ЗАМЕТКИ Е. Ф. ЮНГЕ О НИКОЛАЕ I
ЗАМЕТКИ Е. Ф. ЮНГЕ О НИКОЛАЕ I
ПРИМЕЧАНИЯ
Е. Ф. ЮНГЕ О НИКОЛАЕ I
I
II
III
IV
V
VI
РАССКАЗ МОЕГО ОТЦА
VII
ПРИМЕЧАНИЯ
Заметки о Николае I, Юнге Екатерина Федоровна, Год: 1903
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Литературное наследство. Том 37/38: Л.Н. Толстой. II
М.: Изд-во АН СССР, 1939.
В числе рукописных материалов, которыми Толстой пользовался в процессе творческой работы над повестью ‘Хаджи Мурат’, находились и публикуемые ниже заметки Е. Ф. Юнге.
Екатерина Федоровна Юнге (1843—1913), художница и мемуаристка, дочь гр. Федора Петровича Толстого (1783—1873), известного художника, бывшего почти полвека вице-президентом и товарищем президента Академии художеств. Л. Н. Толстому она доводилась троюродной сестрой. Замужем была за профессором-окулистом Э. А. Юнге.
Екатерина Федоровна на протяжении своей долгой жизни, начиная с детских лет, знавала многих замечательных людей. В доме ее отца бывали лучшие представители литературы и искусства, в том числе и близкий друг ее родителей, Т. Г. Шевченко.
Благодаря этому, написанные Е. Ф. Юнге живые и содержательные ‘Воспоминания’1, охватывающие середину прошлого века (1843—1863), представляют очень большой интерес. Недаром Л. Н. Толстой, по его выражению, ‘зачитывался ее воспоминаниями не в положенное время’2. Толстой любил беседовать с ней и слушать ее рассказы.
В тех же своих ‘Воспоминаниях’ Е. Ф. Юнге упоминает о начале своего знакомства с Л. Н. Толстым, когда он после Крымской кампании приехал в Петербург и бывал в доме ее отца. Она пишет: ‘После войны приезжал, в Петербург и явился к нам Л. Н. Толстой, он тогда был еще очень молод, но его произведения читались нарасхват, он уже стоял на ряду с лучшими писателями, а наш кружок ставил его выше многих, в его ‘Детстве’ и ‘Севастопольских рассказах’ веяло чем-то совсем новым, но таким, что находило отголосок во многих сердцах’3.
Впоследствии, почти через тридцать лет, Екатерина Федоровна возобновила знакомство с Толстым, вследствие впечатления, произведенного на нее в 1884 г. ‘Евангелием’ Толстого4. Лев Николаевич теперь с большой теплотой стал относиться к ней, и она многократно бывала у него и иногда переписывалась с ним5. По свидетельству писателя С. Я. Елпатьевского, Е. Ф. Юнге ‘удивительно походила лицом на Льва Николаевича’, ‘и не одним только лицом,— в ней много было толстовского’5.
Вероятно, в приезд Е. Ф. Юнге в Ясную Поляну в начале февраля 1903 г. Толстой рассказал ей о собирании им материалов для работы над повестью ‘Хаджи Мурат’, и в частности для главы о Николае I. Можно думать, что Толстой просил Юнге прислать ему такие материалы. В мае того же года она вновь приехала в Ясную Поляну и прогостила у Толстых неделю.
В этот раз, как записала в своем ‘Ежедневнике’ С. А. Толстая, Екатерина Федоровна привезла Толстому какие-то материалы для повести ‘Хаджи Мурат’7. Повидимому, среди этих материалов были и написанные ею замешки о Николае I. Несомненно, что заметки эти написаны специально для Толстого и по его просьбе. Только два из семи записанных ею эпизодов (IV и VI) отмечены ею в обширных ее ‘Воспоминаниях’ (стр. 119), при чем один в несколько яругой редакции, а другой лишь в виде краткого упоминания.
Заметки Е. Ф. Юнге касаются личности Николая I, которой Толстой в то время очень интересовался.
Образ Николая I, эпизодически выведенный им в повести ‘Отец Сергий’ (1890—1898), обрисован в ‘Хаджи Мурате’ чрезвычайно глубоко.
Писатель, создавая пятнадцатую главу этой повести, посвященную характеристике царя, собирал, со свойственной ему тщательностью, всевозможные материалы о нем, обращался с запросами к различным лицам. В письме к А. А. Толстой (от 26 января 1903 г.) он говорил по этому вопросу следующее: ‘Я пишу не биографию Николая, но несколько сцен из его жизни мне нужны в моей повести ‘Хаджи Мурат’. А так как я люблю писать только то, что я хорошо понимаю, ayant, так сказать, les coudes franches, то мне надо совершенно, нисколько могу, овладеть ключом к его характеру, вот для этого-то я собираю, читаю все, что относится до его жизни и характера’8.
Толстой предполагал уделить обрисовке Николая I и семнадцатую плаву повести но впоследствии отказался от этой мысли, а затем решил, ‘если будет время’, писать о Николае отдельно’. Один из вариантов главы ‘Хаджи Мурата’, посвященной Николаю I, опубликован, в первом полутоме настоящего издания.
Заметки Е. Ф. Юнге содержат в себе отдельные эпизоды и детали, относящиеся к различным моментам жизни Николая I и характеризующие его, как деспота и самодура.
Внимание писателя, как мы отмечаем далее, привлекли два эпизода, рассказанные Е. Ф. Юнге,— первый и последний. Первый использован им частично, последний — почти полностью. Толстой опустил в повести имя казачьего офицера и внес в этот эпизод высокохудожественные детали, выпукло обрисовывающие личность царя, любившего ‘поразить людей, повергнутых в ужас, контрастом обращенных к ним ласковых слов’ (гл. XV).
Первый и седьмой эпизоды потому привлекли особое внимание писателя, что они соответствовали его желанию проникнуть в интимную, повседневную жизнь царя. ‘Мне нужно,— писал он в цитированном выше письме А. А’ Толстой,— именно подробности обыденной жизни, то, что называется la petite histoire: история его интриг, завязывавшихся на маскараде, его отношение к Нелидовой и отношение к нему его жены’.
Для мотива о маскараде А. А. Толстая ничего не сообщила Льву Николаевичу, что он мог бы использовать. ‘Я никогда не слышала,— писала она ему,— чтобы маскарады вели за собой какие-нибудь приключения. Государь бывал на них для отдыха и для забавы и на следующее утро, смеясь, подробно рассказывал о них императрице, иногда и при мне’10.
В заметках Е. Ф. Юнге писатель нашел (именно то, что ему было так необходимо для характеристики Николая I. Оба отмеченные нами эпизода касаются именно маскарадных встреч царя.
Так из многочисленных печатных, архивных и мемуарных источников, разновременных, разнородных по содержанию и стилю, великий мастер слова в процессе кропотливой, вдумчивой работы отбирал все, что ему могло пригодиться, и объединял разрозненные, нужные для его творческого замысла мотивы в один правдивый художественный образ.
1 ‘Воспоминания Е. Ф. Юнге, урожд. граф. Толстой. 1843—1863’, изд. ‘Сфинкс’, М., 1914. Извлечения из этих ‘Воспоминаний’ были ранее, еще при жизни Юнге, напечатаны в ‘Вестнике Европы’ (1905, NoNo 2—6).
2 Ом. там же, стр. XV.
3 Там же, стр. 68.
4 Установлено по письмам Е. Ф. Юнге к Толстому, хранящимся в его архиве (Всесоюзная библиотека им. В. И. Ленина).
5 См. Юбилейное издание, т. LXIII, стр. 323.
6 Елпатьевский С. Я., Воспоминания за 50 лет, изд. ‘Прибой’, Л., 1929, стр. 288—291. Еще см. посвященную Е. Ф. Юнге статью А. П. Новицкого в ‘Русских Ведомостях’, 1913. No 18, а также статью, напечатанную в виде предисловия к книге ее ‘Воспоминаний’.
7 См Юбилейное издание, т. LIV, стр. 383.
8 Письмо опубликовано в книге: ‘Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой’, СПБ., 1911, стр. 378.
9 См. дневниковые записи Толстого от 18 июня 1903 г. и 25 февраля 1904 г.
10 Письмо А. А. Толстой от 31 января 1903 г. См. сб. ‘Толстой. Памятники творчества и жизни’, I, изд. ‘Огни’, 1917, стр. 24.
Моя сестра Марья Федоровна Каменская1 была известная в Петерб[урге] красавица. Когда она, девушкой, гуляла под руку с отцом и им встречался император Николай Павлович, то последний осаживал, лошадей и выходил из экипажа, чтобы пройтиться и побеседовать с ними, и тем ужасно сердил моего отца, который, приходя домой, говорил: ‘Ну, нет, если он опять это сделает, я его побью’.
Когда сестра моя была уже замужем, Николай Павлович очень ухаживал за ней в маскарадах. Сестра рассказывала, что за ними там всегда ходил по стопам какой-то субъект, раз Н. П. заметил его и обернулся к нему, и субъект вдруг исчез, как сквозь землю провалился. Один раз, тоже в маскараде, Н. П. говорил ей, что не знает другой такой умной и привлекательной женщины, как она, и вдруг остановился и сказал: ‘Просите у меня теперь все, что вы хотите, даю вам мое царское слово, что не откажу, что бы это ни было’. Она ответила, что не из корыстных видов беседует с ним, что ей ничего не надо2. Впоследствии ее горькая жизнь заставила ее не раз прибегать к императору, который один мог помочь ей, не знаю, помня ли свое обещание или просто по расположению к ней, он всегда исполнял ее, иногда очень важные, просьбы, как, например, о позволении вернуться ее бежавшему за границу мужу.
Марья Ф[едоровна] Каменская, еще молоденькой девушкой, купила на рынке большую палку для занавесок и горшок для соления огурцов, она везла это на извозчике. Ехал навстречу государь, и она чуть-чуть не задела его по голове палкой. Он весело поклонился ей, а потом, у императрицы, сказал фрейлинам: ‘Вы вот, mesdames, конфузитесь маленький пакет нести сами, а я сейчас встретил Мари Толстую, которая сама везет какую-то большую палку и самый простой глиняный горшок. Вот женщина, у которой нет ни капли ложного стыда, и это прелестно’.
В мастерской барона Клодта3 Николай Павлович часто бывал, любил следить за его работой. Раз Петр Карлович лепил с натуры лошадь, ему надо было сделать копыто приподнятой на воздухе ноги, но никого не было, чтобы помочь ему. Он оглянулся и сердито крикнул государю: ‘Ну, чего вы сидите — ничего не делаете! Видите, глина сохнет, держите копыто!’. Ник[олай] Пав[лович] послушно встал и долго держал копыто лошади, пока художник не кончил работы.
Ник[олай] Пав[лович] смотрел в мастерской отца4, при полном собрании конференции Академии и своей свиты, заказанную им статую нимфы для петерг[офского] фонтана. Она ему в гипсе понравилась, но у него было обыкновение, вероятно, чтобы показать свое понимание в искусстве, делать художникам замечания, иногда или даже большей частью неверные, а художники, желавшие получить заказ, подобострастно исполняли его поправки или после как-нибудь изворачивались.
— Хорошо,— сказал Н. П. отцу,— только ты мне сделай это колено полукруглее.
— И не подумаю, — отвечал отец.
Государь бросил на него один из тех взглядов, кот[орыми], как говорили тогда, на месте убивал людей, и крикнул: ‘Это что значит?!’.
— А то, — отвечал спокойно отец, — что это было бы неверно по анатомии и я этого делать не буду. Когда вытянута нога, не может быть круглое колено, потому что при этом движении напрягается такой-то мускул…
— Ну, ну,— улыбаясь, перебил его государь,— уж я знаю, что с тобой не сговоришь, тебя не переспоришь. Делай, как знаешь.
Ник[олай] Павл[ович] часто приходил утром к К. П. Брюллову5 и, застав его в постели, садился к нему на кровать и говорил: ‘А ты, верно, опять был пьян вчера…’.
‘Пошел я посмотреть парад (в Петергофе жил, на даче), пробрался к самой царской палатке, стою, разговариваю с разными знакомыми генералами. Смотрю: государь идет, да прямо на меня, и страшные свои глаза делает. Думаю: за что это он на меня злится, но смотрю ему прямо в глаза. Он на меня глаза вытаращил, а я на него… Подходит близко, опустил глаза и прошел в сторону. Тут я на себя оглянулся, а я в своем сереньком сюртучке и галстуке la Byron в самую середину всех генералов затесался!’.
Казацкий генерал П. С. Николаев рассказывал мне, что он, только-что выпущенный из пажеского корпуса в офицеры, был в маскараде в Большом театре и очень увлекся одной маской. Не находя нигде места, чтоб остаться с ней наедине, он дал на чай капельдинеру, и последний открыл ему боковую, директорскую ложу. Парочка находилась в полном блаженстве, когда вдруг открылась дверь и в ней показался Николай Павлович тоже с маской. Можно себе представить ужас офицерика и его дамы! Император с улыбкой сказал: ‘Молодой человек, я постарше вас — уступите мне место’6.
1 Каменская Мария Федоровна (1817—1898), старшая сестра Е. Ф. Юнге, дочь Ф. П. Толстого от первого брака, троюродная сестра Л. Н. Толстого, беллетристка и мемуаристка. Была замужем sa писателем Павлом Павловичем Каменским (1814—1871).
2 В этом эпизоде, описанном Е. Ф. Юнге, есть ряд черт, напоминающих описанную Толстым в гл. XV повести историю увлечения императора красавицей-шведкой, и там и здесь развит мотив о встречах Николая I с понравившейся ему красавицей, встреча происходит на маскараде. М. Ф. Каменская, в ответ на предложение царя исполнить любую ее просьбу, отвечает, что ‘не из корыстных видов беседует с ним, что ей ничего не надо’. Юная шведка, добившаяся свидания с государем, говорит, что ей ‘ничего больше не нужно было’. В остальных отношениях эти женские образы глубоко различны.
3 Клодт фон-Юргенсбург Петр Карлович, барон (1805—1867), известный русский скульптор, профессор Академии художеств. Автор четырех групп на Аничковой мосту в Ленинграде, статуи Николая I верхом на коне (там же), памятника Крылову и многих других работ.
4 Гр. Федора Петровича Толстого.
5 Брюллов Карл Павлович (1799—1852), крупный русский художник, особенно известный, как исторический живописец и портретист.
6 Этот эпизод из действительной жизни вставлен Толстым в гл. XV повести: ‘Во вчерашнем маскараде она подошла к нему, и он уже не отпустил ее. Он повлек ее в ту специально для этой цели державшуюся в готовности ложу, где он мог наедине остаться с своей дамой. Дойдя молча до двери ложи, Николай оглянулся, отыскивая глазами капельдинера, но его не было. Николай нахмурился и сам толкнул дверь ложи, пропуская вперед себя свою даму.
— Ily a quelqu’un,— сказала маска, останавливаясь. Ложа действительно была занята: на бархатном диванчике, близко друг к другу, сидели уланский офицер и молоденькая, хорошенькая, белокуро-кудрявая женщина в домино, с снятой маской. Увидав выпрямившуюся во весь рост и гневную фигуру Николая, белокурая женщина поспешно закрылась маской, уланский же офицер, остолбенев от ужаса, не вставая с дивана, глядел на Николая остановившимися глазами.
Как ни привык Николай к возбуждаемому им в людях ужасу, этот ужас был ему всегда приятен, и он любил иногда поразить людей, повергнутых в ужас, контрастом обращенных к ним ласковых слов. Так поступил он и теперь.
— Ну, брат, ты помоложе меня,— сказал он окоченевшему от ужаса офицеру, — можешь уступить мне место.
Офицер вскочил и, бледнея и краснея, согнувшись, вышел молча за маской из ложи, и Николай остался один со своей дамой’.
Писатель опустил фамилию офицера, упоминание о том, что тот только-что окончил пажеский корпус и что он попал в ложу благодаря капельдинеру. Остальные подробности введены в повесть, при чем автор внес в эту сцену много новых черт (французская фраза шведки, описание ложи, описание наружности спутницы офицера, изображение ужаса, переживаемого ею и офицером, и пр.).