М.Н. Катков
М.Н. Катков
Забота о России иностранных публицистов
Забота о России иностранных публицистов
Забота о России иностранных публицистов, Катков Михаил Никифорович, Год: 1882
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Какие иногда бывают удивительные совпадения! В ‘Revue des deux Mondes’ именно теперь появилась окончательная диагноза нашего недруга. В статье г. Анатолия Leroy-Beaulieu изображено наше несчастное положение, из которого нет иного выхода, как рекомендуемый нашими домашними врачами, легальными и нелегальными, патентованными и вольнопрактикующими. Утешительно по крайней мере, что добрые люди, даже на стороне, принимают в нас такое сердечное участие и так заботятся о нашем здоровье. В шестидесятых годах, мы помним, точно так же ко всеобщему удивлению вдруг заговорил по-русски, т.е. о русских делах (тогда был Польский вопрос на очереди), тоже в ‘Revue des deux Mondes’ г. де Мазад, который, по всей вероятности, никогда прежде русскими делами не занимался и ни в каком отношении к ним не состоял. Статьи г. де Мазада памятны нам. По поводу их очутились мы в столкновении с некоторыми из тогдашних правительственных лиц, не хуже нас знавших, почему вдруг французский публицист так заинтересовался нашими делами. Напечатав под своею редакцией и под своим именем то, что казалось нужным для некоторых целей, г. де Мазад затем оставил Россию в покое. Г. Леруа-Больё следит за нашими делами с заботливостью, которая граничит с самозабвением, с самоотвержением. Все свое внимание, всю политическую сообразительность свою посвящает он нашему отечеству, забывая о своем, и нам несет свои врачебные пособия, в которых, быть может, нуждалась бы Франция.
Заметьте эту особенность: о наших делах пишут иностранцы не столько для того, чтобы знакомить с ними свою публику, сколько чтобы нас вразумить и направить. Когда г. Щербюлье пишет свои остроумные и язвительные статейки о Бисмарке, то, конечно, не рассчитывает подвигнуть императора Вильгельма или его канцлера на какое-нибудь решение, но когда иностранный писатель о наших делах повествует, то его писание рассчитывается главным образом на то, чтобы произвести известный эффект в наших высших правительственных сферах и вызвать там решение… Легко сказать: через французский журнал нам советуют, почти предписывают, изменить наш государственный строй, веками слагавшийся…
Бедная Россия, бедная Федосья! Она и не думает быть больною, а ее уложили в постель. И ветлянская чума, и жучки с гессенскою мукой, и то, что солнце летом печет, и что зимою бывает морозно, — все это прописывается в ее скорбный лист с неизменным назначением ‘правового порядка’ в каком-нибудь препарате. Все преисполнены гражданской скорби, у всякого вместо вида свой идеал в кармане, все ищут завтрашнего дня, и все сулят нашей Федоре царство небесное, хотя она вовсе не расположена покинуть юдоль земного существования.
Скажите, однако, на что это похоже! Мы все привыкли к обману, который неотвязчиво морочит нас в продолжение многих лет. Но человека свежего должно страшно поразить зрелище, которое мы теперь представляем собой. Если Бог даст, благополучно миновать время, которое мы теперь переживаем, все с изумлением увидят, какими грубыми средствами морочит нас интрига.
Россия, конечно, не рай земной, и мы не знаем, какая страна на земном шаре претендует быть раем. Везде есть люди и дурные, и хорошие, и пополам. Везде люди нуждаются, везде заболевают и везде смерть есть удел людей. Везде бывают всякого рода бедствия, везде бывают всякого рода злоупотребления, и в России отнюдь не больше, чем в других странах, и не более, чем во Франции, гг. французские публицисты. Напротив, история России более чем какой-либо иной страны есть непрерывное восхождение из силы в силу, несмотря на все неизбежные в человеческих делах ошибки правительства, злоупотребления и грехопадения. Всякий случай казнокрадства, хищения, своекорыстия и т.п. ставится в укор нашим государственным учреждениям. Но может ли быть больше казнокрадства, и хищения, и разной мерзости в общественных делах, как, например, в Северной Америке? Чтобы не ходить далеко, сличите за минувшие двадцать лет ход дел в России с судьбою других стран. Было ли в России что-либо похожее на то страшное междоусобие, которое пережили Соединенные Штаты? Было ли во всей ее истории что-либо подобное тому позору и погрому, которые испытала на наших глазах Франция? Имеет ли основание Россия завидовать теперешнему положению Англии?
Господа врачи: Россия, право, не больна. По физическим условиям своего организма она здоровее и сильнее теперь, чем когда-либо, но она одурачена, она уложена в постель как больная…
Все кричат, что Россия погибает от чрезмерного, от исключительного господства бюрократии. Но в России никогда не было бюрократии как системы. У нас нет того Beamtenthum [чиновничества (нем.)], каким справедливо гордится Пруссия, нет той централизации, какую создала во Франции революция и Наполеоновская империя. До отмены крепостного права в России господствовало поместное дворянство и управляло народными массами не на бюрократических основаниях, но на праве частной собственности. После освобождения крестьян в России появились разные автономии, которые de facto упраздняют самый принцип государственной власти. Не в том ли истинное наше зло, что государственная власть наша считается наполовину упраздненною и теперь приглашается совсем покончить с собою? Не в том ли наше зло, что мы дозволяем трактовать нас как расслабленных, будучи здоровы и крепки, и отдаемся в руки самой нахальной, самой очевидной интриге? Нам нужно сильное правительство, но не в том смысле, чтобы стеснить жизнь, как облыжно хотят интриганы представить усиленное действие власти, а напротив, действие государственной власти нужно для того, чтобы вырвать нас из того больничного состояния, в котором мы находимся, чтобы разогнать шарлатанов, чтоб обезнадежить интригу, чтобы дать всем законным интересам вздохнуть свободно, чтобы войти в обладание нашими ногами, руками, наконец, головой, — без чего какая же жизнь возможна?
Нет, не le tchinovnisme, как пишет французский публицист, наша беда: кто теперь думает о чиновнизме? Нет, беда наша в том, что мы даем повод подвергать у себя все вопросу, даже наше существование. Нет пустой головы, которая не имела бы готового проекта для преобразования нашего государственного строя. Вот почему наше общество во всех слоях своих, и в высших более чем в низших, так легко обрабатывается самою враждебною политическою интригой. Это состояние самое опасное. Опасное не потому, чтобы мы боялись за существование России, но оно может подвергнуть живущее поколение тяжкому и гибельному кризису. При таком состоянии общества даже здравомыслящие порознь люди дают, собравшись, негодный дух. Когда люди не чувствуют твердой почвы под ногами, когда умы в разброде и сами не знают, чего хотят и чего ищут, тогда по малой мере бессмысленно искать опоры в обществе. Можно ли опираться на то, что лишено почвы и само нуждается в опоре?
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 1882.19 мая. No 137.