Заметки о Некрасове
З. П. Ермакова
Кто скрывается за инициалами ‘А. С’?
Е. Б. Белодубровский
К датировке записки Некрасова к Н. А. Ратынскому
Б. В. Мельгунов
О 300-м стихе поэмы ‘Саша’
Заметки о Некрасове, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1985
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Русская литература, No 1, 1985
З. П. Ермакова. Кто скрывается за инициалами ‘А. С’?
Е. Б. Белодубровский. К датировке записки Некрасова к Н. А. Ратынскому
Б. В. Мельгунов. О 300-м стихе поэмы ‘Саша’
Хотелось бы обратить внимание на одну ошибку, допущенную в комментарии к ‘Русским женщинам’ в четвертом томе выходящего сейчас полного собрания сочинений и писем Н. А. Некрасова. Автор комментария И. А. Битюгова, при участии Б. В. Мельгунова. На с. 583 читаем: ‘С положительным отзывом о поэме выступает А. С. Суворин, начинавший свою журнальную деятельность в конце 1860—начале 1870-х гг. как более или менее прогрессивный критик. Он возражает против статьи Буренина в ‘С.-Петербургских ведомостях’, объясняя причину преднамеренной враждебности автора его личными счетами с ‘Отечественными записками’, в которых была напечатана поэма Некрасова. Суворин находит в поэме слабые стороны — некоторую растянутость, порой вялый стих, но считает, что они ‘исчезают совершенно в стройной гармоничности целого’. Княгиню Волконскую он (характеризует как ‘сильную женщину’, которой ‘нужен был высокий идеал, и вот она нашла его в этом мученике и борце’. Образ ее, нарисованный Некрасовым, он называет ‘грандиозным образом созревшей под ударами судьбы женщины’. Особо отмечает критик глубоко лирические строки о народе. ‘За эти строки, — пишет он, — поэту отпустятся все его ошибки и заблуждения, — кто умеет так глубоко чувствовать, тот никогда не умрет в благодарной памяти потомства’ (НВ <Новое время>, 1873, 6 февр., No 37, псевдоним — А. С.)’.1
Действительно, некоторые свои статьи Суворин подписывал инициалами ‘А. С.’.2 Это обстоятельство вместе с названием газеты, которая невольно воспринимается как только суворинское издание, вероятно, послужило основанием, чтобы приписать статью Суворину.
Удивительно, что авторы комментария не обратили внимания на тон статьи, якобы принадлежавшей Суворину. ‘С.-Петербургские ведомости’ обвиняются автором в ‘тупом непонимании’ и ‘злостном глумлении’ над ‘лучшей песнью нашего лучшего поэта’. О нападках Буренина сказано так: ‘Недобросовестное отношение к делу и полнейшее отсутствие способности чувствовать и понимать ширину и высоту замысла поэта довели журнального обозревателя этой газеты г. Z до неслыханной дерзости’.3 Странно звучат эти слова в устах постоянного сотрудника и секретаря редакции ‘С.-Петербургских ведомостей’, коим А. С. Суворин являлся в 1863—1874 годах, когда редактором газеты был В. Ф. Корш. Здесь Суворин под псевдонимом ‘Незнакомец’ вел воскресный фельетон ‘Недельные очерки и картинки’, принесший ему широкую популярность. ‘Новое время’ же он, как известно, стал издавать с 29 февраля 1876 года. А до этого времени газета, основанная в 1868 году, чуть ли не каждый год переходила из рук в руки. С 1872-го по март 1873 года ее издавал Ф. Н. Устрялов, редактором был Н. Л. Шушкарев. Сотрудничать в газете была приглашена Александра Григорьевна Степанова (1846—1914, урожденная Перетц, по второму мужу Бородина). В своих воспоминаниях Степанова-Бородина пишет: ‘В число сотрудников была приглашена и я для составления журнальных обозрений и библиографических отчетов о вновь выходящих книгах’.4 Подписывалась она инициалами ‘А. С.’.5
Если обратиться к словарю Венгерова, то из него мы также узнаем, что ‘в 1872 году Бородина писала библиографические фельетоны в газете ‘Новое время’, ред. Устрялова, там же помещались ею еженедельные обзоры журналов, подписывавшиеся так же, как и фельетоны, инициалами А. С.’.6 Добавим, что А. Г. Степанова-Бородина сотрудничала в газете не только в 1872-м, но и в 1873 году, как явствует из ее воспоминаний.
Эти воспоминания были опубликованы В. Е. Евгеньевым-Максимовым в ‘Литературном наследстве’ в 1946 году (т. 49—50). Во вступительной заметке к публикации В. Е. Евгеньев-Максимов писал: ‘Воспоминания Бородиной дополняются двумя ее статьями в ‘Новом времени’, в которых речь идет о Некрасове (статьи подписаны инициалами ‘А. С.’). В первой из них (‘Новое время’, 1873, No 37) содержится резкая отповедь Буренину за его нападки на ‘Русских женщин’ и дается восторженная оценка ‘княгини Волконской». Кстати сказать, эти воспоминания как пример высочайшей оценки передовой молодежью 70-х годов новой поэмы Некрасова цитируются в комментарии четвертого тома (с. 584). Прочтя их внимательно, авторы были бы избавлены даже и от тех несложных, в общем, библиографических разысканий, которые мы провели выше: ведь в воспоминаниях А. Г. Степанова-Бородина говорит, что ее статьи о Некрасове в газете послужили поводом к знакомству ее с поэтом.8
1 Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 15-ти т. Л., 1982, т. 4, с. 583.
2 См.: Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов. М., 1960, т. 4, с. 458.
3 Новое время, 1873, 6 февр., No 37.
4 Лит. наследство, т. 49—50, 1946, с. 582.
6 См.: Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов, 1956, т. 1, с. 58.
6 Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. СПб., 1897, т. 5, с. 278.
7 Лит. наследство, т. 49—50, с. 579.
8 Непосредственное отношение к теме нашей заметки имеет появившаяся в 1983 году (уже после выхода четвертого тома) статья Е. Г. Бушканца ‘Некрасов и ‘С.-Петербургские ведомости», в которой автор уделяет большое место полемике ‘Нового времени’ с Бурениным по поводу поэмы Некрасова, а в раскрытии инициалов ‘А. С.’ также опирается на публикацию воспоминаний А. Г. Степановой-Бородиной в ‘Литературном наследстве’. См. в кн.: Некрасов и его время: Сб. науч. тр. Калининград, 1983, вып. 7, с. 60—68.
В связи с продолжающейся работой над изданием полного собрания сочинений и писем Н. А. Некрасова нам представляется необходимым внести уточнение в датировку записки Некрасова к цензору Петербургского Цензурного Комитета Н. А. Ратынскому, опубликованной в журнале ‘Русская литература’ (1965, No 3). Автор публикации Б. Л. Бессонов предварительно датировал записку периодом 1873—1874 годов. И конечно, по ‘внешнему’ содержанию записки (приглашение на традиционный ‘четверговый’ обед), а также на основании принятого мнения о взаимоотношениях Некрасова-редактора с цензорами только как с людьми ‘нужными’ такая приблия иная датировка выглядит достаточно убедительно. Хотя записка действительно не поддается уверенной датировке и поныне, новое обращение к автографу Некрасова, его тексту, и новые сведения о личности Н. А. Ратынского — единственный раз представленного в переписке Некрасова — дают основание дать новую, более точную, по нашему мнению, датировку, а именно: конец 1876 года.
Вот ее текст: ‘Я продолжаю хворать и сидеть дома. К сожалению, Унковский сегодня быть не может, но Ераков будет. Приходите, отец, к 5-ти ч<асам>. Еда будет самая легкая. Четверг’. Текст написан карандашом на визитной карточке Некрасова, вложенной в маленький, почти в размер визитки, конверт, на котором тем же карандашом написано: ‘Его Превосходительству Николаю Антоновичу Ратынско<му> От’. И далее, по-видимому, были одна-две буквы подписи, не сохранившиеся, так как именно в этом месте вырвана полоска бумаги поперек всего конверта.
Как видно из текста — Некрасов болен. И, судя по прыгающему почерку, по нажиму карандаша, слабеющего от слова к слову, — очень серьезно. Это отнюдь не небрежность. Ему трудно написать несколько коротких привычных строк приглашения. Последнее слово — ‘Четверг’ — уже едва различимо. Да и ‘самая легкая’ еда — это уже не ‘деловой обед’.
Известно, что резкий поворот к худшему в болезни Некрасова приходится на конец 1876 года, после Ялты, где он был и вернулся уже вместе с А. Н. Ераковым 30 октября 1876 года. А. М. Унковский, который, ‘к сожалению… сегодня быть не может’, тоже лишь только в конце 1875 года вернулся в Петербург из-за границы, где он провел, с небольшими перерывами, около трех лет по болезни и приступил к служебной и общественной деятельности в 1876 году, как пишет его внук.
Оба они — А. М. Унковский и А. Н. Ераков — были давними приятелями Некрасова, но в последний период болезни поэта посещали его особенно часто. В начале января 1877 года Некрасов назвал их своими душеприказчиками. Все это говорит в пользу нашего предположения.
Что касается Н. А. Ратынского (1820—1887),1 однокашника М. Е. Салтыкова-Щедрина и A. M. Унковского по Московскому Дворянскому институту, то он сблизился с Некрасовым, скорее всего, именно в это время, с 1876 года, когда стал одним из доверенных лиц М. Е. Салтыкова-Щедрина по Цензурному комитету. К сентябрю 1876 года относится и первое упоминание имени Н. А. Ратынского в переписке Некрасова. В письме Г. З. Елисеева к Некрасову от 27 сентября читаем: ‘На днях видел только Ратынского, он, как и всегда, мил и любезен…’2 — Имя Николая Антоновича Ратынского достойно отдельной статьи, так как оно было в течение нескольких десятилетий знакомо многим русским писателям. Н. А. Ратынский пользовался известной репутацией и как цензор, и как литератор, историк и библиограф.
По комбинации в записке этих четырех имен — Н. А. Ратынского, А. М. Унковского, А. Н. Еракова и самого Некрасова — можно предположить, что это была, возможно, одна из попыток смертельно больного поэта утвердить прежний характер традиционных некрасовских ‘четвергов’.
Остается добавить, что имя Н. А. Ратынского (единственного из цензоров} вошло в список, составленный A. A. Буткевич в марте 1879 года для издателя М. М. Стасюлевича и предназначенный для выдачи им в первую очередь первого посмертного издания стихотворений Некрасова, где кроме А. М. Унковского и А. Н. Еракова были такие имена, как А. Ф. Кони, Н. Курочкин, А. Плещеев, С. П. Боткин, Н. А. Белоголовый и др.3
1 ЦГИА, ф. 1343, оп. 28, No 717, Русская литература, 1970, No 4.
2 Лит. наследство, т. 51—52, 1949, с. 258.
3 ИРЛИ, ф. 293 (М. Стасюлевич), оп. 1, No 286, л. 6.
В рассказе об Агарине, который много путешествовал и звал себя ‘перелетного птицей’, есть строки (299—300):
Много видал я больших городов,
Синих морей и подводных мостов…
В изданиях сочинений Некрасова строка о ‘подводных мостах’ никогда не комментировалась. Однако это не значит, что она не привлекала внимания текстологов. Более того, стих о ‘подводных мостах’ как типичный пример неисправного текста вошел в главу ‘Конъектуры’ учебника по текстологии. ‘Бывают случаи, — пишет автор учебника, — когда текст в чем-то неисправен и настоятельно требует конъектирования, но подходящая конъектура не подыскивается. Стих 300 поэмы Некрасова ‘Саша’ читается:
Синих морей и подводных мостов…
Что такое ‘подводные’ мосты, непонятно. Напрашивающаяся конъектура ‘надводных’ невозможна — в двух автографах, в корректуре и во всех авторизованных прижизненных изданиях ‘подводных’ — описка поэта остается неисправленной’.1
Вообще, мостами в некрасовскую эпоху (и, разумеется, в более давние времена) называли не только сплошную постройку поперек реки или оврага для перехода. В словаре Даля первое значение этого слова раскрывается следующим образом: ‘Помост, стилка, стлань, накат, всякого рода сплошная настилка из досок, бревен, брусьев для езды и для ходьбы’.2 Московская улица Кузнецкий мост никогда не была мостом в современном значении этого слова — просто мощеная улица. Но в поэме ‘Саша’ речь идет о подводных мостах. Разгадка этой строки найдена нами случайно, в процессе внимательного просмотра периодики некрасовской эпохи. Приводим полный текст заметки о ‘подводных мостах’, напечатанной в одном из популярнейших журналов 1840-х годов:3
‘Железные трубообразные мосты в Англии. Новое чудо мира строится теперь в этой земле чудес. Тоннель, или подземный мост, под Темзою, сооружение баснословное, недавно еще мог сравниться с одною только Гроттою Позилиппа, подземным проездом сквозь гору возле Неаполя, прорытым рукою самой природы и который древние приписывали потехе гигантов. Лондонский тоннель, стоивший миллионов, тоже потеха: он совершенно бесполезен, потому что по Темзе, словно рой пчел, тьма небольших пароходов беспрестанно движутся вперед и назад, и два из них ходят над самым тоннелем для перевозки пассажиров с одного берега на другой за безделицу. Но теперь почти нет железной дороги, которая бы не имела своей Гротты Позилиппа, своего лондонского тоннеля: в иных местах эти подземные проезды простираются на полторы версты, на две, и более. Тоннели стали такой же пошлостью, как и железные дороги. Ездить над водою — это люди давно знают, с тех пор как изобретены мосты. Ездить под водою — и это уже не новость. Но ездить в воде, переправляться сухою ногою через реки и заливы, имея воду вровень с ногами, а иногда и выше головы — мудрость и чудо! К этому предназначены трубообразные мосты. Идея самая простая: вместо того чтоб воздвигать своды над водою или рыться в земле под водою, сделайте длинную четвероугольную трубу, толщиною в три или четыре сажени, положите ее на дно реки, так, чтобы концы лежали на берегах, которые, разумеется, можно прорыть вровень с дном, для того чтобы труба не гнулась в центре, и путешествуйте преспокойно в этом футляре. В тех местах, где действуют морские приливы и уровень воды не постоянен,— где, следственно, надводные мосты должны иметь необычайную высоту, — такие проезжие футляры представляют самый удобный и самый дешевый способ переправы. О предположении устроить такое сообщение между Англией и Францией через Канал мы уже говорили в одной из прошлогодних книжек. То покуда остается предположением, а в самой Англии нынче уже строят два трубообразные моста, оба для железных дорог, один на реке или в реке Conway, другой через Menai-Straits. Первый, который в скором времени будет открыт для езды, имеет длины четыреста футов, второй — более трех тысяч. Проезжие трубы шириною в двадцать четыре фута и вышиною в тридцать сделаны из железных плит, которых толщина для боковых стен — один дюйм, а для полу и для потолка два дюйма. На полу лежат две пары рельсов для проезду двух паровозов с вагонами. Трубы изготовляются на досчатом платформе, устроенном на сваях вдоль берегу, над водою, возле мест, где назначено быть мостам. Предварительное испытание прочности будет произведено тут же. Как скоро трубы будут готовы, плашкоты подведутся под платформ во время приливу, который поднимет их до надлежащей высоты. Таким образом, гигантские трубы, из которых одна должна весить 55 000 пуд, а другая 186 000, будут спущены на воду без труда и положены по местам без всякого повреждения’.
По-видимому, эта заметка и послужила материалом для характеристики героя поэмы Некрасова. Сам поэт, как известно, ко времени работы над произведением (1855—начало 1856) еще не выезжал за границу и потому не мог опираться на личные впечатления о западноевропейской жизни. Повествуя о ‘человеке сороковых годов’, Некрасов, соответственно, использовал и наиболее яркие реалии того времени.
Таким образом, 300-й стих поэмы ‘Саша’ перестает быть загадочным и не нуждается в конъектировании.
1 Рейсер С. А. Основы текстологии. 2-е изд. Л., 1978, с. 49.
2 Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб, М., 1881, т. 2, с. 356.
3 Библиотека для чтения, 1848, No 3, отд. VII, с. 10—11.