В. Войтинскій
В. Войтинскій
ВЪ ТАЙГ
ВЪ ТАЙГ
ПО СИБИРИ
Издательство ‘КНИГА’.
ПЕТРОГРАДЪ.
Стремянная ул. д. 11. тел. 648-62.
МОСКВА.
Б. Садов., д. Пигитъ, тел. 5-60-22.
Купецъ.
Купецъ.
Купец, Войтинский Владимир Савельевич, Год: 1916
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Купецъ въ русской рубах и высокихъ сапогахъ халъ въ одной кают со мной.
Спутникъ былъ у меня не изъ спокойныхъ. То и дло заходили къ нему въ каюту пассажиры съ верхней палубы,— тунгусы и якуты. Бдно одтые, покрытые пылью и грязью, присаживались они къ столу. Говорили подолгу съ Антипинымъ на своемъ рзкомъ, трескучемъ язык. Затмъ уходили. Спустя часъ въ каюту приходили другіе люди. И опять начинались непонятные для меня разговоры.
Говорили, повидимому, о длахъ. Разговоръ никогда не переходилъ въ споръ. Не похоже было и на то, чтобъ инородцы просили о чемъ-либо купца или купецъ старался въ чемъ либо уговорить ихъ.
Ни въ голос, ни въ манерахъ приходившихъ въ нашу каюту тунгусовъ не замтно было — приниженности, подхалимства. Держались они, какъ равные, неизмнно вжливо, съ выраженіемъ доброжелательства. Такъ же спокойно, ровно, вжливо говорилъ съ ними и купецъ. Часто посл разговора онъ подымался и выходилъ на палубу вмст со своимъ гостемъ.
Одинъ изъ постителей заинтересовалъ меня. Это былъ рослый, плечистый дтина съ очень смуглымъ скуластымъ лицомъ. Когда онъ улыбался, видны были его зубы, ровные и крупные, какъ у лошади. Глаза смотрли дтски простодушно и вмст съ тмъ лукаво. Руки его, огромныя, красныя, все время были въ движеніи, но жестикулировалъ онъ безъ суетливости, широко, плавно.
Поговоривъ съ нимъ, Антипинъ вышелъ, улыбаясь, за нимъ.
Вернувшись, купецъ записалъ что то у себя въ книжк и, покачавъ головой, произнесъ:
— Вотъ, изволите видть, народецъ! Проигрался, а ты плати за него! Легко ли?
— Кто это былъ у васъ? полюбопытствовалъ я.
— Тунгусъ-то? Кирилломъ его звать. Охотникъ онъ. Промышленникъ.
— Купецъ?
— Нтъ, какой съ него купецъ? Звремъ промышляетъ, блкуетъ, если по-здшнему сказать. А если проще выразиться, бьетъ блку. Этимъ и живетъ. Бдовый парень!
— Чмъ бдовый?
— Первый охотникъ по здшнимъ мстамъ. Всякаго звря знаетъ. Вс тропы изучилъ. У него пушнина всегда бываетъ. Ни у кого кругомъ, нтъ, а у Кирилла всегда!
— Вы говорили, онъ проигрался?
— Какъ же! Первое у него дло, когда выпьетъ,— это карты. И хорошо бы, если бъ игралъ со своими, съ тунгусами. Они не обманутъ, — народъ, какъ говорится, безъ фальши. А то садится съ якутами да съ русскими! Ну и обставляютъ ого. А ты плати! Легко ли? Посудите сами!
Я согласился, что платить за карточный проигрышъ тунгуса купцу должно быть нелегко.
Не могъ я только понять, на какомъ основаніи является Кириллъ къ купцу за деньгами, лишь только у него окажется нехватка для уплаты карточнаго долга.
Спросилъ купца:
— Почому вы платите за него?
— Да какъ же иначе? улыбнулся купецъ. Первый охотникъ по здшнимъ мстамъ. А онъ все у меня забираетъ: масло, порохъ, свинецъ, чай.
— Значитъ, выгодный покупатель? Такъ, что-ли?
— Какой покупатель!? За нимъ моихъ посейчасъ не то — 340, не то — 350 рублей гуляетъ. Да теперь за него 70 рублей заплатилъ. Перевелъ, врне. Тотъ, что выигралъ, тоже мн долженъ.
— Разъ вы ему довряете, значитъ, у него есть, чмъ платить!— замтилъ я, не вполн ясно представляя себ характеръ разсчетовъ купца съ охотникомъ.
— Да чмъ Кириллъ заплатитъ? Скота онъ по держитъ, хозяйства по иметъ. Ничего у него нтъ, а ты его выручай! Четвертый годъ съ нимъ верчусь. А бросить не могу,— все черезъ свой характеръ.
И не сомнваясь, что во мн онъ найдетъ человка сочувствующаго и понимающаго, купецъ продолжалъ:
— Больно ужъ простъ я для торговаго дла. Главное, черезъ это терплю. Я бы теперь большими тысячами ворочалъ, да доврился и все потерялъ. Начинай, значитъ, съ начала. Ужъ такой человкъ я простой.
Купца, повидимому, не на шутку тревожила мягкость собственнаго характера.
— Тунгусы сообразили, и вс кругомъ пользуются, продолжалъ онъ свои жалобы: Чуть что,— къ кому идти? Къ Антипину! Знаютъ, что не откажетъ. Одежа ли порвалась, муки ли, масла ли надо, или для охоты, или долгъ платить нечмъ, или провіантъ, или припасы вышли, все ко мн идутъ! честное слово!
Удивляясь безкорыстію купца, я спросилъ:
— Вы подъ проценты даете имъ или такъ?
Антипинъ привскочилъ на мст:
— Да разв тунгусъ у нашего брата подъ проценты возьметъ? У своихъ берутъ, да еще какіе проценты! Рубль возьметъ, да и платитъ за процентъ по двугривенному въ мсяцъ. За годъ два раза капиталъ на капиталъ вернетъ. А у насъ такъ берутъ, безъ всякой выгоды. Изъ дружбы больше, изъ уваженія. А я такой человкъ, что и по напомню другому, чтобъ платилъ. Если есть у него, заплатитъ. А коли нтъ, такъ напоминать ему, — человка обидть. Не могу я этого! Кругомъ и пользуются. Зато, тунгусы меня любятъ. Хоть кого угодно спросите! Вотъ Кирилла возьмите: сколько у него пушнины не будетъ, всю мн отдастъ. Никому не уступитъ ни шкурки. Все мн! Набьетъ звря и ждетъ, и цны не спроситъ! Знаетъ, что Антипипъ его не обидитъ. Такой онъ, Кириллъ-то. Вотъ и ему я долженъ уважить. Продулся онъ, — неловко ему, что платить нечмъ, стыдно. Выручилъ я его — запомнитъ онъ это, будетъ чувствовать.
Я начиналъ понимать торговыя операціи моего спутника.
— Вы, значитъ, ссужаете тунгусовъ товарами подъ будущую пушнину?
— Какая тутъ ссуда? Онъ мн расписки не даетъ, векселя не пишетъ. Захочетъ, мн пушнину отдастъ, захочетъ другому, кто больше предложитъ.
— А если тунгусъ отдастъ пушнину другому, ваши деньги пропадутъ?
— И это бываетъ. Только рдко. Почти что и не бываетъ совсмъ. Честные они, тунгусы. Одолженіе помнятъ. И къ хорошему человку завсегда со вниманіемъ. А я ихъ не обижаю. Такой я прямой человкъ! И плачу, опять, за пушнину настоящую цну.
— Деньгами?
— На что тунгусу деньги? Торговля у насъ на товаръ ведется.
— А цны вы какія ставите?
— Да ужъ не обижу…
Посл этого разговора операціи Антипина пріобрли для меня интересъ, и я сталъ приглядываться къ нимъ съ большимъ вниманіемъ.
Разспрашивалъ я хавшихъ на пароход тунгусовъ объ Антипин. Его, въ общемъ, хвалили. Особенно, былъ имъ доволенъ Кириллъ.
Разъ какъ-то мн удалось разговориться съ этимъ охотникомъ.
Пароходъ въ это время стоялъ у берега. На палубу собралось человкъ десять тунгусовъ. Шумной толпой тснились они вокругъ Антипина, который одлялъ ихъ охотничьими припасами, когда я подошелъ, раздача пороха и патроновъ ужъ кончилась. На толстыхъ лиственничныхъ дровахъ лежали 5-пудовыя болванки свинца для картечи. Двое тунгусовъ топорами рубили ихъ. Кругомъ тснились охотники. Среди нихъ я замтилъ Кирилла. Широко улыбаясь, смотрлъ онъ на свинецъ. Подмигнулъ мн и сказалъ:
— Хорошо!
— Что хорошо? не понялъ я сразу.
— Свинецъ хорошо. Звря убивать. Блку.
— Много убьете за годъ?
— Не знаю. Кончу годъ, тогда знаю.
— Въ этомъ году много убили?
— Мало-помало много. Тысяча.
— Кому сдавали?
Вмсто отвта, тунгусъ ухмыльнулся:
— Сами, дескать, знаете!
Я переспросилъ:
— Антипину сдавали?
— Аптипину!
— Но какой цн?
— Не знаю. Купецъ знаетъ.
— Да разв такъ можно? Вдь это невыгодно вамъ!
— Нтъ! Хорошо!
И видя, что я сомнваюсь, Кириллъ началъ высчитывать выгоды своего положенія.
— Масло есть, на охоту идти мука есть. Хорошо! Порохъ ость, свинецъ есть, пуля есть! Хорошо! Водка есть, другъ есть. Что нужно, сказалъ,— все сдлалъ. Годъ ходилъ, блку убивалъ, шкуры отдалъ, снова ходить можно. Хорошо!
Алданскіе охотники живутъ въ стяхъ жестокой кабалы у купцовъ — скупщиковъ пушнины. Фактически они давно утратили всякую тнь самостоятельности, давно превратились въ батраковъ, работающихъ круглый годъ на своихъ ‘благодтелей’.
Купецъ снаряжаетъ тунгуса на охоту, снабжаетъ его всмъ необходимымъ. А тотъ круглый годъ промышляетъ на него.
Особенность этой кабалы,— ея вн правовой характеръ. Тутъ эксплуатируется честность инородцевъ.
Только въ разсчет на честность тунгуса, могутъ купцы-благодтели отпускать своимъ кліентамъ товары, оказывать имъ всякія услуги и одолженія: они знаютъ, что все вернется имъ сторицей.
Какъ-то Антипинъ сказалъ мн про тунгусовъ,
— Счастливый народъ. Самъ голъ, нтъ ничего, а кредитъ у него не-о-гра-ни-ченный!
И въ голос купца звучала нотка зависти. Мечталъ онъ о томъ, какъ развернулъ бы дло, будь у него такой кредитъ, какъ у тунгусовъ…
При мн Антипинъ просилъ капитана остановить пароходъ у песчанаго мыса. Когда пароходъ остановился, купецъ побжалъ на баржу, и оттуда вынесли на берегъ куль муки, боченокъ, пачку свчей и еще какой-то ящикъ. Сложили все на песк, на совершенно безлюдномъ мст и похали дальше.
Купецъ объяснилъ мн:
— Тутъ якутъ Савва живетъ. Блкуетъ и мн сдаетъ. Такъ вотъ ему…
— А если кто другой возьметъ?
— Кому же взять? Тутъ одни тунгусы живутъ да Савва, русскихъ нтъ!
— Тунгусъ какой-нибудь и возьметъ!..
— Никогда! Вы этого народа не знаете.
Я и теперь не знаю этого народа, хоть и знаю, что тунгусы правдивы, прямодушны, смлы въ опасности, честны въ исполненіи своихъ обязательствъ…
Но достаточно познакомиться съ тмъ, какъ обрабатываетъ тунгусовъ несущій имъ блага культуры капиталъ, и грустно становится за нихъ и какъ-то обидно за культуру.
— Хорошій, честный народъ!— восхищаются купцы, закабалившіе дтей тайги, спаивающіе и обирающіе ихъ.
А охотникъ, добродушно улыбаясь во все лицо, повторяетъ:
— Хорошій купецъ! Не обидитъ!..