Закулисныя тайны
Закулисныя тайны
Статья Чарльса Диккенса.
АРЛЕКИНА-ЛЮДОДА,
или
ВОЛШЕБНИЦЫ СЪ ОСТРОВА АБРАКАДАБРЫ.
‘Сынъ Отечества’, No 5, 1852
Закулисные тайны, Диккенс Чарльз, Год: 1852
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Настало время праздниковъ Рождества Христова и Новаго Года для нашихъ мальчиковъ и двочекъ, время пуддинга, жаренаго гуся, индйки съ трюфелями, сластей и бузиннаго вина, время семейныхъ игръ, подарковъ, трехмсячныхъ счетовъ мясника и булочника, радушныхъ пожатій руки, привтствій…. и пантомимы.
Хотя мы знаемъ наизустъ вс эти пантомимы, но какъ мы все еще ихъ любимъ! Хотя мы столько разъ видли, какъ одни и т же Клоуны приготовляютъ одн и тже сосиски, и одинъ и тотъ-же Панталонъ спрашиваетъ насъ: ‘какъ вы поживаете завтра’? и однакожъ т самые Клоуны и тотъ самый Панталонъ еще прельщаютъ насъ! Эстетика ничего не найдетъ въ пантомим, не ищите въ ней ни правилъ единствъ, ни ris сотіса классической комедіи, ни сообразностей настоящаго искусства. А между-тмъ, въ ней есть что-то такое, что заставляетъ насъ смяться отъ чистаго сердца, поражаетъ насъ пріятною неожиданностью, возбуждаетъ наше воображеніе, да, есть что-то въ этихъ обветшалыхъ развлеченіяхъ, шутовскихъ фарсахъ, волшебныхъ превращеніяхъ и бенгальскихъ огняхъ! Можетъ-быть также, просто вліяніе времени, мимолетнаго возвращенія къ доброй старин, дйствующее на всхъ насъ, благоразумныхъ отцовъ семейства, трудолюбивыхъ дловыхъ людей и пр., и пр., такъ-что заставляетъ васъ забывать наши приходскія ссоры, наши мстныя таксы, дисконты, и идти апплодировать Арлекину людоду или Фе съ острова Абракадабра, можетъ-быть, это такъ сообщителенъ хохотъ маленькихъ дтей, ихъ рукоплесканія, ихъ торжествующій энтузіазмъ? Посл всего, весьма вроятно, что шпага и пестрый костюмъ арлекина, платье въ блесткахъ добраго генія, бенгальскіе огни и другія чудеса пантомимы ударяютъ въ насъ по забытымъ струнамъ, возбуждаютъ сокровенныя привязанности, обновляютъ дорогія воспоминанія, переносящія насъ къ эпох, въ которой мы не знали, что такое ссоры, мстныя таксы, дисконтъ и лажъ, когда и мы также были дтьми, въ курточкахъ, застегнутыхъ до пояса, съ широкими откидными воротничками и длинными голубыми шарфами. Иначе, откуда эта слеза у насъ на рсницахъ и душевное волненіе, посреди самой шутовской сцены? Иначе, отчего освщеніе рампы, музыка, смхъ дтей, пестрый костюмъ арлекина и платье въ блесткахъ Феи произвели въ насъ этотъ нравственный миражъ, гд мы видимъ возобновляющіеся образы нашихъ первыхъ праздничныхъ ваканцій,— добродушную фигуру нашей бабушки, у которой всегда карманы были полны сластей, дядю Вилльяма, достающаго изъ своего кармана кошелекъ, полный маленькихъ новыхъ монетъ, — нашу бдную сестру Дебору, бывшую для насъ, при жизни, второю матерью,— вс наши школьныя радости и печали, вс наши праздничныя надежды и опасенія, въ лто тысяча восемьсотъ…. все-равно, какая бы ни была послдняя цифра!
Но оставимъ эти воспоминанія, и да здравствуетъ пантомима! Послдуйте со мною за Клоуномъ, по его поприщу, будемъ смяться паденію паяца, любоваться его лицомъ, натертымъ мукою, восхищаться великолпіемъ магическаго дворца, войдемъ въ коралловый гротъ морскаго духа, пока, съ ударомъ двнадцати часовъ, не опустится медленно на сцену зеленая занавсь, и полотно не покроетъ позолоченной рзьбы ложъ. Потомъ, если у васъ есть свободные полчаса, велите дтямъ идти спать, и я разскажу вамъ, что происходитъ позади этой самой зеленой занавси, предъ тмъ, пока Клоунъ начнетъ стряпать сосиски, Фея въ плать съ блестками превратитъ дубъ въ храмъ Гименея, или бенгальскіе огни освтятъ дворецъ Царицы-красоты, на озер Серебряныхъ-лебедей. Я постараюсь разсказать вамъ какъ можно короче, объ огромномъ труд, постоянныхъ заботахъ, замысловатыхъ средствахъ и механическомъ мастерств, необходимыхъ для того, чтобы арлекинъ пришелъ васъ забавлять, клоунъ смшить, а геній или фея удивлять чудесами. Наднемъ шляпу Фортуніо, возьмемъ костыли Асмодея, спустимся въ преисподнюю пантомимы, изучимъ дивное произведеніе въ его первоначальныхъ элементахъ, посмотримъ тяжкія усилія, способствующія его началу, успхамъ, окончательной отдлк, познакомимся съ этими артистами, которыхъ, безъ сомннія, вы мало уважаете…. Еслибъ вы знали, воображаю я, сколько стоитъ актерамъ безсонныхъ ночей, труда, серьознаго размышленія, и терпнія, чтобы забавлять насъ, то, конечно, мы благосклонне стали бы смотрть на паяца (когда онъ смылъ муку, ублившую его лицо)….
При помощи шляпы Фортуніо, мы вошли въ фойе Ковентъ-Гарденскаго театра, въ одно пасмурное ноябрьское утро, въ ту минуту, когда режиссеръ читаетъ программу новой большой пантомимы — Арлекина Людода. Драматическіе актеры не присутствуютъ при этомъ предварительномъ чтеніи, обращенномъ лишь къ второстепеннымъ артистамъ, муравьямъ — труженикамъ театральнаго муравейника. Въ это утро собрались живописецъ декоратёръ, поставщикъ аксессуаровъ, плотникъ машинисту и капельмейстеръ. Живописецъ декорацій, человкъ въ блуз, старой шляп и туфляхъ, покрытый съ головы до ногъ пятнами всевозможныхъ цвтовъ. Вы удивитесь, когда увидите его, по окончаніи работы, одтымъ какъ джентльменъ, однакожъ это одинъ изъ джентльменовъ, и по ловкости пріемовъ, и по платью. Возл него поставщикъ аксессуаровъ, выпачканный и пропитанный запахомъ клея и скипидара. Съ другой стороны плотникъ, онъ мнетъ въ рукахъ широкую войлочную шляпу, а на плать его шитье изъ стружекъ…. Въ капельмейстер нтъ ничего замчательнаго. На стул сидитъ авторъ, не въ истертомъ фрак, не растрепанный и съ тетрадью, торчащею изъ его кармана, по порядочный человкъ, который въ эту минуту раздраженъ и кусаетъ губы, видя, что присутствующіе слушаютъ съ невозмутимымъ равнодушіемъ его тонкія выходки. Живописецъ думаетъ о своихъ декораціяхъ, и не хочетъ слушать каламбуровъ автора, машинистъ занятъ кулисами, поставщикъ исчисляетъ въ ум, сколько надо намалевать комическихъ масокъ и кораловыхъ втвей, между-тмъ, какъ костюмеръ и смотрительница за гардеробомъ соображаются, сколько понадобится аршинъ коленкору, газу, шолковой матеріи и бархату.
Посл чтенія начинается короткій отрывочный разговоръ.
— Лучше было бы, замчаетъ г. Брушъ, живописецъ:— еслибъ первая сцена происходила при лунномъ свт, а не въ полдень.
Г. Таксъ, плотникъ — машинистъ, объявляетъ, что ему понадобится множество гвоздей и гаекъ.
Хозяинъ подаетъ экономическую мысль — передлать заново костюмы какого-нибудь стараго балета, да украсить ихъ блестками, и сшить сверхъ-комплектнымъ нмымъ сюжетамъ платья изъ бархатной занавси, снятой въ прошедшемъ году, но проектъ этотъ, по-счастію, опровергнутъ костюмеромъ.
Капельмейстеръ насвистываетъ протяжно народные напвы, которыми онъ намренъ воспользоваться съ нсколькими измненіями, и наконецъ режиссеръ, съ карандашомъ въ рук, обозначаетъ автору пропуски, необходимые, по его мннію, для успха піесы.
Піеса пойдетъ, заключаютъ вс, и каждый артистъ получаетъ записку о томъ, что онъ долженъ изготовить и доставить въ день генеральной репетиціи, то-есть, чрезъ мсяцъ, или по большей мр, черезъ шесть недль. Г. Брушъ иметъ выкрасить условленное число перспективъ, не считая тридцати паръ крыльевъ изъ картона, а г. Таксъ снабдить его рамами и холстами. Г. костюмеръ уноситъ списокъ фей, геніевъ, тлохранителей, вельможъ, костюмы которыхъ ему надо будетъ приготовить. Г. Колофану, капельмейстеру, передана копія съ цлой пантомимы, чтобы онъ могъ изучить ея главныя положенія и пригнать къ нимъ характеристическую музыку, а бдный Горджетъ, подрядчикъ, уходитъ съ жалобнымъ видомъ, оглушенный множествомъ предметовъ, которые надо будетъ подсунуть въ карманы Пантолона.
— Какъ можно все это приготовить въ мсяцъ?— вопіетъ онъ. Однакожъ общаетъ это доставить въ тридцать дней. Режиссеръ уходитъ съ озабоченнымъ лицомъ…. Сходя съ лстницы, онъ встрчаетъ Клоуна, совершеннаго комика-оригинала, страстнаго охотника воспитывать вс роды животныхъ, начиная отъ гуся, слдующаго за нимъ какъ собака, до осленка, живущаго въ его собственной комнат. Режиссеръ и Клоунъ останавливаются поговорить о нкоторыхъ сценическихъ подробностяхъ, долженствующихъ поразить публику съ первыхъ представленій.
Мы не назовемъ поимени автора, имя его съ выгодной стороны является на афиш, но, къ несчастію, оно является также на всхъ обязательствахъ. Ему представленъ открытый кредитъ у банкира.
Въ послдующіе дни хотя еще не приступаютъ къ длу слишкомъ горячо, однакожъ уже начинаютъ готовиться. Цлые лса привезены ко входу театра, также огромные тюки холста и бочки красокъ для г. Бруша, узлы матеріи для костюмера, мшки гвоздей и гаекъ для г. Такса, машиниста, огромное количество клея, золоченной бумаги, блестокъ и пр., и пр. Еще нсколько дней, и муравьи примутся вс за работу за занавсью, чтобы поставить пантомиму ‘Арлекинъ-людодъ’.
Уцпимся за фалды режиссера, который въ одно время и здсь, и тамъ, везд наблюдаетъ за всми приготовленіями. Плотники-машинисты работали съ шести часовъ утра: посмотримъ, что они сдлали.
Мы проходимъ чрезъ театръ, освщенный сумрачнымъ свтомъ, и поднимаемся по узенькой лстниц, ведущей насъ въ область между небомъ и землею, похожую на корабельные деки или канатный заводъ: чего тутъ нтъ — кабестаны, канаты, веревки, цни, блоки и пр. Берегитесь, не то упадете въ вяльную машину, которая подражаетъ шуму втра, близъ широкаго мднаго листа, производящаго громъ. Внизу красуется жестяной цилиндръ съ горохомъ: это градъ. Вотъ веревки, на которыхъ улетаютъ феи…. Пойдемте выше, по лстниц. Другой этажъ, здсь опять кабестаны, блоки, газовые рожки и раскрашенные экраны, проливающіе печальный лунный свтъ на сцены убійства или пожара, когда нтъ нужды въ бенгальскихъ огняхъ. Другая лстница (веревочная) ведетъ подъ стропила театра и въ мастерскую машинистовъ.
Какой шумъ отъ пилъ, струговъ, молотковъ! Мастерская обширна. Двадцать или тридцать работниковъ собираютъ части обширной рамы, и обиваютъ ее холстомъ, другіе обдлываютъ длинные цилиндры или брусья для занавси, дале, нсколько человкъ, стоя на колняхъ, выпиливаютъ профиль скалы или дерева, начертанныхъ живописцемъ на драни или тонкой доск. Г. Таксъ торжествуетъ посреди гвоздей и гаекъ, и поймавъ режиссера, осаждаетъ его новыми требованіями. Режиссеръ успокоиваетъ его общаніемъ…. Посторонитесь, господа!… Вотъ четверо здоровыхъ плотниковъ тащутъ на плечахъ ‘Пагоду наслажденій’.
Театральные плотники — народъ замчательный въ своемъ род. Они знаютъ вс преданія Ковентъ-Гардена или Дрюриленскаго-театра, при которыхъ служили ихъ отцы и дды — также плотниками. Люди эти работаютъ отъ шести часовъ утра до шести часовъ вечера и боле, если дло къ-спху. Когда зажигаютъ газъ во всхъ этажахъ подъ ихъ мастерской, жаръ иногда бываетъ нестерпимый. Если представленіе началось, вамъ стоитъ только наклониться надъ поломъ, и вы услышите, сквозь щели, музыку оркестра, и увидите тамъ и сямъ актеровъ, кажущихся точками. Но теперь утро, идетъ репетиція. Голосъ кричитъ снизу. ‘Да велите имъ не стучать молотками, пока разучиваютъ роли.’ Но другой голосъ велитъ плотникамъ не терять времени.
Теперь пойдемъ въ другую мастерскую, нестоль огромную, расположенную на той же высот, и занимающую помщеніе соотвтственно полукруглому плафону залы. Мы находимся надъ зрителями. Въ центр этой мастерской сдлана деревянная башенка, выступающая надъ крышею. Это вентиляторъ театра и въ то же время мсто для люстры. Отворивъ маленькую дверь, мы можемъ замтить, въ полумрак, что эта башенка иметъ желзный полъ и открывается посредствомъ люка на шарнир, мы замчаемъ также веревки и блоки, поддерживающіе люстру, которую поднимаютъ каждый понедльникъ, для чистки, въ ея нишу. Другіе плотники работаютъ, пилятъ, стругаютъ, принаравливаютъ и пр. Что это за шумъ? Они переносятъ пару декорацій въ мастерскую живописца. Пойдемъ и мы въ эту мастерскую.
Мы входимъ въ комнату узкую, длинную, но очень высокую, въ которой до половины ея высоты идетъ стеклянная рама. Около стны вдоль комнаты идетъ по полу отверзтіе, шириною въ полфута и глубиною до семидесяти футовъ, въ которомъ повшена деревянная рама. На этой рам полагается декорація для окраски, поднимающаяся и опускающаяся, посредствомъ противовса и кабестана, по вол живописца, такимъ-образомъ, что вс части картины, на заднемъ и переднемъ план, небо и нисшіе аксессуары, приближались бы послдовательно къ его кисти. Артистъ кончилъ. Кричатъ ‘берегись’! клинъ кабестана вынутъ, и рама быстро спускается до уровня сцены. Тамъ, плотники снимаютъ декорацію, и рама поднимается вновь въ мастерскую живописи.
Г. Брушъ, выпачканный въ краскахъ, машетъ двойною кистью по холсту волшебный дворецъ Арлекина-людода. Пять или шесть учениковъ, или воспитанниковъ помогаютъ ему создавать это чудесное зданіе. Одинъ изъ нихъ сидитъ за столомъ, на которомъ стоитъ что-то, похожее на игрушечный театръ — забаву и счастіе нашего дтства! Ученикъ г. Бруша вырзаетъ и склеиваетъ изъ папки разныя части декораціи, и отдаетъ ихъ плотнику, вмсто масштаба. Другой выдлываетъ колонны кистью и линейкой. Частности декораціи поручаются различнымъ артистамъ, Брушъ поправляетъ ихъ, и довершаетъ цлое.
Не хотите ли узнать, какъ рисуютъ прекрасныя перспективы, которыми вы восхищаетесь при освщеніи сцены? Пойдемте за г. Брушемъ. Сначала кладутъ на раму широкій и высокій холстъ похожій на гигантскій листъ толстой срой бумаги. Брушъ вооружается длинною палкою, въ раздвоенную оконечность которой вставленъ кусокъ угля, и этимъ инструментомъ быстро чертитъ первый абрисъ, и отдлываетъ его кистью, омоченною въ чернила, которыя, по мр того, какъ высыхаютъ, длаются темне, и отчетливе представляютъ эскизы, потомъ проходитъ помощникъ, вооруженный огромными кистями, и покрываетъ холстъ густою краской, г. Брушъ набрасываетъ тни, и доканчиваетъ картину, съ отчетливостью, которая удивитъ васъ, если вы полагали, что декорацію рисуютъ щеткою, и ставили декораціонныхъ живописцевъ наряду съ малярами. Погодите, еще надо нарисовать карнизъ декораціи, на протяженіи, можетъ-быть, пятидесяти футовъ. Два работника, по одному съ каждой стороны, держатъ между указательнымъ и большимъ пальцами веревку, протянутую на высот, гд должна быть обозначена рельефная линія. Эта веревка натерта толченымъ углемъ, и будучи сильно прижата къ холсту, оставляетъ на немъ длинный чорный слдъ, который затмъ обводятъ чорною краской. Вотъ великолпная зала, стны которой должно покрыть богатыми обоями. Думаете ли вы, что все это длается отъ руки? Нтъ, вдоль декораціи растягиваютъ листъ коричневой бумаги, истыканный булавками. Надъ этимъ листомъ трясутъ потихоньку сито, наполненное угольнымъ порошкомъ, и порошокъ, проходя чрезъ отверзтія, оставляетъ рисунокъ, который можно повторять до безконечности, передвигая листъ бумаги. Это называется понсировкой. Нкоторыя части декораціи рисуютъ по модели, но листья и скалы, цвты и воду, Брушъ чертитъ и рисуетъ своею рукою. Для пантомимы такой роскошной, какъ Арлекинъ-людодъ, иногда золотятъ декораціи. Полюбуйтесь на скорость, съ какою длаютъ это украшеніе. Сначала одинъ помощникъ нарзываетъ перочиннымъ ножемъ узенькія полоски золотой бумаги, другой проворно беретъ эти полоски, и покрываетъ клеемъ, третій накладываетъ ихъ на холстъ. Г. Брушъ приноситъ горшокъ, наполненный составомъ изъ смолы, клея и воска, ставитъ этотъ горшокъ надъ спиртовою лампой, обмакиваетъ въ него кисть изъ верблюжьяго волоса и обводитъ профили частей, которыя хочетъ позолотить, и въ минуту готовы три четверти декораціи. Постороннія частицы снимаютъ сухою щеткою, и посреди настоящаго золотаго дождя, подобно низпадающему въ башн Данаи, контуры, къ которымъ приклеился металлъ, постепенно становятся блестящею стью.
По стнамъ мастерской развшены понсы, и выкройки изъ крашеной бумаги, напоминающіе мастерскую портнаго. На просторномъ очаг кипитъ котелъ съ красками. Передъ столомъ, поддерживающимъ широкую каменную доску, работникъ растираетъ румяна мраморною скалкою. Палитра г. Бруша не овальная, какъ у живописцевъ, но столъ о четырехъ ножкахъ, раздленный по краямъ на части, съ особенною въ каждой краскою, средина стола служитъ для соединенія различныхъ цвтовъ. Стны, выбленныя известкой, вс выпачканы рисунками углемъ, но тамъ и сямъ дорогая гравюра, ящикъ акварелей, нсколько нжныхъ цвтовъ въ зал и бархатная драпировка показываютъ вамъ, что въ этой мастерской безъ потолка, безъ обой, безъ ковровъ и пропитанной запахомъ клея, живетъ не только ремесло, но и искусство.
Несмотря на шляпу Фортуніо, обратившую насъ въ невидимокъ, мы долго мшали Брушу. Спустимся по разрушенной лстниц изъ его мастерской въ нижній этажъ. Тише, идите ощупью…. здсь царствуетъ чорная ночь…. Теперь, когда я отопру дверь, зажмурьтесь наминуту, чтобы не ослпнуть отъ внезапнаго свта.
Это магазинъ театра. Въ этомъ обширномъ магазин приготовляются вс аксессуары, мебель и украшенія, необходимыя для постановки піесъ. Полюбуйтесь. На стнахъ и на потолк, на полу и на столахъ развшаны, разбросаны вс принадлежности:— ножъ и всы Шейлока, гробъ Офеліи, зонтикъ Павла Прайя, скипетръ Макбета, котелъ вдьмъ, шпага арлекина, серпъ Нормы, шишакъ Мамбрина, шпаги, сабли, фонари, филей деревяннаго быка, кресла вка Людовика XIV, чаши изъ папьемаше, маски, золотые и серебряные кошельки, пики, лютни, фляжки, плоды, трещетки, рыбы, барабаны, шляпы, шпоры, охотничьи рога. У стны стоитъ столъ съ мраморною доскою и золочеными ножками. За этотъ столъ сядутъ благородные кавалеры и благородныя дамы вкушать деревянную дичь и картонные пироги, опоражнивать стаканы хересу, разбавленнаго водою, или, можетъ-быть, золотые кубки безъ воды и вина. Къ самому столу навсегда пригвождено нсколько кубковъ, тарелокъ съ плодами, обманчивыми, какъ яблоки Мертваго-моря, потому-что въ нихъ нтъ даже пепла. Въ торжественныхъ случаяхъ, кубки обвязываются по краямъ блою шерстью, представляющею пну, и кушанья дымятся…. облакомъ гипсоваго порошка. Какой пріятный обманъ театральные пиры и театральные клады! Свита восхваляетъ холодные пироги и жареныхъ каплуновъ, которые они съ радостью промняли бы на холодную телятину! Господарь, щедрый на дары, бросаетъ пригоршнями червонцы и флорины, между-тмъ, какъ въ партер сидитъ сапожникъ, которому онъ полгода общаетъ заплатить за единственную пару сапоговъ…. Роскошныя яства — мечта…. вино — фантазія…. червонцы — воображеніе!… Но не станемъ, друзья мои смяться: мечта на одномъ ли театр? Разв не приходилось вамъ, какъ мн, обдать за воображаемымъ столомъ краснаго дерева, при воображаемыхъ огняхъ небывалыхъ свчей? Разв не пили за ваше воображаемое здоровье воображаемые друзья? Признаюсь, не одинъ разъ награждали меня такимъ же воображаемымъ золотомъ, какое сыпалъ на сцену великодушный герой.
Есть одна театральная піеса, единственная, въ которой подаютъ дйствительный обдъ. Эта піеса называется: ‘No song, по supper’: (Нтъ псни, нтъ ужина) {Піеса эта, оставшаяся въ репертуар, есть комическая опера ‘Принцъ Гоардъ’, игранная на Дрюри-Ленскомъ театръ въ 1790 г.}. Какъ ни малъ театръ, какъ ни бдна казна директора, преданіе уважается, настоящая баранья нога подается на столъ. Однажды, разсказываетъ хроника, нашлось чудовище безъ сердца, которое замнило историческую баранью ногу бараньими котлетами. Этотъ подлогъ сдлалъ его предметомъ общаго негодованія. Любопытное противорчіе! между-тмъ-какъ баранья нога въ ‘Нтъ псни, нтъ ужина’, постоянно дйствительная баранья нога, пирогъ, подаваемый въ той же самой піес также неизмнно воображаемый пирогъ…. старый деревянный пирогъ! Причина этой аномаліи еще надолго останется неразршимою загадкой.
Возвратимся въ магазинъ Ковентъ-Гарденскаго-театра. Г. Горджетъ, поставщикъ, или ‘properles-master’, трудится съ лихорадочнымъ жаромъ. На голов у него надтъ, для просушки, вновь вызолоченный внецъ, на стол лежитъ куча сырой глины, изъ которой онъ лпитъ проворными и гибкими пальцами страшную человческую маску, съ приплющеннымъ носомъ, огромнымъ ртомъ и морщинистыми щеками. Когда маска уже вылплена, помощникъ г. Горджета обводитъ алою краской носъ, чорною брови, а блою зрачки. Между-тмъ, мистрисъ Горджетъ украшаетъ блестками каску, придлываетъ къ маск парикъ изъ пеньки и лошадиныхъ волосъ, рыжихъ и чорныхъ. Другіе работники золотятъ чаши, приготовляютъ для Клоуна рыбу, сосиски, яйца и проч. Даже дти не остаются безъ дла: двочка, съ рзвыми глазами, меньшая дочь г. Горджета, пестритъ съ важностью пломпуддингъ, между-тмъ какъ ея братъ, мальчикъ одиннадцати лтъ, сидя на табурет, съ горшкомъ охры въ одной рук и кистью въ другой, наводитъ богатый золотистый глянецъ на двнадцать паръ сапогъ съ отворотами. Сапоги эти заблестятъ вечеромъ на ногахъ рыцарей, которые начнутъ топтать мураву, потрясая надъ головами оловянные стаканы съ воображаемымъ рейнвейномъ.
Г. Горджету хватитъ работы еще на три недли, и ему придется рано вставать и поздно ложиться до перваго представленія Арлекина-людода. За все это онъ получаетъ пятдесятъ шиллинговъ въ недлю.
Выйдемъ изъ магазина, бросивъ взглядъ въ темный уголъ, налво, куда сбираютъ негодную драматическую рухлядь, посмотримъ мимоходомъ театральный арсеналъ, гд расположены каски, пики, сабли, латы… время идетъ, а надо еще намъ заглянуть въ мастерскую костюмера.
Г. Бастеръ шьетъ, подавая собою примръ баталіону швей. Тснота страшная, потому-что комната загромождена шкафами. Г. Бастеръ осмотрлъ костюмы, чтобы знать, какіе еще годятся и какіе должно подновить. Онъ осмотрлъ бархатныя мантіи, саржевыя платья, нагрудники, коленкоровыя тюники невольниковъ, воротнички и кружева во вкус среднихъ вковъ, осмотрлъ, на свтъ, прошлогодній костюмъ Клоуна, и печально покачалъ головою, видя, что блестящее платье почти въ лохмотьяхъ отъ многочисленныхъ зацповъ. Первая мастерица нашиваетъ блестки на куртку арлекина, а другія чинятъ костюмы геніевъ, фей, демоновъ, сиренъ, наядъ, домовыхъ…. Г-жа Меццанина, которая будетъ играть Коломбину, приходитъ сказать, чтобъ какъ можно лучше сшили ей юпку и корсажъ.
Г. Таксъ носитъ въ карманахъ жилета винты и гайки, Горджесъ весь въ клею, руки его помощниковъ блестятъ золотою бумагою, а по лстниц г. Бруша шныряютъ съ тарелками слуги изъ ближайшей таверны: онъ завтракаетъ въ мастерской, чтобы непотерять минуты. Директоръ радуется, узнавъ, что уже начинаютъ разбирать ложи, а потомъ вдругъ озабочиваетъ его мысль о новыхъ расходахъ, машинистъ, живописецъ, плотникъ, вс, какъ нарочно, осаждаютъ его требованіями, одному надо гвоздей, другому сры, румянъ, клею и проч.
Не думайте, чтобы актеры оставались праздными, никто изъ нихъ не сидитъ, сложа руки, ни Клоунъ, ни арлекинъ, ни Панталонъ, ни Коломбина, ни феи, ни привиднья….
Работайте, работайте, работайте: ибо завтра канунъ Рождества Христова, работайте, гвозди, молотки, кисти, иголки и человческіе мускулы! У г. Бруша восемь дней нечищены сапоги…. восемь дней, какъ онъ забылъ, къ-чему служатъ простыни и одяла!… Нтъ покоя отъ трудовъ для г. Такса, нтъ семейнаго праздника для г. Горджета, нтъ пудинга для дтей машиниста, репетиторъ не щадитъ ни одного артиста: танцуйте, прыгайте, скачите, господа и госпожи! Въ фойе тснота: повсюду, между кулисами, вы задваете за декорацію, берегитесь, чтобы не упасть въ полуоткрытый люкъ….
Наконецъ представленіе назначено на сегодняшній вечеръ. Да, мой маленькій Билли, да, мой маленькій Тамми, да, моя маленькая Мери, мы взяли ложу, и повеземъ васъ въ театръ, потому-что вы были умники. Джонъ, лакей, пойдетъ съ служанкою въ партеръ, и они узнаютъ въ галере торговку плодами, которыя также захотла полюбоваться съ мужемъ на Арлекина-людогъда.
Молотокъ умолкъ, иголка остановилась, г. Брушъ сдлалъ послдній штрихъ кистью, директоръ любуется на аффишу, которая громко возвщаетъ о чудесахъ спектакля. Шесть часовъ.
Клоунъ (синьоръ Броунавини) веллъ приготовить бутыль ячменной воды, его единственное питье между двумя опасными прыжками. Семь часовъ: все готово!
Тэмми, Билли, Мери и ихъ мама пріхали въ карет. Уже лакей и горничная сидятъ въ партер. Джое Баррикинъ помстился, вмст съ г-жою Баррикинъ, въ галере, и жалуется на жажду.— ‘Музыка! музыка!»Начинайте! начинайте!’ — ‘Сядьте! сядьте!’. Занавсь поднимается: играютъ Георга Барисвелля или Джонъ Шоръ, но публика едва слушаетъ драму: вс пришли для одной пантомимы. Тс! занавсь поднимается для
Громъ рукоплесканій, продолжительные раскаты смха.. Какія великолпныя декораціи! сколько веселости! сколько неожиданностей! сколько остроумія! ‘Какъ вы поживаете завтра’! Станемъ апплодировать, это стоитъ рукоплесканій, и театръ будетъ набитъ биткомъ до половины февраля, чего отъ души желаю автору, директору и актерамъ королевскаго Ковентъ-Гарденскаго-театра….