В детстве я не раз слыхал рассказы об Илье Муромце, и из того, что сохранила моя память, есть некоторые подробности и особенности, которые, сколько мне известно, не находятся вовсе, или, по крайней мере, не в том виде, в песнях и сказках и которые передать во всеобщее сведение, кажется мне, будет не лишним.
Рассказ начинается, как обыкновенно, с того, что Илья Муромец сидел сиднем тридцать лет. Однажды, когда отец и вся семья его были на работе, приходят к нему двое старцев и говорят: ‘Илья Муромец, принеси нам напиться’. Илья отвечал, что он встать на ноги не может и вот тридцать лет сидит сиднем. ‘Встань и принеси!’ — говорят ему старцы. — Илья Муромец встал и принес ведро воды старцам. — ‘Выпей сам’, -говорят они ему. — Илья выпил. — ‘Что ты в себе слышишь?’ -спрашивают его. ‘Слышу богатырскую силу’, — отвечает Илья. ‘Поди принеси еще ведро’, — говорят старцы. — Илья приносит. — ‘Выпей!’ — Илья выпивает. — ‘Что ты теперь слышишь в себе?’ — спрашивают старцы. — ‘Если б ввернуть кольцо в землю, — отвечает Илья, — то я бы всю землю перевернул’*. — ‘Это много, — говорят старцы, — поди принеси еще ведро’. — Илья принес. — ‘Выпей’. — Илья выпил, и силы в нем поубавилось**. -‘Довольно тебе этой силы’, — сказали старцы и ушли. — Илья встал и пошел к своим на работу. Как только увидали его, так закричали в изумлении: ‘Смотрите-ка: Илья идет!’***
______________________
* Мне помнится, он определил эту силу тем, что он мог бы сделать, — но чем, я наверное не помню, как будто тем, что он вырвет дерево с корнем.
** Не помню, на сколько: в половину ли или до той силы, какая послышалась после первого ведра.
*** Я не помню ясно, на какой работе была семья Ильи, но помню, что он принял в этой работе участие и изумил необычайною силою. Чуть ли это не была рубка леса, и Илья, принявшись помогать, стал с корнем рвать деревья.
Когда Илья, взяв благословение у отца и матери, пустился в путь по направлению к Киеву, то, следуя берегом Оки, встретил он в узком месте богатыря (помнится, Зюзю по имени), который один тащил расшиву. ‘С дороги!’ — кричал богатырь. Обидно показалось Илье, он не дал дороги, схватил богатыря в руки и кинул вверх, и потом опять подхватил его на руки и поставил на землю. Богатырь, пока летел вверх и падал вниз, успел сказать сто раз: ‘Виноват, Илья Муромец, вперед не буду’. Здесь нельзя не заметить приема Ильи, к которому он не раз прибегает в схватках богатырских: прием этот — схватить на руки и кинуть вверх, а потом подхватить и безвредно опустить на землю. Илья бьет неохотно, только в крайних случаях, а где нет этой неприятной для него необходимости, он только показывает, безвредно, свою богатырскую силу, чтобы заставить уступить себе, чтоб заставить смириться своего врага, так мечет он вверх своих противников, так, когда нападает на него толпа разбойников, он стреляет не в них, а в дуб, который разлетается вдребезги, — и разбойники падают на землю.
Я слышал еще следующий рассказ. Илья Муромец, после многих совершенных им богатырских подвигов, не найдя себе равного силою, заслышал, что есть один богатырь силы непомерной, которого и земля не держит и который на всей земле нашел одну только могущую выдержать гору и лежит на ней. Илье Муромцу захотелось с ним померяться. Пошел он искать этого богатыря и нашел гору, а на ней лежит огромный богатырь, сам как гора. Илья наносит ему удар. ‘Никак, я зацепился за сучок’, — говорит богатырь. — Илья, напрягши всю свою силу, повторяет удар. — ‘Верно, я за камешек задел’, — говорит богатырь, оборотясь, он увидел Илью Муромца и сказал ему: ‘А, это ты, Илья Муромец! Ты силен между людьми, и будь между ними силен, а со мною нечего тебе мерять силы. Видишь, какой я урод, меня и земля не держит, нашел себе гору и лежу на ней’.
Образ этого громадного богатыря, которого обременила, одолела собственная сила, так что он стал неподвижен, — весьма замечателен. Очевидно, что он выходит вне разряда богатырей, к которым принадлежит Илья Муромец. Это богатырь-стихия.
Нельзя не заметить в наших песнях следов предшествующей эпохи, эпохи титанической или космогонической, где сила, получая очертание человеческого образа, еще остается силою мировою, где являются богатыри-стихии. Вочеловечение этих сил имеет свои степени, не все богатыри этой первозданной эпохи одинаково носят на себе стихийный характер, но один более, другой менее, один дальше, другой ближе к людям. К таким богатырям принадлежат, кажется, те, которых вдруг одного за другим, по именам только и при случае, исчисляет песня Владимировой эпохи, которые Бог знает откуда появляются толпою и о которых в ней ничего не повествуется. Таковы Полкан, Святогор и др., с течением времени, при повторении песенном, значение их могло забыться и образ утратить свой отпечаток. Не их ли должно разуметь под ‘старшими богатырями’, которые неизвестно откуда, как бы с облаков, смотрят на Илью и взор которых сопровождает его во всю его поездку? Недавно найденная одним просвещенным любителем старины превосходная древняя песня о Святогоре говорит в пользу нашего мнения. Песня рассказывает именно, как Святогор хотел найти вес или тягу земли, т.е. такую тяжесть, которая бы равнялась тяжести земли, хотел найти и поднять эту тяжесть: дело чисто титаническое. Такая же, выступившая за обыкновенные пределы, титаническая мировая сила обняла Илью, когда он после второго ведра сказал: ‘Поверну всю землю’. Но старцы умерили эту силу и возвратили ее в пределы силы человеческой. Илья Муромец не принадлежит к титанической, но к богатырской эпохе, он есть величайшая, первая человеческая сила.
—————————————————————————
Впервые опубликовано: ‘Русская Беседа’, 1856. Кн. 4. Науки.