В. Войтинскій
В. Войтинскій
ВЪ ТАЙГ
ВЪ ТАЙГ
ПО СИБИРИ
Издательство ‘КНИГА’.
ПЕТРОГРАДЪ.
Стремянная ул. д. 11. тел. 648-62.
МОСКВА.
Б. Садов., д. Пигитъ, тел. 5-60-22.
За золотомъ
За золотомъ
I.
II.
III.
За золотом, Войтинский Владимир Савельевич, Год: 1916
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Жизнь Лены — это жизнь прозжей дороги на сверъ, въ тайгу, въ царство золота и пушнины.
Черезъ трое воротъ выходятъ люди на эту дорогу — черезъ Качугъ, Жигалово и Усть-Кутъ.
Качугъ похожъ на небольшое торговое село гд-нибудь въ верхнемъ теченіи Волги. Здсь начало ленскаго сплава. Весной здсь жизнь бьетъ ключемъ, — берегъ покрытъ блыми досчанниками, рка запружена караванами паузковъ.
Въ Жигалов — начало пароходнаго движенія. Выдляются здсь на фон тайги крыши амбаровъ и стны ма стерскихъ для ремонта судовъ. Мелькнетъ то круглый нефтяной бакъ, то высокая фабричная труба.
Усть-Кутъ — главное мсто погрузки прибывающихъ изъ Россіи товаровъ. Рка испещрена здсь флотиліями судовъ. Село иметъ видъ морского порта.
Но толпа въ Качуг, Жигалов и Усть-Кут одна и та же. Это толпа пріискателей.
Ленскій пріискатель не похожъ ни на крестьянина, ни на фабричнаго рабочаго. Это — особый, довольно своеобразный типъ.
Мстные крестьяне не любятъ этого типа. Въ ихъ разговор ‘пріискатель’ (или, какъ они выражаются, ‘прискакатель’) — бранное слово. Я слышалъ въ деревн отзывъ объ одномъ буйномъ парн:
— Шибко онъ изъ себя прискакателя показываетъ: что не по немъ,— сразу за ножъ.
Золотая горячка не заражаетъ ленскихъ крестьянъ. Мимо нихъ плывутъ на сверъ люди, которыхъ издалека привела сюда жажда быстраго обогащенія. Десятки лтъ плывутъ уже флотиліи пріискателей мимо ленскихъ деревень. Но мстные крестьяне равнодушно смотрятъ на нихъ, мстныхъ людей не соблазняютъ золотые клады тайги.
Въ чемъ причина этого?
Можетъ быть, золотая горячка безвредна для людей, выросшихъ на золотой земл, въ сосдств съ таинственными кладами.
Можетъ быть, ленскихъ крестьянъ отпугиваетъ отъ золотоносной тайги видъ оборванныхъ, истощенныхъ людей, оставившихъ въ тайг здоровье и силы и возвращающихся домой съ крупицами золота въ рукахъ…
Ленскіе крестьяне не идутъ на пріиски. Они довольствуются тмъ, что пропускаютъ мимо себя пріискателей и, по мр возможности, обираютъ ихъ.
Въ былое время нердко пріискателей напаивали въ деревняхъ до-пьяна и у пьяныхъ и сонныхъ отнимали вынесенную изъ тайги добычу. И пріискатели, возвращавшіеся домой, избгали останавливаться въ деревн для ночного отдыха. Они чувствовали себя въ большей безопасности, ночуя подъ снью деревьевъ въ тайг, защитившись кострами отъ приближенія дикихъ зврей.
Но это было давно.
Теперь обираютъ пріискателей по-иному.
Вотъ Жигалово.
Все село — обширный постоялый дворъ для пріискателей. Въ каждомъ дом и шинокъ, и кабакъ, и лавченка.
Мстные крестьяне мало интересуются пашнями и огородами. Всхъ обуялъ здсь духъ торгашества, духъ наживы. Вс живутъ погоней за ‘длинными рублями’, и это сразу замтно по вншнему виду села.
Праздно шатаются по единственной улиц села, праздно толпятся у берега прозжіе. Выдляются въ толп фигуры въ широчайшихъ плисовыхъ шароварахъ и въ огромныхъ сапогахъ. Яркія рубахи. Серебряныя цпочки съ подвсками и кистями на груди. Широкіе кушаки, сплошь усянные стеклянными и серебряными пуговицами. Это — пріисковые щеголи.
Рядомъ съ ними — оборванцы, будто только-что выбравшіеся изъ ночлежки. Но иной оборванецъ держится здсь съ развязностью и самоувренностью человка, которому достаточно свистнуть, чтобы окружающіе бросились исполнять его волю. Ходитъ, пошатываясь, съ гармоникой въ рукахъ, горланя псни. Пріисковые щеголи, какъ свита, окружаютъ его. Мстные мужики ломаютъ шапки передъ нимъ. Это старый пріискатель, которому не разъ фартило въ тайг. Онъ бывалъ здсь и съ сотнями рублей на рукахъ, и съ тысячами. Теперь онъ нищій. Но осенью снова будетъ швырять деньгами. Мстные мужики поятъ его въ долгъ, зная, что за нимъ не пропадетъ.
Пугливымъ стадомъ жмутся на берегу крестьяне, впервые отправляющіеся на пріиски. Издалека дутъ они артелями по 5—6 человкъ, съ женами и дтьми, со всмъ скарбомъ въ сундукахъ и узлахъ. Землякъ, ослпившій ихъ вывезеннымъ изъ тайги богатствомъ и подбившій ихъ на дальнее путешествіе, гуляетъ въ сел. А они сидятъ, дожидаясь его, у лодки. И глаза ихъ съ тревогой устремлены на холодную рку и на безконечный лсъ. Сидятъ они въ глубокомъ молчаніи, неподвижные, будто застывшіе въ безрадостной дум.
О чемъ ихъ дума? О далекой, срой деревн, гд не подъ силу имъ стала ихъ нудная, тусклая, безнадежная жизнь? Или о тайг, что издали манила ихъ блескомъ кладовъ, а теперь такъ сурово, такъ хмуро глядитъ на нихъ со склоновъ сжавшихъ рку горныхъ хребтовъ?
Сидятъ надъ ркой эти люди, не сумвшіе устроить по-хорошему свою жизнь въ родной деревн и бросившіе эту деревню ради новыхъ лишеній на дальней чужбин. И насмшливо глядятъ на нихъ окна деревенскихъ избъ-кабаковъ,— каждый годъ катятся мимо этихъ оконъ людскія волны, неизмнныя, какъ волны рки…
На рк стоитъ, зацпившись якоремъ за берегъ, крошечный пароходикъ. На борту его выведено блой краской: ‘Чайка’.
Остановились на берегу противъ него трое: высокій, блокурый, въ малиновой рубах, съ цпочкой на груди, черный, какъ жукъ, кавказецъ въ почернвшей отъ грязи куртк, перехваченной узкимъ ремешкомъ съ серебрянными украшеніями, и невысокаго роста подвижный и юркій субъектъ съ длинными усами, въ обтрепанномъ пиджак, изъ-подъ котораго виденъ широкій поясъ съ гнздами для патроновъ.
Остановились, осматриваютъ пароходикъ.
Усатый ршительными шагами подымается на трапъ.
— Эй, ты! хозяинъ! Кто тутъ на пароход?
Изъ каюты высовывается толстая рожа хозяина парохода. Онъ, видимо, спалъ и еще не окончательно очухался.
— Чаво тамъ?— оретъ онъ на усатаго пріискателя, стоящаго на трап.— Чаво посудину качаешь?
— Твоя посудина?— спрашиваетъ усатый.
— Моя однако. А теб чаво, паря?
— Пассажировъ возишь?
— Вожу.
— И грузъ возишь?
— Можно и грузъ.
— До Витима сколько возьмешь?
— Теб что? Нанимать будешь?
— Можетъ найму. Какая цна твоя?
— Двсти рублей.
— А машина хорошая?
— Хороша.
— По Витиму плавалъ?
— Плавалъ.
— Давай рядиться! Да я не одинъ, — тутъ и товарищи со мной.
— Теб куда плыть однако?
— Зайдемъ въ домъ. Сразу не скажешь.
Спустя полчаса вс четверо сидятъ за столомъ на постояломъ двор. Передъ ними водка, куски чернаго хлба, тарелки съ селедкой и огурцами.
Хозяинъ ‘Чайки’ въ раздумьи уставился въ свой стаканъ.
— Я ничего, — мямлитъ онъ.— Знать нужно однако. Можетъ, тамъ и золота нтъ?
Усатый стучитъ кулакомъ въ грудь:
— Я теб говорю, богатйшее золото! Двадцать лтъ я золотомъ занимаюсь, а такого мста не встрчалъ!
— А ты, паря, самъ видлъ, или со словъ говоришь?
— Словамъ я не врю. Самъ видлъ!
— Проба есть однако?
— Проба?! На что теб проба, когда я въ два дня 50 золотниковъ намылъ? Въ Витим спустилъ.
— Зачмъ спустилъ? Нужна проба, для врности.
— Спустилъ затмъ, что жрать надо было… Ну и пропилъ. А проба дураку нужна. Умный и такъ пойметъ. Тутъ въ мсяцъ 20.000 на брата бери. Меньше я не согласенъ. Такое мсто!
— А это товарищи твои?
— Да, въ равной дол.
— Вмст нашли?
— Нтъ, одинъ я нашелъ. Да я ихъ въ долю взялъ. И тебя въ долю возьму. Одному это золото не поднять.
— Далеко однако?
— По Олекм два дня подыматься. А тамъ еще по другой рчк дня три-четыре до ключика. А по ключику подыматься водой нельзя. Тамъ лсомъ пойдемъ, съ гольца на голецъ. Ключикъ наираво будетъ, внизу. Такъ и пойдемъ, верстъ на сорокъ, до настоящаго мста.
— Какъ звать ключикъ?
— Такъ я теб и сказалъ! Дашь пароходъ, такъ скажу.
— А какъ я, не зная, пароходъ дамъ?
— Честнымъ людямъ можешь на слово врить. Я теб ключикъ назову, а ты наберешь людей, да и подешь. Что я съ тобой длать буду? Столбовъ я не ставилъ.
— Та-а-акъ… А какъ ты на золото напалъ?
— Это сказать можно. Я прошлымъ лтомъ на Лантар, у Охотскаго моря, золото мылъ. Тамъ кругомъ золото. Да никто не знаетъ, какъ его взять. Тунгусы, т знаютъ. Да они золота сами не моютъ и другимъ не укажутъ. Ужъ чмъ ихъ ни пробовали,— и словомъ, и лаской, и деньгами, и водкой,— ничто не беретъ! Иной согласится, поведетъ къ золоту,— такъ нарочно на такое мсто выведетъ, гд нтъ ничего. А золото тамъ кругомъ лежитъ. По всмъ признакамъ видать, что близко,— да взять его нтъ возможности. Тунгусы говорятъ, такое правило у нихъ установлено: если придетъ нуча (насъ они ‘нуча’ зовутъ) золото искать, конецъ тогда ихъ промыслу, всхъ зврей распугаютъ. Вотъ они и хранятъ про себя, не показываютъ. А золото я на Лантар сперва отъ инженеровъ мылъ, да отъ партіи отбился. Разсчета нтъ на людей на золот работать, хотя золото тамъ, правда, не очень богатое: больше золотника, пожалуй, и не намоешь. Два золотника если соберешь, такъ за счастье считаютъ, а это много-ли? Я считаю, если на золот, да 500 р. въ мсяцъ не возьмешь, такъ нечего и въ лсъ идти! Лучше ужъ я по девять гривенъ въ день на сплав буду работать или баржи грузить пойду за два съ полтиной, чмъ по золоту свою цну уроню. Здсь мн одна цна, а въ лсу — другая. Такъ и теб съ пароходомъ. Здсь на рк, если возьмешь за лто чистыхъ 300 р.,— такъ и радъ, поди? А если за золотомъ подешь, меньше 20.000 не бери! Прямо теб говорю: если кто теб за пароходъ 10.000 или, примрно, 15.000 дастъ, въ глаза тому плюнь! Потому,— на золотомъ дл теб съ пароходомъ 20.000 цна. Меньше не предложу. А если на твой пай больше 20.000 придется, такъ это не я даю, это Богъ далъ, — такой фартъ теб вышелъ. Тутъ ужъ безъ счета идетъ, отъ хорошаго мста…
Усатый увлекся. У хозяина парохода глаза разгорлись отъ жадности. Но стараясь скрыть свое волненіе, онъ повторяетъ вопросъ:
— А какъ ты на золото напалъ?
— На золото?! Да разв я не сказалъ? Это вотъ какъ началось…
И онъ принимается разсказывать съ еще большимъ воодушевленіемъ…
— Отбился я отъ лантарской партіи, пошелъ по ключикамъ. Мшокъ сухариковъ взялъ съ собой, да больше ружьемъ кормился. Иду съ ключика на ключикъ. Гд признаки показываютъ, лотокъ налажу и мою. Гд слдовъ нтъ, или золото бдное, тамъ не остаюсь, а гд мсто получше, тамъ сижу, пока охота. Да только, прямо сказать, не фартило мн на тотъ разъ. Должно быть золото,— по всему видно,— а мн не дается. А ключиковъ тамъ большая сила. Голецъ отъ гольца все распадочками раздлены, въ каждомъ распадочк ключикъ бжитъ. А гд за лто пересохло, такъ по камнямъ видать, что весной вода бжала. Въ каждомъ ключик и кварцъ, и кубикъ, и вс породы, какія при золот состоятъ. Прямо глазомъ видать. Да гд золото залегло, — не знаешь. Въ этомъ вся бда. А звря да птицы въ тхъ мстахъ много — съ голоду не пропадешь. Шелъ я себ съ ключика на ключикъ, съ гольца на голецъ,— не замтилъ, какъ черезъ хребетъ перевалилъ. Хребетъ тамъ трудный, да я на хорошій перевалъ, видно, вышелъ. Какъ подымался я, все камни шли, да сосна, да лиственница. А за хребетъ перевалилъ,— трава пошла. А внизу озеро видать, не такъ, чтобъ очень большое, а съ полверсты поперекъ будетъ. А подл него урасы стоятъ, на зимнее время поставлены: изъ бревенъ, а сверху мохомъ покрыты. И загоны для оленей устроены. Главное стойбище здсь у тунгусовъ. А я не слыхалъ, чтобы въ тхъ мстахъ, за хребтомъ, тунгусы стояли. Опустился я къ нимъ…
Хозяинъ ‘Чайки’ жадно ловитъ каждое слово разсказчика. Но чудится ему, что усатый что то заливаетъ. И добродушная рожа его принимаетъ строгое выраженіе.
— Погоди!— перебиваетъ онъ разсказчика: Ты говорилъ, по Олекм подыматься. А теперь куда завелъ?
Усатый досадливо машетъ рукой.
— А ты слушай! И до Олекмы дойду… Вотъ спустился я къ тунгусамъ. Ничего, хорошо приняли, угостили. Водки у нихъ не было, а то всего дали. Тамъ шаманъ ихній и сказалъ мн про золото.
— Да оттуда до Олекмы тысяча верстъ!— сомнвается хозяинъ ‘Чайки’.
Но усатый успокаиваетъ его.
— Потому и сказалъ, что далеко. Про близкое мсто не сказалъ бы, побоялся бъ. А далекое съ чего ему хранить? Сказалъ! Мы, это, у костра сидли, чай пили, а шаманъ мн говоритъ: ‘Зачмъ здсь, по горамъ, ходишь?’ Я ему по чести: ‘Золота ищу’. А онъ мн: ‘Не надо, говоритъ, сюда ходить золото искать. Зачмъ сюда нуча ходитъ, когда ближе золота много?’ Я ему говорю: ‘Ближнія мста вс заявлены. А намъ вольное золото надобно’. ‘Неправда, говоритъ, не вс ближнія мста заняты. Я такія мста знаю, гд никто не былъ’. Я и присталъ къ нему: ‘Скажи, гд такія мста!’ Шаманъ согласился: ‘Скажу, говоритъ, только напередъ уговоръ положимъ: узжай туда, а къ намъ больше не суйся! Побожись, что удешь!’ Побожился я. Тутъ то онъ мн и сказалъ, какъ это мсто найти.
— Можетъ, совралъ?— въ раздумь замчаетъ хозяинъ ‘Чайки’.
— Я самъ такъ думалъ. Да шаманъ мн золото показалъ!
— Много?
— Фунта на полтора самородокъ. Пластинка этакъ съ полъ-ладони, по краямъ неровная. Только въ руки брать не веллъ. Говоритъ, кто этотъ самородокъ рукой тронетъ, тотъ золота семь лтъ не найдетъ. Я и побоялся рукой его брать. Черезъ полу бралъ однако, и на зубъ пробовалъ.
— Хорошее золото?
— Такое хорошее, что лучшаго я и не видывалъ!
— И что же ты?
— Натурально, я сейчасъ на Олекму подался. Нашелъ рчку,— все, какъ есть, въ полномъ порядк. По рчк до ключика поднялся. Пошелъ вдоль ключика, какъ шаманъ приказывалъ. Дошелъ до синей горы — тамъ камень синей породы проступаетъ. Спустился въ распадокъ за горой. А тамъ сразу видать, гд шуфры были заложены. Тутъ оно, мсто, и есть. Тутъ бы я большія тысячи взялъ, да сухарей съ собой не запасъ и патроны безъ малаго вс разстрлялъ, а ягодъ въ ту пору не было. Выходило мн погибать на золот лихой смертью. Я и побоялся, ршилъ возвращаться, а золото оставилъ до времени. Вотъ, я шурфы мохомъ прикрылъ, мсто тайнымъ знакомъ отмтилъ, да и подался изъ тайги. А теперь артель сбиваю… Этого вотъ,— усатый указываетъ на кавказца — я пятнадцать лтъ знаю, такъ что его перваго въ дло позвалъ. Этотъ, — усатый тычетъ пальцемъ на высокаго, блокураго — въ Витимскомъ къ намъ присталъ. Промывку онъ превзошелъ, можетъ машины строить. А теперь тебя зовемъ. Съ тобой четверо будетъ. Вчетверомъ дло и начнемъ. А тамъ отъ себя рабочихъ наймемъ. Пойдешь, что-ли?
— Подумать надо, — колеблется хозяинъ ‘Чайки’.— Дай срокъ.
— Что думать?— вмшивается кавказецъ.— Прямо скажи, хочешь 30.000 заработать или не хочешь! Вези на мсто,— въ дол будешь. Не хочешь — не надо.
— Нельзя заразъ ршить…
— А намъ ждать нельзя. Хочешь — такъ будемъ условіе писать. А не хочешь,— другихъ найдемъ. На такое дло всякій съ радостью пойдетъ.
— Условіе?— лепечетъ хозяинъ ‘Чайки’.— Условіе, это точно… Да я по этимъ дламъ тово… не больно…
— Не бойся!— успокаиваетъ его усатый.— Эти дла я тонко понимаю. Все напишемъ на товарищество и добычу будемъ длить по ровну. Какъ намоемъ пудъ, такъ 10 ф. теб. 10 ф.— шутка?! 7000 р. чистыхъ! 4 пуда намоемъ, — вотъ теб 30.000 въ карман. 8 пудовъ намоемъ,— вотъ теб 60.000. Такъ оно и пойдетъ… А твой расходъ какой? За пароходъ да еще муки, сухарей заготовить, пороха, дроби — самая малость.
— За это особая плата,— замчаетъ хозяинъ парохода.
— За что? Ты въ дол будешь! Ты насъ зря не прижимай!— притворно горячится усатый.— Да что съ тобой спорить? Выжига! Прибавимъ теб, такъ и быть, лишнихъ 500 р…. По рукамъ, значитъ?
— Эхъ, была — не была! Хозяинъ, тащи вина!
Пьетъ пароходчикъ съ таежниками.
Клады, блеснувшіе ему въ глаза, ужъ ослпили его. Усатый самодовольно поглядываетъ на товарищей…