Заметки и наброски, Огарев Николай Платонович, Год: 1862

Время на прочтение: 16 минут(ы)
Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения
Том второй.
Государственное издательство политической литературы, 1956

<ЗАМЕТКИ И НАБРОСКИ>1

1. Теоретические заметки
2. Мысли и заметки
3. <Заметка о Канте>
4. Пролегомина ад гисториософиам

1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

1.

Наука может быть только одна: наука мира (science de l’univers). Все науки — ее подразделения, отдельная самобытная наука — nonsens, потому что в мире нет ничего бессвязного, напротив того, все явления относительные. Это основное понимание науки для человека естественно, достигает ли оно совершенной ясности или только находится на степени предчувствия, но оно всегда присуще человеку. От этого во все века человек для основания своего знания искал начало мира. Когда понимание находилось на степени предчувствия, для того чтобы высказать начало мира, человек брал это начало вне мира и называл его богом, творцом. Богу он уже переставал искать начала, принимая его за первоначальный факт, хотя не было никакой логической причины остановиться на этом и можно было совершенно законно спросить: кто создал бога и так далее в бесконечность. Но понимание на степени предчувствия удовлетворялось принятием первоначального факта на веру, из этой точки отправления нельзя было развить знание, науку, из нее развилась только религия, выражавшаяся в различных фантастических представлениях, смотря по тенденциям времен и национальностей. Но остановиться на религиозном понимании люди не могли, потребность выйти из веры в знание несгнетаема и, следственно, человек ищет во что бы ни стало удовлетворить эту потребность. Переход из веры в знание не делался скачком, человек цеплялся за старое верование и за новое понимание и старался связать их, пока не отделывался совершенно от старого верования. Таким образом, всегда переход из религии в науку совершался посредством пантеизма. Чувство, что для того, чтоб поставить начало мира, первоначальный факт, надо, чтоб этот факт был не созданным, а просто сущим, лежало и в религии, признававшей бога вне мира, это чувство переходит и в пантеизм, но так как уже понимание не видит никакой достаточной причины, чтоб первоначальный факт лежал вне мира, то он примыкает его к миру и внутрь всего мироздания вставляет божество. Наконец, когда человек усматривает, что постоянно вставляя во все члены одной и той же формулы изобретенную им функцию, он делает совершенно лишнее, и что, отняв ее, формула нисколько не переменится. Поняв это, человек отбрасывает пантеизм, как прежде отбросил религию, принимает природу за факт и входит в положительную науку.

2.

Разоблачая природу, т. е. восходя от многоразличия к единству, мы, наконец, натыкаемся на одну всеобщность, свойственную всему сущему: вещество, которое мы признаем, потому что оно непроницаемо. Непроницаемое в природе мы называем веществом. Это непроницаемое занимает место. Отношение занимаемого места к непроницаемому составляет для нас отвлеченное понятие пространства. В это понятие входит равно и протяжение непроницаемого и расстояние между двумя непроницаемыми, т. е. пустота. Есть ли vacuum в природе или нет, это нисколько не мешает понятию пространства. Пневматическая машина и возможность представить себе расстояние между двумя непроницаемыми скорее доказывают нахождение пустоты в природе, чем присутствие непрерывного вещества. Но, оставив пока этот сомнительный пункт, возьмем любое данное вещество и разрежем его. По обеим сторонам разреза мы найдем поверхности, не имеющие толщины. Эти поверхности, или плоскости, составляют границы, пределы тел и сами по себе не существуют. Продолжая разрезы в бесконечность, мы найдем, что тело, вещество есть ряд поверхностей, не имеющих толщины, ряд пределов, так сказать не существующих. Далее мы найдем, что поверхность — ряд линий, не имеющих ширины, и что, наконец, предел линии — точка, не имеющая никакого протяжения, равная нулю. Мы необходимо приходим к тому результату, что самое вещество есть ряд точек, ряд нулей и что то, что в природе составляет решительную всеобщность, есть ничто, равно прилагаемое и к непроницаемому веществу и к пустоте пространства. Здесь начало Гегелевой логики, т. е. тожество ничто и бытия (des Nichts und des Seins) фактически оправдывается. Дело в том, что мы никак не можем логически исключить пространство, что бы мы себе ни представили, какую бы пустоту мы себе ни представили,— это опять и опять пространство. Но пространство для нас ряд точек, ряд нулей, а эти точки, эти нули относительно друг к другу пределы, т. е. тангенсы. Таким образом, мы входим в систему дифференциалов, которых интеграция дает бесконечность, ибо мы не можем представить конца миру, всякий конец был бы только предел относительный, за которым снова следовало бы продолжение 2.
Мы с антропологической точки зрения различаем понятия пространства и вещества, потому что предполагаем возможность пустого пространства, мы говорим вещество в пространстве, в самом деле мы под этим понимаем только противуположность полноты и пустоты со всеми их постепенностями плотности. Эти понятия существуют только с антропологической точки зрения, в действительности же вещество — такой же ряд плоскостей, не имеющих толщины, такой же ряд нулей во все стороны, как и пустота. Вещество — понятие относительное, в действительности самой по себе только нуль. Нуль же везде, нуль в мире становится только вообразимым для нас, потому что мир, бесконечность и пространство существуют только как противуположность к ограниченному, конечному, определенному. Для нас общий нуль является как ряд последовательных пулей или как путь нуля, т. е. движение.
Движение для наблюдателя разлагается на два момента: сила или толчок и перемещение (собственно, движение). Сила — понятие предположительное, действительно только явление перемещения. Кроме того, сила в воображении наблюдателя есть понятие сложное, оно происходит от понятия толчка. Толчок, собственно, влияние плотного тела на другое плотное тело для перемещения его сквозь менее плотную или совсем пустую среду на другое место. Собственно же, движение есть занятие телом пустого или неплотного пространства. Это занятие происходит от отсутствия препятствий.

3.

Дифференциалы в бесконечности не могут иметь покоя, потому что им не на чем остановиться. Отсюда в мире движение во всех точках и во все направления. Но при всяком движении образуется пустота. Если на одном месте пустота, то на другом сгущение и наоборот. Сгущение дает плотность, т. е. уменьшение объема, дает массу, тело, которое, естественно, подвинется туда, где нет препятствий движению, т. е. где образовалась пустота. А так как пустота образовалась вслед за движением, т. е. позади сдвинувшейся частицы, то сплотнившееся тело повернется, т. е. движение двух сплотнившихся частиц необходимо совершится по кривой линии обратно, т. е. кругообразно. Кругообразное же движение всегда увлекает за собой близь лежащие частицы, потому что оно есть движение по беспрерывному ряду тангенсов. Достаточно двух сплотнившихся частиц, чтобы они в своем тангенциональном движении произвели целые миры.
Покоя в бесконечном пространстве быть не может, и то, что мы называем косностью в природе, есть только относительное равновесие. Таким образом, дерево стоит на земном шаре, по законам равновесия, и в то же время движется вместе с ним по общим законам планетарных движений.

4.

Но наш взгляд не может проследить мир в бесконечности, и мы поневоле принуждены изучать законы движения и образования тел в нашей планетной системе и на нашей почве 3.

2. МЫСЛИ И ЗАМЕТКИ

1. Искусство — явление историческое, следственно, содержание его общественное, форма же берется из форм природы. Для того, чтобы оправдать теорию ‘искусства ради искусства’, надо сказать, что форма исчерпывает {Далее зачеркнуто: ‘содержание’.— Ред.} задачу, что форма все, а содержание равнодушно. Русско-немецкие мыслители очень напирают на общечеловеческое содержание в противоположность общественному. Тут опять название играет роль понятия и, как всякое мнимое понятие, выражает неопределенность и пустоту. Что такое общечеловеческое? Общее всем людям? т. е. просто: человеческое. Да с знаменитого homo sum et nihil humanum a me alienumputo {Я человек и ничто человеческое мне не чуждо (лат.).— Ред.} — все, что входит в человеческую деятельность, есть человеческое или общечеловеческое, под это название подходят равно явления и отношения общественные, и отношения лица к лицу, и лица к природе и необходимости. Мысль и чувство — совершенно общечеловеческие явления и совершенно общественные, потому что человек не в стаде немыслим, даже {Далее зачеркнуто: ‘отшельничество’.— Ред.} грустное чувство, возбуждаемое отшельничеством, основано на оторванности от стада. Отличительно человеческое — это сознание, а сознание равно может проявляться и в искусстве, и в науке, и в жизни, т. е. в устройстве стада. Сознание есть понимание отношений, выраженное мыслью, т. е. словом, понятие отношений, будь оно понятие аналогии или разнородности предметов, всегда сводится на уравновешивание, на понятие меры, гармонизирование и потому не обходится без количественной категории. Приведение в меру (гармонизирование) в науке есть отыскание закона известных отношений, будь это закон аналогии или разницы, совпадения или расторжения, жизни или смерти. В искусстве гармонизирование есть отыскание красоты отношений, будь это красота жизни или смерти, блаженства или ужаса.
Сознание, не дошедшее до степени понятия, мысли, есть чувство. В науке чувство не имеет места, потому что предмет и цель науки — понятие, теория. В искусстве чувство имеет место, потому что предмет и цель его — красота, изящное, для которого достаточно впечатления, без теории. Наука — понятие о природе, искусство — подражание природе. Наука — воспроизведение действительности в понятии, искусство — воспроизведение действительности в подражании.
Но сознание, равно на степени понятия или чувства, совершается посредством чувств, есть явление физиологическое. Поэтому искусство имеет физиологические отделы: искусство слуха, искусство зрения и {Далее зачеркнуто: ‘искусство, собственно, мысли’.— Ред.} общее искусство, искусство мысли, слова, т. е. музыка, живопись и {Далее зачеркнуто: ‘литера[тура]’.— Ред.} поэзия. Как все в природе, ни одно искусство не обходится без количественной категории, требует меры, изящного гармонизирования отношений. Отношения звуков составляют собственно гармонию, отношение линий — образы, поэзия вмещает и то, и другое + мысль — в слове.

* * *

Вещество в новейшем материализме принимается за факт всесильный, за вещь an sich, которая вместе phenomenon и noumenon. Ошибка тут та, что в природе noumenon нет, а только phenomenon. Вещество — явление, как и все другое. Noumenon, т. е. смысл явления, истинный или ложный, все равно, находится в наблюдателе, noumenon — это познающий, это сознание, от этого noumenon искать в вещах an sich — труд тщетный, он только {Далее зачеркнуто: ‘идея’.— Ред.} понятие человека о явлении, а природа, вещество {Далее зачеркнуто: ‘движение’.— Ред.} an sich,— это явление, которому до noumenon’a дела нет. Noumenon — понятие антропологическое. Вечный phenomenon, вечное движение, вечно кажущееся — вот что природа, а есть вещество факт an sich — это еще вопрос, как явление — оно неоспоримо.

* * *

В понятии количества лежит понятие прогрессии, серии, то же находится ив природе. К сожалению, теория прогрессии никогда не была приложена к естественным наукам, была только приложена пропорция, а заключение было довольно близко: пропорция, существующая в ряде явлений, есть прогрессия. Прогрессий три, а не две: 1) арифметическая, 2) геометрическая и 3) прогрессия степеней, a + a, b + a, c + a… n, а * а, в * а, с * а…n, ааа) (аа) {а2 * = а … an * n}… аn * n. В природе каждое количественное приращение в прогрессии всех трех порядков есть качественное изменение. Его-то и надо проследить.

* * *

Вода течет по наклонной плоскости или падает с вышины. У воды нет никакой цели течь или падать, у ней нет плана, но формулу течения или падения мы можем вывести и признаем это течение или падение рациональным. Так же и во всей природе столько же цели и плана, как в течении и падении воды, но, выводя формулу природы, т. е. {Далее зачеркнуто: ‘узнавая законы’.— Ред.} выводя из действительности закон движения, мы этот закон признаем рациональным и навязываем природе целеобразность и развитие по плану, вместо того чтобы понять, что мы только вывели формулу так, как в первом примере вывели формулу падения воды.

* * *

Личность — понятие относительное. Я только существует как противуположность к другому, к не-я. Уже поэтому личность не есть нечто само по себе независимое, а определяемое извне. Личность первобытная (божественная) — nonsens, потому что не определена другим.

* * *

Система Галля определять способности или наклонности и классификация страстей Фурье4 — обе основаны на трубой наглядности, которая иногда может попасть на правду, но, не будучи, действительно, в связи с физиологией и патологией, никогда не приведет к настоящему пониманию предмета. Классификация страстей, а следственно и психология, должна быть основана на целом организме и на различии его абстрактно-нормальной физиологической (жизни) и его уклоняющейся ненормальной патологической жизни. Без сомнения, нервная система — непосредственное основание психических явлений, но не надо упускать из виду ее зависимость от химизма и быстроты движения крови, от отправлений внутренностей, от устройства, т. е. формы и плотности тканей и самого остова, от происходящего из соотношения всех частей и функций организма электрического, а может и электромагнитного, напряжения (если взять в расчет количество и движение железа крови), от влияния внешней электромагнитной и климатической среды и, наконец, от истории индивида, т. е. условий, под которыми совершался рост организма. При таких данных из сравнения анатомико-физиологических типов можно сколько-нибудь приблизиться к естественной классификации страстей.

* * *

Вопросы крестьянской торговли и приписки людей в мещанство, цех и купечество ведут к спору contadini citadini {Крестьян и горожан (ит.).— Ред.}. Спор не новый. В Европе он был решен в пользу городов, у нас он должен, решиться в пользу сел.

3. <ЗАМЕТКА О КАНТЕ>

Кант разделяет явления и сущность вещей (phenomena et noumena) и доказывает, что для человека доступны только phenomena (Heine, de l’Allemagne, 1855, T. 1, p. 127) 5. Я не читал Канта и не знаю, насколько Гейне понимает его.
Nichts ist drinnen,
Nichts ist drauen,
Denn was innen,
Das ist auen * 6.
* Ничего внутри, ничего во вне,— ибо, что внутри, то и во вне (Гете).— Ред.
Я думаю, это вернее, и очень сомневаюсь, чтобы Кант искал определения антропологических границ разума невозможностью знать сущности. Ее нет, мир весь явление, весь форма. Луч не различен от света, мысль не различна от слова. Разделение сделано человеком для удобства понимания и привело к неудобству понимания. Граница совсем не в различии явления и сущности самих вещей, если бы их сущность была в различии явления и сущности и была бы для нас недоступна, то мы не могли бы вывести и этого различия. Дело в том, что сущность явления — в явлении, и антропологические границы разума совсем не в недоступности сущности. Границы — в отношении познающего человека к познаваемому {Далее зачеркнуто: ‘миру’.— Ред.} явлению, это отношение представляет четыре случая:
1) или человек понимает явление так, как оно есть в действительности,
2) или он понимает его иначе или приблизительно,
3) или он не замечает явления, существующего в действительности,
4) или он представляет себе явление, не существующее в действительности, для {Далее зачеркнуто: ‘себя’.— Ред.} понимания существующим, т. е. 1-й случай тожества понятия и предмета (=), 2-й случай — неравенства (), 3-й случай — нуля (0) и 4-й случай — минуса (—). Равенство, тожество точно так же лежит в возможности понимания, как и остальное. Только остальные три случая мешают тожеству и составляют границы. Явление четырехугольника, которого сущность быть четырехугольником, совершенно адекватно в понимании. Разлагая его на 4 угла, 4 стороны, измеряя его и выводя формулы различных его видов посредством ли диагонали, составляющей гипотенузу, или иначе,— как бы то ни было, но понятие адекватно, и все атрибуты явления известны. Чем конкретнее явление, чем больше ускользает атрибутов, тем более мы удаляемся от знака равенства к , понимание становится около справедливо[го]. Пропуская атрибуты, что беспрестанно случается, мы становимся в невозможность достигнуть тожества понимания и явления, не сущность, отдельная от явления, а само явление ускользает от нас. Наконец, видя то, чего нет, мы навязываем явлению несуществующий атрибут и совсем удаляемся от тожества понимания и явления {Далее зачеркнуто: ‘заменяя’.— Ред.}, выдумывая явление. Это границы не только патологические, но чисто физиологические. Сновидение относится к последнему разряду случаев понимания совершенно физиологически, во время бдения мираж для глаза и error {Ошибка (англ.).— Ред.} для мысли относится к {В подлиннике описка: ‘в 4-му’.— Ред.} 4-му разряду случаев, и тут физиология постепенно переходит в патологическое значение. Но это границы эмпирического разума, которым мы владеем, абстрагируя от границ, понимание = явлению.
Искание сущности,— noumenon,— так же нелепо, как искание абсолютной действительности. Она = 0. То, что мы разумеем под действительностью,— относительная действительность. Электричество, магнетизм, свет, сливаясь в одну корреляцию сил, доказывают, что для нас всякая форма действительность, что различие форм, т. е. относительная действительность,— для нас все, все для нашего понимания возможное. Вещество — одна из форм, одна из относительных действительностей, а также и все виды вещества и движения, камень, устрица, человек, перемена места, звук, мышление — все виды относительной действительности для нас существуют, подлежат нашему пониманию, абсолютная действительность подлежит нашему пониманию не иначе, как нуль, т. е. не подлежит нашему пониманию, потому что = 0.
Всякая относительная действительность есть величина. Пространство измеримое, потому что пространство а берется в отношении хотя бы к а, составляет относительную действительность, величину. Время, которое не подлежит чувствам, но только мысли, измеримо, потому что мы также берем пространство времени b, хотя бы 6. Всякое число вообще, только мыслимое,— также относительная действительность, мыслимая величина. Сила есть величина {Эта фраза вписана карандашом.— Ред.}. Сама мысль не ускользнет из количественной категории: она не может обойтись без субъекта и глагола, субъект необходимо ставится относительно других субъектов, глагол необходимо ставит время, возьмем ли мы cogito ergo sum или sum ergo cogito {Мыслю, следовательно, существую или существую, следовательно, мыслю (лат.).— Ред.}, глагол представляет отношение к прошедшему и будущему, и мысль выражает величину. Бурдон 7 начинает арифметику с того, что для математики абсолютной величины нет, а только величина относительная. Следственно, мысль и действительность — величины, и абсолютной действительности и абсолютной мысли нет. Абсолютная величина нуль. Что же касается до пресловутого понятия бесконечности и вечности, они только неостанавливаемое сложение.
Конкретная величина, природа, организм, всякое качество также входят в относительную действительность, и абсолютного качества нет. Качество, которое у нас называют сущностью, напр[имер] жизнь в органическом неделимом,— только наша абстракция, в действительности органическое неделимое живет и мы можем наблюдать и формулировать явления жизни, но жизнь как сущность, как абсолютная жизнь, вложенная в отдельный организм,— немыслима, потому что или она равна нулю и тогда она только предел живого, или она дело относительное, т. е. явление, величина, вещь, которую мы могли бы наблюдать отдельно, если б она была отдельно {5 слов вписаны карандашом.— Ред.},— а такой жизни нет. Вообще das Wesen {Сущность (нем.).— Ред.} — родная сестра des Allgemeinen {Всеобщего (нем.).— Ред.}, имеет то же притязание на абсолютность, как и das Allgemeine само. А между тем абсолютно только ничто, нуль, а то, что философия называет das Allgemeine, не абсолют, а абстракт, выведенный нами из аналогии однородных явлений и приведенный в мысль и слово для возможности классификации, ибо без классификации мысль невозможна.

4. ПРОЛЕГОМИНА АД ГИСТОРИОСОФИАМ8

20 февраля

Друг Искандер!
Должно быть наши разговоры так сильно мне врезались в мозг, что я сегодня в каком-то полусне или совершенно во сне преследовал ряд мыслей, которые спешу записать, чтобы не забыть, мне кажется, что они могут послужить которому-нибудь из нас темой для более объемистого и обдуманного труда.
Наука давно стремится придать истории рода человеческого какую-то замкнутую целость, какой-то систематический ход развития по плану ради осуществления какой-то идеи, как бы заданной роду человеческому. Как выразить это стремление иными словами? Мне кажется, задача может быть выражена так: сыскать линию, по которой направлено движение рода человеческого во времени.
Не говоря о том, что эта линия может идти только по направлению составной силы (rsultante) огромного количества двигателей, посмотрим, что делали мыслители для решения задачи.
С кого начать? Боссюэт ведет линию движения рода человеческого по направлению толчка, данного провидением для осуществления неисповедимых целей. Это, очевидно, уловка человека, для которого сущность вопроса состоит в отыскании какого бы то ни было единства в истории, человека, которому грустно жить без плана и он скорее согласится на всякую нелепость, лишь бы спасти целеобразность рода.
Вико дает линии направление кругообразное. Для него история — ряд повторяющихся колец (cercles). Тут все есть, кроме движения. Нанизывание окружностей не составляет движения, а только нанизывание juxta = position {Повторных положений (лат.).— Ред.}.
Кондорсе берет прямолинейное направление прогресса. Тут есть движение одного толчка, который нельзя разложить на составные силы, потому что толчок — гипотеза спервоначала. Это то же провидение Боссюэта, переведенное на нравы XVIII столетия, и цель так же остается неисповедимой, как у Боссюэта. Еще хуже: прогресс носит в себе противуречие бесконечности и цели, два понятия, уничтожающие друг друга.
St. Simon повторяет кольца Вико. Эпохи синтетические и критические — те же кольца, где есть юкстапозиция и нет движения.
Боссюэт и Кондорсе ищут единства и движения в роде человеческом, Вико и St. Simon — методы, по которой совершается история.
Гегель соединяет оба направления. Путь от непосредственности к самосознанию дает и прямолинейный толчок развития и замкнутость циклов. Но тут одно странно: Аристотель должен быть поставлен в цикл непосредственности, а Луи-Наполеон в цикл самосознания. Одно двойственное христианство займет соответственный себе цикл, а древний и новый мир никак не вогнешь в эту трилогическую рамку. Но, наконец, что делать с последним циклом трилогии? Или довести человечество до кат-экзохин {Самых высот.— Ред.} самосознания, создать для него философскую аркадию, или за неимением дела уморить, или предоставить самосознание бесконечному развитию и возвратиться к Кондорсе {Напротив этого абзаца написано карандашом, рукой Герцена: ‘Греция у Гегеля представляет художественную гармонию непосредственности и идеализма. В каждой исторической эпохе все элементы имеют представителей’.— Ред.}.
Comte {Конт.— Ред.} повторил всех — и Вико с Сен-Симоном и Гегеля. У него и кольца, и трилогия, и, раз ставши на почву положительной философии, приходится идти по прямолинейному пути Кондорсе.
Во всем этом забыто, что движение рода человеческого может идти только по направлению составной силы и что надо разложить ее на элементарные силы, чтоб определить направление.
Постараюсь указать на несколько элементарных сил, какие могу припомнить на сию минуту {Далее зачеркнуто: ‘1. Животность человеческого организма. Эта животность обусловливает искание пищи и удобств жизни. Тут начало географического движения’.}.
1. Человек есть животное, живущее стадом. Из этого положения обусловливается одно: ради добывания пищи и удобств жизни человек устраивается географически. Это составляет основание всей жизни.
2. Каким образом мозг секретирует мысль — дело темное {Против этой фразы Герцен написал: »Секретировать мысль’ — можно употреблять только в полемике’.— Ред.}. Та же секреция совершается в животных на ином размере. Животное, с обезьяной включительно, развилось до понятия пропорции, т. е. размера. Животное делает скачок, соображаясь с размером. Человек доводит это понятие пропорции до понятия гармонии, т. е. согласования многих данных. Таким образом человек доходит да понятия красоты, это его самое существенное превосходство.
Ради этой идеи гармонии он придумывает провидение во всевозможных формах. Ради этой идеи он уважает искусство во всевозможных формах.
Данных для определения направления движения рода человеческого может быть п. Но остановимся на этих двух, и определение направления уже становится возможным.
Стадная животность, географическая потребность устройства, составляет ось, около которой вертится все движение.
Само же движение есть чувство гармонии, красоты, изящества.
Оба данные обусловливают потребность знания {Против этого и предшествующего абзаца рукой Герцена поставлен знак NB.— Ред.}.
Но стадная животность есть ось. Движение совершается около нее. Каким же путем может оно совершаться?
Конечно, не прямолинейным, ибо оно, двигаясь около оси, должно возвращаться на себя.
Конечно, не юкста-позированными кольцами, потому что тогда не было бы движения.
Тут, когда есть постоянная ось и непрерывное движение, больше не к чему прибегнуть, как к наклонной плоскости, и ее развитие будет винтообразное.
То есть человечество вертится около своей стадной животности, стараясь определить чувство гармонии. Этот процесс совершается во времени {Против этого абзаца Герцен написал: ‘Т.е. религия’.— Ред.}.
Каждый поворот есть повторение предыдущего. На этом основании мыслители искали методу.
Каждый поворот есть движение вперед. На этом основании мыслители искали прогресс.
В сущности ни того, ни другого нет.
Поворот винта может состоять из разных материалов. Винт может быть деревянный, железный et cet. Но высота винта меняется или нет? Вот вопрос, который надо определить и который очень сомнителен.
Если материал меняется, а высота винта не меняется, то прогресса нет.
А это наиболее вероятно по опыту.
Но прогресс есть кажущийся.
Также и систематичность есть кажущаяся.
Ось остается одна и та же.
Около нее идет винт, составленный из разных химических данных.
Есть и кольца, есть и прямолинейное движение. Составное направление обоих есть винт.
Ни одно кольцо не лучше другого, а между тем есть движение.
Винт есть повторение и, пожалуй, прогресс.
Геологический переворот может перервать его на каждом шагу, может и оставить его вертеться сколько угодно около основной географической оси {Напротив всей страницы, на обороте предыдущей, рукой Герцена: ‘Нет ли арифметического прогресса? В памяти былого и в приобщении большего и большего числа к выработанным результатам’.— Ред.}.
Тут прогресс мнимый. Метода есть винтообразное движение. Это и повторение и нечто иное. Цели нет, и есть движение.
Что и доказать надлежало.
Еще большее доказательство то, что как ни придумывай, а из винтообразного движения не выйдешь.
Этот винт не идет с целью достичь чего-нибудь, но идет потому, что около данной оси нельзя быть иному движению, как винтообразному.
Повторяю:
Что и доказать надлежало.
Засим addio, Искандер, прочти это с спокойным самосознанием и спорь сколько хочешь.

Твой Огарев.

P. S. Движение есть потому, что не быть не может. Мир есть иммобилитет движения. То, что называют косностью, есть только относительное равновесие.

* * *

Что наука? 9 — Стремление в беспорядке открыть порядок, открыть законность, или лучше законы беспорядка. История, как скоро она не летопись, а домогание указать развитие человечества, всего больше доказывает эту мысль. Политика или, пожалуй, социология есть стремление практически создать из беспорядка порядок, но так как беспорядок природно имеет свою законность, более или менее доступную науке, то социология и остается неприлагаемою, абстрактною теорией. Однако социология создалась из общественных элементов, принадлежащих к природному беспорядку, обусловленному своими законными данными, и, следственно, социология сама войдет как элемент в будущем законном беспорядке. Что из этого выйдет?

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Публикуется впервые по автографам, находящимся в ОРГБЛ, Записная тетрадь А (так тетрадь обозначена Огаревым). Архивная нумерация: Г.— О. VI. 21, тетрадь No 27, л. 1—6, 10—11, 12—19, 25—30.
Огарев систематически вносил в записные книжки и тетради заметки и наброски, посвященные разнообразным областям знания. Имеются многочисленные записи Огарева, посвященные теории познания, обоснованию и защите материалистических воззрений на природу, вопросам истории и т. д. Записи эти часто носят разнородные заглавия: ‘Мысли и заметки’, ‘Теоретические заметки’, ‘Дорожные отметки’, ‘Примечания и материалы’, ‘Materials’, ‘Метафизика и философия’ и т. п.
Помимо перечисленных записей, более или менее сосредоточенных, имеется в тех же записных книжках и на разрозненных листках довольно значительное число отдельных заметок, относящихся к самым разным наукам (от математики, физики и физиологии до финансового дела, статистики и политической экономии).
Для настоящего издания отобраны некоторые рукописи из числа этих, как правило черновых, не предназначавшихся для печати, заметок. При этом следует отметить трудность в отношении точной датировки и установления последовательности текстов, так как Огарев, как правило, не датировал сам ни заметок в записных книжках, ни писем, ни стихотворений.
Пользуясь имеющимся в одной из записных книжек, датированной самим Огаревым 1862 годом, указанием Огарева, что им занесен ‘года четыре назад’, т. е. в 1858 г., ряд теоретических заметок в ‘Тетрадь А’, мы можем датировать 1858 годом всю группу заметок, взятых из книжки ‘А’, в том числе следующие четыре, весьма важных автографа:
1) ‘Теоретические заметки’, 2) ‘Мысли и заметки’, 3) Заметка о Канте и 4) ‘Пролегомина ад гисториософиам’.
Для последней заметки имеется проставленная в тетради самим Огаревым дата внесения записи: ’20 февраля’.
2 Дальше, со слов ‘Мы с антропологической точки зрения…’ и до конца II раздела, текст написан Огаревым на обороте страницы и помечен знаком как вставка.
3 Здесь Огарев прервал свои теоретические заметки, он вернулся к ним 4 года спустя (см. ниже, стр. 81).
4 Галль, Франц Иосиф — австрийский врач-физиолог, создатель антинаучного учения ‘френологии’, согласно которому психические особенности человека якобы непосредственно связаны с наружной формой черепа. Фурье, Шарль в своих работах развизал, в частности, учение о человеческих страстях и влечениях (см. ‘Теория четырех движений и всеобщих судеб’). Согласно этому учению ‘движение страстей’ определяет действия человека и животных, причем человеку свойственны 12 страстей. Фурье считал необходимым создание общества, обеспечивающего полное удовлетворение и развитие человеческих страстей, которые в основе своей являются положительными.
5 Огарев имеет в виду статью Генриха Гейне ‘К истории религии и философии в Германии’, вошедшую в состав его французской книги ‘О Германии’. Место, привлекшее внимание Огарева, находится в третьем разделе статьи ‘От Канта до Гегеля’ (по московскому изданию 1940 г. Heinrich Heine, Ausgewhlte Werke, Herausgegeben von E. F. Knipowitsch, В. IV, S. 102—104).
8 Эти же строки Гете приводит Герцен в статье ‘Дилетантизм в науке’ (см. А. И. Герцен, Собрание сочинений, т. Ill, M. 1954, стр. 17). См. также настоящее издание, т. I, стр. 43.
7 Бурдон — L. P. M. Bourdon, 1779—1854, французский математик, автор ряда учебников. ‘Основы арифметики’ (‘Elments d’arithmtique’) были изданы в 1821 г.
8 Запись ‘Пролегомина ад гисториософиам’ (т. е. ‘Введение в теорию истории’) не следует рассматривать как письмо к Герцену. Это лишь краткое перечисление предметов и вопросов, сделанное для того, чтобы не забыть только складывающихся мыслей. Поэтому формулировки, имеющиеся в настоящем документе, нельзя рассматривать как итоговые или хотя бы приближающиеся к таковым.
9 Эта запись сделана на обороте страницы и, повидимому, связана с вышеприведенным текстом, но сделана, судя по почерку, позднее.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека