Причины, породившие у нас нигилизм, и перемена русской внутренней политики по польскому вопросу, Катков Михаил Никифорович, Год: 1866

Время на прочтение: 5 минут(ы)

М.Н. Катков

Причины, породившие у нас нигилизм, и перемена русской внутренней политики по польскому вопросу

Событие 4 апреля продолжает господствовать над умами во всех классах общества. Благодарственные молебствия, изъявления радости о спасении жизни Царя не прерываются, и в то же время все внимание общества сосредоточено на деле величайшей государственной важности, которое производится теперь в Петербурге. Над всеми толками и интересами господствует вопрос об истинных причинах злодеяния, которое грозило повергнуть Россию в страшные бедствия. Всякому понятно, что зло заключается не в одном только злодеянии, а несравненно более в тех причинах, которые подготовили его. Личность преступника, среда, из которой он вышел, далеко не исчерпывают той задачи, которая предстоит следователю и которая заботит всю Россию. Преступник находится в руках правосудия, и имя его известно, среда, к которой он принадлежит по своему образу мысли и нравственному складу, также известна, но какая польза от того? Удовлетворено ли правосудие, удовлетворены ли интересы государства или интересы страны тем, что во время пожаров было захвачено несколько негодяев, уличенных в поджоге, и расстреляно без дальних околичностей? Такое дело, как преступление 4 апреля, не может остаться без разъяснения, всякая попытка замять его была бы сама преступлением почти равносильным. Прошлогодние пожары оказалось возможным объяснять неосторожным ставлением самоваров, развившеюся ревностью баб, усилившимся пьянством мужиков. Неужели с преступлением 4 апреля можно поступить таким же образом, неужели и относительно его можно остановиться на подобном объяснении, неужели можно удовольствоваться при его объяснении только указаниями на нигилизм и полагать, что все дело было бы сделано, если бы были захвачены ближайшие сообщники преступника? Что так называемый нигилизм есть язва, требующая серьезного целения, в этом не может быть сомнения, но не может быть также сомнения в том, что наш нигилизм есть сам не более как признак, а отнюдь не корень зла, не более как продукт известной действующей силы, а отнюдь не сама эта сила. Нигилизм возможен у нас вследствие жалкого состояния нашего образования, и, возвышая образование, мы отнимем у нигилизма его почву. Это совершенная правда, и об этом надобно всеми мерами заботиться. Но разве далеки от нас те времена, когда образование было у нас не лучше, а о нигилизме не было и помину? Если не принимать серьезных мер к улучшению казенных училищ, в которых этот яд преимущественно вырабатывается, то он может глубоко проникнуть в народный организм и сделаться самостоятельным элементом разложения для государства и общества, но покамест он не имеет никакой силы в народной жизни, а развивается и поддерживается из условий, ей чуждых, правительственными средствами. Мы говорим не об одних школах, мы говорим также и о литературе, которой действия осязательнее и доступнее для контроля. Стоило предоставить небольшую долю независимости русскому печатному слову, и нигилизму не только в общественном мнении, но даже и в молодежи уже нанесен чувствительный удар. Между тем нигилизм находит себе приют в таких изданиях, которых существование не зависит от общественного сочувствия. Чтоб эти слова не могли быть найдены голословными, произвольными и бездоказательными, приведем пример, уже указанный в нашей газете. Губернские ведомости обязательно выписываются церковными приходами, волостными правлениями и т.д., издаются они чиновниками, подведомыми министерству внутренних дел. А между тем не одна ли из этих газет наставнически советовала находящейся в одном губернском городе с нею семинарии выписать для ученической библиотеки сочинения Фохта, Молешотта (для детей) и нашего казеннокоштного первосвященника нигилистов Добролюбова, выражая надежду, что этот совет не останется без исполнения?
В чьем интересе даются подобные советы, можно заключить из того, что эта же самая газетка, как у нас тоже было указано, сочла позволительным сократить известную высочайшую телеграмму к генерал-губернатору юго-западного края и вычеркнуть из нее слова: обрусение края. Этому изданию ведомства внутренних дел до того не нравится обрусение западного края, что оно осмеливается переиначивать слова Монарха. Там оно хочет, стало быть, полонизма, на русской почве оно находит нужным отравлять нигилизмом умы будущих пастырей народа. Невольно припоминаются слова Мерославского, что на русской почве надобно всячески разводить нигилизм, а по ожидаемом восстановлении Речи Посполитой всех нигилистов нещадно перевешать, если они дерзнут остаться на польской почве. Кто имел возможность следить в последние годы за несчастными заблуждениями нашей молодежи, тот знает, что они возникали не из туземных мотивов и не собственною силою развивались, тот знает, что нигилизм сам по себе есть явление совершенно ничтожное и производное, — не более как одно из средств, которыми действует государственная измена.
Было бы странно искать корней преступлению 4 апреля в нигилизме, когда он сам не имеет в себе корней своих. Есть слухи, что злодей выдал нескольких из своих сообщников, но очень может быть, что он сам не знает главных виновников своего преступления, тех людей, кому оно было нужно и кем оно было подготовлено. С другой стороны, очень может быть, что главные виновники преступления не знали той формы, в которой предполагалось совершить его.
Минута, избранная для посягательства, угрожала опасностью польскому делу на русской почве. До сих пор в западном крае были принимаемы успешные меры к подавлению мятежа, к отнятию демонстративного характера у тамошней полыцизны и к ограждению крестьян от произвола помещиков. Органических мер к обрусению края не было принимаемо, и весь ход тамошних дел теперь, как прежде, зависит исключительно от политических взглядов, имеющих преобладание в Петербурге. 10 декабря состоялось высочайшее повеление, долженствующее составить новую эру в истории западного края, но чтоб это высочайшее повеление осуществилось достойным образом, для этого нужен ряд других мер, которые по стечению обстоятельств, не всегда понятному, до сих пор замедлялись. Словно какой-то рок не хотел допустить, чтоб осуществление высочайшего указа 10 декабря было обеспечено от влияния случайностей. Все, по-видимому, соглашаются, что водворить русское землевладение в западном крае невозможно без учреждения ссудного банка. Все, по-видимому, убеждены в настоятельной потребности построить железную дорогу из Москвы в Киев. Все желают и многих других органических мер, способных придать серьезное значение указу 10 декабря. А на деле почему-то ни одна из этих органических мер не приводится в действие. Что это такое значит? Случайность ли это или действие тончайшей интриги, которой не замечают те, кто ей подчиняется? Но как бы то ни было, поборники польского патриотизма не могут полагаться на прочность положения вещей, ежечасно грозящего их делу целым рядом серьезных ударов. Когда-нибудь да должен же быть конец этой непонятной с русской точки зрения медлительности. Этим объясняется небывалое доселе накопление в Петербурге польских помещиков, съехавшихся туда из всех частей западного края. Они, видимо, ожидают коренного изменения в русской политике. Мы далеки от мысли обвинять их в сообщничестве с злодеем, посягнувшим на жизнь Государя Императора. Мы только выставляем на вид, что в минуту преступления единственный серьезный политический интерес был именно тот самый, который привлек в Петербург этих польских гостей. Этот интерес — перемена русской внутренней политики по польскому вопросу. В этом интересе одни могли воспользоваться политическою близорукостью тех или других лиц из наших высших классов, чтоб отвлечь их от русского национального дела во имя мнимых сословных или землевладельческих интересов, между тем как другие, имея более выгодное мнение о русском высшем классе, могли издалека взяться за наш нигилизм, чтобы довести его до исступления. Все это очень возможно, и если так было в самом деле, то понятно становится показание одного из корреспондентов ‘Голоса’, что еще задолго до 4 апреля в западном крае ходила молва о какой-то будто бы предстоящей в апреле месяце катастрофе. Нельзя также не придавать значения слуху, который идет из весьма хороших источников. Мы уже упоминали однажды, что недели за две до покушения одна дама польского происхождения проронила в разговоре с одною русскою дамой весьма определенное слово об ожидаемом покушении. Теперь, как сказывают, бедная старушка вдруг сошла с ума: она стала бросаться на людей и больно кусается, так что не нашли ничего лучшего сделать, как отвезти ее в дом умалишенных.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 19 апреля. 1866. No 82.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека