ЗА РУССКУЮ СТАРИНУ
ЗА РУССКУЮ СТАРИНУ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Честон
Чванкина
За русскую старину, Погодин Михаил Петрович, Год: 1845
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Погодин М. П. Избранные труды / М. П. Погодин
М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века).
В 25 нумере Московских Ведомостей689 (1845 г.) помещена статья под заглавием ‘Бретань и ее жители’690, статья прекрасно написанная, ясная, легкая, живая, — я прочел ее с большим удовольствием, находя в ней доказательство нового увлекательного таланта, который появляется в области Русской Словесности.
Но мое удовольствие было не без примеси: автор, воздавая хвалу западным хроникам Средних веков, рассудил почему-то бросить тень на наши, и как будто с состраданием произнес, что ‘Средний век не существовал для нашей Руси, потому что и Русь не существовала для него’.
В 1830-х годах, излагая в одном из журналов того времени систему Европейской Истории Гизо691, только что появившуюся у нас, я имел честь заметить знаменитому профессору об его односторонности и сказать, что истории Запада нельзя выразуметь вполне, не обращая внимания на другую половину Европы, на историю Востока, шедшего с ним параллельно, Востока, который представляет значительные для науки видоизменения всех западных учреждений и явлений, точно так натуралист должен исследовать все произведения, все виды, принадлежащие к одному классу, если хочет составить себе полное, основательное понятие об этом классе.
Не думал я, чтоб чрез пятнадцать лет, — когда наука ступила столько шагов вперед, после того как издано в свете столько свидетельств, доведших эту мысль до очевидной убедительности, — пришлось мне повторить тот же упрек своему соотечественнику, который, увеличив сверх меры ошибку, не может даже привесть и оправданий Гизо.
Не странно ли в самом деле, чтоб в наше время, когда одна Археографическая Комиссия издала томов двадцать древних документов692, не говоря о частных трудах, не странно ли встретить, даже в образованном классе, людей столько запоздалых, столько отсталых, или столько ослепленных, которые, имея пред своими глазами Петрову Россию, могут смело, не запинаясь, выговаривать, что этот колосс, готовый и вооруженный, произошел из ничего, без всякого предварительного приуготовления, без Среднего века, — людей, которые не хотят даже слушать другой стороны, старающейся понять, объяснить это всемирное историческое явление, отыскать его причины, ближние и дальние, его постепенности, — людей, которые решились с непонятным упорством коснеть в своем непростительном неведении, и даже распространять свое мнение, — которые просто затыкают себе уши, зажмуривают себе глаза, восклицая с Чванкиной Княжнина:
Хоть вижу, да не верю!693
Средний век у нас был, скажу я неизвестному автору, был, как и в Западной Европе, но только под другою формою, тот же процесс у нас совершался, как и там, те же задачи разрешались, только посредством других приемов, те же цели достигались, только другими путями. Это различие и составляет собственно занимательность, важность Русской Истории для мыслящего Европейского историка и философа. И у нас было введено Христианство, только иначе, мирно и спокойно, с крестом, а не с мечом, и мы начали молиться единому Богу, но на своем языке, понимая свои молитвы, а не перелепетывая чуждые звуки, и у нас образовалось духовенство, но духовное, а не мирское, и мы преклонялись пред ним, но пред его словом и убеждением, а не властью. В политическом отношении было также разделение, междоусобная война, централизация, единодержавие. У нас не было, правда, рабства, не было пролетариев, не было ненависти, не было гордости, не было инквизиции, не было феодального тиранства, зато было отеческое управление, патриархальная свобода, было семейное равенство, было общее владение, была мирская сходка: одним словом, в Среднем веке было у нас то, об чем так старался Запад уже в Новом, не успел еще в Новейшем, и едва ли может успеть в Будущем. Мы явили свои добродетели и свои пороки, мы совершили свои подвиги, мы имели свои прекрасные моменты, мы можем указать на своих великих людей…
Но довольно! Доказывать, что Русская История имела свой Средний век, не значит ли доказывать, что белокурый может также называться человеком, как и черноволосый? Не значит ли доказывать, что между всякими двумя краями всегда бывает средина?
Неизвестный автор не может уклониться от моего обвинения, тем, что он отрицал существование на Руси только Западного Среднего века, не может, ибо об этом говорить нечего. Разве нужно сказывать, разве нужно кому-нибудь напоминать, что на Руси не было, например, Парижа или Лондона? Это знает всякий, и не будет спорить никто. У нас, разумеется, не было Парижа, но была Москва, у нас не было Товера694, но был Кремль, у нас не было Западного Среднего века, но был Восточный, Русский, — что и хотел я доказать, довести до сведения автора и его читателей, а может быть, и последователей.
Петр Великий, по необходимости, вследствие естественных географических отношений России к Европе, должен был остановить народное развитие и дать ему на время другое направление. Кто из нас не воздает должной чести этому необыкновенному гению, кто не удивляется его беспримерным трудам, кто не оценяет его спасительных подвигов, кто, наконец, не благоговеет пред его любовью к отечеству?
Но прошло уже слишком сто лет, как он скончался, и полтораста, как он начал действовать, а новое время идет быстрее древнего. Период Петров оканчивается: главнейшие дела его довершены, первая задача его решена, ближайшая цель его достигнута, то есть: Северные враги наши смирены, Россия заняла почетное место в политической системе государств Европейских, приняла в свои руки Европейское оружие и привыкла обращать оное с достаточною ловкостию, может по усмотрению употреблять все Европейские средства и пособия для дальнейшего развития своей собственной, на время замиравшей, жизни во всех ее отраслях.
Занимается заря новой эры: Русские начинают припоминать себя и уразумевать требования своего времени, для избранных становится тяжким иностранное иго, умственное и ученое, они убеждаются, что, склоняясь под оным, они не могут произвесть ничего самобытного, что чужеземные семена не принимаются, не пускают корней, или производят один пустоцвет, они убеждаются, что для собрания собственной богатой жатвы нельзя поступать пока иначе, как возделывать свою землю, то есть, разрабатывать свой язык, углубляться в свою историю, изучать характер, проникать дух своего народа, во всех сокровенных тайниках его сердца, на всех горных высотах его души, одним словом, познавать самих себя. Они убеждаются, что настало время испытывать свои силы, — и блестящий успех вознаграждает некоторые усилия!
Время безусловного поклонения Западу миновалось, разве от лица людей запоздалых, которые не успели еще доучить старого курса, между тем как начался уже новый. Им можно посоветовать, чтоб они постарались догнать уходящих и стать наравне с своим веком в чувствах уважения к самобытности, и следовательно, старины.
Только таким образом, продолжу я им наставление, можем мы исполнить ожидания самой Европы, ожидания всех друзей общего блага, только таким образом можем мы исполнить свои человеческие обязанности. Мы должны явиться на Европейской сцене, стану употреблять их любимые выражения, своеобразными индивидуумами695, а не безжизненными автоматами, мы должны показать там свои лица, а не мертвенные дагерротипы696 каких-то западных идеалов. Своим голосом должны мы произнесть наше имя, своим языком должны мы сказать наше дело, а не на чуждом жаргоне, переводя из Немецкого компендиума697 и Французской хрестоматии698, наконец — посредством своих мотивов мы должны выразить наш пафоса699: иначе нас не примет наша старшая братия, с презрением, или много-много с состраданием, они отвратят взоры от жалких подражателей, которые тем несчастнее, чем кажутся себе счастливее. В гармонии не допускаются отголоски, даже самые верные, не только фальшивые, а одни самобытные звуки.
Оставя шутки, я должен заключить это объяснение о том, как понимаю я, и некоторые друзья мои, наше время касательно науки, какими представляются нам наши обязанности, наши отношения к ученой Европе и отечеству,— заключить ответом на литературные клеветы, возведенные на нас с самых первых нумеров Москвитянина, т.е. 1841 года.
На нас разносят клевету, будто мы не уважаем Запада. Нет, мы не уступим нашим противникам в этом чувстве уважения, мы изучали Запад, по крайней мере, не менее их, мы дорого ценим услуги, оказанные им человечеству, мы свято чтим тяжелые опыты, перенесенные им для общего блага, мы питаем глубокую благодарность за спасительные указания, которые сделал он своим собратьям, мы сочувствуем всему прекрасному, высокому, чистому, где бы оно ни проявлялось на Западе и Востоке, Севере и Юге, — но мы утверждаем, что старых опытов повторять не нужно, что указаниями пользоваться должно, что не все чужое прекрасно, что время показало на Западе многие существенные недостатки, что, наконец, мы должны иметь собственный взгляд на вещи, а не смотреть по-прежнему глазами Французов, Англичан, Италианцев, Прусаков, Австрийцев, Баварцев, Венгерцев и Турок. Ясно ли теперь для читателей, что эту клевету разносят на нас напрасно!
Напрасно разносят на нас еще клевету, что мы хотим воздвигнуть из могилы мертвый труп. Мертвый труп противен нам, может быть, более, нежели кому иному. Нет, душа бессмертная, которая обитала в этом трупе, привлекает наше внимание, возбуждает наше благоговение. И в каком Западном просвещенном государстве, в каком Немецком Университете, давно ли изучение древности, даже Мексиканской, Эфиопской стало награждаться подобною насмешкою, называться намерением воскрешать мертвецов?
Напрасно взводят на нас клевету, будто мы поклоняемся нечестиво неподвижной старине.
Нет, неподвижность старины нам противна, столько же как и бессмысленное шатанье новизны. Нет, не неподвижность, а вечное начало, Русский дух, веющий нам из заветных недр этой старины, мы чтим богобоязненно и усердно молимся, чтоб он никогда не покидал Святой Руси, ибо только на этом краеугольном камне она могла стоять прежде и пройти все опасности, — поддерживается теперь и будет стоять долго, если Богу угодно ее бытие. Старина драгоценна нам, как родимая почва, которая упитана — не скажу кровию, кровию упитана Западная земля, — но слезами наших предков, перетерпевших и Варягов, и Татар, и Литву, и жестокости Иоанна Грозного, и нашествие два-десяти язык700, и наваждение легионов духов701 в сладкой, может быть, надежде, что отдаленные потомки вкусят от плода их трудной жизни, а мы, нетысленные, мы хотим только плясать на их священных могилах, радуемся всякому пустому поводу, ищем всякого предлога, даже несправедливого, забывая пример нечестивого Хама702, пораженного на веки веков, в лице всего потомства, за свое легкомыслие.
Неизвестный автор статьи о Бретани, которая подала мне повод выразить теперь свое мнение, бросил также, может быть, нечаянно, камень в Древнюю нашу Историю, сказав с насмешкою, что ‘мы хоть недавно, но решительно распростились с своей неподвижной стариною, с безвыходным застоем Кошихинской эпохи703, и, благодаря Богу и Петру Великому, пошли вперед путем обновленной жизни и многосторонней деятельности’.
Благодарю за выбор представителя!
Избави нас Боже от застоя Кошихинской эпохи, но и сохраните нас, Высшая Силы, от Кошихинского прогресса, — прогресса Кошихина, который изменил своему отечеству, отрекся от своей веры, переменил свое имя, отказался от своего семейства, бросил своих детей, женился на двух женах и кончил свою несчастную жизнь от руки тех же иноплеменников, достойно наказанный за свое легкомысленное и опрометчивое отступничество!..
Dixi et salvavi animam704.
Статья была впервые опубликована в журнале ‘Москвитянин’, 1845, ч. II, No 3, отд. VII ‘Смесь’ как ответ на статью Е. Ф. Корша ‘Бретань и ее жители’, опубликованную в журнале ‘Московские ведомости’, 1845, No 25. До печати статья была прочтена славянофилам: И. В. Киреевскому, Аксаковым, Елагину, Хомякову, Языкову, Шевыреву — и получила их одобрение. В своей работе М. П. Погодин выступил против ‘хвалы Западным Хроникам Средних веков’ и идеи, высказанной Коршем о том, что ‘Средний век не существовал для России, потому что и Русь не существовала для него’ (см.: Барсуков К И Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 т. СПб., 1888-1910. Т. 8. СПб., 1894. С. 48-60). Текст печатается по: [М. П. Погодин.] За русскую старину (1845) // Историко-критические отрывки, М. Погодина. М., 1846. С 437-446.
689 Московские Ведомости — старейшая газета в России, до 30-х гг. XIX в. единственная в Москве. Издавалась в 1756-1917 гг. (до 1842 г. выходила 2 раза в неделю, с 1842 г. — 3 раза, с 1859 г. — ежедневно). Основана Московским университетом и до 1909 г. принадлежала ему. В 1842-1848 гг. редактором-издателем газеты был Корш Евгений Федорович (1809-1897), журналист, переводчик, издатель, библиотечный деятель.
690 статья Погодина была полемически направлена против статьи Е. Ф. Корша ‘Бретань и ее жители’ (Московские ведомости. 1845. No 25-27). Погодин считал свою статью ‘настоящею profession de foi (исповеданием веры) славянофилов’ (см.: Барсуков К П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 т. СПб, 1888-19Ю. Т. 8. СПб, 1894. С. 50).
691 Имеется в виду работа французского историка Франсуа Гизо ‘История цивилизации в Европе’ (Guizot F. Histoire gnrale de la civilisation en Europe. Paris, 1828).
692 Археографическая Комиссия — комиссия, учрежденная в С.-Петербурге при Министерстве народного просвещения в 1834 г. по инициативе историка П. М. Строева (см. также комм. 71). Согласно Уставу, комиссия нужна была для собирания, обработки и издания в свет актов и материалов, относящихся к истории и древностям России: 1) сочинений, составляющих славяно-русскую литературу, собственно исторического содержания, то есть летописей, хронографов, степенных книг, сказаний и других рукописей, в непосредственной связи с историей стоящих, 2) актов государственно-юридических, как то: грамот, уставов, наказов, судных дел, розысков и т. п. документов, объясняющих законодательство, управление и судопроизводство, также родословных, разрядных и писцовых книг, статейных списков и проч. Притом ряд издаваемых комиссиею документов не должен был восходить ко времени позже 1700 г. Комиссии поручено было также занятие русскою нумизматикой, а в 1838 г. ей же поручено и издание исторических документов на иностранных языках, относящихся к русской истории.
693 Помещица Чванкина — персонаж стихотворной комедии ‘Хвастун’ (1786) Княжнина Якова Борисовича (1742-1791) — одного из выдающихся деятелей русского Просвещения XVIII в. Герой его комедии — Верхолет выдает себя за важную придворную персону. Доверчивыми жертвами Верхолета становятся его дядя Простодум, вручивший проходимцу свои сбережения, и ‘богатая новоприезжая из деревни дворянка’ Чванкина, готовая выдать за него свою дочь Милену.
Как! столько подлости вы можете иметь,
Чтоб уличить его в толь видной лжи не сметь!
И, быв знакомы мне, сударыня, так близко,
Хотите потакать, и потакать так низко?..
Не граф, поверьте мне, — хвастун престрашный он,
И это правда так, как то, что я Честон.
Так что ж, что ты Честон, хоть знаю, да не верю.
Эти слова Чванкиной стали поговоркой.
694 Товер — Тауэр (англ. tower — башня), крепость в Лондоне, на берегу Темзы. Первоначально королевский замок, затем государственная тюрьма, арсенал и казарма, и, наконец, музей.
695 Индивидуум, индивид (от лат. individuum — неделимое), понятие, впервые введенное в научный оборот Цицероном как латинский аналог греческого термина ‘атом’, для обозначения далее принципиально неразложимого элемента бытия социума — существа, которому присуще единство сознания.
696 Дагерротипы — фотографические снимки, фотографические изображения на металлических (серебряных или медных посеребренных — покрытых слоем йодистого серебра) пластинках, которые появились в 1839 г.
697 Компендиум (от лат. compendium — сокращение, кратчайший путь), краткое пособие со сжатым изложением основ какой-либо науки, исследования и т. п.
698 Хрестоматия (от греч. chrestos — хороший, полезный и manthan — изучаю), учебное пособие, представляющее собой сборник систематически подобранных произведений и (или) отрывков из них.
699 Пафос (от греч. pathos — страдание, чувство, страсть), воодушевление, восторженность, подъем.
700 Имеется в виду экспансия Наполеона I Бонапарта в Россию в 1812 г., которую во времена Погодина называли ‘нашествием галлов и с ними двадесяти язык’.
701 Трудно сказать, что имел в виду Погодин под ‘наваждением легионов духов’. По крайней мере, этого не понял критик В. Г. Белинский: ‘Последняя фраза — верх мистической бессмыслицы, непонятна, но остальное в этих словах все понятно: дело, изволите видеть, в том, что битва при Калке, битва Донская, нашествие литвы, наконец вторжение в Россию полчищ сына судьбы не стоили нам ни капли крови, и мы отделались от них одними слезами, мы не дрались, а только плакали!!’. (Белинский В. Г. Славянский сборник // Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 7. Статьи, рецензии и заметки, декабрь 1843 — август 1845. М., 1981. С 395).
702 Хам (букв, темный, загорелый, смуглый) согласно библейскому мифу, один из трех сыновей Ноя, от которых ‘населилась вся земля’ после всемирного потопа, был проклят отцом за то, что насмеялся над его наготой (Быт. VI, 10, 20-27).
703 Кошихинская эпоха — допетровская эпоха, время царствования Алексея Михайловича, названное так Погодиным по имени Кошихина (или Котошихина) Григория Карповича (ок. 1630-1667), подьячего посольского приказа, который в 1658 г. состоял при русском посольстве А. Л. Ордина-Нащокина в Валиесари, заключившем перемирие со шведами, а в 1661 г. присутствовал при заключении И. С Прозоровским мирного договора в Кардисе, завершившем шведско-русскую войну 1656-1658 гг. По некоторым сведениям, продавал шведам копии секретных русских инструкций посольству. В 1664 г. бежал за границу, в 1666 г. был принят на шведскую службу, по заказу нового начальства написал труд ‘О России в царствование царя Алексея Михайловича’, а в 1667 г. был обезглавлен за убийство в нетрезвом состоянии хозяина дома, в котором жил.
704 Dixi et salvavi animam (лат.) — сказал и спас душу. Ср.: ‘Но если ты вразумлял беззаконника, а он не обратился от беззакония своего: то он умрет в беззаконии своем, а ты спас душу твою’ (Иезекииль, III, 19).