Въ Высочайшемъ манифест 12 апрля 1877 года, до случаю объявленія войны Турціи, сказано: ‘Всмъ Нашимъ любезнымъ врноподданнымъ извстно то живое участіе, которое Мы всегда принимали въ судьбахъ угнетеннаго христіанскаго населенія Турціи. Желаніе улучшить и обезпечить положеніе его раздляетъ съ Нами и весь русскій народъ, нын выражающій готовность свою на новыя жертвы для облегченія участи христіанъ Балканскаго полуострова. Кровь и достояніе Нашихъ врноподданныхъ были всегда Намъ дороги, все, царствованіе Наше свидтельствуетъ о постоянной заботливости Нашей сохранять Россія благословенія мира. Эта заботливость оставалась Намъ присуща въ виду печальныхъ событій, совершившихся въ Герцеговин, Босніи и Болгаріи. Мы первоначально поставили себ цлью достигнуть улучшеній въ положеніи восточныхъ христіанъ путемъ мирныхъ переговоровъ и соглашеній съ союзными, дружественными Паневропейскими державами. Мы не переставали стремиться въ продолженіе двухъ лтъ къ тому, чтобы склонить Порту въ преобразованіямъ, которыя могли бы оградить христіанъ Босніи, Герцеговины и Болгаріи отъ произвола мстныхъ властей. Совершеніе этихъ преобразованій всецло вытекало изъ прежнихъ обязательствъ, торжественно принятыхъ Портой предъ лицемъ всей Европы…’
Протекло шесть лтъ посл этихъ словъ, произнесенныхъ Монархомъ, поднявшимъ оружіе противъ произвола угнетающей и чужеродной власти и для огражденія участи православныхъ христіанъ Герцеговины, Босніи и Болгаріи. Но если замнить Турцію или Порту Австро-Венгріей и исключить одну Болгарію, то слова Высочайшаго манифеста, со столь восторженною готовностью принятыя всмъ народомъ русскимъ, знающимъ что Русскій Царь есть покровитель и защитникъ всего православнаго Востока, не отошли еще въ прошедшее… И понын печальныя событія совершаются въ Босніи и Герцеговин, несчастныя области страдаютъ отъ произвола швабо-мадьярской власти, которая оказалась тяжеле самой турецкой, преобразованій въ нихъ никакихъ нтъ, несмотря на торжественное обязательство, принятое Австро-Венгріей предъ лицомъ всей Европы.
Когда въ прошломъ 1882 году боснійцы и герцеговинцы, подданные султана, взялись за оружіе въ защиту своихъ прежнихъ правъ, своей вры, народности, чести своихъ женъ и дочерей, своего языка противъ чуждой для нихъ власти австро-венгерской, обманувшей Европу и въ особенности Россію въ принятыхъ на Берлинскомъ конгресс обязательствахъ, тогда передъ всми честными людьми всего свта, которые, не такъ какъ дипломаты, не закрываютъ глазъ и не затыкаютъ ушей на безобразныя послдствія ихъ произвольныхъ распоряженій народными судьбами,— открылось ужасающее по сбоямъ размрамъ) отвратительное по своей гнусности зрлище австро-венгерскаго произвола въ занятыхъ областяхъ. Передъ нимъ блднютъ вс несправедливости и жестокости турецкаго правленія, вызвавшія вмшательство Европы и русско-турецкую войну. Извстія, доносившіяся съ мста возстанія, поражаютъ и возмущаютъ человческое чувство кровавою расправой австро-венгерскихъ военныхъ властей съ беззащитными семействами, позорными злодяніями, совершенными австрійскимъ войскомъ, омерзительными поступками съ женщинами и дтьми, этимъ своевольнымъ разливомъ самыхъ безчеловчныхъ и гадкихъ похотній, которому подобнаго не только не было въ тхъ же областяхъ при туркахъ, но едва ли найдется подобіе въ вкахъ варварства. Тамъ по крайней мр жестокость сильнаго ограничивалась веществомъ, тломъ, здсь же просвщенныя орудія австро-венгерскаго управленія, воины новйшаго кесаря, посягали не только на жизнь и имущество несчастнаго, ими опекаемаго населенія, но истребляли въ немъ все, что есть святого я дорогого человку, оскорбляли святыню его духа поруганіемъ его вры, отнятіемъ у него, языка, позоромъ его чести и домашняго очага. Какъ зври, вымщали они свою безсильную злобу на дтяхъ, старцахъ, женахъ, дочеряхъ. При всей скудости извстій,благодаря тому, что Австро-Венгрія осмлилась скрыть отъ Европы то дло, которое ей было поручено,— сердце обливается кровью при зрлищ австро-венгерскихъ безчеловчій въ чуждыхъ для Австро-Венгріи, по подданству, народности и вр, областяхъ, которыя она обманнымъ образомъ взяла въ свое управленіе съ затаенною цлью сдлать изъ нихъ католическую страну съ разноплеменнымъ народнымъ населеніемъ, чтобы чрезъ то ослабить православный славянскій Востокъ и усилить враждебный Россіи и Востоку Западъ. Примровъ такого превращенія цлыхъ странъ найдется не одинъ въ предлахъ Австро-Венгріи и Пруссіи.
И вотъ какъ съ этой преступною цлью дйствовала австро-венгерская власть во время прошлогодняго возстанія. Беру на выдержку нсколько образцовъ.
Въ селенія Крутчиц австрійскіе солдаты загоняли въ дома и запирали женщинъ, дтей, стариковъ, по десяти и боле человкъ, и сжигали, ихъ живыми. Такъ выжгли они съ людьми все селеніе. Пытавшихся бжать прикалывали штыками.
Разбитые возстанцами, солдаты, уходя въ Фочу, выжгли селеніе Будань и по дорог, встртивши цыганскій таборъ, перекололи въ немъ до 45 женщинъ, мужчинъ и дтей.
12-го февраля, выйдя изъ Фочи, австрійское войско выжгло три села, многихъ жителей не выпустили изъ домовъ, гд они и сгорли.
Селеніе Улогъ выжжено. Дв православныя церкви въ Коницкой Жуп и Обла и три мечети въ Жуп, Улог и Блимичк разрушены и частію сожжены.
Семейства кривошіянъ, спасавшіяся изъ Нижняго и Горняго Ораховцевъ, подверглись сильному ружейному огню пхоты, а съ двухъ броненосцевъ сыпались на нихъ ядра и гранаты. Въ другой разъ, когда безоружныя герцеговинскія семейства спасались черезъ рку Тару въ Черногорію, австрійское войско стрляло въ нихъ изъ ружей и пушекъ. До 400 женщинъ и дтей потонуло въ рк, нкоторые были убиты и ранены.
Въ Крушевицахъ австрійскіе солдаты врывались ночью по нскольку человкъ въ дома я насиловали всхъ женщинъ, начиная отъ матери съ ребенкомъ и кончая малолтнею двочкой. Около одной матери зада вили лежавшаго съ нею ребенка. Одна молодая женщина была изнасилована до смерти посл того, какъ она таскала воду на цлую партію солдатъ.
Безъ всякихъ основаній австрійскія власти хватали десятками женщинъ и стариковъ и гнали ихъ въ Требинье въ тюрьмы, гд они задыхались и умирали какъ животныя.
Вся церковная община въ Мостир была заключена въ тюрьму, а церковныя деньги до 10 тысячъ гульденовъ и школьныя 1.200 гульд. захвачены полиціей. Школы закрыты. У митрополита мостарскаго отняли митру, потому что въ византійскомъ орл, на ней изображенномъ, австрійскія власти усмотрли русскій гербъ.
Чтобы нсколько опорожнить монастырскія тюрьмы, мстныя власти разстрливали и вшали заключенныхъ огуломъ, не разбирая, виноваы ли они или нтъ.
Герцеговинцы Міята Радовичъ съ сыномъ, братья Косрины, Биличи, Сима Ковачевичъ, Васа Круль и многіе другіе осуждены были на тяжкое тюремное заключеніе отъ 12 до 18 мсяцевъ за то только, что совершенно законнымъ способомъ подали прошеніе мстнымъ австрійскимъ властямъ, объясняя, что народъ никакъ не можетъ и не захочетъ согласиться давать рекрутовъ, такъ какъ это противно правамъ, которыми онъ пользуется въ Босніи и Герцеговин со времени турецкаго управленіи.
Въ Бок Которской австрійское войско при содйствіи военнаго судна ‘Nautilis’, безъ всякой надобности, изъ одной только злобы, по случаю неудачъ, бомбардировало и совершенно разрушило и сожгло цлое большое селеніе Ораховацъ, сгорли три православныя церкви — Св. оанна Предтечи, Св. Николая и Св. Параскевы. Самъ главнокомандующій овановичъ призналъ этотъ подвигъ напраснымъ и сдлалъ выговоръ генералу Винтергальтеру и командиру броненосца ‘Nautilis’.
Въ три мсяца въ небольшой мстности около Фочи австрійцами сожжено было въ семи только селахъ 523 дома и избито стариковъ, женщинъ и дтей до 300 душъ. Женщины, не взирая на возрастъ, подвергались изнасилованію австрійскими солдатами. Въ самомъ город Невесинь умерла жена одного знатнаго бега, магометанина, черезъ три дня посл того, какъ была омерзительно изнасилована. Въ этомъ баши-бузукскомъ ремесл австрійскіе офицеры соперничали съ своими солдатами, не взирая ни на званіе, ни на возрастъ жертвъ своего неистовства. Въ безплодной злоб, австрійскіе офицеры ворвались въ домъ Стояна Ковачевича и изнасиловили его жену и дочь.
Въ Кривошіяхъ австрійцы не хотли слышать колокольнаго звона и потому въ одномъ мст сожгли православную церковь, а колоколъ унесли съ собою. Длая окопы на церковныхъ кладбищахъ, они не щадили могильныхъ камней, даже разрывали самыя могилы, снимая съ труповъ драгоцнныя украшенія. Въ Горнихъ Поборахъ, откуда жители ушли въ Черногорію, австрійскіе солдаты разграбили все оставшееся имущество, осквернили православныя церкви и похитили всю церковную утварь. Во многихъ мстахъ евреи скупали у солдатъ св. иконы, взятыя изъ превосходныхъ храмовъ и домовъ, и потомъ перепродавали ихъ тому же населенію. Древняя церковь Св. Георгія въ Дольнемъ Ораховц обращена была въ конюшню для артиллерійскаго отряда. Солдаты, проходя чрезъ мирную общину Гербаль, выломали въ тамошней церкви двери, изуродовали иконостасъ и даже открыли гробницы въ надежд отыскать въ нихъ золото и серебро.
Подстрекаемые неистовствами австрійскихъ войскъ и злобою мстныхъ властей, католическіе фраіры рыскали какъ волки между мирнымъ православнымъ населеніемъ и не щадили клеветъ и наговоровъ. По одному предположенію, по лживымъ доносамъ шпіоновъ, мстныя австрійскія власти не только толпами сгоняли жителей въ городскія тюрьмы, но и предавали многихъ смертной казни. Такъ, напримръ, въ Гацк, въ селеніи Казанцы, нсколько человкъ были заподозрны въ сношеніяхъ съ возстанцами потому только, что у нихъ нашли будто бы солдатскій провіантъ, который, однако, могъ быть купленъ ими у тхъ же австрійскихъ солдатъ. За это четыре человка изъ рода Мозлума были повшены.
Разыскивая какого-то поселянина, подозрвавшагося въ укрывательств отъ рекрутскаго набора, австрійскіе жандармы напади на трехъ мальчиковъ пастуховъ, стерегшихъ стадо козъ. Мальчики не могли дать имъ удовлетворительнаго отвта и за это ихъ отвели въ городъ и разстрляли.,
Одинъ австрійскій офицеръ зашелъ въ сельскую хижину, чтобъ узнать, гд скрывается парень, подлежащій рекрутскому набору. Мать и сестра скрывавшагося отвчали, что не знаютъ, куда онъ ушелъ, взбшенный офицеръ, среди ругательствъ и угрозъ, увидлъ ребенка, бывшаго тутъ же въ хижин, и, схвативъ его за ногу, разбилъ ему голову объ полъ. ‘Пусть умираетъ,— прибавилъ онъ,— иначе еслибы выросъ, то поднялъ бы оружіе противъ своего царя’.
Въ город Травник у одного австрійскаго доносчика служили двое Рогунчичей — отецъ и сынъ. Узнавъ, что хозяинъ ихъ шпіонъ, они отошли. Между тмъ іезуиты старались обратить ихъ въ католицизмъ, а когда это не удалось, Рогунчичей обвинили въ краж муки съ мельницы на 100 гульденовъ. Обоихъ осудили и разстрляли. Впослдствіи оказалось, что это была клевета — месть іезуитовъ и ихъ хозяина-шпіона.
Много православныхъ церквей и монастырей оставалось и остается безъ духовенства. Католическіе патеры, пользуются этимъ для насильственнаго обращенія православныхъ. Одна мать шла съ малолтнею дочерью отыскивать священника. На дорог встртили ее католическіе фратры и насильно потащили въ городъ къ своему духовному начальству.
По бдная женщина не дошла до города: ее нашли мертвою на дорог съ признаками насилія, а дочь была помщена въ католическій монастырь.
Спрашивается: чмъ лучше турецкихъ насильниковъ поступали австрійскія власти въ занятыхъ областяхъ? Чмъ отличаются австрійскіе ‘храбрые’ воины отъ турецкихъ баши-бузуковъ?… И эти отвратительныя жестокости, эти омерзительные поступки съ неповиннымъ населеніемъ, съ женщинами, дтьми, стариками, эти сжиганія живыхъ людей, эти поголовныя избіенія совершались посл освободительной войны, которую предприняла Россія, включая въ своя человколюбивые виды также Герцеговину и боснію. Случаи вышеприведенные — это капля въ мор убійствъ, грабежей, опустошеній, пожаровъ, разстрливаній, вислицъ, насилій, неправды и самаго грубаго зврства, какое только можно вообразить себ. И это море охвачено со всхъ сторонъ австрійскими стражами, которые ограждаютъ его отъ посторонняго взгляда. Ни одного письма не пройдетъ въ Боснію и Герцеговину и не выйдетъ оттуда, чтобы не было распечатано и прочтено австрійскою почтой. Ни одинъ путешественникъ, не только что корреспондентъ, не можетъ проникнуть въ эти области, наглухо запертыя для Европы. Посл ухода оттуда г. Ровинскаго оставался одинъ только англичанинъ Ивансъ, сообщавшій изъ Рагузы нкоторыя свднія въ англійскую печать, во и того австрійцы продержали семь недль въ тюрьм подъ пустымъ предлогомъ, что будто бы онъ писалъ отъ мстнаго населенія адресъ Гладстону и раздавалъ деньги, и затмъ онъ былъ высланъ изъ Далмаціи. Попытались было два англійскіе студента, Гамильтонъ я Гей, обозрть, эти области, но ихъ арестовали въ город Чайниц, на самой, границ Сербіи, откуда они хали, снабженные визою австро-венгерскаго консульства, а проводника ихъ серба, черезъ котораго они могли разговаривать съ народомъ, посадили въ тюрьму, какъ будто шпіона, ихъ же самихъ выпроводили вонъ, черезъ сверную Боснію, въ Хорватію. Европейская печать не вдаетъ, что тамъ творится. Отрывочныя и скудныя свднія проникаютъ только окольнымъ путемъ, да и передаются больше на словахъ, чмъ на бумаг. Но они не могутъ быть заподозрны въ неправд, потому что съ излишкомъ подтверждаются такими безпристрастными и добросовстными свидтелями, каковы, напримръ, Ивансъ. Об занятыя австрійцами области можно уподобить одной цльной обширной тюрьм, въ которой заключенные отданы на произволъ палачамъ, набраннымъ между злйшими врагами и истребителями ихъ — нмцами и мадьярами, съ присоединеніемъ къ нимъ отверженцевъ народныхъ, или, какъ называютъ сербы, ‘юродовъ’ — изъ поляковъ, хорватовъ, чеховъ, даже сербовъ, врод мостарскаго окружнаго начальника Вуковмча, котораго, по его жестокости, сравниваютъ съ Митхадомъ-пашой, управлявшимъ придунайскою Болгаріей.
Прошлогоднее боснійско-герцеговинское возстаніе, при всей своей очевидной безнадежности, было невольнымъ порывомъ отчаянія людей измученныхъ и оскорбленныхъ. Благодаря безсердечному отношенію европейскихъ правительствъ, обманутыхъ и дерзко пренебрегаемыхъ Австро-Венгріей, эта послдняя распоряжалась въ занятыхъ областяхъ но съ цлію умиротворенія ихъ, какъ заявлено въ Берлинскомъ трактат, а въ видахъ истребленія народности и православіи и обевлюдненія страны для водворенія въ ней впослдствіи нмецкихъ поселеній и господства католицизма. Страшная насмшка надъ Россіей!
Въ Австро-Венгрію, бжало до 200 тысячъ боснявовъ, во время ихъ послдней борьбы съ турками въ 1875—1877 годахъ. На гостепріимной австро-венгерской почв уцлло изъ нихъ только 98.000, но и эти уцлвшіе возвращались на родину только для того, чтобы быть заморенными подъ австро-венгерскимъ управленіемъ. Въ феврал 1879 года напечатана была въ Manchester Guardian (корреспонденція Иванса, описывавшаго то безжалостное обращеніе, которому подъ новымъ управленіемъ подвергались боснійскіе скитальцы. Десятки тысячъ несчастныхъ семей были. насильственно прогнаны домой безъ хлба, безъ теплой одежды, безъ денегъ и водворены на обгорлыхъ развалинахъ, ихъ прежнихъ жилищъ. Какъ ни медики были прежнія страданія босняковъ-христіанъ отъ произвола мстныхъ беговъ, они далеко превзойдены настоящими страданіями подъ управленіемъ австро-венгеревихь властей. При возвращеніи бглецовъ въ Боснію, вс больные и слабые, не бывшіе въ состояніи идти, были брошены на границ безъ пищи и пріюта. Въ одномъ пограничномъ мстечк: Стириняц 600 человкъ нашли себ смерть. Ивансъ былъ очевидцемъ того, какъ полунагіе босняки умирали отъ голода. Въ одномъ помщеніи похороны умершей съ голоду двушки отсрочивались для того, чтобы похоронить ее заразъ съ другою двушкой, голодная смерть которой ожидалась съ часу на часъ. Въ мстахъ водворенія не было почти ни одного дома, въ которомъ кто-нибудь не умиралъ бы отъ голода. Въ селеніи Пичи въ 21 дом было 10 случаевъ голодной смерти. Въ нкоторыхъ мстностяхъ, за неимніемъ домовъ, возвращавшіяся семьи поселялись въ пещерахъ. Въ одной пещер Ивансъ нашелъ двухъ женщинъ — одну съ шестью маленькими изголодавшими дтьми, другую съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ и молоденькою двушкой, помшавшеюся отъ перемятаго горя и страданій. Голодъ и нищета породили новыя болзни. Населеніе вымирало тысячами. Тоже было и въ Герцеговин. Боле жестокая, чмъ въ Босніи, борьба съ турками истощила вс силы и запасы населенія. Поля были запущены, жилища сожжены или разорены, семейства укрывались въ Далмаціи, а когда возвращались, находили одну лишь пустыню да волковъ. Даже домашнія животныя и птицы скрылись въ лсахъ и одичали. Голодный тифъ свирпствовалъ жестоко и уносилъ тысячи людей. Множество семействъ оставались безъ взрослыхъ мужчинъ, погибшихъ въ борьб съ турками за свободу. Безпомощность и нищета несли свои жертвы болзнямъ и смерти.
Съ такимъ же, какъ и въ Босніи, равнодушіемъ относилось австро-венгерское правительство къ вымиранію вновь подвластнаго ему сербскаго населенія въ Герцеговин, не оно было нужно, а нужна была земля съ ея естественными богатствами и природными неприступными крпостями, здсь предполагалось создать ‘Новую Австрію’ — этотъ клинъ, долженствующій навсегда отдлить Сербію отъ Черногоріи и врзаться во внутрь Балканскаго полуострова, чтобы дожу Габсбурговъ, уже шесть сотъ лтъ упражняющемуся въ управленіи народами, дать новый человческій, матеріалъ для его ремесла. Для Новой, Австріи единоправное и единоврное съ Сербіей и Черногоріей населеніе Босніи и Герцеговины было наимене пригодно.
И однако, несмотря на совершенное изнеможеніе, какъ слдствіе трехлтней борьбы съ турками и мстными магометанами, все населеніе Босніи и Герцеговины, забывъ междоусобную брань, еще разъ ваялось за оружіе, чтобы противустать наброднымъ хищникамъ — швабамъ и мадьярамъ, вторгнувшимся въ конц 1878 года по уполномоченію великихъ европейскихъ державъ, не для того христіане бились съ вдвшими магометанами и турецкимъ войскомъ, добывая оружіемъ свободу и установленіе взаимныхъ правъ, чтобы тмъ и другимъ подпасть подъ новое иго, цну котораго они хорошо понимали. Кровь, лишенія, страданія исмерть, которыми боснійско-герцеговинскій народъ искупалъ свое освобожденіе на началахъ новаго гражданскаго и государственнаго порядка, пропадали даромъ по распоряженію Европы, не имвшей никакого права распоряжаться судьбой этого населенія.
Вчный позоръ, несмываемое безчестіе легло на Европу XIX столтія. Когда вс главнйшій событія этого столтія запечатлны послдовательнымъ проявленіямъ народной свободы, когда русско-турецкія войны, завершившіяся Букарештскимъ, Аккерманскимъ, Адріанопольскимъ и Санъ-Стефанскимъ договорами, освобожденіе Греціи, перевороты во Франціи, народныя бури 1848 года, освобожденіе и объединеніе Италія, возстановленіе Венгріи, преобразованіе Германіи, водвореніе народнаго представительства въ большей части государствъ, уничтоженіе въ Австріи, Пруссіи и Россіи крпостного права приводили къ конечному установленію на законныхъ основаніяхъ правъ народныхъ, когда въ новйшее время напало человчности введено обязательно въ условія даже военныхъ дйствій для умренія жестокостей войны: въ этомъ просвщенномъ вк великія европейскія державы наложили ярмо порабощенія на цлый народъ, предали его въ руки инороднаго и иноврнаго правительства, закрывши глаза и уши отвернулись отъ своего постыднаго дла и не хотятъ знать, что длаютъ новые поработители съ своею жертвою… А тамъ гибнетъ цлый народъ. У него исторгаютъ его бытъ, вру, языкъ, его держатъ къ двойномъ рабств — поземельномъ, по прежнимъ турецкимъ законамъ, и государственномъ, по новому управленію. За нимъ не признаютъ права охранять святыню своей народности, его лишаютъ помощи Краснаго Креста, съ нимъ дозволяютъ поступать по древнимъ варварскимъ обычаямъ, по произволу безправія и безчеловчія. Поругано и попрано все, что только есть святого и дорогого для человка. И посл этого становится понятнымъ, что одни предпочитаютъ смерть жизни, а другіе громко вопіютъ, что турецкое иго было много легче, чмъ христіанское.
Понадобилось 70 тысячъ войска, чтобы подчинить Боснію и Герцеговину австро-венгерскому управленію. Трудно было совладть съ первою. Мусульмане соединились съ христіанами для отпора общему врагу. Одинъ Хаджи-Дойя сколько причинилъ затруденій. Еще трудне было бы справиться со второю. Еслибы не князь Диколай черногорскій, способствовавшій занятію и переманившій къ себ герцеговинскихъ вождей, то едва ли бы когда австро-венгерское знамя разввалось на высотахъ герцеговинскихъ.
Начались тихія страданія вновь порабощеннаго населенія — на этотъ разъ христіанской власти апостолическаго австро-венгерскаго императора-короля, Франца-осифа. Запертое какъ въ тюрьм, оно подверглось незнакомой ему подъ турецкимъ игомъ пытк — разврату совсти, измн долгу гражданской чести. Позорные агенты христіанской власти разъзжали по Босніи и Герцеговин и подкупами сокращали нкоторыхъ видныхъ гражданъ къ выраженію врноподданническихъ чувствъ своимъ поработителямъ. Собирались подписи и составлялись депутаціи для поднесенія адресовъ, въ которыхъ самымъ безстыдно-лживымъ образомъ восхвалялось полное благодяній правительство и изъявлялось желаніе, чтобъ об эти области были приняты въ подданство австрійскаго императора. Самозваннымъ депутаціямъ оказывался въ Вн самый внимательный пріемъ. Проходимцевъ приглашали къ придворному обду. Кукольная комедія разыгрывалась на глазахъ Европы и притомъ такъ серьезно, что даже обнародовано было слдующее благодарственное письмо императора на имя общеимперскаго министра финансовъ Слава: ‘Любезный Сдави! По случаю бракосочетанія моего любезнйшаго сына, императорскаго принца, жители Босніи и Герцеговины, безъ различія исповданій и званій, приславши многочисленную депутацію для поздравленія, представивши подарки и адресы, выразивши телеграфически и письменно свои благопожеланія, устроивши торжественныя празднества,— обнаружили этимъ свое живйшее участіе къ событію, совершившемуся въ моемъ семейств, и вновь заявили свою врнопреданность мн и моему дому. Эти доказательства ихъ приверженности исполнили меня радости, и я поручаю вамъ довести объ этомъ до всеобщаго свднія, чтобы моя императорская признательность сдлалась извстною всмъ и каждому. Области Боснія и Герцеговина вновь выказали при семъ случа, сколь достойны он. той заботливости, которую я имъ посвящаю и въ которой он могутъ быть уврены и на будущее время. Вна, 24 мая 1881 года. Францъ-осифъ’. Этотъ, рескриптъ останется на страницахъ исторіи вчною ироніей, образцомъ того, какъ можно торжественно говорить!’, чему и сами говорящіе не врятъ. На подкупныя и самозванныя депутаціи, снаряжаемыя съ прямымъ участіемъ самихъ императорскихъ намстниковъ, населеніе отзывалось прямыми и рзкими протестами.
Противуположно этимъ комедіантамъ, изъ тюрьмы раздавались по временамъ вопли и жалобы населенія, обращенныя къ Европ. Еще за нсколько мсяцевъ до упоминаемыхъ въ императорскомъ рескрипт изъявленій враоподданническихъ чувствъ боевиковъ и герцеговинцевъ, несмотря на заботливость императорскаго правительства, какъ торжественно удостовряется рескриптомъ,— въ 1880 году боснійскіе именитые люди прислали Гладстону обстоятельную записку съ жалобами православнаго населенія на австрійскія власти, состоящія подъ главнымъ начальствомъ намстника, принца Виртембергскаго. Главнйшія статьи жалобы касались принудительнаго введенія латинской азбуки вмсто кириллицы, пристрастной поддержки и распространенія католическихъ школъ въ ущербъ православныхъ, повсемстнаго введенія въ школахъ латиницы, притсненій и даже закрытія православныхъ сербскихъ школъ, въ которыхъ употреблялась кириллица. Указывалось между прочимъ что австрійскія власти позволяли уничтожить славянскія надписи на колоколахъ въ Сол, Туэлахъ и Брчк и велли снять сербскія вывски: на многихъ народныхъ школахъ въ Босніи, вмсто которыхъ принуждали заводить вывски на непонятной народу нмецкомъ или мадьярскомъ язык. Поземельнаго вопроса между мусульманами-помщиками: агами и богами, и христіанскимъ населеніемъ, нанимающимъ и обрабатывающимъ ихъ земли, австро-венгерское правительство еще и не касалось, несмотря на двухлтнее управленіе страною. Напротивъ, прежніе турецкіе законы 14 сафара 1272 года (11 декабря 1859 года) утверждены снова безъ изъятій австрійскимъ правительствомъ, къ величайшему стсненію христіанъ. При турецкомъ владычеств, аги и беги относились мягче къ своимъ нанимателямъ, а теперь, опираясь на австрійскіе законы и на экзекуціи съ помощью войска, они взимаютъ поборы безпощадно. Введена неслыханная прежде продажа съ аукціона всего имущества недоимочныхъ плательщиковъ, и сотни семействъ, антенныя чрезъ это крова и пищи, обречены на нищенство. Кром третины, идущей въ пользу помщиковъ, присоединены десятина и другія тяжкія подати, взимаемыя въ австрійскую казну, и введены налоги на соль, табакъ, женскій трудъ, овецъ и проч. Пресловутая прокламація генерала Филипповича при занятія Босніи и Герцеговины, общавшая подъ скипетровъ Габсбурговъ всевозможныя улучшенія и преобразованія, осталась лишь пустымъ и давно забытымъ звукомъ, и на дл австрійскія власти поддерживаютъ во всхъ отношеніяхъ мусульманъ, чтобъ изъ ихъ столкновеній и вражды съ христіанами извлекать для себя пользу.
Но и мусульмане боснійскіе подали султану прошеніе, въ которомъ перечисляютъ вс свои жалобы на невыносимое иго австрійскаго управленія, которое они называютъ костью, ставшею поперекъ горла.
Въ іюн 1880 г. Гладстону была прислана длинная записка со множествомъ подписей отъ боснійскихъ именитыхъ людей, въ этой записк не только въ общихъ чертахъ изложены вс тяготы австрійскаго управленія, во приведено множество примровъ въ доказательство: ‘Злоупотребленія и злодянія австрійскихъ просвщенныхъ властей превзошли всякую мру,— говорится въ записк.— Мы думали, что нтъ поработителей жесточе, гнусне и нечестиве турокъ, нтъ ничего подобнаго ихъ своеволію, неправд и расправ,— и горько ошибись: сравнительно съ тмъ, что теперь мы терпимъ, турецкое господство было материнскою добродтелію. Туземные католики не знаютъ предловъ своему бшенству. Нашъ царь, наше войско, наши власти, ваша земля — твердятъ они, угнетая всякою неправдою все мусульманское и православное. Сверхъ пропаганды, францисканскіе монахи занялись воровствомъ, грабежомъ и разбоемъ. У православныхъ безнаказанно отнимается все: скотъ, полевыя орудія, домашняя утварь. Суда нтъ. Жалующимся отвчаютъ, что исполнительная власть — не для сволочи. Австрійскія власти оказываются хуже башибузуковъ и черкесовъ: это люди безъ Бога, безъ вры, безъ души, безъ закона. Цлыя толпы поселянъ, оторванныхъ на даровыя наземныя работы, по цлому мсяцу не видали своихъ домовъ, вмсто платы, надъ ними надваются, ихъ всячески поносятъ. Скотъ гибнетъ отъ безкормицы, семьи выпираютъ съ голоду, а работники, кром казенныхъ работъ, вынуждены плотить еще десятину и третину. Турецкимъ спахіямъ (помщикамъ) дается до двадцати и тридцати солдатъ съ турецкимъ субашей и съ этимъ отрядомъ спахіи врываются въ неплатящее село и обираютъ все населеніе до-тла. За самое ничтожное возраженіе или сопротивленіе несчастнаго райю раздваютъ до гола и запираютъ въ отвратительную свинарню, при дальнйшемъ упорств идутъ въ ходъ кнутъ, ружейный прикладъ и затмъ тюрьма, откуда райю ведутъ уже на разстрляніе или вислицу. Для австрійцевъ каждый православный боснякъ — отъявленный злодй. Его личность и имущество не обезпечены. Крон публичныхъ казней, употребляются еще тайныя, сопровождаемыя иногда пыткою. Слдствіе и судъ не считаются нужными. По каждому доносу на православнаго серба, его схватываютъ, вшаютъ или разстрливаютъ, смотря по вкусу правящаго шваба. Трупы такихъ преступниковъ ежедневно зарываются. Доносы исходятъ обыкновенно отъ католиковъ. Напримръ, утонулъ близъ села Власеницы, въ округ Тузлы, пьяный бегъ. Фратры и ихъ паства обвинили въ его смерти тринадцать православныхъ сербовъ, тузланскій бегъ, даже не выслушавъ обвиняемыхъ, постановилъ такой приговоръ: двнадцать разстрлять, а тринадцатаго, несовершеннолтняго, сослать на каторгу на двадцать лтъ. Этотъ произвольный приговоръ былъ въ точности исполненъ 18 января 1880 года. Въ эти же дни австрійскія власти разстрляли въ Магла еще восемь человкъ по жалоб шокцевъ, обвинявшихъ ихъ въ краж скота. Доносъ, разумется, не былъ провренъ. Для австрійскихъ солдатъ, которые называютъ себя воинами священнаго кесаря, ничего нтъ святого. Являясь къ нищимъ поселянамъ, они требуютъ сытаго обда. Всякій отказъ считается сопротивленіемъ властямъ и ведетъ въ тюрьму или каторгу. Въ сел Кривоям, Баньялукскаго округа, девять солдатъ и два жандарма вошли въ домъ Савки Мачковичъ, требуя вкуснаго ужина. Савка со слезами увряла, что у нея ничего нтъ, кром овцы, которая должна вскор объясниться. Воины апостолическаго императора велли ей зарзать овцу, Савка бросилась передъ ними на колни, умоляя пощадить ея единственную кормилицу-овцу. Солдаты зарзали овцу сами, а несчастной женщин разбили голову ружейными прикладами и маленькаго сына ея Стеву избили до полусмерти. Бросился было на помощь сосдъ, но солдаты сломали ему лвую руку. Въ Маричскомъ околіи солдаты схватили одного изъ крестьянъ, избили его и разскли ему тесакомъ плечо. На жалобу, принесенную по этому случаю въ Баньялук, власти отвчали бранью и, изорвавши прошеніе въ клочки, бросили его въ лицо Изувченныхъ. Въ сел Тромошниц хаджи-Мохамедъ-бегъ пришелъ съ 24-мя солдатами и нсколькими субпашами собирать третину съ кнетовъ. Четверо солдатъ вошли въ дожъ нкоего ована. Хозяина не было. Застали они одну только больную и изнуренную страданіями жену, окруженную ребятишками. Она только наканун родила. Солдаты зврски и безъ стыда вс четверо оскорбляли бдную роженицу по очереди. На ея крики прибжалъ мужъ съ работы, у него былъ въ рук топоръ. Заставъ злодевъ на мст преступленія, онъ замахнулся топоромъ. Топоръ вырвали, его связали, избили и едва живого пригнали въ село Орашье, а оттуда въ Градачецъ, гд судъ приговорилъ его къ каторжнымъ работамъ за сопротивленіе властямъ. Въ село Бусово пришли австрійскіе солдаты съ турецкими заптіями (полицейскими). Народъ находился въ это время въ церкви Спаса у обдни. Солдаты во время богослуженія ворвались въ церковь съ ругательствами и криками, выгнали молящихся, не давши дослушать литургію, оцпили ихъ и погнали на казенную работу чинить мостовыя и исправлять дороги’.
Во второй части записки высказывается, что время, переживаемое Босніей, и страданія ея народа подъ австрійскимъ владычествомъ напоминаютъ эпоху самыхъ страшныхъ гоненій, воздвигнутыхъ язычниками на христіанъ: ‘Посл оказаннаго въ Брайн мусульманскимъ населеніемъ сопротивленія оккупаціонной австрійской арміи, генералъ Самецъ приказалъ захватить въ Баньялук всхъ попадавшихся подъ руку турокъ-горожанъ, совершенно даже непричастныхъ сопротивленію, потомъ позвалъ мстнаго католическаго пароха жъ нимъ шокца Мартиновича, составилъ съ ними списокъ о богатств самыхъ выдающихся беговъ и послалъ ихъ для переговоровъ съ заключенными въ тюрьму бегами. Заплатившіе выкупъ беги освобождались, а упорствовавшіе разстрливались. Арифъ-ага-Шарчевичъ отказалъ на-отрзъ: умереть согласенъ, а платитъ не хочу. На пытк онъ не указалъ, гд хранились его сокровища. Его съ связанными руками и ногами голаго волочили по земл отъ казармъ до ованчева огорода на разстояніи нсколькихъ сотъ шаговъ и дотомъ прикололи. Трудъ же оставался семь дней не погребеннымъ и былъ съденъ собаками. Сынъ хажди-дервиша-аги-Гутича, безногій Сульо, вмст съ братьями, младшимъ 14 лтъ, былъ разстрлянъ за отказъ выплатить выкупъ. Муяга-Смаилъ-Кадичъ-Джумишличъ былъ обложенъ выкупомъ въ десять тысячъ дукатовъ. Этотъ знатнйшій человкъ въ Баньялук былъ мученъ шесть дней и все-таки отказался отъ взноса выкупа. Въ день казня Муяга вышелъ веселый и спокойный, окончивъ молитву, онъ крикнулъ: ‘Исполняйте приговоръ!’ Австрійскій офицеръ сталъ было уговаривать его признать кесаря своимъ государемъ и уплатить выкупъ. ‘Прочь отсюда, подлый швабъ!— крикнулъ Муяга.— Неужели ты думаешь, что Джумишличъ унизится изъ-за одной башки? Еслибъ я зналъ, что вы зле адскихъ собакъ, то не былъ бы теперь передъ вами…’ Австрійскія пули положили его на мст. У Адама Филовича хранилось имущество многихъ беговъ и огромное количество женскихъ драгоцнныхъ украшеній. Австрійскіе солдаты напали на Филовича, разграбили все его имущество, разрушила домъ, а самого ранили и, истекавшаго кровью, голаго, отвели въ Старую’ Градишку. Дорогой били его и при страшной жар не давали ему пить, когда онъ прибылъ въ городъ, то отъ изнеможенія умеръ. Жена его красавица была отведена къ генералу Самецу, который насильственно продержалъ ее у себя до самаго отъзда изъ Баньялуки. На домъ Митка Васильевича было сдлано нападеніе, и домъ подожженъ старуха Мать Анна торопилась вынести изъ горвшаго дома свои пожитвисолдаты, давши ей исполнить это, растащили лучшую часть спасеннаго имущества, а остальное бросили опять въ огонь. Въ Баньялук было разграблено и сожжено боле тысячи лавокъ. Воины священнаго австрійскаго кесаря поживились вдосталь на счетъ жителей. Сотни тысячъ дукатовъ достались грабителямъ отъ послдняго солдата до генерала. Между Скоплею и Бугайкомъ, въ сел Ростово, кесарскіе воины ограбили и убили одного купца. Вину свалили на тамошнее населеніе, вслдствіе чего семнадцать поселянъ были отправлены въ Травникъ и разстрляны. Католики оклеветали тринадцать человкъ православныхъ въ оскорбленіи величества, шестеро были немедленно разстрляны, а семеро отправлены въ каторгу. Салко Богичъ, золотыхъ длъ мастеръ изъ Тузлы, поссорился съ однимъ шокцемъ, который въ отместку донесъ на него, что онъ будто бы бранилъ кесаря. Несмотря на то, что свидтели доказали лживость доноса, Салка былъ приговоренъ къ смерти и разстрлянъ. Въ Градачц, вслдствіе какого-то никому неизвстнаго доноса, одинъ православный сербъ былъ приговоренъ къ разстрлянію. Несчастный въ минуту казни три раза срывалъ повязку съ глазъ, моля, чтобъ ему объяснили, въ чемъ его вина. Достаточно было старшин Берксу въ Дервент и мстному фратру вообразить, что въ православномъ храм закопано оружіе,— и полъ храма былъ раскопанъ, стны разломаны, святыня осквернена’.
Третья часть записки, продолжая эпопею насилій, убійствъ и разбоевъ, кажется, уходитъ въ безконечность въ своемъ разсказ объ ужасахъ австрійскаго управленія: ‘Шакиръ-ага-Нивадичъ съ нсколькими турками напалъ на шокцевъ села Джамрида, Рогатицкаго округа, близъ Тузлы. Потерпвшіе обратились къ своему фратру и тотъ благословилъ ихъ пожаловаться не на виновныхъ мусульманъ, а на православныхъ сосдей. По этой жалоб трое невинныхъ — Гойко Джурковичъ и съ нимъ еще двое — были брошены въ тюрьму. Какъ-то нашли убитымъ турка Селима изъ села Вершнья, Власеницкаго округа. Молва приписывала его смерть австрійскимъ солдатамъ, но власти обвинили серба ову Шунича изъ села Малополе, хотя пятьдесятъ свидтелей подтвердили, что онъ находился въ это время въ Зворник. ову сослали на каторжную работу въ Тузлу. Въ Власениц разстрляли Митра Ковачевича и его братьевъ Мія и Ряста, изъ Новой Косабы села Раича, за то, что они будто бы убили своего агу Мушановича, но оказалось, что этотъ ага здравствуетъ въ Новобазарскомъ санджак. Вася Плитеровичъ и Никола Керстановичъ изъ села Шековича, Власеницкаго округа, разстрляны за то,что будто бы они отняли у одной турчанки семь гульденовъ, тогда какъ, ее и обезчестили и ограбили австрійскіе солдаты. Т же воины кесаря убили Селима Ченча изъ села Вріинья и ову субашу изъ Сараева, но, чтобъ отклонить упрекъ отъ своихъ солдатъ и избавиться отъ вліятельныхъ и честныхъ людей, австрійскія власти обвинили сербовъ Видовича, Гайдудовича, Аничича и другихъ и осудили на каторжныя работы. У турокъ найдены были вещи, отнятыя ими у поселянъ во время недавней борьбы съ христіанами. Австрійскія власти тотчасъ же обвинили православныхъ сербовъ и кинулись по селамъ какъ бшеные зври. Гд кого находили, тамъ того убивали, а женщинъ безчестили. Стану Вуковичъ и дочь ея Стою изъ села Обртича изнасиловали въ присутствіи родныхъ и потомъ обихъ прикололи штыками. Зека Пржуну, Антонія Косарича съ двумя сыновьями и многихъ другихъ изъ села Читдука разстрляли, старика Антонія, лежавшаго уже шесть мсяцевъ, застрлили въ постели. ову Клисарича 18.лтняго и Анну Вуковичъ 8 лтнюю больную двочку вмст съ матерью изрубили въ куски. Протоіерей Косаричъ 96 лтъ хранилъ сбереженные имъ на черный день 473 дуката, слухъ увеличилъ его богатство. Ночью австрійскіе солдаты ворвались къ нему въ домъ, выгнали на улицу обнаженными женщинъ и дтей, разграбили деньги и все имущество, а самого протоіерея и еще серба Симу Дрипьяна увели связанными и дорогой, для большаго устрашенія протоіерея, зарзали Симу, самого Косарича били, увчили, добиваясь, гд у него хранятся богатства, хотя онъ клялся, что у него ничего не осталось. Наконецъ офицеръ далъ приказъ зарзать протоіерея, одинъ изъ солдатъ точилъ тесакъ надъ его годовой, а другіе держали его, и три раза повторили надъ нимъ этотъ пріемъ. Когда наступилъ день, протоіерея привязали къ столбу лицомъ къ солнцу и продержали до вечера, при этомъ оскверняли его лицо и бороду такимъ способомъ, который неприлично описывать. Въ Дервент одному австрійскому офицеру приглянулась молодая и красивая сербка Анжелика, онъ подсылалъ къ ней старуху католичку, но Анжелика всякій разъ отгоняла старуху палкою. Тогда офицеръ посовтовалъ старух пожаловаться въ судъ и кстати сдлать доносъ, что Анжелика обозвала кесаря Франца-осифа лысымъ. Солдаты привлекли Анжелику въ лохмотьяхъ и цпяхъ. Еще не Приступая къ длу, судъ распорядился привязать ее на шесть часовъ къ столбу лицомъ къ солнцу, а на другой день объявилъ ей смертный приговоръ. Дервентскіе жители вступились за Анжелику, утверждая ея невинность. Судъ согласился отсрочить казнь на одинъ день. Послали въ Сараево просьбу по телеграфу, и только благодаря какой-то случайности двушк была оставлена жизнь’.
Прекращаю выдержки изъ документальной записки, не желая доле утомлять читателей безконечнымъ рядомъ возмутительнйшихъ дйствій австро-венгерскихъ властей, не только не уступавшихъ турецкимъ, но и превосходившихъ ихъ своимъ зврствомъ, безчеловчіемъ и произволомъ надъ покореннымъ населеніемъ областей, совершенно отъ Австро-Венгріи независимыхъ. Выводы изъ этой записки поучительны и какъ нельзя лучше воспроизводятъ черты основной политики Габсбурговъ, которая всегда направлялась не ко благу страны и народа, а только къ обезпеченію за домомъ Габсбурговъ его ремесла — властвовать хотя бы самымъ ненавистнымъ образомъ надъ ненавидящими ихъ народами. Прежде всего нужно было сломить сильную мстную мусульманскую аристократію во избжаніе ея дальнйшаго сопротивленія или постояннаго упорства. Д вотъ богатйшихъ еговъ казнятъ или лишаютъ всего ихъ имущества. Богатство страны было опасно для пришлыхъ правителей,— они жгутъ и разоряютъ цлые города: Баньялуку, Брчку, Сараево и другіе. Когда загорлся Сараево, швабы старались усилить пожаръ, они удалили огнегасительные снаряды изъ города, окружили улицы и не пускали народъ тушить пожаръ. Говорятъ, что оставленныя дв пожарныя трубы наполняли спиртомъ изъ лавокъ и поливали дома, чтобы сильне горли. Что не было истреблено огнемъ, то разграбило войско. Одинъ изъ австрійскихъ офицеровъ генеральнаго штаба, бесдуя съ католическимъ священникомъ, выразился такъ: ‘Загорлось очень кстати. Еслибъ этихъ собакъ не выжгло огнемъ, ничего бы съ ними не подлать, потому что сербы богаты, а католики крайне бдны и притомъ малочисленны. Предложи правительство что-нибудь на скупщин, большинство было бы за сербами, а теперь они уравнены съ католиками по состоянію’. Мстные мусульмане помщики, происхожденіемъ сербы, несмотря на притсненія, чинимыя ими — впрочемъ, далеко не всми — христіанской рай, всегда однако сходились съ послднею въ любви къ родин и отличались высокою степенью чувства независимости. Это была громадная сила въ стран какъ по религіозному фанатизму и народности, такъ и по богатству и гордой неподчиненности. Этой сил равнялись только православіе, чувство народности и строгая нравственность христіанской райи. Сломать эти дв силы истребленіемъ народнаго богатства было первою цлью новыхъ правителей, которые въ этомъ случа не длали различія между мусульманами и христіанами: вдь бдняками легче управлять.
Второю ихъ цлью было поддерживать религіозную вражду въ населеніи. Поддерживая католиковъ, они натравляли ихъ на православныхъ, поощряя доносы, безусловно ршая вс тяжбы и иски въ ихъ пользу, слушая клеветы фратровъ, слушаясь ихъ наущеній. Съ другой стороны, чтобы поддержать коренную распрю между мусульманами и православными, они удержали въ сил вс прежніе земельные порядки и суды, оставляя послднихъ въ подчиненіи первымъ, и даже часть мстнаго управленія оставили за наиболе ненавистными мусульманами, чтобъ эти мучили и угнетали христіанъ для усиленія взаимной вражды. Такъ, напримръ, въ Градачц и каймакамъ и кадія были самые отъявленные гонители и угнетатели райи. Для нихъ не было занятія пріятне и выгодне, какъ давить райю. Ночью вздернутъ человка на висляцу, на другой день объявятъ, что скрылся. Когда православные умирали съ голоду, мусульманамъ австрійскія власти выдавали хлба вдоволь и остатками приказывали кормить собакъ, чтобы настоящіе псы въ город и за городомъ были сыты хлбомъ кесаря.
Третьею цлью пришлыхъ поработителей было истребить всми способами православное населеніе иди, по крайней мр, пригнести его до степени полнйшаго рабства. Въ гражданскихъ длахъ никогда православный сербъ не находилъ правды въ судахъ: противъ него вс доказательства, въ томъ числ и лживыя, имли силу, а за него — ничто. По долговымъ роспискамъ взыскивали безъ пощады и безъ срока, такъ что многіе зажиточные торговцы, пользовавшіеся кредитомъ, сдлались нищими и пошли въ чернорабочіе поденщики. Выборный составъ суда всегда подтасовывался такъ, чтобы православный сербъ не находилъ себ удовлетворенія въ дл съ католикомъ или мусульманиномъ. Напримръ, въ баньялукскомъ суд засдали два католика, два мусульманина, два еврея и только одинъ православный. Жалобы по уголовнымъ дламъ, приносимыя православными, постоянно оставлялись безъ вниманія. Натуральныя повинности взимались не только съ безпощадною жестокостью, но и вдвое, втрое противъ положеннаго. Въ уголовныхъ длахъ за малйшую вину православный подвергался жесточайшему наказанію, тогда какъ магометане несли легкое взысканіе. Даже пть народныя псни считалось тяжкимъ преступленіемъ и за это приговаривали иногда въ смертной каэни. требіе человчества, накопившееся въ Австро-Венгріи, было пущено въ Боснію и Герцеговину въ качеств чиновниковъ, гд они всми безчестными способами искали наживы, угождая высшимъ властямъ и злоупотребляя своею властію для вымогательствъ изъ бднаго народа. Съ австрійскимъ сбродомъ явился и новый паразитъ — евреи. Записка говорить о нихъ, что они немилосердно обманываютъ народъ, обираютъ и высасываютъ его. Въ качеств поставщиковъ для войска, евреи брали у населенія Вс припасы и ничего не платили за нихъ, будучи поддержаны въ этомъ грабительств военнымъ начальствомъ, съ которымъ длились барышами. Однимъ словомъ, австро-венгерское правительство поставило себ задачей истребить въ порабощенномъ населеніи всякую живую струю, всякое чувство свободы, права и правды, уподобить его подъяремному животному, которымъ легко управлять. Оно старалось водворить въ немъ то отупеніе рабства, въ которомъ люди становятся безотвтными существами въ угоду деспотамъ.
Четвертою и дальнйшею цлью было обратить порабощенное населеніе въ католичество, преслдуя православное духовенство. Убитый духомъ, придавленный, истощенный народъ обреченъ былъ видть своими глазами и убждаться, что исповдуемое имъ православіе обречено на волю судьбы, такъ что послдній негодяй-чиновникъ богъ издваться надъ нимъ, вредитъ ему, а въ то же время вся нравственная скверна католическихъ монашествующихъ орденовъ прикрывалась, по вол господствующей власти, благообразіемъ, силою и почетомъ, а паства католическая пользовалась охраною, вниманіемъ и поддержкою правительства. Разсчитывалось, что не всякій православный, среди угнетеній, сохранитъ въ себ столько силы духа, чтобъ устоять передъ этимъ искушеніемъ, которому не предвидлось конца.
Наконецъ, пятою цлью было вытснить изъ страны по возможности магометанъ-помщиковъ и оставленныя имъ земли обратить подъ иностранныя колоніи.
Таково было рисуемое запискою положеніе Босніи и Герцеговины. Оно и теперь остается таковымъ же.
Вслдъ за этою запиской, бывшій архимандритъ Васа Педагичъ, одинъ изъ извстнйшихъ сербскихъ патріотовъ, написалъ въ конц 1880 г. открытое письмо къ Гладстону. Говоря о задач, возложенной Европою на Австро-Венгрію, авторъ письма замчаетъ: ‘Австрія въ дйствительности не обладаетъ ни разумной, ни нравственною силой, чтобы выполнить ту высокую задачу, которую возложили на нее великія европейскія державы, уполномочивши занять Боснію и Герцеговину,— задачу освобожденія и улучшенія быта угнетеннаго народа. Для чистаго дла нужны и чистыя руки, для честнаго труда нужны и честные работники, для великаго подвига нужны благородный образъ мыслей и сильный духъ. Австрія, эта старая лиса, ловительница народовъ, если ничего подобнаго не выказала у себя дона, въ своей великой держав, такъ гд же ей все это выполнить у честнаго, свободолюбиваго и прямодушнаго народа — въ Босніи и Герцеговин?… Слдующія данныя пусть говорятъ сами за себя. 1) Народъ Босніи и Герцеговины, во время турокъ, пользовался далеко большимъ самоуправленіемъ въ церкви, школ и общин. Народъ могъ учреждать фонды для народнаго образованія и школы безъ спроса подлежащихъ властей, избраніе священниковъ, учителей, общинныхъ старшинъ и школьнаго комитета было утверждаемо волею народа, а не пашой или визиремъ. Теперь Же ‘освободительница’ Австрія вмшивается во вс общинныя дда, искажаетъ и стсняетъ народное самоуправленіе. 2) При турецкомъ господств голосъ и рукоприкладство нсколькихъ общинъ смняли нашей, визирей и владыкъ. Общественный голосъ могъ вывести заточеннаго изъ тюрьмы и вытребовать то, что желалось народу. Нынче же, если кто пожалуется австрійской власти на какого-нибудь чиновника, ему отвчаютъ, что это не его дло, а кто станетъ всенародно высказывать о негодности того или другого правителя, тотъ изгоняется или наказывается, какъ опасный человкъ. 3) При владычеств турокъ было меньше чиновниковъ, канцелярій и писаришекъ, но гораздо скоре производился судъ, гораздо дешевле доставалась правда, нмъ теперь подъ управленіемъ Австріи. Все это составляетъ великую тяготу для народа, противъ подобной, хотя и меньшей, тяготы мы и прежде возставали. 4) При туркахъ не было табачной и соляной монополіи, но австрійцы ввели ее при помощи канцелярій и цлой оравы вооруженныхъ саблями чиновниковъ съ неизбжными послдствіями всякой монополіи — доносами, убійствами, тюрьмами- Разв мы для того проливали свою кровь, чтобы нести новыя тяготы, платить возвышенныя подати и новые налоги? 5) При туркахъ не было штемпелеваго налога,— Австрія ввела его, и этотъ налогъ палъ тяжелымъ камнемъ на просвщеніе и матеріальный бытъ народа. Установленъ залогъ въ 5 тысячъ флориновъ на право изданія политической газеты. 6) Турки никогда никого не осудили на каторгу за оскорбленіе словами султана,— на такую бездлицу турецкія власти не обращали вниманія,— а просвщенная Австрія уже съ сотню людей отправила на каторгу за подобный проступокъ. 7) Турки собирали подати гораздо человчне и не прибгали къ такимъ способамъ, какія употребляются теперь. По австрійскимъ законамъ допущена экзекуція, состоящая въ насильственномъ отнятіи имущества и даже самонужнйшихъ предметовъ домашняго обихода чрезъ продажу ихъ за безцнокъ для уплаты казенныхъ податей. При туркахъ никогда до послдняго возстанія ничего подобнаго не было, подати вносились своимъ чередомъ, а народъ жидъ во сто кратъ достаточне, чмъ теперь. Турки даже въ жесточайшемъ разгар возстанія не сожгли ни одного города, а просвщенные австрійцы сожгли и разграбили Баньядуку и Брчку и уже посл сраженія два дня спустя перебили множество неповинныхъ людей — стариковъ, женщинъ, дтей. 9) Турецкія власти никогда ничего не отнимали насильно у общинъ, ни у частныхъ лицъ, но австрійское начальство совершило безчисленное множество захватовъ припасами и помщеніями. Военныя власти и солдаты не производили столькихъ безобразій и насилій (надъ женщинами и не, вдавались въ такой развратъ, какъ эти австрійскіе носители просвщенія, порядка и умиротворенія. 11) Туркамъ никогда и въ голову не приходило облагать вощиковъ и крестьянъ, прізжающихъ съ возами или пригоняющихъ скотъ въ городъ, за право пользованія городской) мостовою. Освободители наши австрійцы предложили городскимъ общинамъ взимать этотъ новый налогъ, увряя, что селякъ вноситъ въ городъ грязь и портитъ мостовую. 12) По мннію всхъ передовыхъ и честныхъ мыслителей, свобода печати есть спасительное откровеніе для человчества, она есть одинъ изъ сильнйшихъ двигателей здороваго умственнаго, нравственнаго и вещественнаго, развитія народа, она — очи народныя: что человкъ безъ зрнія, то народъ или государство безъ свободной печати. Мы подъ австрійскимъ управленіемъ не только что не имемъ свободной печати, но даже вовсе не имемъ никакой. При турецкомъ господств у насъ было дв газеты, а теперь подъ управленіемъ просвщенной Австріи у насъ только и есть что одно оффиціальное изданіе, которое похоже скоре на листъ обверточной бумаги, чмъ на органъ просвтителей боснійско-герцеговинскаго народа. Когда справедливость освободителей зиждется на штык, вислиц и каторг, то никто не отважится издавать газету, или печатать книгу. Наиболе развитые люди выгнаны изъ родной земли, другіе поплатились свободой и жизнію. Оттого въ стран полный застой, отъ котораго чахнетъ народъ. Всмъ европейскимъ газетамъ и книгамъ запрещенъ доступъ въ Боснію и Герцеговину. Разв все это достойно просвщенія и освобожденія? Разв вы, господинъ Гладстонъ, на подобное насильственное дяніе не воскликнули бы: это невжественное, баши-бузукское посягательство на народное просвщеніе, на свободу и прогрессъ?! Долой съ такимъ управленіемъ!… Да, милостивый государь, мы уврены, что вы, какъ честный и передовой человкъ, а теперь уже и какъ министръ, текъ воскликнули бы, когда узнали бы наглядно и доподлинно положеніе Босніи подъ Австро-Венгріей. Вотъ почему мы ищемъ защиты у великихъ держав противъ крещеныхъ и во фраки облеченныхъ баши-бузуковъ. Мы не освобождены, но порабощены. Возможетъ ли и осмлится ли Европа оставить насъ въ боле худшемъ положеніи, чмъ въ какомъ мы были до возстанія? Такими порядками и законами Австрія создаетъ вулканическую почву, которая рано или поздно произведетъ новый и страшный взрывъ возстанія, такъ что, по всей вроятности, и остальная Европа не порадуется этому. Но это будетъ, и должно быть, потому что австрійское управленіе возбуждаетъ общее неудовольствіе безъ различія вроисповданій. Бдствія народныя порождаютъ неудовольствіе, а неудовольствіе есть болзнь народа, которую если Европа не захочетъ излчить, то, народу останется одно отъ нея лкарство — возмущеніе’.
То, что писалъ Пелагичъ о Босніи, одинаково примнялось и къ Герцеговин. Православіе было отдано на произволъ безврія и наглости чиновниковъ и всевозможнымъ проискамъ католическаго духовенства. Казенная работа, столь ненавистная народу еще при туркахъ, практиковалась въ размрахъ гораздо большихъ и съ пріемами несправедливыми и безобразнйшими. Каждаго отъ десяти до шестидесятилтняго возраста, безъ разбора пола, выгоняли на работу на шесть дней въ мсяцъ. Жандармы съ ружьями въ ркахъ тащили женщинъ съ грудными дтьми. На каждаго жителя приходилось въ лто 72 дня казенной работы, чего никогда не было при туркахъ. Общанное разоренному возстаніемъ народу пособіе отъ правительства не было выдано. Бдность и нищета усилились отъ принудительныхъ работъ и поборовъ. И съ этимъ шло самое придирчивое взысканіе десятины въ пользу казны и третины въ пользу агъ и беговъ. Исчисленіе поборовъ иногда мошеннически длалось австрійскими чиновниками, которые мошенничали и въ натуральныхъ повинностяхъ. А между тмъ безпощадныя экзекуціи совершались военными властями надъ неисправными плательщиками, хотя бы они. умирали съ голода. Въ сел Миленахъ, Травникскаго округа, вс жители принуждены были выселиться и идти по-міру. Въ дома жителей забирались безъ всякаго разбора, подъ предлогомъ полицейскаго или военнаго постоя. Когда не было дровъ, солдаты сжигали всю домашнюю утварь, а когда истощалось все, что только могло служить въ пищу, мняли домъ на другой, оставляя въ первомъ хозяевъ на произволъ судьбы и на голодную смерть. О насиліяхъ надъ женщинами нечего и говорить. Воины священнаго кесаря, монашествующіе Донъ-Жуаны и чиновники всякаго сорта упражнялись всласть и безнаказанно этимъ дерзкимъ ремесломъ, подобно которому мстное населеніе не видало и при турецкомъ деспотизм, въ самый разгаръ вражды страстей. Чтобы забить народное чувство въ православномъ населеніи, суды во всхъ тяжбахъ православнаго съ католикомъ или съ мохамеданиномъ постоянно держали сторону послднихъ съ поражающимъ безстыдствомъ неправды. Но едва ли гд и когда-либо даже въ инквизиціонное время найдется примръ, чтобы простой чиновникъ имлъ право сжигать живыхъ людей, однако въ Фоч австрійскій чиновникъ сжегъ живую женщину за то, что она страдала какою-то эпидемическою болзнію. Достаточно этого случая, чтобъ опредлить степень того зврства, которое австрійскія власти проявляли въ обращеніи съ населеніемъ Герцеговины.
Предсказаніе Васа Педагича не заставило себя долго ждать. Черезъ годъ вспыхнуло возстаніе въ Герцеговин и южной Босніи.
Правительство Франца-осифа не могло сказать, что это была для него неожиданность. Писалъ же императоръ въ своемъ рескрипт, что онъ посвящаетъ управляемымъ областямъ свою ‘заботливость’. Какова была эта заботливость, мы видли изъ подробной записки боснійскихъ именитыхъ людей, поданной Гладстону, и изъ письма къ нему Васа Педагича. Императоръ обнадеживалъ боснійско-герцеговинскихъ сербовъ такою же заботливостію и на будущее время. Какъ бы въ отвтъ на императорскій рескриптъ боснійско-герцеговинская депутація представила тогда же, въ ма 1881 года, докладъ о положеніи населенія въ занятыхъ областяхъ, коснувшись главнйшаго для него вопроса — поземельныхъ отношеній. Въ доклад сказано: ‘Положеніе длъ въ Босніи и Герцеговин посл занятія ихъ австрійцами нисколько не улучшилось, напротивъ, можно утверждать, что оно стало несравненно хуже, чмъ прежде. Посл покоренія турками Босніи и Герцеговины сельское населеніе нкоторое время оставалось собственникомъ земли. Податей на немъ не лежало никакихъ. Впослдствіи, когда нкоторые изъ православныхъ перешли въ магометанство, то за ними остались и земли, какъ собственность, христіанское же населеніе обращено было въ крпостную зависимость и принуждено извстную часть своихъ доходовъ отдавать агамъ и бегамъ. Кром того, на него была наложена весьма обременительная государственная подать. Когда за тмъ сами аги и беги обложены были податями, они увеличили свои поборы съ христіанъ и, наконецъ, стали отбирать у нихъ треть ихъ доходовъ. Такъ какъ положеніе обднвшаго христіанскаго населенія сдлалось, вслдствіе этого, тягостнымъ, то, христіане обратились къ воздлыванію необработанныхъ общественныхъ земель и тмъ нсколько поправили свое бдственное положеніе. Аги и беги попытались было и съ этихъ земель собирать нкоторую подать, но турецкое правительство отказало имъ въ этомъ, находя это несправедливымъ. Австрійское правительство однако въ настоящее время признало требованія агь и боговъ справедливыми,— признало справедливымъ то, него не признавало таковымъ даже само турецкое правительство. Барщины при турецкомъ правленіи никогда не было, австрійское же правительство, по ходатайству агъ и беговъ, узаконило ее. Кром того поселянъ обязали въ послднее время отдавать агамъ и бегамъ извстную часть дохода отъ скотоводства и лсоводства, чего прежде при турецкомъ управленіи также не было. Депутація, вслдствіе этихъ обстоятельствъ, заявляетъ отъ имени сельскаго населенія занятыхъ австрійцами областей слдующее: Положеніе боснійско-герцеговинскаго народа совершенно невыносимо и депутація торжественно протестуетъ противъ всхъ сдлокъ между австро-венгерскимъ правительствомъ и, магометанами-помщиками, касающихся поземельныхъ отношеній. Она умоляетъ о скорйшемъ приведеніи въ порядокъ поземельныхъ отношеній, такъ какъ существованіе сельскаго населенія при настоящихъ условіяхъ невозможно. Умоляетъ также о введеніи гражданскихъ судовъ и объ открытіи школъ и наконецъ требуетъ назначенія такихъ чиновниковъ, которыхъ народъ могъ бы понимать.
Но ‘заботливость’ австрійскаго правительства осталась все талою и.е, какою была и прежде. Нельзя сказать, чтобы правительство его апостолическаго величества не заботилось о занятыхъ областяхъ: оно заботилось о нихъ боле, чмъ нужно было, но заботы его клонились къ достиженію тхъ безнравственныхъ, возмутительныхъ по своей дерзости, удивительныхъ по широт замысла, цлей, которыя мы видли выше и которыя сами собой обнаруживались изъ того, что послдовательно продлывали австро-венгерскія власти надъ туземнымъ населеніемъ. Мадьяро-швабское правительство его апостолическаго величества неуклонно стремилось къ физическому истребленію православнаго населенія Босніи и Герцеговины, къ духовному его порабощенію, въ его вырожденію чрезъ отреченіе отъ народности и вры, а средствами къ тому употребляло матеріальное его истощеніе, рабское отупленіе подъ непосильнымъ гнетомъ работъ и податей, самоуправство надъ нимъ до безчеловчія и зврства, забитость, безправіе. Для этого ему нужны были прежніе магометане-помщики съ ихъ крпостнымъ правомъ и усердное на вс подлости и доносы монашествующее католическое духовенство. Конечно, оно терпло и поддерживало агъ и беговъ, докол они служили его цлямъ, какъ сила ослабляющая и противудйствующая православному населенію. Впослдствіи оно не затруднилось бы изъ своихъ бархатныхъ лапъ выпустить когти и поршить съ магометанами и помщиками, отнявши у нихъ земли и пригласивши ихъ или прилить австро-венгерское подданство, или выселиться съ послдними грошами.
Вотъ эта-то дйствительная, подлинная ‘заботливость’ мадьяро-швабскаго правительства его апостолическаго величества не могла не быть понята населеніемъ Босніи и Герцеговины. Въ виду общаго ненасытнаго ‘ безпощаднаго врага, магометва и христіане подали другъ другу руку и соединились для общей самозащиты. Можно предполагать, что не легко было имъ выносить на себ то мнимое умиротвореніе, которое возложено было Европой на Австро-Венгрію.
Но, прежде чмъ испытать послднее средство къ охраненію своихъ попираемыхъ нравъ, своей чести, жизни и имущества, предводители боснійскіе и герцеговннскіе еще разъ обратились съ жалобою къ Европ въ лиц гуманнйшаго и энергическаго Гладстона, который одинъ имлъ достаточно доблести, чтобы произнести свое знаменитое изреченіе: ‘руки прочь!’ Одинъ Гладстонъ оказался на высот политической честности, а потому обращеніе сдлано было къ нему. Вотъ оно: ‘Господинъ министръ! Нижеподписавшіеся босняки и герцеговинцы, въ качеств предводителей возстанія въ этихъ областяхъ, убждены въ вашемъ великомъ сочувствіи къ сербскому народу вообще, а потому и обращаемся къ вамъ съ покорнйшею просьбою примять къ милостивому свднію и къ сердцу правдивое описаніе положенія, въ которомъ находится теперь наше бдное и жалкое отечество. Какъ извстно, Австрія три года тому нагадь заняла наши земли, Боснію и Герцеговину. Берлинскій трактатъ предоставилъ право этой великой держав на занятіе этихъ земель для ихъ управленія. Въ виду этого мы думали, что Австрія вмст съ тмъ приняла на себя также и нкоторыя обязательства. Подъ этими обязательствами, господинъ министръ, мы разумли то, что Австрія водворитъ у насъ порядокъ введеніемъ преобразованій въ управленіи и въ поземельныхъ отношеніяхъ. Наканун занятія австрійское правительство торжественно обязалось манифестомъ къ боснякамъ и герцеговинцамъ, что она исполнитъ эти обязательства. Но вотъ уже прошло три года, какъ Австро-Венгрія хозяйничаетъ въ Босніи и Герцеговин, и однако не только нтъ рчи о выполненіи упомянутыхъ обязательствъ, но, напротивъ, съ нами поступаютъ какъ съ какимъ-то покореннымъ народомъ, какъ будто занятіе нашихъ областей не было международнымъ договоромъ съ цлью достойнаго правленія, приличнаго просвщенной держав. Намъ теперь хуже, чмъ когда-либо,— намъ хуже, вопреки всмъ самымъ торжественнымъ общаніямъ возстановленія порядка и введенія реформъ, чмъ какъ намъ было подъ мерзкимъ турецкимъ правительствомъ. Подати и налоги значительно повышены и стали боле непосильными, чмъ прежде,— притсненія невыносимыя, произволъ въ управленіи! Ниша сербская народность преслдуется и притсняется такимъ образомъ, что намъ почтя не дозволено называться православными и сербами, наше народное достоинство презирается и уничижается всевозможными способами и народныя чувства просто оскорбляются на всякомъ шагу. Наши народныя святыни, наши церкви и училища находятся въ опасности быть вполн уничтоженными австро-венгерскими государственными чиновниками. Тюрьмы переполнены и въ нихъ теперь гораздо больше несчастныхъ, чмъ за время турецкаго владычества. Вс наши жалобы, представленія, просьбы противъ такого неописуемаго произвола и такой несправедливости, поданныя полномочнымъ австро-венгерскимъ властямъ, не достигаютъ цли. Остается намъ поэтому одинъ путь — это вооруженный отпоръ и возстаніе противъ такого произвола. Мы нижеподписавшіеся босняки и герцеговинцы всхъ вроисповданій принуждены обратиться къ этому крайнему средству посл трехлтняго страданія и терпнія, когда мы уже потеряли всякую надежду, что объ насъ когда-нибудь искренно позаботились бы и пожелали бы улучшить наше нравственное и матеріальное положеніе. Австро-Венгерская монархія — это вчно заклятый врагъ нашихъ народныхъ стремленій и нашего имени. Мы ршились не только протестовать, но и съ оружіемъ въ рукахъ бороться противъ чужой, угнетающей насъ, администраціи, и эту борьбу мы будемъ продолжать, пока не уничтожимъ силу нашего врага въ Босніи и Герцеговин, или не погибнемъ вс за наши святыни. Повряя настоящую жалобу вамъ, милостивый государь, какъ первому министру, мы обращаемся къ извстной вашей справедливости, въ твердой увренности, что не напрасно обращаемся къ первому министру Англіи. Во всякомъ случа остаемся, многоуважаемый господинъ министръ, за столько засвидтельствованныхъ вами симпатій на вс времена благодарными должниками. Предводители боснійско-герцеговинскихъ у статей: Стоянъ Ковачевичъ — православный, Османъ-бегъ Мехмедбашичъ — мусульманинъ, Тахиръ-ага-Звиздичъ — мусульманинъ, Степанъ Коноль — православный, Ристо овановичъ — православный, Омеръ-ага-Тановичъ — мусульманинъ, Мехмедъ-ага-Чустовичъ — мусульманинъ, Радо Тошичъ — православный. Въ лагер близъ Гацка. 20 октября 1881 года’.
Но почему, спросятъ, боснійско-герцеговинскіе вожди не обратились съ подобнымъ адресомъ къ Россіи, такъ какъ въ манифест Русскаго Царя возвщено объ улучшенія положенія Босніи и Герцеговины, и такъ какъ Россія, искупивши освобожденіе балканскихъ христіанъ своею кровью, иметъ боле, чмъ другіе, право охранять плоды принесенныхъ ею на это дло великихъ народныхъ жертвъ?— Нтъ, за нсколько передъ тмъ недль боснійскіе граждане обращались и къ Россіи съ слдующимъ заявленіемъ: ‘Увнчанныя славою арміи покойнаго Императора Александра II освободили южныхъ славянъ отъ турецкаго ига. Черногоріи возвращены искони принадлежавшія ей земли, Болгарія свободна по сю и по ту сторону Балканскаго хребта. Сербіи отнын нечего боле опасаться. Ухудшилось только положеніе населенія Босніи и Герцеговины. Подъ турецкимъ владычествомъ, какъ бы оно ни было несправедливо и жестоко, случалось, что власти, принимая во вниканіе плохой урожай, взимали только пасть налоговъ. Народъ обложенъ былъ сообразно съ его средствами и недоимки приводились въ исправность единожды въ годъ. Австрійскія же власти не длаютъ никакого различія между матеріальною невозможностію, обусловленною силою обстоятельствъ и дурною волею, въ чемъ обвинять насъ было бы крайне несправедливо. Въ отдльныхъ округахъ нашего края урожай былъ очень неудовлетворителенъ, тмъ не мене австрійскія власти продаютъ съ молотка, не внимая нашимъ мольбамъ, нашъ скотъ, нашу домашнюю утварь и даже нашу зимнюю одежду, чтобы выручить суммы, которыя мы были бы въ состояніи уплатить, еслибы наша кровь могла превращаться въ деньги. Новое правительство воспретило намъ печатать кириллицею наши книги и газеты. Въ нашихъ школахъ, гд вс дти православнаго исповданія, катехизису обучаетъ ксендзъ, который къ тому же охотно пускаетъ въ ходъ розги. Нмецкій языкъ, столь противорчащій всмъ нашимъ историческимъ преданіямъ и который даже въ будущемъ не можетъ приносить намъ никакой пользы, навязываютъ намъ самымъ грубыхъ и насильственнымъ образомъ. Католическое духовенство заставляетъ насъ строить церкви для чуждой намъ религіи, а такъ какъ въ сношеніяхъ съ правительственными властями дозволяется употреблять лишь нмецкій и мадьярскій языки, которыхъ мы не понимаемъ, то мы лишены возможности отстаивать свои права передъ судомъ. Въ горести, насъ подавляющей, единственную свою надежду мы возлагаемъ на Россію, которая, быть-можетъ, не откажется возвысятъ голосъ въ нашу пользу. Ея мирнаго вмшательства будетъ, достаточно для того, чтобы возвратить вамъ свободу и избавить насъ отъ необходимости искупить ее своею кровью’. Слдуютъ подписи 265 босняковъ.
Какъ поступила русская дипломатія съ этимъ заявленіемъ? Принялъ ли его мстный дипломатическій агентъ, или нтъ? Если принялъ, то что сдлало по Немъ министерство иностранныхъ длъ? Обратило ли оно вниманіе на то, что многочисленныя, разновременныя и со всхъ сторонъ идущія подобныя жалобы составляютъ вс вкуп неопровержимое доказательство ухудшеннаго подъ австрійскимъ управленіемъ положенія Босніи и Герцеговины, а слдовательно это положеніе должно бы вызвать такія же ноты со стороны Россіи, съ какими не разъ кн. Горчаковъ обращался къ европейскимъ державамъ посл Парижскаго мира по поводу несоблюдаемыхъ Портою обязательствъ и продолжающагося дурнаго положенія христіанскихъ земель подъ турецкимъ управленіемъ. Ничего этого мы не знаемъ. Но для историка не столько нужно раскрытіе того, что дипломатіей пишется и говорятся, сколько нужны самыя событія. Писать и говорить безъ послдствій — это личный вкусъ, который замчался и въ покойномъ кн. Горчаков. Но государственные люди должны помнятъ, что они живутъ не для собственнаго пожизненнаго величія и не для своихъ вкусовъ, а для народа для суда потомства. Событія же показываютъ, что посл этого заявленія политика Австро-Венгріи въ управляемыхъ ею областяхъ не измнилась. Нельзя никакъ предполагать, чтобы наше министерство иностранныхъ длъ не имло отъ русскихъ консуловъ достоврныхъ свдній объ ужасномъ положеніи Босніи и Герцеговины со времени занятія ихъ австрійцами. Не могло же оно не видть, что положеніе это прямо противорчило верховной вол Русскаго Царя, выраженной въ манифест 12 апрля 1877 года. Отклонено ли было вжливо, либо грубо заявленіе несчастныхъ боснійскихъ гражданъ, или по большей мр препровождено оно было въ Вну съ любезнымъ предисловіемъ, что это — домашнее дло Австро-Венгріи и что Россія не считаетъ себя въ прав вмшиваться въ него? По крайней мр, мы не знаемъ о существованіи какой-либо ноты отъ нашего министерства иностранныхъ длъ съ представленіемъ о невозможности четыре года управлять чужими подданными такъ, что это управленіе становилось невыносимымъ и гораздо худшимъ, чмъ турецкое. Еслибы была такая нота, то общество знало бы о ней, потому что подобныя ноты не скрываютъ отъ народа, который вслдъ за своимъ Государемъ, но Его слову, шелъ на брань, неся кровныя свои деньги и жертвуя лучшими своими сынами для искупленія участи восточныхъ христіанъ. Подобныя ноты не скрываютъ еще и потому, что русскій народъ, перенеся на одномъ себ всю тягость трудной и дорого стоющей войны, видитъ, что въ итог перемнились лишь угнетатели въ Босніи и Герцеговин, но населеніе осталось угнетаемымъ хуже прежняго: слдовательно, тутъ ужь замшана честь народная, оскорблено достоинство Россіи.
Какъ бы то ни было, но возстаніе вспыхнуло и развилось, насколько позволяли ему его скудныя матеріальныя средства. Разгулъ дикихъ страстей и всевозможныхъ зврствъ, совершаемыхъ швабами, обнялъ ^цоля, горы и селенія Босніи и Герцеговины.
Примры этого разгула приведены мною въ начал-настоящей замтки.
Въ апрл прошлаго года боснійско-герцеговинскіе патріоты такъ возвстили Европ о своемъ вооруженномъ протест посл тщетныхъ обращеній къ Англіи, Россіи и Австро-Венгріи: ‘Послдняя кровавая борьба, которую мы предприняли семь лтъ тому назадъ въ нашихъ горахъ, а Сербія, Черногорія, Румынія и Россія довершили предъ вратами Царяграда, заставила великія державы послать своихъ уполномоченныхъ въ Берлинъ, съ намреніемъ умирить Востокъ и учинить для его народовъ великое дло правды. Мы твердо надялись, что для этой цли найдутся средства и мры, достойныя просвщенныхъ и свободолюбивыхъ, какими представляютъ себя европейскіе народы. Но, къ нашему сожалнію, мы убдились въ противномъ. Берлинскій трактатъ не удовлетворилъ ни однимъ изъ восточныхъ народовъ, не излчилъ ни одной раны и не исполнилъ ни одного справедливаго желанія. А съ нами, герцеговинцами и босняками, онъ поступилъ наигорче: мы, какъ безсловесныя твари, безъ разбора преданы чужеземцамъ на поруганіе. Наши братья мусульмане, такимъ же образомъ обиженные постановленіемъ Берлинскаго трактата, сопротивлялись австрійской арміи, когда послдняя вторглась въ нашу землю, мы же, христіане, посл долгихъ страданій во время войны, желавшіе мира и порядка и надясь, что Австрія ихъ принесетъ, остались тогда безучастны. Но обманулись вторично: австрійское правленіе превзошло вс жестокости, безчеловчія и насилія бывшаго османскаго управленія, противъ котораго мы прежде возставали, но теперь мы и о немъ сожалемъ. Австрія не только не исполнила десятой доли своихъ льстивыхъ общаній, о которыхъ она, пришедши къ намъ, громко заявила, но со второго дня она обложила насъ непосильными налогами, податями и работами. Послала къ намъ безчисленныхъ солдатъ, которые не только не знали нашего языка, нашихъ обычаевъ и нашихъ нравовъ, но если и знали насъ, какъ хорваты, то обращались съ нами еще хуже, и послдніе изъ различія вроисповданія притсняли насъ еще боле, чмъ чужіе. Православные священники, магометанскіе улемы, школьные учители подвергались гоненію и множество ихъ выгнано изъ родной страны, наши православныя церкви и народныя школы закрыты, а вмсто нихъ намъ навязываютъ чужихъ учителей и патеровъ римской вры, воспрещаютъ доступъ книгамъ и газетамъ, печатаемымъ на сербскомъ язык, издающимся даже въ самой Австро-Венгріи. Одного имени сербскаго достаточно для того, чтобы навлечь несчастіе на каждаго, который не желаетъ отречься отъ него. Наши первостатейные граждане, изъ одного подозрнія, или повшены, или разстрляны, наши жены и дочери въ нашихъ домахъ и гаремахъ изнасилованы австрійскими солдатами, наконецъ и самой нашей торговл съ Черногоріей и Сербіей препятствуютъ для того, чтобы мы не поддерживали сношеній съ своими братьями. Съ трудомъ поврятъ намъ въ Европ, что это длается въ конц XIX столтія христіанскою державою, но клянемся Всемогущимъ Богомъ, что это все такъ. Мы согласны, что австріяки образованы, но правительство ихъ еще варварское. Униженные до состоянія скота, разоренные матеріально, глубоко обиженные въ своихъ гражданскихъ правахъ, въ своемъ семейномъ быту, оскорбляемые въ дл вры и народности,— во всемъ, что свято и дорого человку,— мы, христіане и мусульмане, вынуждены были возстать съ оружіемъ въ рукахъ, чтобъ освободиться отъ новыхъ восточныхъ варваровъ, или чтобъ изгибнуть навсегда. Чего вками нельзя было учинить, то Австрія устроила въ три года. Наше народное объединеніе теперь сдлалось возможнымъ: теперь и магометане, и христіане сознаютъ, что они родные братья, и желаютъ вмст жить и умереть. Европа послала Австрію принести намъ миръ и порядокъ, а она внесла безпорядокъ и войну. Въ то время, какъ мы мечтали о спокойствіи и счастіи, она насъ ввергла въ пропасть и силою вызвала на кровопролитіе и истребленіе. Теперь ея солдаты, озлобленные нашими успхами, вымещаютъ свою досаду на нашихъ невинныхъ дтяхъ, женахъ и старцахъ, которыхъ мы не могли захватить съ собою. Разрушивъ и предавъ огню наши дома, они разграбили и безъ того скудное наше имущество, попираютъ ногами наши посвы, выкалываютъ глаза убитымъ усташамъ и жестоко надругаются нашимъ трупамъ, а бдныхъ раненыхъ, которыхъ мы не успли унести съ собою, заставляютъ умирать въ страшныхъ мученіяхъ. То, что Австрія длала нкогда въ Чехіи, Галиціи, Венгріи и Италіи, то она въ продолженіе трехъ лтъ длаетъ въ Герцеговин и Босніи. Къ своей кровавой исторіи она прибавила еще одну печальную страницу. Угнетая насъ, Австрія въ своихъ газетахъ обзываетъ насъ варварами и разбойниками, а себя насадительницею цивилизаціи на Восток. Стыдно ей! Но Тамъ, гд говорятъ дла,— тамъ молчатъ слова. Положеніе, которое Австрія создала въ нашей стран, есть настоящій грхъ противъ человчества. Это — позоръ, поруганіе и осмяніе европейской свободы и Берлинскаго трактата, который ни одною другою державой не нарушенъ. Для всхъ ихъ трактатъ считается обязательнымъ, только Австрія его попираетъ. Мы протестуемъ противъ, этого положенія передъ Богомъ, Европою и цлымъ міромъ. Наши слезы, наша кровь, которую мы обильно проливаемъ, пусть падутъ на тхъ, кто въ этомъ виновны, а также и на совсть тхъ, кто съ такимъ хладнокровіемъ и равнодушіемъ смотрятъ, какъ истребляется цлый народъ, который никакого зла никому не сдлалъ и желаетъ лишь одного — отдохнуть отъ своихъ вковыхъ бдствій и страданій, соединиться съ. своими братьями въ Сербіи и Черногоріи и съ ними идти но пути свободы, развитія и благоденствія. Всего этого мы не можемъ достигнуть, пока нами управляетъ Австрія. Хотя она и можетъ одолть насъ, но къ себ привлечь не въ состояніи посл того, какъ пролилась кровь между сербами и пришлыми иноземцами. Изъ-за этой крови возникла ненависть и образовалась та глубокая пропасть, которую никто не въ силахъ устранить. Пусть теперь мы и будемъ побждены, но новой борьбы не миновать, и она до тхъ поръ не перестанетъ, пока мы не доведемъ ея до конца, или вс не погибнемъ. На это мы, христіане и турки, твердо ршились и въ этомъ дали торжественную присягу. Мы скоре положимъ свои головы, нежели нарушилъ нашу клятву. Народы и правители Европы! Если для васъ человческая свобода и международное право — не пустой звукъ, если возрожденіе и независимость Востока — не обманъ, если съ окончательнымъ умиротвореніемъ вы искренно желаете мира, тогда возвысьте за насъ свой могущественный голосъ, устраните зло, которое вы намъ сами причинили, отдавая насъ въ руки Австро-Венгріи. Она не оправдала и никогда не можетъ оправдать вашей довренности, равно и вашихъ желаній. Мы во второй разъ взываемъ къ вашей справедливости. Какъ вы намъ помогли, такъ да возвратитъ вамъ Богъ. Лагерь усташей, 6 апрля стар. стиля 1882 года’.
Жгучія и до единаго правдивыя слова падаютъ тяжелымъ укоромъ на всхъ, кто съ безстыднымъ равнодушіемъ относится къ тому, что совершается въ Босніи и Герцеговин- Австро-Венгріи вручена Европой опека надъ, этими областями, потому что властелинъ ихъ, султанъ, оказался дурнымъ правителемъ. До Австро-Венгрія, какъ корыстная опекунша, отнимаетъ у туземнаго населенія вру, языкъ, народность, самое имя сербское, которое такъ же прирожденно и свято для него, какъ для насъ русскихъ наше русское имя, она изгоняетъ ихъ владыкъ и учителей за то только, что они держатся своей народности, она не дозволяетъ народу учиться въ своихъ школахъ, пть свои псни, она вмсто православныхъ священниковъ поставляетъ католическихъ патеровъ, она лишаетъ народъ его гражданскихъ правъ и справедливыхъ судовъ, она обременяетъ народъ боле противъ прежняго тяжелыми податями и новыми поборами, она доводитъ народъ до возстанія и подвергаетъ его нечеловческимъ мукамъ, она отнимаетъ у него прежнія права, она посягаетъ на его совсть, призывая его людей въ рекруты и заставляя ихъ присягать не своему верховному властелину, а постороннему господину опекуну, она требуетъ, чтобы боснянъ и герцеговинецъ дали клятву не щадить жизни за чуждаго имъ Франца-осифа, идти куда ихъ пошлютъ, сражаться за монархію, съ которой они не иметъ ничего общаго. Таковы были требованія рекрутскаго набора, объявленнаго главнокомандующимъ генераломъ Даленомъ. Наконецъ, она не даетъ отчета въ своемъ управленіи и приняла мры, чтобъ европейское общественное мнніе не знало, что. она творитъ въ опекаемыхъ ею областяхъ. По общечеловческому праву подобная злостная опека отнимается у опекуна.
‘Наши слезы, наша кровь, которую мы обильно проливаемъ, пусть падутъ на тхъ, кто въ этомъ виновны, а также на тхъ, кто хладнокровно и равнодушно смотритъ, какъ истребляется цлый народъ!’ Страшно звучатъ эти слова. Безвріе еще можетъ не бояться убійства отдльныхъ людей, іезуитство еще можетъ успокоиваться правиломъ, что цль оправдываетъ средства: но ни разумъ, ни совсть еще не дошли до того, чтобъ отрицать судъ исторіи и самую исторію сдлать предметомъ неврія. А эти слова, вырванныя изъ груди погибающихъ безвыходнымъ отчаяніемъ, еще страшне прозвучатъ въ исторіи надъ головами виновниковъ и равнодушныхъ зрителей истребленія цлаго народа. Такъ оказывается, что школа европейской дипломатіи есть шкода неврія и отрицанія верховнаго разума и правящей совсти.
Въ дл вопіющей несправедливости, оказанной Европою цлому народному существу, какъ же отнеслась Россія къ нарушенію общеевропейскихъ обязательствъ Австро-Венгріи, будучи боле другихъ замшана въ это дло тмъ именно, что возвщенное манифестомъ ея Царя улучшеніе участи населенія Босніи и Герцеговины она запечатлла тягостною войною, которой придано значеніе ‘освободительной’?… Не стану вдаваться въ разгадку дипломатическихъ тайнъ, а укажу лишь на событія, получившія общую извстность. Въ Софіи русскій генеральный консулъ г. Хитрово созвалъ проживающихъ въ Болгаріи русскихъ и объявилъ имъ, что императорское правительство не желаетъ, чтобы русскіе въ Болгаріи оказывали какое-либо сочувствіе боснякамъ и герцеговинцамъ ни словомъ, ни дйствіемъ. Выходитъ, что въ стран, принадлежащей по верховнымъ правамъ султану и не подлежащей русской юрисдикціи, иностранный агентъ воспрещаетъ сочувствіе, питаемое къ подданнымъ того же султана. Не говорю уже о томъ, что въ каждомъ человк есть свое убжденіе совсти, свое чувство правды. Конечно, между русскими въ Болгаріи были люди, для которыхъ имла же какое-нибудь значеніе кровь, пролитая за священныя права родины, православной вры и народности. Де то же ли самое, что происходитъ теперь въ Босніи и Герцеговин, наводненной разноплеменными пришлецами подъ чужеземною незаконною властью, происходило, но только въ большемъ размр, въ Россіи въ 1812 году, когда такія же разноплеменныя полчища подъ иноземною властію Наполеона вторглись въ ея предлы и оскорбляла ея народную святыню? Босняки и герцеговинцы, честно сражавшіеся противъ непрошенныхъ насильниковъ, не то же ли самое, что русскіе крестьяне, которые съ дубинами, вилами и топорами истребляли своихъ незванныхъ гостей? Пожаръ Сараева не то же ли самое, что ‘великодушный’, по выраженію поэта, пожаръ Москвы? Для однородныхъ явленій не можетъ быть двухъ различныхъ мрилъ въ человческой совсти. Скажутъ: санкція Европы на Берлинскомъ конгресс. Но босняки и герцеговинцы ни на одну іоту не подчинены ни одному изъ государей Европы, кром своего верховнаго повелителя султана, права котораго самъ Францъ-осифъ подтвердилъ конвенціей 1879 года. Неужели европейскіе государи, въ томъ числ и австрійскій императоръ, тогдашній союзникъ Наполеона, и прусскій король, давшіе Наполеону свои войска для вторженія въ Россію, имли также силу верховной санкціи, подчинявшей русскій народъ пришлой иноземной власти? Только преобладаніе грубой силы надъ правомъ подчиняетъ слабаго сильному.
Укажу еще на одно событіе. Въ март прошлаго года, въ самый разгаръ возстанія въ Бок Которской и въ Герцеговин, русскій министръ-резидентъ г. онинъ отправлялся изъ Дубровника въ Цетинье, и по этому случаю австрійскій главнокомандующій овановичъ далъ ему порученіе выразить черногорскому князю Николаю его, овановича, отмнное удовольствіе за то, что князь Николай отлично исполнялъ свои обязательства въ отношеніи Австро-Венгріи, и за то, что черногорскій кордонъ, особливо въ дни 9 и 10 марта, строго охранялъ границу отъ перехода своихъ же сражающихся съ австрійцами собратій и ихъ семействъ. А вотъ что между прочимъ было сказано въ инструкціи, данной черногорскому кордону: ‘Никто безъ паспорта не пропускается изъ Герцеговины въ Черногорію, будетъ ли то отдльное лицо или цлое семейство. Всякое пособничество возставшимъ герцеговинцамъ и кривошіянамъ, какъ-то: доставленіе оружія, боевыхъ снарядовъ и състныхъ припасовъ — строго воспрещается и подлежитъ судебному преслдованію’. Другими словами: по обязательству, принятому княземъ Николаемъ, вопреки всякому международному праву, еслибъ австрійцы прижали сражающихся у статей или ихъ семейства,— ужь, конечно, не снабженныхъ австрійскими паспортами,— къ черногорской границ, то они, благодаря воспрещенію пропуска черезъ границу, ила взяли бы ихъ живьемъ, или перебили бы всхъ. Дйствительно такъ и случилось съ семействами у статей, бжавшихъ къ черногорской границ: одинъ разъ спасавшіяся семейства изъ Ораховцевъ подверглась усиленному огню австрійской пхоты и артиллеріи и австрійскаго броненосца, а въ другой разъ, при переправ черезъ рку Тару по направленію къ черногорской границ, австрійцы перестрляли множество герцеговинскихъ женщинъ, дтей и стариковъ. За содйствіе такимъ блестящимъ подвигамъ храбраго австрійскаго войска овановичъ изъявлялъ князю Николаю свою отличную благодарность, передать которую принялъ на себя порученіе представитель великой славянской державы Россіи. Должно-быть исполнять подобныя порученія какого-нибудь австрійскаго генерала не унизительно для русскаго подданнаго и дипломатическаго агента, потому что Journal de St.-Ptersbourg (No 75) не упустилъ перепечатать изъ Politische Correapondenz извстіе объ этомъ порученіи, возложенномъ на г. онина.
При такихъ дипломатическихъ взглядахъ и вкусахъ, пожалуй, одной изъ пріятнйшихъ наградъ для русскаго чиновника можетъ считаться похвальный о немъ отзывъ австро-венгерскаго министра, графа Кальноки, который, въ апрл прошлаго года, заявилъ въ ‘коммиссіи четырехъ’ венгерской делегаціи, что русскій дипломатическій агентъ дйствовалъ относительно возстанія успокоительно и честно. Швабы насъ хвалятъ,— чего же больше?… А петербургская дипломатическая газета усердно перепечатываетъ эти похвалы, не страшась оскорбить русское народное чувство…