Замтки по вншнимъ дламъ.
Замтки по вншнимъ дламъ.
.
II.
А. Майковъ.
‘Русская Мысль’, No 3, 1883
Заметки по внешним делам, Майков Аполлон Александрович, Год: 1883
Время на прочтение: 27 минут(ы)
Посл предварительныхъ переговоровъ съ великими державами и константинопольской конференціи, Россія, начиная войну съ Турціей, становилась средоточіемъ восточной политики. Когда вс прочія державы оставались спокойными, она одна выражала дятельную силу Европы для устраненія на будущее время этого неестественнаго порядка вещей, который господствовалъ тогда на Балканскомъ полуостров подъ неумлымъ и самовластнымъ управленіемъ Порты. Если такимъ образомъ она являлась ршающимъ членомъ европейской семьи державъ, то, само собою разумется, что другія державы, не скрывавшія относительно ея ни своихъ опасеній, ни своей вражды, должны бы были сами заискивать въ ней въ это время, хлопотать въ русскомъ министерств иностранныхъ длъ объ огражденіи своихъ интересовъ въ возможныхъ послдствіяхъ войны, устанавливать предварительныя соглашенія и т. д., а въ особенно важныхъ случаяхъ посылать своихъ уполномоченныхъ въ Петербургъ. Такъ, по крайней мр, съ общепонятной точки зрнія, представлялось тогдашнее положеніе Россіи. Однако случилось на дл не такъ: въ Петербургъ не заглянулъ никто съ какимъ бы то ни было дипломатическимъ порученіемъ, а напротивъ того русскіе уполномоченные совершали поздки къ иностраннымъ дворамъ: гр. Сумароковъ, гр. Игнатьевъ, гр. Шуваловъ. Что бы ни возражали на это, какъ бы ни ссылались на угрозу европейскаго союза противъ Россіи, неопровержимымъ остается то, что съ дипломатической стороны Россія была поставлена въ ложное и не самостоятельное положеніе, не соотвтствующее принятой ею на себя задач.
Въ настоящее время мы видимъ нчто подобное. Русскій министръ иностранныхъ длъ, совершая поздку по своимъ семейнымъ дламъ, зазжаетъ сначала въ Варцинъ для свиданія съ кн. Бисмаркомъ, а на обратномъ пути изъ Палермо, по предварительному уговору съ внскимъ дворомъ, останавливается на нсколько дней въ Вн, гд ему оказываютъ самый лестный и почетный пріемъ. Телеграммы изъ Вны отъ 14 января такъ и сыпалось. Императоръ Францъ-осифъ поспшилъ дать въ честь г. Гирса парадный обдъ, эрцгерцоги Альбрехтъ, Карлъ-Людвигъ, оаннъ одинъ за другимъ приглашали его къ себ, эрцгерцогъ Райперъ просилъ его на чашку чая, отвтные визиты эрцгерцоговъ, обдъ у гр. Кальноки, аудіенція у императора, тысяча любезностей придворныхъ и министерскихъ — все это должно пріятно щекотать хоть чье угодно самолюбіе. Даже кн. Бисмарку, какъ замтили жители Вны, не было оказано такого пріема, когда онъ самолично въ 1879 году прізжалъ въ Вну съ своимъ проектомъ оборонительно-наступательнаго союза. Впрочемъ, надо замтить, что въ Вн насчетъ пріемовъ не особенно лицемрятъ. Когда князь Миланъ пріхалъ, чтобы подчинить Сербію австро-венгерскому вліянію и получить добрые насчетъ этого совты, когда князь Николай подавалъ надежду на пріятныя отношенія Черногоріи къ Австріи,— тогда внскій императорскій дворъ оказывалъ этимъ князьямъ-сосдямъ самый радушный пріемъ. Не то однако видлъ князь Николай на своемъ обратномъ пути изъ Россіи. Не такъ отнесся императоръ Францъ-осифъ и къ итальянскому королю Гумберту, какъ бы слдовало ожидать посл того, какъ король сдлалъ визитъ императору. Внскій дворъ ласкаетъ только тхъ, кто несутъ ему хорошія подачки, то-есть политическія уступки.
О чемъ именно велись переговоры въ Вн, пока неизвстно, событія и первое изъ нихъ по времени — лондонская конференція о дунайскомъ вопрос не замедлятъ, конечно, разоблачить предметъ и смыслъ этихъ переговоровъ. Теперь можно только въ общихъ чертахъ съ нкоторою достоврностію предполагать, что Россія почему-то восчувствовала вновь сильное влеченіе къ своимъ сосдямъ, несмотря на ихъ угрожающій противъ нея союзъ. Въ Варцин не сочли однако нужнымъ допустить союзъ Германіи съ Россіей на боле тсномъ сближеніи, чмъ съ Австро-Венгріей. Этимъ и объясняется то, что вслдъ за отъздомъ г. Гирса изъ Варцина появилось полуоффиціальное извстіе о существованіи австрогерманскаго союзнаго договора, въ которомъ для третьей державы нтъ мста, и о настоятельной нааобности продлить его на боле отдаленный срокъ. Въ Вн тоже не нашли возможнымъ ослабить этотъ союзъ ради дружбы, вновь предлагаемой Россіей. Что же могло послдовать изъ новыхъ отношеній, для установленія которыхъ похалъ изъ Петербурга самъ русскій министръ иностранныхъ Длъ? Теперь уже не т давноминувшія времена, когда внскій дворъ трепеталъ изъ-за каждой малости, добиваясь союза съ Россіей и дорожа имъ какъ существеннымъ условіемъ своего благополучія, или когда берлинскій дворъ въ союз съ Россіей видлъ лучшую для себя опору и даже въ такихъ мелочахъ, какъ лакейская, буквально лакейская, исторія въ дом русскаго вельможи, искалъ подкрпленія своей политик при петербургскомъ двор. Теперь если Россія пожелала возобновить союзъ съ Германіей и Австро-Венгріей, то она могла быть допущена, къ нему не иначе, какъ подъ условіемъ подчиниться боле уважительному и боле цнному Двойственному союзу между Германіей и Австро-Венгріей. Это — второе изданіе тройственнаго союза, но съ измненіями и дополненіями не въ пользу Россіи. Въ качеств союзницы Россія могла бы занимать только низшую ступень. Еще въ конц 1881г. лондонская газета Tіmеs, всегда достаточно свдущая въ длахъ кабинетной политики, извщала о возникновеніи новаго тройственнаго союза между сверными державами. Въ продолженіе всего 1882 года петербургская дипломатическая газета не прекращала своихъ заученныхъ возгласовъ о спасительномъ европейскомъ концерт, она сама сознавалась, говоря: ‘мы никогда не уставали утверждать о настоятельной необходимости европейскаго концерта’. Но такъ какъ въ этомъ дл по египетскому вопросу европейскій концертъ распадался на два противуположные хора: англо-французскій и австро-германо-русскій,— то понятно, что русская дипломатія имла въ виду установленіе лишь тройственнаго концерта, къ которому, если только справедливо сообщеніе римскаго дипломатическаго корресподента неаполитанской газеты Piccolo,— привлечена была и Италія взаимною секретною сдлкой между нею и Австріей. Повидимому, г. Гирсъ нашелъ настоящую минуту удобною, чтобы закрпить личными и непосредственными переговорами зародившійся въ предпрошломъ году тройственный концертъ сверныхъ державъ.
Это во всякомъ случк не простое выраженіе дружескаго расположенія, обмнъ взаимныхъ завреній въ миролюбіи,— это со стороны Россіи предупредительный шагъ, который въ политическомъ мір долженъ имть свое существенное значеніе, это, что называется, новое политическое сочетаніе, возникающее посл: того, какъ русское правительство въ своемъ оффиціальномъ орган заявило, что разршеніе вопросовъ, связанныхъ съ Берлинскимъ трактатомъ, возвращаетъ Россіи свободу дйствій во вншней политик и что отнын Россія будетъ преслдовать лишь собственные интересы. Можно бы изъ этого заключить, что, возстановляя союзъ съ Германіей и Австріей, русская дипломатія находитъ, что такой союзъ согласуется съ собственными пользами и выгодами Россіи. Итакъ, философскій камень былъ бы найденъ. Исторія, которая доказываетъ, что съ царствованія, императрицы Елизаветы Петровны вс союзы, въ которые когда-либо вступала или втягивалась Россія, были направляемы ея союзниками исключительно въ свою пользу и не безъ задней мысли при сей врной оказіи подставить ей ногу и ослабить ее,— исторія должна бы теперь остановиться и совершить крутой поворотъ, открывъ въ международныхъ отношеніяхъ новый, еще небывалый до сего времени, счетъ — счетъ собственныхъ пользъ и выгодъ Россія отъ ея европейскихъ союзовъ.
Внская газета Deutsche Zeitung утверждаетъ, что она изъ достоврнйшаго источника знаетъ, что цль поздки г. Гирса — упрочить въ Вн дружескія отношенія къ Австріи, а въ Берлин скрпить дружбу съ Германіей примнительно къ условіямъ австро-германскаго союза. По ея словакъ, г. Гирсъ заслужилъ довріе обоихъ кабинетовъ, такъ какъ онъ расходится въ своемъ направленіи и своихъ воззрніяхъ съ графомъ Игнатьевымъ и московскими славянофилами. Какіе это славянофилы, я не знаю. Ужь не т ли, изобртенные въ Австріи и Германіи, небывалые въ дйствительности, славянофилы или панслависты, которыхъ на Запад не столько общество, сколько сами правительства отождествляютъ съ нигилистами для того, чтобъ этою путаницей и извращеніемъ понятій, этою угрозой призрака, запугивать и постоянно тянуть къ союзу съ собой оффиціальную Россію, не давая ей объединиться съ народною стороной? Въ Москв, въ Петербург и во всей Россіи есть люди истинно русскіе, для которыхъ названіе славянофиловъ не иметъ значенія, но которые искренно преданы своему отечеству и всякую неудачу, всякую обиду, всякое униженіе, всякій ущербъ, наносимые Россіи, считаютъ своимъ личнымъ, кровнымъ дломъ. Эти люди дйствительно расходились съ русскою дипломатіей времени князя Горчакова, да и теперь едва ли бы помирились съ ней, еслибы ныншняя вншняя политика явилась лишь продолженіемъ предшествовавшей. Они хорошо знаютъ, что крутой поворотъ во всякой укоренившейся политик труденъ и даже невозможенъ, но они знаютъ также, что, избгая крутого поворота, можно исподволь выйти на другую дорогу,— настоящую дорогу,— указываемую всею предыдущею отечественною исторіей,. а для этого нужно перемстить точку опоры — искать ее не на чужбин, въ союз съ враждебными намъ союзами, а въ самихъ себ: во-первыхъ, въ своемъ народ, который уже не разъ заявилъ себя въ исторіи, какъ въ цломъ существ своемъ, такъ и въ отдльныхъ дятеляхъ, и, во-вторыхъ, въ тхъ ближайшихъ къ намъ народностяхъ, съ которыми связала насъ историческая судьба. Союзы, устраиваемые дипломатіей, всегда сбивали насъ съ настоящаго пути, и такъ какъ у насъ было забыто политическое преданіе, да притомъ люди чужероднаго происхожденія или воспитанія, которымъ вврялись дла, не могли и усвоить его себ, а тмъ мене прочувствовать его сердцемъ, то эти союзы увлекали насъ на путь приключеній и личныхъ увлеченій, которыми не мы, а другіе корыстовались. Намъ нужна нкоторая обособленность, самососредоточенность, благоразумная сдержанность, но ни въ какомъ случа не замкнутость, а напротивъ — строго охранительный образъ дйствій, простирающійся за наши предлы на т области, которыя намъ обязаны своимъ возрожденіемъ. Эти области никогда не были ни помхою намъ, ни противъ насъ, и если правительства ихъ, но отнюдь не народонаселеніе, иногда уклонялись въ противуположную сторону, то виной тому были мы сами, забывавшіе наше политическое преданіе и не обладавшіе достаточными способностями или же увлекавшіеся своими совершенно противународными личными наклонностями.
Если недавняя поздка г. Гирса имла цлью лишь освтить отношенія къ намъ берлинскаго и внскаго дворовъ, то въ этомъ уже есть несомннная польза, если же въ лиц г. Гирса предназначалось Россіи ‘ступить вновь въ союзныя отношенія въ нашихъ сосдямъ, то позволительно сомнваться въ польз такого сближенія и его совмстности съ свободою дйствій и собственными интересами, о которыхъ заявлено было въ Правительственномъ Встник.
Внская оффиціозная Presse напечатала у себя передовую статью о миссіи г. Гирса, перепечатанную безъ всякихъ замчаній петербургскою Journal de St.-Ptersbourg. Кто знаетъ дипломатическую тонкость пріемовъ этой послдней, тотъ можетъ быть увренъ, что статью въ Presse можно считать достоврною и согласною съ взглядами русской дипломатіи. Въ этой же стать между прочимъ говорится слдующее: ‘Мы не сомнваемся, что Россія ощущаетъ надобность войти въ лучшія и боле сердечныя отношенія къ двумъ сосднимъ великимъ державамъ. Императоръ и его совтники, кажется, не только признаютъ необходимость мира для Россіи, но и врятъ въ возможность его поддержанія. Поэтому нтъ ничего естественне, какъ желаніе сблизиться съ сосдними великими державами, съ которыми всегда легче сговориться, чмъ съ растерявшеюся Франціей или ненасытною Англіей’. Какъ ни гладко это сказано, но тмъ не мене проглядываютъ въ этихъ словахъ очень подозрительные намеки. Почему Россіи нужно ощущать потребность боле тснаго сближенія съ Австро-Венгріею и Германіею? Для внутреннихъ своихъ длъ она не можетъ найдти себ помощи въ нихъ и всегда подъ личиною доброжелательства, даже благонамренныхъ совтовъ съ ихъ стороны, она найдетъ противное. При наилучшихъ отношеніяхъ въ предшествующее царствованіе, смута, развившаяся-было въ Россіи, вела свои отдаленные корни и питательныя втви изъ-за границы. Смуту русскую заграничное общественное мнніе привтствовало съ удовольствіемъ и на нее нмецкіе войнолюбивые патріоты и австро-венгерскіе піонеры Востока разсчитывали какъ на лучшее обезпеченіе ихъ безопасности со стороны Россіи. Печатались сотни, тысячи статей и извстій не о какой-нибудь кучк нигилистовъ, но о всемъ русскомъ обществ, какъ зараженномъ нигилизмомъ, съ злорадствомъ указывали на русскій нигилизмъ и повторяли на тысячу ладовъ, что теперь Россія слаба у себя внутри и ей не до вншнихъ длъ. Думали, что Россія не въ самой себ, а вн себя — въ предательскомъ дружелюбіи сосдей будетъ искать опоры. Нелпе такого предположенія ничто не могло быть, потому что вс дипломатическія сближенія и уступки могутъ лишь наружно успокоивать, а затаенныя и основныя враждебныя стремленія вс останутся въ своей сил, и козни изъ-за границы все-таки будутъ продолжаться, какъ признанныя полезными и нужными для ослабленія сосда.
Также и для вншнихъ своихъ длъ Россія не нуждается въ тснйшемъ и боле сердечномъ сближеніи съ сосдними великими державами. Она не затваетъ никакихъ наступательныхъ дйствій, а охранять свои вншніе интересы она можетъ изъ Петербурга, опираясь на свой народъ, а не на заграничныя поздки своихъ министровъ. Газета говоритъ: ‘однако, возразятъ, русскій министръ долженъ же былъ формулировать какія-нибудь требованія или выразить какія-либо желанія въ Вн и Берлин, ибо въ обратномъ случа дипломаты германскіе или австрійскіе совершили бы поздку въ Петербургъ’. Вотъ въ томъ-то и дло, что новыя требованія я желанія питаются и формулируются на берегахъ Дуная и Шире, а не на берегахъ Невы, и однакоже не къ намъ дутъ, а мы демъ туда. И эти поздки начались съ 70-хъ годовъ, когда подготовлялся прежній тройственный союзъ, безъ котораго не было бы и боснійско-герцеговинскаго возстанія, не было бы и русско-турецкой войны, и который, какъ показали послдствія, былъ нуженъ вовсе не для Россіи, а для Австріи и преимущественно для Германіи. Не въ Россію, а изъ Россіи хали дли заключенія этого союза, и, несмотря на то, онъ весь былъ направленъ въ пользу Германіи и Австріи.
Что же теперь нужно для Россіи въ ея вншнихъ длахъ, если ея министръ отправляется въ Вну и Берлинъ, а не ждетъ оттуда гостей къ себ въ Петербургъ? Разгадка въ дальнйшихъ словахъ той же статьи: Россія, поясняетъ газета, думаетъ, что ей доступна возможность поддержанія мира. По какъ же это такъ? Россія вдь признаетъ необходимость мира: это безусловно врно. Россія и не думаетъ о войн и не иметъ надобности воевать, если другіе ея не затронутъ. Такъ къ чему же, еслибы миръ завислъ отъ нея, могла она еще заботиться о возможности сохраненіи мира? Отсюда ясно, что при всемъ несомннно миролюбивомъ х настроеніи Россіи возможность поддержанія мира зависитъ теперь не отъ нея самой, а пребываетъ вн ея, въ вол ея сосдей, Россіи же предоставляется обсудить т средства, съ помощью которыхъ возможность поддержанія столь необходимаго мира сдлается для нея доступною. Другими словами: Россія нуждается въ мир, но возможность соблюсти его зависитъ не отъ нея, однако, она можетъ сдлать извстныя уступки сосднимъ съ нею великимъ державамъ, и если сдлаетъ ихъ, то тогда сохраненіе мира будетъ для нея доступно. Только посл этого понятнымъ становится, почему г. Гирсъ долженъ былъ хать въ Берлинъ я Вну.
Что же онъ повезъ туда за собою? Во-первыхъ, соглашеніе о ‘второстепенныхъ вопросахъ’, во-вторыхъ, пріуроченіе Россіи къ австро-германскому союзу. ‘Итакъ,— продолжаетъ газета,— если г. Гирсъ усплъ убдить оба кабинета въ миролюбіи Россіи, если миръ Европы представляется вновь упроченнымъ и если Россія можетъ быть разсматриваема какъ дружественная и миротворная ‘vis-а-vis’ австро-германскаго союза, то русскій государственный мужъ оказалъ этимъ такую услугу своему отечеству и Европ, что нельзя достаточно возблагодарить его’. Изъ этихъ словъ, если понимать ихъ въ прямомъ смысл, можно бы вывести заключеніе, что Россія сама чмъ-то возбуждала опасенія войны, а потомъ обнаружила миролюбіе. Но такъ какъ въ сущности это — политическая нелпость, то почему же русская дипломатія не протестовала всею силою доводовъ противъ такого заблужденія насчетъ Россіи? Стало-быть, надо искать другого смысла въ этихъ словахъ, и онъ сдлается совершенно яснымъ и логичнымъ, когда переведемъ ихъ такъ: г. Гирсъ усплъ убдить внскій и берлинскій кабинеты въ миролюбіи Россіи, но онъ: убдилъ не тмъ, что разуврилъ въ воинственныхъ замыслахъ Россіи, а напротивъ тмъ, что подчинилъ ея политику условіямъ австро-германскаго союза, и этою уступкой отвратилъ возможное нарушеніе мира со стороны союзниковъ.
Посл прочтенія этой статьи въ Presse, перепечатанной въ Journal de St.-Ptersbourg, международное положеніе Россіи въ общихъ чертахъ представляется такимъ: не она, не Россія,— не та даже недавняя Россія, которая не дозволила Пруссіи воевать съ Австріей въ 1849 году и помшала Германіи вновь обрушиться на погибшую Францію въ 1875 году,— требуетъ чего-то новаго и такого, отъ чего можетъ поколебаться спокойствіе Европы, не она говоритъ своимъ сосдямъ: если не желаете войны, то отъ васъ зависитъ отвратить войну соглашеніемъ со мною,— нтъ, напротивъ, выросшіе чрезъ ея благодушную доврчивость и сочувственное попустительство, сосди ея, сомкнувшись между собою тснымъ союзомъ, говорятъ ей: въ нашемъ союз нтъ мста для третьей державы, мы требуемъ, чтобы ты поставила себя въ благопріятныя отношенія къ условіямъ нашего союза, иначе мы грозимъ войною, исполни наше требованіе, и тогда миръ Европы можетъ остаться обезпеченнымъ. А союзъ этотъ есть не что иное, какъ угроза и вражда противъ Россіи, ибо онъ главнйше направленъ къ тому, чтобы вытснить Россію изъ Балканскаго полуострова и водворить господство Австріи.
Страстно желалось бы отогнать отъ себя эту грустную и обидную картину, нарисованную внскою, хорошо свдущею, Presse и безмолвно удостовренную петербургскою дипломатическою газетой. Но при безусловной враждебности австро-германскаго союза, доказанной авторитетными свидтельствами, нтъ другого возможнаго истолкованія, какъ то, что, входя въ благопріятныя отношенія къ преобладающему двойственному союзу Австро-Венгріи и Германіи, Россія ради отклоненія войны неминуемо должна была сдлать уступки, то-есть пожертвовать въ пользу другихъ свободою своихъ дйствій и значительною долей своихъ собственныхъ интересовъ. Этотъ неотразимый выводъ изъ полуоффиціальной внской газеты настолько важенъ, что вс русскіе люди будутъ безконечно благодарны нашему дипломатическому оффиціозу, если онъ строго-логически докажетъ противное и дастъ перепечатанной имъ стать иное толкованіе, боле согласное съ чувствомъ народнаго достоинства, которое, по счастію, еще не изсякло въ русскомъ человк.
Всмъ извстна цль панегириковъ врод того, которымъ Presse наградила г. Гирса: такими панегириками никого провести нельзя. Отчего же* посл того, что было сдлано, не воздать похвалы и благодарности за пріятный подарокъ, въ вид дружественнаго и мирнаго vis-а-vis въ той. задорной пляск, которую два господствующіе союзника уже начали на расчищенномъ для нихъ русскою кровью и русскими деньгами пол восточной политики? Это панегирикъ настоящей минуты, панегирикъ легковсный,— который ничего общаго не иметъ съ приговоромъ и судомъ исторіи.
Событія не замедлятъ обнаружить, цною какихъ пожертвованій Россіи въ настоящее время пріобрла для себя возможность соблюсти миръ ненарушеннымъ. Если врить другой внской газет Neue Freie Presse, то ‘Россія обязалась поддерживать на лондонской конференціи противъ Румыніи притязанія Австро-Венгріи, оказывать противодйствіе враждебному Австро-Венгріи настроенію Черногоріи и народной стороны въ Сербіи и не ставить преградъ въ Константинопол стремленію Австро-Венгріи добиться соединенія своихъ желзныхъ дорогъ съ балканскими. Такъ какъ именно это политическое направленіе отвчаетъ личнымъ вожделніямъ, направляющимъ австро-венгерскую политику, то въ дипломатической сред надются, что если эта политика сближенія увнчается успхомъ, они можетъ повести въ дальнйшему соглашенію по вопросамъ европейской и въ частности восточной политики, которые хотя еще и не выдвинуты впередъ, но уже обрисовываются на заднемъ план’. Въ этихъ своихъ показаніяхъ независимая Neue Freie Presse вполн сходится съ оффиціозною Presse, опредляя лишь точне т второстепенные вопросы, о которыхъ упоминаетъ послдняя. Телеграмма изъ Вны во французскую Temps, сообщающая, что на лондонской конференціи Россія явно поддерживаетъ Австрію но Дунайскому вопросу, уже является первымъ признакомъ подчиненія Россіи австро-германской политик.
Для русскихъ, горячо къ сердцу принимающихъ все то, что входитъ въ державныя права ихъ родины, разумющихъ смыслъ исторіи своего народа и помнящихъ преданіе величаваго и неколебимаго самостоятельнаго образа дйствій русскихъ государственныхъ мужей былого времени, вс эти ‘второстепенные’ на взглядъ современной дипломатіи вопросы въ совокупности своей представляются однимъ цльнымъ основнымъ вопросомъ восточной политики Россіи,— вопросомъ: быть или не быть Россіи великою европейскою державой, имть или не имть Россіи равносильное съ другими великими державами европейское значеніе? Петръ Великій приглашалъ всхъ православныхъ славянъ ‘прогнать безбожныхъ агарянъ изъ Европы въ ихъ первобытное отечество — степи аравійскія’. Теперь уже не православные славяне, а нмцы — австрійскіе и германскіе католики и протестанты въ союз съ евреями приглашаютъ взаимно другъ-друга къ общему захвату наслдія агарянъ и гонятъ самое Россію въ степи средне-азіатскія. Въ внскую Presse телеграфируютъ изъ Берлина, что кн. Орловъ въ ныншній проздъ чрезъ Берлинъ далъ успокоительное объясненіе относительно дружелюбія Россіи къ Австро-Венгріи о Германіи, такъ какъ Россія, обезпечивая этою дружбой свою западную границу, устремитъ все свое вниманіе на Среднюю Азію. То же повторяетъ и берлинская National Zeitung. Не стоило бы указывать на этотъ задушевно-правдивый отголосокъ отдаленныхъ нмецкихъ вожделній, еслибы не припомнилось, что и ране того, именно въ 1880 году, высокооффиціозная Politische Correspondenz напечатала корреспонденцію изъ Берлина, въ которой говорилось, что нмецкія державы не будутъ препятствовать движенію Россіи къ Индіи, если Россія отречется въ ихъ пользу отъ Балканскаго полуострова. Стало-быть, въ Берлин, средоточіи активной нмецкой силы, таится зародышъ какого-то еще пока туманнаго намренія оттолкнуть Россію отъ европейскихъ ддъ, предоставивъ въ ея распоряженіе средне-азіятскія степи.
Пусть же каждый русскій, кому дорого свое родное: честь, подобающее достоинство и наслдіе, завщанное предшествующими поколніями, ршитъ, какъ опасенъ для насъ хотя малйшій шагъ къ сближенію съ враждебными намъ соперниками. Посл уже непоправимыхъ ошибокъ въ восточной политик еще новыя уступки, еще новыя отреченія для того, чтобы стать придаточною частицей направленнаго противъ насъ союза,— такое дружественное и мирное vis-а-vis можетъ привести къ тому, что нмецкія поползновенія, домогающіяся сдлать изъ Россіи азіатскую державу, примутъ опредленное и ршительное очертаніе.
Представитель Россіи при Лондонскомъ двор, баронъ Артуръ Моренгеймъ, онъ же главный уполномоченный отъ Россіи на лондонской конференціи по дунайскому вопросу, явно поддерживалъ Австрію въ ея притязаніяхъ касательно средняго теченія Дуная, какъ сообщаетъ телеграмма Temps изъ Вны.
Безъ сомннія, г. Моренгейму дана была инструкція въ такомъ смысл, и дана посл возвращенія г. Гирса изъ Вны. Это первое проявленіе того договора по ‘второстепеннымъ’ вопросамъ, который былъ предметомъ свиданія г. Гирса съ гр. Кальноки. Не знаемъ, такъ ли сильно поддерживала Австрія Россію по килійскому вопросу. Если врить лондонскимъ телеграммамъ, вопросъ этотъ ршенъ конференціей въ общемъ смысл въ пользу Россіи. Ей предоставлено право производить работы въ Килійскомъ гирл и Очаковскомъ рукав этого гирла, но съ тмъ, чтобы въ правилахъ о судоходств и въ пошлинахъ она подчинялась общимъ постановленіямъ международной европейской коммиссіи, завдывающей нижнимъ теченіемъ Дуная отъ его устьевъ до Браилова. Больше этого Россія, конечно, и не могла требовать, потому что устья Дуная, въ томъ числ и Килійское, нейтрализованы, какъ и все теченіе этой рки, въ силу Парижскаго трактата 1856 г. Слдовательно, требованія Россіи могли основываться не на прав исключительнаго владнія Килійскимъ гирломъ и безусловнаго распоряженія имъ, а только на прав прибрежной державы, наравн съ другими прибрежными государствами. Если въ теченіе 25 лтъ европейская коммиссія разработывала только Сулинское гирло, то почему бы Россіи не приняться за разработку Килійскаго гирла, не выходя изъ международныхъ условій судоходства, установленныхъ вообще для устьевъ Дуная? Надо замтить, что какъ въ Парижскомъ трактат 1856 года, такъ и въ Лондонскомъ 1871 года, а равно и въ Берлинскомъ постоянно упоминаются вообще ‘устья Дуная’ безъ раздленія ихъ по названіямъ и безъ ограниченія однимъ Сулинскимъ гирломъ. Если Россіи одной предоставлено производить работы въ Еилійскомъ гирл, то надо сознаться, что это значительное съ ея стороны пріобртеніе, которое если не по здравому смыслу, то, по крайней мр, по смыслу существующихъ трактатовъ, могло быть сильно у нея оспариваемо.
За то нельзя не пожалть, что вопросъ о Индійскомъ гирл сдлался спорнымъ для Россіи, благодаря ея дипломатической непредусмотрительности. Въ Санъ-Стефанскомъ договор граница возвращаемой Россіи Бессарабіи опредлена русломъ Килійскаго гирла. Такая умренность требованій шла прямо въ разрзъ съ ея интересами, какъ теперь и обнаружилось. Почему же, при заключеніи Санъ-Стефанскаго договора и при всей свобод дйствій, побдительница Россія тогда же не потребовала для себя границы по сухому пути между Килійскимъ и Сулинскимъ гирлами? На это не можетъ быть никакого сколько-нибудь удовлетворительнаго отвта. На Берлинскомъ конгресс рады были оставить ошибку Россіи безъ исправленія, тмъ боле, что и сами русскіе уполномоченные не обратили на нее никакого вниманія. А теперь Россія должна считаться изъ-за Килійскаго гирла съ другими державами и, по всей вроятности, сдлать какія-нибудь уступки для того, чтобы дозволили ей, какъ владтельниц одного только лваго берега и только одной половины русла, производить самостоятельныя работы по улучшенію въ немъ судоходства.
Вообще относительно устьевъ Дуная прежняя русская дипломатія дйствовала весьма неосмотрительно. Получивши по Адріанопольскому миру 1829 г. окончательно въ свое владніе Дунайскую дельту, Россія оставляла ее безъ вниманія, не только не улучшая ни одного изъ гирлъ, но и не очищая ихъ отъ заноснаго песка. Между тмъ Россія хорошо знала, что Дунай составляетъ жизненный нервъ для цлой Австріи, какъ главнйшій торговый путь на Востокъ. Гр. Нессельроде, очевидно, пренебрегалъ въ этомъ случа международными обязанностями Россіи и безъ всякой надобности возбуждалъ противъ нея общественное мнніе Европы, въ которомъ торговые интересы имютъ такое громадное значеніе. Но тотъ же канцлеръ, когда узналъ, что адмиралъ Невельскій водрузилъ русскій флагъ на устьяхъ Амура, то пришелъ въ такой страхъ передъ ожидаемымъ неудовольствіемъ Европы, что не только настаивалъ на отклоненіи этого пріобртенія на дальнемъ Восток, но и требовалъ, чтобъ отважный русскій морякъ, первый проложившій путь Муравьеву-Амурскому и Путятину, былъ преданъ суду за такое своеволіе. Однако императоръ Николай Павловичъ взглянулъ на это дло иначе и, какъ подобало русскому царю, отвчалъ на докладъ гр. Нессельроде, что ‘гд разъ водружено русское знамя, тамъ оно и должно оставаться неприкосновеннымъ’. Страшась Европы за 12 тысячъ верстъ вдали, Нессельроде не хотлъ замтить, что въ самой Европ онъ подаетъ поводъ къ неудовольствіямъ. Дйствительно, въ 1840 году выведенная изъ терпнія Австрія понудила Россію заключить особую конвенцію съ обязательствомъ не препятствовать свободному плаванію торговыхъ судовъ по Дунаю и предупредить дальнйшее обмеленіе Сулинскаго гирла, сдлавши его удобнымъ и безопаснымъ для судоходства. Но гр. Нессельроде оставилъ эту конвенцію также безъ исполненія.
Это обстоятельство вмст съ другими политическими соображеніями послужило къ тому, что на Парижскомъ конгресс Россія была отодвинута отъ устьевъ Дуная. Въ 15-мъ пункт Парижскаго трактата сказано: ‘Согласно съ Внскимъ конгрессомъ, установившимъ начало судоходства на ркахъ, протекающихъ внутри или по границ нсколькихъ государствъ, договаривающіяся державы постановляютъ, что т же начала будутъ примнены къ Дунаю и его устьямъ. Такое постановленіе входитъ впредь навсегда въ публичное европейское право, и он принимаютъ его подъ свою защиту’. Этимъ постановленіемъ Дунай, подобно Рейну, Эльб и Шельд, признавался нейтральною ркой, и для наблюденія за улучшеніемъ, безпрепятственною свободой и правильностью судоходства по немъ, а равно для установленія пошлинъ на покрытіе издержекъ, учреждалась европейская коммиссія изъ уполномоченныхъ отъ Австріи, Англіи, Россіи, Сардиніи, Франціи, Пруссіи и Турціи на правахъ совершенно самостоятельнаго и независимаго международнаго учрежденія срокомъ на два года. Ея вднію подчинялось нижнее теченіе Дуная отъ Исакчи до устьевъ съ прилегающимъ взморьемъ. Рядомъ съ этою коммиссіей учреждалась еще другая постоянно дйствующая изъ уполномоченныхъ отъ Австріи, Баваріи, Виртемберга, Турціи и по одному изъ трехъ прибрежныхъ княжествъ (Молдавіи, Валахіи и Сербіи), назначаемыхъ съ одобренія Порты. На обязанность этой прибрежной коммиссіи возлагалось установленіе правилъ судоходства и рчной полиціи, устраненіе всякаго рода препятствій къ подчиненію Дуная опредленіямъ Внскаго конгресса, опредленіе необходимыхъ работъ на всемъ протяженіи рки и охраненіе, по упраздненіи европейской коммиссіи, правильнаго судоходства въ устьяхъ Дуная.
На лондонской конференціи въ март 1871 года срокъ европейской коммиссіи былъ продленъ на 12 лтъ. Берлинскій конгрессъ подтвердилъ этотъ срокъ, опредливши дйствіе этой коммиссіи отъ устьевъ Дуная до Галаца и введя въ ея составъ еще уполномоченнаго отъ Румыніи. Замчу здсь по поводу этого допущенія Румыніи въ составъ европейской коммиссіи, что такимъ допущеніемъ новаго члена измнялось начало, досел признаваемое единственно правомрнымъ, а именно, то начало, на основаніи котораго въ европейской коммиссіи могли состоять уполномоченные лишь тхъ державъ, которыя участвовали въ подписаніи трактатовъ Парижскаго и Берлинскаго. Теперь же къ этому началу примшивалось и другое новое начало — прибрежность, ибо Румынія въ подписаніи трактатовъ не участвовала, но допускалась въ европейскую коммиссію по праву независимой прибрежной державы. Но если это такъ,— а иначе другого основанія къ ея допущенію быть не могло,— то, спрашивается, почему же Сербія, такое же независимое и прибрежное государство, какъ и Румынія, не была допущена въ европейскую коммиссію?— Логическаго отвта на этотъ вопросъ нтъ. Кону же боле всхъ слдовало на Берлинскомъ конгресс позаботиться о Сербіи, какъ не русскимъ уполномоченнымъ? Но если въ засданіи чрезвычайной скупщины 24 мая 1880 года г. Ристичъ заявилъ, что на конгресс гр. Шуваловъ совтовалъ ему обратиться къ Австріи и отъ нея получить желаемое, то послдствія такого отталкиванія Сербіи отъ Россіи являются понятными, и намъ не на кого, какъ только на самихъ себя, пенять, что теперь сербская политика уклонилась въ сторону Австріи вопреки всмъ вковымъ преданіямъ обихъ странъ. Какъ бы то ни было, но по началу прибрежности Сербія имла полное право быть введенною въ европейскую дунайскую коммиссію наравн съ Румыніей, такъ какъ съ допущеніемъ послдней дйствовали совмстно два начала — трактатное и прибрежное.
Затмъ, для средняго теченія Дуная отъ Желзныхъ Воротъ, находящихся у Старой Ршавы (Оршовы) на границ Австро-Венгріи и Румыніи, до Галаца, Берлинскій конгрессъ постановилъ: ‘правила для судоходства, рчной полиціи и надзоръ на всемъ означенномъ теченіи рки выработать европейской коммиссіи при содйствіи уполномоченныхъ отъ прибрежныхъ государствъ и привести ихъ въ соотношеніе съ тми, какія существуютъ или будутъ существовать ниже Галаца’.
Такая недоконченность и неопредленность постановленія, выразившагося въ 55-мъ Берлинскаго трактата, и послужила къ сознанію теперешней лондонской конференціи. Европейская коммиссія, задавшись цлью образовать смшанную коммиссію для средняго теченія Дуная изъ уполномоченныхъ Австріи, Румыніи, Болгаріи и Сербіи, встртила затрудненіе въ томъ, что Австрія предъявила притязанія на предсдательство въ лиц своего уполномоченнаго въ этой коммиссіи, чего Румынія никакъ не желала допустить. Еслибы въ смшанной коммиссіи голоса раздлились пополамъ, по два на каждой сторон, то голосъ предсдателя — австрійскаго уполномоченнаго — давалъ бы перевсъ Австрія. А такъ какъ можно предполагать, что голосъ сербскаго уполномоченнаго всегда, идя по крайней мр на первое время, былъ бы на сторон австрійскаго уполномоченнаго, то дла ршались бы постоянно въ пользу Австріи. Притязанія же Австріи на господство надъ Дунаемъ суть не только торговыя, но и политическія. Понятно посл этого сопротивленіе Румыніи.
На выручку выступилъ французскій уполномоченный Барреръ съ предложеніемъ оставить въ смшанной коммиссіи предсдательство за австрійскомъ уполномоченнымъ, но, чтобы не дать перевса его голосу въ случа раздленія голосовъ поровну, вводить въ составъ коммиссіи срокомъ на полгода по одному члену отъ европейской коммиссіи, соблюдая очередь въ алфавитномъ порядк. Этотъ проектъ, заключавшій также навигаціонный и полицейскій уставы, былъ принятъ всми членами европейской коммиссіи, за исключеніемъ одного румынскаго. Легко было понять, что онъ былъ тотъ же австрійскій проектъ, но только слегка прикрытый и на первый разъ еще боле опасный, потому что, слдуя въ алфавитномъ порядк, пришлось бы цлый первый годъ видть въ состав смшанной коммиссіи придаточнаго уполномоченнаго сначала отъ Германіи (Allemagne), потомъ отъ Австріи, а такъ какъ об эти державы совершенно согласны между собою въ восточной политик, то въ первое время вс важнйшіе вопросы по наблюденію за судоходствомъ въ водахъ, омывающихъ румынскій, сербскій и болгарскій берега, были бы ршены согласно съ притязаніями Австріи, которая на этомъ теченіи не иметъ ни пяди своего берега.
Если не принимать въ разсчетъ, что въ нашъ просвщенный вкъ сила стада брать перевсъ надъ правомъ, то Румынія вполн заслуживаетъ одобренія и сочувствія. Ея дйствія совершенно разумны и правомрны.
На нижнемъ Дуна, хотя Румынія владетъ всми водами, за исключеніемъ лвой половины Индійскаго рукава, она тмъ не мене остается въ полномъ соглашеніи съ прочими державами въ силу того, что это теченіе подчинено международному праву, равномрному относительно всхъ державъ и обезпеченному трактатами, изъ коихъ по послднему, Берлинскому, сама Румынія вступила въ европейскую дунайскую коммиссію. Но на среднее теченіе, гд каждое прибрежное государство пользуется верховнымъ правомъ надъ водами, къ его берегамъ прилегающими, сила трактатовъ не простирается: здсь постороннему государству не можетъ быть мста, здсь все водное пространство рки раздлено между Румыніей, Сербіей и Болгаріей и только имъ однимъ принадлежитъ право надзора, каждой въ своихъ предлахъ, за судоходствомъ въ согласіи съ общими уставами судоходства и рчной полиціи, какіе выработаны европейскою коммиссіею для нижняго теченія Дуная. Потому-то справедливо заявляетъ Румынія, что, принимая два первые пункта проекта Баррера, въ которыхъ излагаются уставы навигаціонный и полицейскій, она не можетъ принять третьяго пункта, излагающаго уставъ о надзор. Она не можетъ также допустить Австро-Венгрію въ составъ смшанной коммиссіи, гд она, не будучи прибрежною державою на этомъ теченіи рки, не иметъ никакого совмстнаго права съ прибрежными государствами.
Надо замтить, что Румынія упрямо и широко развиваетъ свою народность. Она уже успла добиться того, что пароходы Австрійскаго Лойда, плавающіе по ея водамъ и останавливающіеся въ ея пристаняхъ, уже подчинились ея береговому надзору. Мало того: она заставила начальство и прислугу пароходовъ на румынскомъ берегу говорить по-румынски. Даже на самыхъ пароходахъ, какъ скоро они, пройдя Желзные Ворота, вступаютъ въ румынскія воды, вс объявленія, буфетныя таксы и пр. вывшиваются на румынскомъ язык или съ непремннымъ присоединеніемъ румынскаго текста къ нмецкому и мадьярскому. Въ разговор на пристаняхъ и въ прибрежныхъ селеніяхъ румынскій языкъ обязателенъ, тогда какъ на другихъ разговаривать можно только по обоюдной доброй вол. Въ этомъ случа Румынія могла бы послужить назидательнымъ примромъ для нкоторыхъ другихъ державъ, у которыхъ есть уголки и цлыя мстности съ обязательнымъ иностраннымъ языкомъ. Но еслибы въ смшанной коммиссіи уставъ о надзор былъ сочиненъ подъ предсдательствомъ и съ перевсомъ Австріи, то, разумется, у нея отнято бы было это право на обязательное употребленіе румынскаго языка въ ея побережьи и на ея водахъ, какъ и многое другое, что входитъ въ условія ея верховной власти надъ своимъ берегомъ и своими водами, наприм. судебное разбирательство, задержаніе виновныхъ, взысканія и т. д. То же должно сказать о Сербіи и de facto о Болгаріи, хотя de jure противъ послдней есть неотразимое возраженіе въ ея вассальной зависимости отъ Порты.
Понятно, что эти прибрежныя державы, какъ прямо заинтересованныя въ лондонской конференціи, собравшейся преимущественно для разршенія спорнаго вопроса о смшанной коммиссіи, до нихъ непосредственно относящейся, должны бы были участвовать въ конференціи съ правомъ ршающаго голоса. Если, какъ замчено выше, допущеніемъ уполномоченнаго отъ Румыніи въ европейскую коммиссію вводилось уже двойственное начало — участіе въ трактатахъ и прибрежность, то на основаніи послдней было бы совершенно согласно съ здравымъ смысломъ допустить независимыя прибрежныя Румынію и Сербію къ участію въ конференціи. Но и на этотъ разъ объявилось преобладаніе силы надъ правомъ. Разсудокъ и чувство справедливости оставлены въ сторон, великія державы, принимая въ сотоварищи свои даже Турцію, все еще упорствуютъ въ своей опек надъ такими же, какъ он, независимыми малыми при дунайскими государствами.
Румынія отвтила имъ слдующимъ постановленіемъ палаты народныхъ представителей, о которомъ телеграфъ извщаетъ такъ: ‘Министръ иностранныхъ длъ Стурдза сообщилъ ршеніе лондонской конференціи о допущеніи Румыніи только съ совщательнымъ голосомъ. Министръ присовокупилъ, что правительство тотчасъ же телеграфировало князю Гик, приглашая его формально протестовать противъ этого ршенія и объявить, что Румынія не признаетъ никакой обязательной для себя силы за ршеніемъ конференціи, принятымъ безъ ея участія въ такомъ вопрос, въ которомъ она непосредственно заинтересована и который прямо касается ея верховныхъ правъ и независимости. Это сообщеніе г. Стурдзы принято единодушными рукоплесканіями. Г. онеско, прежній министръ иностранныхъ длъ и глаза оппозиціи, заявилъ, что палата и страна одобряютъ правильное, патріотическое и согласное съ народнымъ достоинствомъ ршеніе правительства и что въ этомъ случа онъ удостовряетъ, что правительство можетъ разсчитывать на единодушную поддержку палаты и страны. Г. онеско заключилъ свою рчь сими словами: Европа увидитъ, что вс румыны какъ одинъ человкъ согласны поддержать права своей страны, касающіяся судоходства по Дунаю. Общія рукоплесканія’. Въ поясненіе этого событія, очень не понравившагося нкоторымъ державамъ, должно замтить, что въ нот отъ 1$ января, сообщенной министромъ иностранныхъ длъ представителю Румыніи въ Лондон, князю Гик, говорится между прочимъ, что ‘на основаніи предоставленныхъ Румыніи правъ она принимала участіе во многихъ международныхъ договорахъ, относящихся до судоходства по Дунаю, рчной полиціи и надзора за участкомъ между Желзными Воротами и Галацемъ не только въ качеств прирчнаго государства, но и въ качеств члена европейской коммиссіи. Румынія обладаетъ самою обширною и значительною частію Дуная, начиная отъ Желзныхъ Воротъ и кончая устьями. У нея нельзя отнять права ршать наравн съ другими участниками европейской коммиссіи по всмъ вопросамъ, касающимся этого международнаго учрежденія или Дуная. Такъ какъ вопросы, предложенные конференціи, имютъ отношеніе къ самымъ жизненнымъ ея интересамъ, то Румынія не можетъ быть поставлена въ положеніе низшее, и участіе ея не можетъ быть изъ дйствительнаго превращено въ воображаемое. Румынія должна, слдовательно, получить въ конференціи вс т права и преимущества, какія предоставлены державамъ участвующимъ въ европейской коммиссіи’.
Въ такомъ же точно положеніи находится и Болгарія. Корреспондентъ газеты Pall Mall Gazette сообщаетъ со словъ одного вліятельнаго болгарина, что вс болгары съ большой тревогой и опасеніемъ взираютъ на всякій шагъ, который длаетъ Австрія къ порабощенію небольшихъ государствъ Балканскаго полуострова. Потому всякій болгаринъ противится притязаніямъ Австріи на ту часть Дуная, которая лежитъ вн ея владній. Въ настоящее время Австрія не можетъ имть ршительно никакого преобладающаго вліянія надъ болгарскими, и сербскими водами Дуная, хотя чиновники австрійскаго дунайскаго пароходства и обращаются съ болгарскими властями какъ съ подчиненными и не признаютъ никакого полицейскаго устава болгарскихъ придунайскихъ городовъ и пристаней. Можно себ представить, до чего дошли бы надмнность и самоуправство Австріи, еслибъ эта держава получила въ смшанной коммиссіи преобладаніе, котораго она требуетъ своимъ проектомъ, составляющимъ лишь первое изданіе проекта Баррера. Болгары никогда не упустятъ изъ вида жизненныхъ интересовъ своей страны и будутъ всми силами бороться съ австрійскими притязаніями на Дуна.
По международному праву Болгарія не могла войти въ лондонскую конференцію съ самостоятельнымъ голосомъ, будучи вассальною Турціи, но она воспротивилась тому, чтобы представитель Порты былъ ея ходатаемъ на конференціи. По частнымъ извстіямъ изъ Лондона, защиту ея интересовъ принялъ на себя лордъ Грэнвиль отъ имени Англіи. Независимо однако отъ своего положенія, Болгарія проявила нчто подобное, что произошло въ Бухарешт. На запросъ, сдланный въ народномъ собраніи объ участіи Болгаріи въ лондонской конференціи, правительство отвчало: ‘Въ виду важности для Болгаріи справедливаго ршенія дунайскаго вопроса на основаніи существующихъ трактатовъ, княжеское правительство обратилось къ великимъ державамъ съ ходатайствомъ о допущеніи болгарскаго уполномоченнаго на конференцію для защиты нашей страны. Болгарія питаетъ надежду, что великія державы, стремящіяся въ поддержанію всеобщаго мира и желающія предупредить дальнйшія осложненія, примутъ во вниманіе законные интересы княжества’. Въ томъ же собраніи народный депутатъ Чорбановъ внесъ предложеніе о томъ, чтобы княжеское правительство не принимало никакого ршенія, которое могло бы повредить существеннымъ интересамъ Болгаріи на Дуна, и уже теперь протестовало бы противъ всхъ ршеній конференціи, которыя будутъ постановлены безъ согласія Болгаріи. Предложеніе это было принято собраніемъ единогласно.
За то независимая Сербія и на этотъ разъ выказала себя покорною слугой Австріи. Нота сербскаго правительства по дунайскому вопросу, вроятно, изготовленная въ квартир австро-венгерскаго представителя графа Бевенгюлера, составляетъ добровольное отреченіе королевскаго правительства за свою страну отъ всякаго участія въ длахъ конференціи. Для Австріи, въ ея незаконныхъ стремленіяхъ къ преобладанію на среднемъ Дуна, былъ бы опасенъ каждый самостоятельный голосъ прибрежной державы по той простой причин, что ея интересы, не только торговые, но и политическіе, проводимые за границы всякой возможной правомрности и построенные на пригнетеніи балканскихъ государствъ и народностей, діаметрально противуположны съ интересами этихъ послднихъ, для которыхъ самооборона составляетъ насущную потребность. Сербское правительство воздерживается отъ подачи голоса и съ преклоненною головою готово принять все, что дастъ его стран европейскій концертъ. Въ нот, подписанной г. Пирочанцемъ, замтно желаніе внести раздвоеніе въ общіе и совершенно однородные интересы прибрежныхъ государствъ и чрезъ то ослабить ихъ неотразимую силу, непріятную для Австріи. ‘Въ 54-мъ Берлинскаго трактата,— разсуждаетъ блградское правительство,— говорится, что только державы, подписавшія этотъ трактатъ, имютъ право быть представляемыми на конференціи, которая должна постановить продленіе полномочій европейской коммиссіи и также ввести измненія, какія признаетъ нужными’. Нота выводитъ отсюда заключеніе, что ни Сербія, ни Румынія, не принимавшія участія въ составленіи Берлинскаго трактата, не имютъ права требовать себ мста на конференціи. Досталось же за то сербскимъ министрамъ отъ румынской печати. Сербскій меморандумъ, по ея словамъ, защищаетъ скоре интересы Австріи, чмъ Сербіи, Сербія является орудіемъ австрійской политики. Еслибы нота не составляла правительственнаго документа, то можно бы предположить, что она писана ‘сумасшедшими’. Для чего же посл этого сербскіе ‘ослы’ обращались къ европейскимъ державамъ?— Для того вроятно, чтобы не дать Румыніи права голоса. Таковы отзывы румынскихъ газетъ. Впрочемъ ныншнее сербское правительство, отдавшееся всецло Австріи, находится въ состояніи невмняемости. Удивительно только, что Россія иметъ въ Сербіи своего министра-резидента я продолжаетъ сношенія съ блградскимъ кабинетомъ. По своимъ ли личнымъ качествамъ, по инструкціямъ ли изъ министерства иностранныхъ длъ, или по чему-либо другому, если г. Персіани не оказываетъ никакого умряющаго, а не только направляющаго вліянія на дйствія правительства короля Милана, то ужь лучше бы вовсе похрить русское представительство въ Блград и т тысячи, которыхъ оно стоитъ, обратить въ государственное казначейство. Неужели же мы для того держимъ своего представителя въ Блград, чтобы дружелюбными отношеніями къ сербскимъ министрамъ способствовать развитію австрійской интриг на почв, которая искони самимъ сербскимъ народомъ признавалась за Россіею?
Для русскаго общества главный и существенный интересъ заключается, въ томъ, какъ русская дипломатія отнесется къ балканскимъ государствамъ въ дунайскомъ вопрос. Эти государства, какъ-то: Румынія, Болгарія и Сербія освобождены постепенно и созданы ею. Основная политика Россіи, проходящая чрезъ всю ея исторію и потому зависящая не отъ стеченія личныхъ произволеній или временныхъ и случайныхъ потребностей, но истекающая изъ всего бытія народнаго, условливаемая сколько географическимъ положеніемъ страны, столько же вроисповданіемъ, племеннымъ происхожденіемъ и прирожденными свойствами русскаго народа,— эта основная политика или историческое преданіе Россіи изъ отдаленныхъ вковъ и до сего времени направляется въ пользу единенія съ христіанскими народами Балканскаго полуострова. Покореніе ихъ турками не ослабило этой родовой и духовной связи, но еще боле закрпило ее, внеся въ историческое назначеніе Россіи задачу ихъ постепеннаго освобожденія отъ иноврнаго и чужероднаго ига. Съ Петра Великаго это историческое преданіе Россіи получило обще-европейскій и политическій характеръ, который остается такимъ и поднесь. Только на почв Балканскаго полуострова, среди отчасти родственныхъ, отчасти единоврныхъ народовъ, которымъ Россія содйствовала и впредь должна содйствовать въ пріобртеніи и упроченіи ихъ политической самостоятельности, пользуясь ихъ преданностію, Россія можетъ имть твердое международное значеніе въ Европ. Ни отвлеченное и колеблющееся дружелюбіе, ни договоры и союзы, скоро нарушаемые подъ дйствіемъ разностороннихъ вліяній, ни торговыя сношенія, основанныя на своекорыстіи, не дадутъ Россіи на Запад такой прочности положенія, какую она находитъ въ неизмнномъ народномъ существ единоврнаго и соплеменнаго населенія Балканскаго полуострова. Кром политической поддержки, которою она привлекала и должна привлекать къ себ бытіе этого населенія во всей его цлостности, религіозная съ ея стороны поддержка, въ виду увеличивающейся здсь иноврной пропаганды, еще боле можетъ упрочить ея. благопріятное положеніе въ отношеніи этого населенія. Опираясь на него и сама его поддерживая, она изъ этого восточнаго угла Европы становится могущественнымъ двигателемъ среди европейскихъ державъ на столько же продолжительное время, на сколько продолжительно будетъ значеніе Востока во всемірной исторіи. Потому-то нмецкое племя, какъ боле искушенное въ судьбахъ человчества, и старается вытснить отсюда Россію. Здсь ведется и съ каждымъ попятнымъ шагомъ Россіи усиливается борьба столько же племенная, сколько и культурная.
Отчасти сознаніе, хотя еще никогда достаточно не согрвавшее, отчасти стихійное чутье всегда поддерживали въ политик Россіи это историческое преданіе. Россія то непосредственно слдовала ему, то, увлекаемая въ другихъ мстахъ многоразличными политическими сплетеніями, временно уклонялась отъ него, какъ-бы забывая его и оставляя Востокъ на произволъ его собственной судьбы. По замчательно, что до послдней поры Россія никогда не противорчила этому своему историческому преданію и ничего не сдлала такого, что шло бы на перекоръ или въ ущербъ ему. Однако, въ послднее время, вслдствіе ли недостаточности сознанія, которое пріобртается лишь основательнымъ научнымъ образованіемъ, или вслдствіе того, что народное чутье испарилось отъ постоянной отчужденности отъ своего народа,— случилось то, что на Берлинскомъ конгресс Россія окончательно допустила на почв Балканскаго полуострова водвореніе чужого господства. Прорвавшись сюда со всми своими необходимыми орудіями: католицизмомъ, еврействомъ, нмечиною, чиновничествомъ, интригами, подкупами, развратомъ, банками, желзными дорогами,— поддерживая все это военною силой и направляя противъ духовныхъ и вещественныхъ интересовъ туземнаго населенія, Австрія постоянно вытсняетъ отсюда Россію, разсчитываетъ вовсе вытснить ее впослдствіи, а перерожденный, нравственно искаженный Востокъ подчинить Западу. Посл такой всемірно-исторической ошибки тмъ настоятельне для Россіи длается потребность отстаивать каждый шагъ на Балканскомъ полуостров, сдерживая иностранный напоръ и не только не давая ему хода впередъ, но стараясь оттснить его на сколько возможно назадъ. Австрія, утвердившаяся въ средоземьи полуострова и занявшая здсь въ Ново-Базарскомъ округ неприступныя позиціи, не должна сверхъ того господствовать на водахъ Дуная, не прилегающихъ въ берегамъ ея владній. Этими водами она можетъ пользоваться только въ равной степени со всми другими и подчиняться надзору прибрежныхъ государствъ въ силу ихъ верховнаго права.
Не трудно догадаться, что какъ Берлинскій конгрессъ конечною своею цлью имлъ для Германіи и Австріи водвореніе господства этой послдней на материк полуострова, такъ и лондонская конференція направлена ими къ водворенію австрійскаго господства на главной рк полуострова, принимающей въ себя побочныя рки Сербіи, Болгаріи и Румыніи.
Прямая и главная задача Россіи, касающаяся ея собственной исторической судьбы, требовала бы съ ея стороны неуступчиваго отпора притязаніямъ Австріи на Дуна. Кром невмняемаго сербскаго правительства, но отнюдь не сербскаго народа, она имла бы за себя цлый народъ румынскій и болгарскій, ея преобладающею цлію долженствовало бы быть не взаимное европейское соглашеніе, а упроченіе самостоятельныхъ державныхъ правъ прибрежныхъ государствъ, съ отстраніемъ всякаго преимущества надъ ними чьей бы то ни было посторонней силы. Килійское гирло не ушло бы отъ нея впослдствіи. При мновой торговл всегда строго взвшиваютъ цнность той вещи, которую берутъ, сравнительно со стоимостію той, которую отдаютъ, и сверхъ того наблюдаютъ своевременность, чтобы не взять ненужную пока вещь и не отдать за нее безвозвратно ту, которая всегда нужна.
Не Австро-Венгрію должна бы была поддерживать Россія на лондонской конференціи, а прибрежныя дунайскія государства. Опираясь на нихъ и на ихъ народную сторону, она въ этомъ самомъ могла бы найти сильный противовсъ притязаніямъ Австріи, тмъ боле, что за послднею нтъ ни права, ни историческихъ доказательствъ. При умлой дипломатіи она нашла бы поддержку себ и между великими державами. Такъ, по послднимъ извстіямъ изъ Парижа, новое министерство Ферри предписало представителю Франціи въ Лондон, Тиссо, измнить положеніе Франціи на конференціи и дйствовать въ пользу прибрежныхъ дунайскихъ государствъ. Такимъ образомъ для Россіи сама собою явилась бы хорошая заручка однимъ лишнимъ голосомъ.
Какъ поступила русская дипломатія, скажутъ протоколы лондонской конференціи, когда будутъ обнародованы.
Ни внская телеграмма газеты Temps, упоминаемая въ начал настоящей замтки, не согласуется съ тмъ, что сейчасъ мною сказано объ историческомъ преданіи Россіи, созданномъ вками. Не доброе также обнаруживаетъ и петербургская дипломатическая газета, помстившая передовую статью по поводу Румыніи,— статью неприличную во всхъ отношеніяхъ. ‘Румынія,— говоритъ эта газета,— совершенно молодое государство, и мы понимаемъ, что у нея очень щепетильное самолюбіе’. Пишущіе въ этой газет, вроятно, полагаютъ, что народное самолюбіе, хотя бы и самое взыскательное и щекотливое, есть политическій порокъ, который можно снисходительно извинить въ молодомъ, но котораго не должно быть въ старомъ государств. Такое жалкое непониманіе народной чести и народнаго достоинства ведетъ, къ униженію и ненужной уступчивости и вредно въ высшей степени для государства. Что за народъ, что за страна, въ которыхъ проповдуется ограниченіе народнаго самолюбія предлами какой-то умренности?! Народное самолюбіе не есть личное. Для него не можетъ быть единичной мрки. Что, еслибы господа участники газеты Journal de St.-Ptersbourg съ такими скромными и смиренными взглядами на народное самолюбіе были призваны къ ддамъ? Какъ низко преклонили бы они знамя народное, еслибы только въ нихъ самихъ или за ними была какая-нибудь народность!
‘Но,— продолжаетъ газета,— лондонская конференція сошлась на основаніи постановленій, относящихся къ боле раннему времени, чмъ самое существованіе Румыніи, какъ государства независимаго. Она должна разршить вопросъ, который оставили за собою державы, подписавшія Парижскій, Лондонскій и Берлинскій трактаты’. Что же газета хочетъ этимъ сказать? Въ Парижскомъ и Лондонскомъ трактатахъ, по отношенію къ Дунаю, ршенію будущаго времени была предоставлена лишь вполн неопредленно и только общими, словами высказанная возможность продленія срока европейской коммиссіи, и никогда державы, участвовавшія въ подписаніи этихъ трактатовъ, ничего такого не постановляли относительно Дуная, чтобъ и впредь имъ однимъ ршать дунайскій вопросъ. На Берлинскомъ же конгресс Румынія была пригнана независимою прежде, чмъ приступлено было къ обсужденію дунайскаго вопроса, потому, въ 43 Берлинскаго трактата признанная независимою, она по 53 уже введена участницею европейской коммиссіи на равныхъ правахъ съ прочими державами. Слдовательно, постановленія Берлинскаго трактата, обусловившія сознаніе теперешней лондонской конференціи, никакъ не предшествовали признанію независимости Румыніи.. Газета Journal de St.-Ptersbourg въ своей развязной угодливости австро-венгерскимъ интересамъ немного пересолила — вроятно потому, что народное самолюбіе немолодого государства не должно быть, по ея понятію, слишкомъ щепетельно и разборчиво въ ршеніи, чьимъ интересамъ отдать предпочтеніе-своимъ или чужимъ. ‘Вопросъ до сихъ поръ подлежалъ исключительно великимъ державамъ и можно было предвидть, что по многочисленнымъ причинамъ он удержатъ его за собою… Какъ бы ни было живо самолюбіе государства, рожденнаго къ независимости лишь со вчерашняго дня, оно не можетъ дойти до того, чтобы наложить veto на Европу’ — заключаетъ петербургская дипломатическая газета. Здсь слышится старая псня о европейскимъ концерт, излюбленномъ созданіи воображенія этой газеты, съ которымъ она няньчится всюду и везд, измняя его сообразно съ обстоятельствами — смотря но тому, на какую державу натыкается. Для Россіи этотъ ареопагъ есть ршающее судилище, для Англіи это — только совщательное собраніе. Но всего важне то, что здсь поддерживается ученіе о преобладаніи силы надъ правомъ. Какое бы положеніе въ Европ ни занимало второстепенное государство, ему такъ же дороги свои жизненные интересы, какъ и всякой великой держав. Опека великой Европы надъ малою Европой и самопроизвольное, непрошенное распоряженіе со стороны однхъ державъ интересами другихъ, которыя хотятъ жить такъ же независимо и самостоятельно, какъ и он, есть глубокое нарушеніе равномрности правъ и отношеній, противное кореннымъ основамъ человческихъ обществъ и несвойственное просвщенному вку. Историческое преданіе Россіи, установленное многовковымъ рядомъ царствованій и поколній, которому Россія обязана безусловно оставаться врною во всякое время и на которое должна смотрть какъ на ‘вой историческій законъ, указываетъ, что Россія должна тсне, чмъ съ Западомъ, сближаться съ восточными христіанскими государствами, поддерживать ихъ въ юности, предохранять отъ ошибочныхъ уклоненій и защищать отъ европейскаго согласія или концерта, который коль скоро почуетъ себ пищу на Восток, такъ изъ привиднія превращается въ живого хищника. Все, что противорчитъ этому коренному воззрнію, истекающему изъ всей цльности исторической жизни Россіи, есть вмст противорчіе обязанностямъ русской народной политики.
Возставая противъ Румыніи, подъ однимъ вдохновеніемъ съ нотою сербскаго правительства, Journal de St.-Ptersbourg явно служитъ интересамъ Австро-Венгрія, ибо Австро-Венгрія добивается того, чего Румынія допустить не можетъ. Газета г. Горна, глумясь надъ народнымъ самолюбіемъ Румыніи, въ угоду Австро-Венгріи, оскорбляетъ и Россію, забывая, что не кому другому, какъ Россіи, это государство обязано своимъ окончательнымъ возрожденіемъ. Австро-венгрофильская газета притворяется невдущею, что независимыя ‘со вчерашняго дня’ Румынія и Сербія въ сущности, на самомъ дл, давно, уже боле полстолтія, состоятъ въ качеств независимыхъ государствъ — и опять благодаря Россіи. Он уже давно успли установить свои самобытные интересы и не хуже другихъ державъ понимаютъ ихъ. Указаніе на ныншнее самозванное сербское правительство не можетъ служить возраженіемъ, потому что бываютъ и въ исторіи временныя исключенія, но за то оно и ведетъ Сербію къ государственному перевороту именно потому, что сербскій народъ, какъ и румынскій, хорошо сознаетъ свои истинные государственные интересы. Посл этого не удивительно бы было, еслибы редактируемая г. Горномъ Journal de St.-Ptersbourg, своею статьей о Румыніи, касающеюся и положенія Россіи въ дунайскомъ вопрос, заслужила т же отзывы, какихъ румынская печать не пощадила для сербской ноты изданія г. Пирочанца.