Записки охотник Восточной Сибири, Черкасов Александр Александрович, Год: 1867

Время на прочтение: 104 минут(ы)

ЗАПИСКИ ОХОТНИКА ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ.

I.

ХИЩНЫЕ ЗВРИ1). ВСТУПЛЕНЕ.

1) Помщаемый здсь отрывокъ составляетъ небольшую часть очень любопытнаго сочиненя ‘Записки Охотника Восточной Сибири’, которое скоро явится въ отдльномъ полномъ издани С. В. Звонарева.
Прежде чмъ я начну описане зврей, ихъ образа жизни, нравовъ, добываня ихъ и проч., считаю необходимымъ познакомить читателей съ самою мстностю Забайкальскаго края. Нельзя не упомянуть о здшнихъ горахъ, или, какъ говорятъ здсь,— хребтахъ, о ихъ направлени, общемъ характер и т. д. А говоря о горахъ и лсахъ Даури, нельзя умолчать и о безконечныхъ волнующихся степяхъ и лугахъ Восточной Сибири. Какъ жаль, что я плохой ботаникъ и не въ состояни передать ничего порядочнаго о богатств и разнообрази здшней флоры. А какихъ только цвтовъ и какихъ травъ вы не увидите въ здшнемъ краю весною! Тутъ промелькнулъ полевой ландышъ, дале блая даурская лиля, тамъ фалка дикая, тутъ опять что-то скраснло,— это полевой гацинтъ, но онъ едва, едва пахнетъ, сорвите лилю — тоже самое… Такова и вся даурская флора! Вы дете по этой пышной степи на лихой тройк даурскихъ вятокъ, но вотъ пахнуло свжимъ воздухомъ, еще и еще… Вы обращаете на это внимане и видите вдали синющяся горы, съ ихъ вчно блыми, какъ снгъ, вершинами. Не смотря на прозрачность воздуха здшняго края, вы сначала смшиваете блющя окраины горъ съ облаками, не можете уловить линю отдла горъ отъ горизонта, вглядываетесь пристальне, напрягаете зрне,— отъ скорой зды и сильныхъ лучей солнца у васъ зарябило въ глазахъ, навернулись невольныя слезы… между тмъ, вы уже проскакали сколько верстъ, а все не можете угадать, что такое блетъ впереди васъ, терпне ваше истощается, вы наконецъ спрашиваете ямщика, указывая на даль, что это тамъ блетъ?— Къ вамъ оборачивается лицо тунгузскаго типа съ узкими черными блестящими глазами, приплюснутымъ носомъ, широкими выдающимися скулами и блыми, какъ слоновая кость,— зубами, съ черными волосами и черной косой на макушк,— и отвчаетъ: ‘толмачъ угей’ (не понимаю). Вамъ досадно, что любопытство ваше не удовлетворено, вы однако стараетесь знаками растолковать ему? что вамъ хочется знать. Но тунгусъ васъ давно понимаетъ и наконецъ говоритъ: ‘толмачу — толмачу’ (понимаю — понимаю) и, вмст съ тмъ, худымъ ломанымъ языкомъ произноситъ: ‘это чикондинскй голецъ’. (Надо замтить, что здшне инородны, при встрч съ новымъ человкомъ, всегда стараются заговорить по своему и никогда по-русски, но только притворяются, будто не знаютъ русскаго языка. И если вы все продолжаете разговоръ по-русски, всегда получаете отвтъ на томъ же язык. Это черта хитрости и гордости сибиряка инородца). ‘Чикондо’ — чуть ли не самая возвышенная точка отроговъ Яблоноваго хребта.
Восточная Сибирь такъ обширна, что наврное можно сказать: нтъ такого человка на свт, который бы могъ похвастаться, что знаетъ всякй уголокъ этой богатой страны. Я хорошо знакомъ только съ южной и юго-западной частями Забайкалья и все, что говорю я въ своихъ замткахъ, относится именно къ этой ея половин, сверная же часть самому мн мало извстна, и боле по слухамъ.
Сверная и сверо-восточная части южной половины Забайкалья гораздо обильне почти сплошными непрерывными хребтами горъ и обширнйшими, непроходимыми, можно сказать, двственными, безъ начала и конца — лсами. Напротивъ, въ южной, юго-восточной, юго-западной его частяхъ являются необозримыя, волнующяся, какъ море, сливающяся съ синющимъ горизонтомъ — степи. Эта противоположность рзко отразилась и въ характер самой жизни, въ нравахъ и обычаяхъ, какъ русскихъ, такъ и инородныхъ жителей. Но, надо замтить, по этому раздленю сверная часть Забайкалья несравненно громадне южной. Степей въ южной половин, относительно гористыхъ мстъ, несравненно меньше. Степныя пространства здсь какъ бы незамтно переходятъ въ гористыя. Около нихъ хребты незначительны и постепенно переходятъ въ настоящя горы,— они по большей части голы, безлсны, только сверныя покатости горы едва, едва покрыты мелкимъ кустарникомъ, или по сибирски — ерникомъ, который, тсно связываясь съ приближенемъ горъ къ сверу, то есть къ лсистой полос, незамтно переходитъ сначала въ мелкй, а потомъ и въ настоящй лсъ. Степи преимущественно раскинулись по ркамъ Аргуни и Онону. Удаляясь отъ нихъ къ сверу, он уже теряютъ свой характеръ и не походятъ на степи, тутъ ихъ окаймляютъ небольше отроги горъ, или отдльные или связанные съ настоящими большими хребтами, перескающими вдоль все Забайкалье. Наконецъ, дале къ сверу, степи до того уже измняютъ свой характеръ, что переходятъ ни больше — ни меньше, какъ въ широкя пади {Падями называются долины или ущелья между горами.}, гд появляются рчки, отдльныя сопки и проч.
Однимъ бдно Забайкалье — водою. Въ немъ мало такихъ ркъ, которыя справедливо можно назвать рками. Что такое наши горныя рчки, а особенно въ сухое время года?— искупаться негд, надо исходить нсколько верстъ сряду, чтобы выбрать такое мсто, то есть омуточекъ, гд было бы по поясъ или по горло! Такихъ рчекъ у насъ многое множество. Часто случается на охот, ходишь, ходишь, устанешь какъ собака, ищешь глазомъ воды — нтъ. А придешь куда-нибудь къ пади, къ логу, сядешь отдохнуть,— слышишь гд-то журчитъ вода. Вотъ обрадуешься, спустишься въ самый логъ и тогда только увидишь между кочками кустиками пробирающуюся струйку воды — чистую, какъ хрусталь, и холодную, какъ ледъ. Дорогая находка для усталаго охотника! За то посмотрите на наши горныя рчки посл сильныхъ, непрерывныхъ дождей или весною въ водополье. Часто, въ такое время года, приди къ ней, да и любуйся, а перебраться на другую сторону и не думай. Бурлитъ, реветъ — словно кипитъ, блые валы съ неимоврною быстротою какъ бы гонятся другъ за другомъ и съ страшной силою ударяются объ выдающяся береговыя скалы, сшибаются другъ съ другомъ и, разбиваясь въ дребезги, обдаютъ васъ холодною, влажною пылью, мелкою какъ роса. Блая пна словно въ котл плаваетъ и кружится на поверхности, цпляясь за выдающеся изъ воды корни смытыхъ деревьевъ и за камни по затишьямъ… Цлыя деревья, съ корнями, съ землей, съ камнями, часто бываютъ жертвами освирпвшей рчонки, быстро несутся по ея клокочущей, разъяренной поверхности и съ оглушительнымъ трескомъ ломаются въ извилинахъ о выдающяся, нависшя скалы. Случается, что въ сильно крутыхъ горныхъ рчкахъ, больше камни, не смотря на свою тяжесть, уступаютъ страшной сил воды и выбрасываются на берега…
Нердко сибирске промышленники дня по три и по четыре сидятъ въ лсу за рчками и не могутъ попасть домой, а ждутъ, когда он сбудутъ и образуются броды. А много бывало примровъ, что нетерпливые и неопытные люди платились жизню за свою отвагу, и сердитыя рчки посл съ яростю выбрасывали ихъ обезображенные трупы на свои пустынные берега. Взгляните на карту Забайкалья,— кром горъ ничего не увидите. Даже озеръ нтъ, а если гд и есть, то ихъ скоре можно назвать лужами, чмъ озерами. Одно только чудовищное озеро, и то на границ Забайкалья,— это Байкалъ расположился между страшными хребтами горъ, заслонилъ собою удобный путь и гордо красуется своими дикими и величавыми берегами. Вода такъ чиста и прозрачна, что на глубин нсколькихъ сажень видны мелке камешки и даже дерева. Бурливъ и шуменъ этотъ красавецъ Востока!… Но Байкалъ хорошъ только самъ по себ, и отъ него нтъ прока обширному Забайкалью. Воды все-таки мало, и этотъ недостатокъ, страшная обида природы, весьма ощутителенъ при первомъ знакомств съ здшнимъ краемъ… Вотъ вамъ слабый очеркъ нашего Забайкалья!…
Лсъ и горы — это стихя, безъ которой не могутъ существовать почти вс зври, наполняюще Восточную Сибирь. Исключеня чрезвычайно рдки. Да и гд будетъ держаться осторожный, дикй зврь, какъ не въ лсу? Гд представится ему больше шансовъ укрыться отъ солнечныхъ лучей, овода, бури и самаго страшнаго врага — человка? Гд онъ можетъ найти больше разнообразя въ пищ? Да и дйствительно, лса въ Восточной Сибири, относительно звропромышленности, играютъ первую роль. Мстами они такъ велики и обширны, что ршительно нельзя опредлить въ настоящее время пространства, занимаемаго ими, не только положительно, но даже и приблизительно. Разв только дятельное потомство наше неусыпными трудами своими, при значительномъ населени Сибири, въ состояни будетъ показать, хотя приблизительно, ихъ громадность. Не похвалю только, что здсь на лсъ не обращаютъ ршительно никакого вниманя. Правильныхъ лсосковъ и лсныхъ длянокъ или участковъ здсь не знаютъ. Словомъ, присмотра и наблюденя за лсомъ нтъ никакого. Гости себ, какъ Богъ веллъ!.. И сколько гибнетъ лса отъ различныхъ неустраняемыхъ вовсе причинъ, а нердко и отъ пустой прихоти человка. Напримръ, одни лсные пожары сколько истребляютъ лса! Ихъ, надо замтить, никто не тушитъ, горятъ, сколько имъ вздумается, иногда горятъ по нскольку лтъ сряду, такъ что и сильные дожди не въ состояни потушить пожара. Горитъ лсъ, мохъ, тундра или по сибирски трунда, на глубин нсколькихъ аршинъ, такъ что впослдстви и глубокя канавы не въ состояни прекратить распространеня пожарища! Впрочемъ, послдняя мра принимается уже тогда только, когда пожирающее пламя грозитъ видимымъ ущербомъ жителямъ, вполн надющимся на авось. Огонь добрался до покосовъ, сожегъ скирды сна, дровяные запасы и тутъ только заставляетъ опомниться лниваго сибиряка!..
Для того, чтобы добыть нсколько кедровыхъ шишекъ съ орхами, сибирякъ нердко рубитъ цлое дерево! Конечно въ настоящее время у насъ лсу избытокъ, исключая южной части Забайкалья. Но неужели же Восточная Сибирь останется на вки при такомъ скудномъ заселени и такой ничтожной промышленности?..
Тайга — это лсъ и горы безъ начала и конца! Страшные, непроходимые лса скрываютъ ея внутренность, а тонкя, болотистыя, кочковатыя пади заграждаютъ путь любопытному путешественнику. О дорогахъ и мостахъ тутъ и помину нтъ. Привычные сибирске промышленники путешествуютъ по безграничному лсному царству, по едва замтнымъ промышленнымъ тропамъ, которыя съ искони пробиты праддами ныншнихъ стариковъ промышленниковъ, а, быть можетъ, и Чудью, которая, какъ извстно исторически и по преданямъ народа,— прежде заселяла Сибирь… Тропы эти иногда лпятся на отвсныхъ крутизнахъ горъ, перескаютъ хребты и лога, вьются по крутымъ сопкамъ, около утесовъ и нердко висятъ, въ полномъ смысл этого слова, надъ страшными безднами, такъ что голова закружится у неопытнаго, небывалаго въ тайг охотника и невольная дрожь пробжитъ по всему тлу. А поглядите на стараго сибирскаго промышленника, какъ онъ здитъ по такимъ мстамъ, не обращая никакого вниманя на угрожающую опасность, и нердко напваетъ или насвистываетъ любимую свою псню,— даже дремлетъ покачиваясь на своемъ врномъ коурк. Прозжая тайгой, вы нердко видите цлыя покатости горъ, особенно солнопеки, {Солнопеки — южныя покатости горъ.} даже пади, увитыя какъ бы лентами, по всевозможнымъ направленямъ, словно желтыми или срыми спурками. Издали вы наврное не отличите, что это такое — но подъзжая ближе, разузнаете, что это звриныя тропы, которыя пробили козы, изюбры, кабаны, сохатые и проч., переходя изъ одного мста въ другое, или спускаясь на водопой къ горнымъ рчкамъ, ключамъ, родникамъ, озеркамъ. Кто не слыхалъ о сибирскихъ тайгахъ, о ихъ непроходимости по сплошной чащ лса, тундристой почв, загроможденной огромными камнями и валежникомъ, хитро перемшавшимся со стелющимися растенями? Въ этихъ-то неприступныхъ мстахъ, трущобахъ, и скрывается большая часть сибирскихъ зврей, тутъ-то и охота сибиряка-промышленника! Здсь вся его поэзя, вся его жизнь!.. Кто слыхалъ или читалъ о первобытныхъ лсахъ Америки, тотъ только въ состояни понять всю дикость и, вмст съ тмъ, величе глухой сибирской тайги.
Кедръ, сосна, лиственица и пожалуй береза — вотъ представители здшнихъ лсовъ, пихта, осина, рябина, ольха, яблонь и другя деревья занимаютъ второстепенное мсто. Вчно зеленюще кедры и сосны — краса лсовъ въ нашемъ кра, но хороша и лиственица весною, съ ея прятной для глазъ темною зеленью, какъ хорошъ ея особенный запахъ! Какъ прочна и крпка лиственица въ домовомъ строени! Сколько миллоновъ блки прокармливается зимою лиственичною шишкою?— Сосны у насъ ростутъ по большой части на отклонахъ и самыхъ вершинахъ горъ, на мстахъ песчаныхъ и каменистыхъ. Нердко он довершаютъ дикую красоту забайкальскихъ утесовъ… Сосны любятъ по большей части мста солнопечныя, тогда какъ кедры составляютъ красоту преимущественно сверныхъ покатостей горъ — сиверовъ.
Лиственица ростетъ везд: въ солнопекахъ, въ сиверахъ, на маряхъ {Мари — отлогя предгоря, поросшя лсомъ.} и на падяхъ, словомъ, гд вздумается. Березникъ черный и блый ростетъ преимущественно на глинистой почв и поэтому бываетъ тоже везд, но черноберезникъ растетъ только по солнопекамъ, около утесовъ и розсыпей, {Розсыпи — скалы, развалившяся по скату поверхностей горъ въ вид отдльныхъ валуновъ, кусковъ, плитъ и пр., иногда въ такомъ вид спускающеся до самой подошвы горъ.} и почти никогда на падяхъ.
Пихта ростетъ, по большой части, какъ и кедръ, но сиверамъ и около рчекъ. Странно, что въ Восточной Сибири (южной половин Забайкалья) я нигд не видалъ ни дуба, ни клена, тогда какъ на китайской границ довольно того и другого. Точно также въ южной части Забайкалья вовсе нтъ ели, такъ извстной въ средней и сверной полосахъ Росси. Тальникъ, черемушникъ, также ольховникъ, даже яблонь и проч. ростутъ обыкновенно по берегамъ горныхъ рчекъ, иногда съ вершины и до самаго устья, какъ бы провожаютъ ее, такъ что нердко втви деревьевъ одного берега хватаютъ на другой, сплетаются между собою и образуютъ нчто въ род свода. Ильмовникъ ростетъ тоже около большихъ рчекъ и по островамъ, онъ, по своей прочности, крпости и легкости въ подлкахъ, замняетъ здсь дубъ и кленъ, въ особенности молодой ильмовникъ нисколько не уступитъ дубу.
Плоды нашихъ лсовъ довольно скудны, это — ягоды и грибы. Послднихъ не такъ много въ сравнени съ первыми. Конечно, первое мсто между плодами, смотря съ охотничьей точки зрня, должны занять кедровые орхи, которыхъ многое множество истребляется здшними жителями, но еще больше блками, медвдями и особыми птицами, такъ называемыми кедровками (родъ желны). Кедровки осенью, когда поспютъ орхи, появляются въ кедровникахъ въ огромномъ числ. Странное дло, а здсь на мст, въ городахъ и другихъ торговыхъ мстахъ, орхи продаются почти по той же цн, какъ и въ Петербург, и нердко фунтъ ихъ стоитъ до 15 коп. сер., особенно въ тотъ годъ, когда ихъ мало родится.
Изъ ягодъ замчательны: 1) малина, которую такъ любятъ медвди, 2) голубица, 3) клюква, 4) брусника, 5 костеника — небольшая продолговатая краснаго цвта ягода, довольно кисловатаго, но прятнаго вкуса, ростетъ на небольшихъ прутикахъ, низко отъ земли и ее очень любятъ тетери, 6) земляника, 7) моховка, особаго рода смородина, ростетъ преимущественно на моху въ колкахъ, изъ нея сибиряки приготовляютъ наливки, равно какъ и изъ 8) рябины, 9) облпиха, небольшая желтовато-красная ягода, запахъ ея чрезвычайно сходенъ съ запахомъ ананаса, она ростетъ на небольшихъ деревцахъ. Изъ облпихи приготовляютъ также наливки. 10) Черемуха, 11) дикя яблоки, которыя скоре можно назвать ягодами по величин и кислому вкусу, они хороши моченыя. 12) Черносливъ, такъ называютъ сибиряки дикй персикъ, довольно большой величины, плодъ его, когда созретъ, красный и по виду похожъ на садовый, но твердый и иметъ сильно вяжущй вкусъ, почему въ пищу его не употребляютъ. Изъ персиковаго корня здсь длаютъ трубки. 13) Княженика, 14) морошка, 15) смородина ростетъ на небольшихъ кустахъ въ мокрыхъ мстахъ, около рчекъ и въ колкахъ {Колка — отдльный лсъ за падяхъ}. Ее здсь два рода,— черная и красная. 16) Жимолостка, очень походитъ на голубицу, такая же цвтомъ, но продолговатая и ростетъ на высокихъ кустахъ около ключей и рчекъ. Жимолостка поспваетъ рано, такъ что къ Петрову дню ея обыкновенно уже множество. 17) Шипишка, довольно крупная ягода, продолговатая, краснаго цвта, съ большой косточкой внутри, вкусъ довольно прятный, сладкй, но мучнистый. Кром того есть еще много ягодъ, которыя не употребляются въ пищу человкомъ и вообще называются волчьими ягодами.
Изъ грибовъ, употребляемыхъ въ пищу, укажемъ: 1) груздь — обыкновенный, 2) рыжикъ, 3) боровикъ или блый грибъ, 4) подъосиновикъ, 5) масленикъ, 6) опенки — продолговатые грибы благо цвта, 7) моховикъ или листвяничный груздь, 8) абабки, 9) березовки или горянки и 10) сухе грузди, ростутъ по большей части въ березнякахъ, многе ихъ дятъ сырыми,— это россйскя сырожки. Кром того есть много грибовъ различныхъ названй, которые въ пищу не употребляются, эти послдне также носятъ общее назване собачьихъ грибовъ. Вотъ на этихъ-то грибкахъ и ягодахъ бываютъ нердко забавные, а иногда и несчастные случаи, при встрч съ хозяевами здшнихъ лсовъ, какъ говорятъ сибиряки, то есть — медвдями.
Справедливо народъ называетъ Сибирь — золотымъ дномъ, и дйствительно въ нашемъ кра найдется рдкй логъ, или падь, въ которыхъ бы не было хотя знаковъ золота, а въ окружающихъ горахъ какихъ нибудь рудъ. Относительно этой промышленности Восточная Сибирь еще находится, можно смло сказать, въ младенческомъ состояни!.. Много надо трудовъ и времени, чтобы опредлить хотя приблизительно минеральное богатство этого края!.. Какихъ только драгоцнныхъ камней не находили (кром алмаза) въ Забайкаль? Какихъ только металловъ въ немъ не добывали? Что въ состояни сдлать, относительно горной промышленности, бдный всмъ ршительно Нерчинскй горный округъ!?.. Это почти то же, что капля въ мор!.. Ходя за охотой по тайгамъ и трущобамъ, по доламъ и горамъ богатой Даури, я частенько нахаживалъ различныя руды, по большой части серебряныя, мдныя и желзныя просто съ поверхности, то есть въ естественныхъ обнаженяхъ. Спрашивается, что же можно ожидать во внутренности земной коры, если повести правильныя разработки?.. А сколько я зналъ такихъ промышленниковъ изъ простолюдиновъ, которымъ извстны несмтныя горныя богатства минеральнаго царства, но которые скрываютъ свои сокровища втайн и не объявляютъ начальству не потому, что видятъ мало пользы и толку въ открыти ихъ, а собственно потому, чтобы въ тхъ мстахъ не открылись рудники, приски, заводы, которые бы конечно лишили ихъ богатаго звринаго промысла, пахотныхъ и снокосныхъ земель!.. Боюсь объ этомъ и распространяться, а то пожалуй увлечешься и заберешься слишкомъ далеко. Да и цль моихъ замтокъ вовсе не такова. Давно уже пора приняться за описане живаго сибирскаго богатства,— звринаго промысла.

МЕДВДЬ.

Я начинаю описане зврей съ медвдя, потому что онъ въ нашихъ краяхъ, между хищными зврями, безспорно долженъ занять первое мсто, какъ по своей огромной сил, неустрашимости, такъ и по трудности добываня. Медвдя боятся вс животныя, кром сохатаго и кабана, которые не смотря на это все-таки длаются жертвою медвдя, хотя и въ рдкихъ случаяхъ. Да и много ли такихъ охотниковъ, которые бивали медвдей? Конечно немного, въ сравнени съ общимъ числомъ людей, имющихъ претензю на зване охотника. Не потому, что медвдей стало мало, или ихъ трудно найти, нтъ! тутъ первую роль играетъ страхъ… Я зналъ много охотниковъ, превосходныхъ стрлковъ, которые не любили лсной охоты, даже и на рябчиковъ, собственно потому, что боялись встрчи съ медвдемъ… Конечно едва ли кто въ томъ сознается!!.. Сибирякъ же промышленникъ постоянно въ лсу, онъ мало думаетъ о медвд! Напротивъ, онъ еще ищетъ случая съ нимъ встртиться. Но по пословиц ‘семья не безъ урода’, есть много и сибирскихъ промышленниковъ, которые идутъ въ лсъ промышлять изъ-за нужды, страшно боясь встрчи съ медвдями, и надются въ этомъ случа опять на — ‘авось, Богъ пронесетъ’.
Въ лсахъ Восточной Сибири дв породы медвдей: муравейники — малаго роста, и стервятники — больше. Это раздлене въ строгомъ смысл нельзя назвать точнымъ, потому что об породы страшные любители муравейниковъ: точно также, какъ об породы не упустятъ удобнаго случая полакомиться мясомъ издохшихъ или убитыхъ животныхъ, а въ особенности свжинкой,— такъ что главное отличе — это ростъ и величина звря. Сибирске охотники только этимъ отличаютъ медвдей и весьма рдко, и то только нкоторые, употребляютъ слова: ‘муравейникъ’ или ‘стервятникъ’, большинство ихъ не знаетъ.
Какими именами только не величаютъ медвдя въ Забайкаль! Нкоторые изъ русскихъ, въ разговор, называютъ его хозяиномъ, друге — таптыгинымъ, третьи косолапымъ мишкой, или косматымъ чортомъ, друге же, въ увлечени своихъ разсказовъ, называютъ его черной нмочью… и вс эти прозвища такъ уже усвоились, что никогда не нужны поясненя. Кром того, сибиряки по большей части медвдя зовутъ просто чернымъ звремъ, или звремъ. Но туигузски медвдь называется кара-гуросу, что означаетъ тоже черный зврь, должно полагать, что сибиряки усвоили это назване отъ тунгусовъ, какъ и многя другя слова. Орочоны {Орочоны — особенное монгольское племя, обитающее только въ лсахъ Даури, народъ вполн кочевой.} называютъ его чепчекунъ, а нкоторые — челдономъ. (Странно, что орочоны прозвали такъ медвдя, потому что челдонами въ Сибири называютъ вообще ссыльнокаторжныхъ). Надобно замтить, что въ Сибири медвди достигаютъ страшной величины. Мн случилось видть на одной станци красноярской губерни шкуру только-что убитаго медвдя, длиною отъ носа до хвоста слишкомъ 20-ти четвертей, а въ 18 и 19 четвертей въ Забайкаль не рдкость. Шкуры здшнихъ медвдей гораздо доброкачественне, нежели шкуры медвдей, убиваемыхъ въ Европейской Росси. Здсь шерсть на нихъ гораздо-пушисте, мягче, длинне, и такого буро-рыжаго цвта, какъ мн случалось видть въ Росси, тутъ не увидишь. У меньшей породы шерсть бываетъ иногда почти совершенно черная, съ серебристой просдью на хребт, у большой же породы шерсть бываетъ всегда буре. Попадаются изрдка медвди съ блой машинкой на груди, но замчаню промышленниковъ, они самые злые и самые опасные. Говорятъ, что они происходятъ отъ помси князьковъ (см. ниже) съ простыми медвдями.
Запахъ отъ медвдя такъ силенъ, что собаки за нсколько десятковъ саженъ слышатъ его, а на боязливой лошади трудно перехать черезъ свжй медвжй слдъ. Вкъ медвдя опредлить не берусь, надо полагать, что онъ можетъ жить довольно долго. Въ 1855 г., около Шилкинскаго завода, въ нерчинскомъ горномъ округ, добыли медвдя до того стараго, что онъ уже не могъ сопротивляться. Его убили какъ теленка. Зубы у него были совершенно истерты, когти обношены, сала не было нисколько. Медвдь этотъ даже не въ состояни былъ сдлать себ берлоги, и легъ между двумя плитами въ утес, гд его и убили, осенью, еще по черностопу. Шкура его была чрезвычайно плоха: шерсть рыжеватаго цвта не пушистая, жесткая и висла прядями, мездра тонкая, некрпкая.
Всмъ извстно, что медвди на зиму ложатся въ берлоги и чутко спятъ до самаго теплаго времени. Въ народ есть поврье, будто медвдь сосетъ свою лапу {Я слышалъ отъ многихъ орочонъ, что медвдь, въ март, передъ самымъ выходомъ изъ берлоги, скоблитъ когтями подошвы своихъ лапъ и стъ эту наскобленую шелуху.} и тмъ пропитывается зимою, я лично не врю этому, потому что имю много фактовъ, отвергающихъ это обстоятельство: мн ни разу не случалось слышать отъ здшнихъ промышленниковъ, чтобы они добывали изъ берлоги медвдей съ мокрыми, обсосанными лапами, напротивъ, лапы всегда сухи, равной толщины, съ пылью и даже грязью въ когтяхъ, оставшейся отъ ходьбы еще до снга. Желалъ бы я знать, какъ объ этомъ обстоятельств трактуютъ ученые натуралисты? Большинство сибирскихъ промышленниковъ этому не вритъ. Зимнй сонъ медвдя не похожъ на ту ‘спячку’, которой подвергаются у насъ другя животныя — ежи, лягушки, летучя мыши, сурки. Медвдь не бываетъ въ оцпенни,— нтъ, онъ въ берлог только, если можно такъ выразиться,— полуснитъ, полудремлетъ, и если не видитъ {По мраку въ закупоренной берлог.}, то слышитъ, доказательствомъ тому служитъ то обстоятельство, что медвди, среди самой жестокой зимы, слышатъ приближене охотниковъ и нердко выскакиваютъ изъ своихъ вертеповъ ране, чмъ охотники успютъ приготовиться къ нападеню. Что медвди дышатъ въ берлогахъ — нтъ никакого сомння, потому что въ сильные холода около ихъ берлогъ, на окружающихъ кустикахъ и деревцахъ, рано по утрамъ, бываетъ такъ называемый здсь куржакъ, т. е. иней, который и садится на втки отъ мерзнущихъ испаренй, отдляющихся вслдстве жизни звря. Медвдь вдь въ берлог питается особеннымъ процессомъ, на счетъ собственнаго жира, запасеннаго съ осени въ большомъ количеств. Худые, незавшеся медвди въ берлоги не ложатся, а бродятъ по лсу и длаются шатунами (см. ниже).
Медвдь берлогу свою устроиваетъ различнымъ образомъ: длаетъ ее подъ искарью, т. е. у корня упавшаго дерева, или выкапываетъ ее въ вид большой ямы, подъ огромными валунами, плитами и т. п., или же просто длаетъ ее на поверхности земли и закрываетъ сверху хворостомъ, прутьями и мохомъ, наконецъ нкоторые медвди ложатся въ утесахъ, т. е. въ ихъ щеляхъ, гротахъ и пещерахъ {Я слышалъ также отъ орочонъ, что медвдь длаетъ себ берлогу на годъ то есть, если онъ сдлаетъ ее осенью, то ляжетъ въ нее только на другую осень, черезъ годъ. Это онъ длаетъ для того, чтобы берлога, сдланная изъ сырыхъ матераловъ, напр. сырыхъ прутьевъ, моху и т. п., могла въ годъ просохнуть. Они говорятъ, что только крайность заставитъ медвдя лечь иногда въ сырую берлогу.}. Во всякой берлог, гд бы она ни была сдлана, медвдь изъ моха (шапкта по сибирски) длаетъ себ постель и изголовье, и ложится большею частю рыломъ къ отверстю, или какъ говорятъ — къ лазу. Берлоги обыкновенно длаются въ мстахъ самыхъ отбойныхъ, по сибирски крпкихъ, всегда въ логахъ, въ сиверахъ, за втромъ, въ страшной чащ лса и весьма рдко на открытыхъ, видныхъ мстахъ. Сибиряки замчаютъ, что тотъ медвдь, который длаетъ свою берлогу на открытыхъ мстахъ, наприм. въ увал, на солнопек и проч.— гораздо опасне того, который ложится въ глухихъ таежныхъ мстахъ. Поэтому при охот на такого медвдя и принимаютъ боле предосторожностей. Почему это такъ, они и сами объяснить не умютъ, а толкуютъ розно. Мн же самому на дл поврить этого не довелось. Но вотъ случай, который объясняетъ совершенно противное. Два мальчика деревни Б—й, нерчинскаго горнаго округа, хали осенью въ 185* году прямой лсной дорогой изъ сосдней деревни домой. Увидали на земл блку, соскочили съ лошадей и бросились ее ловить. Блки не поймали, а отъ лошадей убжали далеко. Возвращаясь, одинъ изъ нихъ замтилъ на солнопек, въ увал, какую-то черную дыру, какъ онъ объяснялъ впослдстви, его подстрекнуло любопытство, онъ бросилъ своего малолтняго товарища, взобрался на увалъ, подошелъ къ черному отверстю, прилегъ на землю и сталъ въ него глядть. Но, увидавъ въ немъ два большихъ свтящихся глаза, испугался, тихонько отползъ отъ находки и, неоднократно оглядываясь, добжалъ до лошадей, гд уже дожидалъ его товарищъ. Прхавъ домой, онъ тотчасъ объяснилъ объ этомъ обстоятельств отцу, который, смекнувъ, въ чемъ дло, собралъ товарищей-промышленниковъ и отправился, но указаню своего сына,— будущаго неустрашимаго охотника, на то мсто, гд мальчикъ видлъ черную дыру. Нашелъ ее — это оказалась берлога, въ ней лежалъ огромнйшй медвдь, котораго и убили въ присутстви мальчика. Такъ какъ это было еще осенью, когда медвдь не облежался, то нельзя не удивляться простот звря, который видлъ сквозь лазъ молодаго наблюдателя и по уход его не оставилъ своего жилища. Случай этотъ составляетъ исключене изъ обыкновенной предосторожности и предусмотрительности медвдя.
Медвди ложатся въ берлоги съ осени, около Воздвиженья. Если осень холодная и снжная — раньше, если же теплая и продолжительная — позже. Если снгъ засталъ медвдя еще не легшаго въ берлогу, то зврь этотъ прибгаетъ къ хитрости: прячетъ свои слды и прежде чмъ доберется до берлоги,— которую онъ приготовляетъ гораздо раньше, всегда еще по черностопу,— длаетъ петли, какъ заяцъ, проходитъ нсколько разъ по одному мсту скачетъ въ стороны иногда черезъ огромные кусты и валежины, и потомъ уже подходитъ къ берлог. Сначала, пока еще тепло, медвди ложатся на самую берлогу, или около нея, когда станетъ холодне, залзаютъ уже въ нее и ложатся головой къ самому отверстю, которое и не затыкаютъ, пока не установится зима. Вотъ почему добывать ихъ въ это время, когда они лежатъ еще некрпко, съ открытымъ челомъ (лазомъ) — очень опасно: медвди всегда почти раньше выскакиваютъ изъ берлоги, нежели къ нимъ подойдутъ охотники. И тогда, въ густой чащ лса, гд едва только можно пролзть — съ медвдемъ возня плохая! Тутъ дло зависитъ уже отъ случая, и ни опытность, ни проворство, ни умнье владть оружемъ не помогаютъ. Когда же установится зима, начнутся сильные морозы — медвдь затыкаетъ лазъ въ берлогу извнутри мохомъ, наглухо и, закупорившись такимъ образомъ, лежитъ до тепла, если ему никто не помшаетъ. Часто случается, что собака, нечаянно наткнувшись на берлогу и полаявъ надъ ней, выгоняетъ медвдя изъ зимней квартиры въ другое мсто. Нердко случается въ Забайкаль, что въ одной берлог лежитъ три и четыре медвдя. То есть: либо самка съ двумя медвжатами и пстуномъ, либо безъ пстуна съ своими дтьми, которыя въ это время уже довольно велики. Медвдь же — самецъ, кобель, или быкъ uo-сибирски, ложится всегда одинъ. Если лежитъ матка съ дтьми и пстуномъ, то, у всякаго свое логово, своя постель изъ моху, травы, тонкихъ прутиковъ и т. п. Обыкновенно матка ложится первая къ отверстю берлоги, а дти и пстунъ за ней. Выходятъ медвди изъ берлоги около Благовщенья, немного раньше или позже, смотря по погод: — холодно или тепло. Медвдица приноситъ молодыхъ всегда еще въ берлог, обыкновенно въ март и весьма рдко въ начал апрля. За одинъ пометъ она обыкновенно носитъ одного или двухъ, рдко трехъ и очень, очень рдко четырехъ медвжатъ, которые родятся слпыми и чрезъ нсколько дней проглядываютъ,— чрезвычайно маленьке, не больше двухъ недльныхъ щенковъ, потому что замокъ у медвдицы небольшой въ сравнени съ величиной звря, который, какъ говорятъ промышленники, не расходится (?) во время родинъ. Хотя нкоторые звровщики и увряютъ въ томъ, что медвдицы иногда приносятъ по 5 молодыхъ, но я этому не врю. Это предположене, быть можетъ, основано на томъ, что промышленникамъ довелось видть медвдицу съ пятью медвжатами, изъ которыхъ нкоторые могли присоединиться отъ случайно изгибшей своей матери къ чужой, быть можетъ, дв медвдицы ходили съ дтьми вмст, и изъ нихъ одна была замчена, а другая нтъ, и проч. Ни одинъ промышленникъ не уврялъ меня въ томъ, что ему случалось добывать медвдицу еще въ берлог со столькими медвжатами,— хотя и бывали примры въ Забайкаль, что передъ весной убивали медвдицу изъ берлоги саму-шестую, то есть: съ пстуномъ, двумя лончаками дтьми (прошлогодними) и съ двумя новорожденными, которыхъ, конечно, тотчасъ можно было отличить по ихъ величин.
Рдко случается, чтобы медвдица приносила молодыхъ, выйдя изъ берлоги, это бываетъ только въ такомъ случа, когда мартъ простоитъ слишкомъ тепелъ и медвди выйдутъ изъ берлоги ране срока, или когда передъ весной какимъ нибудь образомъ выгонятъ медвдицу изъ зимняго жилища и она уже больше не ложится. Въ такомъ случа, мать передъ разршенемъ длаетъ спокойное мягкое логово, гайно по-сибирски, въ самыхъ крпкихъ мстахъ глухой тайги, и, принеся молодыхъ, почти никуда не отходитъ отъ гнзда до тхъ поръ, пока дти не проглянутъ и не окрпнутъ.
Сначала мать кормитъ медвжатъ молокомъ изъ грудей, которыхъ у нея дв около переднихъ лапъ. Если медвдица разршилась въ берлог, то она не выходитъ оттуда, пока не проглянутъ дти, а посл этого выводитъ ихъ уже въ особо приготовленное гнздо. Вотъ почему медвди самцы всегда выходятъ изъ берлогъ раньше, нежели самки. Во всякомъ случа, мать довольно долго не водитъ съ собой медвжатъ, а держитъ ихъ въ гнзд, но когда они подростутъ, тогда уже она начинаетъ ихъ водить съ собою всюду, такъ что медвдицу съ дтьми обыкновенно видятъ съ мая мсяца. Медвдица вообще нравомъ смирне самца, но съ дтьми бросается на все, не знаетъ страха и не дорожитъ жизню. При малйшей опасности дти залзаютъ на деревья, а нердко съ ними и пстунъ,— медвдица же грудью идетъ на все, что только произвело испугъ. Рдко случается, что медвжата пойдутъ на утекъ и медвдица бросится за ними, не обращая вниманя на встрчу.
Пстуны — это прошлогодня дти. Большею частю пстунъ бываетъ одинъ, и то преимущественно маточка, самецъ оставляется въ пстуны только въ такомъ случа, если медвдица принесла двухъ самцовъ. Обязанность пстуновъ ухаживать за молодыми медвжатами, какъ нянька за дтьми.
Мн говорилъ одинъ достоверный охотникъ — тунгусъ, что ему однажды случилось видть, какъ пстунъ перетаскивалъ медвжатъ черезъ рчку Каштоликъ (что около Б—то казачьяго караула на китайской границ), медвжатъ было трое, одного перенесъ онъ, другого сама медвдица, а за третьимъ пстунъ не пошелъ, за что получилъ отъ матери нсколько щелчковъ. Рдко можно встртить съ медвдицею стараго пстуна, то есть дтеныша ея по третьему году, или, какъ говорятъ здсь, третъяка, что и бываетъ только въ томъ случа, если медвдица осталась яловою и не принесла молодыхъ. Большею же частю медвдица третьяковъ отгоняетъ прочь, какъ только родятся медвжата, и остается только съ дтьми прошлогодними — лончаками, и то больше съ однимъ, а другихъ тоже отгоняетъ вмст съ первыми. Вотъ эти то лончаки, оставшеся при матери, и есть настояще пстуны.
Къ осени молодые медвжата достигаютъ значительной величины, бываютъ съ большую дворовую собаку, такъ что могутъ защищаться сами. Надо замтить, что медвжата, при опасной встрч, обыкновенно забравшись на одно дерево, располагаются на втвяхъ его, большею частю съ одной стороны. Если ихъ придется стрлять, сначала нужно бить нижняго, иначе верхнй упадетъ и сшибетъ пожалуй нижняго, который можетъ убжать и спрятаться. ‘Зврь, такъ зврь и есть’, говорятъ промышленники и дйствительно,— если случится везти медвжонка верхомъ, то нужно сначала увязать ему лапы, иначе онъ все будетъ стараться доставать коня, хотя одной лапкой, однимъ коготкомъ… тогда уже и самый лучшй промышленный конь наврное начнетъ сбивать сдока. По большой части медвдица ходитъ впереди, сзади ея дти, а потомъ уже пстунъ,— какъ слуга за дамой.
Если медвжонокъ попадетъ, какъ нибудь, въ пасть, или яму, приготовленную для другихъ зврей, то мать тотчасъ не вытаскиваетъ его, а обыкновенно ложится вблизи и дожидается хозяина ловушки, не уходя иногда по нскольку дней сряду. Но бываютъ случаи, что медвдица изъ неглубокой ямы достаетъ медвженка, за что посл жестоко наказываетъ,— но изъ пасти достать его не можетъ: у нея не хватаетъ смысла приподнять опасную колоду, и поэтому она, выцарапывая когтями, только увеличиваетъ его страданя и способствуетъ къ прекращеню жизни, замтивъ смерть дтища, она закладываетъ его, вмст съ пастью, хворостомъ, прутьями, мохомъ и проч. Вотъ почему осматривать ловушки лтомъ въ лсныхъ мстахъ, гд водятся медвди, необходимо съ ружьемъ, иначе можно поплатиться жизню, тмъ боле, что медвдица выскакиваетъ изъ засады неожиданно… Здшне промышленники здятъ осматривать ловушки обыкновенно безъ винтовокъ, съ однимъ топоромъ или ножомъ, и несчастные примры все-таки не заставляютъ быть поосторожне лниваго сибиряка!…
Течка или, выражаясь по сибирски — гоньба медвдей бываетъ въ самые лтне жары, именно около Петрова дня {‘Егерь, псовый охотникъ и стрлокъ’,— Москва 1852 года, на страниц 63 говоритъ, что медвди имютъ течку въ март и апрл мсяцахъ,— чего быть не можетъ, ибо всмъ извстно, что ранней весною видятъ только-что родившихся медвжатъ, а не зимою, какъ приходится по его разсчегу, принимая 9-мсячную беременность медвдицы. Наконецъ, какъ же медвди будутъ имть течку въ март и апрл, когда они въ это время только-что выходятъ изъ берлогъ, а медвдь самецъ всегда лежитъ одинъ, и съ маткой въ одну берлогу никогда не ложится.}. Обыкновенно за самкой ухаживаетъ одинъ самецъ, и бда, если явится другой поклонникъ: страшная остервенлая драка между ними продолжается до тхъ поръ, пока одинъ не останется побдителемъ. Во время побоища нердко шерсть летитъ клочьями, кровь льется, страшный ревъ оглушаетъ окрестности, а бываютъ случаи, что слабйшй платится и жизню, а самка остается въ обладани у сильнйшаго. Если же самцы равносильны, то въ такомъ случа — котораго предпочтетъ самка. Гоньба ихъ обыкновенно происходитъ въ мстахъ глухихъ и скрытныхъ, по большой части около лсныхъ ключей и горныхъ рчекъ, въ прохлад. Дти тутъ не присутствуютъ, а ходятъ съ пстуномъ, иначе они будутъ растерзаны медвдемъ. Многе здшне промышленники утверждаютъ, что медвдица гонится не каждый годъ, а будто бы черезъ годъ. Почему они такихъ медвдицъ и зовутъ яловыми. Не знаю, на сколько это справедливо, передаю, что слышалъ… Во время гоньбы медвдь чрезвычайно золъ и походитъ на бшенаго: глаза тусклые, онъ худо видитъ, бгаетъ высунувши языкъ, ничего не стъ, и изо рта клубомъ валитъ пна… Однажды въ такомъ вид разъяренный медвдь, въ Петровъ постъ набжалъ на таборъ рабочихъ, которые около Шилкинскаго завода въ нерчинскомъ горн. окр. жгли уголь, завидя его, рабоче разбжались, а медвдь, слыша крикъ и и шумъ, забжалъ на самый кученокъ {Кученокъ — дрова, сложенныя въ полницу, закрытыя сверху землей и дерномъ и зажженныя снизу, чтобъ получить уголь.} и обжогъ себ лапы и бокъ. Тогда одинъ бойкй рабочй, страстный промышленникъ, Дмитрй Кудрявцевъ, схвативъ изъ балагана {Балаганъ — шалашъ.} винтовку, усплъ выстрлить по медвдю, который съ пули бросился подъ гору, набжалъ на другую артель углежоговъ и умеръ въ страшныхъ конвульсяхъ передъ самымъ ихъ таборомъ.
Медвдиц не только иногда жестоко достается отъ когтей и зубовъ самца, но случается, что она и платится жизню. Разъ въ тайг мн случилось видть загрызенную медвдицу, — грудь и петля у нея были выдены. Немного отъхавъ, мы встртили медвдя, который тихонько шелъ впереди насъ лсной тропинкой, оборванный, ощипанный, кровь текла съ него ручьями, по видимому онъ на насъ не обращалъ никакого вниманя, но когда мы подъхали близко, онъ поспшно убжалъ въ чащу лса. На другой день, когда я халъ обратно, тою же тропою,— медвдицы на томъ мст уже нe было… И на троп, кром нашихъ старыхъ слдовъ и свжихъ медвжьихъ, мы ничего не замтили. Надо полагать, что самецъ, во время ночи, утащилъ трупъ своей любовницы.
Вообще медвди, тотчасъ посл выхода изъ берлоги, отыскиваютъ такъ называемый здсь медвжй корень, это есть ничто иное, какъ луковица, которая ростетъ обыкновенно подъ камнями и плитами. Вкусъ этой луковицы сладковатый, сначала прятный, но потомъ противный, человкъ ее находитъ большею частю только въ объдкахъ отъ медвдя. Ее здсь употребляютъ съ пользою отъ многихъ болзней. Повши ее, чувствуется какое-то разслаблене организма и вмст съ тмъ легкость, точно посл бани, какъ будто нсколько пудовъ съ тебя свалится. Въ большой пропорци она производитъ рвоту и поносъ. Повши этой луковицы, или медвжьяго корня, медвдь тотчасъ очищается отъ всего ршительно, а главное отъ такъ называемаго здсь втулка (объ немъ будетъ сказано). Посл этого онъ пускается на молодой осинникъ и стъ его съ величайшимъ аппетитомъ. Многе здшне охотники говорятъ, что медвдь, накушавшись этого корня и частю осинника, лежитъ еще у своей берлоги нсколько дней и спитъ крпко, такъ что къ нему можно подходить безъ всякой опасности, и какъ они говорятъ,— ‘хоть имай его за уши’.— Потомъ медвдь напускается на синеньке цвточки ургуя (пострла), стъ ихъ въ великомъ множеств, бгаетъ за ними во весь духъ, гд только завидитъ цвточекъ. Вслдстве этого у него происходитъ снова очищене и заводятся въ носу черви. Это самое худое время для медвдя, съ этихъ поръ у него начинаетъ выпадать зимняя шерсть и тогда онъ носомъ ничего ршительно не слышитъ. Въ это время стрлять его легко, но не выгодно, ибо шкура худая и годна только для половинокъ (замши). Посл пострла медвдь начинаетъ есть муравьевъ, а тамъ поспютъ ягоды, медъ, орхи, до которыхъ онъ большой охотникъ. Кром того медвдь стъ и разное мясо, свжее и падаль, особенно онъ любитъ лошадей,— это его лучшее блюдо. Наконецъ, еще лтомъ онъ ходитъ на озера, рчки и болота, отыскиваетъ въ трав лнныхъ и молодыхъ утокъ, ловитъ ихъ гоняясь за ними по нскольку часовъ сряду и нердко проводитъ въ этой охот цлыя ночи, ищетъ ихъ какъ собака, ползаетъ, скачетъ за молодыми, такъ что брызги летятъ во вс стороны и шлепотня поднимается страшная. Надо видть, каковъ онъ выходитъ посл такой охоты изъ болота: уродъ уродомъ, грязный, мокрый,— однимъ словомъ, выражаясь по сибирски, ‘пужала пужалой!’.
Слдъ медвжй, въ особенности заднихъ ногъ, чрезвычайно сходенъ съ человчьимъ, кром только того, что у него видны на снгу или на грязи отпечатки огромныхъ его когтей. Слдъ самца нсколько шире, чмъ слдъ самки, а потому привычный охотникъ тотчасъ можетъ отличить по слду, кто прошелъ — медвдь или медвдица. Его не трудно слдить даже лтомъ, потому что онъ очень мнетъ траву своими лапами и наклоняетъ ее въ ту сторону, куда шелъ, то есть удергиваетъ ее вмст съ лапами. Кром того медвдь не пройдетъ спокойно нигд, онъ всегда въ дятельности: то онъ разроетъ муравейную кучу, то переворочаетъ камни, плиты, каряги, искари и тому подобное. Вотъ тутъ-то и изумительна его страшная сила. Нердко онъ легко поворачиваетъ цлыя упавшя деревья. Медвдь забавно стъ муравьевъ:— разрывъ кучу, онъ тотчасъ начинаетъ лизать свои передня лапы и кладетъ ихъ на муравьиное. Муравьи въ суматох бгаютъ, суетятся, снуютъ во вс стороны, забгаютъ ему на лапы и — становятся его жертвой.
Вечерняя и утренняя заря — любимое время медвдя, тутъ онъ совершаетъ вс свои похожденя, вс продлки. Замчено, что медвдь, живя долгое время въ одномъ мст, ходитъ на жировку всегда одной и той же тропой. Охотники хорошо это знаютъ и нердко ловятъ его на такихъ мстахъ. Кром того медвдь любитъ ходить лсными дорожками, или тропинками, пробитыми другими зврями или промышленниками. Увалы и голые солнопеки — любимыя мста медвжьей прогулки, особенно весною. Надо замтить, что онъ на нихъ заходитъ большею частю съ сивера — то есть изъ лсу, слдовательно сверху горы. Въ опушк всегда остановится, тихонько все выглядитъ, прислушается — нтъ ли кого или чего опаснаго. Нтъ ли подъ грозою или на увал матерого (большаго) кабана, выражаясь по-сибирски — скача, потому что онъ его боится. Если же увидитъ матку съ поросятами, то высмотритъ удобное мсто, скрадетъ (подстережетъ) ихъ потихоньку и начнетъ спускать на нихъ съ горы огромные камни, валежины и т. п. Случается нердко, что онъ такимъ маневромъ добываетъ себ поросятъ на закуску.
Нельзя не удивляться, что медвдь, при всей своей неуклюжести, массивности, видимой неповоротливости, превосходно скрадываетъ всякаго звря, а нердко и самаго человка, онъ это длаетъ такъ искусно, тихо и осторожно, что часто хватаетъ анжиганъ (молодыхъ дикихъ козлятъ) на мст ихъ лежбища. Мстами онъ ползетъ какъ собака, мстами же скачетъ какъ кошка, нигд не задвъ ногами и не переломивъ ни одного сучка.
Бда, если медвдь напередъ завидитъ человка, вздумаетъ его скрасть (подобраться) и человкъ этого не замтитъ. Вотъ тутъ-то и происходятъ несчастные случаи! Бывали примры, что медвди такъ тихо подбирались къ охотникамъ, что т ихъ не замчали до тхъ поръ, пока не чувствовали на себ тяжелыхъ лапъ звря. Первымъ дломъ медвдь старается обезоружить человка, и выбиваетъ своими лапами все, что есть у него въ рукахъ, а потомъ уже, если удастся, расправляется съ несчастнымъ по своему!… Но если человкъ первый завидитъ медвдя, начнетъ его скрадывать, что довольно легко, потому что медвдь неостороженъ, ничего не боится, не озирается и если треснетъ сучекъ подъ ногой охотника — не бда, медвдь не обратитъ и вниманя, но если только чуть нанесетъ на него запахъ человка, тотчасъ становится на дыбы, зареветъ страшнымъ образомъ, и если увидитъ, что вы его скрадывали, слдовательно не боялись,— онъ по большей части поспшно убгаетъ. Но если увидитъ, что вы его испугались, подвинулись отъ него назадъ или въ сторону, что онъ безошибочно понимаетъ — тогда ‘всяко бываетъ, тогда чья возьметъ’, говорятъ промышленники. По этому случаю у насъ въ Забайкаль такое правило: если только увидалъ медвдя и видишь, что онъ тебя тоже замтилъ,— отнюдь не надо подавать виду, что его боишься, и всегда лучше подвинуться къ нему или стоять на мст, но не бжать въ сторону или назадъ. Неожиданный шумъ или стукъ пугаетъ медвдя иногда до того, что съ нимъ длается кровавый поносъ и зврь вскор посл этого пропадаетъ. Много примровъ подобныхъ случаевъ разсказываютъ очевидцы и подтверждаютъ ихъ фактами.
Простой народъ утверждаетъ, будто медвдь боится человчьяго глаза {Не дйствуетъ ли тутъ магнетизмъ? Извстно, что собака, сдлавъ стойку надъ птицей, въ нсколькихъ вершкахъ отъ нея, быстро гляди на нее своими блестящими глазами, какъ бы приковыляетъ птицу къ мсту. Кроликъ, посаженный передъ боа, сидитъ какъ пригвожденный, видя страшные глаза удава.— Не магнетизмъ ли это?— Простолюдины, въ доказательство того, что медвдь боится глазъ человка, приводятъ на память то обстоятельство, что медвдь, терзающй человка, нердко сдираетъ когтями кожу съ затылка на лицо и ею дйствительно закрываетъ глаза человку.— Быть можетъ, это отчасти и справедливо!… Въ народномъ говор всегда есть своя доля истины.}. Я спрашивалъ много такихъ людей, которые, будучи, въ лсу, вовсе не за охотой и слдовательно безъ всякой обороны, сходились случайно съ медвдями, но благополучно отдлывались только тмъ, что прятались за толстыя деревья и пристально смотрли зврю въ глаза. Наконецъ, кто не слышалъ и кому не извстна та истина, что много несчастныхъ спасались отъ медвдей тмъ, что притворялись мертвыми, или, какъ говорятъ здсь, прихилялись, почему т закладывали ихъ только мохомъ и хворостомъ, а сами уходили. Несчастные, замтивъ отсутстве медвдей, едва-едва выкарабкавшись изъ-подъ наружной своей могилы, благополучно возвращались въ свои теплые углы благословляя Бога, и закаиваясь на будущее время ходить зря въ темные, дремуче лса сибирской тайги!…
Если медвдь сытъ, то онъ всегда боится человка и самъ не ищетъ случая съ нимъ встртиться. Доказательствомъ служитъ то, что онъ почти всегда боится запаха человка, нанесеннаго къ нему по втру, хотя еще и не видитъ самаго человка, если это случится на пути, онъ тотчасъ сворачиваетъ въ сторону и всячески старается избгнуть встрчи. Правду пословица говоритъ, что ‘смлость города беретъ’, и она очень умстна при охот на медвдей. Если человкъ не боится, надется на себя, на свое хладнокрове, на ружье — тогда медвдя убить не трудно, но если нтъ увренности, лучше его не трогать!…
Сибиряки говорятъ, что медвдь хлипокъ (слабъ) на задъ, и дйствительно, если медвдь какъ нибудь случайно заднетъ задомъ за сукъ, или что нибудь другое, тотчасъ зареветъ страшнымъ образомъ. Вообще голосъ его бываетъ слышенъ нердко во время течки, особенно когда раздерутся между собою самцы. Стоитъ издали услыхать медвжй ревъ, какъ у самаго небоязливаго человка тотчасъ пробжитъ невольная дрожь по тлу, а у другаго пожалуй задрожатъ члены и шишомъ станутъ волосы… И дйствительно, ревъ медвжй ужасенъ, а особенно ночью, да еще въ гористыхъ мстахъ, гд эхо вторитъ царю лсовъ необъятной Сибири и прогоняетъ страшные, дике звуки но доламъ и горамъ, скаламъ и лсамъ. Раненый зврь реветъ еще ужасне, и правду говорятъ промышленники, что ‘какъ зареветъ черная немочь, такъ индо земля подымается!!…’
Понятливость медвдя всмъ извстна. Онъ легко и проворно лазаетъ на деревья, но преимущественно на гладкя, сучковатыхъ онъ боится и неохотно на нихъ забирается, вроятно потому, что сучья и втви часто его обманываютъ, ломаясь подъ огромной его тяжестю. Однажды мн случилось видть, какъ медвженокъ спускался съ дерева головой внизъ. Не знаю, такъ ли это бываетъ съ большими медвдями. Нкоторые промышленники увряютъ, будто и большой медвдь иногда спускается съ деревьевъ головой же внизъ, но только съ суковатыхъ, а съ гладкихъ задомъ.
Замчательно, что медвдь, при всей своей неуклюжести и массивности, любитъ своего рода забавы: — нарочно спускаетъ камни съ крутыхъ горъ и утесовъ, при чемъ уморительно заглядываетъ на нихъ, какъ они летятъ и подпрыгиваютъ, сброшенные имъ иногда съ страшной крутизны, какъ они встрчаютъ на пути своемъ друге камни, сбиваютъ ихъ съ мста и тоже увлекаютъ за собою… Кром того, медвдь забавляется и такимъ образомъ: найдетъ напр., гд нибудь бурей сломанное дерево, у котораго, по большей части, высоко отъ земли остается расколотый въ дранощепины стволъ (особенно у деревьевъ, разбитыхъ грозою),— это находка для медвдя, а еще больше для медвдицы, когда она съ дтьми. Медвдь становится на задня лапы, передними же беретъ одну или дв дранощепины, отводитъ, или лучше сказать, нагибаетъ почти до земли и посл вдругъ опускаетъ, при чемъ отъ упругости дранощепины мгновенно приходятъ въ первоначальное свое положене, съ маху ударяютъ въ другя, стоящя, и тмъ производятъ какой-то особенный дребезжащй, пронзительный звукъ. Вотъ онъ-то и занимаетъ, надо полагать, медвжье музыкальное ухо. Стоитъ только хорошенько познакомиться съ лсомъ, съ мстностю, чтобы услыхать или увидать, вечерами или утрами, подобныя медвжьи забавы.
Днемъ медвди по большей части прячутся въ чащ лса, около родниковъ, ключей и горныхъ рчекъ, избгая солнечныхъ лучей и страшнаго овода,— ночью же они разгуливаютъ повсюду, не боятся даже выходить на большя лсныя дороги и въ широкя пади. Если медвдю сильно начнетъ надодать оводъ, то онъ реветъ, обхватываетъ передними лапами свою голову и катается по трав клубкомъ, какъ ежъ. Онъ очень любитъ ловить бурундуковъ, скоре для забавы. нежели для пищи, потому что бурундукъ слишкомъ малъ и проворенъ въ движеняхъ, кром того онъ ловитъ въ ненастье молодыхъ рябчиковъ, глухарей и проч. для закуски. Что значитъ молодой рябчикъ или капаленокъ (глухаренокъ) для чудовищнаго аппетита медвдя? Если онъ въ состояни състь небольшую корову за одинъ разъ, то рябчикомъ онъ — ‘не заморитъ и червяка’, и въ этой ловл для него должна быть привлекательность забавы.
Нердко медвди раскрываютъ козьи ямы и вытаскиваютъ изъ нихъ все, что туда попало. Бда хозяину, если онъ наповадится ходить къ его ямамъ. Мало того, что онъ вынетъ и състь дичину, онъ еще исковеркаетъ всю яму и своими частыми посщенями отпугаетъ изъ округа постояннаго звря. Но медвдь хитеръ, онъ не ходитъ ‘ревизовать’ ямы въ то время, когда можетъ съ нимъ встртиться хозяинъ ямъ и пожалуй снесетъ ему голову (что и случается нердко), а ходитъ осматривать ловушки больше ночью, рано утромъ или поздно вечеромъ.
Гд есть медвжья берлога, или гайно медвдицы, тамъ наврное вы никогда не увидите по близости ни одного свжаго слда другихъ зврей,— козьихъ, изюбриныхъ, заячьихъ и проч. Это обстоятельство и служитъ отчасти признакомъ при обыскивани медвжьей квартиры. Кром того, въ сильные холода, отдляющйся изъ берлоги паръ и садящйся на окружающихъ кустахъ и деревцахъ въ вид благо куржака, о которомъ я уже упомянулъ выше, служитъ врнымъ признакомъ, что медвдь лежитъ въ берлог.
Кедровые орхи медвдь ужасно любитъ, стъ ихъ въ большомъ количеств и бываетъ отъ нихъ весьма жиренъ. Медвдь въ оршник — это забавная и любопытная вещь.— Посмотрите, какъ онъ набираетъ орховыя шишки съ кедровника: иногда, стоя на заднихъ лапахъ, кладетъ ихъ въ кучку, или на лапу прижатую къ груди, потомъ онъ несетъ добычу на чистое мсто, катаетъ кедровыя шишки или въ лапахъ, или на полу, или на камн, на плит, отчего орхи высыпаются и становятся лакомствомъ косматаго проказника. Солончаки {Солончаки — соленые ключи.} онъ также пьетъ съ аппетитомъ, но особенно любитъ минеральную воду, и лакаетъ ее, какъ собака, въ большомъ количеств.
Передъ тмъ, какъ приходитъ время ложиться въ берлогу, т. е. глубокой осенью — медвдь ничего уже не употребляетъ въ пищу, кром медвжьяго корня и какой-то травы (не могъ узнать названья), которыми онъ совершенно очищаетъ свою внутренность до того, что кишки у него сдлаются какъ бы начисто вымытыя, и тогда уже онъ ложится. Вотъ странное обстоятельство, на которое прошу гг. охотниковъ и естествоиспытателей обратить особенное внимане, а именно: что медвдь лежитъ въ берлог съ такъ называемымъ здсь втулкомъ. Это есть ничто иное, какъ цилиндрическй комокъ, съ кулакъ величиною, который находится въ проходномъ канал, около самаго задняго прохода. Когда бы вы ни убили медвдя въ Забайкаль зимою, у него всегда есть этотъ втулокъ, кром шатуновъ, т. е. тхъ медвдей, которые зимою не ложатся въ берлоги по разнымъ обстоятельствамъ. Не знаю, такъ ли это везд, гд есть медвди? Втулокъ этотъ чрезвычайно крпокъ, такъ что его съ трудомъ можно разбить обухомъ топора, или камнемъ, изъ чего онъ состоитъ, объяснить не умю, равно какъ и того, для чего онъ служитъ медвдю, лежащему въ берлог. Сибиряки говорятъ, что медвдь этимъ какъ бы ‘запираетъ въ себ жаръ или тепло на всю зиму’. Я думаю, не образуется ли онъ отъ какихъ либо желудочныхъ нечистотъ, вслдстве совершеннаго прекращеня употребленя пищи, или нее наоборотъ, быть можетъ, это есть остатокъ пищи, которая посл поноса во время сна и вслдстве жара и совершеннаго прекращеня отдленя кала въ берлог пришла въ такое затвердне? Жаль, что мн не удалось хорошенько изслдовать эти втулки, по виду же они какъ будто состоятъ изъ пережеванной хвои, или какой-то коры. Въ самомъ дл, не стъ ли медвдь нарочно, инстинктивно, эти вещества, для особой — указанной природой цли? Втулки эти иногда попадаются по уваламъ, гд водятся медвди, незнающй этого обстоятельства легко можетъ ихъ принять за что нибудь другое, но ужь никакъ не за продуктъ, образовавшйся въ желудк звря… Были примры, что у нкоторыхъ медвдей, добытыхъ изъ берлоги, находили по два втулка, одинъ за другимъ лежащихъ около задняго прохода. Еще забавне объясняютъ это обстоятельство здшне звровщики, они говорятъ, что два втулка медвдь приготовляетъ на запасъ, то есть: если одинъ втулокъ ‘вылетитъ’ у него въ случа испуга, то остается еще другой, съ которымъ онъ смло можетъ снова ложиться въ другую берлогу — доканчивать свой продолжительный сонъ. Говорятъ также, что ему безъ этого втулка будто бы не прозимовать — замерзнетъ. Бываютъ ли эти втулки у медвдей, убитыхъ въ боле теплыхъ климатахъ, чмъ въ Забайкаль?
Бываютъ года, что ягоды и орхи плохо родятся, или даже совсмъ не родятся, вотъ тогда-то и являются такъ называемые шатуны, то есть медвди, которые лтомъ не могли засться, слдовательно тоще, сухе, словомъ, голодные, бродяще всю зиму но лсу и рдко встрчающе слдующую весну: ихъ обыкновенно или убиваютъ звровщики, или они сами гибнутъ отъ холоду и голоду. Таке шатуны очень опасны, они нападаютъ на все, что только можетъ служить имъ пищею, а слдовательно и на человка, они чрезвычайно наглы и смлы. Нердко голодъ заставляетъ ихъ приходить въ самыя жилыя мста, гд, конечно, ихъ тотчасъ убиваютъ. Кром того, нкоторые медвди, выгнанные изъ берлоги,— также иногда не ложатся и длаются тоже шатунами, эти послдне, не будучи убиты промышленниками (что весьма рдко случается), по большей части достаются на растерзане волкамъ, которые, собравшись стадомъ въ нсколько головъ, легко душатъ такихъ медвдей, особенно когда суровая зима войдетъ въ свои нрава и покроетъ глубокимъ снговымъ саваномъ всю тайгу, когда медвди, измозженные обстоятельствами, не въ состояни бываютъ не только нападать, но даже и защищаться. Промышленники разсказываютъ, что таке полубшеные шатуны приходятъ иногда къ самымъ балаганамъ блковщиковъ, пастуховъ и къ юртамъ здшнихъ кочующихъ инородцевъ, у которыхъ всегда на ночь раскладывается, для безопасности и теплоты, въ холодное осеннее время огонь, и будто эта предосторожность нисколько не спасаетъ отъ шатуновъ: медвдь, напавъ на такой таборъ и произведя испугъ въ присутствующихъ, но боясь все-таки прямаго нападеня, бжитъ сначала въ рчку, болото или озеро купаться, потомъ выскочивъ изъ воды, мокрый, бжитъ къ огню, отряхивается надъ нимъ и тмъ его тушитъ. Но это-то обстоятельство и служитъ благомъ для людей, не приготовившихся къ оборон и застигнутыхъ врасплохъ, потому что они въ это время успваютъ спастись, оставляя свои пожитки на расхищене наглецу, или же успваютъ приготовиться къ защит и убиваютъ дерзкаго звря. Зная примры наглости шатуновъ и видвъ однажды въ лсу своими глазами его бшеную, неустрашимую фигуру я этому врю. Впрочемъ про медвдей расказываютъ столько анекдотовъ и небылицъ, что, право, посл съ трудомъ вришь и истин. Но все же я долженъ сказать еще разъ, что дерзость и наглость шатуновъ дйствительно достойна замчаня. Вотъ фактъ, который вполн можетъ подтвердить мои слова. Въ 185* году, около Чернинскаго казачьяго селеня, въ нерчинскомъ горномъ округ, на рчк Черной, позднею осенью остановился юртой одинъ орочонъ съ своимъ семействомъ. Однажды онъ съ ранняго утра отлучился по своимъ дламъ въ горбиченскй караулъ, но въ тотъ же день, по уход его, показался огромнйшй медвдь въ окрестностяхъ юрты, гд оставалась его жена — орочонка, съ дтьми. Женщина, испугавшись медвдя, перекочевала съ этого мста на другое, но медвдь, преслдуя ее, снова явился около ея юрты и не давалъ ей покоя. Бдная орочонка перекочевала на третье мсто и опять съ ужасомъ увидала своего преслдователя. Наконецъ дло кончилось тмъ, что медвдь ночью сълъ орочонку съ дтьми.
Мужъ ея, черезъ сутки вернувшйся домой, нашелъ опустлую юрту и вс признаки насильственной смерти своего семейства, распознавъ, въ чемъ дло, съ обливающимся кровью сердцемъ явился онъ въ сосдня деревни Оморойскую и Черную и объявилъ свое несчасте. Жители деревень немедленно сбили облаву, нашли неподалеку отъ юрты убйцу — медвдя и, въ свою очередь, наказали его смертю. Это фактъ, который долго будутъ помнить жители Омороя и Черной, а тмъ боле осиротвшй орочонъ {Читатель, быть можетъ спроситъ, какъ же вернувшйся орочонъ нашелъ въ лсу свою юрту, перенесенную безъ него женою на третье мсто?— Очень просто: орочонъ — это тотъ же лсной зврь, имющй образъ человка, онъ въ состояни выслдитъ въ лсу лтомъ блку, а, не только перенесенную юрту уже по снгу. Кром того, орочоны, кочуя съ одного мста на другое, всегда втыкаютъ наклонно колъ на томъ мст, гд стояла юрта, по тому направленю, куда перекочевали.}.
Бывали примры въ Забайкаль, что промышленники, здивше въ лсъ осматривать свои ловушки, попадали на медвдей, которые нападали на нихъ, и они, не имя обороны, спасались только тмъ, что, успвъ заскочить на лошадь, старались отъ нихъ убжать, но, видя на пятахъ догоняющаго ихъ медвдя, не теряли присутствя духа,— находчивость ихъ была такого рода: они бросали назадъ свою шапку, рукавицы, сапоги и наконецъ верхнюю одежду поочередно, какъ только медвдь догонялъ ихъ снова. Дло въ томъ, что медвдь въ азарт, поймавъ шапку, рукавицы, сапоги и прочя вещи промышленника, на минуту простанавливался, теребилъ ихъ отъ злости и разрывалъ на части, потомъ снова пускался догонять обманщика, не достигнувъ его, опять встрчалъ какую нибудь вещь спасающагося, кидался на нее съ большимъ бшеиствомъ и яростю,— а промышленникъ выскакивалъ между тмъ въ безопасное мсто, и благополучно добирался домой.
Наблюдать человку за такимъ звремъ, какъ медвдь, въ лсу, въ тайг — чрезвычайно трудно и, думаю, нтъ никакой возможности узнать вс подробности его жизни. Нравы и обычаи прирученныхъ медвдей ужь не типичны и они негодны для охотниковъ и натуралистовъ. Я ограничусь тмъ, что написалъ выше, и прошу читателя извинить меня, быть можетъ, за недостаточность свденй. Я написалъ все, что только могъ узнать отъ здшнихъ промышленниковъ и наблюсти самъ.
Кром двухъ породъ медвдей, о которыхъ я упомянулъ выше, въ Восточной Сибири попадаются изрдка, такъ называемые князьки, то есть блые лсные медвди, иногда же пге. Въ 185* году водили по нерчинскому горному округу цыгане обученаго благо медвдя. Это фактъ извстный здсь очень многимъ жителямъ. О князькахъ много говорятъ здшне промышленники, но мн самому въ лсу встрчаться съ князьками не случалось. Но замчаню звровщиковъ, эти медвди самые малорослые, за то самые злые.

ДОБЫВАНЕ МЕДВДЕЙ.

Въ Забайкаль медвдей истребляютъ различнымъ образомъ: хитрость человка придумала много снастей и ловушекъ, въ которыя медвдь попадаетъ самъ и достается въ руки охотнику. Мало того, что ихъ различными способами истребляетъ человкъ, но они и сами иногда убиваются, охотясь на другихъ зврей, что медвди длаютъ нердко. Мн разсказывалъ одинъ старичекъ-промышленникъ, что ему однажды случилось видть на охот, какъ медвдь, на верху отвснаго утеса, скрадывалъ дикую свинью съ поросятами, которая рыла землю внизу подъ утесомъ. Дло кончилось тмъ, что медвдь ее скралъ, долго заглядывалъ сверху на лакомую добычу, вроятно избирая удобную минуту, наконецъ приловчился и бросилъ на свинью огромную коряжину, но она сукомъ подхватила медвдя подъ заднюю ногу и сбросила самого подъ утесъ.
Не стану описывать тхъ способовъ добываня медвдей, которые употребляются въ Росси, но неизвстны сибирякамъ, а упомяну только о тхъ, которые употребительны въ Забайкаль. Напримръ, около Байкала, гд мстность чрезвычайно гористая, поступаютъ такъ: — на троп, по которой медвдь куда нибудь часто ходитъ, ставятъ крпкую петлю, привязывая конецъ ея къ толстой чурк. Медвдь непремнно попадетъ въ петлю либо шеей, либо которой нибудь ногой, пойдетъ и услышитъ, что его что-то держитъ,— воротится назадъ, по веревк доберется до чурки, разсердясь схватываетъ ее въ лапы и несетъ куда нибудь къ оврагу или утесу, чтобы бросить. Но бросивъ чурку, и самъ улетитъ за нею. Конечно, петли ставятся около такихъ мстъ, чтобы медвдь, отправившись съ чуркой въ пропасть, могъ убиться до смерти и вмст съ тмъ достаться въ руки охотнику.
Нкоторые же звровщики ставятъ на медвжьихъ тропахъ трехугольникъ, сдланный изъ толстыхъ плахъ, въ которомъ на каждой изъ его сторонъ вбиты сквозные гвозди съ зазубринами снаружи. Треугольникъ этотъ закапывается въ приготовленныя канавки и закладывается мохомъ, листьями, хвоей и проч., такъ чтобы его было незамтно. Ловушку эту нужно сдлать аккуратно дома, или въ лсу — въ удалени отъ того мста, гд хочешь ее поставить, чтобы не насорить щепой и тмъ не заставить медвдя быть осторожнымъ. Если же сдлать это аккуратно, то медвдь, идя впередъ, или обратно но троп, непремнно попадетъ которой нибудь лапой на гвозди, зареветъ и будетъ стараться освободить лапу, но попадетъ другой, тамъ третьей, а иногда и всми четырьмя. Не рдко застаютъ ихъ живыми на такомъ треугольник и добиваютъ уже просто палками и стягами. Кажется, способъ этотъ занесенъ сюда изъ Росси переселенцами или ссыльными людьми, потому что здшне инородцы его не знаютъ. Впрочемъ онъ въ Забайкаль мало употребителенъ.
Ставятъ на медвжьи тропы и больше капканы, фунтовъ въ 30 и боле всомъ, но не иначе, какъ привязывая ихъ къ чуркамъ. Въ противномъ случа медвдь и съ капканомъ уйдетъ, такъ что не найдешь ни того, ни другого, а съ чуркой онъ далеко не уйдетъ, особенно когда попадетъ въ капканъ задней лапой и слдовательно не можетъ стать на дыбы и нести чурку въ переднихъ. Понятно, что пружины капкана должны быть крпки и сильны. На медвдя поставить капканъ не хитро, это не то, что на лисицу или волка, тутъ не надо быть мастеромъ капканнаго промысла. Медвдь простъ и доврчивъ въ этомъ отношени, онъ надется на свою силу, которая однако въ подобныхъ случаяхъ не всегда его выручаетъ. Стоитъ только удобно и правильно поставить капканъ, да хорошенько прикрыть — вотъ и вся штука: дло только въ томъ, чтобы медвдь пошелъ по той троп, на которой для него приготовлено угощене. Капканы и петли ставятъ иногда также и около самой берлоги, приготовленной медвдемъ заране для зимы, но это бываетъ рдко, большею частю при случайномъ открыти берлоги, и то смльчаками, которые, идя къ берлог, не думаютъ о встрч съ медвдями: послдне въ это время находится неподалеку отъ своей будущей зимней квартиры, что легко можетъ случиться, особенно въ позднюю осень.
Случается, что медвди попадаются и въ козьи петли, которыя впрочемъ по большей части обрываютъ. Вотъ почему въ тхъ мстахъ, гд медвдей много, петли ставятся мертвыя, т. е. такя, которыя не могутъ уже расходиться, если бы ее и оторвалъ медвдь,— она все-таки удушитъ его, только бы онъ сначала затянулъ ее посильне. Нарочно же ямъ для ловли медвдей, какя длаются въ Росси и другихъ частяхъ Сибири, въ Забайкаль не копаютъ, но были примры, что медвди случайно попадали въ козьи, изюбриныя и сохатиныя ямы, но по большей части, исковеркавъ ихъ, вылзали, ибо медвжьи ямы копаются къ низу шире, такъ что яма иметъ видъ усченной пирамиды, тогда какъ козьи ямы длаются прямыя, въ вид параллелепипеда, съ отвсными стнами. Слдовательно понятно, почему изъ первыхъ медвдь вылзть не въ состояни, а изъ послднихъ, будучи вооруженъ большими загнутыми когтями, можетъ выбраться.
Самый же употребительный способъ добываня медвдей — это ружейная охота, которая и производится обыкновенно зимою, выгоняя медвдей изъ берлогъ. Лтомъ медвдей бьютъ случайно, а особой охоты на нихъ, въ это время года, нтъ. Въ послднемъ случа стрляютъ медвдей большею частю съ подхода, скрадывая ихъ на увалахъ, солнопекахъ, преимущественно весною, когда медвди, выйдя изъ берлогъ, ходятъ по этимъ мстамъ, отыскивая синеньке цвточки пострла или ургуя (породы лютиковъ), или же пость медвжьяго корня и молодаго осинника, который конечно на солнопечныхъ мстахъ распускается скоре, нежели въ глухихъ сиверахъ. Лтомъ, во время сильныхъ жаровъ, бьютъ ихъ на муравьищахъ, или въ рчкахъ,— куда они любятъ ходить купаться, а осенью — на ягодникахъ и въ оршникахъ. Я уже говорилъ выше, что подойти къ медвдю, скрасть его — не хитро, это не то что скрасть изюбра или козулю, потому что медвдь не боязливъ, мало озирается, шуму не пугается, а напротивъ, заслыша его, онъ обыкновенно тотчасъ становится на дыбы и старается узнать, въ чемъ дло. Главное не нужно подходить къ нему по втру, какъ и ко всякому другому зврю, даже птиц,— а всегда съ подвтренной стороны, т. е. идти противъ втра, причемъ стараться подкрадываться изъ за деревьевъ, если вдвоемъ или втроемъ — отнюдь не разговаривать и не шептаться. Треснетъ сучокъ подъ ногой охотника — не бда, но если медвдь услышитъ разговоръ, шопотъ, а тмъ боле запахъ охотника, то тутъ ужь мшкать нечего и надобно быть готовымъ на бой, ибо онъ тотчасъ узнаетъ человка, въ какомъ бы онъ положени ни былъ, тогда, если въ мру, лучше стрлять, потому что медвдь вставъ на дыбы, зареввъ и завидвъ охотника,— обыкновенно убгаетъ, и тогда вс наши стараня будутъ напрасны. Когда же скрадешь медвдя, который ходитъ не останавливаясь, или неловко стоитъ къ выстрлу, тогда лучше нарочно кашлянуть, свиснуть или чмъ нибудь посильне стукнуть, отъ чего онъ тотчасъ начнетъ озираться, но, завидвъ охотника, станетъ на дыбы, поворотясь грудью къ стрлку, которому въ это время представится удобный случай нанести ему смертельную рану. Промышленники признаютъ за самое лучшее стрлять медвдя немножко на-искосъ, или. какъ они говорятъ, на-перекосыхъ, то есть такъ, чтобы пуля ударила въ пахъ по кишкамъ и вышла въ грудь, подъ лопаткой другаго бока. Посл такой раны онъ обыкновенно тотчасъ падаетъ. Звровщики говоритъ, что перекосная пуля ‘сбуровитъ‘ всю внутренность,— или же стрлять въ бокъ по сердцу, именно нужно бить немножко сзади передней ноги, подъ лопатку, въ то самое мсто, гд у медвдя бываетъ вытерта шерсть отъ ходьбы локтемъ передней ноги. Стрлять въ голову, въ лобъ, или въ ухо нужно имть твердую руку, спокойстве духа и хорошо пристрленное ружье. Выстрлъ въ ногу, по кишкамъ и вообще въ неубойное мсто только раздражаетъ медвдя,— и въ такомъ случа ужь лучше сдлать промахъ.
Многе жестоко ошибаются, думая, что медвдь неповоротливъ и не быстръ на бгу. Кто ихъ стрливалъ не одинъ разъ, тотъ конечно хорошо знаетъ его моментальныя движеня и быстроту бга, и эти-то качества, при его страшной сил, длаютъ изъ него опаснаго врага, почему не всякй ршается охотиться за медвдемъ, предоставляя славу боле храбрымъ промышленникамъ. Разсказываютъ, что часто медвдь, при неврномъ выстрл, съ окончанемъ его звука является уже у ногъ изумленнаго охотника. Я этому совершенно врю, потому что видлъ своими глазами легкость и быстроту его движенй, которыя дйствительно достойны удивленя. Вотъ что разсказывалъ мн одинъ извстный сибирскй охотникъ:— ‘Однажды я скрадывалъ козу, которая ходила съ двумя анжшанами (дикими козлятами) по лсистой мар. Я тихонько, шагъ за шагомъ, подвигался къ ней все ближе и ближе, наконецъ подобрался въ настоящую мру и хотлъ уже выстрлить, какъ вдругъ около меня съ боку что-то затрещало. Я оглянулся и увидалъ огромнаго медвдя, который, не замчая меня, повидимому въ свою очередь скрадывалъ ту же козулю съ молодыми козлятами. Впереди меня и медвдя лежала большая упавшая литвеница, подъ гору вершиной, а комлемъ, съ огромными вырванными изъ земки корнями, прямо на меня. Я думалъ, что медвдь непремнно пойдетъ къ вершин этого дерева, чтобы изъ-за сучьевъ ловче приготовиться къ внезапному нападеню, и тотчасъ тихонько самъ подскочилъ къ комлю валежины, имя намрене, какъ только онъ подойдетъ къ листвениц и остановится, или тихонько черезъ нее станетъ перебираться, такъ я его въ это время и стрлю, какъ говорятъ промышленники. Медвдь устремивъ глаза и уши на козлятъ, заране пожирая ихъ блестящими, карими, страшными глазами, потихоньку подбирался къ вершин все ближе и ближе, такъ тихо, такъ осторожно, что уже видя всю его фигуру, находясь отъ него не дале 25 саж.,— я могъ бы не замтить его присутствя. До козлятъ было не боле десяти саженъ, а коза ходила нсколько дале и совершенно не слыхала присутствя двухъ совершенно различныхъ существъ, но съ однимъ и тмъ же желанемъ,— потому что было довольно втрено, лсъ скриплъ и шумлъ вершинами. Сердце мое билось сильне обыкновеннаго, лицо горло… Медвдь, подойдя къ самой вершин валежины, простановился и сквозь сучья смотрлъ на приближающихся козлятъ къ этой же листвениц. Запасной револьверъ и охотничй ножъ были у меня на готов, я уже прицлился и хотлъ только спустить курокъ,— какъ вдругъ медвдь въ мгновене ока, какъ кошка, перескочилъ черезъ вершину валежины, не задвъ ни за одинъ сучекъ, не стукнувъ и не треснувъ ничмъ ршительно, сдлалъ нсколько прыжковъ и схватилъ одного козленка, другой бросился къ матери, которая, совершенно не ожидая нападеня, растерялась и прыгала на одномъ мст.— Признаюсь, я, не ожидая такой штуки со стороны медвдя, немного ороблъ, по скоро собрался съ духомъ и выстрлилъ медвдю въ задъ. Онъ, какъ резиновый мячикъ, прискочилъ на мст аршина на полтора кверху, потомъ сдлалъ нсколько прыжковъ ко мн и упалъ въ судорогахъ, не добжавъ до меня какихъ нибудь пяти саженъ. Все это онъ сдлалъ такъ скоро и проворно, что я испугавшись едва только усплъ схватить револьверъ и невольно посадилъ ему другую пулю въ шею’…
Въ Забайкаль большая часть медвдей добывается позднею осенью и зимою изъ берлогъ. Промышленникъ, найдя берлогу, что всего чаще бываетъ случайно, при охот за другими зврями, преимущественно въ блковье, или услышавъ отъ другихъ людей, конечно не охотниковъ, что въ такомъ-то мст лежитъ зврь,— сзываетъ товарищей звровщиковъ и обыкновенно втроемъ или въ четверомъ отправляются на медвжй промыселъ. Сборы на эту охоту производятся тихо, секретно, не объясняя обстоятельствъ не только другимъ промышленникамъ, но даже и своимъ домашнимъ, въ особенности женщинамъ. Промышленники даютъ другъ другу клятву въ томъ, чтобы въ случа опасности не выдавать и до послдней капли крови защищать другъ друга. Если сборы происходитъ въ селени, то наканун звровщики всегда ходятъ въ баню, по суеврному обычаю, заведенному издревле ихъ предками, тутъ скрывается то обстоятельство, что промышленникъ, омывшйся отъ плотскихъ грховъ и какъ бы приготовившйся къ смерти, идя на битву съ опаснымъ врагомъ, скоре допускается Богомъ на легкое, счастливое и безопасное убене страшнаго звря. И дйствительно, это обстоятельство иметъ огромное вляне на духъ здшнихъ промышленниковъ. Исполнивъ его, они идутъ на медвдя съ большею увренностю и храбростю, не думаютъ объ опасности и тмъ конечно много выигрываютъ. Въ противномъ случа, звровщиковъ угрызаетъ совсть за неисполнене обряда, и постоянно думая объ этомъ, они теряютъ удобныя минуты при самой охот, дйствуютъ вяло, безъ увренности въ побд и потому, конечно, скоре подвергаются несчастямъ. Какъ во время войны довольно явиться передъ фронтомъ какому нибудь извстному полководцу, котораго любитъ, уважаетъ и на котораго надется войско, чтобы одержать побду, такъ въ артели звровщиковъ довольно присутствовать извстному, удалому, опытному промышленнику, чтобы убить медвдя, какъ теленка.— Собравшись совсмъ, промышленники прощаются другъ съ другомъ, кланяются на вс четыре стороны и отправляются къ самой берлог пшкомъ, тихонько, молча, словомъ, съ великой осторожностю, чтобы не испугать медвдя и не выгнать его изъ берлоги раньше времени. Пройдя къ ней вплоть, боле опытный и надежный охотникъ точасъ бросаетъ винтовку на сошки, передъ самымъ лазомъ въ берлогу, взводитъ курокъ и дожидаетъ звря, между тмъ друrie, здоровые промышленники, подходятъ къ самому челу (лазу) и затыкаютъ въ него накрестъ крпке, заостренные колья, называемые заломами, имя наготов винтовки и холодное оруже, какъ-то: топоры, охотничьи ножи и рогатины. Разломавъ чело берлоги, промышленники начинаютъ дразнить медвдя, чтобы онъ ползъ изъ нея, а сами между тмъ крпко держатъ заломы и не пускаютъ медвдя выскочить вдругъ изъ берлоги. Самое это дйстве и называютъ здсь заламывать медвдя. Лишь только послднй покажетъ голову или грудь въ чел берлоги, какъ стрлки, избравъ удобную минуту, стрляютъ въ медвдя изъ винтовокъ, преимущественно въ голову. Заломы нужно держать какъ можно крпче, потому что освирпвшй медвдь, хватая ихъ зубами и лапами, старается удернуть къ себ въ берлогу, но никогда ихъ не выталкиваетъ вонъ. Стрлять его въ это время довольно трудно, нужно быть хорошимъ стрлкомъ, чтобы уловить удобную минуту и не промахнуться, ибо медвдь такъ быстро поворачивается въ берлог и такъ моментально выставляетъ свою голову въ чело берлоги, что, по выраженю здшнихъ промышленниковъ, ‘не успешь наладиться, чтобы его изловить, высунетъ свою страшную головизну, да и опять туда удернетъ, словно огня ускетъ, проклятый, а реветъ при этомъ, черная немочь, такъ, что волоса подымаются, по кож знобитъ, лытки трясутся,— адоли громъ гремитъ, инда лсъ реветъ!!…’
Да не подумаютъ многе, что эта охота очень легка и безопасна, что дескать заломятъ медвдя въ берлог, какъ въ клтк, и бьютъ его какъ теленка въ клтк. Нтъ, кто бывалъ на этой охот, тотъ съ этимъ не согласится. Часто случается, что медвдь, услыша приближене охотниковъ, не допуститъ ихъ еще до берлоги, какъ выскочитъ и нападетъ на нихъ врасплохъ, въ чащ лса, гд иногда по колно въ снгу съ трудомъ только можно пробираться, а не драться съ медвдемъ. Кром того, если у берлоги худое небо, то медвдь въ такомъ случа, вмсто чела, проламываетъ крышу своего жилища и выскакиваетъ неожиданно съ той стороны, съ которой его совсмъ не ожидаютъ. Наконецъ сибирскя винтовки часто оскаются и потому не всегда выручаютъ изъ бды промышленниковъ. Да вообще мало ли бываетъ неудачъ при такой охот?..
Бульдоговъ, которые такъ хороши при медвжьей охот въ Росси, здсь тоже нтъ, въ Забайкаль ихъ замняютъ простыя сибирскя собаки, которыя впрочемъ ходятъ иногда за медвдемъ не хуже прославленныхъ бульдоговъ. Здсь достоинство хорошей медвжьей собаки заключается въ томъ, чтобы она при встрч съ медвдемъ, хватая его за задъ, не допускала звря до хозяина, а напротивъ, останавливая его, давала бы удобные случаи на врный выстрлъ. При охот на медвдей въ берлогахъ, здсь рдко берутъ съ собою собакъ, боясь, чтобы он при подход къ берлог не испугали звря своимъ лаемъ и тмъ не выгнали бы медвдя изъ берлоги раньше времени.
Подойдя къ берлог, промышленники главное внимане обращаютъ на ея прочность и мстныя условя, чтобы удобне расположиться къ нападеню. Если замтятъ, что берлога сдлана съ поверхности земли и небо ея ненадежно, принимаютъ особыя мры: становятся особые люди съ другой стороны берлоги съ винтовками и холоднымъ оружемъ, или сверху берлоги накладываютъ особо приготовленную сть, связанную изъ толстыхъ бичевокъ, которую и навязываютъ — путо, это послднее — самая лучшая предосторожность, ибо медвдь, выскочивъ изъ берлоги, тотчасъ запутывается въ пут, такъ что его можно убить тогда палками. Ячеи сти вяжутся не мене четверти въ квадрат. Жаль только, что не вс и сибирске промышленники знакомы съ этимъ путомъ. Вотъ случай, который отчасти характеризуетъ эту охоту. Однажды четверо промышленниковъ отправились на медвдя, который лежалъ въ берлог въ страшной чащ лса. Дло было передъ Рождествомъ, слдовательно уже въ то время, когда можно было надяться, что медвдь облежался и не выскочитъ раньше времени. Промышленники, вооружившись какъ слдуетъ, взяли съ собой и путо) которое несъ одинъ изъ нихъ поздорове на плеч. Промышленники тихо и молча подходили уже къ берлог, продираясь сквозь густую чащу мелкой поросли, путались, запинались и тонули въ снгу почти на каждомъ шагу. Охотникъ съ путомъ шелъ третьимъ въ затылокъ. Какъ вдругъ они услыхали впереди себя, по тому направленю, гд должна быть берлога, знакомый лай своихъ собакъ, которыя оторвались отъ привязей и бросились впередъ ихъ къ берлог, выпугнули звря и погнали его какъ разъ на подходящихъ промышленниковъ. Медвдь, преслдуемый собаками, пробжалъ двухъ передовыхъ охотниковъ и напалъ на третьяго съ путомъ. Суматоха поднялась страшная: испугавшись такого неожиданнаго случая, они торопились помочь атакованному товарищу, но путаясь въ чащ, падали и не могли владть оружемъ, тогда какъ медвдь ломалъ чащу какъ солому, смялъ уже несчастнаго подъ себя и Богъ знаетъ, чмъ бы это все кончилось, если бы одна изъ собакъ не схватила медвдя за задъ — отчего зврь бросилъ промышленника и сталъ ловить верткую собаку. Неоробвше до трусости охотники воспользовались этимъ случаемъ, по расчищенному медвдемъ мсту подскочили къ смятому товарищу, тотчасъ вытащили его изъ снга, сдернули съ него путо и лишь только медвдь подбжалъ снова къ нимъ, они бросили на него путо,— зврь сталъ было его рвать, но запутался лапами и собралъ на себя всю сть, такъ что ободренные охотники уже смясь убили медвдя дубинами и потомъ едва вытащили изъ пута.
Крпость берлоги играетъ важную роль въ этой охот, потому что промышленники, сосредоточивая нападеня съ одной части берлоги, дйствуютъ вс вмст, не боясь появленя опаснаго врага съ тылу. Самое выгодное, если берлога сдлана подъ большими камнями, или плитами, а самое худшее — съ поверхности земли, въ глухой чащ лса, изъ хвороста, моха и разнаго лснаго хлама. Въ послднемъ случа сть, или путо, почти необходимы.
Большая часть медвдей при этой охот убивается въ самой берлог, звря не допускаютъ выбраться на дневную поверхность, почему и необходимо одному изъ промышленниковъ залзть въ самую берлогу, чтобы вытащить медвдя. Это обыкновенно длается такъ: кто нибудь изъ охотниковъ, видя явную смерть звря, залзаетъ черезъ чело въ берлогу и надваетъ медвдю на шею петлю, называемую здсь удавкой, и подаетъ конецъ веревки другимъ промышленникамъ, находящимся вн берлоги, которые помощю веревки и вытаскиваютъ звря. Конечно, это бываетъ въ такомъ случа, если берлога была сдлана такъ, что въ нее нельзя попасть сверху, т. е. разломать неба, такъ напримръ, если она сдлана подъ огромнымъ камнемъ, подъ плитой, въ утес и проч. Медвдя изъ берлоги нужно тащить по шерсти, за шею, головой впередъ, иначе, или противъ шерсти, за задня ноги вытащить трудно. Но при этомъ обстоятельств нужно быть осторожнымъ и осмотрительнымъ: надо убдиться въ дйствительной смерти звря, мало этого, необходимо удостовриться, одинъ ли зврь лежалъ въ берлог? Не лежала ли матка съ дтьми и пстуномъ? Часто случалось, что промышленникъ, забравшись въ берлогу, но смерти медвдицы, попадалъ тамъ на пстуна и на дтей. А человку въ берлог съ медвдемъ возня плохая… Хотя здшне промышленники и имютъ ту предосторожность, что залзаютъ въ берлогу съ ножомъ въ рук и принизываютъ къ себ за ногу веревку, за которую при малйшей опасности товарищи могутъ его вытащить, но это не предупреждаетъ опасности. Тмъ боле, что пстунъ, по смерти медвдицы, обыкновенно въ берлог таится такъ, что съ трудомъ узнаютъ его присутстве посредствомъ жердей, которыми толкаютъ въ берлогу по всмъ направленямъ, или зажигаютъ лучину или бересту, навязанную на палку, и осматриваютъ берлогу. Иногда пстуны такъ таятся, что переносятъ сильные тычки отъ жердей, не издавая никакого звука и ни малйшаго движеня, равно какъ и медвжата. Самое лучшее запускать въ берлогу собаку, которая тотчасъ покажетъ: одинъ медвдь лежалъ въ берлог, или матка съ дтьми и пстуномъ?…
Конечно, я сказалъ только главное объ этой охот, но о многихъ тонкостяхъ и особыхъ премахъ, въ особенности о нкоторыхъ суеврныхъ обычаяхъ, исполняемыхъ здшними промышленниками — умолчалъ, боясь надость читателю излишнею подробностю, не имющею особенной важности въ существ дла.
Нкоторые ясачные тунгусы и русске удальцы-промышленники добываютъ медвдей изъ берлогъ и въ одиночку. Охота производится такимъ образомъ: звровщикъ, узнавъ гд либо берлогу, никому не говоря, отправляется одинъ съ хорошей собакой. Отыскиваетъ берлогу, тихонько подкрадывается къ ней, вооруженный винтовкой, ножомъ и небольшой рогатиной, прученая медвжья собака — неотлучный, врный его товарищъ. Промышленникъ разламываетъ чело берлоги и тотчасъ заталкиваетъ въ него сучковатую каряжинку, то есть отрубленный комелекъ отъ небольшой березы съ сучками и корнями, а самъ начнетъ дразнить медвдя, который разсердясь старается утащить къ себ въ берлогу всунутую въ чело рогулину, которая, задвая сучками и корнями за края обмерзлаго лаза, не можетъ проскочить въ берлогу, въ это время промышленникъ ловитъ удобную минуту и стрляетъ медвдя въ голову. Если же медвдь выскочитъ изъ берлоги черезъ небо, или не допуститъ охотника къ берлог и вылзетъ раньше, то собака тотчасъ хватаетъ медвдя за задъ и даетъ случай промышленнику посадить мткую пулю въ медвдя. Если не удастся свалить звря съ одного раза, то звровщикъ принимаетъ медвдя на рогатину, или подбгаетъ къ нему, надаетъ передъ нимъ навзничь и лишь только медвдь облапитъ промышленника, какъ тотъ мгновенно распарываетъ брюхо зврю и кладетъ его на мст. Иные же отчаянные, храбрые до дерзости промышленники, найдя перваго медвдя, нарочно выпугиваютъ его изъ берлоги, а сами скрываются. Медвдь, выгнанный изъ своего жилища, никогда не ляжетъ опять въ свою берлогу, а отыскиваетъ себ другую и, между тмъ, ходя по лсу, зная вс мста, гд ложатся медвди, открываетъ неустрашимому промышленнику другя берлоги, въ которыхъ лежатъ зври. Почему охотникъ, спустя нсколько дней, посл изгнаня медвдя, отправляется его слдомъ и находитъ другя берлоги, не упустивъ изъ виду и того медвдя, который открылъ ему своихъ собратовъ. Я зналъ одного звровщика, уже слишкомъ 80-ти лтъ, перекрещеннаго тунгуса, который насчитывалъ больше шестидесяти медвдей, убитыхъ имъ на своемъ вку. Старикъ еще былъ бодръ и крпокъ, онъ не могъ равнодушно слышать слова ‘медвдь’, а разсказывая свои, дйствительно достойные удивленя подвиги, приходилъ въ энтузазмъ и нердко плакалъ какъ ребенокъ, если видлъ, что промышленники собираются на медвдя и не приглашаютъ его съ собой: ‘Если бы я хорошо видлъ, то еще не отсталъ бы отъ васъ, ребята!…’ говаривалъ онъ. Но мало нынче и въ Сибири такихъ молодцовъ, про нихъ уже больше гласитъ предане.
Орочоны, о которыхъ я уже упоминалъ выше, живя постоянно въ лсу и, слдовательно, чаще другихъ промышленниковъ встрчаясь съ медвдями, бьютъ ихъ весьма просто, тоже въ одиночку. Орочонъ, собравшись на медвдя въ берлог, или встртившись съ нимъ въ лсу нечаянно, старается раздразнить его до того, чтобы зврь вышелъ на поединокъ. Если медвдь, раздраженный охотникомъ, бросится на него, чтобы изломать его въ своихъ лапахъ, то орочонъ тотчасъ прячется за какое нибудь толстое дерево и, вертясь за нимъ, дождется того, что зврь схватитъ пастью руку охотника, подставляемую имъ нарочно, въ которой держится желзная распорка. Она очень походитъ на обыкновенный якорь-кошку, съ тою только разницею, что лапы ея почти прямыя и имютъ зазубрины. Рукоятка распорки длается изъ крпкаго дерева такой длины, чтобы ее можно было удобно держать рукою, то есть она не длается длинне шести вершковъ, а самая распорка въ поперечник (въ длину двухъ лапъ) не боле 5 вершковъ. Конечно, распорка длается такъ прочно, чтобы она не могла сломаться отъ медвжьихъ зубовъ. Весь инструментъ вситъ не больше трехъ фунтовъ. Къ концу рукоятки привязывается крпкй кукуиный {Кукуиный — то есть ремень изъ шеи дикаго козла (гурана) или изюбра, чрезвычайно прочный и мягкй.} ремень, охотникъ беретъ въ руку (за рукоять) распорку и обертываетъ этимъ ремнемъ руку такъ, чтобы распорка только не могла выпасть, на самую распорку надваетъ какой нибудь старый рукавъ и надвигаетъ его по ней до самаго рукава надтой одежды охотника. Это длается для того, чтобы не было видно распорки, а медвдь, хватая за ложный рукавъ, въ которомъ скрыта распорка, думаетъ, что онъ схватываетъ охотника за руку. Между тмъ орочонъ, всунувъ распорку въ пасть медвдю, тотчасъ выдергиваетъ руку и подхватываетъ звря на пальму (это орочонское назване рогатины, то есть ножа вершковъ шести длиною, крпко насаженнаго на черенъ длиною четвертей 7 или 8), или ножикъ и докалываетъ звря, какъ теленка, потому что медвдь, схвативъ распорку ртомъ и размозживъ себ пасть, всегда старается ее вытолкнуть лапами, сердится, но тмъ сильне наноситъ себ страшныя раны во рту и, въ этомъ случа, мало обращаетъ вниманя на охотника, который, пользуясь этимъ, орудуетъ съ медвдемъ своей пальмой, или полеемъ, нанося ему смертельныя раны. Распорка эта носится нкоторыми орочонами постоянно за поясомъ, съ надвижнымъ фальшивымъ рукавомъ и, въ случа надобности, проворно принимаетъ свое назначене въ рукахъ сибирскихъ охотниковъ. Главное въ этой охот — заставить медвдя выйдти на поединокъ и не упустить удобной минуты втолкнуть распорку въ медвжью пасть. Но все это хорошо толковать ходя дома въ кабинет, а не въ лсу съ медвдемъ. Нельзя не удивляться смлости, навыку и проворству охотниковъ, которые пускаются на такя продлки!!… Еще замчательне, что нкоторые промышленники изъ орочонъ не употребляютъ и распорки, а ходятъ на медвдей съ одной пальмой безъ всякой боязни, и, убивъ на своемъ вку нсколько десятковъ медвдей, доживаютъ до глубокой старости, не имя ни одной царапины отъ медвжьихъ когтей!!… Не думайте, чтобы орочонская пальма была такая же озойная (большая), какъ рогатина, употребляемая въ Росси при медвжьей и кабаньей охот. Нтъ! пальма — это, какъ я уже сказалъ выше, ножъ, насаженный на палку, которая для большей прочности обвивается плотно вареной берестой, она не иметъ подъ ножемъ крестообразной поперечины, какъ рогатины, и вситъ не боле 4 или 5 фунтовъ, тогда какъ мн случалось видть въ Росси медвжьи рогатины аршина въ четыре длиною и до 30 фунтовъ всомъ. Не могу не упомянуть при этомъ, что орочоны такъ ловко дйствуютъ пальмой, что, срубивъ ею небольшое деревцо съ одного раза, они успваютъ перерубить его пополамъ во время паденя, не допустивъ коснуться земли. Кром того, пальма у нихъ замняетъ топоръ въ домашнемъ обиход.
Вотъ вс боле извстные способы истребленя медвдей, употребляемые въ Забайкаль.
Здсь при медвжьей охот собакъ берутъ только на случай и спускаютъ ихъ тогда, когда первая попытка неудачна, т. е. когда раненый медвдь бросится на охотниковъ, или станетъ самъ спасаться бгствомъ,— тогда необходима хорошая собака, чтобы не допустить медвдя уйти. Но при одиночной охот въ лсу, гд больше доводится случаевъ нечаянно встрчаться съ медвдями, хорошая собака никогда не лишнее дло, напротивъ — скоре необходима.
Самыя лучшя медвжьи шкуры здсь продаютъ не дороже 12 и много 15 руб. сереб., а обыкновенная цна имъ отъ 5 до 8 р. Сало медвжье продается отъ 2 до 5 руб. сер. пудъ. Мясо ихъ дятъ въ Забайкаль только инородцы и нкоторые гастрономы благороднаго сословя. Русске простолюдины въ пищу его не упобляютъ. Но если орочонъ убьетъ медвдя, это для него большой праздникъ. Кром различныхъ суеврныхъ обрядовъ, которые совершаются не только дома въ юрт, но и на мст смерти звря, тотчасъ посл послдняго вздоха его, орочонъ приглашаетъ своихъ знакомыхъ и родныхъ, стоящихъ юртами гд нибудь неподалеку въ лсу, откушать лакомаго блюда они дятъ медвжье мясо до послдней возможности, то есть до тхъ поръ, пока животы ихъ не раздуются и кушавше, тутъ же около котла, не упадутъ навзничь или на спину и заснутъ мертвецкимъ сномъ. Дйствительно, нельзя не удивляться, что орочоны въ состояни переносить страшный голодъ и въ случа добычливой охоты жрать, въ полномъ смысл этого слова, такъ, что нужно хорошихъ трехъ доковъ противъ одного плюгаваго орочона. Во время весны, когда загрубетъ снгъ и орочону трудно изоблавить какого нибудь звря, или по неимню огнестрльныхъ припасовъ, что часто съ ними случается, орочоны цлыми семьями голодаютъ недли по дв, пропитываясь одной сосновой корой и различными гнилушками, какъ-то: чагой или шультой {Чага — это ничто иное, какъ натеки на старыхъ, высохшихъ, полусгнившихъ березахъ, а шулта добывается имъ такой же березы, но не снаружи, какъ первая, а изнутри, около сердцевины. Не зная хорошенько въ чемъ дло, я спросилъ однажды бдную старуху, чтобы она объяснила мн, что такое шульта и что такое чага, ибо здшне бдные жители тоже употребляютъ ихъ въ пищу,— старуха, не умя объяснить въ чемъ дло, сказала такъ:— ‘шульта молъ гнилыя, березовыя палки, добытыя изнутри березы на корню, ихъ сваришь, такъ вода будетъ красная, которую мы, бдные, и дудимъ вмсто кирпичнаго чая, а чача — березовые натеки, сваришь, такъ будетъ вода желтая, отъ этой шибко сердце давитъ, она хуже шульты, вотъ и все’.}, варя ихъ въ вод,— доходятъ до того, что они едва бываютъ въ состояни убить домашняго оленя, въ случа самой крайности, чтобы не умереть голодной смертю. Орочоны говорятъ, что жирная медвжина чрезвычайно дородна для нихъ, потому что она иметъ особенное свойство позывать человка на сонъ и согрвать въ холодное время, они говорятъ, что навшись медвжины, ‘ни въ какую стужу не околешь’, то есть не озябнешь, и будто никакое другое мясо съ ней въ этомъ случа сравниться не можетъ.
Здсь медвжй жиръ употребляютъ отъ многихъ болзней, какъ наружныхъ, такъ и внутреннихъ. Имъ хорошо мазать лошадиныя садки, гд бы он ни были,— скоро заживаютъ и покрываются шерстью. Словомъ, медвжина въ народномъ употреблени слыветъ какъ средство оживляющее, обновляющее, возрождающее и наконецъ, какъ сила чарующая въ прекрасномъ пол простаго народа. Въ послднемъ случа въ особенности отличается медвжй корень, о которомъ я упомянулъ выше, онъ употребляется у здшнихъ волокитъ, какъ средство присушивать тхъ прекрасныхъ особъ, которыя не поддаются обыкновеннымъ избитымъ средствамъ ухаживанья. Вотъ тутъ волокиты и прибгаютъ къ различнымъ чарующимъ силамъ, и между прочимъ къ медвжьему корню, который, но народному говору, иметъ особенную магическую силу. Корни эти всегда водятся у деревенскихъ знахарокъ и знахарей,— за нихъ они платятъ довольно дорого промышленникамъ, которые ихъ находятъ въ лсу, и еще дороже берутъ съ любителей прекраснаго пола. Здсь разсказываютъ пропасть легендъ о чарующей сил этого корня. Такъ напримръ, если брачная чета живетъ между собою худо и не иметъ дтей, то знахари, по просьб той или другой половины, или близкихъ родственниковъ, прибгаютъ обыкновенно къ этому корню и даютъ его съ различными суеврными обрядами въ пищ, пить или другимъ какъ нибудь образомъ, но такъ, чтобы объ и томъ не знало то лицо, къ которому это прямо относится — и странное дло, а говорятъ, что этимъ помогаютъ многимъ ‘и любовь и совтъ держать и дтей наживать’. Еще забавне говоритъ народное предане, что будто про эту силу чаровать узналъ нечаянно одинъ промышленникъ, который во время медвжьей гоньбы скрадывалъ медвдя. Вотъ что говоритъ легенда: — охотникъ замтилъ, что медвдица, при всемъ любезномъ заискивани самца, никакъ не соглашалась на его ласки. Тогда медвдь убжалъ отъ дражайшей половины на увалъ, порылъ землю и прибжалъ назадъ съ какимъ-то корешкомъ, который онъ, покушавъ самъ, далъ отвдать и медвдиц.— Та попробовала и вскор отдалась вполн медвдю. Охотникъ все видлъ, убилъ медвдя, сбгалъ на увалъ, отыскалъ этотъ корень и отправился домой. Прхавъ въ деревню онъ, никому не говоря, пошелъ съ этимъ корешкомъ на вечорку {Вечорка — это собране двушекъ и молодыхъ ребятъ въ какомъ либо дом, вечеромъ, гд поются псни, происходятъ пляски подъ скрипки, балалайки и плясовыя псни, гд женихи высматриваютъ невстъ и кажутъ себя, гд происходятъ различныя любовныя интриги и проч.}, чтобы испытать самому его дйстве, и замтилъ чудеса его чарующей силы, на другой день охотникъ отправился на какую-то сватьбу и удивился еще боле… Вскор этотъ промышленникъ прослылъ по всему окододку за знахаря по дламъ любовнымъ, сталъ здить по свадьбамъ въ дружкахъ {Дружка — это человкъ знахарь, безъ котораго здсь не играется ни одна простонародная свадьба. Онъ первый везд на свадьб,— ему первый кусокъ, первая чарка. Обязанности его чрезвычайно разнообразны.} и длалъ чудеса…
Однажды глубокой осенью, уже по снгу, я нашелъ въ лсу до половины съденнаго медвдя, около котораго кром волчьихъ слдовъ никакихъ другихъ не было. Надо полагать, что медвдь былъ растерзанъ волками живой, ибо около трупа мсто было избито и истоптано медвжьими и волчьими слдами и видна была кровь, медвжья и волчья шерсть, кром того попадались карчи и камни, которые по видимому лежали не на своихъ мстахъ и, вроятно служили медвдю при оборон, они тоже были окровавлены и исцарапаны когтями. Промышленники утверждаютъ, что медвди, преслдуемые волками, не имя возможности спастись отъ нихъ силою, заскакиваютъ на полнницы дровъ, или на зароды (стога) сна, оставленные или въ лсу, или около — въ логахъ, окрестными жителями, и защищаются полньями до послдней возможности.
Считаю излишнимъ говорить о томъ, что медвдь чрезвычайно крпокъ на рану и уметъ постоять за себя, если раны не смертельны. Сила челюстей его удивительна, зубами онъ дробитъ огромныя кости, перекусываетъ толстые березовые быстрыги, а лапами бьетъ такъ сильно, что съ одного удара убиваетъ до смерти человка и роняетъ лошадь на землю. Сила его замчательна — онъ, стоя на дыбахъ, легко держитъ въ переднихъ лапахъ большихъ быковъ и лошадей, и даже перетаскиваетъ ихъ съ одного мста на другое. Когтями онъ царапаетъ или, лучше, сказать деретъ жестоко, ими онъ отворачиваетъ цлыя глыбы земли, когда сердится или приготовляетъ себ берлогу.
Медвжьи кости чрезвычайно крпки и толсты, но хрупки. Малосильныя винтовки ихъ пробить не могутъ и пули, пробивъ кожу и встртя кости звря, сплющиваются, не принося особеннаго вреда медвдю. Здсь много убиваютъ медвдей со старыми заросшими пулями и желзными обломками отъ холоднаго оружя. Однажды убили медвдя, у котораго нашли на лопаткахъ три заросшихъ пули, а на лбу, подъ кожей, цлое перо отъ орочонской пальмы. Такихъ медвдей, съ явными знаками выдержанной борьбы съ человкомъ, здсь называютъ людодами. Замчено, что т медвди, которые хоть разъ отвдали людскаго мяса и выдержали побду надъ человкомъ, чрезвычайно опасны — они наглы, небоязливы и сами нападаютъ на людей.
Странно, что въ Забайкаль почти не существуетъ поврья, столь извстнаго въ Росси, что сороковой медвдь роковой и самый опасный для охотника. Я не слыхалъ здсь ни отъ одного промышленника — инородца, кром нкоторыхъ русскихъ звровщиковъ, чтобы они боялись сороковаго медвдя…
Увренность въ себя, въ побду надъ врагомъ, какъ я сказалъ выше, играетъ чрезвычайно важную роль въ звриномъ промысл. Вотъ почему здшне истые охотники до медвдей съ такою же обычною легкостью бьютъ и сороковаго медвдя, какъ предъидущихъ,— тогда какъ въ Росси многе звровщики, дойдя до сороковая, оставляютъ совсмъ медвжй промыселъ, всятъ ружье на стну и изъ паническаго страха боятся даже ходить въ лсъ, чтобы случайно не встртиться съ сороковымъ, а нкоторые, посмле, отправившись на него, или платятся жизню, или отъ него недешево отдлываются. Въ самомъ дл, здсь исковерканныхъ и обезображенныхъ медвдями охотниковъ чрезвычайно мало, сравнительно съ числомъ убиваемыхъ медвдей. Тутъ несчастй этого рода бываютъ преимущественно отъ случайныхъ, совершенно неожиданныхъ встрть съ медвдями, не приготовившихся къ тому охотниковъ, которые отъ паническаго страха теряются и потому попадаютъ въ лапы зврю. Съ отважными удальцами этого не бываетъ,— они всегда находчивы, и воспользовавшись какимъ нибудь счастливымъ случаемъ, ловко отдлываются отъ нападающихъ медвдей. Я знаю много случаевъ того и другого рода и прихожу къ такому заключеню, что лишь только человкъ былъ находчивъ, смлъ, даже не имя при себ никакого оружя, легко надувалъ медвдя и невредимо возвращался домой.
Вотъ факты и примры, которые докажутъ это читателю. Старикъ — тунгусъ Гаученовъ, извстный промышленникъ въ свое время между нетрусоватыми звровщиками, наткнулся однажды позднею осенью, въ вершин рчки Тапаки, нерчинскаго горнаго округа, на шатуна (медвдя), который тотчасъ бросился на него, тунгусъ сначала не ороблъ и усплъ бросить винтовку на сошки, чтобы всадить мткую пулю въ звря, но когда медвдь, не добжавъ до него двухъ или трехъ саженъ, вдругъ всталъ на дыбы, заревлъ, раскрылъ огромную пасть, выставилъ страшные блые зубы, выпустилъ ужасные когти, то Гаученовъ вдругъ до того испугался, что у него выпала изъ рукъ винтовка и онъ не усплъ выстрлитъ, какъ медвдь осдлалъ его,— но тутъ старикъ, почувствовавъ на себ звря, пришелъ въ себя, быстро схватился съ медвдемъ въ охапку, лвой рукой крпко уцпился за правое ухо медвдя, изъ подъ правой его лапы, и вспомнивъ свою молодость, такъ ‘мотырнулъ’ его на сторону, ударивъ его въ это время ‘подъ ножку’, что зврь слъ было на задъ, но скоро опять поправился и снова всталъ на дыбы, тогда Гаученовъ, держась все-таки за ухо, усплъ выдернуть правой рукой ножъ изъ-за пояса и распоролъ косматому борцу брюхо. Медвдь повалился вмст съ побдителемъ, но въ это время правая рука послдняго какъ-то попала въ пасть умирающему зврю, который въ предсмертныхъ судорогахъ усплъ намять ее зубами до локтя, такъ что впослдстви тунгусъ, выздороввъ, худо владлъ ею и при каждомъ неловкомъ ея обращени постоянно ругалъ проклятаго медвдя.
Мщанинъ Тимофей Вагинъ, въ окрестностяхъ Култуминскаго рудника, лтомъ въ 184* году, тоже сошелся съ медвдемъ такъ близко, будучи на козьей охот, что зврь неожиданно вышибъ у него лапой изъ рукъ винтовку, но Вагинъ, обладая страшной физической силой,— не ороблъ, тоже схватился съ медвдемъ въ охапку и, избравъ удобный случай, такъ мотнулъ звря ‘подъ ножку’ подъ гору, что тотъ упалъ и покатился было клубкомъ, потомъ вскочилъ на ноги и побжалъ безъ оглядки на утекъ, но Вагинъ все-таки усплъ схватить винтовку и выстрлилъ по зврю въ догонку, переломилъ ему позвоночный столбъ и убилъ наповалъ.
Въ окрестностяхъ Бальдинканскаго казачьяго караула, на китайской границ, въ ю. з. части Забайкалья, промышленники: Петръ Шиломейцевъ, Лукьянъ Мусоринъ и кто-то третй, осенью въ 1849 году, во время блковья, наткнулись нечаянно на берлогу, въ которой лежалъ огромнйшй медвдь. Посовтовавшись между собою, промышленники вздумали его промышлять, но распорядились чрезвычайно странно и безтолково.— Дло было утромъ. Двое изъ нихъ остались неподалеку отъ берлоги, разложили огонь и стали приготовлять оборону — сибирскя рогатины, то есть насаживать простые охотничьи ножи на длинные березовые черни, а третьяго отправили въ таборъ за собаками и холоднымъ оружемъ. Охотники не береглись — громко разговаривали, ломали сучья, бросали ихъ въ костеръ, огонь трещалъ и дымъ валилъ клубомъ. Такъ какъ дло было рано осенью, то медвдь лежалъ ‘не крпко’, въ открытый лазъ берлоги онъ все видлъ и слышалъ, наконецъ не вытерплъ этой пытки, выскочилъ изъ берлоги и бросился прямо на отважно-дерзкихъ охотниковъ, которые сидли въ эту минуту у огня и прикрпляли ножи. Отъ треска и шума они подняли головы и увидали бгущаго къ нимъ медвдя, время было такъ коротко, что Мусоринъ усплъ только схватить лежащую подл винтовку и сидя выстрлить ‘бличьимъ’ (маленькимъ) зарядомъ до зврю. Шиломейцевъ же могъ только вскочить на ноги и, поднявъ руки кверху, закричать что-то въ род этого: — ‘Куда ты, черная немочь, чтобъ теб язвило!!’ — какъ медвдь набжалъ на него, сшибъ съ ногъ и хотлъ было утекать дале, но ловке промышленники, въ испуг, совершенно машинально схватились съ боковъ за медвдя и уцпившись за его длинную шерсть, совершенно безсознательно, спотыкаясь и падая, отправились вмст съ медвдемъ, который тащилъ ихъ такимъ образомъ за собою, по крайней мр, саженъ 20, тогда только образумились промышленники и первый Мусоринъ, отскочивъ отъ медвдя, упалъ въ снгъ, а Шиломейцева сшибъ самъ медвдь объ дерево, забжавъ въ густую чащу.— Промышленники остались здоровыми, но медвдь отъ пули и кроваваго поноса съ испуга издохъ на другой же день.

ВОЛКЪ.

Посл медвдя, изъ числа хищныхъ зврей, въ нашемъ кра, первое мсто долженъ занять волкъ. Онъ боле или мене извстенъ всякому — старому и малому, вошелъ у насъ въ народныя пословицы, поговорки, сказки, басни, псни и проч. Все это доказываетъ общеизвстность волка. Едва ребенокъ начнетъ понимать, какъ онъ уже слышитъ отъ своей няньки слово волкъ, что онъ его унесетъ, състъ, и тому подобное. Кто не знаетъ его прожорливости, алчности, хитрости, силы? Много ли такихъ людей, а тмъ боле охотниковъ, которые не видали волка? Много ли, не много ли, но все же они есть, а слдовательно для нихъ-то мои записки, относительно волка, и будутъ, быть можетъ, нсколько интересны. Конечно, читатель, хорошо знакомый съ жизню и нравомъ волка, вправ пропустить эти страницы… но другой можетъ и ошибиться въ такомъ случа, потому что волки, водящяся въ Восточной Сибири, во многомъ отличны отъ волковъ Европейской Росси. Сибирске волки нсколько поменьше и рдко достигаютъ такой величины, каковы они бываютъ въ Росси, не такъ наглы, потому что въ необъятныхъ лсахъ Сибири, наполненныхъ множествомъ разнородныхъ зврей и птицъ, они легко утоляютъ сильный голодъ, поэтому рже подходятъ къ селенямъ, которыхъ относительно пространства здсь несравненно меньше, чмъ въ Росси, вслдстве чего они не такъ хитры, рже видятъ человка, еще рже имъ преслдуются, почему здшне волки не такъ трусливы при встрч съ человкомъ.
У насъ въ Сибири ведется только одна главная порода волковъ, именно та самая, что и въ Европейской Росси, цвтъ шерсти ея срый. Но кром этой главной волчьей породы въ Сибири попадаются и выродки или князьки — чисто блые, почти такого же цвта, какъ бываютъ зайцы зимою, или на оборотъ, совершенно черные. Первые встрчаются преимущественно въ степныхъ мстахъ, а послдне въ глухихъ лсахъ, въ хребтахъ. Вообще степные волки имютъ цвтъ шерсти гораздо бле, нежели хребтовые, это замчане можно отнести ко всмъ тмъ зврямъ, которые водятся и въ степяхъ и въ лсахъ, какъ напримръ лисицы. Здсь чисто блые волки встрчаются чище, нежели черные, которые составляютъ большую рдкость, и объ нихъ уже говоритъ предане.
Сибиряки, относительно выродковъ или князьковъ всякаго рода зврей, чрезвычайно суеврны. Иной промышленникъ ни за что ршительно никому не скажетъ, если ему случится добыть какого бы то ни было князька. Нкоторые тайкомъ держатъ шкурки этихъ выродковъ у себя въ домахъ, никому не показывая, и считаютъ это за особое счасте, приписывая такому обстоятельству всевозможное добро: что хозяинъ и богатъ-то будетъ, и скотъ у него не будетъ падать, и хлбъ хорошо родится… Однажды въ К—мъ казачьемъ пограничномъ караул, одинъ зажиточный казакъ тайкомъ отъ своихъ показывалъ мн, по дружб, какой-то кусокъ шкурки съ черной шерстью. Онъ говорилъ: ‘этотъ лавтачекъ (кусочекъ) шкурки отъ чернаго волка, который случайно попалъ моему ддушк, зимою въ козью пасть, на Яблоновомъ хребт. Ддушка украдкой оснималъ этого волка въ лсу, а шкурку привезъ домой въ потахъ (перекидныхъ верховыхъ сумахъ) и раздлилъ ее между братьями. Вотъ съ тхъ-то поръ нашъ родъ и сталъ жить хорошо, а до того времени жилъ бдно. Покойный мой тятенька, при смерти своей, отдалъ мн этотъ лавтакъ и сказалъ:— ‘на теб, Мишутка, этотъ лавтакъ, береги его до смерти своей, а при кончин отдай старшему въ род своемъ, да смотри держи его тайкомъ, никому не кажи, а въ каждый чистый четвертокъ вырывай утренней и вечерней зарей по одному волоску и бросай ихъ, чтобы никто тебя не видалъ, въ ту сторону, гд зврь этотъ добытъ, къ Становику (Яблон. хребт.),— вотъ и будешь жить хорошо. Мой батюшка всегды длалъ такъ, помиралъ, такъ мн тожь сказалъ, я и поступалъ такъ, какъ онъ приказалъ, и худого во всю свою жисть не видалъ’… Хозяинъ этой драгоцнности много бы наговорилъ мн про этотъ кусокъ шкурки, если бы въ то время не вошелъ въ избу приходскй священникъ и не помшалъ нашей таинственной бесд, о чемъ я крайне сожаллъ. Какъ мн помнится — шерсть на этомъ куск, дйствительно, была чернаго цвта, мягкая и пушистая, похожая на волчью, съ одного конца порядочно повыдерганная, что ясно доказывало суеврный обычай, строго исполняемый ддомъ и отцомъ разсказчика, который въ свою очередь, вроятно, также строго исполнялъ предсмертную заповдь своего отца. Потомъ я слышалъ отъ другихъ сибирскихъ охотниковъ, что будто бы многе здшне промышленники, обладатели такихъ драгоцнностей, тайкомъ возятъ съ собою по нскольку волосковъ отъ шкурокъ выродковъ, для счастливаго промысла.
Фигура волка до того общеизвстна, что ршительно не къ чему ее описывать, довольно, если сказать, что волкъ чрезвычайно похожъ на обыкновенную нашу породу дворовыхъ или пастушьихъ собакъ, только онъ нсколько ихъ побольше, покрпче, съ длиннымъ пушистымъ хвостомъ, который онъ никогда не поднимаетъ кверху, какъ собака, но всегда держитъ его опущеннымъ книзу. По наружному его сходству съ обыкновенной собакой, нельзя не предполагать, что волкъ есть ничто иное, какъ дикая собака, но въ сущности есть конечно и большая разница. Самая природа заставила постоянно враждовать ихъ между собою. Если гд случится сойтись рослой, сильной собак съ волкомъ, тотчасъ поднимается остервенлая драка, кончающаяся обыкновенно смертю того или другой. Если побду одержитъ волкъ, то онъ немедленно пожираетъ собаку, напротивъ того, собака удовольствовавшись своею побдою, гордо возвращается домой и съ презрнемъ оставляетъ трупъ своего природнаго непрятеля на расхищене тмъ же волкамъ, или сорокамъ и воронамъ. Надо замтить, что волчье мясо до того противно и пахуче, что его не стъ ни одинъ хищный зврь кром тхъ же волковъ, которые не рдко слдятъ своихъ раненныхъ собратовъ и съ жадностю ихъ пожираютъ {Поэтому французская пословица: ‘Les loups ne же mangent pas’ (волкъ волка не стъ) несправедлива.}. Кром волковъ, волчье мясо дятъ еще нкоторые изъ здшнихъ инородцевъ, даже трупы пропащихъ, хотя и не терпятъ особаго голода. Здшне русске называютъ вообще всхъ инородцевъ — тварью.
Молодая собака при вид волка обыкновенно приходитъ въ ужасъ, поджимаетъ хвостъ и съ визгомъ скоре старается спрятаться. Но нкоторыя изъ нихъ, съ смлымъ характеромъ, часто достаются въ жертву голоднымъ волкамъ. Это случается большею частю въ то время, когда мужики, здя за дровами или за сномъ, завидя волка, еще нарочно уськаютъ на волковъ своихъ дворняшекъ, которыхъ они имютъ привычку брать съ собою, вроятно для развлеченя. Собака, повинуясь хозяину, или по своему желаню позубатиться, бросается за волкомъ, который, замтя врага по своимъ силамъ, нарочно бжитъ тихо, катается по снгу, притворяется хворымъ, словомъ, даетъ случай неопытной дерзкой собак догонять себя, но тмъ лишь отманиваетъ бдную подальше отъ уськающаго хозяина, который сначала доволенъ смлостю своего товарища, но волкъ, замтя оплошность, тотчасъ ложится или мгновенно оборачивается, бросается на собаку и конечно тотчасъ разрываетъ. Часто случается, что одинъ волкъ длаетъ вышеописанный маневръ, а одинъ или два волка спрячутся гд нибудь подъ кустомъ или въ овражк, въ засаду, и потомъ вдругъ бросаются на собаку, удалившуюся отъ своего хозяина. Тогда мужикъ напрасно бжитъ съ топоромъ или съ бастрыгомъ на выручку къ своему собольк, а прхавъ домой, дивится хитрости волковъ и дерзкой смлости своего товарища…
Волкъ хитеръ, дикъ и трусливъ, собака же ласкова, кротка, смла и великодушна, послдняя любитъ сообщество, между тмъ какъ волкъ не любитъ общежитя и рдко живетъ или, лучше сказать, находится вмст съ своимъ же братомъ, волками. Они собираются въ стада только въ извстныхъ случаяхъ и то не живутъ мирно, всегда ссорятся и страшно дерутся между собою. Обыкновенно они собираются въ экстренныхъ случаяхъ, напримръ: если имъ нужно прогнать какого либо сильнаго врага, или сдлать облаву на зврей, для добычи, чтобы утолить сильный голодъ. Такъ нердко волки производятъ охоту за дикими козами. Но и тутъ, при общей добыч, у нихъ рдко обходится безъ драки. Шемякинъ судъ у нихъ господствуетъ, кто посильне, тотъ и правъ. Кром того волки всегда сбираются по нскольку штукъ въ стадо, когда почувствуютъ общй законъ природы — къ размноженю своего рода.
Течка волковъ бываетъ въ конц декабря и во весь январь мсяцъ. Исключене изъ этого составляютъ молодыя волчицы, которыя гонятся обыкновенно позже старыхъ, и нердко видятъ ихъ съ волками даже въ феврал мсяц. Самцы способны къ гоньб почти всегда, только бы допустила самка. Во время течки волки иногда собираются въ большя стада, вс ходятъ за одной самкой всюду и другъ передъ другомъ всячески заискиваютъ ея благосклонности, при чемъ происходятъ кровавыя сцены. Рдко бываетъ въ одномъ стад дв или боле самокъ, большею же частю одна властвуетъ своими поклонниками и ходитъ съ ними до тхъ поръ, пока не удовлетворитъ своимъ сладострастнымъ желанямъ. Во время страшной, остервенлой драки, обыкновенно самка потихоньку удаляется отъ мста арены, и остается съ боле ловкимъ и нравящимся ей волкомъ. Если же волчица постоянно предпочитаетъ одного самца другимъ поклонникамъ, одинаково ищущимъ ея расположеня, тогда нердко волки, раздраженные невниманемъ волчицы, нападаютъ на нее съ остервеннемъ и загрызаютъ до смерти, этотъ печальный жребй также падаетъ и на того волка, который былъ предпочтенъ самкою, если только онъ не успетъ укрыться отъ освирпвшихъ товарищей. Волки при этомъ не удовольствуются одной смертю, они кром того съ жадностю пожираютъ трупы несчастныхъ любовниковъ и, насытившись местью, снова отправляются искать другую самку. Надо замтить, что вовремя течки волченятъ при самк никогда небываетъ, иначе они наврное будутъ растерзаны старыми волками {Нкоторые здшне промышленники утверждаютъ, что волки вяжутся, хотя и чрезвычайно рдко, съ домашними собаками. ‘Встникъ Естественныхъ Наукъ’ за 1850 годъ, No 8, стр. 012—913 подтверждаетъ это фактами и говоритъ, что отъ такого совокупленя бываетъ и плодъ.}.
Извстно, что въ Росси волки, во время течки, нердко нападаютъ на прозжающихъ не только по проселочнымъ, но даже и по большимъ дорогамъ, въ Восточной Сибири ничего подобнаго я ни ни отъ кого ршительно не слыхалъ, да и самому мн неоднократно случалось назжать на волчьи свадьбы въ декабр и въ январ мсяцахъ, однако я никогда не замчалъ даже и малйшаго повода къ нападеню. Однажды я еще выстрлилъ въ нихъ и убилъ одного волка, при чемъ вс остальные стремглавъ бросились отъ меня въ сторону и скрылись въ густот лса. Я зналъ одного охотника, страстнаго звропромышленника, который разъ отправился караулить волковъ на падло (издохшей коровы) и спрятался въ старую ветхую полевую землянку. Долго онъ ждалъ прихода волковъ, которые завывали неподалеку отъ того мста, наконецъ вдоволь наслушавшись заунывныхъ волчьихъ псенъ, онъ задремалъ, а потомъ и заснулъ крпкимъ сномъ. Тутъ пришло стадо волковъ и съ жадностю начало рвать падло, но по обыкновеню волки поссорились между собою, разодрались и подняли страшную суматоху. Охотникъ, какъ крпко ни спалъ — проснулся, увидалъ давно имъ поджидаемыхъ гостей, въ торопяхъ схватилъ ружье и выстрлилъ въ кучу картечью. Два волка остались на мст, а остальные сначала вс отскочили въ стороны, но потомъ бросились съ остервеннемъ къ землянк, грызли ее, заскакивали на крышу, друге же подрывались снизу… Къ несчастю охотника, землянка была такъ мала, что ему нельзя было въ ней зарядить снова ружья. Видя, что дло можетъ кончиться плохо, онъ началъ кричать, хорошо, что скоро услыхали въ Култуминскомъ рудник и прибжали на помощь. Все дло въ томъ, что охотникъ убилъ волчицу, вслдстве чего, какъ надо полагать, волки-самцы и бросились съ остервеннемъ къ шалашу.
Многе звропромышленники утверждаютъ, будто волчица вяжется съ самцами не каждый годъ, а черезъ годъ, доказывая это обстоятельство тмъ, что многимъ случалось видть (и мн самому однажды) во время самой течки, то есть въ декабр и январ мсяцахъ, одну и ту же волчицу, шатающеюся около однихъ и тхъ же мстъ съ своими молодыми волчатами, не имя при себ ни одного стараго волка, а извстно, что молодые волчата во время течки не ходятъ съ матерью. Кром того многе охотники, постоянно живя на одномъ мст, хорошо знаютъ т мста, гд волки длаютъ себ гнзда, которыя у нихъ на перечет, какъ у хорошей хозяйки горшки и кринки, они говорятъ, что волчица, если ее не пугать, по нскольку лтъ приноситъ молодыхъ въ одномъ и томъ же гнзд, и что эти-то извстныя гнзда бываютъ ими заняты не каждогодно, а именно черезъ годъ. Я не могу этого обстоятельства утверждать какъ фактъ, потому что самъ не могъ въ этомъ убдиться, ибо никогда не жилъ долго на одномъ мст.
Волки и волчицы на второмъ году возраста уже способны къ гоньб, при чемъ первые способность эту получаютъ нсколько позже самокъ. Время беременности волчицы продолжается, какъ утверждаютъ охотники, около трехъ съ половиною мсяцевъ, слдовательно слишкомъ сто дней, тогда какъ собака носитъ только 60 дней съ небольшимъ {‘Журналъ Коннозаводства и Охоты’ No 3 за 1862 годъ, въ стать ‘Волкъ и охота на него’, на стран. 88 утверждаетъ, что волчица бываетъ на снос, какъ и собака, только 62 дня — я согласенъ боле съ этимъ срокомъ, нежели съ показанемъ здшнихъ промышленниковъ.}. Съ начала апрля по юнь мсяцъ постоянно находятъ новые пометы волченятъ. Волчица, чувствуя приближене своего разршеня, заране прискиваетъ удобныя мста для своего гнзда. Именно въ мстахъ гористыхъ, она обыкновенно длаетъ его въ утесахъ, гд либо въ щеляхъ, подъ плитами, или подъ большими камнями. Въ мстахъ просто лсистыхъ и ровныхъ, она приготовляетъ гнздо въ глухихъ чащахъ, въ лсныхъ островахъ или колкахъ, скусываетъ зубами прутья, разворачиваетъ камни и выкапываетъ яму, для спокойнаго логова. Въ мстахъ же степныхъ или луговыхъ, она прискиваетъ хотя небольше овраги или горки, съ небольшими логами, отыскиваетъ норы лругихъ животныхъ, такъ напримръ въ здшнемъ кра преимущественно тарбаганьи норы (тарбаганъ здшнй сурокъ), разрываетъ ихъ попросторне, такъ чтобы въ отверсте могла свободно пролезать сама. Во всякомъ случа волчица въ гнздо свое натаскиваетъ много моху, травы, шерсти,— словомъ, разной разности и длаетъ спокойное логово.
Волчица обыкновенно мечетъ по 5, 6, 7 и даже 8 волченятъ, но никогда не меньше трехъ. Молодые волчата родятся слпые и чрезъ нсколько дней проглядываютъ. Сначала мать ихъ кормитъ молокомъ, что продолжается до двухъ недль, а когда молодые подростутъ и проглянутъ, она приноситъ имъ понемножку мяса, которое пережевавъ хорошенько сама, кормитъ ихъ. Потомъ начинаетъ носить молодымъ живыхъ мышей, рябчиковъ и другихъ животныхъ, нарочно пускаетъ ихъ передъ дтьми и тмъ пручаетъ къ тому, чтобы они сами ловили ихъ, при чемъ волченята обыкновенно сначала играютъ съ несчастными, а потомъ съ жадностю пожираютъ. Молодые волчата, во время отсутствя матери, любятъ выползать изъ поры, чтобы поиграть и полежать на солнышк, но въ дождь и во время сильнаго втра постоянно находятся въ нор. Весело падали смотрть на нихъ, когда они, не замчая непрятеля, играютъ около норы, но лишь только завидятъ человка или собакъ, тотчасъ одинъ за однимъ, перебивая другъ друга, полезутъ въ нору. Покуда волчата малы, мать большую часть сутокъ проводитъ съ ними въ нор и далеко не отходитъ, если и отправится на промыселъ, но когда они подростутъ и потребуютъ больше пищи, тогда рдко можно застать волчицу съ ними въ гнзд, она почти постоянно на промысл, потому что ей трудно кормить своихъ, до крайности прожорливыхъ, дтушекъ. Когда волчата подростутъ и въ состояни будутъ слдовать за матерью, волчица начинаетъ ихъ водить съ собою къ рчкамъ, ключамъ, родникамъ, сначала не надолго и скоро отводитъ ихъ на логово. Когда же молодые будутъ мсяцевъ полуторыхъ или двухъ, тогда уже волчица оставляетъ гнздо и водитъ дтей съ собою до тхъ поръ, пока снова не придетъ время къ течк, или до тхъ поръ, пока они сами въ состояни будутъ прокармливаться. Но оставя гнздо, она сначала выводитъ ихъ въ лсныя опушки, въ острова и въ колки, оставляя ихъ тамъ на день, а сама отправляется на промыселъ, ночами же водитъ везд и пручаетъ ловить добычу. Непрятно смотрть на волчицу во все это время выкармливаня дтей: она истощаетъ (похудетъ) до того, что видны издали ребра, сосцы отвиснутъ почти до полу, шерсть на ней виситъ клочьями, ибо она въ это же время линяетъ, то есть мняетъ свою зимнюю шерсть на лтнюю, боле легкую, короткую и мене пушистую. Шкура ея въ это время почти негодна къ употребленю, за то шкурки молодыхъ волчатъ крпки, мягки, пушисты.
Бда, если около какого нибудь селеня есть два или три волчьихъ гнзда,— почти ежедневно начнутъ исчезать то ягнята, то телята, то свиньи, {Познакомлю читателя съ здшними названями домашнихъ животныхъ. Такъ, свиней здсь зовутъ чушками, кладеныхъ барановъ — ыргенами, не кладеныхъ — куцанами, дворовыхъ козъ, козу — ямамухой, а козла — яманомъ, телятъ по второму году — баракчанами, верблюда — тыменомъ, и проч.}. Надо замтить, что волчица въ то время когда у нея есть молодые, чрезвычайно зла и гнздо свое защищаетъ нердко до послдней крайности, не знаетъ страха и бросается на все. Въ помет обыкновенно бываетъ больше самцовъ, нежели самокъ,— такова природа почти относительно всхъ животныхъ. Я слышалъ отъ здшнихъ охотниковъ, что иногда волчица гонится (вяжется) только съ однимъ волкомъ, бгаетъ съ нимъ постоянно вмст и будто бы самецъ даже помогаетъ самк при выкармливани молодыхъ. Одинъ изъ достоврныхъ промышленниковъ говорилъ мн, что онъ однажды нашелъ волчье гнздо, досталъ молодыхъ и подрзалъ имъ всмъ сухя жилы на заднихъ ногахъ, отчего ноги у нихъ свело въ вид крючковъ, такъ что они ходить не могли, но только ползали. Въ то же время волчицу онъ убилъ, а молодыхъ перенесъ въ лсной колокъ и оставилъ живыми. Потомъ уже позднею осенью, когда выпалъ снгъ, онъ отправился отыскивать волчатъ, которые, по его предположеню не должны были уйдти изъ колки, и дйствигельно онъ ихъ скоро нашелъ, засталъ съ ними стараго волка, который долго защищалъ ихъ какъ нжная мать, но пуля сразила его около волчатъ, которые уже были больше съ хорошей шкурой и съ согнутыми ногами. Надо полагать, что волкъ-самецъ помогалъ молодымъ волчатамъ искать пищи.
Въ 185* году я жилъ въ З—мъ рудник, въ нерчинскомъ горномъ округ, и нердко слыхалъ, что волки сильно обижаютъ жителей рудника, таская чуть не изъ дворовъ домашнихъ животныхъ. Наконецъ въ одинъ прекрасный день, въ начал юня, приходятъ ко мн нсколько человкъ и просятъ меня отправиться съ ними на охоту, говоря, что они знаютъ волчье гнздо, но одни безъ хорошаго охотника боятся идти его раззорять, а зная, что я охотникъ, то ко мн и обращаются. Я конечно обрадовался такому приглашеню, скоре собрался, взялъ съ собою двухъ человкъ и отправился. Сначала мы долго ходили попустому и розискивали гнздо, но все безуспшно. Къ несчастю, сталъ накрапывать маленькй дождикъ, но это не бда,— мы отправились въ небольшую падь, подъ названемъ Карабичиха, и вскор нашли разрытую тарбаганью нору, въ которой никого не было, только кругомъ замтны были, на песк, волчьи слды. Сначала мы думали что это гнздо, однако, по всмъ нашимъ розыскамъ, догадка наша не подтвердилась, и мы наконецъ убдились, что тутъ волчица только хотла сдлать гнздо, но вроятно отыскала другую нору, боле удобную. Не смотря на нашу неудачу, мы пошли дальше, громко разговаривая, и думали уже возвратиться домой, какъ вдругъ къ намъ на встрчу выбжала волчица, громко завыла, бросилась отъ насъ въ сторону и скрылась за небольшой горкой. Мы догадались, что она выбжала изъ гнзда, бросились скоре снова розыскивать и вскор нашли другую разрытую тарбаганью нору, въ которой и было сдлано волчье гнздо. По тщательному нашему розыску оказалось, что дти находились въ одномъ изъ боковыхъ отнорковъ. Мы стали копать яму къ этому отнорку, и когда до него добрались, заткнули проче отнорки, разложили курево (дымокуръ) изъ аркала (сухаго конскаго кала) и начали вдувать дкй дымъ его въ отпорокъ, гд были волчата. Посл чего вскор застонали и закашляли подъ землею молодые. Какъ вдругъ въ это время тихонько прибжала къ намъ волчица и съ остервеннемъ бросилась на насъ, я схватилъ ружье и хотлъ положить ее съ одного выстрла, но ружье осклось, а волчица подбжала вплоть къ одному изъ копающихъ и хотла схватить его, но тотъ не потерялъ присутствя духа и поймалъ ее за уши, но удержать не мотъ, волчица, вырвавшись изъ рукъ, съ воемъ бросилась отъ гнзда… Мы продолжали работу, и вскор посл этого вытащили двухъ волчатъ, едва переводившихъ дыхане, положили ихъ на траву и начали крючкомъ доставать другихъ волчатъ, которые стонали въ отнорк, вдругъ волчица снова подбжала къ гнзду саженъ на 15, но замтивъ, что я схватилъ ружье, снова убжала и завыла страшнымъ отчаяннымъ голосомъ, я выстрлилъ по ней въ догонку изъ винтовки, но пуля, не долетвъ до нея, ударила въ землю. Между тмъ добытые нами волчата стали мало но малу пошевеливаться и наконецъ совсмъ ожили, плотно прилегли къ земл и закрыли глаза, какъ бы мертвые, изрдка поглядывая на насъ въ полглаза. Я нарочно, изъ любопытства, взялъ обоихъ волченятъ, связалъ ихъ за задня лапы платкомъ, отнесъ сажень на 10 въ сторону и положилъ на землю, а самъ спрятался. Спустя нсколько минутъ, когда все прутихло, волчата стали поглядывать почаще, и наконецъ, никого не видя около себя, сначала поползли, а потомъ, привставъ на ноги, бросились бжать, я скоре кинулся за ними, и когда сталъ ихъ догонять, то они тотчасъ припали и защурили глаза, какъ бы не ихъ дло. Подобныхъ продлокъ они длали много. Когда я за ними посылалъ собаку, они огрызались на нее и ворчали… Какая врожденная хитрость и злость, а между тмъ они были еще съ небольшихъ щенятъ. Мы добыли еще четырехъ волчатъ, двухъ живыхъ и двухъ задохшихся отъ дыма, собрались и хотли уже отправиться домой, какъ вдругъ саженъ за 200 отъ насъ снова появилась волчица, но уже не одна, а съ волкомъ, они оба сли рядомъ на отклон горы и затянули пронзительный, раздирающй душу дуэтъ. Я взялъ винтовку и отправился къ нимъ въ обходъ, но они меня замтили и убжали. Какъ видно, и тутъ волкъ принималъ участе въ дтяхъ. Между тмъ стало смеркаться, дождикъ шелъ ровнымъ ситомъ, на неб темнло все боле и боле, наконецъ послышались сначала отдаленные перекаты грома, а потомъ тотчасъ за молней стали раздаваться порядочные громовые удары… Гроза приближалась. Дождикъ полилъ какъ изъ ведра. Мы поторопились, собрали добычу въ мшокъ и пшкомъ, скользя и спотыкаясь, поплелись домой. Волкъ и волчица всю дорогу, почти до самаго окрайка селеня, бжали за нами, чуть не по пятамъ, и выли страшно и дико… Едва-едва, усталые, голодные, промокше до костей, добрались мы до дому уже поздно вечеромъ. Странно, что вс шесть волченятъ, которыхъ мы добыли, были все самки.
Если кому либо когда нибудь случится найти волчье гнздо съ молодыми волчатами, за отсутствемх волчицы, и, если въ то самое время нельзя добыть волчатъ, напримръ въ такомъ случа, когда гнздо сдлано не на поверхности земли, а положимъ гд нибудь въ утес, подъ камнемъ, или наконецъ въ нор, а съ собой нтъ никакого инструмента, то отнюдь не слдуетъ его оставлять такъ просто, съ тмъ — что дескать завтра приду съ необходимыми вещами и добуду молодыхъ. Но надо лазъ въ гнздо завалить камнями, около гнзда натыкать нсколько блыхъ заостренныхъ палочекъ, на ихъ кончики насадить хлопковъ или тряпочекъ, вымаранныхъ въ ружейной грязи (которая накапливается внутри стволовъ отъ сгораня пороха) и въ самомъ порох, выстрлить около гнздо изъ ружья, словомъ сдлать такъ, чтобы около него пахло порохомъ,— и тогда уже оставлять гнздо. Въ противномъ случа, волчица тотчасъ замтитъ, что около ея гнзда былъ человкъ, и немедленно уведетъ молодыхъ въ другое мсто, а если они такъ малы, что слдовать за нею не въ состояни, то она перенесетъ ихъ сама во рту въ безопасное мсто. Если же отверсте гнзда не забросать камнями, то волчица, боясь подойти близко къ гнзду, притомъ же слыша запахъ пороха и видя заостренныя палочки, начнетъ манить дтей голосомъ, они тотчасъ вылзутъ изъ гнзда и тогда мать ихъ тоже уведетъ въ другое мсто. Во всякомъ случа, когда добудешь молодыхъ, не снимай шкурки и не сожигай мяса волчатъ около гнзда, какъ это длаютъ многе, а отнеси подальше куда нибудь въ сторону, еще лучше домой и тамъ распорядись съ добычей какъ хочешь, въ противномъ случа, волчица, найдя трупы своихъ дтей, можетъ взбситься, а тогда она можетъ надлать много вреда цлому околодку. Бшеный волкъ ничего не разбираетъ, ничего не боится и, какъ всякому хорошо извстно, нападаетъ на все ршительно.
Волкъ очень силенъ, сравнительно съ своей величиной, нердко онъ, схвативъ зубами, тащитъ на спин цлаго барана, не допуская его до земли, и притомъ съ такою быстротою, что человкъ его догнать не въ состояни, хорошя собаки, или мткая пуля только могутъ заставить его бросить свою добычу. Волкъ кусается жестоко и тмъ язвительне, чмъ онъ видитъ меньшее сопротивлене. Зубы его въ состояни раздробить огромныя кости, а желудокъ не замедлитъ переваритъ ихъ. Аппетитъ волка до того удивителенъ, что он въ состояни състь за одинъ разъ теленка или дикую козу, не оставивъ ни одной шерстинки, животнаго, какъ извстно, не меньше его. Волкъ не такъ нуждается въ пищ, какъ въ пить, голодомъ онъ можетъ пробыть дней пять и боле, но пить ему необходимо ежедневно. Волкъ мало отдыхаетъ, по большей же части онъ находится въ движени и рыщетъ везд, гд только надется добыть себ пищу. Сонъ его боле походитъ на чуткую дремоту, онъ спитъ и, кажется, все видитъ и слышитъ… Крикъ ворона чрезвычайно знакомъ волку, онъ только и слушаетъ — не каркаетъ ли гд нибудь воронъ? и никогда не ошибется, если воронъ кричитъ по пустому. Ухо волка хорошо знакомо съ мотивами голоса вщуна-ворона, онъ знаетъ, когда тотъ найдетъ какой нибудь трупъ, ибо закаркаетъ особеннымъ образомъ. Нердко воронъ вмст съ волкомъ насыщаются однимъ и тмъ же трупомъ, за то и воронъ въ свою очередь пользуется волчьимъ промысломъ и додаетъ волчьи объдки. Волкъ отдыхаетъ преимущественно днемъ, забиваясь въ лсные колки, въ кустарники около селенй и проч., притомъ избирая такя мста, откуда ему удобно слдить за движенемъ скота, а въ лсу за зврями или птицами, ночью же постоянно онъ рыщетъ. Волкъ одаренъ отличными чувствами зрня, слуха и главное обонянемъ. Носомъ онъ слышитъ чрезъ разстояне дальнйшее, нежели можетъ видть глазами. Человка волкъ узнаетъ тотчасъ, въ какомъ бы онъ положени ни былъ, хотя бы вовсе безъ движеня. Запахъ отъ падали онъ слышитъ, по втру, верстъ за восемь, самыхъ животныхъ чуетъ издалека и слдитъ ихъ нердко по нскольку дней сряду. Волкъ неутомимъ и затравить его собаками довольно трудно. На животныхъ, которыя въ состояни сопротивляться, напримръ изюбровъ, лошадей и другихъ, онъ нападаетъ съ осторожностю и смлъ только съ беззащитными животными. Лтомъ волка рдко можно увидать, потому что онъ въ то время по большой части живетъ въ лсахъ и пищи ему достаточно. Мало того, что онъ стъ всякое мясо, какъ падаль, такъ и свжее, но онъ еще большой охотникъ до ягодъ, такъ напримръ голубицу онъ стъ въ большомъ количеств. Молодыхъ тетеревей, глухарей, рябчиковъ, куропатокъ и перепелятъ онъ тоже много истребляетъ, равно какъ и старыхъ, особенно матокъ, которыя сидятъ весьма крпко на яйцахъ, причемъ онъ долго подкрадывается къ нимъ, гд даже ползетъ какъ собака, потомъ вдругъ бросается и схватываетъ несчастныхъ на мст, такимъ же образомъ волки поступаютъ съ молодыми анжиганами (дикими козлятами), находя ихъ чутьемъ на логов. Многимъ извстно, какъ тетерева, глухари и рябчики зимою спятъ зарывшись въ снгу. Вроятно многимъ охотникамъ случалось неоднократно видть такое ночевье упомянутой дичи. Мн часто случалось рано утрами назжать, или находить на такя мста. Невольно пугаешься, когда вдругъ совершенно неожиданно, изъ-подъ самыхъ ногъ тяжело поднимется стая рябчиковъ, тетеревей и въ особенности глухарей, изъ-подъ снжныхъ своихъ домиковъ,— зашумитъ крыльями и обдастъ тебя съ ногъ до головы снжной пылью. Понятно, что волки, и въ особенности лисицы, тихонько подкравшись къ такимъ ночлегамъ, безъ особаго затрудненя хватаютъ добычу на мст, не давши и опомниться, какъ говорится.
Зимою пищи для волка въ лсахъ меньше, добыча сдлается трудная, и тогда-то вотъ мучительный голодъ заставляетъ волка чаще показываться на глаза человку, потому что необходимость принуждаетъ его проживать но близости селени, около которыхъ онъ скоре можетъ достать себ пищу. То стянетъ гд нибудь поросенка или уведетъ свинью, то утащитъ собаку, найдетъ вывезенную падаль,— словомъ, питается всмъ тмъ, что плохо лежитъ. Если же и этого нтъ, онъ ршается нападать на овчарники, залезаетъ во дворы, душитъ все, что ему попадается подъ силу безъ различя, и пощады, въ этомъ случа, не знаетъ. Часто случается, что онъ, разлакомившись свжинкой, запоздаетъ, и тогда хозяинъ нердко убиваетъ его дубинкой или прикалываетъ вилами въ ста (клв), на мст преступленя…
Если волкъ не можетъ попасть въ овчарникъ или во дворъ снаружи, то онъ подкапывается снизу подъ заплоты и изгороди. Наконецъ, если и это не удается, онъ ходитъ по дорогамъ и сбираетъ всякую дрянь: обрывокъ ременной веревки или шубы, и это для него находка. Зимою волки до того бываютъ смлы, что бгаютъ по деревнямъ и даже улицамъ малонаселенныхъ городовъ и ловятъ собакъ у самыхъ дворовъ.
Извстно, что волки больше охотники до людскаго мяса. Трупы умершихъ инородцевъ доставляютъ волкамъ лакомый кусокъ {Здшне инородцы, какъ то тунгусы и братске, тла покойныхъ, смотря по тому, какъ выйдетъ по шаманству (колдовству), положить ли просто на землю не зарывая, или зарывая, накласть ли въ утесъ или россыпь камнемъ,— такъ и хоронятъ. Орочоны же кладутъ своихъ покойниковъ на сайчи, то есть на деревянные лабазы, устроенные около деревьевъ, или на сучья деревъ, завертывая тла въ бересту, или во что попало.}.
Волкъ чрезвычайно крпокъ на рану, почему стрлять его нужно въ самые убойныя мста, какъ то: въ голову, грудь и по лопаткамъ, но если пуля ударитъ его по кишкамъ, то онъ уйдетъ такъ далеко, что не найдешь и съ собаками. Волкъ боль свою оказываетъ вытьемъ, что онъ обыкновенно длаетъ во время голода. Вой его до того непрятенъ, что на многихъ людей наводитъ какую-то безотчетную тоску, а многе слабонервные люди ршительно не могутъ сносить волчьяго вытья. Между тмъ ухо страстнаго охотника иногда съ наслажденемъ слушаетъ заунывныя волчьи псенки: для него эти страшные, дике звуки — тоже, что для человка, любящаго музыку, игра какого нибудь знаменитаго виртуоза. Если вдругъ, невзначай, доведется вамъ услышать вытье волка, не смотря на то, что вы, быть можетъ, горячй охотникъ,— то замтьте, явится какое-то особенное чувство и невольная дрожь пробжитъ по тлу… Волкъ во время вытья поднимаетъ голову къ верху, то опускаетъ ее къ низу, то опять снова поднимаетъ,— одинъ и тотъ же волкъ иногда распваетъ на разныя манеры, такъ что незнающй человкъ можетъ подумать, что ихъ воетъ нсколько штукъ. Маленьке волчата воютъ и лаютъ, какъ щенята, очень тоненькими голосками, не даромъ здсь говоритъ народъ, что ‘волчата поютъ, словно во флейки играютъ’, далеко слышенъ ихъ пронзительный, унылый, какой-то жалобный вой, особенно по зорямъ… Собаки, чуя волчье вытье, обыкновенно натаращиваютъ (поднимаютъ) шерсть, смотрятъ въ ту сторону, гд волки, нердко он собираются по нскольку штукъ вмст и прогоняютъ ихъ, если это случится близко къ деревн. Непривычная лошадь, слыша эти звуки, сторожко поводитъ ушами, топчется на мст, или наоборотъ распускаетъ хвостъ и гриву, бгаетъ на кругахъ, бьетъ копытомъ, фыркаетъ и поглядываетъ во вс стороны, напротивъ, другя лошади, знакомыя съ волками, совершенно затихаютъ, стоятъ на мст не шевелясь, даже перестаютъ жевать, а только тихо поводятъ ушами и бойко поглядываютъ!… Слдъ волчй очень сходенъ со слдомъ большой дворовой собаки, только онъ нсколько больше и волкъ ходитъ прямо, задней ногой ступаетъ аккуратно въ слдъ передней, такъ что какъ будто бы онъ шелъ одной ногой. Слдъ самки нсколько длинне и уже слда самца, впрочемъ нужно много опытности и навыку въ томъ, чтобы по слду отличать самку отъ самца.
Изъ волчьихъ мховъ шьютъ теплыя и прочныя шубы, воротники, шапки и проч., больше волкъ никуда не годенъ. Въ Забайкаль волчьи шкуры продаютъ отъ 1 1/2 и до 3 руб. сереб. за штуку. Шкура съ волка снимается чулкомъ, какъ и съ лисицы. Отъ волка непрятно пахнетъ, что хорошо знаютъ охотники, которымъ доводилось снимать шкуры съ волковъ. Пословица говоритъ: ‘сколько волка ни корми, а онъ все въ лсъ смотритъ’, и дйствительно, я не слыхалъ, чтобы волка можно было сдлать ручнымъ, словомъ, онъ ‘несноснйшее и вредное животное, некрасивъ видомъ, дикъ взглядомъ, страшенъ и непрятенъ голосомъ, несносенъ запахомъ, алченъ по природ, необузданъ въ своихъ нравахъ и мало полезенъ по смерти!’…
Вкъ волка я опредлить не берусь, но полагаю, судя по крпости его мышцъ и складу костей, что онъ можетъ жить дольше собаки. Хотя и держатъ волковъ въ звринцахъ, но содержатели ихъ не могутъ утвердительно опредлить продолжене ихъ жизни, потому что тюремное заключене вредно дйствуетъ на организмъ всякаго животнаго, не говоря уже о человк. Извстно что цпныя собаки живутъ мене своихъ собратовъ, проводящихъ жизнь на свобод. Мн случалось убивать волковъ до того старыхъ, что зубы ихъ были совершенно истерты и они, поймавъ домашнихъ животныхъ, не могли задавить ихъ сами, безъ помощи другихъ волковъ, помоложе: такъ я видлъ однажды, что одинъ волкъ, поймавъ теленка недалеко отъ селеня, не могъ перекусить ему глотки, а только свалилъ его и лежалъ на немъ до тхъ поръ, пока не прибжали изъ сосдняго колка два другихъ волка и не помогли разорвать добычу, это обстоятельство, сначала неразгаданное мною, крайне меня удивило, но когда я, вытащивъ изъ ружья дробь, зарядилъ его картечью и, подбжавъ изъ-за бугра къ тому мсту, гд волки длили между собою теленка, выстрлилъ и убилъ того самаго волка, который напалъ на несчастную жертву, то, осмотрвъ его, нашелъ крайне старымъ и почти безъ зубовъ, ибо они едва отдлялись отъ челюстей и были совершенно истерты. Кром того, мн неоднократно случалось слышать, что волкъ утащилъ какую нибудь дворовую скотину, которую отбили, и она ожила, потому что волкъ не сдлалъ ей ни одной раны. Таке старые волки бываютъ хотя и больше, за то крайне сухе, со впалыми глазами, съ жесткою съ просдью шерстью. Надо полагать, что волки, доживъ до такой старости, пропадаютъ съ голода, но конечно трупы ихъ не попадаются на глаза людямъ, потому что т же волки скоре человка отыщутъ ихъ и сожрутъ. Я видлъ убитыхъ волковъ, у которыхъ шерсть по всей спин, начиная съ шеи, была вытерта до кожи, не смотря на зимнее время, когда на остальныхъ частяхъ тла она была большая и пушистая — это ясно доказывало пакостливость волковъ, попадавшихъ во дворы и овчарники, подлезавшихъ подъ изгородки и заплоты и носившихъ на спин добычу.
Глаза волка въ темнот издаютъ какой-то особенный непрятный свтъ. Если волчица будетъ застигнута съ волчатами не въ гнзд, а въ лсу, въ остров и тому подобномъ, то она немедленно выбгаетъ на встрчу врагу, а потомъ старается спастись бгствомъ въ противную сторону отъ дтей, такъ что, зная напередъ это обстоятельство, можно наврное отыскать волчатъ, если отправиться въ сторону противную той, куда убжала волчица, которая удаляясь отъ дтей, видя сильнаго врага, напримръ человка, нарочно бжитъ тихо, какъ бы раненая или хворая. Она даже останавливается и валяется по земл, чтобы только отманить охотника отъ дтей. Вообще же волчица, не имющая дтей, смирне и пугливе волка. Если волчица будетъ застигнута въ гнзд съ волчатами, то она не вылзетъ, пока не будетъ убита сама.
Замчательно, что волкъ, будучи раненъ, тотчасъ покажетъ охотнику то мсто, куда ударила пуля, потому что онъ не замедлитъ схватить зубами ту самую часть тла, куда ударила пуля, не смотря на то, что онъ былъ стрленъ на бгу, и продолжаетъ бжать.
Теперь поговорю о томъ, какъ добываютъ волковъ въ Сибири.
Сибирске промышленники добываютъ волковъ различными способами: ружьемъ, ловушками, травятъ собаками, пометами и проч. Зима — во всякомъ случа лучшее время года для охоты за волками, потому что лтомъ волкъ скитается преимущественно въ лсахъ и рдко его увидишь, зимою же голодъ заставляетъ его оставлять дебри и переселяться на боле чистыя мста, поближе къ селенямъ, а слдовательно и къ человку. Кром того зимою волкъ не такъ остороженъ, какъ лтомъ, и смле идетъ къ ловушкамъ. Наконецъ, сибиряку-простолюдину зимою больше свободнаго времени, постоянный снгъ, особенно свжя порошки, ясно открываютъ присутстве звря, а зимняя шкура его поощряетъ охотника преслдовать волка, тогда какъ лтняя почти негодна къ употребленю.
Ружейная охота на волковъ большею частю представляетъ случайность, при встрч съ ними во время охоты за другими зврями, но конечно мткая пуля сибирскаго промышленника не разбираетъ случайности и въ первомъ удобномъ положени лишаетъ жизни всеобщаго непрятеля. Кром того волковъ иногда нарочно караулятъ на ихъ перелазахъ, на трупахъ животныхъ, особенно ими задавленныхъ, и проч., словомъ, везд, гд только представляется возможность въ нихъ стрлять. Конечно, если сибирскй промышленникъ ищетъ (слдитъ) изюбра или сохатаго и нечаянно встртитъ волка, то онъ въ него почти никогда не выстрлитъ, чтобы голкомъ, т. е. выстрломъ, не отпугать боле драгоцнную добычу.
Если случится зимою какое нибудь падло (издохшее животное), то здшне промышленники вывозятъ его на открытое мсто, гд волки боле ходятъ, и кладутъ его либо къ бан, либо къ кузниц, которыя здсь строятся обыкновенно поодаль отъ жилаго стросня, при выход въ поле, или же къ нарочно сдланной караулк, въ коихъ ночами и дожидаются прихода волковъ къ падлу, которое отъ караулки кладется не дале 35 и не ближе 20 шаговъ, потому что въ первомъ случа ночью худо будетъ видно волка, а во второмъ,— волкъ на ближайшемъ разстояни, скоре можетъ услышать запахъ охотника и убжать, не дождавшись выстрла. При этой охот нужно наблюдать еще слдующее: гд бы ни было, сидьбу (караулку) нужно устроивать такъ, чтобы отверсте, въ которое намренъ стрлять охотникъ, было обращено къ лун, а слдовательно въ ту сторону нужно класть и падло, и притомъ такъ, чтобы не класть его бокомъ къ сидьб, а головой, либо задомъ, въ противномъ случа, если падло большое, какъ напримръ корова или лошадь, то волкъ можетъ придти съ противной стороны, относительно сидьбы, что онъ по большей части и длаетъ, тогда охотнику худо будетъ видно его изъ за падла. Тоже сидьбу не худо устроивать такъ, чтобы она была съ подвтренной стороны относительно падла, но отнюдь, чтобы втеръ не тянулъ отъ сидьбы къ падлу, въ этомъ случа должно принаравливаться къ мстности и знать, откуда боле дуетъ втеръ въ ночное время, что въ Забайкаль узнать не трудно, по случаю гористой мстности, ибо днемъ обыкновенно втеръ тянетъ вверхъ по пади, а ночью внизъ. Приготовивъ сидьбу и положивъ падло крпко промерзшее, чтобы волки не могли его сожрать въ одну ночь, надо пропустить нсколько сутокъ и не караулить, чтобы дать время волкамъ побывать у падла и привыкнуть къ сидьб, тмъ боле потому, что стоитъ только побывать на падл хотя одному волку, одинъ разъ, какъ ихъ явится много. Когда же увидишь, что волки были у сидьбы и порвали приману, тогда можно идти и караулить въ первую же удобную для этого ночь. Если сидьба устроена гд либо не въ жиломъ мст, напримръ въ пол, въ лсу — то отправляясь съ вечера на караулъ, лучше всего подъзжать къ ней на саняхъ или верхомъ вдвоемъ, съ тмъ, чтобы одному слезть у самой сидьбы, а другому, не сходя на землю, отправиться домой, оставивъ такой слдъ, что какъ бы кто халъ мимо устроенной сидьбы. Если же и приходить къ сидьб пшкомъ, особенно посл свжей порошки, то все-таки вдвоемъ, идя слдъ въ слдъ другъ за другомъ, впереди долженъ идти тотъ, который останется караулить, а сзади отводчикъ, который и проходитъ мимо сидьбы, новымъ слдомъ. Если же идти рядомъ или одному, то волкъ не ошибется въ томъ, что человкъ прдшелъ къ сидьб, а назадъ не ушелъ, или что пришло къ сидьб двое, а ушелъ одинъ, почему будетъ остороженъ и пожалуй не пойдетъ къ падлу. Конечно, эти предосторожности нужны тамъ, гд волковъ часто стрляютъ изъ сидебъ и они уже напуганы, но все же ихъ нельзя назвать излишними, ибо, поступивъ такимъ образомъ, гд много волковъ, можно врне ожидать успха, чмъ сдлать зря и по пустому не спать и мерзнуть цлую ночь. Само собою разумется, что въ сидьб, дожидая волковъ, не нужно курить, кашлять и разговаривать, если вдвоемъ. Окошечко, въ которое намренъ стрлять, тоже не худо обивать войлокомъ, чтобы въ торопяхъ не стукнуть ружьемъ. Когда придутъ къ падлу волки, нужно быть какъ можно осторожне, чтобы чмъ нибудъ не стукнуть или не шаркнуть сильно, даже курокъ взводить поддерживая собачку, чтобы онъ не чокалъ. Вс эти обстоятельства хорошо извстны охотникамъ, которые не разъ бивали волковъ изъ караулокъ. Трудно поврить, какъ иногда волкъ бываетъ остороженъ, подойдя къ падлу, и чутокъ до удивленя, малйшй шорохъ пугаетъ его и заставляетъ уйти отъ падла и больше не придти во всю ночь. Самое лучшее — вс движеня въ сидьб длать тогда, когда волкъ рветъ стерву, слдовательно шумитъ самъ. Старые, осторожные волки, оторвавъ куски, нердко убгаютъ въ сторону отъ сидьбы, и посл опять прибгаютъ за. новой порцей, въ такомъ случа не нужно звать, а всегда быть готовому къ выстрлу, потому что эти продлки волки длаютъ такъ скоро, что не успешь и прицлиться. Въ свтлыя лунныя ночи, волки къ падлу подходятъ гораздо осторожне, чмъ въ темныя, даже, если мсяцъ не наполну (не въ полнолуни), то волки приходятъ обыкновенно въ то время ночи, когда луна еще не вышла, или уже закатилась. Морогиная (пасмурная) зимняя ночь, когда мотрошить (перепадаетъ) снжокъ, вотъ самое ходовое время для волковъ. Тутъ уже они ничего не боятся и идутъ къ падлу смло. Стрлять ихъ нужно пулей, картечью или жеребьями, конечно, можно убить и крупной дробью, если близко, но это не врно. Къ убитому волку не нужно подходить зря, какъ говорится, потому что онъ раненый часто притворяется и лежитъ какъ бы убитый, но стоитъ только къ нему неосторожно подойти, какъ онъ прямо бросается на человка. Въ этомъ случа вотъ правило, котораго нужно держаться: — если волкъ лежитъ и уши его торчатъ къ верху или напередъ, то или смло и не бойся, если же он прижаты или заложены назадъ къ ше, то это значитъ, что онъ живъ и лукавитъ, въ такомъ случа его лучше дострлить.
Кром того, въ Сибири много ловятъ волковъ въ ловушки различнаго устройства. Нкоторыя изъ нихъ перешли къ намъ въ Сибирь изъ Росси, а другя же собственно составляютъ произведене остроумя сибирскихъ инородцевъ.
Обыкновенный капканъ извстенъ въ Забайкаль съ недавняго времени, даже и въ настоящее время съ нимъ знакомы немноге сибирске промышленники. Это происходитъ, надо полагать, отъ того, что капканъ довольно трудно приготовить, а тмъ боле въ деревняхъ и улусахъ Восточной Сибири, гд съ трудомъ достаютъ желзо и на необходимыя подлки, не только на прихоти…. Въ боле же населенныхъ мстахъ, нкоторые (очень рдке) зажиточные промышленника имютъ капканы и употребляютъ ихъ слдующимъ образомъ:— ставятъ ихъ около какого нибудь трупа издохшаго животнаго, или на волчьихъ тропахъ и перелазахъ, однимъ словомъ везд, гд только волки часто бгаютъ.
Поставить капканъ не штука, но поставить такъ, чтобы зврь попалъ въ него, вещь довольно трудная, требующая много навыка, опытности и аккуратности. Я никогда не былъ мастеромъ этого дла и опишу то, чему меня самого учили опытные капканщики. Если хочешь ловить волковъ и лисицъ въ капканы, то думай объ этомъ съ осени, а именно замчай т мста, гд больше ходятъ волки и лисицы, избравъ,— клади на нихъ съ осени какое нибудь падло, ободранную лошадь или корову, для того чтобы волки и лисицы повадились къ нимъ ходить ране. Положенное падло нужно изрдка поглядывать, если оно будетъ съдено, а снгъ еще не выпалъ, нужно положить новое. Когда же выпадетъ снгъ такой глубины, что на саняхъ можно легко здить, и начнутся сильные морозы, что здсь обыкновенно бываетъ не ране первыхъ чиселъ декабря, тогда можно ставить и капканы. Промышленникъ беретъ нсколько капкановъ и детъ верхомъ къ завтному мсту, не дозжая до падла нсколько десятковъ саженъ, привязываетъ коня къ дереву или кусту, а самъ съ капканомъ отправляется къ падлу, выбираетъ самую большую тропу, по которой ходятъ волки, беретъ деревянную лопаточку и вырзаетъ ею на троп пластъ снга, бережно его снимаетъ и кладетъ сзади себя, на свой слдъ, на вынутомъ мст онъ ставитъ капканъ, разводитъ дуги, настораживаетъ подчиночный клинушекъ, беретъ снова вынутый пластъ снга и кладетъ на затрушенный рыхлымъ снгомъ капканъ, такъ, какъ онъ лежалъ прежде, причемъ нужно стараться сохранить волчьи слды на вынутомъ пласт снга. Когда это будетъ сдлано, тогда нужно обвалившйся снгъ около того мста, гд поставленъ капканъ, затрусить снгомъ же и потомъ лопаткой поправить слды, словомъ нужно сдлать такъ, чтобы тропа приняла свой прежнй видъ, а затмъ охотникъ отступаетъ отъ этого мста задомъ, становясь въ свои старые слды, и засыпаетъ и заравниваетъ оставшеся посл него тоже аккуратно и искусно. Такимъ образомъ охотникъ ставитъ три, четыре и пять капкановъ около падла, избирая для того самыя выгодныя мста. Промышленники совтуютъ, для боле счастливаго лова, не держать капканы въ избахъ, а лучше гд нибудь на воздух, чтобы они не имли жилого запаха, а при постановк капкановъ имть чистыя руки, и ноги обувать въ потничные валенки, а сверху обертывать чистой тряпкой, но отнюдь не ходить въ дегтярныхъ сапогахъ. Кром того звроловы окуриваютъ снасти, даже обувь и рукавицы, какой-то травой, а нкоторые вымачиваютъ въ насто тоже какой-то травы. (Я не могъ узнать названй этихъ травъ).
Многе промышленники къ капканамъ придлываютъ якоря на желзныхъ цпочкахъ, чтобы попавшйся въ капканъ не могъ далеко уйти, ибо якорь, цпляясь за кусты и деревья, не даетъ хода волку, а въ чащеватыхъ мстахъ даже его совершенно останавливаетъ. Съ пойманнымъ волкомъ въ капканъ нужно быть какъ можно осторожне и на чистомъ мст не подбгать къ нему близко, ибо бывали примры, что волки бросались на охотниковъ и жестоко ранили, хотя и говорятъ, что, если на него въ такомъ случа сильно и грозно закричать, то онъ боится, но я совтую лучше не доводить себя до этого, а пристрлить волка изъ ружья, безъ котораго не здить осматривать капкановъ. Случается, что въ одну ночь попадаютъ по два и по три волка у одного падла, но бываетъ и такъ, что приди осматривать капканы, найдешь только кровь, волчью шерсть и куски шкуры, да капканъ съ отъденной ногой. Это случается потому, что волки иногда приходятъ къ падлу цлымъ стадомъ и разрываютъ на части какого нибудь водка, попавшагося въ капканъ, или отъ жадности и голода, или отъ азартности и въ отмщене за его неосторожность. Волкъ попадаетъ въ капканъ обыкновеню одной ногой, если попадаетъ задней, то идетъ съ капканомъ далеко, если же передней — уходитъ мене. Ставить и осматривать капканы верхомъ потому лучше, что волкъ не боится конскаго слда, а здить на саняхъ хуже да и не всегда удобно. Кром того, попавшагося волка въ капкан легче слдить верхомъ, нежели на саняхъ. Многе промышленники выслживаютъ ихъ пшкомъ и добиваютъ простой березовой дубинкой, задыхаясь отъ усталости и обливаясь потомъ, не смотря на сильный морозъ, въ одной рубах, ибо въ азарт сбрасываютъ съ себя шубу, рукавицы и шапку… Я зналъ нкоторыхъ промышленниковъ, которые такъ искусно ставили капканы, что придя на то мсто, гд стоитъ капканъ, совершенно его не замтишь, покуда не укажутъ.
Я здсь не описываю устройства капкановъ, потому что увренъ, что ихъ знаютъ вс охотники. Въ Забайкаль употребляются обыкновенные тарелочные капканы, съ двумя пружинами, круглые и четвероугольные. Надо замтить, что для ловли волковъ необходимо, чтобы пружины били крпко и сильно.—Понятно, что капканы не ставятъ около самыхъ селенй, хотя и встрчается удобный для этого случай, ибо въ нихъ попадетъ больше собакъ, а пожалуй и ребятишекъ, чмъ волковъ.
Иногда Сибиряки, впрочемъ очень рдке, добываютъ волковъ въ такъ называемомъ волчьемъ садк, которой хорошо извстенъ въ Росси, откуда и попалъ въ Сибирь. Садокъ этотъ длается такъ: охотникъ, знающй хорошо мстность, выбираетъ чистую лужайку, въ лсу или около лса, черезъ которую зимами преимущественно ходятъ волки, еще въ лтнее время набиваетъ на ней два ряда кольевъ, въ вид круга, одинъ внутри другого, на разстояни другъ отъ друга 10 или 12 вершковъ, чтобы волкъ между ними свободно только могъ пройти, но не въ состояни бы былъ между рядами кольевъ оборотиться. Наружный кругъ длается въ основани аршинъ 5 и не боле 7 въ даметр, а внутреннй сколько придется по разсчету, чтобы отстоялъ отъ перваго на 10 или 12 вершковъ, но не боле. Колья или плашникъ длаются обыкновенно такой длины, или лучше сказать, вышины, чтобы верхушки ихъ были надъ землею въ печатную сажень, чмъ ихъ забивать въ землю, то лучше выкопать дв круглыя канавки глубиною въ аршинъ, боле или мене, смотря по крпости грунта, въ эти канавки поставить колья или плашникъ и пустыя мста забить крпче глиной или землею, а верхне концы кольевъ перевить таловыми прутьями. Въ первомъ ряд кольевъ длается дверь, такъ, чтобы она сама отворялась во внутрь, между рядами кольевъ, и какъ разъ бы запирала натуго проходъ между ними, то есть она длается въ ширину вершковъ 10 1/2 или 12 1/2, смотря по тому, какъ поставлены ряды кольевъ на 10 или на 12 верш. другъ отъ друга, длина или вышина двери длается аршина въ два.
Однажды сдлавъ такой садокъ, имъ можно ловить волковъ нсколько лтъ, покуда онъ не сгнетъ, а для этого нужно много времени! Садокъ этотъ длаютъ съ лта, потому что къ нему заране привыкнутъ молодые волки и впослдстви не будутъ его бояться. Нкоторые промышленники даже съ осени нарочно не навшиваютъ къ садку двери, а кладутъ между рядами кольевъ какую нибудь падаль, чтобы пручить волковъ къ садку, а потомъ, когда замтятъ, что волки ходятъ къ садку, и еще лучше, когда заходили въ него и съли приманку, тогда промышленникъ навшиваетъ дверь, а въ средину внутренняго круга кладетъ какую нибудь приваду (принанку) какъ-то: издохшую овцу, теленка пропащаго, или другую какую нибудь падаль, нкоторые даже садятъ живыхъ поросятъ, которые своимъ крикомъ приманиваютъ волковъ издалека. И садокъ — готовъ. Обыкновенно ловля волковъ въ садокъ начинается въ то время, когда уже выпадаетъ снгъ и начнутся сильные морозы, словомъ, когда волки выкунеютъ, то есть получатъ хорошую зимнюю шкуру. Волкъ, ночуя запахъ отъ падла, или слыша визгъ поросенка, уже знакомый съ садкомъ ране, бжитъ прямо къ нему и сквозь колья увидитъ лакомый кусокъ, но, замтивъ навшенную дверь, которую онъ не видалъ прежде,— сначала остережется,— но голодъ и запахъ отъ падла, а тмъ боле визгъ поросенка, возьмутъ верхъ надъ осторожностю волка и заставятъ его войти чрезъ растворенную дверь въ круглый корридоръ. Зайдя въ него, волкъ, видя приманку въ середин внутренняго круга, пойдетъ по корридору, ища лазейки къ лакомому кусочку, обойдетъ кругомъ и придетъ къ двери, которая заперла пространство между рядами кольевъ, волкъ попробуетъ оборотиться — нельзя, онъ поневол толкнетъ дверь, которая тотчасъ запретъ выходъ, такъ что волкъ пройдетъ его и опять попадетъ въ корридоръ съ той стороны, откуда зашелъ, а между тмъ наносная дверь сама отворится во внутрь и бдный волкъ, не добравшись до падла, голодный, все будетъ ходить по круглому корридору до тхъ поръ, пока не прдетъ хозяинъ и не сниметъ съ него шкуру. Бывали примры, что въ таке садки заходило по нскольку штукъ въ одно время,— когда къ нимъ приходили матки съ дтьми или стадо волковъ во время течки.
Замчено, что въ первый годъ постройки садка, волковъ попадаетъ въ него мало, потому что они не успютъ еще привыкнуть къ садку и боятся къ нему подходить, а не только въ него зайти, но потомъ чмъ садокъ старе, чмъ больше годовъ минуло его постройк, тмъ больше попадаетъ волковъ, только осенью не надо забывать снимать дверь и класть въ садокъ (въ корридоръ) приманку.— Нкоторые промышленники имютъ по нскольку такихъ садковъ въ разныхъ мстахъ и много добываютъ волковъ въ течене зимы.— Къ садку не нужно подходить охотнику пшкомъ, а здить къ нему для осмотра верхомъ.— Попавшагося въ садокъ волка лучше удавить петлей, но не бить въ садк, чтобы не замарать его волчьей кровью.
Это впрочемъ я описалъ способы ловли, употребляемые въ Росси, но хитрые сибиряки придумали для ловли волковъ и свои разные снаряды, которые употребляютъ съ неменьшимъ успхомъ. Такъ напримръ, вотъ снарядъ, которымъ здшне инородцы ловятъ волковъ, это орочонскй рожонъ. Онъ длается очень просто:— часть слеги аршина въ 4 длиною надкалывается съ одного конца почти до половины ея длины, и отколотыя части разводятъ въ концахъ на 1 3/4 или на 2 арш., нижнй же, цлый конецъ слеги заостряется клиномъ. Ловля зврей рожномъ производится слдующимъ образомъ:— тамъ, гд водится много волковъ, промышленники избираютъ дерево на боле видномъ и ходовомъ мст, обносятъ его вокругъ какимъ нибудь заборомъ, отстоящимъ отъ дерева кругомъ аршина на полтора или на 2. Вышина же забора длается отъ 2 и до 2 1/2 аршинъ. На ряду съ заборомъ, въ удобномъ мст, ставится рожонъ, такъ, что нижнй заостренный конецъ его крпко втыкается въ землю, а верхнй, расколотый надвое, ставится кверху и крпко привязывается концами къ сучьямъ дерева, между же рожномъ и деревомъ привязывается приманка, напримръ, кусокъ мяса, птица и тому подобное, но такъ, чтобы волкъ не могъ ее достать иначе, какъ черезъ расколотую часть рожна, и то прискочивъ или ставъ на задня лапы, причемъ онъ непремнно должетъ будетъ у переться передними лапами въ роженъ, но лапы его будутъ скользить и сползутъ въ узкое мсто рожна (въ расколотину). Стараясь достать приманку, волкъ всесильне и сильне будетъ затягивать свои лапы въ рожонъ, когда же ему станетъ больно, онъ захочетъ освободиться и будетъ тянуть лапы къ низу еще сильне, потому что стоя на заднихъ лапахъ, ему въ этомъ поможетъ еще собственная его тяжесть. Въ скоромъ времени лапы у него затекутъ и зврь — пойманъ, ибо у него не хватитъ догадки тянуть лапы къ верху, а не къ низу, чтобы освободиться. Если же заборъ сдлать низенькй, то волкъ его перескочитъ и достанетъ приманку. Въ рожонъ волкъ попадается обыкновенно какой нибудь одной передней лапой, иногда двумя и рдко грудью или шеей и то въ такомъ только случа, если рожонъ не нысокъ, а волкъ, чтобы достать приманку, прискакнетъ. Приманку нужно привязывать крпко на лыковую веревку, чтобы ее не могли сорвать вороны. По большой части, хозяинъ снаряда застаетъ въ немъ пойманныхъ волковъ живыми, иногда же только одну волчью лапу въ рожн, ибо попавшагося волка разорвутъ друге волки. Что можетъ быть проще этой ловушки? матералъ — одно дерево, которое охотникъ находитъ тутъ же на мст. Весь инструментъ, чтобы доспть подобнаго рода ловушку, состоитъ изъ одного топора и даже простаго охотничьяго ножа.
Кром того, употребляютъ еще самоловъ, на такихъ же мстахъ, какъ я сейчасъ говорилъ, выбираютъ дерево, точно также обносятъ его заборомъ, но только съ трехъ сторонъ, а съ четвертой открытой стороны, при вход, кладется на землю широкая доска, аршина въ 1 1/2 длиною, на которой часто набиты заершенные гвозди, доска эта засыпается сверху листьями, мохомъ и проч. Надъ нею, на какомъ нибудь сучк дерева всится тоже приманка изъ мяса, но такъ высоко, чтобы волкъ прямо ее достать не могъ, а долженъ бы былъ прискочить, вслдстве чего онъ попавъ передними лапами на доску, остается пойманъ. Иногда онъ падаетъ тремя и даже всми четырьмя лапами. Способъ этотъ меньше употребителенъ между инородцами, ибо онъ требуетъ большихъ издержекъ, при дороговизн желза, и въ устройств трудне перваго.
Кром того волки часто попадаютъ въ козьи и изюбриныя ямы (о которыхъ впрочемъ будетъ сказано въ своемъ мст), но случается, что на волковъ копаютъ и особо ямы въ тхъ мстахъ, гд они больше ходятъ, какъ говорится — въ ходовыхъ волчьихъ мстахъ. Ямы эти копаются въ сажень длиною, въ аршинъ или пять четвертей шириною и въ 3 аршина глубиною, внутри он забираются стоячимъ заборомъ изъ плахъ, а сверху надъ заборомъ длается въ одинъ внецъ срубъ — для того, чтобы ямы не обсыпались. Ямы копаются по теплу, на самыхъ ходовыхъ мстахъ, длинной стороною параллельно ходу волковъ. Когда выпадетъ снгъ, то ямы настораживаютъ, то есть кладутъ сверху ямъ, поперегъ или вдоль ихъ длины, на верхнй срубъ, тоненьке прутики, которые и засыпаютъ сверху всякой мелочью:— мохомъ, ветошью, листьями и проч., а сверху снгомъ, чтобы скрыть ловушку, на снгу же, надъ ямой, длаютъ слды волчьей или заячьей лапкой. Къ бокамъ ямъ нарочно наваливаютъ разный хламъ, камни, сучья, иногда валятъ цлыя деревья, словомъ длаютъ что-то въ род изгороди, на нсколько сажень длины, для того, чтобы преградить волку путь мимо ямы, и тмъ заставить его идти черезъ скрытую ловушку. Нкоторые на дно ямы вбиваютъ заостренные колья, для того, чтобы упавшй зврь въ яму тотчасъ закалывался на кольяхъ, но это опасно въ томъ отношени, что такя ямы могутъ изловить домашнюю скотину, если он сдланы вблизи селенй, наконецъ, не говоря уже о постороннемъ человк, и самъ хозяинъ можетъ попасть въ яму, ибо нкоторые изъ нихъ имютъ ихъ по нскольку десятковъ, которыя зимою заноситъ снгомъ, такъ что трудно узнать мсто, гд выкопана яма. Только искусная городьба (изгородь) напоминаетъ хозяину мста ловушекъ, но и городьбу иногда заноситъ тоже снгомъ, такъ что запоздалому охотнику трудно и ее отличить въ лсу. На ямы, для приманки волковъ, иногда кладутъ куски какого нибудь падла, но это не хорошо, потому что вороны и сороки, добывая на нихъ пищу, раскрываютъ ямы и даже проваливаются въ нихъ. Понятно, что волки, рыща по ночамъ и не замчая обмана, пойдутъ въ промежутокъ, оставленный въ изгороди, и проваливаются въ ямы. Само собою разумется, что землю, вынутую изъ ямы во время ея копанья, нужно хорошенько разравнивать, чтобы она не лежала кучей около ямы. Въ волчьи ямы нердко попадаются лисицы и зайцы. Кром того, волки часто попадаютъ и въ козьи пасти, о которыхъ будетъ сказано ниже, почему нарочно пастей для волковъ не длаютъ.
Въ Забайкаль много волковъ добываютъ также и луками, которые ставятся на волчьихъ тропахъ и перелазахъ. Ловля лукомъ производится такимъ образомъ: на волчьей троп, поперегъ ея, настораживаютъ лукъ, а именно, въ нкоторомъ разстояни отъ тропы, гд нибудь въ скрытномъ мст, ставятъ сначала надколотые сверху колышки, втыкая ихъ крпко въ землю, на аршинъ другъ отъ друга, на нихъ кладется часть лука (ложа), сдланная изъ какого нибудь крпкаго дерева и гладко выстроганная,— длина ея до 1 1/2 аршина, ширина вершка 1 1/2 и толщина 3/4 вершка,— которая концами своими крпко вжимается въ надколотыя части колышковъ. Потомъ на зарубку ложи кладется дуга лука по самой ея середин, она длается обыкновеню изъ сухого лиственнаго дерева, длиною почти въ 2 аршина, но средин шириною въ 1 1/4 или 1 1/2 вершка, а на концахъ 1/2 верш., и толщиною везд одинакова: въ 1/2 или 1/4 вершка. Крпкая ременная или веревочная тетива лука натягивается руками и подхватывается палочкой, называемой здсь нараонь или просто сторожокъ, на конц этого сторожка сдлана выемка, и на томъ же его конц, на разстояни въ 1/2 вершка, сдлана дырочка, сквозь которую сторожокъ веревочной петелькой соединяется съ ложей, въ которой тоже сдлана дырочка, когда сторожкомъ въ выемку захватятъ тетиву дуги, то на конецъ сторожка тотчасъ надвигается волосяная петля, называемая гужикъ, общая съ ложей. Такимъ образомъ лукъ заведенъ. На ложу кладется стрла, которая ложится поверхъ дуги и продвигается тупымъ концомъ до самой тетивы подъ сторожокъ сквозь петлю или гужикъ,— стрла должна быть прямая и крпкая, длиною четвертей 5, на одномъ ея конц длается ушко, чтобы при спуск тетива не могла соскользнуть по стрл, а на другомъ ея конц прикрпляется желзное или стальное копье. За гужикъ привязывается тонкая (въ одинъ блый конскй волосъ) волосяная симка и протягивается нсколько натуг чрезъ трону звря къ какому нибудь деревцу или кустику.
Лукъ ставятся такъ, чтобы стрла била въ извстное мсто для чего длается мишень, которая и ставится во время постановки самострла, передъ лукомъ, на трон, и въ нее наводится стрла. Мишень эта длается разной величины, смотря по тому, на какого звря ставится лукъ. Напримръ, на волка она длается почти въ 3/4 аршина, такъ чтобы стрла ударила по самой середин груди. Надо замтить, что стрлу на лукъ нужно класть посл всего, то есть когда уже все нужное для постановки лука сдлано и когда уже продта симка, ибо навести въ мишень лукъ можно и безъ стрлы, глядя по лож въ ушко мишени. Самую же мишень, посл постановки лука, нужно выдернуть какъ можно осторожне, чтобы не задть симки и не спустить лука. Насторожить лукъ можно какъ угодно:— чутко и не чутко, какъ говорятъ сибиряки, смотря но надобности, то есть на какого звря ставить лукъ. Напримръ, на лисицу лукъ ставится весьма чутко, а на.волка довольно крпко. Чтобы насторожить лукъ чутко, стоитъ только гужикъ, къ которому привязывается симка, подвинуть на самый кончикъ сторожка, если же не чутко — отодвинуть гужнкъ подальше. Между луками точно такъ же, какъ и между ямами, кладутъ какя нибудь преграды, какъ-то: сучья, валятъ деревья и проч., чтобы заставить звря идти мимо лука черезъ продтую симку. Эти преграды или изгороди между ямами вообще здсь называютъ томбоками. Хорошй лукъ можетъ стоять годъ, не потерявъ своей силы, такъ что онъ еще въ состояни пробить волка или козу насквозь. Но нтъ надобности, чтобы лукъ стоялъ годъ, потому что ихъ ставятъ только зимою, какъ вообще вс поставушки на различныхъ зврей. Нкоторые промышленники имютъ ста по два и по три луковъ, ставя ихъ зимою въ разныхъ мстахъ, на разстояни нсколькихъ верстъ, на различныхъ зврей. Съ ними надо имть хорошую память и осторожность, никогда не должно забывать того мста, гд поставленъ лукъ. Точно также и ставить ихъ нужно много навыку, опытности и осторожности, ни въ какомъ случа не должно ходить передъ лукомъ, когда онъ настороженъ, ибо можно нечаянно задть симку своимъ платьемъ и спустить лукъ. Промышленники, имюще много луковъ, ставятъ ихъ по одному направленю и здятъ ихъ осматривать постоянно однимъ слдомъ, верхомъ, позадь луковъ, то есть съ противной стороны, куда направлена стрла, какъ для безопасности, такъ и для того, что здя однимъ и тмъ же мстомъ, легче остается въ памяти расположене луковъ. Осматривать луки здить верхомъ необходимо потому, что если гд нечаянно и надешь на лукъ, то стрла ударитъ подъ брюхо лошади, да и кром того, верхомъ здить по доламъ и горамъ по снгу легче, чмъ на саняхъ, равно какъ по лсу, а тмъ боле въ чащ, легче слдить раненаго звря. При осматривани луковъ нужно брать съ собою запасныя стрлы, ибо он часто ломаются, когда лукъ выстрлитъ мимо звря въ мерзлое дерево, или улетятъ куда нибудь въ чащу лса, такъ что ихъ и не отыщешь, или же стрла воткнется въ звря, но не убьетъ его на повалъ и онъ убжитъ съ нею далеко, или потеряетъ дорогой. Тоже не худо брать съ собою запасныя тетивы и дуги, потому что первыя рвутся, а послдне ломаются при спуск луковъ. Обыкновенно охотники оставляютъ въ лсу на примтныхъ мстахъ запасныя стрлы, тетивы и дуги, чтобы не таскать ихъ домой. Само собою разумется, что луки должно ставить въ такихъ мстахъ, гд кром тебя самого никто не бываетъ, словомъ, въ мстахъ глухихъ и отдаленныхъ отъ жительства. Замчено, что луки бьютъ сильно только въ продолжени холоднаго времени, а передъ весною они отстаиваются и бьютъ слабе. Вообще же снарядъ этотъ рдко убиваетъ звря на повалъ, особенно волка, по большой же части сильно ранитъ. Случается, что раненый волкъ уходитъ очень далеку. Опытные промышленники по цвту капающей крови и но лежбищамъ звря узнаютъ куда онъ раненъ, тяжело или легко, и поэтому стоитъ его слдить, или нтъ? Сильно раненый волкъ часто ложится на снгъ, хватаетъ его ртомъ и валяется — это главная примта. Опытные охотники знаютъ много подобныхъ примтъ, по которымъ они никогда не ошибутся.
Имя луки, надо ихъ чаще осматривать, а то волки и вороны будутъ портить добычу, странно, что если какой нибудь зврь, напримръ козуля, попадаетъ на лукъ и уснетъ съ торчащей стрлой въ боку, то ее не тронетъ ни волкъ, ни воронъ. Должно полагать, что они боятся торчащей стрлы и не подходятъ даже близко къ такой добыч. При этой охот и птицы причиняютъ большую досаду охотникамъ, ибо они садятся на симки и нердко спускаютъ чутко настороженные луки. Луки стрляютъ мимо боле въ такомъ случа, если зврь бжитъ во всю прыть и на маху сдернетъ симку, тогда стрла конечно всегда обзадитъ, но вдь и изъ ружей хороше стрлки даютъ промахи, такъ луку и простительно. Конечно много зависитъ въ этомъ отъ умнья охотника настораживать луки, всякй лукъ можно насторожить такъ, что онъ попадетъ въ звря и на всемъ бгу, но это случается рдко.
Въ Забайкаль также истребляютъ множество волковъ посредствомъ пометовъ, составленныхъ изъ ядовитыхъ веществъ, т. е.— окармливаютъ или отравляютъ. Для этого здсь употребляютъ обыкновенно чилибуху или какъ говорятъ чтилибуху, сулему, негашеную известь и даже стрихнинъ, но послднй рдко, не потому чтобы онъ слабо дйствовалъ, а потому, что его трудно доставать. Изъ этихъ разныхъ матераловъ и пометы приготовляются различными способами. Напримръ, изъ сулемы и рдко стрихнина длаютъ пометы такимъ образомъ: берутъ часть этихъ веществъ (обыкновенно 1/8 золотника), истираютъ въ мелкй порошокъ и длаютъ изъ тста или воска небольшя капсюльки (съ наперстокъ), всыпаютъ въ нихъ сулему или стрихнинъ, сверху замазываютъ эти капсюльки тстомъ же или воскомъ и подсушиваютъ немножко на русской печк, потомъ капсюльки обмакиваютъ въ растопленное коровье масло, до тхъ поръ, пока они не примутъ видъ масляныхъ комочковъ или колобковъ, почему ихъ и называютъ здсь колобками. Иногда вмсто тстяныхъ или восковыхъ капсюлекъ употребляютъ и рыбьи пузырьки, но они хуже первыхъ, потому что волкъ или лисица часто проглатываютъ пометы, не раскусывая ихъ во рту, почему рыбьи пузырьки не скоро распустятся въ желудк звря и слдовательно не скоро произведутъ свое дйстве, т. е. дадутъ время зврю уйти слишкомъ далеко и пропасть даромъ, не доставшись въ руки охотнику. Чилибуха дйствуетъ тоже сильно, но съ ней много хлопотъ и нужно особое умнье и знане дла, чтобы приготовить крпке пометы. Способовъ приготовленя пометовъ изъ чилибухи много — всякй молодецъ на свой образецъ. Но вотъ боле извстный и употребительный.
Чилибуху предварительно растираютъ въ порошокъ и квасятъ въ мяс или въ масл, въ продолжени 12 сутокъ, въ вольномъ жару (обыкновенно на русской печк). На девятый день квашеня прибавляютъ къ ней мдныхъ опилокъ, которые окислившись производятъ въ желудк звря отравленя и судороги. Почему сибиряки и говорятъ, что если къ чилибух положить мди, то она не даетъ зврю ходу. Чилибуху нужно квасить до тхъ поръ, пока вся смсь будетъ свободно растираться между пальцами. Приготовленную отраву тоже кладутъ въ капсюльки и мокаютъ въ масло, или же просто завертываютъ въ мясо и длаютъ пометы.
Хорошая негашеная известь тоже дйствуетъ довольно сильно.
Многе промышленники поступаютъ и такъ: пользуясь какимъ нибудь издохшимъ животнымъ (лучше всего свиньей), они свжй трупъ немного квасятъ, потомъ надрзаютъ его сверху ложемъ, по разнымъ направленямъ, и кладутъ въ надрзы квашеной чилибухи, посл чего еще трупъ держатъ нсколько дней въ тепломъ мст, а потомъ вывозятъ его куда нибудь подальше отъ селеня, въ лсъ, на боле открытое мсто, гд больше волковъ и бросаютъ. Зври, накушавшись такого блюда, пропадаютъ тутъ же или недалеко уходятъ, и въ свою очередь служатъ отравой для другихъ своихъ собратовъ, которые вздумаютъ ихъ пость. Такимъ образомъ приготовленнымъ трупомъ можно добыть въ зиму не одинъ десятокъ волковъ и лисицъ. Обращаясь съ пометами, особенно приготовляя ихъ, нужно быть какъ можно осторожне, чтобы не отравиться самому или не отравить кого другого. Тмъ боле нужно остерегаться при дтяхъ. Приготовленные пометы никогда не слдуетъ брать руками, даже макая капсюльки въ масло, нужно держать ихъ палочками, а не руками и потомъ класть на чистую деревянную доску, или въ чистый деревянный ящикъ и хранить до употребленя.
Зимою, когда уже выпадаетъ большой снгъ и начнутся сильные морозы, пометы бросаютъ около волчьихъ и лисьихъ тропъ, но такъ, чтобы они не лежали на поверхности снга, а нсколько въ снгу. Это все равно для лисы или волка, ибо они, еще далеко не дойдя до помета, услышатъ запахъ масла или мяса, но это длается для того, чтобы ихъ меньше таскали вороны и сороки. Конечно, пометы бросаются на примтныхъ мстахъ или же нарочно чмъ нибудь замчаютъ т мста, ломаютъ на кустахъ и деревьяхъ втки и проч., ихъ хорошо бросать посл выпавшей порошки, потому что тогда чище бываетъ воздухъ, слдовательно дальше слышенъ запахъ отъ пометовъ, да и зври, посл порошки, какъ-то больше рыщутъ. Лучше всего пометы развозить верхомъ, держа ихъ въ деревянномъ ящичк и бросать деревянными щипчиками, но не голыми руками, или еще хуже, дегтярными рукавицами.
Если пометъ сълъ волкъ или лисица, то слдъ покажетъ звря, но дйстве помета нужно смотрть по слдующимъ признакамъ: если зврь сълъ пометъ и тутъ же началъ хватать зубами снгъ, ложиться и валяться на немъ, царапать его лапами до мерзлой земли, кусать прутья на кустахъ, ронять изо рта пну, то это врный признакъ, что пометъ началъ дйствовать, и тогда надо ожидать скорой добычи. Если же этого ничего нтъ, то не надйся скоро отыскать звря. Буде пометы очень сильны, то зврь не уходитъ и 10 саженъ, но весьма сильные пометы длать не хорошо, потому что дйстве ихъ бываетъ слишкомъ велико и внутреннй жаръ до того доходитъ въ звр, что даже портится его шкура, то есть она подопрваетъ или, какъ здсь выражаются простолюдины,— оплваетъ, именно изъ такой шкуры сильно валится шерсть.
Когда подешь осматривать пометы и замтишь, что лиса или волкъ, только-что передъ тобой съли пометъ, то не зди, не слди, подожди немного, и тогда ужь позжай, а то похавъ скоро, догонишь живого звря, испугаешь его, такъ что онъ сгоряча убжитъ и не отыщешь его. Понятно, что пометы на волковъ длаются нсколько посильне, чмъ на лисицъ. Главное услове для хорошаго успха при этой охот состоитъ въ томъ, чтобы угадать величину пометовъ, т. е. ихъ не надо длать слишкомъ маленькими, которые зврь прямо проглотитъ не разжевавъ, и слдовательно дальше уйдетъ, а ихъ нужно длать именно такой величины, чтобы волкъ или лисица, взявъ въ ротъ помогъ, не могли его проглотить прямо, а раскусили бы. Еще хуже пометы слишкомъ большой величины, то есть сильно намаканные въ масло капсюли, потому что зврь, раскусивъ такой пометъ, успваетъ его выплюнуть.
Странно, что пометы на волковъ и лисицъ дйствуютъ только до марта и даже февраля мсяца, т. е. они имютъ свою силу въ больше холода, но какъ станетъ тепле — пометы дйствуютъ слабе. Чмъ же сильне морозъ, тмъ скоре пропадаетъ зврь, съвшй пометъ, а въ март лиса или волкъ, съвъ пометъ, или изрыгаетъ его обратно, или повалявшись и похватавъ снга, уходитъ невредимо. Въ этомъ я самъ убдился неоднократно и немогу найти причины. Промышленники говорятъ, что ‘пометы дюжи только въ стужу’.
Вотъ замчательное обстоятельство: бросая пометы на лисицъ и на волковъ, я часто замчалъ, что нкоторые изъ нихъ исчезли, тогда какъ по близости тхъ мстъ, гд они лежали, не было ни волчьихъ, ни лисьихъ слдовъ. Меня это заинтересовало, куда дваются пометы? Въ одно зимнее утро воръ отыскался: здя верхомъ но пометамъ, я увидалъ, какъ воронъ прямо опустился къ одному изъ пометовъ, и не захвативъ снга ни когтями, ни крыльями, выхватилъ крювомъ пометъ и улетлъ на дерево. Спрашивается, чему приписать такую мткость наскока? Зрню или обоняню? Ибо пометъ лежалъ глубоко въ снгу, на совершенно чистой снжной полянк, шагахъ въ 3-хъ отъ волчьей тропы. Я полагаю, что сначала это зависитъ отъ чрезвычайной тонкости обоняня ворона, а потомъ отъ зоркости.
Въ Росси многе охотники здятъ зимою въ саняхъ съ поросенкомъ по тмъ мстамъ, гд водятся волки, и бьютъ ихъ изъ ружей. Но тамъ нкоторые охоту эту производятъ не такъ, какъ бы слдовало, и потому мало убивается волковъ. Не такъ потому, что тамъ два, три охотника, избравъ свтлый зимнй вечеръ, садятся въ сани, закрываютъ ихъ съ боковъ рогожами, войлоками, даже коврами, запрягаютъ ухарскую тройку, сзади къ санямъ привязываютъ клокъ сна, который тащится на бичевк саженяхъ въ 20 отъ саней, и дутъ въ лсныя опушки по проселочнымъ дорогамъ, давя не на животъ, а на смерть бднаго поросенка въ саняхъ, посаженнаго въ мшокъ, шумятъ, кричатъ, спорятъ, курятъ табакъ, пьютъ вино, и посл всего этого хотятъ еще убить волка, да и говорятъ посл: съ поросенкомъ здить скверно, мало толку, не видали ни одного волка, только лошадей измучили… И совершенно справедливо. Безъ толку длаютъ, такъ безтолкова и охота. А волковъ въ лсахъ много, только они оставались въ своихъ вертепахъ, и издали смотрли на васъ, гг. охотники, какъ вы ухарски пронеслись но лсу, даже слушали, какъ вы шумли, и нюхали прекрасный ароматъ нашихъ сигаръ,— но все-таки къ вамъ не выбжали, не боясь вашихъ выстрловъ, а не хотли мшать вашей гулянк.
У насъ это длается такъ. Сибирскй промышленникъ, избравъ свтлый зимнй вечеръ, запрягаетъ въ простыя крестьянскя дровни одну смирную лошадь, надваетъ нагольный тулупъ, беретъ винтовку, садитъ въ мшокъ поросенка и детъ потихоньку къ тмъ мстамъ, гд бгаютъ волки. Словомъ, принимаетъ во всемъ видъ крестьянина, отправившагося въ лсъ за дровами, къ которому привыкли волки, видя его чуть не каждый день, и не подозрваютъ обмана. Охотникъ, зная т мста, гд держатся волки, спускаетъ сзади привязанный клокъ сна и изрдка подергиваетъ за уши поросенка, который, тихонько повизгивая, выманиваетъ волковъ изъ ихъ вертеповъ, волки, не слыша никакого шуму, но только видя одни сани съ человкомъ, дущимъ шагомъ, совершенно не подозрвая охотника, а видя крестьянина, къ которому они привыкли и котораго они не боятся,— нисколько не смущаясь, тихонько подбгаютъ къ клочку сна, и видя обманъ, не убгаютъ въ лса, а какъ бы нарочно еще останавливаются и сомнительно смотрятъ на прозжающаго, но ловкй промышленникъ давно уже приготовился, остановивъ коня, прицлился — смотришь, волкъ и упалъ. Бывали примры и на моей памяти, что промышленники убивали по три и по четыре волка въ одну ночь и благополучно возвращались съ добычей домой.
Есть еще нсколько способовъ добываня волковъ, но вс они мене употребительны по своему несовершенству, а потому и не представляютъ занимательности.
Остается еще замтить, что въ степныхъ мстахъ Восточной Сибири иногда по насту гоняютъ волковъ на лошадяхъ, съ собаками. Настоящей же псовой охоты въ Забайкал не знаютъ, только въ настоящее время г. Х…й, живущй въ Цурухайт, на р. Аргун, развелъ породу борзыхъ и началъ ими травить лисицъ и волковъ довольно успшно. Быть можетъ, что порода этихъ собакъ со временемъ наводнитъ Забайкалье, и тогда, зная слабость сибиряка къ охот, можно надяться, что волковъ будетъ гораздо меньше въ Забайкаль. Многе здшне пастухи зимами тоже гоняютъ волковъ на лошадяхъ и ловятъ ихъ икрюкомъ, то есть длинной палкой съ петлей на конц, которой ловятъ въ табун лошадей, или, какъ здсь говорятъ, икрючатъ. Они сказываютъ, что волка гонять трудно, ибо онъ не скоро устаетъ {Замчено, что если гнать волка сытаго, то есть навшагося до отвала, то онъ сначала бжитъ чрезвычайно тихо, а потомъ, видя на пятахъ неотступнаго охотника, изрыгаетъ изъ себя мясо цлыми кусками, или другую какую нибудь пищу, и посл этого бжитъ уже быстро и стойко.}, почему нужно хорошаго коня, чтобы загнать волка до устали, а поймать его икрюкомъ съ коня — нужно много навыку и ловкости владть имъ, ибо на волка трудно накинуть петлю, потому что онъ отъ нея увертывается или же ловитъ ее въ зубы, но на шею не даетъ закинуть.
Наконецъ много волковъ гибнетъ отъ своей алчности: нердко случается, что волкъ, слдя козу, пригоняетъ ее къ утесу. Бдная коза, не видя никакого спасеня и чуя на пятахъ волка, бросается съ утеса, куда улетаетъ и волкъ. Потому что онъ, сильно разбжавшись, въ пылу своей алчности не различаетъ мстности, а замтивъ ошибку, уже не въ состояни удержаться… Въ 185* году, въ Нерчинскомъ горномъ округ, около деревни Малыхъ-Борзей, два волка гнали коня, который, видя за собой неумолимые волчьи зубы, бросился съ утеса на берегъ р. Борзи, а за нимъ улетли и волки. Увидавъ это, вскор изъ деревни прибжали мужики и нашли на берегу рчки исковерканные трупы несчастныхъ животныхъ!..
Въ южной половин Забайкалья, въ степяхъ, кочующе инородцы легко бьютъ волковъ изъ винтовокъ, прячась ночами, около своихъ стадъ, за пасущихся или лежащихъ тыменовъ (т. е. верблюдовъ), ибо волкъ совершенно привыкъ къ этимъ животнымъ, видя ихъ постоянно разгуливающихъ по широкой степи, не боится ихъ, и подходитъ къ нимъ близко, даже иногда самъ изъ-за верблюдовъ скрадываетъ другихъ животныхъ. Сильный же запахъ отъ верблюда отшибаетъ, какъ говорятъ здсь просто.подины, запахъ спрятавшагося за нимъ охотника.
Нахожу нелишнимъ сказать здсь еще о нкоторыхъ отличительныхъ чертахъ изъ жизни здшнихъ лсныхъ и степныхъ волковъ. Степной волкъ отличается наружно отъ лснаго бловатою шерстью, не мене отличается отъ него своимъ бытомъ, характеромъ и природными свойствами. Въ самомъ дл, степной волкъ во всемъ размашисте лсового. Такъ первый дальше видитъ, слышитъ и обоняетъ. Причины понятны: слова ‘лсъ’ и ‘степь’ довольно ясно говорятъ ихъ. Кром того, степной волкъ неутомиме, нахальне въ своихъ дйствяхъ и трусливе при опасности, а въ особенности при встрч съ человкомъ, чмъ лсной. Первый никогда не упуститъ случая напасть на домашнюю скотину, и зимой преимущественно держится около селенй, тогда какъ лсной, въ своей сред, въ лсу, въ тайг, почти никогда не тронетъ домашнюю скотину (чаще всего лошадь и рже быковъ, на которыхъ иногда здятъ въ лсъ за дровами и строевымъ лсомъ), а напротивъ, ночуя ее, онъ постарается подале пройти мимо, чтобы только не встртиться съ ея хозяиномъ. Бывали примры, что промышленники по разнымъ (боле несчастнымъ) обстоятельствамъ оставляли своихъ лошадей привязанными къ деревьямъ зимой, и спустя нсколько дней (я знаю примры 6 и 8-дневные) находили ихъ живыми, только изнуренными отъ голода. А попробуйте оставить зимою прикрпленнаго коня въ степи на ночь, на дв, и тогда можно наврное поздравить васъ впередъ съ потерею его. Лсные волки смло нападаютъ только на домашнихъ оленей кочующихъ орочонъ и ржутъ ихъ безнаказанно. Въ самомъ дл, суеврный орочонъ никогда не отомститъ волку смертю, если онъ у него задавилъ оленя, не смотря на то, что орочону олень дороже, чмъ крестьянину конь. Орочоны говорятъ, что если волкъ задавилъ у нихъ оленя, то это ему ‘Богъ веллъ’, и если они накажутъ звря смертю, то друге волки непремнно передавятъ у нихъ остальныхъ оленей. Нкоторые русске простолюдины говорятъ, что волки хорошо знаютъ безнаказанность своихъ поступковъ относительно орочонъ, а потому съ такою смлостью нападаютъ на ихъ оленей, а животныхъ, принадлежащихъ русскимъ промышленникамъ, боясь мести, не трогаютъ!!! Не потому ли это, что волки, истребляя во множеств здшнихъ шагжоевъ (дикихъ оленей), безъ различя нападаютъ и на ручныхъ орочонскихъ оленей, которые такъ сходны съ ними по виду, что иногда и орочоны ошибаются, при встрч съ шагжоями, принимая ихъ за ‘своихъ’ (орочонскихъ), не стрляютъ, а потомъ, узнавъ истину, съ досадой рвутъ и безъ того коротке свои волосы {Орочоны коротко стригутъ слои волосы на всей голов, кром маковки, на которой оставляютъ длинную некрасивую тонкую косу, которую носятъ заплетенною обыкновеннымъ способовъ — въ три ряда.}. Лсные волки, встрчаясь между собою и собираясь по нскольку штукъ вмст, при охотахъ на другихъ зврей, живутъ между собою дружне, нежели степные, которые, кром времени ихъ течки, не любятъ сообщества и стараются избгать встрчъ между собою. Лсные, напротивъ, собравшись по нскольку особей вмст, особенно зимою, да еще посл удачной охоты, никогда не упустятъ случая порзвиться, поиграть между собою, поскакать и побгать, что обыкновенно бываетъ на чистыхъ луговыхъ мстахъ тайги, а въ особенности на озерахъ и широкихъ горныхъ рчкахъ.

ЛИСИЦА.

Почти все то, что волкъ совершаетъ силою и неутомимостю, лисица производитъ хитростю и нердко съ лучшимъ успхомъ. Она чрезвычайно заботится о своей безопасности и, въ случа нужды, а тмъ боле крайности, надется боле на свою голову, чмъ на быстроту бга, не смотря на то, что она чрезвычайно легка и проворна въ своихъ движеняхъ и далеко превосходитъ въ этомъ волка.
Выборъ мста для житья, способность расположить его выгодно и соотвтственно потребностямъ жизни, осторожно скрыть въ немъ входы, показываютъ замчательную проницательность и смышленость лисицы.
Лисица съ дтьми обыкновенно живетъ въ нор,— которую рдко сама приготовляетъ,— вырытой въ земл подъ большими камнями, кореньями большихъ деревъ, или же живетъ въ разслинахъ и пещерахъ утесовъ. Кром главной котловины, въ которой она преимущественно живетъ, въ нор длаетъ нсколько побочныхъ отнорковъ, имющихъ сообщене съ котловиной или главной норой. Эти отнорки имютъ свое особое назначене: въ нихъ прячется излишняя часть жизненныхъ припасовъ, ими проводится свжй воздухъ въ главную котловину во время сильныхъ лтнихъ жаровъ, когда вообще въ нор душно, но главная цль въ отноркахъ та, чтобы лисица, въ случа крайности, когда главное устье норы или лазъ будетъ захвачено,— могла спастись тми отнорками, которые имютъ сообщене съ дневною поверхностю. Вотъ почему лтомъ, для свжести воздуха, вс отнорки бываютъ въ лисьей нор откупорены, тогда какъ зимою, почти вс заткнуты изнутри мохомъ и землею, для теплоты, и оставленъ только одинъ, имющй сообщене съ поверхностю земли, который, надо замтить, въ больше холода, тоже затыкается чмъ нибудь изнутри, но не крпко, какъ проче.— Утесы и каменистыя розсыпи — вотъ любимыя мста жительства лисицы, тутъ есть своя цль, именно та, что лисица, въ случа опасности, скоре можетъ ускользнуть отъ врага, прыгая по скаламъ и плитамъ утесовъ, или валунамъ розсыпей, запрятаться въ разслинахъ и пустотахъ между плитами и камнями, кром того, въ такихъ мстахъ живетъ множество другихъ мелкихъ зврковъ, какъ-то: мышей разныхъ породъ, бурундуковъ, горностаевъ и проч., которыхъ ей ловко караулить, спрятавшись въ пустотахъ, и ловить на завтракъ. Наконецъ, лтомъ въ розсыпяхъ и утесахъ многя породы птицъ вьютъ свои гнзда, а лисица большая охотница до яицъ и молодыхъ птичекъ. Молодыхъ зайцевъ она истребляетъ во множеств, которыхъ ловитъ на логов, а старыхъ караулитъ на тропахъ, и лишь только косой, не чуя засады, приблизится къ спрятавшейся лисиц, какъ послдняя стремглавъ бросается на него, ловитъ и пожираетъ. Раненый заяцъ — почти всегдашнее достояне лисицы, если онъ только ране не попадаетъ въ зубы волку или какой нибудь хищной птиц. Лисица ловитъ также молодыхъ козлятъ, по-сибирски анжиганъ, весною когда они еще малы, и стъ ихъ съ большимъ аппетитомъ, впрочемъ это такое блюдо, отъ котораго не отказался бы и любой гастрономъ!..
…Но боле всего достается отъ лисицы рябчикамъ, куропаткамъ, тетеревамъ и глухарямъ, въ особенности молодымъ, которыхъ никто такъ не истребляетъ, какъ она. Старые гораздо рже попадаются ей на зубы, по весьма очевидной причин, она ихъ ловитъ преимущественно на гнздахъ, на токахъ весною и на ночлегахъ зимою, точно также, какъ и волкъ. Кром того, лисица любитъ ягоды, медъ, который она презабавно достаетъ изъ осьихъ и сурочьихъ гнздъ, а ручная стъ молоко, творогъ, сметану и проч., словомъ стъ все съ равною жадностю.
Мелкя птички имютъ такое отвращене къ лисиц, что, завидвъ ее, тотчасъ поднимаютъ какой-то особенный, жалобный, предупреждающй крикъ, перелтаютъ по вткамъ съ дерева на дерево и такимъ образомъ нердко провожаютъ своего природнаго врага на нсколько десятковъ саженъ. Лисица свжинку предпочитаетъ падлу, и только въ случа крайности стъ полусгнивше трупы.
Я сказалъ выше, что лисица рдко сама приготовляетъ себ нору. На это она крайне лнива и употребляетъ хитрость тамъ, гд не беретъ сила, чтобы попользоваться на чужой счетъ въ этомъ отношени.
Дйствительно, лисица длаетъ сама себ нору только въ такомъ случа, когда по близости того мста, гд она хочетъ поселиться нтъ чужой норы, которою она въ состояни завладть. Въ степныхъ мстахъ, она поселяется преимущественно въ тарбаганьихъ (сурочьихъ) и корсачьихъ норахъ, а въ лсныхъ и луговыхъ — барсучьихъ. Трудно придумать, какимъ образомъ лисица овладваетъ барсучьей норой и выгоняетъ изъ нея хозяина, звря гораздо сильнйшаго и не мене сердитаго, нежели она сама, если не принять въ соображене хитрости лисицы и простоту барсука. Не могу не подкрпить этого мння слдующимъ обстоятельствомъ:— многе здшне промышленники удостовряютъ, что лисица, для того, чтобы завладть барсучьей норой, не имя средствъ выгнать его силою, прибгаетъ къ хитрости довольно оригинальной, хотя и грязной. Она, найдя барсучью нору, сначала начинаетъ безпокоитъ хозяина различнымъ образомъ, какъ-то: часто подбгаетъ къ его нор, лаетъ надъ нею, какъ будто открывая мсто его жительства, разрываетъ лапками барсучьи отнорки, караулитъ его отлучки изъ норы, залезаетъ въ нее и надляетъ главный лазъ норы своимъ зловоннымъ испражненемъ, какъ бы зная, что барсукъ довольно опрятное животное, не любящее нечистоты. Барсукъ, возвращаясь домой и ночуя зловоне, сердится, старается отыскать виновницу и жестоко наказать, но гд же ему поймать лисицу! Горячность его пройдетъ, онъ по невол возвратится домой, очиститъ свою квартиру и успокоится. Но лисица, спустя нсколько времени, избравъ удобную минуту, снова повторитъ свою продлку и скроется. День ото дня лисица, безпокоя такимъ образомъ барсука, достигаетъ своей цли, то есть барсукъ, не видя покоя, ршается оставить свою нору и гд нибудь въ другомъ мст устроитъ себ другую, а лисиц того и нужно,— она, спустя нсколько времени, и убдившись, что барсукъ дйствительно оставилъ свое прежнее жилище и сдлалъ себ другое, что она узнаетъ достоверно, отыскавъ новую барсучью квартиру, по его же слду — преспокойно поселится въ его старой нор, передлаетъ ее на свой ладъ и заживетъ своимъ собственнымъ домкомъ! Не знаю, на сколько это справедливо, но если это истина, то нельзя не удивляться лисьему остроумю.
Лисица по своей прожорливости и алчности много вредитъ здшнимъ промышленникамъ, и нердко надодаетъ хуже горькой рдьки, какъ говорится, именно въ томъ отношени, что она любитъ посщать вс охотничьи прилады и снасти, поставленныя на другихъ зврей и птицъ, какъ то: петли, луки, пасти — словомъ, вс самоловы, и притомъ такъ хитро, что сама въ нихъ рдко попадется, съдаетъ попавшуюся въ нихъ добычу на мст, а если она по ея силамъ, то уноситъ въ свою нору. Конечно, досада не такъ велика, когда лисица вытащитъ изъ петли рябчика, тетерева или глухаря, но вотъ бда, если она утащитъ или испортитъ дорогую добычу, напримръ попавшагося соболя. Опытный промышленникъ, осматривая свои поставушки и замтя, что лисица ихъ посщаетъ, предупредитъ плутовку и тотчасъ смастеритъ какую нибудь штуку на ея шею, поставитъ капканъ, насторожитъ скрытый лукъ, броситъ нсколько пометовъ и какъ нибудь да поймаетъ лисицу, но худому промышленнику, то есть неопытному въ этомъ дл, новичку, трудно поймать хитрую лисицу.
Лисица иногда нарочно располагается своимъ житьемъ бытьемъ вблизи селенй, извлекая изъ этого ту выгоду, что ей не рдко попадаются въ зубы домашня птицы, до которыхъ она большая охотница. Особенно въ лсистыхъ мстахъ, стоитъ только куриц, индюшк. или дворовой утк отойти подальше отъ селеня и немножко запоздать, какъ лисица, замтивъ отлучку неосторожной, не видя для себя опасности, тотчасъ тихонько подкрадется къ ней и преспокойно утащитъ несчастную хохлушку въ свою пору. Она ршается иногда нападать и сама на птичники, не дожидаясь счастливаго случая. Для нападеня она избираетъ темныя ночи, выбгаетъ на опушку лса, переждетъ въ ней нсколько времени, чтобы удостовриться въ томъ, нтъ ли для нея какой нибудь опасности, не бгаютъ ли около деревни собаки, не гомонитъ ли народъ, и когда замтитъ, что въ деревн потухли огоньки, все смолкло и погрузилось въ сонъ,— лисица тихонько съ великою осторожностю, отправляется къ селеню, нсколько разъ останавливаясь и прислушиваясь, чутьемъ находитъ птичники, снизу или сверху, смотря по возможности, забирается въ нихъ и душитъ всхъ, кто ей попадется, безъ разбору, потомъ немедленно уноситъ добычу свою въ нору, и если первая попытка окончилась удачно, то она чрезъ нсколько времени снова является, съ равною осторожностю, и уноситъ все, что только можетъ утащить. Но едва черкнетъ на горизонт утренняя заря, или услышитъ она хотя малйшй шорохъ и шумъ въ дом хозяина,— тотчасъ спасается. Но надо замтить, что такая пакостливая лисица, въ здшнемъ кра, рдко уцлетъ отъ мести обиженнаго хозяина, онъ, узнавъ воровку, рано или поздно, непремнно отыщетъ ее по слду и сниметъ пушистую шкурку. Лисиц одно спасене:— перемнить мсто жительства и удалиться куда нибудь подальше.
Лисица, подобно волку, одарена чувствами зрня и обоняня въ высшей степени, но слухъ слабъ сравнительно съ первыми. Волкъ, кром страшнаго, заунывнаго вытья, не издаетъ никакихъ звуковъ, лисица же, напротивъ, можетъ лаять и брехать на разныя манеры. Она въ состояни измнять звуки голоса, когда ее преслдуютъ, употребляетъ особливое выражене желаня и собственно вопль боли, котораго отъ нея не услышишь при другихъ обстоятельствахъ, кром разв того, когда у нея будетъ переломлена нога. Другя меньшя раны не могутъ извлечь изъ нея никакого жалобнаго визга. Она, подобно волку, можетъ быть убиваема до смерти, не издавая ни малйшаго звука, за то до послдней капли крови храбро защищается. Она коварна и злобна, кусается такъ жестоко, что, укусивъ кого либо при защит себя, сама уже не въ состояни бываетъ раскрыть рта, почему приходится разворачивать его желзомъ или палками. Лисье бреханье сходно съ лаемъ средней дворовой собаки, но своимъ отрывистымъ и частымъ, одинъ за другимъ слдующимъ тонамъ, обыкновенно при конц бреханья она взлаиваетъ одинъ разъ громче и выше. Зимою, особенно въ таежныхъ глухихъ мстахъ, лисй голосъ слышенъ безпрестанно, лтомъ же, напротивъ, она старается быть безмолвною. Не потому ли это, что зимою лисицы гонятся и стараются отыскать другъ друга, а лтомъ мать выкармливаетъ дтей и боится голосомъ открыть свою нору?
Многе охотники утверждаютъ, что если молодого лисенка выкармливать одиноко, между людьми и домашними животными, то со временемъ дикость его мало по малу уменьшается и онъ можетъ сдлаться совершенно ручнымъ, но для этого нужно много заботы и бдительное наблюдене, чтобы лисенокъ не ушелъ сначала, покуда еще не привыкъ, причемъ его не должно кормить мясною пищею и особенно сырымъ мясомъ, въ этомъ, мн кажется нельзя и сомнваться, ибо извстно, что знаменитый Бюффонъ воспиталъ двухъ лисицъ, которыя ходили подъ ружьемъ, какъ лягавыя собаки.
Лисица вообще весьма похожа на среднюю дворовую собаку (особенно сибирской породы дворняшекъ) желтокраснаго цвта, только голова ея нсколько другого склада:— рыло остре и длинне собачьяго, уши короче, глаза боле углублены въ череп, хвостъ длинный и несравненно пушисте собачьяго. Собака къ лисиц не иметъ такого отвращеня, какъ къ волку, ищетъ по ней гораздо охотне, чмъ по послднему, даже молодая собака нердко поддается хитрой лисиц, догнавъ ее, она начинаетъ съ нею играть, но не давитъ,— чего съ волкомъ никогда не сдлаетъ. Странно, что зловоне, которое всегда слышно отъ лисицы, не возбуждаетъ въ собакахъ особеннаго отвращеня.
Молодые же лисята, въ первомъ своемъ возраст, то есть тогда, когда они еще не сложились, когда длинные хвосты ихъ еще не распустились и молочные глаза, какъ называютъ охотники, не успли разгорться тмъ фосфорическимъ блескомъ, отъ котораго они свтятся у взрослой лисицы въ темнот,— чрезвычайно похожи на щенятъ — выборзковъ, такъ что человку, невидавшему лисятъ прежде, трудно отличить лисенка отъ такого щенка, разв только особое выражене глазъ, отличное отъ обыкновеннаго, имющее что-то дикое и вмст хищное, выведетъ изъ заблужденя и укажетъ лисенка.
Сытые молодые лисята чрезвычайно живы и рзвы, они любятъ играть между собою, а при домашнемъ воспитани нердко играютъ съ молодыми собаками, прыгаютъ по лавкамъ, окнамъ, столамъ и проч. Здшне промышленники часто воспитываютъ лисятъ, для того, чтобы зимою получить лисьи шкуры, причемъ строго наблюдаютъ за чистотою ихъ содержаня. Въ одномъ крпкомъ садк не держатъ боле 6 или 8 штукъ, потому что лисята, позднею осенью во время стужи, ложатся въ кучу, отъ чего шерсть на нихъ подпрваетъ, потому что при большомъ ихъ количеств, нижнимъ лисятамъ бываетъ слишкомъ жарко. Понятно, что лисятникъ необходимо держатъ въ опрятности и сухости, лтомъ насыпать на полъ сухого песку, а зимою каждодневно свжаго снгу, объ который лисята любятъ тереться, и поэтому скоре и лучше выкуниваютъ. Лисята чрезвычайно прожорливы и трудно ихъ накормить до сыта. За пищу они часто ссорятся и страшно дерутся между собою, а въ случа голода пожираютъ другъ друга.
Лисица ходитъ чисто, говорятъ сибирске промышленники, и совершенно справедливо: она такъ аккуратно ставитъ задня ноги въ слды переднихъ, что попадаетъ почти ноготокъ въ ноготокъ.
Слдъ ея прямъ какъ струна, по немъ можно судить и о достоинств самой лисицы, именно чмъ слдъ нжне, тмъ лисица добротне, явственные же отпечатки слдовъ показываютъ недоброкачественность лисицы. Опытные здшне промышленники отличаютъ слдъ самца отъ слда самки тмъ, что слдъ перваго круглъ и чистъ, тогда какъ слдъ послдней продолговатъ, узокъ, остеръ и не такъ чистъ, потому что лисица-самка почти всегда задними ногами прихватываетъ снгу, или какъ говорятъ здсь — портить. Замчательно, что чмъ лисица добротне мхомъ, тмъ быстре на бгу и не такъ скоро утомляется при гоньб, какъ лисица нисшаго разбора.
Если лисица куда нибудь повадится, то ходитъ всегда однимъ мстомъ, одной тропой, особенно при глубокихъ снгахъ. Днемъ она по большой части отдыхаетъ, ночью же, особенно вечерней и утренней зарей, постоянно рыщетъ. Спитъ она крпко, свернувшись въ кольцо, какъ собака, въ это время къ ней подойти очень легко и можно застать на логов, когда же лисица не спитъ, а только отдыхаетъ, то лежитъ по большей части на брюх, протянувъ задня ноги, въ этомъ положени она обыкновенно караулитъ птичекъ, зайцевъ и другихъ животныхъ. Во всякомъ случа лисица ложится головою въ ту сторону, откуда пришла, для того, чтобы видтъ непрятеля, искавшаго ее по слду, но скачковъ или прыжковъ въ сторону, какъ говорятъ охотники вметокъ, какъ заяцъ, она не длаетъ. Иногда она: влзаетъ въ кусты и прячется въ нихъ такъ хитро, что нкольки разъ пройдешь мимо того куста, а ее не увидишь, до тхъ поръ, покуда она не выскочить и притомъ всегда, съ противной стороны. Однажды я случайно нахалъ на спящую лисицу въ куст, осенью, днемъ, въ сильный дождикъ, и конечно прохалъ бы мимо, не увидавъ ее, если бы собака не бросилась къ этому кусту и посл долгаго и настойчиваго исканя не выгнала ее изъ него. Когда я увидалъ, что собака начала сильно нюхтить около куста, то признаться, никакъ не предполагалъ, чтобы въ немъ скрывалась лисица, но когда она выскочила, и не замчая меня, нсколько секундъ вертлась около куста съ противной стороны и разглядывала сквозь прутья причину тревоги, тогда только я увидалъ, кого отыскала собака… Въ случа нужды, лисица сть змй, ящерицъ, улитокъ и другихъ гадовъ,— но мыши для нея лакомый кусочекъ. Она ихъ ловитъ вечерами, утрами и даже днемъ, особенно зимою, когда мыши вылзаютъ изъ своихъ норокъ, чтобы погрться мерзлыми лучами даурскаго солнца. За мышами лисица среди благо дня не боится выбгать на чистыя луговыя и даже степныя мста, бгаетъ за ними по всмъ направленямъ, прислушивается къ ихъ писку, нердко караулить около ихъ маленькихъ норъ, едва замтныхъ въ снгу и проч. Это называется по здшнему: лисица мышкуетъ, убить ее въ это время не трудно, тутъ она сама караулитъ, приглядывается, прислушивается къ писку, ловитъ удобную минуту, чтобы броситься на мышь, словомъ, находится въ такомъ экстаз, особенно при удачномъ лов, что не обращаетъ вниманя на остальное,— мткая пуля давно скрадывающаго промышленника кладетъ ее на мст, нердко съ мышью во рту!..
Нкоторые охотники утверждаютъ, что лисицы, воспитанныя щенками при дом, вяжутся съ собаками, хотя мн самому въ томъ убдиться и не случилось, но я не сомнваюсь {Встникъ Ест. Наукъ, за 1850 г., No 8 на стр. 913, въ стать ‘Собака’, между прочимъ говоритъ:— ‘собака спаривается съ лисицей также легко на свобод, какъ и въ невол. Лисица во время течки нердко совокупляется съ собакою ночью передъ хижиною пастуха, и между тмъ многя хорошя собаки отказываются преслдовать въ это время самку лисицу. Ублюдки, рождающеся отъ суки, удерживаютъ преимущественно типъ собаки, и впослдстви не имютъ той неукротимой дикости, какою отличаются ублюдки отъ волка и собаки, и бываютъ плодливы’.}.
Течка лисицъ бываетъ зимою, особенно въ феврал мсяц. Самка ходитъ сукотна девять недль и мечетъ отъ 3 до 9 лисятъ, которыя родятся слпыми. Въ апрл и начал мая находятъ уже молодыхъ, которыхъ мать сначала кормитъ молокомъ, а когда они подростутъ, приноситъ имъ мяса какого нибудь животнаго, добытаго ею во время отлучки изъ норы. Когда лисята подростутъ еще боле и начнутъ матерть, лисица приноситъ имъ живыхъ птичекъ и мышей, съ которыми лисята сначала играютъ, а потомъ съ жадностю пожираютъ. Словомъ выкармливане лисятъ во всемъ сходно съ выкармливанемъ волчатъ. Молодые лисята, выбравшись изъ норы, любятъ поиграть между собою, особенно въ хорошую погоду, бгаютъ другъ за другомъ, прячутся за камни или кустики, притворяются спящими и потомъ вдругъ бросаются на подошедшихъ къ нимъ, въ игр ихъ много граци и свободы въ движеняхъ, соединенной съ необычайной легкостю, въ манерахъ и уловкахъ ихъ есть много кошачьяго. Въ ненастную погоду лисята находятся больше въ нор. Впрочемъ они игривы только тогда, когда сыты, а голодные постоянно ссорятся между собою и, въ случа смерти матери, часто загрызаютъ другъ друга. Осенью, когда молодые совершенно обматерютъ, лиса начинаетъ водить ихъ съ собою на промыселъ, потому что ей трудно уже кормить ихъ своей добычей, а зимою передъ течкой, мать совершенно оставляетъ молодыхъ, которые питаются уже сами. Многе охотники говорятъ, что самецъ принимаетъ участе въ выкармливани дтей, въ такомъ случа, если лисица оплодотворилась съ нимъ однимъ, что кажется случается, ибо мн неоднократно доводилось находить только одного самца съ самкою въ одной нор, въ феврал мсяц, но принимаетъ ли участе самецъ въ выкармливани молодыхъ — не знаю.
Какъ долго можетъ жить лисица, опредлить трудно, но можно полагать, что вкъ ея не доле 15 лтъ, судя по ея возрасту, ибо она въ два года совершенно матеретъ, такъ что между охотниками не называется уже щенкомъ, а матерой лисицей.
Лисицы въ норахъ живутъ только лтомъ, во время выкармливаня лисятъ, и зимою въ течку, въ другое же время года он живутъ, какъ волки, просто въ лсахъ и въ степяхъ. Но во время беременности, самка живетъ больше въ нор и мало выходитъ, какъ бы чувствуя, что въ случа опасности ей трудно будетъ уйти отъ преслдованя.
Лисица замтивъ, что около ея гнзда побывалъ человкъ, немедленно уноситъ лисятъ, если они еще малы, или уводитъ, если они уже велики, въ другое мсто, сначала недалеко отъ норы, чтобы увриться въ томъ, случайно ли заходилъ человкъ на ея нору, или съ недобрымъ замысломъ? И если замтитъ, что человкъ на другой день опять былъ около норы, уводитъ лисятъ еще дальше, напротивъ, если она удостоврится, что въ продолжени нсколькихъ дней никого не было около ея норы, лиса возвращается съ дтьми и поселяется по прежнему въ старой пор. Почему случайно найдя лисью нору съ молодыми, нужно знать это, и чтобы лиса не увела дтей, или придти за ними съ необходимыми инструментами для выкапываня чрезъ нсколько дней, или поступить также, какъ съ волчьимъ гнздомъ (смотри выше о волк). Но послднее средство тоже не такъ врно, потому что лисица смле волка, она не побоится въ этомъ случа пороховаго запаха и воткнутыхъ блыхъ палочекъ около ея гнзда, которыя пугаютъ волчицу, и если въ нор есть отнорки, которыхъ невозможно было охотнику забить такъ крпко, чтобы лиса ихъ не отрыла въ продолжени ночи,— она чрезъ который нибудь изъ нихъ все-таки уведетъ молодыхъ, и посл этого уже не возвратится съ лисятами въ эту нору. Самое лучшее охотнику поступить такъ: если нора будетъ найдена поздно вечеромъ, то забивъ накрпко вс отнорки и заваливъ каменьями главный лазъ, ночевать на нор и не допускать лисицы къ ней близко, а если представится случай, то застрлить ее — это самое лучшее, хотя она въ то время года никуда не годна, ибо шерсть на ней худая и виситъ клочьями… Не хорошо, когда лисица будетъ застигнута въ нор, что не трудно узнать хотя мало опытному охотнику, въ такомъ случа нужно какъ можно крпче забить побочные отнорки и главный лазъ, а ночью сверхъ норы поколачивать палкою, чтобы лисица знала о присутстви человка и не отрывала бы лаза. Утромъ же скоре бжать домой, чтобы по возможности успшне, непремнно въ тотъ же день, возвратиться къ нор съ необходимыми инструментами. Если этого сдлать нельзя, по дальнему разстояню, трудно надяться на успхъ. Отсюда понятно, какъ поступить и тогда, когда нора будетъ найдена утромъ или днемъ.
Вотъ почему охотнику, искавшему лисьи норы, для того, чтобы добыть живыхъ лисятъ, необходимо быть вдвоемъ или втроемъ, чтобы одному, въ случа надобности, остаться для караула у норы, а одному или двумъ отправиться домой за лопатами, пшнями, заступами и другимъ инструментомъ, а также за състними припасами и теплою одеждою, чтобы самимъ удобно провести время на этой охот, часто случается при поимк лисятъ иногда пробыть въ пол нсколько ночей сряду. Съ пойманными лисятами, особенно поматервишми, нужно быть осторожнымъ, чтобы они не укусили, и садить ихъ въ мшокъ или во что нибудь другое со связанными лапами и намордниками, потому что они при малйшей оплошности охотника прогрызутъ мшокъ и уйдутъ. Мясо лисицы не такъ противно, какъ волчье, собаки его дятъ, даже здшне инородцы — тунгусы въ крайности употребляютъ въ пищу лисье мясо.
Смотря по климату и мсту жительства, лисицы бываютъ различныхъ шерстей. Желтовато-сраго цвта, съ красноватымъ оттнкомъ, составляютъ самую обыкновенную породу, здсь ихъ зонутъ сиводушками, у нихъ грудь и брюшко почти благо цвта. Шкурки такихъ лисицъ цнятся не дорого, и продаются на мст отъ 1 1/2 до 2 р. с. Лисицы съ очень красноватою шерстью и съ стально-срымъ брюшкомъ называются огневками и цнятся здсь отъ 2 до 3 р. с., лисицы, именуемыя крестовками, составляютъ какъ бы переходъ отъ обыкновенной огневки къ чернобурой лисиц, он цнятся здсь 6, 8 и до 12 р. с., смотря по добротности мха. Чернобурыя лисицы бываютъ различныхъ достоинствъ, и цнятся отъ 15 до 70 р. с. и боле за штуку. Накинешь попадаются лисицы совершенно черныя, но он составляютъ большую рдкость и цнятся весьма дорого.
Впрочемъ цны эти относительныя и никакъ не нормальныя, он тсно связаны со многими условями, которыя играютъ важную роль при установк цны на пушнину. Такъ напримръ, если лисицъ добывается много — цна понижается и на оборотъ. Кром того, тутъ главную роль играетъ время поимки лисицы, то есть: если она добыта во время, когда лисица совершенно выкунла и получила настоящую зимнюю пушистую шерсть — дороже, и напротивъ, если лисица поймана рано, когда она еще не успла надть настоящей зимней шкурки — дешевле.
Чмъ сурове климатъ, въ которомъ живутъ лисицы, тмъ шерсть на нихъ гуще и пушисте, слдовательно климатъ иметъ большое вляне на добротность мха, тогда какъ мсто жительства лисицы иметъ не меньшее вляне на цвтъ ея шерсти. Именно: степныя лисицы всегда бловаты, тогда какъ лсныя или, какъ здсь говорятъ, хребтовыя — красны. Чернобурой лисицы вы никогда не встртите въ степныхъ мстахъ, точно также, какъ и совершенно блой, составляющей въ свою очередь большую рдкость, въ лсу, въ хребтахъ. Подобное измнене въ цвт шерсти не указываетъ ли прямо на вляне солнечныхъ лучей?
Молодую лисицу не трудно отличить отъ старой, по многимъ охотничьимъ признакамъ. Но вотъ главные и общеизвстные: у молодой лисицы брюшко и пахи слишкомъ велики, то есть на этихъ частяхъ много бловатой шерсти и мало желто-красной, такая лисица здсь называется запашистой, у старой же красноватая шерсть незамтно спускается съ боковъ къ брюшку и пахамъ, и соединяется съ боле темною шерстью на этихъ частяхъ. Кром того у старой лисицы хвостъ длинне и пушисте, а лапки черне, чмъ у молодой.

Черкасовъ.

‘Дло’, No 4, 1867

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека