Евгений Венский
Евгений Венский
Загвоздка
Загвоздка
Загвоздка, Венский Евгений, Год: 1926
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Библиотека сатиры и юмора.
Евгений Венский. Реальный метод.
Издательство ‘ЗИФ’. 1926
Секретарь закатил в нос чуть не полтавлинки, от удовольствия вытянул губы, как бы собираясь свистнуть, и сказал преду, раздиравшему на подоконнике воблу:
— От-то якая бумага прийшла — ни с якого боку зацепки нема.
— А ну, прочитаемо.
Секретарь еще раз зарядил нос и поднял к нему бумагу.
— Оце! — В Непрелейкашинский исполком, Позовибатьковского района, псаломщика Тараса Остапенко прошение. Пересвiдчившись в правдивости наукового способу пояснень явищ природы, переконавшись в тiм, що релігія це е дійсно опіум, якій розвивается що-раз з поширенням народньой свiдомости i наука прогресуе — підіймае людство на вищу ступінь культурного i морального життя… — Оце! Уфф!
— Нейначе, насчет лесу хлопоче бисова душа!— грустно вставил пред.
— Тай годи! Оце дальше… — Пориваючи всі звязки с телеольогичными справами, базаючись лише на законах еволюціі трансформизма i теоріі мутаціі, а що до ідеологіі, приеднаюсь твердо и рішуче до марксистського способу пояснень фактів исторіі… — Треба раскумекать. Дайте, добродию, квасу…
— От набрехав человик. А де ж про лес?
— Про лес не фиксировано, а от конец: —… прошу дать права гражданина, бо клянусь быть робітником продуційстом — соціалістом батькивщини. — Га!
Секретарь уставился на преда. Пред уставился на секретаря. Потом секретарь выпил квасу, пискнул и зарядил нос, а пред отложил воблу в сторону и строго подтянул кверху чоботы.
— Ну-ну! — сказали оба вместе и одновременно же увидели в окно подходившего учителя.
— Вот, вчитель йде. Он человик ученый. Учитель обласкал масляным взглядом воблу на подоконнике и ткнул нос в поданную бумагу.
— А ну, переведите, на який предмет литература? Га!
— Гм! Мррм… мррм… мррм… ‘способу’… ‘теоpii мутаціі’… ммр… ммр… Диалектически дискуссировано!
— В рассуждении какой информации желательно фиксировать?
— Этого не могу досконально анализировать: тут материалистическое понимание кажущегося факта в теоретической идеологии.
— Га! Мы так и полагали. А ну, садитесь, вчитель. Вон продинспектор и страхагент едут куда-й-то. Оба москали и по ученой части в губернском масштабе…
— Крикни-ка их в порядке голосования.
— Га-га-га-га, товарищ Ерблюдов, загляците на один текущий момент! Деду Трохиме, заверни кобылу!
— Ну вот. По какому случаю? Бумага? Сейчас.
— Нет уж, читайте вы, товарищ Юдилович, у меня пенснэ дома…
— Гм! Мррммм…. мрмрм… мрмр… ‘теоріі мутацii’… мрмрм… ‘способу’… Н-да! Етто, я вам скажжу, бумага!
— Ну? А на який предмет и по якой придчине ета групировка?
— Оно, видите ли, ежели на ету декларацию взглянуть с точки зрения, то можно констатировать внеклассовый подход, но марксистские предпосылки диктуют полагать, что представитель данного опиума желает кооптироваться в ряды авангарда мирового пролетариата…
— А насчет лесу ничего?
— Ничего про лес не констатируется. С тем и до свиданья. Нам некогда.
Начальство одновременно сказало ‘га!’ и уставилось на учителя. А учитель водрузил на голову кепку:
— Схожу в ячейку,— дайте бумагу. Может там…
— А ну! Будьте ласковы.
— Кляузный елемент! — говорит пред, — дьячок, то-есть. Какой ни на есть империализм подложит, що ‘ах’!
— Да, зловредный опиум, тем не менее самогон у него — ‘ах’!
— Тай годыте, от батюшка отец Ерасим йде со вчителем.
Учитель вводит за собой батю.
— Ну их всех к чорту. У них там насчет германской ‘чеки’ заседание. Не до нас. Вот отец разжует може…
— От то якое дило! А бумага насчет лесу, — носом чую. Надо опиуму лесу на баню дать. Казав вин, що угощение…
— Отец Ерасим, просимо, — будьте ласковы…
— Гряду! Мир дому сему. Да! Напрасно, напрасно, чада моя, образ матери господа нашего изгнали, а иудея, хотя бы и английского подданного, в красном углу воздвигли. Но тем не менее по какому случаю?
— Оце, отец, яка бумага. Що-сь воно таке, будьте столь?
— Бумага? А! От Тараса Остапенко! Знаю. Добронравен и доброхвален есть. Гм!.. ‘пересвидчившись’… ‘переконавшись’… кляузно… гм, ‘що религия е дiйсно’… гм, какой товарищ выискался. Царедворец лукавый и гугнивый!… ‘по законам еволюцii трансформатизма’… фью! куда загнул страха ради иудейска. Вот какая бумага.
— Що ж у ей фиксируется, отец Ерасим?
— В оной бумаге, чада моя, заключается епистолия, сиречь, донос Иуды Искариотского на други своя. Бдите, яко опасно ходите, аз же, раб божий, не иду на совет нечестивых и на пути грешных не ста, а посему зрите сами, да не ввергнут вас в узилище…
— Га! Я ж казав, що дьячок дуже погана фыгура.
— Как же, отец Ерасим, на ей резолюцию ставить? То-есть, какое направление течения на предмет инстанции?
— Отказать! Токмо отказать! Токмо отказать, товарищи, чада моя! А за сим прощевайте, — поспешаю на требу. Отказать, ибо не обосновано.
Тянется скаредно унылая пауза. Пред от огорчения отдает недоеденную воблу учителю и неодобрительно смотрит на выползшую из-под шкафа мышь.
— От оно якое… Що ж ты на це кажешь, секретарь?
— Га! Гм!
— Бо я так полагаю, что в прошении отказать — не обосновано… а лесу на баню дать… Га?
— Та я вже так и написав. Оце! Ставь от тут печать и пиши: ‘Ничипор Кузовенко’.
— Ну, и слава богу! ‘В прошении отказать, а лесу дать’.
— За образованность! А угощение… само собой.