А. Пен.
А. Пен.
Запечатанный приказ.
Запечатанный приказ.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/cover-1924.jpg)
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
Запечатанный приказ, Пен А., Год: 1924
Время на прочтение: 13 минут(ы)
— Ваш капитан Гансен производит на меня впечатление человека тупого с неповоротливым умом, а нам нужен малый находчивый, — сказал посетитель.
— Предоставьте мне это дело — ответил один из членов пароходовладельческой фирмы.—Я подвергаю опасности пароход, и, поверьте, он подороже вашего груза. Многие предприятия подобного рода не удавались только потому, что экипаж не умел держать языка за зубами. Ну, его, вашего смелого, сообразительного шкипера Эли Гансена я хорошо знаю.
— Придется удовольствоваться вашим словом, — неохотно согласился посетитель. — Но, исполнит ли… гм… я хочу сказать… исполнит ли он приказание?
— Он исполнит приказание, если даже это заведет его в ад и еще дальше, — решительным тоном сказал пароходовладелец. — И расспрашивать не станет… — Взяв с письменного стола продолговатый толстый конверт, он просмотрел листки, лежавшие в нем, и прибавил уверенно: — Угодно вам взглянуть на документы? Может быть, неблагородно посылать Гансена таким образом, но дело — дело, и я не желаю, чтобы о предприятии разошлись слухи.
Агент, который больше всего заботился о безопасности груза, морщась прочитал бумаги, по-видимому, предложенный план казался ему странным и невероятным, но раньше, чем он успел высказать сомнения, пароходовладелец открыл дверь и крикнул в соседнюю комнату:
— Войдите, капитан Гансен. Мы ждем вас!
В комнату вошел плотный, краснолицый человек, почтительно поклонился пароходовладельцу и остановился перед ним с фуражкой в руке.
— Насколько мне известно, товар доставлен, и пароход отправится в Колон, капитан Гансен? Надеюсь, экипаж на палубе и люди трезвы?
— Да, сэр. У меня отличные служащие. Что-нибудь еще? — проговорил капитан деловитым таном.
Пароходовладелец заклеил продолговатый, конверт, запечатал его печатью и сказал:
— Здесь — добавочные распоряжения, капитан. Вы распечатаете конверт, только проходя мимо мыса Делавар, исполните приказания в точности. Теперь все. Желаю вам счастья. Вы отойдете сегодня в полдень.
Спрятав конверт во внутренний карман, капитан Эли Гансен пробормотал слова два в виде прощания и перешел в следующую комнату. Между тем торговый агент заметил недовольным тоном.
— Он не задал ни одного вопроса. Желал бы я посмотреть, какое лицо будет у него, когда он прочитает этот запечатанный приказ!
— Он и глазом не сморгнет, — послышался ответ, — и, уверяю вас, не откроет конверта раньше времени.
Через несколько часов ‘Корсика’, грузовой пароход, снабженный двумя винтами, уже шел по открытому морю, большие зеленые волны разбивались о его нос и покрывали пеленами брызг капитанский мостик. Эли Гансен в желтой непромокаемой куртке стоял, опираясь на перила, и пожевывал сигару, всматриваясь в бурные валы, не тратя слов на ненужные разговоры со своим первым помощником. К полуночи ветер и море стали так грозны, что ‘Корсика’ уменьшила ход до половины. Капитан Гансен понимал, что мимо мыса Делавар он пройдет позже, чем предполагалось, но его совсем не мучило любопытство относительно запечатанных приказов. Только через двенадцать часов уменьшившийся напор ветра и волн позволил ‘Корсике’ прибавить паров. Когда, наконец, капитан Гансен увидел маяк, он заперся в своей рубке, задернул занавеси, методически вынул из ящика письменного стола продолговатый конверт и разорвал его. На загрубелом лице Эли отражалось только выражение любопытства, пока он шевеля губами, читал странный приказ.
‘Выгрузите товар подле устья рио Сабана, между Картагеной и Баранквилой на северном берегу Венецуелы. Генерал инсургентов Рафаель Портуендо будет ждать ‘Корсику’, обменяйтесь с ними сигналами, чтобы узнать, можно ли отправить груз на сушу. Полагаем, вы сумеете заставить экипаж исполнить ваше приказание. Можете обещать двойное жалованье за этот рейс. Если вы благополучно доставите груз на землю, вы, понятно, получите большую премию. Мы не желаем подвергать опасности пароход или экипаж, однако считаем, что необходимо принять все меры для достижения желанных результатов. Немедленно уничтожьте приказ’.
Капитан Эли проворчал что-то нечленораздельное, задумчиво посмотрел в пространство, пробежал глазами подписанный экземпляр списка груза, и его глаза улыбнулись. Перечень начинался так:
‘300 ящиков, обозначенных ‘маринованное мясо’ — нагружены оружейными патронами.
‘250 с надписью ‘ветчина и грудинка’ — нагружены патронами.
‘176 бутылок помеченных ‘пиво в бутылках’ —ружейные патроны.
‘118 ящиков с пометкой ‘земледельческие орудия’ наполнены маузеровскими ружьями.
‘294 пакета с пометкой ‘косы’ — маузеровские ружья’.
Шкипер не стал читать далее, он медленно поднялся со стула, несколько раз прошелся по каюте и, стоя с широко расставленными, толстыми ногами, мысленно сказал себе:
— Почему они так мало доверяли мне, что не сказали всего этого в гавани? Не совсем честно поступили они со мной и с моими людьми. Конечно, мне нужно позаботиться обо всем.
Он позвал главного машиниста. Вошел человек с фигурой викинга, засаленный, мрачный, со свежим обжогом на щеке.
— Я давно знаю вас, Циммер, — начал капитан.—До поры до времени не говорите никому того, что я скажу сейчас. Наш груз оказался маской. Я не мог вам сказать об этом на берегу, потому что мне дали запечатанное приказание. Мы должны доставить оружие и все такое венецуельским мятежникам. Иногда это довольно опасное дело, как говорят, а у вас шесть человек детей, у меня дома только жена. Мне нужно было объяснить вам, как все это случилось. Пожалуйста, не осуждайте меня, что я раньше не предупредил вас.
Это сообщение немного изумило Циммера, но без малейшего волнения он поднял голову и засмеялся.
— У меня в отделении — пираты и головорезы, капитан. Они охотнее будут драться, чем кушать. Запечатанное приказание? О, это штука! Ну, что же? Будем молчать! Но мои машины расшатались от этой бури, и ‘Корсика’ не может уходить от блокирующих судов.
— Пусть пароход все-таки идет как-нибудь, — возразил капитан, — я хочу выгрузить мой товар, Циммер. Только не знаю, как примет известие экипаж. Я скажу им. все, когда мы придем в южное море.
— Когда вы будете готовы, чтобы держать военный совет, позовите меня — сказал немец. — Если нам нельзя будет итти очень быстро, мы, может быть, сумеем немножко подраться. Большую часть южно-американских военных судов, которые я видел, можно было бы потопить игрушечными пушками.
Капитан сошел в трюм, стал рыться среди тюков и отыскал недалеко спрятанные ружья, револьверы и патроны, они могли оказаться под рукой в случае нужды. Приняв такие меры предосторожности против возможного мятежа или других случайностей, он вынул морскую карту, наметил карандашом крестик в месте высадки и вернулся к обычным обязанностям. Простая душа Гансена не видела во всем этом ничего героического или романтического.
День за днем ‘Корсика’ шла на юг, никто не преследовал ее. Теперь тропическое солнце обжигало ее палубы, и полуобнаженные, задыхающиеся кочегары вылезали из трюма, обливали друг друга водой, а потом, как мертвые, падали под навесом. Наконец, настало время пароходу отклониться от курса в Колон, и дольше было невозможно скрывать дело от помощников. Капитан Эли собрал их и в коротких словах объяснил им все. Мидльтон, его первый помощник, твердо сказал:
— Я буду действовать заодно с вами, сэр.
Капитан одобрительно кивнул головой этому живому молодому, янки, и с угрюмым лицом повернулся ко второму помощнику, когда тот, весь бледный, нервно крикнул:
— Я подписывал контракт не для этого! Нас перестреляют, если мы подойдем к берегу. Я… я… — Он собрался прибавить еще что-то, но капитан Гансен остановил его:
— Довольно. Я не могу принудить вас делать беззакония, но считаю, что в течение остального рейса вам лучше быть простым пассажиром.
На глазах разжалованного помощника выступили слезы, и он, запинаясь, принялся просить выслушать его. Но Гансен повернулся к нему спиной и сказал Мидльтону:
— Позовите всех на бак.
Матросы, буфетчики, повара, пестрая толпа американцев, ирландцев, негров и скандинавцев собралась на носу, глядя на бесстрастную фигуру командира, который отер рот обратной стороной руки и спросил:
— Кто из вас, ребята, согласен рискнуть шеей за двойную плату?
— Я, сэр! — Да, да… — Вот так штука — зазвучал целый хор голосов, потом послышались более слабые возражения недовольных: — Из-за чего? Где? Скажите?..
— Это — не ваше дело, — спокойно ответил капитан Эли. — Вы — в меньшинстве. М-р Мидльтон, дайте этим упрямцам пять минут на размышление. Если они все-таки будут стоять на своем — заприте их.
— Я сказал все моим пиратам, — шепнул Цим мер на ухо капитану. — Все они очень рады, только трое заупрямились, но остальные отколотили недовольных раньше, чем я их остановил. — Тут его голос еще понизился, и он прибавил. — Надеюсь за нами не погонится броненосец? Мои машины очень ‘больны’, сильного хода они не выдержат.
— Хорошо, Циммер. Я постараюсь пристать дня через два-три, — ответил капитан.
Все разошлись, толкуя о странной новости. Будь на пароходе другой капитан, может быть, поднялся бы настоящий мятеж, но Эли Гансен так круто обошелся с трусами, что изменил мнение большинства.
‘Корсика’ пошла прямо к берегу, и, наконец, волнистая, окутанная дымкой, линия гор вырисовывалась на далеком горизонте. Немного позже капитан различил горный проход, через который рио Сабана изливалась в море. В говорную трубу он попросил Циммера дать больше пара, и грохот машин доказал ему, что пароход напряг все свои силы. На сапфировом море не виднелось ни дыма, ли паруса. Казалась, до смешного просто пристать к земле. Капитан Гансен ходил взад и вперед по мостику, и его красное лицо собиралось в маленькие морщинки, когда он всматривался в крошечную, закрытую землею, бухту — цель плавания. Готовились подняться его дневные сигналы: черный шар на передней мачте и белый значок на главной. Любопытные матросы усиленно работали или играли ружьями, поддразнивая друг друга. По их мнению, двойная плата никогда не доставалась им так легко.
Округлые передние, покрытые зеленью, холмы и яркая лента бухты отчетливо обрисовывались, пароход, уменьшив пары, осторожно полз к заливчику, лотовый то и дело зондировал дно, чтобы как-нибудь не налететь на рифы, не помеченные на карте. Из открытых люков несся звон и свист парового двигателя, лебедки и краны были готовы быстро доставить груз на шлюпки. Вот из зелени показался кавалерийский разъезд—мелкие пятнышки , всадники носились взад и вперед, потом стали подвигаться к берегу. Издали прозвучали выстрелы небольшого полевого орудия. Сигнальная пушка выстрелила, по условию, с перерывами в тридцать секунд. Поставив пароходную подзорную трубу на перекладину борта и глядя в нее, капитан Эли увидел белый флаг, который поднялся на чешуйчатый ствол высокой и одинокой пальмы. Генерал Рафаэль Портуендо ждал его, и на берегу не виднелось врагов.
Эли спустился с мостика, чтобы посмотреть, готовы ли шлюпки, но едва он дошел до палубы, как первый помощник вскрикнул и протянул руку по направлению к востоку. Из-за выдающегося мыса, на расстоянии двух миль, вышла белая канонерская лодка, вынырнув, точно из засады. Солнце играло на ее медных частях, из ее трубы выходила длинная лента черного дыма. Она долго скрывалась за мысом, и в ту минуту, когда ‘Корсика’ увидела канонерку, злобное судно уже было готово нанести удар.
— Мне это не нравится, — сказал капитан. — Вероятно, мятежники сторожили плохо, в противном случае, они предупредили бы нас.
— Что вы думаете делать ? — вскрикнул Мидльтон. — Канонерка принадлежит к венецуельскому флоту, и нас поймают во время перевозки ящиков…
— Я доставлю на землю груз, м-р Мидльтон, — проговорил капитан.
— Итти в бухту, сэр?
— Нет, остановитесь. Зачем дать канонерке закупорить нас в этой бухте? Ведь, мы не выберемся оттуда.
С палубы несся гул испуганных голосов, и экипаж ‘Корсики’ бросался из одной стороны в другую. Капитан Гансен вынул из куртки большой револьвер и сурово сказал:
— Спокойнее, вы там! Нечего выть, пока вас не ударили. Предоставьте все дело мне!
Паника утихла. Капитан крикнул Циммеру через трубу:
— Плохи наши дела. На нас очень быстро идет вражеский пароход с востока. Уйти от него мы не можем. Ждите моих приказаний. Понимаете? По моему приказанию бросайтесь…
— Я уж говорил, что пароход не может убегать. Но я сделаю все, что можно, — Послышался глухой ответ. — Парусные суда были удобнее для таких контрабандных предприятий.
Капитан наблюдал за подходящей канонеркой, казалось, он не знал, что делать. Мидльтон отер лицо, покрывшееся каплями пота, и нетвердым голосом сказал:
— Боже мой, эти мошенники потопят нас! Лучше пристать и бежать в леса. Мятежники приютят нас в своем лагере…
Но капитан точно и не слышал его. Угрожающее судно с изумительной быстротой неслось к ‘Корсике’. Вот показался круглый комок белого дыма, и в нескольких сотнях футов от грузовика в воду с плеском упал снаряд.
— Мы остановимся, — прошептал капитан Эли.
Почти неподвижная ‘Корсика’, казалось, ждала, неприятеля, намереваясь сдаться без боя. Канонерка подошла уже так близко, что за пушками ясно виднелись смуглые матросы в белых куртках. Удивленные сонливостью флибустьера, венецуельцы перестали стрелять, и канонерская лодка уменьшила ход.
Странная тишина стояла на палубе ‘Корсики» Матросы еще не понимали, что бедствие подошло совсем близко. Только негр-повар громко крикнул что-то, упал на колени и забормотал молитвы: он уже давно плавал на море и видел кровавый финал одной революции в Гондурасе.
— Нас поймают с поличным, — вдруг вскрикнул Мидльтон. — Неужели вы хотите, чтобы нас перебили, как загнанных крыс?
— Вы слишком много говорите, — сердито заметил ему капитан.—Если вы не будете осторожнее, мне придется отстранить и вас.
Нарядная канонерка, покачиваясь, довернулась, чтобы крупнокалиберное орудие могло прицелиться в ‘Корсику’, солдаты-венецуельцы толпились подле шлюпок, и, казалось, неприятель хотел выслать вооруженные силы, чтобы овладеть грузовые судном. Капитан Гансен поднял бинокль и долго пристально смотрел на плотную фигуру, которая виднелась на низком мостике канонерки Венецуелы. Рослый, краснолицый, повелительный человек в белом мундире с золотой вышивкой, очевидно, командовал этим судном. Капитан ‘Корсики’ потер свой загорелый нос, отошел от лоцманской будки и мысленно сказал:
— Я так и думал, что этой красивой канонеркой командует белый. Да-а. Я повсюду узнаю его, в каком угодно костюме. Но… признаюсь!..
Командир канонерской лодки также внимательно смотрел на мостик ‘Корсики’, где стоял капитан Гансен. И офицер венецуельского флота волновался больше Эли. Он вскинул обе руки, зашатался и закричал с выражением глубокого изумления :
— Эй, пароход! Неужели это ты, Эли? Ты — капитан ?
— Как поживаешь, Франк? — на высокой ноте крикнул Гансен. — Я уже несколько лет потерял тебя из виду. Кажется, тебе повезло. — И, точно еще нужны были объяснения, капитан Эли обернулся к своему первому помощнику и заметил,,
— Это — мой единственный брат. И он всегда был преупорный малый.
А Франк Гансен не нашел ни одного слова, уместного в этой трагической загадке. С взволнованными жестами его окружили офицеры, и град вопросов, брошенных по-испански, долетел до молчаливых палуб ‘Корсики’. Оттолкнув товарищей, Франк мрачно посмотрел на свое призовое судно с тревогой в глазах, но вот зазвучал сильный спокойный голос Эли, перелетевший через разделявшую их полосу моря.
— Ну, Франк, что же ты собираешься делать? Мне будет противно, если ты не исполнишь своего долга.
— Я возьму твой пароход и груз, Эли, — послышался ответ. — Но ни тебе, ни твоим людям не сделают вреда. Итак, помоги мне Бог!
Некоторые из офицеров знавшие английский язык, поняли это замечание и вскрикнули от гнева. Капитан Эли с нетерпением крикнул:
— Я не хочу, чтобы у тебя вышли неприятности с твоим правительством, Франк. И мы, ведь, не просим пощады. Нет еще! Я доставлю груз на землю, по крайней мере, намереваюсь сделать это.
— Ради Бога, не двигайся! — крикнул ему брат. Не то мне придется открыть огонь. Я знаю, как ты упрям, Эли, но ты сыграл свою игру, и проиграл.
— Я не упрямее тебя, — ответил Эли, и в его тоне послышалось легкое раздражение. — Я повинуюсь приказаниям, и ты—тоже.
‘Корсика’, высокие борты которой представляли довольно большую площадь для сопротивления поднявшемуся ветру, дрейфовала и, слегка покачиваясь, приближалась к канонерской лодке. Эли Гансен пожал широкими плечами, точно находя дальнейшие разговоры ненужными, потом, взглянув добрым взглядом на своего храброго брата, быстро вошел в лоцманскую будку и крикнул главному машинисту:
— Полный ход вперед старбортрым винтом. Полный задний ход левым винтом. Держаться крепко. Будет толчок!
И, внезапно взволновав море, покрыв его кипящей пеной, ‘Корсика’, точно на стержне, сделала поворот почти на одном месте. Ее движение было так отчаянно, так невероятно, что командир канонерской лодки потерял несколько драгоценных секунд раньше, чем успел собраться с мыслями и броситься к индикатору. Пораженный паникой, лейтенант уже схватился за ручку и повернул ее на ‘полный ход назад’, — Франк, с громовым испанским ругательством, одним ударом опрокинул его на пол и поставил рычаг на ‘полный ход вперед’. Вследствие такого смешения сигналов, канонерка только что начала двигаться вперед в ту минуту, когда большой нос ‘Корсики’ подошел к ней под прямым углом. Командир приказал артиллеристам вернуться на места и подгонял их ударами кортика плашмя. С палубы ‘Корсики’ посыпались ружейные выстрелы, двое-трое из экипажа канонерки упали.
Трагедия совершилась быстро… Как страшный, тяжелый таран, грузовой пароход ударил канонерку почти в середину ее корпуса и разрезал ее тонкую броню, точно тесто. ‘Корсика’ медленно дала задний ход, точно собираясь нанести новый удар, — но дело было уже окончено. Расшатавшаяся канонерка тонула, ее котлы внезапно взорвались с оглушительным грохотом—и через несколько минут там, где она недавно виднелась, осталось только курящееся от пара взволнованное пространство воды, усеянное обломками и темными фигурами погибающих людей.
Первый помощник повернулся к капитану Эли и увидел его серое, постаревшее, изнуренное лицо. Капитан стоял, тяжело облокотясь на колесо. Он кивнул головой, качнулся, выпустил опору из рук и упал на скамейку, с трудом проговорив:
— Спустить шлюпки! Непременно подобрать брата… Он соскочил раньше, чем мы нанесли удар, и плавает, как утка…
— Хорошо, хорошо, — сказал Мидльтон и крикнул второму помощнику приказание. — Но что с вами, капитан?—прибавил он.—Вы ранены?
— Один из черномазых угостил меня, — прошептал капитан. — Кажется, я сильно ранен. Франк не виноват… Он нарочно не сделал бы этого.
— Позвольте мне снять вашу куртку,—попросил помощник. — Может быть, шлюпки выловят хирурга. Ах, Боже мой, Боже мой, да у вас грудь пробита! Ну, я сам сделаю вам перевязку.
— Хорошо, только не забудьте: я хочу доставить груз на землю, — слабо шепнул Эли.
Немного позже внесли в капитанскую рубку плотного человека в промокшем мундире. Широко открыв глаза, Мидльтон смотрел на офицера. Его сходство с капитаном Эли было несомненно, хотя морской офицер держался самоувереннее брата, и его подвижные черты явно выдавали печаль. Он подошел к скамейке, взял слабую руку капитана ‘Корсики’ и вскрикнул:
— Это был случайный выстрел… Но, слава Богу, моего доктора спасли. Через минуту он будет здесь. Почему ты не подождал? Мы могли бы еще сговориться и…
— Ты лжешь, Франк, — прошептал Эли, и его глаза сурово посмотрели на брата. — Мы мальчиками бывало дрались с тобой… и нас приходилось растаскивать, потому что ни тот, ни другой не хотел уступить. Ты исполнил свой долг, а я свой… до конца. Уж такая кровь у Гансенов… Я устал, и дышать мне трудно, и все как-то странно… Мне лучше отдохнуть. Вы потеряли много людей?
— Почти все прыгнули вовремя. А знаешь ли? На море нет другого человека, который осмелился бы ударить меня так, как это сделал ты.
Вбежал врач, жалуясь на свои несчастия, помощник обыскал шкап и вынул из него набор инструментов, которые на всякий случай хранились на пароходе. Увидя свертки полотна и марли, Эли посмотрел на Франка, и его слабая рука подозвала брата. Франк Гансен, искатель приключений, уселся на край скамьи — и его решительный рот дрогнул, а глаза увлажнились, когда да слушал, как брат говорил ему:
— Пуля прошила меня, Франк, и, я думаю, это мое последнее плавание. Слушай, я беспокоюсь о тебе. Что сделают с тобой эти мятежники на берегу?
— Не тревожься, Эли. Меня и моих служащих ждут — барабан, военный суд и взвод солдат, который нас расстреляет. В этой игре — или выигрыш, или проигрыш.
Лицо раненого омрачилось тревогой. Прямая линия его долга вдруг сделалась запутанной, однако, даже теперь его благородная простота не могла поколебаться, и, быстро взяв брата за руку, он повторил:
— Мне нужно, Франк, исполнить мой запечатанный приказ.
— Правильно, Эли… Я не буду спорить. Я во всяком случае проиграл. Мое правительство расстреляет меня за то, что невооруженное торговое судно погубило канонерку. Вели помощнику итти к бухте и передать груз.
— Это ужаснее всего, — прошептал капитан ‘Корсики’ и прибавил:
— М-р Мидльтон, заставьте генерала мятежников Портуендо поклясться над библией, что он не захватит экипажа канонерки на моем пароходе. ‘Корсика’—американская территория, и у нас достаточно пушек, чтобы отстоять ее.
‘Корсика’ медленно вошла в устье Сабаны. Мидльтон отправился в шлюпке на берег переговорить с главой инсургентов и его штабом. Мятежники видели морской бой и шумно требовали пленников. Молодой помощник с суровой серьезностью передал ультиматум капитана Гансена и отказался слушать возражения. Генерал согласился, хотя и неохотно, и несколько взводов его оборванных солдат были доставлены на ‘Корсику’, их мгновенно обезоружили, едва они стали подниматься на борты грузовика, затем им позволили перенести тяжелые ящики в лодки.
При сиянии месяца шлюпки с плеском двинулись к бухте, но капитан ‘Корсики’ не слышал шума воды. Беспорядочный мозг перенес больного в ново-английскую деревню, туда, где он жил в детстве. Долго сидел рядом! с ним брат и удивлялся, что в последние часы жизни Эли мир и счастье, казалось, спустились на него. Солнечный свет снова лился через окна и открытые двери капитанской каюты, Эли Гансен пришел в себя и к чему-то прислушивался. Угадав его мысли, Франк наклонился над ним и сказал:
— Груз доставлен, помощник получил расписку генерала. Как только окончатся небольшие починки судна, можно будет отойти.
— А пароход очень поврежден, Франк?
— Носовые плиты немного скорчились. Но он дойдет отлично. Что прикажешь, Эли?
— Высади твоих людей на Тринидаде. Сам же веди пароход. Ты ведь можешь бросить твое место здесь?
— Могу. Ты меня начисто выбил из него.
Капитан Эли собрался с силами, казалось, он хотел сказать еще многое и, наконец, заговорил:
— Ты не виноват, Франк. То есть, в том, что меня застрелили. Возьми под свою команду ‘Корсику’. Скажи моим пароходовладельцам, что прежде я никогда не просил у них ничего, а теперь прошу отдать тебе мое место… А потом, вот жена… Ты помнишь Ненси? — Он замолчал, улыбнулся странной, шаловливой улыбкой, и продолжал. — Если бы ты не поссорился тогда с ней и не ушел в море, я думаю, она вышла бы замуж за тебя, а не за меня… Может быть, через год, через два она успокоится… Заботься о ней, Франк…
Через час американский, усеянный звездами флаг, опущенный до половины мачты ‘Корсики’, развернулся в сильном ветре. Едва этот знак траура заметили на берегу, как трубы инсургентской армии заиграли похоронный марш, и черные батальоны молчаливо выстроились на берегу бухты. Генерал Портуенда и его офицеры надели жалкие остатки парадных мундиров, приплыли на ‘Корсику’ и остановились близ капитанской рубки. Бывший командир канонерки правительства поклонился им и сказал по-испански:
— Я больше не ваш враг, сеньоры. Мой брат пожелал, чтобы его похоронили в море. Пожалуйста, распоряжайтесь мною.
— Мои солдаты хотят дать залп с палубы вашего судна, — ответил генерал, — и посмотреть на мертвое лицо моряка, который ради нас пожертвовал жизнью. Им также очень хотелось бы, чтобы цвета нашей армии освобождения лежали на его груди вместе о флагом его собственной славной республики.
— Будет исполнено, генерал Портуендо. До полудня тело моего брата останется в этой каюте.
Лиловатые высоты прибрежной линии исчезли за горизонтом, когда новый командир парохода ‘позвал к себе первою помощника.
— М-р Мидльтон, — сказал он, — мы опять в море. Остановите пароход, пожалуйста. Пусть все соберутся у правого трапа для похорон.
Когда собрался молчаливый экипаж, Франк подошел к матросам, неловкими руками перелистывая страницы библии, которую он взял из каюты брата. Вдруг его мрачное лицо осветилось, точно он отыскал именно то, что желал найти. Дрожащим, звонким голосом Франк прочел эпитафию капитана ‘Корсики’ Эли Гансена:
— Я боролся до конца, мой путь окончен, я остался верен.