Забава дев, Кузмин Михаил Алексеевич, Год: 1911 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

М. А. Кузмин.

Забава дев.

Комическая опера в 3-ех действиях и 5-ти картинах.

Действующие лица:

Султан.

Визирь.

Венецианцы:

Учеллино.

Папалуччо.

Продавец невольниц.

Астролог.

Мустафа, повар.

Пожилая дама.

Зумруд, султанша.

Кандакша, старая султанша.

Айша, служанка Зумруд.

Советники, одалиски, рабыни, игроки, дервиши, солдаты, слуги, народ.

Действие происходит в Константинополе.

Действие первое.

Картина 1.

0x01 graphic

В караван-сарае.

Явление 1.

Верхняя комната в гостинице, где живут Учеллино и Папалуччо, откуда несколько дверей ведут на крышу. Несколько приятелей пьют и играют в карты. Горят свечи, вечер. Учеллино сидит, задумавшись, поодаль.

Хор игроков.

Ах, не Европа ль

Константинополь?

Зачем же нам здесь скучно так?

Хоть мы и дружны,

Кому здесь нужны?

На нас с презреньем смотрит всяк.

Здесь есть базары,

Здесь есть Гюльнары,

Но нас собакой все бранят.

Сказать по чести,

На всяком месте

Мешок и петля нам грозят.

Но мы не тужим,

Веселью служим:

Вино, игра, любовь — для нас.

Смеясь, играем

И забываем,

Что, может, близок смерти час.

Папалуччо (походя к Учеллино). Не грусти, приятель, это даже не особенно мило по отношению к твоим друзьям: смотри, такая приятная компания, играют пьют, поют, все тебя любят, а ты вздыхаешь, будто влюблённая институтка или потерявший корабли купец. Ободрись, гляди веселее.

Учеллино. Ты прав. Простите, господа, мою рассеянность, поверьте, я всех вас сердечно люблю и очень благодарен вам за ваше посещение. Не обращайте на меня внимания: я получил сегодня дурные известия из Венеции, — вот и вся причина моей грусти, вам же я очень рад.

Папалуччо. Друзья, выпьем же за то, что бы известия, полученные нашим Учеллино, оказались ложными, и разойдёмся по домам. Уже восток сереет, и хозяину нужен покой. Будь здоров, Учеллино, утро вечера мудренее.

Учеллино (тихо). Когда все разойдутся, вернись ко мне, нам нужно поговорить серьёзно.

Папалуччо. Об известиях?

Учеллино. Да.

Папалуччо. Отлично.

Гости чокаются с хозяином и расходятся, напевая: ‘Ах, не Европа ль’. Учеллино остаётся один.

Явление 2.

Учеллино один.

Учеллино. Б-же, напрасно ли я переплыл море, бросил родину, родных? И что же? Здесь, на чужбине, я нашёл себе ещё большую муку, несчастный!

Безумен, кто любви бежит,

Когда любовь в самом лежит.

Любовный бред —

Источник бед.

Беги одной, придёшь к другой

И снова будешь сам не свой.

Закрой глаза, увидишь сон,

Открой — он в тело облечён.

Любовный бред —

Источник бед.

Так можешь сотню перебрать, —

И всё любви не отогнать,

Так трудно летнюю порой

Прогнать докучных мошек рой.

Ничто: ни горы, ни моря —

В любви не защитит тебя,

Безумен, кто любви бежит,

Когда любовь в самом лежит!

Любовный бред —

Источник бед.

Возвращается Папалуччо.

Явление 3.

Учеллино, Папалуччо.

Папалуччо. Твои ‘известия из Венеции’ были, конечно, только для посторонних, но для меня, вероятно, найдутся известия из Константинополя. Поделись ими, ели ты нуждаешься в моей помощи. Я, как доктор, должен знать причины, породившие болезнь. Ну, признавайся: уверен, что какие-нибудь пустяки.

Учеллино. Я влюблён, Папалуччо.

Папалуччо. Так я и думал. Любовь не скроешь, она, — как чеснок, — только с той разницей, что запах чеснока не скроешь после того, как съешь его, а любовь видна и после и до! До обеда — она ещё заметнее для постороннего глаза. Ну, ты влюблён, что ж из этого?

Учеллино. То же, что я влюбился в султаншу.

Папалуччо. В султаншу? Это дело надо бросить. Ты бы лучше влюбился в утреннюю звезду или в собор Святой Софии.

Учеллино. Я умру без неё, Папалуччо, уверяю тебя.

Папалуччо. Положим, это вздор, но дело серьёзно. Да где же ты её увидел?

Учеллино. На базаре, когда её несли в паланкине.

Папалуччо. И что же из её красот ты увидел?

Учеллино. Полглаза, спину, кончик носа и два пальца левой руки.

Папалуччо. Браво! Более, чем достаточно!

Куплеты.

Любовь — художника быстрее:

Она нам дорисует всё,

Когда, мечту свою лелея,

Мы мыслим: ‘Это всё — моё’.

Дай нам каблук — нога готова,

Дай нам платок — лицо уж есть,

И мы в мечтах опять и снова

Красоты может перечесть.

Кусочек брови — локон чёрен,

Кусочек шеи — грудь бела,

Наш зоркий взор в любви упорен,

В мечтах фантазия смела.

Мы по походке отгадаем

Характер девицы любой,

В изгибах стана прочитаем:

Атаку ль весть иль бить отбой!

Учеллино. Я умру, если её не увижу!

Папалуччо. Ты думаешь, это так легко сделать? Это не Венеция, где можно встречаться на площади, на морских прогулках, давать серенады и посылать любовные записки, — а в султанский гарем как сунешься? Живо в мешок да в воду.

Учеллино. Всё равно, мне и теперь не легче.

Папалуччо. У тебя ни признака усов и бороды. Ты бы легко мог сойти за девушку, но здесь может выйти осложнение с султаном, если последний обратит на тебя своё внимание.

Учеллино. Да, это неудобно.

Папалуччо. Если тебя внести в сундуке под видом тканей, ты можешь там задохнуться, так как никто не поручится, что сундук откроют тотчас, хотя женщины и не вытерпят получасу, что бы не посмотреть купленных материй, но всё же рискованно.

Учеллино. Мне всё равно, что угодно, что угодно, только бы видеть её, иметь возможность сказать ей про любовь, чувствовать её близость.

Входит слуга.

Слуга. Да простят меня благородные господа, я попрошу их уйти с крыши в комнату…

Учеллино. Это почему?

Папалуччо. Что за чёрт?..

Слуга. Да хранит Аллах и меня, и вас, почтенные господа. Дело в том, что я не могу вам сказать того, о чём сейчас кажу, потому что это секрет… О, государственный секрет… Там пришли стражники и сообщили, что по нашей улице вскоре пройдёт сам султан со своим визирем, — оба они переодеты купцами и сохраняют строжайшее инкогнито. На крышах сидеть во время их прохода строго запрещается…

Папалуччо. Не думают ли ваши полицейские, что мы бросим отсюда бомбу?

Слуга. Нет, но эта крыша нужна нам самим.

Учеллино. Для чего?

Слуга. Какой глупый! Что бы говорить с султаном…

Папалуччо. Султан полезет к нам на крышу?

Слуга. Зачем полезет? Султан будет говорить со стражниками, которые то же переодеваются теперь купцами, он будет думать, что говорит с народом, всякому повелителю правоверных лестно походить на халифа Гаруна аль-Рашида, почтенные господа, и мы все, да хранит его Аллах, должны помогать султану. Ай… Ай… Ай… Быть мне посаженным на кол: вы ещё у крыши, а султан с визирем уже подходят… Спасайся, кто может… (Убегает).

Учеллино и Папалуччо (вместе). Выйдем на крышу… (Выходят).

0x01 graphic

Входят султан и визирь.

Султан (визирю). Не находишь ли ты, мой друг, что мы поступаем не совсем конституционно, отправляясь теперь инкогнито по городу? Что сказал бы на это диван?

Визирь. О повелитель… Наш почтенный диван на хороших пружинах. Но вот на крыше я вижу двух купцов, — не пожелаете ли заговорить с ними, ваше величество?

Султан. Как? Опять купцы и на той же самой крыше?

Визирь. Слушаю, всемилостивейший повелитель, — в следующий раз они будут уже на другой.

Султан. Пожалуйста, — это как будто указывает на застой нашей торговли. (Обращается к Папалуччо). Послушай, почтенный чужестранец, не знаешь ли ты, как пройти на базары?

Папалуччо (с крыши). Неужели вы не знаете, почтеннейший? Это очень просто: идите прямо, потом поверните обратно, и когда дойдёте опять до того места, где стоите, то окажетесь как раз на базаре.

Султан. Действительно, это очень просто. Да благословит тебя, кяфир, Аллах и твою мудрость. (К визирю). Пойдём, мой друг, последуем совету этого неверного, и с восходом солнца, я надеюсь, мы дойдём наконец до базаров. (Проходят по улице).

Папалуччо. Вот он, Восток, недаром его называют Ближним…

Учеллино. И этот человек обладает моей султаншей?

Папалуччо. Вернее, это человек, султаншей которого ты хочешь обладать.

Учеллино. Ах, это всё равно…

Папалуччо. Ты думаешь?

Учеллино. Папалуччо… Я брошусь вниз с этой крыши: я не вижу другого исхода…

Папалуччо. Учеллино… У тебя нет ещё под рукой аэроплана. Но ты даёшь блестящую идею… Завтра у тебя вырастут крылья, на которых ты перелетишь отсюда в объятия твоей султанши…

Учеллино. Ты смеёшься надо мной?

Папалуччо. Нисколько! Я читал в наших газетах, что у ферарского дюка был человек, сидевший в большой клетке и певший скворцом. Не устроить ли и нам чего-нибудь в таком же роде? Я закажу клетку, одену тебя птицей и вывезу на базар продавать. Наш султан известен как большой любитель всяких диковин, и я уверен, что он тебя купит в гарем, — и вот ты — у предела своих желаний. Оказывается, что и чтение журналистов может быть полезно.

Учеллино. Постой, но как же я буду изображать птицу?

Папалуччо. Тебе сошьют костюм по рисунку Судейкина!

Учеллино. А петь?

Папалуччо. Нет ничего легче. Давай попробуем с движениями. Ну, раз, два, три!..

Вальс. Оба поют вокализ и подражают движению птиц.

Папалуччо. Ну, я иду и сейчас же принимаюсь за работу, тебе же мой совет: уснуть и не печалиться раньше времени.

Учеллино. Я не нахожу слов, что бы благодарить тебя. Ты — истинный друг.

Папалуччо. Ну полно, полно. Спокойной ночи. (Уходит).

Явление 4.

Учеллино, Зумруд.

Учеллино. Боже, не дай погибнуть! Неужели счастье мне улыбнётся? (Засыпает).

0x01 graphic

Сквозь нежный туман видна фигура Зумруд, которая в томлении протягивает к спящему руки.

Зумруд

О мой возлюбленный, взгляни:

В гареме душном увядаю,

Как роза, что растёт в тени.

Взгляни, взгляни, как я страдаю.

На помощь не придёшь ли к той,

Что быть должна твоей мечтой?

Ведь для тебя моя любовь,

Тебе мои все поцелуи,

Воспламенись! Забьётся кровь,

Как гейзера живые струи.

Но что б меня освободить,

Ты должен взять оковы плена.

Нас тайная связует нить,

Пусть не страшит тебя измена.

И, сладкой негой упоя,

Тебе скажу тогда ‘твоя’.

Видение исчезает. После арии Зумруд исчезает вместе с последними словами своей песни, на крышу входит стражник, переодетый купцом.

Учеллино (бросаясь в объятия стражника). Ты здесь? О чудо… Люби меня… Люби.

Стражник (сражён, но не очень). Подожди, некогда… На крышах строго запрещается теперь, — уходи.

Учеллино (приходит в себя). Куда уходить? Кто вы? Зачем вы здесь?

Стражник. Ух, какой глупый… Как баран, как влюблённый ишак! Ступай, я потом приду.

Учеллино. Вы опоздали, султан уже прошёл мимо этого дома, когда мы с моим другом сидели здесь.

Стражник. Что же ты мне раньше-то не сказал об этом, а то ‘люби меня’ кричит, а за что любить, не говорит ни слова… Ну, теперь становись поудобней! Вот так… Не смей по крышам лазить, развратник, когда султан мимо тебя ходит. (Начинает колотить Учеллино дубинкой). Не смей…

Учеллино (кричит). Ай! Караул… Ай… Караул!

Показывается султан с визирем.

Султан. Что я вижу? Купцы дерутся. Остановитесь, негодяи. Клянусь Аллахам, виновный будет наказан…

Стражник. Я уже наказываю его, господин. Проходите.

Султан. Но разве ты ничего не слыхал о неприкосновенности личности?

Стражник. Да разве это личность? Я к его личности не прикасаюсь, господин.

Визирь. Он прав по-своему, повелитель.

Стражник. И кроме того, если бы вы послушали слова этого человека, вы бы сами захотели отлупить его…

Визирь. А я добавлю, повелитель, что этот человек кричал сейчас ‘караул’ и нарушил тем общественную тишину и спокойствие, поэтому ему следует прибавить ещё несколько палок, даже в том случае, если теперь он уже замолчал.

Султан (обращаясь к стражнику). Продолжай, добрый человек, своё дело и прости нас, что мы прервали твой кропотливый труд.

Стражник. О господин мой… Но если он будет опять кричать?..

Султан. Побереги по возможности его голос, друг мой, ты сбережёшь и свою палку: она может пригодиться тебе самому.

Визирь. О мудрый повелитель… Само солнце озаряет твою голову — ты говоришь, как Гарун аль-Рашид…

Султан. Действительно, солнце уже стыдливо краснеет на верхушках тех кипарисов, и нам пора возвратиться домой. (Уходит с визирем).

Стражник (Учеллино). Ну, вставай на колени.

Учелинно. Что такое?

Стражник. У, какой глупый… Как баран, как влюблённый ишак! Вставай на колени, удобней будет.

Учелинно. Зачем?

Стражник. Ах, какой глупый!.. Как баран, как влюблённый ишак! (Смеётся).

Хор ночных гуляк проходит по улице, танцует и поёт.

В отдалении на улице вновь показываются султан и визирь.

Султан

Ну, не Европа ль

Константинополь?

Недаром здесь Олега щит

Прибит был как-то…

Не скроешь факта —

По швам тот щит теперь трещит!

Визирь

В руках у немцев,

Берлинцев, венцев

К культуре мы стремглав летим.

Нам строят флоты,

Диктуют ноты —

Мы вскоре знать себя дадим.

Султан

Нас ревизуют,

Но не надуют.

Мы провести сумеем всех.

Ах, всё напрасно —

Народ прекрасно

Живёт средь счастья и утех!

Визирь

Что б не болтали,

В газетах врали,

Хоть отбавляй у нас свобод:

Вы все свободны, —

Лишь были б годны, —

Скачите к нам вы в хоровод!

Занавес.

Картина 2.

0x01 graphic

Рынок невольниц.

Базар. День. Оживленье. Клетка с Учеллино, Папалуччо — около, в восточном наряде.

Хор

Ходим на базары,

Смотрим на товары:

Здесь кинжалы и шальвары,

Ткани, бирюза,

День ходить без дела

Нам не надоело,

Пока солнышко не село

В тёмные леса.

Любим слушать враки,

Любим вой собаки,

Хоть и спорим мы до драки, —

Веселы всегда.

Всё нам будто мало,

Каждый день сначала,

Пока на небе не встала

Первая звезда.

Танец дервишей.

Продавец невольниц. А вот! А вот! Почтенные господа, невольницы на все вкусы, на все возрасты, на все состояния. От восьмилетних малюток, купить которых будет истинным делом милосердия, до шестидесятилетних матрон, да продлит небо их век! Здесь есть невольницы, фигуры которых не отличишь от фигуры мальчика в семнадцать лет, и есть пышные гурии, которые, лишь поднявшись с софы, снова принуждены на неё опуститься от тяжести роскошных форм. Есть лёгкие, как ласточки, которые на ложе не оставляют малейшей складки, и есть благословенные Аллахом, после которых на перинах остаются глубокие углубления, как сладостные пещеры. Есть умеющие петь, играть на лютне, танцевать, ткать, прясть, мыть, шить и расчёсывать голову, есть искусные в математике, физике и астрологии не хуже Араста. Есть умницы умнее султанских советников и царя Сулеймана ибн Дауда, есть хохотушки, любящие щёлкать орехи, что бы показывать свои зубы. Есть молчаливые, как мумии, и говорливые, как Шахразада или ‘немая’ жена одного из знаменитых мужей среди неверных. Есть расточительные, что разоряют мужа на тряпки, и есть такие, что сами мужу добудут достаток. Там, где самому неудобно приобретать, всегда можно выпустить ‘даму под вуалью’. Есть Армиды и Клеопатры, что, начав целовать во вторник, не кончают и в пятницу, есть девственницы, которые чем больше мужей имеют, тем девственное делаются. На все вкусы, на все возрасты, на все состояния. Чего хочешь, того просишь.

Для вас, почтенные заказчики,

Я всех красоток дам образчики!

Кто хочет тонкую брюнетку,

Еврейку можно предложить,

Кто ищет белую кокетку,

Голландкой можем вас пленить.

Вот итальянки и испанки,

Кто ищет смуглой страсти жар,

Вот абиссинки, негритянки,

Полдневных стран палящий дар.

Вот англичанки, вот вам немки,

Кто ценит светлый цвет волос,

А вот румынки и богемки,

Вот девы с острова Хиос.

Вот девы Франции прекрасной:

Они быстры, легки, тонки,

Персиды дева — сладострастной

Достойна царственной руки.

Цветы империи Небесной

И сёстры их, японки, есть,

Но всех красот страны чудесной

Мне, право, вам не перечесть.

Идите все, идите сами,

Скорей, скорей: близка уж ночь.

Безусый мальчик, муж с усами —

Все страсть не могут превозмочь.

Для вас, почтенные заказчики,

Я всех красоток дам образчики.

Хор невольниц.

Возьмите нас, купите нас,

Уж тёмной ночи близок час!

Возьмите нас, купите нас,

Пока луч Солнца не погас.

Мы так кротки, мы так смирны,

Мы так покорности полны,

Ласкает грудь морской волны,

Волны милей, ласкаем мы,

Очей прозрачен водоём,

От Солнца косы расплетём,

Кого томит любовный час,

Возьмите нас, купите нас.

Голландка

(из водевиля ‘Голландка Лиза’)

Ко мне, ко мне, мин хир, мин хир (мои господа)!

‘Вы любите ль голландский сыр’? —

Спросил давно Кузьма Прутков, —

У нас на женщин вкус таков.

Пересекали мы экватор,

Изобретён здесь авиатор,

Ведь предварили иностранца,

Найдя ‘Летучего Голландца’.

Какао варим, скот доим,

Любовью свежей одарим.

Кого манит голландский сыр,

Вилькомен, хир, вилькомен, хир (идите сюда, господа (нидер.).

Продавец невольниц. Теперь, когда почтенные господа хотя бы приблизительно осведомлены о характерах и достоинствах этих милых птичек, я счастлив иметь возможность показать вам их грацию и искусство в танцах. Ну, голубки, за дело! Старинный турецкий танец. Барабанщик и флейтист, начинайте, а ты, арфа, не отставай.

Танец одалисок.

Продавец эликсира. А вот! А вот! Чудесный напиток, дивный эликсир, который мёртвого может воскресить и параличного заставить плясать.

Кто в любви приутомился,

Пусть подходит, коль решился.

За флакон скорей беритесь,

Что бы силы вновь явились.

Старички с весёлым духом,

Подходите, не стыдитесь,

Торопитесь, торопитесь,

Ваша плешь покрыта пухом.

Те, кто жёнам угождает,

Подходите, не стыдитесь,

И, отведав, убедитесь,

Как все силы умножает.

Неискусный в этом деле,

Пусть подходит, коль решился.

Я хочу, что б удивился,

Сколько счастья в его теле.

Папалуччо. Хорошо он пел для господ кавалеров, но для нежных и скромных дам имею я нечто предложить. Не эликсир, о нет! Благодарение Аллаху, прекрасный пол в нём не нуждается, а если чего и требует, то скорее охладительного бальзама… Но дивную птичку, забаву дев, усладу уединений предлагаю я вам.

Все. Забава дев?!

Папалуччо. Она столь же прекрасна на вид, сколь нежным и сладким голосом обладает, причём может петь с вечера до утра и с утра до вечера.

Все толпятся вокруг клетки. Выход султанши: её выносят на носилках, перед клеткой она останавливает рабов, народ её не замечает.

Зумруд. О чудная птица, дивный сон, не сбываешься ли ты наяву?!

Учеллино. О дивное видение, чудный сон, не сбываешься ли ты наяву?!

Пожилая дева (из толпы). Продавец, друг мой, где же у твоей птицы забава дев?

Папалуччо. Она вся зовётся ‘забавой дев’, и я спою вам её историю.

Голос из толпы. Слушайте, слушайте. Не мешайте.

Пожилая дева. Я сама дева и, кажется, имею право…

Голос из толпы. Тише, тише… Он начинает…

Папалуччо

Есть чудный остров на море,

Зовётся: ‘Остров любви’,

Там нет ни скорби, ни горя,

Лишь счастье и радость лови!

Поют там райские птицы,

Чудесен сладкий напев,

Зовутся те дивные птицы,

Конечно, ‘забавами дев’.

Припев:

О, плащ сними,

Любовь возьми,

Возьми открыто,

Ведь, плащ надев,

Забава дев

От нас уж скрыта.

Под дубом дева мечтает,

Находит лёгкий сон,

А в полночь птица слетает

И мигом союз заключён.

До утра страсть её нежит,

До утра сладостный рай,

Но только заря забрезжит,

Шепнёт ей любовь: ‘Ну, прощай’!

П-в.

Едва ли попасть кто может

На остров сладких грёз,

Но пусть вас тоска не гложет:

Одну из них вам я привёз.

Покинуть не может клетки,

И день, и ночь поёт,

Ах, жёны и малолетки,

В ней каждая счастье найдёт.

П-в.

Зумруд мечтательно повторяет часть припева.

Зумруд. Прощай, милая птичка, жива не буду, если не получу тебя. (Делает знак рабам, что бы они несли носилки дальше).

Голоса из толпы. Не посоветовал бы я тебе, Бей, покупать эту птицу для своего гарема. Это годится вдовам. А недурна, клянусь моей бородой. Торгаш хорошо пел. Хвастал, наверное. Все они — таковы, что торгаши, что советники: послушать их, золотой век наступит, а на деле одни пустяки, всегда, как говорится: ‘По усам текло, а в рот не попало’! Это к делу не относится. По-моему, эта птица — одно суеверие.

Пожилая дева. Я всё-таки хотела бы её осмотреть более подробно.

Общий смех. Со страшным шумом входит визирь и останавливается перед клеткой.

Визирь. Что за шум? Что за собрание? Что за странная клетка?

Папалуччо. Почтенный господин, да будет небо к тебе благосклонно: здесь базар, как тебе известно, а там, где базар, туда часто приходят праздные люди, которым некуда себя девать, а там, где собирается много людей, трудно избежать шума и споров, а клетка… Клетка…

Визирь. Продолжай. Не хочешь ли ты сказать, что споры всегда кончаются клеткой, а?

Папалуччо. Я не хотел этого сказать, я — не философ. Клетка эта — просто клетка, где сидит заморская птица.

Визирь. Заморская? Кто смел сюда ввозить заморских птиц? Не хочешь ли ты сказать, что у султана не хватает своих птиц, а?

Папалуччо. Я ничего не хочу сказать, я говорю только то, что говорю, и то, что есть на самом деле. Птичку привёз я, и добрый народ с утра уже дивится её видом и пением.

Визирь. Она умеет петь? Не хочешь ли ты сказать, что наши птицы не умеют этого делать?

Папалуччо. Опять-таки, я чужд всяких намерений, я только говорю, что данная птица поёт, как сирена. Кроме того, соблаговоли обратить внимание… Кроме своего редкого вида, которые дали ей прозвище ‘забава дев’, дара пения, она ещё обладает способностью отвечать на все вопросы, хотя знает всего три слова.

Визирь. Какие же?

Папалуччо. ‘О да’, ‘о нет’ и ‘может быть’.

Визирь. ‘О да’, ‘о нет’ и ‘может быть’? Это занятно.

Папалуччо. Очень занятно, уверяю тебя господин. Не хочешь ли ты испытать её?

Визирь. Испытаем. (Откашливается). Птичка, правда ли, что главный визирь султана мудр, кроток и милосерд?

Учеллино. О нет!

Визирь. Как ‘о нет’?!

Папалуччо. Не расстраивайся, господин, и не приходи в негодование: птичка лучше нас знает истину, это — вещая птичка…

Визирь. Не думаешь ли ты… Птичка, правда ли, что народ обожает главного визиря, молит небо о продлении его власти, за которую ежеминутно благодарит всемилостивейшего Аллаха?

Учеллино. О нет!

Толпа. Дивная птичка, вещая птичка!

Визирь. Но послушай, твоя птица знает только один ответ на самые разнообразные вопросы.

Папалуччо. Клянусь Аллахом, она знает все три ответа, ты не привык ещё её спрашивать. (Учеллино). Правда ли, что главный визирь султана глуп, жесток и бестолков?

Учеллино. О да!

Толпа. Дивная птичка, вещая птичка.

Папалуччо. Правда ли, что главного визиря султана народ терпеть не может и проклинает тот день, когда он вступил во власть?

Учеллино. О да!

Папалуччо. Правда ли…

Визирь. Достаточно частных вопросов. Я хочу задавать более общие. Например: подаст ли когда-нибудь в отставку первый министр?

Учеллино. Может быть.

Визирь. Ага, ‘может быть’? А может и не быть! Но не хочешь ли ты сказать мне, птичка: есть у нас конституция или нет?

Учеллино. И да, и нет.

Папалуччо. С ней нельзя разговаривать о политике, ей можно задавать вопросы только невинного свойства.

Визирь. Вообще, я нахожу, что она более остроумна, нежели правдива. Послушаем-ка лучше её голос.

Учеллино поёт вальс.

Визирь. Отлично, вот это мне нравится. Послушай, купец, я покупаю птицу, за ценой не постою.

Папалуччо. Смею тебя предупредить, господин, что, покупая её, ты покупаешь так же и меня, так как ходить за нею могу только я, иначе она умрёт через час.

Визирь. Что же ты меня не предупредил раньше об этом? Тебе же известно, что в султанский гарем, куда, наверное, поместят твою птицу, не вхожи мужчины.

Папалуччо. Но я, почтенный господин, да будет небо к тебе благосклонно, евнух.

Визирь

Как? Ты — евнух?

Папалуччо

Да, я — евнух.

Оба

Какое странное открытие:

Ему в гарем открыта дверь.

К таким открытиям не привык я,

Но очень рад, поверь, поверь.

Визирь

Спешим подарок свезть султану,

Спешим забаву девам свезть.

Папалуччо

И торговаться я не стану:

Такое дело — просто честь.

Визирь

Но ты — евнух?

Папалуччо

Да, я — евнух.

Оба

(поют)

Какое странное открытие и т. д.

Визирь. Значит, по рукам. Вези свою птицу за мной! (Уходит).

Хор

(на мотив: ‘Ходим на базары’ и т. д.)

Вот смотрите, детки!

Едет Виттинг (другое имя Учеллино) в клетке —

Пенье в нашей оперетке —

Вот его вина!

Едет на верблюде,

А кругом-то люди

Надрывают просто груди:

Всех смешит весна!

Клетку с Учеллино увозят на арбе.

Занавес.

Действие второе.

0x01 graphic

*** * ***

0x01 graphic

В гареме султана. Внутренность гарема. Клетка задёрнута. Бассейн. Женщины готовятся к купанию, смеясь и болтая.

Явление 1.

Одалиски.

1-ая. Не брызгай так, Фатьма: я боюсь холодной воды!

2-ая. Холодной? Какая неженка! Она теплее парного молока.

1-ая. Для кого тепла, а для меня холодна.

3-тья. Она привыкла к стуже у себя на Севере.

4-ая. Это правда, что у вас на родине восемь месяцев люди спят в своих берлогах? И ездят все на медведях?

1-ая. Ходят в вывороченных шкурах?

Все смеются.

4-ая. И женщины ходят свободно по улицам и площадям, как мужчины, в юбках?

1-ая. В юбках, без шальвар? Вот умора!

3-тья. Это потому что у них нет гаремов, и они все — бесстыдницы.

1-ая. Я бы скорей умерла, чем пошла без шальвар.

4-ая. Теперь у них взялись за ум и стали вводить шальвары, без сомнения, это их приучит к стыдливости.

3-тья. Ты думаешь?

4-ая. Безусловно. Сам Аллах предопределил женщинам стыдливость, а чем же она достигается, как не шальварами?

2-ая. У нас и без них есть целомудренные женщины, кроме того мы свободны, независимы, подруги своим мужьям, а не рабыни, а здесь всё сделано для рабства.

1-ая. Для рабства? Но посмотри, не блаженную ли жизнь мы ведём? Нас кормят, поят, мы одеты в дорогие одежды, у нас есть сады, бассейны, мы можем слушать музыку, петь, играть в шахматы и забавляться с золотыми рыбками и чудесными птичками…

3-тья. Вы слышали, голубки, сегодня на базаре продавали диковинную птицу, которая называлась Забава дев?

4-ая. Ты мечтаешь! Кто тебе это рассказал?

3-тья. Нет, это вернее верного, мне говорила Хадиджа, сопровождавшая Зумруд на базар.

1-ая. Как, Зумруд была на базаре без ведома султана!

3-тья. Я этого не говорю, я этого не знаю. Знаю только то, что было.

4-ая. Гордячка эта Зумруд. Пусть бы дальше продолжалась немилость к ней султана!

1-ая. Я думаю, что не исполнится твоё желание.

3-тья. И говорят, что забаву дев купил главный визирь, будто бы для повелителя.

1-ая. Что ты говоришь? Уж не в гарем ли он её поместит? Вот было бы занятно!

2-ая. Сестрица, уж не в этой ли клетке ‘забава дев’? Её здесь раньше не было. Вы видите?

3-тья. Это она, судя по описаниям, клянусь Аллахам! Посмотрите, отдёрнем занавеску.

4-вёртая. Тише! Вот идёт Зумруд со своею наушницей Айшей. Уйдём лучше.

3-тья. Не люблю я эту Зумруд!

1-ая. Кто же будет любить такую гордячку?

Уходят. Входят Зумруд и Айша.

Явление 2.

Зумруд, Айша.

Айша. Поверь, госпожа, что это не более как мимолётная тучка, так, временная размолвка.

Зумруд. Три дня не призывать. Хотелось бы мне знать, кто меня заменяет.

Айша. Кто бы тебя ни заменял, заменить тебя невозможно, госпожа, и любовь султана всецело принадлежит тебе.

Зумруд. Разве мне нужна его любовь? Первою из первых мне нужно быть, а любовь — это слово для низких и рабских душ, я не знаю его.

(Поёт).

Я — султанша, я — царица,

Мне подвластен целый свет,

Пусть другим лобзанье снится,

Для меня мечтаний нет.

Я могу с высот величья

Позволять себя любить,

В этом высшее отличье,

Должен всяк его ценить.

Не могу и не желаю

О любви я тосковать,

Пусть я плачу, пусть страдаю,

Слёз моих вам не видать.

Ах, любуйтесь, их любите,

Я, султанша, краше всех,

Но моей любви не ждите. —

Может выйти только смех.

Я — султанша, я — царица,

Мне подвластен целый свет,

Пусть другим лобзанье снится,

Для меня мечтаний нет.

Айша. Это дело домашнее, здесь надобно лишь выдержать характер.

(Поёт).

Супруг и супруга

Должны друг для друга

Всегда

Во всяком поступке,

Ах, делать уступки.

О да!

Когда он клянётся,

Что верность вернётся, —

Поверь,

Но всё же порою

Держи запертою

Ты дверь!

Пускай он пылает,

Пускай он страдает,

Зовёт,

Тем слаще лобзанье,

Чем дольше свиданья

Он ждёт.

Что ссора и злоба?

Пусть злобствуют оба, —

Помог

Повешенный ловко

(О дверка — плутовка!)

Замок.

Зумруд. Это у вас в Анатолии так поступают женщины, мы же, бедные, должны подчиняться своим супругам.

Айша. О Зумруд, всегда мы можем управлять при умении нашими повелителями. Я думаю даже, что и теперь твой господин уже раскаивается, и что эта таинственная клетка таит в себе подарок султана.

Зумруд. Ты думаешь? Я не заметила её раньше. Отдёрни занавес.

Айша. Не досталось бы нам, госпожа.

Зумруд. Чего тебе бояться, раз я приказываю?

Айша. Ты приказываешь?

Зумруд. Что же, мне повторять тебе два раза?

Айша. Я повинуюсь. (Отдёргивает занавес).

Обе. Ах!

Явление 3.

Зумруд, Айша, Кандакша.

Кандакша (входя). Госпожа Зумруд! Госпожа Зумруд!

Зумруд. Тс!.. Тише! Подаро

М. А. Кузмин.

* * *

Читайте также:

*** * ***