Измышленя дипломатовъ и грубая военная сила заглушили кое-какъ на время восточный вопросъ въ Европ. Россей впервые призванныя къ жизни балканскя народности, а теперь придавленныя искуственно созданною и навязанною имъ властю, ждутъ часа своего вторичнаго освобожденя для дйствительно самобытной народной жизни съ уставами и направленемъ, каке самъ народъ излюбитъ, и въ границахъ, не чуждоют а властною ихъ рукой положенныхъ по добровольному взаимному соглашеню. За то въ Африк, въ долин Нила, восточный вопросъ отрыгнулъ съ новою силой и съ новою болзненною тревогой для европейскихъ дипломатовъ.
Причины, возбудившя этотъ вопросъ въ Египт, т же самыя, отъ которыхъ онъ не разъ возгорался на почв европейской. Это — пробуждене народностей, взаимное недовре и соперничество великихъ державъ и вмшательство ихъ во внутрення дла Оттоманской импери вопреки признанной ими же самими цлости и неприкосновенности ея.
Возстане и освобождене грековъ Морей, возмущеня на островахъ Архипелага и Брит, смуты и заговоры въ Болгари, возстановлене полунезависимости въ Серби, упорное сопротивлене боснйскихъ магометанъ стамбульской власти, частыя вспышки въ Герцеговин, послднее герцеговинско-боснйское возстане и, наконецъ, движене въ Албани — вс эти постоянныя бурныя оказательства восточнаго вопроса имли въ ныншнемъ столти мсто въ Европейской Турци. Они истекали главнйше изъ самосознаня пробуждавшихся народностей и выражались въ тревожномъ вид частю оттого, что балканскимъ народамъ становилось не въ моготу переносить произволъ ‘стамбульской сволочи’, насылаемой Портою въ образ нашей и турецкаго пришлаго чиновничества, съ разнымъ полицейскимъ сбродомъ преимущественно изъ арнаутовъ,— частю потому, что ихъ подстрекали и возбуждали, даже иногда помогали имъ, нкоторыя европейскя правительства по своимъ разсчетамъ.
Виды Франци и Англи на Турцю были всегда своекорыстны, первая притягивала подъ свою власть или подъ свое исключительное вляне подчиненный верховенству султана сверный берегъ Африки, вторая руководилась своими торговыми выгодами и въ то же время не пропустила случая оттянуть для себя островъ Кипръ. Если, тмъ не мене, об эти державы дружили съ Турцей) и поддерживали ее деньгами и совтами, то единственно изъ соперничества съ Россей. Австря также изъ-за вражды къ Росси постоянно держала сторону Турци, но тмъ не мене никогда не покидала мысли поживиться на счетъ смежныхъ султанскихъ владнй, недавно объединенная Италя, какъ теперь обнаружилось, разсчитывала на преобладане въ Тунис и Триполи. Германя, столь же недавно, какъ и Италя, объединившаяся въ сильную имперю, уже заявила ршительнымъ образомъ свои притязаня на руководительство Турцей, отторгнувъ отъ нея предварительно дв области въ пользу Австри и посягая на дальнйше захваты для нмецкаго Drang nach Osten. Одна только Росся держала себя относительно Турци честно, прямо, открыто. Она воевала съ Турцей изъ-за своихъ естественныхъ границъ, достигнувши которыхъ, она не шла дале и вс свои усиля напрягала лишь къ безкорыстной защит христанскихъ народовъ, угнетаемыхъ турецкимъ насилемъ и безправемъ.
Берлинскй трактахъ послужилъ временнымъ роздыхомъ для восточнаго вопроса на европейской почв, кром несчастныхъ Босни и Герцеговины.
Первоначальное вмшательство западныхъ державъ въ дла Египта произошло въ тсной связи съ восточнымъ вопросомъ въ Европ, подъ свжимъ еще впечатлнемъ Адранопольскаго мира, завершившаго первую русско-турецкую войну при император Никола. Когда египетскй вице король Мехмедъ-али возсталъ противъ султана въ начал 30-хъ годовъ, и храбрый сынъ его Ибрагимъ-паша, овладвши Сирей, приближался побдоносно къ Константинополю, тогда русскя войска, подъ начальствомъ Н. Н. Муравьева, переправленныя черезъ Босфоръ, преградили ему дорогу. Цлость Турецкой импери была спасена императоромъ Николаемъ. Вслдстве этого заключенъ былъ въ 1833 году между Россей и Турцей въ Ункаръ-Скелесси договоръ, по которому Черное море было признано закрытымъ для военныхъ судовъ враждебныхъ Росси государствъ. Въ этомъ договор не заключалось никакого ограниченя верховныхъ правъ султана, потому что Черное море, какъ внутреннее русско-турецкое море, должно было находиться въ одинаковыхъ для Росси и Турци условяхъ. Не такъ взглянули на этотъ договоръ западныя державы, особливо Англя и Франця. Он подняли шумъ, раздули страхи и завели препирательства съ Россей. Тогдашнй египетскй вопросъ кончился однако тмъ, что он же съ помощю своихъ флотовъ заставили Мехмеда-али смириться и вступить въ переговоры съ султаномъ Махмудомъ II въ виду англйской эскадры, подступившей, подъ начальствомъ Непира, къ Александри. Он же посягнули и на верховныя права султана, склонивши Абдулъ-Меджида дать полное самоуправлене Египту съ признанемъ лишь верховенства въ образ ежегодно платимой дани. Такъ западныя державы вмшались въ египетскя дла не въ качеств простыхъ союзницъ Турци, какъ Росся, а въ качеств третейскихъ судей. Лондонская конференця въ 1840 году и послдовавшй затмъ въ 1841 году султанскй гаттишерифъ положили начало политическому отдленю Египта отъ Турецкой импери. Вмст съ этимъ и вмшательство западноевропейскихъ державъ было установлено какъ дяне совершившееся и не вызвавшее протеста со стороны султана.
Торговыя сношеня, европейская колонизаця и прорыте Суэзскаго канала окончательно выдлили Египетъ, какъ самостоятельную область, изъ круга дйствй султанской власти, оставляя за послднею лишь тнь верховенства. Недавно еще въ Константинопол между посланниками шла рчь о томъ, какъ называть султана по отношеню къ Египту — souverain или suzerain: принято называть suzerain.
Небрежность въ государственныхъ длахъ и чрезмрная расточительность предшествовавшаго хедива Измаила подали для Франци и Англи поводъ еще глубже провести свое вляне въ область внутренняго самоуправленя Египта. По настояню этихъ двухъ державъ, Измаилъ былъ смщенъ въ 1879 году, хедивомъ назначенъ сынъ его Тевфикъ, а къ египетскому управленю приставлены контролеры отъ Франци и Англи съ обширными полномочями, на основани которыхъ они должны были не только наблюдать за правильною уплатой вншнихъ долговъ Египта, но и проврять общую государственную роспись, приходы и расходы египетскаго казначейства, поступающе на разсмотрне палаты, и присутствовать въ совт министровъ.
Нельзя не согласиться, что такое право Франци и Англи истекало изъ обязанности ихъ правительствъ охранить интересы многочисленныхъ владльцевъ египетскихъ долговыхъ обязательствъ, по которымъ Египетъ, при Измаил, оказался несостоятельнымъ плательщикомъ. Тмъ не мене исключительно этимъ двумъ державамъ принадлежавшее право контроля надъ египетскими финансами не могло не затронуть самолюбя нкоторыхъ другихъ державъ, преимущественно Итали, которая занимаетъ третье мсто по обширности связей своихъ съ Египтомъ. Отсюда — взаимное соперничество державъ, послужившее къ осложненю ныншняго египетскаго вопроса.
Насколько глубоко западныя европейскя державы пустили корни въ Египт, можно видть изъ того, что |0дняхъ европейскихъ чиновниковъ насчитывается здсь до 1.230 человкъ, изъ коихъ итальянцевъ — 358, французовъ — 328, англичанъ — 269, австрйцевъ — 93, германскихъ нмцевъ — 41, грековъ — 118 и остальныхъ народностей — 73. Содержане всхъ этихъ служащихъ достигаетъ 373.491 егип. ливровъ, или свыше 9.800.000 франковъ, изъ того числа французамъ приходится 115.562 ливровъ, англичанамъ — 96.240 л., итальянцамъ — 70.650 л. Вс важнйшя отрасли государственнаго управленя имютъ въ своемъ личномъ состав европейскихъ чиновниковъ. Такъ французы служатъ преимущественно въ министерствахъ юстици, общественныхъ работъ и государственныхъ имуществъ, англичане предпочтительно завдываютъ желзными дорогами телеграфами, маяками и морскою почтою, по министерству финансовъ, государственному кадастру и сухопутнымъ сношенямъ служатъ большею частю итальянцы. Въ двухъ городахъ, Каир и Александри, насчитывается въ судахъ 165 европейцевъ, въ вдомствахъ: общественныхъ работъ — 105, почтовомъ — 105, желзно-дорожномъ — 93, кадастровомъ — 111 и пр. Уже изъ этого одного можно видть, какъ сильно европейцы обрабатываютъ Египетъ въ свою пользу. Присоединить сюда должно многочисленныя торговыя конторы, банки, плантаци и вообще обширнйшую европейскую колонизацю, обратившую Египетъ мало-помалу въ общеевропейское достояне — въ область, незамтно подленную между западно-европейскими государствами, но такъ однако, что въ правительственныхъ учрежденяхъ Египта участвуютъ почти исключительно граждане трехъ державъ — Франци, Англи и Итали. Египетъ отнятъ у египтянъ. Вотъ другая причина, возбудившая египетскй вопросъ.
Если припомнить давнишня рчи въ германскомъ рейхстаг, провозглашавшя, что вмсто Америки для нмецкой колонизаци долженъ быть открытъ Балканскй полуостровъ, если сообразить, что мысль эта, брошенная съ трибуны однимъ изъ видныхъ представителей нмецкаго возрожденя, стала теперь не только общественнымъ, но и правительственнымъ догматомъ въ Германи, что осуществлене этой мысли входило между прочимъ въ разсчеты, съ которыми водворялось господство Австри на Балканскомъ полуостров, и что именно этому замыслу Турця обязана первою искрой возстаня въ Герцеговин, повлекшаго за собою вс дальнйшя послдствя до Берлинскаго конгресса включительно,— если мы сопоставимъ это нмецкое стремлене на Востокъ съ западно-европейскимъ стремленемъ въ Египетъ, то увидимъ, что это послднее, въ свою очередь, заронило на берегахъ Нила искру возстаня, которое теперь и предстало въ вид египетскаго вопроса.
Домогаясь захватовъ въ Европейской Турци, Австря подстрекнула невесинцевъ къ возстаню. Если оно разрослось до боле широкихъ размровъ и приняло чисто народное, а не австрйское, направлене,— если оно откликнулось болгарскою ртей и вызвало затмъ русско-турецкую войну, то это едва ли входило въ первоначальные разсчеты Австри и Германи. Тмъ не мене он какъ нельзя лучше съумли воспользоваться всми событями, чтобъ осуществить свой замыселъ. Цль ихъ достигнута. Послдняя вспышка восточнаго вопроса въ Европ, улаженнаго временно Берлинскимъ конгрессомъ, есть дло ихъ рукъ. Та же причина — такое же вторжене иноземцевъ въ Египетъ и желане ихъ хозяйничать здсь и корыстоваться туземнымъ народнымъ богатствомъ — вновь подняла восточный вопросъ на этотъ разъ въ земл Фараоновъ. Египетская народная сторона увидала, наконецъ, въ чемъ дло и куда клонятся притязаня европейцевъ, она возстала, имя во глав своей перваго министра Махмуда-Баруди и военнаго Араби-бея. Опорою для нея явилось туземное войско.. Прямымъ предметомъ своего неудовольствя она сдлала хедива Тевфика за его слабодуше, уступчивость европейцамъ, слушане ихъ совтовъ. Первоначальный поводъ смуты — вмшательство европейскихъ контролеровъ въ назначене такихъ статей государственныхъ доходовъ, которыя не составляли обезпеченя вншняго долга — уже на столько отодвинулся назадъ, что про него совсмъ забыли. Дло идетъ о государственномъ положени Египта. Народная сторона, къ которой принадлежатъ вс сословя: духовенство, старшины, высшее чиновничество, войско,— добивается одного, чтобъ Египетъ былъ для египтянъ. Современное движене есть чисто народное съ необходимымъ оттнкомъ фанатизма. Самъ Аллахъ внушилъ Араби-бею поднять народное знамя, султанъ есть верховный повелитель и калифъ надъ правоврными. Ему обязаны полнымъ повиновенемъ. Его посланникъ Дервишъ-паша приходитъ какъ доброжелатель народа. И дйствительно, тогда какъ европейске кабинеты представляютъ египетское дло въ вид какой-то важной смуты, султанъ, съ мусульманской и народной точки зрня, не видитъ здсь ничего подобнаго: мстное неудовольстве противъ хедива, случайное побоище въ Александри не на столько важны, чтобъ устроивать конференцю, а если посылать войска въ Египетъ, то противъ кого же? Гд же бунтовщики, когда и правительство, и войско, и народъ благоговйно выражаютъ свое повиновене верховному повелителю правоврныхъ? Кого же усмирять? Надъ толпою, побившею до сотни европейцевъ, наряжено слдстве, а впрочемъ все обстоитъ благополучно, и самъ Дервишъ-паша съ Араби-беемъ ручаются за сохранене порядка и личную безопасность. Мало того: Араби-бею, какъ достойному слуг султана, жалуется высшй орденъ — Меджиде. Поведене султана согласуется совершенно съ народнымъ свойствомъ египетскаго движеня.
Но онъ осложненъ еще третьей причиной — взаимнымъ соперничествомъ европейскихъ державъ.
Какъ въ Европейской Турци вражда державъ къ Росси запутала восточныя дла, оттянула время успокоительнаго воздйствя, привела къ болгарской рзн и раздула огромный пожаръ, который пришлось тушить человческою кровью, какъ Австря, въ слпой вражд къ Росси, истребляя въ Босня и Герцеговин все, что иметъ связь съ русскимъ мромъ — сербскую народность и православную вру, возбудила въ этихъ областяхъ кровавое возстане,— такъ и въ Египт соперничество европейскихъ державъ и тайно-враждебная политика нкоторыхъ кабинетовъ затянули дло успокоеня, осложнили вопросъ притязательностю, слдствемъ чего были, во-первыхъ, побоище въ Александри и повальное бгство 40 тысячъ европейцевъ изъ Египта, а во-вторыхъ — возникновене и сцплене новыхъ обстоятельствъ, которыя частный вопросъ сдлали общеевропейскимъ и приблизили къ взаимному столкновеню два мра — христанскй и мусульманскй.
Таковы причины, породившя и осложнившя восточный вопросъ въ Африк. Какъ видно, он тождественны съ тми, которыя порождали время отъ времени тотъ же вопросъ въ Европ.
Слишкомъ достаточный запасъ поученй и опыта должна была пробрсти въ течене восточныхъ длъ Росся, чтобы ей можно было опознаться въ настоящее время и воспользоваться событями къ своей выгод. Униженная, оскорбленная, обобранная своими недругами и друзьями-союзниками посл блестящей, хотя излишне дорого стоившей, войны съ Турцей, она могла бы въ ныншнихъ обстоятельствахъ нсколько исправить ошибки прежнихъ своихъ дипломатовъ и возстановить истинную цль той задачи, для которой ею принесены были такя громадныя жертвы.
Положене Росси представлялось наиболе выгоднымъ въ конц прошлаго и начал ныншняго года, сравнительно съ другими державами. Она мене всхъ завязана въ длахъ Египта, ни въ Каир, ни въ Александри, ни во всей плодоносной долин Нила предпримчивость ея не пустила своихъ корней, она не иметъ здсь своихъ колонй, ея торговля съ Египтомъ совершается несложно, безъ побочныхъ, взаимно скрещивающихся и разнообразно вляющихъ связей, ея незначительнымъ хлопчатобумажнымъ плантацямъ не грозитъ никакая опасность, и потому каке бы перевороты ни случились въ Египт, торговля ея могла бы разв только временно испытать нкоторыя затрудненя, но ни въ какомъ случа не причинила бы ей ущерба. Тогда какъ Англя и Франця производятъ торговый оборотъ съ Египтомъ на 250 миллоновъ франковъ, Росся ограничивается 28 миллонами фр., притомъ предстоящее въ скоромъ времени усилене и улучшене производства хлопчатника въ Средней Ази, должно если не вовсе, то въ весьма значительной степени ослабить ея торговыя сношеня съ Египтомъ. Такъ же точно, не будучи обладательницею акцй Суэзскаго канала, она заинтересована лишь въ свободномъ плавани по этому каналу, но доступность канала составляетъ въ равной степени интересъ и другихъ державъ, такъ что усиленная или исключительная забота объ этомъ была бы для нея лишнею. Притомъ движене въ Египт, повидимому, вовсе не касалось канала, и потому полную заботу о немъ можно бы было предоставить Франци и Англи. Если теперь уже предвидится какая-либо опасность для канала, то благодаря самой же европейской дипломати, усложнившей и затянувшей египетскй вопросъ, но и въ этомъ случа никто лучше Франци и Англи не могъ бы успокоить тревожную заботу Росси о Суэзскомъ канал,— на сторон этихъ двухъ державъ наилучшее въ томъ обезпечене.
Наибольшая воздержность отъ вмшательства и безусловно самостоятельный, исключительно въ собственныхъ выгодахъ направленный, образъ дйствй — такова, безъ всякаго сомння, должна быть единственная программа Росси въ египетскомъ вопрос.
Можно было только радоваться, когда въ самомъ начал ныншняго года Правительственный Встникъ сообщилъ, что разршене вопросовъ, связанныхъ съ Берлинскимъ трактатомъ, даетъ Росси свободу дйствй во вншней политик. Египетскй вопросъ, до разршеня его, будетъ преслдоваться Россей исключительно въ собственныхъ интересахъ.
Но въ то же время зловщее карканье нашей французской дипломатической газеты и ея подголоски поспшили разочаровать всякаго, кто съ русской точки зрня понималъ интересы и самостоятельность отечественной политики. Journal de St.-Ptersbourg объявлялъ, что египетскй вопросъ будетъ разршенъ совмстно съ другими державами. Дйствительно, едва только сдлалось извстнымъ, что Франця и Англя отправили 7 января коллективную ноту хедиву Тевфику, общая ему отъ себя поддержку во внутреннихъ и вншнихъ замшательствахъ, какъ нашъ дипломатическй оффицозъ выставилъ противъ двухъ этихъ державъ избитую формулу европейскаго концерта. Въ немъ и его русскихъ подголоскахъ все, что ни происходило въ Египт, истолковывалось въ неблагопрятномъ смысл для Франци и Англи и сводилось къ единственному спасительному исходу, который заключался будто бы въ европейскомъ концерт. ‘Мы никогда не уставали утверждать настоятельную необходимость европейскаго концерта’ — писалось въ Jonrnal de St.-Ptersbourg по поводу египетскихъ длъ.
Итакъ, Росся опять вдалась въ мечту европейскаго концерта. Politische Correspondenz, хорошо свдущая въ кабинетныхъ переговорахъ, сообщала, что первый починъ вмшательства четырехъ державъ (Германи, Австри, Итали и Росси) въ дла Египта принадлежитъ Росси и что русскй посолъ г. Новиковъ, въ засдани, происходившемъ въ первыхъ числахъ февраля, у германскаго повреннаго въ Константинопол Гиршфельда, предлагалъ проектъ отвтной ноты союзнымъ Франци и Англя.
Несомннно, Росся вновь увлечена была интригою, потому что, имя мене всхъ другихъ державъ интересовъ въ Египт, она мене всего имла надобности поддерживать здсь чьи-либо друге интересы. Еще въ феврал лордъ Гренвиль заявилъ въ парламент, что въ египетскомъ вопрос финансовый англо-французскй контроль, свободный путь чрезъ Суэзскй каналъ и невмшательство Турци суть три пункта, которые должны быть устранены изъ общаго обсужденя, ибо прочя державы признали эти высше интересы Франци и Англи. Если это такъ, то Росся была обезпечена насчетъ Суэзскаго канала, а затмъ что же важнаго оставалось для обсужденя въ европейскомъ концерт, гд бы Росся могла съ исключительною для себя пользою принять участе? Не былъ ли европейскй концертъ лишь благовидною завсою для интриги другой державы, которая натолкнула на него Россю?
Объяснительная въ итальянской палат рчь министра иностранныхъ длъ Манчини приподнимаетъ отчасти эту завсу.
Европейске дворы сочли англо-французскую ноту 7 января обидною для себя, выводя изъ нея, во-первыхъ, что Франця и Англя намревались дйствовать въ Египт особнякомъ, не совщаясь съ другими державами, а сообщая имъ только къ свдню о своихъ дйствяхъ, во-вторыхъ, что помощь, общанная ими Тевфику, могла превратиться изъ мирной въ военную. Италя, которая признавала себя обойденною, несмотря на тсныя связи съ Египтомъ и не забывъ еще французскаго похода въ Тунисъ, гд вслдстве того она утратила свое независимое положене, естественно должна была вмшаться въ египетскя дла и для этого найти себ сильную опору вн Франци и Англи. Такою опорой представлялся европейскй концертъ или точне концертъ четырехъ державъ. Германя, которая, въ забот о безпрепятственномъ водворени господства Австри на Балканскомъ полуостров и обезопасени себя со стороны Франци, крайне нуждается въ дружелюби Итали, само собою разумется, должна была поддерживать ея претензи въ Египт. Съ другой стороны князь Бисмаркъ очень хорошо понималъ, что, наружно присоединяясь къ европейскому концерту, Франця и Англя все-таки внутренно будутъ недовольны этою формулой, какъ ограничивающею ихъ преобладающее вляне на дла Египта и лишающею ихъ свободы дйствя. Это-то и нужно было ему для того, чтобы, выставивъ Россю предъявительницей европейскаго концерта, поставить ее въ неблагопрятныя отношеня къ Англи и особливо къ Франци. Австря, которая производитъ на 34 миллона франковъ торговаго оборота съ Египтомъ и иметъ тамъ изъ своихъ подданныхъ колони и чиновничество, не можетъ не поддерживать тамъ своего соразмрнаго вляня, а это ей легче выполнить подъ прикрытемъ европейскаго концерта, который уже разъ такъ обильно наградилъ ее въ Турци за счетъ Росси.
Вс эти отдльныя выгоды Итали, Германи и Австри сходились между собой и разршались общею выгодой стать въ длахъ Египта на равную степень съ Францей и Англей.
Какое же отношене ко всему этому иметъ Росся?— Не иметъ ровно никакого. Напротивъ, справедливе сказать, что общя выгоды трехъ упомянутыхъ державъ косвенно вредны ей, ибо поддерживаютъ устойчивость нмецкаго вторженя въ славянскя области Балканскаго полуострова и ставятъ ее въ неловкое положене къ Франци и Англи.
Нельзя не видть таинственно дйствующей руки ‘честнаго маклера’, продолжающаго заправлять европейскими событями и ловко руководящаго умомъ и волею другихъ. Преподнося султану европейскй концертъ, князь Бисмаркъ можетъ разсчитывать на двое: или концертъ этотъ возстановитъ въ нкоторой степени власть султана надъ Египтомъ, а по меньшей мр торжественно напомнитъ объ его верховенств, или же, если концертъ будетъ дйствовать несогласно съ видами султана, то честному маклеру всегда возможно будетъ давать султану подъ рукою совты, противуположные тому, что въ слухъ станетъ говорить Германя въ состав концерта, и такимъ образомъ дипломатическя разглагольствованя, непрятныя для султана, сведутся на ничто, а между тмъ въ угоду султана ршительность Франци и Англи будетъ парализована. Германя ищетъ тснаго сближеня съ Турцей для какихъ-то отдаленныхъ замысловъ, которымъ долженъ предшествовать союзъ ея съ Австрей, Италей и Турцей. Уже много высказано взаимнаго сочувствя съ обихъ сторонъ: пущены въ ходъ и чрезвычайныя посольства съ орденами, и подарки, и германске офицеры въ турецкой служб, и дворцовые наушники, и многое другое. Было бы боле чмъ страннымъ предполагать, что князь Бисмаркъ не воспользуется въ возможной мр египетскими замшательствами, чтобы не выставить предъ султаномъ Германю истиннымъ другомъ Турци, заботящимся о возвеличени султанской власти и усилени его импери. Разршене египетскаго вопроса европейскимъ концертомъ дастъ князю Бисмарку возможность сдлать громадный шагъ впередъ къ осуществленю своихъ замысловъ, отъ которыхъ Росся можетъ ждать для себя только новой опасности.
И однако Росся идетъ во глав требующихъ европейскаго концерта! Неужели мало для нея недавняго опыта, чтобъ убдиться, что и въ новомъ концерт если она ничего не проиграетъ, то ничего и не выиграетъ.
Неужели еще нужно доказывать, что европейскй концертъ есть обманчивая мечта воображеня? Передъ Берлинскимъ конгрессомъ, олицетворявшимъ собою европейскй концертъ, для котораго Росся отказалась не только отъ цны своихъ безчисленныхъ жертвъ и плодовъ войны, но и отъ своего державнаго полноправя, лордъ Биконсфкльдъ уже получилъ отъ Турци, по конвенци 4 юня, островъ Кипръ въ управлене, а переднюю часть Малой Ази — въ ближайшее наблюдене Англи, Баддингтонъ же заручился, по достоврному свидтельству гамбеттовской газеты Rpublique Franaise, формальнымъ подтвержденемъ 4 юня 1878 года существенныхъ правъ Франци въ Египт. Если присоединить къ этому, что на Берлинскомъ конгресс шла рчь о будущемъ раздл Турци, какъ удостовряетъ лондонская Times на основани несомннныхъ источниковъ, то не ясно ли, что на Берлинскою’ конгресс часть голосовъ была подкуплена? Хорошъ же посл этого и ‘честный’ маклеръ, заправлявшй конгрессомъ! И такого-то торжественнаго воплощеня подкупнаго европейскаго концерта Росся, при своемъ прежнемъ канцлер, по заявленю Правительственнаго Встника, добивалась въ течене двадцати лтъ!…
А вотъ и толковане, что такое Европа и европейское согласе. Въ засдани австрйской делегаци 20 октября 1880 года баронъ Гаймерле, отвчая на вопросъ Демеля о видахъ австрйской политики на Восток, сказалъ: ‘обыкновенно злоупотребляютъ терминомъ ‘Европа’, предполагая, что можно требовать отъ европейской дипломати разршеня всхъ вопросовъ. Правда, существуетъ Европа, но въ томъ только смысл, что вс державы стараются въ каждомъ данномъ случа не расходиться одна отъ другой. Высшая ихъ цль — уладить разнородныя стремленя, которыя между ними возникаютъ. Но Европа, облеченная правомъ ршеня, провозглашающая себя достаточно мудрою, чтобы разршить вс затрудненя, принимающая подъ вывскою ‘европейской дипломати’ отвтственность за свои ршеня, на которыя можно бы было всегда положиться,— такая Европа не существуетъ’. Не забудемъ, что это говорилъ тотъ самый баронъ Гаймерле, который былъ участникомъ Берлинскаго конгресса, котораго наша дипломатическая газета такъ горячо привтствовала при вступлени въ общеимперское министерство и такъ жалобливо оплакивала, когда онъ преждевременно и внезапно сошелъ въ могилу. Это тотъ самый баронъ Гаймерле, который вмст съ графомъ Андраши принималъ изъ рукъ конгресса управлене Босней и Герцеговиной, считая это ‘ршенемъ’ и ‘волею’ Европы, а когда потребовалось пойти дале условй Берлинскаго трактата и наложить хищническую руку на управляемыя области, тогда въ устахъ этого самаго барона Гаймерле ‘ршающая’ Европа превратилась въ фикцю, въ призракъ, въ ничто.
Какое должна была вынести разочароване наша дипломатя, узнавши изъ устъ ея любимца, барона Гаймерле, что ‘ршимость наша остаться врными въ восточномъ вопрос солидарности съ великими державами’ и что самоотречене наше въ пользу ‘солидарности и соглася, какъ единственныхъ залоговъ благополучя и общаго мира для всего христанскаго Востока’, были ршимостю и самоотреченемъ лишь въ пользу мечты. Мечт подчинились мы, призраку пожертвовали существеннйшими достоянями отечества.
И вотъ мы опять выступаемъ на поприще европейской дипломати съ призрачнымъ европейскимъ согласемъ и навязываемъ его однимъ въ угоду другимъ, какъ прежде навязывали его себ и подчинялись ему.
Но замчу при этомъ существенную разницу. Передъ Берлинскимъ конгрессомъ наша дипломатическая газета сулила намъ всякое благополуче отъ ‘мудрости и умренности’ членовъ конгресса. Ареопагъ Европы признавался тогда облеченнымъ правомъ ‘верховнаго ршеня’, которому Росся должна была подчиниться. Journal de St.-Ptersbourg и его подголоски кричали, что конгрессъ выражаетъ ‘волю Европы’, что не признать этой верховной воли — нельзя. То, что, по выраженю правительственнаго заявленя, было со стороны Росси ‘крайнимъ миролюбемъ’, означало не боле и не мене какъ наши уступки и наше подчинене вслдстве признаня надъ собою верховной ршающей воли Европы. Таковъ былъ тогда взглядъ на значене ‘Европы’ относительно Росси. Его усердно проводила въ обществ извстная часть русской печати съ дипломатическимъ оффицозомъ во глав. Представлене о ‘ршающей ‘сил европейскаго соглася и о ‘вол’ Европы на столько было искусственно возбуждено, что Санъ-Стефанскй договоръ двухъ полноправныхъ державъ былъ подвергнутъ произвольному дйствю этой ршающей силы, великая полноправная держава была обречена на такое подчиненное положене, что невольно общественная мысль увидала въ ней ‘подсудимую’. И вдругъ потомъ оказалось, что эта ‘ршающая Европа’ не существуетъ и никогда не существовала! Она обртена была только для Росси чужими и своими, когда нужно было запугать, унизить, втоптать въ грязьРоссю. И въ этомъ презрни къ народному, въ этомъ отречени отъ народной чести, отъ наслдя прежнихъ поколнй, отъ собственныхъ нравственныхъ и вещественныхъ интересовъ проявлялось какое-то нахальное щегольство европеизмомъ, примазыване себя къ европейцамъ, не замчавшее на ихъ лицахъ насмшливой улыбки.
Не то теперь поютъ т же органы тхъ же внушителей. Дло идетъ уже не о подчинени Росси европейскому концерту, а о приглашени къ нему Франци и Англи. Вотъ въ чемъ существенная разница. Съ Россей нечего было стсняться,— ее можно было отдать на произволъ ‘ршающей Европы’, но когда сама Австря, въ лиц барона Гаймерле, отвергла возможность такой ‘Европы’, то какъ же можно подчинить ей Францю и Англю? Точка зрня на европейскй концертъ мняется. Да и политика западныхъ державъ на столько самостоятельно-народна и проникнута чувствомъ собственнаго достоинства, что кто бы ни стоялъ во глав ихъ министерствъ, никто не позволитъ себ подчиниться ‘Европ’ въ ущербъ чести и выгодамъ своего государства и народа. Когда по поводу конференци Фрейсине объявилъ въ палат депутатовъ, что правительство французское не пожертвовало ни малйшею долей своей самостоятельности и что если, сверхъ ожиданя, оно встртило бы ршеня противныя своему достоинству, оно немедленно возвратитъ себ свободу дйствя,— наша дипломатическая газета справедливо поддакнула: ‘да, и это весьма естественно, свобода дйствя предоставлена каждому правительству, ибо конгрессы и конференци не ршаютъ, подобно парламентскимъ собранямъ, большинствомъ голосовъ’. Помнится, что та же газета приписывала Берлинскому конгрессу право ршеня. А одинъ изъ подголосковъ ея идетъ теперь еще дале, онъ говоритъ: ‘Англя, очевидно, готовится очень серьезно къ весьма возможному случаю, что въ то время, когда конференця будетъ вырабатывать въ Константинопол программу будущаго положеня Египта, въ этой стран снова начнутся безпордки, направленные противъ европейцевъ. Надо желать, чтобы представители другихъ державъ на конференця серьезно приняли въ разсчетъ это настроене Англи — не для того, конечно, чтобы противодйствовать сентъ-джемскому кабинету, поступающему вполн согласно съ требованями патротизна и интересами своей страны, а для того, чтобы взять себ за образецъ энергю британскаго правительства и его мудрое недовре къ такимъ дипломатическимъ ‘панацеямъ’, какъ международныя совщаня, созываемыя безъ опредленной цли и съ разными эгоистическими задними мыслями’. Подобныхъ умныхъ рчей что-то не слышно было отъ этой самой печати, когда собиралась въ 1876 году константинопольская конференця или когда засдалъ Берлинскй конгрессъ. Тогда, напротивъ, проповдывались покорность, безмолве, недвижимость, а объ энерги, интересахъ своей страны, мудромъ недоври къ дипломатической ‘панаце’ не было и помину. Впрочемъ тогда вопросъ касался Росси, а теперь вопросъ идетъ о Франци и Англи… Это — дло другое.
Англя и подавно не допустятъ умаленя своихъ интересовъ я народнаго достоинства, еслибы на нихъ посягнула теперешняя константинопольская конференця. Въ Бобденскомъ клуб Бимберлей — за правительство я на митинг въ Willis’s Rooms Солсбери и Нортекотъ — за оппозицю, и вся англйская печать съ Times во глав громко и ршительно заявили, что въ египетскомъ вопрос Англя должна охранить во что бы то ни стало свои жизненные интересы и свое государственное достоинство, каковы бы ни были постановленя конференци. Она выждетъ исхода конференци, но отъ своихъ обязанностей не откажется никогда.
Таковъ взглядъ Франци и Англи на правоспособность международной конференци.
Но если за европейскимъ концертомъ нтъ правъ ршеня, если дипломаты соберутся только потолковать изъ любви къ искусству и если впередъ могутъ быть уврены, что ни Франця, ни Англя, наиболе заинтересованныя въ Египт, не поступятся нисколько своими интересами ради одной только дипломатической любезности, ибо не знаютъ никакой другой политики, кром исключительно народной, о которой только въ Росси можетъ быть еще споръ, то спрашивается, что за надобность была Росси вмшиваться въ дла Запада и идти впереди другихъ съ формулою европейскаго концерта, тогда какъ самое выгодное для нея положене было бы въ сторон отъ большой дороги и въ ожидани благопрятныхъ для себя обстоятельствъ? Ужь не попалась ли она опять на удочку, какъ прежде клюнула тройственнаго союза, разршившагося для нея принужденною войной съ Турцей и подсудимостю въ Берлин? По крайней мр, не понятно, почему именно Росся, а не другая какая изъ трехъ державъ, боле, чмъ она, завязанныхъ въ египетскомъ вопрос, выдвинула этотъ вопросъ въ качеств общеевропейскаго. Для нея ршительно все равно: оставался ли бы онъ англо-французскимъ или англо-французско-турецкимъ, либо общеевропейскимъ. Для Итали и Австри это не все равно, ибо въ Египт замшаны ихъ жизненные интересы, да и самое* Средиземное море, служащее воднымъ мостомъ въ землю Фараоновъ, сближаетъ ихъ берега до степени непосредственнаго сосдства. Для Германи также не все равно, ибо вся ея вншняя политика построена на подмосткахъ кумовства, сплетенъ, обмана, ссоръ, перекидчивости и т. п. Если и въ этомъ случа кн. Бисмаркъ втянулъ Россю въ египетскя дла, то, безъ сомння, съ тмъ, чтобъ она вытаскивала изъ огня каштаны для другихъ.
Не получая ровно ничего отъ своего вмшательства, Росся можетъ потерять многое. Во-первыхъ, пострадаетъ ея нравственное достоинство, если Турця окончательно откажется отъ участя въ конференци. Франця и Англя, безъ сомння, не обратятъ вниманя на словоизверженя дипломатовъ, коль скоро эти коснутся ихъ существенныхъ правъ въ Египт, и он об уже вооружаются на всякй случай. Въ довершене всего, даже у Росси не оказалось представителя въ Константинопол — такого, который могъ бы предсдательствовать на конференци, такъ какъ самая конференця есть не что иное, какъ прямое доказательство предъявленнаго ею европейскаго концерта. Во-вторыхъ, поколеблется ея международное положене. Изъ обнародованныхъ двухъ послднихъ Синихъ Книгъ и и Желтой Книги видно, что Гамбетта еще въ январ предлагалъ Англи принять въ Египт дятельныя и ршительныя мры, хотя бы и съ помощю военной силы. Гладстонъ, однако, не согласился, ссылаясь, что это встревожитъ другя государства. Этотъ отвтъ его совпадаетъ съ заявленемъ Росси объ общеевропейскомъ значени египетскаго вопроса. Отсюда можно заключить, что первою помхой въ скорыхъ и ршительныхъ дйствяхъ двухъ западныхъ державъ, которыя предупредили бы дальнйшее осложнене египетскаго вопроса и избене европейцевъ въ Александри, явилось заявлене Росси. Хотя вскор Гамбетту замнилъ Фрейсине, боле сдержанный и уступчивый, однако можно ли предполагать, чтобы Франця и Англя не почувствовали нкотораго огорченя чрезъ это непрошенное вмшательство Росси? А что дйствительно имъ что-то помшало въ свобод дйствя и на что он не могутъ не сердиться, это доказываютъ ихъ теперешня дятельныя приготовленя, къ которымъ он возвращаются, несмотря на временную помху. Для пользы другихъ Росся должна неизбжно ослабить свои дружественныя отношеня къ Франци и Англи, съ которыми у нея нтъ никакихъ сталкивающихся интересовъ. Выигрываютъ же т, которые всецло устремили замыслы свои на Востокъ, гд каждый успшный шагъ ихъ есть вмст попятный шагъ Росси.
Я сказалъ, что египетскй вопросъ для Росси безразличенъ. Въ Константинопол Англя, прежде соперничествовавшая съ Россей, теперь иметъ предъ собою другаго соперника вмсто Росси — Германю.
Въ Средней Ази никакое умное правительство той и другой державы не возбудитъ взаимнаго недовря или опаснаго столкновеня. Авганистанъ, въ силу прежняго договора, продолжаетъ оставаться промежуткомъ между предлами вляня Росси и Англи. Послдняя еще остается въ долгу у насъ, ибо мы не переступили за договоренные предлы, а между тмъ Англя, захвативши горные проходы въ Авганистанъ — Кветту и Боланъ и удерживая за собою Кандагаръ, выдвинулась впередъ за установленную черту.
Съ Францей мы ршительно нигд сталкиваться не можемъ.
Такимъ образомъ восточный вопросъ во всхъ своихъ частныхъ проявленяхъ не вноситъ никакого противорчя въ интересы Росси и двухъ западныхъ морскихъ державъ.
Кажется, все — и опытъ прошлаго, и разсчетъ будущаго — подсказывало бы намъ, что мы въ египетскихъ длахъ должны бы были стоять на сторон Франци и Англи.
Изъ объясненя министра иностранныхъ длъ Фрейсине во французской палат депутатовъ оказывается, что конференця займется лишь общими вопросами: опредленемъ верховной власти султана надъ Египтомъ, власти хедива, отношенями Египта къ международнымъ обязательствамъ, его правами и вольностями въ той степени, какъ они признаны султанскими фирманами, и, наконецъ, спецальными договорами хедива съ Францей и Англей. Но въ настоящую минуту дло не въ отвлеченностяхъ, а въ приведени въ исполнене условй прежняго положеня или status quo ante, которое существовало между египетскимъ правительствомъ и двумя западными державами до возбужденя народной стороны и ея непрязни къ хедиву. Дло, стало-быть, въ ‘жандарм’ и ‘жандармскихъ мропрятяхъ’, но объ этомъ ничего не упоминается въ объяснени г. Фрейсине, а снаряжене флотовъ и дессантныхъ войскъ во Франци и Англи производится ускореннымъ образомъ. Изъ этого можно заключить, что конференця не достигнетъ существенной цли. Хотя ее предложили сами западныя державы, длая отъ себя этотъ починъ какъ бы въ вид косвеннаго отпора притязанямъ Росси и трехъ другихъ державъ, однако, пока конференця будетъ разсуждать объ основаняхъ, о которыхъ никто не споритъ, Франця и Англя, несмотря ни на что, исполнятъ одн и сами собою вторую часть вопроса — о возстановлени прежняго порядка вещей въ Египт.
Намъ не слдовало бы забывать, что Росся съ своими дипломатами и исключительно дипломатическими, а не народными воззрнями, не то, что Франця и Англя съ ихъ дипломатами или, врне, цлыми кабинетами и безспорно народными воззрнями, и что если Росся признала надъ собою ‘ршающй голосъ’, dcision, конгресса, то он никогда не признаютъ его, а тмъ мене подчинятся ему. Что бы тамъ ни говорилось на конференци, какъ бы часто ни произносилось общеевропейское значене египетскихъ длъ, Франця и Англя никогда не только не допустятъ умаленя своихъ особенныхъ и существенныхъ правъ въ Египт, но и не подумаютъ отказаться отъ свободы дйствя, благо сама же русская дипломатя не признаетъ въ отношени ихъ ршающаго значеня конференци или конгресса, какое она признавала для Росси.
Не лучше ли бы было намъ посл таковыхъ соображенй поддержать дв западныя державы, уравновшивая собою колебане европейскихъ всовъ? Мы бы ничего чрезъ это не потеряли, но могли бы кое-что выиграть. Пусть князь Бисмаркъ покосился бы на насъ, или даже погрозилъ бы намъ пальцемъ,— что же длать: не все коту масляница. Да онъ именно потому-то и не покосился бы на насъ и не сталъ бы грозить намъ, что видлъ бы великую континентальную и дв великя морскя державы согласными между собою.
При обдуманности, дипломатическомъ искусств и сердечномъ рвени служить исключительно нашимъ отечественнымъ пользамъ и выгодамъ, мы могли бы, казалось, безъ вреда для себя попытаться примирить дв великя морскя державы съ Египтомъ. Примемъ въ соображене слдующее: Франця и Англя имютъ здсь тождественные интересы, касающеся торговли, колонй, вншняго долга и свободнаго плаваня чрезъ Суэзскй каналъ. Сверхъ того Франця охраняетъ здсь свое политическое обаяне для поддержаня своего господства въ Алжир и преобладаня въ Тунис, Англя заинтересована преимущественно торговлею и возможностю пользоваться Суэзскимъ каналомъ не только для торговыхъ судовъ, но и для военныхъ и для перевозки войскъ. Вс эти интересы вполн между собою совмстимы, ни одинъ не исключаетъ другаго, что и доказывается тмъ, что Франця и Англя въ настоящемъ случа дйствуютъ по взаимному соглашеню, а никакъ не въ разрзъ другъ другу. Стало-быть съ этой стороны почва для нашего участя не представляла бы никакого затрудненя. Съ другой стороны, народная партя въ Египт не исключаетъ вовсе участя этихъ двухъ западныхъ державъ изъ той области внутреннихъ египетскихъ длъ, до которой он имютъ справедливый доступъ, именно — контроль за правильною уплатой Египтомъ его долговыхъ обязательствъ. Откуда же возникъ такой острый характеръ вопроса?— Отвтъ на это находимъ въ письм Блунча и отрывкахъ Ринга. Частный агентъ британскаго правительства, Блунчъ, въ письм своемъ, о которомъ былъ запросъ и въ парламент, прямо винитъ французскаго и англйскаго контролеровъ въ неумньи вести себя съ египетскими властями, въ излишнемъ вмшательств во внутрення дла Египта, до нихъ не касавшяся, и вообще въ притязательности, которая и раздула всю настоящую смуту. Такой же точно отзывъ длалъ и генеральный агентъ Франци — Рингъ. Если это такъ, если Араби-паша и все министерство хедива заявляли о всегдашней готовности обезпечить правильную уплату вншняго египетскаго долга, а равно имущество, личность и безопасное пребыване иностранцевъ въ Египт, если они искали и ищутъ только правомрности въ отношеняхъ къ нимъ иностранныхъ представителей, то и съ этой стороны возможность соглашеня являлась вроятною. Знатокъ египетскихъ длъ, Лессепсъ, утверждаетъ, что примирене двухъ западныхъ державъ съ Египтомъ безъ удаленя отъ длъ Араби-паши желательно и достижимо. Вотъ эти-то соображеня и мння такого авторитетнаго лица, какъ Лессепсъ, и даютъ поводъ думать, что еслибы Росся, не присоединяясь къ Гердони, Австри и Итали, установила для себя свой собственный путь и предложила Франци и Англи свои услуги, то, въ виду коалици трехъ сейчасъ названныхъ державъ, ея предложене было бы принято съ признательностю. Успла ли бы она въ своемъ добромъ намрени примирить дв западныя державы съ народною стороной въ Египт, вопросъ другой, но можно бы было надяться, что, при умньи дйствовать, она привлекла бы къ себ и Италю. По крайней мр, судя по словамъ министра Манчини, произнесеннымъ недавно въ палат, Италя не желаетъ враждовать съ народною египетскою стороной, которая въ свою очередь оказываетъ отличительное внимане въ итальянцамъ. Такимъ образомъ Росся и Италя были бы достаточно влятельными посредниками между двумя западными державами и Арабипа шею, какъ представителемъ господствующей въ Египт народной стороны. Чрезъ это и Италя была бы нсколько отвлечена отъ притягательной силы Германи, а это очень важно для будущаго положеня Росси относительно своихъ сосдей. Даже еслибъ эта попытка посредничества и не имла успха, то Росся отъ того ни мало не проиграла бы, она оставалась бы въ боле дружескихъ отношеняхъ въ Франци и Англи, сошлась бы ближе съ Италей, еслибы только Италя приняла участе въ ея посредничеств, и — что главное — руководящая нить европейской политики, которою кн. Бисмаркъ опуталъ весь Востокъ Европы, ослабла бы значительно.
Правительственный Встникъ какъ бы подсказывалъ самостоятельный образъ дйствй русской дипломати, общая, что Росся, свободная отнын въ своихъ дйствяхъ, будетъ преслдовать въ египетскомъ вопрос лишь исключительно собственные интересы. Можно было надяться, что Росся, пользуясь своимъ чрезвычайно выгоднымъ положенемъ въ этомъ вопрос, легко попадетъ на самобытную дорогу и избавитъ себя по крайней мр отъ безцвтнаго служеня безплодному полуевропейскому концерту. Оставалось только желать, чтобъ у насъ хватило достаточно подвижности, сообразительности, умнья пользоваться обстоятельствами и въ нкоторомъ род мужества отречься отъ излишка одностороннихъ сочувствй. Однако петербургская газета г. Горна, выставлявшая впереди всего не собственные интересы Росси, о которыхъ Она даже ни разу ни упомянула, а европейскй концертъ, видно, лучше понимала нашу дипломатю…
Вдь и безъ этого Франця и Англя не посмотрятъ ни на концертъ четырехъ державъ, ни на конференцю, а сдлаютъ то, что имъ нужно. къ чему же было идти подъ руку Германи и лишать себя выгоднаго положеня и возможности успха?
Напротивъ, не ища себ ничего особливаго ни въ долин Нила, ни въ Суэзскомъ канал, не угрожаемые опасностю какихъ-либо со стороны другихъ государствъ ограниченй, противъ насъ однихъ направленныхъ, мы могли бы, оставаясь на сторон Франци и Англи, наверстать себ многое въ европейскомъ отдл восточнаго вопроса.
У насъ одно горе и на насъ одно пятно.
По Санъ-Стефанскому договору Порта обязалась уплатить намъ за военныя издержки деньгами триста миллоновъ рублей. Жаль, что не оговорено было, какими рублями. Но такъ какъ вс международныя денежныя сношеня ведутся на звонкую монету или по соотвтствующему ей курсу и такъ какъ мы сами платили и платимъ въ предлахъ Турци лишь звонкою монетою, то нтъ никакого сомння, что подъ рублемъ подразумвался въ договорахъ русскй металлическй рубль. Переговоры о размр и срокахъ уплаты велись въ то время, когда египетскй вопросъ уже давно провозглашенъ былъ со стороны Росси общеевропейскимъ и на Францю и Англю отовсюду сыпались приглашеня дйствовать не иначе, какъ по предварительному соглашеню съ прочими великими державами. Переговоры гг. Новикова и Тернера кончились тмъ, что Порта согласилась уплачивать Росси ежегодно въ погашене капитальнаго своего долга, безъ нарощеня процентовъ, 350 тысячъ турецкихъ лиръ. Считая турецкую лиру въ 5 руб. 67 коп., мы получимъ сумму ежегоднаго платежа въ металлическихъ рубляхъ въ 1.984.500 рублей. Полагая даже ежегодный платежъ круглымъ счетомъ въ 2.000.000 руб., мы видимъ, что Турця расплатится съ нами за военныя издержки 1877 года въ течене ни боле, ни мене какъ полутораста лтъ. А еще Journal de St-Ptersbourg посвятилъ восторженную статью исходу дла о военной контрибуци и приписалъ успхъ такого въ сущности плачевнаго, даже насмшливо-оскорбительнаго, исхода — искусству, терпню и настойчивости нашего посла г. Новикова. Пусть дипломатическая газета восхваляетъ дипломата и видитъ въ его дйствяхъ такя черты, которыхъ другой, пожалуй, и не примтитъ, но восторгаться успхомъ въ дл по безспорному платежу, видть здсь какя-то затрудненя какъ будто въ какомъ сомнительномъ и спорномъ иск и превозносить заслуги тамъ, гд не требовалось ничего другаго, какъ твердаго и ршительнаго слова, въ которомъ слышалось бы, что говоритъ человкъ, проникнутый силой и сознанемъ народнаго духа,— вотъ что значитъ усвоить себ не народное поняте о Росси и смотрть на нее не иначе, какъ подъ угломъ приниженности, робости, запуганности, такъ что если Порта, вдоволь натшившись надъ нами шуточкою: ‘хочу — не хочу, дамъ — не дамъ’,— кинула наконецъ ежегодную подачку въ два миллона срокомъ на полтораста лтъ, то мы и тутъ готовы радоваться и превозноситься. Такова ужь газета г. Горна, стипендируемая дипломатическимъ вдомствомъ.
Итакъ, вмсто 300.000.000 рублей мы имемъ по 2.000.000 рублей въ годъ въ течене полутораста лтъ. Горе наше въ томъ, что мы не доживемъ, да и ближайше потомки наши не доживутъ до той отрадной минуты, когда Порта, внося послдне два миллона въ русскй государственный банкъ, скажетъ Росси: ‘мы разочлись’. Да и скажетъ ли когда?— Врне, что никогда не скажетъ…
Въ интересахъ цлаго народа и государства, когда дло идетъ о народномъ достояни, великодуше не можетъ имть мста. Положимъ, что Турця не въ состояни была бы платить больше, за то у нея есть земли, города, крпости. Въ пункт 60-мъ Берлинскаго трактата сказано: ‘Долина Алашкерта и городъ Баязедъ, уступленные Росси ХХ-мъ пунктомъ Санъ-Стефанскаго договора, возвращаются Турци’. Почему нашимъ дипломатамъ не припомнить этого пункта, вошедшаго въ предварительное майское соглашене между графомъ Шуваловымъ и лордомъ Солсбери, и не попытать возстановить соотвтствующую статью единственнаго нравственно-обязательнаго для русскаго народа Санъ-Стефанскаго договора, какъ акта свободной воли и государственнаго полноправя? Почему бы не испробовать, напримръ, такого рода сдлку: завязавши съ Портою переговоры о военной контрибуци и прежде, чмъ объявлять себя на сторон Германи, Австри и Итали, войти въ конфиденцальныя сношеня съ Францей и Англей и предложить имъ наше содйстве по безразличному для насъ египетскому вопросу, а отъ нихъ заручиться содйствемъ къ возвращеню намъ отъ Турци Баязеда въ виду прямой несостоятельности Турци? Еслибы послдовало ихъ на то согласе, что довольно вроятно, потому что видть себя господами въ Египт для нихъ важне, чмъ видть Баязедъ въ русскихъ, либо турецкихъ рукахъ,— тогда потребовать отъ Порты или такого способа уплаты военной контрибуци, который имлъ бы дйствительное значене для русскихъ финансовъ и соотвтствовалъ бы достоинству Росси, или замны его земельнымъ вознагражденемъ, а именно возвращенемъ намъ Баязеда. Мы получили бы тогда нчто существенное вмсто теперешняго нуля, ибо два миллона суть почти нуль сравнительно съ нашимъ свыше семисотъ-миллоннымъ годовымъ бюджетомъ. Еслибы, напротивъ, Франця и Англя не согласились на такую сдлку, то мы были бы правы передъ ними, принимая сторону ихъ противниковъ, а сойтись съ Портою на двухъ миллонахъ ежегодной безпроцентной уплаты долга, въ течене ста пятидесяти лтъ, т. е. войти въ сдлку, неудобопонятную съ серьезной ея стороны, успли бы и посл. А теперь, не испытавши окольныхъ способовъ, мы прямо приняли худшее, чмъ только могла попотчивать насъ заносчивая- Порта. Вотъ наше горе.
Есть и пятно на насъ. Боле чмъ кто-либо мы повинны въ томъ, что Босня и Герцеговина отданы въ управлене Австри. Наши дипломаты обязаны были знать исторю австрйскаго правленя, какъ знаетъ ее каждый образованный человкъ, имъ по преимуществу должно бы быть извстнымъ постоянное нарушене австрйскимъ правительствомъ обязательствъ, которыя оно давало присоединяемымъ къ габсбургской корон областямъ и переселявшимся въ габсбургскя владня иноплеменнымъ народамъ. Надо исписать сотни листовъ, чтобы перечислить только главнйшя правонарушеня, совершенныя австрйскимъ правительствомъ и касавшяся правъ и привилегй, торжественно скрпленныхъ императорскимъ словомъ каждаго изъ царствовавшихъ Габсбурговъ. Наши дипломаты не могли не предвидть на основани историческаго опыта прежнихъ лтъ и свжихъ указанй современныхъ имъ событй, если только они занимались ихъ изученемъ, что Австря непремнно явится въ занятыхъ ею турецкихъ областяхъ гонительницею православя и народности, попирательницею священнйшихъ правъ человка, поборницею кривды и гражданскаго безправя, коль скоро все это становилось ей нужнымъ въ ея вковыхъ стремленяхъ къ истребленю въ славянскихъ земляхъ духовныхъ и прирожденныхъ основъ, связующихъ ихъ съ Россей — предметомъ ея вчной вражды.
Такъ и случилось.
Отдавая Босню и Герцеговину въ руки езуитской Австри, мы нарушили нашъ долгъ относительно православя и греко-восточной православной церкви.
Отдавая эти области швабо-мадьярской Австри, мы измнили началу народному и нашей задач на Восток — освобождать народности для самостоятельной жизни.
Отдавая эти области въ руки иноплеменниковъ, мы вмст съ западною Европой посягнули на человческя священнйшя права народа, который вовсе отъ насъ не завислъ и судьбою котораго поэтому ни мы, ни западная Европа вовсе не имли никакого права располагать. Мы приняли участе въ насили, невозможномъ, немыслимомъ для XIX столтя,— въ насили порабощеня цлаго народа подъ чужеплеменное иго.
Отдавая эти области чуждой имъ Австри и вопреки согласю представителей ихъ законнаго повелителя — султана, мы поступили вопреки праву. Мы согласились съ султаномъ по Санъ-Стефанскому договору дать самоуправлене этимъ областямъ. Договоръ этотъ, какъ свободно заключенный двумя сторонами, оставался обязательнымъ для той и другой, онъ могъ быть отмненъ лишь при обоюдномъ согласи, но мы на Берлинскомъ конгресс одни, безъ соглася султана, нарушили этотъ договоръ, отрекшись отъ самостоятельности этихъ областей и передавъ ихъ въ управлене Австри. Мы не имли права да и никто не могъ обязать насъ взять обратно наше слово, данное султану, когда султанъ противился этому. Одностороннее нарушене договора не допускается по праву.
Наконецъ, отдавая эти области Австри по Берлинскому трактату, мы стали въ противорче съ юридическою, какъ и всякою, правдою. Эти области, не выдленныя изъ состава Турецкой импери и оставляемыя подъ верховною властю султана, тмъ самымъ стояли вн всякаго подчиненя трактовавшей въ Берлин Европ. Подчиниться ея приговору он могли лишь съ соглася ихъ владльца и повелителя — султана. Но султанъ, въ лиц засдавшихъ на конгресс представителей Турци, не былъ согласенъ на отдачу ихъ въ управлене Австри и, какъ полноправный государь, не могъ быть ни на какомъ основани подчиненъ приговору конгресса. Въ этомъ случа, если не было его соглася, онъ и его владня, Босня и Герцеговина, оставались собственно вн дйствя договаривающихся сторонъ, каковыми являлись въ Берлин Росся съ своимъ Санъ-Стефанскимъ мирнымъ трактатомъ и другя пять державъ съ своими предложенями. Но вопреки юридической азбук, вопреки своимъ государственнымъ интересамъ, въ угоду остальнымъ державамъ, мы силу договора двухъ сторонъ распространили на третье лицо, до котораго нашъ обоюдный договоровъ съ Европою не могъ быть ни въ какомъ случа обязателенъ,— не могъ потому, что султанъ, какъ верховный властелинъ Босни и Герцеговины, не соглашался на ихъ отчуждене подъ управлене Австри и тмъ самымъ становился вн участя въ договор, а слдовательно на него, какъ на третье лицо, юридическая сила договора не могла распространяться. Ни Росся и ни какая другая изъ договаривающихся державъ не имла никакого права простирать свою волю на области, которыя принадлежали исключительно одной только Турци и вмст съ нею составляли въ представлени международнаго права такую же точно недлимую, независимую державу, подчиненную одному только султану, какъ и вс другя независимыя и полноправныя государства Европы. Если Турця въ этомъ случа уступила, то единственно въ силу общаго давленя и безпомощности сопротивленя. Санъ-Стефанскй договоръ обязывалъ Россю поддержать Турцю.
И вотъ теперь въ Босни и Герцеговин льются потоки неповинной крови единственно по произволу, своекорыстю, недоврю и угодливости, воплощенемъ которыхъ были статьи Берлинскаго трактата.
Это пятно, которое наложено на Россю ея прежнею дипломатей, отошедшею уже въ историческую вчность, не можетъ и не должно оставаться не смытымъ въ истори. Безпристрастный и свободный судья — будущая исторя — воздастъ каждому по дламъ его. Если еще не пришла пора смыть съ себя это пятно, то уже одна попытка къ тому должна принести честь и долю оправданя тому, кто ршился бы на нее…
Едва ли не удобный случай пропустили мы приступить къ этой попытк.
Судя даже по биллямъ, касающимся возмущенной Ирланди, Гладстонъ остается неизмнно вренъ своимъ основнымъ свободолюбивымъ убжденямъ. Теперь для Англи, а тмъ боле для Франци опасною въ Европейской Турци стала Германя въ оборонительно-наступательномъ союз съ Австрей. Нтъ сомння, что Гладстонъ стоитъ и теперь за произнесенныя имъ въ Медлотан слова ‘руки прочь!’ Слова эти должны быть и нашими словами. Еслибы мы предложили Франци и Англи нашу поддержку въ египетскомъ вопрос, то он вроятно были бы не прочь отъ сознаня новаго конгресса по боснйско-герцеговинскому вопросу, въ которомъ австрйская опека уже успла оказаться не только негодною, но и зловредною. Положимъ, что Германя и Австря не пошли бы на этотъ конгрессъ, за то Италя и Турця приняли бы предложене. Положимъ также, что конгрессъ не состоялся бы, но для теперешняго времени было бы достаточно одной попытки поставить боснйско-герцоговинскй вопросъ вновь на очередь. Исторя занесла бы на свои страницы эту попытку нсколькихъ державъ, подписавшихъ Берлинскй трактатъ, какъ похвальное намрене смыть съ себя позоръ такого дяня, которое въ ХХ-въ вк не могло бы имть мста. Исторя отличила бы и главныхъ виновниковъ величайшаго изъ насилй и заклеймила бы. ихъ своимъ неумытнымъ приговоромъ.
Конечно, умть воспользоваться благопрятными обстоятельствами для того, чтобы принести нравственную и вещественную пользу тому государству и народу, на служене которому мы рождены или призваны,— дло не всегда легкое, но если кто стоитъ у какого дла, то съ умомъ, искусствомъ, преданностю, сочувствемъ предмету служеня, однозвучною съ народомъ внутреннею жизню и душевнымъ рвенемъ, отсюда истекающимъ, можно во многомъ успть и постепенно успвать…