РОМАНЪ ИЗЪ АМЕРИКАНСКОЙ ЖИЗНИ ПЕРЕДЪ ВОЙНОЙ СВЕРА СЪ ЮГОМЪ
АРТУРА ПАТЕРСОНА
ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ЖУРНАЛУ ‘ИСТОРИЧЕСКІЙ ВСТНИКЪ’
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 13
1896
Былъ мартъ, то дождливый, то снжный, то грязный, то пыльный, то душный отъ палящаго солнца, то холодный отъ ледяного втра. Въ это время года даже люди, живущіе въ уютныхъ домахъ и не подвергающіеся разъяренной борьб стихій, жалуются на кашель и ревматизмъ, а доктора имютъ работы сверхъ головы, что же касается до тхъ, которые должны выносить на себ вс непріятности непогоды, то они страдаютъ, по меньшей мр, хронической простудой и первымъ разстройствомъ, которыя тяжело отзываются на ихъ семействахъ.
Нашъ разсказъ касается Америки 1856 года, и тогда человкъ, прохавшій въ март мсяц изъ Сентъ-Луи до Канзасской границы, на разстояніи двухсотъ пятидесяти миль, и сохранившій здоровое пищевареніе и веселый, добродушный видъ, могъ считаться чудомъ. Въ т дни существовало только два пути сообщенія: на пароход по рк Миссури, одномъ изъ самыхъ бурныхъ потоковъ въ свт, и въ дилижансахъ, почти лишенныхъ рессоръ, снабженныхъ твердыми кожаными подушками и длавшими по семи миль въ часъ. Однако, весной 1866 года, о которой идетъ рчь, и въ предыдущемъ мсяц пароходы, дилижансы были переполнены пассажирами, которые торопились на западъ, чтобы занять участки двственной земли Канзаса. Большинство переселенцевъ принадлежало къ классу фермеровъ, спшившихъ туда изъ сверныхъ штатовъ, отъ Мичигана до Массачузета, отъ Огіо до Вермонта. Земля предлагалась правительствомъ по самой дешевой цн, климатъ былъ сухой и здоровый, почва самая плодородная въ стран — чего же еще боле желать? Кром того, побудительной причиной къ переселенію для благородно настроенныхъ и религіозныхъ американскихъ гражданъ, преимущественно изъ новой Англіи, служилъ слухъ, сначала передаваемый шепотомъ, а потомъ громко повторяемый печатью, что если сверяне не составятъ большинства въ новой территоріи, то она сдлается рабовладльческимъ штатомъ, собственностью хлопчатныхъ плантаторовъ юга. Поэтому лтомъ и осенью 1856 года, а также весной 1856 г., до марта мсяца, съ котораго начинается нашъ разсказъ, сверные фермеры, поселяне и рабочіе непрерывнымъ потокомъ занимали Канзасъ, города, селенія и отдльные хутора возникали, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла, въ тхъ мстностяхъ, гд за годъ передъ тмъ простирались необитаемыя равнины и дремучіе лса, едва ли когда видвшіе человческое существо.
Новое населеніе было мирное и употребляло огнестрльное оружіе только противъ зайцевъ, кроликовъ и дикихъ утокъ. Оно состояло изъ цлыхъ семействъ: мужчинъ, женщинъ и дтей, которые вс были готовы работать безъ устали, чтобы извлечь изъ богатой почвы быстрый плодъ своего труда, а своими голосами, въ качеств равноправныхъ гражданъ просвщенной республики, обезпечить новой территоріи законодательное собраніе, которое имло бы цлью создать свободный штатъ для свободныхъ людей. Вотъ чего хотли первые сверные переселенцы. Не смотря на это, южная печать впослдствіи утверждала, что во всемъ Канзас былъ только одинъ человкъ, который явился туда съ идеей уничтоженія рабства и возникновенія такого крестоваго похода противъ южныхъ рабовладльцевъ, о которомъ не мечталъ и самъ Гаррисонъ. Этого человка звали Джонъ Браунъ, и онъ былъ пламеннымъ аболиціонистомъ уже боле пятидесяти лтъ.
Остальные поселенцы нимало не заботились о рабств вн предловъ своей территоріи, и когда лтомъ 1855 года произошли первые выборы мстнаго законодательнаго собранія, и сторонники рабства изъ Миссури явились вооруженные къ выборнымъ ящикамъ, прогнали мстныхъ жителей и гурьбой подали голоса за противниковъ ‘свободнаго штата’, то спокойное сверное населеніе разинуло ротъ отъ удивленія и долго не знало, что ему предпринять. Всти объ этомъ достигли до восточныхъ городовъ, и сверныя газеты, начиная съ нью-іоркской ‘Tribune’, редакторомъ которой былъ Горасъ Грилей, забили въ набатъ и стали горячо протестовать съ энергичными угрозами противъ пограничныхъ миссурійскихъ разбойниковъ. Но прошло нсколько мсяцевъ. Самозванное законодательное собраніе Канзаса издало самые строгіе законы въ обезпеченіе рабовладльческихъ интересовъ, а въ Вашингтон, гд тогда царили южные демократы, все это охотно утверждалось. Потому зимою 1856 года и въ особенности въ слдующую весну мыслящіе люди на свер обращали съ безпокойствомъ свои взгляды на Канзасъ, лихорадочно читали газеты и пламенно обсуждали о томъ, что представитъ міру второй актъ этой патетической драмы.
Двадцать перваго марта, вечеромъ, старый дилижансъ съ востока тяжело, шумно катился по городу Сантону, находившемуся въ двадцати миляхъ отъ Миссурійской границы. Въ немъ былъ только одинъ пассажиръ, и праздные зваки, собравшіеся вокругъ Шапетской гостиницы для обозрнія вновь прибывшихъ путешественниковъ, должны были удовольствоваться подробнымъ изслдованіемъ этого единственнаго прибавленія къ населенію города. Они произвели это вполн основательно, а, съ своей стороны, пассажиръ, самъ таская свои многочисленные мшки и сундуки, такъ какъ ни одинъ праздношатающійся звака на запад не возьметъ на себя роли носильщика изъ-за денегъ или любезности,— глядя на нихъ, думалъ, что онъ никогда въ жизни не видлъ такихъ безсмысленныхъ идіотовъ. Когда чужестранецъ снесъ послдній свой багажъ и самъ исчезъ въ ндрахъ гостиницы, самовольно образовавшійся комитетъ общественнаго надзора лниво перешелъ въ буфетъ. Т изъ нихъ, которые имли деньги, распорядились на счетъ выпивки, и, подкрпивъ свои силы, старшій, наиболе праздный изъ членовъ комитета, съ краснымъ носомъ, налившимися глазами и одутловатымъ лицомъ, произнесъ, подергивая плечами и покашливая:
— Ну, братцы, что вы скажете о немъ?
— Его зовутъ Робертъ Гольдено, и онъ проклятый бостонецъ,— отвтилъ юноша, отличавшійся тбмъ, что на немъ было два револьвера, поярковая шляпа съ широкими полями, большія шпоры на сапогахъ и кожаные рейтузы.
Онъ пилъ водку и говорилъ громкимъ, грубымъ голосомъ:
— Бостонецъ!— повторилъ красный сатирическимъ тономъ:— я такъ и думалъ, что какой нибудь дуракъ это скажетъ.
— А я знаю, что говорю,— продолжалъ юноша, дико сверкая глазами:— стоитъ только умть читать, чтобы убдиться въ этомъ. Вы, вроятно, не грамотны, что спорите?
— По надписямъ на чемоданахъ ничего не узнаешь. Если ты, Билли Балинджеръ, желаешь познакомиться съ человкомъ, то изучай его лицо. Читать буквы умютъ и дти, а надо быть опытнымъ умникомъ, чтобы умть читать характеръ. Что это за человка,? Можетъ быть, вы правы, онъ и бостонецъ по срымъ глубокимъ глазамъ, горбатому носу, длинному подбородку, по сжатымъ губамъ и невзрачной, неповоротливой фигур. Но, вотъ и все. Замтили вы его руки?.. Такихъ не бываетъ у пасторовъ, учителей, писакъ и другой бостонской сволочи. Его руки видывали виды и работали на своемъ вку. То же можно сказать и объ его ногахъ. Къ тому же онъ смялся какой-то шутк возницы, а бостонецъ никогда не смется. Что это за человкъ — ни я, ни кто изъ насъ не знаемъ, исключая разв Исаака Шапета. Впрочемъ я и знать не хочу, но помните мое слово, Билли Балинджеръ, и вся ваша миссурійская шайка, что сегодня съ востока прибыла такая собака, которая не станетъ писать статьи въ газетахъ, проповдывать, что Канзасъ — свободный штатъ, подобно Аллену Эльмору, и давать стречка при первомъ вашемъ появленіи. Это человкъ настоящій, и онъ пріхалъ сюда, чтобы поселиться надолго.
Эти слова буфетнаго оракула произвели сильное впечатлніе на всхъ присутствующихъ, и никто изъ нихъ, даже Балинджеръ, не осмливались оспоривать авторитета Джереми Джилькса, когда онъ находился въ пророческомъ настроеніи. Вся компанія наполнила стаканы, и разговоръ принялъ другой оборотъ.
Между тмъ, въ другой части гостиницы предметъ общаго любопытства спокойно ужиналъ, раздляя свое вниманіе между бифштексомъ, картофелемъ, яйцами и кофе съ одной стороны и трактирщикомъ Исаакомъ Шапетомъ — съ другой. Этотъ джентельменъ сидлъ на качалк, положивъ ноги на спинку сосдняго стула, и лниво читалъ рекомендательное письмо мистера Гольдено. Они оба молчали, такъ какъ по этикету западной Америки нельзя было разговаривать съ путешественникомъ, прежде чмъ онъ не утолитъ свой голодъ. Но мистеръ Гольдено съ обычнымъ любопытствомъ человка, прибывшаго въ новую мстность, обращалъ такое же вниманіе на личность Шапета, какъ и на пищу.
Письмо, которое дйствительно или только невидимому читалъ Исаакъ Шапетъ, было отъ одного бостонскаго гражданина, который годъ передъ тмъ постилъ Канзасъ и теперь убдилъ Гольдено переселиться туда. Этотъ другъ говорилъ ему о Шапет въ самыхъ лучшихъ выраженіяхъ и не только рекомендовалъ содержимую имъ гостиницу, какъ первую въ город, но и совтовалъ спрашивать мнніе Шапета, прежде чмъ предпринимать какой нибудь серьезный шагъ.
Первое впечатлніе, произведенное Шапетомъ на Гольдено, вполн подтверждало лестное о немъ мнніе бостонскаго пріятеля. На взглядъ онъ былъ сорокалтній блондинъ, съ большимъ, добродушнымъ лицемъ, съ широкими плечами и небольшой коренастой фигурой, дышавшей спокойнымъ цвтущимъ видомъ. На немъ не было ни малйшихъ золотыхъ украшеній, къ которымъ въ то время американцы его положенія въ свт были очень падки. Онъ не носилъ даже золотой булавки, а часовая цпочка была простая, стальная. Но за то его одежда такъ же, какъ вся внутренность дома, отличалась самой безупречной чистотой. Очевидно Канзасъ вполн соотвтствовалъ не только его карману, но и натур. Онъ, казалось, былъ доволенъ самимъ собой, своимъ положеніемъ и всмъ окружающимъ. Трудно было придумать лучшую рекламу для новой территоріи, чмъ этотъ цвтущій трактирщикъ. Однако не усплъ кончить своего ужина Робертъ Гольдено, какъ онъ уже пришелъ къ заключенію, что это было первое впечатлніе, и что въ мистер Шапет скрывалось нчто гораздо большее, чмъ добродушный характеръ и дловая ловкость. Чмъ дольше онъ смотрлъ на маленькую фигурку Шапета, тмъ онъ больше сознавалъ, что въ немъ таилась скрытая сила, быть можетъ, злая, но, вроятне, добрая, которой бостонскій пріятель и не подозрвалъ.
Шапетъ также не сводилъ глазъ съ своего гостя, а когда они встрчались со взоромъ Роберта, то послдній ощущалъ нервную дрожь словно отъ электрическаго тока. Онъ ясно сознавалъ, что трактирщикъ изучаетъ его такъ же пристально, какъ письмо, которое все время не выпускалъ изъ рукъ.
Когда наконецъ аппетитъ чужестранца былъ утоленъ, мистеръ Шапетъ позвонилъ, и въ комнату вошла женщина маленькаго роста и столь похожая на трактирщика, что не могло быть сомннія въ ихъ близкомъ родств. Она быстро убрала со стола, и трактирщикъ, положивъ на столъ сигары, заявилъ, что онъ готовъ представить какія угодно справки о Сантон, если это интересовало мистера Гольдено.
Робертъ выслушалъ съ любопытствомъ все, что имлъ сообщить ему мистеръ Шапетъ о новой мстности, въ которой онъ надолго хотлъ поселиться, а потомъ самъ разсказалъ до мельчайшихъ подробностей о своей прошедшей жизни, теперешнихъ его обстоятельствахъ и планахъ будущаго.
Пока онъ говорилъ, глаза Шапета блестли, и его лицо принимало полужалостливое, полусаркастическое выраженіе. Наконецъ Робертъ умолкъ, внезапно сознавъ, что, начавъ разговоръ съ разспросовъ Шапета, онъ кончилъ его своей собственной исповдью. Ему стало какъ-то стыдно, и онъ вопросительно взглянулъ на своего собесдника, но теперь сжатыя губы послдняго выражали только самое почтительное, серьезное вниманіе.
— Большое счастье для такой новой территоріи, какъ нашъ Канзасъ,— произнесъ Шапетъ посл минутнаго молчанія:— что молодые люди, окончившіе свое воспитаніе въ благороднйшемъ изъ нашихъ университетовъ и имющіе значительныя средства, считаютъ своимъ долгомъ поселиться среди насъ. Повторяю, большое счастіе для Канзаса имть своими гражданами юношей, подобныхъ вамъ, но, признаюсь, онъ къ этому не привыкъ.
— Это значитъ, что здсь не нужны саможертвующіе патріоты,— замтилъ со смхомъ Гольдено.
— Вы, сэръ, слишкомъ поспшны на заключеніе,— отвчалъ Шапетъ протестующимъ тономъ:— вы неправильно объяснили мои слова. Я хотлъ только сказать, что Канзасъ не привыкъ къ такимъ личностямъ, какъ вы. А, скажите, вы намрены обзавестись землей?
— Да, при первой возможности. Какъ я вамъ говорилъ, я цлый годъ работалъ на ферм и не только могу рубить лсъ, но и пахать землю. Въ настоящее время все мое самолюбіе заключается въ томъ, чтобы сдлаться гражданиномъ вашей территоріи. Конечно, я могъ бы спокойно жить на оставшіяся отъ отца деньги, но мн противна такая жизнь, я хочу работать, и у меня есть еще другое желаніе, о которомъ, вроятно, писалъ нашъ общій другъ — въ этомъ желаніи заключается одинъ изъ главныхъ поводовъ моего переселенія сюда. Я хочу во что бы то ни стало помочь утвержденію въ Канзас свободнаго штата, и боле того — уничтоженія рабства во всемъ союз. Быть можетъ, осуществленію этого желанія мшаютъ боле серьезныя преграды, чмъ мы думаемъ на восток, но все-таки мы должны все преодолть, иначе мы опозоримъ себя въ глазахъ всего свта.
Пока Робертъ говорилъ, въ лиц Шапета. произошла неожиданная перемна: его обычный добродушный видъ исчезъ, брови насупились, и глаза приняли угрожающій видъ.
— Можетъ быть, мы расходимся съ вами въ мнніяхъ по этому предмету?— прибавилъ Робертъ, такъ какъ трактирщикъ упорно молчалъ.
— Можетъ быть. Но выслушайте меня, мой новый другъ: я считаю себя, человкомъ твердымъ и ршительнымъ, но не высказалъ бы только что сказаннаго вами, даже если бы мн заплатили за это десятки тысячъ долларовъ, разв я былъ бы вполн увренъ въ душ своего собесдника и даже тогда я произнесъ бы подобныя слова только на ухо.
Робертъ покраснлъ до корней волосъ.
— Я думалъ, что большинство въ Сантон сторонники свободныхъ штатовъ. Вдь на восток вс называютъ Канзасъ свободнымъ штатомъ.
— Да, я объ этомъ слышалъ.
— Такъ отъ чего же глупо или неосторожно высказывать здсь принципы, долженствующіе лежать въ основ свободнаго штата?
Шапетъ закачалъ головой и поднялъ палецъ угрожающимъ образомъ.
— Молодой человкъ,— сказалъ онъ:— я не отличаюсь краснорчіемъ и ни съ кмъ никогда не спорилъ, такъ что и съ вами не войду въ борьбу аргументами. Сантонъ — славный городокъ и, можетъ быть, современенъ станетъ большимъ, вліятельнымъ городомъ. Въ немъ есть люди, искренно стоящіе за то, чтобы Канзасъ сдлался свободнымъ штатомъ, есть и такіе, которые только на словахъ выдаютъ себя за сторонниковъ свободныхъ штатовъ. Но большинство-открытые противники этого принципа. У насъ нтъ ни одного аболиціониста. Вы, конечно, привезли съ собою огнестрльное оружіе?
— Что? Револьверъ? Конечно, нтъ.
— Жаль. А вы стрляли когда нибудь?
— Да, въ школ: у насъ бывали состязанія на пистолетахъ, и я въ прошломъ году взялъ первый призъ.
— А изъ какого пистолета вы стрляли?
— Изъ обыкновеннаго, Кольта.
Шапетъ кивнулъ головой и устремилъ глаза на огонь. Его лицо снова прояснилось, и добродушная улыбка, по обыкновенію, заиграла на его губахъ. Онъ поправилъ дрова въ камин и спокойно произнесъ:
— Времена теперь тяжелыя, другъ Гольдено. Завтра вы, конечно, пойдете осматривать городъ и можете свободно идти куда хотите, а если кто нибудь обнаружитъ излишнее любопытство относительно васъ, то вы только скажите, что живете у меня, и васъ оставятъ въ поко. Да, вотъ еще что. Если вамъ придетъ въ голову мысль, что вамъ не мшало бы имть при себ револьверъ Кольта, или даже винтовку Шарпа, то обратитесь ко мн. У меня есть пріятель оружейникъ, и у него попадаются очень хорошія и дешевыя вещи.
Съ этими словами Шапетъ протянулъ руку. Лицо его сіяло пламеннымъ сочувствіемъ, а когда Робертъ прикоснулся до его руки, то почувствовалъ такое крпкое пожатіе, что едва не вскрикнулъ. Но прежде чмъ онъ усплъ отвтить, трактирщикъ вышелъ уже изъ комнаты, а на порог показалась миссъ Шапетъ, съ зажженной свчкой въ рукахъ, чтобы проводить гостя въ его спальню.
Робертъ Гольдено прекрасно выспался и, хорошо позавтракавъ на слдующее утро, находился въ очень хорошемъ расположеніи духа. Все ему казалось очень симпатичнымъ въ его новомъ мстопребываніи.
Выходя на улицу, онъ встртилъ Исаака Шапета,
— Готовы взяться за дло?
— Да.
— У васъ славная палка,— сказалъ трактирщикъ и, взявъ изъ рукъ Гольдено тяжелую дубовую палку въ четыре фута длины и два дюйма въ діаметр, критически осмотрлъ ее.
— Настоящій фермерскій посохъ,— промолвилъ Шапетъ про себя:— онъ тяжеле сабли, а самъ молодецъ въ шесть футовъ, и руки его желзныя. Куда отправляетесь, другъ?— прибавилъ онъ громко.
— Можете вы мн дать адресъ человка, который бы продавалъ землю?
— Алленъ Эльморъ, правительственный земельный агентъ,— вотъ кого вамъ нужно. Онъ въ разстояніи одной мили отсюда къ западу, и его жилище называется Блымъ Домомъ. Это большой деревянный домъ, окрашенный въ блый цвтъ и окруженный садомъ. Скажите ему, что я прислалъ васъ, и что вамъ нужно купить участокъ земли. Онъ приметъ васъ любезно и будетъ болтать съ вами цлый день. Я увренъ, что онъ вамъ понравится, а если не онъ, то во всякомъ случа его семья придется вамъ по сердцу: въ новой же мстности надо всегда начинать съ того, чтобы обзавестись друзьями.
— Это значитъ,— думалъ Робертъ, выходя изъ гостиницы:— что Алленъ Эльморъ мн вовсе не понравится. Странная манера говорить у Исаака Шапета: никогда онъ ничего не выскажетъ прямо.
Очутившись на улиц, Гольдено не послдовалъ тотчасъ совту трактирщика, а пошолъ прежде осматривать городъ. Въ то время Сантонъ имлъ около тысячи жителей. Дома были деревянные, основательные, хотя и грубаго вида. По сторонамъ трехъ широкихъ главныхъ улицъ тянулись деревянные тротуары, охранявшіе пшеходовъ зимой отъ снга, а лтомъ отъ грязи. Въ полумил отъ города протекала большая рка, а вокругъ виднлись богатые лса и плодородныя земли. Вообще въ Сантон не было недостатка въ природныхъ удобствахъ и производительныхъ силахъ. Робертъ читалъ объ этомъ въ газетахъ и представлялъ себ этотъ городокъ маленькимъ Эльдарадо энергіи и независимости, трудолюбивымъ ульемъ, въ которомъ свободные люди свера боролись съ трудностями пограничной жизни, какъ новые отцы пилигримы. Но двухчасоваго личнаго знакомства съ городомъ было достаточно, чтобы измнить его взглядъ. Онъ не ожидалъ встртить такой бдности и невзрачной обстановки, которыя кололи ему глаза на каждомъ шагу въ самой лучшей улиц Сантона. Вокругъ домовъ лежали груды мусора, а на мостовой росла трава. Мстами виднлись попытки развести маленькіе огороды, но, очевидно, эти работы относились къ прошедшему году и не возобновлялись ныншней весной.
Вокругъ тавернъ, которыхъ было нсколько, и на углахъ улицъ стояли группы праздныхъ звакъ съ испитыми лицами и озабоченнымъ, безпокойнымъ выраженіемъ грубыхъ, невзрачныхъ чертъ. Даже люди, работавшіе въ кузниц и въ мастерскихъ, поражали своимъ удрученнымъ видомъ, словно надъ всми тяготло что-то печальное. На улицахъ не видно было ни одной женщины, и только кое-когда изъ окошка выглядывало женское лицо, смотрвшее съ любопытствомъ на чужестранца. Что касается до дтей, то ихъ подалось очень мало, а если Робертъ и наталкивался на ихъ группу, занятую игрой, то они, при вид его, тотчасъ разбгались. Большинство ихъ были босыя и въ лохмотьяхъ. Даже и т мальчуганы, которые возвращались изъ школы и были приличне одты, отличались такимъ же запуганнымъ видомъ, какъ и вс остальные.
— Городъ точно въ осадномъ положеніи,— думалъ Робертъ.
Въ эту минуту мимо него прошли три человка, рзко отличавшіеся, по своей вншности, отъ всхъ обывателей, которыхъ онъ видлъ до сихъ поръ. Вообще онъ никогда не видалъ подобныхъ личностей, а потому съ удивленіемъ сталъ пристально смотрть на нихъ. Это имъ не понравилось, и одинъ грубо спросилъ, что ему надо. Робертъ молча прошолъ дале, но ему стало теперь ясно, почему все населеніе находилось въ мрачномъ настроеніи. Это были т пограничные разбойники, о которыхъ онъ читалъ въ газетахъ. Вооруженные до зубовъ, въ высокихъ сапогахъ, широкихъ шароварахъ и срыхъ фланелевыхъ рубашкахъ, они такъ нахально шли посреди улицы, что, казалось, говорили — весь міръ нашъ. Вотъ эти-то молодцы и нахлынули на Сантонъ во время выборовъ и съ тхъ поръ держали городъ въ своихъ рукахъ.
Хотя только былъ полдень, но Робертъ достаточно насмотрлся на городъ и ршилъ постить Блый Домъ для знакомства съ Алленомъ Эльморомъ.
Съ наслажденіемъ очутился онъ за городомъ, гд во вс стороны тянулась открытая равнина съ разсянными мстами фермами. Онъ перешолъ черезъ мостъ и пошолъ вдоль берега шумнаго потока, среди зеленыхъ луговъ, окаймленныхъ деревьями. Дале тянулись поля, и Робертъ съ удовольствіемъ замтилъ, что люди, шедшіе за сохой, по бороздамъ, отличались обычными загорлыми лицами поселянъ и составляли пріятный контрастъ съ болзненными, озабоченными гражданами Сантона. Земля, которую они переворачивали, была сочная, черная, и молодой человкъ снова ожилъ. Ему стало казаться, что въ этой мстности можно жить припваючи, и онъ весело, съ надеждой въ сердц, продолжалъ свой путь.
Почва постепенно поднималась, и дорога становилась все пустынне, такъ что Робертъ началъ подозрвать, что Блый Домъ находился гораздо дальше, чмъ его уврилъ Шапетъ. Неожиданно онъ услыхалъ грозные громкіе голоса и увидлъ, что шедшаго впереди его одинокаго путника остановили два молодца, направлявшіеся въ противоположную сторону. Робертъ ускорилъ свои шаги, но на его приближеніе не обратили никакого вниманія, такъ какъ онъ не былъ вооруженъ. Человкъ, котораго остановили и который, очевидно, подвергался опасности, былъ, по вншнему виду, докторомъ или судьей, такъ какъ онъ былъ одть въ безукоризненную черную одежду, молодцы же, напавшіе на него, принадлежали къ шайк миссурійцевъ.
— Стой!— произнесъ одинъ изъ нихъ, выхватывая изъ-за пояса пистолетъ:— и смотри, говори правду. Ты худшій изъ всхъ аболиціонистовъ: ты, Алленъ Эльморъ, хитрая, прехитрая собака. А я съ моимъ другомъ поршили покончить съ тобой, если ты не поклянешься, что перестанешь водить за носъ честныхъ людей.
— Ты ошибаешься, Патъ,— отвчалъ съ улыбкой господинъ въ черной одежд:— аболиціонисты меня ненавидятъ боле твоего.
— Полно врать! А кто заманилъ въ Сантонъ губернатора Шанона и, напоивъ, заставилъ его подписать бумагу объ изгнаніи всхъ насъ въ Миссури? Вдь ты это надлалъ, старая лиса! Вотъ теперь мы съ тобой и разочтемся!
Онъ засмялся грубымъ смхомъ пьянаго человка.
— Мн не время съ тобою спорить, Патъ,— отвчалъ Эльморъ съ искусственнымъ смхомъ: — а то я доказалъ бы теб, что дло имло совершенно иной характеръ. Ну, дайте мн дорогу,— прибавилъ онъ, вынимая изъ кармана серебряную монету: — вотъ вамъ на счастье. Мн надо торопиться.
Онъ сдлалъ два шага впередъ, смотря съ безпокойствомъ на раскраснвшееся лицо ирландскаго миссурійца.
Патъ Логлинъ снова захохоталъ, но добродушне прежняго, спряталъ пистолетъ и, взявъ долларъ, положилъ его въ карманъ. По всей вроятности, Эльморъ спокойно удалился бы, если бы, вынимая деньги, онъ не обнаружилъ золотые часы съ многочисленными брелоками. Эти предметы приглянулись товарищу Логлина, который былъ совершенно трезвъ, и онъ, схватившись одной рукой за часы, ударилъ другой въ лицо Эльмора такъ сильно, что тотъ повалился. Патъ громко засмялся, но черезъ минуту вскрикнулъ отъ удивленія, такъ какъ его товарищъ не усплъ положить въ свой карманъ, награбленныя вещи и грохнулся на землю отъ удара, нанесеннаго ему сзади подбжавшимъ Робертомъ Гольдено. Патъ Логлинъ тотчасъ выстрлилъ, но его рука такъ дрожала отъ пьянства, что онъ далъ промахъ. Въ то же мгновеніе Робертъ однимъ ударомъ палки выбилъ револьверъ изъ его рукъ, а отъ другого у негодяя посыпались искры изъ глазъ. Прошло еще нсколько секундъ, и оба миссурійца обратились въ бгство, оставивъ Роберта побдителемъ на мст боя.
Подобравъ револьверъ, онъ послдовалъ за бжавшими врагами, но они неслись такъ быстро по направленію къ городу, что онъ вскор прекратилъ погоню и вернулся къ мистеру Эльмору. Бдный джентльменъ стоялъ на дорог, весь запыленный и съ большимъ шрамомъ на щек, но когда подошелъ къ нему Робертъ, онъ холодно и спокойно поклонился ему, словно ничего не случилось.
— Позвольте мн поблагодарить васъ, сэръ,— произнесъ онъ сухимъ оффиціальнымъ тономъ:— я надюсь, что вы не пострадали? Мой домъ рядомъ,— прибавилъ онъ, смотря пристально на молодого человка:— не хотите ли отдохнуть и чмъ нибудь подкрпиться?
Отъ этихъ словъ несло такимъ холодомъ, что если бы Робертъ не зналъ, съ кмъ имлъ дло, то, по всей вроятности, отказался бы отъ столь нелюбезнаго предложенія. Но теперь онъ въ двухъ словахъ объяснилъ цль своего посщенія и прибавилъ, что его послалъ къ Элыюру Исаакъ Шапеть. Въ одно мгновеніе Эльморъ измнилъ свой тонъ и сталъ чрезвычайно любезно приглашать Роберта позавтракать у него. Они быстро пошли къ виднвшемуся невдалек блому дому и черезъ нсколько минутъ достигли его. На пути Эльморъ безъ умолка говорилъ о Бостон, о Филадельфіи, его родномъ город, о плодородіи Канзаса и о выгодныхъ условіяхъ покупки тамъ недвижимой собственности. Но ни словомъ не упомянулъ о только что происшедшемъ событіи. Ясно было, что онъ или хотлъ забыть о немъ, или считалъ нестоящимъ вниманія. Однако, приближаясь къ дому, онъ отвернулся отъ своего собесдника и старался стереть слды удара на щек.
Блый домъ представлялъ пріятный контрастъ съ жилищами въ Сантон. Онъ былъ деревянный, одноэтажный, съ черепичной остроконечной крышей и большимъ, окружающимъ со всхъ сторонъ, садомъ. Общее впечатлніе всего дома было такое мирное и счастливое, что Робертъ невольно заглядлся.
— Вы, должно быть, потратили много труда на устройство своего сада?— сказалъ Робертъ, чрезвычайно любившій садоводство:— я ничего не видлъ подобнаго съ тхъ поръ, какъ покинулъ Бостонъ.
— Это не моя работа,— отвчалъ Эльморъ, указывая рукой на цвточныя куртины и прекрасно обработанныя огородныя гряды:— я не отличу рпы отъ картофеля, пока они не на тарелк. Моя племянница, Руь Виндсфордъ, живущая теперь у меня, занимается этимъ дломъ. Да вотъ она и сама.
Робертъ также мало ожидалъ встртить въ Канзас молодую миссъ, какъ крокодила, а потому нервно вздрогнулъ, но черезъ минуту пришелъ въ восторгъ отъ явившагося передъ нимъ плнительнаго образа.
Руь Виндсфордъ была высокаго роста и, быть можетъ, слишкомъ тонка, но держала себя такъ граціозно, что этотъ недостатокъ стушевывался, ея большіе черные глаза, свтлый цвтъ лица и длинные золотистые волоса заставляли и не двадцатитрехлтняго юношу признавать ее прелестной красавицей. Напротивъ, Робертъ не произвелъ никакого впечатлнія на молодую двушку, и, слегка поклонившись ему, она пристально посмотрла на дядю.
— У васъ кровь на лиц,— сказала она:— что случилось?
— Ничего, пустяки. Я сдлаю холодную примочку, и все пройдетъ. Просто меня толкнули,— вотъ и все.
Боле Эльморъ ничего не сказалъ своей семь о случившемся и ни словомъ не упомянулъ о помощи, оказанной ему Робертомъ.
Во время завтрака разговоръ поддерживался исключительно Эльморомъ и его племянницей. Робертъ, никогда не отличавшійся разговорчивостью, чувствовалъ себя не въ своей тарелк. Онъ пришелъ къ тому заключенію, что Исаакъ Шапегъ внушалъ къ себ уваженіе, хотя и не совершенно понималъ его таинственнаго характера, а Алленъ Эльморъ ему положительно не нравился. Несмотря на то, что политическіе вопросы не были затронуты, Робертъ сознавалъ, что между ихъ мнніями существовала непроходимая бездна. Поэтому не было видимой причины оставаться ему посл завтрака, такъ какъ онъ ршился на время отложить дальнйшій разговоръ о своемъ желаніи купить землю. Однако, онъ продолжалъ сидть и спокойно слушать разглагольствованія Эльмора противъ лицъ, являвшихся въ Канзасъ съ предвзятыми идеями на счетъ рабства и аболиціонистовъ, которыхъ онъ называлъ безумцами, такъ какъ, несмотря на всю принципіальную ненавистность рабства для сверянина, приходилось съ нимъ мириться, такъ какъ на юг оно было не только уважаемымъ, но просто священнымъ учрежденіемъ. Тайная причина такого страннаго поведенія Роберта заключалась въ томъ, что онъ случайно слышалъ, какъ миссъ Виндсфордъ сказала тетк о своемъ намреніи заняться въ средин дня садовыми работами. При этихъ словахъ онъ почувствовалъ непреодолимое желаніе посмотрть, какъ молодая двушка работала въ саду. Поэтому онъ молча слушалъ Эльмора, а когда наконецъ всталъ и простился съ нимъ, то направился въ садъ, гд вскор нашелъ энергичную фигуру молодой двушки въ большой соломенной шляпк и длинныхъ перчаткахъ.
Съ своей стороны Руь, пристально смотрвшая на Роберта во все время завтрака и разговора съ дядей, пришла къ тому заключенію, что она никогда не видала такого серьезнаго, суроваго молодого человка и даже не читала въ книгахъ ни о чемъ подобномъ. Она сравнивала его съ кромвелевскими пуританами и сомнвалась, могъ ли онъ когда нибудь шутить или смяться. Поэтому она очень удивилась, когда онъ подошелъ къ ней въ саду и спросилъ съ веселой улыбкой, можетъ ли онъ посмотрть на ея работу. Она провела его по всмъ дорожкамъ, и онъ вступилъ въ серьезныя разсужденія о различіи почвы, способовъ посадки цвтовъ и прививки кустовъ. Затмъ она, въ свою очередь, разсказала о томъ, что длала въ прошедшемъ году для улучшенія своего сада, а онъ предложилъ ей свои услуги для постройки теплицы.
Возвращаясь домой вечеромъ, Робертъ въ глубин своего сердца обсуждалъ все, что случилось въ этотъ день, и съ недоумніемъ замчалъ, что вс политическія соображенія о будущности Канзаса и о борьб съ миссурійцами стушевались въ его голов передъ образомъ Руи. Первый разъ въ жизни онъ вошелъ въ дружескія отношенія съ молодой двушкой. Однако онъ нисколько не сантиментальничалъ и уврялъ себя, что тутъ не было и тни любви, а что онъ просто встртилъ сродную себ душу, благодаря чему Канзасъ, при всей неприглядности его населенія, сталъ казаться ему самой прекрасной мстностью въ свт, и онъ ршилъ остаться тамъ на всю свою жизнь.
III.
Сантонскіе обыватели.
Возвратясь въ гостиницу, Робертъ увидалъ Исаака Шапета на порог, онъ курилъ, и, по брошенному имъ взгляду на своего новаго жильца, можно было заключить, что онъ ожидалъ его съ безпокойствомъ. Молодой человкъ подозрвалъ, что трактирщику было уже извстно о случившемся въ то утро, но онъ ни однимъ словомъ не намекнулъ на это, и когда, посл ужина, онъ пригласилъ Роберта въ свою комнату, то не забросалъ его вопросами, а предоставилъ самому разсказать свою исторію, когда захочетъ. Впрочемъ ему не пришлось долго ждать, и Робертъ подробно описалъ ему какъ схватку съ миссурійцами, такъ и посщеніе Благо Дома. Шапетъ слушалъ его молча, съ пассивнымъ вниманіемъ.
Молодого человка удивило это холодное равнодушіе въ отношеніи того, что онъ считалъ серьезнымъ фактомъ, и онъ наконецъ рзко спросилъ, что думаетъ мистеръ Шапетъ обо всемъ этомъ.
— Я думаю,— отвчалъ онъ: — что вамъ слдуетъ въ вашихъ странствованіяхъ брать съ собою не только револьверъ, но и винтовку.
— А я предпочитаю палку и надюсь боле на нее и свои ноги, чмъ на оружіе. По моему мннію, миссурійцы боле опасны на словахъ, чмъ на дл.
— Конечно, палка въ вашихъ рукахъ сильное орудіе, но для того, чтобы заварить кашу, а не расхлебать ее.
— Что это значитъ?
— А то, что если вы завтра пойдете гулять по Сантону съ одной палкой въ рукахъ, то вашимъ друзьямъ и моей гостиниц не видать васъ боле въ живыхъ.
— Разв дла обстоятъ такъ плохо?
— Сами судите. Патъ Логлинъ спрашивалъ меня утромъ, что выйдетъ, если онъ пожалуется на васъ въ судъ. Люди смотрятъ на одно и то же дло съ разныхъ точекъ зрнія.
— Разв вы ихъ видли обоихъ?
— Они постоянные мои постители,— отвчалъ Исаакъ съ улыбкой.
— Однако, у васъ широкое знакомство,— замтилъ Робертъ, закусивъ губу и нахмуривъ брови.
— Еще бы: я вдь этимъ живу. Можетъ быть, у меня и есть враги, у каждаго они есть, но я ихъ не знаю. У меня также есть убжденія, но они неизвстны даже моей сестр, которая знаетъ меня насквозь. Нкоторые называютъ такое поведеніе не хорошимъ словомъ, но я полагаю, что иначе нельзя быть дловымъ человкомъ.
Все это было сказано такимъ искреннимъ тономъ, что лицо Роберта просіяло, и онъ съ улыбкой произнесъ:
— Я увренъ, что вы хорошій, хотя дловой человкъ, и я лучше желалъ бы быть вашимъ другомъ, чмъ врагомъ.
Трактирщикъ пристально посмотрлъ на Роберта, и тотъ невольно вздрогнулъ.
— Во всякомъ случа я могу узнать по первому взгляду человка,— прибавилъ Шанетъ: — и всякій, кто обращается ко мн, можетъ положиться на меня, какъ на каменную гору.
— Я въ этомъ увренъ,— отвтилъ Робертъ.— А желали бы вы узнать мое мнніе о вашемъ город?
— Еще бы.
— Я чувствую себя, какъ человкъ, неожиданно попавшій въ мстность, наполненную змями, онъ не сметъ ни ссть, ни протянуть руки изъ боязни, чтобы его не ужалили ядовитые гады.
— Вы врно опредлили теперешнее положеніе Канзаса,— замтилъ со смхомъ трактирщикъ.
— Что же мн длать?
— Не вмшиваться въ чужія дла и идти своею дорогою.
— Но вдь не могу же я хладнокровно смотрть, какъ передъ моими глазами двое разбойниковъ грабятъ бдняка.
— Но какую пользу вы принесли своимъ вмшательствомъ? Алленъ Эльморъ даже васъ не поблагодарилъ, а Патъ и Билли Балинджеръ, которымъ вы задали знатную трепку, никогда вамъ этого не простятъ. Можетъ быть, имъ и не удастся васъ убить, если вы будете ходить вооруженнымъ. Но попробуйте купить себ землю и выстроить домъ — онъ сгоритъ у васъ чрезъ двадцать четыре часа, и сколько вы ни стройте новыхъ, вс также погорятъ. Эти люди шутить не любятъ!
Робертъ нервно разсмялся.
— Это не утшительно, мистеръ Шанетъ. Что же мн длать?
— Я видалъ свтъ, молодой человкъ, и знаю хорошо Канзасъ, а потому убжденъ, что вы здсь похоронили себя. Но вы мн ничего не говорите объ Эльмор и его семь. Какъ обстоятъ ваши дла съ нимъ?
— Спросите мистера Эльмора, что онъ думаетъ обо мн,— отвчалъ Робертъ съ гримасой: — онъ говорилъ, а я слушалъ. Вотъ и все.
— Значитъ,— произнесъ Шанетъ, звая:— Блый Домъ не скоро васъ увидитъ.
— Ну, не говорите этого,— отвчалъ Робертъ съ улыбкой: — его семья и онъ самъ очень интересные субъекты. Я не удивлюсь, если онъ со временемъ будетъ относиться ко мн дружелюбно. Да, кстати, можно здсь купить стекло для устройства теплицы? Я общалъ миссъ Виндсфордъ, племянниц Эльмора, устроить теплицу и сдержу свое слово, хотя бы даже мн пришлось для этого выписать стекло изъ Сентъ-Луи.
Шапеть бросилъ сигару, которую онъ курилъ, въ огонь, словно она его обожгла.
— Хорошо,— сказалъ онъ: — я наведу справки и увдомлю васъ о результат. А теперь — доброй ночи.
Разставшись съ своимъ постояльцемъ, трактирщикъ заперъ гостиницу и, вернувшись въ свою комнату, слъ у камина, гд догорали уголья.
— Такого человка поискать днемъ съ фонаремъ,— говорилъ онъ самъ себ: — у него все есть: и здоровье, и сила, и деньги. Мы должны переманить его на свою сторону и тломъ и душой. Какъ глупо, что я послалъ его къ Эльмору. Впрочемъ, это не бда. Хотя двченка, повидимому, плнила его и будетъ всю ночь ему сниться, но дурного изъ этого ничего не выйдетъ, такъ какъ у нея есть женихъ, капитанъ съ юга. Эльморъ поощряетъ его ухаживанія, и Роберту тамъ длать нечего. Намъ еще лучше, если онъ придетъ въ отчаяніе отъ любви, тогда онъ пойдетъ на все, а намъ надо такихъ людей.
На слдующее утро Робертъ объявилъ Шапету, что желаетъ купить револьверъ, и черезъ нсколько минутъ у него за поясомъ торчалъ ‘Кольтъ’, съ которымъ онъ могъ легко защищаться отъ шести враговъ. Когда была окончена эта покупка, Шапетъ сообщилъ ему интересныя новости. Въ этотъ день долженъ былъ произойти въ зал городской школы митингъ избирателей, сторонниковъ свободныхъ штатовъ. Исаакъ предложилъ Роберту присутствовать на этомъ собраніи.
— Это вамъ дастъ лучшее понятіе о канзасской политик,— сказалъ онъ:— чмъ цлый ворохъ газетъ.
Дйствительно, Сантонъ находился въ этотъ день въ большомъ волненіи. Главныя улицы кишли миссурійцами, и Робертъ ожидалъ встртить на каждомъ шагу своихъ недавнихъ противниковъ. Но теперь не одни миссурійцы наполняли городъ, а въ немъ виднлись толпы окрестныхъ фермеровъ, которые хотя были на видъ неловкими, застнчивыми, но, судя по ихъ ршительнымъ взглядамъ, они готовы были дать отпоръ всякому, кто ршился бы помшать имъ въ пользованіи своимъ правомъ. Миссурійцы съ своей стороны не обнаруживали особой воинственности, несмотря на значительность своего числа, и Робертъ, проходя среди нихъ вмст съ Шапетомъ, не подвергся ни малйшей непріятности. Конечно, причиной этого было отчасти присутствіе популярнаго трактирщика, съ которымъ вс дружески здоровались: и фермеры, и горожане, и миссурійцы. У него, повидимому, не было ни одного врага. Но, не смотря на сыпавшіяся на него любезныя привтствія, онъ не останавливался и не разговаривалъ ни съ кмъ, а продолжалъ идти рука въ руку съ Робертомъ.
Неожиданно они увидали передъ собою Пата Логлина, стоявшаго въ многочисленной групп друзей. Сердце Роберта забилось сильне, но Исаакъ Шапетъ только улыбнулся и умрилъ свои шаги.
— Какъ твое здоровье, Патъ?— спросилъ онъ:— хорошая погода для выборовъ.
Логлинъ обернулся и обнаружилъ завязанное лицо съ явными слдами вчерашняго побоища. Онъ пристально посмотрлъ на Роберта, который отвчалъ ему тмъ же, и потомъ довольно учтиво отвчалъ Шапету:
— Здравствуй, Исаакъ, хочешь выпить, молодецъ?
— Нтъ, оставимъ это до окончанія выборовъ,— возразилъ Шапегь съ улыбкой: — можетъ быть, тогда ты угостишь меня не одной, а двумя бутылками.
Друзья Логлина засмялись, такъ какъ всмъ было извстно, что въ день выборовъ ирландецъ зашибалъ деньгу.
Школьный домъ, къ которому подошли Шапетъ и его товарищъ, находился въ центр большаго пустого пространства. Сантонцы предполагали, при дальнйшемъ развитіи своего города, выстроить здсь ратушу, но покуда дло ограничивалось длиннымъ деревяннымъ домомъ, который служилъ и для школы и для общественныхъ собраній. Въ немъ помщалось до двухсотъ человкъ. Въ настоящее время все свободное пространство внутри дома было занято стульями и скамейками, только въ одномъ конц выдавалось грубо сколоченное возвышеніе для предсдателя и ораторовъ. Въ дверяхъ стояло два человка, которые сразу обратили на себя вниманіе Роберта. Они были бдно одты, но поражали своимъ достойнымъ и ршительнымъ видомъ. Они держали въ рукахъ длинныя винтовки и, очевидно, стояли на часахъ. Робертъ подумалъ, что ихъ глаза свтились тмъ энергичнымъ духомъ, котораго не доставало обывателямъ Сантона.
Они были высокаго роста и хорошо сложены, одинъ, старшій, съ густой каштановой бородой, казался среднихъ лтъ, хотя ему не было боле тридцати. Другой, на Десять лтъ моложе, былъ чисто выбритъ и возбуждалъ къ себ невольное сочувствіе большими голубыми глазами и открытымъ честнымъ лицемъ. Хотя черты лица ихъ были различны, но было что-то между ними общее, и всякій безъ ошибки сказалъ бы, что они братья.
— Кто они?— спросилъ шепотомъ Робертъ у Шапета.
Исаакъ какъ бы не разслышалъ его вопроса и, подойдя къ старшему изъ импровизованныхъ часовыхъ, сказалъ:
— Молодецъ, Язонъ, всегда на своемъ мст! А гд старикъ?
— Дома. Боленъ. Онъ до безумія рвался сюда, но, длать нечего, пришлось остаться. Онъ даже не могъ встать съ постели.
— Плохо!
— Очень плохо. Баллотировка будетъ горяча, и намъ необходимо одержать верхъ.
Шапегъ пожалъ плечами и, обращаясь къ Роберту, сказалъ:
— Вы, друзья, должны познакомиться другъ съ другомъ. Язонъ! это Робертъ Гольдено изъ Бостона, аболиціонистъ. Другъ Гольдено! это Язонъ и Оливеръ, сыновья Джона Брауна изъ Осаватоми, человка, о которомъ надняхъ узнаетъ весь свтъ.
Послднія слова Шапегъ произнесъ вполголоса, и Робертъ едва ихъ разслышалъ, такъ какъ оба молодые человка, узнавъ, что онъ аболиціонистъ, дружески пожали ему руку и въ одинъ голосъ сказали:
— Да благословитъ васъ Богъ!
Но прежде чмъ онъ усплъ отвтить на ихъ привтствіе, Шапегь толкнулъ его въ дверь, и они очутились въ толп, числомъ двсти человкъ. Хотя много голосовъ приглашало Шапета на возвышеніе, но онъ пробрался вмст съ Робертомъ и помстился за эстрадой.
Молодой человкъ сталъ съ любопытствомъ смотрть вокругъ себя, и хотя онъ не привыкъ къ политическимъ собраніямъ, но съ перваго взгляда понялъ, что передъ нимъ были люди, искренно настроенные, и что дло шло о чемъ-то боле серьезномъ, чмъ о простыхъ выборахъ. Въ толп не слышны были разговоры, и вс глаза были устремлены на эстраду. Когда предсдатель занялъ отведенное ему мсто, то наступило общее молчаніе. Робертъ съ изумленіемъ узналъ въ немъ Аллена Эльмора.
Онъ былъ хорошій ораторъ и говорилъ плавно, хотя холодно, никогда не останавливался, и его рчь была ясная, убдительная.
Онъ началъ съ того, что сослался на послдніе выборы и указалъ на то, что на нихъ были забракованы лица, отстаивающія теоріи свободныхъ штатовъ, затмъ онъ краснорчиво описалъ торжество рабовладльческой партіи, и тогда со всхъ сторонъ послышались громкіе протесты. Наконецъ онъ перешолъ къ вопросу о томъ, что слдовало теперь длать, и въ зал наступила мертвая тишина.
— Друзья, этотъ вопросъ очень щекотливъ. Нкоторые говорятъ, что настало время отвчать силой на силу и провести на выборахъ нашего кандидата остріемъ меча, но я утверждаю, что это безуміе и нчто еще хуже безумія. Наши враги многочисленне насъ, и правительство приметъ ихъ сторону, поэтому мы должны въ настоящее время подчиниться обстоятельствамъ и терпливо ждать. Скажу боле — если насъ ударятъ по одной щек, мы должны подставить другую, а не отвчать ударомъ на ударъ. Только въ такомъ случа мы можемъ доказать всей стран, что свирпствующая здсь распря возбуждена не нами, только тогда, въ случа открытаго насилія противъ насъ, правительство двинетъ войска для нашей защиты. Лишь этимъ путемъ мы отстоимъ наши жилища и семьи отъ всякой опасности, а Канзасу обезпечимъ мирное процвтаніе.
Онъ слъ на свое мсто. Никто ему не рукоплескалъ. Нсколько голосовъ слабо протестовало, а громадное большинство хранило молчаніе.
Посл него всталъ второй ораторъ. Это былъ содержатель одной изъ тавернъ въ Сантон и, по общему мннію, самый богатый человкъ во всемъ город.
— Другъ Эльморъ совершенно правъ,— произнесъ онъ,— Кто навлекаетъ несчастія на Канзасъ?.. Аболиціонисты!.. Они выводятъ изъ себя южанъ, и я не могу за это осуждать послднихъ. Если бы аболиціонисты думали больше о своихъ семьяхъ и меньше о неграхъ, то намъ всмъ жилось бы лучше, миссурійцы перестали бы длать набги на нашу территорію, и мы вс сдлались бы богаче. Подавайте голоса за друга Эльмора, братцы, и мирное спокойствіе обезпечено Канзасу.
Онъ замолкъ, и снова въ зал водворилось молчаніе. Робертъ, скрестивъ руки на груди и прикусивъ губу, нетерпливо топалъ правой ногой. Исаакъ Шапетъ не сводилъ съ него глазъ.
Черезъ минуту поднялся третій ораторъ, говорившій грубымъ мстнымъ нарчіемъ. Это былъ коренастый человкъ, съ круглымъ лицомъ, голубыми глазами и выдающимися скулами. Первыя4 его слова раздавались медленно, глухо, но потомъ онъ разгорячился и обнаружилъ естественное краснорчіе. Въ сущности его рчь была только разсказомъ о томъ, что онъ самъ лично испыталъ. Онъ былъ маленькимъ фермеромъ и за годъ передъ тмъ поселился на участк за три мили отъ Сантона. Вскор посл этого произошли выборы, и онъ подалъ голосъ за сторонника свободныхъ штатовъ. Спустя недлю, миссурійцы, сильно напугавъ его жену, похитили на его ферм двухъ теленковъ и значительное число цыплятъ, вмст съ тмъ его предупредили, что если онъ будетъ присутствовать на митингахъ противъ рабства, то съ нимъ поступятъ еще хуже. Онъ обратился за покровительствомъ къ властямъ, но т не оказали ему помощи. Что было длать ему и сотн людей, которые находились еще въ худшемъ положеніи? До настоящей минуты онъ не былъ аболиціонистомъ, но если дла будутъ идти въ томъ же дух, то не извстно, чмъ еще судьба его сдлаетъ.
Эта рчь была встрчена громкими криками одобренія — первый признакъ, что митингъ былъ одушевленнымъ существомъ. Волненіе еще не улеглось, какъ быстро вскочилъ на ноги худощавый, высокаго роста человкъ, въ разорванной одежд, дырявыхъ сапогахъ и съ такимъ громовымъ голосомъ, что его было бы слышно въ зал втрое больше, чмъ настоящая.
— Граждане Канзаса!— воскликнулъ онъ:— вы люди или бараны? Фермеръ Гобъ только что говорилъ о грабежахъ. Это пустяки въ сравненіи съ пролитіемъ крови. Вильямъ До и маіоръ Гайтъ убиты среди благо дня, и почему? Потому только, что они протестовали противъ разбойниковъ, захватившихъ избирательные ящики и лишившихъ насъ избирательныхъ правъ. Теперь снова настали выборы. Что намъ длать?.. Намъ предстоитъ одно изъ двухъ: или отомстить за Гайта и До, отстоять свои права и выгнать отсюда кровожадныхъ миссурійцевъ, или спокойно смотрть, какъ будутъ грабить наши фермы и убивать нашихъ товарищей. Выбирайте тотъ или другой путь, граждане Канзаса, но помните, что если вы теперь струсите, то ваша кровь падетъ на ваши головы!
Ораторъ умолкъ и тяжело перевелъ дыханіе, а вся зала огласилась дружными криками одобренія. Очевидно собраніе одушевлялось. Робертъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ усидть на мст и самъ хотлъ говорить. Но онъ не усплъ вскочить и открыть ротъ, какъ его схватилъ за руку Шапетъ.
— Погоди, молодецъ, дай мн прежде сказать два слова.
Появленіе популярнаго трактирщика на эстрад было привтствовано общими рукоплесканіями. Онъ спокойно пожалъ руку предсдателя и началъ обычнымъ разговорнымъ тономъ:
— Друзья, вы вс согласитесь со мною, что пріятно слушать искреннія рчи честныхъ людей. Но бываютъ случаи, когда не слдуетъ терять словъ на пустые фейерверки. Поэтому я предложу съ разршенія предсдателя тотчасъ ршить, что намъ длать сегодня. Насъ сто, или, быть можетъ, полтораста человкъ, а миссурійцевъ двсти. Я случайно знаю многихъ изъ нихъ и убжденъ, что они только ждутъ случая выступить въ открытый бой. Они думаютъ, хотя это, конечно, ложь, что боле половины приверженцевъ свободныхъ штатовъ въ Сантон предпочитаютъ болтовню борьб, и что т даже, которые держатся противоположнаго мннія, не вооружены. Есть еще человкъ четыреста, раздляющихъ наши убжденія, но они не подняли и пальца, когда были убиты Гайтъ и До. Предыдущій ораторъ вполн правъ, говоря, что намъ предстоятъ выборы между двумя путями. Мы можемъ или идти къ избирательнымъ ящикамъ съ крикомъ: вонъ изъ нашего города всхъ иностранцевъ! или молча устраниться. Я ничего не предлагаю, а прошу только предсдателя поставить на баллотировку этотъ вопросъ. Пусть встанутъ т, которые хотятъ повести дло круто и прогнать изъ Канзаса миссурійцевъ.
Эльморъ всталъ съ улыбкой и поставилъ на очередь предложенный вопросъ. Быстро вскочили съ своихъ мстъ Робертъ Гольдено, фермеръ Гобъ и два сына Джона Брауна, но боле никто.
Мертвое молчаніе царило въ зал. Предсдатель снова поднялся и произнесъ:
— Кто стоитъ за миръ, пусть подыметъ правую руку.
Цлый лсъ рукъ немедленно поднялся, и Эльморъ, не говоря ни слова, сошолъ съ предсдательскаго кресла. Митингъ кончился, и вс стали выходить.
Увлекаемый толпой, Робертъ разлучился съ Шапетомъ и раньше его вышелъ изъ дверей. Вокругъ него вс говорили о предстоящихъ выборахъ. Нкоторые стояли за уклоненіе отъ баллотировки, но большинство высказывалось въ пользу безмолвной подачи голосовъ. Въ общемъ говор Робертъ ясно различилъ два голоса, говорившіе между собою позади его.
— Ты слышалъ, что говорилъ фермеръ Гобъ? Надо его не забыть.
— Еще бы, онъ за это дорого поплатится.
— Но надо подождать, пока явятся ребята изъ Алабамы, тогда мы задимъ встрепку проклятымъ аболиціонистамъ.
— А что длаютъ Брауны?
— Они готовятся къ борьб, и мы слдимъ за ними и днемъ и ночью.
— Они единственные смльчаки, готовые идти въ бой?
— Нтъ, такихъ молодцовъ много, но мы все-таки легко справимся съ ними. Но, тише, насъ могутъ подслушать.
Голоса замерли, и Робертъ уже не слышалъ ничего боле, а черезъ нсколько минутъ онъ вышелъ на улицу.
Робертъ удалился съ митинга въ очень мрачномъ настроеніи. Его сердце было переполнено негодованіемъ на трусость обывателей Сантона и опасеніями за ихъ безопасность въ виду подслушаннаго имъ разговора двухъ лицъ, очевидно бывшихъ шпіонами со стороны миссурійцевъ. Бдный фермеръ Гобъ! Бдные Брауны! Неужели нельзя было защитить людей, которые виновны были лишь въ томъ, что открыто выражали мннія, господствовавшія въ ихъ штатахъ? Бо всякомъ случа ихъ надо было предупредить. Но какая была польза въ этомъ предупрежденіи? Что можетъ сдлать горсть людей противъ сотенъ враговъ?.. По всей вроятности, и ему самому грозила опасность, такъ какъ его аргументы были не слова, а удары. Но онъ ничего не боялся и смло сталъ посматривать по сторонамъ, какъ бы желая, чтобы поскоре наступила борьба.
Оглядываясь, онъ замтилъ, что вышелъ изъ города, и направилъ свои шаги по дорог, которая вела въ Блый Домъ. Онъ улыбнулся и продолжалъ свой путь. Благодаря случайности, Руь Биндсфордъ работала въ саду въ ту самую минуту, какъ молодой человкъ подошолъ къ забору. Если бы онъ ея не увидалъ, то Робертъ прошелъ бы дале и вернулся бы въ Сантонъ другой дорогой, а теперь онъ остановился. Она подняла глаза съ гряды, которую полола, и привтствовала его съ веселой улыбкой. Онъ былъ вынужденъ войти въ садъ и, однажды очутившись тамъ, естественно не думалъ объ уход.
Спустя часъ, мистрисъ Эльморъ, вернувшись изъ города, застала молодого человка за работой. Снявъ сюртукъ, онъ энергично копалъ землю, а Руь стояла подл него и разговаривала такъ свободно, какъ будто была съ нимъ знакома цлую жизнь. Ея тетка, женщина большого роста, съ строгимъ квакерскимъ выраженіемъ лица, очень сухо поздоровалась съ Робертомъ, который поспшилъ надть сюртукъ. Но, по знаку племянницы, она, хотя и неохотно, пригласила молодого человка къ завтраку.
— Да, да, завтракайте у насъ, мистеръ Гольдено, дядя хотлъ поговорить съ вами о длахъ.
— Но онъ возвратится не раньше вечера,— возразила мистрисъ Эльморъ рзкимъ тономъ:— вдь сегодня выборы.
— Тмъ лучше, мистеръ Гольдено успетъ до его возвращенія научить меня многому, чего я не знаю въ садоводств. Вы на это согласны, мистеръ Гольдено, хотя, предупреждаю васъ, я несносная ученица?
Робертъ молча наклонился.
Но мистрисъ Эльморъ не поддавалась.
— Мистеръ Гольдено очень любезенъ,— промолвила она:— но слдуетъ сказать, что сегодня общалъ вернуться капитанъ Гаулетъ, а такъ какъ онъ будетъ ночевать у насъ, то Эльмору придется отложить до другого дня дловой разговоръ съ мистеромъ Гольдено.
— Капитанъ Гаулетъ прідетъ сегодня!— воскликнула Руь, вспыхнувъ:— тмъ лучше: мистеру Гольдено необходимо съ нимъ познакомиться. Это нашъ большой пріятель, онъ офицеръ и командуетъ отрядомъ солдатъ, расположенныхъ въ нсколькихъ миляхъ отсюда. Онъ будетъ въ состояніи отвтить на вс ваши вопросы о Виргиніи, такъ какъ онъ пріхалъ оттуда нсколько мсяцевъ тому назадъ, а я не бывала на своей родин съ дтства.
Мистрисъ Эльморъ не могла боле возражать, и такимъ образомъ Робертъ во второй разъ завтракалъ въ Бломъ Дом.
Все время до вечера молодые люди провели въ саду. Изъ приличія мистрисъ Эльморъ сидла въ веранд и молча вязала, что нимало не мшало дружескому разговору Роберта съ Русью, такъ какъ они находились на значительномъ разстояніи. Впрочемъ Робертъ самъ говорилъ мало и работалъ неустанно лопатой, и Руь почти одна говорила безъ умолку. Ея простая, почти дтская, болтовня о себ и своей семейной жизни казалась ему увлекательне всякаго краснорчія.
При его натур молодые люди долго не вдаютъ любви и относятся холодно ко всмъ женщинамъ, до той минуты пока не наткнутся на ту, которой суждено овладть ихъ сердцемъ на всю жизнь. Люди хладнокровнаго темперамента смются надъ ними, а грубые скептики презираютъ ихъ, но они не обращаютъ на это вниманія и, однажды полюбивъ, сохраняютъ свою любовь всю жизнь и руководятъ ею вс свои поступки, все равно успшна она, или нтъ.
Наконецъ солнце склонилось къ западу, и въ воздух уже чувствовалась вечерняя прохлада.
— Мистеръ Гольдено,— сказала Руь:— право, довольно работать. Если вы не бросите сейчасъ лопаты, то я отниму ее у васъ и запру. Нельзя же быть такой эгоисткой, какъ я, я упросила васъ остаться здсь до вечера, чтобы научиться кое-чему въ садоводств, а дло кончилось тмъ, что вы цлый день проработали, какъ каторжникъ. Сдлайте одолженіе, надньте свой сюртукъ и отдохните до возвращенія дяди Эльмора, котораго я вижу вдали на дорог. Потомъ ужинъ и хорошая сигара вознаградятъ васъ за тяжелую работу. Я, право, не знаю, какъ благодарить васъ за вашу любезность.
Робертъ поднялъ голову и засмялся. Кровь такъ кипла въ его жилахъ, что онъ готовъ былъ копать землю всю ночь.
— Разв я кажусь очень усталымъ, миссъ Виндсфордъ.
— У васъ лицо все красное.
— Можетъ быть, но я нисколько не желаю отдыхать.
— И однако вы все-таки отдохнете. Смотрите, тетя зоветъ насъ знаками.
Робертъ насупилъ брови и молча послдовалъ за Русью.
— Идите къ тет, я сейчасъ васъ догоню,— промолвила молодая двушка, остановившись въ калитк.
Онъ повиновался и черезъ минуту уже сидлъ съ мистрисъ Эльморъ на веранд.
— Вы очень много работали, мистеръ Гольдено, сказала хозяйка холоднымъ тономъ.
— Да, но это принесло мн большое удовольствіе, благодарю васъ.
— Вы очень много работали,— повторила мистрисъ Эльморъ,— и все ни къ чему.
— Какъ ни къ чему?— спросилъ Робертъ съ удивленіемъ.
— Очень просто. Руь врядъ ли будетъ боле заниматься въ этомъ саду. Вы слышали, что я говорила о капитан Гаулет. Вонъ онъ идетъ вмст съ моимъ мужемъ. Онъ большой другъ Руи и нимало не интересуется садоводствомъ. А вы долго намрены остаться въ Канзас?
— Да,— рзко отвчалъ Робертъ.
Наступило молчаніе, и они оба устремили глаза на подходившихъ къ дому мужчинъ.
Руь встртила дядю у калитки, и Робертъ нервно считалъ секунды, въ продолженіе которыхъ сопровождавшій Эльмора молодой человкъ держалъ ея руку въ своихъ рукахъ. Они очевидно были женихъ и невста.
Эльморъ потрепалъ по плечу свою племянницу и, ускоривъ шаги, очень любезно поздоровался съ Робертомъ. Лицо его сіяло, и онъ весело подмигнулъ жен, указывая рукой на шедшую позади него парочку.
Капитанъ Гаулетъ былъ широкоплечій, коренастый человкъ лтъ тридцати. Въ сравненіи съ Робертомъ Гольдено онъ казался очень маленькимъ, хотя въ сущности былъ средняго роста, но его военная выправка, мундиръ, большіе усы, загорлый цвтъ лица, свтлые глаза и правильныя черты представляли выгодный для него контрастъ съ худощавой, костлявой фигурой уроженца Новой Англіи, въ поношенной и плохо сшитой одежд. Кром того, капитанъ превосходилъ Роберта и во многихъ другихъ отношеніяхъ, отличаясь приличными манерами и вполн свободнымъ обращеніемъ. Онъ, улыбаясь, поздравилъ Руь съ необыкновенными успхами въ садоводств и посовтывалъ увеличить садъ еще на полъ-акра, если она могла пользоваться такими прекрасными уроками въ этомъ дл. При этомъ онъ прямо не намекнулъ на Роберта и какъ бы только шутилъ съ Русью. Затмъ онъ перемнилъ разговоръ и во все продолженіе ужина говорилъ почти исключительно одинъ, приводя между прочимъ отрывки изъ недавно полученнаго имъ письма отъ знакомаго виргинскаго плантатора, который въ смшномъ вид описывалъ жизнь негровъ.
Напротивъ Робертъ упорно молчалъ и не принималъ участія въ разговор. Въ немъ наступила реакція посл счастливо проведеннаго дня, и онъ чувствовалъ себя въ какомъ-то нервномъ раздраженіи. Хотя онъ и уврялъ себя, что было глупо ревновать капитана, который ему очень не понравился съ перваго взгляда и, повидимому, также смотрлъ на него недружелюбно, но онъ не могъ побороть своего волненія и, несмотря на вс усилія Руи вовлечь его въ общій разговоръ, не раскрывалъ рта.
Посл ужина вс перешли на веранду, и мужчины закурили сигары. Небо было покрыто тучами, и вдали слышались перекаты грома. Мало-по-малу гроза приблизилась, и крупныя капли дождя прогнали маленькое общество въ гостиную, гд уже горла лампа.
Капитанъ Гаулетъ теперь стушевался, и Руь ловко заставила Роберта разговориться, разспрашивая его о Бостон и школьныхъ годахъ въ Гарвардскомъ университет. Онъ такъ увлекся своими разсказами, что совершенно забылъ о присутствіи капитана Гаулета, но неожиданно онъ услыхалъ, какъ послдній спросилъ вполголоса у Эльмора:
— А вы мн ничего не сказали о вашемъ утреннемъ митинг сторонниковъ свободныхъ штатовъ? Они, кажется, называютъ себя канзасскими избирателями? Мн говорили, что это свора скалящихъ зубы собакъ. Но, извините, вы вдь предсдательствовали, разскажите же, какъ все обошлось.
Алленъ Эльморъ засмялся, и отъ его смха морозъ пробжалъ по спин Роберта.
— Нечего и разсказывать: все обошлось, какъ я ожидалъ, и какъ вы предсказывали.
— Неужели? Это просто удивительно!— воскликнулъ Гаулетъ и впервые посмотрлъ на Роберта,— вы помните, миссъ Виндсфордъ, мое пророчество. Я предсказывалъ, что первую рчь произнесетъ мистеръ Эльморъ и, конечно, прекрасно, хотя, по моему мннію, не слдуетъ метать бисеръ передъ свиньями. Потомъ свиньи — прошу меня извинить за это грубое слово — должны были помоему пуститься въ безконечное словоизверженіе. На голову миссурійцевъ они, конечно, изливали цлые потоки угрозъ, и наконецъ одинъ изъ нихъ, полубосой и въ лохмотьяхъ, сдлалъ пламенный призывъ къ оружію противъ моего друга Пата Логлина. Ну, не такъ ли все это произошло? Наконецъ, какой нибудь логичный человкъ предложилъ тотчасъ приступить къ избіенію всхъ миссурійцевъ, и тогда вся сцена измнилась: свиньи поджали хвосты и разошлись. Вдь я правъ, такъ все произошло? И всегда такъ будетъ.
— Я съ вами не согласенъ,— произнесъ Робертъ такимъ ршительнымъ тономъ, что Руь вздрогнула, а мистрисъ Эльморъ, едва ли не впервые, спутала петли своего вязанья.
— А вы присутствовали на митинг?— спросилъ Гаулетъ съ улыбкой.
— Отъ начала до конца.
‘ Что же, васъ позабавило это зрлище?
‘ Нимало. Я считаю этотъ митингъ очень серьезнымъ дломъ и прошу у васъ, мистеръ Эльморъ, извиненія, если я выскажу откровенно свое мнніе.
— Сдлайте одолженіе, говорите все, что у васъ на ум,— отвчалъ хозяинъ:— мн очень интересно узнать ваше мнніе, такъ какъ вы намрены сдлаться гражданиномъ Канзаса и, по всей вроятности, чрезвычайно смлымъ.
При этомъ онъ подмигнулъ капитану, чего не замтилъ Робертъ, который былъ сильно возбужденъ дерзкой рчью капитана и очевиднымъ сочувствіемъ къ нему Эльмора.
— Прежде всего,— началъ онъ медленно и ршительно:— я долженъ согласиться съ капитаномъ Гаулетомъ, что большинство на этомъ митинг вело себя недостойно, и мене полудюжины людей выразили твердое убжденіе.
Капитанъ кивнулъ головой и, обращаясь къ Эльмору, промолвилъ вполголоса:
— Мистера Гольдено надо поздравить, что онъ понялъ настоящій характеръ нашего населенія, хотя гоститъ здсь только два дня.
— Но на митинг было четыре человка, до которыхъ не могутъ касаться саркастическія замчанія капитана Гаулета,— продолжалъ Робертъ, не обращая вниманія на слова офицера,— и въ числ ихъ былъ я. Но слдующій митингъ канзасскихъ гражданъ, будетъ ли онъ въ Сантон или другой мстности, окончится совершенно иначе. Вопросъ о свободныхъ штатахъ не можетъ быть ршенъ людьми, которые ставятъ личное спокойствіе выше своихъ правъ. Въ результат сегодняшняго митинга получится, вроятно, грабежъ, а, быть можетъ, и убійство мирныхъ гражданъ. Вчера я помшалъ двумъ миссурійцамъ совершить днемъ насиліе надъ однимъ изъ здшнихъ гражданъ. А почему это мыслимо? Потому что сторонники свободныхъ штатовъ не искренніе люди. Защитники рабства знаютъ, чего хотятъ, и не останавливаются передъ средствами. Если бы мы были также ршительны, то насъ не могли бы остановить никакія преграды. Бда въ томъ, что мы трусы.
— Это очень интересно,— отвчалъ капитанъ со смхомъ:— но я желалъ бы знать, чего именно хотятъ мистеръ Гольдено и т три молодца, которые составляли на митинг ту благородную четверку, которая, по его словамъ, знала, что хотла.
— Извольте, я вамъ скажу: мы хотимъ, и рано или поздно добьемся, уничтоженія рабства во всей республик.
Капитанъ Гаулетъ побагровлъ отъ гнва и бросилъ на Роберта такой гнвный взглядъ, словно хотлъ разорвать его на части.
— Довольно!— воскликнулъ онъ:— уничтоженіе рабства! Да поймите, что весь югъ возсталъ бы, какъ одинъ человкъ, если бы до него достигъ слухъ о такихъ преступныхъ намреніяхъ. Мы много должны переносить отъ васъ, сверянъ, но этого, видитъ Богъ, мы никогда не допустимъ!..
Робертъ добился своего и вывелъ изъ терпнія капитана.
— Я никогда не бываю грубъ ни съ кмъ,— сказалъ Ульморъ:— а тмъ боле не желаю оскорблять своего гостя, но считаю своею обязанностью предупредить мистера Гольдено, что, по законамъ территоріи, говоря это, онъ поступилъ не только дурно, но и совершилъ преступленіе, наказуемое по этимъ законамъ, и я не могу допускать въ моемъ дом подобныхъ выраженій.
— Я очень сожалю объ этомъ, мистеръ Эльморъ,— сказалъ Робертъ, вставая:— но я аболиціонистъ и всегда останусь имъ. Мн остается только поблагодарить васъ за гостепріимство и проститься съ вами.
Затмъ онъ подошелъ къ мистрисъ Эльморъ и молча наклонился. Она протянула ему руку и сказала сочувственнымъ тономъ:
— Я очень рада, что познакомилась съ вами, мистеръ Гольдено.
Напротивъ, молодая двушка такъ поблднла и такъ непріязненно смотрла на него, что онъ прошолъ мимо ея, лишь слегка наклонивъ голову.
Эльморъ учтиво проводилъ его до наружныхъ дверей, гд Робертъ пожелалъ ему спокойной ночи и медленно пошелъ по садовой дорожк.
Давно собиравшаяся гроза уже разразилась, и не усплъ юноша достигнуть калитки, какъ сверкнула молнія, и при свт ея онъ увидлъ въ одномъ изъ оконъ Благо Дома смущенное лицо Руи, смотрвшее ему вслдъ. Черезъ секунду все стемнло, и Робертъ подъ проливнымъ дождемъ направился въ Сантонъ.
Было такъ темно, и дорога такая грязная, что молодой человкъ спотыкался на каждомъ шагу, сомнваясь, достигнетъ ли онъ когда нибудь гостиницы Шапета. Но, несмотря на вс затрудненія, онъ все-таки, спустя часъ, былъ дома, хотя совершенно мокрый и чувствуя, словно его безмилосердно избили.
На порог гостиницы стоялъ трактирщикъ, очевидно ждавшій его, и ему стало такъ противно это вчное наблюденіе за нимъ, что онъ прошелъ мимо его, не говоря ни слова.
— Васъ знатно промочило,— замтилъ Шапетъ.
— Да, скверная погода.
Робертъ уже поднялся по лстниц на верхъ, какъ трактирщикъ крикнулъ ему вслдъ:
— Зайдите ко мн и выпейте грогу.
— Нтъ, я пойду прямо въ свою комнату. Спокойной ночи.
Однако, не усплъ онъ раздться и лечь въ постель, какъ дверь отворилась, и Шапетъ вошелъ съ подносомъ, поставилъ его на столъ подл кровати и молча удалился.
На поднос находился напитокъ, извстный въ западныхъ американскихъ штатахъ подъ названіемъ эгъ-нога и составлявшійся изъ горячей воды, водки, сырого яйца, корицы и гвоздики.
Эта назойливая любезность не понравилась Роберту, но, когда трактирщикъ удалился, онъ выпилъ принесенный напитокъ, посл чего его непріязненныя чувства къ Исааку смягчились. Затмъ онъ крпко заснулъ и сталъ, пока не разбудилъ его свтъ, пробивавшійся въ окна.
Было шесть часовъ, и онъ ршилъ на свобод обдумать все, случившееся съ нимъ наканун, прежде чмъ Шапетъ забросаетъ его безконечными вопросами. Поэтому онъ поспшно одлся и вышелъ изъ дома, такъ что когда Исаакъ вышелъ изъ своей комнаты, то уже давно простылъ его слдъ.
Узнавъ объ этомъ отъ своей сестры, трактирщикъ вышелъ изъ себя.
— Зачмъ ты отпустила его одного, Дебора?— воскликнулъ онъ: — надо было задержать его до моего прихода.
— Какъ могла я помшать ему выйти изъ дома!— отвчала она, смотря съ удивленіемъ на Шапета: — онъ не мальчикъ и знаетъ, что длаетъ, а я ему не мать и не тетка. Къ тому же я не думала, что ты примешь его отсутствіе такъ къ сердцу.
— Онъ дуракъ,— продолжалъ Исаакъ, ходя взадъ и впередъ по кухн въ необычайномъ для него волненіи: — и легко увлекается, не обращая никакого вниманія на вс предупрежденія объ опасности. А онъ намъ нуженъ, очень нуженъ именно теперь. Что ты надлала, Дебора, отпустивъ его! Вдь я нимало не удивлюсь, если завтра утромъ мы найдемъ его мертвымъ гд нибудь на дорог.
— Боже избави, Исаакъ,— промолвила сестра со слезами на глазахъ: — бдный юноша, что онъ надлалъ! Я всю свою жизнь не прощу себ, если съ нимъ случится бда.
— Полно, Дебора, не плачь впередъ, можетъ быть, все обойдется благополучно,— замтилъ Шапетъ.