Задачи современной критики
Задачи современной критики
Статья М. Арнольда *).
Переводъ съ англйскаго редакци ‘Посредника’.
‘Сверный Встникъ’, No 6, 1895
Задачи современной критики, Арнольд Мэтью, Год: 1895
Время на прочтение: 17 минут(ы)
*) Изъ сочиненя Matthew Arnold: Essays in criticism (two volumes, vol I)* Leipzig 1887.
Критическая способность безспорно принадлежитъ къ боле низкому разряду, чмъ способность творческая. Нельзя отрицать, что творческая способность, свободная творческая дятельность составляетъ высшее проявлене человческаго ума, доказывается это уже тмъ истиннымъ наслажденемъ, которое люди находятъ въ подобной дятельности. Но несомннно также, что люди испытываютъ наслаждене творчества и на иныхъ поприщахъ, кром созиданя великихъ произведенй литературы и искусства. Не будь этого, для большинства людей былъ-бы закрытъ доступъ къ источнику истиннаго человческаго счастья. Они могутъ найти это счастье въ добрыхъ длахъ, они могутъ обрсти его въ занятяхъ наукой, его можетъ дать заняте критикой. Это первое соображене. Дале нужно замтить, что приложене творческой способности къ созданю великихъ творенй литературы или искусства возможно не во вс времена и не при всякихъ условяхъ, какъ-бы высоко ни стояла эта дятельность надъ всми другими, и что, такимъ образомъ, трудъ можетъ быть потраченъ на тщетныя попытки, между тмъ, какъ онъ могъ-бы быть съ большимъ успхомъ употребленъ на подготовлене къ творческой дятельности, на создане ея возможности. Творческая способность можетъ проявлять себя лишь при наличности извстныхъ элементовъ, извстнаго матерала. А если ихъ нтъ подъ рукой? Въ такомъ случа, она, конечно, должна ждать, пока они появятся. Для литературы-же тми элементами, надъ которыми работаетъ творческая сила, являются идеи,— высшя изъ ‘ходячихъ’ идей данной эпохи но всмъ вопросамъ, затрогиваемымъ литературою. Во всякомъ случа, мы можемъ утвердительно сказать, что для современной литературы проявлене творческой дятельности безъ помощи такихъ идей не можетъ быть плодотворно. Я именно говорю ‘ходячихъ’ идей, а не просто идей, доступныхъ данной эпох, потому что творческй литературный генй не проявляется преимущественно въ создани новыхъ идей,— это составляетъ скоре задачу философи. Главная задача литературнаго геня есть синтезъ и изложене, а не анализъ и открыте, ему дано — вдохновляться извстной умственной и духовной атмосферой, извстнымъ строемъ идей, окружающихъ его, влагать въ эти идеи свою божественную силу, выражать ихъ въ наиболе яркихъ и привлекательныхъ сопоставленяхъ,— однимъ словомъ, создавать съ ихъ помощью прекрасныя твореня. Но, чтобы свободно творить, ему необходимо находиться среди извстнаго строя идей, а это не является по заказу. Этимъ объясняется, почему великя творческя эпохи въ литератур столь рдки, почему встрчается такъ много неудовлетворительнаго въ произведеняхъ многихъ несомннно генальныхъ людей г для созданя образцоваго литературнаго произведеня требуется сотрудничество двухъ силъ: силы человческаго ума и значительности даннаго момента. А безъ этой ‘исторической’ силы момента личной силы ума — недостаточно. Проявлене творческой способности обусловливается опредленными элементами, а создане этихъ элементовъ зависитъ не отъ нея. Они гораздо боле подчинены сил критической.
Способность къ критической оцнк заключается въ томъ, чтобы по всмъ отраслямъ знаня, въ богослови, философи, истори, въ искусств и въ наук разсматривать предметъ въ его истинномъ свт. Такимъ образомъ, конечною цлью критики является создане духовной среды, которою творческая способность могла-бы воспользоваться. Цль ея — установить извстный строй идей, хотя-бы и не безусловно истинныхъ, но истинныхъ по сравненю съ тми, которыя ими устраняются, и давать перевсъ лучшимъ идеямъ. Въ извстныя минуты новыя идеи проникаютъ въ общество, истинность этихъ идей провряется житейскимъ опытомъ и повсюду начинается умственное движене, изъ котораго и получаютъ свое начало творческя эпохи въ литератур.
Поэту необходимо ознакомиться съ жизнью и людьми, прежде чмъ изображать ихъ въ поэзи, а такъ какъ современная намъ жизнь и общество отличаются весьма сложнымъ характеромъ, то творене современнаго таланта требуетъ громадной критической подготовки, безъ которой оно должно оказаться сравнительно посредственнымъ, безсодержательнымъ и недолговчнымъ.
Мн всегда казалось, что тотъ блестящй подъемъ творческой дятельности въ нашей, англйской, литератур, который ознаменовалъ первую четверть ныншняго столтя, въ сущности имлъ въ себ нчто преждевременное, и что поэтому большая часть произведенй этой эпохи, несмотря на горячя упованя, которыя на нихъ возлагались тогда и возлагаются еще нын, обречены на существоване едва-ли боле прочное, чмъ произведеня другихъ мене яркихъ эпохъ. Эта ‘преждевременность’ произошла оттого, что литература той эпохи не имла въ своемъ распоряжени достаточно данныхъ, достаточно матерала. Говоря другими словами, англйская поэзя первой четверти ныншняго столтя, обладая въ полной мр энергей и творческой способностью, не обладала достаточнымъ знанемъ. Нашимъ поэтамъ той эпохи недоставало не книгъ и не начитанности: Шелли читалъ очень много, Кольриджъ обладалъ громадною начитанностью. Пиндаръ и Софоклъ имли не много книгъ въ своемъ распоряжени. Шекспиръ не отличался большою начитанностью. Но въ Греци временъ Пиндара и Софокла и въ Англи временъ Шекспира поэтъ жилъ въ круговорот идей, оказывавшихъ въ высшей степени живительное и плодотворное вляне на его творческую способность. Общество было въ полной мр проникнуто свжими мыслями, въ немъ кипла умственная жизнь. А такое положене вещей есть истинное услове для проявленя творческой способности, въ немъ она находитъ необходимыя для нея данныя, необходимый матералъ. Вс книги въ мр имютъ значене лишь какъ средство для достиженя этого. Но если въ данную минуту этихъ условй не существуетъ, то книги могутъ помочь человку создать для себя нчто похожее на эти условя, создать цлый мръ знаня и мысли, среди которыхъ онъ могъ Аы жить и работать. Это не можетъ замнить художнику всенароднаго распространеня жизни и мысли временъ Софокла и Шекспира, но помимо того, что оно можетъ служить средствомъ для подготовленя подобныхъ эпохъ, это настроене (если многе участвуютъ въ немъ) несомннно можетъ создать живительную и подкрпляющую атмосферу, цнную саму по себ. Подобную атмосферу создали для Гете, въ эпоху его жизни и литературной дятельности, многосторонняя ученость Германи и издавна развившаяся въ ней способность къ многосторонней критик. Тамъ не было нацональнаго блеска жизни и мысли, какъ въ Аинахъ временъ Перикла и въ Англи временъ Елисаветы — и это было извстнымъ минусомъ для поэта — но было нчто отчасти замняющее ту жизнь,— высокая культура и ничмъ не скованное мышлене значительной части нмецкаго общества. Въ этомъ была его сила. Въ Англи первой четверти ныншняго столтя не было ни блеска нацональной жизни и мысли, подобнаго тому, какой мы видимъ въ эпоху Елисаветы, ни даже той культуры и научнаго образованя, ни того развитя критической мысли, каке существовали въ Германи. Поэтому, поэтическому творчеству недоставало для успха въ высшемъ смысл этого слова матераловъ и твердаго основаня. Не мудрено, если ему не далось всестороннее понимане и истолковане жизни.
На первый взглядъ кажется страннымъ, что обширное движене умовъ, порожденное французской революцей и ея эпохой, не выразилось жатвой генальныхъ произведенй, равной той, какую принесли умственное движене великой плодотворной эпохи Греци, или эпохи Возрожденя съ ея мощнымъ эпизодомъ — Реформацей. Но дло въ томъ, что французская революця приняла характеръ, рзко отличающй ее отъ вышеупомянутыхъ движенй. Эти послдня были движеня преимущественно умственныя, духовныя. Въ нихъ человческй духъ искалъ удовлетвореня въ самомъ себ и въ своей собственной жизнедятельности. Французская же революця приняла политическй и практическй характеръ. Движене умовъ, возникшее во Франци при старомъ порядк, между 1700 и 17 89 годами, имло гораздо больше общаго съ эпохой Возрожденя, чмъ сама революця, Франця временъ Вольтера и Руссо имла несравненно боле сильное вляне на умы въ Европ, чмъ Франця временъ революци. Гете, необинуясь, упрекалъ, революцю въ томъ, что она ‘отодвинула назадъ мирную культуру’.. Какъ многое объясняется въ Байрон тмъ, что его выдвинуло великое движене чувства, а не великое движене ума. При всемъ томъ, французская революця — предметъ слпого обожаня и слпой ненависти — несомннно иметъ своимъ двигательнымъ мотивомъ разумъ людей, а не ихъ практическя стремленя, чмъ она и отличается отъ англйской революци временъ Карла -го. Это-же придаетъ ей гораздо боле духовнаго, всемрнаго значеня, чмъ мы. англичане, можемъ, приписать своей революци, хотя на практик эта послдняя оказалась боле успшною. Французская революця основывалась на стро мысли всемрнаго, неизмннаго и непреложнаго свойства. Въ 1789 году преобладалъ вопросъ: сообразно-ли это съ разумомъ? Въ 1642 году спрашивали: согласно-ли это съ закономъ? или, при дальнйшемъ революцонномъ движени,— согласно-ли это съ совстью? Такова отличительная черта англйскаго характера,— черта, достойная всякаго уваженя въ своей опредленной сфер. Но что считается закономъ въ одномъ мст, не считается имъ въ другомъ, что считается закономъ сегодня, можетъ перестать считаться имъ завтра. Что касается совсти — то, что связываетъ совсть одного человка, не иметъ силы надъ совстью другого. Но законы разума имютъ безусловное, неизмнное, всемрное значене.
То, что цлая наця прониклась восторженнымъ поклоненемъ чистому разуму и такъ горячо и ревностно старалась доставить побду его предписанямъ, является фактомъ весьма замчательнымъ, если принять во внимане, какъ мало вообще идеи входятъ въ побужденя, руководящя людской толпой. Несмотря на безумное направлене, данное этому восторженному порыву, несмотря на преступленя и сумасбродства, въ которыя она была вовлечена, французская революця черпала свою силу,— живую до сихъ поръ,— изъ могущества, всемрности и непреложности тхъ идей, которыя она себ поставила закономъ, изъ того страстнаго увлеченя этими идеями, которое она сумла внушить толп, она была и, вроятно, надолго останется величайшимъ, наиболе животворнымъ историческимъ событемъ. А такъ-какъ никакое искреннее увлечене духовными идеями, хотя-бы оно во многихъ отношеняхъ и превратилось въ заблуждене, не пропадаетъ даромъ, а приноситъ свою долю добра, то и Франця вынесла изъ своихъ увлеченй плодъ естественный и законный, хотя не совсмъ тотъ, котораго она ожидала: она является той страной въ Европ, гд всего сильне народная жизнь.
Непреодолимая склонность искать немедленнаго политическаго и практическаго приложеня всмъ высокимъ идеямъ разума пагубна.
А между тмъ именно здсь англичанинъ попадаетъ въ свою стихю. Англичанинъ, вообще, похожъ на лорда Оуклэнда, современника Борка, который въ записк о французской революци толкуетъ о ‘нкихъ негодяяхъ, присвоившихъ себ назване философовъ, которые вообразили себя способными перестроить общество по новой систем’. Англичанинъ прозванъ политическимъ животнымъ, и онъ такъ высоко цнитъ все, что носитъ политическй и практическй характеръ, что неудивительно, если идеи длаются для него предметомъ антипати, и мыслители являются въ его глазахъ ‘негодяями’, такъ какъ идеи и мыслители иногда дерзко вмшиваются въ его политику и житейскй обиходъ. Бда была бы не велика, если-бы антипатя и пренебрежене относились только къ идеямъ, необдуманно перенесеннымъ изъ свойственной имъ сферы и преждевременно примшаннымъ къ практической жизни. Но дло въ томъ, что у англичанъ эти чувства неизбжно распространяются на идеи вообще и на всю духовную жизнь. Практика для нихъ — все, свободное движене мысли — ничто. Что свободная дятельность мысли, направленная на вс явленя жизни, можетъ быть желательна, составляетъ сама по себ наслаждене, что изъ нея получается существенный запасъ тхъ элементовъ, безъ которыхъ духъ народа чмъ-бы онъ ни старался ихъ замнить, долженъ съ теченемъ времени заглохнуть отъ недостатка питаня,— такое поняте съ трудомъ усвоивается англйскимъ умомъ. Достойно замчаня, что слово ‘curiosity’ (любознательность), которое на другихъ языкахъ чаще употребляется въ хорошемъ смысл, подразумвая безкорыстное влечене къ свободной дятельности ума во всхъ областяхъ знаня,— на англйскомъ язык вовсе не иметъ подобнаго значеня, а скоре указываетъ на дурное, непохвальное качество (любопытство). Но критика, настоящая критика, есть по преимуществу выражене этого перваго высокаго свойства человческаго ума — любознательности. Она повинуется инстинкту, побуждающему ее узнавать все лучшее, что появляется на свт по части знаня и мысли, и оцниваетъ знане и мысль въ той мр, насколько они отвчаютъ этому лучшему, не допуская вмшательства какихъ-бы то ни было другихъ соображенй. Такое инстинктивное влечене, я полагаю, не сродно практической англйской натур, а если оно до нкоторой степени и существовало въ ней, то успло оцпенть и покрыться ржавчиной въ течене долгаго перода давленя, которому оно подвергалось въ эпоху концентраци, слдовавшую за французской революцей. Но эпохи концентраци не могутъ длиться вчно, по естественному ходу событй, на смну имъ являются эпохи расширеня мыслительной дятельности. Подобная эпоха, повидимому, возникаетъ въ нашей стран. Во-первыхъ, всякая опасность со стороны враждебнаго насильственнаго давленя чужеземныхъ идей на нашъ образъ дйствя давно уже миновала, подобно путешественнику въ басн, мы, поэтому, ужъ не такъ плотно закутываемся въ свой плащъ. Затмъ, благодаря продолжительному миру, идеи Европы постепенно и дружелюбно прокрадываются къ намъ и примшиваются, хотя и въ безконечно малыхъ дозахъ, къ нашимъ собственнымъ понятямъ.
Робкя проявленя любознательности (не любопытства!) возникаютъ: между нами, и въ нихъ-то критическая дятельность должна найти удобную почву для своего развитя. Сперва критика. Затмъ, когда она сдлаетъ свое дло, быть можетъ, настанетъ время и для истинной творческой дятельности.
Для англйской критики представляется дломъ первой важности ясно уразумть, какимъ правиломъ она должна руководиться, чтобы воспользоваться открывающимся для нея поприщемъ и чтобы результаты ея дятельности оказались въ будущемъ плодотворны. Правило это можетъ быть выражено однимъ словомъ: безкорысте. А какимъ образомъ критика можетъ выказать безкорысте? Избгая того, что называется ‘практической точкой зрня’, твердо слдуя внутреннему присущему ей закону, который состоитъ въ свободномъ проявлени мыслительной дятельности по всмъ вопросамъ, ею затрогиваемымъ, твердо и непоколебимо отказываясь служить орудемъ всякимъ побочнымъ практическимъ и политическимъ соображенямъ, которыя люди, иногда вполн -законно, такъ любятъ приводить въ связь съ идеями. У насъ въ Англи никогда не будетъ недостатка въ этой связи, но критик собственно до этихъ соображенй нтъ никакого дла. Ея задача, какъ я уже говорилъ, состоитъ въ томъ, чтобы знакомиться со всмъ, что есть лучшаго на свт по части знаня и мысли, въ свою очередь длать это лучшее общеизвстнымъ, создавать обмнъ истинныхъ и свжихъ идей. Ея обязанность исполнять эту задачу съ непоколебимою честностью и надлежащимъ знанемъ дла, она должна ограничить свою дятельность вышесказаннымъ и оставить въ сторон, вс вопросы, имюще практическя приложеня и послдствя, вопросы, которымъ большинство всегда будетъ придавать достаточно цны. Въ противномъ случа, критика измнитъ своему истинному назначеню и будетъ продолжать свой путь по прежней избитой коле, не умя воспользоваться новымъ открывающимся для нея поприщемъ. Ибо, что губитъ въ настоящее время англйскую критику? Практическя соображеня, которыя прицпляются къ ней и заглушаютъ ее. Она служитъ интересамъ, до которыхъ ей нтъ дла. Наши органы критики являются органами людей и партй, преслдующихъ практическя цли, и въ ихъ глазахъ эти практическя цли стоятъ на первомъ план, а умственная дятельность — на второмъ. Они ее допускаютъ лишь въ той мр, насколько она не противорчивъ преслдованю ихъ ближайшихъ цлей. У насъ нтъ органа, подобнаго ‘Revue des Deux Mondes’, главная задача котораго состоитъ въ усвоени и выражени всего лучшаго въ мр по части знаня и мысли, и который, можно сказать, представляетъ изъ себя истинный органъ свободнаго проявленя умственной дятельности. Но у насъ есть ‘Edinburgh Review’, который служитъ органомъ для старой парти вигговъ и для той умственной дятельности, которая совмстима съ ихъ программой. У насъ есть ‘Quarterly Review’, служащая органомъ для парти торевъ и для умственной дятельности, совмстимой съ ихъ программой. У насъ есть ‘British Quarterly Review’, которая служитъ органомъ для парти политической оппозици и для умственной дятельности, совмстимой съ программой этой парти. У насъ есть газета ‘Таймсъ’, которая служитъ органомъ для зауряднаго, самодовольнаго, зажиточнаго англичанина и для той умственной дятельности, которая подходитъ къ его кругозору. И такъ дале, для всхъ разнообразныхъ фракцй нашего общества, религозныхъ и политическихъ. Каждая фракця иметъ свой органъ критики, но мысль о соединени всхъ фракцй для общаго наслажденя свободной, безкорыстной, мыслительной дятельностью не встрчаетъ ни малйшаго сочувствя. Лишь только эта умственная дятельность ищетъ боле широкаго поприща, лишь только она пытается освободиться отъ гнета практическихъ соображенй, ее осаживаютъ и натягиваютъ удила. Почти неизбжно, чтобы люди длились на секты и парти, чтобы у каждой изъ этихъ сектъ и партй былъ свой органъ, преданный ея интересамъ, но хорошо было-бы также, если бы рядомъ съ этимъ существовала критика, не въ качеств служительницы этихъ интересовъ, не въ качеств ихъ противницы, но вполн отъ нихъ независимая. Никакая другая критика не добьется никогда существеннаго вляня, никогда вполн не достигнетъ своей цли,— созданя обмна истинныхъ и свжихъ идей.
Критика въ нашей стран такъ мало трудилась въ чисто умственной сфер, такъ недалеко ушла отъ повседневныхъ интересовъ жизни, отличалась такимъ исключительно полемическимъ характеромъ, что не мудрено, если она такъ плохо исполнила свою главную духовную задачу.
Задача эта состоитъ въ томъ, чтобы удерживать людей отъ опошливающаго и притупляющаго самодовольства, чтобы вести ихъ по пути къ усовершенствованю, обращать ихъ внимане на то, что цнно само по себ,— на безусловную красоту и гармоню.
Полемически-практическая критика заставляетъ людей не замчать несообразностей и пробловъ ихъ житейскаго строя, заставляетъ ихъ упорно утверждать его идеальное совершенство, чтобы предупредить возможныя на него нападки. Ясно, что такой образъ дйстви иметъ на людей тлетворное вляне.
Избгая безплодныя столкновеня, отрекаясь отъ сферы, гд лишь узкя и относительныя понятя имютъ цну и законную силу, критика можетъ умалить свое минутное значене, но только на этомъ пути можетъ она получить доступъ къ тмъ боле широкимъ и боле совершеннымъ понятямъ, которымъ она въ дйствительности должна всецло служить.
Мн скажутъ, что путь, предписываемый мною критик, слишкомъ извилистый и окольный, и что отршившись, подобно индйскому факиру, отъ практической жизни, она обрекаетъ себя на медлительный и безвстный трудъ. Пускай такъ, но это единственный приличествующй критик трудъ. Большинство человчества никогда не будетъ стремиться къ пониманю истинной сути вещей. Оно будетъ довольствоваться весьма неточными, ‘приблизительными’ понятями. На этихъ ‘приблизительныхъ’ понятяхъ и зиждется весь практическй строй жизни: иначе и быть не можетъ. Нтъ сомння, что тотъ, кто поставитъ себ за правило судить о вещахъ по ихъ истинному смыслу и значеню, долженъ очутиться въ весьма тсномъ кружк единомышленниковъ. Но несомннно также, что только черезъ мужественныя усиля такого, хотя-бы малочисленнаго кружка, безусловно истинныя идеи могутъ получить распространене. Стремительность и суета практической жизни будетъ всегда имть одуряющую привлекательность для самаго хладнокровнаго зрителя, всегда будетъ грозить затянуть его въ свой водоворотъ, особливо тамъ, гд практическая сторона жизни такъ могущественна, какъ въ Англи. А между тмъ, только оставаясь вполн хладнокровнымъ и не подчиняясь практическому взгляду на жизнь, критикъ и будетъ въ состояни принести пользу этой самой жизни, и только слдуя самымъ добросовстнымъ образомъ по избранному имъ пути и убдивъ, наконецъ, человка — практика въ своемъ чистосердечи, можетъ критикъ избжать недоразумнй, непрерывно ему угрожающихъ.
Практическй человкъ не склоненъ вдаваться въ тонкя различя, а этими-то различями распространяется истинная высшая культура. Однако, не такъ легко заставить практическаго человка понять, что предметъ, на который онъ привыкъ смотрть всегда лишь съ одной стороны, который онъ высоко цнитъ и который съ этой точки зрня, быть можетъ, вполн заслуживаетъ его похвалы и удивленя,— что этотъ предметъ, если посмотрть на него съ другой стороны, можетъ показаться далеко не столь благодтельнымъ и прекраснымъ и однако все-же сохранить свое значене въ практической жизни. Гд намъ найти выраженя достаточно безобидныя, какъ намъ достаточно очевидно доказать чистоту нашихъ намренй, чтобы ршиться сказать англйскому политику, что сама британская конституця, которая съ точки зрня практической представляется такимъ величественнымъ орудемъ прогресса и добродтели, разсматриваемая съ точки зрня теоретической, со всми ея компромиссами, пристрастемъ къ фактамъ и ненавистью къ теорямъ, съ ея старательнымъ избганемъ ясно формулированныхъ мыслей,— что разсматриваемая съ этой точки зрня наша державная конституця по временамъ смахиваетъ (да проститъ меня тнь лорда Сомерса!) на громадную машину для фабрикаци ‘филистеровъ’? Какъ можетъ, напримръ, сказать это Коббегь, не подвергаясь ложнымъ толкованямъ, когда онъ уже и такъ очерненъ дымомъ тхъ стычекъ, которыя онъ въ продолжене всей жизни имлъ на поприщ политическомъ? Какъ можетъ это сказать Карлейль, не подвергаясь ложнымъ толкованямъ посл своего яростнаго вторженя въ это поприще со своимъ ‘Latter-Day Pamphlets?’ А. Рескинъ — посл своей задорной политической экономи? Повторяю, критикъ долженъ держаться вн области ближайшей практической дятельности, политической, соцальной или гуманитарной, если онъ хочетъ положить начало тому боле свободному отвлеченному отношеню къ предмету, благотворное дйстве котораго со временемъ можетъ отозваться и на практической жизни, но уже вполн естественнымъ и, слдовательно, неотразимымъ образомъ.
Какъ-бы онъ ни дйствовалъ, критикъ, однако, все-же будетъ часто подвергаться ложнымъ толкованямъ, и нигд въ такой мр, какъ у насъ. Ибо у насъ публика не расположена понять, что вн этого свободнаго, безпристрастнаго отношеня къ предметамъ нтъ мста истин и высшей культур. Она такъ погружена въ практическую жизнь, такъ привыкла почерпать вс свои понятя изъ этой жизни и ея рутины, что способна воображать, что даже истина и культура могутъ быть достигнуты при помощи этой рутины, и что желане достигнуть ихъ инымъ путемъ является дерзкой причудой. ‘Вс мы terrae filii — сыны земли’, восклицаетъ ихъ краснорчивый защитникъ, ‘вс мы филистеры! Мы не хотимъ и знать иного пути, кром пути филистеровъ. Организуемъ у себя ‘соцальное движене, составимъ партю для изысканя истины и новыхъ идей, назовемъ ее либеральной партей, сплотимся тсно между собою, ‘будемъ поддерживать другъ друга. Не нужно намъ этихъ пустяковъ — независимой критики, умственныхъ тонкостей, разсужденй ‘о званыхъ и избранныхъ’. Нечего намъ безпокоиться о томъ, что думаютъ въ чужихъ странахъ, мы сами все для себя придумаемъ но мр надобности. Если кто изъ насъ говорилъ хорошо, будемъ ему рукоплескать. Если онъ говорить плохо,— будемъ ему также рукоплескать, вс мы люди одной парти, вс мы либералы, вс мы искатели истины’. При такихъ условяхъ искане истины является, на самомъ дл, общественнымъ, практическимъ, прятнымъ занятемъ, гд недостаетъ только предсдателя, секретаря и газетныхъ объявленй, съ прибавкою отъ времени до времени, какъ возбуждающаго средства, легкаго скандала и небольшой борьбы ради прятнаго сознаня преодолваемаго затрудненя. Вообще, много суеты и мало мысли. Дйствовать — такъ легко, говоритъ Гете, думать такъ трудно. Правда, что для критика представляется не мало искушеня плыть по теченю, записаться въ ряды партй, въ ряды этихъ сыновъ земли, какъ-то неловко отдляться отъ сыновъ земли, когда мы видимъ среди нихъ столько хорошихъ людей. Но критикъ обязанъ давать имъ отпоръ, и если сопротивлене оказывается тщетнымъ, то, по крайней мр, воскликнуть вмст съ Оберманомъ: Prissons en rsistant.
Подобныя правила составляютъ элементарные законы критики, но они никогда не сдлаются популярными, въ нашей стран они имли весьма мало послдователей, да и тмъ приходилось бороться съ большими затрудненями. Поэтому, необходимо неустанно напоминать объ этихъ законахъ. Критика должна отстаивать свою независимость отъ практическаго направленя и его цлей. Даже благонамренныя усиля должны ею быть встрчены съ неодобренемъ, если они могутъ повести къ съуживаню и опошливаню идеальныхъ стремленй. Критика не должна стремиться къ цли ради одного ея практическаго значеня. Она должна быть терплива и умть выжидать. Она должна быть гибка и умть во время отстраниться. Она должна умть изучать и оцнивать вс элементы, требуемые для полнаго духовнаго совершенства, хотя-бы они служили сил, которая въ практической жизни могла-бы оказаться зловредной. Она должна умть различать духовные недостатки и ошибки даже тхъ направленй, которыя на практик дйствуютъ благотворно. И все это безъ всякаго пристрастя, безъ всякаго желаня служить или вредить той или другой сторон практической жизни. Когда посмотримъ, напримръ, на англйскй судъ по бракоразводнымъ дламъ,— учреждене, представляющее, можетъ быть, свои практическя удобства, но которое, съ точки зрня идеала, такъ отвратительно, учреждене, которое допускаетъ разводъ, а между тмъ не уметъ придать ему пристойной формы, учреждене, которое даетъ возможность мужу избавиться отъ жены, а жен — отъ мужа, но предварительно заставляетъ ихъ, для назиданя публики, протащить другъ друга черезъ грязную лужу невыразимаго позора!.. Когда посмотришь на это восхитительное учреждене, съ его публичными разбирательствами, его газетными отчетами, его денежными вознагражденями, то по сравненю, католическое учене о брак должно показаться чмъ-то освжающимъ и возвышающимъ душу.. Или когда протестантизмъ, въ силу своего яко-бы рацональнаго и интеллектуальнаго происхожденя, слишкомъ уже авторитетно предписываетъ законы критик, для этой послдней позволительно, и даже обязательно, напомнить ему, что его притязаня въ этомъ смысл ложны и для него вредны, что реформаця была скоре нравственнымъ, чмъ умственнымъ переворотомъ. Но изъ-за этого критик не слдуетъ забывать, какъ много сдлано протестантизмомъ въ области практической и нравственной. Не слдуетъ забывать и того, что даже въ сфер умственной протестантизмъ, хотя и ощупью и спотыкаясь, все-же помогалъ возрожденю въ его движени впередъ, между тмъ какъ католицизмъ яростно загораживалъ ему путь.
Недавно я слышалъ, какъ человкъ умный и дятельный, указывая, на недостатокъ энерги и предпримчивости въ теперешней англйской молодежи, сравнивалъ ее со своими современниками лтъ 20 тому-назадъ: ‘какими мы были тогда преобразователями! какъ мы горячились! какъ мы разбирали каждое учреждене въ церкви и государств и готовились все перестроить на идеальныхъ основаняхъ!’ Онъ видлъ въ окружающемъ его затишь признаки духовнаго истощеня. Я-же скоре расположенъ видть въ немъ перодъ отдыха, посл котораго долженъ совершиться поворотъ къ новому пути духовнаго прогресса. Въ продолжене долгихъ лтъ, все, что было между нами молодого и пылкаго, разсматривало каждый вопросъ въ неразрывной связи съ исторической и практической жизнью. Мы приблизительно исчерпали выгодныя стороны такого взгляда на вещи, мы извлекли изъ него все, что могли извлечь. Попытаемся-же теперь взглянуть на вещи съ боле безкорыстной точки зрня, отдадимся боле спокойному теченю умственной и духовной жизни. Эта жизнь также можетъ имть свои увлеченя и опасности, новъ данную минуту они намъ не угрожаютъ. Позаботимся о томъ, чтобы прумножить и освжить нашъ запасъ истинныхъ идей, вмсто того, чтобы, лишь только намъ попадется идея или полъ-идеи, тотчасъ-же ‘бжать на улицу, чтобы ей тамъ доставить торжество. Въ конц концовъ, наши идеи тмъ боле получатъ вляня на людей, чмъ боле мы имъ дадимъ созрть.
Если я такъ настойчиво указывалъ путь, по которому должна слдовать критика при обсуждени политическихъ и религозныхъ вопросовъ, то это потому, что относительно этихъ жгучихъ вопросовъ всего легче сбиться. Я главнымъ образомъ имлъ въ виду правильное отношене критики ко всмъ вообще явленямъ: ея общй тонъ и настроене. Но затмъ является другой вопросъ: что собственно должно служить предметомъ литературной критики? Тутъ ея направлене опредляется основной идеей, обусловливающей само ея существоване: безкорыстнымъ стремленемъ узнавать все, что появляется на свт лучшаго по части знаня и мысли, распространять это лучшее и, такимъ образомъ, создавать обмнъ свжихъ и истинныхъ идей. По самой природ вещей, такъ какъ Англя не составляетъ всей вселенной, многое изъ того лучшаго, что появляется въ ученомъ и мыслящемъ мр, не можетъ быть взрощено на англйской почв, а должно получаться изъ другихъ странъ. Но именно это чужестранное всего трудне до насъ доходитъ, пока насъ такъ сильно охватываетъ англйская атмосфера мысли, всецло поглощая наше внимане. Поэтому англйскй литературный критикъ долженъ преимущественно останавливаться на идеяхъ другихъ народовъ, разсматривая особенно тщательно т изъ нихъ, которыя при всей своей значительности и плодотворности, но тмъ или другимъ причинамъ, всего легче могутъ ускользнуть отъ насъ. Затмъ, нердко приходится слышать, что единственное дло критики — произносить суждене. Это и справедливо въ извстномъ смысл. Но только то суждене иметъ цну, которое образовалось почти безсознательно въ ясномъ и справедливомъ ум, при содйстви постоянно увеличивающагося запаса знаня, поэтому, первой заботой критики должно быть пробртене знаня, все новаго знаня. Вообще, наибольшую пользу своимъ читателямъ критикъ можетъ принести тогда, когда онъ, сообщая имъ новыя знаня, вводитъ свои личное суждене лишь незамтно, въ качеств спутника и толкователя. Бываютъ, конечно, случаи, когда критику приходится отводить какому-нибудь автору мсто въ литератур и опредлять его отношене къ извстному идеалу (а безъ этого, какъ мы достигнемъ ‘лучшаго въ мр?’). Тогда, если онъ иметъ дло съ предметомъ столь общеизвстнымъ, что о новыхъ данныхъ по поводу его не можетъ быть и рчи, его дло сводится къ одному сужденю, къ изложеню и примненю въ подробностяхъ основныхъ принциповъ. Тутъ, главнымъ образомъ, нужно остерегаться абстрактности, нужно постоянно имть непосредственное живое сознане, постоянно ощущать, если можно такъ выразиться, справедливость этихъ сужденй, какъ только померкнетъ это сознане, можно быть увреннымъ, что мы находимся на ложномъ пути. Но, во всякомъ случа, критикъ не можетъ вполн удовлетвориться такимъ обсужденемъ и примненемъ готовыхъ началъ. Подобно математическимъ вычисленямъ, это былъ-бы трудъ чисто аналитическй (въ томъ смысл, какъ это слово употребляетъ Кантъ) и не могъ-бы, какъ пробртене новаго знаня, дать ощущеня творческой дятельности.
Но, погодите, скажутъ мн, вс эти ваши разсужденя не могутъ имть для насъ какого-бы то ни было практическаго примненя. Ваша критика не иметъ ничего общаго съ тмъ, что мы привыкли понимать подъ этимъ словомъ. Когда мы говоримъ о критик, мы подразумваемъ критику текущей англйской литературы, когда вы беретесь указать критик ея задачи, мы ждемъ отъ васъ указанй, обращенныхъ именно къ этой критик. Мн очень жаль, но я боюсь, что не буду въ состояни оправдать этихъ ожиданй. Я связанъ моимъ собственнымъ опредленемъ задачъ критики, какъ безкорыстнаго стремленя узнать и распространять все лучшее, что появляется на свт по части знаня и мысли.. Насколько текущая англйская литература участвуетъ въ этомъ ‘лучшемъ’? Боюсь, что не особенно много и, конечно, въ меньшей степени, чмъ текущая французская и нмецкая литература. И что-же, неужели, я долженъ измнить свое опредлене ради того, чтобы исполнить требованя извстнаго числа англйскихъ критиковъ, которые, впрочемъ, совершенно свободны въ выбор своихъ задачъ. Это значило-бы — заставить критику подчиниться одному изъ тхъ именно побочныхъ практическихъ соображенй, которыя, какъ я уже говорилъ, имютъ на нее столь пагубное вляне. Можно, конечно, убждать тхъ, кто занимается текущей англйской литературой (большую часть которой слдовало-бы оставить вовсе безъ вниманя), чтобы они, по крайней мр, старались примнять къ ней мрку того лучшаго, что извстно человчеству, для того, чтобы усвоить себ эту мрку, каждый критикъ долженъ вполн обладать литературой хотя-бы одного великаго народа, помимо своей собственной, и чмъ мене эта литература похожа на его собственную народную литературу, тмъ лучше для него. Но критика, о которой я собственно хлопочу, могущая намъ оказать помощь въ будущемъ, критика въ томъ смысл, въ какомъ ее понимаетъ нын вся Европа (гд критик и способности критической оцнки придаютъ такое огромное значене), есть та, которая видитъ въ Европ обширный духовный и умственный союзъ для совмстной дятельности ради одной общей цли., члены котораго имютъ въ своемъ распоряжени и знаня одинъ другого, и знаня древности римской, греческой и восточной. Оставивъ въ сторон спецальныя, временныя и мстныя преимущества, можно сказать, что тотъ современный народъ, который всего точне исполнитъ эту программу, безъ сомння сдлаетъ наибольше успхи въ умственномъ и духовномъ развити. Не слдуетъ-ли изъ этого, что и каждый изъ насъ въ отдльности, чмъ лучше выполнитъ эту-же программу, тмъ дальше уйдетъ по пути прогресса?
Такъ многое насъ манитъ! За что намъ приняться? Что насъ можетъ лучше подвинуть къ совершенству? Вотъ вопросы, на которые критику, имющему передъ собою такую обширную житейскую и литературную жатву, предстоитъ отвтить, сначала за себя, потомъ за другихъ.
Въ заключене, я повторю сказанное мною въ начал: испытать въ себ проявленя творческой дятельности есть величайшее счастье, величайшее доказательство полнаго обладаня жизненными силами, а критика можетъ дать это счастье въ извстной мр, но она должна быть искренна, проста, гибка и постоянно и ревностно заботиться о расширени своего кругозора. Человкъ со смысломъ и совстью всегда предпочтетъ это счастье тому, которое можетъ дать жалкое, надломленное, отрывочное, хотя и самостоятельное творчество. А въ извстныя эпохи другое творчество немыслимо.
Однако вдь только это самостоятельное творчество и можетъ дать намъ въ полной мр ощущене творческой дятельности. Въ литератур мы не должны забывать этого. Да разв возможно это забыть? Даровитой натур не такъ часто удается попасть въ благотворную атмосферу истинныхъ и жизненныхъ идей, вдохновиться ими до творчества, чтобы мы могли это забыть! Мы ясно сознаемъ превосходство такихъ эпохъ, какъ эпохи Эсхила и Шекспира. Такя эпохи несомннно составляютъ для литературы ея природную стихю. Он являются обтованной землей, на которую критика можетъ только указывать. Въ эту обтованную землю намъ не суждено войти, мы кончимъ свою жизнь въ пустын, но достаточно того, если мы стремились къ ней, если мы хоть издали привтствовали ее. Это будетъ нашимъ лучшимъ отличемъ среди современниковъ, лучшимъ нашимъ правомъ на уважене потомства.