей жен на кухню. Мужикъ несетъ мшокъ пшеницы, или тушку баранины, а бабы — колотаго гуся, индйку или полтушки баранины. Этой-то брагой мы и угощаемъ ихъ. И мужики и бабы такъ ужъ и знаютъ, что они будутъ пить у насъ свою брагу. Дло тутъ не въ браг, а въ томъ, что ихъ угощаютъ батюшка съ матушкой.
— Сколько же давалъ вамъ доходу этотъ фокусъ?
— Пшеницы пудовъ 500, да мяса и птицы пудовъ 50. Посолимъ и птицу и мясо, да и кормимъ лтомъ рабочихъ. Хлба я сялъ помногу, покупнымъ кормить дорого стоило бы.
Нтъ сомннія, что я взялъ крайности, что я взялъ въ примръ людей, выдающихся притязательностью, но духовенство, вообще, находится въ такомъ положеніи, что люди и самые честные, и самые благородные, или, по крайней мр, люди застнчивые, не могутъ не настаивать или, по крайней мр, не припрашивать при полученіи платы за нкоторыя требоисправленія, какъ бы ни было больно это ихъ сердцу.
Сельское духовенство иметъ жалованья: настоятель 140 р., помощникъ его 108 р., псаломщикъ-дьячекъ 36 р., псаломщикъ пономарь 24 р. въ годъ. При назначеніи жалованья, было Высочайше повелно: не брать ни за какія обязательныя требы, какъ-то: крещеніе, исповдь, бракъ, елеосвященіе, причащеніе, и погребеніе, и дозволено брать только добровольныя подаянія за требы необязательныя: молебны, панихиды и литургіи.
Не смотря на Высочайшее повелніе и жалованье, брать за обязательныя требоисправленія духовенство не переставало. Поэтому, чрезъ нкоторое время, послдовало вновь Высочайшее повелніе: за обязательныя требы не брать. Духовенство осталось на жаловань и на добровольныхъ платахъ за добровольныя требоисправленія. Но что значитъ добровольная плата? Значитъ дать, по моей доброй вол,— что мн вздумается. Священники же и причтъ его должны быть довольны этою добровольной платою. Одинъ, напримръ, крестьянинъ даетъ за молебенъ, положимъ, 30 к.— священникъ беретъ и благодаритъ, другой даетъ 10,— священникъ благодаритъ, третій даетъ 3 к.,— священникъ благодаритъ и этого. Всякому совершенно естественно платить, за чтобы то ни было, насколько возможно, дешевле. Зачмъ, напримръ, я буду платить за фунтъ хлба 30 к., когда хлбникъ будетъ доволенъ, если я дамъ ему 3 к.? Молва о томъ, что попъ беретъ за молебны и по 3 к. разнесется по приходу мгновенно. И священникъ не успетъ пройти и четверти деревни, какъ вс крестьяне будутъ платить ему за молебны 3 или 5 к. Такъ и было со мной, когда я, въ первую Пасху, получалъ плату за молебны самъ и не припрашивалъ ничего, такъ у меня бываетъ и нын при молебнахъ и панихидахъ въ церкви,— обыкновенная плата 1 или 3 к. Тутъ только и наверстываешь тмъ, что служишь многимъ вмст, если же служишь и для одного,— плата та же 1 или 3 к. Мною уже испытано, что, въ полномъ смысл слова, добровольная плата не даетъ доходу на весь причтъ 50 р. въ годъ, въ приход въ 1,800 душъ мужескаго пола. Поэтому, при казенномъ жаловань и добровольныхъ пожертвованіяхъ, духовенство хотя и ‘облагорожено’, но средства къ содержанію его намного уменьшились. Этихъ оставшихся средствъ оказалось ршительно недостаточно къ его существованію. Поэтому крайняя нужда и увковченная привычка брать за вс требоисправленія длаютъ насъ преступниками Высочайшей воли: духовенство беретъ и нын за вс требоисправленія. Правда, консисторіи нашли возможность обойти и этотъ законъ — не брать за обязательныя требы: он разршили брать за запись требъ, т.-е. за крещеніе, напримръ, не брать, но за запись крещенія въ метрику,— брать, за совершеніе таинства брака не брать, но за запись брака брать можно. Такъ пишется у насъ и въ братскихъ нашихъ доходныхъ книгахъ. Сколько же брать за запись,— этого не опредлено. Это опять добровольно. На чьей сторон должна быть эта добрая воля,— этого опять не сказано. А поэтому она и бываетъ всегда на сторон того, кто боле настойчивъ. Берется за письмоводство. При брак письма столько же, что и при крещеніи,— пять строкъ, однако же за запись крещенія берется 10 к. и за запись брака 10 р. (я беру среднее число). И это мы должны назвать дломъ справедливымъ, честнымъ?! Въ такія ложныя отношенія къ приходамъ поставлено сельское духовенство!..
Но городское духовенство иметъ право брать за вс требоисправленія безъ стсненія совсти, на законномъ основаніи: городскому духовенству жалованья не положено и оно оставлено жить доходами отъ требоисправленій. Чтобы уяснить себ положеніе священника при такихъ условіяхъ жизни, я кратко покажу, кмъ пастырь долженъ быть при совершеніи таинствъ и молитвословій, по ученію Слова Божія, и какъ дло это практикуется, по установившимся обычаямъ, утвержденнымъ закономъ.
Священникъ есть посланникъ Божій, встникъ Его Святой воли, руководитель людей въ любви къ Богу и ближнимъ и, слдовательно, умиротворитель вражды всякаго рода. Вс силы души его всецло должны быть посвящены тому, чтобы между людьми былъ полный миръ, согласіе и братская любовь, любовь же между имъ самимъ и тми, которыхъ онъ руководитъ къ любви, тмъ боле, должна быть самая безкорыстная, безупречная, чистая и полная. Словомъ: пастырь и пасомые должны быть взаимно любящіе другъ друга, отецъ и дти. Всякая радость и горе пасомаго должны быть также близки сердцу пастыря, какъ близки и отцу радость и горе дтей его.
Родился новый членъ семейства,— священникъ чрезъ таинства крещенія и мропомазанія освящаетъ его и радуется, вмст съ родителями и воспріемниками, и какъ новому члену семейства, и какъ новому члену Христовой церкви.
Чрезъ 40 дней посл рожденія, мать приноситъ младеяца въ храмъ,— и священникъ молится вмст съ ними о здравіи и спасеніи ихъ обоихъ и на глазахъ всхъ присутствующихъ въ храм воцерковляетъ его и предъявляетъ всмъ, что принесенный въ храмъ есть такой же членъ Христовой церкви, какъ и вс они, и радуется со всми новому сочлену.
Прихожанинъ благодаритъ Господа за ниспосланную ему особенную Его милость,— священникъ совершаетъ благодарственное молитвословіе и, вмст съ духовнымъ сыномъ своимъ, благодаритъ Господа за ниспосланную милость Его и сорадуется радости сыновней.
Прихожанинъ иметъ нужду въ особенной помощи Божіей и проситъ своего пастыря помолиться съ нимъ вмст, чтобъ Господь услышалъ ихъ общую молитву,— и пастырь, какъ отецъ, сочувствующій нужд сыновней, молится о ниспосланіи милости Господней.
Пасомый возчувствовалъ свое грховное состояніе и желаетъ излить свою душу предъ Богомъ и духовнымъ отцемъ своимъ,— и пастырь пріемлетъ его исповдь утшаетъ, вразумляетъ и именемъ Божіимъ объявляетъ ему прощеніе его согршеній и преподаетъ ему Тло и Кровь Господню.
Прихожане желаютъ вступить въ бракъ,— священникъ вводитъ ихъ во храмъ Господень, молится вмст съ ними и освящаетъ этотъ союзъ.
Постигло народное бдствіе,— засуха, и грозитъ общимъ голодомъ,— священникъ молится, вмст съ духовными дтьми своими, объ отвращеніи этой страшной смерти.
Человкъ чувствуетъ себя тяжко больнымъ,— священникъ помазуетъ его освященнымъ елеемъ и, вмст съ домашними и ближними, молится объ исцленіи его отъ болзни и прощеніи его согршеній.
Пришелъ день воспоминанія пришествія на землю во плоти Спасителя міра,— и священникъ, какъ ангелъ, какъ встникъ Божій, возвщаетъ эту всемірную радость въ жилищахъ его паствы,— славитъ родившагося Христа.
Въ день крещенія Господня пастырь освященною водою, изображающею, какъ-бы, ту воду, въ которой погружался Господь при крещеніи, опять ходитъ по домамъ паствы его и окропляетъ и пасомыхъ и ихъ жилища.
Въ первый день св. Четыредесятницы священникъ молится съ пасомыми о ниспосланіи помощи Божіей въ трудномъ подвиг поста, сердечнаго сокрушенія и покаянія во грхахъ, яко да сподобится въ чистой совсти причаститься неосужденно Божественному Тлу и животворящей Крови, изліянной за весь міръ, во оставленіе грховъ.
Въ день воскресенія Христова, православные христіане выражаютъ радость свою общими поздравленіями и лобызаніями,— и первое поздравленіе и лобызаніе несутъ къ своему пастырю. Пастырь въ храм благословляетъ ихъ яства и идетъ въ домы ихъ прославить воскресшаго Спасителя міра и тмъ увеличиваетъ ихъ радость.
Пасомый чувствуетъ приближеніе смерти,— и пастырь напутствуетъ его въ жизнь вчную надеждою на милосердіе Божіе и преподаетъ ему Тло и Кровь Господню, дарующую животъ вчный.
Болвшій помираетъ,— священникъ сопровождаетъ прахъ его въ храмъ Господень и молится, вмст съ его родными и ближними, о упокоеніи души его, приноситъ безкровную жертву о здравіи и спасеніи живыхъ и усопшихъ.
Словомъ: священникъ есть постоянный и неразлучный спутникъ пасомыхъ имъ христіанъ со дня рожденія ихъ до могилы, и молитвенникъ о нихъ по смерти. Вся жизнь его всецло должна быть посвящена его паств. И — святая, богоугодная жизнь прихожанъ, и сыновнее довріе, преданность и любовь къ нему паствы должны быть ему наградою.
Но священникъ не безплотный ангелъ небесный. Ему нужны помщеніе, пища, одежда, книги, ему нужны средства содержать свое семейство и доставлять содержаніе его помощникамъ,— причту. Гд же эти средства? Ему и сказано, бери съ своихъ духовныхъ дтей деньги за все, что ты длаешь для нихъ, и этими деньгами содержитесь и ты самъ, и семья твоя, и причтъ твой.
Имя въ виду исключительно только эти средства къ своему существованію, новопоставленный пастырь отправляется къ своей паств.
Въ приход приносятъ къ нему младенца для совершенія надъ нимъ таинствъ крещенія и мропомазанія,— для освященія и усвоенія крещеннымъ даровъ Св. Духа.
— За это, кумъ, заплати. Этимъ долженъ существовать и я самъ, и семья моя, и причтъ мой.
Чрезъ 40 дней посл рожденія, мать приходитъ съ младенцемъ въ храмъ для воцерковленія младенца.
— Заплати! Хоть гривну, а давай.
Получитъ пасомый милость Божію, хочетъ излить предъ Господомъ чувства своей предъ Нимъ благодарности и проситъ своего пастыря поблагодарить за Его милосердіе и порадоваться вмст съ нимъ его благополучію.
— А что заплатишь за это?
Постигло человка несчастіе, онъ обращается съ молитвою къ Господу, Его Пресвятой Матери и св. угодникамъ и проситъ своего отца духовнаго помолиться о немъ.
— Хорошо! Но только за это заплати.
Возчувствовалъ христіанинъ свою грховность предъ Господомъ, желаетъ излить предъ Нимъ свою сокрушенную душу, проситъ священника принять его исповдь,— утшить, вразумить, укрпить болящую душу его, властію, данною ему Господомъ, дать ему отпущеніе согршеній его и преподать ему Тло и Кровь Господню.
— Дло это, безспорно, прекрасное, но все-таки, другъ мой, за это ты долженъ мн заплатить.
Прихожане желаютъ вступить въ бракъ и просятъ своего пастыря освятить ихъ союзъ и помолиться о нихъ.
— А что дадите за это?
Тутъ идетъ уже торгъ, и торгъ, у многихъ, самый позорный, самый унизительный. Тутъ припомнятся вс старыя недоплаты, недосыпки хлба съ одной стороны, и обды и угощенія,— съ другой. Выйдутъ тутъ на сцену и гуси, и индйки, и бараны, и водка. Тутъ пойдутъ и ссоры, и мировая, и выпивка и, вмст съ тмъ, надбавка: одинъ полтинникъ прибавитъ, другой четвертакъ прибавитъ. И, Боже мой, что тутъ творится!…
Постигнетъ народное бдствіе — засуха, и грозитъ общимъ голодомъ. Но религіозное чувство въ народ сильно, вра въ милосердіе Божіе полная,— и прихожане просятъ своего священника помолиться съ ними вмст и обойти съ иконами ихъ посвы.
— Молиться я готовъ, но нужно же за это мн и заплатить, иначе я умру съ голоду прежде васъ всхъ.
Одинъ членъ семейства страшно боленъ, и боленъ давно. Вс имющіяся подъ руками медицинскія средства были употреблены, а помощи нтъ. Одна теперь надежда на помощь Божію. ‘Батюшка! Помолись о немъ, соверши надъ нимъ таинство елеосвященія’, говорятъ ближніе.
— Изволь, я сдлаю это съ удовольствіемъ,— помолюсь, но только заплати.
Пришли дни Рождества Христова и Богоявленія. Хочешь ли ты, чтобъ я пришелъ къ теб съ крестомъ и св. водою, не хочешь-ли,— это мн все равно, я все-таки приду, и хоть грошъ, а заплати. Мн самому невыносимо больно быть наянливымъ, но что-жъ я буду длать, когда мн не дано никакихъ другихъ средствъ къ моему существованію? Я брошенъ въ міръ безъ дома, безъ хлба, безъ денегъ. Крайняя нужда заставляетъ меня быть наянливымъ. Я знаю, что ты осудишь меня. Но не осуждай, не знавши дла!
Пришелъ великій постъ,— и батюшка шлепаетъ по приходу, съ первой недли до послдней, съ молитвою ‘въ начал поста св. Четыредесятницы’, собирая зерномъ, курами, и кусками сала.
Пришла св. Пасха, православные христіане, въ восторг радости, поздравляютъ своего пастыря съ великимъ праздникомъ и желаютъ цлованіемъ съ нимъ, какъ дти съ отцомъ, выразить свою радость.
— За то, что я поцлуюсь съ вами, давай яйцо!
Прихожане просятъ прославить воскресшаго изъ мертвыхъ Спасителя, въ домахъ ихъ, и съ благоговніемъ встрчаютъ св. иконы, предъ своими домами, съ хлбомъ-солью.
— Хлбъ-то ты отдай мн, а соль ссыпь просфорн, заплати мн и за то, что я буду прославлять Спасителя въ твоемъ дом. Да давай по яйцу съ каждаго семьянина за то, что я буду цловаться съ вами.
Прихожанинъ чувствуетъ приближеніе смерти и желаетъ напутствованія въ жизнь вчную.
— Дло христіанское, святое, но… заплатить мн за это, все-таки, надо. Ты боленъ тломъ, но у меня болитъ душа, можетъ быть, боле твоего, требуя платы за то дло, которое я долженъ сдлать. Но куда же мн дваться, когда такъ устроено дло моего служенія!…
Умираетъ больной, ближніе его неутшны. Все желаніе ихъ теперь, чтобъ Господь сподобилъ его вчнаго упокоенія, Надежда на милосердіе Божіе есть единственное утшеніе въ скорби,— и они, со слезами на глазахъ, просятъ священника помолиться о немъ.
— Молитва объ усопшемъ,— дло великое, святое и, вмст, это есть знакъ безкорыстной любви нашей къ усопшему. Молиться я буду, но только за то, что я помолюсь о немъ въ вашемъ дом, предъ выносомъ въ храмъ,— плата, за то, что я пройду при гроб отъ дому до храма,— другая, за молитву въ храм,— третья, за проводы отъ храма до могилы,— четвертая, за то, что я выну часть изъ просфоры при литургіи,— пятая, за самую литургію,— шестая, за запись на вчное поминовеніе,— седьмая.
Да что же, наконецъ, все это такое, скажите ради-Бога!… И это называется естественнымъ, нормальнымъ состояніемъ? И это такъ должно быть? И это не считается позоромъ для религіи? И эта плата, убивающая святое, благоговйное настроеніе и въ пастыряхъ и въ пасомыхъ, служитъ средствомъ къ жизни пастырямъ? И все это узаконено?!…
— Да.
— Значитъ все это хорошо, все это такъ и быть должно?
— Иначе и не узаконялось бы.
Мы можемъ, однако же, положительно быть увренными, что все это, наконецъ, измнится. Если не доживемъ мы, такъ увидятъ это наши ближайшіе потомки. Въ это наша крпкая вра.
— Сколько же давать за все, скажите по крайней мр?
— Ну, въ этомъ мы поторгуемся!… Съ бднаго можно взять поменьше, а состоятельнаго можно и поприжать.
Пастырю, встнику воли Божіей — ‘поприжать’!… Какую тоску наводитъ это слово!…
Кром того, что пастырю совсмъ не слдовало бы ‘поприжать’ — мужичка есть кому ‘поприжать’ и безъ него, особенно если онъ сидитъ на знаменитомъ Гагаринскомъ надл. Отцы-благодтели ‘выручатъ его изъ нужды’, дадутъ ему зимой возокъ соломки, да и выговорятъ за него десятинку спахать, сборонить, посять, сжать, смолотить, провять и къ благодтелю въ амбаръ свезти. А если понадобится не одинъ возокъ, а 5—6, и хворосту возокъ-другой, да и водицы напиться {Въ с. X — к крестьянскіе дворы раскинуты такъ, что между ними находятся большіе пустыри и гуменники. Въ средин села большой оврагъ съ рчкой, плотиной и мельницей. Крестьянъ, почти силою, заставили принять по 1 десятин. Десятины эти вышли вс въ середин села, въ пустыряхъ и гуменникахъ, а рчка съ прудомъ и мельницей, хотя въ середин села, вырзана къ барину. Вокругъ самаго села обошла граница барской земли, а за то, чтобъ крестьяне имли право пить воду, они обязаны платить полтину ежегодно. Баринъ,— въ чин генерала и предводитель дворянства. Сел. Свящ.}, то благодтельская-то контора и залапитъ его, чуть не на круглый годъ. Кром того мужичку нужно снять землицы подъ яровой хлбъ, купить лску, снять подъ покосъ,— за все это съ него возьмутъ безбожныя цны. Ему нужно, можетъ быть, купить лошадку, коровку, овечку, снять у благодтеля выгонъ, отдать пастухамъ, уплатить подати государственныя, земскія, налоги волостные, сельскіе, гарантію желзной дороги, нужно сть и одться, обуться, самому, семь, купить упряжъ, соху и пр. и пр. Ему дорога каждая копйка. Невыносимо тяжела была жизнь крестьянина во время его рабства, но многимъ не легка она и теперь. Тогда били кнутомъ, а теперь рублемъ. Теперь, когда явились Гагаринцы-благодтели, поясочками, платочками и медовыми рчами сбившіе съ толку крестьянъ и заставившіе ихъ принять по одной десятин, и новые землевладльцы-купцы,— то многимъ крестьянамъ пришлось слишкомъ тяжело. Землевладльцы-купцы высасываютъ послдніе соки и изъ мужика, и изъ самой земли. У этихъ новыхъ землевладльцевъ единственная мысль,— барышъ, нажива. На истощеніе земли не обращается вниманія, тснятъ мужика до послдней возможности. Кулаки эти, чтобы совсмъ забрать мужика въ свои загребистыя лапы, употребляютъ вс способы, вс плутни, чтобы снимать въ аренды вс свободныя казенныя земли. Снялъ землю кулакъ,— и тогда мужичку не двинуться ни взадъ, ни впередъ,— вчный рабъ, вчная кабала, безъисходное нищенство… Только тогда несчастный мужичокъ и вздохнетъ свободно, когда ему удастся снять самому казенный участокъ. Но это удается имъ крайне рдко. Дорога, повторяю, мужичку копйка! Но она дорога, и духовенству еще боле. Потребностей, нуждъ и требованій отъ него несравненно больше чмъ отъ мужика. Поэтому, при столкновеніи двухъ нуждающихся сторонъ, неизбженъ торгъ. И торгъ этотъ, дйствительно, существуетъ во всей своей сил.
Посл каждаго торга остается, неизбжно, глубокій слдъ въ обоихъ торгующихся: крестьянинъ видитъ въ своемъ пастыр такого же отца-благодтеля, какъ и землевладлецъ, спустившій его на одну десятинку, или арендаторъ, готовый стащить съ него послднюю шкуру. О расположеніи, довріи, любви,— тутъ не можетъ быть и рчи. Прихожане смотрятъ на священника, какъ на существо пришлое, чуждое имъ, живущее ихъ трудомъ, высасывающее ихъ соки,— стараются подавить его своимъ вліяніемъ на него, отнять у него всякое значеніе и поставить его въ полную отъ себя зависимость. Для этого употребляются ими вс способы притсненій. Тамъ же, гд не беретъ сила, они стараются вліять на него и сбить съ толку подпаиваньемъ. И, дйствительно, слабохарактерные священники спиваются. Насколько прихожане считаютъ священника для себя чуждымъ, а все достояніе его своимъ собственнымъ, такъ на это составилась даже пословица: ‘у попа, да у барина украсть никогда не грхъ’.
Съ своей стороны духовенство смотритъ на приходъ, какъ на арендную статью, отчего и образовалось раздленіе приходовъ на ‘хорошіе’ и ‘плохіе’, и употребляетъ т же самыя усилія и т же самыя средства къ подчиненію себ прихожанъ, какія употребляютъ прихожане къ подчиненію себ духовенства: духовенство тснитъ ихъ, когда есть къ тому возможность, въ нужд поитъ, когда не беретъ сила, и молчитъ, видя ихъ пороки. Перевсъ той или другой стороны зависитъ отъ личнаго состава сторонъ.
И изъ-за чего эта непріязнь?… Изъ-за нсколькихъ копекъ?…
Я сказалъ, что духовенство смотритъ на приходы свои, какъ на арендную статью и длитъ ихъ на ‘хорошіе’ и ‘плохіе’. Говорить такъ, для кого-бы то ни было, неприлично, а для меня, священника, недостойно. Да мн, дйствительно, и не хотлось-бы такъ говорить. Но какъ вы назовете фактъ закрытія множества церквей и сокращенія приходовъ?!… Что имлось здсь въ виду? Исключительно улучшеніе матеріальнаго состоянія духовенства. На обыкновенныхъ всахъ перевсъ одной стороны неизбжно долженъ быть на счетъ другой, если нтъ посторонней тяжести. Въ чей ущербъ сдлано улучшеніе матеріальнаго быта духовенства? Въ ущербъ религіозно-нравственнаго состоянія прихожанъ и вліянія на нихъ духовенства!… Вотъ и доказательство:
Сельскіе приходы состоятъ очень часто изъ множества деревень, въ нашей же многоземельной мстности они раскинуты на огромныя пространства. Есть деревни, которыя отстоятъ отъ своихъ приходскихъ церквей боле чмъ на 20 верстъ. За этими деревнями идутъ другія деревни, отстоящія отъ своихъ церквей на такія же разстоянія, за селеніями (по прямому направленію) опять деревни. И эта вторая церковь закрыта и приходъ приписанъ къ первой. Когда же, спрашивается, жители этой послдней, отдаленной деревни побываютъ въ своемъ храм, когда побываютъ ихъ дти, когда прихожане увидятъ своего священника и услышатъ отъ него слово назиданія?!… Они оставлены дичать, коснть въ своемъ невжеств и суевріяхъ и открываютъ собою широкое поле для пропаганды раскола всякаго рода. И самые священники лишены возможности слдить за религіозно-нравственнымъ состояніемъ своихъ прихожанъ. По нашему мннію, изъ-за какой-нибудь сотни рублей въ пользу одного, жертвовать религіозно-нравственнымъ состояніемъ многихъ сотенъ людей,— несправедливо.

XV.

Условія, въ какія поставлено духовенство въ матеріальномъ отношеніи его, унижаютъ и самое великое дло его служенія. Мн не разъ приводилось слышать, что молитвы на разные случаи: ‘во еже благословити брашна мяса’, молитва ‘на приращеніе гроздія’, ‘на основаніе дому’, ‘хотящему отъити въ путь’, и под. есть изобртеніе поповъ для сбора денегъ. Совершеніе даже самыхъ таинствъ не можетъ, иногда, назваться чистымъ, безупречнымъ при такихъ отношеніяхъ пастырей къ паств, и теряетъ свое должное значеніе. Какъ можетъ, напримръ, прихожанинъ, держа священника въ полной отъ себя зависимости, тсня его всми способами и длая безпрестанныя ему непріятности, приступить къ таинству покаянія, раскрыть предъ нимъ свою душу и съ дтскою любовію и благоговніемъ внимать его внушеніямъ и принять разршеніе во грхахъ? Отъ этого и выходитъ часто то, что люди съ нечистою совстію бгутъ исповдываться къ чужому пастырю, оставаясь со злобою въ душ къ своему. А чрезъ это теряется, конечно, всякое значеніе исповди и выполняется одна лишь ея форма. Другіе не исполняютъ этого великаго таинства даже совсмъ. Можетъ-ли и священникъ бесдовать съ отеческою любовію, если и у него нечиста совсть въ отношеніи къ кающемуся,— если онъ, когда-нибудь, самъ тснилъ его и вымогалъ платы, самъ угощалъ его, чтобы задобрить его къ себ, льстилъ ему и снисходилъ его порокамъ и, вообще, подалъ ему поводъ ко грху?
Въ моемъ вдомств есть два селенія, гд плата за требоисправленія служила предлогомъ даже къ отпаденію въ расколъ. Приходы эти заражены расколомъ давно, хотя отдлившихся отъ церкви совсмъ было не много, но прежнія, притснительныя мры озлобили народъ, онъ сталъ искать способы и предлоги къ явному отдленію. Съ такою предвзятою мыслію приходитъ крестьянинъ къ священнику и спрашиваетъ, что возьметъ онъ на повнчаніе сына? Тотъ, зная мужика, скажетъ ему са мую ничтожную плату.
— ‘Э! Батюшка, больно много! Торговаться съ тобой мн не приходится, такъ ужъ лучше мы обойдемся безъ тебя, пусть самъ Христосъ повнчаетъ’. Посл этого длайте, что вамъ угодно, внчайте ему даромъ,— онъ уйдетъ, и слушать не будетъ. Посл многихъ такихъ случаевъ священники перестали назначать плату и стали брать то, что дадутъ имъ, не спрашивали, если и совсмъ не давали имъ ничего,— и крестьяне, съ своей стороны, стали снова крестить, внчать и хоронить въ церкви. Но за то, какъ живутъ причты этихъ приходовъ, это нужно видть,— бдность крайняя, нужда во всемъ вопіющая!..

XVI.

Жизнь течетъ, и все измняется. Очень даже нердко случается, что то, что считается хорошимъ нын, длается совершенно негоднымъ и даже смшнымъ — завтра. Такъ и наши поборы при требоисправленіяхъ, въ прежнее время были не только возможны, но были даже въ порядк вещей, но только это было очень давно. Было время, когда грамотность была достояніемъ очень немногихъ. Книжнымъ дломъ занимались только очень немногіе изъ дворянъ и духовенства, большинство же общества совсмъ не имло научнаго образованія, а равно и духовенство. Духовенство не отличалось отъ мужика ни чмъ,— ни въ умственномъ, ни въ нравственномъ и ни въ матеріальномъ отношеніяхъ: та же изба, та же одежда, т же лапти, та же соха, т же суеврія и т же понятія обо всемъ и отличалось разв только большимъ пьянствомъ и безобразіемъ. Во священники посвящали, часто, не только что малограмотныхъ, по и совсмъ безграмотныхъ (‘Русская Старина’ изд. 1879 г., томъ ХXIV (январь) стр. 160), а иногда и прямо изъ-за сохи мужика. Въ слобод Мачих, донской епархіи, я зналъ двоихъ хохловъ, еще не старыхъ, поповскихъ дтей (они старше меня, вроятно, лтъ на 6—10). Отецъ ихъ былъ крпостной мужикъ Сидорко, хохолъ, какъ и вс хохлы, любилъ пть и всегда пвалъ на клирос. Померъ въ сел священникъ, и баринъ послалъ Сидорку съ письмомъ къ преосвященному (кажется, въ Воронежъ) просить, чтобы Сидорку поставили въ попы. Поставили,— и сталъ Сидорка попъ. Дтей его, родившихся до поставленія въ попы и посл поставленія, баринъ гонялъ на барщину, какъ и всхъ другихъ своихъ хохловъ. Посл него, священникомъ былъ тамъ мой дядя и уже въ сороковыхъ годахъ выхлопоталъ имъ волю. Сидорко какъ до поповства ходилъ въ кожух и свитк, лъ сало, цыбулю, да голушки, такъ и попомъ остался тмъ же Сидоркою, только больше сталъ къ шинкарю навдываться. Точно также и родовое духовенство ничмъ не отличалось отъ мужика: дти росли при отцахъ, вмст съ ними работали, на содержаніе ихъ не требовалось ничего: рубаха своя, кафтанъ и тулупъ свои, лапти и, по праздникамъ, сапоги свои, живутъ и дятъ вмст съ семьей. Отецъ не только не тратилъ на воспитаніе сына ничего, но, напротивъ, сынъ помогалъ ему во всхъ работахъ, домашнія же потребности были просты и скромны. Въ свободное отъ работъ время парня учили читать, кое-какъ писать и пть на клирос. Сынъ помогалъ отцу при богослуженіяхъ и, вмст съ нимъ, таскался по дворамъ мужиковъ за дломъ и безъ дла. При первой возможности такой дтина поступалъ въ пономари и доходилъ до поповства. И такого попа одинаково поролъ, какъ епископъ, такъ и баринъ. Мужикъ былъ для него другомъ дтства, съ нимъ онъ велъ совты по хозяйству, вмст съ нимъ нахалъ и вмст съ нимъ бражничалъ на всхъ праздникахъ, крестинахъ, свадьбахъ и похоронахъ… Конечно, такой священникъ, безъ стсненія совсти, шелъ къ пріятелю своему за всмъ, чего недоставало дома, и собиралось всмъ: зерномъ, мукой пшеничной, гречневой (надобно замтить, что для всего опредлялось особое время года), пшеномъ, сметаной, творогомъ, яйцами, шерстью, льномъ, пенькой и пирогами. При такомъ порядк у духовенства составилась даже пословица: ‘въ міру жить, и тстомъ брать’.
Возьму въ примръ своихъ предковъ. Праддъ мой былъ священникомъ изъ нигд не обучавшихся пономарей. Ддъ мой и братъ его росли при отц, выучились читать, писать, пть и звонить, но, вмст съ отцомъ, и пахали, и сяли и молотили. При первой возможности ддъ мой опредлился въ пономари въ то же село къ отцу, а братъ его въ сосднее. Въ пономаряхъ онъ велъ совты съ мужиками, когда вызжать пахать, косить, жать и пр. и вмст съ ними работалъ Мужикъ былъ неразлучнымъ спутникомъ его во всхъ обстоятельствахъ его жизни. Житейскія потребности его были т же самыя, что и у мужика, такая же изба, одежда, пища и проч. Не только на него — пономаря, но даже и на отца его — священника, смотрли вс, какъ мужики, такъ и господа, какъ на мужиковъ. Придетъ, бывало, весь причтъ къ господамъ служить, по какому-нибудь случаю, молебенъ, отслужитъ,— и лакей ведетъ его въ людскую обдать. Отобдаетъ, и еще похваливается, что мы-де нын у барина обдали!
Изъ пономарей ддъ мой поступилъ во дьяконы, въ то же село, потомъ, по смерти отца, во священники и былъ 16 лтъ благочиннымъ. Я помню его, когда онъ былъ уже благочиннымъ. Онъ былъ очень любознателенъ, много читалъ, по тому времени, не пьющій и въ высшей степени аккуратный старичокъ. Домикъ его былъ простая крестьянская изба, съ лавками и полатями, но все въ ней было необыкновенно чисто. Вообще же это была выдающаяся личность своею скромностію, солидностью и любовью къ чтенію. А какъ у мстнаго помщика богача, аристократа, нельзя было найти никакихъ книгъ, то ддъ мой много покупалъ ихъ самъ и все, что можно было достать, бралъ у сосдей-священниковъ. Онъ лично самъ работалъ до глубокой старости, бывши даже благочиннымъ. Батюшка мой обучался уже въ семинаріи, хлбопашествомъ хотя и занимался, но самъ лично уже не работалъ. Выпрашивать, притснять прихожанъ онъ не могъ, по его крайне кроткому характеру, какъ и ддъ мой, и потому жилъ въ страшной бдности. Я же не нашелъ для себя возможнымъ работать и наемнымъ трудомъ. Взглядъ мой на общество совсмъ не тотъ, какой имли мои ддъ и отецъ, взглядъ самого общества на духовенство измнился, можетъ быть, еще боле. Теперь не то воспитаніе, не та обстановка, не т потребности,— не та жизнь, что была при моихъ родителяхъ. Даже у меня самого не та жизнь и потребности теперь, что были въ начал моего поступленія во священники. Бремя идетъ, измнилось все. Но средства къ нашему существованію остались т же, что были 56, 100, 150 лтъ назадъ. Естественно, что такая жизнь бросается въ глаза обществу и тяжела для самого духовенства. Мы уже воспитаны такъ и живемъ при такой обстановк, что ни я, ни мои сверстники, а тмъ боле младшіе насъ, не можемъ уже лично заниматься хлбопашествомъ, т.-е. сами лично пахать, косить и пр. и этимъ трудомъ пріобртать себ содержаніе. Я, напримръ, во весь свой вкъ, не бралъ въ руки ни сохи, ни косы, ни цпа. Слдовательно, поступивши въ приходъ, мы неминуемо должны лечь на него всею своею тяжестью,— намъ отъ приходовъ нужно не подспорье къ своему хозяйству, какъ это было нужно нашимъ предкамъ, а все полное содержаніе. Въ добавокъ къ этому, время увеличило потребности духовенства, а тмъ боле потребности нашихъ дтей. Измнился въ образ жизни и самый народъ: нтъ уже той простоты жизни и нравовъ, какъ было прежде,— нтъ въ нашемъ кра ни лаптей, ни онучъ, ни синихъ самотканныхъ кафтановъ, ни посконныхъ набойчатыхъ рубахъ, но, напротивъ, видть на двушк драповый кафтанъ, въ 4—5 руб. полусапожки,— дло обыкновенное, самовары имются уже очень во многихъ домахъ, а между тмъ земля дорога, другихъ средствъ, кром земледлія, нтъ,— недостатокъ во всемъ. Слдовательно, содержать насъ нашимъ прихожанамъ несравненно тяжеле, чмъ это было для ихъ предковъ. Чтобы удовлетворить своимъ самымъ необходимымъ потребностямъ жизни, мы должны, какъ нищіе, таскаться по дворамъ и выпрашивать лотки хлба и вымогать плату за требоисправленія,— непремнно, со стороны же крестьянъ неизбжно отстаиванье всми силами трудовой своей копйки. Обоюдное неудовольствіе есть прямое слдствіе такого положенія. Больно сердцу каждаго священника такое положеніе!..
Мы могли-бы усыплять свою совсть тмъ, что намъ не дано другихъ средствъ къ жизни, кром нищенства и платы за требоисправленія. Но каково нищенствовать, и чмъ же виноватъ прихожанинъ?
Мы могли-бы усыплять свою совсть тмъ, что мы удовлетворяемъ духовнымъ нуждамъ прихожанъ, существуемъ именно для прихожанъ, слдовательно и должны жить на ихъ средства,— жить на счетъ тхъ, для кого мы существуемъ? Но плата за каждый шагъ охлаждаетъ религіозное чувство прихожанъ и умаляетъ значеніе великаго дла. Какіе же мы пастыри посл этого?!
Мы могли-бы усыплять свою совсть тмъ, что мы беремъ не за таинства и молитвословія, а за трудъ, за запись? Но какое названіе поводу къ непріятнымъ столкновеніямъ ни давайте, все-таки эти столкновенія и есть и будутъ,— неизбжно.
Мы могли-бы усыплять свою совсть тмъ, что прихожане привыкли къ нашимъ поборамъ и на припрашиванья и даже вымогательства наши, въ большинств случаевъ, относятся не особенно строго и смотрятъ на это, какъ на дло уже обыкновенное? Но это значитъ, что мы потеряли въ ихъ глазахъ должное свое значеніе,— на насъ смотрятъ, какъ на поденщика, съ которымъ нужно торговаться. Русскій народъ привыкъ къ тому, что съ нимъ торгуются при требоисправленіяхъ, но, однакожъ, мн хорошо извстно, какая огромная разница въ отношеніяхъ прихожанъ къ тмъ священникамъ, которые вымогаютъ, и къ тмъ, которые довольствуются тмъ, что даютъ имъ,— разница огромная!
Наконецъ, мы могли-бы усыпить свою совсть тмъ, что за совершеніе своихъ религіозныхъ обрядовъ берутъ служители всхъ другихъ вроисповданій. Но, въ такомъ случа, намъ и хотлось-бы сказать: ‘оставимъ же мертвыхъ погребсти своя мертвецы!’ Если вс берутъ, такъ и пусть ихъ берутъ, но намъ, имющимъ счастіе быть православными, хотлось-бы поддержать честь православія, дабы инославные, видя нашу взаимную любовь пастырей съ пасомыми, прославили Отца нашего, Иже есть на небесхъ.
Еслижъ намъ суждено жить на счетъ нашихъ приходовъ, и нтъ другого исхода къ нашему существованію, то неужели мы не стоимъ того, чтобъ сравнять насъ съ ксендзами, пасторами, муллами? Въ русскомъ царств съ избыткомъ обезпечена жизнь римско-католическихъ ксендзовъ, евангелическихъ пасторовъ и татарскихъ муллъ, православный же русскій священникъ брошенъ на произволъ судьбы, бденъ, униженъ, обезславленъ. И ксендзъ, и пасторъ, и мулла (ихъ въ нашей губерніи много) берутъ съ прихожанъ своихъ несравненно больше, чмъ русскій священникъ, но берутъ безъ униженія и собственнаго ихъ достоинства и достоинства ихъ вроисповданій. Не было примра, чтобы ксендзъ, пасторъ и мулла ходили по приходамъ съ мшкомъ и лукошкомъ въ рукахъ и выпрашивали себ пропитаніе, для насъ же это дло неизбжное. Русскій крестьянинъ, въ большинств, бденъ, подаетъ намъ помалу,— и мы вынуждены собирать по приходу не одинъ разъ, за требы платитъ 2—3 копйки,— и нужда заставляетъ насъ припрашивать, торговаться. Отъ этого насъ, даже печатно, клеймятъ и жадными, и невждами. И жадныхъ, и невждъ во всхъ сословіяхъ много, и несравненно больше, чмъ въ нашемъ, но общество всегда къ людямъ бднымъ и зависимымъ отъ него относится несравненно строже и, вслдствіе права сильнаго, про насъ пишутъ, что мы ‘и тупы, и глупы, и даже безнравственны’.
Но наша псня пропта, а дти наши?.. Они обречены быть поденщиками, пролетаріями. Въ училищахъ нашихъ сокращены ученическіе штаты, въ высшія же заведенія путь закрытъ имъ совсмъ. Мужикъ, мщанинъ, нмецъ-колонистъ, татаринъ, жидъ могутъ поступить въ университетъ, сынъ же православнаго русскаго священника, если съ младенчества не отрекся отъ духовнаго учебнаго заведенія,— семинаріи,— не иметъ права. Безъ образованія, безъ состоянія, безъ земли онъ обреченъ на вчную гибель. Чтобы вполн понять это, нужно быть русскимъ священникомъ и отцемъ, какъ я!…
Что же такое, посл этого, русскій православный священникъ?!
Продолжу мою біографію, и она будетъ отвтомъ.

XVII.

Давая мн мсто, по окончаніи курса, въ сел Е. преосвященный сказалъ мн: ‘я даю теб мсто въ Е., но я не забуду тебя’. Дйствительно, чрезъ девять мсяцевъ я былъ переведенъ въ Маріинскую колонію питомцевъ Московскаго Воспитательнаго дома. Здсь вс крестьяне имли казенные дома, имлось свое особое управленіе, и порядки, во многомъ, были аракчеевскіе. Косятъ напр., крестьяне всякій себ сна, но стога должны ставить въ одну линію По окончаніи покосовъ, даютъ знать управляющему, тотъ прізжаетъ и видитъ, что нсколько стоговъ выдались на аршинъ, или около этого, изъ линіи. Сейчасъ хозяину порку, а стога велитъ переставить на свое мсто,— въ линію. Посл осмотра и порки, хозяева могли возить сно на свои гумна. До на гумнахъ линіи соблюдались еще строже. Точно также, въ одну линію, на всхъ гумнахъ, должны быть поставлены вс копны и клади хлба. Токъ (расчищенное мсто, гд молотятъ хлбъ) долженъ быть одной мры въ одинаковомъ разстояніи отъ хлба и въ одной и той же сторон отъ него. Если, хотя на аршинъ не такъ,— лупка. Поэтому вы съ конца деревни могли опредлить сколько имется у крестьянъ ржи, сколько пшеницы, проса и пр., потому что каждому сорту хлба была своя линія и въ каждой клади извстное число сноповъ. Непремнно разъ въ недлю приходилъ къ хозяйк дома брантъ-мейстеръ-солдатъ, и палкою шнырялъ въ дымовой труб. Если, хоть чуточку, сыпалась сажа, то часто эту палку онъ ломалъ о хозяйку дома.
При възд моемъ въ новый приходъ, меня обрадовала хорошая, правильная постройка крестьянскихъ домовъ, хорошіе дома чиновниковъ и управляющаго и, въ особенности, прекрасная и огромная церковь. Но, вмст съ тмъ, я увидлъ на площади, около церкви, человкъ 10 мужиковъ съ тачками, лопатами и метлами въ рукахъ и съ огромными, толстыми деревянными колодками на ногахъ и желзными ошейниками, ‘рогатками’. ‘Рогатка’, какъ звали этотъ ошейникъ, была большое, толстое, желзное кольцо, съ шалнеромъ въ середин и съ висячимъ замкомъ напереди, обтянутое толстымъ сукномъ. Отъ кольца шли во вс стороны восемь зубьевъ въ полвершка толщины и въ четверть длины. Рабочіе,— это были провинившіеся крестьяне, мои настоящіе прихожане, предъ управляющимъ. Посл я узналъ, что въ такомъ положеніи нкоторые бывали дня по два и по три, а нкоторые и по нскольку недль. Съ ‘рогаткой’ на ше спать, обыкновеннымъ порядкомъ, не было возможности, поэтому наказуемые, ложась спать, прилаживали себ подъ голову или ведро, или толстое полно. Боле провинившихся сажали въ ‘трубной’,— пожарномъ сара,— верхомъ на ступицу колеса пожарной телги, ноги подъ ступицей сковывались, а шея съ ‘рогаткой’ привязывалась къ ободу колеса. Въ такомъ положеніи виновные просиживали по нскольку сутокъ. Несчастный долженъ былъ такъ сидть и день и ночь, въ такомъ положеніи онъ долженъ былъ сть и въ такомъ же спать. Его отковывали только по неотложной нужд. Сидитъ сидитъ иной несчастный, да вдругъ, иногда, и хлопнется,— и повиснетъ на своей рогатк. Сторожъ бывалъ тутъ неотлучно. Сейчасъ отвяжетъ, спрыснетъ, обольетъ холодной водой, дастъ отдохнуть,— и опять на колесо. Такъ наказывались ‘товарищи’ хозяевъ и ‘малолтки’, — мальчики лтъ отъ 10, преимущественно за непослушаніе и грубость своимъ пьяницамъ хозяевамъ. За воровство, хотя бы курицы, управляющіе, особенно Хрущевъ, наказывали такъ: онъ велитъ собрать въ сел, поголовно, весь народъ и при всхъ задастъ 100 розогъ самыхъ горячихъ. Изъ села онъ повезетъ виновнаго въ ближайшую деревню и тамъ, тоже при всемъ народ, задастъ 100. Изъ этой подетъ въ другую, третью, четвертую. А такъ какъ питомское поселеніе состоитъ изъ села и четырехъ деревень, то каждый воръ получалъ 500 розогъ самыхъ безпощадныхъ. Посл этого виновному надвали ‘рогатку’ и отпускали домой. Тамъ онъ носилъ ее столько недль, сколько назначалъ управляющій. Скъ всегда одинъ, нкто солдатъ Григорьевъ, брантъ-мейстеръ с. Николаевскаго. А такъ какъ ‘товарищей’ и ‘малолтковъ’ скли безпрестанно, и скли жестоко, то у Григорьева развилась страсть счь до безумія. Скъ онъ всегда изъ всхъ силъ. Но когда ему долго не приводилось никого счь, то онъ бсился, бросалъ свою шапку вверхъ и на лету подхватывалъ ее розгою. Сынишку своего, мальчишку лтъ 15-ти, за каждую малость онъ скъ чуть не до смерти. Григорьевъ изъ Москвы былъ взятъ съ питомцами въ Смоленскую губернію, оттуда вмст съ ними переведенъ въ Саратовскую и при мн жилъ еще лтъ 10. Обязанностью его было, во все это долгое время, смотрть за пожарными инструментами, чистотою питомскихъ домовъ и счь.
Приходъ мой я описывалъ. Это мои статьи, подъ заглавіемъ: ‘Питомцы Московскаго Воспитательнаго Дома’, помщенныя въ ‘Русской Старин’ изд. 1879 г. Но для боле полнаго описанія его я не имлъ тогда свободнаго времени, и потому опущено тогда мною очень многое. Описывать же его теперь,— нейдетъ къ моей программ, и я, пользуясь случаемъ, вношу только нсколько строкъ, какъ первое впечатлніе при възд въ новый приходъ.
Въ новомъ приход я имлъ помстительный для себя казенный домъ, съ казеннымъ отопленіемъ и водою. Здсь было нсколько чиновниковъ, докторъ, фельдшеръ, аптека, порядочная казенная библіотека, сельскохозяйственное учебное заведеніе,— ферма, приходская школа, хорошій хоръ пвчихъ. Прихожане-питомцы были народъ состоятельный и въ высшей степени простой и добрый, хотя и любили всегда выпить. Обученіе въ школ было обязательное, точно также были обязательно и говнье въ великій постъ. Я занялъ должность законоучителя въ учебной ферм и должность учителя и законоучителя въ приходской школ. Здсь я ожилъ: у меня были и общество, и книги, и дло, и покойная квартира. Я считалъ свое мсто лучше всхъ мстъ губернскаго нашего города. Оно дйствительно такимъ и было.
Первою же весною къ намъ пріхалъ преосвященный Аанасій (Дроздовъ) и остановился въ дом управляющаго Ремлингена. Ремлингенъ былъ истый остзейскій нмецъ,— высокій, дебелый и гордый господинъ. Въ это время къ нему, какъ нарочито, нахало много гостей-нмцевъ. Преосвященный пріхалъ въ сопровожденіи ректора семинаріи, архимандрита Спиридона и градскаго благочиннаго, протоіерея Гавріила Чернышевскаго. Къ намъ же вызвано было духовенство села Идолги и Слпцевки. Мы представились преосвященному. Преосвященный сидлъ въ гостиной на диван, въ сторон сидли архимандритъ и протоіерей, вдоль же всхъ стнъ — нмцы. Мы вошли, поклонились въ ноги, приняли благословеніе, опять поклонились и встали къ двери. Преосвященный, по одиночк, сталъ всхъ экзаменовать. Онъ спрашивалъ, большею частію, по катехизису о таинствахъ и заставлялъ пть по октоиху. Изо всхъ онъ не спросилъ опять только меня. Дураковъ наполучали вс отъ щедротъ владыки,— безъ числа. Слово ‘дуракъ’ у него было, какъ поговорка, его нельзя было считать и бранью, оно говорилось у него такъ себ, мимолетно, незамтно и для него самого. Каждый экзаменуемый подходилъ къ столу, кланялся въ ноги, отвчалъ, опять кланялся и отходилъ въ сторону. Надъ ректоромъ Спиридономъ онъ прямо издвался. Онъ отдалъ ему проврить наши церковныя приходо-расходныя книги. Спиридонъ же ихъ съ роду и не видывалъ. Спросивши человка два — три изъ насъ, преосвященный обращается къ ректору: ‘ну, что, врно’? Тотъ замялся. Преосвященный захохоталъ: ‘а понимаешь ты самъ-то, въ чемъ можетъ быть неврность?’Тотъ покраснлъ,— и ни слова. Преосвященный спросилъ еще человка два, потомъ: ‘ректоръ! Спроси его о чемъ-нибудь’, указывая на дьякона. Спиридонъ опять замялся.— ‘Скажи мн о благодати’! Преосвященный: ха, ха, ха! О благодати! А ты спроси, знаетъ ли онъ 10 заповдей’!
Протоіерей Чернышевскій нашелъ, что одна статья метрикъ у благочиннаго написана не по форм. И Боже мой, что тутъ было!.. И дуракъ, и скотина, словомъ, преосвященный вышелъ изъ себя. Изо всхъ только съ однимъ мной онъ обошелся необыкновенно ласково: онъ спросилъ меня, доволенъ ли я новымъ приходомъ, какъ живу, что длаю и сказалъ: ‘я не забуду тебя’. Дйствительно не забылъ: тотчасъ по прізд преподалъ мн архипастырское благословеніе, а чрезъ полтора года далъ мн должность благочиннаго. Преосвященный отпустилъ насъ, мы поклонились и ушли. Такой порядокъ поклоновъ былъ у насъ везд.
По отъзд преосвященнаго, Ремлингенъ прислалъ за мной и говоритъ, что преосвященный очень доволенъ мной, что спрашивалъ его обо мн, и что онъ — Ремлингенъ,— съ своей стороны, похвалилъ меня. Но за то другіе нмцы, его гости, съ которыми я былъ уже хорошо знакомъ, задали мн: одни представляли, какъ дьячки и дьякона пли, другіе,— какъ мы кланялись, третьи,— какъ мы ползли на четверенькахъ чрезъ вс комнаты, одинъ слъ на диванъ и представлялъ преосвященнаго, другой — дьячка. На нашъ счетъ потшались вс, и на вс лады. Какъ ни были непріятны мн эти дружескія шутки, но я, по невол, долженъ былъ терпть и отшучиваться, потому что я зналъ хорошо, что пожалуйся на меня Ремлингенъ,— и я опять въ своей богохранимой Е.
Жить въ этомъ приход можно было безъ горя, но злоупотребленія властію управляющаго, безалаберщина въ управленіи и жестокость возмущали душу. дешь, бывало, въ деревню къ больному, сидишь — молчишь, а кучеръ-мужикъ и поетъ теб всю дорогу, и взадъ и впередъ, про свои порядки,— что управляющій двойныя беретъ подати, заставляетъ на себя работать, безвинно счетъ и т. под. Идешь по улиц или въ церковь, а тебя останавливаетъ мужикъ или мальчикъ съ рогаткой или колодкой, плачетъ, показываетъ, какъ натерла ему шею рогатка или ногу колодка, и проситъ заступничества. Въ чужое дло я никогда не вступался, но иногда пойдешь къ управляющему посидть вечеркомъ и, въ разговор, слегка скажешь, какъ трудны эти рогатки и колодки, что он до мяса протираютъ кожу. Но онъ: ‘русскій мужикъ,— какъ быкъ. Съ нимъ можно обращаться только такъ. Натеръ шею, ногу,— ну, что-жъ? Натеръ быкъ ярмомъ шею,— поболитъ да и заживетъ. Вы еще молоды, мужика не знаете, вотъ и жалете’.
— А мальчики? имъ рогатки перетираютъ шеи!
— Будетъ умнй. Слушайся хозяина съ хозяйкой. Имъ хозяева вмсто родныхъ отца-матери.
Однажды одинъ крестьянинъ остановилъ меня на улиц, показалъ мн свою, обтертую колодкой, ногу и просилъ моего заступничества. Вечеромъ я пошелъ къ Ремлингену и просилъ его смиловаться надъ несчастнымъ. Ремлингенъ далъ мн общаніе освободить и, дйствительно, утромъ освободилъ, но предъ этимъ, за то, что онъ жаловался, Григорьевъ задалъ ему горячую баню. Съ этихъ поръ я пересталъ ходатайствовать.
Неудовольствіе крестьянъ своимъ положеніемъ росло съ каждымъ днемъ и, наконецъ, чрезъ годъ, разразилось открытымъ ‘бунтомъ’ [см. ‘Русскую Старину’ изд. 1879 г., томъ XXV].
Въ статьяхъ моихъ ‘Питомцы Московскаго Воспитательнаго Дома’ я довольно подробно описалъ ‘бунтъ’ ихъ. О священник я говорилъ тамъ въ третьемъ лиц. Но все, что говорилъ я тамъ о немъ, я говорилъ это о себ. Въ бунтъ этотъ я подвергался опасности не только быть сосланнымъ въ Сибирь, но даже было много случаевъ, когда каждое мгновеніе я ждалъ, что вотъ — вотъ убьютъ меня, или разорвутъ на части. Бунтъ этотъ четыре года тянулъ мою душу, измаялъ меня до болзни и кончился тмъ, что прихожанъ моихъ, почти всхъ поголовно, сослали въ Сибирь. Я остался почти безъ прихода, сельская школа закрылась и я сдлался почти нищимъ…
Оставшіеся крестьяне и вновь поселенные изъ вдомства Опекунскаго Совта поступили въ вдомство министерства государственныхъ имуществъ, бывшіе при питомцахъ управляющій и другіе чиновники остались исключительно для учебнаго заведенія. Во время еще бунта Ремлингенъ померъ.
Посл Ремлингена начальникомъ учебнаго заведенія сдлался его помощникъ А. З. Марровскій. Это былъ умный и въ высшей степени дятельный начальникъ. Учебная и хозяйственная части при немъ были въ лучшемъ порядк. Много памятниковъ его дятельности сохранилось и до сего времени. Не опуская самъ ни одного богослуженія, онъ строго слдилъ за нравственностію и учениковъ. Управленіе Марковскаго было лучшее время для заведенія, въ нравственномъ отношеніи, по настоящій день. Но, къ сожалнію, Марковскій померъ черезъ четыре года.
Намстникъ Марковскаго…… Но пріостановлюсь, дабы гусей не раздразнить. Нтъ ничего хорошаго вспомнить, а все что довелось бы вспоминать, было такъ недавно, лица эти вс еще живы… Въ 1864 году ферма преобразована въ земледльческое училище, кругъ предметовъ расширенъ, введены естественныя науки, на меня возложено преподаваніе закона Божія и исторіи Россіи…. Всмъ наставникамъ было положено жалованья по 600 р. За преподаваніе же закона Божія и исторіи Россіи 150 р. За непребытіемъ полнаго числа наставниковъ, я два съ половиною года преподавалъ, кром своихъ предметовъ, русскій языкъ, литературу, географію и ариметику. За два съ половиною года мн выдано 70 р. Года черезъ два учителямъ увеличено жалованье до 800 р. Законоучителю, при русской исторіи, положено 300 руб.
Мало-по-малу прибыли учителя, но, увы, семья не безъ урода: нашлись между ними и т, слава Богу, выводящіеся уже дешевенькіе ‘вольнодумцы’, которые не стыдились пошлыхъ выходокъ противъ библіи, противъ религіи. Довелось мн горячо и рзко говорить противъ неосмысленныхъ болтуновъ,— не стснявшихся даже въ педагогическомъ совт…
Каждый годъ прізжалъ къ намъ инспекторъ Н. Н. Скв. Живетъ, бывало, недли три, ночи играетъ въ карты, днемъ спитъ,— и больше ничего. Наканун отъзда велитъ собрать учениковъ въ одинъ классъ, сдлаетъ легонькій экзаменъ,— и удетъ.
Въ одинъ изъ обычныхъ его пріздовъ я прихожу, однажды, въ классъ, и вижу, что нтъ иконы. Я спрашиваю: гд икона, и мн отвчаютъ, что директоръ веллъ вынести иконы изъ всхъ классовъ. Посл класса я спрашиваю директора Горбика (нын покойный), что значитъ, что иконы вынесены изо всхъ классовъ?
— Это сдлано по приказанію Николая Николаевича Скв. Знаете: учителя могутъ длать гримасы. Чтобы не оскорблять святыни и не дать повода и ученикамъ небрежно относиться къ иконамъ, онъ и приказалъ убрать ихъ. Притомъ въ классъ ходятъ не молиться, а учиться, иконы тутъ и не нужны. Для молитвы есть церковь.
— Изъ класса нужно вышвырнуть не икону изъ-за гримасы, а того, кто осмлился бы длать гримасы. Потрудитесь приказать поставить иконы опять на свое мсто. Если же он не будутъ поставлены, то я не буду ходить и въ классъ. Потрудитесь передать это тому, кто приказалъ вынести иконы.
Въ тотъ же день управляющій похалъ въ Саратовъ, купилъ новыя иконы и на другой день, до классовъ, он уже были поставлены. Стало быть иконы были вынесены какъ-бы затмъ, чтобъ замнить ихъ новыми. Но для меня это было безразлично. Маскируйся, думаю, какъ знаешь, а мое дло сдлано.
Иконы внесены, но это горько отозвалось и на мн, и на моихъ дтяхъ на всю жизнь, черезъ два года!..

XVIII.

Время шло. У меня родились дти, стали подростать и подошла пора учить ихъ. Учить,— но оказалось, что многаго не зналъ я и прежде, а къ этому времени перезабылъ и то, что зналъ когда-то. Пришлось учиться снова самому, и учиться серьёзно,— чтобы учить. Я накупилъ всевозможныхъ учебниковъ, и всевозможныхъ къ нимъ пособій. Днемъ я занимался съ дтьми, а ночи просиживалъ, приготовлялъ самъ. Мн пришлось снова учить латинскія и греческія склоненія и спряженія, всеобщую исторію и др. То, что необходимо было заучивать,— дти учили, остальное все у насъ шло устными бесдами. По части географіи, этнографіи, исторіи дти мои перечитали, кажется, всевозможныя путешествія и описанія. Для того, чтобы заохотить ихъ къ чтенію, я покупалъ въ своемъ город и выписывалъ дтскія книги и дтскіе журналы, на собственное имя каждаго изъ нихъ, отдльно. Приносится, бывало, почта, дти мои бросятся за своими журналами, а моему родительскому сердцу это и любо! Любовь къ чтенію я развилъ въ нихъ до высшей степени, такъ что впослдствіи, когда они выросли и стали прізжать домой на каникулы, то стали уже донимать меня: только и слышишь, бывало: ‘папаша, читать нечего! Папаша, читать нечего!’ Пойдешь въ библіотеку, заберешь тамъ все, подходящее имъ, а они, дня черезъ три, опять: ‘папаша, читать нечего!’
Старшая изъ дтей моихъ была дочь. Въ то время въ город нашемъ не было ни пансіоновъ, ни гимназій и ничего подобнаго. И мн пришлось заниматься съ ней самому. Я прошелъ съ ней весь гимназическій курсъ, такъ что въ занятіяхъ съ мальчиками по русскому языку, географіи, ариметик, священной и всеобщей исторіи она помогала мн. Но мн хотлось, во что бы то ни стало, обучить ее и музык. Музыка, въ то время,— вещь небывалая въ духовенств. Игры на роял дочь моя и не слыхивала. Къ нашему счастію одинъ изъ учителей игралъ, но своего рояля не имлъ. Я купилъ въ 150 р. фортепіано и нанялъ учителя. Купилъ школу, кажется, Черни. Учитель занимался съ ней по три часа въ недлю. Во время занятій его съ ней, я внимательно слдилъ за каждымъ его словомъ и потомъ повторялъ съ ней. Но посл 15-ти уроковъ, но причинамъ, независящимъ отъ насъ, уроки съ учителемъ прекратились. Дло наше казалось пропащимъ. Но я когда-то былъ въ архіерейскихъ пвчихъ и теорію музыки зналъ. Поэтому сталъ заниматься музыкою съ дочерью самъ. Дло выходило и глупое и смшное: не умя играть, я сталъ учить играть. Дочери моей было, въ то время, 12 лтъ. Начнетъ, бывало, дочь играть, я смотрю въ ноты, и слышу что она взяла не ту нотку, какую нужно. Стой, говорю, вотъ какъ нужно сыграть это, и пропою ей. Отъищетъ дочь нужную нотку,— и пойдетъ дло. По правд сказать, много труда положила она съ такимъ учителемъ, дорого досталась ей музыка! Но мы оба занимались съ любовію, и поэтому дло поняла она скоро. Когда она стала играть уже порядочно, тогда я купилъ ей рояль. Охоты прибавилось,— и дло пошло хорошо. Посл выйти замужъ ей пришлось за свтское лицо, артистически играющее на скрипк, и я нын, слушая ихъ игру, радуюсь, что труды наши съ ней не пропали и что дочь моя иметъ возможность доставлять себ это невинное и благородное удовольствіе. Дло наше съ музыкою показало, что многое можетъ человкъ сдлать, если есть любовь къ длу и не жалетъ своихъ трудовъ и что непріятное дло можетъ, иногда, приносить пользу. Сколько, напримръ, горя перенесъ, сколько пролилъ слезъ я, бывши въ пвчихъ! ‘Пвческая’ на весь вкъ подорвала мое здоровье, но, благодаря тому, что я былъ въ пвчихъ, дочь моя хорошо играетъ на роял.
Когда я увидлъ, что старшіе мои два сына подготовлены уже достаточно, то я помстилъ ихъ въ 4-й классъ духовнаго училища, и нашелъ имъ лучшую, по моимъ силамъ, квартиру. За квартиру я всегда платилъ по 18—20 р. въ мсяцъ за мальчика — цна, въ то время, неслыханно высокая. Квартиры были всегда отдльныя, чистыя, свтлыя, просторныя и сухія и, кром хозяевъ, въ домахъ не было никого. Держать дтей на такихъ квартирахъ было непремнное наше съ женой правило. А такъ какъ мальчики наши подготовлены были достаточно и въ училищ имъ, почти, нечего было длать, то чтобы не скучали о дом и не пріучались болтаться безъ дла, я выписалъ имъ и туда по журналу. Чтобы пріучить ихъ къ наблюдательности и умть излагать свои наблюденія на бумаг, они дома вели свои дневники, а я веллъ вести ихъ и тамъ. Чрезъ годъ они перешли въ семинарію. Старшему изъ нихъ было 13 лтъ, а младшему 11.
Чрезъ годъ вышло преобразованіе семинарій. Вышло и распоряженіе, что окончившіе полный курсъ семинаріи должны идти въ пономари до тридцатилтняго возраста, Стало быть, моему меньшому сыну пришлось бы быть пономаремъ слишкомъ 12 лтъ! Думаемъ съ женой: нтъ, это дло намъ не подходящее! Если я,— я священникъ,— при несравненно бднйшемъ въ семинаріи воспитаніи, не могъ переносить своей нужды и униженій въ Е., то дти наши, при лучшемъ воспитаніи, при пономарскомъ доход (пономарь получаетъ 1/4 часть дохода противъ священника) и полнйшемъ презрніи общества, переносить этого не могутъ. Теперь они чисто одты, обуты, въ хорошей квартир, въ хорошемъ семейств, имютъ занятія, книги, трудятся, не спятъ ночи,— и вдругъ, за многолтніе труды, они должны будутъ забиться куда-нибудь въ глушь, въ деревню, таскаться по крестьянскимъ избамъ, жить за одно семейство съ мужиками, въ тхъ же темныхъ, вонючихъ, грязныхъ и гнилыхъ избахъ, вмст съ ихъ ягнятами, телятами, гд,— какъ мн извстно по опыту, нтъ ршительно возможности дышать и пяти минутъ. Они привыкли читать. А въ пономаряхъ гд возьмутъ они книгъ и гд читать ихъ будутъ? Теперь сынъ мой сытъ, одтъ и независимъ. Какъ же пойдетъ онъ, съ мшкомъ на плечахъ,— будучи пономаремъ,— кланяться и вымаливать у послдняго мужика и бабы себ пропитаніе, чтобы не умереть съ голоду?! Такая жизнь хуже каторги. Каторжника, по крайней мр, одваютъ, кормятъ и даютъ помщеніе, псаломщику же не даютъ ничего ровно. И онъ долженъ будетъ вести такую жизнь цлыхъ 10—12 лтъ! Что выйдетъ изъ него черезъ 10—12 лтъ! Куда онъ будетъ годенъ? Жизнь для моего сына въ пономаряхъ была бы даже много хуже жизни каторжника, но если въ каторгу ссылаютъ на 10—12 лтъ, только за самыя важныя преступленія, то за что же мой сынъ, честный труженикъ науки, будетъ терпть это наказаніе?!… Нтъ, думаю, дтоубійцею я не былъ и не буду! Въ каникулъ я разъяснилъ дтямъ то, что ожидаетъ ихъ по окончаніи курса, дти мои, въ одинъ голосъ, сказали мн, что они будутъ готовиться въ инженеры.
Да, если нашъ вкъ гордится замчательными изобртеніями: желзными дорогами, телеграфами, телефонами и под., то православное духовенство наше по справедливости можетъ считать замчательнымъ изобртеніемъ псаломщичества, какъ врнйшее средство къ отвлеченію лучшихъ его силъ отъ поступленія въ духовное званіе, и къ погибели тхъ которыхъ крайняя нужда заставляетъ поступать туда…
Очень можетъ быть, что меня заподозрятъ въ преувеличеніи и скажутъ, что жизнь сельскаго псаломщика не такъ несчастна и гибельна, какъ говорю я, но у меня нтъ псаломщиками ни дтей и ни родственниковъ, и преувеличивать мн, поэтому, ршительно нтъ надобности. Я — сельскій священникъ, и благочиннымъ, почти, весь свой вкъ, бытъ сельскаго духовенства не знать, во всей его полнот, стало быть, не могу, и я знаю его вполн, во всхъ отношеніяхъ, и повторяю: молодые люди, окончившіе курсъ семинаріи и идущіе въ псаломщики или сельскіе учителя, идутъ прямо на нравственную гибель. Духовенство наше понимаетъ это хорошо, доказательства на лицо: учебныя заведенія наши пустютъ.
До положенія о пономарств я и не думалъ о свтскихъ учебныхъ заведеніяхъ. Обучая дтей своихъ, я имлъ въ виду просто только образованіе, но съ положеніемъ о псаломщикахъ пришлось подумать, а подумать было о чемъ: содержать въ свтскихъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ было не по моимъ силамъ. Да и поступить туда было не легко, особенно туда, куда хотлось поступить моимъ дтямъ. Но дти мои, не оставляя классныхъ занятій, стали усиленно заниматься математикою и физикою, мн же оставалось только доставлять имъ всевозможные къ тому способы. По окончаніи четвертаго класса, я взялъ ихъ изъ семинаріи и отвезъ въ Петербургъ, гд они поступили: одинъ — въ институтъ горныхъ инженеровъ, другой — въ институтъ инженеровъ путей сообщенія. Послднихъ двоихъ сыновей своихъ уже я прямо помстилъ въ классическую гимназію, изъ которыхъ старшій обучается теперь въ С.-Петербург, а младшій, бывшій уже въ пятомъ класс,— померъ. Будь, хоть малость, сносне жизнь сельскаго священника, и главное, не будь положенія о пономарств,— мои дти вс были бы священниками. Теперь же изо всхъ,— ни одного.
Итакъ, я сказалъ бы теперь г. хроникеру того достоуважаемаго журнала, изъ котораго я сдлалъ маленькую выписку въ начал одной изъ предъидущихъ главъ моихъ записокъ: не ‘грязное, отуплое и безнравственное состояніе наше’ заставляетъ дтей нашихъ выходить въ свтское званіе, а та бдность, то униженное состояніе, въ которое мы поставлены обществомъ, и мы — отцы — направляемъ ихъ туда сами, не желая подвергать ихъ тому что терпимъ мы. Надюсь, что нельзя укорять насъ и въ томъ, чтобы мы не употребляли всхъ средствъ и усилій къ ихъ образованію. Нтъ, при нашихъ ничтожныхъ матеріальныхъ средствахъ, мы даемъ имъ такое образованіе, какое дать не многимъ удается и людямъ несравненно съ большими къ тому средствами. Примромъ тому, если угодно, я самъ, а подобныхъ мн множество. Хвалиться и лгать я не могу даже и потому, что то, что пишу я, я знаю, будутъ читать т, кто знаетъ хорошо меня лично, и будутъ читать мои дти. И я говорю то, что дйствительно есть.

——

Собираясь отвезти дтей въ Петербургъ, я много задолжалъ. По прізд оттуда я отвезъ третьяго сына въ Саратовъ и помстилъ его въ третій классъ классической гимназіи. Расходу и на этого сына нужно было не мало. Вся надежда моя была на жалованье отъ учебнаго заведенія, при которомъ состоялъ я законоучителемъ и учителемъ исторіи Россіи, тмъ боле, что года три я получалъ уже по 800 р.
Но вдругъ, въ октябр мсяц, я получаю отъ управляющаго заведеніемъ увдомленіе директора Горбика, что я удаленъ отъ должности законоучителя. Что значитъ? За что? Почему? Понять не могу. Классовъ я не опускалъ, на экзаменахъ ученики, по моему предмету, отвчали всегда хорошо, за мои предметы никто и никогда не бывалъ оставляемъ въ томъ же класс. Что же значитъ это? Частно пишу въ Петербургъ, и мн отвчаютъ, что инспекторъ училищъ Н. К. Скв., донесъ начальству, то у меня много должностей, и что поэтому Законъ Божій не можетъ быть преподаваемъ мною успшно. Э, думаю, это старая псня: это иконы!… Дло, значитъ, непоправимое. На мое мсто, тотчасъ же, опредлено свтское лицо. Такъ какъ дло это было и нечестное, и нечистое, то Н….. съ директоромъ постарались сдлать это для меня, нечаянно, вдругъ, чтобы поворотъ назадъ былъ невозможенъ.
Всякій честный хозяинъ, если видитъ неисправность прислуги, предупреждаетъ ее и говоритъ: ‘длай такъ, какъ мн нужно, иначе держать тебя я не могу’. Такъ слдовало бы поступить и со мной, еслибъ я дйствительно былъ неисправнымъ. Но предупреждать меня было нечмъ, дло свое я исполнялъ добросовстно. Самая поспшность и скрытность доказываетъ уже, что дло это нечисто. И меня уволили.
Примръ мой да будетъ урокомъ священникамъ, находящимся законоучителями въ свтскихъ учебныхъ заведеніяхъ!…
Разсказывать ли какъ затмъ начальство, снисходя къ моей 24-хъ лтней служб по учебной части, выдало мн въ единовременное пособіе на воспитаніе моихъ дтей сто пятьдесятъ рублей! Разсказывать какъ это пособіе состоялось — не буду, слишкомъ больно вспоминать, но упоминаю объ этомъ, чтобы показать, какъ иногда гражданскія власти смотрятъ на попа.
Удаленіе меня отъ должности показываетъ, что, какъ священникъ добросовстно ни исполняй свои обязанности, но онъ (зачастую) въ глазахъ гражданскаго начальства, все-таки, не боле, какъ — человкъ, не стоющій вниманія, его выгонятъ по первому капризу, особенно, если, къ тому, онъ будетъ еще умничать, противиться приказаніямъ начальства, хотя приказанія эти были бы въ род приказанія вынесенія иконъ изъ классовъ.
Если же такъ зачастую смотрятъ на насъ лица, стоящія во глав администраціи,— т, на обязанности коихъ лежитъ поддерживать насъ,— т, кои въ самыхъ важныхъ государственныхъ случаяхъ обращаются къ намъ за содйствіемъ и содйствовать коимъ мы употребляемъ вс наши силы, то чего лучшаго можемъ ожидать мы отъ низшихъ членовъ общества?! Мы и можемъ ожидать только того, что есть теперь на самомъ дл: мы весьма часто вполн унижены.
При такомъ воспитаніи, какое дтямъ своимъ давалъ я, денегъ нажить я не могъ. Въ годъ же моего увольненія особенно я сдлалъ долги и, поэтому, терплъ крайнюю нужду. Отъ однихъ сельскихъ доходовъ, жалованья по должности благочиннаго и жалованья отъ казны (144 р. въ годъ) содержаться самому, содержать двоихъ сыновей въ Петербург и одного въ Саратов для меня было невыносимо тяжело. Я едва не сошелъ съ ума. А такая жестокость, такая вопіющая несправедливость въ удаленіи меня и въ назначеніи пособія на воспитаніе дтей 150 р. единовременно, глубоко оскорбляли меня. Будь у меня въ то время, хоть только 200 р. въ запас,— я эти 150 р., пожертвованныхъ мн, попросилъ бы отослать обратно. Но крайняя нужда заставила меня взять ихъ.
Посл одинъ господинъ, изъ лицъ высокопоставленныхъ, говорилъ мн, что у министерства ‘нтъ суммъ’. Что для духовенства ‘нтъ суммъ’ не только въ одномъ министерств, но и вообще, въ нашемъ государств,— это извстно не только всему духовенству, но и всей Россіи, даже всему свту. Сколько у насъ, въ послднее время, открыто новыхъ учрежденій и должностей, начиная, хотя, съ судебныхъ палатъ и кончая урядникомъ,— и для всхъ ихъ найдены ‘суммы’. Во всхъ старыхъ присутственныхъ мстахъ служащимъ увеличено содержаніе И только единственно намъ,— попамъ,— ‘нтъ суммъ’.
Вальтеръ-Скоттъ говоритъ: ‘упреки тхъ, у которыхъ нтъ другого облегченія въ страданіяхъ, кром плачевнаго о нихъ разсказа, рдко доходятъ до ушей вельможъ, которые были причиною этихъ страданій’. Въ то время и я врилъ въ справедливость тогдашняго министра государственныхъ имуществъ, разъяснялъ ему дло, подавалъ прошеніе о вспоможеніи на воспитаніе дтей, въ бытность у насъ въ селеніи, тмъ же лтомъ, онъ лично выразилъ мн полное участіе,— и назначилъ 150 р. единовременно. Единственное утшеніе теперь мн, именно разсказать о бывшемъ со мною несчастіи.
Въ настоящее время, во всякомъ учрежденіи, которое найдено полезнымъ государству, сдланы и длаются постоянныя улучшенія и измненія, сообразно требованіямъ времени. Правительство старается привлечь туда лучшія силы, обезпечиваетъ ихъ матеріальный бытъ и доставляетъ имъ вс способы къ выполненію ими ихъ обязанностей, но ни для религіозно-нравственнаго состоянія общества, ни для религіи и ни для служителей ея не сдлано ничего подобнаго.

XIX.

Что сдлано для религіозно-нравственнаго состоянія общества?
Во многихъ мстахъ по нскольку приходовъ соединено вмст,— въ одинъ приходъ. Въ религіозно-нравственномъ отношеніи для народа это есть прямое зло…
Въ послднее время довольно много устроено сельскихъ школъ, но въ нихъ обученіе Закону Божію поставлено неудовлетворительно.
Въ этомъ опять, по обыкновенію, винятъ поповъ. Попы ‘тупы, глупы, безнравственны! Они не сочувствуютъ народному образованію, не учатъ въ школахъ’, кричатъ вс. И духовныя, и гражданскія власти преподаваніе Закона Божія въ школахъ считаютъ прямою обязанностію священниковъ, какъ совершеніе таинствъ и молитвословій. Гражданскія власти жалуются епископамъ на священниковъ какъ на нерадивыхъ, не исполняющихъ своего долга, нкоторые епископы, какъ приводилось мн слышать, по первой же жалоб, подвергаютъ священниковъ конечному разоренію,— переводятъ ихъ въ бднйшіе приходы.
Но на какомъ основаніи вс эти требованія?
Духовныя власти, управляющія нами, въ дйствіяхъ своихъ должны имть руководствомъ слово Божіе и соборныя постановленія. Гд же въ слов Божіемъ и постановленіяхъ церкви возложена на пастыря обязанность учить въ школахъ? Въ первыя времена христіанства, когда организовалась церковь, собирались соборы и писались отеческія правила,— школы были, и были не хуже нашихъ земскихъ, были и достойные, и ученые пастыри церкви, боле насъ ревновавшіе о религіозно-нравственномъ состояніи христіанъ, однако же никто изъ нихъ не возлагалъ на священника обязанности учить въ школахъ, и т изъ архипастырей, которые сами писали руководства для другихъ пастырей,— объ обученіи дтей въ школахъ не сказали ни полуслова.
Мы не отрицаемъ, что поучать народъ Закону Божію мы должны, но поучать должны въ школахъ не сельскихъ, а въ своихъ,— въ храмахъ Божіихъ, что мы вс, по своимъ силамъ, и длаемъ. Мы поучаемъ народъ и въ храмахъ и, при каждомъ удобномъ случа, вн храмовъ, стараемся, по мр силъ своихъ, поучать его и примромъ труженической жизни и перенесенія обидъ и поношеній. Слово Божіе говоритъ намъ: научи, обличи,— но не говоритъ: въ школахъ учи! Обязанность эту мы положительно отвергаемъ.
Если же обученія въ школахъ требуютъ отъ насъ власти гражданскія, то пусть платятъ намъ за это. Пусть платятъ намъ: 1) какъ, вообще, за трудъ, а всякій трудъ долженъ быть оплаченъ. Хотя ничего нтъ легче въ жизни, какъ предписывать и приказывать, однако т, которые приказываютъ намъ,— только за то, что приказываютъ,— получаютъ плату, жалованье, намъ же, трудящимся, не хотятъ дать ничего. Можетъ ли быть, напримръ, что-нибудь тунеядне инспектора народныхъ школъ? Онъ, въ три года, побываетъ не боле одного раза въ школ, но взгляните, что онъ продлываетъ тамъ: какъ онъ издвается надъ священникомъ, какъ онъ позоритъ предъ дтьми, въ самой школ, учителя, какіе онъ строчитъ доносы! Пользы же школ ни на іоту. А между тмъ посмотрите на его жалованье! Оно таково, что могло бы принести большую и существенную пользу школамъ всего того района, которымъ завдываетъ онъ, обративши его на покупку книгъ. Если инспектора существуютъ у насъ, какъ жандармы, то въ теченіе трехъ лтъ, отъ одного прізда его до другого,— утечетъ воды много: не имъ усмотрть, если бы что-нибудь и случилось! Но случиться и нечему, мы народъ знаемъ хорошо. Отъ пришлаго же народа оберегать не инспекторамъ. 2) Намъ должны платить за то, что занятія въ школахъ отнимаютъ у насъ время и средства къ нашему существованію. Мн лично извстны многіе священники, которые, по крайней бдности своей, весь свой вкъ не имютъ у себя работниковъ и, потому, везд и все длаютъ сами: сами убираютъ на двор,— чистятъ навозъ, подметаютъ, сами ухаживаютъ за скотомъ, рубятъ дрова, длаютъ кизикъ, здятъ на рчку съ бочкой за водой, въ лсъ, сами косятъ, пашутъ и пр. пр. Онъ несчастный,— бдный труженикъ весь свой вкъ. И отъ него требуютъ, чтобы онъ занимался въ школ! Кто же сталъ бы длать за него все то, что длаетъ онъ? Дайте ему возможность замнить себя въ домашнихъ трудахъ,— нанять работника, проще: дайте ему жалованье,— и онъ съ охотою перемнитъ соху на школу. Безъ этого же требовать отъ него школьныхъ занятій значитъ отнимать у него послднія средства къ его существованію,— требовать незаконнаго.
Саратовское уздное земское собраніе законоучителямъ сперва не назначило жалованья совсмъ, но потомъ назначило по двнадцати р. въ годъ, съ обязательствомъ, чтобы священники занимались не мене 5-ти классовъ въ недлю. Кто здсь, во мнніи земскаго собранія, оцненъ по достоинству: предметъ, или преподаватель? Священники въ школахъ, изрдка, занимались, но отъ жалованья отказались. Въ настоящее время собраніемъ назначено по 50 р. въ годъ. Но и это жалованье выдается по усмотрнію членовъ училищнаго совта: однимъ священникамъ выдается сполна, другимъ только половина, а третьимъ не дается ничего. Сами же члены бываютъ разъ, много два въ годъ, а нкто Шаб… во все свое трехлтіе, не былъ ни разу ни въ одной школ, однако же жалованья получаютъ по 600 р. въ годъ. Сравните же труды священника и члена училищнаго совта и оцнку трудовъ ихъ. Такъ у насъ и во всемъ: гд священникъ,— тамъ и ‘суммъ нтъ’.
Въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ Законъ Божій преподается хорошо и ученики занимаются имъ усердно, но изъ поступающихъ туда едва ли оканчиваетъ курсъ и 10%. Остальные вс исключаются въ теченіи курса. И эти недоучки — горе себ и родителямъ, бремя церкви и обществу.
Студенты высшихъ учебныхъ заведеній на классы Закона Божія не ходятъ совсмъ. На лекціяхъ по Закону Божію бываетъ обыкновенно два — три студента, не боле. Законоучители не имютъ средствъ заставить студентовъ слушать ихъ лекціи и только потому, чтобы самимъ держаться на своихъ мстахъ, вынуждены давать студентамъ на экзаменахъ удовлетворительные баллы. Намъ извстенъ одинъ примръ изъ практики петербургскихъ законоучителей: въ одномъ изъ высшихъ учебныхъ заведеній студенты, по обыкновенію, лекцій по Закону Божію не посщали, на экзаменахъ, конечно, ничего не знали и не отвчали, законоучитель и началъ-было давать баллы по достоинству. Но ему сказали: ‘если студенты вашихъ лекцій не посщали, и теперь ничего не знаютъ, то это значитъ, что вы не умли заинтересовать ихъ, неудовлетворительно читали и тмъ роняете предъ начальствомъ и обществомъ заведеніе. Поэтому, или вы сами должны оставить заведеніе, или давать удовлетворительные баллы. Не можемъ же мы изъ-за вашего предмета оставлять студента на томъ же курс, здсь не духовная академія’. И о. законоучитель долженъ былъ поставить удовлетворительные баллы. Этотъ случай, вроятно, извстенъ всмъ петербургскимъ законоучителямъ. Потому теперь вс они, какъ люди умные, ставятъ всмъ баллы удовлетворительные, хотя лекцій ихъ никто не слушаетъ.
Молодые люди, видя послабленіе со стороны начальства, и то, что законоучителей заставляютъ давать удовлетворительные баллы на экзаменахъ, считаютъ Законъ Божій нестоющимь труда, и не занимаются имъ,— не изучаютъ его.
Не получивши основательныхъ познаній въ религіи, въ учебномъ заведеніи, не получивши не только навыку, но даже и расположенія къ чтенію книгъ религіозно-нравственнаго содержанія, и въ то же время, читая зачастую безнравственные переводные романы, молодые люди длаются, большею частію, одни — холодными къ религіи, а другіе, даже прямо, враждебными ей. Такими они поступаютъ въ жизнь и такое направленіе вносятъ въ семейство и общество. Вслдствіе такого воспитанія вы не встртите теперь ни въ одномъ, такъ называемомъ порядочномъ, дом ни одного духовнаго журнала и ни одной религіозно-нравственной книги. Послушайте разговоры въ любомъ порядочномъ дом,— о религіи никогда ни слова. Посмотрите на жизнь общества,— вы встрчаете безнравственность на каждомъ шагу. Я отнюдь не говорю, чтобы въ обществ безнравственность была круговая, много встрчается людей, достойныхъ и уваженія, и подражанія, по ихъ религіозно-нравственному состоянію, но на сторон противной, все-таки остается огромное большинство. Мн не разъ приводилось бывать въ особенности въ Петербург и его окрестностяхъ, на общественныхъ гуляньяхъ, слушать музыку, смотрть фейерверки, быть въ эрмитаж, зоологическомъ саду и т. п., все это переполнено народомъ, но храмы Божіи, не смотря на то, что ихъ тамъ мало,— пусты.
Мн случилось быть однажды въ большой придворной церкви, въ храмовой день, 1-го августа. Литургію служилъ В. Б. Бажановъ, на обоихъ клиросахъ пли придворные пвчіе. Въ этотъ день въ эту церковь допускаются вс, кому угодно (въ другіе дни входъ постороннимъ воспрещается, кром священниковъ, которымъ дозволяется бывать всегда), однако же, можно сказать, что церковь была пуста, хотя она неособенно и велика. А между тмъ сходить туда и отстоять обдню и молебенъ, хотя только изъ-за того, чтобы послушать пвчихъ, стоитъ. Пвчіе пли восхитительно. Но какъ были пропты два раза запвы при молебн: ‘Слава Теб Боже нашъ, слава Теб’,— такъ этого нтъ возможности выразить: слушая это пніе вы умиляетесь, таете, уничтожаетесь… Вы, именно, не помните, гд вы стоите,— ‘на неб или на земл’! Это верхъ совершенства! Потомъ я былъ, 30-го августа въ собор Александро-Невской лавры. Служилъ высокопреосвященный митрополитъ Исидоръ съ четырьмя архіепископами. На одномъ клирос пли пвчіе придворные, на другомъ митрополичьи. Пніе было чудно хорошее, но концертъ: ‘въ память вчную будетъ праведникъ’,— неподражаемъ! Для души тутъ вложено все, что можетъ человкъ вложить. Да, для эстетическаго чувства пища есть! Но, не смотря на это, храмъ былъ пустъ въ половину… Вечеромъ, по улицамъ, была такая давка, что не было возможности ходить. Это была толкучка, въ полномъ смысл слова. Вскор, потомъ, мн пришлось хать къ брату на дачу въ Павловскъ. Въ этотъ день тамъ была Страусовская музыка. Музыка была самая обыкновенная, но народу была тьма-тьмущая.
И такъ у насъ бываетъ всегда: увеселительныя мста переполнены, а храмы Божіи пусты…
‘Священники,— укоряютъ насъ, не проповдуютъ. Живая проповдь повела бы за собою перевоспитаніе народа, со стороны же духовенства проповди нтъ и не было. Будь она,— не таковъ былъ бы и народъ. Если священники и говорятъ когда, то по казенному, точно на заказъ, безъ всякаго одушевленія. Въ проповдяхъ ихъ нтъ энергическаго обличенія общественныхъ недуговъ, смлаго пастырскаго наставленія. Естьли теперь у насъ на Руси, хоть одинъ, истинный проповдникъ, который увлекъ бы наше, скучающее въ храм, общество своей одушевленной и горячей проповдью, огненное слово котораго могло бы отрезвить заблудившихся’?
Подобныя жалобы мы встрчаемъ на каждомъ шагу. Читая ихъ, невольно приходитъ на умъ Гоголевскій Плюшкинъ: ‘приказные такіе безсовстные!… такое сребролюбіе! Я не знаю, какъ никто другой не обратитъ на это вниманіе. Ну, сказалъ бы ему, какъ-нибудь, душеспасительное слово! Вдь словомъ хоть кого проймешь. Кто что ни говори, а противъ душеспасительнаго слова не устоишь’.
Хорошо зная, къ какому роду принадлежатъ эти ревнители общественной нравственности, мы съ полною увренностію можемъ отвтить имъ словами Чичикова: ‘ну, ты устоишь!. васъ-то, други мои милые, наврное, не пройметъ и самое огненное душеспасительное слово’, если вамъ скучно бываетъ въ храм Божіемъ. Вы желаете огненнаго слова, и въ то же время вамъ скучно въ храм. Знаете ли: да вдь тамъ, что ни слово, то цлая проповдь! Вникали ли вы, когда-нибудь, въ обыкновенныя, повидимому, слова: ‘миромъ Господу помолимся’?’ Вникните, вдумайтесь! Это цлая проповдь, да такая, которая должна бы измнить всю нашу жизнь, если бы мы приняли ее всею душою. Или возьмите слова молитвы Господней, которыя поются и читаются въ храм: ‘Отче нашъ, Иже еси на небесхъ, да святится имя Твое’,— только это, не больше. Вдумались ли вы когда-нибудь въ смыслъ этихъ словъ? Потрудитесь, вдумайтесь! Это цлое догматическое и нравственное богословіе! Изъ этихъ словъ вы могли бы почерпнуть вру въ бытіе Божіе, Его промыслъ и любовь къ роду человческому, слова эти научаютъ насъ любви къ Богу и ближнему, поучаютъ насъ бросить порочную жизнь нашу,— бросить и карты, и всю суету пустой и пошлой жизни, словомъ: они научаютъ насъ совершенно измнить настоящую жизнь нашу, бросить вс дурныя наши привычки,— научаютъ насъ, чтобы мы всею душою нашею любили Бога и ближнихъ, чтобы жизнь наша всецло была посвящена Богу, чтобы мы служили Ему и прославляли Его всмъ существомъ нашимъ, чтобы были примромъ благочестивой жизни для нашихъ собратій,— другихъ людей, чтобы и они, видя нашу святую жизнь, подражали намъ и прославляли Господа… И слова эти — не обыкновеннаго проповдника, отъ котораго вы желаете огненнаго слова, а самого Господа, который, вмст съ тмъ, предупреждаетъ насъ, что будетъ ‘огнь вчный’ невнемлющимъ ученію Его. И вамъ скучно слушать то, что говоритъ Онъ! Посл этого кто же вы? Если скучно слушать слова Господа, то какое огненное слово обыкновеннаго проповдника въ состояніи разбудить васъ?
Насъ, поповъ, укоряютъ, что слова наши безжизненны, что проповди наши ‘казенщина’. Но что сказали бы вы, если бы проповдникъ взошелъ на каедру и сказалъ вамъ: ‘покайтеся и вруйте во евангеліе’? Вы, наврное, сказали бы, что тутъ нтъ жизни и казенщины такой не стали бы и слушать. Дйствительно, ничего нельзя сказать проще этого. Но слова эти не обыкновеннаго проповдника, а самого Господа, жизненне же Его не сказать ни мн и ни вамъ. Слова эти просты по форм, но въ нихъ глубина премудрости и разума! И такъ они современны,— такъ идутъ къ состоянію ныншняго общества, какъ боле и желать невозможно. Покайтеся и вруйте. Именно недостатокъ-то вры и добрыхъ длъ и виднъ нын всюду въ обществ! Но скажи проповдникъ: ‘покайтеся и вруйте во евангеліе’, произнеси онъ именно эти слова,— да его за такую ‘казенщину’ разнесутъ по косточк…
‘Въ проповдяхъ нашихъ нтъ энергическаго обличенія общественныхъ недуговъ, смлаго пастырскаго наставленія, будь оно, не таковъ былъ бы народъ’.
Въ отвтъ на это укажу на два случая, которыхъ я былъ свидтелемъ. Въ одинъ изъ пріздовъ моихъ въ Петербургъ въ 1872 году, я былъ, однажды, не помню въ какой праздникъ, въ Исаакіевскомъ собор, служилъ высокопреосвященнйшій митрополитъ Исидоръ, я стоялъ въ толп. Проповдь вышелъ говорить о. протоіерей Палисадовъ. Какъ только о. протоіерей вошелъ на каедру, вс зашептали: ‘Палисадовъ, Палисадовъ’! Одинъ господинъ, стоявшій позади меня, спрашиваетъ своего сосда: ‘который это,— старый или молодой’?
— Молодой.
— А старый гд?
— Онъ, братецъ, получилъ пенсію и ухалъ теперь на родину. .
И начали пересказывать одинъ другому анекдоты про стараго о. Палисадова. Чего-то тутъ не было наговорено! Между тмъ проповдникъ говорилъ. Всмъ извстно, какъ говоритъ о. протоіерей Палисадовъ, и всмъ извстно обличительное его слово. Говорено было отчетливо, рзко и увлекательно. Каждое слово его дышало любовію и, въ то же время, пороки современнаго общества карало безпощадно. Не слушать и не принять къ сердцу этого слова было невозможно. Сосди мои на минутку притихли.
— Какой у него обработанный языкъ?
— Да, говоритъ хорошо.
— Но ужъ и мастеръ своего дла! Знаешь: у него нтъ ни слова въ тетрадк того, что говоритъ онъ. Поди, привяжись къ нему, обидься, скажи ему: какъ вы, батюшка, смете такъ относиться объ обществ? Я, скажетъ, этого не говорилъ, вотъ и тетрадка моя, смотри!
— Онъ всегда говоритъ то, чего у него нтъ въ тетрадк?
— Конечно! Разв цензоръ допустилъ бы такъ позорить общество. Это невозможно.
— Подемъ нын въ Павловскъ!
— Ну, что тамъ длать! Нын хорошій фейерверкъ на Каменномъ. Подемъ лучше туда.
— Нтъ, я не могу, я далъ слово Анн N…
— А я общался захать къ N. N.
— Ну, языкъ, братецъ вы мой! Бритва!
— Я не понимаю, какъ дозволяютъ это ему. Но, вроятно, скажутъ же митрополиту, чтобы онъ запретилъ. На что это похоже!
Въ этомъ род была бесда у моихъ сосдей во все время проповди. Точно также не отличалась большимъ вниманіемъ, по крайней мр, треть присутствовавшихъ.
Въ другой разъ мн пришлось быть въ Казанскомъ собор, при проповди одного о. протоіерея, фамиліи котораго теперь я не припомню. Проповдь была чудно хороша, прочувствованна, но и не длинна. Я стоялъ въ толп, позади меня стояли мужчина и дама, уже не молодые. Сосди мои, во все время, хотя и шептались, но слушать мн не мшали, но потомъ мужчина сказалъ довольно громко: ‘ну, батька, затянулъ! Пора бы и перестать’.
— ‘А Лизокъ нашъ, чай: гд мама, гд мама? И для чего это проповди? Мн, право, гораздо пріятне было бы послушать пвчихъ’.
Очень можетъ быть, что эти же господа, придя домой, накатаютъ цлыя статьи о безжизненности проповди, что у насъ нтъ ‘огненнаго слова’… А мама будетъ говорить своей Лизокъ, что ее задержалъ попъ проповдью, что попъ лишилъ ее удовольствія послушать пвчихъ.
Такъ слушаются проповди въ столиц. Но наши провинціалы съ проповдями длаютъ еще проще: какъ только выходитъ проповдникъ, то половина народа сейчасъ бросается къ дверямъ. У нихъ недостаетъ терпнія прослушать самаго краткаго поученія. Проповдь,— это такое, значитъ, для нихъ бремя, которое и 10 минутъ выносить они не могутъ. Кто-же виноватъ въ томъ, что поученій нашихъ не слушаютъ? Кто виновенъ, вообще, въ упадк религіозно-нравственнаго состоянія общества, который видитъ даже само общество? Мы, съ своей стороны, стараемся длать, для поддержанія вры и нравственности общества, все, но мы ничего не можемъ сдлать: насъ не слушаютъ, потому что мы унижены, придавлены, мы брошены на произволъ судьбы, изъ-за каждаго куска хлба мы вынуждены торговаться даже предъ совершеніемъ св. Таинствъ и тмъ унижать и себя, и дло нашего служенія, мы должны обличать пороки тхъ, отъ которыхъ зависитъ вся наша участь, въ защиту религіи намъ не даютъ возвысить нашего голоса,— насъ уничтожаютъ. Этотъ крестъ несу на себ я…
Намъ приводилось слышать сужденія такого рода: для изученія Закона Божія существуютъ спеціальныя учебныя заведенія — семинаріи и академіи, для свтскихъ же учебныхъ заведеній достаточно познаній и самыхъ общихъ, легкихъ или, точне сказать, поверхностныхъ, такъ какъ каждое изъ нихъ иметъ свое, спеціальное, назначеніе, и учащимся недоставало бы времени на изученіе ихъ спеціальности, если бы они на изученіе Закона Божія употребляли времени боле того, сколько употребляется ими теперь.
На это мы скажемъ, что предметъ Закона Божія на столько важенъ самъ по себ, что одно предпочтеніе ему какого бы то ни было предмета есть уже преступленіе. Это первое. Второе: всякій ученый, прежде чмъ онъ сдлается физикомъ или химикомъ и под. — есть христіанинъ,— онъ при крещеніи еще принялъ на себя обязанности изучать Законъ Божій и исполнять его. Слдовательно, долженъ длать это, даже просто, какъ честный человкъ, принявшій на себя извстнаго рода обязательство. Недостанетъ времени на занятія Закономъ Божіимъ? Но есть пословица, что ‘самый глухой человкъ въ мір тотъ, который не хочетъ слушать’. Такъ и здсь: времени всегда найдется, если только захочешь. Притомъ, если наука готовитъ человка для жизни, то ученый, и съ тмъ вмст, хорошій христіанинъ, есть всегда и хорошій семьянинъ, и хорошій гражданинъ. Стало быть жизнь его была бы полне, благородне. Мы думаемъ, что при должныхъ занятіяхъ Закономъ Божіимъ въ высшихъ заведеніяхъ, многое измнилось бы въ жизни общества къ лучшему. Мы думаемъ, что тогда не было бы нужды въ такомъ множеств судебныхъ палатъ, окружныхъ судовъ и под., которые теперь не боле, какъ пластыри на больномъ тл, не излечивающіе болзненнаго состоянія организма. Мы думаемъ, что молодые люди, получивши сами основательное религіозно-нравственное воспитаніе, со временемъ принялись бы съ большимъ рвеніемъ за религіозно-нравственное воспитаніе и народа. Мы уврены, что и духовенство было бы поставлено въ боле естественныя отношенія къ обществу, и избавилось бы отъ незаслуженныхъ имъ нареканій.

XX.

Извстно, что нтъ въ мір ни цлаго сословія, вообще, ни одного человка, въ частности, со всми совершенствами, равно какъ и нтъ ни одного негодяя, въ которомъ не было бы хорошихъ сторонъ. Во всякомъ мы найдемъ и хорошія, и дурныя стороны, только съ нкоторымъ перевсомъ той или другой стороны. И только одно духовенство, во мнніи большинства общества, составляетъ въ этомъ исключеніе. У него во всемъ видятъ только дурное. Свтская литература много говоритъ о немъ, но въ нашу защиту не сказала еще ни слова, какъ будто, дйствительно, въ духовенств ничего хорошаго и нтъ, и быть не можетъ. Все что вы ни длайте, все перетолковывается въ дурную сторону: молчите вы,— осуждаютъ, говорите,— опять осуждаютъ. Со мной однажды, дйствительно, былъ такой случай: однажды, на дорог въ Москву, со мной сидлъ какой-то господинъ. У насъ зашла рчь объ одномъ предмет. Дло хорошо было извстно ему и очень интересовавшее меня. Онъ говорилъ, а я со вниманіемъ слушалъ. Въ вагон насъ было всего четверо. Мы сидли въ одномъ углу, а въ другомъ углу сидли два купца. Купцы долго смотрли на насъ и потомъ одинъ другому говоритъ: ‘смотри-ко: тотъ говоритъ, а попъ все молчитъ, все молчитъ, а глазами такъ и стъ’.
— Они этаки! Онъ пошелъ молчать.
Потомъ зашла рчь о чемъ-то, хорошо извстномъ мн и интересовавшемъ моего собесдника. Я сталъ разсказывать, а тотъ слушать.
— Смотри-ко, попъ-то разошелся! Все молчалъ да и принялся!
— Они все такъ! Молчитъ — молчитъ, да ужъ какъ примется, такъ ужъ держись.
— Онъ сперва все высматривалъ, каковъ тотъ. Высмотрлъ да и говоритъ чай: нтъ, ты меня послушай-ко!
Я замтилъ своему собесднику:— слышите, какъ меня пробираютъ?
— Еслибъ у нихъ побольше было совсти, такъ меньше осуждали бы васъ. У насъ священниковъ осуждаютъ вс и за все. Посмотрлъ бы лучше всякій на себя: онъ-то кто таковъ, много ли въ немъ-то самомъ святости-то? На этихъ людей, батюшка, не стоитъ обращать вниманія.
И въ литератур нашей, день ото дня, все чаще и чаще стали появляться статьи о духовенств. Писать о духовенств теперь вошло, кажется, въ моду, какъ вошло въ моду строить памятники и печь юбилейные пироги. Это наша русская слабость: коль скоро примутся за что-нибудь, такъ уже до приторности. Теперь: гд бы что ни случилось,— во всемъ виновато духовенство. ‘Явились нигилисты, кричатъ газеты, и духовенство наше просмотрло’! Въ Пензенской губерніи крестьяне убили колдунью Чиндейкину и въ одной изъ газетъ писалось: ‘почему же бездйствуетъ духовенство? Почему оно не станетъ между обездоливаемыми и обездоливающими со словомъ любви и примиренія и просвтительной христіанской проповди’?
‘Какъ на обстоятельство, уменьшающее, будто-бы, вину духовенства въ бездятельности, указываютъ обыкновенно на матеріальную необезпеченность духовенства, на зависимость его въ матеріальномъ отношеніи отъ паствы. Но кто же виноватъ въ этомъ, прежде всего, какъ не само духовенство и духовныя управленія? Почему центральныя и мстныя духовныя управленія не разработаютъ вопроса о перевод поборовъ духовенства деньгами, хлбомъ и т. д. на постоянное жалованье? Почему само духовенство, независимо отъ центральныхъ и мстныхъ духовныхъ учрежденій, не входитъ въ соглашенія, съ помощію земства, думъ, городскихъ и крестьянскихъ присутствій, съ населеніемъ о прекращеніи поборовъ и замны ихъ опредленнымъ жалованьемъ’?
‘Нтъ, суть дла вовсе не въ матеріальномъ положеніи духовенства, а въ маломъ образованіи лицъ духовнаго званія и въ кастовомъ ихъ дух, поддерживаемомъ ныншнею постановкою спеціальнаго духовнаго образованія’.
‘Этотъ кастовый духъ нашего духовенства будетъ жить до тхъ поръ, пока будутъ существовать спеціальныя учебныя заведенія для дтей духовнаго званія. Не говоря о недостаткахъ программъ этихъ учебныхъ заведеній въ общеобразовательномъ отношеніи, каждое изъ названныхъ заведеній заключаетъ въ себ особенную специфическую атмосферу, обращающую пастырское служеніе въ ремесло, непремнно наслдуемое отъ праотцевъ, мертвящую доброе, чистое, религіозное чувство и дло. Вся атмосфера этихъ учебныхъ заведеній проникнута мелочнымъ торгашествомъ, чиновничьимъ отношеніемъ къ длу, бумажнымъ формализмомъ, крючкотворствомъ и подъячествомъ и т. д.’
‘До тхъ поръ будетъ жить кастовая особенность духовенства, пока не народится у насъ общеобразовательная школа для всхъ сословій и классовъ, со спеціальнымъ богословскимъ отдленіемъ для лицъ, желающихъ посвятить себя пастырскому служенію, высшее образованіе для всхъ сословій и званій — университетъ, съ спеціальнымъ богословскимъ факультетомъ для лицъ, желающихъ получить высшее духовное образованіе’.
Обвиненіе сильное, но разберемъ его насколько оно практично.
‘Почему духовенство не станетъ между обездоленными и обездоливающими’?
Въ Россіи, какъ и всюду, столько ‘обездоленныхъ и обездоливающихъ’, что недостало бы и поповъ, еслибъ они захотли становиться между всми ими. Притомъ: мы можемъ говорить только ‘обездоливаемымъ’, а ‘обездоливающимъ-то’ не угодно ли говорить вамъ самимъ, г. репортеръ, если у васъ есть ревность къ проповдничеству. Гарантируйте нашу жизнь и службу отъ ихъ мщеній, и вы увидите, что за ‘словомъ любви’ дло не станетъ. Но пока мы находимся въ полной, крпостной зависимости отъ общества, то, во-1-хъ, на это ршимости достанетъ не у многихъ и во-2-хъ, говорить-то не дозволятъ!..
‘Почему духовенство бездйствуетъ’?
Но мы положительно утверждаемъ, что мы вс силы наши употребляемъ къ искорененію предразсудковъ, но искоренить ихъ не такъ легко, какъ кажется. И въ людяхъ образованныхъ, понимающихъ дло, предразсудковъ ничуть не меньше, чмъ въ простомъ народ, только предразсудки эти другаго, конечно, рода, и они крпко держатся ихъ. Что-жъ тутъ подлаемъ мы? Что, напр., значитъ носить по усопшемъ трауръ, везти гробъ на катафалк, одвать и прислугу и лошадей какими-то уродами, какъ не имющій никакого смысла предразсудокъ? Христіанинъ долженъ вровать, что усопшій отъ жизни, переполненной огорченіями всякаго рода и болзнями, переходитъ въ жизнь вчную, гд нтъ ‘ни болзни, ни печали, ни воздыханій’,— въ жизнь, гд онъ будетъ зрть самого Творца вселенной и красоту всего міра,— въ жизнь, переполненную спокойствія, радости, восторга, блаженства,— онъ долженъ сорадоваться счастію усопшаго, но онъ плачетъ, носитъ трауръ и окружаетъ прахъ его какими-то страшилищами. Потрудитесь уничтожить предразсудокъ носить трауръ, убдите, что катафалки и пугалы при нихъ не имютъ смысла,— и мы примемъ на себя ваше обвиненіе въ нашей бездятельности. Потрудитесь вразумить нашу, такъ называемую, интеллигенцію, въ особенности барынь, что встрча съ священникомъ не приноситъ несчастій. Что можетъ быть нелпе этого? А между тмъ предразсудокъ этотъ крпко укоренился во многихъ людяхъ образованныхъ и высокопоставленныхъ. Съ намъ въ село, однажды, прізжаетъ изъ Москвы для осмотра поселенія питомцевъ Московскаго Воспитательнаго Дома почетный опекунъ Арсеньевъ и разсказываетъ, что онъ недлею раньше выхалъ-было къ намъ, ‘но только что, говоритъ, выхалъ изъ воротъ, какъ встрчается мн попъ. Я веллъ, говоритъ, объхать кварталъ, воротился домой и прожилъ дома еще недлю, чтобы изгладить это непріятное впечатлніе’. Это было давно, это правда, но Арсеньевы попадаются и нын на каждомъ шагу. Я всегда наблюдаю за встрчающимися со мной и вижу не рдко презабавныя вещи. Что же намъ длать тутъ? И кричать съ церковной каедры: не ахайте и не плюйте въ сторону, когда встрчаетесь съ нами, не корчьте рожъ и не гримасничайте, не отворачивайтесь, не сворачивайте въ сторону, не ворочайтесь назадъ, не вкладывайте булавочки въ лифъ вашего платья, въ лвую полу вашего сюртука, не переставайте дышать, когда проходите мимо насъ, не держите себя за лвое ухо, не креститесь, не подходите подъ благословеніе! Попробуйте искоренить этотъ предразсудокъ, если вы сами не держитесь его. Противъ предразсудковъ мы, съ своей стороны, говоримъ, но вковые обычаи и предразсудки вками и уничтожаются. Если предразсудковъ такъ крпко держатся люди образованные, то къ необразованнымъ нужно быть еще снисходительне. А слдовательно и духовенство винить нельзя.
‘Кто виноватъ въ томъ, прежде всего, что духовенство не обезпечено въ содержаніи, какъ не само духовенство и духовныя управленія? Почему центральныя и мстныя духовныя управленія не разработаютъ вопроса о перевод поборовъ духовенства деньгами, хлбомъ и т. д. на постоянное жалованье’?
Вопросъ этотъ разработанъ очень — очень давно. Когда я былъ еще въ семинаріи, то, въ 1845 году, ректоръ семинаріи давалъ мн переписывать для кого-то проектъ объ улучшеніи быта духовенства. Мн лично, стало быть, извстно, что объ этомъ дл толкуютъ 35 лтъ. До того времени, какъ я переписывалъ, толковали, можетъ быть, прежде не одинъ десятокъ лтъ. И все-таки ничего не натолковали. Слдовательно дло не въ разработк, а въ выполненіи разработаннаго. А это зависитъ уже не отъ насъ.
Въ 1879 году нашъ преосвященный просилъ начальника губерніи, чтобы тотъ оказалъ свое содйствіе и употребилъ свое вліяніе, чтобы прихожане назначили духовенству опредленное жалованье или опредлили извстную таксу за требоисправленія. Преосвященнымъ указана была норма, которой прихожане держались бы приблизительно при опредленіи жалованья и таксы. Начальникъ губерніи сдлалъ распоряженіе по волостнымъ правленіямъ и, вмст съ тмъ, предписалъ узднымъ исправникамъ наблюдать за ходомъ дла и содйствовать въ обезпеченіи духовенства. Но такъ какъ дло это отдавалось, однако же, на ‘добрую волю’ прихожанъ, то они и положили, почти вс: за нареченіе имени младенцу и за крещеніе по 3 к., за исповдь 2 к., молебенъ 2 к., свадьбу 50 к., погребеніе младенца 5 к., взрослаго 20 к., съ выносомъ отъ дому до церкви и отъ церкви до кладбища 40 к., за обдню по усопшемъ 30 к. и т. под., такъ что священнику при 1500 д. м. пола въ приход, не приходилось получить и 80 р. въ годъ. Нкоторые приходы положили жалованье 100—150 р. въ годъ на весь причтъ. Нкоторые же приходы положили ‘быть по старому’. Тутъ уже вліяло само духовенство. Такія постановленія — ‘быть по старому’ — были, большею частію, въ приходахъ многолюдныхъ и состоятельныхъ, гд духовенство видло, что съ жалованьемъ въ 150 р. и таксой 2—5 к. оно получило бы въ десять разъ мене того, что получаетъ оно теперь. ‘Присутствіе по крестьянскимъ дламъ’ приговоръ нкоторыхъ обществъ возвратило имъ назадъ. Въ волостныхъ правленіяхъ получили эти приговоры, но другихъ сходовъ не собиралось,— такъ дло и заглохло.
Мои прихожане — народъ не богатый, но до крайности добрый и почтительный ко мн. Могу похвалиться, что такихъ хорошихъ отношеній прихожанъ къ своимъ священникамъ я не встрчалъ нигд. За вс требоисправленія у насъ установилась такса, и такса самая небольшая. Поэтому никакихъ торговъ и споровъ у насъ не бываетъ, почти, никогда. Но и эту, безъ всякаго торга, плату я лично никакъ не могу брать. Я положительно стсняюсь брать плату за требоисправленія. Душа моя не можетъ выносить того, чтобы отслужить и протянуть руку. Однако же нужно жить отъ требоисправленій. Я отдалъ дло это дьякону-псаломщику. Онъ и беретъ у меня за все. Въ дом, напр., я отслужу молебенъ и сію минуту ухожу. Дьяконъ безъ меня получитъ плату. Въ церкви отслужу молебны, панихиды, похороны, окрещу,— и ухожу тотчасъ. При свадьб: я пересмотрю документы, и велю дьякону написать обыскъ. Потомъ, въ свое время, иду и внчаю. Взялъ ли дьяконъ за свадьбу, сколько онъ взялъ, все ли опустилъ въ кружку,— не спрашиваю этого. Дьяконъ можетъ красть у меня на половину. Но, при полномъ моемъ къ нему довріи, я увренъ, что онъ дло ведетъ честно, такъ какъ, вообще, онъ прекроткій и предобрый человкъ.
Самъ я совершенно не могу брать за требы, но все-таки желаю брать, потому что этимъ нужно жить, и поручаю брать другому, въ мою же, главное, пользу. Что же это значитъ? Это означаетъ ненормальное отношеніе наше къ приходамъ. Мое же личное состояніе, просто, смшное: самъ не беру, а брать другому, для себя, велю. Когда дьяконъ беретъ за требы, особенно, когда бываетъ много свадебъ, то мн часто приходитъ на умъ одинъ анекдотъ: въ крпостничество крестьяне двухъ разныхъ барщинъ вздумали убить своихъ господъ. Собрались, долго толковали: какъ и гд убить и, наконецъ, поршили убить. Поршили, но только одни и говорятъ: ‘убить-то убить, да господа-то наши хороши’. — ‘А наши еще лучше вашихъ’, говорятъ другіе.— Такъ какъ же быть?— А вотъ какъ: вы убейте нашихъ, а мы вашихъ. Значитъ и дло сдлано, и совсть чиста. Такъ выходитъ дло и у меня съ приходомъ. У меня лично недостаетъ совсти брать, не брать же совсмъ,— не могу: жить нужно и мн, и причту. И я велю брать другому. И въ самомъ дл, если самъ не берешь, то, какъ будто, легче на душ. Да, брать за требы и при этомъ торговаться,— выносить не всякій можетъ, это я знаю по себ.
Въ приход, въ 1600 д. м. в. и при 66 дес. земли, я получаю около 300 р. въ годъ, иногда 10— 15 р. больше, иногда 10—15 р. меньше.
Въ то время, когда было предложено прихожанамъ положить духовенству жалованье или установить опредленную таксу, прихожане мои приходятъ ко мн и говорятъ: батюшка! мы на сход положили давать вамъ жалованье: вамъ 600 р., а дьякону 200 рублей. Землей владйте, какъ владете. (Сами прихожане владютъ 37—42 дес. на дворъ). Довольны ли вы этимъ? Я, конечно, былъ очень доволенъ, поблагодарилъ ихъ и спросилъ при этомъ:
— Казенныя недоимки за вами есть?
— Малость есть.
— Но если Богъ пошлетъ пожаръ, голодъ, то тогда чмъ будете вы платить казенныя подати?
— Коли нечмъ будетъ платить, то, конечно, и платить не будемъ до тхъ поръ, пока не поправимся.
— А намъ чмъ будете платить тогда?
— Коли нечмъ будетъ платить казенныхъ податей, то, извстное дло, и вамъ нечмъ будетъ платить.
— Чмъ же мы будемъ жить тогда?
— Да мы ужъ не знай, какъ быть тогда.
— Теперь, — когда все благополучно,— казенныя подати вс у васъ вносятъ добровольно, безъ всякаго понужденія?
— Гд безъ понужденія! Разв это возможно! Народъ всякій: у иного и есть, а онъ не отдаетъ. И староста, и старшина, и становой съ инымъ бьются — бьются, насилу выколотятъ.
— А наше жалованье кто съ этакихъ будетъ выколачивать? Добровольно вдь, тоже, не вс отдадутъ?
— Не вс, а выколачивать кому тутъ.
— Стало быть я полнаго жалованья не получу никогда? Нельзя ли наше жалованье внести въ общую смету?
— Можно. Только въ волостной сперва отберутъ то, что надо имъ, а вамъ дадутъ, что останется. А, пожалуй, тамъ иногда и ничего не останется.
— Какъ же тогда?
— Мы не знаемъ.
Мы потолковали — потолковали, да съ тмъ же и разошлись. Мн пришлось только поблагодарить ихъ за ихъ расположеніе.
Такимъ образомъ, опыты показали, что никакія сдлки съ прихожанами безъ содйствія власти невозможны.
И проекты, и законы писать легко, но для того, чтобы вышло что-нибудь, дйствительно, дльное изъ проектируемаго, нужно пожить среди того народа, для котораго пишутся эти законы и проекты. Насъ и начальство наше обвиняетъ въ нестараніи, въ небрежности о самихъ себ. Но кто самъ себ врагъ? Еслибъ можно было сдлать что-нибудь, то давнымъ бы давно было сдлано. Если же не сдлано, то это значитъ, что мы ничего сдлать не можемъ.

XXI.

‘Почему духовенство не входитъ въ соглашеніе съ прихожанами съ помощію земства’?
Объ отношеніяхъ земства къ духовенству скажу то, чему я былъ свидтелемъ, и въ чемъ я самъ принималъ непосредственное участіе, скажу тоже фактъ.
Какъ только получилось распоряженіе о земскихъ учрежденіяхъ и когда никто еще не былъ знакомъ съ земскими положеніями, я получилъ, по эстафет, отъ преосвященнаго предписаніе немедленно явиться къ нему для личныхъ объясненій. Будучи сельскимъ священникомъ и благочиннымъ, и имя въ порученіи, въ то время, слдственныя дла, я подумалъ, что преосвященный желаетъ дать мн какое-нибудь новое порученіе, и тотчасъ отправился къ нему. Но преосвященный сказалъ мн: ‘учреждаются земскія собранія, въ нихъ должны участвовать члены и отъ духовенства. Постарайтесь быть гласнымъ. Я нарочно призвалъ васъ, чтобы вы успли ознакомиться съ земскими положеніями’. Черезъ нсколько недль я вызываюсь въ собраніе мелкихъ землевладльцевъ для избранія уполномоченныхъ. Здсь я былъ избранъ и со мною было избрано и еще священниковъ 10. На другой день насъ попросили въ домъ городской думы, чтобы, совмстно съ крупными землевладльцами, избрать гласныхъ въ земское уздное собраніе. Между крупными, на половину, были со мной боле или мене знакомы. По мр того, какъ собирались уполномоченные и ‘крупные’, стали образовываться группы. Группы эти расходились, изъ нихъ образовывались новыя, опять расходились и такимъ образомъ прошло часа два-три. Наконецъ ко мн подходитъ одинъ мой хорошій знакомый ‘изъ крупныхъ’ и говоритъ: ‘васъ выберутъ’.— Хорошо, говорю. Чрезъ нсколько времени онъ подходитъ ко мн опять и говоритъ: ‘откажитесь отъ выбора, васъ не выберутъ’. Нтъ, говорю, этого сдлать я не могу, преосвященный желаетъ, чтобъ я былъ выбранъ.— ‘А! преосвященный! Это другое дло’. И ушелъ. Образовалась кучка человкъ въ 20, уже изъ однихъ тузовъ. Мой знакомый былъ тутъ же. Долго вс о чемъ-то толковали, потомъ машутъ мн ‘Z. Z! пожалуйте къ намъ’! Мы, говорятъ, положили избрать одного священника въ гласные. Кого изъ васъ избрать: васъ, или М. С. В — ва?
— Конечно М. С — ча, если ужъ такъ! М. С. В — въ есть первенствующее лицо посл преосвященнаго,— онъ каедральный протоіерей, членъ консисторіи, мой начальникъ, и я не хочу быть предпочтеннымъ ему.
— Ну, такъ ужъ извините! мы выберемъ его.
Начались выборы. Я забаллотированъ, М. С. В — въ выбранъ. Выборы производились очень долго. Приходилось, по невол, длать нсколько перерывовъ. Вс метались, суетились,— какъ будто приступомъ города брали! Въ минуты отдыховъ большинство отправлялось въ буфетъ, въ особенности крупные. Къ полуночи вс казались сильно уставшими, такъ что забыли и объ опредленіи своемъ: избрать одного только священника, и избрали еще одного, А. И. Дроздова. А. И. Дроздовъ, какъ и я, былъ знакомъ съ большинствомъ ‘крупныхъ’. Какъ только сосчитали его шары, то одинъ изъ ‘крупныхъ’ закричалъ изо всхъ силъ: счесть и слава с—му дворянству, двоихъ поповъ выбрали’!
На второе трехлтіе Дроздовъ былъ избранъ членомъ училищнаго совта и служилъ съ честію, до него, въ первое трехлтіе, училищъ отъ земства не было, и 1,000 р., ассигнованные земствомъ на училища, возвращались обратно. Съ поступленіемъ же Дроздова открыты были школы почти во всхъ селахъ и во многихъ деревняхъ, и не 1,000 р. уже, а 6,000 р. оказалось недостаточнымъ для пособія школамъ и на жалованье ихъ наставникамъ. Это было явное доказательство того, что священникъ А, И. Дроздовъ не былъ бездятельнымъ членомъ земства. Два трехлтія былъ, потомъ, гласнымъ и я. Мое мнніе было уважено собраніемъ, по которому были приглашены въ уздъ дв акушерки.
Законъ Божій въ школахъ священники преподавали безмездно. Но, однажды зашла рчь о томъ, что законоучителямъ было бы справедливо давать жалованье. Какъ только сказали это, то Ш., крупный землевладлецъ, закричалъ на все собраніе ‘о Боже мой! До чего мы дожили, законъ Божій сталъ продаваться’! Не задолго предъ этимъ, Ш. былъ самъ мировымъ судьей и, однакоже, жалованье свое, въ тридцать разъ большее того, что просили положить законоучителямъ, не считалъ продажею правосудія.
Чрезъ годъ опять зашла рчь о жаловань законоучителямъ. Тутъ И. И. Б., тоже крупный землевладлецъ, нигд неучившійся, закричалъ: ‘Чему попы учить-то будутъ? они сами-то вс дураки’! И ни одинъ изъ гласныхъ не отозвался въ защиту такъ безцеремонно оскорбляемаго духовенства! Ни Дроздова, ни меня въ собраніи въ этотъ день не было. Мы, конечно, постояли бы за честь духовенства.
Въ 1875 году выборъ гласныхъ особенно былъ замчателенъ. Образовались дв партіи ‘изъ крупныхъ’, предводители которыхъ, до ножей, не могли терпть другъ друга, о чемъ извстно даже оффиціально. Вс размстились на дв стороны, и только составили отдльную маленькую группу, въ шесть человкъ, священники, другую, человкъ въ 10, купцы, и третью, человкъ 7, крестьяне. Начались споры изъ-за правъ на выборы. Чего-то тутъ не было высказано! Не обошлось дло и безъ личныхъ оскорбленій. Долго крупные спорили и перебирали другъ друга, наконецъ, дошло дло и до правъ духовенства. Одинъ изъ насъ былъ съ довренностію отъ своей церкви, имющей достаточное для ценза количество земли, а мы, остальные, были уполномоченными отъ мелкихъ землевладльцевъ. Боле двухъ часовъ спорили о томъ, иметъ ли право церковь выслать отъ себя уполномоченнымъ своего священника. Изъ всего собранія, человкъ въ 80, одинъ только кн. Щ. отстаивалъ права священника. Надоли, казалось, споры всмъ. Купецъ К. подходитъ къ священнику и говоритъ ‘батюшка! ршите нашъ споръ, возьмите вашу довренность, да и идите домой’. ‘Нтъ, говоритъ священникъ, откажите, и я уйду безъ спора’. Наконецъ, ршили допустить его до баллотировки, и принялись за насъ. Тутъ уже не два, а цлыхъ четыре часа спорили о насъ! И опять, почти вс, кром того же кн. Щ., спорили и доказывали, что допускать насъ къ баллотировк не слдуетъ. Находились добрые люди, которые указывали даже на статьи закона (о земск. полож.) въ нашу пользу. Но за то, когда они умолкали,— цлые бурные потоки, уже не воды, а лавы лились на нихъ! Основаніемъ къ удаленію насъ полагалось то, что въ положеніяхъ о земскихъ учрежденіяхъ ничего не говорится ни о церквахъ, ни о духовенств. ‘Если и есть указъ св. синода, копія котораго сообщена была консисторіею въ земскую управу и находилась здсь въ собраніи, то распоряженіе св. синода, говорилось собраніемъ, для насъ не обязательно, что синодъ только для ‘поповъ’. Если указъ этотъ послдовалъ и вслдствіе сношеній оберъ-прокурора св. синода съ товарищемъ министра внутреннихъ длъ, то и тогда онъ необязателенъ. Это частная переписка, не проходившая чрезъ прав. сенатъ законодательнымъ порядкомъ. Намъ законъ только то, что прошло чрезъ сенатъ. Исполняя распоряженіе министра, т.-е. то, чего нтъ въ закон, хотя бы это было поясненіемъ и дополненіемъ его, мы длаемся преступниками закона. И на эту тэму, повторяю, толковалось цлыхъ четыре часа!
Кн. Щ — въ доказывалъ собранію, что распоряженіе министра вышло посл изданія положенія о земскихъ учрежденіяхъ, что оно не успло еще пройти чрезъ прав. сенатъ, но что оно иметъ для собранія обязательную силу. Замтно было, что и противная сторона не совсмъ несогласна была съ его мнніемъ, но уступить не хотла.
Во время преній, Е., ‘крупный’ землевладлецъ, не разъ ходилъ между купцами и крестьянами, сидвшими отдльными кучками безмолвно, и толковалъ имъ, что ‘синодъ существуетъ только для ‘поповъ’ и распоряженія его обязаны исполнять только ‘попы’. Изъ купцовъ П. былъ молоканъ, Г. раскольникъ, богатые крестьяне Р. и С. раскольники, которымъ внушеніе С—а было, конечно, по душ. С. разсчитывалъ, что когда дло дойдетъ до баллотировки вопроса, о чемъ заговаривалось уже нсколько разъ, то купцы и крестьяне будутъ на его сторон — и вопросъ не пройдетъ. Наконецъ, поршили, но такъ, что, по русской пословиц, и овцы цлы и волки сыты, гласно ршили: ‘допустить’, а негласно: ‘забаллотировать’. Допустили,— и всхъ забаллотировали, кром одного, имвшаго довренность отъ своей церкви, и то потому, что онъ былъ законоучителемъ дтей предсдателя.
Баллотировалось разомъ на шести ящикахъ, и господинъ, сидвшій у ящика, если у него баллотировался священникъ, то, давая шаръ, говорилъ: баллотируется священникъ, не называя по фамиліи,— понимай-де! Въ то время, когда считали мои шары, ко мн подходить кучка человкъ въ шесть и спрашиваетъ: ‘что, хорошій человкъ Z. Z.’?— Да, очень хорошій, потому что Z. Z.— я.— ‘Ахъ, извините’! Хороши же, значитъ, избиратели, когда узнаютъ о человк тогда уже, когда положили шары!
Священниковъ въ гласные не выбрали, чмъ явно доказалось нерасположеніе къ намъ. Судите сами теперь, можно ли, хоть сколько-нибудь, надяться посл этого на содйствіе земства въ дл улучшенія матеріальнаго быта духовенства?!

XXII .

‘Нтъ, суть дла вовсе не въ матеріальномъ положеніи духовенства, а въ маломъ образованіи лицъ духовнаго званія’.
Противъ того, что мы мало образованы, мы не споримъ. Большинство изъ насъ, священниковъ, прошли курсъ только средняго учебнаго заведенія. Но почему же нейдетъ никто на наши мста съ академическимъ и университетскимъ образованіемъ? Дорога не загорожена, мстъ свободныхъ везд много. Чмъ плакаться о горькой участи ‘обездоливаемыхъ’ и кричать на насъ изъ Петербурга, пожалуйте къ намъ! Примите на себя санъ священника и проситесь хоть въ то село, куда поступилъ я по окончаніи семинарскаго курса. И врите ли, говорю вамъ какъ честный человкъ, что въ настоящее время священническое мсто тамъ свободно, церковная сторожка, наврное, есть и теперь. Стало-быть и квартира готова. Есть, вроятно, и у крестьянъ по дв избы, какъ было при мн. Все на вашей сторон: и лта, и образованіе, и ревность къ просвщенію народа и защит ‘обездоливаемыхъ’,— дло только за рясой. Идите въ село во священники, покажите собою примръ и намъ, и вашей собратіи, сдлайте починъ вы, а тамъ пошли бы, можетъ быть, и т изъ вашихъ собратій, статьями которыхъ переполнены и журналы, и газеты, о тупости, глупости и бездятельности духовенства,
Дйствительно, поучительно было бы для насъ посмотрть, что стали бы вы длать, если бы къ вамъ пришли три — четыре мірода, да и стали внушать вамъ самымъ положительнымъ тономъ: ‘ты міръ почитай, спины своей не жалй. Не поклонишься міру, такъ сейчасъ вонъ съ квартиры, а другой хозяинъ во всемъ сел тебя никто не пуститъ’! Примите при этомъ къ свднію, что никто изъ крестьянъ не осмлится не исполнить того, что приказывается міродами. Угроза ихъ вовсе не пустая болтовня. Въ этомъ ужъ поврьте намъ. Думается, что вы согнули бы вашу спину, какъ не гнемъ ея и мы.
Можетъ быть, вы скажете, что у васъ нтъ призванія? Но если у васъ есть призваніе учить насъ, священниковъ, то какимъ же образомъ у васъ нтъ призванія учить нашу паству? Такъ проситесь, въ такомъ случа, въ архіереи! Но только позвольте еще замтить, что жизнь архіереевъ въ нсколько разъ,— несравненно — хуже нашей. Въ матеріальномъ отношеніи они обезпечены много лучше нашего, вс относятся къ нимъ съ благоговніемъ, кланяются имъ, цлуютъ руки и пр., но все это лесть, обманъ, своекорыстіе, пронырство!… У епископа нтъ человка, который относился бы къ нему по человчески: не можетъ и епископъ сказать ни съ кмъ откровеннаго слова,— по душ. Около него двуличность на каждомъ шагу. Является баринъ или барыня и выражаютъ предъ преосвященнымъ вс знаки умиленія. Но это только для того, чтобы расположить къ себ владыку, и душить попа. Увижусь съ подобными людьми я,— я, могу сказать откровенно, не боюсь никакихъ вліяній,— и мн переберутъ архіерея по косточк, тогда какъ только, можетъ быть, вчера чуть не лизали его руки. Купцы, повидимому, народъ религіозне другихъ и принимаютъ къ себ преосвященныхъ съ полнымъ радушіемъ. Но мн не приводилось еще слышать отъ нихъ вполн честнаго слова объ архіереяхъ: торгашество, мелочность въ каждомъ ихъ слов, при разговор о преосвященныхъ. Самое же горькое зло, неотступное, какъ тнь,— это ихъ домашніе секретари. Преосвященные считаютъ ихъ людьми домашними, своими, людьми мелкими, ничтожными, преданными себ,— и довряютъ имъ, какъ себ самимъ во всемъ. Но эти ‘свои’ преданы только себ самимъ, но отнюдь уже не имъ. Я не говорю уже о томъ, что они скрываютъ прошенія, на ‘справку’ представляютъ только т изъ нихъ, которыя имъ нужны и проч. Скажу только, что преосвященные совтуются съ ними, разсуждаютъ съ ними о длахъ епархіи,— и они сильно злоупотребляютъ ихъ довріемъ. Кратко сказать: самаго честнаго, самаго благороднаго, самаго кроткаго и добраго, самаго благонамреннаго епископа они вводятъ въ непріятныя отношенія съ духовенствомъ и тмъ безчестятъ его честное имя. Надъ епископомъ именно выполняется слово Господне: враги человку домашніе его. Какова должна быть жизнь человка, если онъ знаетъ, что за нимъ наблюдаютъ каждый его шагъ и перетолковываютъ въ дурную сторону, что онъ окруженъ всегда и всюду обманщиками, льстецами и своекорыстниками?! Поэтому жизни епископа позавидуютъ только т, кто не знаетъ ея.
‘Суть дла въ маломъ образованіи лицъ духовнаго званія’. Но насъ десятки тысячъ, прежде насъ были опять десятки тысячъ, прежде ихъ — опять десятки тысячъ… Неужели же изъ сотенъ тысячъ не было, хотя бы случайно, ни одного умнаго человка, который нашелъ бы способы поставить духовенство въ лучшія отношенія къ обществу? Да это, прямо, невозможно! Притомъ позвольте замтить въ другой разъ, что духовенство, по относительному числу, образованне всхъ сословій,— безъ исключенія. Неужели совсмъ нтъ у насъ людей дятельныхъ? Нтъ, если мы находимся въ ненормальномъ отношеніи къ обществу и если не много сдлали для его религіозно-нравственнаго состоянія, то причина тому вн насъ.
‘Въ кастовомъ ихъ дух, поддерживаемомъ ныншнею постановкою спеціальнаго духовнаго образованія’.
‘Кастоваго духа’ у насъ нтъ. Двери учебныхъ духовныхъ заведеній открыты для всхъ сословій. Если же нейдетъ туда никто изъ другихъ сословій, то виноваты въ этомъ не мы.
Пошлите туда учиться вашего сына, если онъ есть у васъ,— и мы будемъ очень рады.
Но вы ратуете даже противъ того, зачмъ существуютъ спеціальныя учебныя духовныя заведенія? А мы спросимъ, съ своей стороны: почему же и не быть имъ? Морское министерство иметъ свои спеціальныя учебныя заведенія, военное — свои, государственныхъ имуществъ — свои, и проч. Почему же не должны имть ихъ мы? Всякая спеціальность и можетъ быть изучена основательно только въ спеціальныхъ учебныхъ заведеніяхъ. Для основательнаго изученія того, что требуется по нашей спеціальности, мы должны имть и имемъ спеціальныя заведенія. Иначе и быть не можетъ.
Но мн не разъ приводилось слышать, что семинаристы дики, неразвиты, не умютъ держать себя въ хорошемъ обществ и т. под. Это, отчасти, правда. И что ‘еслибы были всесословныя учебныя заведенія съ спеціальными классами богословія, то семинаристы, т.-е. дти духовенства, были бы ‘развите’. На это мы скажемъ: ‘можетъ быть’, но не утверждаемъ. За то положительно утверждаемъ, что богословская наука потеряла бы много.
Намъ говорятъ: ‘дти духовенства, обучаясь въ всесословныхъ учеб. заведеніяхъ, переняли бы отъ товарищей своихъ манеры въ обращеніи, научились бы лучше,— приличне, держать себя въ обществ’. На это мы отвчаемъ: въ семинаріяхъ обучаются дти псаломщиковъ, дьяконовъ и священниковъ. Въ этомъ числ очень много есть дтей такихъ священниковъ, которые видятъ и въ своихъ домахъ хорошихъ людей, и дти ихъ бываютъ у нихъ. Отъ нихъ многому хорошему могутъ научиться т, которые нигд не бывали. Кто теперь въ общесословныхъ заведеніяхъ,— гимназіяхъ? Тамъ малость изъ учениковъ есть изъ дворянъ-помщиковъ, большинство же: дти мелкихъ чиновниковъ, купцовъ, сапожниковъ, портныхъ, слесарей, столяровъ, плотниковъ (сынъ моего одного прихожанина, плотника, въ гимназіи), колонистовъ-нмцевъ и под. Въ курс старшаго моего сына, учениковъ изъ дворянъ не было ни одного. Скажите же безпристрастно: какое товарищество лучше? Еслибъ даже дтей дворянъ и чиновниковъ въ гимназіяхъ было и больше, чмъ теперь, то чему особенно хорошему и полезному для жизни могли бы научиться отъ нихъ наши дти? Бойкости только, развязности? Но лицу, готовящемуся въ духовное званіе, жертвовать богословскими познаніями изъ-за бойкости,— есть безуміе. Кром же того: наше назначеніе — скромность, наше мсто — деревня, глушь, гд недоступнаго барина, самодура-купца, кулака-торгаша и мірода-мужика не ублажить никакими ‘манерами’, передъ каждымъ ‘согнешь спину’ и поклонишься. Тутъ приходится привыкать къ ‘манерамъ’ другаго рода!
Намъ говорятъ, что ‘изъ всесословныхъ учебныхъ заведеній въ духовное званіе поступали бы лица всхъ сословій. А такъ какъ люди, выходящіе изъ свтскаго общества, пороки общества знаютъ лучше, нежели духовенство, замкнутое само въ себ и отчужденное отъ общества, то могли бы лучше громить общественные недуги’.
На это мы скажемъ: духовенство выходитъ на служеніе міру не изъ пустыннаго острова. Оно родится, ростетъ и живетъ въ томъ же мір, которому потомъ служитъ. Стало быть не можетъ не знать и хорошихъ, и дурныхъ его сторонъ. Но когда мы длаемся пастырями, то, по особенностямъ нашего служенія, мы узнаемъ общество лучше, чмъ кто-либо другой. Но отъ знанія до слова, или обличенія, еще далеко. Недуги общества мы знаемъ хорошо, но, какъ я сказалъ уже, не можемъ говорить всего, что находили бы нужнымъ говорить, потому что проповди наши находятся подъ двумя цензурами. Первая — это въ город особый цензоръ священникъ, въ узд — благочинный. Ни тотъ, ни другой, изъ опасеній строгой отвтственности, не дозволятъ вамъ говорить ничего рзко-обличительнаго обществу. За этой цензурой есть вторая цензура,— это обличаемое общество. Эта вторая цензура есть самая строгая и самая неумолимая. Она недопуститъ вамъ не только разглагольствій, но и ни одного, самаго легкаго намека на его пороки. Намекните только на его пороки,— и оно подниметъ на васъ вс силы злобы и ненависти, мщенія, предастъ васъ суду тхъ, пороки которыхъ вы обличали,— и вы погибли на вкъ… Многіе примры такого рода научили насъ быть до послдней степени осторожными. А при такомъ порядк дла всякая ревность самаго честнаго проповдника улегается невольно. Слдовательно, ревность неопытнаго проповдника, поступившаго въ наше общество изъ другаго сословія, какъ лица, незнакомаго съ нашимъ бытомъ и обстановкой, послужила бы ему же, прежде всего, къ его же погибели. А погибель его дала бы обществу поводъ держать себя, въ отношеніи къ проповднику, еще, такъ сказать, кичливе и быть взыскательне. Ревностный же обличитель общественныхъ недуговъ, не имющій возможности удовлетворять своему рвенію, былъ бы въ тягость самому себ.
‘Этотъ кастовый духъ нашего духовенства будетъ жить до тхъ поръ, пока будутъ существовать спеціальныя учебныя заведенія для дтей духовнаго званія’.
Учебныхъ заведеній, исключительно для дтей духовнаго званія, нтъ. Объ этомъ мною говорено уже было. Спеціальныя же учебныя заведенія для готовящихся въ духовное званіе необходимы. Истины вры настолько велики и важны, что составляютъ цлую науку и требуютъ глубокаго, всесторонняго и многолтняго изученія, чтобы понимать ихъ согласно ученію православной церкви. Можно быть плохимъ химикомъ, плохимъ ботаникомъ, зоологомъ и под. Вредъ для слушателей будетъ только въ томъ, что они меньше будутъ знать эти науки. Но православному проповднику не знать основательно православнаго ученія нельзя. Пашковы и безчисленное множество подобныхъ имъ у насъ на глазахъ. ‘Малйшіе недостатки въ знаніи вры, какъ справедливо замчаетъ ‘Церковно-общественный Встникъ’, могутъ породить печальныя послдствія. Самая терминологія, когда придется говорить о предметахъ духовныхъ, запутаетъ человка неопытнаго, вовлечетъ въ ересь, расколъ, породитъ цлую массу курьёзныхъ сужденій о предметахъ вры и нравственности, или же заставитъ разливаться въ пустыхъ фразахъ, ничего не говорящихъ уму и сердцу слушателя поученій’. Поэтому, одного богословскаго отдленія, безъ предварительной подготовки, недостаточно.
‘Не говоря о недостаткахъ программъ этихъ учебныхъ заведеній въ общеобразовательномъ отношеніи, каждое изъ названныхъ заведеній заключаетъ въ себ особенную специфическую атмосферу, обращающую пастырское служеніе въ ремесло, непремнно наслдуемое отъ прапраотцевъ, мертвящую бодрое, чисто религіозное чувство и дло. Вся атмосфера этихъ учебныхъ заведеній проникнута мелочнымъ торгашествомъ, чиновничьимъ отношеніемъ съ длу, бумажнымъ формализмомъ, крючкотворствомъ и подъячествомъ и т. д.’.
Наборъ словъ безъ всякаго содержанія! Такой наборъ означаетъ только то, что вопросъ о духовенств сталъ моднымъ вопросомъ. Вс заговорили о духовенств, и вс — одинъ передъ другимъ — стараются чернить его, хотя бы въ томъ, что говорится, правды было слишкомъ мало. Въ самомъ дл: приведенныя мною слова такъ безсодержательны, что я не нахожу нужнымъ отвчать на нихъ. Однакожъ все это печатается, какъ бы ни было безсодержательно, все пускается въ общество, общество читаетъ, и въ людяхъ, не вникнувшихъ въ безсодержательность словъ, увеличивается непріязнь къ намъ.

XXIII.

Одна изъ уважаемыхъ газетъ, разсуждая о духовенств, задается вопросомъ:
‘Отъ чего только православное духовенство нуждается въ обезпеченіи и улучшеніи быта, не смотря на господствующее свое положеніе? Почему нтъ у насъ вопросовъ объ улучшеніи быта раскольничьихъ поповъ, ксензовъ, пасторовъ, раввиновъ и муллъ?’
На это мы, прежде всего, замтимъ, что ‘господствующее положеніе’ въ Россіи иметъ православная церковь, а не служители ея. Между бариномъ и его слугой есть разница. Смшивать церковь и ея служителей,— значитъ смотрть безъ должнаго вниманія на тотъ вопросъ, который беремся ршать.
‘Почему нтъ у насъ вопроса объ улучшеніи быта раскольничьихъ поповъ?’
Я сдлаю небольшую выписку изъ журнала православнаго миссіонера Саратовской губерніи (Епарх. Вд. 1880 г. No 15) и она, надюсь, будетъ достаточнымъ отвтомъ.
‘Измнникъ отечественной церкви, бывшій священникъ с. Лапуховки, Вольскаго узда, Саратовской губерніи Василій Ивановичъ Горизонтовъ, объхавъ боле отдаленныя мста Саратовской губерніи, побывавъ въ Москв и на Дону у казаковъ, поселился въ с. Сосновой-Маз, Хвалынскаго узда, Саратовской губерніи, гнзд раскола. Здсь, охраняемый цлой дружиной рослыхъ молодцовъ, его уставщиковъ въ молельн, онъ зажилъ преспокойно. Масса народа со всхъ сторонъ стекается къ нему съ своими различными духовными нуждами,— прізжаютъ сюда верстъ за 50—100 и боле, щедро награждая Горизонтова и его служителей деньгами, и еще боле ублажая яствами и питіями… Постоянный кутёжъ, попойки въ сообществ двицъ и женщинъ, состоящихъ при Горизонтов въ качеств его келейницъ и клирошанъ, продолжаются часто далеко за полночь и нердко оканчиваются ссорою и дракою… Истинное древнее благочестіе не дешево достается старообрядцамъ. Они платятъ 3—5 руб. за крестины, 20—25 руб. за свадьбу и баснословная цна, восходящая до 1,000 р. за сорокоустъ и даже боле. ‘Далъ я это ему 500 р., разсказываетъ одинъ крестьянинъ, чтобы, значитъ, помолился 40 обденъ за усошпаго родителя моего, потому общаніе тако далъ я передъ Богомъ, а онъ, батюшка-то (Горизонтовъ) и говоритъ мн, да таково сердито, что я инда спужался: ты, баитъ, смяться что ли вздумалъ надо мной, за такую великую вещію даешь мн столько? Да мн, говоритъ, одному этой суммы твоей мало! А чего я дамъ уставщикамъ, которые будутъ пть на два клироса и которыхъ не одинъ вдь человкъ? Безбожники вы, говоритъ, антихристы этакіе, и пошелъ этакъ меня корить, на чемъ свтъ стоитъ только. Стою я и думаю себ этакъ: должно прибавить, нужно, да и кладу потомъ еще 300 рублевъ, послужите, молъ, батюшка, Христа ради, больше этого не могу дать. Помякъ не много этакъ, посадилъ меня рядомъ съ собой, да и говоритъ мн: ну, Иванъ Герасимовичъ. для тебя я только уваженіе сдлаю въ этомъ случа, а то мн, говоритъ, нельзя дешевле служить, самъ много плачу другимъ. Одначе, муку для просфоръ, вино красное, ну, и угощеніе тамъ посл каждой обдни,— все это онъ на меня навалилъ. Теб, баитъ, дло это сподручне, сколько хочешь, столько и купишь всего тамъ’.
Съ своей стороны мы скажемъ, что это не единственный случай. Такъ поступаютъ попы и начетчики всхъ старообрядческихъ сектъ. Намъ лично извстно множество подобныхъ случаевъ. Бываетъ ли такъ у насъ — православныхъ? Никогда и нигд! Бываютъ и у насъ и припрашиванья, и даже вымогательства, объ этомъ мы уже писали,— но копечныя. Дло нашего служенія мы настолько почитаемъ великимъ и святымъ, что и этого — копечнаго домогательства хотлось бы избгнуть.
‘Почему не ропщутъ на свое положеніе ксензы и пасторы’?
Въ нмецкихъ колоніяхъ нашихъ ксензы и пасторы получаютъ изъ управленія государственными имуществами почти такое же жалованье, какъ и мы, именно: ксензы по 171 р. 10 к., пасторы по 142 р. 90 к. въ годъ. Но въ саратовскихъ колоніяхъ, еще въ начал поселеній, контора иностранныхъ поселенцевъ распорядилась, чтобы и пасторы, и ксензы имли отъ обществъ хорошія квартиры, отопленіе, жалованье и зерновой хлбъ… Ни ксензы и ни пасторы сами знать не хотятъ ничего: дома строятся, ремонтируются, отапливаются, а также собирается хлбъ и привозится на домъ по распоряженію сельскихъ властей. Поэтому всякій ксензъ и пасторъ можетъ заниматься своими обязанностями безотрывочно и вести себя съ достоинствомъ. Съ того времени и до сихъ поръ вс они обезпечены съ избыткомъ.
Сами колонисты заняли лучшія мста по Волг и близъ нея. Поволжскіе нмцы,— это, какъ клопы въ иномъ дом, гд есть они: гд трещинки, тамъ и клопъ. Такъ и у насъ по Приволжье: гд тепленькое мстечко,— тутъ и нмецъ, а о лучшихъ мстахъ и говорить нечего,— он вс за нмцами. При всхъ удобствахъ и обиліи земли, они не платили никакихъ повинностей,— ни денежной и ни воинской,— они жили и просвщали насъ: вырубали лса у сосдей — русскихъ мужичковъ, отхватывали пахотную землю, косили ихъ луга, и вытравливали своимъ скотомъ ихъ посвы, снимали у помщиковъ мукомольныя мельницы, строили свои, и грабили мужичка-помольца, поступали въ управляющіе имніями, арендовали имнія и свободные казенные земельные участки,— и мужика душили. При такомъ положеніи дать обезпеченное содержаніе ксензу или пастору для нихъ не стоило ничего. Однакожъ, не смотря на это, въ положеніи ксензовъ и пасторовъ принимала дятельное участіе контора иностранныхъ поселенцевъ: безъ полнаго обезпеченія духовенства не позволялось строить кирокъ и костеловъ, въ случа неплатежа жалованья или неисправнаго сбора хлба контора длала распоряженія.
Очень недавно еще, что нмецкіе колонисты сравнены въ правахъ съ русскими, но перемна, въ ихъ быту, страшная: купцы, ремесленники и промышленники остались тмъ же, чмъ они были, но крестьяне земледльцы бднютъ, съ каждымъ, кажется, днемъ. Колонисты нмцы, какъ земледльцы,— народъ самый плохой: гд нмцы снимали землю и сяли хлбъ, тамъ земля проросла пыреемъ и бурьяномъ, и русскій мужичокъ, посл нмца, сетъ только въ крайности. Лошаденочки плохенькія, плужишки дрянь, рукъ, какъ слдуетъ, приложить лнь,— и ковыряетъ кое-какъ. Боронятъ,— такъ смотрть смхъ: иной мужичина, раза въ четыре здорове своей лошади, запряжетъ ее въ борону да и залзетъ верхомъ. Лошаденочка чуть не падаетъ, его ноги чуть не волочатся,— а онъ сидитъ себ и глубокомысленно тянетъ свою люльку. Нищіе у насъ теперь, преимущественно, нмцы. Если они не примутся за работу, какъ слдуетъ, то большая часть обднетъ очень скоро и обднетъ хуже всякаго русскаго мужика. По ходу дла можно заключить, что нмцы обднютъ. Тогда закричатъ и умники наши,— ксензы и пасторы, и закричатъ громче нашего. Однакожъ теперь, не смотря на свое обднніе, духовенству они платятъ такъ же, какъ и прежде, кром, разумется, нищихъ. Платить вошло уже у нихъ въ обычай, и вковые обычаи вками и уничтожаются, тмъ боле, что сами пасторы — и ксензы поддерживаютъ свои доходы такими средствами, какихъ мы, православные, употреблять не можемъ. Вотъ примръ: между двумя деревнями моего прихода, Александровской и Владимірской, на казенномъ участк, арендуемомомъ купцомъ Ткаченко, есть нмецкій поселокъ, дворовъ въ 15. Нын лтомъ (1880 г.), по случаю бездождія, я молебствовалъ въ одной изъ своихъ деревень. Къ нашему молебну пришли вс нмцы-лютеране: мужчины, женщины и дти. Посл молебна мн нужно было идти черезъ нмецкую деревушку. Женщины и двушки ушли отъ меня впередъ, саженъ за 50, и тихонько запли. Я догналъ ихъ. Мужчины видятъ, что я слушаю пніе, обрадовались, ободрились, подошли къ женщинамъ и стали пть. Потомъ встали вс на колни и долго молились, поднявши руки къ верху. Я стоялъ безъ шляпы и смотрлъ. Посл молитвы вс они окружили меня и, со слезами на глазахъ, говорили мн: ‘вы молитесь съ своими прихожанами, а нашъ пасторъ не детъ къ намъ вотъ уже три года. Чтобы пріхать, онъ проситъ съ насъ 15 р. А мы, вы знаете, люди бдные, гд взять намъ 15 р.? Родятся ребята, умираютъ, никто не пріобщался уже три года, а нкоторые и больше,— а онъ не детъ, да и только!’ Такого вымогательства въ русскомъ православномъ духовенств вы не встртите нигд, въ этомъ мы ручаемся чмъ угодно! Безъ крещенія, молитвы, пріобщенія брошена цлая деревня,— и ничего, какъ будто такъ и быть должно. Про вымогательство пасторовъ и ксензовъ литература ни слова. Но сдлай что-нибудь только подобное мы: не позжай къ больному ночью въ слякоть, метель, дождь, въ деревню, хоть только одинъ разъ, или спроси за поздку 10 к.,— и завопятъ противъ насъ на вс голоса! Спроси мы, за поздку, за 15—20 верстъ, въ слякоть ночью, что у насъ не рдкость, 5—10 коп., бда: вс закричатъ, что попы и жадны, и безсовстны и проч.! Насъ зовутъ, и мы здимъ всюду и во всякую погоду, безотговорочно, молча, не трубя про свои труды и лишенія. Какъ насъ ни поноси общество, какія клички намъ ни давай, какіе анекдоты ни сочиняй про насъ, но кто всмотрится въ нашу жизнь безпристрастно, то увидитъ, что безкорыстне большинства православнаго духовенства нтъ никого. Хвалить и защищать духовенство мн ршительно нтъ надобности. Я говорю только то, что есть на самомъ дл и желалъ бы, чтобы мои слова были проврены тми, кого он интересуютъ, особенно тми, кто видитъ въ насъ одно только дурное.
Случается такъ: въ часъ ночи ложишься или собираешься ложиться спать, вдругъ слышишь: бросились собаки. Значитъ, что кто-нибудь у воротъ есть чужой. Оказывается, что пріхалъ крестьянинъ звать къ больному, въ страшную метель или проливной дождь.
— Что ты, спрашиваешь, пріхалъ въ такую пору?
— Да матушк принеможилось.
— Давно ли она больна?
— Охаетъ-то она недли три, да теперь говоритъ: ‘ступай за попомъ, подъ сердце подкатило, какъ бы не умереть’.
дешь. Оказывается, что она препокойно сидитъ на лавк, въ переднемъ углу наряжена и здорове тебя.
— Зачмъ ты въ этакую пору прислала за мной? Вдь ты здорова?
— Како, батюшка, здорова! Третью недлю и на улицу не выхожу. Нын весь день маковой росинки и въ роту не было. Исповдуй, кормилецъ!
— А пріобщиться желаешь?
— Какъ же, кормилецъ, желаю, только ты теперь исповдуй, а причаститься-то я завтра, Богъ дастъ, приду въ церковь къ обдн. Тамъ ты, кормилецъ, и причасти меня.
— Такъ ты и пришла бы завтра въ церковь, тамъ и исповдалась бы, чмъ таскать меня ночью, въ такую непогодь.
— Да оно, дома-то исповдываться какъ-то лучше, слабоднй. А тамъ коли теб говорить съ нами? Я для тебя же! Да и изъ шести недль-то не хочется выдти: ныншній денёкъ, какъ разъ, шесть недль, какъ я исповдывалась.
И, дйствительно, случалось, что утромъ такія старухи приходили пшкомъ въ церковь, верстъ пять и восемь. Часа полтора проздишь. Въ пять часовъ нужно служить утреню. Окоченвшій, зимой, идешь изъ церкви домой, а тамъ уже ждетъ тебя мужикъ опять въ деревню. Прідешь, пробжишь по комнатамъ разъ 50,— и къ обдн. А тамъ: молебны, похороны, крестины и проч. и маешься до одурнія.
Однажды прізжаютъ за мною ночью два мужика-братья и просятъ хать къ нимъ въ деревню пріобщить отца ихъ, убитаго мужикомъ. Подемъ, говорятъ, батюшка поскоре! Не знай застанешь, не знай нтъ,— ужъ больно избили его.
Ночь была страшно темная, лтомъ. Вхожу въ избу: горитъ огонёкъ, въ изб полумракъ, среди пола, на войлок, лежитъ здоровенный мужичище, самъ онъ, подушонка и войлокъ въ крови. Надъ мужикомъ, на лавк, сидитъ женщина — сноха. Я вошелъ и она стала толкать его въ плечо: ‘батюшка, батюшка! Вставай, батюшка-кормилецъ, священникъ пріхалъ’! Мужикъ молчитъ. Я вижу, что онъ едва живъ, безъ чувствъ, и, не желая безпокоить его, говорю снох: не безпокой его, я сяду и подожду, когда онъ придетъ въ себя.
— Нтъ, онъ проснется!
И опять начала толкать. Разъ пять я останавливалъ ее, а она, все-таки, свое,— толкаетъ. Наконецъ, мужикъ очнулся и, не поднимаясь самъ, поднялъ руку и промычалъ: ‘а! батюшка? Гд онъ? Причасти меня! Я его!’ — да и хватилъ по русски…
Я къ дтямъ: онъ пьянъ?
— Малость есть.
— Какъ же вы смете возить меня, безпокоить, къ пьяному?
— Да ужъ больно избили его. Было бы теб извстно, коль не станешь причащать.
Утромъ я веллъ прислать къ себ старосту. Оказалось, что мужикъ этотъ очень богатый житель дер. Кувыки, Ермилъ едоровъ Питерскій, былъ выбранъ въ волостные, ‘добросовстные’, и, какъ начальство, требовалъ, чтобы вс, встрчающіеся съ нимъ, издалека скидали передъ нимъ шапки. Какъ только кто не скидалъ, саженъ за 10, шапки, то онъ, какъ здоровенный мужичина, колотилъ каждаго изо всхъ своихъ силъ. Случилось, что съ нимъ встртился такой же дубъ, какъ и онъ, но только моложе. Питерскій ударилъ его, а тотъ и ну его по-своему, да и задалъ ему… Питерскій послалъ за мной, чтобъ я пріобщилъ его, чтобъ ему можно было подать прошеніе, что его избили до того, что онъ умиралъ. Подобные случаи у насъ не рдкость и нын: зовутъ въ деревню къ больному, а больной: ‘Батюшка! Было бы теб извстно, меня избили. Причасти!’
— Гд избили, въ кабак?
— Да, признаться, такъ. Какъ бы не умереть, причасти, я подамъ просьбу.
Что-жъ? Побранишь, да и только. Но отъ этого не легче. Время отнято, а завтра пришлетъ другой пьяница.
Насъ могутъ укорять, что мы не внушаемъ о значеніи и важности таинства причащенія. Но мы внушаемъ, насколько можемъ, да ничего не подлаешь. Вдь это все то же, что иной департаментскій чиновникъ: ходитъ именно только въ ту церковь, въ которую здитъ жена директора, кладетъ поклоны именно въ тотъ моментъ, когда молится она, въ публичныхъ собраніяхъ бываетъ именно тамъ, гд бываетъ она, на стол у себя держитъ именно ту газетку, какую читаетъ директоръ. Онъ хорошо сознаетъ, что онъ подличаетъ, а, все-таки, думаетъ: не мшаетъ подслужиться, авось обратятъ вниманіе. Чиновникъ чрезъ подличанье хочетъ вылзть въ люди, а мужикъ — спитъ полуведерную. Человкъ везд одинаковъ.
Однажды ночью привозятъ меня въ одинъ домъ. Вхожу, мужикъ выгоняетъ изъ избы ягнятъ. Спрашиваю: кто же больной у васъ?
— Да, видно, я, кормилецъ.
— Но вдь ты здоровъ, зачмъ же ночью безпокоить меня? Пріобщиться могъ бы ты и днемъ, если желаешь.
‘Какія у меня ребята-то, кормилецъ, дай имъ Богъ добро здоровье, не то, что у кума едора! Его, вотъ этта, чуть было большакъ не прибилъ. До старосты доходилъ. Тотъ: я, говоритъ, тебя!.. А я вотъ только сказалъ, что что-то неможется, не създить ли за попомъ, а они и похали. Дай имъ Богъ добро здоровье, почитаютъ меня, старика’. И пошелъ, пошелъ старикъ хвалить своихъ ребятъ!.. Я ему: нужно и меня пожалть, васъ у меня не одна тысяча, нужно и мн дать покой… А онъ: дай Богъ имъ добро здоровье! Только промололъ, а они: не създить ли? И пьютъ они у меня мало. Вотъ этта’… И пошелъ!
Такіе случаи у насъ безпрестанно. Поставь каждый себя на нашемъ мст:. достанетъ ли у кого терпнія и нравственной силы: вставать ночью, здить и ходить во всякую погоду и часто попусту, бросать свои занятія, перерывать ихъ на самыхъ важныхъ пунктахъ, бросать перо, на половину не выразивши мысли, бросать книгу, недочитавши десятка строкъ, бросать хозяйство — покосъ, жнитво, молотьбу и проч. съ прямымъ ущербомъ для хозяйства, безотговорочно здить въ зной, пыль, бурю, дождь, снгъ, метель,— бросать и занятія и отдыхъ и — за ничто, безъ всякаго вознагражденія! Ну, потрудитесь представить себя на нашемъ мст! Поврьте, что у васъ не хватило бы терпнія и на одинъ мсяцъ.
Но я заговорился, и прошу извиненія у читателя.
Того, чмъ переполнена наша жизнь, ничего подобнаго у ксензовъ и пасторовъ нтъ. Неотрываемые отъ своихъ домашнихъ или кабинетныхъ занятій, при достаточномъ матеріальномъ обезпеченіи, при участіи въ этомъ обезпеченіи начальства и при крайнемъ вымогательств, они живутъ покойно и молчатъ. О насъ же со стороны не заботится ровно никто, а такихъ вымогательствъ, на какія указалъ я, длать мы не можемъ. Отъ того мы и бдны, отъ того мы и вопимъ. Мы вызываемъ общественное сочувствіе, но голосъ нашъ,— или голосъ въ пустын, или отвчаютъ намъ въ род того: ‘да вдь вы и тупы, и глупы, и безнравственны, и еще сть, тоже, просите! Смотрите, какъ пасторы и ксензы съумли поставить себя! Вотъ что значитъ быть умнымъ-то’! Общество не хочетъ видть, почему молчатъ они, и ставитъ ихъ намъ въ укоръ. Мы желали бы, чтобы насъ сравняли съ ними, но въ чемъ? Чтобы правительство, какъ и контора иностранныхъ поселенцевъ, приняли участіе въ обезпеченіи насъ. Мы довольны были бы немногимъ, но желали бы, чтобы за тми лотками и ршетами, какія получаемъ мы теперь, мы не здили сами и псаломщики наши не ходили по дворамъ съ мшкомъ на плечахъ.
‘Почему не жалуются на свое положеніе муллы’?
Муллы у насъ вс — народъ торговый. Это первое. Второе: въ Крыму они получаютъ 10% всего дохода: они берутъ десятую овцу, десятаго теленка, десятый снопъ, десятый стогъ сна, десятый пудъ фруктовъ и под. Мн лично извстны нкоторые крупные крымскіе землевладльцы и, кром того, крупнымъ землевладльцемъ въ Крыму мой зять. Вс они съ радостію отдаютъ свои степи въ аренду изъ десятой части урожая. Мулла же получаетъ эту десятую часть ни за что.. И еще бы кричать ему, что ему жить нечмъ! Въ нашей губерніи татаръ, тоже, множество. И муллы, кром отсыпнаго хлба и живности всякаго рода, получаютъ 10% съ каждаго калыма. Женихъ платитъ за невсту, положимъ, 300 р. Изъ нихъ получаетъ мулла 30 р. Слыханное ли дло у насъ, чтобы за свадьбу дали духовенству 30 р.? Еслибъ городскому нашему духовенству давали не 10%, а только 1%—2% съ приданаго невстъ, то, наврное, оно согласно было бы не брать ничего ни за какія требы. Я говорилъ, что намъ желательно было бы, чтобъ насъ сравняли съ муллами. Это, конечно, не въ десятой части доходовъ и не въ 10% съ приданаго, а именно въ томъ, чтобъ намъ не вымаливать себ пропитанія по дворамъ, съ лукошкомъ или мшкомъ въ рукахъ.

XXIV.

Другая изъ уважаемыхъ и распространенныхъ газетъ, разсуждая о духовенств, говоритъ, что ‘улучшать быта духовенства и не слдуетъ по той причин, что оно сдлается тогда еще безнравственне и сопьется совсмъ. Мужикъ, говоритъ она, разбогатвши, длается непремнно пьяницей’.
Но, во-первыхъ, разбогатвшій мужикъ пьяницей не длается. Отъ того-то онъ, между прочимъ, и богатъ, что онъ не пьетъ. Если же и пьетъ, то въ извстное время, и дло свое не забываетъ. Пьянствуютъ преимущественно люди бдные. Въ этомъ поврьте опять намъ, живущимъ между мужиками. Во-вторыхъ, на какомъ основаніи сравнивать насъ съ мужиками, еслибъ даже мужики и длались пьяницами, разбогатвши? Почему не говорилось и не говорится этого о чиновникахъ, когда увеличиваютъ имъ оклады жалованья? Неужто чиновники, съ увеличеніемъ оклада жалованья, вс подлались пьяницами? Неужто писецъ, сдлавшись столоначальникомъ, съ увеличеніемъ жалованья, длается пьяницей? Столоначальникъ, сдлавшись начальникомъ отдленія, длается пьяницей еще горчайшимъ? Начальникъ отдленія, сдлавшись вице-директоромъ, длается еще худшимъ? Что такое министръ, посл этого? Еслибъ намъ и дали жалованье, то какіе-такіе капиталы дали бы намъ, чтобы мы ихъ и не видывали, и не имли въ рукахъ своихъ, чтобъ они вскружили бы намъ головы и мы перебсились бы? Еслибъ намъ и дали жалованье, то дали бы самое скромное. Однимъ оно улучшило бы содержаніе, для другихъ оно сравнялось бы съ тмъ, что они получаютъ теперь, для третьихъ же оно было бы, можетъ быть, въ четыре-пять разъ мене того, что они получаютъ теперь. Между тмъ платежъ за требы прекратился бы. Стало быть, многіе потеряли бы многое, и они остались бы крайне недовольны. Въ нашей губерніи есть церкви, которыя продаютъ свчъ боле 100 пудовъ въ годъ, и есть такія, гд не продается и полпуда. Есть священники, которые получаютъ не боле 50 р. въ годъ, но есть и такіе, которые получаютъ боле 3,000. И эти трехтысячные отнюдь не пьяницы, и дайте имъ какіе угодно капиталы,— головы имъ не вскружите, пьяницами они не будутъ. Наши епископы и теперь не пьяницы, не были они пьяницами и тогда, когда владли вотчинами и брали съ духовенства оброки.
Мы слышали, что покойный высокопреосвященный митрополитъ московскій Филаретъ не желалъ, чтобы духовенству дано было и то жалованье, которое получаемъ мы теперь,— что духовенство, при жаловань, возгордится. Правда это или нтъ, что такъ думалъ высокопреосвященный, я, конечно, ручаться не могу, но слухъ такой у насъ былъ и держится до сихъ поръ.
‘Обезпечить духовенство казеннымъ жалованьемъ? Но подобное обезпеченіе убыло бы послдніе слды общественнаго и религіознаго значенія духовенства и превратило бы его окончательно въ чиновниковъ’.
Подобныя мннія намъ встрчаются не въ первый уже разъ, и мы отвчаемъ: наши епископы, встарину, брали съ духовенства подати и владли вотчинами и имли должное ‘значеніе’ для общества и церкви. Теперь они живутъ на одномъ казенномъ жаловань. Неужто значеніе ихъ для церкви и общества пало? Напротивъ, оно возвысилось. Мы можемъ сказать, что мы знакомы съ исторіею русской церкви, знаемъ и современное состояніе церкви на Балканскомъ полуостров и въ Малой Азіи. Нашъ епископъ не посылаетъ теперь десятниковъ и поповскихъ старостъ за сборомъ податей, за десятой копной хлба и сна, не тащитъ со двора послднюю овцу, не сажаетъ насъ на чепь, не приковываетъ въ подвал, не сажаетъ на столбъ, не поретъ плетьми и не длаетъ ничего, что длаютъ теперь греческіе епископы съ своимъ духовенствомъ,— и теперь мы идемъ къ нему и принимаемъ его у себя въ дом, какъ начальника, какъ отца, ни мало не опасаясь, что онъ будетъ вымогать у насъ наше достояніе. Наши отношенія къ нему чисто какъ отношенія дтей къ отцу. Можно бы надяться, кажется, что и отношенія прихожанъ нашихъ къ намъ были бы такія же, еслибъ и мы перестали жить ихъ трудомъ.
Опасаются, что мы сдлались бы ‘чиновниками’. Но почему такъ страшно это слово? Еслибъ даже и чиновниками, такъ что-жъ въ этомъ есть особенно дурное? Министры, великіе князья, даже самые наслдники престоловъ получаютъ чины. Что-жъ, отъ этого хуже государству? Священники получаютъ протоіерейство, епископы архіепископство, это тоже, своего рода, чины, вс мы получаемъ ордена, а это боле, чмъ жалованье, приближаетъ насъ къ чиновничеству, что же теряетъ чрезъ это вра и нравственность? Но мы давно, если уже такъ, чиновники,— мы давно состоимъ на казенномъ жаловань, но только желалось бы, чтобъ это жалованье было настолько достаточнымъ, чтобъ намъ не брать за совершеніе молитвословій и таинствъ, чтобъ наше служеніе было облагорожено. Стало быть о чиновничеств дло ршено давно, только эти чиновники желали бы, чтобъ окладъ ихъ жалованья былъ увеличенъ.
Законоучители казенныхъ учебныхъ заведеній разв теряютъ что-нибудь въ своемъ пастырскомъ достоинств, состоя на казенномъ жаловань? Отношенія ихъ къ ученикамъ разв были бы лучше, еслибъ они жили поборами съ учениковъ?
По нашему разумнію, возраженіе о чиновничеств — возраженіе безсодержательное.

XXV.

Во внутреннемъ обозрніи одного изъ лучшихъ и уважаемыхъ литературныхъ журналовъ, недавно были помщены разсужденія о духовенств. Мы прочли ихъ и приняли-было только къ свднію, но въ одной газет намъ попался, потомъ, такой о нихъ отзывъ: ‘вполн здравыя’ мннія по этому предмету (объ улучшеніи быта Духовенства) высказаны во внутреннемъ обозрніи’…
Коль скоро печать обращаетъ вниманіе общества на помянутую статью, называетъ выраженныя тамъ мысли ‘вполн здравыми’ и тмъ желаетъ привлечь вниманіе общества, то мы не можемъ оставить статьи этой безъ отвта.
‘Въ обозрніи’ говорится: ‘вс чувствуютъ, что положеніе духовенства ненормальное, мало того, ненормальное,— развращающее’.
Положеніе ‘развращающее’! Но единственное, въ чемъ можно укорить нкоторыхъ изъ насъ, и то только нкоторыхъ,— это нетрезвость. Но другія сословія,— любое, пьютъ разв меньше? Мы не витаемъ гд-нибудь на облакахъ, и живемъ въ томъ же мірскомъ омут, гд живутъ и вс, переполненномъ всевозможными пороками, а ‘прикасаяйся смол’, и всякій, самый чистый ‘очернится’. Не даромъ же ревнители спасенія уходили въ пустыни. Самую нетрезвость нашу, поэтому, нельзя ставить намъ укоромъ. Вдь вы же ставите намъ вино и закуску, когда мы бываемъ въ домахъ вашихъ для молитвословій, пьете сами и просите пить насъ! Зачмъ этотъ соблазнъ? Вдь васъ же нужно угощать, поить, кормить и кланяться, когда заставляетъ насъ крайность вымаливать у васъ что-нибудь?! Крестьяне, въ этомъ случа, справедливе: мн не разъ приводилось производить слдствія о нетрезвости кого-нибудь изъ причта. Спрашиваешь крестьянъ: трезво ли ведетъ себя извстный членъ причта? мн почти всегда отвчаютъ, что ‘пьянъ бываетъ не рдко, но вдь мы же поимъ его, съ нами же пьетъ онъ, какъ его винить въ этомъ?’ Въ людяхъ интеллигентныхъ кутежа бываетъ не меньше, чмъ пьянства у мужика, и кутежи не въ примръ размашистй. Люди образованные бываютъ рады, если въ компанію къ нимъ угодитъ священникъ, готовы залить его и виномъ, и водкой, но за то этотъ несчастный священникъ надолго будетъ служить предметомъ самыхъ злыхъ насмшекъ, не обращая и вниманія на т безобразія, какимъ предавались они сами, въ часы разгула.
‘Вс говорятъ: надобно поднять уваженіе къ духовенству въ народ и въ обществ, надобно заставить духовенство заботиться объ этомъ’.
Мн очень хорошо извстенъ одинъ приходъ такого рода: приходъ большой, не бдный и состоящій изъ множества деревень. Недавно поступилъ туда священникъ, вдовый и имющій четверыхъ дтей. Во всемъ сел онъ не могъ найти себ ни одной крестьянской избы для квартиры. Нсколько недль колотился онъ въ церковной сторожк и, наконецъ, одинъ мужиченышко сдалъ ему, по 3 р. въ мсяцъ, свою избёнку, а самъ ушелъ въ городъ. Однажды, нын лтомъ, я прозжалъ чрезъ это село, священникъ узналъ, что какой-то священникъ остановился на постояломъ двор, пришелъ ко мн и попросилъ къ себ на стаканъ чаю, оказалось, что мы были знакомы. Онъ радъ былъ случаю отвести душу, на нсколько минутъ, съ постороннимъ человкомъ и, притомъ, знакомымъ и съ своимъ собратомъ. Идемъ: избёночка за селомъ, надъ берегомъ рчки, маленькая, низенькая, гнилая, покосившаяся, полураскрытая, съ двумя крохотными тусклыми оконцами, съ большой глинобитной печью, полъ изъ коротенькихъ горбылей, наброшенныхъ кое-какъ, ни сней, ни амбара, ни погреба, ни чулана,— нтъ ровно ничего. Священникъ на его большее горе, высокаго роста. Онъ не можетъ даже встать во весь ростъ и сдлать пять шаговъ отъ одной стны до другой. Спитъ съ дтьми на полу, кухарки по тснот, не держитъ. Кушанье готовитъ себ самъ, при помощи дтей-мальчиковъ, изрдка только поможетъ ему сосдка-старуха. Жизнь этого несчастнаго священника такова, что я не вынесъ бы и трехъ дней такой жизни и заболлъ бы непремнно. Что это за помщеніе,— такъ это невыносимо!
Въ приход его есть дворяне-землевладльцы. Одинъ изъ нихъ иметъ 1000 дес. земли и до 200,000 р. въ банкахъ, другой иметъ тысячъ шесть дес. земли и 250,000 р. въ банкахъ, одинъ помщикъ иметъ 500 д. земли, прочіе около этого. Вс дворяне эти лично мн очень коротко знакомы. У всхъ ихъ я бывалъ въ домахъ, а у нкоторыхъ по нскольку разъ.
Сколько разъ священникъ просилъ прихожанъ своихъ, и помщиковъ и крестьянъ, дать ему сносную квартиру или построить общественный домъ, сколько кланялся, просилъ со слезами, сколько пропоилъ мужикамъ водки,— все напрасно. Наконецъ, старшина сжалился, собралъ сходъ и на сход положили построить общественный домъ для квартиры священникамъ, написали приговоръ и стали подписываться. Но въ это время, откуда ни возьмись, прізжаетъ въ волостное правленіе одинъ изъ крупныхъ землевладльцевъ, прихожанинъ его (имющій 200,000 р. въ банкахъ), Н. И. З., служившій когда-то чиновникомъ особыхъ порученій при Муравьёв въ Вильно, и котораго самъ Михаилъ Николаевичъ удалилъ за жестокое обращеніе съ поляками и, въ особенности, съ ксензами,— вбгаетъ и начинаетъ кричать и доказывать, что строить дома попу не нужно, что попы дерутъ и съ живаго и съ мертваго, что пусть онъ живетъ гд знаетъ, что крестьяне и безъ того бдны и пр. и пр. Что сельскіе крестьяне не должны давать ему подъ домъ и мста, еслибъ онъ вздумалъ строить свой или на церковныя средства, такъ какъ земля принадлежитъ однимъ крестьянамъ сельскимъ, а попъ для всего прихода {При этой церкви земли ни пашенной, ни снокосной и ни усадебной нтъ. Сельскій Священникъ.}. Мужики сперва призадумались, а потомъ видятъ, что баринъ старается о нихъ же, подняли шумъ, ссору,— и поршили: не давать попу ничего, и, подъ диктовку Н. И. З., написали приговоръ, ‘чтобы священникъ не смлъ строить дома и на церковныя деньги, еслибъ онъ вздумалъ строить, такъ какъ деньги, въ церкви, они даютъ Богу, а не на дома попамъ’. Несчастный священникъ зарыдалъ на сход и пошелъ домой, не помня себя.
Пусть же кто-нибудь потрудится поднять уваженіе къ духовенству въ Н. И. З. Если съ нимъ не сладилъ и самъ Михаилъ Николаевичъ и вынужденъ былъ удалить его отъ себя, то священникъ-то что подлаетъ съ такимъ господиномъ? А этотъ случай не единственный. Я самъ пилъ эту горькую чашу, если изволите припомнить начало настоящихъ моихъ записокъ. Не думайте, чтобъ священникъ былъ и ‘тупъ, и глупъ, и безнравственъ’,— нтъ, какъ честный человкъ говорю: священникъ человкъ умный, трезвый и прекроткаго характера. И я не басни разсказываю, а говорю фактъ, совершившійся въ 1880 году.
Священникъ подалъ прошеніе въ консисторію, прося ея содйствія въ обезпеченіи его квартирою. Консисторія сама не иметъ никакихъ средствъ къ побужденію прихожанъ и потому предписала священнику, чрезъ благочиннаго: ‘усугубить убжденія прихожанамъ къ отводу квартиры или постройк общественнаго дома’. Чрезъ мсяцъ священникъ донесъ благочинному, тотъ консисторіи, что онъ много разъ просилъ прихожанъ своихъ объ отвод ему квартиры и постройк дома, но т не длаютъ ни того, ни другаго. Консисторія отнеслась за содйствіемъ въ губернское правленіе, то предписало# полицейскому управленію, это — становому приставу. Пріхалъ приставъ, созвалъ человкъ 20 мужиковъ и т отъ имени всего прихода дали новый приговоръ, что ни квартиры, ни дома они дать не могутъ. Такъ дло и кануло, такъ бываетъ у насъ всегда и всюду. Недавно я видлъ этого священника. Жаль взглянуть на этого несчастнаго, убитаго вдовствомъ, нуждой и наглостью!.. Онъ уже положилъ ни одного изъ троихъ сыновей своихъ не пускать въ духовное званіе.
Вскор посл описаннаго (18 ап. 1880 г.) я увидлся въ вокзал ж. д. съ самымъ крупнымъ землевладльцемъ этого села и говорю ему: смилуйтесь, добрый N. N. надъ своимъ священникомъ, окажите ему какую-нибудь помощь. Вы посмотрите, какую нужду терпитъ этотъ несчастный!
— Вы знаете, что я постоянно живу въ Москв. Въ это имніе я прізжаю всего мсяца на два лтомъ. Пусть помогаютъ ему Н. И. З. и другіе, они живутъ постоянно въ имніяхъ, и, небойсь, тоже, чай и Богу молятся. Это дло ихъ.
— Въ васъ вся сила. Начните, за вами и Н. И. З. и другіе что-нибудь дадутъ. Что стоитъ для васъ дать 50 р. на постройку дома! То же, что для меня 5 к.!
— А 50-ю вы шутите?
— Вы не шутя и дайте.
— Я здсь не живу, я не прихожанинъ. Какъ только дтей помстилъ въ военную гимназію,— я переселился въ Москву. Помогать попамъ,— дло прихода.
— Но и у васъ 3000 д. земли, сами вы выхали отсюда всего года три — четыре и теперь, все-таки, живете каждое лто мсяца по два?
— У меня только земля, ну, и пусть его ходитъ по ней, сколько его душ угодно.
— Пріятне было бы услышать отъ васъ и мн, и священнику вашему, еслибъ вы сказали: ну, и пусть его коситъ и беретъ дровъ, сколько ему угодно. У него одна коровёнка, сна нужно ему пудовъ 200, т. е. восемь крестьянскихъ возовъ, а лсу у васъ полторы тысячи десятинъ.
— Тысяча шестьсотъ сорокъ десятинъ.
— Что же стоитъ для васъ дать двадцать деревьевъ валежнику, подгнившаго и сломленнаго втромъ? У васъ гніетъ тамъ не одна тысяча деревьевъ.
— Этого нельзя, никакъ нельзя! Вы не знаете хозяйства. У меня въ лсъ нтъ слду. Я не пускаю ни за грибами, ни за ягодами. Прозжай кто-нибудь, проложи тропинку и повалятъ въ лсъ со всхъ сторонъ, и не укараулить, сами объздчики будутъ красть. Нын народъ какой? Воръ на вор. Бывало, какъ чуть что, такъ велишь влпить ему полтораста, такъ обкрадывать барина въ другой разъ и не захочетъ. А нын онъ тебя обкрадетъ, да онъ же и говоритъ: полный разсчетъ давай, а то къ мировому! Нтъ, батюшка, нельзя, нельзя!
— У васъ сотни возовъ можно, набрать по опушк, не длая и слда въ лсъ.
— Нельзя, я сказалъ вамъ, нельзя! Да какой я прихожанинъ! Тамъ много безъ меня.
Баринъ мой сталъ сердиться, и я бросилъ разговоръ о священник.
Укажите намъ, посл этого, способы ‘поднять уваженіе къ духовенству’ въ такихъ людяхъ! Можно-ли строго, посл этого, осуждать священника, еслибъ онъ сталъ притснять своихъ прихожанъ въ плат при требоисправленіяхъ?!
‘Нужно позаботиться о созданіи такого положенія, чтобы священникъ сталъ самъ уважать себя и сознавать, что онъ иметъ право на это уваженіе’.
Потрудитесь! Вы большую принесли бы пользу и церкви, и духовенству, и обществу.
‘А для этого есть только дв мры: или пусть государство окончательно признаетъ фактъ кастоваго состоянія духовенства, санкціонируетъ его (каста тутъ не причемъ)! и приметъ на полное свое попеченіе все духовенство, положивъ ему такое жалованье, чтобы оно могло существовать не только безбдно, но и устроиться съ нкоторымъ комфортомъ. Тогда не будетъ тхъ близкихъ, сердечныхъ отношеній между духовенствомъ и народомъ, какія были бы желательны (а наши епископы, законоучители, священники при посольствахъ, миссіонеры? Выпускать ихъ изъ виду нельзя), но за то не будетъ и вражды. Духовенство станетъ въ оффиціальное отношеніе къ народу. Священникъ будетъ чиновникомъ, но чиновникомъ приличнымъ, который взятокъ не беретъ, тмъ боле не прибгаетъ къ вымогательству, не занимается кулачествомъ и вообще никакими, компрометтирующими священный санъ способами для наживы’.
‘Но такое положеніе духовенства будетъ несогласно съ православнымъ ученіемъ о церкви’…
Мы желали бы слышать однако: какъ православная церковь учитъ о жаловань духовенству отъ казны и о поборахъ съ прихожанъ? Ни то, ни другое ученіе церкви намъ неизвстно и знать намъ желалось бы. Почему бы не цитировать этого ученія? Пишущій, вроятно, знаетъ, что епископы наши состоятъ на жаловань и, однакожъ, онъ не считаетъ этого несогласнымъ ‘съ ученіемъ о церкви’, но еслибъ состояли на жаловань и приходскіе священники, то это было бы несогласно ‘съ ученіемъ о церкви’. Почему теперь законоучитель получаетъ жалованье,— это согласно ‘съ православнымъ ученіемъ о церкви’, приходскій священникъ и, въ то же время, законоучитель, получающій жалованье отъ казны,— это согласно ‘съ ученіемъ о церкви’, священникъ-миссіонеръ, живущій исключительно жалованьемъ,— это опять согласно съ ученіемъ о церкви. Вроятно все это такъ, потому что хроникеръ ничего объ этомъ не говоритъ. Но еслибъ сталъ получать жалованье и приходскій священникъ, то это было бы ‘не согласно съ православнымъ ученіемъ о церкви’. Вроятно, хроникеру извстно постановленіе вселенскаго или помстнаго собора, въ род такого: ‘аще епископъ имти будетъ домъ, одяніе и нчто сндное отъ епарха, да будетъ ему въ честь и въ славу святй церкви: аще же будетъ имти тоежде пресвитеръ, да извержется’? Я говорилъ однако уже, что мы давно состоимъ на попеченіи правительства и получаемъ отъ него жалованье. Въ виду этого не для чего грозиться ученіемъ церкви.
‘Къ тому же государство едва въ силахъ будетъ его осуществить. На полное обезпеченіе духовенства потребуется не мене, чмъ сколько теперь расходуется на всю армію. Такихъ денегъ государству взять негд’.
Для обезпеченія въ содержаніи духовенства потребовалось бы несравненно меньше, чмъ на армію. Напрасно г. хроникёръ напускаетъ страхи и на себя, и на общество. Впрочемъ, мы не слышали отъ него какую цифру кладетъ онъ въ жалованье. Иметъ ли государство деньги и откуда ихъ взять, если мало ихъ у него, мы, можетъ быть, сказали бы что-нибудь похожее и на правду, но пока продолжимъ наши выписки.
‘Остается употребить другой способъ: пусть государство уничтожитъ духовенство, какъ касту, пусть уничтожитъ духовныя школы, низшія и среднія, и предоставитъ, какъ было въ древнее время, самому обществу пріисканіе священниковъ для себя, гд и какъ оно знаетъ. Пусть само общество и приготовляетъ себ лицъ, пригодныхъ для священства, и само выбираетъ ихъ безъ всякаго вмшательства въ это дло высшаго духовенства’.
Это такое же ршеніе вопроса, какъ ршилъ одинъ ученикъ о грамматикахъ: нейдутъ грамматики въ голову — ‘пожечь надо вс грамматики на свт,— и длу конецъ’! Поршить всхъ поповъ, и хлба просить не станутъ.
‘Предоставить самому обществу пріискивать священниковъ для себя, гд и какъ оно знаетъ’.
Чтобы быть компетентными судьями достоинствъ священника. избиратели должны стоять выше избираемаго и по религіозному образованію, и по нравственности. Въ обществ же, даже въ высшихъ его сферахъ, мы встрчаемъ очень рдко лицъ, имющихъ основательное богословское образованіе. Читая произведенія людей ученыхъ, изумляешься часто глубин и многосторонности изъ знаній, въ особенности въ области науки о природ, но какъ только эти люди коснутся религіи, то видишь, почти всегда, полнйшее ихъ незнаніе ея. Видишь, что они никогда не изучали ея, не вдумывались въ нее, не знаютъ духа ея, не понимаютъ даже основъ ея. Если же и лица, или по своему высокому положенію въ обществ, или по учености, стоящія во глав общества, имютъ познанія въ религіи недостаточныя, поверхностныя, то чего же можно ожидать отъ остальныхъ его членовъ? Познанія остальныхъ членовъ еще слабе. Естественно поэтому, что люди, имющіе поверхностныя познанія въ религіи, не могутъ быть его цнителями, а слдовательно и избирателями. Изъ кого это общество стало бы избирать въ свои религіозно-нравственные руководители? Изъ того же самаго общества, гд основательнымъ изученіемъ богословской науки почти никто не занимается. Но еслибы въ обществ было и боле людей, способныхъ быть священниками по своимъ научнымъ качествамъ, чмъ теперь, то одни изъ нихъ не пошли бы на эту должность, при настоящей обстановк священника, а другіе едва ли были бы избраны, хотя бы большинство и желало ихъ, потому что общественныхъ выборовъ, въ собственномъ смысл этого слова, у насъ нтъ. На общественныхъ собраніяхъ лица избираются на общественныя должности и ршаются общественныя дла совсмъ не обществомъ, а самымъ небольшимъ меньшинствомъ.
Изъ многихъ случаевъ, которыхъ я былъ свидтелемъ, я укажу на одинъ, гд земскимъ собраніемъ ршался одинъ довольно серьёзный вопросъ.
Собрались гласные земства. Въ центр засли отставные ротмистры, титулярные, служившіе до перваго чина въ канцеляріяхъ губернаторовъ, дворяне, спустившіе уже свои имнія или заложившіе во всевозможныхъ банкахъ и пробавляющіеся на счетъ остатковъ женинаго приданаго, чиновники, управлявшіе крупными имніями и заботившіеся о черномъ дн, боле своемъ, чмъ доврителей, и сдлавшіеся теперь сами крупными землевладльцами. Многіе изъ нихъ съ небольшимъ запасомъ въ голов, но за то — ораторы вполн, хотя, по всей вроятности, не всегда понимаютъ и сами то, что говорятъ они, кром себя и своей партіи не знающіе никого и ничего, и мнніе своей партіи готовые отстаивать всми зависящими отъ нихъ способами,— словомъ: истые, патентованные земцы. За ними сли люди состоятельные, крупные въ полномъ смысл, но которые разсуждать въ собраніи о длахъ серьёзныхъ считаютъ дломъ совсмъ не дворянскимъ. За ними сла мелкота, которой все равно, какъ бы ни ршали центральные вожаки ихъ,— они на все согласны. Еслибъ даже изъ нихъ кто и сказалъ что-нибудь, то ихъ никто не сталъ бы и слушать. Купцы сли отдльной кучкой чинно, отдльно и молча сли и крестьяне.
Предсдательствующій позвонилъ, и все замерло. ‘Господа, сказалъ онъ, засданіе открыто! Имю честь доложить собранію, что мы собрались сюда для… Покорнйше прошу обсудить этотъ вопросъ’.
Тотчасъ же одинъ изъ бойцовъ попросилъ себ слова, за нимъ другой, третій и четвертый. Секретарь записалъ фамиліи. Первый ораторъ началъ рчь. Сперва говорилъ онъ тихо и заикаясь, но потомъ, мало-по-малу, вошелъ въ себя и покрывалъ все собраніе. Долго и неустанно говорилъ онъ: говорилъ онъ и объ агрономіи, и объ астрономіи, и о семь крестьянской, и о чести дворянской,— обо всемъ на свт, не сказалъ только ни слова о дл, за которымъ пришли и онъ, и другіе. Долго говорилъ, наконецъ, утеръ лобъ и слъ. Часъ, между тмъ, прошелъ. За нимъ сталъ говорить другой. Этотъ второй былъ ораторъ ярый: онъ съ перваго же слова заговорилъ бойко и безъ запинки, но за то, отъ перваго слова до послдняго, никто не понялъ, что ему было нужно. Третій былъ такой же, какъ и предшественники его. Только отъ четвертаго можно было уже ясно понять, что ему было нужно и къ чему онъ старался направить собраніе. Одинъ изъ купцовъ замтилъ другому: слышь, куда гнётъ? Но публик не сказалъ ни слова. Прошло боле трехъ часовъ, утомились вс, но дла не подвинули еще ни на шагъ. Предсдатель объявилъ засданіе закрытымъ на 15 минутъ. Дворяне отправились въ буфетъ, прочіе же вс или остались на мстахъ, или собирались въ кучки и горячо спорили. Всякій видлъ, что дло клонится не туда, куда хотлось бы большинству. Бойцы видятъ, что дло не совсмъ гладко, и вопросъ при баллотировк можетъ не пройти,— опять затянули дло и — то къ той подойдутъ кучк, то къ другой, то тамъ закинутъ словечко, какъ-бы мимоходомъ, то въ другомъ мст, а нкоторые разслись и между купцами, и крестьянами. Кончился перерывъ,— и опять посыпались рчь за рчью, опять прошло два часа. Сдланъ былъ опять маленькій перерывъ, богатые опять успли и выпить, и закусить, но большинство осталось и голоднымъ, и истомленнымъ. Вс голодные готовы были поршить дло какъ-нибудь, лишь бы развязаться. И, дйствительно, посл двухъ еще перерывовъ поршили, но поршили такъ, какъ хотлось меньшинству. Въ конц-концовъ бойцы добились-таки своего, хотя къ общему неудовольствію большинства.
Такъ выбирался бы и священникъ, если бы выборъ его предоставленъ былъ обществу. О достоинствахъ, необходимыхъ для пастыря церкви, не было бы и рчи, какъ, зачастую, не бываетъ ея объ умственныхъ и нравственныхъ качествахъ при выбор предсдателей земскихъ управъ и мировыхъ судей, за которыхъ часто весь ихъ вкъ работаютъ ихъ письмоводители. Нтъ сомннія, что избранному изъ дворянъ дали бы изъ земскихъ суммъ приличное содержаніе, но что этотъ избранный не прочтетъ наизустъ безошибочно и десяти заповдей, такъ въ этомъ мы уврены, а о дальнйшихъ познаніяхъ въ религіи и говорить нечего.
Скажу нсколько словъ и о томъ, какъ, зачастую, ршаются дла и на крестьянскихъ сходахъ.
У меня, однажды, было нужно выбрать церковнаго старосту. Сельскій староста приказалъ, и десятникъ пошелъ стучать по окнамъ: ‘на сходку! Церковнаго старосту выбирать!’ Собрались мужики и сидятъ, часъ, два, три и толкуютъ почти шопотомъ: кого выбирать? Одни говорятъ: Ивана, другіе Петра, третьи едора, сидятъ и ждутъ міродовъ. Къ вечеру пришли и т, и стали въ сторону, особнякомъ. Мужики поднялись и стали спорить: поднялся говоръ, шумъ, крикъ,— кто что несетъ, не разберешь ни слова, слышенъ одинъ только гамъ, и больше ничего. Одинъ отстаиваетъ одного, другой другаго. Міроды стоятъ и молчатъ, но староста у нихъ давно уже намченъ, давно уже они разъ пять опили его. Давши мужикамъ наговориться досыта, одинъ изъ міродовъ выходитъ впередъ и говоритъ: ‘старостой надо быть у насъ едору Иванычу’! Мужики подхватили въ одинъ голосъ: ‘едора Иваныча, едора Иваныча! Лучше его и не найтить! Гд онъ? Десятникъ, бги за нимъ!’ едора Иваныча на сход нтъ. Пришелъ едоръ Иванычъ и вс закричали: едоръ Иванычъ: Поздравляемъ тебя! Мы выбрали тебя въ церковные старосты.
— Благодаримъ покорно, господа старички!
— Водочки надо, едоръ Иванычъ, поздравить надо, какъ есть честью обмыть, посылай ведерку!
Выпили ведро, и заговорили пуще прежняго! ‘Еще, едоръ Иванычъ, посылай полведерки, жалованья прибавимъ, не бойсь, доволенъ будешь!’ Принесли и еще полведра. Крику, гаму,— на цлую ночь!
Утромъ мужики идутъ на пустое мсто, гд они вчера пили, сидятъ пригорюнившись и ждутъ: не представится ли случая опохмлиться. Приходитъ Иванъ Гаврилычъ и проситъ, чтобы въ старосты выбрали его, что онъ поставитъ три ведра водки. Мужики радехоньки случаю опохмлиться.
— Что-жъ, закричали вс, тебя, такъ тебя, намъ все едино! Чмъ едоръ лучше тебя?
И начинаютъ выставлять вс стародавнія его провинности. Мужики нашли, что хуже едора и въ міру нтъ.
— Десятникъ! Бги за старостой, скажи ему, чтобы веллъ собирать сходку!
Опять собрались мужики, опять долго кричали и долго спорили, а міроды стоятъ себ да молчатъ. Наконецъ одинъ вышелъ на средину и говоритъ, что они міру не перекорщики, что Ивана Гаврилыча выбрать въ старосты они согласны. И пошли опять попойки! Пили, пли и безобразничали два дня.
На третій день едоръ Иванычъ идетъ къ старост и говоритъ, что міръ его разорилъ и окамфузилъ, и проситъ собрать опять сходку. Опять собрались пьяные мужики и опять гамъ, крикъ, ссора, хохотъ такіе, что нельзя слышать и своихъ собственныхъ словъ. Приходитъ посл всхъ и едоръ Иванычъ, вс утихли.
— Господа старички! Вы выбрали-было въ церковные старосты меня, я, значитъ, за честь, ублаготворилъ васъ водочкой, а напослдь вы окамфузили меня: выбрали Ивана Гаврилыча. Чмъ я прогнвалъ васъ?
— Ничмъ, знамо, ничмъ!
— Коль дло за водкой, такъ я пятерикъ еще ставлю, лишь бы некамфузно было на людей глядть.
Между тмъ сынъ и работникъ едора Иваныча съ двумя ведерными бутылями стоятъ уже за угломъ сборной избы. Мужики это видли. Противъ такихъ доводовъ устоять нельзя. И вс въ одинъ голосъ закричали: едора Иваныча, едора Иваныча! Начинаютъ ругать и хулить Ивана Гаврилыча. Выпили по стакану, и староста скомандовалъ: ‘кто не больно пьянъ, человкъ десять, пойдемте къ священнику съ докладомъ, что мы выбрали въ церковные старосты едора Иваныча. Перечить онъ не станетъ, а ты, писарь, завершай дло, пока мы ходимъ: пиши приговоръ. Писарь, пьяный, тотчасъ за приговоръ, крестьянъ онъ знаетъ всхъ на память подърядъ и записалъ всхъ,— и тхъ, которые на лицо, и тхъ, которыхъ не было здсь, и даже записалъ, съ пьяну, и тхъ, которые съ полгода тому назадъ померли, такъ что мн пришлось посл возвратить имъ приговоръ. Съ недлю мои мужики безобразничали. Потомъ собираются опять на сходъ. Староста говоритъ: ‘мы, господа старики, выбрали-было Ивана Гаврилыча, онъ ублаготворилъ насъ водочкой. Какъ же быть теперь, за что онъ тратился’? Посл долгихъ споровъ міроды поршили дать ему одинъ островъ покосу, который отдается въ сдачу, каждогодно рублей за 60.
Такъ, зачастую, у насъ ршаются дла на мірскихъ сходкахъ. Еслибъ, дйствительно, предоставить право крестьянамъ самимъ выбирать себ священниковъ, то туда поступали бы и сельскіе писаря, и кондукторы желзныхъ дорогъ, и сельскіе учителя, а скоре всхъ — грамоти-мужики тхъ же обществъ, словомъ: тотъ, кто поставитъ больше водки и ублажитъ коноводовъ.
Однажды, при преосвященномъ Аанасі (Дроздов) въ двухштатномъ сел М. найдено было нужнымъ закрыть одинъ штатъ и одного изъ священниковъ перевести въ другой приходъ. А извстно, что переводы для насъ прямое разореніе. Одинъ изъ священниковъ собираетъ сходъ, ставитъ ведро водки и проситъ. чтобы прихожане просили у преосвященнаго оставить его у себя. Т составили приговоръ и послали къ преосвященному ходаковъ съ прошеніемъ, похалъ и самъ священникъ. Въ его отсутствіе другой священникъ тоже собираетъ сходъ и ставитъ водки два ведра. Мужики пишутъ приговоръ и посылаютъ съ прошеніемъ ходаковъ къ преосвященному. Прізжаетъ изъ города первый священникъ и узнаетъ, что мужики послали просить другаго священника, а его отписали негоднымъ и нелюбимымъ. Онъ собираетъ сходъ и ставитъ четыре ведра водки. Мужики пишутъ опять приговоръ, расхваливаютъ его, и просятъ оставить, а того, какъ негоднаго вывести. Преосвященный, получивши на одной недл три прошенія и приговора, противорчившихъ одно другому, не могъ понять, что это значитъ. У одного изъ священниковъ сынъ былъ въ пвчихъ и жилъ въ архіерейскомъ дом. Преосвященный призвалъ его и просилъ сказать ему всю правду, что все это значитъ, и тотъ откровенно разсказалъ ему. За откровенность преосвященный оставилъ его отца, но за то пересталъ обращать вниманіе на мірскіе приговоры.
Мы, съ своей стороны, попросили бы всхъ и каждаго, кто только берется въ своихъ статьяхъ за роль реформатора церкви, прежде всего, не мудрствуя лукаво, поосновательне изучить ученіе православной церкви о церковной іерархіи, и при этомъ взглянуть хоть только въ одно мсто св. писанія, именно посланіе апостола Павла къ Титу, 1 гл. 5 ст. Онъ увидлъ бы, что пастырство принадлежитъ епископу, а пресвитеръ есть не боле, какъ его помощникъ, избираемый имъ въ пособіе ему. Право избирать пресвитеровъ, или священниковъ, принадлежитъ епископу. Общество же иметъ право на это избраніе такое же, какое имютъ земскія собранія и крестьянскія сходки на выдачу дипломовъ на какую-нибудь ученую степень.
Эти два рода мірскихъ сходокъ,— земскія собранія и крестьянскій сходъ,— я показалъ, между прочимъ, и затмъ, чтобы читатель могъ уяснить себ, съ кмъ священникъ долженъ имть дло и какіе употреблять способы, чтобы выйти изъ какой-нибудь крайности.
‘Какъ было въ древнее время’.
Когда это,— въ древнее время? При Геннаді новгородскомъ?
‘Безъ ихъ (прихожанъ) согласія священникъ не можетъ быть ни перемщенъ, ни уволенъ, ни подвергнутъ какому бы то ни было взысканію, въ случа вины’…
Вопросъ о суд надъ духовенствомъ возбуждался, въ не давнее время, оффиціально, но дло осталось такъ, какъ оно было.
Епископъ избираетъ себ помощниковъ,— священниковъ, онъ иметъ и право отстранять лицъ, несоотвтствующихъ своему назначенію.
Къ крайнему сожалнію, мы не можемъ сказать, чтобы суды епископовъ были всегда безусловно справедливы, въ настоящихъ ‘Запискахъ’ моихъ я указалъ уже нсколько этому примровъ. А въ одной изъ сосднихъ съ нами губерній одинъ священникъ, въ теченіи двухъ лтъ, переводимъ былъ въ тридцать два мста. Только что несчастный переволокется на мсто, какъ мстный благочинный объявляетъ ему, что онъ переведенъ на другой край епархіи, сотъ за пять верстъ. Только-что прідетъ туда, ему объявляютъ, чтобъ убирался немедленно въ третью сторону,— и такъ тридцать два мста! Ходить бы, можетъ быть, горемычному, какъ вчному жиду, и донын, еслибъ не померъ самъ епископъ. Епископъ этотъ говаривалъ, что священникъ долженъ имть одну только повозку, и куда я пошлю, туда и позжай. Намстникъ этого епископа, на дорог въ епархію, прочелъ въ одной газет о страданіяхъ священника, тотчасъ, по прізд, вызвалъ его къ себ и перевелъ въ губернскій городъ въ лучшій,— богатый,— приходъ. При покойномъ этомъ владык случалось, что по четверо священниковъ съзжалось вдругъ на одно мсто. Съдутся батюшки съ своими имуществами и недоумваютъ: кто же изъ нихъ дйствительный священникъ этого прихода? Вс четверо имютъ перемстительные указы на это мсто! Потолкуютъ, погорюютъ и подутъ вс къ благочинному. Благочинный говоритъ: ‘вроятно, вы, о. еодоръ, должны остаться на этомъ мст, потому что указъ о вашемъ перевод сюда мною полученъ посл всхъ’. А намъ куда дваться? спрашиваютъ другіе. — ‘Ступайте опять ко владык’. Поплачутъ, да и подутъ.
Заговоривши объ этомъ владык, не могу не сказать объ одномъ случа. Въ этой губерніи у меня былъ благочиннымъ самый ближайшій мой родственникъ. Въ его вдомств, однажды, пьяница и негодяй пономарь, на пасху, въ дом крестьянина, во время молебна, объ евангеліе, лежавшее на стол, сталъ выбивать трубку. Священникъ, прекраснйшій человкъ, удержалъ его и потомъ донесъ благочинному. Благочинный, мой родичъ, пріхалъ, сдлалъ дознаніе и донесъ преосвященному. Преосвященный накладываетъ на рапорт резолюцію: ‘пономаря Ч. перевести въ село Z. (приходъ несравненно лучшій), священника Г., за допущеніе выколачиванія трубки, послать въ Н. монастырь на два мсяца, благочиннаго же Д., за распущеніе благочинія удалить отъ должности’. Прошло два года. Преосвященный сдаетъ предложеніе: ‘священника Д. сдлать благочиннымъ лично’. Это значило: мстный благочинный завдываетъ церковію и причтомъ — младшимъ священникомъ, дьякономъ, четырьмя дьячками, а до Д. касаться не иметъ права. Вс документы просматриваетъ мстный благочинный, но того, что писано или подписано рукою Д., касаться не иметъ права. Извстное какое нибудь распоряженіе длается на весь округъ, благочинный получаетъ указъ и на эту церковь, но Д. получаетъ, для себя лично, указъ особый. Формулярные списки пишутся у насъ въ общей тетради о всхъ членахъ причта, но Д. свой собственный формуляръ подаетъ, при особомъ рапорт, отдльно. Въ конц года извстную сумму отъ церкви отбираетъ мстный благочинный, вдомости этой церкви вноситъ въ свои общія по благочинію вдомости, а Д. подаетъ вдомость отдльно, словомъ: онъ начальникомъ лично надъ собой самимъ и смотритъ только за собой самимъ! Такъ прошло опять два года. Чрезъ два года Д. опять сдланъ былъ благочиннымъ округа и пользовался уже полнйшими милостями преосвященнаго.
Однажды, мой родственникъ, благочинный уже опять, Д. выдавалъ замужъ свою дочь, мою крестницу, и я съ женой похалъ на свадьбу. На дорог въ одномъ селеніи я остановился перемнять лошадей, и, отъ нечего длать, пошелъ къ священнику. Священникъ встртилъ меня помертввшимъ. Я отрекомендовался ему и сказалъ куда и зачмъ ду. Онъ нсколько секундъ подумалъ, перекрестился и подалъ мн руку. ‘Мы, батюшка, сказалъ онъ вздохнувши, дрожимъ здсь за каждую минуту: какъ только увидимъ въ сел чужаго священника, то и думаемъ, что онъ пріхалъ на наше мсто. Поэтому я васъ страшно испугался. У насъ живетъ себ священникъ, ничего не подозрвая, вдругъ является другой священникъ и предъявляетъ указъ на это мсто. А мн куда, спрашиваетъ хозяинъ? — я не знаю, меня самого перевели противъ моей воли. детъ горемыка въ консисторію, а тамъ оказывается, что мста или не дано никакого, или дано гд-нибудь въ тридесятомъ государств. Домъ, хозяйство, посвы,— пропадай все!’
У родственника моего я увидлъ какого-то неуклюжаго господина въ ряс. Спрашиваю: кто это? Это дьяконъ, мой крестникъ, говоритъ мой родичъ. Нын, въ январ, я былъ у владыки, онъ былъ до того ласковъ ко мн, что даже посадилъ. Говорю себ съ преосвященнымъ и думаю: не воспользоваться ли его милостями, пока есть он, вдь он не надолго? И говорю ему: у меня есть крестникъ, пономарь, женатый, съ двумя дтьми. Восемь лтъ уже онъ здитъ просить посвятить его въ стихарь, и все не удается. Ни читать, ни пть, ни писать онъ не уметъ,— дуракъ совсмъ,— но мн хотлось бы, чтобы в. п-во посвятили его, чтобы ему не здить и не тратиться попусту, лучше того, что онъ есть, онъ не будетъ во весь вкъ.
— Гд онъ?
— Здсь въ город.
— Я завтра буду служить, вели готовиться въ дьяконы. Я дамъ ему богатое мсто.
И, дйствительно, посвятилъ въ дьяконы и далъ отличное въ моемъ же благочиніи мсто. Жаль только, что того дьякона, на чье мсто послалъ этого дурака, перевелъ верстъ за четыреста.
Этотъ преосвященный, подъ веселую руку, говаривалъ: ‘наша власть — деспотическая. Намъ въ храмахъ божіихъ поютъ: ис-полла-эти-деспота!’
Если проявляются общія человческія слабости въ судахъ епископскихъ, то на безпристрастный судъ прихожанъ и земства мы совершенно не полагаемся.
Мн, какъ приходскому священнику и благочинному, хорошо извстно, что, какъ ни пьянствуй, какъ ни безобразничай священникъ или причетникъ, прихожане никогда не будутъ просить объ удаленіи ихъ, если только они не имютъ личныхъ непріятностей съ кмъ-нибудь изъ вліятельныхъ лицъ. При слдствіяхъ, прихожане о пьяницахъ всегда даютъ хорошіе отзывы.
Епископъ поэтому не только можетъ, но обязанъ удалить такое лицо, какъ вредно вліяющее на приходъ. Что длать, если священникъ будетъ потворствовать сектантамъ, самъ впадетъ въ расколъ, ересь? Прихожане-сектанты за такого готовы всегда положить свои головы. Неужто такъ и оставить его въ приход навсегда, если прихожане не изъявятъ ‘согласія’ на его удаленіе? Нтъ, епископъ обязанъ удалить его и предать суду. Такъ всегда и поступала православная церковь: такъ судимы шли Арій и многое множество ему подобныхъ. Низкопоклонничествомъ, подличаньемъ и происками предъ людьми, считающими себя интеллигентными, и пятерикомъ ведръ водки предъ крестьянами, расположеніе и защиту въ приход можетъ всегда найти и всякій, кто на это способенъ, и быть въ то же время отъявленнымъ негодяемъ и служить ко вреду церкви. Между тмъ, вредныхъ для дла людей не терпятъ ни на какой должности. Разсказанныя мною сейчасъ ршенія земскихъ собраній и приговоры крестьянскихъ сходовъ служатъ, кажется, достаточнымъ тому доказательствомъ. Для большей же доказательности того, что церковно-приходскій судъ не можетъ считаться судомъ безпристрастнымъ и справедливымъ, я сдлаю небольшую выдержку изъ ‘Саратовскихъ Епархіальныхъ Вдомостей’ (1880 г. No 28) о суд, изъ практики раскольниковъ:
‘Недавно былъ въ Дубовк (Сарат. губ.) извстный защитникъ австрійскаго священства, секретарь хвалынскаго епископа (Сарат. губ.) Амвросія, Н. П. Масловъ, съ благочиннымъ, для суда надъ Дубовскимъ попомъ Павломъ, по возведеннымъ на него винамъ,— что одному богачу не вынималъ частей изъ просфоры, поданной имъ, что одного отлучилъ своею властію отъ церкви, что нкоторымъ женамъ назначалъ непосильныя епитиміи,— въ род 1000 поклоновъ до земли въ сутки и под., что онъ корыстолюбивъ, и др. вины. 1-го іюня былъ соборъ по этому случаю, нкоторые богачи совсмъ было заклевали попа, но хитрый гуслякъ умлъ склонить на свою сторону нкоторыхъ богатыхъ купчихъ, и одна изъ нихъ, баба бойкая, явившись на соборъ, распудила всхъ поповскихъ обвинителей, расконфузила ихъ и, какъ искусный адвокатъ, довела дло до счастливаго результата: попа не только не осудили, не лишили мста, но не осмлились и хульна суда нанести ему, и попъ въ восторг, благодаря К. Т. Одинъ изъ бывшихъ на собор вынужденъ былъ публично выразиться въ присутствіи православныхъ: какіе мы дураки-то! Руководимся въ длахъ вры такимъ священствомъ, которое всегда готово, по необходимости, склоняться даже предъ одной богатой бабой!’
Ужъ не таковъ-ли долженъ быть судъ и въ православной нашей церкви? Нтъ, намъ нужна не защита прихожанъ, намъ нужно, чтобы насъ признали людьми со всми человческими правами!…
Что судъ всегда принадлежалъ епископамъ, каждый можетъ видть это, между прочимъ, изъ исторіи церкви Курца (24 стран. 5 строка). Для большей убдительности я нарочно выставляю свтскаго писателя. Объ адвокатур со стороны прихожанъ нтъ ни слова.
‘Когда священники принадлежали къ составу общества и избирались имъ, священникъ остался полноправнымъ членомъ общины, участвовалъ во всхъ ея длахъ и, какъ человкъ грамотный въ своей паств и поэтому уже пользовался ея уваженіемъ, община заботилась о достаточномъ его содержаніи, какъ священника, и считала своею обязанностію защищать его, какъ своего члена’…
Почему бы не подтвердить сказаннаго историческими указаніями: когда и гд все это такъ было? У насъ такъ говорятъ, обыкновенно, раскольники: ‘креститься подобаетъ двумя перстами, такъ учатъ св. апостолы’. Апостолы нигд не говорятъ ни о двуперстіи, ни троеперстіи, говорятъ имъ!— ‘Такъ написано въ старыхъ книгахъ’. Одинъ вздоръ написалъ, а другой на слово вритъ.
Если община и у насъ на Руси защищала своихъ священниковъ, то гд же она была, когда архіереи поповъ пороли плетьми, сажали на чепь и пр. и пр.? Надюсь, что никто фактовъ этихъ опровергать не будетъ. А между тмъ семинарій тогда не было. Сдлалось ли бы такъ, какъ воображаютъ нкоторые, мы возьмемъ въ образецъ сельскихъ волостныхъ старшинъ. Старшина есть начальникъ волости и избирается ‘общиной’ — волостью. При учрежденіи волостей, конечно, предполагалось, что народу дана свобода дйствій,— ближайшаго начальника крестьяне избирать будутъ изъ себя самихъ, человка изъ той же ‘общины’ и во все время службы состоящаго въ той же общин,— именно такъ, какъ желаетъ хроникеръ выбирать священниковъ. Предполагалось, конечно, также, что будутъ избираемы люди и по умственному, и по нравственному состоянію стоящіе выше другихъ и будутъ употреблять вс силы о благосостояніи общества, но такъ ли вышло? Въ старшины попадаетъ или выжига, или богатый мужикъ,— старшинъ только два сорта, въ этомъ поврьте намъ. О нравственныхъ и умственныхъ достоинствахъ не бываетъ и рчи. Я однажды, вскор по закрытіи окружныхъ правленій, спрашиваю крестьянина: ну, что, теперь окружныхъ начальниковъ у васъ нтъ, управляетесь своимъ братомъ-крестьяниномъ же, конечно, лучше стало? ‘Нтъ, батюшка, много хуже: т брали сотнями, а нашъ-то братъ и сотни-то беретъ, да и двугривеннымъ не брезгуетъ’. Кром взятокъ, предъ нашими глазами безпрестанно какъ издваются, какъ безсовстно они ведутъ себя передъ крестьянами! Напримръ, съхались крестьяне на волостной сходъ, старшина видитъ это, и отправляется удить рыбу. Къ обду воротится домой, не торопясь пообдаетъ и ляжетъ спать. Ему и горя мало, что его ждутъ 100 человкъ. Выспится и часа полтора просидитъ за чаемъ. И мужики голодны, и лошади поморились, но онъ и знать этого не хочетъ, тогда какъ дла всего на полчаса. Знай-де насъ, что мы начальство! Смшно, иногда, смотрть на чванство департаментскаго чиновника, пріхавшаго въ деревню ревизоромъ, но начальникъ-мужикъ,— это изъ свиней свинья!
Таковы были бы и избираемые ‘общиной’ священники, и точно такое же отношеніе они имли бы къ приходамъ.
Заботится ли общество объ обезпеченіи въ содержаніи избраннаго ими старшины? Ни мало. Онъ заботится самъ о себ: соберутся съ крестьянъ деньги, возьметъ съ писаремъ свое жалованье, а казенное останется въ недоимкахъ, при каждомъ удобномъ случа сдеретъ и съ праваго, и съ виноватаго,— и все тутъ. ‘Считаетъ ли общество своею обязанностію защищать его’? Попался въ бду — и идетъ подъ судъ, а избиратели его хохочатъ. Такъ было бы и съ выбраннымъ священникомъ. Такимъ образомъ все, что говорятъ объ общин, о выбор, о защит и проч.,— есть чистйшая утопія.
‘Поставленное такимъ образомъ духовенство быстро измнитъ свой видъ’.
Въ этомъ мы совершенно согласны. Но къ лучшему ли для вры и нравственности? Берутъ при этомъ одну сторону,— матеріальную, но нашъ вопросъ шире.
‘Духовное званіе не будетъ никого пугать и въ него охотно будутъ поступать лица всхъ сословій’.
Согласны мы и съ этимъ. Такъ какъ отъ священника будутъ требовать такихъ познаній и нравственности, какъ и отъ сельскаго писаря и кондуктора желзныхъ дорогъ, то, конечно, вс, неимющіе опредленныхъ занятій, бросятся туда, а за 3—5 ведеръ водки крестьяне, зачастую, примутъ кого угодно.
‘Реформы въ духовенств невозможны, пока духовенство существуетъ въ вид касты и такою же кастою будутъ оставаться духовныя школы, состоя исключительно изъ дтей духовнаго званія’.
Ни духовенство само и ни школы его ничего кастоваго не составляютъ. Идите къ намъ и вы сами, и дти ваши, мы просили васъ уже не разъ. А это показываетъ, что касты мы не составляемъ, спеціальныя же школы необходимы. Но о какихъ реформахъ говорятъ намъ, что он ‘невозможны’? Если о религіозныхъ, то он, дйствительно, при спеціальныхъ школахъ, ‘невозможны’, прочія же возможны совершенно вс, потому что мы не глупе другихъ, поймемъ все хорошее и усвоимъ.
По случаю исключенія смоленскимъ епископомъ Іоанномъ половины учениковъ, составитель разсматриваемой нами статьи говоритъ: ‘это ясне всего показываетъ, что у духовныхъ школъ нтъ хозяина, поэтому она безправна и беззащитна’.
Исключеніе Іоанномъ половины учениковъ,— фактъ грустный въ высшей степени,— это правда. Подобное этому было и у насъ при Аанасі (Дроздов) въ 1847 году. Но отчего столько застрлилось, въ послднее время, гимназистовъ, отчего столько и гимназистовъ, и студентовъ сослано въ Сибирь и пропало безъ всти, не отъ того ли, что ‘хозяевъ’ слишкомъ ужъ много? Вышло, что у семи нянекъ дитя безъ глазъ. Которое изъ двухъ золъ лучше?
‘Поэтому самое лучшее, что можно сдлать съ семинаріями,— закрыть ихъ, потому что он даютъ плохихъ пастырей’.
Неправда. Выходятъ изъ семинаріи пастыри и ‘плохіе’, но больше хорошихъ. Руководствуясь предлагаемымъ правиломъ, потребовалось бы закрыть вс учебныя заведенія, безъ исключенія, потому что во всхъ ихъ всегда были и есть теперь ученики и хорошіе, и ‘плохіе’. Но если въ учебномъ заведеніи чувствуется въ чемъ-нибудь недостаточность, то ее, обыкновенно, пополняютъ, но заведенія не закрываютъ. Пусть будетъ сдлано такъ и съ спеціальными духовными заведеніями, если он недостаточно соотвтствуютъ своей цли. Нельзя, напримръ, закрыть медико-хирургическую академію и медицинскіе факультеты при университетахъ изъ-за того, что докторовъ много плохихъ, и замнить ихъ фельдшерскими школами. Точно такъ и здсь.
Надобно отнести къ особому промыслу Божію о церкви то, какимъ образомъ дти духовенства выходятъ хорошими людьми, при тхъ условіяхъ, при которыхъ они воспитываются.
Я говорилъ уже объ училищной моей жизни, коротенько скажу, къ слову, и теперь. Какъ воспитывался я, такъ воспитывается и все остальное духовенство.

XXVI.

Батюшка нашъ былъ кроткій, добрый и крайне бдный священникъ. Дохода онъ не имлъ и 50 р. въ годъ. Землю въ пользованіе причта баринъ прихода отвелъ такую, что батюшка иногда сдавалъ ее рублей за 5—6 въ годъ за всю, а иногда не снималъ ее никто. Своими руками земли батюшка не обработывалъ, а наемнымъ трудомъ могъ засвать только десятины дв — три. Когда я подросъ, онъ отвезъ меня въ училище и помстилъ на многолюдной, тсной и грязной квартир, въ сообщество съ такою же мелюзгою, какъ я, и вмст съ остолопами, выгоняемыми изъ училища за безнравственность и лность и готовившимися въ пономари. Батюшка мой хорошо понималъ, что это за квартира, но взять мн лучшую онъ не имлъ средствъ. Мои дтскія силы не вынесли того гама, грязи и атмосферы, что было тамъ, и я заболлъ на первую же треть. Квартира отъ училища была далеко, въ классъ нужно было являться чмъ свтъ,— и ты, несчастный, тащишься туда, иногда по колно въ грязи или снгу, еще до разсвта. Классы безъ оконныхъ рамъ и дверей,— это буквально,— и зимой, въ особенности въ бурю, мы ршительно мерзли. Учителя,— варвары,— били и скли часто, просто для собственной потхи и развлеченія. Инспекторъ Архангельскій строго наблюдалъ, чтобы къ утрени ученики не опаздывали, и мы, по очереди, передъ праздниками, не спали ночи, чтобы бжать въ церковь посл перваго удара въ колоколъ, иначе,— запоретъ, а церковь была далеко.
Черезъ годъ я поступилъ въ хоръ архіерейскихъ пвчихъ. Пвческая,— я не нахожу слова, которымъ можно было бы опредлить ее. Это омутъ всевозможныхъ мерзостей, гадостей, пьянства, разврата, цинизма и варварства! Тутъ ребенку было поучиться чему… Составитель статьи о духовенств, изъ которой я уже приводилъ выше выписки, говоритъ: ‘нтъ смысла приготовлять священниковъ для дйствія въ семъ гршномъ мір и съ дтства воспитывать ихъ въ полномъ уединеніи отъ этого міра’. Не плачьтесь, господа радльцы о нуждахъ духовенства, на наше невдніе ‘міра’,— мы видывали виды, какихъ, можетъ быть, не видывали и вы. Вы согласились бы со мной, если бы пожили тамъ, хоть только дней пятокъ, а я выжилъ тамъ цлыхъ пять лтъ, и притомъ въ лта самыя впечатлительныя. По выход изъ пвчихъ, я перешелъ изъ казеннаго дома на частную квартиру: квартира была такая же тсная и многолюдная, какъ когда я былъ въ училищ въ первое время. Тутъ батюшка мой привезъ другаго сына, и черезъ два года — третьяго. Какъ мы содержались,— такъ и припоминать страшно!… Семинаристовъ держатъ на квартирахъ, обыкновенно, семейныя вдовы-мщанки, семейные отставные солдаты и т. п. Они берутъ понемногу за квартиру, и кормятся около постояльцевъ. Часто, и даже большею частію, и сами хозяева, и члены семействъ ихъ бываютъ люди самые непутные. Множество юношества, нашего брата, погибло именно отъ квартиръ… Я припоминаю теперь нкоторыхъ товарищей, которые, сами по себ, были славные юноши, но которые сгибли именно отъ квартиръ!
Въ классы нужно было являться зимой чмъ свтъ, идти бы, но у тебя нтъ или мяса, или муки. Встанешь до свта и побжишь съ салазками на рынокъ, версты за три, а тамъ стоишь и мерзнешь, пока выйдутъ торговцы. Купишь, и опять бжишь, какъ съумасшедшій, на квартиру и въ классъ. Прибжишь,— а у воротъ уже ходитъ инспекторъ. ‘Поди сюда!’ крикнетъ бывало. И, не говоря дурнаго слова, задастъ такую встрепку, что свтъ помутится… Дня черезъ три — четыре приходишь изъ класса и промерзшій, и голодный, и усталый, а хозяйка докладываетъ, ‘я вамъ нын не стряпала ничего: у васъ нтъ ужъ ни муки, ни говядины, ни пшена’.
— Какъ такъ? Мяса должно быть еще дня на четыре, а муки и пшена мсяца на два!
— Не сама же я, чай, пола! Вышло все, вотъ вамъ и сказъ. Чай, вы не воздухъ глотали въ эти дни, а ли.
— Что-жъ ты не сказала съ вечера?
— Вы сами должны знать.
Но долго толковать и некогда, и безъ толку. Сейчасъ на базаръ, въ обжорный рядъ, купишь себ хлба, печенки, рубцовъ, шь да и плачешь. Посл пяти — десяти такихъ случаевъ перетащишься на другую квартиру,— а та еще хуже.
При этомъ имйте въ виду, что мы, оторванные съ младенчества отъ надзора отца и матери, живемъ въ училищахъ безъ всякаго присмотра: становишься на квартиру, куда попало, убираешь постель, перемняешь блье, когда вздумается, идешь,— куда хочешь, дружись,— съ кмъ знаешь, длай,— что угодно,— свобода полная.
Чмъ же кончилась наша трудная семинарская жизнь? Я окончилъ курсъ и городское нищенство перемнилъ на деревенское, а братья мои окончили курсъ въ С.-Петербургской духовной академіи и живутъ теперь въ Петербург, занимая весьма хорошія мста. Надъ нами, троими братьями, какъ разъ, выполнилась русская пословица: ‘въ семь не безъ урода’. Т братья вышли людьми, а я-то уродомъ,— ‘сельскимъ священникомъ’…
Бывши священникомъ, законоучителемъ и благочиннымъ, я имлъ уже несравненно больше средствъ, чмъ мой батюшка, и не могъ, конечно, допустить, чтобы мои дти жили на такихъ же квартирахъ, какъ жилъ я съ братьями. Дти мои на квартирахъ не видли тхъ безобразій, какія видли мы, и слава Богу, дло идетъ у меня съ ними пока такъ, какъ нельзя лучшаго и желать. Думаю, что точно также поступило бы и остальное духовенство, еслибъ оно имло къ тому средства. А это имло бы огромное благотворное вліяніе на цлыя поколнія и на сотни тысячъ юношества: Теперь же строгой нравственности отъ духовенства и требовать нельзя. Напрасно нападаютъ на духовенство, не зная всей горечи его жизни и причинъ ненормальнаго его состоянія.
Въ настоящее время при многихъ училищахъ и семинаріяхъ устраиваются общежитія. Нтъ спора, что общежитія,— дло хорошее, но он имютъ свои и нехорошія стороны, именно: нкоторые преосвященные, а за ними и училищныя власти, требуютъ, чтобы ученики жили въ казенныхъ домахъ вс безъ исключенія, въ заведеніи строгій присмотръ за учениками днемъ, и безъ всякаго присмотра ночью, нтъ никакихъ игръ и невинныхъ развлеченій въ часы досуга, и плохой надзоръ за опрятностью. Принуждать всхъ поступать въ казенный домъ отнюдь не слдуетъ. Я, напр., никакъ не желалъ бы, чтобы мои дти жили казарменною жизнію. Мн не хотлось, когда учились мои дти, чтобы они измняли свой образъ жизни противъ домашняго, поэтому они квартировали всегда въ домахъ священниковъ или знакомыхъ мн хорошихъ чиновниковъ, комнаты были чистыя, сухія и свтлыя, блье и верхнее платье всегда чистое, въ свободное время были въ семейств хозяевъ, утромъ и вечеромъ пили чай, въ большую перемну бгали домой выпить стаканъ кофе и под. За что я сталъ бы морить своихъ дтей на щахъ и каш, держать въ такой разнообразной семь, какъ бурса, когда я имлъ возможность содержать ихъ лучше? Заниматься дти мои могли, сколько угодно, безъ всякой помхи, за нравственностью ихъ былъ всегда семейный надзоръ, людей вполн благонадежныхъ, которыхъ я не промнялъ бы ни на какого надзирателя. Точно также не слдуетъ заставлять помщать своихъ дтей и тхъ отцовъ, которые надются дать дтямъ своимъ лучшую обстановку. Есть общежитія, гд съ мальчика за помщеніе, столъ, чистку блья, освщеніе и, конечно, отопленіе, берется по 30 р. въ годъ. Какого содержанія можно ожидать за такую плату? Оно и дйствительно крайне плохо. Это старинная бурса, въ полномъ смысл слова. Поэтому нужно предоставить дло это вол родителей и не считать учениковъ, не желающихъ жить тамъ, неблагонадежными и не гнать ихъ за неблагоповеденіе.
Въ общежитіи непремнно должны имться: мячи, кегли, билліардъ, рояль и мастерская, въ род столярной. Опытнйшіе педагоги-іезуиты всегда имютъ въ своихъ учебныхъ заведеніяхъ что-нибудь въ этомъ род. Но особенно полезно было бы ввести игру на роял, живопись и столярное мастерство. Это послужило бы священнику развлеченіемъ, въ часы его бездлья, на всю его жизнь. Вроятно, въ этихъ видахъ, іезуиты не принимали никого въ свой орденъ, не знавшаго какого-нибудь мастерства, что и весьма практично. Мн извстны и теперь нкоторые священники, которые, отъ нечего длать, строютъ себ мебель и даже экипажи. Эти же занятія развлекали бы учениковъ и теперь, вмсто того, чтобы играть въ карты и тянуть водку, какъ это длается часто нын.
‘Другое дло спеціальныя богословскія науки, т могли требовать отдльнаго преподаванія въ теченіе одного, много двухъ лтъ’.
Годичный курсъ есть такой короткій срокъ, что въ годъ-то сапожникъ не выучивается и сапогъ точать, какъ слдуетъ. Урядникамъ, и то положенъ трехмсячный курсъ, а на богословскую науку авторъ приведенныхъ строкъ назначаетъ годъ!
‘Нужно предоставить самому обществу заботиться о приготовленіи себ духовенства. Въ настоящее время, затрудненія въ этомъ ршительно нтъ никакого: т же самыя учительскія семинаріи, которыя приготовляютъ теперь народныхъ.учителей, будутъ приготовлять въ каждомъ народномъ учител лицо, способное быть и священникомъ’.
Изъ кого набираются теперь ученики въ нкоторыя учительскія семинаріи? Туда поступаютъ уже взрослые юноши, но, увы, нердко исключенные изъ духовныхъ училищъ, гимназій и семинарій за лность, окончившіе курсъ въ духовныхъ училищахъ, но, за слабостію познаній, не поступившіе въ семинарію,— это по преимуществу, потомъ: обучавшіеся въ приходскихъ и уздныхъ школахъ,— эти составляютъ меньшинство. Значитъ: большинство — народъ малоспособный. Каковы они на мстахъ ихъ службы? И по нашему наблюденію, и по отзывамъ членовъ училищныхъ совтовъ,— это народъ съ большимъ мнніемъ о себ, но, зачастую, съ малымъ толкомъ въ дл.
Давно, еще министръ Киселевъ постановилъ, чтобы волостными писарями были изъ крестьянъ. Онъ, вроятно, также какъ и теперь нкоторые, думалъ, что писаря изъ крестьянъ будутъ больше заботиться объ интересахъ крестьянъ, что для крестьянъ такой писарь будетъ ‘свое’, но это была ошибка. Неугодно ли взглянуть, что эти ‘свое’, продлываютъ съ крестьянами! Точно также было бы и тогда, еслибъ изъ этихъ ‘свое’ поступали и во священники. Они непремнно стали бы стыдиться своего происхожденія и чванствомъ, и съ наглостью доказывать всякому, что они не то, какъ объ нихъ думаютъ. Такая слабость проявляется часто въ людяхъ даже образованныхъ. У меня, напр., въ Петербург былъ одинъ, нын покойный, бывшій знакомый, съ которымъ мы когда-то вмст учились, нкто… ну, да Господь съ нимъ! Онъ былъ издателемъ одного журнала, но не скажу какого, хотя и знаю. Онъ слышать не могъ, что онъ изъ духовнаго званія, что отецъ его былъ военнымъ священникомъ. ‘Поповщина, бывало говаривалъ онъ, бывши уже въ Петербург,— это печать антихристова: куда ни явись, вс узнаютъ, что я изъ кутейниковъ’. По нашему: бдное и низкое происхожденіе длаетъ человку еще больше чести, если онъ съумлъ выбиться въ люди почетные.
Познанія въ религіи они имютъ самыя — самыя поверхностныя, но не упускайте изъ виду, что въ учительскихъ семинаріяхъ они слушали священниковъ, основательно знающихъ законъ Божій. А такъ какъ составитель разсматриваемой мною статьи предлагаетъ проектъ свой не на одинъ годъ, а на цлыя столтія, то значитъ, что въ слдующемъ же за нами поколніи священниками и законоучителями въ учительскихъ семинаріяхъ будутъ обучающіеся закону Божію въ тхъ же учительскихъ семинаріяхъ. Стало быть познанія и самихъ законоучителей должны быть слабе еще, чмъ теперь познанія народныхъ учителей, такъ какъ образованія, выше учительской семинаріи, не полагается. Мы уврены, что немногіе изъ учителей переведутъ на русскій языкъ и объяснятъ и теперь молитву: ‘Достойно есть’, а тогда едва-ли будутъ въ состояніи безошибочно написать ее наизустъ и на славянскомъ-то язык.
Но такъ какъ и въ университетахъ полагается слушать богословскія науки одинъ только годъ, то и отъ законоучителей гимназій и профессоровъ-законоучителей университетовъ, и отъ самыхъ іерарховъ нашихъ можно будетъ ожидать очень немногаго. И еслибъ, дйствительно, установилось все по мысли нкоторыхъ господъ, то ‘преобразованія’ въ нашей церкви, пожалуй, были бы возможны, потому что, по пословиц, для слпой курицы все пшеница…
Если авторъ помянутой статьи боле цлесообразнымъ находитъ, чтобы священниками въ народ были люди изъ того же народа, то пусть направитъ этотъ народъ и земства, чтобы они избирали изъ сельскихъ школъ лучшихъ мальчиковъ и посылали учиться въ духовныя училища и семинаріи и потомъ просили ихъ къ себ идти во священники. Это право они имютъ,— духовныя учебныя заведенія открыты для всхъ сословій. Тутъ явная выгода, въ религіозномъ отношеніи, будетъ та, что кандидаты на священническія должности основательне изучатъ свою спеціальность и не было бы той невозможной ломки, какая предлагается нкоторыми прожектёрами. Пусть убдитъ и гимназистовъ идти во священники. Отказа въ посвященіи не будетъ, если они будутъ найдены достойными. Но только знайте, что священники и изъ гимназистовъ, и изъ училищныхъ семинарій, и изъ крестьянъ, обучавшихся и въ духовныхъ семинаріяхъ, дтей своихъ въ мужики не пошлютъ, отдлятся отъ нихъ такъ же, какъ отдлились мы, и потребуютъ и себ, и дтямъ такого же содержанія и человческихъ правъ, какъ желаемъ мы, а можетъ быть даже еще большаго.
Читая журнальныя и газетныя статьи невольно разводишь руками и думаешь: вотъ тутъ и угоди! Одн кричатъ: давай намъ огненное слово, другія — давай намъ мужика!
Ко, не въ обиду будь сказано: коль скоро не знаешь дла, за которое берешься и, въ добавокъ, пишешь пристрастно, то дло не пойдетъ на ладъ. Мы, однакожъ, совсмъ не противъ проектовъ: чмъ больше ихъ, тмъ лучше. Предъ отпускомъ крестьянъ на волю, я помню, чего-то не писалось! Проекты, обыкновенно, подобны неводу въ притч Господней: тащи все, умные рыбаки хорошее возьмутъ, а негодное выкинутъ.
‘Большая часть семинаристовъ только и учится для того, чтобы имть кусокъ хлба’.
Что же тутъ особеннаго? спросите любаго ученика училища, гимназіи, студента: что имютъ они въ виду, трудясь и тратя свое здоровье? У всхъ одна цль: ‘кусокъ хлба’. Исключеніе составляютъ только состоятельные дворяне, занимающіе высшія государственныя должности, у коихъ цль иная, и купцы, чтобы получить льготу, при всеобщей солдатчин. Что имютъ въ виду чиновники, учителя и профессора, влача свою тяжелую лямку до 25—35 лтъ? Не тотъ же ли кусокъ хлба? На насъ только, какъ на бднаго Макара, вс шишки летятъ!…
‘Преподаваніе въ семинаріяхъ, въ особенности богословскихъ наукъ, поручаемыхъ обыкновенно лицамъ монашествующимъ, за рдкими исключеніями, было самое жалкое’.
Неврно. Ректоръ и инспекторъ только были ‘лица монашествующія’, но прочіе преподаватели всегда или изъ благо духовенства, т.-е. приходскіе священники, или свтскіе. Но позвольте вамъ сказать: вдь клобукъ ума не закрываетъ. Обыкновенно говорятъ, что слабые студенты духовныхъ академій идутъ въ монахи изъ-за архіерейства, и что имъ первоначально поручаются учительскія должности. Но, не говоря о множеств живыхъ и умершихъ, позвольте спросить васъ: неужто не доказалъ своей учености и громаднаго труда высокопреосвященный митрополитъ московскій Макарій? Онъ былъ и преподавателемъ богословскихъ наукъ въ свое время. Вы скажете, можетъ быть, что это единственный примръ? А Соловьевыхъ между гг. учеными много-ли осталось посл его смерти? Нтъ, и между монашествующими бывали люди достойные полнаго уваженія. Не угодно ли вамъ принять въ этомъ свидтельство лица свтскаго, котораго судъ, надюсь, вы не сочтете пристрастнымъ, А. П. Бляева (см. ‘Рус. Стар.’ сентябрь 1880 г.). Скажите безпристрастно: прежде и теперь преподаватели въ свтскихъ учебныхъ заведеніяхъ, конечно, не монашествующіе, вс неукоризненно хороши? Есть хорошіе, но есть и такіе, которые ‘всуе и землю утруждаютъ’. Такъ и между монашествующими: есть и хорошіе, есть и весьма плохіе наставники. Чужой же души никто не знаетъ и по какимъ побужденіямъ люди избираютъ монашество или другой образъ жизни,— это знаютъ они одни, да Богъ. Но, обыкновенно, на монаховъ нападаютъ еще больше, чмъ на насъ. Дло это уже извстное.
Теперь въ ректора и инспектора академій и семинарій монашествующіе не посылаются. Членамъ правленій этихъ учебныхъ заведеній предоставлено право, при участіи депутатовъ отъ приходскаго духовенства, избирать кого имъ угодно, и монашествующіе, дйствительно, почти не избираются, ну, и ладно……
‘Архіерей иметъ, замчаютъ въ одномъ изъ журналовъ, неограниченную власть надъ священникомъ: онъ можетъ, по одному своему усмотрнію, ссылать священника на такъ называемое послушаніе въ монастырь на какое угодно мсто, можетъ переводить, куда ему вздумается, можетъ совершенно уволить его отъ должности’.
Права этого теперь не имется. Тяжело и теперь, подъ часъ, бываетъ намъ, но не гнвите Бога: хорошо бываетъ и у васъ, гг. свтскіе! Знакомы мы и съ свтской службой. Знаменитый третій пунктъ свод. зак. еще вдь не зачеркнутъ?
‘Въ наше время порядочный хозяинъ не оставитъ устарвшаго у него на служб дворника и не обидитъ его за какую-нибудь неважную вину смщеніемъ его на другое, мене выгодное мсто, въ особенности, если онъ человкъ семейный’.
‘Порядочный хозяинъ’, можетъ быть, этого не сдлаетъ, а объ начальств ужъ помолчите. Я служилъ министерству государственныхъ имуществъ двадцать четыре года, служилъ, могу сказать, съ полнымъ усердіемъ, преподавалъ: Законъ Божій, исторію Россіи, русскій языкъ, литературу, ариметику и географію (я говорилъ уже объ этомъ въ одной изъ предъидущихъ главъ моихъ Записокъ) и, не предупредивши, не сказавши мн ни разу ни слова, меня уволили, не сказали и спасибо.
‘По иде христіанскаго ученія, удовлетвореніе христіанскихъ потребностей и не можетъ принадлежать никому, кром самаго общества (неправда!). Ибо всякое христіанское общество есть уже церковь, независимо отъ того, состоитъ ли оно въ какомъ-нибудь отношеніи къ государству, или находится одно себ на какомъ-нибудь пустынномъ остров, точно также, какъ независимо и отъ того: есть ли въ немъ облеченныя въ духовный санъ лица или нтъ’…
Потрудитесь прочитать хоть катихизисъ Филарета о девятомъ член символа вры, и вы увидите свое заблужденіе.
‘По ученію христіанскому, всякій врующій есть eo ipso и іерей, носящій въ себ involute право на вс т дйствія, которыя совершаетъ и священникъ’.
На это я скажу: ни вы сами и никто другой не иметъ нрава совершать таинства церкви и священнодйствовать, вообще, безъ рукоположенія епископскаго. Но въ другомъ мст авторъ цитируемой статьи самъ же говоритъ: ‘каждый воспитанникъ, выбранный обществомъ и посвященный въ этотъ санъ’… И нужно посвящать, и не нужно посвящать!… Это показываетъ крайнюю слабость познаній ученія церкви.
‘Изъ этого ясно, что во всякомъ христіанскомъ обществ или церкви (стало быть, можно говорить какъ угодно: волостное правленіе Маріинскаго общества, или: волостное правленіе Маріинской церкви? Старшина Маріинскаго общества, старшпна Маріинской церкви?) священство открытое, облеченное преимущественнымъ или исключительнымъ на это правомъ, немыслимо иначе какъ подъ условіемъ, что этому лицу передаетъ свои права священства все то общество, которое, зная высокую нравственную жизнь извстнаго лица и его особыя дарованія для церковнаго учительства, найдетъ его способнйшимъ и достойнйшимъ священства передъ всми другими членами общества’.
Епископъ, священникъ, десятникъ, староста, старшина, гласный земскаго собранія, ходокъ по дламъ,— одно и то же? Разница только въ томъ, что каждому назначается свое дло?
‘Въ такомъ, именно, смысл понимала всегда христіанскую идею и православная (будетъ врне, если будетъ сказано: реформаты, протестанты, методисты, квакеры и пр. и пр., а наши: молокане, безпоповцы, спасовцы, нтовцы, подпольники и пр. и пр.) церковь, предоставляя выборъ лицъ духовныхъ той паств, въ которой они должны быть пастырями. (Вы перемшиваете: выборъ лицъ, представляемыхъ епископу для посвященія, съ правомъ для каждаго лица священнодйствовать). Это постановленіе церкви, составляющее одно изъ коренныхъ ея правъ на названіе православной (неужто потому наша церковь называется правомыслящею или православною, что прихожане представляли епископу кандидатовъ?) соблюдалось и въ нашей церкви’.
Почтенный писатель, котораго я цитирую, берется быть преобразователемъ духовенства и даже церкви, не зная совершенно ни отношеній духовенства къ обществу, ни общества къ духовенству и ни даже самой религіи. И между тмъ онъ былъ слушателемъ законоучителя, лица высокообразованнаго. Что за люди выходили бы изъ университетовъ тогда, когда законоучителями ихъ были бы лица, прослушавшія сами богословскую науку одинъ только годъ, и опять отъ такого, который, въ свою очередь, слушалъ только одинъ годъ?!
‘Въ обществ чувствуется, въ настоящее время, общая неудовлетворенность современнымъ состояніемъ церкви’.
Въ другомъ мст, той же статьи, авторъ говоритъ: ‘всякое христіанское общество есть уже церковь’. Дале опять говоритъ: ‘всякое христіанское общество или церковь’… Стало быть: общество и церковь,— есть слова синонимическія. Поэтому приведенныя мною слова хроникера нужно понимать такъ: въ обществ чувствуется неудовлетворенность современнымъ состояніемъ общества. И это дйствительно справедливо: чувствуется сильная недостаточность религіозно-нравственнаго его состоянія. Очень при этомъ, утшительно, когда слышишь голосъ скорби изъ среды самаго общества! Но хроникеръ, какъ видится изъ дальнйшихъ его словъ, подъ словомъ: церковь, разуметъ духовенство? Напрасно. Духовенство не церковь. Если понимать это слово такъ, какъ объясняетъ его православная церковь, то неудовлетворенности никакой нтъ, и быть ея не можетъ.
‘Въ газетахъ не рдко встрчаются заявленія о необходимости въ ней (церкви) преобразованій’.
Ни въ какихъ преобразованіяхъ церковь не нуждается, и нуждаться не будетъ, держась строго всегда православнаго въроученія.
‘Одн изъ газетъ требуютъ (!) помстнаго собора, другія даже вселенскаго’.
Господамъ, ‘требующимъ’ соборовъ, мы посовтовали бы, прежде, чмъ требовать, ознакомиться съ исторіей церкви и всмотрться, по какимъ случаямъ и въ какомъ состояніи вроученія собирались соборы. Они увидли бы, что ничего, подобнаго прежнему состоянію церкви, нтъ, и что уже все приведено въ опредленность и ясность, слдовательно и соборы совершенно не нужны. Если и есть теперь разномысліе въ вроисповданіяхъ: православномъ, римско-католическомъ, англиканскомъ и протестантскомъ, то эти вроисповданія положили такіе рубежи между собою, что ихъ не соединятъ никакіе соборы, доказательствомъ чему могутъ служить, между прочимъ, собранія такъ называемыхъ старокатоликовъ, гд въ бесдахъ съ ними участвовали и православные, и англикане.
Въ нашей литератур весь ‘сыръ боръ загорлся’ изъ-за денегъ,— ничуть не больше: духовенство наше, и въ умственномъ и въ нравственномъ отношеніяхъ, несравненно въ настоящее время лучше, чмъ было оно даже за какихъ-нибудь тридцать лтъ. Мн, какъ священнику, живущему среди этого духовенства, и благочинному, извстно это лучше, чмъ жителю столицы и лицу свтскому. Заступаться и защищать духовенство, я уже говорилъ, я совсмъ не имю надобности. Дло это такого рода: духовенство всегда терпло страшныя униженія и нужду, но пока дти его непомрнымъ трудомъ и неимоврными лишеніями всякаго рода могли еще пробивать себ дорогу,— оно, забитое, голодное и холодное, молчало, молчала и литература, стало быть и во мнніи общества оно не представляло ничего, особенно выдающагося дурнаго, хотя, повторяю, было много хуже, чмъ теперь. Но какъ только начали душить нашихъ дтей: выгонять изъ учебныхъ заведеній, сокращать число учащихся штатами по классамъ, отнимать высшее образованіе, и этимъ длать ихъ паріями, пролетаріями, бродягами и возмутителями общественнаго спокойствія, тхъ, которые, выстрадали, вытерпли всю неправду, 10—12 лтъ не спали ночей, подорвали здоровье и доплелись-таки, кое-какъ, до окончанія курса,— стали давить и гнать въ пономари на нравственную и физическую смерть,— духовенство не выдержало и, благодаря достоуважаемому журналу, ‘Церковно-общественному Встнику’, издаваемому почтеннымъ и уважаемымъ А. И. Поповицкимъ, единственному духовному журналу, сочувственно относящемуся къ намъ, стало иногда заявлять и о себ самомъ, о своемъ невыносимо-тяжеломъ состояніи, и вотъ нкоторые изъ писателей подняли крикъ: ‘попы и тупы, и глупы, и безнравственны, и имютъ развращающее вліяніе, выгнать ихъ всхъ, набрать мужиковъ и, Боже мой, чего-то не заговорили, благо и тэма широка и духовенство не отвчаетъ ни на какую брань, боясь горшихъ послдствій отвн… И не безъ основанія молчитъ оно,— оно хорошо знаетъ, что ожидаетъ тхъ изъ отцовъ іереевъ, которые заговорили…
Если есть нкоторыя особенности въ нашей организаціи, то он совсмъ не т, на которыя обыкновенно указываетъ литература. Эти особенности: опредленія на мста, надзоръ за духовенствомъ и церквами, консисторіи, производство слдствій, судъ, наказанія, подводная повинность, денежная повинность, благочинные, ремонтировки церквей и церковныхъ домовъ, постройка духовенствомъ собственныхъ домовъ на чужой земл, состояніе училищъ, состояніе нашихъ вдовъ и сиротъ, состояніе самихъ насъ, въ случа нашей болзни и выхода за штатъ и пр. и проч.
Обо всемъ этомъ мы и поговоримъ въ слдующихъ главахъ нашихъ ‘Записокъ’.

XXVII.

При открывшемся какомъ-нибудь мст преосвященному подается нсколько прошеній. Если проситель есть лицо заслуженное, хорошо извстное ему, и онъ находитъ просителя соотвтствующимъ этому мсту, то онъ даетъ мсто, иногда, почти тотчасъ же, если же нтъ особенно выдающихся заслугами, то прошенія откладываются, иногда, на довольно долгіе сроки, особенно, если мсто славится своею доходностію,— ‘приходъ хорошій’. Преосвященные выжидаютъ просителей еще. Тогда начинаютъ орудовать домашніе архіерейскіе секретари: иной соколъ ощиплетъ всхъ до единаго, понемножку, но иногда этотъ пушокъ доходитъ и до сотенъ рублей. Дло въ томъ, что преосвященные, въ нкоторыхъ случаяхъ, совтуются съ ними, спрашиваютъ ихъ, какъ лицъ, стоящихъ ближе къ духовенству,— а они дло свое знаютъ,— знаютъ, кого расхвалить и отрекомендовать на извстное мсто, и кого очернить. Иногда же преосвященные и не думаютъ совтываться съ ними и спрашивать, въ чемъ бы-то ни было, ихъ мннія, но они все-таки выдаютъ себя духовенству за совтниковъ, берутся ходатайствовать,— и обираютъ. Продержавши прошенія нкоторое время, преосвященные сдаютъ ихъ въ консисторію съ резолюціею: ‘представить справку’. Это значитъ: представить формулярные списки просителей. Здсь начинаетъ обдлывать просителей канцелярія консисторіи: нын некогда писать, завтра срочныя дла свои, посл завтра,— не до тебя, а просители живи и проживайся. Потолкутся просители въ передней, потрутся около столовъ съ недльку, потолкуютъ между собой, сдлаютъ складчинку рублишка по два-по три,— и справки готовы. Ни члены, ни секретарь и не подозрваютъ, что творится у нихъ за стнкой, но тутъ свое дло знаютъ. По представленіи преосвященному справокъ, мсто дается имъ по его личному усмотрнію. Случается иногда, что пропадаютъ и справки, и самыя прошенія. Это значитъ, что ихъ стянулъ тотъ, кому это нужно,— чтобъ это лицо не получило просимаго мста. Иной преосвященный проживетъ весь вкъ, ему и на умъ не придетъ, что у него выкрадываютъ прошенія, а тутъ себ на ум… Преосвященный, при множеств длъ, ужъ никакъ не можетъ припомнить всхъ прошеній, не подозрвая плутни, онъ и не припоминаетъ ихъ и даетъ мсто извстному лицу. Тотъ же, чье прошеніе скрадено, видитъ въ консисторіи, что мсто дано не ему, отправляется преспокойно домой, говоря,— что его прошеніе архіерей не сдалъ и больше не думаетъ о немъ. Явится, потомъ, на свтъ и это прошеніе, но на немъ будетъ резолюція: ‘мсто занято’.
Хорошія мста разбираются скоро. Эти мста даются людямъ боле достойнымъ по своимъ умственнымъ и нравственнымъ качествамъ, если только не вмшался въ это дло домашній архіерейскій секретарь или не имлъ успха въ своихъ плутняхъ. На городскія священническія мста, иногда объ извстномъ лиц просятъ преосвященнаго и прихожане. Но, вообще, мста даются боле справедливо, чмъ у свтскихъ, гд такъ называемыя ‘связи’ играютъ такую огромную роль. Ни тётушки, ни бабушки у насъ не имютъ никакого значенія.
Плохими приходами называются т, гд мало прихожанъ и т бдны, или гд находится много сектантовъ. Въ эти мста посылаются или въ наказаніе изъ богатыхъ приходовъ, или люди безнравственные, пьяницы, по нскольку лтъ шатавшіеся безъ мста. Мста даются этимъ людямъ, чтобы, просто, дать имъ какой-нибудь кусокъ хлба, особенно, если они люди семейные, чтобы не надодали своими неотвязными просьбами или, просто, чтобы отвязаться отъ нихъ, или, наконецъ, потому что люди хорошіе нейдутъ туда и нтъ лучшаго кандидата. Въ приходахъ эти люди ведутъ себя безобразно, точно также, какъ и до того времени.
Состраданіе къ бдствующему семейству, нтъ спора, дло хорошее, но родной отецъ долженъ заботиться о своихъ дтяхъ прежде всхъ и боле всхъ. Если же онъ самъ не заботится ни о себ самомъ, ни о дтяхъ своихъ, то къ какой стати заботиться о немъ людямъ постороннимъ? Дло тутъ въ томъ, что изъ-за куска хлба двоихъ или троихъ, жертвуется религіозно-нравственнымъ состояніемъ многихъ сотенъ, а иногда и двухъ-трехъ тысячъ людей,— цлаго прихода. Такой членъ причта есть язва для прихода. Дло это мн извстно хорошо, и я могу указать на самыя лица и на множество примровъ. Какъ вредны для приходовъ члены причтовъ съ дурною нравственностію и нетрезвые, представлю въ доказательство статью изъ ‘Церковно-общественнаго Встника’, No 85: ‘Драчливый миссіонеръ’. Такъ вредно они вліяютъ всюду, отъ безобразій ихъ падаетъ вра и нравственность въ православныхъ, отъ порочной ихъ жизни, слабые въ вр отпадаютъ въ расколъ, на нихъ указываютъ, какъ на причину холодности въ вр и т, которые и при лучшихъ пастыряхъ не были бы религіозне, изъ-за нихъ хулится всё духовенство и даже самая религія. Состраданіе не всегда полезно.
Въ сел Усовк, Саратовскаго узда, не моего округа, мн однажды было поручено произвести слдствіе, по длу о нетрезвой жизни двоихъ тамошнихъ священниковъ: Ивана Троицкаго и Михаила Архангельскаго. Троицкій жилъ тамъ, до того, боле двадцати пяти лтъ, а Архангельскій изъ запрещенныхъ священниковъ былъ посланъ туда незадолго. Село Усовка,— село приволжское, богатое, большое и раскольническое. При спрос о поведеніи священниковъ (!), одинъ крестьянинъ говоритъ мн: ‘былъ у насъ одинъ штатъ, жилъ у насъ одинъ о. Иванъ, и жилъ больно плохо,— такъ плохо, что хуже и быть нельзя. Вотъ и прослышали мы, что у насъ открывается другой штатъ, и думаемъ: не дастъ ли намъ Господь священника получше этого? Этого раскольники наши совсмъ споили, обдни служитъ рдко, а когда и служитъ-то, такъ что за служба! Изъ церкви опять тотчасъ въ гости, православные-то, и т перестали ходить въ церковь. Человкъ онъ вдовый, поддержать некому,— совсмъ пропалъ! Открылся другой штатъ, пріхалъ другой священникъ, немолодой уже и семейный, на квартиру сталъ у моего шабра. Дождались мы другаго священника,— но этотъ другой — хуже всякаго свиного пастуха! Такъ онъ пьетъ, что и сказать не можно. Вотъ я, иногда, приду къ нему, по шаброву длу, да и стану его урезонивать: ‘батюшка, говорю я ему, жить-то теб не такъ бы надо! Такъ жить нельзя и послднему мужику, какъ живешь ты. Насъ за васъ укоряютъ раскольники. А онъ такъ пугнетъ меня, что и послдній бурлакъ не выругался бы этакъ. И что длаютъ наши архіереи? Зачмъ они даютъ священническія мста этакимъ людямъ, да еще въ такихъ селахъ, какъ наше? Наше село богатое, народъ весь придерживается раскола, надъ нами вс смются, что выдти на улицу нельзя. Это оба такіе попы, что мы не дали бы имъ и свиней пасти, а не то, чтобы стадо Христово! Михаилу дали мсто, чтобъ не умеръ съ семьей съ голоду? Но коль не хочетъ жить, какъ надо, коль не хочетъ длать дло, за которое взялся, ну, и умирай съ голоду, никто не виноватъ. Какъ проголодается, такъ дурь-то броситъ. Зачмъ изъ-за пьяницы губить стадо Христово? У насъ изъ-за нихъ и остальные-то ушли въ расколъ {Я помню это показаніе слово въ слово. Сельскій Священникъ.}.’ Въ такомъ род мн дали показанія и другой, и пятый, и двадцатый… Вс показанія я написалъ слово въ слово и, по особому распоряженію преосвященнаго, слдственное дло отослалъ по почт прямо къ нему. Чрезъ дв-три недли являюсь къ нему самъ.
— Вы производили слдствіе въ сел Усовк?
— Я.
— Ужъ какое же вы сдлали мн тамъ назиданіе!
— Извините, ваше преосвященство! Я нахожу нужнымъ показанія понятыхъ людей писать слово въ слово..
— Да, такъ и нужно, конечно.
Преосвященный задумался, минуты три молчалъ, и потомъ съ грустію сказалъ: ‘да, дйствительно мы виноваты, что посылаемъ такихъ на священническія должности! Но чмъ виноваты несчастныя дти!… Жена Архангельскаго пришла ко мн съ кучею дтей, упала въ ноги и навзрыдъ плакала, что она съ дтьми умираетъ съ голоду. Самъ Архангельскій поклялся мн, что онъ пить не будетъ. Я, конечно, не поврилъ ему, по дтей пожаллъ’.
Оба, Троицкій и Архангельскій, были запрещены въ священнослуженіи и удалены отъ должностей. Троицкій вскор получилъ мсто въ моемъ округ, въ с. Увек, чрезъ годъ убжалъ къ раскольникамъ и теперь живетъ на Дону у казаковъ.
Въ одно время, лтомъ, въ Увекъ пріхали четыре казака, на тройк хорошихъ коней, въ хорошемъ экипаж, дня четыре съ Троицкимъ пьянствовали и потомъ, ночью, вс пропали. Гд теперь Архангельскій,— не знаю. Раскольники укоряли отцомъ Иваномъ православныхъ, и сами же увезли его къ себ.
Теперь въ приходы, наполненные раскольниками, какъ малодоходные, посылаются исключительно подобные Михаиламъ Архангельскимъ и Иванамъ Троицкимъ. Эти люди, уже сами по себ, есть язва для приходовъ,— для православія. Но раскольники, повидимому, дружатся съ ними, спаиваютъ ихъ окончательно, нарочито поятъ предъ праздничными днями, чтобы они не совершали церковной службы. И, дйствительно, въ иныхъ подобныхъ приходахъ служба совершается пять-шесть разъ въ году. Раскольники же, наоборотъ, въ укоръ православнымъ, стараются отправлять свое богослуженіе, какъ можно торжественне, собираются и старый и малый, и, уходя домой, хохочатъ надъ православными.
Живи духовенство не отъ требоисправленій, имй оно опредленное и уравненное содержаніе,— нтъ сомннія, что въ раскольническія села шли бы люди достойные, могущіе приносить пользу православію, при ныншнемъ же порядк туда будутъ поступать только Иваны и Михаилы и, при всхъ усиліяхъ администраціи и миссіонеровъ, расколъ не слабетъ, а усиливается, — такъ будетъ и дальше.
Въ настоящее время жалованье распредлено у насъ не равномрно, приходы раздлены на классы. Тамъ, гд приходы многолюдны, настоятель получаетъ 144 р. въ годъ, его помощникъ 108 р. Въ среднихъ приходахъ настоятель получаетъ 108 р., помощника ему не полагается: въ малолюдныхъ настоятель получаетъ 72 р. Многолюдныя селенія, обыкновенно, боле или мене, богаче малолюдныхъ. Тамъ, кром обязательныхъ требъ, за которыя отплачивается часто съ избыткомъ, бываетъ множество необязательныхъ: служатся по домамъ всенощныя, молебны, панихиды, служатся сорокоусты и др. Есть приходы, гд священники получаютъ до 3,000 р. Такихъ приходовъ хотя и немного, но все-таки они есть. Въ такихъ приходахъ и жалованья положено больше, высшій окладъ, 144 р. Въ малолюдныхъ селеніяхъ народъ всегда бдный, за обязательныя требы, крестины, похороны и т. под., платитъ 3—5 к., молебновъ, кром пасхальныхъ и праздничныхъ, не служится, всенощныхъ, сорокоустовъ не бываетъ никогда совсмъ,— и священникъ получаетъ 100,70 и даже 50 р., казеннаго жалованья получается 108—72 р. Кто же пойдетъ въ такой приходъ? Иванъ да Михаилъ, когда выгонятъ ихъ изъ Усовки. Очень нердко, что туда попадаютъ люди и очень хорошіе, но, за то, они несутъ такую нужду, что читатель не пойметъ ея, еслибъ я и сказалъ ему.
У меня, напр., въ сосдств есть священникъ, въ с. Слпцовк, состояніе котораго до того бдственно, что не понимаешь, какъ существуетъ онъ? Село это приписано къ моему, и священникъ пишется моимъ помощникомъ, хотя тамъ имется своя церковь, своя земля при ней, свой отдльный составляетъ приходъ, словомъ: приписка эта не иметъ никакого смысла. Въ приход числится 661 душ. м. п.,— народъ крайне бдный. Правда, тамъ есть и помщики, и даже очень состоятельные, но отъ нихъ не разживешься и гнилымъ полномъ. Кружечнаго доходу священникъ не получаетъ и ста рублей, казеннаго жалованья 108. Хлбный сборъ бываетъ самый скудный. При такихъ средствахъ едва только можно пробавляться одному съ женой, но у этого несчастнаго шесть сыновей! Въ прошломъ году онъ помстилъ одного, старшаго, въ училище, и не зналъ, какъ онъ будетъ содержать его, но нын отвезъ другаго. Что онъ будетъ длать съ ними,— я и не понимаю. А между тмъ съ запас у него еще четыре. Что-же онъ будетъ длать чрезъ четыре-пять лтъ?! Шестнадцать прошеній подавалъ онъ о перемщеніи его въ приходы, боле состоятельные, но всегда ‘инъ прежде его слазитъ’,— всегда не удается ему почему-то. Между тмъ, это человкъ въ высшей степени симпатичный: умный, прекроткій, предобрый, тихій, скромный, вжливый, непьющій никакихъ винъ, не то чтобъ водки,— этотъ человкъ считался бы совершенно на своемъ мст въ любомъ город.
Я сейчасъ сказалъ, что въ многолюдныхъ приходахъ жалованья полагается больше, противу малолюдныхъ. При такомъ распредленіи его имлось въ виду: за требоисполненія не брать ничего, и у кого больше требъ,— больше труда, тому больше и вознагражденія. Такое распредленіе совершенно справедливо: больше трудился,— больше и получишь, но только оно не можетъ быть приложимо къ намъ. По моему мннію, въ малолюдныхъ приходахъ жалованья, или вообще содержанія, нужно давать много больше, чмъ въ многолюдномъ, и именно вотъ почему: чтобы сравнить, по возможности, доходы всхъ приходовъ и этимъ сдлать ихъ такими, чтобы въ нихъ шли, безъ различія, люди, достойные своего дла, и тмъ поднять религіозно-нравственное состояніе несчастныхъ, брошенныхъ безъ добраго примра, безъ пастырскаго слова, безъ молитвы и таинствъ церкви, на позоръ и жертву расколу,— прихожанъ бдныхъ и раскольническихъ приходовъ. Пусть духовенство не беретъ ничего за обязательныя требоисправленія, но въ многолюдныхъ и богатыхъ приходахъ оно, все-таки, наверстаетъ тотъ недостатокъ жалованья, противу жалованья малолюдныхъ, другими доходами: за всенощныя, сорокоусты и др. Въ обид оно не будетъ никогда. Точнаго, безусловно, уравненія быть никогда не можетъ, приходовъ не уровнять ничмъ, но чтобы между ними не было такой громадной разницы,— это сдлать возможно. Мн скажутъ: за что причтъ будетъ имть больше жалованья въ малолюдныхъ селеніяхъ, когда у него требъ совсмъ мало? Я уже сказалъ: чтобы поднять религіозно-нравственное состояніе народа, чтобъ приходовъ такихъ не обгали люди хорошіе, чтобъ они не были достояніемъ только Михаиловъ да Ивановъ и подобнаго народа. Цль мою я нахожу честною. Притомъ, кому какое дло до того, что получаетъ его сосдъ? У меня, напр., въ 1879 году было 217 крестинъ, а въ Слпцовк 80. Еслибъ у него было не 80, а 800,— это для меня совершенно все равно. Теперь онъ получаетъ 108 р., и еслибъ сталъ получать не одну, а нсколько сотъ,— это опять для меня безразлично: я получаю свое, онъ свое. Нельзя упускать изъ виду народъ, для котораго мы существуемъ. Но въ распредленіи жалованья и въ сокращеніи штатовъ имлось въ виду одно духовенство, а народъ оставленъ безъ вниманія.
По настоящему положенію о псаломщикахъ, туда могутъ поступать только окончившіе курсъ семинаріи, оканчивающихъ же курсъ очень мало и вообще, но и изъ нихъ въ пономаря никто, почти, нейдетъ. Поэтому мы довольствуемся пока остатками пономарей старыхъ, народомъ, наполовину, крайне дурнымъ, но скоро переведутся и эти. Поэтому, по моему мннію, нужно дать опять доступъ въ причетники всмъ, исключающимся изъ училищъ и семинаріи, какъ это было до, такъ называемой, реформы. Правда, что обстоятельства измнились: теперь хорошаго причетника за 25 р. въ годъ не купишь, они найдутъ, какъ и теперь находятъ, мста въ купеческихъ магазинахъ, конторахъ, на желзныхъ дорогахъ, но все-таки нкоторые угодятъ и къ намъ. Недавно я пробовалъ приглашать къ себ изъ лицъ другихъ сословій въ псаломщики, назначалъ 200 р. жалованья, и никого не нашелъ. Псаломческое дло у насъ,— презабавное дло. Жалованье полагается псаломщикамъ: дьячку 36 р., пономарю 24 р. въ годъ. Псаломческихъ мстъ по каждой епархіи много, путь туда неокончившимъ курса семинаріи прегражденъ, захотли, чтобы пономарями были все народъ ученый, все богословы, а въ семинаріяхъ, между тмъ, штаты сократили и ввели такія строгости, что до богословскаго класса доползаютъ не многіе, какихъ-нибудь 10—15 человкъ, и эти немногіе въ пономари нейдутъ. Мы приходскіе священники, и пробавляемся пока старыми поддонками, да такъ, что хоть плачь,— служить совсмъ не съ кмъ, одинъ другаго хуже. Непрактичне этого дла и не выдумать! Хотли что-то сдлать, задумали, да и не додумались.

XXVIII.

Получивши приходъ, членъ причта прізжаетъ на мсто и, буквально, ‘не имать, гд главы подклонити’. Я говорилъ уже, какъ жилъ я, тотчасъ по поступленіи во священника, въ церковной сторожк, лотомъ въ мужицкой изб, вмст съ хозяиномъ ея, говорилъ также, какъ теперь одинъ мой знакомый батюшка живетъ въ полусгнившей крестьянской избёнк, и не можетъ стать въ ней во весь свой ростъ. Изъ этихъ очерковъ читатель, надюсь, пойметъ, сколько несемъ мы горя, тотчасъ по вступленіи нами въ приходы. Изъ этихъ краткихъ очерковъ можно составить понятіе и объ остальномъ духовенств. Я и мой знакомый священникъ не составляемъ исключенія: участь одинакова всего духовенства сельскаго, и только за самыми ничтожными исключеніями.
Особымъ будетъ счастіемъ члену причта, если въ сел его найдутся у мужика дв избы и одну изъ нихъ уступятъ ему, не говоря уже о томъ, что въ годъ возьмутъ съ него за квартиру столько, что и сама изба не стоитъ того, и все-таки опять на какой-нибудь одинъ годъ. Какъ бы онъ ни бился, какую бы нужду ни терплъ онъ, получай онъ хоть 50 р. въ годъ, будь и онъ самъ, и дти босы и голодны,— но построить свой домъ онъ все-таки долженъ. Иначе ему съ семьей придется умирать на улиц. Деребня не то, что городъ,— весь вкъ на чужой квартир прожить нельзя.
Собрался, наконецъ, съ силами, положимъ, священникъ, можно бы и строиться, но гд? Усадебныя мста — или церковныя, или прихожанъ, въ собственность пріобрсть нельзя ни тхъ, ни другихъ, нужно строить на чужой земл. Если нтъ церковной усадьбы, то нужно просить прихожанъ, чтобъ они дозволили строить на своей. Тутъ нужно просить и, разумется, поить мужиковъ, а до этого нсколько разъ ублаготворить коноводовъ-стариковъ, иначе никогда не состоится никакая сдлка. Запоенные и задобренные коноводы сами скажутъ, когда будетъ у нихъ общая мірская попойка, они скажутъ, что на сходъ, прежде чмъ мужики не подопьютъ, идти нельзя, иначе потребуется много водки, что на сходъ нужно будетъ идти прямо съ водкой, что тогда полупьяные мужики бываютъ# согласны на все. Выпивши ведра два-три, крестьяне позволятъ строиться на ихъ усадьб, но позволеніе это обыкновенно дается безо всякихъ, какихъ бы то ни было, актовъ. Если домъ предмстника былъ на церковной земл, то иногда бываетъ возможно купить и его, еслижъ на крестьянской, то его, почти всегда, отбиваютъ за безцнокъ сами крестьяне.
Такъ или иначе священникъ домъ себ поставитъ, хорошій или плохой,— это будетъ зависть отъ его средствъ. Построитъ домъ, пристроитъ и все необходимое къ нему: амбарчикъ, конюшенку и еще кое-что, и живетъ. Живетъ, но нужда задаетъ его. Открылось порядочное мсто, ушелъ бы, но домъ куда? Онъ долженъ пропасть за безцнокъ. Надяться, что купитъ его намстникъ,— опасно: можно нарваться на такого кулака, что ему же накланяешься, чтобъ хоть за полцны-то взялъ. Кром того, въ большинств, духовенство иметъ возможность строиться тогда только, когда дти еще малы, но потомъ уже не до построекъ. Подумаетъ — подумаетъ горемыка, да и останется доживать свой вкъ, на горе и себ, и дтямъ.
Но есть отцы іереи, которымъ перейти въ другой приходъ ровно не значитъ ничего. Перейти въ другой приходъ, построить домъ, продать, опять купить, смняться приходами и домами и взять, при этомъ придачи или самому приплатить,— для нихъ не значитъ ничего. Такой иной господинъ ходитъ — ходитъ и насилу-то ужъ усядется подъ старость.
Въ достаточныхъ приходахъ люди, имющіе возможность, строятъ себ порядочные дома и живутъ весь свой вкъ, но какъ только за болзнью или старостью выходятъ за штатъ, то дожить покойно въ своемъ дом имъ не дадутъ никогда: ихъ вынудятъ продать за безцнокъ свой домъ и, или уйти къ какому-нибудь своему родственнику, или построить келью на конц селенія. Со вдовами поступаютъ еще хуже, тутъ бываютъ возмутительныя вещи: тхъ прямо, почти, выгоняютъ изъ дому.
Въ сел Глядковк, бывшемъ моего округа, когда я былъ уже тамъ благочиннымъ, священникъ В. пріхалъ туда на должность предъ Пасхой и, съ женой и ребенкомъ, помстился у одного изъ крестьянъ села, въ одну избу съ семействомъ крестьянина. Изба топилась по черному (печь безъ дымовой трубы). Едва съ мсяцъ пробился тамъ несчастный! Какъ только сошелъ снгъ и стало просыхать,— онъ вырылъ въ круч надъ оврагомъ землянку и жилъ тамъ все лто, пока строился его флигель. Священникъ М. села Ю. жилъ съ семьей цлый годъ въ кабак. Во всемъ сел не оказалось ни одной избы, куда бы М. могъ пріютиться, на его счастье (!) кабакъ состоялъ изъ двухъ избъ, раздленныхъ снями, цловальникъ сжалился надъ безпріютными и отдалъ имъ одну избу.
Еслибъ наши консисторіи испытали на себ хоть часть того, что терпитъ сельское духовенство, то не клали бы тхъ непреодолимыхъ препятствій, какія кладутъ он при покупк домовъ сельскимъ духовенствомъ. Забавное дло! Какъ будто одна консисторія заботится объ интересахъ церкви, какъ будто тамъ только и христіане, а прочіе священники вс и грабители, и святотатцы!… Вс мы учились на одни мдные гроши,— у всхъ насъ были одни и т же наставники, т же инспектора смотрли и за нашей нравственностью,— все одинаково. Но какъ только кто-нибудь попалъ, случайно, въ члены консисторіи,— бда! Откуда явится и умъ, и благонравіе, и попеченіе о чужихъ храмахъ Божіихъ и — вс доблести праведника!..
Настоитъ крайняя необходимость и было бы, поэтому, желательно, чтобы сельское духовенство имло церковныя квартиры. Квартиры отъ прихожанъ,— одно горе. Я и причтъ мой, въ начал поступленія моего въ настоящій мой приходъ, имли казенныя квартиры. По измнившимся обстоятельствамъ въ приход, прихожане купили дома, гд жили мы себ хорошо, и оставили намъ подъ квартиры. Дома стали ветшать и потребовали значительной суммы на поправку. Просимъ прихожанъ,— т отказываются неурожаемъ хлба. Просимъ консисторію, та — губернское правленіе, палату государственныхъ имуществъ и т. д. Годъ пройдетъ, а дло не подвинется ни на шагъ. Крыши развалились, дождь пробивается въ комнаты, оконныя рамы, двери, полы и пр. все обветшало, жить не стало никакой возможности. Просить уже надоло. Прихожане стали просить меня, чтобы я чинилъ свою квартиру на свои средства, что они, со временемъ уплатятъ мн вс расходы! Я свою квартиру, въ необходимомъ, исправилъ, а причтъ такъ и остался. Года чрезъ два прихожане принесли мн приговоръ, что домъ, въ которомъ живу я, они дарятъ мн. Я сломалъ его и построилъ новый свой. Года черезъ три они подарили и дьякону, и тотъ, также, построилъ свой новый. Причетническіе же дома такъ и остались неисправленными. Лтъ чрезъ десять потомъ прихожане отдали оба дома въ церковь.

XXIX.

При новомъ, такъ называемомъ, преобразованіи духовенства, вложено начало или источникъ вчной непримиримой и нескончаемой вражды между священниками двухштатныхъ приходовъ, вражды, оканчивающейся, часто, пагубно для нихъ самихъ и вредно вліяющей на прихожанъ.
Изъ двухъ священниковъ одинъ сдланъ настоятелемъ, другой — его помощникомъ. При такомъ распредленіи имлась въ виду исключительно продолжительность службы въ сан священника, не обращая вниманія, кто таковъ онъ самъ въ себ. Вслдствіе чего вышло множество случаевъ такого рода: въ приход два священника, старикъ лтъ 75, и молодой. Старикъ учился, когда-то, только въ училищ, не уметъ сказать съ толкомъ пяти словъ и со смысломъ написать одной строки, молодой-же окончилъ курсъ въ семинаріи въ первомъ разряд, умный и дльный господинъ. Молодой,— молодъ, однакожъ, настолько, что при распредленіи штатовъ, онъ былъ священникомъ лтъ уже 12. Старикъ сдланъ настоятелемъ, молодой — его помощникомъ. Молодой говоритъ поученія народу, ведетъ бесды съ сектаторами, ведетъ всю церковную письменность, переписку съ лицами посторонними, ведетъ счетоводство, покупки, ремонтировку церкви и пр. Настоятель же не въ состояніи сдлать, и не длаетъ ничего ровно. Онъ только, при каждомъ удобномъ случа, выпиваетъ, а этихъ случаевъ у насъ, была бы охота только, можно отыскать каждый день, что старикъ и длаетъ.
Приходы въ двухштатныхъ церквахъ раздляются между священниками, насколько возможно, поровну, по числу душъ и дворовъ и по ихъ состоятельности. По всмъ требоисправленіямъ и тотъ, и другой знаютъ только свои части прихода, требоисправленій, поэтому бываетъ поровну. Въ храмовые праздники, въ Рождество, Крещеніе и Пасху, каждый священникъ со своимъ псаломщикомъ ходитъ, по своему приходу. Молодой священникъ ходитъ, зимой, по поясъ въ сугробахъ, на Пасху по колна въ грязи, не оставитъ безъ посщенія ни одного дома,— измотаетъ вс свои силы, а старикъ бражничитъ и не пройдетъ своего прихода и половины, не получитъ и доходу половины, противу молодаго. Вс доходы, потомъ, обоихъ священниковъ кладутся въ общую кружку и, при раздл ихъ, настоятель-старикъ получаетъ три части, а его помощникъ дв. Если дло въ копйкахъ. то, конечно не стоитъ обращать вниманія, а если въ сотняхъ рублей? За какія блага, спрашивается, настоятель получитъ больше своего помощника и за какія провинности помощникъ батрачитъ за него? Настоятель получитъ 600 р., помощникъ его 400 р., псаломщики по 200 р., тогда какъ настоятель съ своимъ псаломщикомъ не пріобртутъ и 100 р. На такіе случаи я могу даже указать. Могу указать, гд помощникъ исправляетъ почти вс требы и по приходу настоятеля. Такой раздлъ несправедливъ и обиденъ для помощника, даже и въ томъ случа, когда они оба исполняютъ дла свои, какъ слдуетъ,— и тогда, все-таки, настоятель живетъ трудомъ помощника. За что настоятель получаетъ двумястами руб. больше, когда труды ихъ были одинаковы? Горько бываетъ помощнику, особенно посл праздничной ходьбы по дворамъ, гд каждая копйка достается намъ слишкомъ дорого, но невыносимо бываетъ тяжело, когда помощникъ трудится до изнеможенія, употребляетъ вс усилія, чтобы добыть лишній рубль, а настоятель, въ это время, пьянствуетъ, не обойдетъ и половины своего прихода и, въ добавокъ, половину утаитъ и того, что добыто имъ. Бываютъ и такіе случаи. Тутъ уже неизбжны вражда, ссора, укоризны, жалобы благочинному, доносы архіерею,— переписка, слдствіе и пр. и пр. Настоятели, въ свою очередь, жалуются, что помощники ихъ не вс доходы вносятъ въ общую кружку и что длятъ ихъ съ своими псаломщиками отдльно. Кто правъ и кто виноватъ изъ нихъ.— это знаютъ одни они да Богъ, но каждому благочинному приходится разбирать ссоры между священниками при всякомъ прізд въ двухштатное село. Разбираешь, а прихожане смются, и въ особенности вожаки раскольниковъ, что попы подрались изъ-за блиновъ.
Враждующіе священники, со враждою въ душ, совершаютъ богослуженіе, они же, враждующіе между собою, должны говорить слово любви и мира своей паств. И сами они не могутъ и не имютъ права говорить другимъ о мир, враждуя сами, и слово ихъ не можетъ вліять на враждующихъ. Мн не разъ приводилось слышать укоризны прихожанъ своимъ священникамъ на вражду ихъ между собою.
И такое извращенное отношеніе къ длу служенія существуетъ между нами, благодаря правительственному распоряженію о штатахъ!
Нельзя не удивляться, что во всемъ, что сдлано въ послднее время въ организаціи духовенства: штатное число учениковъ въ учебныхъ заведеніяхъ, оставленіе церквей при одномъ дьячк, настоятельство и помощничество, сокращеніе приходовъ и пр., везд имлась въ виду исключительно матеріальная сторона и не замтно ни одного распоряженія, которое способствовало бы религіозно-нравственному развитію народа или самаго духовенства. Все сдлано какъ? тамъ убавить, тутъ прибавить: поповъ убавить, приходовъ прибавить, дьячковъ повыгнать, набрать богослововъ, изъ семинарій повыгнать,— и пр. и пр. въ этомъ род…
За долговременную безпорочную службу, за особые труды и заслуги по церкви и приходу, дать старшинство и увеличить содержаніе,— было бы дломъ справедливымъ, но это только въ такомъ случа, когда увеличеніе содержанія поступало бы со стороны, въ вид казеннаго жалованья. Тутъ есть смыслъ. Но чтобы одному жить трудомъ другаго,— этого мы не понимаемъ. Поэтому я нахожу справедливымъ, чтобы каждый священникъ съ своимъ псаломщикомъ пользовались тмъ, что пріобртутъ они.

XXX.

Для надзора за порядкомъ по церкви,— ея прочностью, чистотой, благолпіемъ, доходами и расходами, письмоводствомъ,— поведеніемъ членовъ причтовъ, сношеній духовенства съ епархіальною властію и пр. существуютъ благочинные. Для этого каждый уздъ и городъ раздляются на части или округа, церквей по 10—15, каждый такой округъ иметъ благочиннаго, который есть ближайшій, непосредственный начальникъ духовенства.
Благочинные, хотя подъ разными названіями, существуютъ съ давняго времени, но приносили ли они и могутъ ли приносить матеріальную или нравственную пользу церкви, духовенству, храмамъ и администраціи?
Во священники поставляется, вообще, лицо, извстное и испытанное епископомъ въ чистот вры его и нравственности:
Въ нашихъ дипломахъ, или ставленныхъ грамотахъ, пишется:… ‘благоговйнаго сего мужа N. N. всякимъ перве опаснымъ истязаніемъ прилежно испытавше, и достоврными свидтельствы, наипаче духовнаго его отца N. N. о немъ уврившеся… посвятили во іерея’… Стало быть, священникъ есть такое лицо, въ которомъ епископъ совершенно увренъ, потому что большихъ испытаній длать уже и невозможно, стало быть, ему можно доврить, что угодно и отпустить, куда угодно. Такъ съ миссіонерами и поступаютъ. Но на приходскаго священника епископъ не полагается. Онъ не довряетъ ни своему собственному испытанію, ни ‘достоврнымъ свидтельствамъ, ни духовному отцу’ и ни ему самому: отпустивши въ приходъ, приставляетъ къ нему дозорщика. Этотъ дозорщикъ, какъ, Дамокловъ мечъ, виситъ надъ его головою всю его жизнь: онъ слдитъ за нимъ всюду и вмшивается во вс мелочи его жизни,— безусловно во вс,— не только служебныя, но и домашнія, и даже семейныя. Онъ иметъ право надзора во всякое время дня и ночи. Не довольствуясь полугодичными донесеніями и своими замчаніями въ формулярныхъ спискахъ, дозорщикъ обязанъ доносить епископу обо всемъ, что найдетъ, по своему мннію, стоющимъ того, чтобъ довести до свднія епископа, это есть агентъ покойнаго, царство ему небесное, III-го отдленія! Такого строгаго, такого постояннаго, въ такихъ мелочахъ жизни надзора нтъ нигд и ни за кмъ. Подобный надзоръ существуетъ только у іезуитовъ и въ нкоторыхъ мстахъ Америки надъ каторжниками. Баллы въ поведеніи у каторжниковъ имютъ, по крайней мр, смыслъ: хорошіе баллы по поведенію сокращаютъ время каторги, а у насъ и этого нтъ, іезуиты же, при общемъ другъ за другомъ дозор, извстно, какою репутаціею пользуются въ мір. Коль скоро человкъ ‘истязанъ’,— испытанъ, какъ говорится, всесторонне и самимъ епископомъ, и людьми авторитетными, коль скоро ему вврена паства, дознанои удостоврено ‘достоврными свидтельствы’,что онъ достоинъ быть руководителемъ вры и нравственности цлаго прихода, цлыхъ тысячъ христіанъ, коль скоро ему порученъ храмъ, коль скоро его нашли способнымъ быть лицомъ самостоятельнымъ,— то зачмъ еще за нимъ дозорщикъ?! Посл такого ‘истязанія’ всякій дозорщикъ не долженъ имть никакого значенія. Это означаетъ только круговое, и къ себ и къ другимъ, недовріе. Посл всхъ ‘истязаній’ все-таки боятся, что священникъ можетъ сдлаться безнравственнымъ. При этомъ: какъ бы ни былъ человкъ благороденъ, съ какими бы самопожертвованіями ни исполнялъ свои обязанности, какихъ бы наградъ онъ ни удостоился,— доврія отъ своего начальства онъ не заслужитъ никогда: дозорщикъ будетъ слдить за нимъ весь его вкъ,— будетъ слдить, пока состоитъ онъ на служб, будетъ слдить даже и тогда, когда онъ, за дряхлостью или болзнью, выйдетъ за штатъ и будетъ скитаться, безпріютный, гд день, гд ночь, лежи онъ десять лтъ разбитый параличомъ,— дозорщикъ все-таки будетъ слдить за нимъ и доносить о его поведеніи, словомъ: дозорщикъ — это наша тнь, до гробовой доски. Такое недовріе, такое неуваженіе къ личности не можетъ не быть оскорбительнымъ. Я самъ состою въ должности этого дозорщика,— я самъ благочинный и, какъ честный человкъ, говорю, что не то, чтобъ видть о себ аттестаціи въ поведеніи другаго лица, моего собрата,— а аттестовать другихъ въ ихъ формулярахъ,— дло крайне непріятное. При прошломъ оберъ-прокурор св. синода было распоряженіе отъ него даже такого рода, чтобы мы въ формулярахъ духовенства обозначали: ‘въ какой мр аттестуемое лицо употребляетъ хмльные напитки’. Какъ понимать это: что мы должны считать умреннымъ и что неумреннымъ, гд эта мра? Одинъ, непьющій и слабосильный, при экстренномъ случа, выпьетъ рюмку одну,— и пьянъ, другой выдуетъ штофъ,— и ни почемъ. Надобно полагать, что благочинный, увидвши охмлвшаго, долженъ аттестовать его употребляющимъ хмльные напитки ‘неумренно’. Въ формулярахъ гражданскихъ чиновниковъ нтъ графы объ ихъ поведеніи, нтъ и о винопитіи, эти графы есть только у насъ. Какъ будто одни мы на Руси пьяницы, какъ будто для насъ однихъ существуютъ винокуренные заводы! Распоряженіе бывшаго оберъ-прокурора, какъ распоряженіе оскорбительное для духовенства, я не исполнялъ и не исполняю до сихъ поръ: объ употребленіи хмльныхъ напитковъ я не упоминаю ни слова совсмъ. Означать умренность и неумренность… Но какъ смотрть на аттестацію благочиннаго тогда, если онъ самъ не знаетъ мры?!.. И изъ нашего брата, благочинныхъ, есть народъ всякій.
Наблюденіе за нравственностію наставника и блюстителя нравственности цлыхъ тысячъ людей уменьшаетъ значеніе его пастырскаго достоинства въ глазахъ его паствы. Какъ, напр., я доврю человку на слово, хоть сто рублей, когда хорошо знаю, что за нимъ наблюдаютъ каждую минуту, чтобъ онъ не проворовался, которому самому нтъ доврія отъ высшей его власти? Если за священникомъ начальство смотритъ каждый его шагъ, то, естественно, что полнаго доврія и уваженія къ нему и быть не можетъ.
Правда, что священники не ангелы, и не рдко, волею и неволею, они уклоняются отъ пути, по которому они должны идти, но вдь и дозорщики-то не архангелы, они т же люди. И дйствительно: иной изъ насъ такой взяточникъ, такой кутила, такой непорядочный, что любой пономарь его честне. Намъ хорошо извстно какъ иные о.о. благочинные кутятъ вмст съ своими подчиненными.
Но если тяжело переносить честному труженику-священнику недовріе къ себ начальства и надзоръ благочиннаго, человка благороднаго, то каково это, когда дозорщикъ его человкъ непорядочный?! Каково принять его въ свой домъ, поить его, когда не пьешь самъ, ухаживать за нимъ, а иногда и укладывать, давать ему жалованье и прибавлять небольшую толику, въ вид особеннаго къ нему расположенія, являться къ нему въ домъ, по первому его требованію, исполнять вс его распоряженія, знать, что онъ будетъ аттестовать тебя предъ начальствомъ въ твоемъ поведеніи и даже семейной жизни, что онъ можетъ наклеветать на тебя, что и сколько ему угодно во всякое время и сгубить тебя?!.. Такимъ образомъ, надзоръ за поведеніемъ длаетъ насъ безличными, уменьшаетъ наше достоинство въ нашихъ собственныхъ глазахъ и въ глазахъ прихожанъ, а, подъ часъ, и начальства.
Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы благочинные были безусловно для духовенства въ тягость. Въ нихъ есть и хорошія стороны, они приносятъ много, иногда даже очень много, и пользы духовенству: они помогаютъ при составленіи отчетности консисторіи, помогаютъ отписываться, когда консисторія закидываетъ вопросами, разбираютъ споры между духовенствомъ, ршаютъ ихъ недоумнія, удерживаютъ склонныхъ къ ссорамъ отъ кляузъ, и, вообще, и правыхъ и виноватыхъ стараются не допускать до консисторскихъ суда и… разоренія. Еслибы не было благочинныхъ, то епархіальная власть не знала бы о поведеніи членовъ причтовъ? Но изъ благочинническихъ аттестацій она и теперь правды знаетъ не много. Въ прежнее время, когда благочинные назначались епархіальною властію, они были тяжелымъ бременемъ для духовенства: были заносчивы, горды, взяточниками, придирались къ каждому слову и длу, мстили за каждое мнимое къ себ неуваженіе, словомъ: они были отпечатками старыхъ консисторій своихъ, и многіе, поэтому, изъ духовенства испытали на себ тяжелую руку епархіальной власти. Въ настоящее же время, когда благочинные стали избираться самимъ духовенствомъ, когда и сама администрація стала либеральне,— они потворствуютъ духовенству, заискиваютъ у него, чтобъ быть избираемыми и не доводятъ до свднія епархіальной власти и о такихъ порокахъ, которые нетерпимы. Такимъ образомъ, при двухъ крайностяхъ, епархіальная власть не имла точныхъ свдній о духовенств прежде, не иметъ ихъ и теперь.
Оставить духовенство совсмъ безъ надзора нельзя, благочинныхъ духовенство боится, а это удерживаетъ его отъ пьянства и другихъ безобразій?
Насъ боятся, многіе удерживаются отъ открытаго пьянства, именно только потому, чтобы не узналъ благочинный. Это совершенная правда. Но такъ говорили и помщики при крпостномъ ихъ прав! Говорили и помщики, когда-то, что мужику необходимы и няньки и палки, но когда не стало этихъ неразлучныхъ пстуновъ, няньки и палки, то если онъ не сдлался лучше, то не сдлался хуже. Страхъ есть всегда плохой исправитель пороковъ. Многолтніе, вковые опыты доказали уже, что нашъ бдительный надзоръ, наши аттестаціи въ формулярахъ не принесли нравственности ни малйшей пользы: пьяница также пьетъ, какъ ты его ни аттестуй. Призовешь иного слабаго волею, попросишь его бросить пьянство, побранишь, пригрозишь, онъ расплачется, будетъ просить прощенія, перекрестится и дастъ клятву, что онъ пить не будетъ во весь вкъ. Но потомъ узнаешь, что онъ воздерживался всего или какой-нибудь мсяцъ, а то такъ отъ меня же прямо захалъ по дорог въ первый кабакъ и напился допьяна. А между тмъ, безъ надзора благочиннаго, безъ формулярныхъ отмтокъ въ поведеніи, человкъ, почувствовавши свободу, почувствовавши, что онъ взрослый, совершенный человкъ, что надъ нимъ нтъ дозорщика, нтъ няньки и можетъ сказать себ: homo sum,— по сознанію собственнаго своего человческаго достоинства, можетъ быть, сталъ бы вести себя строже. Порочная же жизнь всплыветъ сама собою, и безъ благочинныхъ. Сколькихъ расходовъ, какой возни избавилось бы духовенство отъ закрытія этой должности и какъ возвысилось бы оно въ своемъ собственномъ мнніи, какъ нравственно возвысилась бы и администрація духовнаго вдомства, уничтоживши и у себя III отдленіе! Благочинные длаютъ различныя дознанія, производятъ слдствія? Но это можетъ длать, и съ большимъ удобствомъ, ближайшій къ мсту слдствія священникъ. Такъ, большею частію, теперь и длается.
Благочинные повряютъ церковные документы и своимъ подписомъ утверждаютъ врность ихъ? Но, по представленіи ихъ въ консисторію, они снова повряются тамъ, значитъ, что поврк благочинныхъ консисторія на даетъ никакого значенія, а слдовательно нтъ надобности и проврять ихъ имъ.
Черезъ благочинныхъ длаются т или другія распоряженія? Но циркулярныя распоряженія и теперь печатаются въ мстныхъ епархіальныхъ вдомостяхъ, а частныя могли бы длаться непосредственно причту, что тмъ боле это теперь возможно, при существованіи всюду земской почты. Прямое и непосредственное сношеніе съ духовенствомъ сокращало бы и переписку, сокращало бы и время въ перепискахъ. Теперь дло это ведется такъ: причтъ, напр., желалъ бы, чтобы церковныя квартиры его отапливались на церковныя средства, для этого проситъ благочиннаго ходатайствовать передъ консисторіею разршенія на извстную сумму. Благочинный доноситъ консисторіи, консисторія предписываетъ благочинному: предписать причту спросить прихожанъ: не согласятся ли давать отопленіе изъ своихъ дачъ.
‘Благочинный сообщаетъ о распоряженіи консисторіи причту. Причтъ доноситъ благочинному, что прихожане въ отопленіи квартиръ его отказываютъ, благочинный доноситъ объ этомъ консисторіи. Консисторія предписываетъ благочинному: предписать причту усугубить убжденія прихожанамъ въ отопленіи церковныхъ домовъ. Причтъ усугубляетъ убжденія и потомъ доноситъ благочинному, что убжденія не подйствовали, благочинный доноситъ консисторіи. Консисторія пишетъ въ полицейское управленіе, то — становому приставу, приставъ, при случа, собираетъ человкъ десятокъ крестьянъ и спрашиваетъ ихъ, потомъ беретъ отъ нихъ отзывъ и отсылаетъ въ полицейское управленіе, то отсылаетъ въ консисторію. Консисторія требуетъ отъ благочиннаго свдній: сколько церковь имла доходу и расходу въ теченіи пяти лтъ и не иметъ ли церковь особенныхъ нуждъ? Благочинный требуетъ отъ церкви приходо-расходныя книги, длаетъ справку и доноситъ консисторіи. Тогда-то ужъ только консисторія разршаетъ или отказываетъ! Еслибы духовенство не отапливалось во время переписки своими средствами и стало бы дожидаться разршеній консисторій, то не только померзло бы оно само, но и поморозило бы всхъ клоповъ, если они есть въ его квартирахъ. Что тутъ благочинный? Не боле какъ передаточная станція, а между тмъ въ этихъ станціяхъ время идетъ. Не ближе ли къ длу вести переписку съ самимъ причтомъ непосредственно? Стало быть: благочинные и здсь не нужны.
Благочинные, по истеченіи года, составляютъ денежные, метрическіе и исповдные отчеты по своимъ округамъ, составляя ихъ по церковнымъ документамъ? Но эти документы они, вмст съ своими вдомостями, представляютъ консисторіямъ. По благочинническимъ вдомостямъ и подлинникамъ консисторіи составляютъ общія вдомости. Не ближе ли было бы къ длу, еслибы консисторіи составляли свои вдомости по подлинникамъ? Духовенство избавилось бы этимъ способомъ отъ лишнихъ расходовъ и поздокъ къ благочинному, пересылая все по почт изъ узднаго города. Въ. случаяхъ какихъ-либо недоумній, гд теперь благочинные, дйствительно, помогаютъ, они могли бы совтоваться съ сосдями-священниками, изъ которыхъ многіе знаютъ дло не хуже любаго благочиннаго.
Если благочинные нужны для разбора мелочныхъ длъ и умиротворенія членовъ причтовъ, то, кажется, можно бы имть одно лицо на уздъ, съ правами мировыхъ судей, но не больше. Благочинные, обязательно два раза въ годъ, ревизуютъ церкви и доносятъ консисторіи о томъ, что найдено ими? Никто и никогда не ревизовалъ. Объздъ ихъ не боле, какъ сборъ денегъ, слдующихъ ко взносу по разнымъ частямъ и, главное, своего жалованья и другихъ подачекъ, подносимыхъ ему, въ вид особаго къ нему расположенія. Но деньги могли бы отсылаться по почт, гд же нтъ ея, то нарочито посланный въ городъ становился бы много дешевле того, что стоитъ пріздъ благочиннаго, или пріздъ къ нему.

XXXI.

Приходскія церкви наши имютъ доходы отъ продажи восковыхъ свчей, отъ кошельковаго сбора, отъ частныхъ пожертвованій и, въ весьма немногихъ мстахъ, отъ оброчныхъ статей. На вс эти средства церковь содержится во всхъ своихъ частяхъ: ремонтируется самое зданіе, покупается ризница, книги и пр. и пр. Расходу требуется, иногда, столько, что средствъ ея недостаетъ на покрытіе самыхъ необходимыхъ нуждъ ея. Но, кром расходовъ, такъ сказать, внутреннихъ, она иметъ весьма значительные расходы на сторону: 25%, по распоряженію св. Синода, на содержаніе духовныхъ училищъ и устройство (въ Саратовской губерніи) общежитій при нихъ 17 1/2%, на общественную больницу (земскую) 2%, на содержаніе миссіонеровъ: а) между язычниками имперіи, б) на Кавказ и в) мстныхъ и пр. и пр. Для церкви, особенно бдной, крайне тяжелы вс эти налоги. Священники и церковные старосты употребляютъ вс усилія и къ увеличенію доходовъ церкви, и къ сокращенію расходовъ ея.
Отъ церкви со всхъ сторонъ требуютъ отдленія ея доходовъ,— отдленія ея средствъ къ собственному ея существованію, и отдленія весьма значительнаго, но никто, вроятно, не подумалъ: не провалилась-ли у самой церкви крыша, не разваливается-ли она сама? На состояніе самой церкви не обращается вниманія,— и церковь вноситъ. Вс, вроятно, полагаютъ, что церкви имютъ доходы неистощимые и настолько значительные, что могутъ отдлять отъ себя на вс чужія нужды. Но никто и никогда не потрудился спросить насъ — сельскихъ священниковъ и благочинныхъ: каковы доходы сельскихъ церквей? Никто изъ городскихъ и понятія не иметъ о холод, но мы, дающіе другимъ отопленіе, мы въ нашихъ церквахъ буквально мерзнемъ отъ неимнія средствъ къ отопленію, не говоря уже о другихъ нуждахъ, которыхъ никто не пойметъ, еслибъ мы и сказали. Мн, какъ благочинному, не разъ привозили отъ нкоторыхъ церквей, при годичныхъ отчетахъ, рубля по два — по три ржавленными грошами.— Зачмъ вы привезли это, спрашиваешь священника и церковнаго старосту?
— ‘Все, что было у насъ, отвчаютъ мн, мы привезли вамъ, смотрите: по вдомостямъ, — у насъ осталось 20 коп. и 10 фунтовъ свчь на разторговлю’. Не рдкость совсмъ, если въ церкви имется только дв священническія ризы.
‘Преобразованы’ училища, но при этомъ, мало того, что даны программы, назначено число предметовъ и преподавателей,— преподавателямъ назначено и количество жалованья, но денегъ не отпущено. Высшая власть средствами церквей и нашими карманами распорядилась по своему усмотрнію. Мало этого: являются уполномоченные на създ, у нкоторыхъ изъ нихъ дти обучаются въ этихъ же училищахъ, наставники знаютъ это и подаютъ заявленіе о прибавк имъ жалованья или единовременныхъ денежныхъ наградъ. Всмъ изъ уполномоченныхъ памятенъ случай, какъ былъ исключенъ сынъ священника Агринскаго за непріятное столкновеніе отца съ однимъ изъ наставниковъ семинаріи, явившимся на епархіальный създъ за прибавкою жалованья! Боясь повторенія подобнаго случая, уполномоченные, скрпя сердце, прибавляютъ жалованье или даютъ единовременную награду.
Потребовалась въ училищ новая постройка, экстренная ремонтировка и т. под., уполномоченные нужную сумму раздляютъ на благочинническіе округа, округа раздляютъ по доходности церквей. Или просто: 10% съ доходовъ такого-то года. Въ какой церкви, по приходнымъ’ книгамъ, значится больше дохода, на ту церковь налагается, конечно, больше и взноса, предполагая, что эта церковь состоятельне. Такой порядокъ длъ вынуждаетъ духовенство не вс поступающіе въ церковь доходы вносить въ приходныя книги. Эти суммы слывутъ подъ названіемъ ‘безгласной суммы’. Но не везд, однакожъ, не вс суммы вносятся и не везд имются безгласныя суммы. О существованіи ихъ можно только предполагать, но доказать невозможно.
Куда-жъ дваются эти деньги? Представляется надобность купить что-нибудь: подсвчникъ и т. под., покупается и пишется: ‘пожертвованъ неизвстнымъ подсвчникъ’. Собирается безгласной суммы достаточное количество, священникъ иметъ въ виду устроить новый иконостасъ, онъ и пишетъ на приходъ каждый мсяцъ: ‘собрано по приходу или пожертвовано неизвстнымъ на устройство новаго иконостаса 25—50 руб. и вноситъ ихъ въ банкъ. Такая сумма будетъ спеціальною, отъ нея нельзя уже взять ни на училище и никуда на сторону. Собирается достаточная сумма, священникъ проситъ разршенія устроить новый иконостасъ, указываетъ на свои спеціальныя средства, и консисторія разршаетъ безъ всякихъ проволочекъ.
Вс церковные документы пишутся на печатныхъ бланкахъ, бланки высылаются изъ консисторій, по 3 к. за листъ, а незадолго до этого они были по 3 1/2 к., между тмъ, какъ бланки для гражданскихъ присутственныхъ мстъ въ частныхъ типографіяхъ печатаются по полукопйк и съ большимъ количествомъ графъ и буквъ. Изъ консисторій же церкви получаютъ и книги для записки прихода, расхода и брачныхъ обысковъ. За книгу листиковъ въ 20 консисторіи берутъ коп. 90, 1 р. и боле, тогда какъ, при собственномъ заготовленіи, она стоила бы не боле 25—30 к. Нын уже не высылаются, но высылались очень недавно бланки никому и никогда ненужные, особенно, по такъ называемому прокурорскому отчету. Изъ нихъ есть такого рода: сколько при церкви больницъ, сколько монастырей и т. под. Такого рода свднія требуются отъ благочиннаго бланкахъ на десяти. и ему нужно десять бланковъ. — по всмъ родамъ свдній по одному бланку въ годъ. Но консисторіи высылали, бывало, по 50—70 на каждую церковь, и за каждый бланкъ по 3 к. Пришлетъ консисторія тюкъ, рублей на 50, хоть волкомъ вой съ нимъ: священники не берутъ, а консисторія требуетъ деньги ‘полностію’. Насилу упросишь священниковъ, насилу навяжешь,— и вышлешь деньги ‘полностію’. Консисторіи, конечно, есть разсчетъ, если въ губерніи имется до 700 церквей, но церквамъ, которыя считаютъ капиталы свои ржавленными грошами, не хотлось бы длать попусту и двухърублеваго расхода. Доносишь консисторіи, что бланки не нужны, что ихъ никто не беретъ,— консисторія не отвчаетъ, но, мсяца черезъ три, предписываетъ представить деньги ‘полностію’. Случалось и такъ: высылаются какія-нибудь книги съ предписаніемъ: ‘раздать по вашему усмотрнію’. Опять книгъ никто не беретъ, никому он и не нужны, но продать нужно, ну, и начинаешь расхваливать, какъ торговка. При этомъ бывало и такъ: получаешь книги, въ указ значится 10 экземпляровъ, а получаешь только 8. Сколько угодно пиши и требуй, вамъ не отвтятъ, а деньги потребуютъ за 10. Нын этого уже ничего нтъ, хотя было все это очень очень недавно.

——

При ремонтировкахъ церквей, церковныхъ домовъ, устройств новыхъ иконостасовъ и т. под. причтъ представляетъ благочинному смту, благочинный утверждаетъ, причтъ подаетъ ее при прошеніи преосвященному и проситъ разршенія, какъ на самую работу, такъ на нужную для нея сумму, сбереженную церковію. Консисторія предписываетъ благочинному наблюдать за прочностью работъ, за точнымъ выполненіемъ смты и, по окончаніи работъ, представить подробный отчетъ, но того, ,какихъ именно, въ дйствительности, церковь требуетъ исправленій, столько-ли нужно матеріалу и стоитъ-ли означенная работа тхъ денегъ, которыя положены въ смт, и даже, нужно-ли производить означенную работу, не нужно-ли сократить ее или расширить,— объ этомъ консисторіи не имютъ и понятія. При такихъ порядкахъ можно испросить разршенія суммы, и ‘Бога не боясь и человкъ не срамляясь’, построить себ домикъ, какъ длается это, въ частую, въ гражданскомъ вдомств. Представить отчетъ,— и консисторія будетъ довольна. Ей нужно только, чтобъ было спрошено разршеніе и израсходованная сумма не превышала смты. Если же смтной суммы окажется недостаточно, то консисторія разршитъ и дополнительную.
Ни нуждъ церкви, ни работъ она не видитъ. Но еслибъ даже и видла, то отъ этого церкви ни лучше, ни хуже не было бы, потому что вс мы: мстный священникъ, благочинный, членъ консисторіи и преосвященный — вышли изъ однихъ техническихъ и инженерныхъ институтовъ,— вс мы не знаемъ ровно ничего по этой части. При смтахъ нашихъ бываетъ всегда такъ: что подрядчикъ скажетъ, и за сколько съ нимъ священникъ дорядится, то въ смту и положитъ: скажетъ подрядчикъ, что для починки крыши нужно 100 п. желза, окраски — 10 п. масла и 4 п. мдянки и пр. и за работу 150 р., такъ священникъ внесетъ и въ смту, такъ утвердитъ и благочинный, такъ разршитъ и преосвященный, въ этой сумм потребуетъ отчета и консисторія. Напиши священникъ, что на ту же самую работу нужно и матеріалу и рабочимъ вдвое больше,— преосвященный утвердитъ и это, напиши, что нужно вчетверо меньше,— утвердитъ и это. Словомъ: пиши, что угодно,— утверждено будетъ все одинаково. Но за то посл консисторія строго прослдитъ отчетъ, провритъ со смтой, и въ случа превышенія расхода противу смты, задастъ священнику такого жару, что не открестишься, не отмолишься никакими способами,— и штрафъ отдашь на бдное духовенство, и пожалуй прибавишь, подъ часъ, при этомъ небольшую толику и не на бдное.
Консисторіи поручаютъ надзоръ за работами и потомъ свидтельство работъ благочиннымъ. Но благочинные въ работахъ ничего не смыслятъ сами, услдить, дйствительно ли вышло матеріалу столько, что внесено въ смту,— для этого нужно быть при работахъ и день, и ночь неотлучно, это, разумется, невозможно. Вызывать инженеровъ,— не по средствамъ церкви. Мастеровые иногда ошибаются сами, а иногда для того, чтобы втянуть въ поправку, показываютъ, при осмотр ветхостей, нарочито матеріалу меньше того, что требуется на самомъ дл. Отъ этого не рдко случается то, что матеріала недостаетъ въ средин самыхъ работъ. Требовать разршенія дополнительной смты во время самыхъ работъ,— дло немыслимое, по той причин, что его можно дождаться только къ слдующему лту, покупать матеріалъ выше смты,— значитъ завдомо напрашиваться на штрафъ, оставить работу до слдующаго лта, положимъ, хоть бы полуоштукатуренною церковь, съ подмостками и лсами,— дло хуже штрафа. Въ такихъ обстоятельствахъ и выручаетъ безгласная сумма. Священникъ покупаетъ матеріалъ, производитъ работу, отчетъ же отдаетъ въ той только сумм, какая означена въ смт. Дло оканчивается тмъ, что и консисторія покойна, и работа произведена, и священникъ цлъ. Значитъ: вс эти смты, разршенія и свидтельствованія не имютъ равно никакого смысла, и служатъ только къ обремененію духовенства и униженію его. Отдавать работы на матеріалахъ самихъ подрядчиковъ духовенство не находитъ выгоднымъ, имя всегда предъ глазами дурныя казенныя постройки, производимыя подъ наблюденіемъ архитекторовъ.
Наше мнніе по этому длу таково: священнику ввренъ приходъ, ввренъ и храмъ его. И по нраву, и въ дйствительности онъ есть попечитель храма въ полномъ смысл этого слова, у него есть помощникъ,— церковный староста (въ селахъ церковные старосты, лично, не имютъ никакого значенія: онъ не только не пріобртетъ самъ ничего, но, въ большинств случаевъ, за нимъ самимъ нуженъ надзоръ и надзоръ). Общими силами, по грошамъ, собираютъ они деньги, общими силами охраняютъ церковь отъ излишнихъ расходовъ, сама церковь принадлежитъ приходу. Никто, кром прихожанъ, не построитъ церкви и не исправитъ ея ветхостей. Слдовательно, и нужно дать полную свободу дйствій въ ея ремонтировкахъ прихожанамъ же и во глав ихъ мстному священнику и довренному отъ прихожанъ,— церковному старост. Постороннія лица, кто-бъ он ни были, и сколько-бъ ни вмшивались въ дла церкви, никогда не могутъ принести ей ни малйшей пользы. Вс посторонніе радтели могутъ быть вполн увренными, что боле приходскаго священника имъ не порадть. У всхъ на глазахъ: гд священникъ дятеленъ и любитъ благолпіе храма,— на церковь всегда пріятно взглянуть, хотя приходъ и не отличается достаточностію, гд же священникъ относится къ ней небрежно — церковь всегда заброшена, хотя приходъ и достаточный, не помогутъ тутъ и консисторскія раднія. Многолтніе опыты доказали, что ни благочинный и ни консисторія не приносили, не приносятъ и не будутъ приносить, и не могутъ приносить ни малйшей пользы, сколько-бъ они ни выказывали своей заботы. Благочинный еще можетъ, иногда, собрать прихожанъ и повліять на нихъ въ исправленіи ветхостей церкви, можетъ повліять и при подряд на работы и сбавить цны, но консисторіи сдлать въ пользу церкви не могутъ ровно ничего. Священникамъ и церковнымъ старостамъ консисторія не довряетъ, но, при этомъ, она не обращаетъ вниманія на то, что ими же собраны и деньги, въ которыхъ она не довряетъ имъ. Деньги могли быть собраны, могли быть и не собраны и коль скоро собраны, то по одному уже этому названныя лица имютъ право на полное довріе въ расход. Такое недовріе не можетъ не быть обиднымъ. Да, не въ обиду будь сказано, не консисторіямъ, разсылающимъ по нашимъ церквамъ ненужные бланки и книги, заботиться о нашихъ церквахъ!…
Итакъ, повторяю, я нахожу справедливымъ дать полную свободу прихожанамъ, съ приходскимъ священникомъ во глав, ремонтировать свои церкви, какъ имъ угодно, консисторіямъ же, въ извстное время, сообщать къ свднію. При устройств новыхъ иконостасовъ, проектъ иконостаса долженъ быть предварительно представленъ епископу на разсмотрніе, и именно въ тхъ видахъ, чтобы сохранить узаконенную временемъ ихъ форму.

XXXII.

Священникъ есть учитель вры и нравственности народа,— лицо, испытанное епископомъ, лицо, которое онъ ставитъ въ іерея, ‘прилежно истязавше’. Въ каждомъ священник епископъ можетъ быть увреннымъ, и дйствительно на каждаго русскаго православнаго священника можно вполн надяться, что онъ не будетъ проповдывать народу ни ереси, ни безнравственности и ничего, возмущающаго спокойствіе государства. Можно вполн надяться, что поученія его будутъ всегда согласны съ словомъ Божіимъ. Но, однакожъ, какъ къ поведенію его, такъ и къ слову его приставляется дозорщикъ, называемый цензоромъ. Если священникъ испытанъ и не подалъ повода*подозрвать его въ нечистот его вры, то зачмъ же дозорщикъ? Да онъ и смотритъ не за чистотою проповдуемыхъ имъ христіанскихъ истинъ, онъ смотритъ исключительно за тмъ,
чтобы слово его было написано красно, со всми правилами риторики. Цензоръ есть, ни боле ни мене, какъ школьный учитель, со всми пріемами школьнаго учителя, а священникъ, и въ глазахъ своего начальства и цензора, есть школьникъ. Цензоръ не дозволитъ ничего пастырю церкви, какъ мальчишк, сказать: 1) рзко обличающаго пороки общества и 2) если слово его не отдлано по всмъ правиламъ искусства. Иной цензоръ пачкаетъ тетрадки священниковъ, какъ у послдняго мальчишки, забывая и о своемъ, и о пастырскомъ достоинств священника. И почему? Потому только, что ему дано право выражать чужія мысли на свой ладъ, что ему кажется, что извстная мысль была бы выражена лучше такъ, какъ представляется это ему, безъ всякаго, конечно, на то доказательнаго основанія. При этомъ и выходятъ иногда презабавныя вещи, на которыя слдовало бы обижаться, еслибъ он не были смшны. Однажды я подалъ свою проповдь цензору, городскому священнику, нын протоіерею города Б. Л. Онъ измазалъ всю тетрадку такъ, что и взглянуть страшно. На другой годъ мн, случайно, назначили проповдь на тотъ же самый день. Я переписалъ такъ, какъ была перемазана въ прошломъ году, и подалъ тому же Л. Но онъ исчеркалъ мою тетрадку еще хуже, чмъ въ прошломъ году,— не оставилъ въ ней живаго слова! То, что написалъ онъ самъ, въ прошломъ году, теперь зачеркнулъ и противъ своихъ же словъ наставилъ, по полямъ, замтокъ: ‘нескладно’, ‘неясно’, ‘повтореніе’ и т. под. Вообще, можно бы только смяться надъ ребячествомъ нашихъ цензоровъ, всхъ безъ исключенія, но дло въ томъ, что они подаютъ о своихъ замчаніяхъ преосвященнымъ, и этимъ можно навлечь непріятное о себ его мнніе. Это и заставляетъ нкоторыхъ священниковъ сидть цлые мсяцы надъ какимъ-нибудь однимъ листомъ, много двумя. Не подумайте, однакоже, что цензора наши какіе нибудь Массильоны? Ничуть не бывало, это народъ, учившійся на т же мдные гроши, какъ и мы гршные. Въ одно время въ нашемъ город былъ цензоромъ нкто А., онъ теперь кандидатомъ, по крайней мр въ его собственномъ воображеніи, на архіерея, онъ свои очередныя проповди или списывалъ съ печатныхъ цликомъ, или сшивалъ изъ разнаго тряпья. Но за то пачкать у другихъ куда былъ гораздъ! Цензора, за немногими исключеніями, въ самомъ дл считаютъ себя какимъ-то особымъ народомъ и ужасно грубо обращаются не только съ молодыми священниками, но даже съ самыми почтенными старцами, которымъ школьничество совсмъ уже не по душевному ихъ состоянію. А такъ какъ безъ штрафовъ мы жить не можемъ, и штрафъ у насъ въ каждомъ дл на первомъ план, то и здсь обойтись безъ него было бы обидно: ‘за нерадиво составленное очередное слово’ полагается штрафъ 3—4 р. Точно также налагается штрафъ за неподачу проповди совсмъ. Нкоторые священники и предпочитаютъ отдать 3 р. прямо безъ хлопотъ,— тмъ боле, что не многіе изъ цензоровъ отказываются отъ рублевки или фунта чаю при пріем проповди, чтобы не мазать.
Если цензора наши существуютъ для перефразировки, пачканья и глумленія, то существованіе ихъ слишкомъ мелочно и унизительно не только для пастыря, но и для нихъ самихъ. Если необходимо требуется, чтобы ученіе о вр и нравственности излагаемо было красно, въ чемъ однакожъ ни истины вры и ни истины нравственности не нуждаются, то желающаго поступить во священники нужно пріучать къ этому въ семинаріи, но не тогда уже, когда онъ сдлался учителемъ народа. Притомъ: въ городахъ, при архіерейскомъ служеніи, поученія говорятся лучшими, по умнью въ обработк слова, проповдниками, но обратите вниманіе на присутствующихъ въ храм: какъ только вынесли аналой, еще не извстно кто будетъ говорить и о чемъ онъ будетъ говорить, но вынесли,— и народъ бросился изъ церкви во вс двери! Вотъ ваши, проповдникъ, и труды! Васъ наградитъ своимъ присутствіемъ только самая небольшая частица, и то — оставшаяся въ храм не для васъ, а для принятія благословенія отъ епископа, при выход его изъ церкви. Для деревень же городское слово нейдетъ уже совсмъ. У насъ чмъ проще, удобопонятне и чмъ предметъ слова ближе къ жизни, чмъ лучше. А между тмъ каждый сельскій священникъ долженъ подать три проповди въ годъ на просмотръ благочинному. Этимъ путемъ и сельскихъ священниковъ заставляютъ корпть надъ обработкою поученій.
Наставники нашихъ семинарій, какъ горожане, совсмъ не знаютъ нашего простаго, деревенскаго народа, не знаютъ его потребностей, не знаютъ его языка и пониманія, не знаютъ того, что съ крестьянами нужно говорить не вычурно,— по городски, а просто, ясно и удобопонятно, какъ съ ребенкомъ,— тмъ языкомъ, которымъ говоритъ онъ. Нельзя употреблять оборотовъ рчи и словъ, въ которыхъ вы заране не уврены, что васъ поймутъ. Иначе васъ не поймутъ, и слова ваши перетолкуютъ по-своему. Не зная и не обращая вниманія на младенческое состояніе народа, наставники, приготовляя учителей для народа, пріучаютъ ихъ составлять поученія самымъ напыщеннымъ слогомъ. И былъ однажды такой случай: бывши въ богословскомъ класс, я пріхалъ, однажды, на каникулъ къ родственникамъ своимъ въ Самарскую губернію, въ село Глушицу. Въ день коронаціи Государя Императора мстный священникъ о. Михаилъ Церебровскій сталъ говорить проповдь и безпрестанно восклицалъ ‘нашъ монархъ! Нашъ помазанникъ, монархъ’!… Посл обдни выхожу я изъ церкви, два знакомыхъ крестьянина подходятъ ко мн и спрашиваютъ: ‘о какомъ это батюшка говорилъ помазанномъ монах?’ Значитъ, что бывшіе въ церкви изъ напыщенной проповди не поняли ни словинушка! Скажи священникъ, вмсто: Монархъ, Государь Императоръ,— это слово понялъ бы всякій. Тутъ виноваты и семинарія, и цензоръ.
Если цензоры нужны для того, чтобъ мы не говорили ничего противъ вры, нравственности и правительства, то кто за нами слдитъ, и кто услдитъ, когда мы говоримъ съ народомъ ‘благовременн и безвременн?!’ Мы имемъ тысячи случаевъ наговорить народу, и въ храмахъ и наедин, что намъ угодно, и мы говоримъ обо всемъ, что находимъ нужнымъ говорить, безо всякой цензуры и дозора. Если же бы кто захотлъ говорить что-нибудь противное своему долгу, то, наврное, онъ не настолько тупъ, чтобы говорить это въ проповди, писанной по закону, на виду у начальства. Къ чему же цензоръ надъ тремя проповдями въ году, если безъ него мы имемъ право говорить ихъ сотни?! Если духовное начальство хочетъ заставить священниковъ этимъ способомъ писать поученія и цензоръ есть контролеръ, то оно должно знать, что священникъ, если не написать, то списать три проповди въ годъ можетъ всякій. Стало быть и здсь цль не достигается.
Вмсто того, чтобы гоняться за фразерствомъ, я нахожу, что полезне было бы, чтобы воспитанники семинарій пріучались объяснять извстныя мста св. писанія и говорить поученія безъ всякихъ подготовокъ, ‘экспромптомъ’. Пусть изложенія мыслей будутъ непослдовательны, пусть будетъ и языкъ необработанъ, но чтобъ говорилось ясно и удобопонятно. Такія поученія могли бы быть произносимы ими и при богослуженіяхъ. Простота слова не уронитъ достоинства св. вры и не унизитъ торжества богослуженія. Это главное. Второе: потребность въ цензорахъ пала бы сама собою, и въ третьихъ: у консисторій однимъ поводомъ къ штрафамъ меньше.

XXXIII.

Духовенство несетъ и подводныя повинности. По дламъ службы оно здитъ къ благочинному, въ консисторію, въ земскія собранія, на собственный счетъ, даетъ подводы благочиннымъ и слдователямъ, хотя бы они хали черезъ села духовенства совсмъ по чужимъ дламъ. Иногда кому-нибудь изъ священниковъ поручается произвесть слдствіе о времени рожденія кого-нибудь изъ крестьянъ, села за четыре отъ слдователя,— духовенство всхъ селъ, лежащихъ по пути, обязано давать ему подводы туда и обратно. Въ теченіе года приходится давать подводъ, иногда, не мало. Бывали и такіе случаи: по одному извстному намъ длу, однажды, назначено было произвесть слдствіе надъ протоіеремъ гор. Балашева Цыпровскимъ члену консисторіи, протоіерею Крылову. Городъ Балашевъ отъ консисторіи въ 240 верстахъ, мое селеніе въ 45 вер. По доррг въ Балашевъ Крыловъ захалъ ко мн. Я далъ ему до ближайшаго села тройку лошадей, ему, въ знакъ моего особеннаго къ нему уваженія, какъ начальнику моему — члену консисторіи — полуимперіалъ и дьячку его, состоявшему при немъ въ качеств писца и лакея, рублевку,— и мы распрощались. Чрезъ недлю мн пришлось быть въ слобод Островахъ, верстахъ въ 50-ти отъ гор. Балашева, совершенно въ сторон, тоже у благочиннаго Н. А. Цвткова. Крыловъ при мн пріхалъ туда. Онъ, значитъ, цлую недлю колесилъ по отдаленнымъ селамъ: былъ въ Рудн и въ Красномъ Яру (верстахъ въ 80-ти въ сторону), потомъ задлъ не только камышинскій, но и царицынскій узды (верстъ 200 въ сторону). Онъ сдлалъ верстъ 500, если не больше, околесицы. За чмъ же это? Затмъ, что много священниковъ и трусливе и податливе меня. Мн извстно, что онъ изъ Балашева здилъ домой, не окончивши дла, два раза, и каждый разъ, туда и обратно, колесилъ по самымъ отдаленнымъ и боле богатымъ селамъ. Очень интересно было бы знать: чего стоитъ духовенству слдствіе надъ Цыпровскимъ?…
Случалось, что консисторіи, кому захотятъ удружить, посылаютъ къ благочиннымъ нарочныхъ съ предписаніемъ немедленно исполнить какое-нибудь дло. Тутъ о. о. благочиннымъ приходилось поплатиться за весь путь, туда и обратно, уже не мало. Не подумайте, чтобы требуемыя дла были срочныя или особенной важности. Ничуть не бывало,— пустяки. Это, просто, сюрпризъ,— въ вид особаго благоволенія.
Поздки слдователей и благочинныхъ составляютъ для духовенства расходъ довольно значительный, особенно если слдователемъ не благочинный и не имющій отъ земской управы открытаго листа брать лошадей ‘за прогоны’. Тогда ямщики берутъ коп. по 5 и даже по 10 на лошадь съ версты. За такіе прогоны мн приводилось здить не разъ. Иногда есть и подорожная ‘за прогоны’, но ямщики ждутъ кого-нибудь изъ чиновниковъ, тогда не повезутъ васъ ни за какіе прогоны, особенно если чиновникъ есть земецъ. Въ такомъ случа духовенство везетъ на своихъ лошадяхъ, если держитъ ихъ. Но случается и такъ: лошади и есть, да кучера нтъ,— опять бда. Однажды я лтомъ, въ рабочую пору, пріхалъ въ большое малороссійское село Р. моего округа и кром священника никого не было дома изъ мужчинъ во всемъ селеніи: причтъ въ пол, священниковъ работникъ въ пол, мужики вс въ пол, и дома одн бабы. Лошади у священника были дома, а мужика нигд, ни одного. Мы съ батюшкой заложили тройку лошадей и усадили на козла хохлушку, экипажъ у меня былъ крытый, я закрылся кругомъ, прислъ къ уголку, чтобы никто не видлъ, кто детъ,— и валяй! Но съ дьячками на козлахъ мн приходилось здить не разъ. Это еще хуже, чмъ съ хохлушкой: тутъ ужъ, какъ ни прячься, всякій видитъ, что детъ начальство и видитъ, какого сорту это начальство. Это дло,— совсмъ дрянь. Срамота,— глаза бы не глядли!
Несетъ духовенство и денежныя повинности: оно даетъ жалованье благочиннымъ, на училищные и общеепархіальные създы, письмоводителямъ попечительства о бдномъ духовенств, даетъ на содержаніе духовныхъ мужскихъ и женскихъ училищъ, миссіонеровъ епархіи. Это платежъ опредленный и обязательный, но кром ихъ есть, которыя хотя считаются и необязательными, но отъ которыхъ духовенство отказываться не можетъ, напр., на бдное духовенство, на постройку гд-нибудь, вн Руси, храма, на бдныхъ учениковъ, отправляющихся въ академію и т. под. Въ подобныхъ случаяхъ не приказываютъ жертвовать непремнно, но только приказываютъ благочинному доводить до свднія власти, кто и сколько пожертвуетъ. При такихъ отеческихъ предложеніяхъ благочинные свое дло знаютъ и, чтобы подслужиться, вынудятъ васъ дать, хотя бы вы давать и не желали. Такъ какъ число членовъ причтовъ при церквахъ не одинаково,— при однхъ церквахъ имется одинъ настоятель и одинъ псаломщикъ, при другихъ — настоятель и два псаломщика, при третьихъ — настоятель, помощникъ и два псаломщика, а налоги длаются, вообще, на причтъ.) — то и платежъ не одинаковый. Въ моемъ округ обязательный налогъ падаетъ по 15 р. на каждаго члена причтовъ въ годъ, по точному же разсчету, какъ идетъ это въ дйствительности, священникъ платитъ отъ 18 р. до 27 р. 30 к., псаломщикъ — отъ 6 р. до 9 р. 10 к. въ годъ. Поэтому священникъ несетъ налогу или платитъ податей изъ своего жалованья за два мсяца и девять съ половиною дней, а злосчастный пономарь за четыре мсяца и двадцать дней — каждогодно. Отдавши свое пятимсячное жалованье на жалованье другимъ, самъ онъ, съ женой и дтьми, долженъ жить на 2 р. 66 к. цлыхъ шесть мсяцевъ. Ему приходится существовать на 44 к. въ мсяцъ. По ныншнимъ цнамъ на хлбъ, ту сумму, которою приходится довольствоваться пономарю, нужно увеличить, по крайней мр, въ четыре раза, чтобы прокормить одну простую дворную собаку. Но, къ крайней скорби, злосчастному пономарю,— единственному чтецу и пвцу при нашемъ богослуженіи,— не достается и этихъ 44 к. Он уйдутъ вс цликомъ на наемъ подводъ должностнымъ лицамъ и на добровольныя пожертвованія. А если, на его, истинную бду, онъ сдлаетъ ошибку при метрической записи, то заднетъ частицу жалованья, ‘въ род мсячнаго, въ уплату штрафа и изъ втораго полугодія.

XXXIV.

Наше жалованье, мало того, что такого нтъ нигд, но оно и выдается намъ такъ, какъ нигд. Мы получаемъ его изъ казначейства такимъ порядкомъ: благочинный долженъ представить въ консисторію, къ 1 іюля и 1 декабря, вдомости о томъ, при какой церкви сколько находилось наличныхъ членовъ причта въ теченіе полугода, сколько каждый членъ состоялъ на служб въ это время, и сколько кто долженъ получить жалованья. Консисторія строго наблюдаетъ, чтобы вдомости представляемы были въ опредленные сроки. Промедли благочинный два-три дня, и — консисторія сдлаетъ самое строгое внушеніе съ предупрежденіемъ, что если такая медленность окажется и на будущее время, то благочинный будетъ подвергнутъ строгому взысканію. Тутъ напоминается уже, значитъ, о неразлучномъ спутник нашей службы — штраф. Проходитъ іюль — духовенство начинаетъ толковать о жаловань. Каждый, при встрч съ другимъ, первымъ словомъ, спрашиваетъ: ‘что, жалованье выдаютъ’?—‘Прытокъ больно! Разв можно теперь: іюль еще не прошелъ’. Прошелъ и іюль, наступилъ и августъ,— духовенство начинаетъ копошиться: нужно отправлять дтей въ училища, шить имъ рубашонки, шубенки и пр., доходовъ лтомъ нтъ совсмъ,— эхъ, какъ бы жалованье выдали теперь, толкуютъ вс! — ‘Что, жалованье получаютъ?’ — не слышно!— ‘Эко горе! Дтей скоро нужно везти, а денегъ нтъ ни копйки’! Это общій повсюдный ропотъ. Везутъ дтей, идутъ въ казначейство одинъ, другой, десятый, тридцатый… Жалованья не выдаютъ. Казначей говоритъ, что не получено изъ консисторіи росписанія. Попы и дьячки надоли уже и казначею и онъ веллъ уже сторожу не допускать къ нему. Прошелъ и августъ, а жалованья нтъ да и нтъ. Духовенство ухало по домамъ. Пришелъ сентябрь, духовенство опять потянулось за жалованьемъ, но та же исторія: росписанія нтъ.
Являюсь, однажды, въ сентябр я. Вхожу, ни слова не говорю никому и никого не спрашиваю, но сторожъ-солдатъ встаетъ и говоритъ:
— Жалованье еще не выдается, изъ консисторіи не получено росписанія.
— Теб казначей веллъ говорить это всмъ попамъ?
— Никакъ нтъ-съ!
— Фу, какая гадость! Когда же это, наконецъ? пробормоталъ я себ.
— Не могемъ знать-съ! Надо подождать!
Выхожу, въ дверяхъ попадается одинъ дьяконъ. Идите, говорю, назадъ, жалованье еще не выдается. Выходимъ на улицу, встрчается дьячокъ.
— Что, жалованье выдаютъ?
— Выдаютъ, говоритъ мой спутникъ, и хлопнулъ себя по карману. Дьячокъ сдлалъ-было шагъ впередъ, но дьяконъ: оборачивай оглоблями-то назадъ! Ступай-ко лучше сперва выпей на свои, а казенное-то оставь до того года.
— Разв еще не выдаютъ? И при этомъ, выразительнымъ русскимъ словомъ, хватилъ самое задушенное благожеланіе консисторіи.— Тутъ, о. дьяконъ, не до выпивки! У сына въ училищ тулупишка нтъ. Пойду въ консисторію справляться, казначей вретъ.
На дорог попадается мн одинъ знакомый священникъ. Завтра, говоритъ, будутъ выдавать жалованье! Нын изъ консисторіи пошлютъ въ казначейство росписаніе. Я сейчасъ иду изъ консисторіи, тамъ набралось нашей братіи человкъ двадцать. Дло было за казначеемъ, вдомость давно написана, только подать бы въ присутствіе подписать. Мы приступили, просили-просили казначея, а онъ сидитъ себ и только отгрызается: ‘намъ не до васъ, у насъ своихъ длъ по горло!’ Мы и сговорились дать ему: обступили и начали просить его, сперва такъ, безъ денегъ, а онъ: ‘вы, отцы, дома хлбъ-то даровой дите, у васъ ничто не куплено, только деньги откладываете себ, а тутъ купи всякую луковицу. Такъ надо честь знать: вы дите, и другіе, тоже, сть хотятъ’. Мы ему и ну совать, кто полтинникъ, кто двугривенный, а дьячокъ N сунулъ 5 коп. Сейчасъ же засунулъ деньги въ столъ, вынулъ изъ-подъ бумагъ дло и отнесъ въ присутствіе. ‘Завтра, говоритъ, можно будетъ получать’. Не дай мы ему, окаянному, опять пришлось бы хать домой съ пустыми руками. Я уже и такъ прізжаю въ третій разъ. Денекъ теперь нужно подождать здсь, хоть и накладно, да все не то, что изъ дому хать.
На другой день являемся человкъ тридцать, или около этого, въ казначейство. Казначей Смирновъ не задерживалъ насъ: молча онъ выдавалъ жалованье всмъ тотчасъ, но за то всмъ не додавалъ по рублю. Слдуетъ получить, напр., на весь причтъ 126 руб. 42 к. Смирновъ велитъ росписаться въ полученіи денегъ и прехладнокровно подкладываетъ 125 р. 42 к.
— Здсь рубля недостаетъ!
— Достаетъ! Отойдите, дайте мсто другому! И это скажетъ онъ самымъ покойнымъ тономъ, не глядя на васъ. Можете говорить ему сколько угодно, можете горячиться, можете пригрозить жалобой — это все равно. Смирновъ, какъ камень, сидитъ неподвижно и отсчитываетъ деньги другому. Онъ хорошо зналъ, что жаловаться не пойдетъ никто. Недодавать всмъ по рублю,— это было его постоянное правило.
Нын, при новомъ состав консисторіи, измнились нсколько и порядки: нын консисторія, отославши вдомость въ казначейство, даетъ знать и благочиннымъ: кто и сколько долженъ получить жалованья, благочинный увдомляетъ духовенство, духовенство приноситъ ему свои довренности и отправляется въ казначейство. И ныншніе порядки не много избавляютъ духовенство отъ излишнихъ поздокъ, а главное,— жалованье все-таки получается вмсто іюля — въ сентябр.
Вс люди, живущіе жалованьемъ, получаютъ его въ 20-хъ числахъ, неужели нельзя устроить дло это точно также и съ нами? Неужели нельзя устроить, чтобы члены причтовъ получали жалованье по истеченіи каждаго мсяца, по удостовреніямъ благочинныхъ? Рубль полученный въ то время, когда онъ особенно нуженъ,— дороже десяти.

XXXV.

Слдствіемъ одиночества въ глуши, нужды, совершенной зависимости отъ прихожанъ, попрошайничества, торга при требоисправленіяхъ и консисторскаго управленія бываетъ то, что духовенство теряетъ свое достоинство въ своихъ собственныхъ глазахъ, и длается какъ-бы забитымъ, безличнымъ. Отсюда, въ людяхъ безхарактерныхъ: нетрезвая жизнь, крайняя небрежность въ одежд, неумнье держать себя въ мстахъ публичныхъ и небрежность въ самомъ требоисправленіи.
Одежда, повидимому, дло самое пустое, но для духовенства, вообще, она иметъ огромное значеніе. Городской священникъ одвается всегда чисто, держитъ себя всегда солидно,— съ полнымъ сознаніемъ собственнаго своего достоинства, а если онъ еще къ тому, положимъ, членомъ хоть попечительства о бдномъ духовенств, то онъ смотритъ, ужъ непремнно на нашего брата, деревенщину, свысока: не перекрестясь и не подступайся. Нашего брата, деревенскаго, узнаешь за версту: рясченка въ три гроша, шляпенка и того хуже. Пріхавши за дломъ въ городъ, сельскій священникъ дорожитъ каждой минутой и бгаетъ, размахивая рукавами, не обращая ни на кого вниманія. Но такая небрежность въ одежд и походк есть неизбжное слдствіе условій его домашней жизни. Лтомъ обыкновенно, кухарки дороги и, потому, большинство священниковъ живетъ безъ кухарокъ. Вогнали наприм. вечеромъ стадо коровъ изъ поля въ село, бросятся он во вс стороны по огородамъ и гумнамъ,— батюшка схватитъ хворостину да и пустится за ними, чтобы перехватить ихъ и не дать зайти на чужіе капустники. Чрезъ нсколько минутъ ему придется идти по селу, конечно, онъ идетъ такъ, какъ бгалъ сейчасъ за коровой,— въ одномъ кафтан безъ рясы. Сами крестьяне,— т, которые смотрли бы на него,— ходятъ раздвшись и разувшись, стало быть обращать вниманіе на то, какъ одтъ священникъ, ршительно некому. Мало-по-малу весь такой строй жизни обращается въ привычку. И потому мы, деревенскіе, не имемъ того лоску, какой иметъ священникъ городской, и длаемся предметомъ всевозможныхъ насмшекъ, не только людей свтскихъ, но даже и кость отъ костей нашихъ и плоть отъ плоти нашей, наша братія,— батюшки городскіе,— говорятъ съ нами не иначе, какъ покровительственнымъ тономъ. Я, напр., человкъ уже не молодой, 30 лтъ благочиннымъ, священниковъ въ город знаю всхъ до единаго, большая часть изъ нихъ знаетъ и меня хорошо,— знаетъ, что я ‘судимъ и штрафованъ не былъ, подъ судомъ не состоялъ и не состою’, но я очень не многихъ встрчалъ священниковъ, которые говорили бы со мной по человчески,— непремнно свысока, покровительственнымъ тономъ. Отъ чего же это? Тутъ виноватъ не я лично, но виновато, въ моемъ лиц, наше сельское положеніе,— наша нищенская обстановка. Къ намъ примняется извстное изреченіе: ‘скажи мн, съ кмъ ты знакомъ, и я скажу теб кто ты таковъ’. Объ насъ судятъ такъ: ‘ты живешь съ мужиками, собираешь лотками, одежонка на теб въ грошъ,— ну, и цна теб грошъ’.

XXXVI.

Вс, имющіе форменную одежду, имютъ обязанность носить ее только во время отправленія ими служебныхъ обязанностей, въ свободное же отъ службы время они имютъ право одваться во что имъ угодно. И только исключеніе составляютъ въ этомъ одни представители двухъ крайнихъ предловъ человческой жизни: добра и зла, любви и вражды, мира и войны, жизни и смерти,— духовенство и военные. Одни они обязаны носить свою форменную одежду во всякое время и во во всякомъ мст. Не говоря о военныхъ, скажу о себ: почему общество требуетъ отъ насъ, чтобы мы всегда были въ форменной одежд? Вн службы носятъ вс, что имъ угодно, почему же этой свободы общество не даетъ именно только намъ? Я не говорю уже того, почему мы, живя среди общества, не имемъ права носить и одежды общественной вообще (что, въ тхъ особенно случаяхъ, когда нашъ братъ-рясоносецъ является въ публичномъ мст, малую толику хвативши горькаго, было бы очень кстати), нтъ, я говорю о томъ, почему мы, священники, не имемъ права являться, въ публичное мсто или чужой домъ въ одномъ кафтан или подрясник,— безъ рясы? Приходишь, напр., въ домъ какого-нибудь дворянина, чиновника или купца,— ты въ форменной одежд, тоже что въ мундир,— ряс и, пожалуй, со всми аттрибутами твоего сана, а хозяинъ принимаетъ тебя въ какой-нибудь куцовейк — и ничего. Принимая меня у себя, онъ, точно также, идетъ и ко мн въ чемъ ему угодно. Но приди къ нему я такъ, запросто, безъ рясы! Хозяинъ непремнно почтетъ это знакомъ неуваженія къ себ и обидится, а барыня приметъ это за кровное, потрясающее душу оскорбленіе… Скажу примръ,— фактъ. Въ одномъ извстномъ мн губернскомъ город существуетъ до сихъ поръ одна старая барыня N. N.— барыня богатая. Теперь она слыветъ подъ именемъ ‘отставной мироносицы’. Но прежде, когда послдними преосвященными эти должности не были еще упразднены и она состояла, такъ сказать, на дйствительной служб,— обивала своимъ шлейфомъ архіерейскіе пороги и донимала всхъ архіереевъ передачею имъ всхъ городскихъ сплетенъ,— она была барыня важная и съ большимъ значеніемъ для духовенства. Напротивъ ея дома былъ домъ приходскаго священника П. Н. С — ва. С — въ былъ человкъ необыкновенно кроткій и добрый, больной, магистръ академіи и профессоръ семинаріи, имвшій за городомъ свой садикъ и страстно любившій цвты. У одинокой старухи-барыни было въ дом, тоже, много цвтовъ. Барыня, какъ говорится, души не видла въ своемъ батюшк и оказывала къ нему вс знаки своего благоволенія. С — въ ходилъ къ ней каждый день, а иногда и по два — по три раза, и, какъ любитель цвтовъ, ухаживалъ за ея цвтами. Однажды лтомъ, довольно рано утромъ, барыня, увидвши его въ окн, вскричала ему черезъ улицу: ‘П. Н.! Идите ко мн, у меня новые цвты’. Тотъ, какъ былъ дома въ кафтан, такъ и пошелъ къ ней. Приходитъ,— барыня фыркаетъ, злится. Онъ и туда, и сюда: гд цвты? Барыня не говоритъ и мечется изъ угла въ уголъ, какъ угорлая. С — въ изумился, посмотрлъ — посмотрлъ и ушелъ. Въ 12 часовъ барыня въ карету и къ архіерею: ‘попъ обидлъ нын: безъ рясы пришелъ ко мн, не надо мн его, возьмите, куда знаете! Мн его не надо, не надо’ не надо!’… И преосвященный перевелъ его, на другой же день, въ приходъ, несравненно худшій. Хотя С — въ настоялъ, и чрезъ мсяцъ былъ переведенъ въ другое мсто, въ законоучители института благородныхъ двицъ, но, по его крайне разстроенному здоровью, это мсто ему было не по силамъ. Вотъ вамъ и рясы! Утромъ рано, когда барыня просила къ себ священника, сама она, наврное, была растрепой, но это сама, а священникъ или, все-таки, въ служебной форм…
Другой фактъ. Въ сел Агаревк, нашей губерніи, былъ помщикъ, нкто М….вскій. У него былъ сынъ, мальчишка — шалопай, который, сдлавшись, посл смерти отца владльцемъ большаго отцовскаго имнія, промотался, сдлался буквально нищимъ и померъ въ общественной больниц. Въ Атаревку поступилъ во священники, въ то время, когда сынъ М….вскаго былъ еще мальчишкой, мой товарищъ по семинаріи А. С. Д. М….вскій пригласилъ молодаго священника учить своего недоросля, тотъ и ходилъ каждый день. Однажды старикъ М….вскій ухалъ въ городъ, а такъ какъ въ дом у него, кром мальца, не осталось никого, то священникъ и пошелъ къ нему безъ рясы. Прізжаетъ владлецъ прихода — М….вскій домой, сынокъ не далъ еще выдти ему изъ кареты, выбжалъ на крыльцо и началъ кричать на весь дворъ, со слезами на глазахъ: ‘папа, папа! Попъ приходилъ къ намъ безъ рясы’! М….вскій, на другой же день опять въ городъ,— и священникъ былъ переведенъ въ худшій, другой, приходъ.
Еще одинъ случай. Въ село Глядковку, моего округа, поступилъ нкогда во священника нкто В. И. В. прямо изъ семинаріи. В. пономарскій сынъ, бурсакъ, не видвшій и не слышавшій ни о какихъ свтскихъ требованіяхъ. Мсяца черезъ два по прізд въ приходъ, зимой, однажды прислалъ за нимъ помщикъ просить его къ себ въ деревню служить всенощную. В. надлъ получше подрясникъ, шубу,— и отправился. Въ передней встрчаетъ его баринъ: ‘батюшка! Вы безъ рясы! Да разв это можно! У меня въ дом жена, своячина-двица, какъ я васъ представлю? Нтъ, ужъ лучше ступайте опять домой, и всенощную отложимъ до другаго времени. Но только помните: безъ рясы ко мн ни шагу въ домъ!’
Очень интересно было бы услышать отъ самого общества: почему требуютъ отъ насъ, чтобъ мы были всегда въ форменной одежд, когда люди, считающіе себя высокопоставленными, встрчаютъ насъ сами, нердко, даже въ халат и туфляхъ (подобныхъ случаевъ со мной бывало множество)? Почему люди требуютъ отъ насъ того, чего не исполняютъ сами?

XXXVII.

Вс жалуются на трудность поступленія въ учебныя заведенія: однихъ не принимаютъ по малолтству, другихъ по урослости, третьихъ по слабой подготовк и, наконецъ, по неимнію вакансій.
Малолтство. Извстно, что по малолтству не принимаютъ и при самомъ поступленіи въ учебное заведеніе, но случается и такъ, что вначал найдутъ мальчика не малолтнимъ и примутъ, а потомъ не переводятъ его ‘за малолтствомъ’. Малолтство едва ли должно служить препятствіемъ къ поступленію въ учебныя заведенія. Въ подтвержденіе этого я скажу то, что было со мной, Старшіе мои два сына помщены были мною въ духовное училище. и, чрезъ годъ, должны были перейти въ семинарію, но младшему изъ нихъ было 10 1/2 лтъ. Въ каникулъ, предъ переходомъ въ семинарію, онъ говоритъ мн: ‘папаша! Говорятъ, что въ семинаріи очень трудно, что я не пойму, что будутъ преподавать тамъ и что я отстану отъ своихъ товарищей’.
— Теперь ты считаешься лучшимъ ученикомъ?
— Да.
— Большая часть твоихъ товарищей и по способностямъ, и по прилежанію теперь хуже тебя?
— Да.
— Какимъ же образомъ выйдетъ такъ, что, чрезъ мсяцъ, когда вы перейдете въ семинарію, они вс вдругъ поумнютъ и лнивые сдлаются прилежными, а ты оглупешь, они будутъ все понимать, а ты не поймешь? Возможно это? Не безпокойся! Какими вы теперь, такими будете и въ слдующемъ класс, перехода изъ класса въ классъ вы и не замтите. Теперь ты хорошимъ ученикомъ, хорошимъ и останешься.
Мальчуганъ мой ободрился и въ семинаріи учился безо всякихъ гувернеровъ, какъ и прежде, такъ что черезъ четыре года поступилъ въ институтъ инженеровъ путей сообщенія, гд математику чуть не дятъ съ кашей, во весь курсъ былъ тамъ, и окончилъ курсъ въ числ лучшихъ студентовъ и, слава Богу, здоровъ. При пріем въ семинарію и институтъ на лта его не обратили вниманія. Стало быть, дло не въ лтахъ, а въ способностяхъ и прилежаніи.
Не переводить ‘за малолтствомъ’ мы находимъ дломъ совершенно нераціональнымъ. Вступительный экзаменъ мальчикъ сдаетъ не для одного года, но на весь учебный курсъ, и лта его должны быть принимаемы въ разсчетъ не для одного года, но на весь курсъ. Училищное начальство, при пріем мальчика, должно имть это въ виду. Но на дл не рдко случается такъ, что сначала мальчикъ окажется, для заведенія, совершеннолтнимъ, а потомъ негоднымъ по молодости. Извстно, что по малолтству не переводятъ даже лучшихъ учениковъ, мотивируя это тмъ, что они не могутъ усвоять вполн тхъ предметовъ, которые должны будутъ преподаваться имъ въ слдующемъ класс и что имъ будетъ трудно поспвать за своими товарищами, старшими по возрасту, и что непосильныя занятія вредно повліяютъ на ихъ здоровье. Если имется въ виду здоровье мальчика, то, конечно, такая забота была бы крайне желательна, но, признаться сказать, не врится, чтобы педагоги, или, вообще, составители уставовъ заботились, хоть сколько-нибудь, о здоровь воспитываемаго ими юношества. Когда младшіе мои два сына были въ гимназіи, и прідешь бывало навстить ихъ, то посидишь съ ними немного и уйдешь, чтобъ не мшать имъ заниматься. Посмотришь въ 12 ночи,— они еще сидятъ, утромъ встанешь рано, но они встали уже раньше тебя и опять сидятъ за книгами. И такъ изо-дня въ день. Тяжело, бывало, смотрть на непосильные уроки! О здоровь тутъ и не думалъ никто. Виноваты тутъ наставники, лнясь заниматься въ класс и сдавая всю работу на домъ, но виноваты, также, и составители программъ. При такихъ непосильныхъ занятіяхъ здоровья останется не много у всякаго, будь ученикъ хоть бы и взрослый. Поэтому, если педагоги толкуютъ о здоровь учениковъ, такъ это есть ложь: дло показываетъ, что о здоровь никто и не думаетъ. Чтобъ убдиться въ этомъ, посмотрите на любаго ученика семинаріи и гимназіи: много ли въ нихъ жизни? Но самое поразительное доказательство, какъ губится юношество, даетъ намъ медицинскій осмотръ Вятской гимназіи, гд изъ 330 воспитанниковъ найдено здоровыми только 30, И не стыдно, посл этого, толковать о своихъ заботахъ о здоровь?! Единственно хорошее, что намъ извстно, такъ это есть то, что въ той гимназіи, гд были мои дти, въ перемны между классами, директоръ и инспекторъ заставляютъ учениковъ играть на двор. За это нельзя не отнестись къ нимъ съ полною благодарностію.
Не принимаютъ по урослости. Но какая урослость? Годомъ старше, противу устава. Но почему составители устава не приняли въ разсчетъ, что въ жизни встрчается множество обстоятельствъ, не позволяющихъ помстить мальчика именно въ т лта, въ какія они опредлили? Извстно, что не вс дти одинаково развиваются,— это первое. Второе: можетъ случиться, и по всей вроятности такихъ случаевъ множество, что мальчикъ годъ проболлъ, можетъ случиться, что онъ заболетъ именно въ тотъ мсяцъ, когда ему нужно явиться на экзаменъ, годъ пропалъ,— и карьера мальчика пропала на вкъ. Я слышалъ о такихъ случаяхъ: родители не имли, вначал, возможности подготовить дтей своихъ: при всхъ стараніяхъ ихъ, они не могли найти себ учителя въ деревню, когда же онъ нашелся, и дти были подготовлены, то они оказались на годъ уросшими,— и пропали. Лично мн извстенъ такой случай: родители употребляли вс силы подготовить мальчика и подготовили, но помстить его въ учебное заведеніе ршительно не находили средствъ, и мальчикъ жилъ дома. Вдругъ, сверхъ всякаго чаянія, средства открылись, отецъ и сынъ бросились въ заведеніе, но тамъ сказали имъ, что годъ мальчикъ переросъ и принятъ быть не можетъ. Пропалъ и этотъ.
Желательно было бы знать: почему въ извстный классъ принимаются дти только извстныхъ лтъ? Почему, напр., въ III классъ гимназіи 12-ти лтъ не принимаются по молодости, 15-ти по урослости? Почему тамъ могутъ быть именно только 13 и 14-лтніе? Чмъ отличается 12-й годъ отъ 13-го? Чмъ отличается второй классъ отъ третьяго? Греческимъ языкомъ? Неужели же греческій языкъ учить съ азбуки возможно именно только съ 13 до 14 лтъ,— ни раньше, ни позже, не дошелъ годъ,— нельзя, перешелъ годъ,нельзя? Непонятно!
Составители уставовъ, надобно полагать, до послдней крайней точности узнали умственное и физическое развитіе человка, равно какъ и математически врно извстно было имъ, что извстный отдлъ извстной науки можетъ быть изучаемъ только тогда, когда мальчику исполнится 13 лтъ, въ 15 лтъ это будетъ уже поздно, равно какъ и въ 12 будетъ рано. Согласитесь же, будьте безпристрастны, что это безсмыслица! Всмъ извстно множество такихъ людей, которые начали учиться не только что въ зрлыхъ, но даже въ перезрлыхъ лтахъ и которые, потомъ, сдлались историческими учеными людьми. Стало быть, и поэтому даже нтъ разумнаго основанія не принимать мальчика по урослости, если онъ только достаточно для извстнаго класса подготовленъ и видны въ немъ способности и охота къ ученію.
Въ настоящее время для каждаго класса опредленъ извстный возрастъ. Вопросъ этотъ обдуманъ, нтъ сомннія, всесторонне и опредленный уставами возрастъ найденъ самымъ соотвтствующимъ длу обученія, именно, что только при этомъ возраст юношество можетъ и легко и вполн усвоять то, что преподается ему. Такъ. Но неугодно ли взглянуть въ любое учебное заведеніе, какъ идетъ тамъ дло? Взгляните хоть въ гимназію: первый классъ, основной и параллельный, по 40 человкъ — 80, во второмъ и третьемъ тоже, по 80, но дале и дале: все меньше, меньше и меньше,— и созрютъ только 7. Куда же двалась педагогическая премудрость?… На чьей душ и совсти должна лечь гибель этихъ несчастныхъ исключенныхъ?! Обыкновенно говорятъ: ‘нужна же какая-нибудь норма’. Но мы желали бы слышать при этомъ: для какой же цли?
Говорятъ, что непріятно смотрть, когда между мелюзгой сидитъ великанъ. Но въ такомъ случа надобно выгонять всхъ великорослыхъ, хотя они были бы и молоды. Подборъ по росту бываетъ только въ войскахъ, и то неимющій ни малйшаго существеннаго значенія.
Уросшіе вредно вліяютъ на малолтнихъ? Но почему не предполагать благотворнаго вліянія? Почему предполагаютъ въ уросшихъ боле безнравственности? Квартируютъ же вмст малолтніе съ взрослыми? Тамъ и хорошее, и дурное вліяніе могутъ проявляться несравненно сильне.
Въ нашихъ духовныхъ учебныхъ заведеніяхъ строго соблюдаются сроки. Въ семинаріи положено принимать отъ 14 до 16 лтъ, мальчика 17 лтъ не примутъ уже ни въ какомъ случа ‘за урослостью’, хотя оставшіеся тамъ на второй годъ бываютъ и 17 лтъ. Молодые люди употребляютъ вс усилія, чтобы пройти чрезъ училища и дойти до семинарій именно въ эти годы, иначе пропали на вки. Идетъ человкъ и употребляетъ вс силы, чтобы не зассть гд-нибудь на другой годъ, хотя бы то по болзни. Иначе, для семинаріи, будетъ уже устарвшимъ и выгнанъ безъ всякой церемоніи. Наконецъ, юноша, посл всхъ усилій, окончилъ курсъ, прошелъ вс науки, нужныя для того, чтобъ быть священникомъ, и проситъ священническое мсто. ‘Ну, нтъ, говорятъ ему, этого нельзя, ты еще молодъ для того, чтобы поступить во священники, нужно, чтобы теб было тридцать лтъ’. — Зачмъ же такъ подгоняли въ училищахъ и семинаріяхъ? — это ‘для порядка’! Кром того, теб нужно ‘упостояниться’,— теб нужно созрть нравственно, направить жизнь свою высоконравственными примрами,— теб нужно до тридцатилтняго возраста идти въ пономари’.
Пономарство есть, дйствительно, врнйшій способъ для усовершенствованія молодаго человка, но только въ чемъ? Во всевозможныхъ порокахъ и невыразимой нужд и гор.
Въ самомъ дл: окончившаго курсъ семинаріи находятъ молодымъ для должности священника, зачмъ же такъ подгоняютъ въ семинаріяхъ? Уставы о семинаріяхъ и о священничеств проходили чрезъ одн руки, какая же цль: оканчивать курсъ молодымъ, а во священники поступать старымъ? Чтобы придти уже въ возрастъ ‘мужа совершенна’? И поэтому, чтобы сдлаться достойнымъ пастыремъ, нужно усвоить вс качества пономаря? Сдлано не дурно! Такой чести ни одному пономарю и во хмлю, во сн не грезилось.
Если пономарство нужно для того, чтобы прошелъ юношескій пылъ, то въ училищахъ нашихъ и семинаріяхъ такіе порядки, что онъ проходитъ и безъ пономарства.
Со времени введенія новыхъ уставовъ времени прошло уже достаточно для того, чтобы взглянуть на результаты положеній,взглянуть: дйствительно ли оканчивающіе курсъ семинаріи нравственно молоды для священства и дйствительно ли бывшіе въ пономаряхъ священники лучше старыхъ, поступившихъ во священники прямо изъ семинарій?
Я, состоящій самъ среди сельскаго духовенства и имющій своею обязанностію наблюдать за его нравственнымъ состояніемъ, утверждаю положительно, что молодые люди въ пономаряхъ нравственно гибнутъ. Соображая же дйствительность съ постановленіемъ правительства, намъ неминуемо приходится сдлать выводъ такого рода: чтобы къ 30-лтнему возрасту сдлаться высоконравственнымъ пастыремъ стада Христова, для этого нужно лтъ 8—10 потаскаться сперва по всмъ трущобамъ, другими словами: чтобы быть хорошимъ, нужно сперва сдлаться негодяемъ. А такъ какъ пономарствомъ въ дйствительности достигается одно первое, а между тмъ правительству желательно, чтобы во священники поступали въ возраст 30 лтъ или около этого, то необходимо уничтожить правило о лтахъ въ училищахъ и семинаріяхъ.
Въ учебныя заведенія не принимаютъ по недостаточной подготовк. Слабая подготовка для непринятія въ заведеніе есть причина вполн основательная. Но гг. экзаменаторы могутъ-ли сказать по совсти, что въ нсколько минутъ испытанія они узнаютъ ученика вполн? Всмъ извстно, извстно этой педагогамъ., что часто бываетъ, что экзаменующійся можетъ хорошо отвтить только вопроса на два-на три, ихъ-то, случайно, его и спросятъ,— и получается хорошій баллъ. Случается и наоборотъ: на два-на три отвтить не могъ, опять, случайно, спросили его,— и пропалъ. Поэтому пріемные экзамены должны быть самые снисходительные, потому что случайность здсь — дло обыкновенное. Въ наше время списки ученикамъ составлялись не но алфавиту, а по успхамъ, и ученики длились на три разряда. На выпускной экзаменъ, по догматическому богословію, пріхалъ къ намъ преосвященный Аанасій (Дроздовъ). Между моими товарищами былъ нкто . Танаисовъ. Въ спискахъ по всмъ предметамъ онъ писался ниже средины втораго разряда и, бывши пвчимъ архіерейскаго хора, часто не ходилъ и въ классъ! На экзамен ему попался одинъ вопросъ,— онъ и началъ рзать, какъ ‘Отче нашъ’. Не давши дочитать до конца, преосвященный закричалъ: ‘ректоръ! чего ты смотришь?’ Ректоръ встрепенулся и смотритъ: что такое? ‘Я спрашиваю тебя: чего ты смотришь? Смотри, какъ отвчаетъ Танаисовъ, а между тмъ онъ записанъ во второй разрядъ. Ты долженъ знать, что Танаисовъ несетъ двойные труды, онъ и учится хорошо, и у меня въ пвчихъ. А теб все равно, ты и не видишь этого!’ И, не давши Танаисову дочитать, своей рукой записалъ его въ первый разрядъ. Но, на самомъ-то дл, Танаисовъ почти только и зналъ то, что спросили его, и зналъ-то взубрячку, безъ толку.
Въ нашихъ духовныхъ училищахъ, на переводныхъ экаменахъ, тоже строгость страшная: изъ 40 человкъ 1-го класса едва доползаетъ до послдняго одинъ какой-нибудь десятокъ, а то и того меньше. Можно было бы предполагать, что это лучшіе ученики и въ семинарію поступятъ вс, но, однакоже, при переход въ семинарію, имъ дается такой экзаменъ, что человкъ изъ 40 явившихся, училищъ изъ 5—6-ти, принимается человкъ 6—7, только. И не подумайте, что принимаются лучшіе, Ничуть не бывало: семинаріи не имютъ доврія къ училищнымъ свидтельствамъ и, благодаря случайнымъ отвтамъ, часто принимаются худшіе. Это извстно намъ положительно.
Намъ извстны нкоторыя семинаріи, гд, на пріемныхъ экзаменахъ, поступаютъ съ учениками, просто, безчеловчно: мальчикамъ не оказываютъ ни малйшаго чувства состраданія, для гг. преподавателей-экзаменаторовъ мальчики — это не люди, а стадо барановъ. Сколько горя, сколько слезъ прольется и тутъ, и по домамъ этихъ несчастныхъ! Изъ 30—40 человкъ, перестрадавшихъ училищные порядки, примутся 6—7 человкъ, и стонетъ все духовенство: одни оплакиваютъ участь дтей, другіе сочувствуютъ ихъ горю… Но, зато, намъ извстны такія семинаріи, что въ то время, когда 25—30 семействъ льютъ слезы,— мать-протопопица, супруга о. ректора семинаріи, выказываетъ свои заботы о больныхъ въ семинарской больниц. Какая фальшь, какая маскировка, какое непониманіе общества! Духовенству въ тысячи разъ пріятне было бы, если бы мать протопопица сидла дома и смотрла за собственными своими дтьми, но мужъ ея, о. ректоръ. не заставлялъ лить слезы цлыя сотни семействъ и не пускалъ по міру цлыя сотни несчастныхъ дтей. Напускной заботливостью зла не прикроешь и обществу глазъ не отведешь: оно хорошо видитъ фальшь этого дла. Тутъ длается именно противъ пословицы: снявши голову, плачутъ надъ волосами,— сотни убьютъ, и десять приласкаютъ.
Семинарское начальство, набравши себ, по случайнымъ отвтамъ на экзаменахъ. худшихъ учениковъ, бьется съ ними потомъ и составляетъ дурное мнніе объ училищномъ преподаваніи вообще и на слдующихъ экзаменахъ длается еще строже, еще безпощадне,— и дти гибнутъ.
Если учителя въ училищахъ дйствительно дурны, то кто же опять виноватъ въ этомъ, какъ не т же семинаріи, изъ которыхъ воспитанники поступаютъ въ наставники училищъ?! Слезы всхъ опять-таки падаютъ на т же семинаріи, если он не съумли или не постарались подготовить лучшихъ наставниковъ, лучшихъ подготовителей для ихъ собственныхъ же трудовъ. Но чмъ же виноваты здсь мы, чмъ виноваты наши дти!!…
Цль училищъ и семинарій одна: приготовлять юношество для духовнаго званія, программы училищъ приноровлены къ программамъ семинарій, наставниками училищъ люди, вышедшіе изъ семинарій и знающіе требованія семинарій, наставникамъ семинарій вс они извстны лично, какъ бывшіе ихъ ученики, поэтому я нахожу справедливымъ, чтобы семинаріи имли довріе къ училищамъ и учениковъ училищъ принимали къ себ безъ экзаменовъ, по однимъ училищнымъ свидтельствамъ,— чтобы училищныя свидтельства для семинарій были то же, что гимназическіе аттестаты зрлости для высшихъ учебныхъ заведеній. Одно то, что изъ 40 мальчиковъ перваго класса училища оканчиваетъ курсъ только 6—7, одно это хорошо уже показываетъ, что училищная жизнь прошла дтямъ не даромъ, что ихъ тамъ, тоже, жалли не много, что они могутъ быть принимаемы въ семинаріи по однмъ училищнымъ свидтельствамъ. Да и стоитъ ли семинаріямъ слишкомъ много заботиться объ обширныхъ и основательныхъ познаніяхъ своихъ учениковъ, кром богословской науки? Жизнь сельскаго священника есть жизнь нищаго, бьющагося весь свой вкъ изъ-за куска хлба, гд мы перезабываемъ все, нищета убиваетъ насъ съ перваго дня вступленія въ должность.
Экзаменамъ дается всюду ршающее значеніе, но еслибы гг. смотрители училищъ, ректора и директора среднихъ учебныхъ заведеній каждодневно посщали ввренныя имъ заведенія, слдили бы за преподавателями и учениками, бывали, по временамъ, и члены совтовъ (въ духовныхъ училищахъ и семинаріяхъ), тогда начальники заведеній знали бы учениковъ и учителей, какъ самихъ себя. Еслибъ они взяли себ въ образецъ покойнаго директора кадетскаго корпуса, о которомъ я встртилъ воспоминанія въ ‘Русской Старин’, который каждый день бывалъ во всхъ классахъ, тогда и наставники не ходили бы въ классы за четверть часа до конца класса, а высиживали бы полный часъ, и ученики готовились бы къ каждому классу и были бы внимательне къ словамъ наставниковъ, тогда экзамены были бы совершенно лишни, тмъ боле, что экзамены никогда не давали и не могутъ давать врной оцнки и только мучатъ учениковъ, случайности же длаютъ многихъ несчастными.
Теперь,— иногда, случается такъ: какой-нибудь инвалидъ переходитъ на своемъ вку вс мытарства свта,— перебываетъ и на мор, и за моремъ, добьется, наконецъ, черезъ задніе ходы, мста начальника учебнаго заведенія и думаетъ, что онъ добился теперь полнаго покою,— и спитъ себ старецъ отъ 7 до 7 часовъ, прихватитъ, пожалуй, часокъ-другой и днемъ, или другой проигрываетъ цлыя ночи въ карты, и тотъ, и другой подберетъ себ партію прихвостниковъ, тснитъ тхъ, которые не подлизываются къ нему и, за этими трудами, ждетъ-не дождется каждый мсяцъ 20 числа. А тамъ, что длается въ заведеніи, ему и горя мало. Половины учениковъ онъ не знаетъ и по фамиліи. При такомъ ход дла экзамены, конечно, необходимы. Слди начальникъ за каждымъ ученикомъ, изучи его,— тогда отъ случайностей на экзаменахъ юношество не гибло бы. Каждый внимательный наставникъ учениковъ своихъ знаетъ, для кого же теперь экзамены нужны? Исключительно для одного начальника заведенія. Изучи же и онъ ученика, тогда они совершенно лишни. Какихъ болзней, и нравственныхъ и физическихъ, избавилось бы юношество, какъ были бы благодарны отцы и матери!.. А т мсяцы, которые уходятъ теперь на подготовки къ экзаменамъ, могли бы быть съ пользою употреблены на боле полное изученіе предмета.
Правда, теперь на экзаменахъ бываетъ еще третье, какъ-бы постороннее лицо,— ассистентъ, но это такое лицо, которое давно пора бы прогнать съ экзаменовъ. Дло въ томъ: учителя везд длятся на дв партіи: на партію прихвостниковъ, подлизовъ, и на партію оппозиціонную, дорожащую своимъ человческимъ достоинствомъ. Если въ ассистенты попалъ человкъ одной партіи съ учителемъ, то онъ ставитъ баллы т же, какіе ставитъ и учитель, если же онъ партіи противной, то врагу своему онъ мститъ на ученикахъ,— и юношество гибнетъ, за грхи другихъ, неповинно. Экзамены необходимы только въ случаяхъ несогласія начальника заведенія съ наставникомъ,— когда одинъ изъ нихъ находитъ ученика достойнымъ перевода въ слдующій классъ, другой — нтъ. Пусть тутъ данъ будетъ экзаменъ, но только не при одномъ ассистент, а при участіи большинства всхъ наставниковъ.
Въ учебныя заведенія не принимаютъ по неимнію вакансій. Не говоря уже о томъ, почему положено имть въ классахъ по 40 человкъ, но не по 30 или 50, мы желали бы знать: для какой цли установлены штаты вообще?
Учебныя заведенія суть учрежденія, имющія цлію общественное благосостояніе. Стало быть: чмъ боле различныхъ учебныхъ заведеній и чмъ боле обучающихся въ нихъ, тмъ боле общество, такъ сказать, вбираетъ въ себя полезныхъ дятелей и тмъ боле, поэтому, возвышается его благосостояніе. И самые дятели, получивши возможность быть полезными себ и другимъ, увеличиваютъ собою и число людей, возвышающихъ это общественное благосостояніе и число людей, способныхъ устроить и свое собственное благополучіе. Слдовательно, люди, коимъ вврена забота объ общественномъ благосостояніи, всми мрами должны заботиться объ общественномъ просвщеніи, т.-е. и объ увеличеніи числа учебныхъ заведеній, и объ увеличеніи числа обучающагося въ нихъ юношества. Такія заботы о благосостояніи общества правительство наше оказывало со времени основанія нашего государства. Благодаря неусыпнымъ отеческимъ заботамъ нашихъ государей, отечество наше, не смотря на свою политическую молодость, не смотря на страшныя бдствія отъ удльной неурядицы, татарщины, самозванщины, войнъ и подоб., вошло въ составъ европейскихъ государствъ и догнало ихъ своимъ просвщеніемъ. Потребность къ просвщенію явилась всюду, даже между низшими классами фбщества, всеобщая воинская повинность, съ своими льготами за науку, подвинула потребность къ образованію еще боле, словомъ: что бы ни было причиною, но вс бросились къ образованію,— и учебныя заведенія наполнились. Но вотъ вдругъ Господь, вроятно, за грхи наши, насылаетъ, какъ чуму, положеніе о штатахъ! Число учащейся молодежи сразу ополовинло. Ближайшіе руководители просвщенія тотчасъ поняли, что нужно главному двигателю просвщенія, подхватили, его мысль, и выказали такую жестокость къ юношеству, что въ немилосердіи своемъ превзошли даже его,— они не стали принимать въ учебныя заведенія даже и того небольшого числа, какое допущено положеніемъ. Если же гд, по необходимости, дтей и принимали, то, въ средин курса, выгоняли ихъ, подъ предлогомъ неуспшности, и такимъ образомъ масса несчастныхъ гасла тысячами. Стонали отцы, вопили матери, плакали дти… И — явилась масса несчастныхъ, масса недовольныхъ! Министерство народнаго просвщенія сдлалось министерствомъ народнаго омраченія: омрачился свтлый русскій умъ,— недовольные явились, какъ очумленные,— и явилась масса такихъ ужасовъ, которые никогда не могли бы придти и на умъ любящему свое отечество русскому человку… Не даромъ съ такимъ восторгомъ общество встртило новаго двигателя просвщенія, не даромъ успокоились разомъ и вс недовольные. Общество уврено, что дти его гибнуть боле не будутъ. Отъ всей души желаемъ, чтобы надежды общества не обманулись.
Въ видахъ общественной пользы, въ видахъ успокоенія родителей и счастія дтей крайне было бы желательно, чтобы положеніе о штатахъ было уничтожено.
Если теперь въ семинаріяхъ нашихъ не занято три четверти даже штатныхъ мстъ, то мы уврены, что, съ уничтоженіемъ положеній, въ служащемъ духовенств — о пономарств, и въ семинаріяхъ — о штатахъ, семинаріи наполнятся скоро. Если теперь ученики не принимаются и выгоняются, какъ-бы за неуспшностью, то это такое пустое дло, на которое не стоитъ обращать и вниманія: мы уврены, что т же начальники учебныхъ заведеній, которые теперь находятъ мальчика слабымъ, завтра же найдутъ его вполн достойнымъ, потому что эти люди не смотрятъ въ святцы сами, они только прислушиваются, въ какой колоколъ звонятъ на колокольн.
Педагоги, обыкновенно, говорятъ, что, при большомъ числ учениковъ въ класс невозможно слдить за ихъ успхами: приходится рдко спрашивать учениковъ, они опускаютъ уроки и пр. Но мы на это скажемъ: въ наше время въ семинаріи вс классы раздлялись на два отдленія, и въ богословскомъ класс насъ окончило курсъ но 83 человка, въ отдленіи — 166 человкъ. И списки составлялись по успхамъ чрезвычайно врно, обиженъ не былъ никто. Правда, труда наставнику больше, но ради тхъ несчастныхъ, которые за стнами классовъ оплакиваютъ горькую свою участь и проклинаютъ день появленія своего на свтъ, ради слезъ ихъ родителей, почему немного и не прибавить труда? Облегчить участь несчастныхъ,— дло выше всякаго труда. Притомъ: провинціальныя учебныя заведенія не то, что столичные университеты, куда стекается юношество со всхъ концовъ государства, Здсь у насъ слишкомъ большого стеченія учениковъ и быть не можетъ, оно всегда будетъ ограничиваться только мстнымъ населеніемъ, лишній же десятокъ учениковъ не стснитъ никого и ничмъ, что прежде и было.
Мы совершенно согласны, что, при небольшомъ числ учениковъ въ классахъ, удобне заниматься и для наставниковъ, и для учениковъ, но если въ первомъ класс 80 учениковъ, а въ послднемъ только 10, то справедливо-ли, для удобства и счастія 10-ти, выгнать и длать несчастными 70? Въ наше время, когда классныя комнаты наши были переполнены народомъ, были у насъ ученики и слабые, и хорошіе, но хорошіе были и настолько хороши, что, не окончивши курса, сдавали экзамены и поступали въ университеты. Ректоръ нашей семинаріи, каждый разъ, какъ только ученики, по окончаніи курса, поступятъ въ духовную академію, получалъ или благодарность, или награду за хорошихъ учениковъ. Стало быть, число учениковъ не иметъ того вреднаго вліянія на успхи, какое обыкновенно приписываютъ ему. Намъ желательно было бы слышать: теперь, при такомъ маломъ числ учениковъ, вс они отборные? лучшіе ученики и наставники вполн довольны ими, все это геніи? Наврное, что изъ числа выгнанныхъ были бы, наполовину, если не лучше, то и не хуже тхъ, которые удержались до окончанія курса. Между тмъ они погибли и для себя. и для общества!..
Не такъ давно мн пришлось слышать еще одно мнніе: въ 1879 году изъ Петербурга въ нашъ край пріхало одно высокопоставленное лицо, и оказало честь мн: сдлало мн визитъ. Въ разговор о штатахъ по учебнымъ заведеніямъ, гость мой выразилъ мн свое мнніе такъ: ‘предложеніе больше требованія. Вс лзутъ въ ученые, но государству совсмъ не нужно такого огромнаго множества ученыхъ. Наплоди ихъ государство, и тогда бда съ ними: вс потребуютъ мстъ, вс захотятъ жить какъ-нибудь полегче. Мы, скажутъ, народъ ученый, ремесла никакого не знаемъ, давай намъ мсто! Мстъ, между тмъ, нтъ,— и пойдутъ интриги, ропотъ, недовольство. Государство переполнится празднымъ, неспособнымъ ни къ какому труду народомъ, а правительство и возись съ нимъ? Представьте себ, что на базаръ привезли столько картофеля, что онъ никому уже не нуженъ, ну, мужикъ, и вези назадъ, и двай его, куда знаешь. Сгнилъ онъ дома,— это его дло. Такъ поступаетъ и государство: нахало со всхъ сторонъ тысячи въ университеты, привалило въ гимназіи, прогимназіи и пр.— государство отобрало себ, сколько ему нужно, а остальные ступай куда знаешь. Нельзя же давать ученыя степени всмъ кто захочетъ. Тогда вс и мужики захотятъ быть учеными, докторами, философами’.
— Мн кажется наоборотъ: если картофеля привезли на базаръ слишкомъ много, то онъ понизится только въ цн, но. за то, его раскупятъ бдняки, и будутъ сыты. Теперь докторовъ, напр., до того мало, что когда открылась война, появилась чума, то даже столицы принялись за студентовъ, студенты потребовались и для войска, а для бднаго класса они недоступны ни въ какое время. Будь же ихъ въ пять, въ десять разъ больше, чмъ теперь, то они вмсто 25 р. за визитъ, были бы рады брать и по рублю,— и бдные люди пользовались бы ихъ помощью. Правительство должно заботиться обо всхъ одинаково: взявши однихъ, нельзя-же давать гибнуть и другимъ. Дайте возможность человку пріобртать себ пропитаніе, онъ къ вамъ и не ползетъ. Ученый везд найдетъ себ мсто и хлбъ. Бда не съ учеными, а съ недоучками.
— Не безпокойтесь! Правительство хорошо обсудило это дло.
— Но куда же дваться съ дтьми намъ, отцамъ?
— Надобно находить другой родъ жизни кром ученой.
— Въ поденщики? Онъ засмялся.
— А разв поденщикъ мене полезенъ обществу, чмъ ученый!
— Конечно, говорю я, вы говорите это не о своихъ дтяхъ?
Гость мой улыбнулся,— и разговоръ нашъ перешелъ на другую тэму.
Не принимаютъ по тснот классныхъ помщеніи. Не распространяясь много, скажу: какъ было-бы отрадно, еслибъ люди, взявшіе на себя обязанности образованія юношества, проникнуты были тмъ же человческимъ чувствомъ, какое выразилъ графъ М. Т. Лорисъ-Меликовъ директору техническаго училища: ‘пусть потснятся’!
Очень нердко бываетъ, что изъ учебныхъ заведеній исключаются за невзносъ за слушаніе лекцій. Но если юноша изъ-за невзноса оставляетъ даже заведеніе и, стало быть, теряетъ всю надежду на лучшую свою будущность, то это значитъ, что оставить заведеніе его заставляетъ крайняя нужда, что онъ слишкомъ уже бденъ. Почему бы такимъ несчастнымъ не длать снисхожденія и не прощать имъ ихъ долга?! По выход изъ учебнаго заведенія этихъ несчастныхъ, заведеніе не прекращаетъ же своего существованія? Стало быть, оно также можетъ существовать и въ то время, когда они находились бы тамъ, не внесши опредленной суммы. И взносъ, и невзносъ немногихъ не имютъ ровно никакого вліянія на заведеніе. Было бы человколюбиво, если бы молодымъ людямъ была дана возможность продолжать науки, и взносъ, если уже не простить совсмъ, то отложить до полученія мста, по окончаніи курса. Взыскать можно всегда, гд бы кто ни служилъ. Какъ тяжелъ этотъ взносъ,— это я знаю по себ, когда мн, въ одно время, пришлось вносить за двоихъ сыновей въ Петербург и за двоихъ въ мстной гимназіи.

XXXVIII.

Въ гражданскомъ вдомств учреждены городскія, уздныя и губернскія земскія собранія. Постановленія собраній представляются на утвержденіе начальниковъ губерній. Хотя нкоторыя изъ нихъ губернаторы и имютъ право не утверждать, но, однакоже, не вс: собраніямъ оставлено широкое еще поле для самодятельности.
Въ общемъ движеніи и перестро внутренняго порядка государства стыдно было бы отстать и намъ, дйствительно, и намъ дано самоуправленіе. Но наше самоуправленіе есть такая ничтожная, такая жалкая копировка самоуправленія общественнаго, что ничтожне этого трудно что-нибудь и выдумать. И намъ также дозволены и уздные, и епархіальные създы, но разсуждать на нихъ мы имемъ право только о длахъ училищъ, свчномъ своемъ завод и эмеритальной касс,— и только. И здсь опять мы имемъ право не дло длать, а только разсуждать,— ничуть не боле. При нашемъ ‘самоуправленіи’ епископъ иметъ право не утверждать не только ни одного нашего постановленія, но даже не утвердить и избраннаго нами, только на время собранія, предсдателя. Епископъ иметъ право не дать намъ, какъ говорится, разинуть рта, пикнуть. Уполномоченные, напримръ, собрались и, прежде всего, избираютъ предсдателя и двоихъ кандидатовъ, но епископъ иметъ право утвердить изъ нихъ того’ кого пожелаетъ онъ, но можетъ не утвердить и никого изъ нихъ и дать своего. При назначеніи предсдателя противъ желанія духовенства епископъ сразу становится въ непріязненныя отношенія къ духовенству. Дале: начинаются разсужденія, уполномоченные составляютъ, по извстному предмету, постановленіе и представляютъ епископу на утвержденіе. Епископъ не утверждаетъ его, и даетъ свое ‘предложеніе’, по которому създу приходится только написать: уполномоченные слушали резолюцію его преосвященства и положили исполнить…. По второму предмету, по пятому, по двадцатому,— то же самое. Такимъ образомъ създу приходится иногда писать только: ‘слушали и постановили исполнить, слушали,— и постановили исполнить’,— и больше ничего. Пишутъ отцы святые: ‘слушали и постановили’ каждый день, а между тмъ время идетъ, человкъ 70 недли дв уже прожили, Богъ всть изъ-за чего. Поздка и житье въ город духовенству стоятъ, по крайней мр, 1,500 р., а толку ровно ни на грошъ. Соберутся отцы, проживутся, наслушаются архіерейскихъ резолюцій, напишутъ кипы журналовъ объ исполненіи ихъ,— и разъдутся, Иначе дло это и идти не можетъ, если създъ держится одного мннія, епископъ другаго, и ршеніе принадлежитъ епископу.
Если должно длаться все по вол епископа, то спрашивается, для чего же създы? Для чего духовенство отрывается отъ приходовъ, отъ домашнихъ занятій, отъ полевыхъ работъ и вводится въ дорожныя безпокойства и расходы? Если все должно длаться по вол епископа, то пусть одинъ онъ и длаетъ все. Духовенство будетъ исполнять вс его распоряженія съ обычною готовностію. Если же, напротивъ, духовенству дано право разсуждать о нуждахъ его дтей, то пусть оно приводитъ въ исполненіе то, что находитъ оно нужнымъ. Можно быть увреннымъ, что никто не можетъ знать наши нужды лучше насъ самихъ. И духовенство не настолько глупо, чтобы не съумло устроить судьбы дтей своихъ безъ посторонней помощи, чьей бы то ни было. Мы ни мало не хотимъ отнимать правъ у епископовъ, но согласитесь, что наши създы и наша толковня на нихъ, безъ права исполненія, не имютъ смысла.
При настоящихъ порядкахъ бываютъ такіе случаи: уполномоченные, по извстному предмету, длаютъ постановленіе, мотивы же, руководящіе уполномоченными, таковы, что они могутъ быть передаваемы однимъ другому только лично, но не могутъ быть ни высказываемы публично и ни, тмъ боле, вносимы въ журналы. Мотивы эти бываютъ иногда весьма серьезны, но публично высказываемы быть не могутъ. Уполномоченные, напримръ, постановили удалить изъ училища извстное лицо и избрать другое, они находятъ невозможнымъ излагать вс причины удаленія,— въ журнал, публично, а между тмъ лицо, удаляемое ими, нетерпимо. Епископъ, не видя въ журнал създа достаточныхъ причинъ для удаленія, устно же передаваемое ему членами совта, находя неформальнымь,— постановленія създа не утверждаетъ. при этомъ: какъ только возникаетъ недоразумніе между епископомъ и духовенствомъ, сейчасъ же являются изъ-за скуфейки прихвостники и своими заявленіями, противными общему мннію духовенства, разстроиваютъ епископа съ духовенствомъ окончательно: между епископомъ и духовенствомъ является явная уже вражда.
Хотя и не такъ, но нчто подобное этому было въ Саратовской губерніи въ 1879 году. Създъ уполномоченныхъ нашелъ необходимо нужнымъ удалить начальницу епархіальнаго женскаго училища. Не излагая всхъ причинъ въ журнал, онъ постановилъ удалить и избрать другую. Заслуживала она удаленія или не заслуживала,— я, какъ давно уже оставившій бывать на създахъ, дла этого не знаю. Но преосвященный нашелъ постановленіе създа неосновательнымъ, не утвердилъ его и положилъ ршеніе таковое: ‘1) постановленіе саратовскаго епархіальнаго създа о замн ныншней начальницы саратовскаго женскаго епархіальнаго училища М. А. Шимковой другою, какъ неосновательное и несправедливое, а потому и недлающее чести депутатамъ, подписавшимъ такое опредленіе, оставить безъ послдствій’.
2) ‘Членамъ совта названнаго училища, протоіерею Соколову и священнику Александровскому, какъ главнымъ виновникамъ этого опредленія, сдлать отъ моего имени замчаніе. Сверхъ того, протоіерею Соколову, проявившему особенно враждебныя отношенія къ М. А. Шимковой, предложить испросить прощеніе у сей послдней, если онъ желаетъ продолжать службу при училищ. Въ противномъ же случа его мсто въ совт и по членству долженъ занять протоіерей Смльскій’… (Саратов. Епарх. Вд. 1880 г. No 7).
Намъ не довелось слышать потомъ, чмъ ршилось дло отца протоіерея Михаила Александровича Соколова съ начальницей училища: просилъ-ли онъ у нея прощенія, мы не знаемъ этого, но, во всякомъ случа, въ лиц о. протоіерея, бывшаго профессора семинаріи, и нын законоучителя института благородныхъ двицъ и губернскаго градскаго благочиннаго, всему духовенству урокъ хорошъ!.. Не забывайся!.. Виноватъ же, между тмъ, тутъ кто? Положеніе о създахъ. Намъ дозволено разсуждать, ршать, постановлять, а преосвященнымъ дано право на все это, какъ бы сказать это? — ну, да не обращать вниманія. Зачмъ же, спрашивается опять невольно, вс эти наши собранія, толки, постановленія?! Съ полною покорностію мы исполняемъ и готовы исполнять вс распоряженія нашихъ владыкъ, но коль скоро дано право длать и намъ свои постановленія, то зачмъ же не допускать ихъ къ исполненію? Зачмъ было давать духовенству право безъ правъ.
Поэтому мы желали бы: или дать намъ право постановленія наши приводить въ исполненіе, или же отнять у насъ совсмъ право собирать създы и длать на нихъ свои постановленія. Многолтніе опыты показали уже, что такого рода създы ведутъ лишь только ко вражд между епископомъ и духовенствомъ, чего мы совсмъ не желали бы.
Намъ не разъ приводилось читать въ свтскихъ журналахъ и газетахъ восхваленія расширенію правъ духовенства,— что ему дано самоуправленіе, но, при этомъ, никто не потрудился вникнуть, что наше самоуправленіе есть не боле, какъ пародія на земскія собранія,— и мы-де не отстали,— и духовенству дозволены създы! Въ нашихъ създахъ прямо, осмысленно, положенъ источникъ вражды между епископомъ и нами.

XXXIX.

Сельское духовенство ведетъ жизнь совершенно уединенную. Въ приход его нтъ лица, равнаго ему ни по умственному развитію, ни по понятіямъ и ни но нравственнымъ потребностямъ. Съ крестьянами, кром обыденнаго хозяйства, говорить ему не о чемъ, если есть въ приход дворяне, то богатые изъ нихъ смотрятъ на священника свысока и говорятъ съ нимъ всегда покровительственнымъ тономъ, бдные же, хотя народъ простой и добрый, но, по умственному состоянію отъ мужика отличаются очень немногимъ. И какъ ни богачъ и ни бднякъ, наши деревенскіе дворяне не читаютъ ровно ничего, кром разв мстной газетки, то и бесда бываетъ всегда съ ними самая пустая. Если въ приход есть одно или нсколько лицъ съ университетскимъ образованіемъ, то тутъ опять бда другаго рода: эти люди смотрятъ на священника, часто, какъ на человка малообразованнаго и немогущаго понимать ихъ высокихъ сужденій. Дружественная бесда и мна мыслей могла бы быть только тамъ, гд два, три священника живутъ въ одномъ приход, но настоятельство и помощничество — работа одного на другого, — всегда были и есть теперь источникомъ обоюдной вражды, и эти два-три священника непремнно ссорятся между собою. Поэтому дружескихъ бесдъ между ними и быть не можетъ. Днемъ дла у священника иногда очень много, но иногда цлую недлю нтъ ровно никакого. Вечера и ночи свободны всегда. Развлеченій, въ бездлье, никакихъ нтъ: священникъ не знаетъ ни музыки, ни рисованія, ни токарнаго или столярнаго и т. под. мастерства, и ему остается только читать. Но что читать? Правда, теперь вс священники что-нибудь выписываютъ, но одна-дв газетки, одинъ-два журнала надолго-ли станутъ? И человкъ, особенно въ долгіе зимніе вечера, отдается совершенной бездятельности. Бездятельность эта часто доводитъ его до такой апатичности ко всему, что онъ бываетъ не въ состояніи подготовить даже къ училищу собственныхъ дтей. Есть и такіе приходы, гд читать и есть что: и сами священники выписываютъ много журналовъ и есть что взять на сторон, но читать и читать одному, безъ живаго слова, безъ передачи своихъ впечатлній другому и не слышать сужденій лица посторонняго,— длается работою какою-то механическою и неприносящею надлежащей пользы, освжающей и возбуждающей душу. Нердко люди, не занятые и чтеніемъ, отъ праздности, одиночества и тоски, ищутъ себ развлеченій въ сообществ людей всякаго сорта, безъ строгаго разбора, тупютъ и часто впадаютъ въ пороки — пьянство. Поэтому я нашелъ полезнымъ, чтобы священники, насколько возможно чаще, имли свиданіе между собою и вели бесды другъ съ другомъ. Имя въ виду, что свиданія священниковъ могутъ приносить имъ большую пользу, я просилъ однажды своего преосвященнаго Іоанникія, нын экзарха Грузіи дозволить намъ, священникамъ моего благочинія, съзжаться нсколько разъ въ году для дружескихъ бесдъ. Преосвященный выразилъ мн особенное удовольствіе и създы разршилъ.
Зная, какъ нельзя лучше, умственное и нравственное состояніе священниковъ моего округа, я, по состоянію каждаго изъ нихъ, приготовилъ для нихъ книги и пригласилъ къ себ. Въ собраніи я разъяснилъ, сколько гибели приноситъ намъ наше одиночество и бездлье, и цль създа. Давая каждому книги, я слегка набросалъ содержаніе каждой, постарался заинтересовать ими и просилъ въ слдующій създъ разсказать въ собраніи то изъ прочитаннаго, что особенно найдетъ каждый интереснымъ или, можетъ быть, непонятнымъ. Были между нами два священника слабыхъ и нердко дозволяющихъ себ нетрезвость. Мы сдлали имъ дружеское увщаніе и взяли честное слово не пить до слдующаго нашего създа. Тутъ же положили съхаться, чрезъ два мсяца, у священника-сосда. Этотъ второй създъ былъ оживленне перваго: каждый изъ насъ далъ какъ-бы отчетъ въ томъ, что сдлано имъ въ эти два мсяца и каждый разсказалъ, что прочелъ онъ. Мы говорили объ обязанностяхъ священника, отношеніяхъ къ приходамъ, о сельскихъ школахъ, о воспитаніи собственныхъ дтей и пр. И люди нетрезвые сдержали слово — не пили. Я былъ въ восторг отъ этого създа. Мы положили при этомъ устроить окружную благочинническую библіотеку. Два года мы съзжались чрезъ каждые два мсяца Но случалось, что или сильные дожди, или метели, или домашнія какія-либо обстоятельства не давали съзжаться всмъ, особенно потому, что наши създы были всего на одинъ день. Кром того, два села отстоятъ отъ меня въ 50-ти верстахъ, а одно даже въ 70-ти. Этихъ священниковъ обременяла и самая отдаленность. А такъ какъ я только преимущественно надлялъ книгами и домъ мой помстительне домовъ другихъ священниковъ, то създы, почти исключительно, были у меня. Но, мало-по-малу, охота къ създамъ охладла почти у всхъ и пошло: то тотъ подъ какимъ-нибудь предлогомъ, не прідетъ, то другой и, наконецъ, вс священники стали просить меня, чтобъ я не собиралъ ихъ. И — създы наши прекратились. Но я видлъ въ нихъ большую пользу и разстался съ ними съ крайнимъ прискорбіемъ.
Опытомъ узнавши пользу създовъ, я совтую моимъ собратіямъ, гд мстныя условія боле благопріятны, устроять подобные же създы. Они много вліяютъ на улучшеніе и умственнаго и нравственнаго нашего состоянія.
Въ настоящее же время (1880), я надюсь, създы духовенства могли бы принести не малую пользу и для народа, и именно теперь,— когда во многихъ мстахъ хлба нтъ почти совсмъ, и народъ терпитъ страшную нужду, и когда. кром правительства, мало людей, сочувствующихъ общему горю. Когда бдствовали босняки, герцеговинцы и другіе славянскіе, и неславянскіе народы Турціи,— у насъ явились цлыя полчища людей милосердыхъ: по всмъ деревнямъ и захолустьямъ разсылались воззванія, длались подписки, собирались пожертвованія, въ горой,ахъ братья и сестры милосердія, съ кружками въ рукахъ, не давали проходу ни конному, ни пшему, до назойливости: толпились на каждомъ перекрестк, въ магазинахъ, вокзалахъ, станціяхъ желзныхъ дорогъ и на всхъ открытыхъ мстахъ, чуть не на каждой тротуарной тумбочк были выставлены кружки. Возбужденіе было лихорадочное, собирать на славянъ было моднымъ дломъ,— и слова: ‘братья славяне’, надоли всмъ до приторности. Но вотъ Господь послалъ бдствіе и на насъ самихъ: во многихъ мстахъ люди чуть не мрутъ съ голоду, многія селенія поголовно разбрелись собирать милостыню, нужда крайняя — и никто, кром правительства, не отозвался на слезы своего русскаго народа!.. Нтъ ни воззваній, нтъ ни сборовъ, нтъ ни братцевъ, ни сестрицъ милосердія,— нтъ никого! Непонятная черта характера русскаго добраго народа: чужая бда,— и мы, какъ угорлые, бросаемся на помощь, бда своя,— и мы, какъ спимъ, и даже излюбленныхъ коммисій не составляемъ. Вотъ теперь-то и слдовало бы священникамъ обсудить мры къ облегченію участи несчастныхъ. И еслибъ каждый изъ нихъ спасъ хоть пять-шесть семействъ отъ послдствій голода, то и это было бы великой заслугой.

XL.

Насъ укоряютъ, что мы не имемъ должныхъ отношеній къ нашимъ приходамъ, что связь между нами и нашими приходами только оффиціальная, вншняя, что близкихъ, сердечныхъ, радушныхъ отношеній между нами нтъ, что мы стоимъ отъ нашихъ приходовъ особнякомъ, далеко, вымогая изъ нихъ средства къ своему существованію, не обращаемъ вниманія на ихъ внутреннюю, духовную жизнь, что мы не больше, какъ требоисправители, тогда какъ мы должны быть руководителями въ ихъ нравственной и религіозной жизни, должны составлять какъ-бы душу, должны быть ‘солью земли’ своихъ приходовъ, что отъ нашей отдаленности въ приходахъ грубость, невжество, расколъ, пороки, неуваженіе къ религіи и къ намъ самимъ и проч.
Отдаленность нашу отъ приходовъ одни производятъ отъ неправильной постановки нашего воспитанія, другіе — отъ нашей безличности и полной зависимости отъ приходовъ, одни,— что причиною тому кастовое наше положеніе, другіе говорятъ: отъ того все это, что попы сами и тупы, и глупы, безнравственны и жадны, говорятъ, наконецъ, одни, что это отъ того, что попы горды, что священникъ, особенно молодой, чувствуя себя стоящимъ по образованію выше массы, съ гордостью относится къ простому народу даже тогда, когда принимается учить его, и тмъ отдаляетъ себя отъ него.
Для сближенія духовенства съ прихожанами одни находятъ необходимымъ закрыть спеціальныя духовныя учебныя заведенія и устроить общія, всесословныя, другіе находятъ единственнымъ средствомъ вывести духовенство изъ крпостной зависимости отъ прихожанъ, обезпечить его матеріальный бытъ и расширить права самостоятельности, третьи находятъ радикальнимъ средствомъ поршить совсмъ съ наличнымъ духовенствомъ, избрать въ служители церкви лицъ изъ того же общества, въ которомъ они служить должны,— чтобы духовенство для общества было ‘свое, родное’,— плоть отъ плоти и кость отъ костей его, чтобы духовенство и образованіемъ возвышалось только немногимъ надъ тмъ обществомъ, среди котораго оно должно вращаться, что духовенство должно участвовать во всхъ крестьянскихъ сходахъ, во всхъ приходскихъ длахъ. Наконецъ, говорятъ намъ: нужно имть боле смиренія, боле терпнія и любви къ пасомымъ,— поменьше чванства и побольше дла.
Во всемъ этомъ много горькой истины, но много и нелпости. Вс говорятъ, что отношенія наши къ приходамъ ненормальны. Это хорошо знаемъ мы и сами. Ненормальность эту производятъ отъ различныхъ причинъ и къ устраненію ея предлагаются различныя средства, но такъ какъ сужденія объ этомъ дл происходятъ, большею частію, отъ такихъ людей, которые и сами не знаютъ всхъ условій нашей жизни, то он или непрактични совсмъ, или односторонни. Лица, стоящія во глав нашего управленія., хотя и хорошо видятъ причины ненормальности отношеній, хотя хорошо знаютъ и средства къ устраненію ихъ, но однхъ изъ средствъ не могутъ дать намъ они сами, а другихъ не исполняемъ мы. Отъ администраціи мы нердко видимъ распоряженія и совты самые разумные, самые практичные, самые безпристрастные, но мы привыкли смотрть на нихъ, какъ на предписанія казенныя, не прилагаемъ ихъ къ нашему сердцу, не примняемъ къ нашей жизни, стараемся исполнить одну форму, отписаться,— и остаемся тмъ, чмъ были. Что же посл этого длать? Теплое слово,— слово братское, взятое съ жизни, могло бы, кажется, указать намъ самыя практичныя средства и повліять на насъ боле всхъ другихъ постороннихъ указаній и совтовъ. Его могли бы высказать другъ другу мы, священники, но священники, кром проповдей по заказу консисторій и благочинныхъ, не пишутъ ничего. Поэтому я, длая починъ, пролагаю путь лучшимъ силамъ. Я не навязываюсь въ наставники — на это я не имю ни права, ни силы слова и не хочу оскорблять чьего бы то ни было самолюбія. Я хочу передать только личное мое мнніе и то, какъ ведется дло это у меня въ приход, и съ удовольствіемъ выслушалъ бы мнніе и совтъ другаго. Мна мыслей могла бы принести много пользы и намъ самимъ, и длу нашего служенія и, вмст съ тмъ, показала бы людямъ, пишущимъ объ насъ, что мы не настолько безнравственны и бездятельны, какъ разносятъ объ насъ по свту.
Наша рознь съ приходами зависитъ, прежде всего, отъ нашего воспитанія. Въ духовныхъ училищахъ и семинаріяхъ стараются дать воспитаннику массу свдній, но никто и никогда не позаботился развить религіозно-нравственное чувство. Въ учебныхъ нашихъ заведеніяхъ строго слдятъ, напримръ, чтобы ученики неопустительно бывали у богослуженія, и т воспитанники, которые, почему либо, хоть разъ, опустятъ его, подвергаются наказанію,— большею частію имъ убавляется баллъ по поведенію. Въ наше же время дло это велось даже такъ: небывшихъ у богослуженія инспекторъ семинаріи, іеромонахъ Тихонъ посылалъ въ столовую казеннокоштныхъ ‘учениковъ, заставлялъ тамъ молиться и класть земные поклоны во все время обда или ужина. Семинарская столовая,— большая, длинная комната. Какъ только войдутъ, бывало, ученики и за ними Тихонъ, или Тиша, какъ его звали вс,— виновные становятся въ конц столовой въ ряды и начинаютъ креститься и кланяться въ землю. Во все время обда Тиша ходилъ вдоль столовой, а виновные отвшивали поклоны. Часто случалось, что, въ то время, когда Тихонъ шелъ на другой конецъ столовой, оборотившись спиной къ молившимся, т отдыхали и переставали кланяться. Нкоторые проказники наставляли ему носы, а другіе съ умиленіемъ вздыхали и чуть не на всю столовую взывали: ‘Боже, милостивъ буди мы гршному! Прости Господи мою лность’! Къ этимъ Тихонъ подходилъ и, за раскаяніе, отпускалъ домой, если это былъ своекоштный, или приказывалъ сейчасъ же садиться и обдать, если это былъ казенный воспитанникъ. Но нердко случалось и такъ: идетъ Тихонъ задомъ къ молившимся на другой конецъ столовой, да вдругъ, не дойдя до конца, и повернетъ назадъ. Увидитъ, что т перестали кланяться, подойдетъ, схватитъ за волосы и начнетъ мотать во вс стороны, да такъ, что искры изъ глазъ посыплятся. Перетрепавши всхъ, пойдетъ опять отшагивать. Ученики давно уже отобдали, давно сидятъ, запрятавши и ложки по пазухамъ и куски по карманамъ, а Тихонъ ходитъ себ, взадъ да впередъ, да и только. Нкоторымъ, такимъ манеромъ, приходилось положить поклоновъ по 150—200,— до одурнія. Однажды онъ одной артели, просто, веллъ положить по 100 поклоновъ. Ученики перекрестятся, поклонятся и скажутъ: ‘разъ’! Перекрестятся, поклонятся,— ‘два’! Сперва молельщики вели счетъ во весь голосъ, потомъ тише — тише и перестали молиться. Тихонъ подходитъ и спрашиваетъ: ‘а что-жъ вы перестали молиться’?— Мы положили по 100 поклоновъ.— ‘Ажъ вы врете (у него особенный былъ выговоръ), начинай съ начала, я самъ буду считать’.— Ваше высокопреподобіе! Помилуйте!—‘Ажъ вамъ говорятъ: молись’! Отпустилъ обдавшихъ, и сталъ самъ считать. Училищное начальство поступало еще проще: тамъ пороли, иногда, на смерть. Въ семинаріи же, у Тихона, если ученикъ не былъ только у одного богослуженія, положимъ у обдни, то молился только во время обда, но если не былъ у всенощной, то молился и въ ужинъ. Такому наказанію подвергались вс безъ различія, даже ученики богословскаго класса, люди лтъ 23—25, которые, мсяца черезъ три — четыре, или сами должны быть священниками, или хать въ академію.
Такого кощунства надъ религіею и издванья надъ людьми нын, вроятно, нтъ, но уменьшеніе балловъ по поведенію, въ сущности, одно и то же. Это заставляетъ ученика бывать неопустительно при богослуженіи не изъ любви и расположенія, а изъ страха и, стало быть, исполняется одна только формальность. И такая формальность отзывается на всей послдующей его жизни. Истинная заслуга наставниковъ и начальниковъ нашихъ учебныхъ заведеній была бы тогда, если бы они, съ передачею юношеству знаній, употребляли вс свои силы укрпить вру и вндрить любовь къ длу служенія въ тхъ, кого готовятъ они быть пастырями народа и развить любовь къ самому народу. Но въ первомъ мы сомнваемся, а второе считаемъ даже невозможнымъ. Переспросите воспитанниковъ низшихъ, среднихъ и высшихъ учебныхъ нашихъ заведеній: у многихъ ли изъ нихъ есть евангеліе, а тмъ боле библія? Прочли ли они все это, хоть разъ, не для класса, а по внутреннему расположенію? Взгляните въ книгу библіотекаря: много ли разбирается воспитанниками духовныхъ журналовъ? Мы крайне сомнваемся, чтобы дло это шло успшно,— какъ слдовало ,бы.
Безчеловчно поступая съ учениками при пріемныхъ экзаменахъ, грубо обращаясь съ ними въ теченіи всего курса, выгоняя изъ заведенія за каждую малость, за какую-нибудь недостающую 1/4 балла и вселяя, такимъ образомъ, только ожесточеніе и страхъ,— теплоты сердечной, любви къ ближнимъ наши семинаріи въ своего воспитанника вселить и не въ состояніи. Наставникъ, не имющій любви и даже снисхожденія, конечно, не можетъ сдлать сердце его мягкимъ, сострадательнымъ, любящимъ. Словомъ: отношенія нашихъ наставниковъ къ ихъ воспитанникамъ точно такія же, какъ и во всхъ свтскихъ,— чисто формальныя, оффиціальныя. Поэтому и мы поступаемъ на должности священниковъ съ такимъ же оффиціальнымъ направленіемъ, какъ и всякій воспитанникъ свтскихъ заведеній на свою должность, а грубое обращеніе семинарскаго начальства добиваетъ его характеръ. Поэтому всякій ученикъ семинаріи неминуемо долженъ выдти холоднымъ эгоистомъ., ожесточеннымъ, раздраженнымъ. Я не говорю отнюдь, чтобы вс ученики семинаріи непремнно выходили такими, нтъ, много людей выходятъ оттуда съ прекраснымъ, добрымъ сердцемъ, но въ этомъ семинаріи неповинны, это происходитъ независимо отъ нихъ: причиною доброты и мягкости сердца воспитанниковъ — ихъ родители и остатки домашняго воспитанія.
Такимъ образомъ, чтобы измнить наши отношенія къ приходамъ нужно, прежде всего, измнить многое въ самомъ воспитаніи готовящихся къ сану священника.

XLI.

Матеріальныя средства къ нашему существованію — доходы отъ требоисправленій. И въ глазахъ нашего начальства, и въ глазахъ общества составилось понятіе о раздленіи приходовъ на ‘хорошіе и плохіе’ и, конечно, не въ нравственномъ ихъ отношеніи, а исключительно по ихъ доходности. Воспитаннику семинаріи, не говоря уже о пономарств, тотчасъ по выход его изъ семинаріи, ‘хорошаго’ мста не дается. Поэтому у него, если бы онъ и не зналъ всхъ нашихъ порядковъ, невольно должно составиться понятіе о приходахъ многодоходныхъ и малодоходныхъ,— какъ объ арендной, слдовательно, стать. О нравственномъ слитіи съ приходомъ, о единеніи и т. п. тутъ не можетъ быть и помину.
Поступивши во священника, человкъ сразу уничтожается: у него нтъ ни помщенія, ни хлба, ни денегъ,— ровно ничего. Первою его заботою, неизбжно, должна быть забота о своемъ существованіи. При этомъ каждый знаетъ, что и впереди его ждетъ такая же нужда, какъ и теперь, что о немъ не позаботится никто во всю его жизнь и что въ старости его ожидаетъ одиночество и нищета.
Прихожане же каждаго новаго священника стараются тснить, чтобы сбавить платы за требоисправленія. Но одни изъ священниковъ сами начинаютъ тснить ихъ и вымогать непомрную плату, не смотря ни на бдность, ни на просьбы и слезы, ведутъ себя заносчиво, неприступно, другіе же, будучи не въ силахъ выбиться изъ-подъ такого давленія, терпятъ страшную нужду, третьи,— спиваются. О внутренней связи съ приходомъ и здсь не можетъ быть и рчи.
Таковъ порядокъ есть и долженъ быть при настоящей постановк дла: близкихъ, сердечныхъ отношеній между пастыремь и пасомыми и быть не можетъ.
Но, однако же, нельзя сказать, чтобы не было совсмъ никакихъ уже средствъ къ установленію хорошихъ отношеній, хотя отчасти. Такія средства есть. Я передамъ то, какъ дло это ведется у меня въ приход.
Лжи и мелочнаго самохвальства я себ не дозволяю. Это было бы и глупо, и не имло бы ровно никакого смысла. Я,— сельскій священникъ, подобныхъ которому въ Россіи боле 20,000, самохвальствомъ добиваться извстности изъ такой массы, гд тысячи лучше меня во всхъ отношеніяхъ, значитъ признавать самаго себя умопомшаннымъ, не признавая же себя таковымъ, я скажу сущую правду.
Трудно встртить такихъ добрыхъ прихожанъ, которые съ такимъ почтеніемъ относились бы къ своему священнику, какъ относятся мои ко мн: при встрч съ крестьяниномъ, я, первымъ словомъ, говорю ему раза три или четыре, чтобы онъ надлъ шапку. Иначе, говори съ нимъ сколько угодно, онъ, во все время, будетъ стоять безъ шапки. Иду я или ду по улиц и, не говоря уже о томъ, что вс взрослые издалека встаютъ и стоятъ безъ шапокъ, — вся мелюзга,— дти кричатъ мн со всхъ сторонъ: ‘батюшка, здравствуй!’ Иной ребенокъ, лтъ трехъ, не уметъ еще выговаривать, а, тоже, кричитъ за другими: ‘а! а!’ и кланяется. Лошадей своихъ я не держу, и мн все возятъ прихожане. Куплю, напримръ, пятериковъ пять дровъ, верстъ за 20 отъ села, пишу деревенскимъ старостамъ записки,— и на другой день подводъ 80 привезутъ мн дровъ, куплю для коровъ сна,— привезутъ и это. Вычистить пригороду, куда выпускаются коровы, вывезти со двора снгъ, котораго, случалось, наносило возовъ до 200, набить ледники и т. п., все это длаютъ мн прихожане. Въ прошломъ (1879) году я строился,— и изъ города, за 45 верстъ, мн вывезли 106 брусьевъ, известь и проч.— прихожане. Иногда случалось даже такъ: у меня при дом есть небольшой садикъ, копаешься, иногда, тамъ, подойдетъ мужичокъ, поглядитъ на цвтники и говоритъ: ‘песочкомъ надо бы тутъ посыпать!’ — Да, говорю, надо бы, да песку-то нтъ.— ‘Да разв насъ у васъ мало! Скажите десятнику, онъ и нарядитъ подводы дв, а то я вотъ пойду и скажу старост’.— и на другой день мн возовъ шесть привезутъ песку. Передъ свадьбами, по крайней мр на половину, идутъ ко мн за совтомъ: взять ли за сына дочь у такого-то крестьянина, или отдать-ли дочь къ такому-то? Приколотитъ пьяный мужикъ свою жену,— и она идетъ ко мн съ жалобой. Крайне рдки случаи, чтобы пьяный мужикъ прошелъ мимо моего дома,— непремнно постарается пробраться гд-нибудь по закоулкамъ, чтобы я не видлъ его. Толпятся мужики около кабака, иду или ду я, издали увидятъ вс,— и мгновенно вс разбгутся. Слово мое въ приход есть законъ. Конечно, все это зависитъ отъ доброты моихъ прихожанъ, но и я дорожу этимъ расположеніемъ: насколько только возможно, я держусь правила: не ссориться ни съ кмъ, ни при какихъ обстоятельствахъ, тотчасъ исполнять всякое требованіе каждаго и быть, насколько есть силъ, строгимъ къ себ. За требы я, лично самъ, не беру ничего, все беретъ мой дьяконъ. Но никогда и никого не тснитъ и онъ, поэтому пользуется и онъ большимъ расположеніемъ и пособіями. Другой священникъ получалъ бы, по всей вроятности, доходу втрое больше, чмъ мы, но мы не думаемъ, чтобы что-нибудь теряли и мы. Своимъ трудомъ прихожане наверстываютъ намъ-то, чего не додаютъ деньгами. Для крестьянина выгодне създить намъ за дровами, чмъ отдать лишній рубль за требу, а для насъ это все равно. Взятый мною рубль я отдалъ бы ему же за подводу. Значитъ, что мы въ барышахъ оба и, при этомъ, находимся въ хорошихъ отношеніяхъ.
Но это все, что длается съ моей стороны, о чемъ сказалъ я, есть, какъ-бы, отрицательная сторона, положительная же,— въ моихъ съ прихожанами бесдахъ. Лтомъ, по праздникамъ, у утрени въ церкви народу у насъ бываетъ довольно много. Посл утрени я выйду на амвонъ, просто, безъ эпитрахили, прочту и объясню евангеліе этого дня, прочту еще что-нибудь, спрошу поняли ли, нкоторыхъ прошу и разсказать, что говорилъ я. Въ хорошую же погоду выйдемъ вс на крыльцо церкви,— а церковь у насъ большая, крыльцо тоже высокое и большое,— сяду, около меня посядутся вс, обступятъ со всхъ сторонъ внизу,— я и читаю, и толкую съ ними часъ или полтора. Тутъ дло идетъ у насъ запросто. Тутъ я выслушиваю вопросы и сужденія каждаго,— мы тутъ не стсняемся совсмъ другъ друга. Самое-же главное: посл обдни я объявляю, что я пріду въ такую-то деревню. Управившись въ церкви со всми молебнами, крестинами и пр., придешь домой, напьешься чаю, закусишь, а иногда и нтъ,— и подешь. Въ назначенномъ дом меня уже ждутъ человкъ 20. Увидятъ въ деревн, что я пріхалъ, соберется и еще человкъ 50, иногда и больше,— и начнется наша бесда. Тутъ мы совсмъ уже свои люди: и я безъ рясы, и слушатели мои въ чемъ попало. Здсь я читаю, разсказываю, мн длаютъ вопросы, я длаю,— и толкуемъ обо всемъ. Иногда говорятъ мн: недавно прізжали молокане, верстъ изъ-за 200, жили три дня и говорили вотъ что, или скажутъ: раскольники были и говорили вотъ что. Я, конечно, объясню на толки тхъ и другихъ. (Въ моемъ приход сектантовъ нтъ). Тутъ толкуемъ мы и о хозяйств, и о семейныхъ длахъ,— обо всемъ. Въ 1879-мъ году мн передали даже такія вещи: ‘на прошлой недл, говорятъ мн, шли два мужичка въ Кіевъ къ св. мощамъ, чьи-то, говорятъ, дальніе, одинъ изъ нихъ отбилъ ноги и они прожили у насъ три дня. Все разспрашивали они, какъ мы живемъ, много ли у насъ земли, много ли платимъ податей, все жалли, что у насъ земли мало (въ д. Кувык), что казенная земля дорого арендаторами сдается, что мы бдны. Разговорчивые какіе! Скоро, говорили они, всю казенную землю раздадутъ по мужикамъ, что всмъ губернаторамъ прислана уже отъ Государя бумага, чтобы раздать всю землю, а податей брать только половину, что въ Вологодской губерніи всю землю роздали уже по крестьянамъ, а подати сбавили, что они проходили чрезъ эту губернію и сами все это видли. Матвй К. (хозяинъ дома) сказалъ имъ: ‘этого быть не можетъ: гд же будутъ деньги брать солдатъ содержать, чиновникамъ жалованья давать? Я былъ и въ Турціи, въ Іерусалим,— везд подати платятъ, и солдатъ держатъ, и жалованье чиновникамъ платятъ’. Какъ они на него прикрикнутъ!’…
Рекомендую моимъ собратіямъ испытать это средство для сближенія съ прихожанами. Я нахожу это средство лучшимъ, если не единственнымъ изо всхъ. Не могу скрыть, что дло это очень, даже очень трудное, но въ собраніи, запросто, безъ всякихъ церемоній, видть въ народ эту вру, эту готовность и эту жажду слушать тебя, это довріе,— забываешь всякій трудъ и умиляешься самъ до глубины души. Это лучшее средство и научить чему-нибудь.
Однажды, я, въ годичномъ отчет, довелъ до свднія преосвященнаго о своихъ бесдахъ, преосвященный остался очень доволенъ ими, сдлалъ распоряженіе, чтобы вс священники вели такія же бесды и, для контроля, излагали бы ихъ въ особыхъ тетрадкахъ, благочиннымъ же вмнено было въ обязанность просматривать ихъ. Дло приняло оффиціальный видъ. Меня за это вс батюшки поругали, года два нкоторые изъ нихъ писали поученія, но бесдъ вели мало. Въ объзды епархіи преосвященный сперва спрашивалъ у нкоторыхъ священниковъ тетради съ бесдами, но потомъ пересталъ и онъ. Такъ дло это и пропало. Другаго исхода не могло и быть, потому что излагать на бумаг то, что говоришь и какъ говоришь,— нтъ никакой возможности. Поученія и теперь говорятъ многіе, но это не то. Моя бесда,— просто бесда домашняя. Еслибъ изложить въ точности, дословно, все, что и какъ говоришь тутъ, такъ это вышло бы такое произведеніе, за которое консисторія не только что не представила бы къ набедреннику, а еще взыскала бы штрафовъ пять, по крайней мр. Тутъ я прочту и объясню что-нибудь изъ евангелія, побраню мужика, зачмъ онъ, да еще съ сыномъ вмст, ходитъ въ кабакъ, прочту что-нибудь изъ св. исторіи, поговорю объ урожа, падеж скота, о томъ, что нужно чаще ребятъ мыть,— мы говоримъ обо всемъ. Но это: ‘все’, безобразное, можетъ быть, по форм изложенія, лучше всякаго ‘огненнаго’ слова. Въ этомъ поврьте мн. Я узнаю тутъ все, что длается у меня въ приход и, вовремя, могу подать посильный совтъ. Въ подобныхъ бесдахъ до фамильярностей мы не доходимъ, но мы другъ съ другомъ, какъ-бы, роднимся,— это другаго рода школа.
Кром того, пока священникъ въ деревн, ни одинъ крестьянинъ нейдетъ въ кабакъ, боясь, чтобъ не сказали ему к онъ не позвалъ бы къ себ. А перехвативши, такъ сказать, самое горячее время,— отъ обда до вечера, ночью мужикъ туда уже не пойдетъ. Да, эти простыя бесды,— великое дло! Но… полнйшая зависимость отъ приходовъ, нердкіе случаи злоупотребленія непритязательностью моего дьякона, плата за требоисправленія и пр. отравляютъ все дло, пуще всякаго яда…
Посл этого можно только сказать: несчастны т люди, которые, даже при всемъ своемъ желаніи, не могутъ выполнить своего долга!…

XLII.

Благочиннымъ, большею же частію, ихъ помощникамъ, нердко поручается длать справки по церковнымъ документамъ, дознанія и производства слдствій.
Какой-нибудь мщанинъ проситъ выдать ему метрическое свидтельство, для утвержденія его въ правахъ наслдства. Консисторія, не справляясь съ метриками, имющимися въ ея архив, предписываетъ благочинному или его помощнику сдлать справку по церковнымъ документамъ, и представить ей съ своимъ удостовреніемъ, что представляемая справка съ церковными документами врна. Нердко случается, что село, гд нужно взять такую справку, находится отъ благочиннаго или его помощника верстахъ въ 70. Предписывать духовенству выслать справку къ нему благочинный не можетъ, такъ какъ онъ самъ долженъ видть документы, чтобы засвидтельствовать ея точность, онъ долженъ хать туда самъ. Но такъ какъ подобныхъ длъ бываетъ множество, и часто случается, что, създивши въ село, дня чрезъ два — три, приходится хать туда же опять, то благочинный и не торопится хать. Чрезъ мсяцъ консисторія подтверждаетъ: ‘поспшить представленіемъ справки’. ‘Ну, думаетъ благочинный, длать дло не такъ легко, какъ предписывать! У меня еще сно не убрано, оно можетъ погнить, и это будетъ стоить мн больше 100 р. Жнецовъ или косцовъ артель,— я за ними глядть долженъ,— дожди, зимой вьюга, метель… хать нтъ и возможности. Если эта справка консисторіи нужна непремнно, неотложно, то метрики у нея подъ руками’. Чрезъ нкоторое время консисторія опять: ‘представить справку съ первою отходящею почтою, въ противномъ случа’… Чуть не вислица! Благочинный нанимаетъ на свой счетъ лошадей до перваго села, тамъ духовенство нанимаетъ до втораго, тамъ — до мста, гд нужно взять справку. Прізжаетъ благочинный, прикажетъ сдлать въ три строки выписку изъ метрики, посмотритъ въ самую метрику,— и домой. Мстное духовенство нанимаетъ ему лошадей до ближайшаго села, тамъ до слдующаго, а тутъ — до мста жительства благочиннаго.
Такимъ образомъ то, что можно было бы сдлать въ консисторіи въ 10 минутъ, тянется цлые мсяцы, консисторіи обременяютъ перепискою и себя, обременяютъ и вводятъ въ хлопоты и расходы и благочинныхъ, и духовенство совершенно невинно, Богъ знаетъ изъ-за чьего дла.
Жителю С.-Петербурга трудно понять наши порядки и, вообще, горожанинъ не пойметъ ихъ. Чтобы уяснить себ наши порядки разъздовъ по дламъ службы, представимъ это наглядне. Представимъ, что какому-нибудь мирному гражданину, живущему своимъ трудомъ гд-нибудь около Невской Лавры и никогда не помышляющему о судопроизводств, велно сдлать дознаніе близъ института горныхъ инженеровъ. Ему приказали, — и онъ, не зная, какъ и приняться за порученное ему дло, бросаетъ вс свои домашнія занятія, единственное средство къ его существованію,— нанимаетъ извощика и детъ до Знаменской гостинницы. Является въ гостинницу, тамъ предлагаютъ ему стаканъ чаю и легонькую закуску, но онъ, не заплативши ни за что денегъ, требуетъ, чтобъ ему наняли извощика до дома Блосельской-Блозерской. Здсь зазжаетъ въ чей-нибудь домъ, отрываетъ хозяина или управляющаго домомъ отъ дла, и требуетъ, чтобъ его довезли до Казанскаго собора. (О конной желзной дорог мы не говоримъ потому, что он лежатъ не по всмъ улицамъ Петербурга). Здсь зазжаетъ хоть въ домъ Корпуса и требуетъ лошадь до Конногвардейской улицы. Тамъ задетъ въ домъ духовенства Исаакіевскаго собора и требуетъ лошадь до академіи художествъ. Отсюда требуетъ лошадь до Горнаго института. Здсь, сдлавши свое дло, онъ требуетъ, чтобъ хозяинъ дома довезъ его обратно до академіи художествъ, оттуда до дома Исаакіевскаго духовенства, и такъ дале,— до своей квартиры — къ Лавр. Въ то же время назначаютъ лицу вліятельному, могущему сдлать всякому какую-нибудь гадость, произвесть слдствіе. Лицо это живетъ на Обуховскомъ проспект, положимъ хоть въ дом Жукова, а слдствіе произвесть нужно около Семеновскихъ казармъ. Этотъ слдователь, какъ начальство, детъ уже не такъ: въ счетъ подчиненныхъ, своихъ сослуживцевъ, нанимаетъ карету и детъ на Лиговку въ д. Воронина. Не обращая вниманія,— днемъ ли это, ночью ли,— онъ взбудоражитъ весь домъ, потребуетъ чаю, водки, закуски, взятку и карету до дома В. А. Полетики на Литейномъ проспект. Оттуда ударитъ на Самсоніевскій проспектъ въ д. Васильева, отъ него къ Тучкову мосту на Петербургскую сторону, отсюда на Каменный островъ, съ Каменнаго къ почтамту, отсюда уже къ Семеновскимъ казармамъ. Проживши на слдствіи дня два, онъ отправляется въ Кушелевку, тамъ — въ Лсной институтъ, оттуда на Черную рчку и т. д. и т. д. Исколесивши весь Петербургъ и обезпокоивши 40—50 домовъ, онъ возвращается домой съ набитыми животомъ и карманами. Чрезъ два-три мсяца, а можетъ быть и два-три дня, въ эти же дома вваливаетъ другой, подобный этому, слдователь, тамъ третій и — безъ конца. Что сказали бы жители Петербурга, еслибъ у нихъ были такіе порядки? Что сказали бы они, еслибъ вс члены полиціи, мировые судьи, экстренные и обыкновенные судебные слдователи такъ безпокоили мирныхъ гражданъ столицы? Такіе порядки, прямо, невозможны, скажетъ всякій. Это были бы не порядки, а неурядица, какой не можетъ быть не только ни въ одномъ благоустроенномъ государств, но даже нигд, во всемъ свт. И дйствительно, этого и нтъ нигд, во всемъ свт, кром насъ, православнаго русскаго духовенства! Такіе порядки возможны именно только у насъ однихъ. У насъ: назначаютъ рядовому священнику произвесть слдствіе или сдлать дознаніе, — онъ, несчастный, не зная, какъ и приняться за порученное ему дло, бросаетъ домъ, приходъ и хозяйство, нанимаетъ отъ себя лошадку и детъ до ближайшаго села. Тамъ напоятъ его чайкомъ и дадутъ лошаденку до слдующаго и т. д. Чрезъ нсколько дней онъ, голодный, возвращается тмъ же путемъ домой и, убитый нравственно, отсылаетъ консисторіи результаты своей поздки. Нердко случается, что, за неполноту слдствія, получаетъ выговоръ и снова детъ для дополненія. Но если детъ великое начальство,— благочинный или, и того горше, членъ консисторіи, въ род Дмитрія Акимовича Крылова, то тутъ уже не то: тутъ взбудоражится все,— всхъ поднимутъ на ноги и,— день ли это, ночь ли, здоровы ли въ дом, больны ли — все равно, хозяинъ гостя ублажи, упой, накорми, въ карманъ ему положи, тройку лошадей дай, самого въ экипажъ уложи и — распрощайся. Посл такихъ гостей хозяева, обыкновенно, не скоро приходятъ въ нормальное состояніе. Если детъ благочинный, то онъ детъ, но крайней мр, по прямому направленію, но если онъ въ род Д. А. Крылова, такъ онъ и исколеситъ всю епархію,— и везд нужно, даже вынуждено духовенство принять, угостить, дать и за подводу заплатить 3—4 рубля. Да, скажемъ опять: это у насъ только и возможно! Какъ это ни нелпо, какъ ни безсмысленно, какъ ни тяжело духовенству, какъ ни грустно все это,— но это считается у насъ порядкомъ,— что это такъ и быть должно…
Но мы, начальство, широки только между своими, духовными, крестьяне, привыкшіе, по старымъ традиціямъ, смотрть на чиновника. какъ на притснителя, безпрекословно исполняютъ его приказанія, только боясь палки, наши же требованія они исполняютъ только посл долгихъ и многихъ хлопотъ съ нашей стороны: при нашихъ слдствіяхъ много приходится употреблять хлопотъ, чтобы вызвать къ себ мужика къ допросу.
Изъ множества такихъ длъ, скажу объ одномъ. Однажды, лтомъ, только что пріхалъ я домой изъ села за 65 верстъ, куда здилъ я изъ-за метрической справки, какъ получаю указъ хать туда же опять, по длу о пропуск по метрикамъ одного мужика, у котораго сынъ подлежалъ отдач въ солдаты. Я нанялъ лошадей за 3 р. и похалъ до ближайшаго села. Тамъ духовенство наняло лошадей до слдующаго, оттуда — до мста слдствія. Я нарочито пріхалъ въ праздникъ, чтобы застать крестьянъ дома.. Священникъ ухалъ въ городъ, а крестьяне, хотя были и не въ пол, но, за то, вс въ кабак. Несчетное число разъ посылалъ я и дьячковъ, и церковнаго сторожа и за сотскимъ, и за десятникомъ, и за старостой,— нейдетъ никто, да и только. ‘Намъ, говорятъ, не до поповскихъ длъ,. у насъ свои дла, поважне ихнихъ’. Ночью пріхалъ священникъ, до свта еще послалъ за старостой,— и крестьяне явились вс, кром одного, который до свта ухалъ въ поле. ‘Что вы, говорю, не пришли ко мн вчера? Вдь напрасно только задержали и меня вчера, и себя теперь’.— ‘Да признаться, вс были выпивши, идти-то къ вамъ и стыдно было’. Крестьянинъ, ухавшій въ поле, былъ мн нуженъ. Я послалъ за нимъ причетника отыскать его въ пол. Но крестьянинъ не хотлъ бросить своей работы, и явился ко мн поздно уже вечеромъ. Кончивши дло, я ду обратно домой: мстный причтъ нанимаетъ мн пару лошадей до ближайшаго села, въ этомъ нанимаютъ до слдующаго, тамъ — до моего дому. Такимъ образомъ моя поздка, изъ-за чужаго дла, духовенству, ни въ чемъ неповинному, стоила 14 рублей, а мн 3 р. и четыре дня времени. И это случится въ теченіи года не одинъ разъ…
Производство слдствій поручается, большею частію, частнымъ священникамъ,— кому-нибудь изъ ближайшихъ къ подсудимому. Но если и мы, старые благочинные, нердко путаемся при слдствіяхъ, то рядовой священникъ, никогда и не помышлявшій о производств ихъ, не знаетъ, большею частію, какъ къ длу и приступиться.
На мст слдствія, прежде всего, насъ затрудняетъ квартира. Останавливаться на общей чиновничьей взъзжей квартир намъ неудобно, такъ какъ туда, во время слдствія, могутъ пріхать гражданскіе чиновники по своимъ дламъ и мы стали бы мшать одинъ другому. Поэтому слдователь останавливается, обыкновенно, въ церковной сторожк. Формально извстивши тяжущіяся стороны о своемъ прізд, проситъ отвести ему квартиру, по обоюдному согласію сторонъ и выслать туда депутатовъ. Въ этой переписк проходитъ день, а иногда и больше. При производств слдствія случалось, и не разъ, что иной сутяга ни за что не дастъ отвта. ране трехъ сутокъ. А тамъ: то того крестьянина нтъ дома, то другой нейдетъ. Бьешься-бьешься, иногда, удешь домой и просишь полицію и волостное правленіе обязать подпискою нужныхъ ко спросу крестьянъ явиться къ извстному дню. Полиція и волостное правленіе вышлютъ подписки, прізжаешь, а крестьяне прізжать, на мсто слдствія, и не думали. Побьешься дня четыре, и опять удешь домой. Однажды, мн привелось прожить на слдствіи боле трехъ недль, по самому пустому длу. Долго бьется слдователь, тяжущіяся стороны, во все время ироизводства слдствія, молчатъ, наконецъ, закончишь дло и предъявляешь имъ его. Т, въ подписк, излагаютъ все, что находятъ нужнымъ для пополненія. Большая же часть пишетъ только, что противузаконныхъ дйствій, со стороны слдователя, ими не замчено. И дло представляется въ консисторію.
Если слдователь не самъ лично представляетъ свою работу въ консисторію и не переговоритъ наедин съ столоначальникомъ, то штрафа ему не избжать: или записка составлена неполно, или листы тетради не перенумерованы, или блый полулистикъ угодилъ между писанными, или спрошено лицо подъ присягою, тогда какъ приводить его къ присяг не слдовало, или, наоборотъ: спрошено безъ присяги, тогда какъ слдовало бы спросить подъ присягою, или не спрошено лицо совсмъ, тогда какъ показаніе его оказывается нужнымъ и т. п. За все это слдователя штрафуютъ. Правда, нын порядки эти измнились нсколько къ лучшему: нын, по крайней мр, укажутъ въ чемъ неполно слдствіе и чмъ дополнить его, хотя и оштрафуютъ, или сдлаютъ выговоръ, но прежде длалось такъ: представишь слдственное дло, а теб возвращаютъ его, и пишутъ: ‘такъ какъ слдствіе неполно, то консисторія приказали: дополнить его нужными свдніями’. Но чмъ дополнить,— понять не можешь. Подешь опять, сдлаешь спросъ одному кому-нибудь,— почти, кто попадетъ подъ руку,— отошлешь дло въ консисторію, пятишницу столоначальнику,— и выйдетъ все и полно, и по форм сдлано. Нын этого уже нтъ.
Въ ршеніи длъ нельзя похвалиться особенной скоростью, но если, при обсужденіи длъ и въ окружныхъ нашихъ судахъ, гд судъ ‘скорый и милостивый’, подсудимымъ, часто, приходится сидть въ острогахъ, неповинно, до ршенія. дла, цлые годы,— при новомъ, организованномъ судопроизводств,— то намъ тянуть дла и Богъ проститъ, на насъ нельзя и взыскивать. У насъ, и дйствительно, дла ршаются не скоро, особенно если канцелярскіе чиновники видятъ, что около просителя можно малой толикой поживиться. Находчивость, чтобъ протянуть дло и вытянуть какой-нибудь двугривенный, бываетъ, иногда, замчательная, хотя, конечно, все это крайне грустно. Однажды, прихожу я въ консисторію и, вмст со мной, подходитъ къ столоначальнику Г. старушка, вдовая священническая жена, и проситъ его написать ей поскоре билетъ въ Кіевъ. ‘Ваше благородіе, взываетъ старушка, сдлайте милость! Я хожу вдь третью уже недлю’… Столоначальникъ вскочилъ, какъ съ горячей сковороды, обращается ко мн и говоритъ: ‘послушайте, о. благочинный! Она проситъ билетъ въ Кіевъ’!… И, при этомъ, съ жаромъ, вытянулъ руку въ сторону. — ‘Въ Воронежъ’!… И протянулъ другую руку, въ другую сторону.— ‘Въ Москву’!… И указалъ въ третью сторону. ‘Видите куда! Да и дай ей сейчасъ билетъ!… Пошла прочь!’
— Ваше благородіе!
— Теб говорятъ, что этакаго дла сдлать скоро нельзя! Россія велика.
И это говорилось такимъ тономъ? и съ такими жеcтами, какъ будто ему приходилось ходить за ней самому по всей Россіи.
— Ваше благородіе!
— Нужно еще запросить по всмъ столамъ, нтъ ли за тобой длъ!
— Какія же за мной дла? Пожалуй, запросите.
— Надобно запросить и градскаго благочиннаго, ты здсь давно шляешься, можетъ быть, что-нибудь въ город надлала, что и билета дать нельзя!
— Чтожъ, пошлите чиновника и къ благочинному, спросите и его.
Одинъ изъ писцовъ огрызнулся: собака теб чиновникъ-то, будетъ бгать для тебя по городу!
И пошла, несчастная, въ свой уголъ.
Слдователь представляетъ дло съ своей запиской. Столоначальникъ читаетъ дло и записку слдователя и по нимъ составляетъ свою записку. Но привычка не обращать вниманія на положеніе людей много приносила горя людямъ, состоящимъ подъ судомъ. Человкъ, напр., лишенъ мста, ни онъ, ни семья его не имютъ куска хлба, угла, куда преклонить голову,— а столоначальникъ, разсматривающій дло, тянетъ цлые мсяцы изъ такихъ пустяковъ, которые, положительно, не имютъ значенія. Изъ множества извстныхъ мн случаевъ скажу объ одномъ. Священникъ Ж. удаленъ былъ отъ мста. Бднякъ и безъ того, онъ боле мсяца ходилъ въ консисторію и умолялъ столоначальника Г. приняться за разсмотрніе его дла. Обобравши его до нитки и опивши разъ десять, Г., наконецъ, взялъ дло въ руки, сталъ перелистывать и видитъ, что слдователемъ не приложено записки,— извлеченія изъ дла.— ‘Записки нтъ, оборотить къ слдователю для составленія записки’, завопилъ столоначальникъ! Насилу товарищи его, другіе столоначальники, могли уговорить его не волочить дла и сжалиться надъ несчастнымъ Ж., и то подъ тмъ условіемъ, что одинъ изъ столоначальниковъ взялся составить записку самъ,— вмсто слдователя.
Сказать къ слову: Г. за время своей долголтней службы такъ набилъ руку на взятки, что, однажды, не далъ спуску даже своему родному отцу.
Однажды отецъ его, дьячокъ, перемщался въ другой приходъ и долженъ былъ взять въ его стол перемстительный указъ. Дня четыре отецъ ходилъ въ консисторію, и сынокъ все отговаривался, что дла по горло, указъ писать некогда. Наконецъ, приходитъ отецъ, сынокъ всталъ и говоритъ: ты, тятинька, я вижу, хочешь выхать ‘на сухихъ!’ У меня положено три цлковыхъ за перемстительный указъ, борозды не порть и ты, а то, на тебя глядя, и другіе не станутъ давать. Ты, тятинька, не обсвокъ въ пол, три рублика выложь’!
— Ахъ ты!…
— Ты, тятинька, не ругайся, а то секретарь услышитъ, велитъ тебя вывесть, и мн будетъ стыдно за тебя.
Отецъ поругалъ — поругалъ да и отдалъ три рубля, а сынокъ вынулъ изъ ящика приготовленный уже указъ.
Что Г. былъ негодяй,— это еще ничего бы, негодяевъ много везд. Но странно, даже обидно, то: неужто о.о. члены консисторіи не знали, что между ихъ столоначальниками есть такіе негодяи!…
Въ прежнее время столоначальники разсматривали слдственныя дла, и они же писали и самыя ршенія. Членамъ консисторіи приходилось только списывать и исправлять грамматическія ошибки столоначальниковъ. А недавно умершій членъ консисторіи В. И. Жуковъ, въ начал своего членства, какъ-только дло, мало-мало, серьезное, то возьметъ его на домъ и отправляется съ нимъ къ благодтелю своему, помщику-дльцу Протопопову, тотъ напишетъ ему мнніе, Жуковъ перепишетъ и несетъ въ консисторію.
Теперь дла измнились къ лучшему, нтъ спора, но, однако же, до сихъ поръ консисторіи ршаютъ вс дла, основываясь исключительно на томъ, что есть въ слдственномъ дл. Они не требуютъ никакихъ личныхъ объясненій или разъясненій дла, не входятъ въ обстоятельный разсмотръ причинъ того или другаго поступка, предъ ними исписанная бумага,— и по ней ршается участь человка, тогда какъ полагаться исключительно на эту бумагу крайне сомнительно, потому что слдователь, если не иметъ возможности дать видъ слдствію совершенно по своему произволу, то всегда можетъ или сгладить, или увеличить значеніе вины подсудимаго. И на этихъ-то, неврно выставленныхъ, фактахъ основывается ршеніе дла. Скажу объ одномъ случа изъ собственной практики.
Въ одной изъ деревень С. губерніи жилъ помщикъ, нкто В. Оставшись малолтнимъ посл отца, онъ лтъ 5—6 потолкался около гимназіи, записался въ канцелярію губернатора, получилъ чинъ,— и зажилъ на славу. Слишкомъ боле 12 тысячъ руб. онъ проигралъ въ карты, однажды, въ день похоронъ своей матери. Неразлучными друзьями и спутниками во всхъ кутежахъ и безобразіяхъ его были особенно два члена провіантской коммисіи С. и Д. Однажды компанія друзей, человкъ въ 15, ввалила въ театръ, въ то время, когда народъ выходилъ уже изъ него, вошла въ ряды креселъ и В. закричалъ: ‘тысячу рублей! Начинай съ начала’! Компанія подхватила: ‘мы даемъ другую тысячу, съ начала начинай’! И, минутъ чрезъ 15, занавсъ поднялся. Въ средин втораго или третьяго дйствія В. заоралъ: ‘довольно!. Иди вс въ Барыкинскую гостинницу!… По тысяч руб. на рыло: пляши русскую, въ чемъ мать родила’! И каждое рыло получило по 1000 р.
О В. можно было бы сказать многое, но я скажу только это, чтобъ дать понятіе, что это былъ за господинъ.
Рядомъ съ В. по имнію жилъ нкто старикъ В. П. П. Это была знаменитость другаго рода. О немъ, тоже, нужно сказать слова два-три.
Въ сел Г. жила старушка-барыня К. Это была, какъ дв капли воды, Гоголевская Коробочка, но только барыня была богатая, хотя и безграмотная. Я былъ у нея въ дом раза три, и зналъ ее хорошо. У нея была дочка Машенька, и такая же простенькая, какъ ея матушка, какъ она звала ее.
По какому-то случаю родственники покойнаго мужа К. стали отбивать у нея часть имнія,— село, крестьянъ и земли около 2000 дес. Переполошилась старуха, и поскакала въ городъ С. Тамъ сказали ей, что дло ея пропащее, и что помочь ей можетъ разв одинъ только П., какъ извстный длецъ. Она къ нему.
— Отдайте за меня Машеньку, и въ приданое село Н. Иначе отобьютъ его!
— Помилуй, отецъ родной! Ты и не изъ дворянскаго роду, и старикъ, возможно ли это! Бери денегъ, сколько хочешь, а Машеньку не отдамъ.
— Ну, какъ знаешь!
Ходакомъ съ противной стороны былъ онъ же, П. И. имніе отбилъ. Барыня въ отчаяніи скачетъ опять въ С. и бросается къ П.
— Бери за себя мою Машеньку, бери все, но отсуди вотчину! Пропадай все, лишь бы только не досталось имъ!
Снова П. началъ будоражить дло, снова началась безконечная переписка,— и судъ ршилъ возвратить имніе К. Прилетаетъ П. съ радостной всточкой къ нареченной своей тещ: ну, говоритъ, теперь дло за свадьбой! Дло наше поршено, велно имніе возвратить вамъ…
— Нтъ, В. П., бери денегъ, сколько хочешь, а Машеньку за тебя не отдамъ!
Поспорили, покричали, и разстались. П. поднимаетъ снова дло, и имніе отбилъ. Прилетаетъ старуха къ П.
— Что ты, извергъ, кровопійца, сдлалъ со мной! Опять отбилъ!
— Отбилъ. Отдай Машеньку, все твое опять будетъ.
— Ну, бери, кровопійца!
— Нтъ, теперь ужъ не обманешь. Давай сперва повнчаемся.
Побилась-побилась старуха, да и выдала свою Машеньку.
П. началъ дло снова, долго тднулось оно, но, наконецъ, все-таки, имніе отбилъ, и сдлался помщикомъ села Н. Напротивъ церкви онъ выстроилъ хорошій домъ, отдлалъ два запущенныхъ сада и развелъ пчелъ. Въ конц 1840-хъ и въ начал 1850-хъ годовъ въ этомъ сел былъ священникъ нкто Д., мужчина грубый до крайности. Однажды, рой барскихъ пчелъ и привйся на колокольню. Попъ съ лукошкомъ, баринъ съ роевней туда! Одинъ кричитъ: у меня улетлъ,— мой! Другой оретъ: ко мн привился,— мой!— Да и сцпились… Оба были высокаго росту, здоровенные, но только священникъ, по лтамъ, годился барину во внуки. Долго ломали они ребра другъ другу, наконецъ, священникъ, какъ-то, изловчился, да и пырнулъ барина въ зашей съ лстницъ,— и завладлъ роемъ.
Не желая простить такой обиды священнику и, вмст, не желая компрометтировать себя изъ-за роя., П. и подговорилъ сосда своего В. подать на него прошеніе и требовать вывести его изъ прихода.
В. подалъ прошеніе такого рода (дословно): ‘священникъ Д. несвоевременно креститъ, несвоевременно внчаетъ, несвоевременно хоронитъ, несвоевременно служитъ обдни и несвоевременно исправляетъ требы. Поэтому покорнйше прошу, в. п — во, вывесть его изъ нашего прихода’. Мн велно было произвесть слдствіе.
Кляузы непріятны какому бы то ни было слдователю, не люблю ихъ и я. Но тутъ жалуются на священника такіе люди, въ которыхъ, самихъ-то, нтъ ни стыда, ни чести, ни совсти… И я положилъ себ, еще заране, оправдать его во что бы то ни стало, хотя бы даже и оказались за нимъ какіе-нибудь проступки.
В. выслалъ мн своего старосту депутатомъ, съ барской печатью. Но, къ счастью священника, у старосты была въ это время, какая-то родственная свадьба, я въ первую же ночь отпустилъ его погулять, чему онъ былъ радехонекъ. Утромъ онъ пришелъ ко мн въ квартиру пьяный, и весь день проспалъ.
Ночью я отпустилъ его опять,— и такъ цлую недлю. Онъ отдалъ мн свою печать,— и я писалъ, что зналъ и прикладывалъ ее, гд нужно. Священникъ вышелъ у меня чуть не святымъ. Правда, что за нимъ не было никакихъ важныхъ проступковъ, онъ только, вообще, грубо по временамъ обращался съ прихожанами и иногда заставлялъ по долгу ждать себя при требоисправленіяхъ.
По слдствію консисторія нашла священника невиннымъ и оставила на прежнемъ мст.
Я, конечно, не единственный въ мір слдователь, который не ставилъ каждаго слова въ строку. Множество слдственныхъ длъ, и по боле важнымъ дламъ, которыя производятся несравненно еще боле пристрастно. Консисторіи же, не имя подъ руками ничего, кром исписанной бумаги, по необходимости должны ршать многія дла несправедливо, по несправедливо произведенному слдствію,— это неизбжно. Будь гласное судопроизводство, тогда и слдователи были бы осторожне, и дло выяснилось бы точне, и ршенія были бы справедливе. Теперь же у насъ много значитъ и личное отношеніе судей къ подсудимымъ, и потому случается иногда: консисторія ршитъ дло такъ, а св. Синодъ, при безпристрастномъ обсужденіи всхъ обстоятельствъ, перершаетъ совсмъ иначе. Намъ,’напр., извстенъ такой случай: одинъ священникъ повнчалъ солдатку вторымъ бракомъ по удостовренію полиціи о смерти ея перваго мужа. Посл оказалось, что мужъ ея живъ. Консисторія опредлила послать его на четыре мсяца въ монастырь, св. же Синодъ опредлилъ сдлать ему за неосмотрительность замчаніе,— и только. Правда, что и въ гражданскомъ гласномъ судопроизводств существуетъ не даромъ цлая лстница судебныхъ инстанцій, и на каждой ступени дла ршаются по-своему, но думается, что при открытомъ судопроизводств мене бываетъ ошибокъ въ ршеніи, чмъ при закрытыхъ дверяхъ,— втихомолку. Будь закрытый судъ и самый справедливый, онъ все-таки внушаетъ къ себ недовріе, даже при всемъ безпристрастіи его и всемъ желаніи судей быть справедливыми. Прежнія злоупотребленія глубоко залегли въ душу и память о нихъ изгладить не легко. А если что-нибудь всплываетъ на верхъ и нын изъ старой закваски, то бываетъ даже обидно предъ другими сословіями.
Въ прежнее время бывали и такіе случаи, что, при ршеніи дла, вс обстоятельства, служащія къ обвиненію подсудимаго, выпускались и выставлялись одн лишь оправдывающія его — и подсудимый выходилъ чистъ. Бывало и наоборотъ. То и другое длалось смотря по особымъ обстоятельствамъ. Одинъ, напримръ, слдователь писалъ показанія отъ крестьянъ объ ихъ дьякон такого рода: первый крестьянинъ показываетъ: ‘о. дьяконъ нашъ, хотя и шибко выпиваетъ, но онъ человкъ смирный и худаго про него я сказать не могу ничего’. Другой говоритъ: ‘о. дьяконъ нашъ, хоть иногда въ кабачк и повздоритъ съ кмъ, пожалуй и подерется, но на нетрезвомъ человк взыскивать нельзя. Въ служб-же онъ хорошъ, голосистый, служитъ каждую обдню’. Третій: ‘нашъ о. дьяконъ предобрйшій человкъ, онъ запросто обходится съ малымъ ребенкомъ, хлбосолъ такой, что людей такихъ мало. На праздникъ или къ нему вс. Обнимется съ нашимъ братомъ, запросто, да по улиц и пойдетъ закатывать псни. Не отставай, говоритъ, ребята, валяй! Простой человкъ, что людей такихъ мало’ и т. п. Консисторія въ записк своей означила: ‘по показанію прихожанъ дьяконъ N. человкъ смирный, про котораго ничего худаго сказать нельзя, въ служб хорошъ, иметъ хорошій голосъ, службъ церковныхъ не опускаетъ, человкъ предобрый, обходительный, хлбосолъ’ и пр., словомъ: дьяконъ вышелъ, хоть въ святцы записывай — и такимъ образомъ мало того, что оставленъ на мст безъ всякаго наказанія за безобразія, но ему данъ поводъ еще къ худшимъ безобразіямъ.
Въ одномъ селеніи ближайшей къ Саратову губерніи прихожанинъ подалъ прошеніе на священника, что тотъ взялъ съ него за свадьбу 5 р. и что онъ, священникъ, вообще тснитъ прихожанъ при требоисправленіяхъ. Консисторія предписала благочинному сдлать дознаніе. Вс прихожане единогласно одобрили священника и обвинили крестьянина. Консисторія потребовала запись братскихъ доходовъ и положила опредленіе такого рода: ‘изъ представленной благочиннымъ записи братскихъ доходовъ причта села N. видно, что причтъ беретъ за вс обязательныя требоисправленія, какъ-то: крещеніе, бракъ и др., такъ подъ числомъ… значится: получено за свадьбу съ крестьянина NN. 3 р., за крещеніе… и пр. Но такъ какъ въ указ св. Синода… изложено, что Государемъ Императоромъ Высочайше повелно воспретить брать за обязательныя требоисправленія, то консисторія приказали и его преосвященство утвердилъ: оштрафовать причтъ села N. десятью рублями подоходно съ внушеніемъ, что причтамъ разршается брать плату только за запись браковъ, крещенія и другихъ таинствъ въ метрическія книги, но не за совершеніе самыхъ таинствъ’.
Намъ извстенъ и такой случай: при спрос благочиннымъ о поведеніи одного дьякона, вс крестьяне подъ присягою показали, что дьяконъ ихъ N. поведенія не хорошаго. Благочинный и пишетъ: ‘крестьянинъ А. показалъ, что дьяконъ N, поведенія не хорошаго. Крестьянинъ Б. показалъ то же, что и А. Крестьянинъ В. показалъ то же, что и А. Крестьянинъ Г. показалъ то же, что и А. И такъ 24 человка. Частицу не онъ нарочито отъ слова: хорошаго отставилъ и потомъ на нее, какъ будто ненарочно, чернилами капнулъ. И вышло такимъ образомъ, что дьяконъ N. поведенія хорошаго.
Будь гласное судопроизводство — такого мошенничества не было бы.
Вообще же у насъ иметъ большое значеніе, при ршеніи дла, то, если подсудимый лично попроситъ о своемъ дл всхъ служащихъ въ консисторіи, начиная съ писца.

XLIII.

Благочинные и простые — рядовые священники бываютъ депутатами и при производств слдствій гражданскими чиновниками.
Въ начал 1850-хъ годовъ, около Саратова, развились грабежи и разбои до того, что не было ни проходу и ни прозду ни днемъ, ни ночью. Въ одно лто, въ это время, было ограблено три церкви, ближайшія къ городу моего округа и, при одной изъ нихъ, зарзаны сторожъ и жена его, при другой зарзанъ сторожъ и при третьей сторожъ убитъ. Такъ какъ совсмъ не было прозда и не было покоя окрестнымъ деревенскимъ жителямъ, то во многихъ мстахъ, около города, по дорогамъ были поставлены пикеты изъ казаковъ, но казаки, какъ говорили тогда, грабили еще больше, такъ что пикеты ихъ были скоро сняты.
Саратовъ стоитъ на правомъ берегу Волги, окруженный высокими горами съ обрывами, глубокими оврагами, поросшими лсомъ и густымъ кустарникомъ. Ущелья горъ всегда были притономъ всякаго сброду. Вс знали, что и теперь грабители скрываются тамъ же, но найти ихъ было не легко, потому что и горы и лсъ идутъ широкою полосою и, кром того, караульщики садовъ и раскольничьи скиты по ущельямъ горъ всегда, волей-неволей, укрывали бродягъ и оказывали имъ содйствіе. Чтобы найти ихъ, взято было дв роты солдатъ и боле 3,000 мужиковъ изъ окрестныхъ селеній, и сдлана облава. Отъ начала горъ — мужскаго монастыря,— облавщики растянулись верстъ на 10, къ селу Разбоевщин (по другую сторону горъ, подъ лсомъ) и пошли по горамъ и оврагамъ, по направленію вдоль (внизъ) Волги. Возовъ 10 найдено было по оврагамъ разнаго хламу: крестьянскихъ полушубковъ, чапановъ, рубахъ, сарафановъ и т. под. и даже такого тряпья, которое годилось разв только на бумажныя фабрики, но людей не найдено никого. Въ одной только избёнк захватили одного человка, который, увидя народъ, бросился въ окно, но завязъ въ немъ,— и былъ пойманъ. Въ село Разбоевщину (по преданію: разбойничій станъ) привезли все, найденное въ лсу, привели пойманнаго человка, и прислали за мной, какъ за благочиннымъ, для присутствованія при снятіи показаній отъ пойманнаго. Прізжаю и вижу огромныя кучи разнаго хламу, исправникъ Сераніонъ Петровичъ Васильевъ, становой приставъ, чиновникъ, не припомню теперь, кто онъ былъ, и писаря длаютъ опись хламу. Исправникъ и приставъ были со мной коротко знакомы. Тотчасъ при мн вывели изъ конюшни закованнаго по рукамъ и по ногамъ арестанта. Арестантъ,— кто былъ такой богатырь, что я не видывалъ въ жизнь свою,— ни прежде, ни посл,— ничего, даже подобнаго: цлою четвертью выше трехъ аршинъ ростомъ, плечистый, мускулистый, и съ умнымъ лицомъ, гордой осанкой,— это слонъ передъ нами! Лапища,— два кулака самыхъ здоровенныхъ мужиковъ, не стоили одной его лапы. Глядть любо, что это за мужчина. Немудрено, что такой великанъ завязъ въ окн караулки! Взъзжая квартира, гд мы были, состояла изъ двухъ избъ, соединенныхъ общими снями. Въ переднюю вошли мы, туда же ввели и арестанта, за нимъ вошло человкъ двадцать десятскихъ. Исправникъ былъ человкъ маленькій, кругленькій, совершенно безволосый и по поясъ арестанту.
— Ты, скотина, кто такой, спрашиваетъ исправникъ арестанта?
— Я человкъ, а не скотина.
— Мы вс люди, и я человкъ. Тебя спрашиваютъ не о томъ.
— Ну, ты человкъ! Какой же ты человкъ! Если я скотина, то ты крысенокъ, да еще безхвостый!
Вспыхнулъ, вспрыгнулъ исправникъ, поднялъ кулачишки и забгалъ около него: ‘убью, убью’! Уморительно было смотрть: ну, точно шпанскій птушишка ерошился около гуся! Бгаетъ, кричитъ: убью, а тотъ стоитъ, посматриваетъ на него внизъ и ухмыляется.
— Слушай, исправникъ что ли, кто ты тамъ такой, я не знаю, но я говорю теб: если ты ударишь меня, то я такъ щелкну тебя, что ты въ другой разъ не ударишь уже никого!
Арестантъ говоритъ, а тотъ себ птушится: убью, убью! Насилу-то, наконецъ, угомонился блюститель порядка, слъ и сталъ спрашивать: кто ты, откуда и пр., но на вс вопросы былъ одинъ одинъ отвтъ: ‘не помню’.
Васильевъ и говоритъ намъ: ‘теперь до васъ дла нтъ, пожалуйте въ ту избу’ И мы, вс трое, ушли въ ту избу, что черезъ сни.
Слышимъ: у исправника возня: стукъ, трескъ, крикъ, а визгъ исправника покрываетъ всхъ: ломай его, крути!.. На минуту все умолкло и вдругъ отчаянный, крпкій голосъ: а!.. а!.. Потомъ минутъ на десять все смолкло. Приходитъ писарь и проситъ насъ къ исправнику. Входимъ и исправникъ читаетъ намъ, что арестантъ объявилъ, что онъ бглый, солдатъ NN полка, зовутъ его…
— Я теб не говорилъ ничего! А я всмъ вамъ заявляю, что исправникъ веллъ повалить меня, самъ надлъ мн на голову петлю изъ веревки и палкой сталъ крутить ее. Я свту Божьяго не взвидлъ, глаза повыскакали-было, голова чуть не треснула. Вотъ онъ рубецъ-то какой на лбу. У меня голова болитъ теперь на смерть. Онъ удушилъ-было меня, я заявляю вамъ, я буду жаловаться. Можетъ быть что-нибудь въ безпамятств и сказалъ, я не помню, но я не бглый солдатъ.
Исправникъ опять затопалъ, запрыгалъ, и потомъ говоритъ намъ: ‘ну, теперь я допросовъ длать ему боле не буду, теперь поговорю съ нимъ такъ, наедин, а вы ступайте вс въ ту избу’. Но лишь только мы вс вышли, какъ за нами изнутри тотчасъ заперли дверь.
Не успли мы войти въ избу, какъ у исправника поднялась возня опять. Съ полчаса была возня и раза три были отчаянные крики арестанта. Потомъ все смолкло и слышно было только: о!.. о!.. Около квартиры нашей толпилось все село. Спустя съ часъ писарь позвалъ насъ къ исправнику. Входимъ,— арестантъ сидитъ въ углу, весь въ крови, привалившись къ стн.
— Смотри, отецъ, что исправникъ сдлалъ со мной, гляди-ко руки и ноги! Онъ веллъ стянуть мн руки веревкой, выше локтей, назадъ и крутить палкой. Руки впереди въ кандалахъ, а онъ крутитъ ихъ назадъ. Совсмъ переломалъ-было кости.
— Врешь, никто тебя не крутилъ!
— Молчи, исправникъ, я говорю съ священникомъ, перебивать меня при немъ не смешь, и бить при немъ не смешь. Вы, батюшка, не уходите отъ меня, пока я здсь, онъ удушитъ меня. Посл этого десятскіе развязали меня и веревкой втащили на перекладину палатей, положили животомъ поперегъ бруса, привязали вонъ энти чурбаки къ ручнымъ и ножнымъ кандаламъ и вытянули вс мои жилы. Головой внизъ, съ чурбаками на рукахъ и на ногахъ, у меня свтъ помутился. Я думалъ, что тутъ мой и конецъ. Я буду жаловаться, и заявляю вамъ.
— Врешь, разбойникъ, я не трогалъ тебя!
— А кто же мн вытянулъ и руки и ноги, откуда эти рубцы? А кровь-то изъ носу полила отъ чего? Видишь, я весь въ крови?
— А ч… тебя знаетъ отъ чего! Можетъ быть теб поломали и руки и ноги на разбо.
— Руки и ноги рвутъ разбойники, а не разбойникамъ.
Я отзываю исправника въ другую избу и говорю ему: да вы, любезнйшій, что длаете? Пытаете? Васъ за это самихъ пошлютъ протоптать ту же дорожку, по которой пойдетъ этотъ арестантъ, да и мн достанется съ вами. Я сейчасъ уду и донесу, что я здсь вижу и слышу.
— Я не пыталъ, онъ, мерзавецъ, вретъ.
— Наедин со мной вы этого не говорите.
— Да какъ же допытать его? Онъ ничего не говоритъ, только и твердитъ: знать не знаю, вдать-не вдаю!
— Не говоритъ, такъ и не трогайте его, предоставьте допросить другимъ. Можетъ быть за нимъ есть такія дла, за которыя его слдуетъ разстрлять. Такъ и будетъ онъ разсказывать вамъ?
Я вышелъ, и тотчасъ же веллъ закладывать лошадей. Арестанта тотчасъ же увели въ конюшню и, пока закладывали мн лошадей, отправили въ острогъ Я похалъ домой, а исправникъ за арестантомъ, въ городъ жаловаться на меня преосвященному.
Съ первою же почтою преосвященный (Аанасій Дроздовъ) вызвалъ меня, не принялъ отъ меня никакихъ объясненій и, за то, что я вмшался въ дйствія полиціи, задалъ мн здоровую гонку.
Жаловался ли арестантъ на пытку исправника, или нтъ,— я не знаю, но меня оффиціально объ этомъ никто не спрашивалъ. Лтъ чрезъ 9, потомъ мы съ этимъ исправникомъ здили по селамъ объявлять Высочайшій манифестъ 19-го февраля 1861 года.
Въ Самарской губерніи, по берегамъ р. Иргиза нкогда было много раскольничьихъ монастырей. Мста эти считались раскольниками святынею. Въ одномъ мст, по берегамъ одного довольно большаго озера, стояло два монастыря, на одномъ берегу мужской, на другомъ женскій. Но принятіи нкоторыми монастырями единоврія и по закрытіи совсмъ другихъ, землею сталъ владть городъ Николаевъ. Городъ сдалъ озеро купцу для рыбной ловли. Въ первую же тоню, какъ запустили неводъ, вытащили шестнадцать, объденныхъ раками, ребятъ. Назначено было слдствіе, прибыло временное отдленіе, хотъ духовнаго вдомства назначенъ былъ депутатомъ благочинный Н. . П. Вс слдователи помстились въ женскомъ монастыр. Дло было лтомъ. Долго жили слдователи, много длали и, какъ-то, однажды вечеромъ, вышли вс на крыльцо подышать чистымъ воздухомъ, поболтать и закурили трубки, закурилъ и благочинный. Какъ увидли преподобныя матери благочиннаго съ трубкой, такъ и всполошилась вся обитель. На другой же день матушка-игуменья послала жалобу къ преосвященному, что благочинный осквернилъ святыню,— и благочинный тотчасъ же былъ удаленъ отъ должности.

XLIV.

Униженное положеніе священниковъ горько отзывается на ихъ характер. Городской священникъ, не смотря на его вншній лоскъ, приличную церковную квартиру, знакомство съ людьми среднихъ слоевъ общества,— терпитъ такія же униженія, какъ и сельскій: онъ также ходитъ по дворамъ прихожанъ и, подъ видомъ молитвословій, выпрашиваетъ подаянія, также подъ его носомъ хозяева запираютъ двери, и хохочатъ, смотря въ окна, также терпитъ выговоры и платитъ консисторскіе штрафы, какъ и все остальное духовенство,— онъ униженъ всми. Но какъ только длается онъ членомъ консисторіи, то тотчасъ же заявляетъ духовенству, что онъ теперь уже не то, что былъ онъ,— что онъ теперь власть, и иметъ возможность и карать и миловать, какъ ему угодно. И, если не первая, то одна изъ первыхъ, подписанныхъ имъ бумагъ, будетъ съ выговоромъ или штрафомъ. Долго, потомъ, практикуется онъ надъ выговорами, штрафами и самыми нелпйшими придирками и потомъ уже, посл многихъ лтъ такой практики, начинаетъ постепенно, мало-по-малу, утихать и приходить въ состояніе обыкновеннаго формалиста.
Очень можетъ быть, что нкоторые осудятъ меня за рзкость слова, въ такомъ случа я скажу, что я имю право сказать что осуждающій меня не знаетъ нашей организаціи и нашихъ распорядковъ.Будьте тмъ, чмъ мы, то хоть кого возьметъ горе и не удержится отъ рзкихъ выраженій. Представьте себ какое-нибудь министерство, гд, кром самаго министра и директоровъ департаментовъ,— начиная съ вице-директоровъ и кончая швейцаромъ,— были бы штрафованы вс до единаго,— вс безъ исключенія! Есть ли такое учрежденіе или присутственное мсто, гд были бы штрафованы вс, и проскользнулъ бы разв, какъ-нибудь, какой-нибудь одинъ бабушкинъ внучекъ? Конечно, этого нигд нтъ и быть не можетъ. Дйствительно этого нигд и нтъ, потому что это возможно только у насъ. У меня, напримръ, въ округ, начиная съ меня,— благочиннаго, и кончая послднимъ пономаремъ, штрафованы вс,— до единаго. Не штрафованъ только одинъ священникъ, и только потому, что священникомъ всего два года, но, конечно, не ускользнуть и ему. Точно такъ и по всей губерніи. Встртившись съ любымъ священникомъ на улиц, въ вагон желзной дороги,— гд угодно, спросите, изъ любопытства: были вы штрафованы? Скажетъ: былъ. — За что? — Да я и самъ теперь не помню, за какіе-то пустяки, кажется за то, что какому-то зазжему баричу долго не высылалъ статистическихъ свдній. За это я отдалъ только рублевку, но, помнится, за что-то взяли и еще трешницу.— И въ формулярахъ значатся у васъ эти штрафы? — Нтъ, это у насъ длается отечески: ‘соймя рубашка, вжливенько плетью съ наказаніемъ’,— въ формуляры вносятся штрафы только за вину, а эти налагаются, просто, для собственнаго удовольствія. Въ училищахъ учителя пороли насъ отъ скуки, для собственнаго развлеченія и потхи, а теперь консисторіи штрафуютъ для собственной потхи’.
Такъ какъ штрафы и выговоры за недоразумніе, мнимую ошибку, мнимую вину и обремененіе перепискою не практикуются нигд, ни въ одномъ управленіи, и только у насъ, и служатъ къ униженію, а отчасти разоренію, духовенства, то мы остановимся на этомъ и покажемъ за что штрафуется духовенство.
Нтъ сомннія, что я беру не вс консисторіи Россіи, всхъ я и знать не могу, но, однакоже, я знаю ихъ не мало, въ теченіе моей жизни мн привелось быть губерніяхъ въ двадцати. И одн изъ консисторій я знаю по личному моему знакомству съ духовенствомъ тхъ губерній, другія по ихъ епарх. вдомостямъ и газетамъ, третьи по разговору съ людьми свтскими. Изъ того же, что извстно мн, можно вывести заключеніе такого рода: тамъ особенно консисторіи тяжелы духовенству, гд преосвященный особенно добръ, доврчивъ и о состав консисторій судитъ по себ. Не длая зла никому самъ лично, онъ думаетъ, что и члены консисторіи его агнцы. А между тмъ эти агнцы, забравши власть въ свои руки, сильно злоупотребляютъ ею.
Вотъ образцы,— факты,— за что штрафуется духовенство ‘отечески’. Въ одной, извстной намъ, губерніи сынъ одной пономарицы-вдовы, бурсакъ, мальчикъ лтъ 12-ти, на масляной недл, когда кончились уже классы, ухалъ домой безъ билета, стосковавшись по матери. Мать, узнавши, что сынъ безъ билета, не давши ему отогрться, тотчасъ же отвезла его обратно въ училище. Училищное начальство донесло консисторіи о своевольной отлучк ребенка,— и консисторія приказали: такъ какъ пономарица NN брала къ себ въ домъ сына безъ дозволенія училищнаго начальства, то оштрафовать ее двумя рублями. Та дала письменное объясненіе благочинному, что сынъ ея узжалъ домой безъ ея вдома и что она тотчасъ же, по прибытіи его къ ней въ домъ, отвезла его обратно, но консисторія снова приказали: за неисполненіе распоряженія епархіальнаго начальства благочинному сдлать выговоръ, безъ внесенія сего въ его формулярный списокъ, а за сопротивленіе власти штрафъ увеличить рублемъ и взыскать со вдовы N. N. вмсто двухъ рублей,— три.
Отъ одного приходскаго священника, старичка лтъ 75-ти, обучавшагося, когда-то, во второмъ класс училища и совершенно не знающаго канцелярскихъ порядковъ, потребовалась метрическая справка о времени рожденія одного его прихожанина. Часто случалось, что благочинный его, чтобы не писать особаго предписанія, предъявлялъ ему какой-нибудь указъ консисторіи, просилъ по нему исполненія и просилъ, чтобы былъ возвращенъ ему и самый указъ. Старичокъ такъ и зналъ, что указы надобно возвращать. Получается указъ на его имя, и онъ со справкою возвращаетъ и самый указъ. За возвращеніе указа консисторія оштрафовала его двумя рублями. Вина ли это, преступленіе ли? Ничуть не бывало. Онъ, просто, не зналъ, куда двать этотъ указъ и возвратилъ его по привычк. Между тмъ старичокъ этотъ живетъ въ крайне бдномъ приход и ему дорога каждая копйка.
Въ годичный отчетъ отъ благочинныхъ требуются, между прочимъ, вдомости о школахъ, имющихся при церквахъ. Однажды благочинные одной епархіи, только что выбранные по новой баллотировк, и незнавшіе дла, помстили въ вдомости школъ вс школы, какія были у нихъ по приходамъ. Ну, и поплатились же они, горемычные, за это такими штрафами, что, наврное. и рождественскіе и крещенскіе труды ходьбы по приходамъ ихъ не покрыли этихъ штрафовъ. Съ нихъ взяли отъ 3 до 25 р. А между тмъ нужно было бы только пояснить, что свднія нужны только о тхъ школахъ, кой содержатся на средства церквей. Но какихъ бы-то ни было поясненій у насъ не полагается, у насъ полагается только кара. У насъ по консисторіямъ порядки т же, что было и въ училищахъ прежнихъ временъ: не выучилъ мальчикъ урока по лности, пороть, по непониманію,— пороть, по болзни,— пороть, словомъ: въ причины незнанія не входили, не знаетъ, значитъ виноватъ.
Вотъ обширное поле для штрафовъ: приходятъ крестить младенца, вы спрашиваете имя, отчество и фамилію отца и воспріемниковъ. Вамъ говорятъ, что фамиліи нтъ никакой, или говорятъ, положимъ, Гвоздевъ. Вы такъ и записываете. Спрашиваете: нтъ ли еще какой-нибудь фамиліи? Говорятъ, что нтъ. Посл подаютъ прошеніе въ консисторію о выдач метрическаго свидтельства Медвдеву. Длается запросъ, производится слдствіе, оказывается, что проситель не иметъ фамиліи никакой и выдумалъ ее при подач прошенія, или иметъ до пяти и въ прошеніи означилъ ту, какая взбрела ему на умъ,— и духовенство непремнно штрафуютъ.
Что выходитъ изъ того, что консисторіи наши безустанно штрафуютъ духовенство и длаютъ выговоры? Мы думаемъ, что ихъ можно сравнить съ помщиками при крпостномъ прав. Помщики, властвуя надъ крестьянами, показали, что они не умютъ управлять людьми иначе, какъ съ кнутомъ въ рукахъ и своимъ безчеловчіемъ унижали не тхъ, конечно, кого пороли они, а прежде всего, и исключительно, себя самихъ, и оставили за собою позорный слдъ на вки. Такъ и наши консисторіи, штрафуя, и за дло и безъ дла, насъ — благочинныхъ, служащее духовенство, вдовъ и сиротъ унижаютъ предъ обществомъ, прежде всего и боле всего, не тхъ, кого штрафуютъ он, а себя самихъ, унижаютъ собою организацію духовнаго управленія, затмъ унижаютъ благочинныхъ предъ подвдомымъ имъ духовенствомъ, духовенство предъ прихожанами и ставятъ себя въ враждебныя отношенія къ духовенству. Руководствомъ всмъ администраторамъ, и въ особенности намъ — пастырямъ, должно быть слово Божіе: ‘Братіе! Аще и впадетъ человкъ въ нкое прегршеніе, вы, духовніи, исправляйте таковаго духомъ кротости’. Многія же консисторіи этого апостольскаго наставленія, какъ будто, и не читывали: он штрафуютъ не только тхъ, кои впали въ прегршенія, но даже и тхъ, кои не впадали въ него.

XLV.

Намъ привелось разъ слышать отзывъ одного преосвященнаго о консисторіяхъ такого рода (мы можемъ указать на лицо этого достоуважаемаго архипастыря): ,’какъ только приносятъ изъ консисторіи дла, то уже напередъ предполагаешь: непремнно есть тутъ,— въ этой куч,— какая-нибудь плутня! И, дйствительно, вникнешь въ каждое слово,— плутня’.
Спрашивается: почему же не вс преосвященные и не всегда вникаютъ во вс дла съ полнымъ вниманіемъ? — У преосвященныхъ нашихъ столько дла, что они не всегда бываютъ и въ состояніи вникать во вс подробности каждодневной работы. Случается такъ, особенно осенью и между Крещеньемъ и сырною недлею, что они проводятъ по нскольку часовъ каждодневно за самымъ безсмысленнымъ дломъ, и тратятъ и время и здоровье. Осенью въ особенности бываетъ, что имъ подается до восьмидесяти прошеній, каждодневно, крестьянами о дозволеніи вступить въ бракъ несовершеннолтнимъ или родственникамъ. Восемьдесятъ прошеній преосвященный долженъ прочесть и восемьдесятъ разъ написать: ‘1881 года октября N дня. Повнчать приходскому духовенству разршается, если нтъ другихъ, показанныхъ въ прошеніи, препятствій. N. епископъ N. N. ‘ Извольте написать это восемьдесятъ разъ! Да вдь тутъ, не то, что отобьется охота серьезно заниматься длами, а тутъ, съ такой работой, надобно съ ума сойти! Еслибы даже на какую-нибудь каверзу или штрафъ преосвященные и обратили иногда вниманіе, то консисторія такъ размалюетъ штрафуемаго, что преосвященный невольно призадумается и скажетъ своему секретарю: ‘консисторія слишкомъ добра! Человка нужно повсить, а она только штрафуетъ и даже безъ внесенія въ послужной списокъ’. И тотъ, пригнувшись, поддакнетъ: ‘да, ваше пр — во, консисторія совсмъ распустила духовенство! Оно осмливается находить безпорядки даже въ самыхъ консисторіяхъ и печатать свои статьи въ этомъ революціонномъ журнал — ‘Цер.-Об. Встник’. Этихъ въ особенности, борзописцевъ, возмутителей духовенства, нужно бы’…
Въ сельскомъ духовенств нужда страшная: оно брошено унижено, задавлено. Каждая копйка нужна священнику, и еще боле пономарю: она добыта имъ трудомъ и потомъ, у него, можетъ быть, въ училищ сидитъ сынъ безъ хлба, дома дти босы, самъ оборванъ, а консисторія штрафуетъ его въ пользу бдныхъ. Что можетъ быть бдне, несчастне вдовы-пономарицы? Она сама чуть не умираетъ съ голоду, а ее штрафуютъ въ пользу бдныхъ. Это значитъ съ нищей содрать рубашку и подать ее въ милостыню другой нищей. Консисторіи, такимъ образомъ, давая пособіе сиротамъ, утираютъ ихъ слезы слезами другихъ сиротъ. Но объ сиротств, поддержк ихъ, пособіи имъ, при наложеніи штрафовъ никто и не думалъ…
Говорятъ и пишутъ, что духовенство ‘и тупо, и глупо, и безнравственно, и иметъ развращающее вліяніе на народъ’, тутъ нужно бы стараться поддержать себя,— показать обществу, что мы вовсе не таковы, какъ говорятъ объ насъ, что мы заслуживаемъ лучшей участи и большихъ симпатій общества,— а мы позоримъ и душимъ сами себя,— и унижаемся и разоряемся своимъ собратомъ, которому слдовало бы быть первымъ защитникомъ духовенства. При такомъ состояніи дла трудно духовенству дойти до сознанія собственнаго достоинства и заслужить хорошее о себ мнніе въ обществ.
Консисторіи, штрафуя всхъ за всякій вздоръ, и сами вдь не безгршны, даже съ формальной стороны. Та, напр. консисторія, которая смылила благочинныхъ 20—25-рублевымъ штрафомъ за то, что въ вдомости церковныхъ школъ внесли вс имющіяся школы при приходахъ, удрала разъ такую штуку: во время послдняго польскаго возстанія были длаемы сборы и пожертвованія въ пользу понесшихъ разореніе отъ возставшихъ поляковъ’. Написали въ консисторіи представленіе и подали преосвященному. Тотъ взглянулъ, и расхохотался. Оказалось, что написано: пожертвованія и боръ въ пользу понесшихъ разореніе возставшихъ поляковъ’. Слово: отъ, опущено. Бумага прошла руки писца, столоначальника, членовъ, секретаря, регистратора,— и вс были такъ внимательны къ длу, что никто и не замтилъ. Будь также невнимателенъ къ длу преосвященный,— и вышелъ бы курьезъ. Это консисторія, но сдлай такую описку благочинный, въ лиц котораго одного вся канцелярская работа и котораго отрываетъ отъ дла безпрестанно приходъ,— ну, и задали бы ему такую встряску, что и своихъ бы не узналъ!…
Обвиненнаго у насъ часто посылаютъ въ монастырь въ наказаніе на одинъ мсяцъ, на два, на полгода и безсрочно — до исправленія, если лицо это уже не разъ было судимо за нетрезвость.
Виновный посылается въ монастырь. Монастырь, по своему значенію, есть мсто отшельниковъ, оставившихъ міръ для спасенія души, мсто уединенія, гд, кром труда и молитвы, нтъ другаго дла. Посторонніе постители могутъ приходить туда, но, также, только для тихой, уединенной молитвы и то на самое короткое время. Монастырь — это обитель мира, тишины и невозмутимаго спокойствія. Ушедшіе туда забываютъ весь міръ и его злобу, ихъ цль — уединеніе и подражаніе жизни отшельниковъ первыхъ вковъ христіанства. Представьте же: въ обители миръ, тишина… Живутъ иноки и тихо, безмятежно молятся о мир всего міра и благодарятъ Господа, что онъ взялъ ихъ отъ суеты и злобы міра и что они могутъ теперь съ чистою душою, покойнымъ сердцемъ окончить труженическую жизнь свою… Но вотъ, въ одинъ злосчастный день, являются туда два — три попа, три — четыре дьякона, пять — шесть дьячковъ, посланныхъ туда въ наказаніе за пьянство и на исправленіе въ поведеніи. Является человкъ десять — пятнадцать такихъ молодцовъ, которые не то, что мирную обитель, но любой кабакъ въ десять минутъ опрокинутъ вверхъ дномъ! И — тотчасъ: гамъ, крикъ, ругань, пьянство… Чрезъ 10 минутъ какихъ-нибудь вы не узнаете уже этой тихой обители…
Посылка въ монастырь есть наказаніе. Она, дйствительно, и есть наказаніе, но только не гостямъ, а хозяевамъ его. Обитатели монастырей видли, знали и, можетъ быть, испытали на себ все, что творится дурнаго въ мір,— и ушли оттуда для тихой, безмятежной жизни. Но наблюдающее за ними и охраняющее ихъ начальство и здсь не даетъ имъ умереть покойно, Оно посылаетъ къ нимъ и туда, куда ушли они, такихъ людей, которые способны мгновенно извратить все тихое и святое. Для людей самой строгой жизни эти непрошенные гости — тяжелое бремя. Если же монашествующіе, какъ люди вышедшіе изъ міра, погрязшаго въ порокахъ, и сами не укрпились еще въ добродтельной жизни, то этотъ пришлый народецъ послужитъ имъ непремнно къ явной ихъ погибели, такъ какъ страсти, посл нкоторой сдержанности, разгораются еще сильне, чмъ было это прежде (‘Русск. Стар.’, изд. 1880 г., іюль, стр. 473). Коль скоро въ монастыри посылаются люди порочные, въ наказаніе, то монастыри длаются острогами, а этимъ унижается достоинство и монастырей, и монашествующихъ.

XLVI.

Лица духовнаго званія поступаютъ за штатъ по старости, болзни и суду.
У насъ, духовныхъ, все по-своему,— такъ и здсь: то, что у гражданскаго лица называется ‘выдти на покой’, у насъ значитъ лишиться покоя совсмъ. Мы въ міру, какъ антиподы во всемъ. Гражданское лицо, прослуживши извстное число лтъ, можетъ оставаться на служб, получать жалованье и, въ то же время, пользоваться пенсіею. У насъ этого не бываетъ: пенсія выдается только тогда, когда человкъ оставляетъ совсмъ службу. Чиновникъ, завдывающій не больше, какъ только какимъ-нибудь столомъ, или учитель небольшой какой-нибудь школы, получаютъ настолько достаточныя пенсіи, что могутъ безбдно существовать весь свой вкъ. По выход въ отставку, они могутъ жизнь свою назвать вполн ‘покоемъ’. Священникъ же, учитель не ничтожной какой-нибудь школы, а цлыхъ тысячъ народу, сколько бы онъ ни служилъ,— во время службы пенсіи не получаетъ. Оставить же службу и выдти за штатъ для него то же, что, выражаясь словами евангелія: взять чашу, полную оцта, смшаннаго съ желчію, и пить ее до послдняго вздоха: все горе, вся нужда, вс притсненія и безславіе, какія несъ человкъ въ жизни, съ поступленіемъ за штатъ, увеличиваются ему тысячею разъ, и онъ долженъ терпть это горе до самой смерти. Съ оставленіемъ должности человкъ лишается и того скуднаго и горькаго куска, какой имлъ онъ въ теченіи своей многострадальной жизни.
Состоя на должности, мы можемъ ходить по міру и выпрашивать подаянія, вышедши же за штатъ мы лишаемся и этой горькой возможности къ своему существованію, заштатнымъ никто уже не подаетъ, доходы за требоисправленія прекращаются, конечно, совсмъ,— и человкъ, буквально, остается безъ куска хлба. Поэтому мы и стараемся сидть на должностяхъ до послдней возможности,— когда болзнь и дряхлость истощатъ послднія уже наши силы.
Состоя на должностяхъ, по неимнію церковныхъ и общественныхъ домовъ для квартиръ, мы вынуждены бываемъ строить дома свои, но такъ какъ продажной земли подъ усадьбу въ селахъ не бываетъ, то мы и строимъ ихъ на земл или церковной, или общественной. Пока мы служимъ,— мы живемъ въ нихъ, но какъ только оставляемъ службу,— насъ заставляютъ очистить мсто и убираться, куда угодно,— и мы продаемъ ихъ на сносъ, или своимъ намстникамъ и прихожанамъ за безцнокъ. Очень часто случается, что# за домъ не берется и десятой доли его стоимости, И разоренный, можетъ быть больной и дряхлый старикъ, не знаетъ, что ему длать и куда идти ему теперь. Если село состоитъ изъ государственныхъ крестьянъ, то они хоть въ конц села гд-нибудь поставятъ келью, мсто дадутъ наврное. Впрочемъ бываютъ случаи, что не даютъ мста даже штатнымъ священникамъ (‘Русс. Стар.’, 1881 г., томъ ХХХ, стран. 73—74). Дадутъ мсто, наврное, и крестьяне, бывшіе крпостными, но получившіе полный надлъ, хотя и сопьютъ ‘ведерку’. Но если въ сел однодесятинники, которые и сами согнуты въ бараній рогъ отцомъ-благодтелемъ, которымъ и самимъ некуда выпустить курицы, то выпросить мсто тутъ не легко. Если усадьба помщичья, и помщикъ далъ крестьянамъ полный надлъ, то старикамъ, и священнику и дьячку, дастъ мсто и онъ, но если землевладлецъ почитаетъ себя образованнымъ, передовымъ, гласнымъ земства, предводителемъ дворянства и кричитъ на каждомъ переулк о прогресс, свобод, цивилизаціи и пр. и пр., и крестьянъ своихъ усадилъ поуютне,— на десятинку,— то милости тутъ уже не жди. Что остается тогда длать брошеннымъ всми старикамъ? Отыскивать какихъ-нибудь, хоть дальнихъ, родственниковъ и перетаскиваться къ нимъ, — тамъ поставить себ келью и существовать тмъ, что Богъ пошлетъ.
Если священникъ и дьяконъ не были подъ судомъ, то, чрезъ годъ или два, имъ дадутъ единовременное пособіе изъ св. Синода, рублей 50 — 70 священнику, и рублей 50 дьякону, рублей 25 дадутъ и причетнику. Но при этомъ спросятъ предварительно благочиннаго: ‘иметъ ли просящій пособія нужду въ пособіи и заслуживаетъ ли онъ его по своему поведенію’. Отзывъ же благочиннаго не всегда дается даромъ.
Если священникъ и дьяконъ прослужили не мене 35 л., то имъ дадутъ, чрезъ нсколько лтъ, и пенсію: священнику 130 р:, діакону 65 р. въ годъ. Пенсія эта есть единственное средство къ ихъ существованію. Правда, пенсія совершенно постная, но спасибо и за это. До 1866 года пенсіи никому не полагалось совсмъ, съ 1866 года священникамъ было положено но 90 р. въ годъ, съ 1879 года увеличена до 130 р., дьяконамъ же положена всего только съ 1880 года. Причетникамъ же пенсіи не полагается вовсе, хотя бы онъ и не былъ подъ судомъ и хотя у него весь вкъ его вычитается изъ его 24— 36 р. годоваго жалованья по 2% въ пенсіонный капиталъ.
Правда, причетнику дается пособіе изъ попечительства епархіи о бдныхъ духовнаго званія, но опять при условіяхъ: если не состоялъ подъ судомъ и если не иметъ родственниковъ, состоящихъ на служб. И сколько же дается? 3—4 р. въ годъ! Извольте существовать на нихъ!
Хороша участь всхъ заштатныхъ священниковъ, красива перспектива впереди и у меня, если я протяну свой вкъ до дряхлости, но заштатный причетникъ,— это несчастный изъ несчастныхъ…

XLVII.

Пенсія дается только тмъ священникамъ и дьяконамъ, какъ и въ гражданскомъ вдомств, какъ сказалъ уже я, кто не былъ подъ судомъ. Правительство, длая такое постановленіе, конечно, имло основаніе, но ему должно быть извстно и то, что не вс, имвшіе несчастіе быть подъ судомъ,— люди порочные и злонамренные, и не вс честны и благонамренны т, кои подъ судъ не подпадали. Всмъ извстно, что попадаютъ подъ судъ или, просто, по доврчивости, неосмотрительности,— по своей простот, или по милости какого-нибудь негодяя, негодяи же остаются чистыми и, ‘за безпорочную службу’, получаютъ и награды, и пенсіи. Тяжело нести наказаніе до конца жизни и быть лишеннымъ покровительства правительства и поддержки на старости лтъ и по дйствительной вин, но въ тысячи разъ тяжеле нести это невинно. Невинно же попасть подъ[судъ и быть осужденнымъ ничего нтъ легче, и именно потому, что суды-то наши часто напоминаютъ собою извстную тираду изъ еклуши: ‘говорятъ, такія страны есть, гд и царей-то нтъ православныхъ, а салтаны землей правятъ. Въ одной земл сидитъ на трон салтанъ Махмутъ турецкій, а въ другой — салтанъ Махмутъ персицкій, и судъ творятъ они, милая двушка, надо всми людьми, и, что ни судятъ они, все неправедно. И не могутъ они, милая, ни одного дла разсудить праведно, такой ужъ имъ предлъ положенъ. У насъ законъ праведный, а у нихъ, милая, неправедный, что по нашему закону такъ выходитъ, по ихнему все напротивъ. И вс судьи у нихъ, въ ихнихъ странахъ, тоже все неправедные, такъ имъ, милая двушка, и въ просьбахъ пишутъ:— суди меня, судья неправедный! А то есть еще земли, гд вс люди съ песьими головами’.
Мн хорошо извстны такихъ, напр., два господина, какихъ врядъ ли найдется и у самихъ салтановъ, которымъ такъ и пиши: ‘суди меня судомъ неправеднымъ’, которые, еслибъ и захотли судить судомъ праведнымъ,— такъ не могутъ: ‘такой ужъ предлъ имъ положенъ’, даромъ, что и родились, и живутъ на русской земл, даромъ, что и ‘законъ у насъ праведный’. Одинъ длалъ зло изъ жадности къ деньгамъ, а другой длаетъ его, просто: ‘такой ужъ, должно быть, предлъ ему положенъ’. Попадись къ такимъ подъ судъ,— ну, и пропалъ на вки.
Въ одной губерніи, конечно, не въ нашей, помщикъ А. продавалъ однажды часть своего имнія въ нсколько сотъ десятинъ, и продавалъ одну только безлсную его часть, но сосду его, Б., хотлось, во что бы то ни стало, купить и лежащую рядомъ рощу, десятинъ въ 200. Какъ ни ухитрялся сосдушка, но А. не поддавался ни на какіе подходы. Тогда, Б. отправляется къ секретарю гражданской палаты, нкоему Пр., съ которымъ А. былъ въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, и говоритъ ему: ‘помоги, братъ, уговори его, чтобы онъ продалъ и рощу! Вы съ нимъ друзья, онъ послушаетъ тебя’.
— Не спорь съ нимъ, покупай, что продаетъ, давай мн 3000 р. и роща будетъ твоя.
Б. отдалъ деньги и ждетъ. Въ извстный день въ гражданской палат прочитали условія покупки, внесли въ книгу, А. и Б. подписались, Б. получилъ купчую крпость и, бшеный, летитъ къ секретарю: что ты сдлалъ со мной? оретъ онъ. Взялъ 3000 р. и не уговорилъ А. продать мн лсъ? Секретарь препокойно взялъ у него купчую крпость и мгновенно изорвалъ ее въ клочья.
— Что ты длаешь? закричалъ Б.
— Подавай заявленіе въ полицію, что ты потерялъ купчую крпость и проси гражданскую палату выдать теб копію съ актовой книги.
— Зачмъ? Какъ?
— Подавай, длай что велятъ.
Подалъ, и ему выдали выпись изъ актовой книги. А. ничего этого не знаетъ. Прізжаетъ полиція съ поняятыми на мсто продажи длать вводъ во владніе, и оказывается, что въ копіи купчей крпости значится проданнымъ не только лсъ, но и близъ находившаяся водяная мельница. Дло, кажется, невозможнымъ, но оно просто: секретарь хорошо зналъ, что всякій увренъ, что то, что пишется въ купчей крпости, пишется и въ книг, и поэтому не смотритъ и не читаетъ ея никто. Онъ и веллъ внести въ книгу все, что ему было нужно,— и лишнихъ 200 д. лсу и мукомольную мельницу, въ купчую же крпость этого не помстили. А., прочитавши одну купчую крпость, остался, конечно, доволенъ, онъ и не подозрвалъ, что въ книг совсмъ не то, что въ купчей. А. побился — побился, да такъ же и ухнуло.
Этотъ же Пр. подговорилъ писца украсть у столоначальника какое-то очень важное дло. Столоначальникъ попалъ подъ судъ и былъ выгнанъ, а Пр. нажилъ дома, получаетъ теперь пенсію и благодушествуетъ.
Другой господинъ. Одинъ благочинный, конечно, опять не нашей губерніи, служащій благочиннымъ лтъ тридцать или боле, сначала давалъ подачки всмъ консисторскимъ, начиная со сторожа и кончая членами, но потомъ увидвши, что хоть давай, хоть не давай,— честь одна: самыя нелпйшія придирки въ каждомъ указ, безпрестанно,— онъ и махнулъ рукой: такъ нтъ же, говоритъ, вамъ ничего! И не сталъ давать никому ни копйки. Консисторія такъ на дыбы и поднялась, такъ и готова была проглотить его цликомъ, но и провинностей-то большихъ не было за нимъ, и духовенство было хорошо расположено къ нему и выбирало его постоянно въ благочинные и, часто, единогласно, и онъ самъ не любилъ выносить сора изъ избы,— и мирилъ враждовавшихъ не доводя до суда, и преосвященные благоволили къ нему, какъ къ человку, нелюбящему кляузъ. По милости преосвященныхъ онъ получилъ и камилавку, и наперсный крестъ, и орденъ, и протоіерейство. Нельзя проглотить его консисторіи никоимъ образомъ да и только! Но вотъ представляется случай,— собирается епархіальный създъ. Одинъ изъ членовъ консисторіи состоитъ членомъ попечительства о бдномъ духовенств и членомъ другихъ нкоторыхъ комитетовъ, о состояніи которыхъ онъ долженъ былъ дать отчетъ създу. Является въ собраніе, даетъ отчетъ и заявляетъ, что благочиннымъ Z. Z. не представлено ни за одинъ годъ и никуда ни одной копйки. Какъ такъ, думаетъ уполномоченный этого округа, быть не можетъ, чтобы нашимъ благочиннымъ не было представляемо денегъ! Беретъ лошадь и скачетъ къ казначею, тоже протоіерею. ‘Неужто, спрашиваетъ онъ, нашъ благочинный не представлялъ никогда и никуда ни одной копйки’? Тотъ улыбнулся, и показываетъ ему письмо свое къ члену,— тому, что на създ. Въ письм говорится (дословно): ‘я въ смущеніи, что мы сдлали относительно Z. Z. Вчера, по возвращеніи изъ попечительства, я поусумнился и сталъ припоминать, что имъ представлено много и по книгамъ оказалось: представлено въ 1879 году 100 р., въ феврал… итого 436 р. 81 к.’. Внизу письма написано членомъ: ‘придержите это до окончанія създа’. Письмо опять возвратилъ казначею, казначей отдалъ его уполномоченному. Уполномоченный является на създъ, публично показываетъ письмо, обращается къ члену и говоритъ: ‘какъ же вы, N. Т., говорили, что нашимъ благочиннымъ не было представляемо денегъ, когда онъ представилъ 436 р. 81. к.’? Вотъ письмо къ вамъ о. казначея съ вашимъ приказаніемъ ему ‘придержать’ его. Членъ поблднлъ, и не сказалъ ни слова. Съ недоумніемъ взглянуло на него и все собраніе и никто не сказалъ ни слова въ обвиненіе благочиннаго, увидвши такую недобросовстность своего начальника,— члена консисторіи.
Уполномоченный говоритъ потомъ члену: какъ же это вы доложили собранію, что благочиннымъ нашимъ не было представляемо денегъ, когда имъ представлено все, что слдовало?
— Онъ…….. я терпть не могу его! Онъ весь вкъ шишикается съ своимъ духовенствомъ, и не доноситъ ни объ одномъ дл.
— Такъ это длаетъ ему честь, что онъ умиротворяетъ насъ, не раздуваетъ ссоры и не доводитъ насъ до разоренія!
— ‘И этому …… дали протоіерейство въ моемъ храм!..
Въ то время, когда у меня былъ храмовой праздникъ, когда архіерей служилъ у меня,— его произвели въ протоіереи! Я трясся, какъ въ лихорадк, во все время обдни, я отомщу ему, во что бы то ни стало’.
Такъ какъ не всегда бываетъ удобно называть всякую вещь своимъ именемъ, то я и не скажу, гд и когда это было…..
Мы уврены, что членъ, къ крайнему нашему сожалнію, найдетъ случай повредить въ настоящемъ и будущемъ о. благочинному. Если онъ такъ безцеремонно поступаетъ съ нимъ предъ собраніемъ въ 70—80 человкъ, то кто и что помшаетъ ему длать зло за консисторскимъ столомъ или у себя въ кабинет?! И онъ сдлаетъ его, достанется и о. уполномоченному. Да, не у однихъ салтановъ судьи неправедные, есть они и у насъ и много гибнетъ несчастныхъ отъ этихъ судей… Не снести своей головы и этому благочинному. И будутъ писать про несчастнаго: ‘состоялъ подъ судомъ’ и — пенсія пропала. И носи, убитый, горькую долю до самой могилы…

XLVIII.

Долго у духовенства держался обычай сдавать мста свои желающимъ взять въ замужество дочерей или близкихъ родственницъ. Членъ причта выдавалъ дочь свою или ближайшую родственницу въ замужество, выходилъ за штатъ, а зять поступалъ на его мсто. Или: отецъ удаляется за штатъ, а сынъ поступаетъ на его мсто. Бывало и такъ: старикъ хорошаго,— по средствамъ къ содержанію,— мста уступалъ его лицу изъ бднаго прихода и выговаривалъ, при этомъ, платить ему,— старику, рублей 30—50 въ годъ. Тотъ поступалъ на его мсто и выдавалъ ему условленную плату или извстное число лтъ, или до его смерти. Такая передача мстъ теперь воспрещена. Свтская литература съ восторгомъ подхватила такое распоряженіе, и чего-то, чего-то не писалось на эту тэму! Она увидла въ этомъ распоряженіи возвышеніе не только нравственности, но даже и самой религіи. Духовная же литература, по обыкновенію, молчала. Она, когда и хвалятъ насъ, молчитъ, когда и колотятъ,— ни слова. Ей ‘ужъ такой предлъ положенъ’, должно быть.
Прежде, чмъ высказать свое мнніе, я нахожу нужнымъ сказать, что нтъ у меня ни дочерей и ни родственницъ, мужьямъ которыхъ я имлъ бы въ виду передать свое мсто, сыновья мои вс въ гражданскомъ вдомств, не имю въ виду уступать своего мста и за выдачу мн пожизненной платы. И думаю, поэтому, что взглядъ мой на это дло безпристрастенъ, взятъ съ жизни и справедливъ.
Въ послднія 10—15 лтъ много сдлано въ сред духовенства и народа, въ учебномъ и религіозно-нравственномъ отношеніяхъ, но во всемъ, что сдлано,— ршительно во всемъ,— виднъ недосмотръ. Такъ, напр., въ прежнее время въ каждомъ селеніи и въ каждой деревн были маленькія, простенькія школы,— безъ затй и именно такія, какія необходимы крестьянину: пріютится какой-нибудь унтеръ-офицеръ, дворовый человкъ, мщанинъ, дьячокъ, наберетъ себ десятка два ребятъ и учитъ ихъ читать, писать, выкладывать на счетахъ, первымъ правиламъ ариметики,— и выходило, что и крестьянинъ зналъ, что знать ему необходимо, и учитель-старикъ имлъ кусокъ хлба. Теперь подобныя школы запрещены, но, за то, устроены форменныя,— съ учеными учителями и учительницами, съ попечителями, надзирателями, училищными совтами, инспекторами и пр. и пр., словомъ: начальства наставлено столько, что, въ иной шкод, и учениковъ нтъ наполовину, сколько начальства. И что же? 10—20 мальчиковъ учатся, а 200 остаются безграмотными.
Найдено необходимо-нужнымъ для благоденствія отечества изучать языки развалившихся государствъ, и классицизмъ такъ и залъ юношество: мало своихъ классиковъ, повытаскали къ себ чуть не всхъ братьевъ-чеховъ, мало и этого,— устроили фабрику выдлывать ихъ за границей. И что же? И классиками-то юношей не подлали, и по русски-то не всхъ писать научили. Печатно оповщено міру, что многіе ‘зрлые’ не могутъ написать и пяти строкъ со смысломъ.
Установили псаломщичество, но штаты по классамъ удилищъ и семинарій сократили, запретили семинаристамъ поступать въ высшія учебныя заведенія,— и опустошили семинаріи до того, что теперь уже чувствуется недостатокъ въ служителяхъ церкви.
Чтобъ увеличить содержаніе причтовъ, закрыли многія церкви,— и сотни тысячъ христіанъ лишены возможности бывать въ храмахъ Божіихъ.
Сокращены штаты причтовъ,— и храмы оставлены безъ чтецовъ и пвцовъ.
При многоштатныхъ церквахъ установили настоятельство и помощничество,— и вселили вражду между членами причтовъ.
Устроили епархіальные създы,— и внесли вражду между епископомъ и духовенствомъ.
Точно такъ и здсь,— въ запрещеніи передавать мста свои родственникамъ. Т, которые запретили это, а за ними и литература, не поняли нашей организаціи и прировняли насъ къ себ! Но у насъ нтъ ничего и подобнаго тому, что есть въ вдомств гражданскомъ. Въ гражданскомъ вдомств часто случается, особенно въ провинціи, что университантъ нсколько лтъ сидитъ помощникомъ столоначальника, а столоначальникомъ, секретаремъ и даже совтникомъ, какой-нибудь некончившій курса гимназіи или семинаріи. Въ должностныхъ мстахъ разнообразіе страшное, самыя мста получаются сколько по образованію, способности и труду, но, не много мене того, и по родовому происхожденію, связямъ и протекціямъ. Дти чиновниковъ живутъ или съ ними вмст или, по крайней мр, въ томъ же город. Старику нтъ и надобности домогаться, чтобъ сынъ или зять занимали его должностное мсто, вся его забота только о томъ, чтобъ они имли достаточный кусокъ хлба. Если есть у него свой домъ, то это святыня, къ которой никто посторонній не можетъ и подумать прикоснуться, тмъ боле продавать его за безцнокъ и выгонять его. Нтъ своего,— онъ всегда иметъ возможность имть удобную, по своимъ средствамъ, квартиру. У него есть, боле или мене, обезпечивающая его существованіе пенсія. У него есть, можетъ быть, даже свой клочокъ земли, дающій ему доходъ, садъ и т. под. Наконецъ, въ случа болзни,— дти и родственники его, конечно, если есть они, всегда здсь и помогутъ ему. У насъ, напротивъ, только два рода службы и два рода кандидатовъ на нее. Служебныя мста: священническое и псаломщическое, или попросту, дьяческое, кандидаты на нихъ: окончившій курсъ семинаріи и неокончившій. Окончил, курсъ,— значитъ непремнный кандидатъ на священническое мсто, не окончилъ,— дьячкомъ будь весь вкъ, во священники такой не попадетъ уже никоимъ образомъ. Точно также окончившій курсъ остается дьячкомъ только по исключительному случаю,— по дурному поведенію.
Лица духовнаго званія если и имютъ дтей, то вс они разлетаются въ разныя стороны, при старикахъ не остается никого, они остаются одинокими и, при нужд и болзни, безпомощными.
Домъ отнимутъ,— заставятъ продать за безцнокъ или снести съ мста, словомъ: изъ дому выгонятъ, квартиръ у крестьянъ можно встртить только очень у рдкихъ, въ большей же части селеній ихъ нтъ совсмъ — и старикамъ, буквально, негд преклонить головы своей.
Пенсію можетъ быть дадутъ, а скоре, что и нтъ, потому что суды наши и ‘не скоры, и не особенно милостивы’. Если же и дадутъ, то такую, съ которой можно только не умереть съ голоду. Дьячку же не дадутъ ничего совсмъ. Состоя на служб грабить прихожанъ не доставало совсти,— и денегъ для обезпеченія себя на старости не нажито.
Что-жъ остается длать дряхлымъ и больнымъ старикамъ?! Пить горькую, горькую чашу…
Скажу опять про себя лично: когда не вдумываешься въ то, что ждетъ меня впереди, если я протяну еще лтъ десятокъ, то все идетъ, какъ будто, ладно, но когда посмотришь на жизнь людей, которые, когда-то, были тмъ, что я теперь, и представишь себ, что и меня ждутъ т же нужда и горе, то куда-то становится грустно,— такъ грустно, что долголтія совсмъ не желается. Къ чему послужатъ мн, грустишь, мое протоіерейство, къ чему мои кресты!!
Эти-то причины и заставляли духовенство сдавать мста свои дтямъ или близкимъ родственникамъ, именно: нужда, горе и безпріютность были этому причиною.
Кому отдавать мста? Всегда и исключительно тмъ, которые по закону имли право на нихъ. Окончившій курсъ семинаріи поступалъ на священническое мсто, исключенный изъ семинаріи или училища на дьяческое. Не было примра, чтобы исключенный изъ семинаріи поступалъ на мсто отца или тестя во священники. Поступавшій на мсто тестя или отца былъ доволенъ тмъ, что онъ поступалъ въ готовый домъ, длался полнымъ его хозяиномъ,— онъ обезпечивался всмъ, и не мыкалъ горя по церковнымъ гнилымъ сторожкамъ и крестьянскимъ избамъ, какъ мыкалъ его я. Успокоивались и старики: никто не гналъ ихъ изъ дому, кусокъ хлба они могли имть до гроба, при болзни имли уходъ родныхъ,— и вкъ свой. они могли доживать покойно. Про такую отставку отъ должности и духовенство могло сказать: ‘идти на покой’.
Укажу на два примра. Въ селеніи В. былъ когда-то священникомъ нкто, носившій фамилію по селенію, тоже В. При генеральномъ межеваніи онъ получилъ въ собственность небольшую усадьбу и развелъ садъ. Посл смерти этого священника на его мсто поступилъ его сынъ. У этого сынъ окончилъ курсъ семинаріи лучшимъ ученикомъ, и имлъ, конечно, право на любое священническое мсто, но отецъ, старикъ и вдовецъ, уступилъ ему свое мсто. Есть ли что-нибудь тутъ безнравственное и противурелигіозное? По нашему мннію: нтъ ничего. А между тмъ старикъ успокоенъ, а сынъ поступилъ въ готовый, старинный домъ и теперь получаетъ 300—500 р. отъ саду годоваго доходу. Поступи сынъ въ другое село,— садъ былъ бы проданъ и деньги прожиты, теперь же онъ иметъ вчный кусокъ хлба.
Другой примръ. Въ сел П. больной, немолодой уже и вдовый священникъ имлъ дочь. Въ ней присватался одинъ изъ окончившихъ курсъ семинаріи нкто С. Священникъ и воспитанникъ подали общее прошеніе преосвященному,— что одинъ уступаетъ мсто, а другой беретъ въ замужество его дочь, чтобъ поступить на мсто будущаго тестя. Преосвященный сдлалъ по ихъ желанію. Что и здсь вреднаго для религіи и нравственности? Воспитанникъ С. все равно получилъ-же бы гд-нибудь мсто, если не въ П., то въ какомъ-нибудь Б. или Д. И можетъ быть, взялъ бы въ замужество ту же самую двицу, которую взялъ, поступая въ П. Не уступи этотъ священникъ мста зятю, его прогнали бы съ его домомъ, съ мста, пришлось бы умирать съ голоду въ мужицкой изб, а теперь онъ покойно дожилъ вкъ и умеръ на рукахъ дочери и зятя. Такъ точно передавали мста свои дьяконы, такъ передавали и дьячки. Другое дло, еслибъ мста передавались людямъ, недостойнымъ этихъ мстъ,— еслибъ на священническое мсто со взятіемъ въ замужество дочери священника поступалъ ученикъ, исключенный изъ семинаріи или училища, которому безъ этого способа священникомъ не быть никогда,— это порицать слдовало бы, здсь запрещеніе имло бы законное основаніе и было бы разумно. Но подобныхъ передачъ, какъ я сказалъ, не было никогда и нигд. Передачи мстъ длались свободно, безъ всякихъ съ чьей-либо стороны принужденій. Преосвященные иногда давали предложенія такого рода: ‘не пожелаетъ ли кто-либо изъ воспитанниковъ семинаріи поступить во священники въ село N. со взятіемъ въ замужество сироты Б., или дочери священника В.’? Если желающіе находились, то женились и получали мсто, если же желающихъ не находилось, то мсто отдавалось безъ всякихъ обязательствъ.
Но говорятъ, что распоряженіе это сдлано въ видахъ улучшенія матеріальнаго состоянія духовенства,— чтобы новые члены причтовъ не были обременяемы старымъ хламомъ,— тестемъ, тещей и т. под., были совершенно свободны отъ всякихъ обязательствъ и тмъ желалось правительству привлечь къ поступленію въ духовное званіе воспитанниковъ семинарій’, но многолтніе опыты показали уже, что и сокращеніе штатовъ, и сокращеніе самыхъ приходовъ, а равно и эта мра, не послужили ровно ни къ чему: семинаріи опустли, а свободныхъ мстъ при церквахъ открывается съ каждымъ годомъ все боле и боле, не смотря на сокращеніе этихъ мстъ. Притомъ: если правительство высказываетъ заботливость въ этомъ о тхъ, кой не служили еще, то едва ли справедливо лишать нкоторыхъ удобствъ къ жизни, на старости, тхъ, которые служили уже обществу, и служили весь свой вкъ? И опять: не дти т, кой вступаютъ въ подобные браки, наврное, что они понимаютъ свое состояніе лучше всякаго посторонняго лица.
Говорятъ опять: ‘воспитанники семинарій брали въ замужество дочерей своихъ предмстниковъ не по сердечному расположенію, а только изъ-за мстъ, жили потомъ дурно въ семейномъ отношеніи и это вредно отражалось на служебной ихъ дятельности’. Браки изъ-за мстъ, дйствительно, бывали, но если нкоторые изъ таковыхъ супруговъ жили дурно, то неизвстно, лучше ли они жили бы при другихъ условіяхъ брака? Можетъ быть дурная жизнь ихъ зависитъ, просто, отъ ихъ характера и другихъ обстоятельствъ. Если есть дурные священники при обязательныхъ бракахъ, то мы можемъ сказать, что ихъ много и при свободныхъ. Много, очень много причинъ, и помимо брака, у сельскаго священника губящихъ его! Напротивъ, намъ извстны не одинъ священникъ, которые поступили на мста своихъ предмстниковъ со взятіемъ дочерей ихъ, и которые, однакоже, и примрные отцы семействъ, и достойные пастыри церкви,
Гд, въ какомъ званіи нтъ браковъ по разсчету? Нкоторые изъ такихъ супруговъ живутъ весь вкъ, какъ нельзя желать лучше, но нкоторые, конечно, живутъ неладно. Одинъ мой товарищъ по семинаріи, нкто П. Добронравовъ, окончивши въ семинаріи курсъ, поступилъ на гражданскую службу. Малый былъ онъ не глупый, но выпить любилъ. Чрезъ годъ, чтобъ поправить свое состояніе онъ женился на одной довольно состоятельной купеческой дочк. Повнчался, а на другой день утромъ мать молодой жены его и подводитъ къ нему двухъ своихъ внучекъ просить у тятиньки ручку. Съ этого же дня спился горемыка совсмъ, и ушелъ въ солдаты. Я зналъ одну помщицу, которая, живши замужемъ лтъ 15, овдовла и потомъ вышла замужъ во второй разъ за такого молодаго человка, тоже дворянина, который родился въ тотъ день, когда она овдовла. Пожили нсколько недль въ ладахъ, потомъ молодой мужъ все имніе старухи спустилъ, десятка два — три разъ отколотилъ ее и прогналъ. А мало ли нжныхъ, любящихъ другъ друга супруговъ, у которыхъ, однакожъ, и у мужа цлый десятокъ женъ на сторон, и у жены дюжина мужей! И ничего: мужчины похохочутъ, выпьютъ за удаль, дамы посплетничаютъ, позавидуютъ втихомолку, а рьяные поборники свободы совсти возведутъ подобный образъ жизни въ догматъ — и только. Но случись несчастный бракъ между духовенствомъ,— сейчасъ зазвонятъ во вс колокола: нравственность падаетъ, религія въ опасности и, Боже мой, чего-то не накричатъ со всхъ сторонъ! Всякому случаю въ духовенств, обыкновенному въ другихъ сословіяхъ, у насъ придается всегда особенное значеніе, на случаи эти не замедлятъ явиться и законы. Но какъ, по пословиц, нтъ правила безъ исключенія, то нтъ и закона, котораго нельзя было бы обойти.
На псаломщическія мста нтъ теперь доступу ученикамъ, исключеннымъ изъ училищъ. Поэтому, желающіе быть псаломщиками, поступаютъ въ крестовыя церкви въ послушники. Чрезъ два — три года имъ даютъ дьяческія мста, какъ людямъ, находившимся подъ непосредственнымъ надзоромъ преосвященныхъ и испытаннымъ въ поведеніи и знаніи предметовъ должности ихъ. Поступивши на мсто, они тотчасъ женятся на дочеряхъ стариковъ-дьячковъ достаточныхъ приходовъ и подаютъ общее прошеніе о перемщеніи ихъ одного на мсто другаго. Получивши перемстительные указы, старикъ тотчасъ подаетъ прошеніе объ увольненіи за штатъ и, такимъ образомъ, старикъ принимаетъ къ себ зятя и живутъ вмст. Подъ предлогомъ перемны мстъ передаютъ свои мста и старики-священники своимъ родственникамъ.
За дочерьми умершихъ священниковъ мста теперь не зачисляются. Но преосвященные, по просьб вдовъ, сдаютъ такія предложенія: ‘предложить учителямъ духовныхъ училищъ и воспитанникамъ семинарій, находящимся на мстахъ псаломщиковъ: не пожелаетъ ли изъ нихъ кто-нибудь поступить на священническое мсто въ село N.’ О невст тутъ не говорится ни слова, но народная молва давно уже разнесла по свту, въ чемъ тутъ дло. Словесно назначается и срокъ, до котораго преосвященный будетъ ждать. Выищется женихъ въ опредленный срокъ,— хорошо, не выищется,— мсто отдается по усмотрнію преосвященнаго. Что есть и въ этомъ безнравственнаго и противурелигіознаго? По нашему мннію, преосвященныхъ, за ихъ отеческую заботливость о сиротахъ, нужно только искренно благодарить.

XLIX.

Окончивши мои ‘Записки’, я прошу извиненія у тхъ, кого я, противъ желанія, можетъ быть, обидлъ. Обличать и обижать кого-бы-то ни было я совсмъ не имлъ намренія. Цль ‘Записокъ Сельскаго Священника’, сказать правду, и только правду, и не моя вина, поэтому, если пришлось мн сказать о чьихъ-либо слабостяхъ или порокахъ. Очень можетъ быть. что я нажилъ даже и враговъ. Но скажу: духовенство, хотя разбросано по всему огромному пространству нашего отечества, но оно составляетъ свой особенный міръ, съ своей особенной организаціей, съ своими законами, съ своими правилами и обычаями и съ своими хорошими и дурными качествами и, не смотря на то, что живетъ среди общества и безпрестанно соприкасается со всми его членами,— общество не знаетъ его. Въ послднее время сдлано много измненій въ организаціи духовенства, свтская литература предлагаетъ множество проектовъ къ устройству быта его, многое пишется о духовенств, но все, что ни длается и что ни пишется, длается людьми, слишкомъ далеко стоящими отъ насъ, слишкомъ мало знающими насъ и, поэтому, очень многое изъ того, что сдлано уже, и что предлагается длать, крайне непрактично. Поэтому я желалъ познакомить общество съ духовенствомъ,— показать каково духовенство само въ себ, каково отношеніе его къ обществу, и каково отношеніе къ нему самого общества. Истина же можетъ быть раскрыта только тогда, когда человкъ говоритъ безпристрастно, не стсняясь ничмъ и никакими, могущими случиться съ нимъ, непріятностями,— я и говорилъ, не стсняясь. Не мудрено, поэтому, если мн пришлось отозваться о комъ-нибудь и не особенно лестно, Но это не есть укоръ, и не обличеніе, это есть не боле, какъ примръ къ сказанному. Такъ ‘Записки’ мои и поняли люди высокообразованные и высокопоставленные, каковъ, напр., свтлйшій князь Италійскій, графъ Александръ Аркадіевичъ Суворовъ-Рымникскій. Въ одномъ мст ‘Записокъ’ я говорилъ о прихожанахъ извстнаго мн прихода и о бдственномъ состояніи священника того прихода,— свтлйшій князь Суворовъ-Рымникскій такъ и понялъ меня и выразилъ сочувствіе священнику присылкою ему ста руб. серебр. Если-жъ въ ‘Запискахъ’ моихъ увидитъ кто себя, то да будутъ ‘Записки’ мои урокомъ: пусть приметъ тотъ къ свднію,— что не все можетъ проходить безнаказанно.
‘Записки’ мои не есть ученое изслдованіе,— это есть не боле, какъ очеркъ, взятый съ жизни. Поэтому я не заботился ни о строгомъ изложеніи мыслей и фактовъ въ систематическомъ порядк, ни объ обработк рчи.
Желательно было бы, чтобы люди, занимающіеся вопросомъ о духовенств и пишущіе свои предположенія объ измненіи быта его, глубже изучили этотъ бытъ. Желательно, вмст, чтобъ и само духовенство содйствовало обществу къ изученію нашего быта, дабы общество могло увидть, что духовенство не настолько ‘тупо, глупо и безнравственно’, какъ пишутъ о немъ и, при этомъ, постаралось бы не подавать повода къ нареканіямъ.

——

Хотлъ-было положить перо, но достоуважаемый редакторъ ‘Русской Старины’, М. И. Семевскій, просилъ, чтобы я сдлалъ рядъ выводовъ или сводъ моихъ пожеланій и указаній на то, осуществленія чего, по моему крайнему разумнію, желательно видть въ возможно близкомъ будущемъ. Исполняя это требованіе, я представляю перечень этихъ пожеланій, къ которымъ (я въ томъ твердо убжденъ) присоединилась бы вся многотысячная семья представителей благо сельскаго духовенства въ Россіи, если бы только ее спросили — какъ желаетъ она исправить вками скопившееся зло въ организаціи его управленія, во всхъ условіяхъ его печальнаго положенія:
I. Спеціальныя духовныя учебныя заведенія необходимы. Ученики могутъ жить и на квартирахъ, и въ казенныхъ домахъ. Квартиры должны быть вблизи учебныхъ заведеній, комнаты должны быть чистыя, свтлыя, просторныя и сухія. Право принимать къ себ на квартиры должны имть люди только хорошо извстные училищному начальству за людей вполн благонадежныхъ. Ни одинъ отецъ и ни одинъ ученикъ не должны брать квартиры безъ одобренія ея училищнымъ начальствомъ. Ученики, не имющіе возможности имть хорошей квартиры, должны жить въ казенномъ дом, съ платою за содержаніе. Желательно было бы, чтобъ и въ казенномъ дом не было той казарменности, грязи и неряшества, какія приводится видть тамъ во многихъ изъ нихъ и до сего времени,
II. Такъ какъ училища содержатся на средства церквей,— и мужскія и женскія,— и духовенство даетъ отъ себя на содержаніе ихъ слишкомъ не много, а между тмъ сироты и дти бднйшихъ родителей пользуются или половиннымъ, или даже полнымъ казеннымъ содержаніемъ, то было бы, кажется, справедливымъ, чтобы пользованіе казеннымъ содержаніемъ было предоставлено подобнымъ же ученикамъ и другихъ сословій. Такая мра побудила бы, вроятно, поступать въ духовныя училища дтей другихъ сословій.
III. Особенное вниманіе училищнаго начальства должно быть обращено на воспитаніе: чтобы не было той формальности. оффиціальности, сухости и не только жестокости, ниже суровости въ обращеніи съ учениками, и тмъ боле несправедливыхъ взысканій со стороны училищнаго начальства, что впилось въ плоть и кровь большей части воспитателей учебныхъ заведеній. Напротивъ, желательно было бы, чтобы воспитанію придавался характеръ боле семейный,— чтобы справедливость, откровенность, сердечная теплота были руководящими правилами воспитателей, чтобы воспитатели старались сдлать питомцевъ своихъ сперва христіанами, добрыми, честными и трудолюбивыми людьми, потомъ уже учеными, старались внушить убжденіе, что жизнь наша есть, прежде всего, служеніе обществу, потомъ уже — жизнь для себя, старались укрпить вру въ Бога и любовь къ людямъ.
IV. Классные штаты должны быть уничтожены.
V. Ученики, обучавшіеся въ духовныхъ училищахъ, должны быть принимаемы въ семинаріи безъ экзаменовъ.
VI. Отъ начальника заведенія хозяйственная часть должна быть взята совершенно. Его обязанностію должно быть исключительно воспитаніе и образованіе. Самъ онъ обязанъ посщать классы каждодневно. Онъ долженъ изучить и наставниковъ, и каждаго ученика. За преподаваніемъ, успхами учениковъ и постановкою балловъ онъ обязанъ слдить въ теченіи всего года. При такомъ порядк шли бы лучше и преподаваніе, и успхи учениковъ, врне длалась бы оцнка успхамъ учениковъ, а поэтому и формальные, нын существующіе, экзамены, напрасно губящіе множество юношества, были бы лишними. Ученики могли бы быть переводимы изъ класса въ классъ по годичнымъ балламъ наставника и личному знанію ученика начальникомъ заведенія. Вся работа должна длаться въ класс, на домъ же должно даваться или только повтореніе говореннаго наставникомъ, или только самая небольшая часть работы. Работа, даваемая на домъ, должна быть регулируема между преподавателями.
VII. Должны быть введены въ духовныя училища гимнастика, рисованіе, музыка и, обязательно, какое-нибудь мастерство.
VIII. Ученики семинаріи должны пріучаться къ объясненію св. Писанія и произношенію поученій безъ предварительной подготовки.
IX. Къ слушанію богословской науки должны быть допускаемы лица всхъ сословій и возрастовъ, дабы такимъ путемъ въ обществ пополнялась недостаточность духовнаго просвщенія.
X. Посылка учениковъ, кончившихъ курсъ семинаріи, въ псаломщики должна быть безусловно отмнена.
XI. Если заштатное духовенство не будетъ обезпечено въ своемъ существованіи, то людямъ больнымъ и безроднымъ должно дозволить уступать мста свои намстникамъ, со взятіемъ въ замужество ихъ дочерей или близкихъ родственницъ.
XII. Сдлать пересмотръ приходовъ и закрыть только т изъ нихъ, гд пожелаютъ того православные прихожане.
XIII. На должности псаломщиковъ допускать всхъ способныхъ и достойныхъ этой должности.
XIV. Посылаемымъ на мста священнослужителямъ должны выдаваться прогонныя деньги и третное жалованье.
XV. Квартира и отопленіе въ приход должны быть отъ церкви, какъ для штатнаго, такъ и для заштатнаго духовенства, а равно вдовъ и сиротъ. Штатное духовенство должно имть обезпеченное содержаніе, котораго одна часть должна идти отъ казны, другая отъ прихода. Заштатное духовенство должно получать пенсіи, равныя жалованью. Лица, состоявшія подъ судомъ, но прослужившія узаконенное число лтъ, не должны быть лишаемы пенсіи. Жалованье должно быть получаемо изъ казны и волостныхъ правленій помсячно, по предъявленіи указовъ на должность.
XVI. Доходы между настоятелемъ и его помощниками должны длиться поровну.
XVII. Въ приходахъ многолюдныхъ и богатыхъ жалованье должно быть меньше противу приходовъ малолюдныхъ, бдныхъ и зараженныхъ расколомъ,— чмъ бдне приходъ, тмъ жалованья отъ казны должно быть больше, чтобы такимъ образомъ, по возможности, уровнять приходы по ихъ доходности.
XVIII. Плата за требоисправленія обязательная: крещеніе, мсповдь, причащеніе, бракъ, елеосвященіе и погребеніе, а равно и за молебствія по случаю общественныхъ бдствій, голода, эпидеміи и т. под. должна быть воспрещена.
XIX. Сборъ по приходу натурою: зерномъ, крупой, мукой и т. под. долженъ быть воспрещенъ безусловно. Рождественская и крещенская ходьба съ крестомъ по приходу должна прекратиться, что при исполненіи предъидущихъ пунктовъ исполнится само собою.
XX. Аренда мельницъ, земли, отдача денегъ подъ залоги и т. под. барышничество должны быть воспрещены.
XXI. Земледліе можетъ быть допущено только въ самыхъ малыхъ размрахъ, 3—5 десятинъ.
XXII. Епископъ есть пастырь, священникъ — его помощникъ, приходъ — паства. Помощникъ епископа, какъ и самъ епископъ, долженъ быть независимъ отъ паствы. Епископъ, насколько возможно, долженъ чаще бывать въ учебныхъ заведеніяхъ и въ приходахъ, и, какъ возможно ближе, быть знакомымъ и съ учениками, и съ приходами. Священническія мста должны даваться по соображенію нуждъ приходовъ и качествъ кандидатовъ на мста. Лицо, разъ найденное соотвтствующимъ нуждамъ прихода, перемщаемо изъ одного прихода въ другой быть не должно, ни по вол того же епископа и ни по желанію прихожанъ. Добровольная мна приходами, по обоюдному согласію, должна быть по возможности прекращена. Просить же перемщенія на мста свободныя духовенство должно имть право только въ крайнихъ случаяхъ.
XXIII. Священникъ,— пастырь и руководитель духовной жизни прихожанъ,— обезпеченный матеріально, независимый отъ прихожанъ и имющій, поэтому, возможность говорить правду, не боясь мщеній, какъ наставникъ учебнаго заведенія, независимый отъ учениковъ, долженъ всю жизнь свою, вс силы свои и способности всецло посвятить приходу: кром поученій въ храм во время богослуженія, онъ обязанъ вести бесды, по праздничнымъ днямъ, и въ послобденное время,— или въ томъ же храм, или школ и, по-очереди, по всмъ деревнямъ его прихода, если он есть у него. Долженъ длать краткія поученія воспріемникамъ при крещеніи, при брак, погребеніи и проч. Онъ долженъ быть непремнно и законоучителемъ приходскихъ школъ.
XXIV. По указанію священника должны вести чтенія народу и псаломщики. Они же должны быть и учителями простаго церковнаго пнія въ школахъ. Имъ же можно поручать и первоначальное обученіе чтенію и письму.
XXV. Цензура проповдей должна быть уничтожена.
XXVI. Поученія народу должны быть изустныя, живымъ и удобопонятнымъ языкомъ и о религіозно-нравственныхъ предметахъ самыхъ близкихъ къ жизни. Священникъ и псаломщики должны поставить себя, насколько возможно, ближе къ народу.
XXVII. Каждая церковь должна выписывать нсколько періодическихъ, духовныхъ и историческихъ, журналовъ. При каждой церкви должна быть библіотека изъ книгъ по св. писанію, религіозно-нравственнаго содержанія, по гигіен, сельскому хозяйству и исторіи Россіи. Гд дозволяютъ мстныя условія, должны быть устроены читальни. Книги должны быть даваемы для чтенія, на домъ, на время и продаваемы по своей цн, а бднйшимъ даримы. Долженъ быть устроенъ складъ хорошихъ, но дешевыхъ иконъ.
XXVIII. Священникъ, псаломщикъ, церковный староста и два лица отъ прихожанъ должны составлять хозяйственный комитетъ. Чрезъ своихъ уполномоченныхъ прихожане должны имть полныя свднія о состояніи церковнаго хозяйства. На комитет должна лежать забота о благолпіи храма и поддержк церковныхъ домовъ. Въ случа несогласія между собою членовъ, епископъ даетъ окончательное ршеніе. Покупка свчь, ладону, бланковъ и т. под. должна производиться церковнымъ старостою, по указанію настоятеля, безъ соглашеній съ членами комитета, расходы же свыше 50 р.— кром свчь — должны производиться по соглашенію членовъ. Церковная сумма и свчи повряются комитетомъ ежемсячно.
XXIX. Церковные старосты не должны служить доле трехъ лтъ ни въ какомъ случа.
XXX. Разсылка епархіальнымъ начальствомъ по церквамъ бланковъ, книгъ, брошюръ и т. под., безъ согласія на то настоятелей церквей, должна быть прекращена.
XXXI. Священники, селеній 10—15, должны собираться, раза три — четыре въ годъ, для обсужденія о возвышеніи умственнаго, нравственнаго и матеріальнаго состоянія духовенства и^о развитіи умственнаго, нравственнаго и матеріальнаго состоянія прихожанъ. Постановленія свои должны вносить въ журналы.
XXXII. Разъ въ годъ долженъ быть собираемъ създъ и епархіальный. Предметы обсужденій епархіальныхъ създовъ должны быть т же самые, что и окружныхъ, но здсь разсужденія должны вестись подъ руководствомъ епископа. Здсь же должны быть прочитаны полные отчеты о состояніи приходовъ, духовенства и дятельности окружныхъ създовъ. Замчательныя мста отчетовъ должны быть печатаемы въ Епарх. Вдомостяхъ для свднія и руководства всего духовенства. Второстепенными же предметами, какъ-то: разсматриваніемъ смтъ, опредленіемъ и увольненіемъ лицъ. служащихъ при училищахъ и т. под., епископы обременяемы быть не должны. Занятія епископа на създахъ духовенства должны касаться исключительно прямой обязанности епископа — религіозно-нравственнаго состоянія духовенства и паствы.
XXXIII. Должности благочинныхъ должны быть упразднены.
XXXIV. Графа въ формулярахъ духовныхъ лицъ для отмтокъ въ поведеніи должна быть уничтожена.
XXXV. Должно имться лицо, священникъ, съ правами мироваго судьи,— одинъ судья на уздъ,— для разбора длъ, до духовенства касающихся.
XXXVI. Члены консисторіи должны избираться духовенствомъ на три года ъ утверждаться св. Синодомъ. Судопроизводство должно быть устроено по образцу окружныхъ судовъ. Консисторія должна быть не боле, какъ и всякое присутственное мсто, и на духовенство не должна имть никакого вліянія, а потому и штрафы ея должны быть прекращены.
XXXVII. Епископъ долженъ быть освобожденъ отъ чтенія и утвержденія какихъ бы то ни было журналовъ, опредленій консисторіи и т. под. длъ. Утвержденію .его должны подлежать только дла, касающіяся вры и нравственности паствы, и запрещенія и удаленія отъ должности лицъ духовнаго званія, чтобъ тмъ дать ему возможность заняться его существенными обязанностями.
XXXVIII. По всмъ дламъ, не касающимся вры в.нравственности народа, гражданскія вдомства должны сноситься съ консисторіями. При большей самостоятельности духовенства, мировыхъ судей и консисторій, дла упростились бы и уменьшилась бы самая переписка, и самъ епископъ не былъ бы заваливаемъ всякимъ бумажнымъ хламомъ.
XXXIX. Лица духовнаго званія, неодобрительнаго поведенія. должны быть удаляемы отъ должностей. Посылка священниковъ въ пономари и всхъ, вообще, въ монастыри ‘на исправленіе’ и въ наказаніе должна быть прекращена, и, наконецъ,
XL. Должности домашнихъ архіерейскихъ секретарей должны быть закрыты.

Сельскій Священникъ.

протоіерей и благочинный въ одной изъ приволжскихъ губерній, близъ большаго губернскаго города.

L.

Приложенія —

I.

Отъ редакціи журнала ‘Русская Старина’.— 6-го января 1881 г. мы получили отъ одного изъ читателей ‘Русской Старины’ князя Италійскаго графа А. А. Суворова-Рымникскаго слдующее письмо:
‘Милостивый государь, Михаилъ Ивановичъ. Узнавъ изъ прекрасныхъ ‘Записокъ Сельскаго Священника’, помщаемыхъ на страницахъ издаваемаго вами журнала ‘Русская Старина’ (январь 1881 г.) о бдствующемъ вдовомъ священник одного прихода, незнающемъ ‘гд преклонить голову’ и готовящемъ пищу себ самому и четыремъ своимъ дтямъ, я,— находясь до сихъ поръ подъ вліяніемъ вынесеннаго изъ чтенія тягостнаго впечатлнія,— ршаюсь обратиться къ вамъ съ покорнйшею просьбою не отказать въ передач, чрезъ автора Записокъ,— адресъ котораго, вроятно, вамъ извстенъ,— прилагаемые сто руб. сер. для врученія несчастному пастырю.
Примите в. и увреніе въ истинномъ моемъ почтеніи и преданности.

Суворовъ.

6-го января 1881 г.
С.-Петербургъ
Примчаніе. На другой день, 7-го января, мы отослали щедрый даръ достоуважаемаго князя Александра Аркадіевича — автору ‘Записокъ Сельскаго Священника’ — протоіерею и благочинному въ приход близъ губернскаго города въ одной изъ приволжскихъ губерній,— для передачи, по принадлежности, бдному пастырю, о коемъ Сельскій Священникъ упоминаетъ въ своихъ Запискахъ, или, если бднякъ тотъ умеръ, оставшимся посл него сиротамъ.
Затмъ просимъ извиненія у князя Александра Аркадіевича въ томъ, что позволили себ, вопреки его скромности, опубликовать о настоящемъ его дар, вновь свидтельствующемъ объ отзывчивости его сердца на все доброе.

Ред.

8-го января 1881 г.

II.

Письмо ‘Сельскаго Священника’ къ ред. ‘Русской Старины’ .

5-го февраля 1881 года. Маріинская колонія.

Глубокоуважаемый Михаилъ Ивановичъ! 17-го минувшаго января я имлъ удовольствіе получить сто рублей серебромъ, щедрый даръ достоуважаемаго государственнаго мужа, генералъ-адьютанта, генерала-отъ-инфантеріи, князя Италійскаго, графа Александра Аркадіевича Суворова-Рымникскаго, пересланные в. п. для передачи чрезъ меня тому несчастному священнику, о которомъ писалъ я (‘Русская Старина’, янв. 1881 г., стр. 72—76). Деньги эти, по принадлежности, мною переданы, о чемъ священникъ, ихъ получившій, и поспшилъ написать князю А. А. Суворову — выразивъ въ письм къ князю свою безпредльную признательность.
Какъ о положеніи этого священника, такъ и вообще все, что писалъ я, я писалъ правду,— и только одну правду, не стрняясь злобою и мщеніемъ людей, о которыхъ пришлось писать мн.
За ‘Записки’ мои, мн пришлось перенести непріятности, но я утшаюсь тмъ, что высказанная мною правда обратила на себя вниманіе людей досточтимыхъ и высокопоставленныхъ, каковъ напримръ, свтлйшій князь Александръ Аркадіевичъ Суворовъ-Рымникскій. Отрадно видть вниманіе всми уважаемаго и любимаго государственнаго мужа, такъ близко стоящаго къ верховному Вождю нашего Отечества! Вниманіе это укрпляетъ надежду нашу, что любовь свтлйшаго князя къ Церкви и Отечеству отразится и въ другихъ русскихъ сердцахъ, что православное русское духовенство будетъ выведено изъ того позорнаго состоянія, въ какомъ находится оно теперь.
Благодарю и васъ глубокоуважаемый Михаилъ Ивановичъ, за ваши усилія помочь позоримымъ служителямъ церкви и за труды на пользу Отечества! Вы вызвали меня писать о духовенств, вамъ, слдовательно, обязанъ я и тмъ вниманіемъ, какое вызвали мои ‘Записки’.
Примите же искреннюю благодарность глубокоуважающаго васъ

Сельскаго Священника.

Г. редактору ‘Русской Старины’
Мих. Ив. Семевскому.
Розанов Александр Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Россия и Англия в Средней Азии, Терентьев Михаил Африканович, Год: 1875
  2. Прокламации от Наполеона Бонапарте, Наполеон, Год: 1805
  3. Томас Карлейль, Кареев Николай Иванович, Год: 1923
  4. Моя поездка в Бухару, Петровский Николай Фёдорович, Год: 1873
  5. Чужое — мое сокровище, Батюшков Константин Николаевич, Год: 1817
  6. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия, Феофан-Затворник, Год: 1881
  7. Животная книга Солнца, Рудометкин Максим Гаврилович, Год: 1873
  8. Общедоступная астрономия, Фламмарион Камиль, Год: 1922
Электронная библиотека